Ироническая Хроника

Тарас Бурмистров

Ироническая Хроника

1999-2001

20 Февраля 1999 года Никита Михалков говорит с народом

(в Москве состоялась премьера "Сибирского цирюльника")

Я не берусь здесь высказывать свое мнение о фильме, которого я не видел и, по всей вероятности, не увижу, но вот реакция самого г-на Михалкова на первые отклики по поводу его новой работы показались мне интересными. Видимо, несколько раздосадованный высказываниями типа "громовая неудача прославленного мастера", распространившимися в последнее время в печати, он заявил Анне Наринской, корреспонденту "Эксперта": "С русским народом надо разговаривать на понятном ему языке. Я хочу быть услышанным не только эстетами из Дома кино". Здесь чувствуется вполне современный подход к искусству, фатально разделенному ныне на массовое и элитарное. Чуткий художник ясно различает, где проходит эта граница, и творит целенаправленно, то для одной прослойки, то для другой. В тоне Михалкова слышалось раздраженное: что вы хотите, ведь не на вас все это рассчитано, и делалось не для вас. Что-то похожее было и раньше в искусстве, хотя и в единичных случаях. Скажем, Гендель, долго пытавшийся угодить вкусам лондонской аристократии, и испытавший вследствие этого множество печальных затруднений из-за ее капризов, однажды обратился и к широким массам, написав победную ораторию "Иуда Маккавей". Англичане, основательно трухнувшие, когда шотландская армия двинулась на Лондон, разделили с Генделем чувство облегчения после того, как она была разбита, и очень скоро Гендель стал восприниматься как английский национальный композитор - несмотря даже на свое немецкое происхождение. Генделю так понравился этот оборот событий, что несколько позднее, по случаю заключения Ахенского мира, он написал для черни еще и "Музыку фейерверка", которая была помпезно исполнена в лондонском Грин-парке при большом стечении народа. Но это, повторяю, были случаи единичные, да и художественный язык произведений как той, так и другой направленности оставался, в общем-то, одинаковым. Теперь же, в ХХ веке, разграничение между этими двумя видами культуры дошло до такой степени, что когда один из них воспринимается как искусство, другой тогда производит впечатление не более чем нелепицы. Это разделение рассекло на две части не только культуру, но и все остальные коммуникативные способности нашего общества. Существуют отдельные газеты для народа и для элиты, отдельное телевидение для них, и даже отдельные политики.

В связи с этим мне вспоминается, может быть, единственное произведение, написанное в нашем веке, которое довольно удачно смогло объединить множество различных смысловых слоев, рассчитанных на очень разное восприятие. Я говорю "Мастере и Маргарите" Булгакова. Как сказал бы Владимир Набоков, ce roman a tout pour tous. Самый невзыскательный читатель ознакомится с ним не без интереса, хотя от него и ускользнет значительная часть его содержания. В качестве примера можно привести известную сцену посещения Воланда буфетчиком из Варьете. "Простого" читателя "просто" позабавит бедный буфетчик, упавший с табуретки и опрокинувший на себя чашу с вином. Воланд, как мы помним, замечает по этому поводу: я люблю сидеть низко - с низкого не так опасно падать. Эта фраза, хоть и производит немного странное впечатление своей неуместностью, как правило, не останавливает нашего внимания. На самом деле это тонкий и остроумный намек на низвержение Люцифера (т. е. Воланда) с небес в преисподнюю. "Сидеть низко" в устах дьявола, разжалованного в свое время из ангелов за бунт против Господа Бога, означает не заноситься слишком высоко. Падение буфетчика с табуретки здесь пародировало это знаменитое низвержение и напомнило Воланду о нем. Воланд иронически сообщает буфетчику, что теперешнее положение его вполне устраивает - сидеть-то хоть и низко, да зато падать больше некуда. Боюсь, однако, что ни почтеннейший Андрей Фокич, ни подавляющее большинство читателей романа не уловили этой тонкой смысловой игры, связанной со сложнейшей символикой и мифологией. Боюсь также, что если бы Булгаков приоткрыл всю структуру смысловых слоев своего романа, читателей бы у него изрядно поубавилось. Так или иначе, ему удалось совместить в "Мастере и Маргарите" две полярные тенденции, которые тогда еще только намечались в искусстве, а теперь разошлись так далеко, что почти до неузнаваемости изменили наши представления о культуре вообще.

3 Марта 1999 года Исполнилось 30 лет со дня конфликта на острове Чжэньбаодао

В публикации "Коммерсанта", посвященной этой дате, говорится о том, как была установлена русско-китайская граница на реке Уссури в районе острова Даманский (теперь - Чжэньбаодао). В 1860 году российские дипломаты на переговорах с китайцами напоили их до такой степени, что границу (карандашом на карте) удалось провести тогда очень удачно для России. В результате китайский остров отошел к Российской Империи, несмотря на общепринятую в мире практику прокладывать границу по главному фарватеру. Эта забавная история напомнила мне рассказ одного моего знакомого о том, как проходила колонизация северных племен Кольского полуострова. Главная проблема заключалась в том, чтобы вовремя подвезти "огненную воду", а в остальных деталях приобщение к русской цивилизации проходило достаточно успешно и легко. Похоже, и великие азиатские державы воспринимались русскими в том же ключе. Европа считала тогда, что мы призваны распространять западную культуру среди народов Азии и, в общем-то, справляемся с этим особым предназначением; впрочем, она не сильно ошибалась, просто наша цивилизация несколько не соответствовала европейским представлениям на этот счет.

Впрочем, не нам одним свойственно считать весь мир увеличенной копией своей собственной страны. Скажем, турки никогда не смущались, сталкиваясь с чужой культурой. Завоевали они главный православный храм в Константинополе поставили вокруг него минареты. Захватили главный языческий храм в Афинах тоже поставили минареты. В глазах европейца Парфенон и Св. София после этой процедуры стали смотреться диковато, зато в глазах турка они выглядели совершенно естественно. Да и те же самые китайцы воспринимают все вокруг себя не менее прагматично. Например, они веками занимались тем, что читали "Лунь Юй" и подкупали своих маленьких и больших начальников - это такое же обыденное действие в Китае, как в России распитие спиртных напитков или в Голландии выращивание тюльпанов. Теперь, в конце ХХ века, мир чуточку переменился по сравнению со средневековым Китаем - но китайцы не растерялись совершенно. Поменялись, собственно, только титул императора и место его резиденции, а так все осталось по-прежнему. Как известно, самый большой в мире начальник живет теперь в Ваш-Шинг-Тоне - и вот в мировой печати мелькают сообщения, что избирательная кампания Клин-Тон-Си-Сяна финансируется из Китая, а Китаю, в свою очередь, сразу после выборов продлевается американский "Режим Наибольшего Благоприятствования" - вполне восточная формулировочка, надо сказать.

23 Марта 1999 года Новый курс

(Самолет Евгения Примакова, направлявшийся в Вашингтон, разворачивается в небе над Атлантикой и берет курс обратно на Москву)

Евгений Примаков, летевший в Вашингтон договариваться о выделении России кредита МВФ, получил уведомление от американской стороны о скорых и неизбежных бомбардировках Сербии, после чего принял решение отменить свой визит и вернуться в Москву. Это не предотвратило войну, которая началась на следующий день в 13.42, когда восемь тяжелых бомбардировщиков ВВС США вылетели из Фэйрфорда и взяли курс на Югославию. Не будем здесь распространяться о том, насколько вообще такая война заслуживает своего благородного наименования. Владимир Соловьев еще в конце прошлого века писал о том, что военные столкновения постепенно превращаются скорее в "парламентские потасовки". Когда в 1898 году случилось восстание кубинского народа против колониального владычества Испании, и США (как и сейчас) выступили на стороне восставших, Соловьев писал об этом в своих "Трех разговорах":

"Ну, что же это за война? Нет, я вас спрашиваю, что это за война? Кукольная комедия какая-то, сражение Петрушки Уксусова с квартальным! "После продолжительного и горячего боя неприятель отступил, потерявши одного убитого и двух раненых. С нашей стороны потерь не было". Или: "Весь неприятельский флот после отчаянного сопротивления нашему крейсеру "Money Enough" сдался ему безусловно. Потерь убитыми и ранеными с обеих сторон не было".

Прошло сто лет, а американцы воюют точно так же, как и прежде. Вся разница только в том, что "money" теперь "enough" не на один только крейсер, а на целый флот в Средиземном море, с подлодками, эсминцами и авианосцами. Но меня интересуют здесь не военные действия американцев, которые разрабатываются, похоже, в Голливуде, а не в Пентагоне, причем разрабатываются очень бездарно, поражая своей безвкусицей и невыносимым нагромождением художественных штампов. Гораздо интереснее сейчас поведение Евгения Примакова и особенно реакция на него со стороны наших средств массовой информации. В "Коммерсанте" полет Примакова в Вашингтон очень удачно сравнивают с поездкой удельного князя к монгольскому хану за ярлыком на княжение. Правда, русские князья возили деньги в Орду, а не из Орды, и тот ярлык, который они получали, оберегал их вотчины от татарского нашествия. Сейчас все перевернулось с ног на голову: деньги дают в Сарае, и дают-то только потому, что боятся, как и прежде, нашей военной мощи. Но аналогия, в общем, верна - без санкции Запада ни один политик в новой России еще не смог прийти к власти. Евгений Примаков, разворачивая свой самолет, чувствовал себя, наверное, великим князем Иваном III, свергшим татарское иго и попытавшимся впервые опираться на собственные силы. Московские цари после этого занялись тем же самым, чем занимались ранее татары на Руси - собирали дань и усмиряли непокорных. Сейчас, наверное, все останется по-старому. Другое дело было бы, если бы Америка последовала примеру Золотой Орды и рассыпалась на ханства. Кое-какие неудобства они бы еще доставляли, но работать с ними было бы уже намного легче - как Ивану Грозному с Казанью.

10 Мая 1999 года Варварский акт

(Авиация НАТО разбомбила китайское посольство в Белграде)

Официальный Пекин назвал "варварским актом" воздушный удар НАТО по китайскому посольству. Такая формулировка звучит самым привычным образом для нашего слуха, воспринимаясь как стандартный штамп - из тех, что вырабатывают политики, чтобы скрывать свои мысли (а чаще их отсутствие). Но в устах Цзян Цзэминя, "красного императора", подобные выражения приобретают совершенно особую окраску. Дело в том, что Китай во все времена пребывал в незыблемой уверенности, что все земли вокруг него заселены одними дикарями, которые различаются только по странам света: "восточные варвары", "южные варвары", "западные варвары". "Северные варвары" (они же "заморские черти") не были исключением; китайцы, впрочем, признавали, что у европейцев есть недюжинная практическая смекалка и своеобразные технические достижения, на добрую долю, впрочем, заимствованные у древних китайцев. Вполне естественно, что дикие и невежественные племена, окружавшие Срединное государство, мечтали только о том, чтобы приобщиться к блестящей китайской цивилизации. Их не очень-то допускали к этому, следуя основной заповеди Конфуция: держать в покорности можно только темную и безграмотную массу, не ведающую "веления неба" - а Китай все государства в мире, большие и малые, далекие и близкие, стремился держать в покорности. Все они подчинялись Владыке Поднебесной, и все были в вассальной зависимости от Срединной Империи. Так, в конце XVIII века в Китай прибыло на кораблях первое посольство из далекой варварской страны, называвшей себя "Great Britain". После того, как суда вошли в китайские воды, на них по приказу местных властей были вывешены флаги с надписью: "Данники из английской страны" - потому что все народы в мире рассматривались не иначе, как вассалы и данники Сына Неба. Иногда, правда, дикость и невежество этих племен доходили до такой степени, что они не хотели этого понимать; в частности, в середине XIX века произошло ужасное "восстание варваров", как это называлось в Китае, которое окончилось разгромом Пекина и осадой императорского Летнего дворца. Французы, подвергшие бомбардировке город Фучжоу, были названы "взбунтовавшимися вассалами", англичане же - "варварскими бунтовщиками". Шок, который испытал тогда Китай, разом выведенный из уютной средневековой спячки, был, наверное, беспримерным в мировой истории - потому что беспримерным был отрыв от реальности, в котором пребывала Срединная Империя, даже не подозревавшая, что есть по крайней мере еще один претендент на роль мирового центра. Произведенная на днях бомбардировка китайского посольства в Белграде, наверное, очень живо напомнила Китаю события полуторавековой давности, иначе реакция китайского правительства не была бы такой острой и болезненной. Это давнее испытание, по-видимому, не прошло даром и Китай чему-то все же научился. К сожалению, Америка, находящаяся сейчас в еще большем отрыве от реальности, чем средневековый Китай, похоже, не научилась ничему. Эта прекрасная страна, убаюканная миллионами мерцающих телеэкранов, погрузилась в глубокий, мечтательный сон, и снится ей почти то же самое, что грезилось в свое время Китаю. Дай Бог, чтобы на этот раз пробуждение оказалось не таким мучительным и жестоким.

21 Октября 1999 года Еще один разворот самолета

(Примаков демонстративно не явился на встречу с Ельциным)

Евгений Примаков, приглашенный Ельциным на встречу, отказался от нее, причем сделал это достаточно громко и вызывающе. В публикации "Коммерсанта", посвященной этому событию, есть один любопытный пассаж по этому поводу:

"Что касается мистического страха Примакова и Лужкова перед встречами один на один с президентом, то он не лишен основания. Ельцин, несмотря на свою болезнь, похоже, и правда сохранил некую гипнотическую харизму".

Это подмечено довольно тонко; только я бы уточнил эту примечательную сентенцию. Речь здесь идет не столько о некой таинственной "гипнотической харизме", сколько о сокрушительной воле к власти, которой наделен Ельцин. Феномену Ельцина еще рановато подводить итоги, но странно, что ни у кого сейчас не появляется желания присмотреться к нему повнимательнее - пока сам Ельцин еще рядом, живет и действует на наших глазах. Меня всегда занимал механизм власти, и особенно смены власти, выборов или дворцовых и государственных переворотов. Почему гвардия, армия, полиция, печать, мосты и телеграфы, а за ними и огромные народные массы подчиняются именно этому человеку, а не другому? Конечно, есть какие-то бумажки, где что-то по этому поводу написано - Конституция, законы, инструкции и циркуляры, но кто их читает, кроме тех, чью деятельность они задевают непосредственно? Потом приходит новый человек, которому удается убить или отстранить от дел своего предшественника, и становится у власти, и пишет новые бумажки для приличия, для придания этой своей власти какой-то видимости легитимности - но суть-то совсем не в этом, и все это прекрасно понимают, или чувствуют. За Ельцина проголосовали во второй раз. За него проголосовали бы и в десятый, даже если бы он окончательно превратился в развалину и проиграл бы еще десять войн. Проголосовали бы и за Сталина - столько раз, сколько потребовалось бы. При этом неважно, как представитель власти именуется - вождем, царем или президентом. Неважно, как к нему относится народ, как к нему относятся газеты, чиновники или интеллигенция. В этом деле важно только одно - воля к власти.

Помнится, Явлинский (который все-таки наиболее умный и проницательный из наших политиков - это, конечно, не Бог весть какой комплимент) сказал когда-то о Ельцине, что "если у волка болит печень, то это еще не значит, что у него выпали зубы". Кто-то из южных губернаторов, говоря о каком-то ельцинском промахе, процитировал Киплинга ("Акела промахнулся"). Даже Зелимхан Яндарбиев, в то время глава Чеченской республики, после встречи с Ельциным уважительно назвал его "волкодавом" (это тем более комично, что волк воспринимается чеченцами как символ их нации). На самом деле ничуть не удивительно, что в речи наших политиков возникают звериные аналогии. На самом деле "передача властных полномочий" от одного "главы государства" к другому строится по законам волчьей стаи. Это заметно даже на дряхлом Западе, но там это происходит проще и спокойнее, потому что они уже привыкли питаться манной кашей. У нас так легко это не проходит. Несмотря на всю собачью свадьбу нашей политики, на хитроумные интриги, на тонкости и хитросплетения, на тайны нашего византийского двора (разгадываемые всеми кому не лень), на то что народные трибуны горланят, а серые кардиналы правят - несмотря на все это, когда дело доходит до очередного настоящего обострения, все судорожно хватаются за Ельцина. Никто не верит - в глубине души - что он уйдет. Мы имитируем обычную, изрядно суетливую, политическую жизнь - с партиями, митингами, выборами в Думу, протестами и заклинаниями но на самом деле все хорошо понимают, что все определяется не "мнением народным" или мнением княгини Марьи Алексевны, а сложной внутренней иерархией, где каждый знает свое место, определяемое его внутренним значением и силой. Вожаку волчьей стаи, чтобы оставаться все время наверху такой иерархической лестницы, не надо постоянно доказывать свою силу в настоящей схватке с соперниками. Эта сила и так ощущается во всем его поведении, и даже животные чувствуют это превосходно - что уж говорить о людях. Впрочем, если дело доходит до стычки, то осмелившемуся проверить вожака на прочность (на "соответствие занимаемой должности"), обычно сладко не приходится.

Не знаю, что будет дальше. Мы все устали от бесконечных ельцинских причуд и прихотей, но его внутренняя сила за ним остается, и вряд ли он кому-то добровольно уступит свое место. Говорят, что когда он пришел в сознание от наркоза после тяжелой операции на сердце, первым его требованием (и первым словом) был "Указ!" - указ о передаче ему всей полноты власти власти, с которой он расстался-то всего на одни сутки. Ко всему этому примешиваются и другие тяжкие и смутные предчувствия. Где-то я читал когда-то о том, что "русским присущ почти апокалиптический страх перед сменой власти. Конец всякой данной власти они воспринимают как конец власти вообще" - а мы все хорошо знаем, что означает в России "конец власти вообще". Пока все это еще не очень чувствуется, но ближе к концу ельцинского правления, когда всем станет ясно, что он уходит, как бы не начались, как в старину, народные истерики если не Девичьем поле, то на Красной площади:

Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами!

Будь наш отец, наш царь!

Потом "народ еще повоет да поплачет", "Борис еще поморщится немного, что пьяница пред чаркою вина" - как он морщился уже однажды в незабвенном 1996 году

И наконец по милости своей

Принять венец смиренно согласится;

А там - а там он будет нами править

По-прежнему.

7 Ноября 1999 года Случилась 82 годовщина Октябрьской революции.

В последние годы, каждый раз, когда время подходит к этому странному празднику, у нашего населения наблюдается по этому поводу легкое смятение в умах. Большая часть его жила и воспитывалась еще в то время, когда день 7 ноября (он же 25 октября) 1917 года официально и неофициально считался днем, имевшим грандиозное значение для судеб России и мира, днем, расколовшим всемирную историю на две части, завершившим одну эпоху в жизни человечества и начавшим новую, совершенно иную, переродившую его нравственно и физически. Теперь же те, уже довольно давние, события рассматриваются как что-то совершенно несущественное и как бы даже не бывшее вовсе. Мы снова, уже в который раз, попытались начать нашу историю с чистого листа. Наше прошлое опять объявлено чем-то скверным и постыдным, вспоминать о нем стало почти неприлично, и уж совсем никому не приходит в голову им гордиться. "Отречемся от старого мира" - это излюбленный наш лозунг и главная парадигма русской истории. Так было и в 1917 году, и 1861, когда упразднялось крепостничество, и в 1812, когда мы впервые попытались отказаться от робкого ученичества перед Западной Европой, и еще столетием раньше, когда мы пошли к ней на выучку, с демонстративным омерзением отказавшись от родной и затхлой старины. "Россия еще молода и только что собирается жить", говорит Достоевский. "У нас все переворотилось и еще только укладывается", вторит ему Толстой. "У России нет прошедшего; она вся в настоящем и будущем", замечает Лермонтов. "Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего", уточняет Чаадаев. Как ни углубляйся в тысячелетнюю русскую историю, услышишь каждый раз одно и то же: "у нас все только начинается", "мы ведь совсем недавно появились на свет". "Предания, будущее и прошедшее - все нипочем!", восклицает по этому поводу Ключевский. "Мне жаль тебя, русская мысль, и тебя, русский народ! Ты являешься каким-то голым существом и после тысячелетней жизни, без имени, без наследия, без будущности, без опыта". В самом деле, пятьдесят, семьдесят, от силы сто лет - это крайний срок для поддержания преемственности русской культуры. Потом все снова взламывается и перекраивается - и вот опять недавнее прошлое оказывается каким-то неудавшимся черновым вариантом, жалким и нелепым, оно тяготит нас мучительным стыдом и, чтобы избавиться от этого призрака, мы с легкой душой переворачиваем страницу и забываем обо всем, что было раньше.

Что касается дня 7 ноября, самого двусмысленного и неудобного для нас дня в нашей истории, то я предлагаю простой рецепт, который может радикально подействовать на наше отношение к подобным "фантомным болям", раз за разом всплывающим из нашего дурно переваренного прошлого и тревожащим наше душевное равновесие. Не нужно, как это сейчас делается, обходиться с ним стыдливо и невразумительно, но не надо и устраивать, как это делают коммунисты, унылые демонстрации под серым, низко нависшим ноябрьским небом, так отлично символизирующим тупиковую безысходность нашей истории. По крайней мере здесь, в Петербурге, эту проблему можно решить и по-другому.

К третьей годовщине революции Николай Евреинов, известный режиссер и теоретик театра, устроил в Петрограде на Дворцовой площади грандиозный художественный эксперимент. Это был спектакль, называвшийся "Взятие Зимнего дворца". На один день он воплощал в жизнь главную мифологему советской истории. Для его постановки привлекались тысячи актеров и статистов; использовалось полторы сотни мощных театральных прожекторов и несколько реальных броневиков; дело не обошлось даже без крейсера "Авроры" с его знаменитым холостым выстрелом, в 1917 году давшим сигнал к началу восстания, а в 1920-м - к началу представления. Не знаю, как кого, а меня так просто поражает художественная смелость организаторов этого действа. В Петербурге, "самом умышленном и фантастическом из всех городов мира", такое сомнительное начинание могло бы иметь и более масштабные последствия, чем одно только развлечение досужей публики. Весь этот город, его дворцы и набережные, во все времена сравнивали с пышными театральными декорациями; но когда представление окончено, занавес опускается и публика расходится по домам. Великие всемирно-исторические события, происходившие в Петербурге, тоже часто казались не чем иным, как яркой театральной постановкой - но дразнить историю с такой безумной дерзостью, высмеивать ее самые важные и поворотные ходы, снова вызывать уже было уснувших духов, я, быть может, и не осмелился бы. Тем более опасно это делать в Петербурге, неуловимом, зыбком, ускользающем городе, готовом всякую минуту растаять и расплыться в туманном невском воздухе, насыщенном тяжелыми болотными испарениями. Скорее всего, те, кто затеял этот странный эксперимент, просто хотели, из обычного для художников неуемного любопытства, вложить персты в свежую и открытую рану русской истории, и сделать это поскорее, покуда она не затянулась и еще дымится. У них тогда неплохо это получилось.

Теперь, когда петербургская история окончена ("если Петербург не столица - то нет Петербурга"), ставить такие спектакли, наверное, уже не так рискованно, и мы вполне можем повторять это действо каждый год. Иностранцы, не искушенные в наших метафизических тонкостях, волной хлынут поглазеть на инсценировку события, от последствий которого и они немало натерпелись в свое время, и принесут с собой немало добротной твердой валюты. Что национально русского в том, что им обычно предлагают, в масленице, блинах, водке, икре, ряженых, медведях и цыганах? То ли дело взятие Зимнего: насколько это вернее передает всю широту таинственной славянской души! Да и наши благонамеренные сограждане наконец найдут, чем заняться в этот день. Вместо того, чтобы участвовать в своих бессмысленных демонстрациях, они с гораздо большим удовольствием посмотрят, как в действительности выглядело то, годовщину чего они празднуют. И вожди их, я думаю, не обидятся: это же не пародия, не карикатура, а буквальное воссоздание центрального, самого значительного для них события. Новая власть здесь тоже свое получит: она подчеркнет тем самым, что наше бурное прошлое не является для нас чем-то постыдным, что Советский Союз - это только одно из многочисленных имен России (или личин, кому как больше нравится), а советская история - это русская история с 1917 по 1991 год. Таким образом, это избавит нашу историю от неприятной раздвоенности, введет ее в единое русло и, может быть, переосмысливая старые события, даже сплотит нашу вечно расколотую нацию и в настоящем.

9 Декабря 1999 года Грозный и Минск взяты в кольцо

Вчера в Кремле подписан договор между Россией и Белоруссией о создании единого союзного государства. В тот же день в Чечне пал Урус-Мартан, предпоследний форпост боевиков на подступах к Грозному. Сегодня был взят без боя и последний населенный пункт, прикрывавший Грозный с юга - Шали. Москва снова собирает "русские земли", и снова делает это так же, как и в прошлый раз, используя попеременно кнут и пряник. Русская история непрерывно повторяется. Кто только ни оказывался у нас на троне, в Москве или Петербурге! Господа, дамы, товарищи, русские, немцы, грузины, цари, императоры, вожди, президенты, очень разные по воспитанию, образованию, характеру, темпераменту - и все они совершали совершенно одинаковые действия и внутри России, и вне ее. Иногда это кажется театром, в котором постоянно обновляются актеры, но остается неизменным репертуар.

В сентябре 1831 года русские войска штурмовали взбунтовавшуюся Варшаву (мятежная Польша тогда объявила о своем выходе из состава России и низложении Романовых). Точно так же, как сейчас, русское общество было охвачено воинственным патриотическим одушевлением, точно так же интеллигенция на всех перекрестках распиналась (в обоих смыслах этого слова) о том, как ужасно мы поступаем с маленьким, гордым и свободолюбивым народом, и точно так же билась в истерике по этому поводу западная печать. В Париже проходили демонстрации в поддержку поляков (одно из них даже закончилось разгромом русского посольства), в французской Палате Депутатов выступали знаменитые говоруны и красочно витийствовали на благодарную тему русского варварства; некоторые либеральные газеты даже призвали к вооруженному вмешательству в это дело. Узнав о реакции Запада, Пушкин не выдержал и разразился ставшим очень знаменитым впоследствии стихотворением "Клеветникам России":

Вы грозны на словах - попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?

Иных уж нет, а те далече. В России нет уже ни "финских хладных скал", ни Тавриды (Крыма), а дым от восставшей "пламенной Колхиды" (Кавказа) снова заволакивает всю Россию. Когда Варшава после долгой и тяжелой войны была все-таки взята, Пушкин написал новое стихотворение на ту же тему, где еще более грозно возгласил:

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Признав мятежные права,

От нас отторгнется ль Литва?

Наш Киев, дряхлый, златоглавый,

Сей пращур русских городов,

Сроднит ли с буйною Варшавой

Святыню всех своих гробов?

Увы, увы, "все потеряно, все пропито". Нет ни Киева с "наследием Богдана", ни Литвы, ни Варшавы. Россия съежилась, как шагреневая кожа, и только бурная реакция Запада на наши жалкие попытки возродить былое величие напоминает о старых временах.

Запад всегда нас ненавидел и боялся. Казалось бы, теперь мы берем Грозный, не Париж, не Берлин, чего же нервничать? Но этот страх Запада перед Востоком, по-видимому, укоренен генетически. Может быть, это пошло еще с монгольского нашествия: "grattez le Russe et vous trouverez le Tartare", говорят во Франции ("поскребите русского, и будет татарин"). Так или иначе, но теперь уже, по-моему, всем стало ясно, что нашему медведю нечего делать в европейской посудной лавке. Как ни повернись там, а обязательно что-нибудь разобьешь или кому-нибудь отдавишь ногу.

19 Декабря 1999 года Путин - это Ельцин сегодня

На закате политической карьеры Бориса Ельцина вдруг сбылась его давняя, заветная, выстраданная мечта: в России появился ручной парламент. Конечно, пока еще трудно сказать, будет ли он совсем уже послушным; сейчас это скорее медведь на цепочке - да простится мне столь плоский каламбур. В любом случае и "Медведь" (он же "Единство"), и "Союз Правых Сил", оба эти блока своей удивительной победой обязаны целиком и полностью одному-единственному человеку - Владимиру Путину.

Социологи, пораженные этим неожиданным результатом, говорят теперь о "сенсации", "шоке", "потрясении". Между тем никакой сенсации не произошло. Совершенно то же самое было и в 1993, и в 1995 годах. Сами по себе как политики и Гайдар, и Черномырдин не представляют абсолютно ничего - теперь, когда они оба пустились в свободное плавание, об этом уже можно сказать с полной определенностью. Но как только на них указывал магический перст Бориса Ельцина, они каким-то чудесным образом вдруг набирали на удивление много голосов на выборах.

"Союз Правых Сил", который называли "братской могилой русской демократии", собран из множества мелких, почти уже полузабытых сейчас либеральных деятелей, в разное время бывших у власти на разных постах. Блок "Единство" - это очередная хитроумная выдумка, вышедшая из изобретательного ума Бориса Березовского. Что может быть у них общего? Но почему-то оба они получают на выборах такую поддержку, которая два месяца назад им самим показалась бы плодом воспаленного воображения. Эта, казалось бы, необъяснимая квадратура круга на самом деле объясняется просто. Стоило написать на предвыборном плакате "Путина - в президенты, Кириенко - в Думу" - и поддержка "Союза Правых Сил" выросла в два раза. Стоило "Единству" прямо поддержать Путина (который прямо поддержал "Единство") - и оно получило чуть ли не самую большую фракцию в Думе. То же самое было и на прошлых выборах, и тогда это казалось еще более странным. Социологи недоумевали, как может поддержка Ельцина, человека с рейтингом в 2%, помогать тому или иному объединению так успешно выступать на выборах? Но ничего удивительного здесь нет и не было.

Я уже писал в этой "Хронике" об одной не совсем обычной психологической особенности нашего народа, которая и определяет все эти причудливые, неожиданные на первый взгляд предпочтения. Русские просто панически боятся любой смены державной власти. Этот страх укоренен очень глубоко, но время от времени он неудержимо выплескивается наружу. Сейчас мы наблюдали один из таких впечатляющих моментов. Скорее всего этот ужас перед переменами воспитан нашей своеобразной историей: в России обычно бывал или твердый порядок, близкий скорее к деспотизму, или кровавая смута. Это фатальное чередование, похоже, ярко запечатлелось в генетической памяти нашего народа. Западу, вот уже триста лет рассуждающему о рабской психологии русских, никогда не понять, почему мы скорее предпочтем самую грубую и непросвещенную тиранию, чем их нежно взлелеянные права и свободы, которыми сейчас они снова пытаются кормить нас с чайной ложечки. По той же самой причине власть в России от одного человека к другому переходила только со смертью правителя; мы всегда старались в этом деле дотянуть до последнего.

Все весело смеялись над Ельциным, когда он нашел какого-то Путина и объявил его своим преемником. Совершенно напрасно смеялись, как теперь выяснилось. Конечно, если дать нашему народу волю, он, возможно, предпочел бы и на этот раз дождаться, пока власть от Ельцина к кому-нибудь другому перейдет, если так можно выразиться, естественным путем. Но в настоящее время это вряд ли возможно. Так что остается только один путь: если уж нельзя сохранить Ельцина на веки вечные, придется воспользоваться его суррогатом. Путин станет президентом, и Россия снова вздохнет спокойно, позабыв свои татарские страхи еще на целых восемь лет.

31 Декабря 1999 года С наступающим новым 7508 годом!

Новое лето Господне, если считать от сотворения мира, наступает, кажется, в сентябре, но с таким праздником не грех поздравить и еще раз, тем более что календари у нас врут, наверное, уже столько же лет, сколько существует мироздание. Вот и с другим летоисчислением, от рождества Христова, происходит полная путаница. Никто толком не знает, когда закончится наше многострадальное столетие - то ли через несколько дней, то ли еще через год. Но как бы там ни было, по историческим меркам следующий век так близок, что он, можно сказать, уже наступил. Тем интереснее узнать, каким он окажется.

За последние три-четыре столетия в России сформировался устойчивый цикл исторического развития, который и повторяется от века к веку. Иногда кажется, что русская история просто идет по кругу, проходя свой полный оборот с завидной регулярностью. Повторяется буквально все, вплоть до мельчайших примет эпохи. Скажем, когда мы читаем:

Дух свободы... К перестройке

Вся страна стремится.

Вы думаете, здесь речь идет о горбачевской перестройке? Ничего подобного, стишку скоро будет сто лет. Дальше в нем идет:

Полицейский в грязной Мойке

Хочет утопиться.

Не топись, охранный воин,

Воля улыбнется!

Полицейский! Будь покоен

Старый гнет вернется.

Или другая цитата: "никогда человеческая грудь не была полнее надеждами, как в великую весну девяностых годов, все ждали чего-то необычайного; святое нетерпение тревожило умы и заставляло самых строгих мыслителей быть мечтателями". Это сказал Герцен даже не о ХIX веке, а о XVIII-м. Повторялись и другие мелочи. Словечко "оттепель", было пущено в ход Эренбургом в шестидесятые годы ХХ века; эта "оттепель" наступила после смерти Сталина. Веком раньше, однако, Тютчев назвал оттепелью время после смерти Николая I. Оба эти политических деятеля и умерли почти в один и тот же момент (с поправкой на полный круг колеса истории) - Николай - в 1855 году, Сталин - в 1953-м.

За последние три-четыре столетия в России сформировался устойчивый цикл исторического развития, который и повторяется от века к веку. Начало каждого столетия, главным образом его первая четверть - это бурное продвижение вперед, мощный рывок, каждый раз повергающий в изумление весь мир и особенно окрестные державы. В XVIII веке это были грандиозные преобразования Петра Великого, в XIX - великолепный культурный взлет, время Пушкина, Гоголя и Лермонтова, в XX - знаменитый "серебряный век" русской культуры, сочетавшийся, между прочим, и с колоссальным, невиданным экономическим подъемом. Но как раз посредине этой первой четверти нас подстерегает страшная опасность, из которой России обычно приходится выбираться с напряжением всех сил, какие у нее еще только остались. Андрей Белый, писатель и провидец, говорил об этом в 1911 году:

"Надвигается осень, и сколько тревог надвигается с осенью. Еще двенадцатый год не прошел; и дай Бог, чтобы прошел он так, как 12-й год минувшего столетия. Трудны были России 12-е годы. Трудны были первые четверти столетий. До 25-го года приходили наиболее трудные испытания. В 1224 году появились татары; в 1512 году смута раздирала Россию; в 1612 году - еще большая смута. В 1712 по спине России гуляла Петрова дубинка (в 1725 скончался Петр). В 1812 было нашествие французов. И вот мы - у преддверия 12-го года. Дай Бог, если будет новое испытание, чтобы был и новый Кутузов".

В XX веке, как известно, испытание немного запоздало (Первая мировая война началась в 1914 году), но зато его последствия сторицей окупили эту небольшую задержку. Мы их, можно сказать, до сих пор расхлебываем; но характерно, что хотя Советский Союз кое-чем и отличался от Российской Империи, исторический цикл все-таки ни в чем не был нарушен. Знаменательно даже то, что вожди и императоры, которые определяют эту первую четверть века, завершают свою деятельность почти в одной и той же точке этого исторического процесса: Петр I умер в 1725 году, Александр I - в 1825, Ленин - в 1924. Так что в 2012 или 2013 году нас ждет новое жестокое испытание, последствия которого могут затянуться и до 2025 года; впрочем, это испытание не обязательно будет связано с иноземным вторжением: как показывает пример XVIII века, это может быть и что-то другое. В 1712 году столица России была перенесена на пустынные и болотистые берега Невы, где она потом и мирно просуществовала более двухсот лет; надо сказать, однако, что строительство Петербурга далось русскому народу, пожалуй, потяжелее, чем нашествие французов веком позже.

Вторая и особенно третья четверть столетия в России - это закрепление на тех рубежах, на которых общество останавливается после чрезвычайно динамичного рывка начала века. Нового уже ничего не происходит, идет осмысление и накопление сил. Последняя же четверть - это всегда то, что по советской терминологии называлось "застой":

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла:

Победоносцев над Россией

Простер совиные крыла,

как сказал Блок о конце XIX века. То же самое мы наблюдали и в веке XX; только на этот раз попытки преодолеть эту глухую, дремотную неподвижность начались немного раньше, чем обычно. Неудивительно, что они идут так тяжко: этот массивный исторический маятник очень трудно сбить с его ритма. Я думаю, что стоит только смениться веку, как преобразования пойдут намного легче; точнее, они все уже и совершены, осталось только воспользоваться их плодами. По-видимому, нас ждет и мощный культурный взлет в начале следующего столетия; не знаю только, сравняется ли он с золотым и серебряным веком нашей культуры. Шпенглер, автор знаменитой книги "Закат Европы", уже давно предсказывал, что в XX веке Россия, занятая своим коммунистическим экспериментом, выпадет из общемирового развития; но в XXI столетии она возродится и, вполне возможно, снова, как это бывало уже не раз, станет его авангардом, культурным и политическим. Что ж, поживем - увидим.

18 января 2000 года Билл Клинтон купил белый дом

Страшный энергетический кризис, разразившийся на Украине, погрузил

большую часть этой страны во тьму. Некоторые районы там обесточиваются

уже больше, чем на двенадцать часов в сутки (так что можно говорить, что

отключения света на Украине прекратились; там теперь производятся

"включения"). Для экономии электроэнергии в Киеве изобрели самое легкое

и изящное решение: после простого поворота рубильника гаснут не только

лампы в квартирах и уличные фонари, но даже и светофоры на

перекрестках.

Энергетический кризис не перекинулся за пределы Украины (в отличие от

кризиса бензинового, который привел к таким очередям на приграничных

российских заправках, что их можно было занимать сразу же после

прохождения таможни; помню, с каким увлечением летом прошлого года

показывало киевское телевидение эти очереди). Все эти кризисы,

дестабилизации, инфляции, бушующие на территории одного государства и

таинственным образом замирающие на его границах, напоминают мне

булгаковский куриный мор, который поразил всю советскую Россию, но

удивительным образом задержался "как раз на польской и румынской

границах". Впрочем, тут нет ничего удивительного: это лишнее

свидетельство того, что разруха происходит не в государствах, а в головах.

Многие толковые киевские головы занимались энергетическим вопросом;

но чем больше они им занимались, тем запутаннее становилось дело. Павел

Лазаренко, в бытность свою премьер-министром Украины, никогда не

забывал о своей энергетической вотчине. Но его карьера окончилась

печально: наверное, это общая судьба всех электриков от Валенсы до

Чубайса (которым уже так запугали население России, что впору стало в

офисах и на заводах развешивать таблички "Уходя, гасите свет! Не

отдавайте ваши деньги Чубайсу!"). Впрочем, определенных успехов

Лазаренко на своем поприще все-таки достиг. Помнится, Петр I однажды,

уезжая из Петербурга по своим делам, поручил светлейшему князю

Меншикову благоустроить Васильевский остров: осушить болота, прорыть

каналы - короче, создать новую Венецию. Вернувшись, он обнаружил, что

выделенные деньги благополучно истрачены, а из всей программы

благоустройства выполнен только один пункт, да и то незапланированный.

На берегу Невы красовался великолепный каменный дворец,

принадлежавший губернатору Меншикову.

Павел Лазаренко поступил примерно так же. То имение, которое он

приобрел в Соединенных Штатах, может служить великолепным пособием

для наглядного сравнения преимуществ нашего и американского образа

жизни. Дело в том, что примерно в то же время на окраине городка

Чаппакуа президент Клинтон приобрел двухэтажный особняк белого цвета. Он обошелся ему в $1,7 млн., и сопоставление этих двух крупных покупок совершенно неопровержимо свидетельствует о том, что наша, постсоветская демократия добилась куда больших успехов в деле повышения благосостояния нации. Судите сами: ныне действующий президент США за семь лет своей работы на этом трудном и ответственном посту заработал на один только дом, пусть и двухэтажный, да еще на участок площадью 0,4 га. Бывший же премьер-министр Украины, некогда продержавшийся в своей должности никак не больше года, с легкостью покупает целое имение площадью 18 акров! Причем если г-н Клинтон вынужден для своей покупки еще и занимать $1,35 млн., пан Лазаренко, не моргнув глазом, выкладывает за свое имение $6,75 млн. наличными. Нужны ли еще какие-то комментарии здесь, или картина полностью ясна? Цифры, столь любимые американцами, на этот раз свидетельствуют не в их пользу. Давайте сравним: в то время, как г-н Клинтон с семейством будет вынужден тесниться в 11 комнатах, проклиная свою страну, не сумевшую обеспечить ему достойную старость, пан Лазаренко удобно разместится в 41 комнате (преимущество почти в четыре раза!). Да, у Клинтона не одна спальня в доме, а целых пять, но куда ему равняться с Лазаренко, у которого в имении пять одних только псарен! Да, у Клинтона гараж на две машины, но ведь у Лазаренко две вертолетных площадки! У Клинтона дом обшит деревом, но ведь, как сообщает "Нью-Йорк Таймс", у Лазаренко позолочены дверные ручки! Последнее обстоятельство, впрочем, наводит на мысль, что в явной симметричности этих двух приобретений есть что-то роковое. Не знаю, учитывало ли солидное печатное издание в своей публикации, смакуя подробности интерьера пана Лазаренко, что существует еще один смысл у выражения "позолотить ручку". Во всяком случае, Билл Клинтон по-прежнему живет в Белом доме и не собирается пока перебираться в свой белый особняк; Павел же Лазаренко сидит в калифорнийской тюрьме, обвиняемый в коррупции и растрате государственных средств.

27 января 2000 года Доллар на тропе войны

Смута в Эквадоре началась с того, что президент страны неосторожно

заявил об отмене национальной валюты и переходе на американский доллар.

Потомки инков, составляющие около трети населения Эквадора,

возмутились этим решением, и многотысячными толпами двинулись на

столицу страны, где устроили впечатляющие уличные беспорядки. В

прошлую пятницу начался штурм здания конгресса Эквадора и

президентского дворца. Полк охраны немедленно перешел на сторону

восставших индейцев. Президент страны бежал в карете "скорой помощи" и

укрылся на военной базе.

После этого смена власти в Эквадоре стала происходить просто с

калейдоскопической быстротой. Сначала удобным случаем воспользовался

командир полка охраны полковник Лусио Гутеррес, провозгласивший

приход к власти некой "Хунты национального спасения" - во главе с самим

собой, разумеется. Он, однако, почти сразу же вынужден был уступить

власть в стране индейскому вождю Варгасу, возглавлявшему штурм

президентского дворца. Но тут уже нахмурились США, которым очень не

понравилась вся эта мышиная возня у себя под боком. В результате к власти

пришел вице-президент Эквадора, первым делом арестовавший

незадачливого полковника. Вождь краснокожих пока остается на свободе и

делает громкие заявления для прессы, обещая гражданскую войну в

Эквадоре и призывая всевозможные кары на голову нового правительства.

Дело в том, что новый президент начал свое правление с торжественного

обещания, что доллар в обращение будет все-таки введен.

Главный комизм этой ситуации заключается в том, что в Эквадоре никто

даже не поинтересовался мнением Соединенных Штатов по поводу такого

оригинального использования их национальной валюты. Доллар, похоже,

окончательно перестал быть денежной единицей - то есть, в сущности,

долговой распиской США - и превратился в некий миф, символ

государственной мощи и экономического процветания. Такого не было даже

с золотом. Америка вполне сознательно внушала всем народам мира этот

миф, и всячески содействовала тому, чтобы он прочно укоренился - но,

похоже, все-таки немного с этим переусердствовала. Может быть, даже

жаль, что первый эксперимент такого рода прошел не совсем удачно. Этот

прецедент мог бы иметь поразительные последствия. Эквадору при всем

желании не удалось бы стать одним из американских штатов - но почему бы

не начать движение в этом направлении прямо с введения доллара? Почему

Эстонии, привязавшей курс своей валюты к немецкой марке, не перейти

прямо на марку, то есть уже на евро? Что мешает сделать это Турции,

которую упорно не принимают в объединенную Европу? Если так пойдет

дело, то очень скоро в мире останется только три валюты: евро, доллар и

йена (или даже скорее китайский юань). Развивающихся и отсталых стран

больше не будет, и в мире наконец наступит эпоха всеобщего

благоденствия. Впрочем, России ввести у себя евро или доллар не позволит

национальная гордость, так что у МВФ все-таки останется, хоть и

небольшое, но достойное поле для деятельности.

2 февраля 2000 года Грозный и свободная Европа

Вчера в западных средствах массовой информации распространились

сообщения о том, что осажденный Грозный покинуло несколько тысяч

боевиков. Чеченский Информационный Центр в Тбилиси подтвердил эту

информацию, но уточнил при этом, что вооруженные силы Ичкерии вышли

из чеченской столицы "с целью плановой передислокации". Меня восхищает,

какие быстрые успехи делают теперь горцы по пути цивилизации. В России

война всегда была двигателем прогресса. Первая кавказская война в XIX

веке вывела чеченцев из первобытнообщинного строя. Сталинская высылка

закрепила у них феодализм. Теперь чеченцы, похоже, на глазах переходят к

буржуазной демократии, со всеми ее впечатляющими завоеваниями:

выборностью на всех уровнях (каждая группировка выбирает себе полевого

командира), разделением властей (Масхадову - президентский дворец,

каждому командиру - по аулу), и свободной прессой. СМИ независимой

Ичкерии достигли в своем деле, надо сказать, поразительной виртуозности.

Когда чеченские укрепленные города падали один за другим, и вокруг

Грозного сжималось кольцо, они отнюдь не отрицали это; но из их

сообщений каждый раз с неумолимой логикой вытекало, что эти русские

победы - на самом деле поражения. Чеченцы не просто отступают; они

следуют при этом своему таинственному плану, настолько тонкому и

изощренному, что русскому командованию его ни за что не разгадать. И вот

теперь происходит "плановая передислокация" чеченских войск из Грозного

в горные районы. Интересно, что в следующем пункте этого плана? Грузия,

Турция, США?

Но виртуозность виртуозностью, а вот настоящей гибкости чеченские

информационные агентства еще не достигли. Западная пресса еще в

прошлом веке могла дать им здесь сто очков вперед. Классический пример

этой гибкости - это публикации парижских газет весной 1815 года. Когда

Наполеон покинул свой остров Эльбу, высадился во Франции и двинулся на

Париж, то было очень любопытно взглянуть на то, как отзывалась на эти

события французская правительственная пресса. Как свидетельствует

академик Тарле, в одних и тех же газетах, на протяжении всего нескольких

дней, тон публикаций менялся четко и последовательно: "Корсиканское

чудовище высадилось в бухте Жуан"; немного позднее: "Людоед идет к

Грассу"; еще позднее: "Узурпатор вошел в Гренобль"; "Бонапарт занял

Лион"; далее "Наполеон приближается к Фонтенебло"; и наконец "его

императорское величество вступает в верный ему Париж". Чеченцам стоило

бы поучиться настоящей демократии у своих старших товарищей по

европейской цивилизации.

4 Февраля 2000 года Око за око, зуб за зуб

На днях российские информационные агентства почти одновременно сообщили о двух событиях, которые как-то странно друг с другом

перекликнулись. По первому из этих сообщений, Шамилю Басаеву оторвало

ногу; по второму - Земфира оглохла на одно ухо. Похоже, русский бог

решил наконец смилостивиться над своей многострадальной вотчиной и

перестать изводить ее героическими подвигами первого и самоотверженным

пением второй. Конечно, можно предположить, что Басаев повоюет еще и

на одной ноге, не говоря уже о Земфире, которая вполне может петь и без

второго уха; но так как человеку всегда свойственно надеяться на лучшее, то

будем считать, что эти благие перемены - только начало, за которым

последует и дальнейшее продолжение в том же духе.

Если это так, и действительно расположение небес к России наконец

меняется на более благосклонное, то неплохо было бы как-то отметить эти

знаменательные события. Что касается оторванной ноги Басаева, то по

отношению к ней следовало бы проявить гуманность, как это еще заживо

было сделано с тезкой и предшественником Басаева - легендарным

Шамилем, предводителем горцев. Как известно, сей последний, будучи взят

в плен на Кавказе, был доставлен в Петербург, осыпан там почестями, и

затем мирно окончил свои дни богатейшим помещиком в Рязанской,

кажется, губернии. Ноге Басаева тоже можно было бы торжественно

объявить амнистию, хотя бы и посмертную; может быть, это обратит на путь

истинный и остальные части его тела. Прецедент к этому уже есть, хотя и

чисто литературный. Один из героев Достоевского вполне серьезно

утверждал, что когда на войне 1812 года французы отстрелили ему ногу, он

бережно поднял ее и отнес домой, после чего и похоронил на Ваганьковском

кладбище, поставив там памятник, на котором было написано с одной

стороны: "здесь погребена нога коллежского секретаря Лебедева", а с

другой: "покойся, милый прах, до радостного утра". Он уверял даже, что

ездит каждый год туда на кладбище отслужить по своей ноге панихиду. В

случае с Басаевым эту панихиду можно было бы сделать пышной и

праздничной; эта церемония, надо полагать, заставит прослезиться не одного

чеченского полевого командира, перешедшего на нашу сторону.

В отношении же Земфиры проявить гуманность, к сожалению, уже не так

просто. Оба эти выдающиеся деятели современности получили по заслугам,

в буквальном смысле этого выражения. Русский бог явно подражает

еврейскому и строго следует ветхозаветному принципу "око за око, зуб за

зуб". Разрываешь на части мирных жителей своими взрывами - оторвем тебе

конечность для острастки. Терзаешь им слух своими песнями - лишайся уха.

Говорят, были какие-то и новые веяния по части справедливого воздаяния

за грехи, но до России они, видимо, еще не дошли.

8 Февраля 2000 года Путин - это наше все

Недавно Владимир Путин на очередных смотринах, устроенных ему

Западом (на этот раз его инспектировал французский министр иностранных

дел), высказал новый, усовершенствованный вариант чеченской концепции

Москвы. Как пишет "Коммерсантъ", по этой доктрине Россия должна отныне

рассматриваться Западом как заслон на пути мирового терроризма - по

аналогии с тем, как когда-то Русь остановила монголо-татарское нашествие.

Ничего не скажешь, это сильный ход Кремля. В последние годы в России

усиленно искали национальную идею, но как-то все безуспешно. Наконец за

дело взялся новый президент, и идея родилась почти мгновенно. Путин, видимо

, опирался на известный текст Пушкина по этому поводу - кажется, он первый высказал оригинальную идею, что

Россия воевала с монголами не из-за своих узко национальных и

эгоистических интересов, а во имя спасения хрупкой западноевропейской

цивилизации. Обратимся же к первоисточнику и посмотрим, чем может

закончиться для нас борьба с мировым терроризмом в Чечне, если русская

история снова повторится.

"Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское

нашествие" (Пушкин - Чаадаеву, 19 октября 1836 г.). Да, этот чисто русский

способ воевать уже давно известен. У него были и яркие взлеты, как

знаменитое отступление Кутузова к Москве (русские поэты тогда писали о

французах так: "необозримое пространство и тысячи пустынных верст

смирили их порыв и чванство"), и печальные поражения, как в

русско-японскую войну. Тогда русское командование, видимо, подражая

Кутузову, решило отходить из Китая хоть до самой Москвы; но японские

войска наступали ровно столько, сколько русские отступали, и упорно не

выражали желания сдаваться даже после очень значительного продвижения

по нашей территории. Наши просторы помогли нам и во вторую мировую

войну: немцы, дойдя до Волги, явно потеряли всякую внутреннюю

уверенность в необходимости таких обширных завоеваний; привыкнув

веками возделывать свои крошечные садики и клумбы у игрушечных

домиков, они никак не могли взять в толк, как они смогут окультурить все

эти необозримые равнины, даже если и удастся их отобрать у русских. Более

того, обширность нашей Родины поспособствовала нам и в последнюю,

холодную войну с Соединенными Штатами. Еще Данилевский писал о том,

что существует своеобразное "ландкартное давление" России. "Взгляните на

карту", говорит один иностранец в его книге, "разве мы можем не

чувствовать, что Россия давит на нас своею массою, как нависшая туча, как

какой-то грозный кошмар?". В годы холодной войны этот кошмар стал

самой настоящей реальностью; когда Европа чувствовала себя беззащитным,

маленьким экзотическим пляжем на оконечности массивной

коммунистической Евразии, когда в Вашингтоне политики, сойдя с ума,

выбрасывались из окон небоскребов с криком "русские идут" - все это

порождалось не столько нашими танками и ракетами, сколько обычной

школьной политической картой мира, на которой советское чудище

раскинулось столь вольготно, что страшно было даже в Австралии.

Что же касается Чечни, то она, конечно, начала действовать по старому

сценарию, вторгшись в Дагестан, но на этот раз наши военные почему-то не

применили обычную тактику. Как раз во время этого вторжения я был в

Москве и общался там со знакомыми ребятами-политологами. "Да ведь если

их сейчас не остановить, они же, чего доброго, дойдут до Краснодара!",

воскликнул я тогда по этому поводу. Ответом мне было множество

ухмылок. "Что ж там, до Краснодара", сказал Гигант Мысли (старое

прозвище, еще с ЛГУ), "до Хельсинки!". "Нет, до Хельсинки точно не

дойдут", ответил я. "Со дня основания Петербурга ни один вражеский

солдат не ступал на его территорию. До Москвы - другое дело".

Пушкин развивал свою точку зрения по этому вопросу не только в

письмах к Чаадаеву, но и в публицистике. В одной более ранней статье он

писал об этом подробнее: "России определено было свое высокое

предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и

остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились

оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего

востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и

издыхающей Россией (а не Польшею, как еще недавно утверждали

европейские журналы; но Европа в отношении к России всегда была столь

же невежественна, как и неблагодарна)". Чеканная формулировка!

Невежественная и неблагодарная Европа и сейчас нам вечно докучает

своими вздорными и неуместными назиданиями о "правах человека".

Стоило бы хоть раз нам отойти от своей возвышенной роли прикрытия

европейской цивилизации от варваров и дать им, этим варварам, дойти до

Берлина и Парижа! Владимир Соловьев возлагал эти надежды на китайцев,

но они что-то никак пока не проявляют таких намерений. Может, чеченцы

возьмут на себя эту благородную миссию и покажут наконец Западу давно

обещанную ему кузькину мать? Может быть, тогда он поймет, во что

обходится нам вечная борьба с этими дикими, неистовыми нашествиями? Блок писал по этому поводу еще в 1918 году:

Но сами мы - отныне вам не щит,

Отныне в бой не вступим сами,

Мы поглядим, как смертный бой кипит,

Своими узкими глазами.

Не сдвинемся, когда свирепый гунн

В карманах трупов будет шарить,

Жечь города, и в церковь гнать табун,

И мясо белых братьев жарить!

В последний раз - опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

19 Февраля 2000 года Ставки сделаны

Сегодня утром, принимая электронную почту, я получил послание от

Шамиля Басаева. "Во имя Аллаха, милостивого и милосердного Творца и

Господа миров" я призывался привести в исполнение, и непременно своими

руками, смертный приговор "преступнику Путину". Имам Басаев весьма

добросовестно подошел к делу и обосновал свои призывы несколькими

развернутыми цитатами из Корана. Я никогда не мог понять, как это

мусульмане умудряются столько извлечь из этой книги, которую

Шопенгауэр назвал собранием "грубых басен" и "нелепых сказок". Впрочем,

сам же этот философ говорит, что этой "плохой книги было достаточно,

чтобы основать мировую религию, 1200 лет удовлетворять метафизическую

потребность бесчисленных миллионов людей, сделаться основой их морали

и глубокого презрения к смерти, а также вдохновить их на кровопролитные

войны и громадные завоевания. В этой книге мы находим самую грустную и

жалкую форму теизма. Правда, многое, быть может, утрачено в переводе, но

я не смог найти в ней ни одной ценной мысли". В отличие от Шопенгауэра,

Басаеву удалось найти ценные мысли в Коране. Вот одна из них: "И когда

закончатся запретные месяца, то убивайте многобожников, где их найдете,

захватывайте их, осаждайте и ведите против них разведывательные маневры.

И если покаются они, начнут совершать молитву и давать очищение, то

освободите их дорогу. Ведь Господь - прощающий, милосердный". На

основании этого распоряжения прощающего и милосердного Господа имам

Басаев выносит Путину смертный приговор и сообщает: "Настоящим да

будет известно всем правоверным мусульманам, что наша исламская

организация объявляет о выплате вознаграждения в размере 2500000

долларов тому, кто своими руками исполнит данную фатву. Желающие

более подробно узнать процедуру выплаты могут обратиться к нам по факсу

или электронной почте (факс и почтовый адрес приводятся - Т. Б.) на

арабском, английском или русском языке. Желаю благословения тем, кто

следует праведным путем. Да вознаградит Вас Аллах добром в этом и ином

мирах!".

Таким образом, мы наблюдаем здесь своеобразный аукцион. Недавно

российские власти объявили награду в один миллион долларов за голову

Шамиля Басаева. Теперь Басаев предлагает уже два с половиной миллиона за

голову Путина. Что будет дальше? Помнится, когда князь Мышкин и купец

Рогожин из романа "Идиот" торговались за расположение Настасьи

Филипповны, ставки доходили до ста тысяч. Благосклонность России

измеряется явно большими суммами; только надо не забывать, чем

закончилась та невеселая история, поведанная Достоевским. Демоническая

женщина так и не досталась ни тому, ни другому; соперники примирились

только над ее хладным трупом.

23 Февраля 2000 года Парижская достоевщина

Как сообщил российский информационный сервер http://www.polit.ru/,

сегодня, в годовщину сталинской депортации чеченского народа, в Париже

на площади перед Центром Жоржа Помпиду должен состояться митинг,

организованный так называемым "Чеченским Комитетом" (le Comite

Tchetchenie). Это инициатива нескольких европейских деятелей культуры,

которые вчера опубликовали в газете "Le Monde" воззвание, пышно

озаглавленное "Преступление без наказания в Чечне" ("Crime sans chatiment

en Tchetchenie"). Оно начинается следующими эффектными

сопоставлениями: "Февраль 1944 года: депортация чеченцев. Февраль 2000

года: истребление чеченцев (massacre des Tchetchenes). Владимир Путин

продолжает дело Сталина. Как патриот, он приказывает стереть с лица земли

Грозный. Как гуманист, он уничтожает деревни зажигательными бомбами.

Как демократ, он затыкает рот прессе и заставляет своих подручных из ФСБ

убрать одного из самых информированных российских журналистов Андрея

Бабицкого. Как эффективный администратор, он организует

"фильтрационные лагеря", где всех чеченцев избивают до смерти, насилуют

(sodomises) и, при возможности, требуют за них выкуп". Господа

европейские интеллектуалы здесь явно опирались не только на романы Ф. М.

Достоевского, но и на известное сатирическое стихотворение Владимира

Соловьева, обращенное к Победоносцеву:

На разных поприщах прославился ты много:

Как евнух ты невинностью сиял,

Как пиетист позорил имя Бога

И как юрист старушку обобрал.

Давно уже известно, что вконец истощенную западную культуру если что-то

и способно оживить, то только ее обращение к культуре славянской, юной и

полной сил, как в первый день творения. Мы могли бы и сами влить свежую

кровь в угасающую европейскую цивилизацию, да Запад все что-то этому

противится. Европейские деятели культуры, похоже, предпочитают

высасывать эту кровь из нас по каплям и самостоятельно. Наши же

"информированные российские журналисты" здесь им охотно способствуют. Тот же Андрей Бабицкий, в частности, писал в одном из своих репортажей: "Надо сказать, что чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они

садисты. Просто таким образом они пытаются сделать войну более

выпуклой, зримой, яркой, достучаться до общественного мнения". Не знаю,

как чеченцам, а Бабицкому до этого мнения достучаться удалось: под

воззванием, опубликованным в "Le Monde", подписалось более двухсот

общественных деятелей. Жаль только, что многоуважаемый "Чеченский

Комитет" не изыскал в свое время средств на поддержание более тесных

французско-чеченских связей: его представители вполне могли бы

организовать в Грозном банкет в честь независимой Ичкерии. Сразу же по

его окончании свободолюбивые чеченцы живо и доходчиво объяснили бы

господам европейцам, что такое права человека в Чечне.

7 Марта 2000 года Москва и Петербург

В свежем номере журнала "Эксперт" вышла

обширная статья Сергея Мостовщикова "К вопросу о криминальной столице

России", снабженная следующим броским подзаголовком: "В городе

Санкт-Петербурге убивали, убивают и будут убивать друг друга до тех пор,

пока не научатся как следует ненавидеть Москву". Статья эта написана

пленительно хамским слогом "Московского Комсомольца", излюбленным

стилем той части московской журналистики, которая ориентируется на

столичную аудиторию. Вот как начинается опус г-на Мостовщикова:

"Довольно некрасивая получилась история с Санкт-Петербургом, северной нашей, как говорится, Пальмирой. Бывшая имперская столица, матерь всех революций, колыбель культуры, призма свободомыслия, родина сомнений и творческих обмороков заработала себе репутацию самого братоубийственного населенного пункта страны. От атлантов, железных коней, роскошных фасадов, стылых набережных, темных парадных, каналов и рек следовало б, конечно, ждать чего-нибудь поизящнее. Это мы тут, истомленные московским барством, ленивые и скаредные, давно уж не смотрим в небеса. А там, в кислых парах портвейна, сигаретном дыму и интеллектуальном пожаре, вызываемом галлюциногенным грибом-поганкой, казалось, вызревает настоящее русское сумасбродство, национальная амбиция, каприз. Вызрело ж пока одно только убийство. Петербург стал считаться криминальной столицей России".

Совершив это блестящее наблюдение, С. Мостовщиков затем на

протяжении двух или трех страниц делает к нему различные оговорки, после

чего обрывает себя: "нужно признаться, что окончательное решение вопроса о том, вправду ли Питер - самый криминальный город Земли или это глупая столичная выдумка, задача совершенно неинтересная. Гораздо интересней и печальней задуматься о том, отчего бывшая имперская столица, образец русской роскоши и сумасбродства, являет собой теперь такое тоскливое и провинциальное зрелище. Питер даже внешне производит запущенное впечатление, и это абсолютный факт, а не интеллигентские выдумки. Чтобы это увидеть и понять, не нужно быть губернатором. Достаточно просто увидеть этот темный, неухоженный город, создающий ощущение нелюдимости и тревоги. Или же, если вы не верите глазам своим, поинтересоваться, например, статистикой посещений Питера иностранцами. Их туда ездит столько же, сколько и в Москву. Это абсолютно невероятно, поскольку Питер, конечно, город приграничный и иностранный. Так и задумывался, так и был построен. Не прут чужестранцы туда валом только потому, что боязно им там сейчас. И скучно".

Итак, поражением Петербурга объявляется уже то, что иностранных

туристов приезжает в этот город не больше, чем в Москву! Таким образом,

Москва заранее отказывается ото всех попыток составить какую-либо

конкуренцию Северной столице по туристической привлекательности!

Впрочем, на самом деле в Петербурге, по данным газеты "Коммерсантъ", в

год бывает около 2 миллионов туристов - примерно в четыре раза больше, чем в

Москве. Г-н Мостовщиков просто не в курсе. По данным ЮНЕСКО,

Петербург по популярности среди туристов стоит на восьмом месте в мире,

в то время как Москва занимает лишь трехсотое место. Как бы ни гордилась

столица своими снегоуборочными, дорожными, канализационными и

прочими мероприятиями, пока это ей не сильно помогло в туристическом

отношении. Вот если бы в Москве снесли мрачные бетонные новостройки

советских времен (то есть все, что расположено вне стен Кремля, но внутри

кольцевой автодороги) - тогда другое дело. Облик столицы сразу же бы

преобразился.

Но С. Мостовщиков не ограничивается наблюдениями над одним только

городским ландшафтом и обращается к философии. "При всех своих

нынешних проблемах", пишет он, "Санкт-Петербург имеет колоссальное

преимущество перед любым другим местом Российской Федерации. Питер

единственный город в стране, граждане которого объединены одной общей

сверхидеей, одной всепоглощающей страстью, одним безусловным

убеждением, способным сплотить все население в едином нравственном

порыве. Эта сверхидея - ненависть к Москве". Правда, он тут же

оговаривается: "В этой нелюбви к столице нет ничего предосудительного и

глупого. Вся страна не любит Москвы". Это действительно так. Я подолгу

жил на Волге и на Урале, бывал во многих российских городах от

Хабаровска до Смоленска, от Мурманска до Новороссийска, и не раз

слышал высказывания типа: "если на Москву сбросить одну большую бомбу,

России от этого только полегчало бы". Я, конечно, не разделяю эту

крайнюю позицию. Я, впрочем, не стал бы и утверждать, что Петербург

только тем и занят, что лелеет мысль о возвращении себе столичного

статуса. Никто не оспаривает этот статус у Москвы; странно, однако, что

москвичам все время почему-то приходится его отстаивать - да еще так

яростно, как будто от этого зависят судьбы мировой цивилизации.

Соперничество двух столиц - вещь не новая для послепетровской России.

В прошлом веке этот спор принимал и более резкие формы, в полемике

западников и славянофилов, в статьях и письмах Пушкина, Достоевского,

Владимира Соловьева. Петербург и Москва здесь всегда были только

символами: на самом деле спор шел об историческом пути России,

европейском или азиатском. Тогда разногласия по этому поводу принимали

несравненно большую остроту, чем теперь, потому что столица находилась

в Петербурге, городе искусственном по своему происхождению и

назначению. Теперь столица снова в Москве, грандиозный эксперимент,

затеянный Петром, можно считать неудавшимся, и, казалось бы, накал этого

старого спора должен был бы сильно уменьшиться. Но нет, из Москвы

по-прежнему раздаются задиристые голоса, поддразнивающие Петербург и

глумящиеся над его столичными амбициями. В принципе, это

неудивительно: Москва стала столицей России всего 82 года назад, срок по

историческим меркам ничтожный, и все никак не может натешиться этой

нечаянно свалившейся на нее радостью. Удивительно, однако, то рвение, с

которым гг. московские журналисты, С. Мостовщиков или Е. Киселев,

пытаются поставить Петербург на место. По-видимому, это постоянное

желание унизить Петербург обусловлено неким московским комплексом

неполноценности. Непонятно только, откуда берется эта неистребимая

ревность. Москва - это подлинная и неоспоримая столица нашей Родины, ее

административный, финансовый и промышленный центр. Давно уже ушла в

прошлое культурная неполноценность старой Москвы и ее робость перед

блестящим Петербургом. Но, как видно, культурные комплексы так просто

не преодолеваются.

Что же касается теперешних амбиций Петербурга, то в Москве сильно

ошибаются, когда считают, что самой заветной мечтой этого города

является идея вернуть себе статус российской столицы. На самом деле

петербургские амбиции гораздо шире и значительнее. Петербург - это

имперский город, и он может быть столицей только Российской Империи,

колоссального государственного образования, простирающегося от

Стокгольма до Аляски. Но эту Империю теперь уже никогда не вернуть

может быть, к счастью. Все-таки главным преимуществом народов является

преимущество культурное, и именно в этом отношении Петербург сейчас

реализует свои амбиции. Для того, чтобы стать столицей мира,

объединяющей Восток и Запад, совсем необязательно быть политическим

центром своей страны: ведь удается же сейчас удерживать статус мировой

культурной столицы Нью-Йорку.

17 марта 2000 года Восток и Запад

Несколько дней назад власти Зимбабве сообщили о принятии крутых мер

против одной из газет, выходящих в этой африканской стране. Негодование

правительства вызвала "порнографическая фотография", опубликованная в

газете. На снимке были изображены голые люди, прорывающиеся в

универмаг; дело происходило в Австрии. Этот булгаковский мотив, как

выяснилось, возник в связи с весьма оригинальной рекламной кампанией,

проводимой в Альпийской республике: в ряде австрийских универмагов

было объявлено, что все покупатели, которые рискнут прийти туда

совершенно голыми, смогут одеться бесплатно. Устроители этой акции,

по-видимому, даже и не подозревали, какой ажиотаж вызовет эта идея среди

раскованных австрийцев. Рекламная акция имела необыкновенный успех; все

остались довольны, и пострадала только злосчастная африканская газета,

попавшая под горячую руку.

В конце прошлого века Редьярд Киплинг, певец британского

империализма, написал следующие известные строки:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,

Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень Суд.

До Страшного суда вроде бы пока еще дело не дошло, но Восток и Запад,

похоже, окончательно сдвинулись со своих мест. В культурной Австрии

люди разгуливают по улицам нагишом, даже без набедренных повязок; в то

же время в дикой Африке запрещают газету за одну слишком вольную, с

точки зрения властей, фотографию. Интересно, а как они там, в Зимбабве,

ходят по улицам? Неужто все во фраках?

С точки зрения экономической тоже все перевернулось. Колониальный

Гонконг давно обогнал по количеству роллс-ройсов Британские острова.

Индийская чайная компания уже может позволить себе купить английскую

развесочную фабрику. Западная цивилизация выдыхается на глазах. Еще

немного, и мы увидим в Европе одни только орды дикарей, охотящихся на

каких-нибудь бизонов среди заброшенных соборов и дворцов. Современное

западное искусство подтверждает это научное предвидение. Первобытная

наскальная живопись, пожалуй, требовала большей технической

изощренности от художника, чем нынешние изобразительные творения.

Западная музыка почти вернулась к своим истокам: мерным ударам

тамтама, у костра, под хорошую травку или грибочки. Осталось совсем

немного - сжечь старые книги, которые все равно уже никому не понятны, и

предаться вольной жизни под открытым небом.

9 Апреля 2000 года A la guerre comme а la guerre

Парламентская ассамблея Совета Европы, проходившая на этой неделе в

Страсбурге, после долгого и горячего обсуждения приняла нелегкое

решение - лишить Россию права голоса в Совете Европы. России пригрозили

и полным исключением из Совета Европы, если она не начнет "соблюдать

права человека в Чечне". Из российской делегации только два человека

проголосовали за санкции против России: правозащитник Сергей Ковалев

"потому что так велит ему его совесть" и Владимир Жириновский "потому

что России нечего делать в такой Европе".

Я люблю по злободневным поводам цитировать классические тексты; в

данном случае мне, однако, ничего не приходит в голову, кроме старинной

мудрости: "и Вселенной есть пределы, но нет пределов глупости

человеческой". По свежим данным, обнародованным в сенате США,

холодная война одной только Америке обошлась в 4,5 триллиона долларов.

Противостояние с Россией потребовало от Запада неисчислимых

человеческих, экономических и военных ресурсов. Неужели им все еще

мало? Я понимаю, у американцев нет исторической памяти, но как могла

Европа, поседевшая в сражениях, забыть о том, как это было три последних

века? Начиная с Полтавской битвы, все военные столкновения России с

Западом оканчивались для последнего весьма плачевно. Соседство с

Россией держало Запад в постоянном напряжении, заставляло его

объединяться, строить коалиции, возводить оборонительные линии, военные

и психологические. Чувства европейцев по этому поводу хорошо выразил

Мицкевич, сказавший о России, что она "словно приготовившись к походу

на Европу, с оружием в руках, грозным взором озирает Восток и Запад".

Наконец нервы у Запада не выдерживали, и он бросался на Россию,

по-видимому, полагая, что тот затаенный ужас, который вызывала у него эта

страна, как-нибудь рассеется, если удастся ее завоевать и приобщить к

основным европейским ценностям. Чем это заканчивалось, хорошо

известно. Но исторических уроков никто не извлекал; по прошествии

некоторого времени все начиналось сызнова.

И вот теперь, чуть ли не впервые за всю свою тысячелетнюю историю,

Россия решила повернуться к лесу задом, а к Европе передом

(перефразирую здесь известное изречение Петра Великого: "Европа нам

нужна на несколько десятков лет, а потом мы к ней повернемся..." здесь

Петр выразился даже несколько грубее). Последние десять или пятнадцать

лет мы так трогательно умоляем Запад принять нас в семью цивилизованных

народов, что будущего историка, наверное, не раз прошибет горячая слеза

умиления по этому поводу. Старушка Европа долго кокетничает и наконец

соглашается ввести русского медведя в свои ветхие святилища. Но ничего

хорошего из этого так и не выходит: неуклюжее животное, как ни старалось,

но так и не научилось вести себя прилично в хрупком мире западных

демократий. Теперь, по-видимому, уже и не научится.

То, что делал Запад все эти долгие пятнадцать лет - это не то что

страшная его ошибка, а просто одна историческая глупость. Когда Россия,

обескураженная грандиозным крушением своего последнего всемирного

эксперимента, кинулась к нему объятия на одно историческое мгновение

Запад брезгливо оттолкнул ее, видимо, полагая, что теперь все решено и

говорить тут больше не о чем. Никому не пришло в голову, что Россия сама

преодолела коммунизм, это мрачное наваждение, стоившее такой крови

народам Востока и Запада. Никто не помог России выбраться из-под

обломков ее империи, простиравшейся от Берлина до Шанхая и до

полусмерти напугавшей мирные, изнеженные нации свободного западного

мира. Когда Россия прилагала неимоверные усилия, чтобы выкарабкаться из

экономической пропасти, в которой она оказалась, никто на Западе не

посчитал нужным оказать ей хоть какое-нибудь содействие; нет, американцы

и европейцы тряслись над своими копеечными миллиардами, не желая

поступиться даже крохотной частицей своего благосостояния, и так уже

совершенно беспримерного в истории.

Таким образом, Запад допустил ошибку - а за ошибки принято

расплачиваться. Сейчас уже ясно, что Россия и сама, без внешней помощи

сумеет преодолеть свои временные затруднения. Но предательства со

стороны Запада она уже не забудет. У западных народов был один

исторический шанс связать Россию своими обязательствами, и этот шанс

упущен безвозвратно. Теперь мы ничего не должны Западу. Если у России

еще остались силы, она опять окрепнет, и снова повторится то, что

составляло главную интригу трех последних столетий. Заодно выяснится и

то, остались ли у самого Запада силы на еще одно противостояние.

1 Мая 2000 года С Первомаем вас, дорогие читатели!

На днях, развернув в метро свежий выпуск городской газетки "Утро Петербурга" (настолько подобострастной по отношению к нашему губернатору, что ее, по-моему, и пишет по ночам сам губернатор - с немалым, надо сказать, вдохновением), я обнаружил там следующее поздравление: "С наступающей Пасхой вас! С Первомаем! С Днем Победы! С Праздником мирового хоккея!". Ну, насчет праздника, постигшего мировой хоккей, редакция явно слегка погорячилась. Наши городские власти вообще, похоже, склонны неумеренно преувеличивать значение "Ледового побоища", начавшегося вчера в Петербурге. Куда там до него настоящему Ледовому побоищу, состоявшемуся в апреле 1242 года на льду Чудского озера. Кстати говоря, довольно странно, что петербургский губернатор, столь падкий на исторические аналогии, не использовал еще это уподобление в своей предвыборной кампании. По-моему, он просто великолепно бы смотрелся в роли Александра Невского. Я так и вижу его, отчитывающегося по городскому телевидению перед петербуржцами: "чуди перебито без числа, немцев до 400 человек, да еще взято в плен шестьдесят ливонских рыцарей". В судьбах этих политиков есть определенное сходство: у Александра Невского тоже были трудности во взаимопонимании с простыми новгородцами (которые очень заметно меняли свое расположение к князю в зависимости от того, далеко или близко были враги от городских стен, и то изгоняли его, то призывали обратно). Не избежал князь и трений с федеральным центром, который тогда находился в Орде. Но, как и нашему губернатору, после некоторых затруднений ему все же удалось получить ярлык на княжение от Великого Хана.

Но я хотел поговорить не об этом, а странном смешении наших теперешних праздников: революционных, дореволюционных и послереволюционных (русская революция, как известно, была самая долгая в истории - она длилась целых 73 года). Население, похоже, спокойно относится ко всем этим условностям и без всякого внутреннего сопротивления совмещает главный христианский праздник с Днем международной солидарности трудящихся. Да и худо ли после бурного разговенья опохмелиться, подняв тост за Всемирный Интернационал? Все равно в глубине души мы как были, так и остались советскими людьми. Зачем же ломать традиции? У меня даже на заграничном паспорте до сих пор красуется "СССР" (как бы ни иронизировали на Западе, что я теперь выгляжу как гражданин Римской Империи - недавно я был в Европе и слышал там эту шутку не менее двух раз). Вообще у нас сейчас интересное время: может быть, впервые в русской истории мы не просто осуществили слом эпохи (это наша излюбленная национальная забава), но и сделали попытку осуществить некий синтез, сплавив воедино Советский Союз, Российскую Империю и Московскую Русь (Киевскую у нас отобрала Украина). Труднее всего здесь решить вопрос со столицами, гордыми символами этих столь разных эпох нашей истории. Но и здесь наметилось компромиссное решение: Россией правят петербуржцы, хотя и делают это из Москвы. Нашей монголо-татарской страной только оттуда и можно управлять, другого языка, кроме московского, она, по-видимому, не понимает. Правда, высоких иностранных гостей возить в Москву стыдновато; Путин принимает их поэтому где-нибудь в Зимнем или Михайловском Дворце, где он, похоже, чувствует себя намного комфортнее, чем в Кремле.

Только в одном отношении переварить советскую эпоху будет крайне затруднительно - в стилистическом. Этот период обладает ярким и неповторимым "стилем эпохи", который при любых попытках затушевать его или сгладить проявляется снова и снова, как кровавое пятно леди Макбет. Остается только пародировать этот стиль, превращая его в пустую постмодернистскую игрушку. Печатные издания в последние годы очень полюбили эти увлекательные упражнения. Особенно им пришлось по вкусу приспосабливать к современности одну из самых знаменитых советских идеологических акций - так называемые "Призывы к 1 Мая". Я и сам хотел попробовать себя в таком жанре, но недавно, перелистывая своего любимого философа Владимира Соловьева, наткнулся на отрывок, настолько изящно выдержанный в этом стиле, что мне было бы трудно с ним соревноваться. Я думаю, в пасхальный вечер накануне 1 Мая он прозвучит особенно уместно:

"Я знаю, что церковь на земле есть церковь воинствующая, но да будет проклята война междоусобная! Да обличится и рассеется давний обман, питающий беззаконную вражду и ею питаемый! Да возгорится новый огонь в охладевшем сердце невесты Христовой! Да сокрушатся и ниспровергнутся все преграды, разделяющие то, что создано для объединения Вселенной!".

11 Мая 2000 года Pax Americana

В США на днях был обнародован секретный доклад командования американских ВВС об успехах альянса НАТО в прошлогодней войне с Югославией. Моя "Хроника", как известно, именуется "иронической", но при всем желании иронизировать над этими достижениями очень трудно. Самый типичный элемент смеховой культуры - это комическое преувеличение, но здесь преувеличить еще что-нибудь просто невозможно. Когда я учился в ЛГУ, один чудаковатый профессор у нас часто говаривал, если заданное им задание оказывалось слишком легким: "что значит доказать эту теорему? Да просто громко повторить условие!". Так вот, для того, чтобы высмеять результаты югославской кампании, достаточно вслух огласить ее итоги. Итак, по оценкам американских экспертов, за все время войны с Югославией самолеты НАТО поразили 14 сербских танков, 18 бронетранспортеров и 20 минометных орудий. Действительно, трудно еще сказать что-либо по этому поводу.

Западные страны любят сравнивать свои военные бюджеты с российским - их тысячекратное превосходство производит на них успокоительное, убаюкивающее действие. Не знаю, как им объяснить, что в войне финансовые ресурсы - это далеко не главное. Невозможно даже сопоставить их по своему значению с самой обыкновенной способностью населения идти на какие-то жертвы ради достижения неких отвлеченных целей (будь то государственная независимость, выход к морю или контроль над отдаленной провинцией). Недавно я ехал на электричке из Берлина в Мюнхен, глядел на розовых, ухоженных немецких бюргеров в вагоне, и думал, что при самом воспаленном воображении их невозможно представить себе где-нибудь в окопе. То ли дело наши соотечественники - уж они-то из окопов никогда и не выбирались за всю долгую русскую историю. Впрочем, какой может быть спрос сейчас с Германии? Любая страна, которая в течение какого-то времени не защищает себя, возложив эту обязанность на другого, неизбежно стремительно деградирует в этом отношении. Некогда лидийский царь Крез, лишившийся своего царства после сражения с персами, дал персидскому царю-победителю замечательный совет. Он предложил ему усмирить своих лидийцев следующим простейшим образом: оставить им их богатства и отобрать оружие. Уже через одно поколение, утверждал Крез, лидийцы настолько изнежатся, что никогда и никому больше не будут опасны. Именно так и сделала Америка: она запретила Германии защищаться самой, но усиленно помогла ей разбогатеть. Но, как выясняется, слухи об американской военной мощи оказались сильно преувеличенными - ничего, кроме впечатляющего психологического штурма, американцы делать так и не научились. Просто оторопь берет, когда видишь, к какому ничтожному результату приводит весь голливудский размах их военных постановок.

Вообще говоря, и это ничуть не удивительно. Население США составлено из граждан, которые во все эпохи и со всех континентов бежали туда от своих войн, от смуты, от разрухи, от анархических народов и деспотических правительств. С этим связано как патологическое недоверие американцев к власти (на избирательном участке там вручают список из нескольких сотен фамилий: на свои посты баллотируются начальники городской пожарной охраны, налоговые инспектора, управдомы и чуть ли не водопроводчики), так и их фатальное неумение и нежелание воевать. Непонятно, однако, каким образом народ с такими оригинальными национальными особенностями сумел превратиться в мирового жандарма. Я все же склонен считать, что это недоразумение. Безвольные нации часто охватывает мания преследования, а в американском случае, при колоссальном денежном излишке, эта мания привела к непомерному и небывалому увеличению военного арсенала. Югославский казус показал со всей очевидностью, что сам по себе этот арсенал не имеет ни малейшего значения в реальном столкновении интересов.

23 Мая 2000 года "Записи и выписки"

В Москве, в издательстве "Новое литературное обозрение" вышла книга М. Л. Гаспарова "Записи и выписки". Ее автор - известный московский филолог и литературовед (с поправкой на цитату из Аристотеля, которую он сам любит приводить: "известное известно немногим", да еще на фразу из его книги: "Песнь о Роланде сочинил неизвестно кто, да и то, наверно, не он"). Я читал в "Коммерсанте" рецензию на этот труд, и запомнил оттуда один тезис Гаспарова "Стиль - это, упрощенно говоря, соблюдение меры архаизации и меры вульгаризации текста" ("Это упрощенно!", восклицал рецензент). Книга меня заинтересовала, и, когда она попалась мне в руки, я не упустил возможности с ней внимательно ознакомиться. Действие она на меня произвела просто ошеломляющее - ничего подобного я не мог даже ожидать. Совсем недавно я как-то проглядывал на сон грядущий Поля Валери, его знаменитые "Тетради", и поражался, как можно нагромоздить тридцать томов таких банальностей, как "совершенство - это труд" и "дороги музыки и поэзии пересекаются". Такие книги создаются по рецепту, описанному Пушкиным: "Дядя мой однажды занемог. Приятель посетил его. "Мне скучно, - сказал дядя, - хотел бы я писать, но не знаю о чем". "Пиши все, что ни попало, - отвечал приятель, - мысли, замечания литературные и политические, сатирические портреты и т. п. Это очень легко: так писывал Сенека и Монтань"". Так же пишет и Гаспаров; в его "Записях и выписках" в причудливом винегрете перемешаны анекдоты, наблюдения, наброски, сны, цитаты, умозаключения, воспоминания. Сгруппированы они просто по алфавиту, очень условно, конечно - только для того, чтобы набросить, так сказать, "златотканный покров" над "безымянной бездной". Опусы такого рода обычно не слишком содержательны, наверное, потому, что кажущаяся легкость их сочинения быстро склоняет автора к некоторой легковесности. Этого, однако, нельзя сказать о книге Гаспарова более содержательного произведения я не встречал уже много лет. "Записи" его интересны, потому что он очень умен и наблюдателен, а "выписки" - потому что они делались, по-видимому, на протяжении долгого времени и из огромного количества текстов. Единственный недостаток книги - это относительно большое количество повторений; но при таком обширном привлеченном материале это, наверное, неизбежно.

Читая книгу Гаспарова, я не мог удержаться от того, чтобы не прокомментировать некоторые ее пассажи. "Примечания к примечаниям" лишь на первый взгляд выглядят нелепо; на самом деле это магистральная линия современной культуры, и западной и русской. Приводя здесь эти свои заметки, я тем самым убиваю двух зайцев: знакомлю читателя с отрывками из "Записей" Гаспарова, и демонстрирую ему тот эффект, который меня самого поражал при чтении: как будит мысль нейтральный материал, поданный умело и со вкусом, а главное - в достаточном изобилии.

МЛГ Анекдот: разговаривают два близнеца в утробе: "Знаешь, как-то страшно рождаться, ведь оттуда еще никто не возвращался".

ТБ Шутка выглядит пустячной, пока не вспомнишь, откуда взята эта хрестоматийная цитата "the undiscover'd country, from whose bourn no traveller returns". Как вариация этого анекдота звучит сентенция Набокова: "жизнь - большой сюрприз; не вижу, почему бы смерти не оказаться еще большим".

МЛГ Народность: "У нас дважды два тоже четыре, да выходит как-то бойчее". Православие: "Если бога нет, то какой же я штабс-капитан?" Для Самодержавия формулу русской классики я пока не смог найти.

ТБ Предлагаю цитату из П. А. Вяземского: "У нас самодержавие значит, что в России все само собою держится".

МЛГ Дерптский полицмейстер Ясинский плачет о смерти имп. Марии Феодоровны: "Кто же теперь у нас будет вдовствующей императрицей?"

ТБ Соотношение привычного и непривычного - сложная штука. Лотман писал о московском полицмейстере, который озадаченно заметил после нашествия французов: "Сколько лет служу, а такого не припомню".

МЛГ Вторую часть "Робинзона Крузо" не напечатали в БВЛ, потому что там есть фраза: "Доехал до Урала, а все Китай"

ТБ Интересно, с какой стороны он ехал?

МЛГ ...о гвардейском офицере, который в 25 лет продал всех мужиков и оставил баб, чтобы заселять поместье собственными силами.

ТБ Крепостничество, конечно, ужасная вещь и язва русского общества; но когда я читаю о страданиях по этому поводу нашего передового дворянства, перед моим воспаленным взором невольно возникает рынок в Стамбуле или Нижнем Новгороде, с его полной свободой выбора, и все ужасы как-то сразу смягчаются...

МЛГ Потоптал мороз цветочек, и погибла роза. Жалко, жалко мне цветочка, жалко и мороза (Шевченко).

ТБ Интересно, как это звучит по-украински? По ритму и по содержанию стишок подозрительно смахивает на балладу Гете: "Roeslein, Roeslein, Roeslein rot, Roeslein auf der Heiden".

МЛГ Фет: как он в Италии завешивал окна кареты, чтобы не смотреть на всем нравящиеся виды.

ТБ Фет вообще был большим оригиналом. Когда ему случалось проезжать в Москве мимо Университета, он всякий раз считал своим долгом остановиться, плюнуть в окошко в сторону этого рассадника свободомыслия, и только потом ехать дальше. Кучер так привык к этому, что останавливался уже без приказания.

МЛГ С. Аверинцев рассказывал: в клозетах библиотеки Британского музея он впервые увидел надписи со ссылками на источники.

ТБ Надписи в клозетах крупных библиотек, этих мировых центрах культуры и учености - увлекательнейшее чтение. В Российской Национальной Библиотеке (Петербург) я, правда, ссылок на источники пока не встречал, но видел там надписи потрясающей глубины и осмысленности: от философской сентенции "пенис - это фаллический символ" до призыва уборщицы "не льсти себе - подойди ближе". (Один мой высокоморальный и высокообразованный друг как-то назвал мою "Хронику" "сатирной", разгневавшись на ее легкомыслие. Теперь у него будет еще больше поводов к этому).

МЛГ Город Мальта при Павле I приравнивался к российским губерниям.

ТБ Павел, как известно, был не только русским императором, но и Великим Магистром Мальтийского ордена; заседания мальтийских рыцарей при нем нередко проходили в Гатчине под Петербургом. У Павла вообще было своеобразное отношение к русской географии: как сообщает Ключевский, в его царствование был запрещен ввоз в Россию любых книг, кроме написанных на тунгусском языке.

МЛГ Бердяева, Набокова и Камю сотрудница купила в селе Ночной Матюг близ Мариуполя.

ТБ А что, по-моему, очень романтичное и даже поэтическое название.

МЛГ Muttersprache - называл Пастернак русский мат.

ТБ "Muttersprache" по-немецки - "родной язык". По-итальянски это звучит еще яснее для русского уха: "lingua materna". "В отношении таких слов, которые являются нелитературными, грешен, употребляю. Но по отношению к людям никогда, стараюсь не обижать личность. А для того, чтобы связывать различные части предложений, бывает" (Юрий Лужков).

МЛГ Приказ по германским частям 1918 г. на Украине: не иметь победоносного вида, чтобы не раздражать население.

ТБ Кто бы американцам сейчас посоветовал "не иметь победоносного вида, чтобы не раздражать население", украинское, а особенно русское.

МЛГ Русское бремя белых перед Востоком и бремя черных перед Западом.

ТБ Стихотворение "Бремя белых" ("The White Man's Burden") Киплинг написал, когда США захватили Пуэрто-Рико, Филиппины и Кубу. "Несите бремя белых", призывал он американцев ("take up the White Man's burden"). Несите его, даже если вам придется "to veil the threat of terror, and check the show of pride" - сдерживать страх или скрывать чувство гордости (см. предыдущую запись). Впрочем, при нынешнем торжестве политкорректности в Америке (см. следующую запись) нести "бремя черных" перед Западом - не такое уж большое бедствие. Странно, однако, что перед побежденными индейцами и порабощенными неграми американцы испытывают чувство исторической вины, а перед русскими, потерпевшими поражение в холодной войне - нет. Ну, все еще впереди.

МЛГ Колумбов день - первый понедельник октября: в справочнике написано: этот праздник - не для того, чтобы вспомнить открытие Америки, за которое нам так стыдно перед индейцами, а для того, чтобы полюбоваться красками осенней листвы.

ТБ Блестящая логика этого высказывания напоминает мне резолюцию Александра III, также приводимую Гаспаровым: "Приказываю дать Каткову первое предостережение за эту статью и вообще за все последнее направление, чтобы угомонить его безумие и что всему есть мера".

МЛГ Император Леопольд в год осады Вены подписал 8256 бумаг.

ТБ Это что, вот император Бонапарт даже в Кремле, "в снегах пылающей Москвы" ни на минуту не забывал о своей колоссальной империи, простиравшейся тогда на всю Европу. Он подписывал декреты, указы, постановления, и между делом основал главный французский государственный театр (Comйdie Franзaise), который и по сей день управляется по так называемому "московскому декрету" Наполеона. Великая историческая мечта Владимира Соловьева о мировом всеединстве сбылась тогда, хоть на одно мгновенье, но сбылась!

МЛГ Наполеон спросил придворного, что скажут добрые французы, когда он умрет. "Ах, они скажут: что же теперь с нами будет" итд. "Вы думаете? Может быть. Но сперва они скажут: Уф!". Мировая культура сказала "уф" после смерти Пикассо, русская после смерти Толстого, но не после смерти Пушкина: Пушкина она похоронила заблаговременно еще в 1830.

ТБ Да, это так. "Примирившись с действительностью", то есть с правительством, Пушкин страшно уронил себя во мнении русской публики, которая всегда была отменно свободолюбива. Шумная слава Пушкина началась в начале 1826 года, когда поступил в продажу первый сборник его стихотворений. Это случилось через две недели после разгрома восстания на Сенатской площади; русский читатель, и так чрезвычайно падкий на любое проявление фронды, искал в невинных лирических стихах Пушкина оппозиционности, оппозиционности под любым соусом. Имя Пушкина на обложке здесь уже служило рекомендацией; как замечал позднее сам поэт, "все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова". Неудивительно, что "Стихотворения Александра Пушкина" расхватывались, как горячие пирожки на Невском, несмотря на высокую цену сборника - 10 рублей (где-то $20-30 на наши деньги). Позднее же, когда Пушкин неожиданно поладил с царем, его произведения утратили вкус запретного плода, и публика отвернулась от него в мгновение ока; поэзия как таковая ее не интересовала. Итого всей славы Пушкину было отпущено 4 или 5 лет:

И альманахи, и журналы,

Где поученья нам твердят,

Где нынче так меня бранят,

А где такие мадригалы

Себе встречал я иногда:

E sempre bene, господа.

МЛГ "Мы ели венский шницель, после чего я сочинил один стих: надулись жизни паруса". (С. М. Соловьев, восп. о гимназии).

ТБ Вот дотошный человек! Сережа Соловьев (племянник Вл. Соловьева, друг Блока и Андрея Белого) в своем лирическом порыве, может, и не имел в виду никаких натуралистических подробностей... Литераторы вообще ужасные люди, от них того и жди подвоха. Флобер как-то писал Луизе Коле: "Ты единственная женщина, которую я любил и которой обладал" ("Tu es bien la seule femme que j'aie aimйe et que j'ai eue"). Я думаю, Луиза была сильно польщена, увидев это признание; но несколькими строками ниже выясняется, что женщин, которые были у него до этого, Флобер либо любил без обладания, либо обладал ими без любви.

МЛГ "А скверная вещь эта холера! Того и глядишь, что зайдешь ты завтра ко мне... нет, зайду я к тебе, и скажут мне, что ты умер" (Вяз., 8, 167).

ТБ Кажется, это называется инверсия... И еще одна шутка Вяземского на эту тему: "Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что жив, а я ни тому, ни другому не верю..."

МЛГ Евг. Иванов писал Блоку по поводу секундантства: помилуй, что ты затеял: что, если, избави Боже, не Боря тебя убьет, а ты Борю - как ты тогда ему в глаза смотреть будешь? и потом, мне неясны некоторые технические подробности, например, куда, девать труп...

ТБ Поразительно, как преображается наш взгляд на вещи, когда одни условности человеческого общежития сменяются другими. Это тема "Дон-Кихота": "рыцарь печального образа" остался рыцарем, но сама рыцарская эпоха ушла в прошлое. Во времена Пушкина отказ от дуэли был немыслимым, а Розанов уже может преспокойно записать в дневнике: "Вечером пришли секунданты на дуэль. Едва отделался". И самое главное, что смешны здесь уже эти "секунданты", а не почтеннейший Василий Васильевич.

МЛГ Когда Меццофанти сошел с ума, он из всех своих 32 языков сохранил в памяти только цыганский.

ТБ По другим данным, кардинал Джузеппе Меццофанти знал больше полусотни языков. Когда Гоголь жил в Риме, он очень любил с ним общаться, в том числе и по-русски. "Кардинал, обдумав фразу, держался за нее очень долго, выворачивая ее во все стороны, не делая шагу вперед, покуда не являлась новая придуманная фраза, и при живости старика это имело комическую сторону, передаваемую Гоголем весьма живописно. Он наклонялся немного вперед, начинал вертеть шляпу и говорить итальянской скороговоркой: "Какая у вас прекрасная шляпа... прекрасная круглая шляпа, также и белая, и весьма удобная - это точно прекрасная, белая, круглая, удобная шляпа"" (П. В. Анненков, "Гоголь в Риме").

Байрон, который тоже жил в Италии и тоже любил поболтать с Меццофанти, называл его "лингвистическим чудом, Бриареем частей речи, ходячим полиглотом" и даже "тем, кому следовало жить во времена вавилонского столпотворения, чтобы быть всеобщим переводчиком". Он проверял кардинала "на всех языках, на которых знал хоть одно ругательство" и тот поразил его настолько, что поэт "готов был выругаться по-английски".

МЛГ А. Битов сказал: если сбросить на Ленинград нейтронную бомбу, то останется Петербург, а к Москве это неприложимо.

ТБ От Москвы в самом деле ничего не останется. Странно, и Москва, и Петербург - это города катастрофичные, если так можно выразиться, но катастрофичность у них, как и все остальное, очень разная. В Петербурге все катаклизмы непременно связаны с водой, с наводнениями - достаточно перечитать "Медный Всадник"; в Москве же и культурные, и исторические катастрофы связаны только с огнем. Что нам вспоминается из московской истории в первую очередь? Иван Грозный, подгребающий угольки под бояр, да пожар Москвы, учиненный поляками в 1612 году, да французами в 1812 году. Гоголь сжег свои "Мертвые Души" не в Петербурге и не в Риме, а именно в Москве. В 1918 году мужики, революционно настроенные по отношению к культурным ценностям старого мира, сожгли Шахматово, подмосковную усадьбу Блока. По всей видимости, две русские столицы основывались под разными знаками зодиака.

МЛГ "Петербургский миф" в словесности апокалиптично-хаотичен, а в живописи и графике хорошенький и стройный.

ТБ Не вижу здесь противоречия: чем пышнее и величественнее строение, тем торжественнее оно рухнет, когда настанут сроки.

МЛГ "Скверное кофе" от лица рассказчицы и "кофе простыл" от лица светского персонажа - у Берберовой.

ТБ Таинственное это слово - кофе. Что там Берберова! У Булгакова я встречал фразу: "Кофе в чашке стояло на письменном столе" ("Театральный роман", гл. 5). И у Бунина как-то мелькнула фраза: "кофе горячо и крепко". Аналогичный промах попадался мне и у Набокова. Прав был Саша Садовский (http://sadovsky.newmail.ru/), когда предлагал перевести "кофе" в средний род - во избежание ненужных затруднений.

МЛГ "Дисциплинированный энтузиазм", возбуждаемый монархом в русском народе - выражение Н. Данилевского.

ТБ На Западе русские порядки предпочитали называть "le despotisme йclarй" (в английском варианте - "enlightened despotism").

МЛГ Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий с докладом "кушать подано" (восп. И Поливанова, рукопись).

ТБ Полный текст толстовского высказывания еще интереснее: "Вот был Пушкин. Написал много всякого вздору. Ему поставили статую. Стоит он на площади etc." Это выдержка не из статьи или письма, а из устной речи Толстого. Лев Николаевич зашел как-то в гимназию, где учились его дети. В директорском кабинете он разговорился, и поведал много интересного; в это время одна дама, находившаяся там, постеснялась выйти к нему из-за шкафа, где она сидела, и, чтобы не терять зря времени, записала точную стенограмму всей беседы. Прелюбопытный документ, надо сказать, получился.

МЛГ Аканье Льва Толстого: имена "Каренина" вместо "Кореньина", "Каратаев" вместо "Коротаев". Впрочем, кто-то говорил, будто фамилия Анны от греч. carene, "голова", и делал выводы о рационализме и иррационализме.

ТБ Мне приятно поправить в этой мелочи выдающегося литературоведа: речь шла, конечно, о фамилии не Анны Карениной, а ее мужа, Алексея Александровича - откуда и производился его "головной", рассудочный характер. Об этом сообщает С. Л. Толстой в своих "Воспоминаниях".

МЛГ Персидский великий визирь Абул Касем Исмаил (Х в.) возил за собой свою 117000-ную библиотеку на 400 верблюдах по алфавиту.

ТБ Россия - тоже очень литературная страна. Как пишет Ключевский, в Москве как-то в конце 1820-х годов производилось судебное дело о некоем откупщике; его вели 15 секретарей, не считая писцов, и оно разрослось до нескольких сотен тысяч листов. Наконец было велено собрать эти бумаги и переслать их из Московского департамента в Петербург; наняли несколько десятков подвод и, нагрузив дело, отправили его в столицу. Правда, по какой-то загадочной причине все оно пропало без вести до последнего листа, "так что никакой исправник, никакой становой не могли ничего сделать, несмотря на строжайший приказ Сената; пропали листы, подводы и извозчики".

МЛГ Свеж металлический ветер осенью.

Росинки нефритовы и жемчужно круглы.

Светлый месяц чист и ясен. Красная

Акация душиста и ароматна. Надеемся,

Что Вы процветаете в постоянном благополучии...

(Китайское деловое письмо)

ТБ Китайская словесная культура - величайшая в мире; правда, она несколько своеобразна. В качестве комментария к этому тексту приведу другую цитату Гаспарова: "В Китае, писал Марко Поло, за все уголовные преступления можно от смертной казни отплатиться деньгами, кроме трех: отцеубийства, матереубийства и не по форме вложенного в конверт казенного письма".

12 июня 2000 года С Днем независимости!

Ровно десять лет назад на съезде народных депутатов РСФСР была принята Декларация о независимости. Наше желание присоединиться к свободному миру в то время было настолько неистовым, что мы без разбору брали у него все подряд: вольные нравы, свободные цены - и даже государственную независимость. Давайте во всем подражать США! Если у них так хорошо получилось, почему же у нас не получится? Разделим Россию на 89 штатов, изберем президента, и будем проповедовать всему миру идеалы процветания и демократии. Империя Зла искренне и горячо покаялась в своих злодеяниях и возмечтала стать Империей Добра. России оставалось только радостно слиться в сладостных объятиях с Америкой (что, впрочем, мы не раз и проделали в начале 90-х). Остальной мир наблюдал за этим неожиданным поворотом событий весьма настороженно, но простые американцы, по-моему, так и приняли все за чистую монету. Я читал как-то в то время справочник по странам мира, изданный "Central Intelligence Agency" в 1993 году. Ну что ж, там так черным по белому и написано:

USA, Independence: 4 July 1776 (from England)

Russia, Independence: 24 August 1991 (from Soviet Union)

Что же это был такой за страшный и таинственный Soviet Union, который подчинил себе Россию на целых семь десятилетий? Французы в 1812 году просидели в этой стране всего полгода, немцы в 1940-х - четыре года, а тут так долго и с такими ужасными последствиями... Наверно, это было что-то вроде татаро-монгольского ига. От русских всего можно ожидать, в их государственном устройстве сам черт ногу сломит. Казалось бы, русская история совсем близка к американской - негров и тех освободили от крепостной зависимости в том же самом 1861 году. Но все эти войны, смуты, революции какие-то постоянные - что это за загадочные вещи? И что им на месте-то не сидится, этим русским? Давно пора оставить всю эту свою мировую историю и заняться наращиванием благосостояния нации. Государственной независимости добиться удалось - так что теперь для этого есть все условия.

29 Июня 2000 года Начало конца

Как сообщила газета "Коммерсантъ", в Лондоне разразился крупный скандал, связанный с филантропической деятельностью сети ресторанов "Бургер Кинг". Движимый самыми благородными побуждениями, "Бургер Кинг" раздавал детишкам подарочные наборы, добавив в каждый из них еще и компакт-диск с программой Net Nanny ("Сетевая Нянюшка"). "Нянюшка" - это популярный сетевой фильтр, ограждающий пользователей Интернета от любого доступа к материалам сомнительной направленности. Распространив, однако, свыше двух миллионов компактов, организаторы акции с изумлением обнаружили, что при установке "Нянюшки" первое, что возникает на экране компьютера - это список из нескольких тысяч порносайтов. Программа, оказывается, была рассчитана отнюдь не на юное поколение, рвущееся к знаниям, а на взрослых, озабоченных тем, чтобы это рвение серьезно ограничить.

Эта веселая история удивительно напоминает старый казус, описанный в "Дон-Жуане" Байрона. Воспитывая мальчика Жуана, его мать Инеса, особа необыкновенно добродетельная и высоконравственная, сильно опасалась за то, чтобы ребенок не узнал что-нибудь лишнее из школьных учебников. Жуану преподавали поэтому многие науки, "но - Боже сохрани - не биологию!". С античными классиками тоже было очень трудно, потому что, как говорит Байрон:

Мораль Анакреона очень спорна,

Овидий был распутник, как вы знаете,

Катулла слово каждое зазорно.

Конечно, оды Сафо вы читаете,

И Лонгин восхвалял ее упорно,

Но вряд ли вы святой ее считаете.

Вергилий чист, но написал же он

Свое "Formosum pastor Corydon".

Лукреция безбожие опасно

Для молодых умов, а Ювенал,

Хотя его намеренья прекрасны,

Неправильно пороки обличал:

Он говорил о ближних столь ужасно,

Что просто грубым слог его бывал!

И, наконец, чей вкус не оскорбляло

Бесстыдство в эпиграммах Марциала?

Но взрослые научились ограничивать любознательность подрастающего поколения еще очень задолго до появления "Сетевой Нянюшки":

Жуан, конечно, классиков зубрил,

Читая только школьные изданья,

Из коих мудрый ментор удалил

Все вольные слова и описанья.

Но, не имея смелости и сил

Их выбросить из книги, в примечанья

Их вынес, чтоб учащиеся вмиг

Их находили, не листая книг.

Как статуи, они стояли рядом,