Ипполит

Вот старая няня…

За ней из дворца несут сюда ложе царицы.

Какая бледная! Как извелась,

Как тень бровей ее растет, темнея!

О, что с ней?.. Любовью тревожной полна я.

О, слабость людская, о, злые недуги!

Что делать буду я? Чего мне не делать, скажите?

И светлое солнце, и чистое небо,

Дитя, над твоею недужной постелью…

Ты воли просила.

“На воздух несите”, – рабыням твердила.

Минута – и спальня нам будет милее.

Желанья что волны[9]. Что тень твоя радость.

Что есть – надоело, не мило, а если

Чего мы не видим, душа загорелась:

Скорее, скорее. Не лучше ль уж, право,

Больною лежать, чем ходить за больной?

Там тело страдает, а тут и душа

Твоя изболеет, и руки устанут…

Да, жизнь человека – лишь мука сплошная,

Где цепи мы носим трудов и болезней.

Но быть же не может, чтоб нечто милее,

Чем путь этот скучный, за облаком темным

Для нас не таилось. И если мерцанья

Мятежного ищем душой на земле мы,

Так только затем, что иной не причастны

Мы жизни и глаз человека не властен

Подземные тени рассеять лучами,

Что лживые сказки душою играют.

Подняться хочу я… Поднять с изголовья

Мне голову дайте… Нет силы… Все тело

Мое разломило… За белые руки

Возьмите меня вы, за слабые руки.

Долой покрывало! Мне тяжко, рабыни…

Пусть волосы льются и плечи оденут…

Немного терпенья, дитя, не мечись

Так дико… Собою владей, и недуг

Тебе покорится. Ты только подумай:

Ведь ты ж человек – обреченный страданью.

Мне ключ бы гремучий, студеный и чистый:

Воды бы оттуда напиться… я после

В развесистой куще б улечься хотела,

Среди тополей и на зелени нежной.

Опомнись, опомнись,

Не стыдно ль желанья такие безумно

Кидать при народе…

Оставьте… Туда я… Я в горы хочу,

Где ели темнее. Где хищные своры

За ланью пятнистой гоняются жадно.

О, ради богов…

Когда бы могла я живить ее свистом,

О, если бы дротик к ланите под сенью

Волос золотистых приблизить могла я…

Уж это откуда желанье, не знаю…

По зверю охота – твоя ли забота?

А если воды ключевой захотелось,

Ходить недалеко – источник у дома,

И пей себе, сколько душа твоя просит…

Туда, Артемида, царица приморья,

Где кони песчаные отмели топчут!

О, если б туда мне, в урочища девы,

И мне четверню бы венетскую[10] в мыле.

Чего еще просит? Безумные речи!

То в горы, по чаще лесистой с охотой

За ланью гоняться… то ей на прибрежье

Подай колесницу… Гадателя надо,

Чтоб бога нам назвал, которому в мысли

Пришло твой рассудок с дороги обычной

Увлечь в эти дебри. Здесь вещего надо.

Несчастная! Что я? Что сделала я?

Где разум? Где стыд мой? Увы мне! Проклятье!

Злой демон меня поразил… Вне себя я

Была… бесновалась… Увы мне! Увы!

Покрой меня, няня, родная, покрой…

Мне стыдно безумных речей…

О, спрячь меня! Слез не удержишь… бегут.

И щеки горят от стыда… возвращаться

К сознанью так больно, что, кажется, лучше,

Когда б умереть я могла, не проснувшись.

Закрыла… Чего уж? Самой-то в могиле

Скорей бы землею покрыться. Судьба ведь

За долгие годы чему не научит…

Не надо, чтоб люди так сильно друг друга

Любили. Пусть узы свободнее будут,

Чтоб можно их было стянуть и ослабить,

А так вот, как я эту Федру люблю,

Любить – это тяжкое бремя. На сердце

Одно, да заботы, да страхи двойные.

Вот подлинно – где ты уж слишком усерден,

Там много ошибок да мало утехи…

Всегда я скажу: ты излишнего бойся,

Все в меру – и мудрые скажут: все в меру.

Ты, старая и верная раба,

Вспоившая царицу! Видим, горе

Какое-то у Федры, но понять,

Какой недуг у ней, – не понимаем.

Душа горит твоих послушать слов.

Когда б сама я, жены, понимала…

Причину мук ты знаешь, может быть.

Кормилица

И тоже нет. Она давно таится.

А как слаба она… Как извелась…

Не ослабеть… как третий день без пищи!

В безумии она?.. Иль смерти жаждет?

Конец один. Причины ж я не знаю.

На мужа я дивлюсь… Что ж смотрит муж?

Я ж говорю тебе – она таится.

Но на лице нельзя ж не видеть мук.

Да, как на грех, и муж у ней в отъезде.

Но ты? Ужель на все ты не пойдешь,

Чтобы недуг ее разведать, тело

И душу ей снедающий недуг?..

Старалась уж, да никакого проку.

Но рук я не сложу – смотрите все

И помните, что господам в несчастье

Я верная слуга…

Дитя мое

Любимое, мы прежних лучше обе

Не будем слов и помнить… Ты смягчись

И не гляди так гневно… Я ж покину

Унылый путь, которым мрачный ум

Дошел до слов тяжелых, и другую

Речь заведу, получше. Если тайным

Недугом ты страдаешь, эти жены

Тебе помогут опытом, стараньем;

А если он таков, чтоб и мужам

Его открыть, – тебя врачи излечат.

Что ж ты молчишь, дитя? Хоть что-нибудь

Скажи, меня, коли не так сказала,

Оспорь, а не оспоришь, так признай,

Что я права, и поступи согласно

Моим словам. Открой же губы… Дай

Хоть посмотреть в глаза тебе… О, горе!

Вот, женщины… Вы видите? Опять.

Уж я ли не старалась?.. Все напрасно:

Как было, так и есть, и как тогда

Была глуха, так и теперь не внемлет.

Пойми ж ты хоть одно. К другому можешь

Ты равнодушней моря быть, но если

Себя убьешь, – ведь собственных детей

Отцовской ты лишаешь части этим.

Я царственной наездницей клянусь,

Что детям родила твоим владыку,

Пусть незаконного, но с честолюбьем,

Законного достойным. Ты его

Отлично знаешь, Федра… Ипполита.

Увы!

Коснулась я живого места разве?

Ты сделала мне больно… Я молю:

Не повторяй мне больше это имя.

Вот видишь ты – сама ведь поняла;

Так как же, рассудив, не хочешь жизни

Своей сберечь для собственных детей?

Я их люблю, детей. Но в сердце буря

Мне жребием ниспослана иным.

Нет на руках твоих, надеюсь, крови?

Душа во мне… душа заражена.

Иль это враг тебе какой подстроил?

О нет, мы зла друг другу не хотим;

Но он убьет, и я убита буду.

Перед тобой Тесей не согрешил?

Мне перед ним не согрешить бы только.

Но что ж тебя в Аидов дом влечет?

Мой грех – тебя касаться он не может.

Конечно нет. Но ты покинешь нас…

Оставь, оставь! Зачем к руке припала?

В мольбе твоих не выпущу колен.

Тебе же мука, коль узнаешь, мука…

Нет большей мне, как Федру потерять.

Она умрет, но не бесславной смертью.

А слава в чем? Хоть это мне скажи.

Ее добуду на стезе греха.

Откройся ж нам – и слава возрастет.

Уйди, молю… Освободи мне руку…

Нет, ни за что… Молящий дара ждет.

И ты получишь этот дар молящих.

Тогда молчу… но за тобою речь…

Какой любви ты сердце отдавала[11],

О мать, о мать несчастная моя!

Ты вспомнила быка иль что другое?

О, бедная, и той же рождена

Для ложа Диониса Ариадна[12]…

Опомнись, дочь… ты свой порочишь род.

Мне третьей быть добычей смерти, третьей.

О, ужас… О, куда ж ты клонишь речь?

Туда, где злой давно таится жребий.

Но в чем же он?.. Когда бы знать могла я!

О, горе мне… Когда б мои слова

Ты, женщина, сама сказать могла бы.

Я ж не пророк, чтоб чудом их узнать.

Ты знаешь ли, что это значит – “любит”?

Да, слаще нет, дитя, и нет больней…

Последнее – вот мой удел, родная.

Что слышу я? Ты любишь? Но кого ж?

Не знаю кто, но сын он амазонки.

Как… Ипполит?..

Он назван, но не мной.

Не может быть, дитя. Ты убиваешь

Признанием меня. Для старых плеч

Такое иго, жены, слишком тяжко.

Проклятый день, проклятый свет очей…

Нет, в омут мне… Но только эту ношу

Берите прочь… На что ж и жизнь, когда

Порок возьмет насильем добродетель

Влюбленную? Киприда – ты не бог,

Ты больше бога. Кто б ты ни была,

Но Федру и меня, и дом сгубила.

Вы слышали, подруги?

Из царских губ внимали ль вы

Неслыханным речам, речам ужасным?

О, лучше бы, о, лучше б умереть,

Покуда в грудь мою

Твои слова проникнуть не успели.

Всем горе, всем нам горе, всем нам горе!

Несчастная! Какой ужасный рок

Тобой владел?.. О, смертные!.. О, род,

На муки обреченный! Ты погибла,

Отдав лучам позор… Как этот день тебе

Короткий пережить еще?..

К концу идет с тобою царский дом,

И больше тайны нет, куда Киприды,

Тебя склоняя, воля губит,

О Пасифаи дочь несчастная, о Федра!