Часть третья КРАСИВАЯ, СЧАСТЛИВАЯ, БОГАТАЯ

Ранним утром середины мая, еще прохладным, но с обещанием настоящей жары в полдень, по одной из улиц Москвы неспешной рысью передвигалась интересная троица.

Во главе колонны, резво взбрыкивая коленками и ритмично втягивая в себя весенний воздух, бежала маленькая невесомая старушка в разноцветном спортивном костюме и с эластичной малиново-зеленой повязкой на лбу. За ней двигалась юная леди с грустными синими глазами и роскошным шлейфом темно-русых волос. Ее рысь грешила частыми остановками, девушка спотыкалась, оглядывалась и вытирала влажный лоб тыльной стороной руки.

Завершало процессию нечто: дымчато-розовый пушистый шар катился по серому, мокрому после ночного дождя асфальту. Это был Джим. Он торопливо перебирал своими коричневыми лапами, вздрагивая от каждого соприкосновения холеных бархатных подушечек с неровностями дороги. На симпатичной физиономии кота было написано недоумение и явное недовольство.

«Куда бежим? Зачем? Ведь шесть часов утра! Как хорошо было в кровати, под боком у Катерины, мягкой и теплой. Но нет, людям обязательно надо все испортить, надо простое и понятное счастье элементарного бытия извратить надуманными проблемами и обязательствами. Зачем каждый день вставать в шесть утра и носиться по микрорайону? Куда мы бежим? Вот елки-палки!»

На пару секунд бегущая троица попала в поле зрения огромной породистой собаки, которую выгуливали в палисаднике. Собака с радостным лаем легко перемахнула через невысокий забор и устремилась за Джимом, предоставив хозяину возможность изойти истошным визгом.

Кот заметил противника, но не увеличил и не снизил скорости бега. Собака, догнав Джима и не обнаружив в нем признаков беспокойства или намерения удрать на дерево, озабоченно некоторое время бежала рядом.

«Ну что, догнал? – равнодушно подумал Джим. – Ну а дальше что? Смотри, хозяин уже надорвался от крика, по телу пошли фиолетовые пятна, а тебе наплевать. Давай вали отсюда. Не мешай заниматься спортом. О, поскакал! Теленок. Скачи-скачи. Сейчас тебе устроят головомойку!»

– Сонечка Викентьевна, – взмолилась Катя, – давайте отдохнем! Я больше не могу!

– На месте стой, раз-два! – скомандовала бодрая старушка и, пока Катерина со вздохами облегчения добиралась и падала на скамейку, успела сделать пятнадцать приседаний.

– Какое чудо, это прохладное майское утро! – сказала Софья Викентьевна. – Как я люблю рано вставать!

– А я не очень, – призналась Катя. – Я бы еще поспала.

– Катюша, так оставайся! – воскликнула Сонечка. – Если утренняя пробежка не приносит тебе удовольствия, то и пользы точно не принесет. Оставайся дома, зачем ты встаешь? Раньше я бегала одна. Ах, Катюша, ты и не представляешь, как мне было одиноко, пока ты не стала жить у меня. Родственников нет, только один внук, но он в Германии, старушки-ровесницы меня игнорируют – я чересчур шустра и весела, по их мнению, а это не подобает возрасту. Только с Андреем и перекидывалась парой слов, но ты ведь знаешь, какая напряженная у него работа. Этот месяц, что ты живешь со мной, – для меня самый счастливый за последние несколько лет. Как хорошо, что Андрюша нас познакомил!

– Мне неудобно, что я села вам на шею, – призналась Катя. Рядом с ней на скамейку взобрался Джим, и они вдвоем, не обнаруживая ни малейшего желания присоединиться, следили за энергичными упражнениями, которые проделывала Софья Викентьевна.

– Мы уже обсуждали эту тему, прекрати! Ты не виновата, что так трудно найти работу. А с твоей внешностью надо быть особенно осторожной. Понятно, что в любой фирме, возглавляемой молодым мужиком, тебя примут с распростертыми объятиями, но чем это закончится?

– Я уже обошла двенадцать мест, – вставила Катерина.

– Да. Все равно что-нибудь да подвернется. Не сейчас, так через пару месяцев. А я скоро получу от «Торнадо» свой вклад с громадными процентами, и мы с тобой устроим праздник: шампанское, торт.

– Купим лангуста… Или нет, пойдем в шикарный ресторан.

– Вы вложили деньги в эту фирму? – удивилась Катя. – А я им не верю почему-то.

– Почему? Я сначала вложила одну пенсию. Получила хорошие проценты. Вошла во вкус. Это так приятно – ничего не делаешь, а деньги умножаются.

– Тогда я собрала все свои сбережения, то, что у меня осталось после покупки путевки в Италию, и недрогнувшей рукой отдала их «Торнадо». Буквально на следующей неделе получу обратно.

– А я ведь опять поссорилась с Татьяной Васильевной, с тетей моей, – внезапно сменила тему Катя.

– А что случилось?

– Она меня оскорбила, Софья Викентьевна, – горько пожаловалась Катерина. – Приехала от родителей из Краснотрубинска, привезла три банки варенья…

– Варенье изумительное, – перебила Сонечка, – то, которое из крыжовника, совсем как моя бабушка варила.

– Да, три банки варенья, а когда я сказала, что ищу работу, она мне и говорит: «Я бы, конечно, помогла тебе устроиться домработницей в хорошую семью, но ведь ты снова начнешь крутиться около главы семейства». Софья Викентьевна! Ну почему она меня так оскорбила? Ведь родной человек, почему она меня считает какой-то, ну, не знаю… Ведь…

Сердечная жалоба Катерины была прервана мужиком в майке. Он высунулся из окна первого этажа, недовольно оглядел спортсменок и хмуро произнес:

– Ну ты, оскорбленная и униженная, двигай отсюда. Устроили диспут под окном в половине седьмого утра. Крыжовник, понимаете ли, краснотрубинский. Уходите, уходите!

– Простите, что мы вас потревожили, – интеллигентно извинилась Софья Викентьевна. – Катенька, пойдем, действительно, не пристало горланить под окнами в столь ранний час. Миль пардон, мсье, эта маечка исключительно вам к лицу!

Небритый мсье озадаченно посмотрел на удивительно покладистых красоток и немного смягчился.

– А о «Торнадо» забудьте, бабушка. Ваши три доллара давно того, испарились. Я уже месяц пытаюсь получить назад свои деньги от «Торнадо» – ни хрена. Контора закрыта, на крыльце – митинг. Все, девчонки, быстро построились в колонну и марш отсюда. Мне через сорок минут вставать на работу.

Почему он сказал, что у меня три доллара? – обиженно говорила Сонечка Викентьевна, когда они на целый квартал отдалились от раздраженного любителя поспать. – Я вложила гораздо больше. Катя, ты не должна обижаться на Татьяну Васильевну, она не виновата, что воспитана в пуританском духе. Ты чудесная девочка, ты милый, чистый, доверчивый ребенок. А нападки Татьяны Васильевны – это просто этически плохо оформленное желание уберечь тебя от опасностей жизни. Понимаешь, Катя…

Катя шумно пыхтела и ничего не могла ответить: она едва успевала за воздушной восьмидесятилетней бегуньей, и надо было экономить дыхание…

* * *

– Эндрю, малыш, неужели ты читаешь «Маргариту»?

Максим Колотов в расслабленной позе лежал на диване в гостиной пряжниковскои квартиры и лениво перелистывал журнал.

В отличие от праздного журналиста, деятельный сыщик Андрей Пряжников и Катерина не теряли времени даром. Катя балансировала на одной ноге, а Андрей напряженно работал со второй ее ногой, показывая, каким остроумным способом должна Катерина вывернуть свою правую конечность, чтобы у противника сместился шейный позвонок. Сыщик обучал девушку приемам айкидо.

– Ой, я падаю! – закричала Катя, теряя равновесие и стремительно перемещаясь на ковер. Ее наставник, запутавшись в ногах ученицы, грохнулся следом.

– Ох, не нравятся мне ваши выкрутасы, – скептически заметил Максим, поднимая голову от «Маргариты». – Это может кончиться или переломом бедра, или беременностью.

Катя и Андрей в безмолвии поднялись с пола и продолжили тренировку. Они уже месяц занимались этим опасным, с точки зрения Макса, делом. Андрей, с одной стороны, расплачивался с Катериной за свое бессовестное поведение (когда он использовал ее в качестве вкусной приманки для маньяка Ника Пламенского), а с другой стороны – испытывал огромное удовольствие, занимаясь спортом с девушкой, которая была ему глубоко небезразлична.

Катя, как обычно целеустремленная и настойчивая, осваивала приемы и терпела якобы вынужденные объятия своего наставника, потому что решила: ей это необходимо. Она должна уметь защищаться, потому что жизнь изобилует опасностями. И ехидный Макс мог сколь угодно долго намекать на излишнюю телесную близость учителя и ученицы во время тренировки, мог, сосредоточенно глядя в потолок, распространяться о какой-то там беременности, Катя на это не реагировала. Она поставила перед собой задачу и уже целый месяц трудилась над ее разрешением. И если бы сейчас в темном подъезде тот же самый Максим случайно оказался у нее за спиной и без предупреждения схватил за руку, то уже через пару секунд он, несомненно, согревал бы своей щекой кафельную плитку пола. Катерина была очень трудолюбивой и талантливой ученицей.

– Какое нынче раздолье для женщин-журналисток, – сказал Максим. Журнал «Маргарита» все не давал ему покоя. – Да и журналистикой это не назовешь. Так, кружева из вымысла, минимума информации, стилистических примочек и изрядной доли назидательности. Катюшка, поступай на журфак. Потом устроишься работать в «Маргариту», будешь одной левой ногой писать по две статьи в номер и складывать денежки в тугой кошелек…

– Да что ты привязался к этому журналу, – удивился Андрей, выворачивая Кате руку и демонстрируя ей, как можно энергию противника преобразовать в энергию своего ответного удара. – Качественный дамский журнал. Обыкновенное женское чтение…

«Маргарита» выходила в пятнадцати странах и с 1994 года издавалась на русском языке. Журнал печатался в Нидерландах, содержал в себе 250 страниц роскошной глянцевой бумаги, из них треть занимала исключительно красивая и профессиональная реклама фирм «Ревлон», «Эсте Лаудер», «Л'Ореаль», «Диор», «Живанши» и так далее. Остальное место было отведено интервью со звездами эстрады, советам, как вести себя на собеседовании, рекомендациям по уходу за кожей, обсуждению проблем мужского занудства и деспотизма, борьбе с лишним весом. Если судить по стоимости «Маргариты» и абсолютной материальной ценности ее советов (обязательно купите защитный комплекс «Мэри Кэй» за 280 долларов, миленькую футболочку от «Шанель» за 1560 долларов и этим летом побалуйте себя поездкой на Сейшельские острова, где можно совершенно безболезненно и не напрягаясь потратить 15 тысяч долларов…), журнал ориентировался на женщин с солидным месячным доходом (Катя никак не попадала в эту категорию), а статьи, написанные в жанре «занимательная бесполезность», были предназначены читательницам с весьма скромным интеллектуальным уровнем (и сюда Катерина не вписывалась).

Но несмотря на раздраженные выпады, которые обрушил на несчастную «Маргариту» Максим Колотов (представитель другой линии журналистики – опасной для жизни и далекой от проблем преждевременного увядания кожи), он все же тщательно изучил оба журнала, обнаруженные в квартире у Андрея Пряжникова, прочитал все статьи подряд и особенно долго разглядывал волнующие рекламные фотографии с обнаженной натурой.

– Девочки тут, конечно, шикарные, – сказал Макс. – Но ни одна из них не сравнится с Катериной, – добавил он, подумав.

– Что это за журнал? – обратила наконец-то на него внимание Катя. – Дайте мне.

– Не могу сказать, что мне было неинтересно его читать, – заметил Андрей.

– А у тебя осталось что-нибудь в голове после того, как ты закрыл последнюю страницу? – спросил Макс.

– Ну дай я посмотрю. – Катя пыталась выдернуть «Маргариту» из рук репортера.

– Я не женщина, – возразил Андрей. – А если бы был ею, то извлек бы из журнала массу полезного. Например, что ноги лучше брить «Силк эпил комфортом», а когда занимаешься любовью, не говорить о делах, старую мебель на кухне можно преобразить, если купить в хозяйственном магазине специальную пасту для отшелушивания, дизайнер – престижная профессия, ишемической болезнью сердца страдают не только мужчины, но и женщины, благодаря регулярному сексу все тело может превратиться в большую эрогенную зону, в моде длинные пряди и маленькие пальтишки, постарайся выглядеть воплощением успеха, и удача придет к тебе, тонизирующий лосьон фирмы «Л'Ореаль» поможет добиться великолепного цвета лица, не забывайте надевать презерватив на партнера, шторы и обои из одинакового материала смотрятся очень мило…

– Да заткнись же ты! – возмутился Макс. – Вот я и говорю: профессионально исполненная чушь.

– О, – протянула Катерина, – такой журнал стоит не меньше двадцати тысяч, я видела в киоске. Такой дорогой! И такой красивый! – Катя вздохнула с благоговением. – Андрей, я возьму его почитать?

Мужчины переглянулись.

– Вот видишь, – сказал Максиму Андрей. – Ты несправедлив.

– Катюша, это не стоит твоего внимания! – апеллировал Макс.

– А сам два часа с лупой по нему ползал. Катя, приходите сегодня с Соней ко мне на ужин. Я вас приглашаю. Приготовлю что-нибудь вкусное.

– Придем, – поспешно согласилась Катя.

Так как она уже месяц жила за счет Софьи Викентьевны, каждая ложка борща и кусочек сыра были укором ее самолюбию и совести: ей казалось, что она «объедает» гостеприимную пенсионерку. И старалась есть как можно меньше. Поэтому приглашение на ужин прозвучало в ее душе (и желудке) нежным и сладким звоном колокольчиков.

– А меня не приглашаешь! – возмутился Макс. – Друг называется. Самостоятельно предлагаю свою кандидатуру. Принято единогласно. Обязуюсь обеспечить стол прохладительными и горячительными напитками.

Катя взяла журналы – апрельский и майский номера «Маргариты» – и направилась к двери.

* * *

Радостное воодушевление, с которым Софья Викентьевна в понедельник отправилась за процентами в компанию «Торнадо», было столь же сильным, как возмущение и обида, написанные на ее лице по возвращении. У закрытых дверей конторы оптимистично настроенную Сонечку встретила раздраженная толпа вкладчиков инвестиционной компании. Народ подпитывался мрачным желанием выловить хотя бы одного представителя фирмы «Торнадо» (в оптимальном варианте – президента) и если не получить от него обратно свои деньги, то хотя бы немного изменить его внешность. Сотрудники компании, очевидно, предугадывали добрые намерения инвесторов, потому что ни один из них не появлялся в офисе последние две недели.

Сонечка пообщалась с хмурыми собратьями по несчастью, обогатилась некоторой информацией (денег нет и не будет), узнала о себе кое-что новое (например, что она «наивная девочка») и отправилась домой, разочарованная и поникшая.

* * *

Менее чем за месяц уравновешенный, выдержанный и не склонный к истерикам Андрей Пряжников одну тысячу восемьсот двадцать пять раз предложил Катюше выйти за него замуж. И только в 99,84 процента случаев предложение было встречено бурными воплями несогласия. Оставшиеся доли процента наполняли сердце талантливого сыщика надеждой и сладким томлением.

Поэтому сегодня Андрей стоял перед Катериной и, настойчиво удерживая ее за руку, предлагал разделить с ним тяготы пересечения Средиземного моря. Круиз планировался на месяц (Афины, Анталья, Родос, Триполи, Александрия, Тунис, Малага, Балеарские острова, Неаполь, Венеция), теплоход, кроме трех бассейнов и двух спортзалов, имел еще бар, массажные кабинеты, ресторан, танцевальную площадку и прочее. Благородный Андрей был согласен на две одноместные каюты вместо одной двухместной. Неприступная Катерина упиралась.

– Я никуда с тобой не поеду! – резко и категорично говорила она, как женщина, уверенная, что уговоры на этом не оборвутся. – Ведь мы уже сто раз обсуждали эту тему! Как все это будет выглядеть? С какой стати ты покупаешь мне такую дорогую путевку? Ты мне не муж и не любовник…

– Это легко исправить!

– …и могу тебе гарантировать, в обозримом будущем не станешь им!

– Думаю, тебе не стоит так пессимистически оценивать ситуацию. Возможно, ты переменишь свое решение, и очень скоро.

– Нет!

– Катя, ну почему, почему ты такая вредная?! – возмутился Андрей. – Скажи, разве это не было твоей мечтой, когда ты ехала в Москву из Краснотрубинска, – выйти замуж за хорошенького, небедного мальчика, который будет дарить тебе розы, водить в рестораны и красить ногти на ногах, который будет защищать тебя и лелеять, сделает тебя беременной…

– Да, я мечтала об этом, потому что в Краснотрубинске это казалось мне пределом мечтаний. А теперь я изменилась. Я не хочу выходить замуж. Пока.

– Я слишком молода. Я хочу стать личностью, хочу что-то представлять собой, а не быть чьей-то любовницей, содержанкой или женой.

– Но я не буду тебе мешать! – воскликнул Андрей. – Становись кем хочешь, я не буду тебе мешать – записывайся на курсы японского языка, прыгай на батуте…

– Ты смеешься надо мной! – взвилась Катерина. – На батуте! Ты прекрасно понимаешь, что я говорю не об этом!

– Какая ты обидчивая, – разозлился Андрей. – Что за провинциальная агрессивность! Никто над тобой не смеется.

– Извини, пожалуйста, я не так сильна в улавливании оттенков интонации, как ты, столичный человек. Я восемнадцать лет прожила в деревне, в Краснотрубинске, мне за тобой, потомственным москвичом, не угнаться.

– О Боже! Ну прекрати язвить. Поехали отдыхать.

– Анталья, Неаполь…

– А ты мне надоел! – логично завершила спор Катерина. И выиграла битву.

Сыщик раздраженно дернулся, открыл было рот для нового аргумента, но обессиленно махнул рукой, достал из кармана ключи, кинул их на стол со словами: «Отдай Соне» – и вышел из квартиры, хлопнув дверью.

Удовлетворенный исходом дебатов Джим (Катюша, любимая им больше горячих сарделек, остается дома и никуда не едет!) мягко соскочил на пол с кресла и стал обниматься с ногами драгоценной хозяйки.

– Ну что? Добилась своего? – грустно спросила себя Катя. – Могла бы целый месяц валяться в шезлонге, приобщаться к знаменитой венецианской плесени и осматривать греческие развалины, вместо того чтобы ежедневно мучить себя вопросом, где найти работу и откуда взять денег. Личность! Необразованная, ограниченная, закомплексованная провинциалка!

Входная дверь открылась. Сначала показался цветной пакет, из которого торчал батон, затем – озабоченная и немного трагическая Софья Викентьевна.

– Катюша, позапозавчерашний мужчина в майке оказался пророком. Мои деньги испарились. Теперь мы основательно сели на мель. Вот, на последние гроши запаслась нехитрым провиантом. Будем молить Бога, чтобы вовремя выдали пенсию.

– Приходил Андрей. Оставил вам ключи от квартиры, – мрачно сказала Катя. Известие, что Сонечкин вклад сгорел, не улучшило ей настроения.

– Он что, уезжает?

– В круиз. На теплоходе. На целый месяц.

– А, ясно. Я буду поливать его красный перчик.

– Он выращивает его на подоконнике, а потом кладет в борщ и суп.

– Ну надо же!

– Не расстраивайся из-за денег, Катенька. Мы что-нибудь придумаем. Может быть, внук вспомнит, что у него в Москве бабулька грызет мебель от голода, и вышлет из Германии увесистую посылочку…

* * *

Вместо германского внука о Софье Викентьевне вспомнили сотрудники фирмы «Забота».

Сонечка открыла дверь и с удивлением обнаружила на пороге двух приятных глазу и солидно одетых молодых людей. Один из них держал в руке кожаный кейс, другой крепко прижимал к груди объемный бумажный пакет, наподобие тех, с которыми покидают супермаркет американские домохозяйки.

– Здравствуйте, уважаемая Софья Викентьевна! – сказали молодые люди почти одновременно.

Здравствуйте, – сдержанно ответила Сонечка. – Если вы сотрудники частного института социологических исследований и хотите узнать, не стала ли я испытывать меньшее вожделение в отношении президента после «черного вторника» и начала чеченской войны, то сразу отвечаю: да, стала. Если вы завербованы «Гербалайфом» и намерены приобщить меня к радостям таблеточной диеты, предупреждаю: мой вес абсолютно в норме. Если вы представители голландской компании – не помню названия – и хотите предложить мне набор зажигалок, детский синтезатор, яйцерезку или дезодорант для насекомых, и все это на шестьдесят процентов ниже магазинных цен, знайте, что уже по крайней мере пятерым представителям я отказала. У меня нет денег на все эти милые вещицы. Ну хорошо, на одну упаковку ароматизированных прокладок «Кэфри» вам еще удастся меня раскрутить, валяйте.

Молодым людям потребовалось несколько минут, чтобы переварить информацию. Потом один из них немного ошалело произнес:

– Знаете, Софья Викентьевна, возможно, после нашего визита у вас появится возможность купить сразу тысячу яйцерезок и контейнер «Кэфри».

– Мы пришли к вам с необычайно выгодным предложением, – подхватил другой. – Позвольте представиться: Сергей Борисович Загородский, юрист, менеджер фирмы «Забота». А это мой коллега Николай Анатольевич Ерменко. Вот наши визитные карточки. Действительно, наше предложение вас чрезвычайно обрадует и вы непременно на него согласитесь.

– Неужели! Значит, вы хотите предложить мне стать приемной дочерью умирающего арабского шейха-миллиардера! – воскликнула Соня. – Тогда проходите. А откуда вам известно мое имя?

– Дело в том, Софья Викентьевна, – нежно и вкрадчиво начал Сергей Борисович, – что наша фирма, отнюдь не голландская, а отечественная, российская, тесно сотрудничает с органами социального обеспечения, поэтому ваши координаты были внесены в компьютерную картотеку «Заботы».

– Я у вас «под колпаком»! – обреченно констатировала Сонечка.

– Верно, – улыбнулся Сергей Борисович. – И вот что мы хотим вам предложить…

* * *

Целый час Катерина пыталась выявить в своем потенциальном боссе те положительные черты, которые позволят ей согласиться на предложенные условия, но как только она бросала взгляд на откормленную, нагловатую физиономию директора, в подсознании зажигалась красная лампочка и истошная воющая сирена предупреждала ее об опасности. А обещанная зарплата была столь соблазнительна!

– Нет, я думаю, что ваше предложение мне не подходит, – со вздохом произнесла Катерина, поднимаясь с кресла.

Мордатенький шеф тоже поднялся и застегнул пуговицу на пиджаке.

– Весьма сожалею, – сказал он, шаря по Катюше облизывающимся взглядом. – Если передумаете – звоните. Думаю, до конца этого месяца мы еще будем продолжать отбор кандидаток. Вы нам очень подходите, Катя. Как раз такого высококвалифицированного и образованного помощника я хотел бы видеть у себя в приемной. Подумайте еще!

«Вы нам очень подходите, – зло повторяла Катя по дороге домой. – От одного только взгляда можно утратить девственность. Конечно, я ему подхожу. Между нами было три метра расстояния, а осталось ощущение, словно он битый час давил меня в кресле. Отвратительный тип. Сейчас залезу в ванну под душ. Интересно, включили горячую воду или нет. Я все еще без работы. Уже целый месяц…»

– Катя, что сейчас было! – Софья Викентьевна и Джим крутились в прихожей около появившейся Катерины, первая с какой-то возбуждающей новостью, второй – с деликатными поцелуями. – Представь, заходят два мальчика. Одеты с иголочки,, костюмы, галстуки, все как положено. Один чуть не надрывается под тяжестью огромного съедобного, как оказалось, пакета. Сергей Борисович и Николай Анатольевич работают в фирме «Забота». Сергей Борисович мне и говорит – говорит он красиво и витиевато, но я передам тебе только суть, а то можно пересказывать до вечера, – Сергей Борисович мне говорит: вы, Софья Викентьевна, старая вешалка, восьмидесятилетняя карга, в любой момент можете окочуриться…

– Прямо так и сказал?! – ужаснулась Катерина.

– Да нет же, Катя, это смысл, суть, а говорил он очень хорошо, вежливо, литературно. Так вот: а квартиру вам оставить некому. Ваш единственный родственник – внук, состоятельный бизнесмен, который проживает в Германии. Возможно, он и побеспокоится о квартире после того, как вы, милая Софья Викентьевна, отвалите в мир иной, но заботится ли он сейчас о вас так, как это хотим сделать мы? Пусть последние годы жизни станут самыми лучшими. Мы можем предложить многое: поездки за рубеж, лечение в самых лучших здравницах, мы исполним все ваши желания. Вот посмотрите, какие деликатесы мы вам принесли, это, так сказать, наш первый, самый маленький взнос в будущее совместное предприятие «Сонечка и „Забота“. Прежде чем попасть в рай на небеса, устройте себе рай на земле. А что взамен? Сущий пустячок, ерунда, о которой даже не стоит говорить. Надо поставить подпись на контракте, что после моей смерти московская квартира переходит в собственность фирмы. Всего-то!

– А вы?

– Сказала, что люди часто ошибались во мне, но чтобы вот так, незавуалированно выдавать меня за полную кретинку – это впервые. И выставила их за дверь! А пакет с продуктами отобрала. В качестве компенсации за потраченное на них время.

– Они, наверное, обиделись?

– Из-за пакета? Не думаю. Вряд ли мне удалось их разорить.

– Из-за вашего отказа подписать контракт.

– Это все равно что подписать себе смертный приговор. Лучше я оставлю квартиру тебе, Катерина. Ты ведь не пырнешь меня ножичком после того, как я составлю завещание. А эти шустрые ребята на это, мне кажется, вполне способны.

– Неужели они так просто отвяжутся?

– И надо было Андрею уехать в отпуск именно вчера! Оставил двух одиноких и беззащитных девочек.

– Жуткий эгоист, – горячо поддержала Катя. – И вообще, такой противный, надоедливый, упрямый…

– Ты так страстно осыпаешь нашего отсутствующего супермена лестными эпитетами, Катюша, что подозреваю, ты к нему неравнодушна.

– Что за глупости, Сонечка Викентьевна! – возмутилась Катя. – Я не питаю к Андрею абсолютно никаких чувств. Он мне так же безразличен, как результаты выборов в Претории. Пусть путешествует, бороздит Средиземное море на шикарном лайнере, обнимает загорелых девиц, пьет свое любимое пиво – мне совершенно, совершенно все равно, уверяю вас! Единственное, что меня волнует, – это то, что я никак не могу найти работу! Никак!

* * *

– Резвая старушка, – говорил Сергей Борисович, ловко устраивая джип в свободном от автомобилей промежутке на платной стоянке, – кто бы мог подумать! Восемьдесят лет.

– Выглядит моложе, – отозвался Николай Анатольевич. – Честно говоря, она совсем не производит впечатления одинокой дряхлой пенсионерки, которая варит суп из картофельной шелухи и позволяет себе полкилограмма яблок раз в четыре месяца.

– К сожалению, и признака разрушительных болезней я не заметил на ее лице. И ни одного пузырька с лекарствами на столе или тумбочке. Весела, шустра, сообразительна, как пятнадцатилетний подросток. Что мы будем с нею делать?

– Приступим к плану «Б», я думаю. Старушка просто не осознает, как мы ей нужны.

Бизнесмены, добрые сердца которых повелевали им разыскивать и брать под свое крыло одиноких, больных, забытых всеми старичков, вышли со стоянки и направились к неприметному пятиэтажному дому, где в скромной однокомнатной квартире на втором этаже располагался их офис. Софья Викентьевна не была одинокой, больной или покинутой, но с сегодняшнего дня у нее появился в лице фирмы «Забота» внимательный и настойчивый друг, от услуг которого было очень нелегко избавиться.

* * *

Джим с урчанием вылизывал консервную банку из-под ветчины и с удовольствием ощущал, что его желудок сейчас испытывает почти забытую радость переполненности пищей. Желтая банка с надписью на испанском языке уже сверкала, но Джим с благодарностью лизнул ее еще пару раз. Потом он оставил кухню, прогулялся по квартире, для разминки с разбегу прыгнул на ковер, повисел немного на нем, испытывая, крепко ли он держится, затем, извиваясь, залез под одеяло на Катиной кровати, уткнулся носом в ее подушку, с благоговением вдохнул любимый аромат и замер.

Джим стойко переносил трудности момента. Он понимал, что они с Катериной до сих пор не умерли с голоду только благодаря щедрости приютившей их Софьи Викентьевны. Джим не роптал, обуздывая свою привычку есть вкусно и столько, сколько хочется. Он понимал, что трудности с деньгами временные и, как только Катерина найдет работу, он вновь сможет расстаться с горькой необходимостью подсчитывать каждую съеденную сосиску.

Когда он являлся собственностью Орыси, Джим не был страстным гурманом, и пища была для него лишь элементарным источником энергии, подпитывающей его великую любовь к хозяйке. Сейчас похудевший колор-пойнт с удивлением вспоминал копченые свиные рулетики и бутерброды с красной икрой и поражался, как он мог равнодушно все это проглатывать, не задумываясь, каким огромным жизненным удовольствием является еда. Свиной рулетик, золотистый и пахучий, на разрез оказывался сочно-розовым с прожилками нежного сала, икру он слизывал с бутерброда, и оранжево-янтарные упругие шарики лопались во рту солеными брызгами. Жирное и желтое масло он еще удостаивал своим вниманием, а кусочки черного хлеба с Запахом тмина, на которые было намазано все это икорно-масляное великолепие, игнорировал. Потом была еще сырокопченая колбаса. Ее надо было жевать долго и напряженно. Сардельки были настолько сочными и обжигающими, что, когда Орыся снимала с них прозрачную кожицу, лопались под вилкой. Жареную камбалу он почему-то любил больше сметанных карасиков, а почки в винном соусе были так же хороши, как и свежесваренный говяжий язык.

А теперь Катерина изображала из себя во время обеда крохотную синичку, которой достаточно капли чая и кусочка хлеба, чтобы наесться, и Джиму, глядя на нее, тоже приходилось симулировать стойкое отсутствие аппетита, чтобы не разорять гостеприимную хозяйку дома.

Последнюю неделю стало совсем плохо с деньгами и, следовательно, с провиантом, но неожиданный визит двух малоприятных самоуверенных типов с огромным пакетом еды на некоторое время исправил положение. Молодчина Сонечка, блеснула незакомплексованностью и отсутствием никому не нужной застенчивости и не позволила пакету покинуть территорию квартиры. Благодаря этим чудесным качествам Джим сегодня получил в единовластное пользование банку испанской ветчины. В старые времена он скептически заметил бы, что его бы больше устроило не липкое, консервированное, полуискусственное испанское мясо (да что они могут в своей несчастной Испании!), а ломоть настоящей свиньи, которая еще недавно легкомысленно и беззаботно бегала по какому-нибудь подмосковному дворику, жевала травку и картошку из корытца, увеличивая свои вкусные тугие килограммы. Но сейчас Джим чуть не расплакался от благодарности, принимая из Сонечкиных рук расписную рифленую банку, и разделался с продуктом в два счета.

«Деньги, деньги, – размышлял Джим, засыпая, – как велика их роль в нашей жизни. У Катерины нет денег, и вот уже моя шерсть теряет прежний блеск, живот прилипает к позвоночнику, в глазах появляется незнакомое кровожадное выражение. Моя бедная крошка Катерина! Каждый день бегает по объявлениям, разыскивает порядочную и небедную контору, которая давала бы нам возможность прилично жить. Я и сам бы с готовностью пошел работать секретарем в престижную фирму, но черт его знает, как включается этот компьютер, и на телефонные звонки я вряд ли отвечу. Вся надежда на Катю…»

И Джим сладко уснул.

* * *

Очевидно, после месяца радости и приподнятого настроения, вызванного пребыванием в доме чудесной девочки Кати, в жизни Софьи Викентьевны глубоким противотанковым рвом легла полоса неудач. Сначала государство, как обычно склонное делать мелкие и крупные пакости, оставило Сонечку на неопределенный период без пенсии, потом респектабельная и добротно рекламируемая компания «Торнадо» рухнула в пропасть заранее спланированного банкротства, следом возникли в жизни непрошеные гости из фирмы «Забота» с их претензиями на Сонечкино имущество. И в конце концов восьмидесятилетняя оптимистка, которая рассчитывала еще по крайней мере двадцать лет прожить без проблем со здоровьем, загремела в больницу.

Сначала обнаружился насморк, и это несмотря на горячую, солнечную весну. Софья Викентьевна два дня трубила в платочек, как корова-роженица, на третий день ее живописная сопливость ввергла в панику проходившую мимо врачиху. Сердобольная женщина долго и напряженно всматривалась в лицо Сонечки Викентьевны, осторожно щупала ее переносицу, а потом попросила немедленно, в этот же день прийти к ней на прием. Врач Елена Николаевна работала в онкологическом центре.

Одно лишь приглашение посетить врача-онколога надолго лишило бы другого человека аппетита и настроения. Но Софья Викентьевна не поддавалась.

– Ерунда, – сказала она встревоженной и расстроенной Катерине, укладывая в сумку постельное белье, дорогую германскую пижаму, шикарный халат, спортивный костюм, рулон туалетной бумаги, набор увлажняющих кремов, бигуди, расческу из натуральной березы, массажер, три детективных романа, посуду и прочие необходимые в больнице, куда она должна была лечь на обследование, вещи. – Не верю я врачам. Верю только себе. Мне хорошо. Насморк прошел. Поваляюсь недельку в кровати, пообщаюсь с людьми и вернусь. Не беспокойся, Катюша, за меня. Вот, осталось двадцать тысяч. И я напишу записку, чтобы пенсию вместо меня выдали тебе – вдруг все-таки удастся ее получить. В холодильнике еще несколько сувениров от «Заботы». Пару раз сходи к Андрею, полей его красный перец.

– Ну почему же так не везет! – с отчаянием воскликнула Катя. – Работы нет, денег нет, и вы еще оставляете меня.

– Ненадолго, Катерина. А работу ты скоро найдешь. И денег у тебя будет столько, что ты будешь их заталкивать в кладовку, как Джим Кэрри в «Маске», а они будут вываливаться обратно. Ах, Катюша, ты даже не подозреваешь, насколько ты богата!

– Я? Да я нищая! – обалдела Катя. – Нищая и несчастная.

– Ты богатая и счастливая. Сколько девочек оказались бы на вершине счастья, обладай они твоей яркой внешностью. А твоя молодость? Твое крепкое здоровье? А уникальная восприимчивость к знаниям и способность самосовершенствоваться? Это талант – схватывать все на лету и добиваться успеха в любом деле, за которое ты берешься. Разве это не богатство? А твой чудесный характер, твоя настойчивость и целеустремленность, твоя железная сила воли, твоя честность и порядочность? Нет, Катерина, ты не осознаешь, какими драгоценными дарами владеешь. Несомненно, ты богата, но только по юности лет не можешь адекватно оценить свое богатство.

– А-а… вы это имеете в виду, – разочарованно протянула Катерина. Она предпочла бы к сокровищам, бесплатно данным ей природой, прибавить еще пару тысяч хрустящих американских долларов.

– А деньги… Возможно, те миллионы, о которых ты сейчас мечтаешь, станут тебе не нужны еще до того, как поступят в твое владение.

– Как это? – удивилась Катерина.

– Ну будет у тебя много денег. Ты нанесешь удар по всевозможным магазинам, будешь кормиться только в лучших ресторанах, объездишь весь мир, но в конце концов ты вернешься к себе самой. К своим мыслям, к своему сердцу, своей любви. И если ты по дороге растеряешь все внутренние драгоценности, то просто не к чему будет возвращаться. Поэтому береги то, что имеешь… Катенька, – вдруг робко добавила Софья Викентьевна, – ты приедешь разок ко мне в больницу? Мне будет там скучно!

– Что вы, Сонечка! – ахнула Катерина. – Да я каждый день буду вас навещать, пока вас не выпишут с извинениями, что зря побеспокоили.

– Каждый день не надо – путь неблизкий. Но я буду ждать тебя, конечно. Ты мне сейчас стала ближе родного внука, который затаился в своей Германии и, видно, совсем забыл про бабулю. Если позвонит, ты его, Катя, не волнуй. Скажи, просто легла в больницу проверить исправность систем. Не уточняй, не вдавайся в подробности. А еще, Катюша, хотела тебя попросить. Моя путевка в Италию снова горит синим пламенем. Сходи, пожалуйста, в туристическое бюро, пусть или деньги вернут, или включат меня в другую группу. Лучше, конечно, перенести поездку, не хочу отказываться от мысли побывать в Италии.

– Я все сделаю, – заверила Катя, – не беспокойтесь об этом. А вы постарайтесь не грустить и не поддаваться унылой больничной атмосфере. А то действительно чем-нибудь заболеете.

– Постараюсь. Ну, кажется, я все собрала. Джим, до свидания. Береги Катюшу, присматривай за ней.

Катя подхватила увесистую сумку Софьи Викентьевны, и девочки покинули дом.

* * *

Год назад, когда Джулия приезжала в Москву, ее органы чувств, настроенные на восприятие красивого, изысканного, безупречного, стонали и возмущались. На этот раз, прилетев в столичный город из Парижа, она была приятно удивлена. Москва преобразилась и в ярком майском солнце казалась предпраздничной.

Джулия Пирл приехала в столицу России на охоту. Это было ее профессией, ее любимой работой, которой она предавалась с энтузиазмом и самозабвением.

Ей было 36 лет, причем двенадцать последних никак не отразились на ее внешности и фигуре: Джулия выглядела при вечернем освещении свежей двадцатилетней девушкой, при дневном – цветущей двадцатипятилетней женщиной. В прошлом были Лондон и архитектурная школа, занятия в Риме историей живописи, очень дорогие курсы актерского мастерства в Нью-Йорке, искусствоведческие лекции в Сорбонне, несколько лет сотрудничества в мастерских ведущих парижских кутюрье, работа в самых престижных женских журналах мира и агентствах моделей. Годы тренировки отточили ее чувство прекрасного до остроты хирургического скальпеля, и это умение распознавать гармонию и улавливать тончайшие оттенки красоты позволяло ей вести хорошо обеспеченную жизнь в Париже. К мнению Джулии прислушивались мэтры рекламного и модельного бизнеса, для редакторов дорогих дамских журналов она являлась своеобразным флюгером, показывающим, в какую сторону будет ду. ь завтра изменчивый ветер моды. Безупречное чувство вкуса и уникальный талант предугадывать, в каком конъюнктурном рыночном продукте реализуются очередные модные тенденции, делали саму Джулию предметом пристального изучения. За ней наблюдали. Если в гардеробе Джулии внезапно появлялась джинсовая вещь или плечи ее костюмов заметно уменьшались в размерах, – можно было без сомнения сказать, что через пару недель Европу и Америку охватит новое повальное увлечение джинсой, а «плечи» скоро совсем выйдут из моды. Если Джулия заходила в редакцию «Еlle» в небрежно повязанном шелковом платке из коллекции Шанель пятилетней давности – через несколько дней весь Париж сходил с ума от почти забытой идеи «по-крестьянски» обматывать голову дорогим натуральным шелком. Если Джулия обращала внимание на никому не известную, новую манекенщицу, с девушкой моментально подписывался контракт, так как умение Джулии распознать в скромном пятнадцатилетнем ребенке будущую звезду подиума, о чьем лице и теле будет грезить половина мужчин планеты, не допускало ни единого процента погрешностей.

Она была точным барометром грядущих изменений в пристрастиях толпы, экстрактом настроений в индустрии моды, образцом изысканной стильности в одежде, прическе и макияже, просто шикарной женщиной.

Сотрудничество в журналах и газетах, участие в выставках, чтение лекций, плотное общение с кутюрье за кулисами сезонных показов мод – все это доставляло Джулии немалое удовольствие, но охота за новым образом была для нее наиболее любимым видом деятельности и творчества. В городах Таиланда, Японии, Египта, Бразилии, России, Швеции, Испании – в столицах и самых укромных уголках этих стран она искала и находила лица, которые становились символами модных направлений. Полгода назад она получила заказ от знаменитой французской фирмы подобрать рекламный образ для новой парфюмерно-косметической серии, выдержанной в восточном стиле. Аромат духов, кремов, шампуней, гелей, пенок, дезодорантов из этой линии пробудил в Джулии определенные ассоциации, и она не раздумывая направилась в Токио. Там, после двух недель напряженного исследования домов моделей, кимоно-центров, ресторанов, кафе, дискотек, выставок, рыбных базаров, супермаркетов, ей удалось прямо на улице выловить маленькую японку, которая с первого взгляда заставила сердце Джулии забиться в радостном волнении – это была она, ее новый бриллиант. Девушка едва преодолела планку в 155 сантиметров, и фигура ее, как и у всех японских женщин, не отличалась изящными пропорциями, но охотница за прекрасными образами в одно мгновение распознала очарование стопроцентно звездного лица. И вот уже четыре месяца с рекламных плакатов во всех европейских столицах и крупных городах Америки светилось ускользающей улыбкой немного изменившееся (работа знаменитого визажиста) прекрасное и загадочное лицо Мио Танаки. Рядом с этой необычной таинственной улыбкой и чудесными восточными глазами на фотографиях неизменно присутствовал флакон духов или баночка крема из новой коллекции, а миниатюрная японка в два месяца выучила французский язык, освоилась в Европе и получала теперь гонорары, которые позволили ее многочисленной японской семье совершить гигантский прыжок вверх по лестнице материального благополучия. Джулия гордилась своей находкой. Она была одной из самых счастливых женщин на свете, потому что получала от своей работы такое же ошеломляющее удовольствие, как и от секса с любимым мужчиной или от ледяного глотка подлинного французского шампанского в очень жаркий летний день.

Новый заказ был тоже связан с парфюмерией. У духов еще не было названия, наиболее подходящее сочетание звуков еще только вычислялось с помощью компьютера, но на аромат уже возлагались огромные надежды. Большие надежды возлагались также и на Джулию. Она искупалась вдыхании причудливого парфюма и сразу же сообщила, что необходим славянский тип лица, тонкие линии, выразительные, желательно синие, глаза (в принципе цвет глаз не проблема, все разрешимо с помощью цветных контактных линз), беззащитность и удивление во взгляде, детские пухлые губы, в общем – женщина-ребенок. И Джулия незамедлительно отправилась в Москву на поиски…

* * *

Опрометчивое заявление, что достаточно посетить ее в больнице один раз, дорого обошлось бы Софье Викентьевне, если бы Катерина была менее заботливым и более равнодушным человеком. В больнице кормили на редкость скудно, к тому же повара демонстрировали изумительную склонность к вредительству. Молочная рисовая каша беззастенчиво воняла селедкой и лежала на тарелке растопыренным засохшим комком. Несчастные обитатели палат должны были не только бороться с недугами, преодолевать стойкое неумение медперсонала переключаться со своих проблем на проблемы вверенных им больных, но и сражаться с опасностью голодной смерти.

Всю неделю Катерина аккуратно приезжала к Сонечке и кормила ее тормозком. Эти тормозки стоили Кате массу нервов, ухищрений и изворотливости. Она посадила себя и Джима на жестокую диету, она перерыла все кухонные ящики, собирая остатки гречки, макарон и сахара, она тратила оставленные Соней двадцать тысяч рублей с ужасающей скаредностью, она призвала на помощь свои исключительные кулинарные способности, она взвешивала на ладони и мысленно делила на порции каждую сардельку из продуктового пайка, оставленного ребятами из фирмы «Забота». Джим, видя, как изворачивается бедная Катерина, мучился угрызениями совести: о, зачем, зачем он слопал целую банку испанского мяса?! Почему не спрятал половину про запас? Анемичный цыпленок, прилипший к стенке морозильной камеры, дебютировал в роли чудесного куриного супа, из крошечной банки импортной тушенки Катя смастерила настоящее жаркое. Удивленной Соне она сказала, что заняла денег у тети, хотя на самом деле оскорбленное самолюбие не позволяло ей съездить к Татьяне Васильевне и попросить денег.

Когда Софья Викентьевна сообщила, что ее продержат здесь еще по крайней мере неделю – до начала июня, Катя вздрогнула и горестно вздохнула и в тот же вечер нанесла визит отсутствующему Андрею и обчистила его холодильник. Кроме того, на тумбочке в прихожей валялось 36 тысяч рублей мятыми купюрами. Катерина забрала и их. «Рассчитаемся, – мрачно думала она, совершая кражу, – а Сонечка еще называла меня честной и порядочной!»

– Анализы хреновые, – интеллигентно намекнула Софья Викентьевна на свое критическое состояние в очередное посещение.

Она стояла у окна, грациозная и яркая в спортивном костюме, и, положив ступню в белоснежном носке на подоконник, делала ритмичные наклоны, пытаясь носом достать колено. Ей это удавалось. Соседки по палате в меланхоличном неодобрении наблюдали за этим ненужным, по их мнению, выпендрежем.

– Анализы хреновые, – повторила Сонечка, приглашая Катю сесть на стул. Наверное, анализы были действительно плохими, так как прежде культурная Софья Викентьевна никогда не позволяла себе таких раскрепощенных оборотов речи. – Но я все равно не верю, что у меня креветка.

– Что? – удивилась Катя, поднимая голову от сумки, из которой она осторожно вынимала баночку с горячим супом.

– Креветка. В смысле рак.

– И я не верю, – вздохнула Катя. – Я ходила в туристическую фирму, они хотят перенести вашу поездку на 19 июня. Это подойдет?

– Конечно, – оживилась Сонечка, – Италия, я поеду в Италию! Пойдем в коридор, уединимся. Катерина, будь добра, найди мне самоучитель итальянского, желательно с кассетой, и пошарь в квартире у Эндрю, у него есть маленький плейер. Я круглосуточно буду слушать итальянский язык. Так, сегодня 27 мая. Остается целых три недели. Как ты думаешь, я успею хоть немного научиться говорить?

– Я бы научилась, – пожала плечами Катерина, – у меня есть учебник. Ничего сложного. Грамматика не содержит принципиальных отличий, как, например, в немецком. Вопросы можно задавать с помощью интонации, как и в русском. Произношение легкое, артикулирование смещено вперед, губы сначала сильно устают. Но если вы сумеете вызубрить двести—триста слов и если вам удастся заставить итальянцев говорить медленно и разборчиво, думаю, вы сможете с ними общаться на элементарном уровне.

– Здорово! – восхитилась Софья Викентьевна. – Неси учебник. Италия ждет меня. Проклятые анализы, испортили мне сегодня с утра настроение. Хорошо, что ты пришла, Катенька! А что сегодня на обед? Без тебя я умерла бы с голоду.

Катя грустно улыбнулась, пододвинула Соне вилку и стала выкладывать на тарелки сумасшедше вкусную еду. Пришлось отворачивать нос в сторону, иначе не удалось бы скрыть от Сонечки обильного слюноотделения.

* * *

– Софья Викентьевна уже дома? – донеслось изза двери.

Катюша незамедлительно распахнула дверь. В коридоре стояла молодая симпатичная женщина.

– Здравствуйте. А Софью Викентьевну уже выписали? – осведомилась она.

– Нет, – ответила Катя. – Проходите, пожалуйста.

– Вы ведь не родственница, – уточнила посетительница. – Я знаю, у Софьи Викентьевны из родственников только внук в Германии.

– А кто вы? – поинтересовалась Катя.

– Должно быть, Софья Викентьевна рассказывала вам. Я из фирмы «Забота». Мы договаривались с ней подписать контракт об опекунстве.

Катя резко встала из кресла, в которое было уселась.

– Садитесь, садитесь, – разрешила милая женщина, – что вы заволновались?

– Но Софья Викентьевна не собиралась подписывать никакого контракта!

– О, видите ли, ситуация ведь изменилась. Я навестила ее в больнице пару дней назад. К сожалению, диагноз неутешительный, и Софья Викентьевна прекрасно осознает, что жить ей осталось совсем немного. Мы искренне хотели бы помочь. Самые дорогие лекарства, препараты, консультации у платных специалистов – с нашей помощью она сможет не ограничивать себя в средствах. Если понадобится – лечение на курортах и так далее. Кажется, мне почти удалось убедить Софью Викентьевну, что мы желаем ей только добра. Но она все еще колеблется, все еще боится, что мы из той породы коммерсантов, которые заставляют беззащитных стариков подписывать договор, а потом жестоко расправляются с ними, присваивая себе их квартиры. Поэтому я хотела бы попросить вас деликатно повлиять на Софью Викентьевну, поддержать ее в желании сотрудничать с нами, в котором она все никак не может утвердиться.

– Но она мне ничего не сказала про диагноз! – горячо возразила Катя. – Вы ошибаетесь! Она вполне здорова, и ее скоро выпишут.

– Ах, милая девочка, Софья Викентьевна просто не хотела вас расстраивать. К сожалению, она обречена. Возможно, она и дальше ничего вам не скажет, вы все-таки ей не родной человек, но факт остается фактом. Пусть последние несколько лет ее жизни не будут омрачены безденежьем и невозможностью реализовать свои тайные желания. Повлияйте на Софью Викентьевну, прошу вас.

Симпатичная женщина, уверенно, как бусы на нитку, нанизывающая стройные фразы одна на другую, все больше и больше не нравилась Катерине. Она постаралась свернуть разговор:

– Хорошо. Очевидно, вы правы. Хотя… У Софьи Викентьевны есть внук, вряд ли он бросит бабушку в беде. Он богатый.

– Ну что вы! – вскинулась женщина. – Внук! У него своя семья, он живет в другой стране. Одно дело посылать подарки к Рождеству, которые, раз он так богат, ему ничего не стоят, и совсем другое – принять на себя заботы об умирающей восьмидесятилетней родственнице. Это не только материальные расходы, но и тяжелый нравственный груз. А захочет ли сама Софья Викентьевна обременять его своими проблемами? Вы подумали об этом?

– Да, вы совершенно правы, – соврала Катерина. – Теперь я понимаю, что контракт подписать необходимо. Все равно квартира пропадет – пусть хотя бы денег будет вволю, правда?

Женщина засияла счастливой улыбкой.

– Ну, мы еще увидимся! Да, кстати, если Софья Викентьевна так и не захочет раскрыть вам истинное положение вещей насчет своего здоровья… Может быть, тогда не надо признаваться, что вы в курсе? И о моем визите пусть она ничего не узнает, как вы считаете?

– Думаю, я не буду показывать виду, что мне все известно, – кивнула Катя. – Просто скажу, что предложение фирмы кажется мне очень выгодным, постараюсь подтолкнуть ее к окончательному решению.

– Прекрасно!

«Вот зараза! – сказала про себя Катерина, закрывая дверь за непрошеной гостьей. – Пристала словно банный лист. Как же нам теперь отделаться от этих доброжелательных гангстеров?»

Катя сидела около телефонного аппарата, держала в руке трубку и сомневалась. Она хотела позвонить Кире Васильевне, с которой работала в страховой фирме «Шелтер».

«А если она сделает вид, что уже не помнит меня? Эти москвичи такие снобы, такие высокомерные. Но когда меня выгнали, она обещала помочь с работой. Может быть, она уже забыла про свое обещание. Опять превратится в бездушную фарфоровую ступку и отбреет меня. А вдруг она не против мне помочь? И тогда я об этом не узнаю, если не позвоню. Мне так нужна приличная работа. Ну и ладно, если она холодно скажет: извини, Катерина, ничем не могу тебя обрадовать, – я не умру. Зато буду знать, что этот маленький шанс я использовала…»

Катя набрала номер.

– Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, Киру Васильевну…

– Катюша, это ты? – обрадовалась трубка. – Ну наконец-то!

Кира Васильевна совсем не собиралась разыгрывать из себя бездушную ступку, она искренне обрадовалась Катиному звонку. Катерина облегченно вздохнула.

– Катя, почему же ты не позвонила раньше? Две недели назад был необходим менеджер в отдел рекламы и маркетинга банка «Виктория», у меня там работает подруга. Я бы тебя рекомендовала. Высокая зарплата, прекрасный склочный женский коллектив – никаких сексуально озабоченных мужчин, тебе бы это очень подошло…

– Но я ничего не понимаю в рекламе. И еще меньше в маркетинге!

– Катя! Ну разве это важно! – укоризненно произнесла Кира Васильевна. – Кого это интересует? Раз в неделю отвозила бы готовые тексты в рекламное агентство. Название-то солидное, а должность самая обыкновенная. Но теперь об этом поздно говорить. Я звонила по телефону, который был в твоем личном деле, там никто не отвечал…

– Это телефон моей тети, я у нее не живу…

– И место конечно же уплыло. Но у меня на примете есть еще кое-что. Ты ведь владеешь немецким? Я знаю богатую семью, они хотят дриллинг-партнера для своего ребенка на лето. Будешь с ним говорить, говорить, говорить, чтобы у него развивалась устная речь, и в тот же день будешь получать деньги. Это Очень удобно. Какого-нибудь профессора они приглашать не хотят – ребенку с ним будет неинтересно, да и платить ему придется за ученую степень в три раза больше, а ты молодая, веселая, общительная, будешь обсуждать с дитем молодежные темы, грамматику зубрить не надо, он все уже знает, и сорок—пятьдесят тысяч в день тебе обеспечены.

«Лучше пятьдесят, чем сорок», – подумала Катя. Кира Васильевна в телефоне совсем не была похожа на Киру Васильевну в офисе. Катя представила, что она сидит сейчас на диване в махровом халате, а голова у нее вся мокрая и растрепанная после ванны, и совсем менеджер персонала не похожа на ту безукоризненную, надменную даму, которую Катерина привыкла видеть в «Шелтере». Кира Васильевна безостановочно тараторила, была весела и раскованна:

– Завтра вторник? Да. О, уже кончается май! Весна пролетела, словно ее и не было, сижу весь день в «Шелтере»… Вот, Катерина, прямо завтра и отправляйся. Запиши адрес. И еще. Во-первых, дочь моей хорошей знакомой учится на третьем курсе журфака МГУ. Ее зовут Дина. Она сейчас пишет статью для журнала «Маргарита» о сексуальных преследованиях и очень хотела бы взять у тебя интервью.

– О, «Маргарита»! – воскликнула Катя. – А сколько Дине лет?

– Ей двадцать. Она всего на год старше тебя.

Думаю, вам будет интересно пообщаться. Если ты не против, я дам ей твой новый телефон.

– Я не против! – согласилась Катя. – Такая молодая, и работает в «Маргарите»!

– Да, журнал шикарный. И очень дорогой. Во-вторых, ты не забыла повара Владислава, который кормил нас в кафе напротив «Шелтера»? Он приходил сюда и тоже спрашивал, где тебя искать. Катерина, ты пользуешься бешеной популярностью. Запиши, пожалуйста, его телефон, он очень просил ему позвонить. В-третьих, Леонид Кочетков тоже давно и напряженно тебя ищет. Тебе не будет неприятно с ним встретиться?

– Конечно нет! – закивала Катерина. Оказывается, она нужна такому количеству людей и не подозревает об этом! Ушла в подполье, отсиживается у Сонечки.

– Ну вот и все, Катя. Кажется, я ни о чем не забыла. А где ты сейчас живешь? Снова снимаешь квартиру?

– У одной хорошей знакомой.

– Давай я запишу и адрес. Вдруг телефон не будет работать, а я снова найду тебе хорошее место. Не волнуйся, я, конечно, не рассекречу твои координаты без твоего ведома. Девушке, которую преследует такое огромное количество воздыхателей, надо иметь укромную норку, чтобы спрятаться. Кстати, Виктор Сергеевич, наш любвеобильный шеф, сразу же после твоего увольнения устроил конкурс, выбрал себе красивую и наглую девицу, и на работу они теперь ходят вместе. Но я думаю, время ее фаворитства уже истекает: Виктор Сергеевич пару раз бросил мне раздраженно бумаги, перепечатанные этой красоткой, и спросил, почему она такая тупая. Откуда же я знаю? Надо было выбирать секретаршу не по ногам, а по мозгам.

– Кира Васильевна, я так вам благодарна! Я целый месяц не могла найти работу!

– Ну, репетиторство тоже не бог весть что, однако у тебя будут деньги. А потом, возможно, подвернется что-нибудь получше. Я тебе позвоню.

– Спасибо! Спасибо, Кира Васильевна! – прокричала Катя в трубку.

– Ничего, – сдержанно ответила женщина. – Ты хорошая девочка. Можно сказать, уникальная. Береги себя, Катерина. Береги те богатства, которые в тебе от природы. Не хочу, чтобы ты испортилась и превратилась в заурядность…

Катя положила трубку и подошла к зеркалу. «Вот уже второй человек говорит мне про богатство. А что во мне такого? Симпатичная, да. Но есть во сто раз красивее. Как хорошо, что я позвонила! Столько новостей. Значит, Катерина, если у тебя есть хоть самый малюсенький шанс, надо использовать и его, надо цепляться за любую возможность. Завтра отправляюсь репетиторствовать. Может, надо взять какие-нибудь картинки для ребенка или игрушки? Чтобы построить диалог. Нет, они богатые, у них и так игрушек завались. Буду ориентироваться на месте. Надо освежить немецкий. Да. Почему же Софья Викентьевна и Кира Васильевна считают меня такой хорошей?»

Катерина почувствовала, словно кто-то протянул по ее ноге песцовый воротник. Она нагнулась, подняла Джима, который с благодарностью приник к ее груди. «Ты самая, самая, самая хорошая! – слышалось в его урчании. – Самая красивая, чудесная, любимая!»

* * *

На следующий же день, предварительно созвонившись с богатыми родителями ребенка, Катерина в два часа дня отправилась на работу. Солнце сияло, и Катя проваливалась каблуками красных туфель в размякший асфальт. На ней были белая шелковая рубашка и юбка от красного костюма, подаренного когда-то Андреем. Юбку пришлось капитально ушить на «Зингере» Софьи Викентьевны, так как месяц сдержанного рациона сделал свое дело: Катерина была изящна до невозможности. На нее оглядывались. А некоторые особенно несдержанные мужчины призывно цокали языком. Но Катя не обращала на это внимания. Сегодня она должна была заработать по крайней мере сорок тысяч рублей, и мысль об этом согревала ее сильнее жаркого майского солнца.

Какая роскошь – тихий уголок в центре Москвы. Но владельцы трехэтажного особняка все-таки нашли для себя тенистое укромное местечко в самом сердце города. Несколько сверкающих иномарок, как смирные лошадки в конюшне, стояли на вылизанной площадке перед домом, уткнувшись носом в декоративно подстриженные кусты. Между массивной старинной дверью входа и хрупкой Катериной вырос огромный молодой человек с пристальным, изучающим взглядом и рацией в руке. Монументальный парнишка вопросительно смотрел на Катю сверху вниз, и она почувствовала, что ее просветили рентгеном на предмет наличия автомата или бомбы.

– Катерина Антонова, – отрекомендовалась Катя. – Я буду заниматься немецким языком с Сашей.

Молодой человек снисходительно кивнул, что-то буркнул в рацию, массивная дверь издала тихий щелчок, и Катерина была впущена в дом.

Горничная, точь-в-точь из бразильского телесериала – улыбчивая, услужливая, в белоснежном переднике и наколке в волосах, повела Катю на второй этаж. Интерьер, блиставший разнузданной роскошью, не произвел на репетиторшу ожидаемого эффекта: она почему-то с гордостью и грустью вспомнила Олега и его квартиру. Он тоже мог бы отстроить себе подобный особняк и нашпиговать дом антикварной мебелью и бесценными картинами. Владельцы этого дома, очевидно, испытывали необходимость ежедневно доказывать себе и окружающим, что они очень, очень богаты. Олег этого чувства не испытывал.

Катерина заметила несколько явных диссонансов во внутреннем дизайне – наверное, хозяйка безапелляционно поправила работу профессиональных оформителей и внесла коррективы, руководствуясь своим безупречным вкусом: парочка вульгарных статуэток нагло и вызывающе соседствовала с уникальной вазой баккара на полированном комоде из красного дерева, а турецкий ширпотребный тюль визжал от восторга, сумев примоститься на окне рядом с драгоценными бархатными портьерами ручной вышивки.

С удовольствием отметив мысленно эти промахи, Катя почувствовала себя более уверенно и прониклась некоторым чувством снисхождения к богатым, но лишенным ощущения прекрасного хозяевам дома. А что ей оставалось делать? У нее в сумочке лежала одинокая тысяча – на обратную дорогу. Снисходительное презрение – только этим она могла оградить свое самолюбие от людей, владеющих огромным богатством, чтобы не чувствовать себя рядом с ними униженной и закомплексованной.

Горничная провела ее в комнату на втором этаже и бросила на произвол судьбы. И тут Катерину ожидал сюрприз. Она едва не рассмеялась, представив, что могла бы захватить с собой плюшевого медвежонка или книжку с картинками: на диване сидел длинный подросток, в одной руке он держал бокал с каким-то напитком, другой обнимал ярко накрашенную девицу.

– А вот и педагог! – восторженно закричал парень, подскакивая на диване. – Родители молодцы! Какого подобрали мне репетитора!

Александр, ребенок, нуждавшийся в дриллинг-партнере, бросил свою компаньонку и устремился к Катерине с распростертыми объятиями. Он не стал терять времени даром, а сразу перешел на немецкий язык. Катерине не понадобилось и пяти минут, чтобы уяснить себе – ребенок знает язык в два раза лучше ее. Естественно, Саша изучал его целый год в Мюнхенской интернациональной лингвистической школе, а Катерина – по самоучителю.

– Ну вы, полиглоты, – заныла с дивана брошенная девица, вытягивая двумя пальцами изо рта розовую от губной помады жвачку, – говорите по-русски! Я ничего не понимаю!

– Катя, знакомься, это Мадлен, моя подруга.

Мадлен моргнула наклеенными ресницами, забавно вытянула вперед люминесцентно-малиновые надутые губки и похлопала по дивану рядом с собой.

– Садись, Катерина. Налить тебе чего-нибудь? Мы пьем в данный момент «Метаксу».

Мадлен была в обтягивающей сиреневой кофточке с американской проймой и белой юбке – такой маленькой и узкой, что в ней можно было сидеть, только закинув ногу на ногу. Тщательно дозированная одежда не скрывала ни одного преимущества девушки: идеально круглая грудь без лифчика была облеплена тонким сиреневым трикотажем, а юбочка, даже увеличившись вдвое, не смогла бы скрыть красивых стройных ног. Но с головой и лицом Мадлен творилось что-то невообразимое. Волосы лохматились дыбом от начеса и лака, по щекам расползались бордовые пятна румян, словно от приступа гипертонии.

– Нет, спасибо, я не пью, – отказалась Катя. Она подумала, что Мадлен, если окатить ее из шланга, окажется очень хорошенькой. Мадлен, видимо, тоже высоко оценила внешние данные гостьи.

– Это у тебя свои ресницы? – спросила она. – Какие длинные. Какой ты пользуешься тушью? «Макс Фактор»? «Палома Пикассо»? «Волюмиссим»? «2000 калори»?

– Ну вот, пошла женская дребедень! Мадленка, не забывай, Катю пригласили для меня, а не для тебя! – внедрился в диалог оставленный Саша. – Девочки, раз мы так удачно все здесь подобрались, давайте подумаем, чем нам заняться.

– Катя, хоть пепси выпей! – предложила гостеприимная Мадлен. – Какая ты скромная! Да, Сашуля, мне надо уходить. У меня дела.

– О! – разочарованно ответил Саша.

И я тоже, – встрепенулась Катя. – К сожалению, должна признать, что не могу конкурировать с тобой в знании немецкого. И поэтому не имею права претендовать на это место. Передай мои извинения родителям, Саша, если тебе не трудно.

– О!!! – еще более разочарованно застонал Александр. – Девочки, ну почему же вы меня бросаете?! Вы такие хорошие, а мне так скучно.

– Ничего, не умрешь, – успокоила Мадлен. – Книжку почитай. Катя, идем.

Саша проводил предательниц убитым взглядом и насупленно вздохнул. Девушки спустились на первый этаж.

– Стойте, – раздался сверху вопль, когда горничная открывала перед Катериной и Мадлен тяжелую дверь.

По лестнице скатился Саша.

– Вот, держи! – Он впихнул в ладонь Катерины десятидолларовую бумажку.

– Нет! – возмутилась Катя. – Зачем? Мадлен пихнула ее локтем:

– Да возьми! Ты же время потратила. Небось перлась сюда из самого Орехова-Зуева.

– Возьми, Катя! – поддержал Саша, двумя руками зажимая Катину ладонь с начинкой из десятидолларовой купюры. – И приходи завтра опять! Ты прекрасно говоришь по-немецки. Мне понравилось! У тебя такое милое произношение.

Катя слегка покраснела и быстро спрятала деньги в сумочку. Александр звонко чмокнул Мадлен в щеку, и через несколько секунд девушки оказались на залитом солнцем дворе. Охранник проводил красоток равнодушным взглядом и отвернулся. Он стоял на посту, а зной и голые ноги девушек могли привести к нежелательным изменениям в организме, что осложнило бы дальнейшее несение службы.

* * *

Мадлен притормозила Катю около мороженщицы. Они уже выбрались на шумный проспект. В утробе фирменного холодильника с прозрачной крышкой сияли блестящими обертками разноцветные брикеты мороженого, а бока картонных коробок с рулетами и тортами были покрыты белой пыльцой инея.

– Возьмем! – предложила Мадлен и, не дожидаясь ответа Катерины, достала десятку и отдала продавщице. – Мне «Сникерс»!

Продавщица выжидательно смотрела на Катю, а та не знала, что делать: у нее была только тысяча рублей плюс полученные доллары.

– «Марс»! – наконец-то ответила она продавщице. – Мадлен, у меня нет денег, – призналась она. – Только десять долларов.

Они направились по проспекту, распаковывая мороженое.

– Ничего, – махнула рукой Мадлен. – Я тебя угощаю. А хочешь, я поменяю тебе доллары? Давай по пять двести?

– Хорошо, – согласилась Катя.

Тут же на улице был произведен обмен долларов на российские рубли.

– Вообще-то я не Мадлен, – призналась Мадлен. – Меня зовут Жанна. А это так, сценический псевдоним. Я танцую в клетке.

– В клетке?

– Да, дискотека. Так и называется – «Мадлен». Вот я там и виляю попой три раза в неделю с десяти вечера до трех утра. В клетке. Приходи как-нибудь, посмотришь. И потанцуешь. Там я и с Сашкой познакомилась. Понравился он тебе?

– Милый. Сколько ему лет?

– Шестнадцать. Пацан. У него проблемы с эрекцией.

Катя замерла над своим мороженым.

– Да, – спокойно продолжала Мадлен. – Не стоит. То есть сначала стоит, но тут же падает. Очевидно, он сильно волнуется. В смысле, Саша волнуется.

Катя сочувственно вздохнула. Она не знала, каким образом поддержать диалог на столь ответственную тему.

– Я, конечно, могла бы довести его до финала, – спокойно продолжала беседу Мадлен, – но потом не смогу от него отвязаться, правда. Зачем мне такой ребенок?

– Действительно, – кивнула Катерина.

– Инфантильный, неприспособленный к жизни, во всем полагающийся на своих родителей. Больше пары недель я с ним не протяну. Потом стреножу какого-нибудь крутого мена. А у тебя проблемы с деньгами?

– Да-а, – неуверенно ответила Катя. – Сейчас у меня финансовый кризис.

– А я завтра иду к фотографу. Подруга рекомендовала меня ему. Знаешь, пойдем вместе? Ты хорошенькая, тебя тоже пригласят. Он нам сразу же заплатит, правда, сумма символическая. А потом, может так случиться, что снимки попадутся на глаза какому-нибудь агенту из бюро моделей, представляешь, какой шанс? Вспомни историю с Брижит Бардо. Случайно попала на обложку женского журнала – и пошло-поехало. Решила?

– Давай, – согласилась Катерина. – Как интересно! Где мы с тобой встретимся?

– Подходи прямо к его студии, у тебя есть куда записать адрес?

* * *

Джим сидел на кухне, его голова была немного склонена набок, лапы обвивал пушистый хвост. Джим задумчиво разглядывал мышь.

Мышь была из новой генерации: нагловатая, жирненькая, с длинными усиками, кокетливыми ушками и сообразительными блестящими глазами-бусинками.

Джим разглядывал и размышлял. Где-то в глубине души суровый голос инстинкта подсказывал ему, что это еда и надо преследовать ее, хватать и есть. А голос предыдущих изнеженных поколений, которые провели жизнь среди шелковых диванных подушек, останавливал: фу, как это вульгарно – мышь!

«Или съесть?» – подумал колор-пойнт и сделал неуверенное движение в сторону грызуна.

«Не сметь!»– взвизгнула мышь и отодвинулась на полмиллиметра.

Джим вздрогнул и переступил передними лапами. «Да, наверное, не стоит, – меланхолично подумал он. – Какой странный запах. Еще заражусь чем-нибудь. Буду болеть. Но как же хочется чего-нибудь пожевать!»

«Да, у вас тут скудновато, – поддержала его мышь, удобно располагаясь у ножки кухонного стола. – Бедно живете, господа! Я от соседей сверху, облопалась до невозможности».

«Что она там попискивает, – удивился Джим. – Надо же, еда на лапках, а туда же – писк, осмысленный взгляд, рассуждения какие-то… А вот возьму и съем!»

«А попробуй! – вызывающе ответила мышь. – Не стошнит? Небось привык к паровым котлеткам! У, пушистый… Шерсть какая роскошная, мне бы такую.

А то дрожишь зимой, словно припадочная. Постричь тебя, что ли, а, лохматый? Вылупился. Глаза тупые-тупые!»

«Пищит и пищит, – думал Джим. – Меня начинает это раздражать. Съесть, чтобы замолчала? Жирненькая. Мягкая, должно быть. Вот если бы ее хотя бы вымочить в уксусе с луком и перцем, а потом поджарить в сухарях…»

«Меня в сухарях! – оскорбилась мышь. – Кощунство!»

«Или в электрошашлычницу на десять минут…»

«Кошмар!» – негодовала мышь.

«А вот так живьем… Вульгарно. Нет, не буду».

«Спасибочки!» – Мышь неторопливо прошлась по кухне, обнаружила крошку батона, сгрызла ее, последний раз взглянула на кота и скрылась за кухонным столом.

А через секунду ее образ начисто растворился в памяти Джима: щелкнул замок, и в квартиру вошла любимая Катерина с пакетом.

– Джимик! Что я принесла! Наконец-то я буду тебя кормить! Сегодня я заработала десять долларов, это получилось совершенно случайно, я их– не заслужила, но все равно взяла. Ты у меня сидишь голодный, мой бедный, хорошенький Джим, и я тоже, честно говоря, ужасно голодная.

От Катерины чудесно пахло сосисками.

* * *

Вечером того же дня Кате позвонила Дина Мищенкова, двадцатилетняя журналистка. «Маргарита» уже опубликовала несколько ее статей (проблемы студенчества, отдых в Швейцарии, любовь и секс в общежитии) и заплатила автору хороший гонорар, что резко сказалось на самоуверенности и апломбе Дины. Она ощущала себя потенциальным сотрудником престижного журнала и на однокурсников, подвизающихся в мелких газетах, смотрела свысока.

Девушки договорились о встрече. Катерина надела свой дневной красно-белый наряд и целый час тряслась в метро, чтобы добраться до назначенного места. Потом она еще добрых сорок минут утрамбовывала асфальт под большой красной буквой «М» и каждые десять минут меняла дислокацию, так как приходилось спасаться от неравнодушных парней и мужчин. Всем почему-то было необходимо обсудить с Катериной вопросы реинкарнации, или последствий «валютного коридора», или цен на персики.

В конце концов около нее затормозила вишневая «девятка», оттуда выглянула загорелая и черноволосая девушка и, уточнив, действительно ли Катерина является Катериной, пригласила сесть в автомобиль. Дина брала уроки хореографии для выработки царственной осанки именно в этом районе, поэтому ей было удобно встретиться у станции метро. А после урока псевдобалеринам была предложена сауна, и Дина задержалась на целый час.

«Если она на машине, могла бы приехать ко мне домой! Можно подумать, она мне нужна, а не я ей», – обиженно подумала Катя. Она опустила стекло дверцы, но ветер, устремившийся в салон, был жарким и не спасал от зноя. Катя основательно взмокла на своем посту в ожидании Дины.

Дина уверенно вела автомобиль, и только эта хамоватая уверенность спасала ее от столкновений – она очень плохо водила машину, так как получила права всего месяц назад.

– Понимаю, почему у тебя возникли проблемы с начальником, – сказала она Кате. – Ты симпатяшка, к тому же смотришься совершенным ребенком. Наверное, мужчины сразу же относят тебя в разряд забавных игрушек.

Катю покоробило слово «симпатяшка» и выражение «забавная игрушка». Она промолчала.

– А ты не носишь солнцезащитные очки? – продолжала Дина. – Смотри, через год появятся морщинки под глазами. Всего за двести долларов в «Интероптике» можно купить стильные очки от «Диора». Да, и тебе необходимо побольше увлажняющего крема – у тебя очень тонкая кожа.

Подобные рассуждения о Катиной коже, бело-розовой и гладкой, звучали по крайней мере странно из уст Дины, смуглое лицо которой, тщательно замазанное тональным кремом, было испещрено рваными порами и следами выдавленных прыщиков. Катя снова промолчала.

– Сейчас мы припаркуемся у одного тенистого скверика и поговорим где-нибудь на скамейке. Я почти уже написала материал о сексуальных преследованиях, но для некоторой живости и пикантности повествования мне необходима реальная ситуация. Думаю, ты сможешь мне помочь.

«Для пикантности! Фиолетовая шишка на лбу и порванная блузка, страх, обида, унижение – все, что я пережила на диване в приемной „Шелтера“, когда мерзкий Виктор Сергеевич набросился на меня, будет пикантной приправой для ее материала! Чтобы интереснее было читать», – мысленно возмутилась Катя.

– Смотри, здесь, в этом парке, думаю, будет удобно. Выходи, Катерина.

В тени деревьев дышалось свободнее и веяло приятной прохладой. Но все скамейки были заняты.

– Ты Хорошо одета, – продолжала серию монологов Дина. – Скромненько и мило. Но такой каблук сейчас не моден.

Катю передернуло. Белоснежная шелковая рубашка с оригинальным воротником и манжетами была подарена ей Оксаной Берг, которую никак нельзя было упрекнуть в пристрастии к скромной одежде. Красная юбка от восьмисотдолларового костюма идеально сидела на Катиных бедрах и совсем не претендовала на звание «милой» – это была стильная, отлично сшитая вещь. А «немодный» каблук вполне соответствовал наряду, туфли были почти новыми, тоже красными, и Катерина не видела в них никаких недостатков.

Дина Мищенкова, конечно, была одета вызывающе шикарно и откровенно дорого.

– Так, я вижу киоск. Катя, сбегай возьми две бутылки колы. Вот деньги. Да, если не из холодильника, не бери. Я не хочу теплую.

«Вот блин! – выругалась Катя. – Что я, девочка на побегушках?» И направилась к киоску. А Дина тем временем начала очистку территории. Два парня, прилично осоловевшие от жары и пива (несколько пустых банок стояли на скамейке рядом с ними), были безоговорочно выдворены за пределы видимости наглой Диной. Она властно и безапелляционно заявила им, что имеет здесь беседу с подругой, поэтому их присутствие на данной скамейке нежелательно. Молодые люди немного подумали, оценивающе осмотрели Динину фигуру, встали и молча побрели прочь. Осторожно, ухватив двумя пальцами и оттопырив остальные, девушка в несколько-приемов перенесла в мусорку семь пустых банок, затем удобно устроилась на скамейке, достала из кожаной сумки диктофон, изящный блокнотик и ручку фирмы «Паркер». Через, секунду появилась Катерина с двумя запотевшими бутылками кока-колы.

– Начнем, Катерина! Расскажи мне, как ты устроилась на работу в эту фирму, как шеф начал оказывать тебе знаки внимания.

Катя, не особо вдаваясь в подробности, начала свое повествование. Ей почему-то совсем не хотелось изливать душу настырной интервьюерше.

– Катя, а что произошло дальше? Он тебя изнасиловал, верно?

В глазах Дины зажегся огонек любопытства пополам с брезгливостью.

– Ему это не удалась, – холодно ответила Катя.

Дина разочарованно вздохнула. Очевидно, для красочности и эффектности материала было бы лучше, если бы Катерину все же изнасиловали, желательно в извращенной форме.

– О, у меня кончилась кола. Катя, сбегай, а потом мы продолжим. Я пока проверю, хорошо ли записывается пленка…

Катя бросила на Дину уничтожающий взгляд и встала со скамейки. На этот раз резвая журналистка не предложила денег, значит, платить была очередь Катерины.

Она в задумчивости подошла к киоску.

– Две бутылки кока-колы. Нет, одну. И не колы, а «фанты». И батончик «Стратос».

Катя обернулась. Вдали на своей скамейке Дина что-то быстро писала в блокнот. Катя содрала голубую обертку с шоколадки, взяла ледяную бутылку и пошла в сторону троллейбусной остановки.

* * *

В среду утром, смотавшись в больницу к Сонечке («умирающая», по утверждению настырной посетительницы из фирмы «Забота», Софья Викентьевна сидела в коридоре и, заткнув наманикюренными пальчиками уши и закатив глаза к потолку, зубрила итальянские слова), Катя отправилась на встречу с Жанной-Мадлен, чтобы подзаработать немного денег, позируя фотографу.

Фотограф устроился в подвале гостиницы «Русская изба». У лестницы, ведущей вниз, Катерину поджидала изменившаяся до неузнаваемости Мадлен. Возможно, она прочитала Катины мысли о шланге с водой или у нее была привычка менять каждый день имидж, но сегодня от размалеванной лохматой девчонки, жующей жвачку, не осталось и следа. Около «Русской избы» Катерина обнаружила элегантную даму в длинном, до щиколоток, обтягивающем платье. Залакированная челка исчезла, волосы были собраны в гладкую прическу, увенчанную маленьким пучком около шейного позвонка. Лаконичный и дорогой макияж сегодня позволял разглядеть юное лицо во всей его прелести.

– Привет, Катя, я тебя жду. Пойдем. Это внизу, – сказала Мадлен, и они спустились в подвал.

В искусственно освещенном холле за железной дверью сидело на диване несколько красивых барышень в халатах. Одна из них окликнула Мадлен.

– Привет, Иринка. Вот я пришла. А это Катерина, знакомься.

– Привет, Катя, ты тоже будешь фотографироваться? Какая ты кукла, Борис будет в восторге. Ну, вы пройдите в студию, поздоровайтесь, он на вас посмотрит…

Мадлен схватила Катю за руку и потащила к следующей двери. Потенциальные фотомодели оказались в огромном зале, погруженном в полумрак. Из фиолетовой тени выступали предметы реквизита, а в центре студии, в круге, залитом светом от нескольких ламп, на художественно сморщенной серебристой ткани позировали фотографу две девы. Фотограф Борис скакал со своей камерой, будто норовистая зебра в загоне, он падал на пол, корчился в судорогах, ужом подползал к освещенному кругу, забирался на стул, в общем, вел себя как настоящий мастер. Он подавал моделям отрывочные команды, и те беспрекословно его слушались меняя позы. Рядом в тени стояло несколько парней и девушек. Борис щелкнул пальцами, отдал приказание, и они бросились выполнять свои обязанности: кто-то пудрил моделям носы и коленки, кто-то оттаскивал в сторону лампу и менял материю на полу. Включился верхний свет.

Мадлен локтем толкнула Катю и кивнула в сторону мэтра.

– Пойдем. У них пауза, – прошептала она.

– Я не пойду! – отчаянно прошептала в ответ Катерина.

– Почему? – удивилась Мадлен.

В этот момент длинный и улыбающийся Борис сам подошел к ним.

– Новенькие? Прекрасно, – сказал он, разглядывая претенденток, как разглядывают понравившийся кусок говядины в мясном магазине. Он взял Мадлен за плечо, повертел ее из стороны в сторону и удовлетворенно кивнул: – Иди в раздевалку, готовься.

– А я просто сопровождающее лицо! – предупредила Катерина, в корне пресекая попытку Бориса дотронуться до нее.

– Как? – хором спросили фотограф и удивленная Мадлен.

– Да, – замялась Катя, – мне это не подходит…

Мадлен демонстративно вздохнула, бросила на Катю укоризненный прощальный взгляд и испарилась.

Если бы Катерина позволила фотографу проделать с собой тот же трюк, что и с Мадлен, и отправилась следом в раздевалку, она, несомненно, тут же превратилась бы для него в обычный реквизит, красивый, первоклассный реквизит, без которого невозможно сделать качественную фотографию. Но сейчас Борис посмотрел на Катю более пристальным взглядом.

– Понимаю, – сказал он. – Тебя не предупредили, что фотографироваться надо голышом?

Катя покраснела и кивнула.

– Тренированное око подсказывает мне, что тебе нечего стесняться. – Борис уже начинал жалеть, что такой соблазнительный материал покинет его студию неиспользованным. Чем дольше он рассматривал Катерину, тем громче звучал в нем голос профессионала, распознавшего настоящую удачу. – Чудесная фигура.

– Я не стесняюсь, – соврала Катя. – Просто это для меня совершенно неприемлемо.

– Возможно, ты боишься, что тебя не поймут родители, увидев твои фотографии в русском «Плейбое» или «Андрее»?

– Я сама себя не пойму.

– Но ты же видишь, это не порнография. Это высокое искусство. Самое прекрасное, что можно запечатлеть, – женское тело. Ему поклоняются в веках, – разглагольствовал Борис.

– Однако вы трудитесь не для того, чтобы ваши фотографии попали в Третьяковскую галерею и соседствовали с картинами, которые веками восхищают публику, – резко ответила Катерина. – А для того, чтобы выгодно продать их журналу, который будет потом мусолить в руках какой-нибудь напряженный слюнявый юнец или галлюцинирующий импотент. Я попала в вашу студию по недоразумению. Вы не сможете меня переубедить.

– Все, сдаюсь, – улыбнулся Борис. – Но позволь мне сфотографировать хотя бы твое лицо. На тебя хочется смотреть и смотреть, и я уже с тоской думаю о том, что ты сейчас исчезнешь навсегда из моей мастерской и я больше никогда тебя не увижу. Сядь вон в то кресло.

Катя пожала плечами и уселась в кресло. Тут же к ней подлетела девушка с расческой, а другая попыталась мазануть по Катиной скуле кисточкой с румянами.

– Нет, не надо ничего! Кыш! – прикрикнул на них Борис, установил фотоаппарат на треногу, нацелился и начал щелкать затвором.

Из раздевалки вышла счастливая, улыбающаяся Мадлен в чьем-то халате, она махнула Кате рукой и крикнула, чтобы та не уходила без нее. У двери Катерина обернулась и увидела, как сияющая подруга отбросила в сторону ненужный халатик и с торжественной гордостью явила миру то, что принято маскировать от посторонних взглядов: две тугие круглые грудки и аккуратно подстриженную темную полоску в двенадцати сантиметрах ниже маленького, наивного пупка.

* * *

– И представить себе не могла, что ты откажешься, – сказала Мадлен. Они снова, как и в прошлый раз, ели мороженое – Мадлен с вдохновением облизывала вафельно-изюмный рожок, а Катя работала с «Баунти». – Извини, если это тебя обидело, – продолжала Мадлен, довольно похрустывая вафлей. – Я просто не подумала.

– Ничего страшного, – успокоила ее Катя.

– А я довольна. Во-первых, перед камерой повыделывалась. Я очень люблю свое тело, и горжусь им, и обожаю, когда на меня смотрят.

– Да, у тебя отличная фигура, – кивнула Катя.

– Во-вторых, возможно, мои фотографии попадут в какой-нибудь дорогой журнал, потом на глаза какому-нибудь еще более крутому фотографу… Это шанс. В-третьих, мне еще и деньги заплатили!

– А я осталась ни с чем. А ты не боишься, что журнал с твоими прелестями попадется на глаза родителям?

– О! Да они, кроме газетки с программой передач, другой прессы не признают. А даже если и увидят. Я самостоятельная, денег у них не беру, будут вякать – и с квартиры съеду. Слушай, Катерина, мне в голову пришла блестящая идея. Прямо сегодня вечером ты можешь заработать сорок тысяч!

Катя недоверчиво посмотрела на Мадлен. Какое на этот раз у нее будет предложение?

– Я тебе говорила, что танцую в клетке в дискоклубе «Мадлен». У моей напарницы Насти сегодня первый день того, что, если судить по рекламе «Тампакса», «Либресса», «Котекса» и «Олвэйз плюс», продолжается у женщин триста шестьдесят пять дней в году. Короче, сегодня она лежит пластом, а я должна за нее одна отдуваться битых пять часов. Ты умеешь танцевать?

– Нет! – закричала Катя. – То есть да, танцевать я умею и люблю, но ты, наверное, в своей клетке танцуешь в одних трусиках, нет, нет, нет, я не могу!

– Постой! Я не в трусиках…

– Совсем голая?! – подтвердила свои наихудшие опасения Катерина. – Ни за что! Ни за какие коврижки!

– Да подожди! Вот глупая. У меня костюм. Кожаные шорты и кожаный бюстгальтер. Но не маленький такой лифчик, а солидное красивое бюстье. Еще ботинки на каблуках и черные чулки слегка выше колена. Ну и что в этом плохого? Прекрасный костюм. Да, еще на лице черная маска, как у Мистера Икс. Честно! Зачем мне тебя обманывать? Соглашайся, Катерина. Даже если твои родители придут на дискотеку размять косточки, они тебя все равно не узнают. А ты действительно хорошо танцуешь? У тебя хорошая растяжка? Умеешь делать шпагат? А мостик?

– Я месяц занималась айкидо, – с гордостью ответила Катя. – Мне кажется, я неплохо танцую. Значит, я буду в маске.

– Даже менеджер клуба не поймет, что это ты, а не Настька. У нее такие же длинные темные волосы. Она, конечно, по сравнению с тобой корова, и бюста у нее совсем нет. Так ты согласна? Выручишь меня? Тогда подъезжай к девяти – переоденемся, накрасим губки, я покажу тебе основные па.

– Хорошо. Рискну. Сорок тысяч?

– Меньше сорока тысяч еще никогда не давали. А если у менеджера будет хорошее настроение и большая выручка сегодня, он может дать и больше. Только, Катерина, учти, это не развлечение. Работка – не приведи Господь! Пятьдесят минут дрыгаешься в клетке, словно эпилептик, потом галопом мчишься в туалет смыть пот, заново накраситься и прополоскать горло водой. И так пять раз. К трем часам ночи чувствуешь, словно тебя в нескольких местах прокололи копьями индейцы или по тебе проехался бульдозер. Тяжело.

– Думаю, я справлюсь…

На этот вечер Катерина была обеспечена новой, непривычной для нее работой.

* * *

Джулия Пирл сидела за столиком диско-бара «Мадлен» и неторопливо тянула коктейль «Зорро» из высокого бокала. Чувство стиля не изменило ей – сегодня она была одета так же, как и сотня девушек, дрыгавшихся около своих партнеров под ритмичную музыку в красном, синем, лиловом и желтом свете прожекторов. Джулия не выделялась из толпы, и со стороны могло показаться, что молодая леди не дождалась спутника, решила провести вечер одна и вот-вот покинет свой пост, вольется в пульсирующую толпу и начнет размахивать руками, бедрами и головой в такт железобетонному ритму. Но Джулии было не до молодежных скачек. Она работала. Уже целую неделю она провела в Москве, а лицо для рекламного образа нового парфюма все еще не было найдено. На сегодняшний вечер у Джулии это было пятое место, где она надеялась испытать знакомое волнение. Но тщетно.

Жесткая музыка вторгалась в мозг раскаленной кувалдой и била наотмашь. Диск-жокей неистовствовал. Джулия вглядывалась в лица девушек, которые вырывал из толпы луч прожектора. В двух метрах над извивающейся в экстазе толпой была укреплена огромная клетка, и в ней, за редкими и тонкими вертикальными прутьями, танцевали две девушки в неглиже из черной кожи и в масках. Одна из них, с длинными волосами, танцевала самозабвенно до отчаяния, на ходу изобретая немыслимые движения. «Отличная пластика, прекрасная фигура, – вскользь подумала Джулия. – Увидеть бы лицо», – и тут же отвлеклась на девочку за соседним столиком. Девочка принесла с собой коктейль и мороженое в вазочке. Она была тонкой и длинной, как макаронина, натуральные льняные волосы (в этих вопросах профессионалку Джулию невозможно было провести, она с закрытыми глазами отделяла естественную природную красоту от всяких искусственных ухищрений – вылепленного у хирурга носа, имплантированных жемчужных зубов, силиконовой груди, обесцвеченных волос и т. д.) были разделены на прямой пробор. Детские голубые глаза и рот алым сердечком позволили бы ей успешно выступать в разряде манекенщиц-Лолит.

К основной цели поездки эта девочка не имела отношения, но Джулия распознала в ней маленькое сокровище, которое можно привезти в Париж и сдать в агентство моделей. Через полгода из нее сделают высококлассную манекенщицу, и она будет получать пару тысяч долларов за полдня фотосъемок.

Джулия оставила свой столик и подошла к Лолите. Та усиленно втягивала в себя коктейль через полосатую трубочку, отвлекаясь лишь для того, чтобы поковырять ложечкой мороженое. Она подняла круглые равнодушные глаза на неожиданную собеседницу.

– Меня зовут Джулия, вот, посмотри мою визитную карточку, – сказала Джулия на русском языке, которым она владела практически свободно, так же как и французским, итальянским, испанским, венгерским, словацким и болгарским.

Девочка, не бросая трубочки, скосила свои голубые глаза на визитку, где черными буковками были отмечены пара ученых степеней Джулии и агентства и журналы, в которых она сотрудничала.

– Тебе еще никто не предлагал задуматься о карьере манекенщицы или фотомодели? Я из парижского агентства. Сейчас я тебе ничего не буду рассказывать, здесь очень шумно, но на визитке напишу свой гостиничный номер телефона. Позвони мне, хорошо?

Лолита бросила наконец-то коктейль и с готовностью протянула руку за визиткой. Но тут за ее спиной вырос могучий семнадцатилетний друг в разноцветном жилете поверх длинной рубашки, по-хозяйски положил огромные лапы на плечи девочки, ближе к шее, и зло бросил Джулии:

– А ну, пошла отсюда вон! Лесбиянка чертова! Тебе не о чем с ней разговаривать. Иди, иди!

Девушка, особенно хрупкая на фоне своего друга-громилы, попыталась что-то возразить, но парнишка грубо выдернул ее из-за стола и увлек в толпу – танцевать. Визитка Джулии осталась лежать на столе. Джулия пожала плечами и забрала ее. Подумаешь. Неотесанный грубиян украл у девочки шанс сменить отупляющее существование в ночных дискотеках на роскошный мир подиумов, великолепных нарядов, путешествий, интервью, вспышек фотокамер и огромных гонораров. Сама виновата. Не надо связываться с мужчиной, который может ограничить твое развитие, помешать карьере и диктовать тебе образ жизни, удобный его мировоззрению и вкусам.

А маленькими сокровищами, за которых будут сражаться парижские агентства, усеяна вся Москва. Джулия точно это знала, поэтому неудаче с голубоглазой Лолитой не придала значения. Больше ее волновало отсутствие той, которая должна будет вселить душу в новый аромат знаменитой парфюмерной фирмы. Ведь прошла уже целая неделя, а Джулия не сдвинулась с мертвой точки в своих поисках.

* * *

Катя проснулась в семь утра от чудовищной усталости. Она вернулась домой в четыре часа (Мадлен, такая же оживленная после танцевального марафона в клетке, как и до него, заарканила двух парней с транспортом, и еле живая Катерина была доставлена прямо к двери квартиры), тридцать минут убеждала себя снять одежду и принять душ, убедила, а потом упала в кровать, из которой уже давно и удивленно выглядывал сонный Джим, и уснула. А в семь утра громкоголосый хор натруженных мышц, вопивших: «О, как нам плохо!» – заставил Катю открыть глаза. Болело все – от мизинцев на ногах до мочек ушей.

«Нет, я больше туда не вернусь. Я не ломовая лошадь. А Мадлен! Дрыгалась пять часов как ненормальная и после этого нашла в себе силы поехать развлекаться с парнями! Исключительная выносливость. А я буду спать. Или встать? Так все болит, что не спится. Что я сегодня повезу Соне в больницу? Сосиски с рисом. Остались ли сосиски?»

Под боком зашевелился Джим. Он, очевидно, подключился к телепатическому каналу и перехватил слово «сосиски».

«Всего семь часов утра. Почему бы не поспать еще?»

Но в комнате было светло, из форточки несся прохладный утренний ветерок, и деятельной Катерине, хотя и измученной танцевальными упражнениями, требовалось активное пробуждение. Катя резко выскочила из кровати и стала мерить комнату шагами.

«Пусть Мадлен зарабатывает на жизнь танцами и фотографированием тела. Но я же не Мадлен. Мартин Идеи, когда он надрывался в прачечной, сказал себе: нет ничего хуже отупляющей физической работы. Я пять часов извивалась в клетке и получила сорок тысяч, на которые можно купить пять „австралийских“ пирожков с мясом. Ведь это несправедливо! А противная, заносчивая и бестактная Дина напишет статейку на одну страницу и получит четыреста тысяч. Или еще больше, Максим говорил, что в таких дорогих журналах очень высокие гонорары. Наглая, вредная девка. У самой на лице килограмм тонального крема, а еще дает мне рекомендации. Вся из себя журналистка – на автомобиле, с диктофоном, дома наверняка стоит компьютер. Ну и что? Если она такая шикарная и богатая, можно меня унижать? „Как ты скромненько одета“! Страшилище! Все, что в ней хорошего, – осанка. Держится словно королева. И ведет себя с соответствующим гонором. Скобка прыщавая. Ковырялась в моей душе, как вивисектор в препарированной лягушке. Кстати, у меня же есть две „Маргариты“!»

Две «Маргариты», конфискованные у Андрея, были прочитаны от корки до корки, но подпись «Дина Мищенкова» в момент чтения Катерине ничего не говорила. Журнал понравился ей весь, целиком. Теперь же она отыскала и стала въедливо изучать Динину статью о сексе в студенческих общежитиях. Катерина не получила удовлетворения: к сожалению, противная Дина хорошо владела пером – у нее был живой легкий стиль, а статья была насыщена занимательными подробностями и волнующими примерами из жизни – той самой эффектной «клубничкой», которую желала заполучить Дина от Катерины и которой Катерина бессовестно лишила настырную журналистку, не дав Виктору Сергеевичу себя изнасиловать. Тогда Катя успокоила себя, сказав, что секс всегда был «жареной» темой, а писать на «жареные» темы – очень благодарное занятие. Попробовала бы Дина блеснуть своим остроумием и легкостью письма в статье о бронхиальной астме или вареных сморчках. И сейчас она снова возделывает ту же самую грядку – «сексуальные преследования на работе». Об этом кто угодно напишет так, что читательницы «Маргариты» запыхтят от восторга и потом еще долго будут видеть потенциального сексуального преследователя в каждом телеграфном столбе.

«А что? – сказала себе Катя. – Вот я сяду сейчас и напишу в сто раз лучше, чем пишет она!»

Катерина решительно проследовала к столу, нашла у Сонечки чистую тетрадку в клеточку, положила рядом «Маргариту» и задумалась.

Статья Дины о нравах студенческих общежитий начиналась абзацем, который был выделен жирным шрифтом и излагал суть. Катя изложила суть – как опасна жизнь симпатичных девушек, особенно если им приходится работать под началом у симпатичных (или не очень) мужчин.

Дина не стеснялась рассказывать о личном опыте. Катя честно изложила на бумаге «шелтерскую» драму, но местоимение «я» коробило ее, поэтому она закамуфлировалась абстрактным «не так давно в крупной страховой фирме…».

Дина щедро снабжала читателей подробностями из жизни своих подруг, родственниц и просто случайных знакомых («Алла К., с которой я однажды…», «моя хорошая приятельница Лена В…», «двадцатидвухлетняя Марина О…» и т. д.). У Кати в последний московский год было две подруги – Оксана Берг и Орыся Железновская. Ни ту ни другую не пыталось преследовать начальство. Прошлые краснотрубинские подружки, возможно, и страдали когда-либо от чьих-то домогательств, но, не имея представления о том, что Катерина на старости лет ударится в журналистику, не посвятили ее в свои проблемы. Пришлось довериться воображению. Все три вымышленных образа страдалиц, лишившихся чести и стабильного заработка, получились выпуклыми, колоритными, живыми.

Кроме привлекательной болтовни, статье требовалась хоть какая-то информация. Катя нырнула в ворох газет, которые выписывала Софья Викентьевна, и через полчаса имела на руках телефоны нескольких практикующих юристов и Кризисного центра для женщин. Оставив место для делового интервью, она припомнила статью из английского журнала, где содержалось несколько рекомендаций девушкам, желающим не иметь проблем с чересчур настойчивыми боссами. Во времена работы в «Шелтере» эти советы не очень-то помогли самой Катерине (ментальность англичан и русских, очевидно, несколько отличается, и автор той статьи катался бы в истерике, узнав, что Кате пришлось утюжить через марлю брюки начальника после того, как она по совету журнала вылила на шефа кофе). Поэтому юная писательница, опираясь на свой печальный опыт, предложила читательницам несколько собственных оригинальных рецептов противоядия. Когда она их сочиняла, у нее перед глазами стоял разгоряченный и сладострастный Виктор Сергеевич Терентьев, поэтому придумывать методы борьбы не составляло труда, приходилось даже тормозить разбушевавшуюся фантазию, иначе от Виктора Сергеевича остались бы только пуговицы и шнурки…

* * *

Поднявшись в семь утра, воодушевленная идеей написать статью, молодая авантюристка весь день провела в интересных заботах. Ей понравилось брать интервью – и юрист, и работник Кризисного центра для женщин были мужчинами и с удовольствием побеседовали с хорошенькой, запинающейся от волнения Катей. Она представилась абитуриенткой журфака МГУ, которой не хватает для подачи документов одной статьи в прессе. В паузе между двумя интервью она еще умудрилась сгонять в больницу, накормить сосисками Сонечку и узнать, что ее выписывают завтра, в пятницу.

Затем Катерина помчалась к Пряжникову, отшуршала пятнадцать минут на компьютере, исправила ошибки, переоделась и направилась в «Маргариту»…

Катя стояла в коридоре редакции и удивлялась собственной наглости. В сумке лежал готовый материал, перепечатанный в квартире Андрея Пряжникова на компьютере сыщика.

Редакция «Маргариты» обосновалась в огромном здании на Зубовском бульваре. Вахтерша долго пыталась вытрясти из Кати редакционное удостоверение. Потом вместо кнопки вызова лифта Катерина нажала кнопку аварийной, и из динамика послышалось недовольное, чавкающее: «Ну, чё там еще, блин, надо?»

«Надо быть решительнее, – убеждала себя Катя, не в силах спросить у энергичных женщин, пробегавших мимо, куда ей сдавать свой первый материал. – У этой Дины нет ничего, что позволяло бы ей вести себя так самоуверенно. Однако преподносит себя словно она подлинная герцогиня или очень вкусное фисташковое мороженое. Если я так и буду стоять здесь, то благополучно дождусь окончания рабочего дня и меня выгонят из здания!»

Катя отчаянно завертела головой и увидела в конце коридора Дину Мищенкову.

«Только ее здесь не хватало!»

– Привет, – удивленно и пренебрежительно произнесла Дина. – А ты что здесь делаешь? И куда ты пропала, я ждала тебя битых двадцать минут…

Целая компания мыслей и мыслишек пронеслась в Катиной голове: «Сказать, что пришла извиниться за свое исчезновение, что ищу ее, а почему я должна оправдываться перед этой коровой, сама виновата, что я не захотела давать ей интервью, скажу, что решила поступать на журфак и написала статью, но это опять вранье, никуда я не решила поступать, правда в том, что я решила доказать себе, что могу писать не хуже или лучше этой противной Дины, значит, надо прямо это и сказать, но это невежливо, но что же…»

– Привет, – щедро улыбаясь, ответила Катя. Она развела плечи, выпрямила спину и приподняла подбородок. И как ни странно, ощутила, что простое передвижение позвонков в более стройную линию значительно улучшило ее самооценку и прибавило уверенности. – Я написала статью и хочу сдать ее редактору.

– Статью? – выдохнула Дина. – Наверное, ты имеешь в виду письмо? Письма в журнал надо отправлять по почте.

– Не письмо, а статью, – упрямо повторила Катя. И решила быть до конца наглой. – И знаешь на какую тему? О сексуальных преследованиях на рабочем месте.

– Что? – задохнулась Дина. —. Да как ты посмела что-то там написать? Это же моя тема!

Но Катерина уже почувствовала себя раскрепощенно.

– С какой стати это твоя тема? Ты сама ее придумала? Каждый второй журнал и газета не преминули осветить «твою» тему на своих страницах. Им ты тоже предъявишь свои эксклюзивные права?

– Ну и наглая же ты! Пигалица провинциальная! Да ты наверняка двух слов на бумаге изложить не сможешь, да ты…

– Тогда тебе незачем нервничать, – успокоила оппонентку Катя. – И не морщь лоб. У тебя проблемная кожа. Через десять лет от таких гримас превратишься в моченое яблоко.

– Девочки, что у вас за спор? Диночка, что случилось?

Импозантная дама неслышно подплыла по ковровой дорожке к девочкам, готовым перейти в рукопашную.

– Здравствуйте, Валерия Борисовна. Вот, у «Маргариты» появился новый автор.

Вложив как можно больше яда в слово «автор», Дина Мищенкова развернулась и пошла прочь вдоль по коридору.

– Что-то Дина сегодня не в духе, – сказала Валерия Борисовна, вопросительно поглядывая на Катю.

– Да, это я виновата. Я украла у нее тему.

– Вот как? – заинтересовалась дама.

– Она попыталась взять у меня интервью, но мне не понравилась ее манера задавать вопросы. И мне показалось, что раз я на собственном опыте «освоила» материал, то у меня есть моральное право писать об этом. Но нет, я действительно перебежала Дине дорогу. Жаль. Целый день писала, и все зря! – Катя вздохнула и собралась уходить.

– Постой! Так ты не оставишь свою статью?

– Зачем? Разве кто-то станет ее читать? Наверное, я нарушила – как вы это называете? – «журналистскую этику».

– Я прочитаю, – сказала Валерия Борисовна. – А на обороте напиши свой номер телефона и как тебя зовут. На всякий случай. О, да тут целый трактат. Сколько времени у тебя ушло?

– Целый день, я же сказала. Бегала брала интервью, писала, исправляла, перепечатывала. И все зря. Но было так увлекательно. Ну и ладно. Этот опыт не лишний, правда?

– Наверное.

* * *

– Американские ученые провели какое-то там исследование и выяснили, что мы, русские, большую часть жизни проводим в состоянии стресса. И они удивляются, как нам удается преодолевать такие нагрузки, как мы умудряемся выжить.

Софья Викентьевна сидела за столом и, изящно удерживая в левой руке вилку, интеллигентно расправлялась с ростбифом, который зажарила Катерина в честь окончания больничных мытарств.

– Но им, американцам, не понять, как насыщена наша жизнь маленькими радостями и какое великое удовольствие мы умеем от них получать. Я две недели обрастала мхом и тихо плесневела, как французский сыр, а вернувшись домой, обнаружила, что есть горячая вода. Катя! Ведь горячей воды могло не быть! Она совсем не обязана так часто радовать нас своим присутствием! К тому же ремонтники зверски активны в этом году. Они уже 78 раз вскрывали асфальт в нашем дворе и эксгумировали водопроводные трубы.

– Софья Викентьевна, так что вам сказали в больнице? – грустно спросила Катя. Она сидела на диване и деревянной зубочисткой ела сгущенку из консервной банки, чтобы растянуть удовольствие. А с подоконника за ней с умилением наблюдал Джим, только что проглотивший свой кусочек мяса: «Ешь, моя радость, ешь! Ты так отощала. Да взяла бы половник, черт возьми!»

Сонечка приуныла.

– Не будем об этом говорить! Я себя прекрасно чувствую. А что говорят врачи – так я им не верю. Через пару недель отправлюсь, в конце концов, в Италию. Хочешь, я скажу тебе что-нибудь по-итальянски? La lingua italiana e molta bella. Caterina e belissima. Grazie. Quanti soldi sono queste mele? Dove sono I negozi? [4] . Ну как у меня получается? Неплохо, правда? Те же американцы утверждают, что интеллект восьмидесятилетних может конкурировать с мозгами тридцатилетних. Старики проявляют большие способности к изучению иностранных языков и хорошо адаптируются в незнакомой ситуации. Правда, речь идет, должно быть, об американских стариках. Катя, почему ты не возьмешь ложку?

– Ложкой я через минуту останусь без банки.

– Ты, наверное, основательно разорилась, пока я была в больнице. Каждый день привозила мне столько вкусностей. Ну ничего, скоро я получу пенсию, и мы отдадим твои долги.

– Ну конечно, – возмутилась Катя. – А то, что я целый месяц жила за ваш счет? Вы уже забыли?

– Так, началась старая песня. Как ты вкусно пожарила мясо! Правда, Джим, тебе тоже понравилось?

С подоконника донеслось довольное урчание, которое означало: «Она все делает прекрасно. Моя сладкая девочка».

* * *

Бистро «Момент» существовало всего месяц, но уже имело страстных поклонников и приверженцев. Это была ярко освещенная забегаловка с высокими круглыми табуретами, длинными столами и огромными красочными фотографиями на стенах под стеклом. Меню было разнообразно.

Владелец закусочной применил элементарную формулу: быстрота обслуживания плюс высокое качество еды. И добился успеха в своем деле. Высокое качество еды обеспечивалось не дополнительными материальными затратами, а талантом персонала. Да, здесь, как и в «Макдональдсе», подавали гамбургеры и хот-доги, но сравнивать съедобную продукцию американской закусочной и «Момента» было все равно что сравнивать творчество поэта-самородка из заводской многотиражки с поэзией Лермонтова. Шеф-поваром в «Моменте» был тот самый Владислав, который два месяца назад кормил креветками Орысю и Катю.

В шесть утра понедельника за час до открытия закусочной там уже вовсю шевелились. На кухне – кондиционеры не спасали ее от жары раскаленных духовок – дробно стучали ножи, с инквизиторским грохотом лязгали железные крышки печей, потрескивало раскаленное масло, ухало обминаемое тесто. Капли воды блестели на свежевымытой зелени, белоснежные бока яиц вздрагивали от прикосновения безжалостной лески яйцерезок, янтарно-желтый сыр в идеальных дырочках источал аромат, розовое мясо покрывалось клеточками под ударами молотков, рыба покорно ждала, когда ее лишат переливающейся серебристой чешуи.

На кухню, где Владислав азартно и артистично шинковал лук (он считал ниже своего достоинства пользоваться лукорезкой), заглянула Света. Света была посредником между кухней и голодными клиентами – она стояла около кассового аппарата, вся ультраизумрудная в своей униформе, и оделяла жаждущих порциями уникальных блинчиков с мясом и горячим кофе под названием «Везувий».

– Сегодня я опять буду надрываться одна? – недовольно спросила Светлана.

Управляющий Иннокентий Валентинович, Кеша, который последние двадцать лет упорно боролся с язвой желудка и еще более упорно со своей любовью вкусно поесть, с сожалением оторвался от бурлящего казанка с соусом, окинул изумрудную Свету мрачным взглядом и произнес:

– Нет. Твои мытарства закончились. Сегодня придет девушка, которую нам рекомендовал Владик.

Влад, слушай, а где она, собственно говоря? Уже пора открывать.

Вторую девушку уволили на прошлой неделе, когда она огрела подносом с бутербродами назойливого мужика, пытавшегося перелезть через стойку и завязать с симпатичной «Момент»-герл дружбу. Горячие бутерброды живописным фонтаном разлетелись во все стороны (в том числе и на других, мирно жующих клиентов), волокна расплавленного сыра повисли на витрине с мороженым, несдержанную девушку уволили в тот же миг, а Света должна была несколько дней вкалывать за двоих. За это время она получала двойную ставку, но работа была очень утомительна. Единственный плюс – со Светой никто не пытался завести знакомство: непривлекательность, занудство и трудолюбие сочетались в ней в равных пропорциях.

Вчера Катерина наконец-то вспомнила, что Кира Васильевна дала ей телефон Владислава. Она позвонила ему, узнала, что он теперь работает в другом месте, спросила, нет ли у него какой-нибудь работы – любой! – и неожиданно получила предложение.

– Сейчас она придет, – заверил Кешу Владислав.

– Ну вот, что же вы меня не предупредили? – проныла Света неприятным голосом. – Там за дверью уже полчаса маячит какая-то девица. Это не она?

Народ повалил из кухни в операционный зал, где голодным клиентам ежедневно скармливались тонны провианта, и через минуту Катерина была впущена внутрь.

– Я не знала, как войти, здравствуйте, – объяснила она улыбаясь. – Не опоздала? Привет, Владислав, давно тебя не видела.

Иннокентий Валентинович, Светлана, Владик и два повара, Денис и Матвей, молча смотрели на Катю.

– Кажется, моя язва начинает успокаиваться, – тихо сказал Кеша Владиславу. – У тебя красивая подружка.

Света скептически рассматривала Катины туфли: на таких шпильках она не простоит и двух часов за стойкой. А рабочий день продолжается с семи утра до семи вечера минус два часовых перерыва.

– Как у вас красиво! – немного смущенно произнесла Катерина. – Все сверкает. И очень вкусно пахнет.

– Мой желудок совершенно здоров, – задумчиво сказал себе Иннокентий. – Это не девушка, а балансированный успокаивающий гель для язвенника. Светлана! Дай Екатерине униформу. Катя, у нас униформа. И расскажи ей, как мы работаем…

«Екатерина Великая, – обиженно подумала Света. – Уставились на нее все, словно она „Мисс Мира“. Посмотрю, что с ней станет к концу рабочего дня».

* * *

В десять утра, когда начался перерыв, Катя села на стул, сняла туфли и устроила измученные ноги на соседней табуретке. Она так устала, что даже не хотела есть.

К столику подползла недовольная Света. Она держала большой бумажный изумрудный стакан с надписью «Момент» на боку, от которого распространялся аромат кофе, и трехэтажный бутерброд «Знойное счастье».

– Ты что, успела дома позавтракать? – спросила она Катю, устраиваясь рядом. – Я не успеваю. Вскакиваю как ненормальная в пять утра и мчусь на работу. Еда бесплатно, возьми себе чего-нибудь.

Светлана азартно чавкала бутербродом, но у Кати не было сил подняться и сходить на кухню за своей порцией сандвичей. «Если здесь не найдется каких-нибудь шлепанцев, буду стоять босиком», – подумала она.

Появился Владислав. Через секунду перед Катей уже стоял завтрак.

– Ой, Владик, спасибо тебе! – измученно улыбнулась Катерина. – А я так устала, что не могу сдвинуться с места. Отработала всего три часа… Света, как же ты целый день?

– Привыкла, – мрачно ответила Светлана. Она думала о том, что ей Владислав никогда не приносил кофе с бутербродами.

Из кухни неслышно прокрался повар Денис. У него на подносе стояла двойная порция. Увидев, что Катерина уже ест, он разочарованно вздохнул.

– Ты что, – ехидно спросила Света, – все это сам собираешься съесть?

– Мне надо набрать три килограмма, – гордо заявил Денис. – Хочу поступить в парашютную секцию.

– Ты уже давно преодолел необходимый минимум, – не унималась Света.

Владислав и Катя улыбнулись, а из-за стойки возник второй повар – Матвей. Он тоже нес два стакана.

– И ты собираешься в парашютисты? – воскликнула Света. «Этот тоже сдвинулся. Стоило появиться красотке с синими глазами, все сошли с ума! А в ней – совершенно ничего особенного».

Матвей посмотрел на Катю, которая заканчивала кофе, и сел рядом с Денисом. Катя с признательностью посмотрела на него и покачала головой, как бы извиняясь за свою неспособность завтракать три раза подряд…

Вечером Катерина ехала домой на новеньком автомобиле Владислава.

– Знаешь, я понимаю, что эта работа не для тебя, Катюша. И ты не сможешь одновременно что-нибудь искать.

– Точно, – откликнулась Катя. – Сейчас я упаду в кровать и просплю десять часов подряд. И так семь дней в неделю! Как вы справляетесь с таким выматывающим графиком?

– Нормально. Зарплата хорошая. И приятно, что люди получают от нас удовольствие. Некоторые даже пытаются прорваться на кухню, где я колдую над анчоусами, и выразить свою жгучую благодарность. Мне нравится кормить людей.

– У тебя талант. А свою первую зарплату я получу только через месяц, да? В июле?

– Да, в первых же числах.

– А нельзя ли взять аванс? – тихо смущаясь своей наглости, осведомилась Катерина. – Мне очень нужны деньги. Я два месяца была без работы, залезла в долги…

Под «долгами» Катя имела в виду тридцать шесть тысяч рублей, которые она изъяла у Андрея Пряжникова.

– Удивительно, Катюша! Ты производишь впечатление совершенно благополучной сеньориты. Кто бы мог подумать, что у тебя проблемы с деньгами! Нет, аванса нам не дают, даже если очень попросить. Кеша добрый человек, измученный язвой, но владелец кафе – замшелый феодал. От него невозможно получить ни одной копейки, не отработав ее с нечеловеческим напряжением. Но, Катерина! Зачем тебе просить аванс? Я, конечно, не могу предложить тебе сейчас внушительную горку золотых дукатов, так как только что истратил личные накопления на вот этот автомобиль, но пара сотенных у меня есть. Тебе хватит сотни долларов? Я завтра же тебе их доставлю. А недалеко от нашего «Момента», буквально за углом, обменный пункт банка «Виктория», и там всегда выгодный курс, рекомендую.

– Нет, – отрезала Катя. – Я не возьму у тебя денег в долг. Спасибо, конечно. Ладно, как-нибудь дотяну до зарплаты. Не обижайся, Влад, хорошо?

– Хорошо, – легко согласился шеф-повар «Момента». – Ничего, зарплата будет приличной. Если бы она была менее приличной, то, учитывая семидесятичасовую рабочую неделю, я накормил бы нашего рабовладельца жареными тарантулами. Вкусно, но не все справляются. Однако ты живешь далеко. Твой путь на работу к семи утра будет тернист и опасен. Хочешь, я буду за тобой заезжать?

– А тебе по дороге?

– Конечно нет! И это делает мое предложение еще более ценным, правда?

– Правда, – улыбнулась Катя.

…Едва она приступила к выполнению своего плана – упасть в кровать, пристроить чугунные ноги высоко на свернутом одеяле и заснуть до половины шестого утра, в комнату на цыпочках пробралась Сонечка с телефонным аппаратом, волоча за собой резиновый шнур, словно бесконечную змею, и стала устраивать телефонную трубку на подушке рядом с Катей.

– Катерина, – игриво пропела трубка давно забытым голосом Леонида Кочеткова, – куда ты пропала на два месяца?

– Я уже сплю, – недовольно ответила Катя. – Я устала. Ой, Леня, привет.

– Кто ложится спать в девять вечера? – возмутился Леонид. – Вставай. Нам надо встретиться. Где ты сейчас живешь, мой славный душистый персик? Говори адрес, я подъеду, и отправимся в «Анну» на всю ночь.

– Ты с ума сошел! – выдохнула сонная Катерина. – Мне на работу к семи утра. А о чем ты хочешь поговорить?

– У меня для тебя грандиозное деловое предложение. Тогда встретимся завтра. Где?

– В два часа дня около бистро «Момент». Знаешь, где это?

– Я знаю есть такой клей – «Момент».

– А это маленькая, но очень симпатичная закусочная. «Макдональдс» для гурманов, – терпеливо объяснила Катя.

– Нереальное словосочетание. «Макдональдсы» для тех, у кого полностью атрофированы вкусовые рецепторы. Ну да ладно. Значит, к двум я подъеду к «Моменту». А что ты там делаешь?

– Работаю.

– Референтом? Переводчиком? – удивился Леонид.

– Официанткой! – ошарашила его Катя.

На этом диалог закончился, так как изумленный Леня утратил способность к связной речи. И Катерина смогла уткнуться в подушку и спокойно заснуть.

* * *

Джулия удобно сидела в кресле, элегантно закрутив правую ногу вокруг левой, и листала журналы. Фотограф Борис следил за иностранной гостьей напряженным, ревнивым взглядом.

– Еще вот это, – почтительно указал Борис на фото обворожительной блондинки, – это тоже моя работа.

– Да, я вижу ваше имя сбоку. Отлично, – вежливо и сдержанно улыбнулась Джулия.

Профессиональный взгляд Бориса сразу отметил морщинки, которые с готовностью появились в уголках эффектно очерченных губ. И ни один год, прожитый Джулией, не ускользнул от внимательного фотографа: он безошибочно установил возраст шикарной дамы. Дама годилась в матери его моделям, но именно зрелость и придавала мнению Джулии значительный вес. От того, понравятся ли ей эротические шедевры Бориса, зависело, рекомендует ли она его журналам, в которых работает сама.

Джулия неторопливо перелистала страницы. Но цель ее визита не совпадала с устремлениями рвущегося за границу фотографа. Джулия надеялась отыскать среди моделей Бориса свою единственную, неповторимую, которую она увезет в Париж.

– А что вы можете показать мне из неопубликованного в печати?

Борис, словно взволнованный мальчик, рысью умчался в соседнюю комнату и через секунду появился снова – теперь с увесистыми плотными пакетами. Талант и профессионализм фотографа не вызывали сомнений. Особенно понравилось Джулии исключительное чувство такта – оно совершенно необходимо, когда девяносто процентов снимка занимает обнаженная натура, иначе самая красивая фотография превратится в поделку с налетом вульгарности. Да, ему можно дать рекомендации. И в очередной раз подтвердить свое умение поднимать алмазы из пыли.

Разочарованно вздохнув, неудовлетворенная результатом своих поисков Джулия отложила пакеты в сторону. Борис принял этот вздох за смертный приговор и сник. Он побил все рекорды изобретательности, чтобы устроить встречу с иностранкой, – и зря!

– Я отложила вот эти снимки, – произнесла иностранка. – Думаю, мы будем работать вместе. У вас есть факс?

– Конечно! – обрадованно воскликнул Боря. – Конкретно у меня нет, но факсов в Москве что песчинок в Аравийской пустыне.

– Отлично. Я переговорю с коллегами и, вполне вероятно, вы получите хороший заказ.

– Моя благодарность… – начал было Борис.

– Потом, потом, – замахала белоснежной рукой Джулия. – Если вам с моей подачи удастся пробиться в Париже или Лондоне, считайте, вы меня уже вознаградили. Это будет нелегко, но у вас талант и отличные перспективы.

Джулия, немного расстроенная очередной неудачей, поднялась с кресла. Одуревший от счастья фотограф подскочил следом. И в тот момент, когда Джулия подходила к двери, уже отодвинув в своих мыслях удачливого Бориса на задний план, уже полностью погрузившись в размышления, в этот самый момент горячая волна, знакомое предчувствие победы заставило ее вздрогнуть и остановиться. Джулия медленно повернула голову влево, не понимая, откуда идет сигнал. На столе под стеклом (что за непонятная манера накрывать столы оконными стеклами?) лежала большая цветная фотография. Девушка с синими глазами доверчиво и удивленно глядела в объектив. Джулия обмякла, расслабилась, как мороженое на тридцатиградусной жаре, закусила нижнюю губу, не опасаясь испортить изысканный макияж, и осторожно, почти равнодушно спросила у своего будущего протеже:

– Кто это? Симпатичная девочка.

– Я даже не знаю! – обрадовал Борис. Он рванулся к столу и вытащил фотографию. – В прошлую среду пришла девочка, но по недоразумению. Ее не предупредили, что надо раздеваться. Не устоял, сфотографировал одно лицо, на грудь и все остальное не посягнул. Очень выразительный взгляд. Чудесное сочетание беззащитности, воли, удивления, значительности.

– Такой взгляд, словно ее только что переехал поезд. Я хотела бы с ней познакомиться.

– Сейчас! Идемте.

Они вышли из комнаты, которая служила фотографу офисом, пересекли студию и оказались в раздевалке. Джулия, привыкшая видеть рядом – в агентствах моделей, на подиумах – самых красивых женщин планеты, в очередной раз удивилась фантазии природы. Дюжина очаровательных, эффектных и просто безупречно красивых девичьих лиц с интересом уставилась на иностранную даму.

– Девочки, где найти Мадлен?

– Ее так зовут? – спросила Джулия.

– Нет. Кажется, ее зовут Катя. Но Катю привела именно Мадлен.

– Она танцует в диско-баре «Мадлен», – с готовностью откликнулась одна из девушек. – В клетке.

– Я там была, – сказала Джулия. – И видела клетку. Хорошо.

– Через Мадлен можно найти Катю, – зачем-то объяснил Борис. Возможно, он сомневался в способностях Джулии ориентироваться на местности. – Давайте я этим займусь.

– Нет, спасибо, – не согласилась Джулия. Теперь, когда она точно знала, кого ищет (у новых духов появился конкретный образ), ей не нужны были посредники. – У вас, Борис, нет фотографии меньшего размера? Дайте мне, пожалуйста.

На радостях Джулия закатилась в ресторан «Русская изба», расположившийся прямо над студией фотографа. Если бы дискотека открывалась не в десять вечера, а днем, Джулия, несомненно, через пять минут была бы там.

Время от времени она доставала снимок и с удовольствием вглядывалась в лицо русской девушки. Она уже почти любила ее.

* * *

Когда Светлана во вторник пришла на работу без пятнадцати семь, то, к своему неудовольствию, обнаружила, что новенькая не только не опоздала, но уже висит на стене и протирает стеклянные фотографии. Кроме того, она, кажется, помыла пол.

– Откуда такой бешеный энтузиазм? – хмуро выдавила из себя Света.

– Привет, – весело прокричала со стены бодрая и радостная Катерина. – Владик начинает в шесть, и мне тоже пришлось ехать к шести. Он меня забрал. Не смогла целый час сидеть без дела. К тому же вчера так плохо вымыли пол – в углах пыль, крошки. Безобразие!

– Ты не успеешь переодеться, – заметила Светлана. – Прыгай.

В маленькой комнате, где девушки меняли цивильную одежду на униформу, Свету ждало еще одно потрясение. То, что у Катерины хорошие пропорции было видно и в костюме, но лишенная одежды, она выглядела прекрасным неземным ангелом в кружевных трусиках и лифчике. У Светланы заныли зубы от такой несправедливости. И ангел совсем не собирался краситься, хотя, по мнению официантки, было совершенно необходимо замазать и припудрить этот вызывающе естественный румянец на щеках Катерины.

– Вчера я только успела постирать униформу, – оживленно говорила Катя, – и свалилась с ног. Так устала. Как ты работала за двоих, пока меня не приняли?

– Да вот так, – со злобным удовлетворением ответила Светлана. Она красила ресницы, ошибочно полагая, что это сможет внести какие-то изменения в ее внешность. Нет, Света была из разряда девочек-крокодилов, которым даже косметика бессильна помочь.

В семь утра двери открылись, и несколько голодных клиентов, которые терпеливо дожидались за стеклянными стенами закусочной, радостно ввалились внутрь.

На кухне царило непонятное оживление. Света, пришедшая сюда за салатами, с подозрением уставилась на Дениса и Матвея. Они стояли плечом к плечу, синхронно взмахивали ножами и весело насвистывали мелодию из репертуара Джо Дассена. Владислав, по локоть в сухарях, от которого со сверхзвуковой скоростью отлетали аккуратные розовые котлетки, блаженно улыбался в пространство. И даже замученный болезнью Кеша тихо напевал себе под нос, прицеливаясь к аппетитной ореховой булочке «Прекрасная Изольда», только что вынутой из духового шкафа.

– Иннокентий Валентинович, – строго сказала Света, – вам же нельзя.

– Мне уже два дня можно, – умиротворенно отозвался Кеша. Он пытался подцепить горячую булку вилкой. – С тех пор как я увидел Катерину, моя язва молчит. Вчера я на радостях сожрал полпалки сухой колбасы. И ничего! Вы представляете? Ни-че-го!

При имени «Катерина» синхронный стук ножей на минуту прекратился, Денис и Матвей подняли головы, радостно улыбнулись и снова погрузились в шинкование помидоров.

«Райский уголок! – злобно подумала Света. – Где привычные окрики, ошпаренные пальцы, прилипшее тесто и зеленое, вечно недовольное лицо Кеши? Они сейчас начнут танцевать менуэт и говорить друг другу „вы“. И все это потому, что появилась эта противная девчонка!»

А «противная девчонка» оказалась еще и на редкость шустрой. До этого пальма первенства в трудолюбии и шустрости принадлежала конечно же Свете. Но сегодня школьники, студенты и служащие, которые кормились в «Моменте», предпочитали становиться в очередь к стойке Катерины, словно там пицца была более сочной, а кофе более горячим, чем у Светланы. Но Катя артистично расправлялась с очередью, она колотила пальчиками по кнопкам кассового аппарата, заворачивала бутерброды в фирменную бумагу – тем, кто хотел взять завтрак с собой, – и улыбалась, улыбалась, улыбалась.

Настроение Светланы неуклонно падало…

* * *

Около двух часов дня дверь закусочной в очередной раз распахнулась, и появился Леня Кочетков. В белоснежной рубашке с коротким рукавом, в ярком галстуке и с букетом роз в руке он выглядел очень празднично.

– О, сколько у вас всего вкусного! – заявил он, поздоровавшись. – Катя, ты шикарно смотришься в этом наряде и в окружении гамбургеров. Бери цветы, заверни мне в бумагу парочку вот этих бутербродов с непонятным названием «Монте-Кристо», и пойдем поговорим.

Через стеклянные витрины Света видела, как посетитель усадил Катерину в иномарку, припаркованную у входа в «Момент», сам сел рядом на заднее сиденье, тронул за плечо водителя, и автомобиль, мягко заурчав, испарился.

«Ушла за десять минут до обеда! – калькулировала в уме Светлана. – Работает второй день, а уже нарушает дисциплину. Вот, мужчины, цветы, автомобили – все ей. Что она вообще делает в нашей забегаловке?!»

…Леонид и Катерина оставили машину и устроились на скамейке под кленом.

– Я один, – сказал Леонид. – Тоскливо без Орыси… И ты одна?

– И я одна, – грустно подтвердила Катя.

– И как ты умудрилась найти такую работу? Ты слишком шикарная женщина для этой закусочной.

– Очень просто, – засмеялась Катя. – Я два месяца пыталась устроиться секретарем-референтом, или переводчиком, или еще кем-нибудь, но так, чтобы не наткнуться на нового Виктора Сергеевича Терентьева. И везде на меня смотрели голодными глазами. А я слишком сильно обожглась в «Шелтере», чтобы повторять ошибку.

– О Викторе Сергеевиче. Я как раз о нем и собирался поговорить. Не буду крутить, юлить, придумывать. Мы с тобой друзья. Так вот, мой друг Витя в трансе. Он очень быстро тебя уволил и вот уже два месяца ждет, что ты подашь на него в суд за попытку изнасилования.

– Да, я могла бы. Я разговаривала со специалистом. И у меня есть кассета с записью, – кивнула Катерина. Она подробно обсудила эту тему с юристом, когда писала статью для «Маргариты».

– Но ты, конечно, не станешь этого делать. Виктору участие в судебном разбирательстве обойдется в несколько взяток, все свалят на тебя, бульварная пресса с удовольствием поместит ваши фотографии на первых полосах – «Изнасилованная секретарша подает в суд на босса», присочинит кучку невероятных гадостей, в результате и ты и он станете предметом подробных обсуждений. Ни тебе ни ему это не нужно.

– Я понимаю, – спокойно согласилась Катя. – И поэтому ничего не делаю. Но скажи, зачем он набросился на меня, когда сотня девиц только и мечтает о том, чтобы приобрести такого любовника, как Виктор?

– Твоя неприступность действует как сильнейший афродизиак. Он не справился с чувством. Но, Катя, если ты не собираешься предпринимать никаких шагов в отношении Виктора, то и кассета тебе не нужна.

– Не нужна, – меланхолично кивнула Катя.

– Он хотел бы у тебя ее купить.

– Катерина вспыхнула.

– Вот негодяй!

– Негодяй, – согласился Леонид, – отпетый негодяй. Поэтому пусть платит. Он хочет дать пятьсот долларов за кассету. Плюс твое честное слово, что это оригинал и копий не существует. Но я, твой преданный друг, поднял цену до тысячи.

Катя представила, как она кидает кассету в лицо бессовестному, наглому, омерзительному Виктору Терентьеву со словами презрения. Он так противен ей, что она готова отдать кассету бесплатно! В следующий момент Катерина вспомнила о голодном Джиме и Сонечке Викентьевне, которой после больницы надо усиленно питаться, и о том, что у нее кончились дезодорант и ночной крем, и о том, что она не может позволить себе купить даже «Орбит» без сахара, а плата за проезд в общественном транспорте вообще превратилась в неразрешимую проблему… Нет! Она скоро получит зарплату. Она не будет унижаться до сделок с Виктором Терентьевым!

– Три тысячи долларов, – коварно улыбнулась Катерина. Сначала она поиздевается над Виктором Сергеевичем. А потом, гордая и решительная, отдаст ему эту кассету и его грязные деньги.

– Думаю, он согласится, – без промедления ответил Леня. Его совсем не удивило, что резвая девушка так быстро сориентировалась и увеличила цену в три раза.

Катя задохнулась. Три тысячи долларов! Образ ненавистного Виктора отступил на задний план, а жизненные удовольствия, которые можно было бы приобрести за три тысячи долларов, навалились на Катерину и нежно заверещали. А неподалеку лежал умирающий от голода Джим и бросал на хозяйку укоризненные взгляды.

– Катерина, – ласково напомнил Леонид, – ты долго думаешь. Только не говори, что отдашь ему эту кассету бесплатно. Не делай моему распутному другу такого царского подарка. Пусть раскошеливается.

– Я согласна, – тонко мяукнула Катерина. У нее перехватило дыхание от стыда, руки дрожали, но пальцы уже чувствовали хрустящие серо-зеленые купюры.

– О'кей! Куда мне завтра подъехать с деньгами? Снова к «Моменту»?

– Давай прямо сюда. Я дойду пешком. В два часа.

И они расстались. Леонид – удовлетворенный тем, что выполнил просьбу друга, Катерина – уверенная в том, что она поступает неправильно. Но в глубине сердца ворочалась мысль, которая заставляла Катю снова и снова покрываться помидорным румянцем: «Почему я не сказала „пять тысяч“?»

* * *

Остаток дня прошел в тягостных размышлениях. Катя механически обслуживала клиентов, вежливо им улыбалась, но была полностью занята своими мыслями. «Брать или не брать эти деньги?» – думала она.

«Не смей, Катерина», – наставительно кричал в ее душе какой-то правильный и весь из себя порядочный голос. «А сколько всего можно купить на три тысячи!» – ласково пели другие, не совсем правильные и порядочные, но такие милые голоса. «Но я не жадная и не алчная, просто мне сейчас очень нужны деньги!» – мысленно кричала в ответ Катя. И не знала, что же ей делать.

– Ты что, оглохла?

У прилавка стоял неприятный, развязный парень лет двадцати и чего-то явно хотел от Катерины. Светлана со своей половины стойки с интересом наблюдала за сценой.

– Да, я вас слушаю, – вернулась Катя на землю.

– Нет, ты меня не слушаешь. Мне этот гамбургер не нравится!

Парень кинул на прилавок капитально искусанный бутерброд.

– И что теперь? – не поняла Катерина.

– Как «что теперь»! – возмутился нервный парнишка. – Ты не предупредила меня, что там внутри жареный лук. Я не люблю жареный лук! – В его голосе уже звучали истерические ноты.

– Зря, – грустно заметила Катя. – Лук очень полезен. В этом бутерброде, который вы ошибочно называете «гамбургером», пятнадцать ингредиентов, и все вместе они составляют неповторимую стройную конструкцию с очень приятным вкусом и нежным, поэтичным названием «Свадебный кортеж» – это изобретение нашего шеф-повара Владислава.

– Я не выношу жареного лука! Я люблю капусту! – бешено завопил парень. – Я хочу другой гамбургер!

– Повторяю, это не гамбургер, а бутерброд, хотя оба эти иностранных слова не отражают сути продукта. Можно было бы назвать это произведение кулинарного искусства «владбургер» – по имени нашего шеф-повара Вла…

Парень завизжал, схватил бутерброд с прилавка, бросил его на пол и стал топтать ногами.

– Я сегодня мыла пол, – с тихой угрозой в голосе сообщила Катерина. – Сейчас же прекратите истерику.

Парень начал пинать высокие табуреты. На шум из кухни показался Кеша и поварской состав. Катя обогнула стойку, устремилась к неврастенику и, когда тот попытался наброситься на нее с кулаками, ловко перехватила его руку и интересным образом вывернула ее. Любитель капусты заорал от боли. Не смея больше сопротивляться, он позволил Катерине вытолкнуть себя на улицу, где со стонами ощупал поврежденную конечность и через секунду бросился бежать.

– Вот псих! – сказала Катя, возвращаясь. – Где швабра? Снова придется мыть пол.

– Что это ты с ним сделала? – спросил удивленный Иннокентий. – Так быстро, ловко, он не мог шевельнуться!

– Я занимаюсь айкидо, – скромно объяснила Катя.

– Надо же, какая способная, – пробурчала с досадой Светлана.

Денис и Матвей восхищенно вздохнули, Влад смотрел на Катю взглядом, полным обожания.

* * *

– Мадлен?

В тесной раздевалке, пропитанной запахом не самого дорогого дезодоранта, эта молодая иностранная дама смотрелась так же непонятно и неуместно, как топ-модель на свиноферме.

Мадлен, которая только что закончила свой танцевальный марафон в клетке и, обессиленная, вяло пыталась удалить с правого глаза тушь, молниеносно занесла даму в разряд «настоящих леди».

– Я уже приходила в понедельник, но тебя не было, – сказала леди.

– Да, меня не было, – подтвердила Мадлен, орудуя ваткой с кремом и с интересом ожидая, что же будет дальше. – Ничего, если я буду одновременно снимать макияж?

Конечно. Уже четвертый час утра, ты, наверное, устала и спешишь домой, – кивнула Джулия. Она разглядывала арсенал косметических средств, которыми было заставлено зеркало Мадлен, и содрогалась: ни к одному из этих футляров, коробочек и баночек с кремом, тушью, тенями и губной помадой (якобы французского и английского производства) она не рискнула бы даже прикоснуться, не то что использовать по назначению. – Я не задержу тебя долго. Мне нужно найти Катю. Знаешь ее?

– Конечно. А зачем?

– Мне понравилось ее лицо. Хотела бы сделать несколько фотографий. Ты, кстати, тоже выглядишь чудесно на снимках, которые мне показывал Борис. Думаю, в качестве фотомодели у тебя есть шанс, – спокойно обманула Джулия разукрашенную танцовщицу.

– Правда? – обрадовалась Мадлен. – Так вы знаете Бориса? Я всего один раз была в его студии. Думаете, он пригласит меня еще?

– Это несомненно, – твердо уверила Джулия.

– Я с Катей виделась всего пару раз, – оживленно затараторила Мадлен. – В это воскресенье я звонила ей домой, потому что не могла танцевать в понедельник и хотела, чтобы она меня заменила, она классно танцует, а у нас если три прогула – то увольняют без разговоров, а я очень не хочу потерять это место, здесь неплохо платят, хотя работа очень тяжелая, приходится танцевать пять часов подряд, и надо много есть, чтобы остаться в прежнем весе, вы понимаете, такая физическая нагрузка, но Катя сказала, что не может, потому что ей только что предложили работу в какой-то забегаловке официанткой, и она завтра, то есть в понедельник, отправляется туда. Я, конечно, расстроилась, такой облом, у меня уже два прогула, и если…

– Так, значит, у тебя есть номер Катиного телефона? – с трудом вставила Джулия свой вопрос.

В том-то и дело, что нет! – с отчаянием закричала Мадлен. – Так всегда получается! Родители словно специально созданы для того, чтобы вредить детям! Телефон был записан на газете, а когда я в понедельник пришла домой, оказалось, что мой сообразительный папаша использовал эту драгоценную газету с Катиным телефоном для гигиенических нужд. И ладно бы для своих, так нет же! Для его любимого кота! И теперь я сама не могу связаться с Катей, а она мне так понравилась, я хотела бы с ней дружить и дальше, такая милая и простая…

– А она не сказала, в какую забегаловку устраивается? – Джулия была разочарована неудачей.

– Сказала! – повеселела Мадлен. – Сказала! Закусочная «Фрагмент».

– «Фрагмент». Отлично. Наверное, мне надо ехать туда. – Джулия решительно поднялась.

– Сейчас они, должно быть, закрыты, – подсказала девушка. – Ночь.

– Да. Значит, утром. Спасибо тебе.

– Вы действительно считаете, что из меня выйдет хорошая фотомодель?! – закричала вдогонку Мадлен.

* * *

У девушки были длинные темные волосы и голубые глаза. Охранник, умиравший от скуки в углу маленькой комнаты, равнодушно окинул ее взглядом и снова ушел в себя. Из-за железной решетки на девушку напряженно уставилась кассирша: она уже погибла от жары, и мысль о том, что сейчас ей придется совершать какое-то действие – проверять подлинность купюр, пересчитывать рубли, – была отвратительна и невыносима. В обменном пункте банка «Виктория» почему-то отсутствовал кондиционер. Несчастные кассирша и охранник весь долгий день страдали от духоты и запаха пота, который приносили распаренные июньским пеклом редкие клиенты, и предавались грезам о прохладном бассейне и ледяной бутылке «Спрайта». Расплавленные пленники жаркой комнаты уже истребили имевшийся запас прохладительных напитков, а отлучаться из обменного пункта они не имели права.

Девушка пахла свежестью. Она положила сумочку на высокую стойку и начала деятельно копошиться в ее содержимом. Охранник лениво поднялся со своего места и сделал несколько шагов в сторону клиентки. Ему было мерзко, душно, скучно.

Девушка закончила поиски. В ее руке был небольшой пистолет, который охранник безошибочно отнес к категории игрушечных, но не успел порадоваться этому факту, так как быстрый и сильный удар ногой безжалостно погрузил его в жаркую темноту на целых пять минут.

Кассирша, вся влажная от пота и страха, съежилась под дулом пистолета, взяла пакет, который кинула ей грабительница, и отошла к сейфу за деньгами: сейчас она была пленницей своего огражденного железной решеткой закутка. Бежать было некуда. Она могла бы включить сигнализацию, но за то время, пока кто-нибудь подоспел бы на помощь, темноволосая девушка шесть раз воспользовалась бы своим оружием. «Да ну, блин, – заторможенно думала кассирша, перекладывая деньги из сейфа в пакет, – из банка, конечно, вылечу, зато живая. Тоже мне банк! Не могут поставить кондиционер! Вот вам всем! И этот валяется, лосось, как на пляже, с девчонкой не справился!»

Девушка взяла легкий пакет и удивленно посмотрела на кассиршу. Та развела руками и объяснила:

– Мало клиентов.

Девушка спокойно кивнула и уже через секунду растворилась за дверью. Кассирша нажала кнопку сигнализации.

* * *

На той же скамейке под кленом свершился обмен микрокассеты на три тысячи долларов. Катины щеки горели ярким пламенем, демонстрируя, какие адские муки стыда и унижения испытывает их хозяйка. «Только потому, что мне очень нужны деньги, – твердила мысленно Катя, торопливо складывая зеленоватые купюры в сумочку. – О Боже! Сколько компромиссов! Кем же я стану, в конце концов?!» Леонид Кочетков не догадывался о мучениях Катерины. Он искренне радовался удачной сделке.

– Ох, какие у тебя щеки, Катерина, – очарованно выдохнул Леня. – Словно яблочки. Какая же ты соблазнительная!

Катя покраснела бы еще больше, но ее «яблочки» достигли крайней степени спелости.

– Теперь, когда наша афера так удачно закончилась, приглашаю тебя в ресторан. Согласна?

– Не согласна, – отказалась Катерина. – Обеденный перерыв кончается, я должна бежать.

– Бежать? В эту закусочную? Готов купить ее целиком с потрохами, инвентарем и свежеподжаренными лангетами, чтобы тебе не надо было спешить.

– Катерина, зачем тебе работать?

– Странный вопрос, – обиделась Катя.

– Такая женщина, как ты, не должна проводить время иначе, чем в наслаждениях и веселье. Какая работа? Неужели некому о тебе позаботиться? – Леонид так преданно и честно смотрел Кате в глаза, что было ясно: он сам готов о ней заботиться всю оставшуюся жизнь.

– Не будем обсуждать эту тему! Все, ухожу.

Катерина сердито вырвала у Лени свою руку, которую тот собирался жарко облобызать, и поднялась со скамейки.

– Можно я иногда буду тебе звонить, – смиренно поинтересовался Леонид, – узнать, как здоровье?

– Ладно, – снисходительно разрешила Катя. – До свидания, Леня.

– До свидания, моя краснощекая нимфа! Катерина преодолела метров двадцать, и мысль, о том, как низко она пала, взяв деньги за кассету, снова начала обжигать ее мозг. «Все! Не буду больше об этом думать! – приказала она себе. – Взяла так взяла. Нет, нет, нет, не буду думать об этом!»

Но мысль огненным шаром катилась следом за ней, подталкивая в спину раскаленным боком и внушая Кате: «ты плохая, ты плохая, ты плохая!» – и Катя бросилась бежать.

Завернув за угол, она с разбегу налетела на Владислава, который мирно и неторопливо передвигался в сторону «Момента». Удивленный Влад поймал раскрасневшуюся девушку – она едва не упала. Катина сумочка слетела с плеча, сделала в воздухе три кульбита и шлепнулась на тротуар, выплеснув свое содержимое на расплавленный от солнца асфальт. Катерина застыла в крепких Славиных руках, не в силах оторвать взгляд от очевидного доказательства ее падения в бездну непорядочности: серо-зеленые банкноты лежали на тротуаре вперемешку с тюбиками губной помады, ключами от квартиры, записной книжкой и пудреницей.

Ошарашенный увиденным (бедняжка, два дня назад просившая выдать ей аванс ввиду крайне тяжелого финансового положения, запросто носила с собой пару-тройку тысяч долларов!), Влад молча помог Катерине укомплектовать сумочку.

Безмолвные и загадочные, они вошли в закусочную за пять минут до конца обеденного перерыва.

* * *

Русское отделение «Маргариты» возглавляла Валерия Позднякова, а со стороны издательской компании «Маргарита интернешнл» его курировала Дона Майерс.

Сейчас две сорокалетние дамы сидели на велотренажерах в спортзале и усиленно крутили педали: вече.ром им предстоял ответственный фуршет, и надо было заранее отработать мегакалории бисквитных пирожных и мартини.

– Думаю, статью о сексуальных преследованиях мы можем поставить в августовский номер, – сказала Дона, снимая с головы разноцветную резинку и вытирая лоб.

Получится не совсем этично по отношению к Дине Мищенковой, – заметила Валерия Борисовна. – Мы сами поручили ей эту тему, а теперь она остается в стороне со своим, возможно, уже готовым материалом.

– Конкуренция, – развела руками Дона. – Мищенкова способная журналистка. Но если способности не подкреплены трудолюбием – девушка всю жизнь будет оказываться за бортом. Вы предложили ей написать статью еще в апреле. Сейчас июнь. Я статьи не видела. Где она? С такими темпами странно на что-либо претендовать. А никому не известная девочка Катя принесла, согласитесь, Валерия, оригинальный, блестяще написанный материал.

– Вы правы, но…

– Конечно, если бы «Маргарита», извините, я вас перебила, если бы «Маргарита» была стопроцентно русским изданием, в том смысле, что отношения между сотрудниками строились в традициях советских редакций, Катерине не на что было бы рассчитывать. А у нас на Западе статья самого знаменитого журналиста-звезды может слететь с полосы, если в последний момент понадобится площадь для более острого, интересного публике материала – пусть этот материал напишет безвестный автор. А Дина Мищенкова даже не звезда. Просто способная девушка. Поэтому ей придется отойти в сторону с ее ленью и неповоротливостью и уступить дорогу более энергичному конкуренту. Вы мне сказали, что Катя очень быстро написала статью?

– Да, она говорит, за день-два. Но нельзя сказать, что материал грешит легковесностью и недоработками.

– Вот видите, Валерия! И написано занимательно, интересно, красочно. Ну как, вы еще переживаете за Мищенкову? Или согласны со мной?

– В принципе вы правы. К тому же мы пока не заключили контракт с Диной. Только думаем об этом, присматриваемся. Значит, девочки находятся в равном положении – обе вне штата. Я узнала кое-что о Кате от своей знакомой, которая работает в страховой фирме «Шелтер».

– Не об этой ли фирме пишет Катя в своем материале?

– Да. Она работала там секретарем, и именно у нее были неприятности с начальником. Ей пришлось уволиться. Катерине девятнадцать лет, у нее среднее образование, владеет двумя языками. Очень способная в плане самообразования и самосовершенствования девочка. Так мне про нее сказали. Трудолюбива, настойчива, порядочна.

– Я бы сказала, что ей надо поступить на факультет журналистики – такие прекрасные данные, великолепный язык, чувство стиля, умение взглянуть на факты под новым углом зрения…

– Я тоже об этом подумала, Дона.

– Но не верю, что ваше университетское образование сможет существенно помочь ее развитию. Я знаю, чему учат на ваших факультетах. Система жанров, борьба Максима Горького, социологические методы исследования СМИП. А многие выпускники даже не в силах назвать основные приемы манипулирования массовым сознанием.

Валерия Борисовна сосредоточенно крутила педали. Она готова была поспорить о полезности университетского образования, но не хотела связываться с высокомерной Доной. Иностранка в любом случае осталась бы при своем мнении.

– Самое интересное, – заметила Валерия Борисовна, – что Катя никуда не сможет поступить. Она в Москве, как я поняла, одна. Родители – в провинциальном городке, ей никак не помогают. А поступить на престижный факультет – несмотря на ваше категоричное мнение, журфак был и остается одним из самых престижных отделений университета, – так вот, поступить туда без капитальной поддержки невероятно трудно.

– Значит, так, Валерия. Талант распознается с первой строчки. Поэтому давайте попытаемся заключить с Катей контракт. Пусть работает на «Маргариту». Это будет выгодно и Катерине, и нам. А то не сегодня-завтра эта шустрая девочка напишет новую статью и отнесет ее в другой журнал. И мы останемся без потенциально ценного сотрудника. Что вы об этом думаете?

– Полностью с вами согласна, Дона.

* * *

Катя предложила покончить с индивидуализмом во время перерыва и садиться за общий стол и обедать в приятной компании. В центр стола Катя поставила вазу с цветами.

«Вот еще!» – недовольно пробурчала Света.

«Здорово!» – воскликнули Денис и Матвей.

«И как мы раньше не догадались? – удивился Кеша. – Бегали по углам с тарелками!» А Влад в честь первого совместного обеда приготовил невыносимо вкусное, непонятное бразильское блюдо…

Кондиционеры наполняли зал «Момента» прохладой, в расслабленной от сытости тишине проходил остаток перерыва. Света разглядывала розы и думала о том, что ей никогда никто не дарил таких цветов. Катя смотрела на улицу сквозь стеклянные витрины и предавалась сладостным мыслям о том, как она истратит сегодня сотню долларов на всякую милую ерунду. Иннокентий Валентинович, лицо которого в последнее время сменило привычный капустный оттенок на вполне приятный розовый цвет, читал газету «Выстрел в упор».

– О-го-го! – оживленно подпрыгнул он на своей табуретке. – Глядите-ка! Просыпайтесь, дрыхлики! Смотрите, что пишет в своей заметке некий Макс Колотов. Заметка называется «Прекрасная грабительница». Вчера, оказывается, около трех часов дня был ограблен обменный пункт банка «Виктория» – это тот, который находится за углом. Очень симпатичная, как утверждают очевидцы, девушка с длинными темными волосами и голубыми глазами одним ударом вырубила охранника, вытрясла кассу и исчезла. Банк понес убытки в размере нескольких тысяч долларов. Улов незначительный, но, я думаю, совсем неплохо для молодой красотки. На губную помаду хватит.

– Темные волосы и голубые глаза, – въедливо процедила Света. – Совсем как у нашей Кати. И дерется Катюша отлично. Катя, а что ты делала вчера в обеденный перерыв?

Катя оторвалась от своих приятных мыслей, тут же вспомнила, как она вчера принимала позорные тысячи из рук Леонида, смутилась и начала краснеть.

– У нашей Катерины глаза не голубые, а синие, – заметил Кеша, отводя тем самым подозрения от прекрасной работницы «Момента». – А вот еще одна интересная информация. Американский фонд содействия…

Влад внимательно смотрел на Катерину. Она перехватила его изучающий взгляд и смутилась еще больше.

* * *

Двое суток потратила Джулия на то, чтобы убедиться: в Москве нет закусочной под названием «Фрагмент». Разъяренная неудачей, она вновь появилась в диско-баре, где за прутьями клетки трудилась неутомимая Мадлен. Мадлен искренне обрадовалась новому визиту иностранки и сочувственно объяснила, что она в среду напряженно скакала вслед за Джулией, но так и не смогла ее догнать – Джулия впрыгнула в такси и умчалась, а Мадлен осталась стоять у дверей диско-бара с грандиозным подозрением, что Катина закусочная вполне могла называться также и «Моментом».

– «Момент» даже больше подходит, – доверительно объяснила Мадлен Джулии. – Момент – и ты уже поел. А «Фрагмент»? Совсем не подходящее название для забегаловки. Извините, что я вас обманула, я не специально!

Воспитанность, отшлифованная в знаменитых европейских университетах, не позволила Джулии придушить забывчивую девчонку. Напротив, она подарила ей тюбик жидкой губной помады, чтобы Мадлен не портила губы низкопробными подделками.

* * *

Светлана хмуро обслуживала клиентов. Отвечая, на их надоедливые вопросы, она едва размыкала челюсти. Ее мрачное бурчание было грубым и невнятным. А посетителям обязательно хотелось выяснить, какова на вкус булочка «Тунисская» или из чего состоит бутерброд «Блиц-криг», но, не обладая абсолютным слухом, они оставались неудовлетворенными, почему-то нервничали и раздражали Свету, вместо того чтобы молча забирать бутерброды и проваливать подальше.

«Напридумывали названий, – ругалась про себя Света, – объясняй каждому второму, что они обозначают. А эта уже битый час торчит на кухне, и ей ничего не будет. А я одна надрываюсь!»

– Пятнадцать тысяч семьсот, я же вам сказала! – с ненавистью прошипела Светлана элегантному мужчине в очках и с «дипломатом». – Приходите каждый день, берете одно и то же, трудно, что ли, запомнить цену?

Смущенный посетитель безгласно отполз от стойки со своим полдником, не понимая, в чем он провинился.

К прилавку подскочили два джинсовых мальчугана.

– Нам десерт «Арабелла» с двойной порцией орехов и яблочный мусс. А что, Катюша сегодня не работает?

«Вот! Она еще не закончила свою первую неделю, а ее уже называют по имени! Ну почему? Почему?»

– Не работает ваша Катюша, – зло бросила Светлана и так резко двинула «Арабеллу» в сторону мальчишек, что едва не разбрызгала по прилавку взбитые сливки.

Катерина уже час не появлялась на своем рабочем месте. Сегодня на кухне установили новый суперсовременный агрегат, и вся мужская компания с помощью Катиных познаний в английском языке (она расшифровывала инструкцию) осваивала его. Время от времени до Светы доносился смех, что страшно ее нервировало.

«Бросили меня одну!»

Появился веселый Владислав с двумя огромными подносами, которые он установил за спиной у Светы.

– Новая порция. Много народу? Устала? Мы уже заканчиваем, Катя сейчас вернется…

Влад хотел в конце предложения добавить «Светулька», но, бросив взгляд на Светлану, передумал.

– Я вполне справляюсь, – язвительно ответила девушка, – Катерина может не торопиться.

К стойке подошла красивая молодая женщина в свободном летнем костюме василькового цвета и, застенчиво улыбаясь, обратилась к Владиславу:

– Я могу с вами поговорить?

– Пожалуйста, – улыбнулся в ответ шеф-повар «Момента».

Женщина протянула ему фотографию. Сердце Владислава рухнуло в пропасть: на снимке была Катерина.

– Эта девушка работает у вас?

Наихудшие подозрения Славы, преследовавшие его уже два дня, подтвердились. Катерина, кроткий синеглазый ангел, попав в затруднительное материальное положение, не нашла ничего лучшего, как ограбить обменный пункт! И ее уже ищут. У них даже есть не просто фоторобот грабительницы, а фотография. И это фотография Катерины. Конечно, она даже не попыталась спрятать свое лицо за маской, в той заметке Макса Колотова говорилось об этом – налетчица была очень симпатичной. Глупая Катерина! Ведь он предлагал ей денег, зачем же сразу идти на крайние меры?

– Нет, – твердо ответил Владислав. – Эта девушка у нас не работает.

Боковым зрением он отметил, что Светлана бросила свою очередь и пододвигается к ним, прислушиваясь к разговору. «Только бы Катерина не выскочила сейчас из кухни!»

– Вы уверены? – явно занервничала женщина. – Посмотрите внимательнее.

Настырная Света в конце концов подползла к собеседникам и увидела фотографию. Ее брови удивленно приподнялись, и она уже открыла рот для утвердительного ответа, но Владислав крепко сжал ее руку под прилавком.

– Конечно уверен, – раздельно произнес Влад. – Эта девушка у нас не работает.

Женщина была до такой степени разочарована, что, не сказав ни слова на прощанье, молча спрятала фотографию и покинула территорию «Момента».

– Почему ты ее обманул? – возмутилась Света. – Это же Катерина!

– Я не слепой! – огрызнулся Владислав. – И если я не хочу ей говорить, что Катя трудится у нас, – на это есть свои причины.

Оживленная Катя выскочила из кухни.

– Влад, все работает! Как здорово! Теперь у нас вдвое увеличится производительность! Какой чудесный комбайн. Светочка, извини, я оставила тебя одну! Иди отдохни, я всех быстро обслужу!

– Я не устала, – угрюмо возразила Света.

– Катя, мне надо с тобой поговорить, – серьезно начал Владислав. – Идем!

– Потом, потом! – замахала рукой Катя, уже поворачивая радостное лицо к очереди, которая моментально выросла у ее стойки. – Я вас слушаю. «Блиц-криг»? О, это наше новое изобретение. Попробуйте. Только если вы не противник соевой приправы. Немного дороже остальных бутербродов, но это фирменный продукт. Конечно, конечно, да, спасибо. Вы тоже прекрасно сегодня выглядите…

«Вся сияет, – думала Света. – А что сиять? Если она будет так часто улыбаться, ей не избежать ранних морщин».

С появлением Катерины очередь Светланы, как обычно, растворилась. Осталась лишь толстая девочка с косой и яркими веснушками, которая робко вглядывалась в напряженное лицо Светы и не решалась вырвать ее из невеселых раздумий.

– Ну, чего тебе? – грубо спросила Света. – Чего ты хочешь?

* * *

Владиславу не удалось поговорить с Катериной в этот день и предупредить ее об опасности – около шести вечера владелец закусочной изъявил желание встретиться с управляющим и шеф-поваром. Влад погрузил Иннокентия, беспрерывно жующего сандвич или грушу, в свой новенький автомобиль, и они уехали.

Катя добиралась домой на автобусе. Пересекая границу двора, она заметила у своего подъезда Сонечку и уже собралась радостно окликнуть ее, но в замешательстве остановилась. Софья Викентьевна что-то взволнованно обсуждала с незнакомой дамой, которая стояла около темно-фиолетового «опеля». Дама повернула голову, и Катерина узнала в ней женщину, которая беседовала с ней о Сонечкиной квартире. С той встречи минуло почти две недели, настойчивые коммерсанты из фирмы «Забота» не появлялись, и девчонки успокоились, почти забыли про них. И вот снова!

К удивлению Катерины, Сонечка вдруг обежала «опель» и нырнула в салон с другого боку. Автомобиль плавно и медленно двинулся вперед, разгоняя кучки играющих малышей. Катя заметалась – Соню увозили, ее наверняка обманули, нельзя иметь дела с этими «заботливыми» людьми.

Катерина рванулась к «пятерке», которая только что заехала во двор.

– Пожалуйста, – закричала Катя, – вон за тем «опелем», я заплачу!

Водитель оказался довольно сговорчивым. Он открыл Катерине дверцу и устремился по следу «опеля» к неудовольствию горластых пупсиков, которым снова пришлось разбежаться в стороны. Темно-фиолетовый бок автомобиля мелькнул около крайней многоэтажки Сонечкиного двора.

– Шпионишь? – спросил мужик через пятнадцать минут преследования. – И долго мы еще будем висеть на хвосте?

– Я не знаю! – напряженно ответила Катерина, которая не сводила глаз с мелькающего впереди «опеля». Ей было видно Сонечкину голову и плечи, голову—в новой кудрявой прическе, плечи – в легком клетчатом пиджаке.

– А сейчас будет тупик, – сказал водитель, сверившись с дорожным знаком. – Они, наверное, уже приехали.

«Опель» действительно свернул в арку и остановился. Здесь был спокойный зеленый двор. Соня, женщина и еще двое незнакомых Катерине парней вышли из автомобиля, направились к подъезду пятиэтажного кирпичного дома и скрылись в нем.

Катя выхватила из сумочки пятидесятидолларовую купюру, мысленно оплакала ее (из других денег было только пять тысяч рублей – слишком мало для оплаты услуг!) и отдала мужчине. Тот расцвел от удовольствия и предложил подождать. Катерина отказалась, пулей вылетела из автомобиля и бросилась в крайний подъезд. Она, как олимпийский огонь, взметнулась вверх, притормозила на четвертом этаже и застыла в растерянности, не зная, что делать дальше. И услышала, как этажом ниже открылась дверь одной из четырех квартир и оттуда толпой вывалили похитители. Они переговаривались между собой.

– Посидит денек-другой на стуле, станет более сговорчивой. Подпишет любую бумагу.

– А если скопытится?

– Ну, будем проверять.

С лязгом захлопнулась подъездная дверь, потом другая. Все стихло. Катя бесшумно спустилась на третий этаж. Соню замуровали в квартире под номером десять. Катя в отчаянии подергала ручку, припала щекой к двери, но не услышала ни звука…

А во дворе сидели старушки. Они оживленно обсуждали феноменальное поведение доллара, который в последние дни падал все ниже и ниже. Катя осмотрела финансовых магнатов, удобно расположившихся на приподъездной скамеечке, выбрала самую незлую (внешне) бабульку и обратилась к ней с вопросом:

– Мне сказали, что в десятой квартире можно снять комнату.

Старушки вмиг притихли, часто заморгали и полностью переключились на синеглазую девочку.

– А что?

– Я учусь в университете, – воодушевленно понеслась Катерина по лабиринту вдохновенной лжи, – и хотела бы снять комнату. Понимаете, в общежитии просто невозможно! Там грязь, тараканы, замки не закрываются, и целый этаж занимают негры. Представляете? Они запросто могут вломиться ночью. Да и арабы не лучше.

Старушки, обрадованные новым человеком в их ток-шоу, оперативно переварили полученную информацию и взяли Катину сторону.

– Негры! Арабы! – сочувственно закачали они головами.

– А моя внучка учится в Ленинграде, то есть Петербурге, так у них в общежитии вот такие крысы!

– А я сама в магазине недавно поцапалась с негром. По-русски он говорил как профессор литературы, но наглый до невозможности. Говорит мне, значит…

– А кто у нас живет в десятой квартире?

– Такая толстая, Таня зовут, еще дышит тяжело, – вспомнила одна из бабушек. – Татьяна… Татьяна Кузьминична? Да, вроде бы. Но я ее давно не видела.

– И я.

– И я. Куда же она пропала? Помню, она всегда несла из магазина йогурт. Кефир никогда не покупала, только йогурт. Йогурт дороже. А наш кефир ничем не хуже!

– Точно, она всегда покупала йогурт, – загалдели старушки.

– Пойду еще раз постучу, – сообщила Катерина, – может, она не слышит…

– Какая хорошая девочка, – сказал кто-то, – скромная, вежливая, не то что девицы нынче пошли – хамки!

И старушки моментально погрузились в тему деградации молодежи.

Катя постучала в соседнюю квартиру, номер девять. Через несколько минут щелкнул замок, дверь осторожно приоткрылась, и над натянувшейся цепочкой показалось лицо девушки.

– Извините за беспокойство! Вы не могли бы меня впустить? Я из соседней квартиры, десятой.

Молодая женщина немного подумала, потом отсоединила цепь и пропустила Катерину. Она держала на руках младенца. Квартира была залита солнечным светом, солнечные лучи врывались сквозь распахнутую балконную дверь, от старого паркета поднимались и медленно кружились в воздухе редкие пылинки. На балконе сушились пеленки и простыни.

– Понимаете, я приехала из Краснотрубинска к своей бабушке Татьяне Кузьминичне. Она ваша соседка. Какой красивый у вас ребенок! Так вот, я пошла в магазин, а ключи не взяла, я хотела купить…

– Да не важно! А сейчас пришла, стучу, а она не открывает. Я так волнуюсь! У нее астма. Может быть, ей плохо, начался приступ, она не может открыть дверь…

– Что же делать? – спокойно спросила женщина. Младенец на ее руках –смотрел на Катю, активно пускал слюни и улыбался.

– Вы не могли бы пустить меня на балкон, я перелезу и через форточку заберусь в квартиру. Если не верите, я оставлю свой паспорт. Вот, смотрите…

Катя полезла в сумочку, но женщина остановила ее:

– Не надо. Идите.

От влажного белья пахло свежестью и стиральным порошком.

– Подождите!

Женщина пристроила младенца в манеже, а сама уже несла из кухни табуретку.

– Так вы не перелезете. Вот. Я помогу. Осторожно.

Через три секунды Катя очутилась на соседнем балконе. Сквозь оконные стекла ничего не было видно. Табуретка тоже переместилась вслед за Катериной, Катя вставила голову в открытую форточку и тихо позвала: «Сонечка!» В ответ раздалось радостное мычание.

Женщина вздрогнула. Она снова прижимала к груди ребенка.

– Кажется, Татьяне Кузьминичне действительно плохо. Я ее вообще-то ни разу не видела. Мы недавно переехали.

Катя взобралась на табуретку, уцепилась за раму и, извиваясь, стала внедряться в квартиру через форточку.

В полупустой комнате, привязанная к стулу, с лейкопластырем на лице, который не давал ей произнести ни слова, сидела Софья Викентьевна. Она сделала «Катерине знак глазами, что очень рада ее видеть.

– Дверь мы открыть изнутри не сможем, – констатировала Катерина, когда с Сони были содраны путы и лейкопластырь. – Придется опять через балкон.

– Согласна. Только подожди минутку.

Софья Викентьевна порылась в своей сумочке, достала губную помаду и на зеркале, которое вместе со стулом и продавленным диваном составляло всю обстановку комнаты, вывела не очень приличную пунцово-красную надпись. Катя смущенно хрюкнула и стала открывать балконную дверь.

Женщина и малыш в немом удивлении смотрели на Сонечку, когда та в сопровождении Катерины проследовала через солнечную гостиную к выходу. По всем признакам, старушка не только не собиралась умирать от астмы, но была на редкость оживлена и вертлява для своего преклонного возраста.

– Спасибо вам большое! Вы нам очень помогли! – поблагодарила Катерина.

– Какой чудесный ребеночек! Глазки, носик, – умилялась тем временем Софья Викентьевна.

Катя с трудом отодрала ее от соблазнительного младенца, и они выскочили из квартиры.

* * *

В воскресенье Катерина не пошла на работу, так как они с Софьей Викентьевной выдерживали осаду. Запершись на все замки, они с трепетом прислушивались к звукам на лестничной площадке и покрывались каплями холодного пота при каждом шорохе около двери.

– Сонечка Викентьевна, ну как вы могли сесть к ним в машину? А если бы я не оказалась в этот момент во дворе? Они продержали бы вас в той страшной квартире несколько суток и все-таки заставили бы подписать контракт, – горестно причитала Катерина, прижимая к груди Джима.

– Ты моя спасительница, – констатировала Сонечка, – если бы ты не вызволила меня, они бы уже давно меня укокошили, получив подпись на контракте. И моя чудесная, любимая квартирка досталась бы этим подлецам! Катя, ты не поверишь, но я так глупо попалась. Я выносила мусор, подъехал темно-фиолетовый «опель», женщина сказала, что она директор столовой, в которой ты работаешь, и что тебя с тяжелым отравлением увезли в больницу. Я конечно же не задумываясь прыгнула в автомобиль, а когда поняла, что мы едем не в больницу, – мне не дали и слова сказать. Завели в подъезд… дальше ты знаешь.

– Обманули старушку.

– А та женщина, которая с вами разговаривала… Я ее знаю. Пока вы были в больнице, она сюда приходила – хотела, чтобы я повлияла на вас, уговорила согласиться на предложение «Заботы». Сказала, что и с вами уже виделась и разговаривала.

– Наглая ложь! – возмутилась Соня. – Я видела ее впервые. Как ты думаешь, а если они сейчас так рассержены моим побегом, что подложат под дверь динамит?

– Не думаю, – рассудительно ответила Катерина. – Они ведь надеются заполучить эту квартиру в безраздельное пользование – зачем же портить имущество? Если подложить динамит, от стен ничего не останется.

– Да. А если они просто аккуратно взломают замок, войдут и перестреляют нас?

– Грустная перспектива, – вздохнула Катя. – Я собиралась сегодня купить себе новые туфли.

– Жаль, что не вышло.

В дверь постучали. Софья Викентьевна, Катерина и Джим одновременно вздрогнули и замерли на месте.

– О, как мне страшно! – шепотом простонала Катерина. – Сейчас что-то произойдет!

В дверь постучали снова, более настойчиво.

– Пойду гляну в глазок, – прошептала Сонечка.

– Нет, – сдавленно прошипела Катя, – они могут выстрелить прямо в глазок.

– Я на цыпочках, осторожно… Сидите здесь тихо.

К своему ужасу, через минуту Катя услышала, как в прихожей взвизгнули замки и зашуршала открываемая дверь. Вслед за этим раздался веселый крик Софьи Викентьевны:

– Катя, все в порядке! Андрей вернулся!

Катерина выпрыгнула из кресла, ринулась в прихожую и повисла на шее у загорелого, посткруизного сыщика и даже звонко чмокнула его в мужественную щеку. Ее поступок объяснялся исключительно пережитым волнением и радостью, что теперь им обеспечена надежная зашита от криминальных охотников за московскими квартирами, но Андрей растаял от такого царского подарка. К умилению Софьи Викентьевны и недовольству Джима, Катерина провисела на шее у детектива целых пятнадцать секунд.

– Андрей, – тихо сказала Катя сыщику, так, чтобы не слышала Соня, – у нас тут было очень плохо с деньгами, Сонечка попала в больницу, и мне пришлось конфисковать у тебя всю пищу и тридцать шесть тысяч рублей. Я завтра же верну.

– Какой ужас! – возмутился Андрей. – Кража со взломом, статья…

– Не статья и не со взломом, – недовольно перебила Катерина. Она уже раскаивалась в своей горячности: незачем было бросаться на Пряжникова с поцелуями. – Ты сам оставил ключи.

– Андрюша, что мы здесь без тебя пережили! – воскликнула Софья Викентьевна. – Ты даже не представляешь!

– Я привез вам кое-какие подарки. Сейчас приму душ, разберу чемоданы и позову вас в гости.

– Вот ключи, – холодно сказала Катерина, протягивая связку и пресекая попытку Андрея задержать ее белую ручку в своей огромной, коричневой от средиземноморского загара лапе.

* * *

У Светланы было сегодня чудесное настроение – за вчерашний прогул Кате объявили предупреждение. Конечно, все могло бы остаться незамеченным, ведь мужская часть «Момента» совершенно потеряла голову от Катерины – они были готовы простить ей и двадцать прогулов. Но, к счастью, именно в воскресенье владельцу закусочной взбрело в голову лично проинспектировать одно из своих предприятий. Он появился в «Моменте» откормленный и суровый, с удовольствием оглядел плотно заполненный народом зал, освидетельствовал кухню, удивился оригинальным названиям блюд и спросил, где вторая продавщица. И прежде чем лживые Иннокентий Валентинович и Владислав успели ответить, что Катерина в туалете или в раздевалке, Светлана, честно глядя в глаза начальника, сообщила, что сегодня Катя на работе не появлялась. Владелец забегаловки, который нарушал все нормы КЗОТа, заставляя невольников «Момента» трудиться по десять часов семь дней в неделю, ужасно рассердился и пообещал уволить Катерину.

Света ликовала. «Зачем ты так? – спросил позеленевший во время Катиного отсутствия Иннокентий, – мы могли бы прикрыть Катюшу. Может, она заболела?» – «Нам пришлось бы врать, – резонно заметила Светлана, уверенная в своей правоте. – Я всегда говорю правду». Кеша расстроенно вздохнул и убрался восвояси.

– Катерина, тебя обещали уволить, – сказал он в понедельник. – Будь осторожна. Ты, конечно, найдешь себе место получше, но нам без тебя будет очень, очень нелегко.

Лицо Иннокентия, цвета весенней листвы, доказывало предельную искренность его слов.

Катя была оживленна и весела. Андрей приехал как нельзя кстати – еще ни разу она не радовалась так сильно его появлению. Теперь вопрос с Сонечкиной квартирой будет решен, бандиты из фирмы «Забота» получат по рогам, Соня через неделю отправится в Италию, у Катерины еще есть целая куча долларов – даже если ее и уволят, она сможет спокойно продолжать поиски работы… Настроение было таким же прекрасным, как и у Светланы в начале дня.

– Почему ты все время улыбаешься? – кисло спросила Света. Цветущая физиономия Катерины доставляла ей немыслимые нравственные мучения.

– Не знаю, – ответила Катя. – У меня такое хорошее настроение.

– Тебя, возможно, скоро уволят. Если ты еще раз прогуляешь или что-то в этом роде, – напомнила Света.

– Если честно, я считаю, что нас эксплуатируют. Жаль, что вчера меня не оказалось на месте во время визита нашего рабовладельца. Я поделилась бы с ним своим мнением.

– Твое мнение его вряд ли волнует. Все сугубо добровольно. Только скажи, что не хочешь здесь работать, – вмиг выстроится очередь из симпатичных девчонок, мечтающих продавать бутерброды «Блицкриг» и клубничное мороженое. Здесь очень приличная зарплата, – с апломбом заявила Светлана. – А ты, наверное, считаешь, что слишком хороша для подобной работы?

– Да, – призналась Катерина, – «Момент» для меня – перевалочный пункт. Конечно, я не собираюсь всю жизнь продавать клубничное мороженое. Самое ужасное, совсем не остается времени для учебы. Когда я прихожу домой, у меня одна мысль – принять душ и лечь спать. А ведь надо заниматься самообразованием – это необходимо. Я должна учить французский язык, потом еще я купила книжку по скорочтению, еще мне хотелось бы заниматься журналистикой, еще надо продолжать с айкидо – и на все это нет ни времени, ни сил. Я не говорю о том, что и простые развлечения – кино, выставки, театр – тоже становятся недоступными. И только потому, что владелец нашей забегаловки выжимает из нас сок. Кто дал ему на это моральное право?

– Надо же! Ты проработала всего неделю, и уже владелец тебе не нравится. А я работаю здесь уже полгода и вполне довольна. А если тебе надо учиться – поступай в университет.

– У меня, наверное, обостренное чувство социальной справедливости. Я тоже довольна – но только потому, что у нас подобралась очень хорошая компания. Веселая и доброжелательная.

– Да уж, – промямлила Светлана.

На этом их задушевная беседа кончилась, так как настало время приниматься за работу. Света вернулась к своей привычной угрюмости, а Катерина заворковала с покупателем, интересовавшимся, не выпадут ли у него волосы, если он попробует салат «Ядерный удар».

Грандиозная стоимость московского жилья вносила свою лепту в обесценивание человеческой жизни. Только благодаря шустрости и сообразительности Катерины Сонечка Викентьевна не вошла в список стариков, исчезнувших с лица земли из-за простого факта владения столичной квартирой.

Блестяще отдохнувший, загорелый детектив Андрей Пряжников рьяно взялся за дело. В круизе он умеренно тратил здоровую энергию на плавание, выпивку, пляжные забавы, девиц в набедренных повязках, неизменно сохраняя в душе чистый образ своей Дульсинеи – Катерины, а теперь был готов врезать освобожденными мегавольтами по бандитской шайке, протягивающей свои грязные лапы к скромной квартирке Софьи Викентьевны. Ему не терпелось кого-нибудь задержать, накрыть, обезвредить, разоблачить. Опросив свидетелей, Соню и Катю, Андрей как всегда, проявил склонность к неординарным решениям, за что его и уважали на работе. Он задался вопросом, почему здоровую, как однолетний арканзасский бычок, Сонечку на две недели упрятали в больницу и откуда вообще появилась в жизни его соседки врач-онколог Елена Николаевна.

…Когда сосредоточенный и целеустремленный Андрей вышел из кабинета Елены Николаевны, за дверью, на столе, осталось лежать почти бездыханное тело симпатичной, но, как оказалось, коварной докторицы. Безжалостно подогнав женщину своими резкими вопросами к границе сердечного приступа, Андрей удалился, вполне удовлетворенный результатами беседы. У него теперь было достаточно фактов, чтобы открыть уголовное дело.

– Милая Сонечка, – сказал он вечером одной из нежных девиц, с которыми имел приятный, изысканный ужин. – Рекомендую вам еще раз обследоваться в больнице.

Софья Викентьевна не донесла вилку до омара, сникла и обреченно взглянула на Катю. Катя опустила глаза, моментально раздражаясь, что Андрей портит хороший вечер грустными разговорами.

– Нет, Андрюша, – ответила Сонечка. – Чему быть, того не миновать. Конечно, я собиралась прожить еще лет двадцать – меня не покидало ощущение, что у меня все впереди. Но раз не получилось… Грешно жаловаться – восемьдесят с крошечным хвостиком. Хватит выпендриваться. Но напоследок я съезжу в Италию.

– И все-таки, Софья Викентьевна, я настоятельно советую вам еще раз сходить в больницу.

Катерина метнула в сторону сыщика взгляд полный укора, злости и негодования. Ужин с омарами был испорчен.

* * *

– Катя, у тебя прекрасный стиль.

– Что?!

Обманным маневром Андрей завлек Катюшу в свою квартиру, намекнув, что необходимо обсудить кое-что втайне от Сонечки, и теперь принуждал ее выпить холодного шампанского и съесть киви.

– Я говорю, у тебя отличный стиль. Мне понравилось.

– Да объясни, наконец!

Катя резко отставила хрустальный фужер. В последние дни каждое слово Андрея, каждый его жест будили в ней глухое раздражение. Катерина нервничала, но не могла понять, что с ней происходит.

– Милая крошка, ты ведь не только опустошила мой холодильник, уволокла из кухонного шкафа упаковку риса и нагло стибрила тридцать шесть тысяч рублей…

– Я вернула деньги! Я…

– …ты к тому же использовала мой компьютер для интимных нужд – то есть для создания статьи. В какой журнал ты ее отдала? Я понял, что в «Маргариту»?

Катя потеряла дар речи от смущения и отчаяния. Она совсем не хотела видеть Андрея среди своих первых читателей.

– Но я ведь уничтожила файл! – воскликнула Катерина. – Как ты смог прочесть?

– А разве ты не знаешь, что уничтоженные файлы элементарно восстанавливаются программой «Uneraserer»? Молодец, здорово написано!

Катины щеки начали наливаться краской.

– Если твой бывший начальник, тот «шелтеровский» типчик, покупает «Маргариту», он наверняка себя узнает из твоего живого описания, – с улыбкой добавил Андрей.

Катерина вспомнила о трех тысячах долларов и стала одного цвета с перцем, который заботливо выращивался Андреем на подоконнике.

– Но эту статью не напечатают, – промямлила Катя. – Я ходила в редакцию. Меня даже не пригласили зайти в кабинет. Не напечатают. Только если в рубрике «Письма наших читательниц».

– Но это не письмо. Это полноценная статья, которая превосходит по качеству половину материалов, публикующихся в «Маргарите». Катерина, сколько же у тебя талантов. Кстати, Софья Викентьевна доложила, ты работаешь в какой-то закусочной официанткой. Это правда?

– А что? – с вызовом уставилась на Андрея Катерина.

– Но это нонсенс! Ты, с твоими способностями, знаниями, внешностью – официантка. Это оскорбительно.

– Пусть даже и уборщица. Честный труд не может быть оскорбителен.

– Да? Ну и посмотри на себя. Приехала в восемь часов вечера на автомобиле с каким-то незнакомым парнем, сидишь вялая и безынициативная, айкидо заниматься не можешь – ноги болят, вся словно нанюхавшийся отравы крысенок. Нужна тебе такая работа?

– Ну что ты ко мне всегда пристаешь? – возмутилась Катя. – Ничего лучшего я не смогла найти.

Найду – уволюсь. Почему ты такой противный? Невыносимый!

Катя спрыгнула с дивана, взяла с тумбочки недоеденный фрукт и направилась к двери.

«Потому что я тебя люблю. И переживаю за тебя», – мысленно ответил Андрей.

– Можно мне хотя бы заехать в твой драгоценный «Момент» пообедать?

– Можно! – с ненавистью крикнула Катя, ломая ногти о дверной замок. – У нас очень вкусно! И я прекрасно выгляжу в униформе!

– Ты всегда прекрасно выглядишь, – нежно заверил Андрей, – этот замок мне еще пригодится.

* * *

Если для других тружеников пятница была наполнена предвкушением уик-эндовских радостей, работники «Момента» не проводили различия между буднями и выходными, суббота и воскресенье для них не светились радужным ореолом безделья и свободы.

– Счастливчики, – угрюмо бурчала Света, оделяя клиентов салатами «Помидорный восторг», пончиками «Сулейма-блюз» и мороженым «Скандинавия». – Только не подавитесь! Вам всем завтра не вставать в пять утра. А мне – да.

Она словно забыла, что несколько дней назад убеждала Катерину, как волнующе прекрасна работа в «Моменте».

– Да уж, – отозвалась со своего места Катя, – нашу забегаловку надо было бы назвать не «Момент», а «Смерть персоналу».

– Должно быть, ты права – нас эксплуатируют.

– Хотя бы один выходной день в неделю можно было сделать.

Сегодня Светлана проявляла редкую покладистость, она даже готова была признать правоту Катерины в некоторых вопросах.

– Но такая хорошая зарплата, – подумав, добавила она. – Я больше нигде столько не заработаю…

– Просто это низкоквалифицированный труд. Вот когда я работала в фирме «Шелтер» – она подвизается на ниве страхования, я в принципе занимала одно из наименее оплачиваемых мест, но даже там…

В этом месте Катерина прервала свою речь, и Светлане не удалось узнать, сколько же она получала в «Шелтере».

В бистро вошел Андрей, а на локте у него висела яркая, шедро оголенная блондинка, с умопомрачительной фигурой и откровенным взглядом. По тем лоскуткам одежды, которые прикрывали ее в разгар обжигающего июньского полдня, девушку можно было безошибочно отнести к разряду лиц с месячным доходом более пяти тысяч долларов.

Эта дорогая женщина была когда-то – года четыре назад – вырвана доблестным Пряжниковым из лап наркомафии, а сейчас удачно реализовывала себя в качестве манекенщицы, фотомодели и любовницы крупного бизнесмена. Она сохранила в своей шикарной груди трогательные чувства к Андрею, который спас ей жизнь, да и он не против был побеседовать с Анжеликой. Но где-нибудь в другом месте, не в закусочной «Момент». К огорчению детектива, девушка так искренне обрадовалась случайной встрече, что Андрею не оставалось ничего другого, как пригласить ее разделить с ним обед.

– О, тут мило, Анди! – пищала стовосьмидесятисантиметровая малышка с голливудским бюстом, разглядывая витрину. – Какие оригинальные названия! Спасибо, что привел меня сюда!

Андрей покрылся нервными пятнами. Катерина смотрела на его «подругу* с презрительным интересом.

– Здравствуй, Катя, – тихо и смущенно произнес сыщик.

Ты часто здесь бываешь? Ты даже знаешь продавщиц по имени? Привет, Катрин! У вас мило. Мы с моим другом решили пообедать здесь. Что ты нам рекомендуешь? О, Анди, котик, я возьму гамбургер «Дева Востока», кофе и мороженое «Коррида».

Катя молча поставила заказ на небольшой пластмассовый поднос с эмблемой «Момента».

– Ты что будешь? – холодно осведомилась она у «котика Анди».

– Сандвич «Молитва ковбоя», наверное, я не отравлюсь? И два кофе, – с извинением во взгляде попросил сыщик. Ему было очень неудобно перед Катериной. И надо же было встретить Анжелику именно у дверей «Момента»!

– «Молитва» кончилась. Минутку, я принесу из кухни.

– Андрюша, лапусик, куда мы сядем? Давай вон за тот столик. Отнеси мой поднос! – Кокетливым жестом блондинка Анжелика указала Андрею, куда тащить ее жратву. Пряжников мрачно повиновался.

Следом за Катериной на кухню, стуча копытами и лязгая бульдожьей челюстью, влетела возбужденная Света.

– Ты знаешь этого парня? Ох, какой он симпатичный. Как в кино. А что это ты делаешь?

Катерина содрала с бутерброда, предназначенного Андрею, толстую котлету и с мрачным удовлетворением выдавила на булку дюймовый слой горчицы из тюбика.

– Зачем это? – повторила Света.

– Отстань, пожалуйста, – невежливо сказала Катерина.

Сыщик и его обесцвеченная «в ноль» красавица расположились у стеклянной стены. Катя машинально обслуживала клиентов, а настроение продолжало неуклонно падать. Ее терзала ревность.

Едва она увидела Андрея под руку с чужой девицей, притом красивой, ее смутные ощущения, нервозность, непонятное раздражение приобрели отчетливые контуры чувства. Она поняла, что если Андрей исчезнет из ее жизни, то на его месте образуется пустота, черная дыра в сердце. Ее злость и раздражение Андреем были словно токсикоз у беременной – любовь уже обитала в ней, вызывая пока отрицательную реакцию, но с любовью уже ничего нельзя было поделать.

– О Боже! – воскликнула у своей стойки Света. – Опять инспекция!

В «Момент» входил его владелец. И надо сказать, что он выбрал на редкость неудачное время для визита, так как в этот же самый миг один из посетителей – по имени Андрей Пряжников – начал страшно кашлять и задыхаться. Света бросила кофе и мороженое, схватила полотенце и устремилась на помощь. Хозяин закусочной в удивлении замер, Катя застыла у прилавка, а несчастный детектив покрылся испариной, глаза его налились кровью от натуги, он хрипел, разевал рот и хватал себя за горло, и никак не мог остановиться. Из кухни на шум появились Иннокентий и повара. Какая-то милая старушка интересовалась, не проглотил ли Андрей случайно таракана. Анжелика в изумлении рассматривала полусъеденный бутерброд, из которого на стол медленно текла едкая горчица…

* * *

Сонечка запустила Катю в квартиру, а потом нежно придушила ее в объятиях. Катя хранила на лице печать глубокой утраты.

– Милая моя, ты не представляешь, что произошло! Оказывается, мои анализы фальсифицировали, – радостно объяснила Софья Викентьевна. – Меня зря держали в больнице. Та врачиха, которая на все это меня обрекла, Елена Николаевна, уже уволена. Передо мной извинились. Я совершенно здорова. А представь, если бы нервы у меня были не такими крепкими, я бы руки на себя наложила после тех перспектив, которые мне нарисовала докторша. Вредительница. Я здорова! Я здорова!

– Сонечка Викентьевна, какая радость! – прослезилась Катя и уткнулась носом в пушистые, кудрявые волосы Сонечки. – Значит, у вас впереди не только Италия, но и Франция, Америка, Япония. А меня сегодня уволили.

– Уволили?!

– Уволили. Андрей жутко меня оскорбил. Он сказал, что зайдет в «Момент» пообедать, я думала, мы пообедаем вдвоем. Но он заявился с какой-то роскошной девицей. Специально, чтобы меня унизить! Что я стою за прилавком, что я продавщица мороженого и гамбургеров…

– Катя, ну что ты говоришь? – удивилась Софья Викентьевна. – Андрей так к тебе относится! Наверняка он встретил эту девицу случайно.

– И пригласил ее в мою закусочную? Ну, я и налила в его сандвич полтонны горчицы. К несчастью, в тот самый момент, когда он собирался насмерть задохнуться, пришел владелец «Момента». Он, наверное, не выдержал душераздирающего зрелища. Меня тут же уволили. Заплатили за две недели работы.

– Ну и ладно. Это место не для тебя, – успокоила Сонечка. – А Андрей выжил, надеюсь.

– Да что с ним будет! – отчаянно произнесла Катя. – Бессовестный какой! Мало того что приперся с девицей, угораздило же его откусить сандвич именно на глазах у владельца!

– Все, Катюша. Не переживай. Будешь искать приличную работу. Это бистро тебя не стоило. А я даже рада, что Андрей появился у тебя на глазах с красивой женщиной под ручку, – наконец-то ты взревновала. Я считаю, ты недопустимо пренебрежительно обращаешься с ним, третируешь его. Он очень достойный мальчик. А теперь помоги мне с чемоданами. Суббота и воскресенье – два дня, чтобы собраться. В понедельник я наконец-то улетаю в Рим!

* * *

«Шестерка» урчала, гудела, дребезжала от натуги, пытаясь удовлетворить притязания своего повелителя, но скорости выше девяноста километров в час ей добиться не удавалось. Из аэропорта они плелись почти шагом. Андрей сосредоточенно глядел на дорогу, Катерина молча подпрыгивала рядом на сиденье, выставив голый локоть в открытое окно и ежесекундно отдирая от глаз, рта и ушей разлохматившиеся волосы.

– Теперь ты не будешь со мной разговаривать?

Катя бросила в сторону детектива ледяной взгляд, подтверждающий истинность его догадки. Она не собиралась впредь поддерживать с изменником-сыщиком никаких отношений.

– И почему я оказался виноватым? – рассуждал в пространство Андрей. – Меня отравили горчицей, а я еще должен извиняться! Катя, я встретил Анжелику случайно и собирался обедать не с ней, а с тобой… Ну почему я должен оправдываться?

Катерина гордо молчала, и Андрей, для которого это молчание было невыносимо, автоматически оказывался в положении виноватого. Постепенно он начал раздражаться. Катя, мгновенно уловив перемену в настроении противника, сразу же изменила тактику и несколько отодвинула линию фронта.

– Меня уволили из-за тебя, – капризно надула она губы.

– Катя! – воспрянул духом Андрей, обрадованный, что удалось прорвать молчаливую блокаду. – Тебе нечего делать в этой забегаловке. Ты чересчур роскошный подарок для них. Если тебе так хочется работать – я завтра же найду тебе приличную работу. Но лучше выходи за меня замуж.

– Ты мне сто раз предлагал выйти за тебя замуж, а потом появляешься в обнимку с девицей, которой самое место на обложке «Эль» или «Вог»! – обиженно заявила Катя.

– Я бы везде появлялся в обнимку с тобой, но ты не даешь мне возможности.

– Вот еще! – фыркнула Катерина.

– Не понимаю, почему ты так ко мне относишься? – пожал плечами Андрей. – Неужели все никак не можешь простить авантюру с Ником Пламенским? Но я уже пятнадцать раз признал свою ошибку и попросил извинения. Ты, Катерина, очень вредная девчонка. И за что я тебя люблю?

– Я не вредная.

– Вредная. Как колорадский жук.

– Не вредная.

– Вредная красивая девчонка.

Такое существенное дополнение слетка остудило пыл Кати, которая уже было собралась на ходу выпрыгивать из машины.

– Тысячи девушек приезжают в Москву, чтобы удачно выйти замуж. Катерина, честно, я удачная партия. Я буду крепким, как палисандровое дерево, интеллигентным, как Ростропович, нежным, как шелковая простыня, заботливым, как мать Тереза, щедрым, как султан Бахрейна, горячим и страстным, как голодная куртизанка. Выходи за меня замуж.

– Твои сведения устарели. Тысячи девушек приезжают в Москву, чтобы сделать удачную карьеру. Замужество никуда не денется, и я не хочу связывать себя по рукам и ногам в девятнадцать лет. На следующий день после бракосочетания я уже буду беременна тройней, учитывая твою куртизанскую страстность, и тогда единственной возможностью самореализации для меня останется материнство. Это прекрасно, но с этим можно подождать лет десять.

– Мы будем сурово предохраняться! – поклялся Андрей.

– Я тебе не верю.

– Я же говорю, что ты вредная девчонка!

К дому они подъехали в траурном молчании. Потом сыщик отправился на работу, а Катерина – изучать газетные объявления о найме, штудировать французский и кормить Джима.

* * *

Путешествуя по свету, Джулия завела коллекцию дорогих сердцу городов – Париж, Флоренция, Вена, Дрезден, Киото. Но Москва была дорога в буквальном смысле слова. Джулия чувствовала, что месяц в столице России – разорительное удовольствие, даже для нее, такой обеспеченной, не скованной материальными проблемами дамы. Москва сверкала, пульсировала, жила полной жизнью, удивляла роскошью и пугала нищетой, а Джулия с каждым днем все больше выбивалась из бюджета и все меньше верила в то, что ей удастся найти Катерину.

«Милая моя, – думала она с нежностью, – зачем ты прячешься? Я заберу тебя из этого города, где ты с твоей красотой и доверчивым взглядом можешь стать легкой добычей самоуверенного мужчины, какого-нибудь нового русского, который приберет тебя к рукам. Ты увидишь мир, ты будешь много работать и получать огромные деньги. Где же ты скрываешься, Екатерина?»

Светлана выходила из бистро, когда перед ней возникла знакомая дама. В «Моменте» властвовала безысходная грусть, у Иннокентия Валентиновича случилось обострение язвенной болезни, Влад выкинул в бак с отходами свое новое произведение – сандвич «Венецианский бал», назвав его «убогой поделкой», виртуозы-шинковалыцики Денис и Матвей порезались новыми ножами. И все это – из-за увольнения Катерины! Весь день Светлана отвечала на вопросы клиентов: «Где Катюша?» – и к вечеру была чрезвычайно озлоблена и раздражена.

– Могу я с вами поговорить? – вежливо спросила дама.

Света узнала женщину, которая терзала Владислава Катиной фотографией.

– Да, конечно, – с готовностью согласилась Света. Сейчас она разоблачит этого наглого лгуна.

Дама извлекла из сумочки знакомый снимок и с трепетной надеждой показала его девушке. Света яростно закивала:

– Я ее знаю! Знаю! Я еще тогда хотела вам сказать, но Влад мне не дал. Это Катя, она работала у нас две недели.

– Работала… – медленно повторила дама. – А сейчас уже не работает?

– Да. В пятницу ее уволили, – с радостью сообщила Светлана.

– И как мне ее теперь найти? – В голосе дамы звучало отчаяние, почти истерика.

– Даже не знаю.

– Ну телефон-то у нее есть?

– Точно! – оживилась Света. – У Владислава конечно же есть и телефон ее, и адрес, ведь он часто ее подвозил на машине. Но… Вряд ли он вам поможет.

– Он почему-то не хочет, чтобы вы с ней встретились.

– А зачем она вам нужна?

– Она очень мне нужна!

Света рассчитала верно: если Владислав, неравнодушный к Катерине и, значит, желающий ей только добра, пытается оградить Катю от контактов с этой дамой, следовательно, дама охотится за уволенной красавицей отнюдь не с добрыми намерениями.

Света готова была вывернуться наизнанку, чтобы помочь милой женщине.

– Знаете, я могу между делом спросить у Владислава ее адрес. Возможно, он мне ответит. Я вспомнила! До этого она работала в страховой фирме «Шелтер». Съездите туда – там наверняка осталось ее личное дело, это ведь крупная организация. Они вам все скажут.

– «Шелтер»? – оживилась дама. – Спасибо.

– А если ничего не узнаете, приходите. Я постараюсь выведать ее координаты у нашего шеф-повара.

Элегантная леди искренне поблагодарила Светлану и отправилась ловить такси, а Света мысленно пожелала ей удачи в поисках Катерины.

* * *

В конце июня свершилось примирение Татьяны Васильевны с племянницей. Тетка была вынуждена признаться себе, что она не может преодолеть упрямство Катерины точно так же, как и не в состоянии справиться с силой родственных уз. Настрадавшись в одиночестве, измучив себя воображаемыми несчастьями, которые уже случились с отлученной от груди племянницей в огромном городе, убедившись, что упорная краснотрубинекая девчонка никогда не сделает первый шаг навстречу, бедная Татьяна Васильевна примчалась, наконец, к Катерине и предложила мировую.

Катя, в чьей светлой голове образ тетки неизмен,но всплывал только одновременно с оскорбительными словами, которые и послужили причиной конфликта, увидев Татьяну Васильевну живьем на пороге квартиры, вмиг забыла прошлые обиды и ринулась в объятия родственницы.

* * *

Встречи на кухне около пятилитрового бочонка пива становились традицией в жизни двух друзей – Андрея Пряжникова и Макса Колотова. Наличие хорошей рыбы и близость комфортабельного туалета делали эти задушевные посиделки особенно приятными.

– Сейчас я тебе подброшу основательный материальчик для статьи, – говорил Андрей, снимая с рыбы золотистую шкурку. – Это будет статья-предупреждение.

– Но сначала я расскажу тебе, как я скандально опростоволосился, – перебил Макс. – Пожалуюсь как единственному другу. Еду я на своей «семерочке» почти месяц назад, в начале июня, мимо обменного пункта банка «Виктория». Там толпа, оживленный народ, милиция снует туда-сюда.

– Я, конечно, останавливаюсь, не в моих правилах проезжать мимо, когда попахивает хорошо продающейся информацией. И точно. Обменный пункт был только что ограблен. Налетчица – девчонка в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти – даже не пыталась замаскироваться черной маской. Уложила охранника, а кассирша, не распознав в ее пистолете игрушку, выложила всю наличность. Немного – несколько тысяч долларов, рубли. Я, размахивая своей корочкой и пользуясь тем, что газета «Выстрел в упор» чрезвычайно популярна, быстренько опросил и охранника, и кассиршу, и ментов, вернулся к машине, достал свой ноутбук и состряпал заметку под названием «Прекрасная грабительница». Отвез в родную газету, выслушал пару восторженных отзывов о моей оперативности. Вот.

– Я это все читал. Ну и что дальше?

– А то. На следующий день я уже шнырял в других местах, напрочь забыв и про обменный пункт, и про сексапильную грабительницу. А потом узнал, что в тот день милая девушка раскулачила еще четыре пункта, не встретив приличного сопротивления. Эту девицу-каратистку, у которой воинское звание не намного ниже твоего, наняло руководство банка, чтобы проверить боеспособность своих обменных пунктов. Связываться с агрессивной малюткой и ценою жизни защищать собственность «Виктории» не захотел никто из персонала, а в двух случаях кассиры даже попытались, пользуясь случаем, прикарманить некоторую сумму, списав все на ограбление. Здорово?

– Здорово. Ну и что? Ты-то в чем виноват?

– Я? Ни в чем. Но представь, что ты обсосал севрюжий плавничок, когда можно было слопать целую рыбину, представь, что ты скромно поцеловал «Мисс Вселенная-95» в щечку, когда она готова была тебе отдаться, представь, что ты согласился на десять тысяч долларов, когда тебе собирались предложить два миллиона! Какую бы статью я мог забацать, если бы не поторопился с «информашкой»!

– Да. Трагедия. Теперь послушай мою историю.

– Подожди, я включу диктофон.

– Со своими средствами малой механизации ты скоро разучишься воспринимать речь на слух. Ну ладно. Стоимость квадратного метра жилой площади в Москве растет с каждым днем. И в то же время в столице проживает масса одиноких людей, единолично владеющих квартирами. Если одинокий человек – нищий пенсионер, или запойный пьяница, пропивший все, кроме стен, или смертельно болен, его собственность становится соблазнительной приманкой для всяких аферистов. Настолько соблазнительной, что они готовы предпринять любые шаги, чтобы завладеть квартирой. Ты это знаешь. Собесы вовсю торгуют адресами стариков, за ними идет настоящая охота. И вот моя соседка Софья Викентьевна стала объектом горячей любви со стороны одной такой фирмы под названием «Забота». Они предлагали ей подписать контракт о передаче квартиры в их собственность после смерти Сонечки в обмен на трогательное внимание и материальную поддержку в течение всей оставшейся жизни. Пусть даже Сонечка и проживет еще тридцать пять лет. Моя мудрая соседка послала их подальше. Но фирма «Забота» продемонстрировала глубокий психологизм и понимание человеческой сути. Они подослали к Соне врача, некую Елену Николаевну, которая, наплевав на клятву Гиппократа, продала за хорошие, по ее мнению, деньги душу и совесть бандитам из «Заботы». Соню уложили в больницу, а потом пообещали, что жить ей осталось от силы два года. Эти аферисты не особенно маскировались. Через Елену Николаевну, которая бесславно «раскололась» после первого же вопроса в лоб, я вышел на цепь других врачей, в других больницах, промышляющих тем же отвратительным бизнесом. А через врачей – и на всю банду, кстати, всего из семи человек. Эти семь человек имели в распоряжении несколько зарегистрированных предприятий, создали компьютерный банк данных на одиноких москвичей-квартировладельцев и за год успели заполучить в свое пользование – ну, цифра пока не точная – 178 квартир. Как ты понимаешь, эти квартиры были сто раз перепроданы, поэтому точно установить, где приложила свою лапу «Забота» и дочерние фирмы, быстро нельзя. Но вот достоверные факты, которыми я уже располагаю на сегодняшний день: 18 стариков, подписавшие контракты, покончили жизнь самоубийством, когда узнали о смертном приговоре (докторам, завербованным «Заботой», при нашей безалаберности и нищете в больницах, не составляло труда подтасовывать анализы и штамповать ложные диагнозы). 56 человек, оказавшиеся, очевидно, более стойкими к психологическому шантажу, бесследно исчезли. Это просто – испариться в многомиллионной Москве. Если у тебя нет родственников, которые будут обзванивать больницы и морги, достаточно выйти в ближайший магазин за кефиром, попасть под машину, и через несколько дней тебя похоронят как невостребованный труп. И все. 12 обреченных стали жертвами несчастных случаев, вернее, жертвами «Заботы». 23 человека пока еще живы, но неоднократно обращаются в милицию с просьбами оградить их от настойчивого внимания заботливых гангстеров. Все факты мне удалось собрать воедино путем кропотливой бумажной работы, бесконечного метания из одного конца города в другой и бесед с очевидцами и кандидатами в смертники.

Наша Сонечка оказалась крепким орешком. Выйдя из больницы с устрашающим диагнозом, она не бросилась звонить по телефонам, оставленным ей ребятами из фирмы, и упрашивать их максимально скрасить последние два года ее жизни. Соня, ориентируясь на собственное самочувствие, наплевала на диагнозы и собралась рвануть в Италию, не подписав контракта с «Заботой». Тогда ее обманом завлекли в пустующую квартиру, привязали к стулу и собирались держать там до победного конца, то есть до тех пор, пока Сонечка не дала бы своего согласия на сотрудничество с компанией. Соню спасла Катерина.

– Катерина?! – воскликнул Макс.

– Да. Она мчалась за увозимой Соней на автомобиле, лезла через окно… В общем, освободила Соню. И тут приехал из круиза я и всех спас. Пятеро из семерых преступников уже за решеткой, двое в розыске. Сонечка на курорте, Катерина рядом, за стенкой. И не желает со мной разговаривать.

– Вот и все.

– Ну, ты молодец. А почему Катерина…

– Кстати, квартира, где держали связанную Софью, принадлежала когда-то Татьяне Кузьминичне Афониной. 19 февраля этого года она оформила у нотариуса соглашение с фирмой «Хранитель» – одно из подразделений «Заботы», а 6 марта отправилась в магазин купить стаканчик йогурта, и больше ее никто не видел. Только случайность может теперь раскрыть тайну ее исчезновения, но это маловероятно. Вероятно, никто и никогда не узнает, что произошло с этой женщиной. Как и со многими другими.

– Да… Ты проделал грандиозную работу.

– Да, – скромно согласился Андрей. – Факты и фактики торчали из этого дела в разные стороны, как ниточки из потрепанного макраме. Чтобы связать все воедино, пришлось изрядно попотеть.

– А почему Катерина с тобой не разговаривает?

– Потому что эта девушка всегда имеет в резерве 678 причин на меня обидеться. Она надувает свои соблазнительные губки и сидит, как хомячок, насупленная и молчаливая.

– Прелестный хомячок! – с нежностью вставил Максим.

– Последний раз она надулась из-за того, что едва не отравила меня горчицей. Знаешь, у тебя нет знакомой публики в «Маргарите»?

– Что ты! – оскорбился Макс. – Что у меня общего с этими кружевницами, которые тратят журнальную площадь на советы по выщипыванию бровей и описание божественных свойств крема «Пленитюд».

– А в чем дело?

– Катерина написала статью для «Маргариты», очень приличную, мне кажется. Но статью не приняли. Конечно, там наверняка рябит в глазах от самодовольных, восхищенных своим профессионализмом баб. Девочке не протиснуться. А статья, уверяю тебя, интересная. И так забавно написана.

– Катя давала тебе читать? – ревниво спросил Макс. – Ты сыщик, а не журналист, надо было дать мне.

– Честно говоря, она мне не давала читать. Но она печатала на моем компьютере, и я не стал утруждать себя лишней щепетильностью. Да, я не журналист. Но я ведь читатель. И я могу сравнить Катино творчество с произведениями дам из «Маргариты». Я читаю их статьи с интересом, но в голове не остается абсолютно ничего. А здесь я, во-первых, пять раз принимался хохотать как ненормальный, а во-вторых, в голове еще несколько дней звучали интересные сентенции, которых я и не мог ожидать от нашей наивной малышки.

– Про что статья-то?

– О сексуальных преследованиях.

– Елки-палки! Ну Катерина! Пусть несет свою статью нам. Я составлю протекцию. «Выстрел в упор» гораздо популярнее этой снобской «Маргариты».

– Вам это не подойдет. Написано как раз в стиле журнала и как раз для женщин. Ну ладно. Пиво еще осталось. Когда состряпаешь материальчик о «Заботе», обязательно дай мне прочитать.

– Слушаюсь, мой господин.

* * *

Синьор Альберто лежал на огромном махровом полотенце и нервничал. Прямо по курсу маячила стройная загорелая девица в ярком бикини. Ее попка была, несомненно, прекрасна, но загораживала синьору Альберто обзор. Он хотел видеть море, которое катило к берегу изумрудно-синие волны и разбивалось мелкими белоснежными барашками о край золотистого берега. Он хотел видеть ослепительноголубое чистое небо и горизонт, а девица со своими круглыми формами и кричащим купальником настойчиво вносила в божественную картину природы чуждую ноту плотской вульгарности.

Синьор Альберто вскочил и направился к пункту проката водных мотоциклов. Две другие пляжные красавицы вежливо посторонились, пропуская дедушку, и улыбнулись.

Нельзя сказать, что созерцание молодых и гладких женских тел не доставляло ему удовольствия. Но в такие моменты он особо четко осознавал глубокую пропасть между собой, семидесятипятилетним морщинистым старичком, и ими – юными русалками, подставляющими свою нежную, тонкую кожу коварному ультрафиолету на солнечном итальянском пляже. Синьор Альберто чувствовал себя очень одиноким в этом пляжном царстве красоты и молодости. Начать беседу с какой-нибудь из девиц ему казалось совершенно странным и невозможным, все равно что затеять разговор с ребенком, открывшим первую страницу замысловатого, сложного, толстого учебника, в то время как синьор Альберто уже перелистнул предпоследнюю. Но и с ровесниками, которых на пляже было явное меньшинство, ему общаться не хотелось. Он не встречал в них той живости, напора, интереса к жизни, которые ощущал в себе. Они нагоняли на него тоску и грусть…

Служащий пункта проката с недоверием окинул взглядом высушенную, как осенний лист, фигурку маленького подвижного старичка и вздохнул.

– Извините, но я не могу дать вам мотоцикл! – с искренним сожалением ответил он. Правила запрещали спортсменам старше шестидесяти пяти испытывать судьбу на морских волнах, а настойчивый старичок явно перевалил за семидесятилетний рубеж.

– Но я плачу хорошие деньги, как и все! – возмутился синьор Альберто. – Пятнадцать тысяч лир за каждые пять минут. Я готов заплатить и тридцать тысяч, но дайте мне мотоцикл. Я хочу прокатиться!

Служащий молча смотрел на активного старичка и прислушивался к сложному чувству в груди. Он с тоской ощущал, что несвойственная итальянцам сдержанность сейчас покинет его и тогда, после горячего фейерверка слов и буйной жестикуляции, он наверняка лишится места.

– Я покупаю ваш пункт! – отчаянно подпрыгивал маленький синьор Альберто около крупного, мускулистого хранителя мотоциклов. – Я покупаю весь пляж! – кричал он.

Он сейчас был словно молочная пена, которая приподнимает крышку раскаленной кастрюльки – в конечной стадии негодования. На стоянке около пляжа стоял его «линкольн», в «линкольне» был установлен компьютер, позволяющий каждую секунду получать свежую информацию и контролировать состояние дел в одиннадцати компаниях синьора Альберто. Одиннадцать компаний в восьми странах мира! Могучий охранник-водитель поджидал хозяина, который на полчаса завез старые косточки на дорогой платный пляж. А хозяину, миллиардеру, бизнесмену, гражданину княжества Монако, почему-то не давали поиграть с водным мотоциклом!

Синьор Альберто махал руками, вопил проклятья, рвал в клочья прекрасную седую шевелюру, крутился вокруг собственной оси, пытался избить упорного служащего. Он был одним из самых удачливых, умных, образованных и пронырливых дельцов, но сейчас он был просто маленьким рассерженным итальяшкой. Все могло бы завершиться трагедией, но в один из моментов, когда синьор Альберто яростно топал ножкой и вертел головой в поисках, чем бы ударить собеседника, в фокус его зрения попало нечто фантастическое. Прелестное, божественное создание выходило из пены словно Афродита и искрилось синими брызгами морской воды. Удивительная, невероятная женщина была обтянута лайкровым купальником, сияла улыбкой, и ей было никак не менее семидесяти лет.

Синьор Альберто замер, втянул воздух носом, глубоко вздохнул, тут же забыл и про несчастного служащего, и про водный мотоцикл, и про свою обиду и гнев и осторожно стал пододвигаться к удивительной незнакомке. Софья Викентьевна (это была, конечно, она) весело хохотала и щебетала о чем-то на жутком итальянском языке с мокрым рельефным двадцатилетним парнем.

Синьор Альберто бестактно оттеснил юного культуриста, которому доходил до середины груди, улыбнулся Сонечке и достал из карманчика плавок непромокаемую визитную карточку.

– Позвольте представиться, – сказал он, овладевая Софьиной рукой и склоняясь в галантном поцелуе, – синьор Альберто Корриди. «Корриди продакшн», «Корриди эмпайр индастриз» и прочая не имеющая большого значения ерунда.

– Софья Викентьевна, – скромно представилась Софья Викентьевна.

Синьор Альберто ликовал. Адреналин, впрыснутый в кровь во время драки за мотоцикл, метался по организму, делая жизнь еще более напряженной и интересной. Чудесная незнакомка была окружена в его глазах ореолом неземной привлекательности. Да, ей было никак не меньше семидесяти, но она сияла весельем и радостью. Она была так красива в своем влажном канареечно-черном купальнике! Она была такой родной!

* * *

Джим лежал на боку, вытянув лапы и хвост на ковре. Лежать на животе он не мог, потому что круто переел. Он был один в квартире. Соня куролесила в Италии, Катя пошла исследовать фирму, предлагавшую «интересную, высокооплачиваемую работу».

У Джима было неспокойно на душе, но разбарабаненный желудок притуплял эмоции и не давал мыслить достаточно ясно. «Знаю я эту интересную работу, – хмуро думал Джим. – Заманят девчонку! Катерина, звезда моя, надеюсь, здравый смысл тебе не изменит».

По комнате галопом промчалась мышь – старая знакомая. Но сегодня она была как-то взлохмачена, напугана и едва переводила дыхание. Заметив Джима, она остановилась, приняла высокомерную позу и снисходительно уставилась на него.

«Лежишь? Налопался, что ли? Ух, какое пузо!»

«Снова еда», – с отвращением подумал переполненный Джим.

«А я голодаю вторые сутки, между прочим, – с вызовом заявила мышь. – Наверху настоящая травля. Едва успела смыться. Что у вас есть пожрать?»

«Опять она мешает мне сосредоточиться. Какой неприятный голос. Пискля!»

«Ну, валяйся, валяйся. Пойду проверю кухню».

Мышь ускакала на кухню, откуда через секунду донеслось громкое, сочное чавканье.

«Как интересно все устроено в мире, – размышлял Джим. – Рядом с такими полезными, красивыми животными, как я, например, существуют абсолютно никчемные, нефункциональные твари. Вот мышь. Зачем она? Кого она любит, кому принадлежит? Сплошная серость, глупость, бесцельная беготня по квартирам и назойливый писк. И так же у людей. Существует Катерина – милая, добрая, теплая, нежная, грациозная, изящная, легкая – лучшее доказательство гениальности природы. И тут же рядом мы видим Андрея. Какая от него польза? Он резко пахнет одеколоном, наверняка ворочается ночью в кровати и запросто может раздавить, он большой, занимает много места… Но он тоже часть природы, и с этим приходится мириться…»

Снова появилась мышь. У нее уже был довольный, сытый вид. Она переваливалась с лапки на лапку, с трудом неся свое округлившееся брюшко.

«А вы что, разбогатели? Столько вкусного! – пропищала она, к неудовольствию Джима. – Ну, лежи, лежи, не вставай. Я уползаю».

«Надо бы Катерине позаботиться о плинтусах, – заметил Джим, полезное и функциональное животное. – Замуровать чем-нибудь дырочки, насыпать в них битого стекла, что ли… Мыши совсем обнаглели…»

* * *

– Катерина, тебе надо учиться, а не работать!

В квартире Сонечки Викентьевны назревал обычный скандал между Андреем и Катериной. Катя была раздражена привычной бесплодностью своих поисков хорошей работы, Андрей разрабатывал новую идею и возмущался Катиным упрямством.

– В твоем возрасте самое время сидеть за учебниками. Тебя увлекла журналистика? Поступай в университет или на какие-нибудь курсы, сейчас их много.

– Ты прекрасно понимаешь, что я не могу учиться и работать одновременно, я должна выбирать одно из двух. Это вопрос денег, – гневно кричала Катерина.

– А ты прекрасно понимаешь, что я готов финансировать твое обучение, – рассерженно отвечал Андрей.

– Я не буду твоей содержанкой!

– Я уже давно не претендую на это, милая Катя. Я согласен довольствоваться скорбным званием друга.

– Я не могу взять у тебя денег. Ты замучил меня разговорами о женитьбе, а теперь подбираешься с другой стороны. Конечно, я хочу учиться, но я не проживу на стипендию. А если я буду работать, то получится не учеба, а халтура. А на твои средства я жить не буду! Не буду!

– Какая ты все-таки упрямая. – Андрей злился по-настоящему, и так сильно, что Катерина подумала, не слишком ли резко она с ним разговаривает. – Противная, непробиваемая, вредная, упрямая девица!

– Иди отсюда! – крикнула Катя. – Хватит меня обзывать! Не хочу с тобой разговаривать!

Андрей вскочил с дивана, тихо выругался и бросился к входной двери. От грохота содрогнулась люстра в гостиной.

«Что же мне делать? – думала расстроенная Катерина. – Я снова оказалась в тупике. Деньги скоро кончатся, интересная работа – словно несбыточная иллюзорная мечта. Да, если бы у меня было какое-то образование, кроме среднего, я могла бы рассчитывать на большее. Я пытаюсь найти место, где за мной не охотились бы настырные мужики, но в саму должность секретаря-референта заложена опасность подвергнуться насилию. Нет, хватит, я не буду домработницей, репетитором, секретаршей, официанткой. Надо учиться. Университет – это слишком долго, целых пять лет. Я найду хорошие курсы, заплачу за обучение оставшимися долларами. Буду голодать, заниматься ночами, но научусь чему-нибудь более перспективному, чем ремесло секретаря-референта!»

Поставив перед собой новую задачу, Катерина ощутила некоторое облегчение, как будто проблема ее дальнейшего существования была наполовину разрешена.

«А Андрей? Как грубо я его выгнала. Боюсь признаться себе, что он мне нравится. Он стал мне нужен. Такой решительный, смелый и сильный. Я больше не буду с ним ссориться. Орыся говорила, что надо позволить кому-нибудь о себе заботиться. Пусть он обо мне заботится…»

Катерина вновь ступила на скользкую тропу компромиссов, впрочем, уже довольно успешно ею освоенную.

«Сейчас он наверняка помчался за цветами и шампанским. Он ведь любит сюрпризы. Появится на пороге с розами, скажет, что пришел мириться… Мы не будем больше ссориться…»

Приятные размышления о неотвратимом примирении с Андреем разорвал телефонный звонок.

– Екатерина? – спросил в трубке женский голос.

– Да, – в замешательстве ответила Катя.

– Здравствуй, Катюша. Это Валерия Борисовна из журнала «Маргарита». Звоню, чтобы сообщить: мы поставили твою статью в августовский номер, она нам очень понравилась. Не могла бы ты на днях забежать в редакцию? Мы обсудим с тобой несколько других тем, которые я хотела бы поручить тебе.

– Конечно, – прошептала Катерина. От неожиданности и волнения у нее исчез голос. – Конечно я приду!

– Я навела справки о тебе – через Киру Васильевну. Она знакомая моей знакомой, и узнала, что сейчас ты ищешь работу, то есть стеснена материально. Поэтому мы решили выплатить тебе гонорар авансом. Можешь получить его уже завтра.

– О! – восхитилась ошарашенная Катя.

– В общем, я тебя жду. Приходи. И сама подумай, может, у тебя возникнут какие-то свои идеи… О чем бы тебе хотелось написать для «Маргариты». Хорошо?

– Да. Конечно. Я завтра же утром приеду в редакцию. Со своими идеями. Спасибо!

– Тебе спасибо. Ты молодец. Жду. Бай-бай!

Катя уронила трубку на рычаг и прижала руки к груди. Сердце колотилось, швыряло себя на стенки грудной клетки, неистовствовало. «Вот это счастье!» – задохнулась Катерина.

И не успела она отойти от телефона, как новый требовательный звонок заставил ее схватить трубку.

– Катюша! Это Сонечка! Катюша!

– Софья Викентьевна, – заорала Катерина, хотя в крике не было надобности – отличная слышимость, – как вы там в Италии?!

– Прекрасно, Катюша. У меня обалденная новость! Я выхожу замуж!

Катя упала замертво.

– Катя, ты куда пропала? Слушай. Я звоню с его яхты. Он рядом со мной. Очаровательный семидесятипятилетний мальчик. Конечно, он младше, но это не имеет значения. Главное – мы понимаем друг друга. Он такой же прыткий и беспокойный, как и я. Нам хорошо вдвоем. К тому же он миллионер. Чудный черноглазый итальяшка. Мой Альберто.

– Как вы с ним разговариваете? – удивилась Катя.

– Я не зря зубрила итальянский, – гордо ответила Сонечка. – И он слегка знает пятнадцать языков. Такой образованный. Катя, как я счастлива. В восемьдесят лет получить от судьбы такой нежданный сюрприз.

– Я вас поздравляю, Сонечка Викентьевна! А вы еще приедете в Москву?

– Конечно, но ненадолго. Поэтому и звоню. Катерина, сходи к нотариусу и узнай, как я могу передать тебе свою квартиру. Это будет мой тебе подарок. Потом вы с Андреем сможете сломать стену и сделать из двух квартир одну большую. Надо, чтобы к нашему с Альберто приезду документы были готовы, оставалось только поставить подписи. Конечно, понадобятся деньги для оформления, я их привезу.

– Квартиру? Мне? – изумилась Катя.

– Ну вот, Альберто дергает меня за коленку, намекает, что пора идти купаться. Такой неугомонный мальчишка! Обожаю его. Катя, передай привет Андрею, скажи, чтобы он тебя не обижал. Целую! Ариведерчи, бамбина, миа белла! Чао!

«Соня выходит замуж! За миллионера! А мне – квартира! Квартира в Москве! О Боже!»

Катерина попыталась спокойно усесться на диван и свыкнуться с новой мыслью, но ей не дали: раздался стук в дверь.

«Андрей! – радостно подпрыгнула Катерина. – Он вернулся!»

Но это был не Андрей. За дверью стояла роскошная нерусская дама и поедала потенциальную сотрудницу «Маргариты» и новоиспеченную владелицу квартиры влюбленным взглядом.

– Здравствуй, Катя, – нежно произнесла женщина. – Наконец-то я тебя нашла! Меня зовут Джулия…

Загрузка...