Ирландские сказки

Солдатская лютня

Когда Кейси О’Рейли возвращался с войны, ему было решительно нечем заняться.

Он прошел долгий путь до дома: через зеленые луга, на которых мирно паслись коровы, и через сверкающие серебром реки, через густые и темные леса, и через каменистые холмы. Он шел и шел, и, пока ноги несли его в родную деревню, в голове у Кейси вертелся один вопрос: что же мне теперь делать?

Дело в том, что юный О'Рейли был еще совсем молод, но успел повидать такое, о чем не каждый взрослый мужчина решит рассказать после пары пинт. Именно поэтому парень и выбирал, чем ему заниматься в жизни. Быть может, как и его отец, стать рыбаком, покорить морскую стихию и кормить деревню богатым уловом? А может быть, стать плотником и помогать укреплять дома?

Так размышлял Кейси, пока шел, и вот, наконец, впереди показались знакомые очертания деревни. Люди, завидев его, побросали свои дела с радостными криками побежали встречать его:

— Да это же наш Кейси вернулся! Кейси О’Рейли, как ты возмужал!

Тотчас же о чудесном возвращении доложили и матери Кейси, Бриде О’Рейли, которая бросила все свои дела и побежала встречать сына у ворот. Отец Кейси, Фергус, на тот момент рыбачил, но по возвращению и его ожидала радостная весть.

Соседи, знакомые и друзья, все хлопали Кейси по плечам и тут же повели его в паб — промочить горло с дороги. Кейси даже растерялся от такого внимания, шума и гама, но покорно позволил отвести себя и не отказался от кружки рубинового эля.

— Ну, Кейси, — обратился к нему старый мистер Бреннан, пододвигая очередную пинту, — чем ты будешь заниматься?

— В том-то и дело, — ответил Кейси, — что я совсем не знаю, на что пригоден. Я помогал отцу и матери по хозяйству, но теперь за дело нужно браться серьезно. А я и представить не могу, чем заниматься.

— Это не беда, — прогудел кузнец, — поработай-ка у меня недельку, авось и прикипишь душой к кузнечному делу.

— Точно, точно! — поддержал его старый плотник. — А ежели не получится, ничего страшного, и мне помощь не помешает!

Все с жаром принялись заверять Кейси, что уж у них-то есть для него работенка — только попроси! А Кейси лишь растерянно вертел головой да кивал: что же ему еще оставалось?

Вечером, уже сидя дома за столом и уплетая мамин пирог с почками, Кейси наконец решился и спросил:

— А вы с отцом не осуждаете меня за то, что я воевал?

На это Фергус О’Рейли с грохотом подвинул стул к стулу сына и хлопнул того по спине, да так сильно, что у Кейси ложка вылетела из рук.

— Ты воевал за нашу родную Ирландию, и это дорогого стоит! Ты настоящий мужчина, и теперь-то уж никто в этом не усомнится! А кто усомнится, пусть поговорит со мной! — разошелся мужчина.

— Ну полно, полно, — примирительно сказала Брида, ставя на стол кувшин молока. — Дай мальчику отдохнуть от всех волнений. Ему и так пришлось нелегко.

Так началась спокойная жизнь Кейси О'Рейли. Он помогал отцу и матери, поработал у кузнеца и плотника, выходил с отцом в море, но ни к чему у него не лежала душа. За что бы он ни брался, мигом нападала на него такая страшная тоска, что он поневоле начал думать: уж не пойти ли ему снова воевать? Наверняка в мире идет какая-нибудь война, где бы он пригодился.

Соседи видели, что Кейси ходит невеселый, и изо всех сил старались ему помочь. Так Кейси очутился на залитом солнцем пастбище с огромным стадом кучерявых овец — старик Томас попросил помочь ему с выпасом.

— Побудь-ка пастухом, сынок, — проговорил старый Томас, забивая трубку ароматным табаком. — Подыши воздухом, отдохни. Мысли потекут спокойнее, а там и ум станет чище и острее. Лучшего способа нет, в этом будь уверен.

И вот Кейси с самым рассветом проснулся и погнал овец на луг. Он шел по упругой траве, вдыхал пряный аромат цветов и трав, чувствовал на лице теплые солнечные лучи и чувствовал, что ему и правда становится легче. Но все равно чего-то не хватало, и от этого на душе у него было неспокойно.

Прошло уже несколько часов с того момента, как Кейси вышел в луг, и солнце наконец сморило его. Он задремал, укрыв лицо шляпой, а верный пастуший пес лежал рядом, высунув изо рта язык и тяжело дыша.

Кейси проспал совсем немного, как вдруг его разбудил чей-то смех и тихая музыка. Кейси тотчас же подскочил на ноги, да зря — это был всего-навсего музыкант, который забрел в их края.

Музыкант же, нисколько не стесняясь, повалился на траву рядом с Кейси и сказал:

— Славно у тебя стадо. Сколько в нем голов?

— Не знаю, — смутился Кейси. — Я помогаю старому Томасу пасти овец, а больше ничего не знаю.

— А сам-то чем занимаешься? — продолжал допытываться незнакомец, доставая из-за пазухи котомку с нехитрой закуской: хлеб да сыр с травами.

Прежде, чем ответить, Кейси помолчал, но слова так и рвались наружу:

— Не знаю, — честно сознался он.

— Но ведь что-то ты да умеешь! — удивился музыкант, усаживаясь поудобнее и пристраивая лютню под боком. — Не бывает так, что человек ни на что не годен.

— Когда я служил, я хорошо стрелял, — вдруг сознался Кейси. — И хорошо воевал. Но война закончилась, а вместе с ней и мое предназначение. Больше я ни на что не годен.

Вдруг музыкант рассмеялся, да так громко, что Кейси вздрогнул. А незнакомец же тотчас вложил ему в руки свою лютню.

— Вот так беда! — со смехом проговорил он. — Вот же оно, твое предназначение. Что же ты сразу не сказал, что ты солдат?

Тут Кейси с опаской подумал, что незнакомец, вероятно, совсем сошел с ума: зачем же давать солдату лютню?

— Что же мне делать с твоим инструментом? — недоуменно спросил Кейси, возвращая ее владельцу. — На что ты мне ее дал? Я и держать ее не умею. Все, что я умею — бороться и сражаться, целиться и стрелять.

— А ты борись с тем, что у тебя внутри, — отвечал незнакомец, ласково перебирая струны. — Со страхом, с тоской, с горечью от потери. Так что держи-ка эту лютню и сыграй мне о том, каково тебе было вдали от дома, пока вокруг тебя гибли товарищи и рвались снаряды. Сыграй мне, Кейси, сыграй песню солдата, который вернулся домой.

И Кейси, который до того дня ни разу не держал в руках даже свирели, вдруг заиграл. Его пальцы, грубые, привыкшие к металлу да пороху, едва касались тонких струн, извлекая из них потаенную мелодию, которая камнем лежала у него на сердце. И, пока музыка лилась, Кейси плакал, и слезы исцеляли его.

Когда Кейси доиграл свою песню, воцарилось молчание, прерываемое лишь щебетом птиц да треском веток в лесу неподалеку. Наконец, незнакомец поднялся на ноги, отряхнул соринки с колен и улыбнулся:

— Вот мы и нашли твое призвание, Кейси О’Рейли. Играй и неси миру музыку и красоту, потому что каждый солдат глубоко в душе способен творить прекрасные вещи, если ему это позволить. Ну, бывай!

И незнакомый музыкант, помахивая котомкой, вскоре растворился вдалеке.

А Кейси, совершенно сбитый с толку, но совершенно счастливый, крепко прижал к груди лютню и тем же вечером, в мастерской плотника, смастерил свою первую свирель, на которой заботливо вырезал цветы клевера родной Ирландии.

И с тех пор Кейси О'Рейли прославился на всю округу как лучший мастер музыкальных инструментов, а сам он долгими вечерами сидел на крыльце дома, под звездным небом, и все так же бережно перебирал струны лютни, которую подарил ему неведомый друг.