Чтоб быть винтом в паровике;

Быть попугаем однозвучным,

Который, весь оторопев,

Твердит с усердием докучным

Ему насвистанный напев.

Скажу с сознанием печальным:

Не вижу разницы большой

Между холопством либеральным

И всякой барщиной другой.

12 Апреля 2001 года Хвост дракона

Неделю назад в мире произошло событие, которое, несмотря на кажущуюся свою незначительность, может ознаменовать собой ни много ни мало, как начало новой эпохи. В изложении газеты "Коммерсантъ" оно выглядело так: "Председатель КНР Цзян Цзэминь (Jiang Zemin) перед вылетом в турне по странам Латинской Америки сказал, что США должны извиниться перед китайским народом, и кроме того, сделать что-то полезное для развития американо-китайских отношений". Прочитав это, хочется встряхнуть головой или ущипнуть себя как-нибудь побольнее, чтобы поскорее прийти в себя и вернуть себе чувство реальности. "Председатель КНР перед вылетом в турне по странам Латинской Америки"... это звучит так же, как если бы китайский лидер явился в Конгресс США с проверкой - на предмет строгого соблюдения демократических процедур в американском парламенте, или нагрянул с инспекцией на какой-нибудь натовский авианосец. А требование "извиниться перед китайским народом"? Со времен распада советской империи с Америкой, по-моему, еще никто не разговаривал таким тоном. Но обо всем по порядку.

Первого апреля мировые информационные агентства распространили новость, которая поначалу могла показаться традиционным первоапрельским надувательством. Сообщалось, что американский разведывательный самолет ЕР-3, совершавший "обычный патрульный облет китайской акватории", был перехвачен китайскими истребителями, столкнулся с одним из них, и, получив сильные повреждения, совершил экстренную посадку на острове Хайнань. Экипаж американского самолета не пострадал, китайский пилот пропал без вести.

Инцидент, что и говорить, неприятный, но дальнейшее развитие событий можно было предсказать заранее. Китайское правительство ударилось бы в амбицию, но напускную, дежурную и наперед уступчивую, а под шумок постаралось бы выторговать у США какую-нибудь неустойку, вроде вступления в очередную международную торговую организацию. Американцы сквозь зубы выразили бы свое сожаление, больше похожее на "нечего было под ногами путаться", и постарались бы не раздувать дело. Поначалу казалось, что все так и будет. Вашингтон потребовал от Китая взять на себя ремонт американского самолета и обеспечить его немедленное возвращение. Китайцы, однако, вместо того, чтобы взять под козырек, повели себя совершенно неожиданным образом. Они возложили всю ответственность за инцидент на американскую сторону, заявили ей решительный протест, и предложили начать переговоры о компенсации ущерба, нанесенного Китаю. К членам экипажа американского самолета представители США допущены не были, и все, что стало известно о судьбе этого экипажа, это то, что он "устроен должным образом".

Америка отреагировала на эту эскападу так, как и должна была это сделать ведущая мировая держава. Три эсминца Седьмого оперативного флота США, направлявшиеся к берегам Америки, изменив свой маршрут, немедленно двинулись к китайскому острову Хайнань. Американским властям было чего опасаться: совершивший вынужденную посадку ЕР-3 оснащен сверхсекретным оборудованием электронной разведки, и Пентагон вовсе не радовала перспектива ознакомления с этой начинкой китайских военных специалистов. Однако уже на следующий день американские эсминцы были отозваны из Южно-Китайского моря; с заупрямившимся Китаем, видимо, решено было обращаться более аккуратными методами.

Между тем, как показали съемки из космоса, китайские военные, не теряя времени даром, установили вокруг американского самолета стеллажи, и начали, спокойно и не торопясь, раскладывать на них снятые с борта части разведывательного оборудования. Оторопев от такой дерзости, Вашингтон объявил свой самолет суверенной территорией США, и вновь потребовал от Китая освободить ЕР-3 и его экипаж. На Китай, однако, это не произвело большого впечатления: МИД КНР заявил, что именно США являются виновником инцидента, поэтому Вашингтон должен "признать свою ответственность за случившееся, дать надлежащие разъяснения и принести Китаю извинения".

После этого американцы еще раз попытались надавить на Китай. Президент Буш отказался приносить какие-либо извинения, и распорядился разработать ряд мер воздействия на Пекин; в их списке были предложения отозвать американских дипломатов, отменить запланированный визит в Китай президента США, и даже "возражать против проведения в Китае Олимпиады-2008". "Мы способны на многое, если нас к этому вынудят", сказал по этому поводу конгрессмен Генри Хайд. "Не понимаю, почему они хотят, чтобы мы приносили им извинения. Это мы должны требовать, чтобы они извинились за то, что следят за нашими самолетами и подлетают к ним так близко". Пентагон тоже вознамерился устроить китайцам показательную порку, и отменил свое решение о закупке в Китае черных армейских беретов, которые в этом году должны были стать частью формы почти всех видов вооруженных сил США. Председатель Цзян Цземинь в ответ на этот нажим, однако, сделал заявление, от которого американское ухо уже давно отвыкло. Китайский лидер потребовал от США прекратить разведывательные полеты над территорией Китая, отметив при этом с самым хладнокровным видом, что "они не способствуют развитию нормальных отношений между двумя сверхдержавами".

Помимо крупной артиллерии, в этой дипломатической войне с обеих сторон были пущены в ход и орудия поменьше. Сенатор Джон Маккейн призвал приложить все усилия, чтобы не допустить китайцев на борт самолета, хотя тут же обреченно добавил, что "китайцы наверняка воспользуются сложившейся ситуацией". Маккейну можно верить - он сам когда-то был сбит в небе над Северным Вьетнамом и просидел в Ханойской тюрьме несколько лет. Другой известный сенатор, Хиллари Клинтон, также не упустила случай выступить с заявлением, в котором сообщила, что она полностью поддерживает позицию, занятую администрацией Буша. "Нет никакого оправдания факту задержания властями КНР американского самолета", отметила г-жа Клинтон, несколько злоупотребив здесь родительными падежами. Это заявление прозвучало особенно пикантно на фоне постоянных обвинений экс-президента Клинтона в том, что он своими постоянными "потаканиями и заигрываниями" распустил Китай, позволив ему стать чуть ли не главным игроком во внутренней политике США.

Китайские власти тоже не остались без поддержки, в том числе и международной. Кубинский президент Фидель Кастро выступил в парламенте своей страны, выразив уверенность, что "Бушу не удастся запугать китайский народ". Незапуганный китайский народ тем временем начал устраивать шумные антиамериканские демонстрации, громить посольства и писать на заборах "верните нам нашего летчика!". Энтузиазм простых китайцев в этом отношении сильно подогревается еще и усилиями властей, которые из исчезновения своего героя-авиатора сделали полномасштабное политическое шоу. Пропавшего Ван Вэя ищут десятки военных кораблей и самолетов, сотни местных рыболовецких судов. Министр обороны КНР лично навещает жену пилота, которая лежит в больнице под капельницей, и обещает сделать все возможное для спасения ее мужа. Центральные китайские телеканалы непрерывно показывают рыдания несчастной женщины, а газеты навзрыд пишут, что шестилетний сын летчика Ван Чжи "все еще не знает, что его отец пропал без вести". Пекинская полиция усиливает охрану в районе посольства США, опасаясь, что на него обрушится неудержимая волна народного гнева.

Оценив обстановку, президент Буш решил несколько смягчить свою позицию. Извиняться Соединенные Штаты очень не любят, хотя иногда им и приходится это делать. Некогда Северная Корея захватила в международных водах американский разведывательный корабль с занятным для русского слуха именем "Пуэбло"; его экипаж провел в заточении несколько месяцев, и был отпущен лишь после унизительных извинений со стороны США. Сейчас американская администрация полагает, что до такого унижения на этот раз дело не дойдет, но продемонстрировать свою добрую волю уже не помешает. Тщательно взвесив слова, Джордж Буш выразил свое "сожаление по поводу судьбы китайского пилота", по-прежнему отказавшись, однако, извиняться за действия американской стороны. В Пекине это назвали "шагом в правильном направлении", но, тем не менее, сочли этот шаг "недостаточным". Видимо, для того, чтобы подбодрить президента Буша и поощрить его к дальнейшим высказываниям в том же духе, китайские власти распорядились начать допросы плененных американцев.

В это время Председатель Поднебесной Цзян Цземинь прибыл наконец в Латинскую Америку, "мягкое подбрюшье США", если пользоваться выражением Черчилля, и там вновь потребовал официальных извинений от Вашингтона. В ответ на это Буш опять публично выразил свое "сожаление" по поводу исчезновения китайского летчика, после чего неожиданно добавил, что "мы молимся за пилота и его семью". Правда, упрямый техасец тут же заявил, что "мы молимся также и за наших мужчин и женщин - военнослужащих" (странное разграничение; наверное, это еще одно проявление пресловутой американской политкорректности). "Они должны вернуться домой", сказал президент; на вопрос, намерены ли США извиниться перед Китаем за инцидент, он, однако, так и не дал прямого ответа. Америка, похоже, решила держаться до последнего и не просить прощения ни при каких обстоятельствах. В какой-то момент стало казаться, что эта твердая политика уже начала приносить свои плоды: по дипломатическим каналам распространилась информация, что китайская сторона готова отказаться от своего категорического требования об извинениях и удовольствоваться выражением соболезнования, "если оно будет получено в письменном виде за подписью президента США". Но вскоре это сообщение было дезавуировано; Пекин заявил, что он по-прежнему настаивает на "извинениях перед китайским народом", а всякие "сожаления" и "соболезнования" для него неприемлемы.

Я потому так подробно остановился на всех этих лингвистических тонкостях, что они-то, как ни странно, и играют первостепенную роль в этом конфликте цивилизаций. Когда официальный Вашингтон утверждает, что он "предпочел бы разрешить спор как можно скорее и без потери лица с обеих сторон", он пытается здесь заговорить на языке китайцев, но делает это не слишком удачно. Американцы вообще, как правило, слабо представляют себе китайскую специфику, коренящуюся на очень древней, идущей еще от Конфуция традиции. Стержень этой культурной традиции составляет труднопереводимое понятие "ли", которое известный русский китаист В. М. Алексеев передает как "образцовое приличие", "нравственность", "благочестие", "благочиние", "чин", "регламент", "ритуал", "порядок", "право", "законность", "обрядность", "устав" и иногда как "китайские церемонии". Это то самое "ли", которое, как говорит Алексеев, "бросилось в глаза европейцам при первом же их столкновении с китайской культурой и для перевода они в своих языках не могли и доселе не могут найти адекватного слова, которое могло бы охватить собою эту колоссальную этико-культурную систему или даже, может быть, целый ряд таких систем, выходящих из единой идеи, но покрывающих собою те именно культурные разрезы Китая как древнего, так и современного, которые ни с какою другою культурой не совпадают". Иероглифически оно означает "строгое служение при совершении ритуальных обрядов древности", а фонетически совпадает, с одной стороны, со словом "ли", означающим "тайные, но основные линии всего сущего", а с другой - следование неким идеальным образцовым нормам поведения. Китайцы придают непомерное значение этому своему веками отполированному ритуалу, который строится на жесткой иерархичности их общества. К любым проявлениям мятежа и бунта Конфуций относится резко отрицательно, возводя "подчинение старшим" в краеугольный камень своего учения. Весь вопрос, однако, заключается в том, как именно выстраивается эта иерархичность, когда речь заходит не о глухой китайской деревне, а о мировом сообществе.

В пору расцвета советско-китайской дружбы китайцы совершенно искренне и без какого-либо внутреннего сопротивления (не говоря уже об иронии) называли СССР "старшим братом". Русская культура несопоставимо моложе китайской, но новое, построенное на самой передовой идеологии общество Россия создала на несколько десятилетий раньше, чем Китай, и именно ей принадлежала честь этого открытия. В конфуцианстве огромную роль играет понятие "сверхчеловека" (цзюньцзы), о котором Мэн-цзы говорит: "сверхчеловек - это учитель всех поколений". Другой блестящий идеолог конфуцианства, Су Сюнь, вообще ставит своего "сверхчеловека" над временем и пространством, приписывая ему единолично построение общества, изобретение ритуала (ли) и сотворение живописи, литературы и музыки. При таком подходе перенести эти воззрения на мироустройство в целом уже не представляло особого труда. Вместо людей и сверхлюдей в нем появились державы и сверхдержавы, причем первые не играли никакой своей роли, целиком идя в чужом фарватере, а вторые, то есть сверхдержавы, определяли мировой порядок, устанавливали всеобщий ритуал, и создавали для всего остального мира кино, литературу и музыку.

В начале 90-х Россия добровольно отказалась от своей роли сверхдержавы, и Китай, подождав из вежливости (опять-таки строго регламентированной конфуцианским ритуалом) целых десять лет (не передумают ли?), теперь решил, похоже, наконец занять это вакантное место. Именно этим объясняются его очень странные, на взгляд американцев, теперешние притязания. В претензиях Китая нет ничего необоснованного, по крайней мере, для самих китайцев. Китай как государство намного старше США (с конфуцианской точки зрения это очень существенно), культура у него несравнимо более глубокая и древняя, экономика по размеру ВНП сейчас уже почти не уступает американской, а скоро и превзойдет ее. Территория Китая больше территории США, а население превышает американское в четыре раза. Неудивительно, что постоянные попытки американцев "прищемить хвост китайского дракона" вызывали сильнейшее раздражение в Поднебесной. Пока Америка и Китай не сталкивались лбами непосредственно, все это не играло слишком большой роли. Но мировое пространство стремительно сужается, и рано или поздно должно было настать время, когда этим двум циклопам станет тесно в одной пещере. Последние события показывают, что этот момент уже наступил.

29 Апреля 2001 года Sein Kampf

В последние недели то, что называется у нас "укреплением властной вертикали" на глазах приобретает зримые и выпуклые очертания. Несмотря на большую занятость в связи с разгромом телеканала НТВ, власти не упустили из виду и бунтарей-одиночек, арестовав знаменитого писателя и политика Эдуарда Лимонова. Произошло это на далеком Алтае, поэтому пикантные подробности этого события стали известны широкой публике лишь через несколько дней. В Алтайском крае Лимонов находился в творческой командировке. Жил он там на пасеке известного барнаульского травника Семена Пирогова (в 10 км от села Банное, в красивейшем ущелье Усть-Коксинского района). Как рассказал один из алтайских соратников Лимонова, писатель "мирно пьянствовал на пасеке в окружении пятнадцати друзей. В это время пасеку оцепили пятьдесят вооруженных до зубов головорезов, которые прилетели в Банное на вертолете. Они ворвались в помещение и арестовали всех присутствующих". Это были сотрудники московского (!) отделения ФСБ; по другим данным они, однако, прибыли в Банное не на вертолете, а пешком, для чего им пришлось целую ночь карабкаться по горной местности, утопая в глубоких сугробах. Как утверждает адвокат Эдуарда Лимонова, этот маневр был специально предусмотрен руководством ФСБ, чтобы группа захвата заранее пришла в соответствующее настроение и арестовала лимоновцев уж как следует. В результате, как отметил адвокат, "само задержание происходило с такими особенностями, что можно роман писать; я думаю, Лимонов и напишет". Я не в первый раз уже слышу мнение, что жизненные неурядицы идут только на пользу хорошим писателям; у самих писателей, правда, эти идеи почему-то обычно вызывали сильное отторжение. "Левочке можно нанимать дурного управляющего", говорил как-то один родственник Льва Толстого, "управляющий нанесет ему убытку на две тысячи рублей, а Левочка опишет его в романе и получит за него пять тысяч рублей". Подобные речи доводилось слышать и Пушкину:

Постигнет ли певца незапное волненье,

Утрата скорбная, изгнанье, заточенье,

"Тем лучше, - говорят любители искусств,

Тем лучше! наберет он новых дум и чувств

И нам их передаст".

Заточенье, постигнувшее Лимонова, наделало много шуму в печати и особенно в Интернете. Как заметил анонимный посетитель одного из сетевых политических форумов, это событие обсуждалось на нем еще оживленнее, чем даже "бомбежки Югославии и проблемы метафизики конца света". Особенно торжествовали в связи с этим арестом почему-то члены политического объединения "Евразия", провозгласившего на недавнем учредительном съезде своим девизом, казалось бы, далекий от злободневной политики принцип "евразийской общности" и "цветущей сложности". "Лимонов - налип на теле новой России-Евразии", заявил в Интернете один из "евразийцев". "С великим ВВП (видимо, Владимир Владимирович Путин - ТБ) идут новые люди. Их логика не укладывается в категории нашего рассудка, потому что ее источник принципиально иной - это загнанное в угол, упрятанное в плен времени само БЫТИЕ". Другие отклики были не менее красноречивы, хотя и не более вразумительны. Жаль, что сам "ВВП" не имеет обыкновения с ними знакомиться; я думаю, его изрядно подивило бы такое, например, толкование мотивов его последних действий: "страну, где стали производить слишком много хорошего пива, страну, где сознанию большинства людей привиты идеалы мелких лавочников, готовят к новому крестовому походу, дальше, на Восток".

Другие участники сетевых дискуссий понимали происшедшие события более приземленно. "Накануне страстной недели страсти обуяли наши доблестные органы", писал один из них. "Арестован Эдуард Лимонов. Этот человек достоин уважения. Факт остается фактом: молодежь, даже из очень обеспеченных семей, тянется к Лимонову, чувствуя его внутреннюю честность и искренность". Потянувшаяся к Лимонову молодежь, как известно, осенью прошлого года устроила впечатляющий дебош в Латвии: угрожая деревянной гранатой, лимоновцы захватили в центре Риги башню собора Св. Петра и удерживали ее в течение довольно долгого времени, вывесив флаг с символикой своей партии. Сейчас они находятся под арестом в Латвии. Многие посетители интернетовских форумов сочли, что и вождю движения было бы весьма полезно на какое-то время разделить участь своих соратников. "Насколько мне известно", заметил один из участников дискуссии, "пожилой писатель и публицист еще нигде не сидел, кроме как на собственной жопе". "Арест Лимонова не трагедия", пишет другой любитель русской словесности. "В последние годы этот старый идиот окончательно протранжирил остатки таланта. Вместо посадки его следовало бы выслать в Париж, в его квартирку".

Сам Эдуард Лимонов спокойно воспринял свое задержание, несмотря на самые зловещие слухи, циркулирующие вокруг его дела (по одному из них, писателю будет предъявлено обвинение в приобретении крупной партии оружия, в том числе китайских ракет класса "земля-земля"). Как утверждает адвокат Лимонова, писатель чувствует себя "в принципе хорошо", и условия его содержания вполне нормальные. "Он сидит в камере с каким-то наркобароном, занимается спортом, пишет новую книгу. Кормят его вполне сносно. Лимонов говорит, что будет сидеть столько, сколько потребуется", - сказал адвокат. Уже известно даже то, какого рода будет новая книга Лимонова: "в тюрьме я напишу "Mein Kampf"", сообщил литератор.

Спору нет, тюрьма - это одно из самых благоприятных для литературной деятельности мест на земле. Как заметил Александр Бестужев, "Вольтер лучшую свою поэму написал углем на стенах Бастилии". Что там Вольтер с его жалкой поэмой! В заключении писались такие основополагающие для мировой культуры произведения, как "Дон-Кихот" Сервантеса, "Хорошо темперированный клавир" Баха, "Жюстина" де Сада. Лютер в замке Вартбург переводил Библию на немецкий язык. Что уж говорить о России! Петропавловскую крепость можно смело считать первым прообразом советских домов литератора - там жили и работали декабристы, Радищев, Достоевский, Чернышевский, Бакунин. Так что Лимонов попал в хорошую компанию.

И вообще ему, похоже, повезло. В такие бурные эпохи, как наша, интерес к литературе закономерно падает; для того, чтобы привлечь к себе внимание, литератору нужно все время совершать какие-нибудь экстраординарные действия. В последние годы Лимонову удавалось это делать все хуже, несмотря на все его усилия. Теперь власть взяла эти проблемы на себя, и он может спокойно заниматься литературой, не отвлекаясь более на self promotion. С другой стороны, само по себе ограничение ельцинской вольницы, усиленно проводимое сейчас властями, может поспособствовать расцвету русской культуры больше, чем все демократические завоевания предшествующего периода. "Нимфетки не водятся в арктических областях", заметил однажды Набоков. Точно так же и высокая культура, эта хрупкая и пугливая бабочка, избегает "открытых обществ" ("open society") и "свободных стран" ("free country"). Но она удовольствием залетает в государства деспотические и даже тиранические. Многие поэты и писатели понимали это; даже такой приверженец американского образа жизни, как Иосиф Бродский, мечтательно отметил это в своем стихотворении:

Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река

высовывалась бы из-под моста, как из рукава - рука,

и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,

как Шопен, никому не показывавший кулака.

Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран

тенор исправно пел арию Марио по вечерам;

чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере

бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".

4 Мая 2001 года Северная столица

Два месяца назад я окончательно женился, и поселился в Стрельне, ближнем петербургском пригороде. Недавно жена говорит мне:

Твои джинсы пора уже стирать, но сначала их надо замочить.

В сортире? - спрашиваю.

Что-что?

В сортире замочить?

Ну если ты так хочешь, можно и в сортире...

Я же не виноват, что наш августейший сосед так выражается...

Большой Стрельнинский дворец, который сейчас отделывают под морскую резиденцию Путина, находится в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Сразу за ним открывается великолепный парк, с тремя продольными каналами, идущими от дворца к морю, и четко, по-французски расчерченными аллеями. У самого Финского залива каналы, обрамляющие сад, изящно изгибаются, образуя остров идеально круглой формы, явно искусственного происхождения. С песчаного морского берега, усеянного соснами, видна вся западная оконечность Петербурга - дома, храмы, дворцы, по вечерам ярко подсвеченные заходящим солнцем. Слева, прямо из водной глади, вздымается внушительная громада Морского собора, подавляя своим мощным куполом приземистую кронштадтскую архитектуру. Где-то здесь, на берегу Финского залива ("au bord de la mer", по его собственному признанию), юный Лермонтов, впервые прибывший в столицу, написал свой "Парус". И сейчас в погожие летние дни все пространство от Стрельны до Кронштадта покрыто парусными судами; в Стрельне расположен знаменитый яхт-клуб, удобно разместившийся в небольшой бухте, отгороженной от моря песчаной дамбой. По старой русской традиции, все это (т. е. все вышеперечисленное, от Петербурга до русской литературы) было основано Петром I, который по совместительству был первым стрельнинским яхтсменом, архитектором, садовником, строителем и мелиоратором. Петр спроектировал местоположение дамбы, портового канала и входного фарватера в порт Стрельны, сориентировав его на свой дворец, построенный невдалеке на возвышенности, и проложил несколько центральных улиц. По его распоряжению реку Стрелку перегородили плотиной, от чего образовалось большое озеро, давшее воду для любимой забавы царя - фонтанов. Впоследствии, правда, Петр увлекся новой игрушкой, Петергофом, и Стрельна на долгое время погрузилась в прочное забвение. Этот недостаток внимания к ней чувствуется и по сей день. Конечно, отсутствие праздных зевак, свободно разросшиеся деревья, полуразрушенные мостики, общий вид заброшенности и запустения придают этой местности свое особое грустное очарование. Но все это уже в прошлом. Сейчас, прогуливаясь по некогда пустынному парку вокруг дворца, то и дело наталкиваешься на схоронившиеся в кустах служебные машины, за рулем которых сидят странного вида субъекты, почему-то, как правило, в темных очках. Совершив гигантский круговорот, власть снова возвращается сюда, в новом обличье и под новым именем.

Вообще в тяге Путина ко всему петровскому есть что-то мистическое; в Петербурге на свидетельства этого наталкиваешься на каждом шагу. Свадебный ужин у нас с женой был в ресторане "Кронверк", старинной шхуне, пришвартованной у Адмиралтейской набережной. В тот день весь огромный корабль был совершенно пуст, и на один вечер оказался полностью в нашем распоряжении. А несколько недель спустя в том же роскошно обставленном трюме ужинали Путин со Шредером, удобно расположившись за столиком и непринужденно болтая по-немецки. Так и вспомнишь известную сцену из пушкинского "Арапа Петра Великого", в которой царь, навестив один боярский дом в Петербурге, расположился там пообедать. "Хозяин, из почтения и радости, ничего не ел, гости также чинились и с благоговением слушали, как государь по-немецки разговаривал с пленным шведом о походе 1701 года". Путину со Шредером, я думаю, тоже было о чем поговорить. А в двух шагах от них, на набережной, замер, как бы прислушиваясь, бронзовый плотник с топором в руке, сработанный в Голландии и не так давно подаренный нашему городу.

В Стрельне от колоссального путинского дворца до скромных "попутных хором" Петра Великого всего несколько минут ходу; но и другая президентская резиденция, в особняке на Петровской набережной, тоже вплотную, стена к стене, примыкает к домику Петра. Этот домик, или, как раньше, его называли, "первоначальный дворец", несмотря на свой невзрачный вид, играет огромную роль в петербургской метафизике: это первое строение в городе. Как повествует рукопись "О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга", 14 мая 1703 года Петр I осмотрел Заячий остров и принял решение заложить тут крепость. Взяв багонет, он вырезал два куска дерна, сложил крестообразно и водрузил сверху деревянный крест. Сразу после этого Петр перешел через протоку по плотам на правый берег Невы, и срубил там ракитовый куст, а немного дальше еще один. На месте первого куста была поставлена Троицкая церковь, а на месте второго - "первой дворец", то есть домик Петра. Собран он был всего за три дня из сосновых тесаных бревен, и в таком виде, почти не изменившись, сохранился до наших дней.

Эти подробности очень важны для понимания структуры "петербургского мифа", сложившегося в своей основе уже тогда, в первые дни после основания города, и существующего и поныне. Как пишет Д. Л. Спивак, автор великолепного недавнего труда по метафизике Петербурга ("Северная столица", СПб 1998): "Все, что произошло в момент рождения города, тем более то, что было отмечено современниками - принципиально важно". "Последовательность действий Петра - своеобразный гражданский ритуал, разметивший главные точки будущего Города, и своего рода via sacra - священная дорога - установившая направление позднейших процессий".

На этой священной дороге, путь по которой занимает сейчас пять или десять минут, и расположены президентские апартаменты. Отделка их еще не завершена, но уже известно, что именно здесь президент будет останавливаться, посещая Петербург. Говорят, что в кремлевском кабинете Путина висит небольшая пейзажная картинка, изображающая типично петербургский уголок: канал, набережная, кусочек решетки Летнего сада. Теперь она раздвинется до вида из окна, из которого хорошо просматривается не только Летний сад, но и Дворцовая набережная вплоть до Зимнего дворца. Жаль только, что сам genius loci Петербурга, "державный основатель" на вздыбленном коне, остался не виден с Петровской набережной, заслоненный монументальным зданием Адмиралтейства.

21 Мая 2001 года Друзья по переписке

На днях "Известия" напечатали гневное письмо Эндрю Миллера, жителя г. Нью-Йорка, оскорбленного донельзя недавней публикацией в "Комсомольской правде". "Вам придется извинить меня", пишет американец, источая самый язвительный сарказм, "что я пишу не по-русски: к сожалению, мой бедный американский компьютер не годится для этого" ("you must excuse me for not writing in Russian, but unfortunately my poor American computer is not equipped to do it"). "Спросите любого американца", продолжает он, "кто был величайшим американским актером и актрисой ХХ века, и он, скорее всего, ответит: Кэтрин Хепберн и Хамфри Богарт. Но если вы поинтересуетесь об этом у читателей "Комсомольской правды", одной из самых популярных российских газет, вам ответят: Арнольд Шварценеггер и Мэрилин Монро (не получившие ни одного "Оскара"). Большинство русских, насколько я знаю, никогда даже не слышали о Кэйт и Боги, им никогда не рассказывали Филадельфийскую историю, и они никогда не бывали в Касабланке".

"Любой американец", пишет далее г-н Миллер, "скажет, что двумя величайшими президентами ХХ века были Франклин Рузвельт и Рональд Рейган. А "Комсомолка"? Она утверждает: Билл Клинтон (которому Конгресс чуть было не вынес импичмент) и Джон Кеннеди (которого убили). Что же касается американских писателей, то американцы назвали бы одного из семи наших Нобелевских лауреатов в области литературы (следует полный список всех семи небожителей - Т. Б.). Вердикт русских был, однако, таков: есть некто более примечательный, чем все эти неудачники. И имя его - Стивен Кинг (крови в избытке и нехватка Нобелевских премий). Согласно данным того же опроса, величайшим певцом Америки оказался не Боб Дилан, не Вуди Гатри и даже не Барбара Стрейзанд. Это Майкл Джексон (предполагаемый педофил). И так далее в том же духе".

"Естественно, как американец, я был потрясен и оскорблен (surprised and offended), прочитав список "Комсомольской правды"", говорит Эндрю Миллер. "Для американца вообще поразительно, что русские захотели иметь газету с таким названием, напоминающим обо всех ужасах, которым подвергалась нация со стороны коммунистических правителей. Но это, конечно, личное дело России. Рядом там приводились аналогичные рейтинги достижений России, где фигурировали прима-балерина Плисецкая и режиссер-тяжеловес (heavyweight film director) Тарковский, известные писатели, как Толстой и Солженицын, такие политические деятели, как Горбачев и Ельцин, исполнители Гребенщиков, Высоцкий и Пугачева (русские версии Боба Дилана, Вуди Гатри и Джуди Гарланд) - и в то же время приводились откровенно меньшие достижения Америки. По-видимому, редакция газеты нашла в этом соревновании нечто приятное для себя (the editors found a kind of pleasurable sport in this). Интересно, как бы отреагировали русские, окажи им американская газета такую же ответную любезность?"

После того, как я перепечатал этот документ, у меня, признаться, возникло сильное искушение отправить его подписчикам "Хроники" без каких-либо комментариев - настолько анекдотично он выглядит сам по себе. Мне много говорили о крайней наивности простых американцев (впрочем, и непростых тоже), но каждый раз, сталкиваясь с таким жизнерадостным подходом к действительности, я все равно испытываю легкое изумление. Ну какое отношение, скажем, "Оскары" имеют к художественной ценности фильма или дарованию актера? Сколько их было у того же "режиссера-тяжеловеса" Тарковского? Насколько я помню, ничуть не больше, чем у Арнольда Шварценеггера. То же касается и Нобелевских премий, особенно "в области литературы". Уж не знаю, какими соображениями руководствуются при их распределении, но во всяком случае, не литературными заслугами. Но для американца официальное признание - самая священная вещь на свете. По такому же принципу оценивает г-н Миллер и политиков. Как может быть великим президент, которого убили? Раз убили, значит, было за что! То же касается и сомнительной репутации Билла Клинтона и Майкла Джексона. Американцы, как дети, неспособны понять, что люди не делятся на плохих и хороших, а если и делятся, то не так безоговорочно, как герои компьютерных игр и диснеевских мультсериалов.

Но дышащее откровенной обидой письмо Эндрю Миллера интересно и в другом отношении. Его задело, что в России Америку знают не по тем ее достижениям, которые самому Миллеру кажутся значительными и эпохальными, а по самым ходовым проявлениям массовой культуры. Бог его знает, какого качества его высокая американская культура; мне и в самом деле никогда "не рассказывали Филадельфийскую историю", я ничего "не слышал о Кэйт и Боги" и ни разу в жизни "не бывал в Касабланке" ("visited Casablanca" - мне даже интересно, что это такое? в буквальном переводе с итальянского это слово значит "Белый дом"). Но кичиться своим невежеством в любом случае глупо, так что лучше сосредоточиться на сути наших с Миллером разногласий.

Итак, американцам недостаточно, что их страна лидирует в экономическом, военном и политическом отношениях - они претендуют еще и на лавры законодателя мировой культуры. Самое интересное, что Америка добилась и этого - весь мир говорит по-английски, смотрит голливудские фильмы, слушает Майкла Джексона и читает Стивена Кинга. Это, конечно, культура не самого высокого разбора, но я думал, что американцам достаточно самого сознания того, что их культурная экспансия охватила весь мир. Оказывается, нет; более того, их еще и оскорбляет невнимание к их более ценным достижениям. Трудно представить себе что-нибудь более комичное. Это все равно, как если бы Наполеон не удовлетворился бы тем, что все образованные люди в России прекрасно владеют французским, а потребовал от них еще знания наизусть всего Корнеля и Ронсара.

В принципе, каждой нации свойственно гордиться своими успехами, и если речь идет о культурных достижениях, то это еще самый благородный вид патриотизма. Непонятно для меня здесь другое - что это у американцев за страсть к соревновательности, почему она доходит до такого абсурда? В США семь писателей было удостоено Нобелевской премии, а в России - только пять (и то четверо из них - за антисоветскую направленность). Это разумеется, неоспоримо свидетельствует о полном превосходстве американской литературы над русской, но зачем же постоянно всем колоть глаза этим превосходством? Торжествовали бы себе потихоньку, упиваясь своим величием, и не требовали бы от нас, чтобы мы раз за разом расписывались в собственном ничтожестве. А уж упоминать лишний раз имена своих Нобелевских лауреатов вообще бы не стоило не приведи господь, заглянет какой-нибудь любитель литературы в Перла Бака или Тони Моррисон (которая "откровенно выступала за негритянскую эстетику в искусстве и отвергала ценности, установленные белыми"; вершина ее творчества - роман "Beloved", в котором сочувственно описывается, как "мать убивает собственную дочь, чтобы избавить ее от рабской участи").

Заключительный же пассаж письма Эндрю Миллера производит еще более удивительное впечатление. "Мне кажется", резюмирует он, "что поскольку Америка имеет вдвое больше населения, чем Россия, и в 50 раз богаче, то русским стоило бы постараться быть более осторожными в оскорблении американцев, особенно, если они собираются избрать коммунистов в парламент, осознавая, как на это отреагируют американцы. Не услышав ничего иного от русских, американцы могут решить, что они не хотят быть нашими друзьями и действовать заодно". Вот что мы, оказывается, собираемся сделать - избрать коммунистов в парламент. И ведь явно делаем это назло Америке, прекрасно осознавая, как она отреагирует. Но еще не поздно повиниться, говорит г-н Миллер, отречься от своих заблуждений и "действовать заодно" ("act accordingly") с американцами. Зачем же ссориться с державой, которая в два раза населеннее и в 50 раз богаче?

Как я упоминал недавно в этой "Хронике", в мире есть держава, которая обладает еще большим населением, чем Америка (сейчас -пятикратно), а по размеру экономики уже почти сравнялась с ней. Это Китай, о культуре которого американцы знают ненамного больше, чем русские о американской культуре. Чтобы не быть голословным, я приведу здесь выдержки из статьи в солидной и респектабельной "New York Times", посвященной недавнему американо-китайскому столкновению. Подробно комментировать я ее не буду - не хватит желчи. Я думаю, читатели сами смогут оценить степень отрыва от реальности, в которой пребывает сейчас Америка.

"Самым странным из всего случившегося за период самолетного конфликта", пишет автор статьи Томас Фридман, "было сообщение о том, что пилот китайского истребителя Ван Вэй во время недавнего противостояния с американским разведывательным самолетом прижал к иллюминатору свой электронный адрес. Известен случай в истории холодной войны, когда американские пилоты преследовали советский бомбардировщик: подлетев ближе, они увидели, что советский пилот приложил к стеклу фотографию на развороте журнала Playboy. Фотографию я понимаю. Но что хотел сказать пилот китайского истребителя, когда на высоте 25 тыс. футов демонстрировал американцам свой электронный адрес?

Возможно, он хотел завести себе друга по переписке. Или доказать, что и он не хуже, что-то вроде "Эй, я тоже пользуюсь Интернетом, поэтому не думайте, что мы просто толпа отсталых крестьян" (это сидя-то в кабине современного истребителя! - Т. Б.).

Я склоняюсь к тому, что, показывая свой адрес, пилот давал понять, что у него тоже есть голос, и это может быть главным уроком всей ситуации. Да, Китай - авторитарное государство, но благодаря росту свободы в стране развиваются и Интернет, и кабельное телевидение, и квазинезависимое общественное мнение. И мы должны относиться к этому серьезно.

Однако наши допущения, что демократический Китай будет проамериканским, могут оказаться иллюзией. Бытующее у нас мнение, что все китайцы воздвигают у себя в подвалах копии статуи Свободы, не соответствует действительности. Оно не раскрывает глубокие корни патриотизма китайцев, многие из которых верят в то, что должны занимать важное место в мире и что Америка пытается этому помешать.

Мы должны разработать информационную стратегию, с помощью которой можно было бы убедить китайскую общественность в том, что Америка не намерена ее притеснять, Америка лишь хочет убедиться, что Китай входит в мировую систему, не нарушая правил.

Самая большая ошибка, которую могут допустить китайские лидеры - это поверить в свои мифы, что Китай представляет собой настолько соблазнительный рынок для США, что те всегда будут ему потакать. Серьезная ошибка, допускаемая диктатурами, состоит в том, что они недооценивают демократии. Демократии нелегки на подъем, но, поднявшись, они становятся внушительной силой".

Как известно, через несколько минут после того, как Ван Вэй "продемонстрировал" американцам свой электронный адрес, он направил свой истребитель на американский самолет и протаранил его, после чего рухнул в Южно-Китайское море. Странное поведение для человека, решившего завести себе друзей по переписке! Наверное, он не учел, что после таких его действий американцы могут решить, что он не хочет "быть их другом" и "действовать заодно".

30 Мая 2001 года Перечитывая Гаспарова

Давние подписчики "Хроники" помнят, как год назад я написал рецензию на "Записи и выписки" М. Л. Гаспарова. Сейчас эта книга снова попалась мне в руки, и снова я не удержался от того, чтобы начать набрасывать свои комментарии на разрозненные заметки Гаспарова.

Как сказал Лотман о "Евгении Онегине", это произведение "до предела обостряет культурную память читателя". Ничуть не в меньшей степени, а пожалуй, и в большей, чем пушкинский роман в стихах, на меня так действовали "Записи и выписки". Среди прочего Гаспаров приводит в них свое старое письмо с впечатлениями от поездки в Вену. "Это было тяжело", пишет он, "я не мог ничего видеть, не стараясь в уме пересказать это словами, и голова работала до перегрева, как будто из зрительной пряжи сучила словесную нитку". Точно так же я реагировал на коллекцию цитат Гаспарова; чуть ли не после каждой фразы я останавливался, глубоко задумавшись, где я видел или слышал нечто подобное. Образы и ассоциации липли к каждой сентенции, нарастая, как снежный ком. Изнемогая от этого обилия сопоставлений, я понял, что от этого недуга есть только одно целительное средство.

Сам Гаспаров сообщает в своих "Записях" следующую увеселительную историю:

"К юристу пришла пенсионерка с жалобой: "в меня вселилась кибернетическая машина, как вышла на пенсию - стала писать стихи; понимаю, что плохие, а не могу бросить". Читайте хороших поэтов итд. Читает, приносит новые стихи, безукоризненно стилизованные под каждого классика. "Ну, читайте хороших критиков: Белинского и пр." Читает, приносит прекрасно написанные разносные рецензии на собственные стихи. "Тогда напишите рецензии на собственных рецензентов". Написала, и помогло - перестала писать".

Мне полегчало быстрее - оказалось достаточно выписать наиболее поразившие меня отрывки и набросать к ним примечания. Их я и предлагаю Вашему благосклонному вниманию.

МЛГ На чукотском языке нет слова "свободный", есть "сорвавшийся с цепи"; так писали в местной газете про Кубу.

ТБ Ладно Куба, а вот как они пели "Славься, отечество наше свободное"?

МЛГ Хейфец, печатавшийся в Одессе у Дорошевича, сказал: "Знаете, какая разница между Дорошевичем и проституткой? он получает за день, она за ночь". Дорошевич, узнав, спросил: "А знаете, какая разница между Хейфецем и проституткой?" - Не знаем. - "И я не знаю". Больше Хейфец не острил.

ТБ Эта юмористическая новеллетта носит название "Агностицизм"; и действительно, разве построения агностиков имеют большую доказательную силу? "На нет и Страшного суда нет".

МЛГ "Если эпиграф покажется Вам уже слишком глуп, то вместо Гете подпишите Тик, под фирмою которого всякая бессмыслица сойдет". (И. Киреевский - матери, Собр. соч. 2, 228).

ТБ "Как только Гегель произносит слово "ирония", он тут же вспоминает Шлегеля и Тика, и в его интонации появляются нотки досады" (С. Киркегор, "О понятии иронии"). А сам Гете, посылая Шиллеру книгу Тика, заметил: "просто невероятно, до чего же пуст этот искусно выполненный сосуд".

МЛГ Самая оптимистическая строчка в русской поэзии, какую я знаю и вспоминаю в трудных случаях жизни, это в "Коринфянах" Аксенова. Медея зарезала детей, сожгла соперницу, пожар по всему Коринфу, вестники рапортуют, что все концы выгорели дотла - и Ясон, выслушав, начинает финальный монолог словами:

Но не в последний раз горит Коринф!

ТБ Тогда самый оптимистический документ в русской истории - это рапорт Петра о сражении с турками на берегу Прута, когда царь завел свою армию в окружение, едва не потерял ее всю под обстрелом и сам чуть не оказался в плену. После заключения мира, утратив все свои территории (чтобы выбраться из окружения, Петр готов был отдать и Прибалтику, и Псков, и Таганрог), царь писал своим послам в Европе: "видя, что из сей войны жадного пожитку не будет, того ради поступили по желанию турецкому и на вечный мир, уступя им все завоеванное, дабы от той стороны быть вечно беспечным, что турки с превеликою охотою паче чаяния учинили".

МЛГ Филологический анекдот из сб. Азимова. Отплывает пароход, в последнюю минуту по трапу вносят старшего помощника, мертвецки пьяного. Проспавшись, он читает в судовом журнале: "К сожалению, старший помощник был пьян весь день". Бежит к капитану, просит не портить ему карьеру. "Поправки в журнале не допускаются, но сделаю, что могу. Назавтра читает: "К счастью, старший помощник был трезв весь день".

ТБ В точности такую же конструкцию я встречал в "Дон-Жуане" Байрона. Высмеивая своих конкурентов, английский поэт замечает:

"Гомер порою спит", - сказал Гораций,

Порою Вордсворт бдит, сказал бы я.

We learn from Horace, "Homer sometimes sleeps;"

We feel without him, Wordsworth sometimes wakes.

МЛГ "Московский листок" велено было представлять в духовную цензуру. Пастухов пошел плакаться: "Зачем? у нас ведь только отчеты о скачках..." - "А вы на них-то и посмотрите". Смотрит и видит: "жеребец такой-то, сын Патриарха и Кокотки..."

ТБ На эту тему я знаю еще один исторический анекдот. Когда барон фон Клодт установил на Аничковом мосту в Петербурге свою скульптурную группу "Укрощение коня", Николай I (у которого было все же чувство юмора, пусть и несколько солдафонское), хлопнув ваятеля по плечу, сказал одобрительно: "Ну, Клодт, ты коней делаешь лучше, чем жеребец!". На первый взгляд, это сопоставление притянуто за уши, но в нем есть, однако, свой глубокий смысл. Sub specie semioticae эти ситуации строго симметричны, только в газете Пастухова конь (диким смысловым смещением) преображается в человека, а в фразе Николая - человек (Клодт) становится конем.

МЛГ Мандельштамовское "Страшен чиновник: лицо как тюфяк" английский переводчик перевел "the face like a gun" и сделал примечание про "тюфяк" по-турецки и по-гречески.

ТБ Лучше бы он уже прямо написал "the face like "to fuck"". Набоков так "переводил" французскую фразу "pauvres vaches, il y en a beaucoup" ("бедные коровы, как их много"): "повар ваш - Илья на боку".

МЛГ Уваров послал Гете свою немецкую статью, тот написал: "Пользуйтесь незнанием грамматики: я сам 30 лет работаю над тем, как ее забыть".

ТБ Когда Уваров послал Пушкину свои французские стихи, вдохновленные "Клеветниками России", тот ответил ему еще более любезно: "Князь Дундуков доставил мне прекрасные, истинно вдохновенные стихи, которые угодно было вашей скромности назвать подражанием. Стихи мои послужили вам простою темою для развития гениальной фантазии. Мне остается от сердца вас благодарить за внимание, мне оказанное, и за силу и полноту мыслей, великодушно мне присвоенных вами".

МЛГ "Пушкин относился к Катенину со снисхождением младшего к старшему (1812 год как рубеж поколений), а к Баратынскому - нет, только с радостью" (В. См.)

ТБ В 1818 году молодой Пушкин явился к Катенину, приехавшему в Петербург, и, встретив его в дверях, подал ему свою трость и сказал: "Я пришел к вам, как Диоген к Антисфену: побей, но выучи". "Ученого учить портить", учтиво ответил Катенин, но был так польщен, что с удовольствием вспоминал этот случай и много лет спустя.

МЛГ "Настрой" вместо "настроение": это слово ("настрой души") было уже у Анненского в статье о Бальмонте. А загадочное "никчменный" вместо никчемный - у Пяста.

ТБ Что там "никчменный"! В самом массовом издании Пушкина, вышедшем в годы перестройки, я встречал еще более загадочное слово "отсракизм" ("Когда средь оргий жизни шумной / Меня постигнул отсракизм" etc.). Пушкин, наверное, в гробу перевернулся.

МЛГ "Великая всемирная Отечественная война" было написано на обложке песенника 1914 г.

ТБ Если может быть "целый мир чужбиной", то почему не может быть весь мир Отечеством? И еще одна цитата на эту тему, приводимая Гаспаровым: "Когда государство начинает убивать, оно всегда зовет себя Отечеством" (Дюренматт).

МЛГ "А у вас там, под Москвой, говорят, война идет?.." - говорили архангельские мужики Н. Я. Брюсовой в 1904 г. Чукчи послали поздравителей к спасению государя от Каракозова, а те поспели уже после выстрела Березовского. Когда к Тиберию с таким же опозданием пришли соболезновать о смерти Августа послы от заштатного городка Трои (той самой), он сказал: и я вам сочувствую, троянцы, о кончине вашего великого Гектора.

ТБ Наше государство, как известно, весьма обширно, еще более, чем Римская империя, так что исторический процесс в нем протекает иногда чрезвычайно замысловато. Говорят, еще долго после наполеоновского пожара 1812 года из разных областей России в Москву стекались мужички с дубьем, отбивать древнюю столицу от супостата. У Ключевского я видел и другой анекдот такого рода. Петровские реформы проводились очень круто, так что простому народу жизни не было, и вот в 1703 году один нижегородец, простой посадский человек Андрей Иванов, "пришел в Москву с изветом, т. е. с доносом - на кого бы вы думали - на самого государя, что-де он, государь, веру православную разрушает, велит бороды брить, платье носить немецкое, табак тянуть: во всем этом обличить государя и пришел он, Андрей Иванов".

МЛГ Воспоминания Н. Ге (младшего): Гуляя вечером по Хамовникам, Толстой остановился у неплотно прикрытого ставня, постоял, подсматривая, сказал: "Как интересна жизнь" - и пошел дальше.

ТБ Не знаю, если можно вообще такую сложную индивидуальность, как у Толстого, исчерпывающе определить тремя словами, то это будет именно вышеприведенная сентенция. Только к ней хочется добавить еще "все-таки" ("Как все-таки интересна жизнь") - это усиление вернее передаст внутреннюю борьбу Толстого, никогда не прекращавшуюся в нем.

МЛГ Курочкин сказал о Плещееве, что с 1848 года он так и ходит недорасстрелянный.

ТБ А Достоевский?

МЛГ У Достоевского люди не едят, чтобы говорить о Боге, а у Чехова обедают, чтобы не говорить о Боге.

ТБ Видимо, это скрытая цитата из известного высказывания Белинского, который (в пылу горячего интеллигентского спора) на приглашение поужинать трагически воскликнул: "Мы еще не решили вопрос о существовании Бога, а вы зовете ужинать!"

МЛГ И. Тронский говорил В. Ярхо: нельзя ради стиля переводить коров Гелиоса быками Гелиоса - какой дурак станет держать быков стадами?

ТБ А ведь Гомер еще специально уточняет, что эти "быки" не размножаются: "В каждом их стаде числом пятьдесят; и число их вечно одно; не плодятся они" ("Одиссея", XII, 130-131).

МЛГ Дао: "что есть дорога, то не есть путь". "До Египта недалеко: далеко до Южного вокзала" - Карл Краус.

ТБ В Китае меня постоянно смущало, что в железнодорожных расписаниях путь отправления (платформа) обозначается там тем же значком-иероглифом, что и "дао" (путь) в самых возвышенных стихах Лао-Цзы.

МЛГ "Конечно, по сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; но ежели кто видел Пирятин!.." ("Дневник провинциала").

ТБ Мне всегда вспоминается эта фраза, когда я слышу о том, как Киев называют столицей, а Шевченко - великим поэтом.

МЛГ Фет на анкетный вопрос, "к какому народу хотел бы принадлежать", ответил: "Ни к которому".

ТБ А Владимир Соловьев на тот же вопрос ответил: "Пока к русскому".

МЛГ Оглавление сб. "Стихи о музыке", 1982: Байрон Джордж Гордон, Бальмонт Константин, Баратынский Евгений... Крупный шрифт, как перекличка в юнкерском училище.

ТБ Меня здесь больше позабавило столкновение далеких эпох и разных поэтических индивидуальностей; так на каталожном ящике в РНБ написано "Михалков - Нерон". Гаспаров любит вспоминать о мысленном эксперименте, предлагаемом Борхесом: надо представить, что "Илиаду" и "Тысячу одну ночь" написал один и тот же человек, и попытаться реконструировать душевный склад этого человека. Пожалуй, составить какой бы то ни было связный текст, в котором стояли бы рядом имена Михалкова и Нерона, было бы еще сложнее.

МЛГ Русская культура, начиная с петровских времен, развивалась сверхускоренно, шагая через ступеньку, чтобы догнать Европу.

ТБ Интересно, это умышленная "цитата навыворот" или случайное совпадение? У Блока в записных книжках есть в точности обратная конструкция, в свою очередь, навеянная жуткой образностью эпилептика Достоевского: "Русская интеллигенция покатилась вниз по лестнице своих российских западнических надрывов, больно колотясь головой о каждую ступеньку: а всего больше - о последнюю ступеньку, о русскую революцию 1917-1918 годов". Блок, Собр. соч. в 8 т., М. 1962, т. 6, 166-167.

МЛГ На телеграфе: "А международную в Болгарию тоже латинскими буквами писать?" - "Обязательно".

ТБ В "Коммерсанте" в последнее время принято все иностранные имена дублировать латиницей. Особенно комично это выглядит, когда уточняются такие фамилии, как Кучма (Kuchma) или Ющенко (Yushchenko).

МЛГ Чествовали А. Ф. Лосева со всем размахом очень изменившейся эпохи. Зал был главный, амфитеатром. На стенах стабильные плакаты: с одной стороны - "...воспитание в духе коммунистической морали", с другой - "сегодня абитуриент, завтра студент", посредине - "и медведя учат". О Лосеве говорили, что он филолог (делегация от филологов),

философ (делегация от философов),

что он мыслитель (делегация - я не понял, от кого),

что он крупнейший философ конца века (от Совета по мировой культуре; какого века - не сказали),

что он русский мужик, подобный Питеру Брейгелю.

ТБ Что ж, Брейгель недаром все изображал на своих картинах недостроенную Вавилонскую башню. Предвидел, наверное, что наступит время, когда перемешается все - наука, мифология, религия, философия, история, литература. Раньше все эти культурные пласты не то что не смешивались, но говорили каждый на своем языке, что позволяло очень четко отграничить одно от другого. Теперь все слилось в одну пеструю массу. В вышеприведенном описании "воспитание в духе" - это язык советской эпохи, "Совет по мировой культуре" - современный жаргон западных демократий, "и медведя учат" образчик слога дореволюционной педагогики. Это столкновение различных стилистических срезов скоро станет настолько привычным, что перестанет выглядеть комическим.

МЛГ Падение нравов не повинно в гибелях империй, оно не умножает, а только рокирует пороки. При Фрейде люди наживали неврозы, попрекая себя избытком темперамента, а после Фрейда - недостатком его; общее же число невротиков не изменилось. Вероятно, соотношение предрасположенностей к аскетизму, к разврату, к гомофилии и пр. всегда постоянно, и только пресс общественной морали давит то на одни участки общества, то на другие. Это общество как бы ворочается с боку на бок. Кажется, Вл. Соловьев писал, что успехи психоанализа сводятся к тому, чтобы уменьшить клиентуру невропатологов и умножить клиентуру венерологов.

ТБ Действительно, писал: "Лечение признается удавшимся и выздоровление полным, если под влиянием искусственного возбуждения пациент начнет охотно, часто и успешно посещать lupanaria...Удивительно, как эти почтенные ученые не были остановлены хотя бы тем простым соображением, что чем удачнее будет терапия такого рода, тем легче пациент может быть поставлен в необходимость от одной медицинской специальности обратиться к помощи другой и что торжество психиатра может наделать больших хлопот дерматологу". Но при чем же здесь Фрейд с его завиральными идеями? Статья Соловьева ("Смысл любви") написана в 1892 году, за четыре года до появления самого понятия "психоанализ", и полемически направлена против французских и немецких психиатров, исследования которых выходили во второй половине XIX века.

МЛГ "Иван Сергеевич, да вы ведь и Волги не видали!" - говорил Тургеневу Пыпин. Блок в России видел кроме Петербурга, Москвы и Шахматова только Киев в 1907 г. и Пинск в войну.

ТБ Точно так же Пушкину, когда он однажды сильно "русофильствовал" и громил Запад, заметили: "Да съездил бы ты, голубчик, хоть в Любек!" (первый иностранный порт за Петербургом).

МЛГ Когда мы читаем у Пастернака про Кавказ "он правильно, как автомат, вздымал, как залпы перестрелки, злорадство ледяных громад", то нам нужно усилие, чтобы не представлять себе автомат Калашникова, потому что стреляющих автоматов в 1930 г. не было (у Жуковского "Пришла судьба, свирепый истребитель", воспринимается легче - почему?).

ТБ Что делать, научно-технический прогресс уничтожил великое множество прекрасных художественных ценностей. Так мне физико-математическое образование навсегда испортило восприятие чудной строки Мандельштама: "Одиссей возвратился, пространством и временем полный".

МЛГ "Недозволенной мысли он не скажет, но дозволенную скажет непременно соблазнительным образом" (Лесков).

ТБ Что ж соблазнительного в дозволенной мысли?!

МЛГ "Любезный почитатель!.. Пишите, я оботвечу все вопросы", писал Северянин Шершеневичу.

ТБ Странный семантический сдвиг; я думаю, он, многое проясняет в отношении Игоря Северянина к своему литературному значению. Если он каждого своего читателя воспринимал как "почитателя", то как же он тогда воспринимал почитателей?

МЛГ Опечатка машинистки в Диогене Лаэртском: вместо "стихи Гесиода" - "стихи Господа".

ТБ В 1962 году Евтушенко посетил во Франции Шагала, и тот передал ему для Хрущева свою монографию с надписью: "Дорогому Никите Сергеевичу с любовью к нему и к нашей Родине", причем, описавшись, написал не "к нему", а "к небу". Что ж тут удивляться: зря, что ли у Шагала едва ли не на каждой картине изображены парящие в воздухе фигуры?

МЛГ Александр I в 1814 году в Лондоне просил у вига Грея доклад о средствах создания в России оппозиции.

ТБ В свежем номере "Эксперта" есть пример реализовавшейся возможности такого рода. Когда Египет переметнулся от СССР к США (за три миллиарда долларов в год, кажется), местный лидер Анвар Садат решил продемонстрировать новым союзникам свой порыв к демократии многопартийного типа. В стране тогда была только одна партия - Арабский социалистический союз. Садат, не мудрствуя лукаво, разделил ее на три части - центристскую, правую и левую. Первую он назначил правящей, вторую отдал ей в союзники, а третью отправил в оппозицию. Непонятно только, как именно происходило распределение ролей - по принципу "на первый-второй-третий рассчитайсь!" или как-нибудь по-другому?

МЛГ Ковалевский, из попечителей став министром народного просвещения, на трех своих же ходатайствах написал "отказать".

ТБ Я давно замечал, что в России повышение по карьерной лестнице необыкновенно расширяет умственный кругозор чиновника с каждой преодоленной ступенькой. Николай I перед приходом к власти обладал "кругозором фрунтового командира", по характеристике Лотмана, но потом как-никак правил огромной империей в течение почти тридцати лет, и достаточно успешно правил.

МЛГ В новом академическом Пушкине непристойности все равно будут заменяться черточками - почему? - потому что очень уж много их наплыло в современную литературу. Вот постмодернизм неведомо для себя: он воспринимает Пушкина на фоне Юза Алешковского.

ТБ Точно так же Набоков писал о затруднениях, с которыми сталкиваются современные переводчики Шекспира - не знают, как передавать такие его выражения, как "спорт" или "футбол", чтобы избежать неуместных ассоциаций с современностью. В другом месте Гаспаров пишет о том, как переводчик В. М. Смирин извелся, подыскивая эквивалент греческого слова "authepsa", в буквальном значении "самовар". После долгих мучений написали "самовзварка".

МЛГ "Синтаксис у него какой-то развратный", - писал Набоков о Пастернаке; "чем-то напоминает он Бенедиктова" (действительно напоминает, по крайней мере для текстолога: та же проблема поздней переработки ранних стихов). И затем переходил к стихам Дм. Кобякова.

ТБ Бедный Бенедиктов, слава которого на одно мгновение (в 1830-е годы) затмила славу Пушкина, был осужден потом на вечные насмешки, продолжающиеся вплоть до настоящего времени. Набоков до конца жизни не мог простить Пастернаку этого едва уловимого сходства и в 1970 году написал эпиграмму, старательно пародирующую стиль как одного, так и другого поэта:

Его обороты, эпитеты, дикция,

стереоскопичность его

все в нем выдает со стихом Бенедиктова

свое роковое родство.

МЛГ "История не телеологична и не детерминирована, это бесконечная дорога в обе стороны до горизонта, русский проселок под серым небом".

ТБ Эта фраза - одна из самых прекрасных и поэтических сентенций автора "Записей и выписок", но с ее смыслом я решительно не согласен. Сам же Гаспаров приводит в своей книге следующую увлекательную историю: "в конце 1917 было покушение на Ленина, его заслонил Ф. Платтен. С покушавшимся провели воспитательную работу и отправили его в Красную Армию. Потом в 1937 году он оказался с Платтеном в одном концлагере". Так как же не детерминирована? Мощный поток истории увлекает за собой наши судьбы, как бешеный вихрь, гонящий журавлиный клин теней в V песне Дантова "Ада". Другое дело, что сам этот поток, может быть, и не детерминирован. Хотя и это под вопросом.

МЛГ А. И. Анненкова садилась в карету не иначе, чем за полчаса обогрев это место толстой немкою.

ТБ Отношение к Западу как к благолепному источнику тепла и света усиленно культивировалось у нас с XVIII, а то и с XVII века; на этот счет сохранилось множество прелюбопытных свидетельств. "Мы Западу многим обязаны", говорил Вяземский. "Думать, что мы и без него управились бы, образовались, все равно, что уверять, что, может быть, и без солнца было бы светло на земле". Эта метафора оставалась очень устойчивой, каким бы ни было само отношение к западному влиянию. Польский поэт Мицкевич, в своих парижских лекциях уделивший много внимания исторической преемственности славянской культуры и западной цивилизации, изображал эту картину в следующих выражениях: "Ученые и астрологи говорят, что ближайшим к солнцу планетам предназначено когда-нибудь занять его место. Славяне всегда тяготели и до сих пор тяготеют к Западу". Петровская европеизация России, однако, казалась ему пагубной и по-азиатски деспотической, не приблизившей страну к Западу, а отдалившей ее от него. Знаменитый памятник Петру Великому в Петербурге он сравнил с водопадом, скованным морозом и застывшим над пропастью. Но если "блеснет солнце свободы", говорит Мицкевич ("Pomnik Piotra Wielkiego"), и "западный ветер согреет эту страну", что станет с "водопадом тирании"?

Lecz skoro sioсce swobody zabiyнnie

I wiatr zachodni ogrzeje te paсstwa,

I cуї siк stanie z kaskadNo tyraсstwa?

В России, правда, больше склонялись к тому мнению, что это Запад скорее окончательно погрузится в мрак и холод. Известный славянофил Хомяков писал в своем программном стихотворении:

О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая

На дальнем Западе, стране святых чудес.

Светила прежние бледнеют, догорая,

И звезды лучшие срываются с небес.

Дальше здесь фигурирует еще множество вариаций этого светоносного образа:

А как прекрасен был тот Запад величавый!

Как долго целый мир, колена преклонив,

И чудно озарен его высокой славой,

Пред ним безмолвствовал, смирен и молчалив.

Там солнце мудрости встречали наши очи,

Кометы бурных сеч бродили в высоте,

И тихо, как луна, царица летней ночи,

Сияла там любовь в невинной красоте.

Там в ярких радугах сливались вдохновенья,

И веры огнь живой потоки света лил!..

О! Никогда земля от первых дней творенья

Не зрела над собой столь пламенных светил!

Заканчивается это стихотворение, разумеется, призывом к "дремлющему Востоку" услышать "глас судьбы", проснуться и "воспрянуть в сияньи новом". Русские славянофилы очень любили напоминать Западу, что, несмотря на все его претензии, солнце восходит все-таки на Востоке, и вообще, как говорится, ex oriente lux. Так, Тютчев, язвительно описав пышный прием в Стамбуле французской делегации, саркастически восклицает, что теперь для турок "солнце с Запада взошло" (точно так же герой Достоевского заявляет: "теперь мы ждем зари с запада"). Для других мыслителей, склонявшихся к более западнической ориентации (кстати, само это сочетание слов абсурдно: "ориентация" означает "обращение к Востоку"), такая космогония была самой естественной вещью на свете. Чаадаев, примыкавший то к одному, то к другому лагерю, как-то ядовито заметил о них: "Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это - солнце Запада". Другие ученые, как Ключевский, ни на какой однозначной трактовке проблемы не останавливались, утверждая, что теперь не время еще разбирать, каково историческое предназначение России, "суждено ли ей стать светом Востока или оставаться только тенью Запада".

Главным символом западнических устремлений Петра был Петербург, и недаром к этому городу так прочно приклеился канонизированный Пушкиным ярлык "окна в Европу". Очевидно, что главное назначение окна - быть источником света, так что вся эта мифологема выглядела стройно и продуманно даже в мелочах. Между тем уже за шестнадцать лет до появления "Медного Всадника" эта метафора мелькнула у Вяземского, прозвучав у него, пожалуй, еще более ярко и выразительно. Он предлагал "сделать в Китайской стене, отделяющей нас от Европы, не пролом, открытый наглости всех мятежных стихий, но по крайней мере отверстие, через которое мог бы проникнуть луч солнца, сияющего на горизонте просвещенного света, и озарить мрак зимней ночи, обложивший нашу вселенную". Кстати, на том заседании "Арзамаса", на котором Вяземский говорил эти слова, вполне мог присутствовать и Пушкин.

Заметим, что само слово "просвещение" (т. е., буквально, озарение светом), заимствованное нами из европейских языков, ассоциировалось у нас всегда именно с западной культурой (сам Петр говорил о своей вестернизаторской перекройке "мы от тьмы к свету вышли"). Сторонники европеизации, проведенной Петром Великим, отзывались о нем примерно так, как это сделал молодой Карамзин в "Письмах русского путешественника": Петр, "как лучезарный бог света, явился на горизонте человечества, и осветил глубокую тьму вокруг себя". В XIX веке такие идиллические настроения - уже большая редкость; в среде образованных русских нарастает и некоторое разочарование в западной культуре, особенно после того, как они встретились с этой культурой лицом к лицу в Москве 1812 года. С этого времени у патриотически настроенных русских временами вырываются и очень странные на первый взгляд инвективы против просвещения. Как писал Пушкин в одном своем донельзя укоризненном стихотворении (по некоторым предположениям, обращенном к западнику Вяземскому):

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистый лик увидел,

И нежно чуждые народы возлюбил,

И мудро свой возненавидел.

Для Лермонтова такие выражения, как "язва просвещенья" - вещь уже самая привычная и обыденная. Иногда у него прямо обличаются те, кто "ядом просвещенья / в Европе душной заражен". Впрочем, когда петербургский период русской истории миновал, и нас перестали закармливать до отвала плодами европейской культуры, это время стало восприниматься уже с большой симпатией. Особенно громко звучат такие ностальгические чувства у тех поэтов, которые, как Анна Ахматова, ясно осознавали если не принадлежность, то, по крайней мере, преемственность по отношению к уже отошедшему в прошлое петербургскому периоду, ставшему золотым веком нашей культуры. Запад, не поддавшийся гибельному влиянию коммунизма, при таком подходе стал чуть ли не продолжателем, или хотя бы хранителем старой русской культуры. Тут-то старая метафора опять зазвучала в полный голос:

Еще на западе земное солнце светит

И кровли городов в его лучах блестят.

А здесь уж белая дома крестами метит

И кличет воронов, и вороны летят.

9 Июня 2001 года Вести из Непала

Ровно четыреста лет назад, в 1601 году, был написан и поставлен на сцене "Гамлет" Шекспира, ставший самой знаменитой пьесой популярного драматурга. С тех пор на сценических площадках всего мира эта кровавая драма разыгрывалась неоднократно. Самым жизненным и одновременно эффектным, однако, стало представление на эту тему, поставленное на прошлой неделе в Непале.

Шекспировский "Гамлет", как мы помним, начинается с того, что главный герой, наследный принц датский, терзается и не находит себе места после смерти своего отца, короля Дании. Ему досаждает главным образом то, что его овдовевшая мать вскоре после этого трагического события выходит замуж за дядю, оказавшегося на престоле. В таком взбудораженном состоянии Гамлет видит призрак своего отца, который сообщает ему о том, что он был убит своим братом самым злодейским образом, и призывает отомстить за себя. На этом первый акт заканчивается. На протяжении остальных четырех актов принц Гамлет мучительно колеблется, не зная, что ему предпринять, и попутно ухаживает за Офелией, произносит великолепные монологи, отпускает дурацкие шутки и дразнит своего августейшего дядю всеми доступными способами (скажем, тот обращается к племяннику: "my cousin Hamlet, and my son", т. е. "Гамлет, мой родственник и сын", и получает в ответ: "a little more than kin, and less than kind". Комментаторы Шекспира до сих пор становятся в тупик перед этой фразой, замечая, что "смысл ее довольно темен". Слово "kin" означает "родственник", "kind" по-английски - "ласковый", "любезный", или, в другом значении, "сорт", "разновидность". Таким образом, Гамлет говорит о себе, что он "более, чем родственник, но менее, чем разновидность", что, конечно, полная бессмыслица. Не претендуя на новое слово в шескспироведении, могу предложить гораздо более простое и ясное толкование этой фразы. "Kind" - это не английское, а немецкое слово ("das Kind"), и означает оно "ребенок". Гамлет, таким образом, не выходя из своей роли трудного подростка, строптиво отвечает королю, что он "больше, чем родственник, но меньше, чем сын". Игра слов здесь строится на созвучии "kin" и "kind" (правильнее "Kind") и весьма характерна для Шекспира, большого любителя разноязычных каламбуров. Остается выяснить, знал ли Гамлет немецкий язык, но это как раз проще всего - он же учился в Виттенбергском университете).

Медлительность Гамлета в исполнении мести породила целую многотомную литературу, посвященную этому вопросу. Еще в 1736 году Томас Хаммер писал, что если бы юный принц разделался сразу со своими сиятельными родственниками, то никакой пьесы в пяти актах просто не получилось бы. О непонятной нерешительности Гамлета писали Ричардсон, Гете, Шлегель, Кольридж. Европейские критики XVIII-XIX столетий в основном склонялись к мнению о том, что Гамлету просто не хватило мужества для того, чтобы сразу покончить с дядей. Вопрос, впрочем, так и не был решен окончательно. Потом подняла голову американская школа, которая сразу внесла ясность в это запутанное дело. По мнению Э. Э. Столла, ее представителя, Гамлет никак не мог быть размазней, потому что "мужественные современники Шекспира не приняли бы такого слабовольного героя, и трагедия не могла бы иметь у них успеха". Принц наделен крепким характером, просто он страдает меланхолией, "типичной для шекспировской эпохи". В те времена, как полагает Столл, "меланхолия нисколько не походила на сентиментальную расслабленность; наоборот, она проявлялась в резкой, нервной возбудимости и демонстративном поведении". Американцев вообще почему-то сильно смущала бесхарактерность Гамлета, которого они называли "сверхчувствительным елизаветинцем". Гораздо проще к этому делу подошли французы. По свидетельству Джойса, когда в одном провинциальном городке во Франции давали "Гамлета", на афишах, расклеенных на улицах, было бесхитростно написано: "HAMLET, ou le Distrait. Piиce de Shakespeare" ("Гамлет, или Рассеянный. Пьеса Шекспира").

Но обратимся к современности. Несколькими строками ниже в том же "Улиссе" сказано: "Гамлеты в хаки стреляют без колебаний". Если бы Джойс знал, каким пророческим окажется его наблюдение! В столице Непала Катманду произошла история, очень похожая на сюжет Шекспира, только с более динамичной развязкой. В Непале правил король Бирендра, довольно популярный в народе; наличествовал и наследный принц Дипендра, отучившийся в Итонском колледже в Англии и готовившийся унаследовать власть в стране. Был и дядя Гианендра, брат короля, который тоже претендовал на престол и уже однажды оказался у власти в стране. Шекспировская интрига уже начала было разворачиваться в Непале, но была прервана крайней несдержанностью молодого принца. Астрологи предсказали, что король Бирендра умрет, если наследник женится до достижения 35-летнего возраста. Какую роль в этой смерти сыграет дядя Гианендра, они не сообщали, но если учесть, что количество сюжетов в мировой культуре очень ограничено, об этом можно догадаться. Королева-мать явно не хотела попадать в колею известнейшей и древнейшей мифологемы (пьеса Шекспира, сюжет которой восходит к исландским сагам и средневековым датским летописям, заканчивается, как мы знаем, гибелью всех действующих лиц), и сделала принцу за обедом строгое внушение в связи с его матримониальными планами. Через несколько минут после этого инцидента наследник незаметно исчез из обеденного зала. Вскоре он вернулся, облаченный в военную униформу. В руках у него был автомат "Узи" и винтовка М-16. Принц Дипендра не колебался, как Гамлет! Он начал с того, застрелил отца (в пьесе Шекспира старый король тоже умирает первым). Бирендра, по свидетельству выживших очевидцев, рухнул на землю, обливаясь кровью и с выражением крайнего изумления на лице. Потом принц направил стволы на других родственников и открыл беспорядочный огонь. Присутствующие оцепенели от ужаса. Принц расстреливал их молча, с бесстрастным, ничего не выражающим лицом. Наконец он вышел в сад. Вслед ему бросилась королева Айшварья и младший брат Нирайян. Они тоже получили пулю от Дипендры. Расстреляв в общей сложности одиннадцать человек, принц попытался покончить с собой. Все пострадавшие были немедленно доставлены в госпиталь, однако спасти удалось только самого убийцу. В полном соответствии с конституцией страны он был немедленно коронован и провозглашен новым королем Непала (официальной версией трагедии стало "неосторожное обращение с оружием" в королевском дворце). Но править ему довелось всего два дня, да и то в коматозном состоянии. Так и не придя в сознание, Дипендра умер.

После этого власть в стране, по иронии судьбы, перешла к его дяде, который почему-то отсутствовал на роковом обеде. Этот последний штрих выводит нас уже за пределы елизаветинской драмы и напоминает скорее об античной трагедии, которая начинается обычно мрачным предсказанием, а заканчивается его исполнением, причем на протяжении всей пьесы действующие лица прилагают безумные усилия, чтобы уйти от своей судьбы, но так и не уходят. Если уж королю Непала суждено было умереть, а его брату воссесть на престол, то так или иначе, это должно было случиться. Только жениться на матери вспыльчивого принца ему теперь уже точно не удастся.

Печальная история, случившаяся в Непале, неплохо укладывается и в другой канон, созданный великим драматургом - с юными влюбленными Ромео и Джульеттой в главных ролях. Дело в том, что все два с половиной века, которые занимает трон династия Шахов, ее преследует злой рок, персонифицированный в могущественном клане Ранов. Раны почти не уступают Шахам ни в аристократизме, ни в богатстве, ни во влиянии. По традиции выходец из их клана занимает пост премьер-министра в Непале. Эта традиция ведет свое начало с 1846 года, когда первый министр тогдашнего императорского двора Джанг Бахадур Рана пригласил в свой дворец высокопоставленных царедворцев и военачальников. После торжественной трапезы все приглашенные скончались от яда в страшных мучениях. Через несколько часов в императорском дворце по приказу Джанга были вырезаны члены королевского рода, за исключением малолетнего короля. Джанг Бахадур Рана объявил себя регентом, и с тех пор должность второго лица в государстве стала передаваться по наследству.

К середине ХХ века влияние Ранов усилилось настолько, что они захватили власть в Непале и вынудили короля Трибхувана (деда покойного Бирендры) бежать из страны. Но изгнание Шахов продолжалось недолго: они вернулись в Непал и поделили власть с Ранами. В последнее десятилетие могущество этого клана стало ослабевать под давлением короля Бирендры, прервавшего традицию назначать премьер-министров из враждебного клана. Позже, однако, род Ранов снова поднял голову: принц Дипендра без ума влюбился в Девиани, дочь бывшего королевского министра Пошупати Рана.

Королева, мать Дипендры, ненавидела Девиани; другие члены королевской семьи (кроме, разумеется, самого принца) также не питали к ней особо нежных чувств. Но упрямый принц настаивал на своем. Говорят, что во время последнего разговора с матерью он сообщил ей, что уже помолвлен с Девиани. И опять-таки торопливость принца не дала развернуться старинному сюжету во всей его красе. Дипендра, великий поклонник лаконичной индийской поэзии, явно не жаловал многословную новоевропейскую драматургию. Пропустив всю запутанную интригу, к которым питал такое пристрастие Шекспир, он сразу перешел к финалу. Но финал этот все же был выдержан совершенно в шекспировском духе: "гора трупов", как называл это А. Ф. Лосев, видимо, показалась обоим сценаристам самой убедительной развязкой из всех возможных.

21 Июня 2001 года Одним знаком

Свазиленд, небольшое горное королевство на юге Африки, не так давно был потрясен серьезным кризисом власти, причины которого только на первый взгляд кажутся нелепыми и смехотворными. Спикер местного парламента Мгаби Дламини был уличен в краже навоза священной коровы, принадлежащей лично королю Свазиленда Мсвати III. Возмущенные парламентарии немедленно проголосовали за отставку спикера. После расследования всех обстоятельств дела правительство приняло решение сократить размер пенсии бывшего высокопоставленного чиновника с 5500 южноафриканских рандов ($681) до 100 ($12). Дламини, можно сказать, еще легко отделался: его поступок вызвал такое негодование во всех слоях свазилендского общества, что он мог пострадать куда серьезнее. По общему мнению, спикер взял несколько пригоршней навоза из королевского хлева для того, чтобы использовать его в традиционном африканском ритуале, который позволил бы ему вступить в магическую связь с королем Мсвати III и заполучить таким образом пост премьер-министра. Сам Дламини не отрицал своих намерений установить контакт с Мсвати, но настаивал на том, что он собирался использовать этот ритуал во благо королю, а не во зло. По утверждению спикера, ему на протяжении долгого времени снились странные и навязчивые сны, в которых король Мсвати подвергался смертельной опасности. Для того, чтобы избавить своего возлюбленного монарха от этой угрозы, Дламини и вознамерился прибегнуть к магической практике, использовав священный навоз из королевского хлева.

Сообщения об этом инциденте, мелькнувшие в западных средствах массовой информации, имели явно насмешливый оттенок - и совершенно напрасно, надо сказать. Как гласит старая африканская пословица: "глаза чужеземца широко раскрыты, но он видит только то, что знает". Совершенно очевидно, что всякая власть имеет магическую природу; но только в таких девственных и первозданных обществах, как африканские, мистическая подоснова власти еще не скрылась окончательно за современной политической фразеологией.

В традиционной системе африканской "властной вертикали" любые претензии на лидерство должны были подкрепляться демонстрацией своего магического потенциала. В вожди выбивались, как правило, военные таланты, но после своего возвышения они были обязаны убедить племя в том, что их власть основывается не на грубой силе, а на таинственном иррациональном могуществе. С точки зрения рядового члена племени, любой руководитель является не столько администратором, сколько носителем некого загадочного знания, с помощью которого он управляет природными и общественными процессами. Вполне естественно, что верховный правитель обладал наибольшим магическим потенциалом, который к тому же, как считалось, всегда носил положительную окраску. Вождю противопоставлялись "ведуны", носители черного, отрицательного магического начала, стремящиеся подорвать устойчивость власти и благополучие племени (к их числу, видимо, отнесли и злополучного спикера Мгаби Дламини). Поиск и разгром таких "вредителей" составлял одну из первейших обязанностей вождя, потому что иначе в обществе могли возникнуть подозрения в его магической импотенции. Так, в 1973 году в Чаде по приказу президента страны Томбалбая было арестовано около тридцати человек по подозрению в совершении особых ритуалов, направленных против власти. В ходе разбирательства выяснилось, что одна из заговорщиц живьем закопала в землю черную овцу, предварительно ослепленную. В этом действе участвовали и сообщники, среди которых был популярный генерал Маллум. Суд постановил, что данный ритуал имел целью уничтожить президента Томбалбая. Видимо, он подействовал, потому что, несмотря на все правительственные репрессии, генералу Маллуму удалось в конце концов прийти к власти в Чаде.

Магия использовалась политиками не только для того, чтобы укрепить свою власть, но и для воздействия на природные явления. Накануне революции 1974 года в Эфиопии ходили упорные слухи, что причиной разразившейся в это время жесточайшей засухи является магическое бессилие императора Хайле Селассие, в которое он впал по причине старческой дряхлости. Разумеется, стоило только устроить государственный переворот и сменить правителя, как засуха мгновенно прекратилась и пошел дождь.

Конечно, властные полномочия опираются на магическую силу не только в Африке, это свойственно всем странам и континентам, только не везде проявляется так открыто. Последняя смена власти в России, уход президента Ельцина и приход президента Путина, имела отчетливо метафизическую подоплеку. Глубокая мистика этого политического события была раскрыта в блестящем эссе петербургского поэта Виктора Кривулина, к сожалению, недавно умершего. Эссе называется "Утка по-китайски и византийский орел". Ничто не предвещало внезапного решения Ельцина сложить с себя президентские полномочия в конце 1999 года, говорит Кривулин. Дочь президента Татьяна Дьяченко, по ее собственному признанию, до последнего момента не подозревала о том, что ее отец решил уйти в отставку. Тем не менее были некоторые косвенные признаки, указывающие, по ее мнению, на то, что Ельцин принял какое-то чрезвычайно важное решение. Так, во время визита в Китай он нарушил собственное правило не есть блюд местной кухни, отказался от услуг своего повара и на торжественном обеде ел утку по-пекински. "Восприятие собственного тела как средоточия государственной власти было присуще Ельцину-политику изначально, но лишь после его отставки достоянием гласности становятся факты, подтверждающие это", пишет Виктор Кривулин. Он приводит сообщение академика Чазова, главного кремлевского врача, о том, что в 1987 году, в самый острый момент своей политической карьеры, узнав о своем увольнении с поста первого секретаря городского Московского комитета КПСС, Ельцин в ярости ударил себя в грудь ножом для разрезания бумаг. Рана оказалась неопасной, но жест - в высшей степени символичен, замечает Кривулин. Тело - как носитель власти - непосредственно испытало на себе удар, нанесенный политической карьере.

"С момента же обретения реальной верховной власти тело президента сделалось ядром, семенем, основным фактором новой российской государственности", говорит Кривулин. "С различными частями своего тела он сам обращался, как садовник-мичуринец с ветвями власти, то обещая положить собственную голову на рельсы, если повысятся цены (явная аллюзия к булгаковскому Берлиозу), то ведя предвыборную кампанию под девизом "Голосуй сердцем" (не прямое ли следствие этого лозунга - последовавший после победы острый сердечный криз?). В конце концов вся страна стала заложницей, функцией физического и психосоматического состояния президента". Я сам, когда в середине 90-х играл на бирже, выравнивая котировки на московском и петербургском фондовых рынках, видел живые и наглядные подтверждения этого кривулинского наблюдения. Так, многие брокеры тогда начинали свой рабочий день с получения факса, на котором сверху крупно была обозначена температура тела приболевшего президента Ельцина, и лишь потом шли данные о торгах на Нью-Йоркской и Лондонской биржах, инфляции и курсе доллара.

"В последние годы правления", продолжает Кривулин, "Ельцин, видимо, взял за правило воспринимать любой свой, даже самый бытовой, телесный жест исключительно в ритуально-символическом плане. Магическая, телесно-физическая сила власти исходила от этого человека, подавляя волю окружающих". Но самым мощным ритуальным жестом Ельцина, оставившим сильнейшее впечатление на соотечественников, был его уход из Кремля, связанный с передачей власти своему преемнику. "Это был жест внезапный, но ожидаемый всеми", говорит Кривулин. "Жест не столько театральный, сколько зрелищно-магический, вызывающий в памяти скорее мистерию передачи атрибутов власти верховным шаманом своему наследнику, избранному не народом, а некими высшими силами, которые дали соответствующий знак действующему, но престарелому правителю". Знак, данный Ельцину, был совершенно прозрачен это был миленниум, "вершина нумерологической календарной магии", как замечает Кривулин. Пожалуй, тогда впервые в нашей истории слово "магический" вошло в российский политический лексикон. Это слово прозвучало в первой же фразе прощального обращения Ельцина к народу: "Дорогие россияне! Осталось совсем немного времени до магической даты в нашей истории. Наступает 2000 год. Новый век, новое тысячелетие". Последние четыре часа пребывания Ельцина в Кремле расписаны по секундам и представляют собой не что иное, как сложный магический ритуал последовательной передачи предметов, символизирующих власть в России, пишет Кривулин. Вершиной этого ритуала была передача Путину "ядерного чемоданчика", с которым Ельцин, получив его в 1991 году, расстался лишь единожды в жизни, и то на несколько часов - во время операции на сердце. "Церемония передачи власти была явно не сымпровизирована", говорит Кривулин, "а тщательно разработана и продумана заранее, втайне от всех, кроме, может быть, кого-то из специалистов по геральдике и русско-византийскому императорскому церемониалу. Византийскому - поскольку именно в Константинополе передача знаков императорской власти живым басилевсом своему преемнику была практикой, в отличие от России, привычной".

В последней президентской речи Ельцин говорил о своей вине, об ошибках и неудачах. Она была построена достаточно традиционно, особенно если принять во внимание допетровскую традицию площадного покаяния перед народом. Лишь одно место, точнее, одно слово в обращении президента могло вызвать некоторую настороженность, да и то лишь у самого внимательного и искушенного слушателя. "Казалось, одним рывком, одним порывом... одним знаком - и все одолеем", сказал президент, объясняя неудачи реформ. В пресс-релизе эту полубессмысленную фразу пригладили, отшлифовали, и ключевое слово "знак" из нее выпало. "А ведь именно оно выдает подлинное отношение Бориса Ельцина к политической реальности как к некоему знаковому, символическому полю", говорит Виктор Кривулин. "И с этого поля президент не собирается уходить. Прощаясь с народом России, он говорил как власть имущий, как вождь, направивший движение племени по правильному руслу".

Преемник Ельцина Владимир Путин, на первый взгляд, не отличается такой напряженной включенностью в магическое силовое поле. Это не так; его поведение - такое же знаковое и символичное, как и у первого президента России, просто характер его символики принципиально иной, нежели у его предшественника. Символика Путина принципиально бестелесна и аскетична; на фоне пышного византийского интерьера обновленного Кремлевского дворца она смотрится даже немного диковато. Впрочем, это дело вкуса. Подчеркнутый аскетизм внешности и поведения имеет такую же давнюю традицию на Руси, как и демонстративный разгул и буйство плоти. Дуализм плотского и духовного, как известно, им не снимается; наоборот, укрощение плоти необыкновенно обостряет все телесные ощущения и побуждения.

Остается загадкой, почему выбор Ельцина остановился именно на внешне невзрачном Владимире Владимировиче. Может быть, он руководствовался именно этим принципом контраста. Не исключено, однако, что и здесь, как в Свазиленде, не обошлось без какой-нибудь магической практики. Карьерный взлет Путина был фантастически стремительным. История его возвышения идет даже не по прямой линии, а по какой-то немыслимой экспоненте. Оттесненным на обочину московским политикам остается только гадать, как скромному заместителю петербургского мэра Собчака, оставшемуся у разбитого корыта после проигрыша своего патрона на выборах, удалось всего за несколько лет подняться на вершину российской власти.

К сожалению, вопрос о подлинных причинах этого взлета, скорее всего, так и останется невыясненным. В России, в отличие от Африки, давно уже научились скрывать настоящие движущие силы событий от постороннего взгляда. Тем же, кто все-таки захочет в них проникнуть, остается только обращаться к африканскому политическому опыту, пока еще не до конца искаженному современными наслоениями. В Африке до сих пор можно увидеть древние магические ритуалы, связанные с властью, в самом, можно сказать, неприкрытом виде. Так, в декабре 2000 года в том же Свазиленде прошла своеобразная акция протеста, направленная против короля Мсвати и его брата принца Магуги. Свазилендские женщины выразили им протест, "обнажив пикантные части тела перед резиденцией короля Свазиленда" (по деликатной формулировке Reuters; не знаю, почему эти части тела названы "пикантными" - французское слово "piquant" как раз означает "острый, колючий"). Как сообщили западные информационные агентства, "эта акция является частью возрастающего оппозиционного движения в стране, целью которого является прекратить автократическое правление короля, провести выборы и демократические реформы".

27 Июня 2001 года Театр абсурда

Недавно, прогуливаясь по Дворцовой набережной, я обратил внимание на то, что она выглядит не совсем обычно. По проезжей части не двигалось ни одной машины, и даже тротуары были почти пусты. Тишина стояла такая, что было слышно, как бьют часы на противоположном берегу Невы, на колокольне Петропавловки. Прошло несколько минут, и этот покой был внезапно нарушен: мимо меня промчалось два кортежа, с австрийскими и российскими флагами на головных автомобилях. Это Путин показывал Петербург своему гостю президенту Австрийской Республики Томасу Клестилю.

На этой встрече президенты общались без переводчика - как известно, Путин блестяще владеет немецким языком. Когда Клестиль со свитой посетил Эрмитаж, экскурсию для него провел сам директор музея Михаил Пиотровский, который тоже прекрасно говорит по-немецки. После посещения музея делегация отправилась морем в Петергоф, где в качестве экскурсовода выступил уже президент Путин, показавший гостям парк и знаменитую систему фонтанов. Вечером был бал в Царском Селе, после которого гости еще долго катались по ночному Петербургу. Потом Томас Клестиль отправился ночевать в гостиницу "Европа", а Владимир Путин - в свою резиденцию на Каменном острове. За президентом России последовал и один из членов австрийской делегации, федеральный министр экономики Мартин Бартенштейн. Ночевать он собирался вместе с соотечественниками, но не учел, что летом мосты в Петербурге разводятся. Остаток ночи австрийскому министру пришлось скоротать вдали от соотечественников, которые, впрочем, его так и не хватились. Таким образом, когда на следующее утро Бартенштейн сказал губернатору Яковлеву: "Петербург - город распахнутых сердец и мостов", это были не просто красивые слова с его стороны.

Но в этом выпуске "Хроники" я хотел написать не об австрийском визите, этот зачин мне потребовался просто для контраста. В тот же день, когда президент Австрии прибыл в Петербург, Киев посетил папа римский, визит которого, по утверждению украинских газет, стал "окончательным подтверждением нашей европейскости". Главу Ватикана встречал президент Украины Леонид Кучма. Увидев папу, он, по свидетельству очевидцев, встал по стойке "смирно", в то время как находившийся рядом министр обороны взял под козырек. Бодрая уверенность генерала, однако, сильно контрастировала с растерянным видом президента Кучмы, который явно не знал, как вести себя в этой обстановке. Помявшись немного, Кучма усадил папу в кресло и, стоя перед ним навытяжку, начал приветственную речь, в которой кратко изложил историю христианства на Украине за истекшее тысячелетие. Украина - страна особенная, подчеркнул президент, потому что именно сюда 15 лет тому назад упала с неба "предсказанная Библией великая заря, отравив землю и воду" (имелась в виду чернобыльская авария). "Сегодня для вас, ваша святость, откроется эта новая Украина", закончил президент свою речь. Украинским языком Кучма владеет намного хуже, чем Путин немецким или английским, но полиглот Иоанн Павел II, знакомый и с русским, и с украинским, понял его хорошо.

Комментарии к визиту папы римского, появившиеся на следующий день в украинских газетах, достойно завершили тот театр абсурда, который происходил в прошлую субботу в Киеве. "Иоанна Павла II Киев встретил моросящим дождем", писали в них, "но когда Его Святейшество помолился перед образом Богоматери, дождь прекратился, и над столицей засияло щедрое солнце. Как тут было не поверить в чудо молитвы Святейшего? Впрочем, как позже пояснили нам в Гидрометцентре страны, такая переменная погода с кратковременными дождями, в общем-то, характерна для июня. Но тут же признались, что киевским метеорологам давно уже не удавалось так легко, как в дни визита папы, и с такой точностью, буквально до минуты, предсказывать перемены погодных настроений". Наверное, понтифик в числе прочих помолился и за украинских метеорологов, которым до сих пор, видимо, только его поддержки и не хватало для достижения полного профессионализма.

На стадионе "Чайка", на котором собралось несколько сотен тысяч любопытствующих, папа сказал, обратившись к ним с приветственной речью: "Тут, на этом месте состоялось крещение Руси. Из Киева начала расцветать та христианская жизнь, которую взрастило Евангелие сначала на землях Древней Руси, потом - на территориях Восточной Европы, а впоследствии - за Уралом, на просторах Азии. Так что и Киев, в определенном смысле, сыграл роль Господнего предтечи между многочисленными народами, до которых, исходя отсюда, позднее дошла благодать спасения".

Ровно тысячу пятнадцать лет прошло с того момента, как в Киеве прибыли делегации со всех концов света, склонять князя Владимира к обращению в свою веру. Первыми из них, согласно "Повести временных лет", были магометане, призвавшие князя признать их закон, совершить обрезание и отказаться от свинины и вина. Взамен они пообещали ему по смерти "со женами похоть творити блудную". Владимир слушал их с удовольствием, потому что, как говорит летописец, "сам любя жены и блуженье многое", но "обрезанье удов" и "неядение мяс свиных" было ему "нелюбо", а пуще всего по душе не пришелся запрет пить вино. "Руси есть веселие питье", ответствовал он сакраментальной фразой, "не можем без того быти". Потом пришли иноземцы из Рима, присланные папой, и сказали князю: "Кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц, а ваши боги - просто дерево". Владимир спросил их: "В чем заповедь ваша?" И ответили ему: "Пост по силе - если кто пьет или ест, то все это во славу Божию". Но неумеренные возлияния, видимо, тоже не понравились князю, и он отослал иноземцев: "Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого". Следующими были евреи, которые сказали, что христиане веруют в того, кого они распяли, и призвали Владимира обратиться к единому Богу Авраама, Исаака и Иакова. Тот, однако, удачно обескуражил их метким и провокационным вопросом, где находится их земля. "Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши", отвечали евреи. "Как же вы других учите", сказал Владимир, "а сами отвергнуты Богом и рассеяны; или и нам того же хотите?" Наконец в Киеве появился некий философ, посланный греками; он-то и растолковал Владимиру главные христианские догматы. Но князь по-прежнему колебался и не знал, в какую веру обратиться ему и его народу. Тогда решили в Киеве отправить в разные страны "мужей добрых и смышленых, числом десять", чтобы испытать чужую веру. Мусульманские обряды не понравились послам: "несть веселья в них, но печаль и смрад велик". Были они и в Европе, но увидели в храмах только службу, а красоты никакой. Когда же оказались они в Греческой земле, в Константинополе, и попали в храм, то не знали, на земле они или на небе, "ибо нет на земле красоты такой". "Пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах", сказали послы. "Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже пребывать в язычестве". И сказал тогда Владимир боярам: "Где примем крещение?", на что те, разумеется, смиренно ответили: "Где тебе любо".

На протяжении почти пяти столетий авторитет Византии и греческой церкви был у нас необыкновенно высок; потом, однако, он пошатнулся. В 1439 году византийская церковь "страшно уронила себя", как говорит Ключевский, в глазах Руси, согласившись на союз православной церкви с католической. "За византийскую иерархию у нас держались с таким доверием в борьбе с латинством, а она, эта иерархия, сама отдалась римскому папе, выдала с головой восточное православие, насажденное апостолами, утвержденное святыми отцами и седмью вселенскими соборами, и если бы великий князь московский Василий Васильевич не обличил злокозненного врага, сатанина сына грека Исидора митрополита, принесшего унию в Москву, олатынил бы он русскую церковь, исказил бы древнее благочестие, насажденное у нас святым князем Владимиром". Всего через несколько лет наступила почти апокалиптическая катастрофа в мирном течении церковной истории: Константинополь пал под ударами турок. "Померк тогда в глазах Руси свет православного Востока", пишет Ключевский. "Как пал древний первый Рим от ересей и гордости, так теперь пал и второй Рим - Царьград. Одинокой почувствовала себя православная Русь во всем поднебесном мире. Мировые события невольно заставляли ее противопоставлять себя Византии. Если другие царства падали за измену православию, то Москва будет непоколебимо стоять, оставаясь верна ему. Она третий и последний Рим, последнее и единственное в мире убежище правой веры, истинного благочестия".

Так же воспринимали положение дел и на Украине, только там оно обострялось еще близостью католической Польши, то и дело отрывавшей от Украины большие куски земли с православным населением. Это придавало украинскому религиозному сознанию постоянное ощущение прифронтовой полосы, форпоста мирового православия. Неудивительно, что отторжение от католических влияний на Украине всегда было чрезвычайно сильным; именно оно в конце концов и привело эту страну под твердую руку московских царей и петербургских императоров. Теперь местные свободолюбивые устремления настолько укрепились, что Украина готова прыгнуть хоть в объятия самого папы римского, лишь бы отойти еще на несколько шагов подальше от Москвы. Посмотрим, к чему приведет такая политика. Византию, во всяком случае, союз с католическим Западом не уберег от окончательного разгрома.

5 Июля 2001 года Стихийный либерализм

В свежем номере журнала "Эксперт" появилось большое интервью современного философа А. Кара-Мурзы ("Свобода для избранных"), напечатанное с подзаголовком "Россия - страна стихийных либералов". Из него выясняется, что наша страна - родина не только слонов, но еще и некого "стихийного либерализма". А. Кара-Мурза возводит его вслед за декабристами (тоже "русскими либералами", по его характеристике) к либерализму псковского и новгородского вече. И, разумеется, как всегда в таких построениях, хрупкие цветы русской свободы, едва начавшие завязываться на мощном стебле нашей государственности, растаптываются дикими и варварскими татаро-монгольскими полчищами. Не знаю, как у московских мыслителей, а у меня стройная монгольская Русь со столицей в Сарае и железной рукой хана, утихомиривавшего вечно грызшихся друг с другом удельных князей, вызывает значительно большую симпатию, чем меркантильная новгородская вольница, не знавшая кому продаться, то ли литовскому королю, то ли ганзейскому союзу. Не я первый заметил, что московская Русь (а затем и петербургская Империя) унаследовала татарскую государственность, а не псковско-новгородскую разгульную анархию. Когда Иван Грозный довершил разгром Новгорода, он приказал снять знаменитый вечевой колокол и отправить его в ссылку в Сибирь. Это ли не прекрасный символ того, как заканчивались на Руси свободолюбивые устремления?

Г-н Кара-Мурза находит и другую, помимо Новгорода, историческую родину русской демократии. Это Тверь - город, где, по словам этого идеолога российских правых, его партия на выборах 1999 года набрала на 2 % голосов больше, чем в Москве. Этот ошеломляющий успех он объясняет тем, что Тверь более вольный город, чем Москва, ему близки "новгородско-псковские традиции". Как говорит Кара-Мурза, Тверь была полигоном реформ Александра II; пройдя обкатку в этом городе, нововведения уже распространялись дальше по стране. Могу сообщить г-ну Кара-Мурзе, что Тверь немного позже стала полигоном для еще одного великого либерального эксперимента, правда, только мысленного. Ф. М. Достоевский сделал этот город местом действия своего романа "Бесы", оказавшегося на удивление пророческим. Не прошло и полувека, как революционная вольница, красочно описанная Достоевским, также была растиражирована по всей России. Я надеюсь, нам не придется на этом основании считать Тверь колыбелью русских революций.

19 Июля 2001 года Sapienti sat

За последний месяц у меня накопилось много хороших заготовок для "Хроники", но лето, жара, вечный соблазн все бросить и погрузиться в нирвану на берегу теплой Балтики, использовав для этого бутылку-другую теплой "Балтики"... Я уж думал, что до сентября я вас, дорогие читатели, беспокоить не буду. Но, раскрыв вчера на пляже свежий номер "Коммерсанта", я понял, что не прокомментировать его невозможно.

На первой же странице этой уважаемой газеты читаем: "Вчера один из конкурентов Александра Лукашенко на президентских выборах Владимир Гончарик подложил своему главному сопернику информационную бомбу. Он обнародовал ксерокопию документа, объясняющего политические убийства и исчезновения в Белоруссии секретным указом президента Лукашенко. В документе речь идет о нынешнем генпрокуроре Белоруссии Викторе Шейнмане, который, как утверждается, дал указание командиру СОБРа Дмитрию Павлюченко физически уничтожить бывшего министра внутренних дел. Согласно этому документу, пистолет, которым совершались убийства, передал г-ну Павлюченко тогдашний министр внутренних дел Юрий Сиваков".

Так и представляешь себе министра внутренних дел Белоруссии, который у себя в кабинете передает подчиненному вороненый парабеллум для устранения своего предшественника на этом посту. Оригинальные, надо сказать, у них в республике заведены порядки. Правильно, наверное, делает Лукашенко, что так держится за свой президентский пост; не ровен час, оппозиция возьмет на вооружение его методы обновления чиновничьих кадров.

Дальше в этой же статье рассказывается о страшном разгроме, учиненном в редакции той самой газеты "День", через которую и произошел вышеописанный "слив компромата". "Я не верю, что это было обычное бытовое ограбление", сказал заместитель главного редактора "Дня". "Грабители действовали очень целенаправленно: они не тронули, например, дорогой ноутбук. Их интересовало только то оборудование, которое напрямую связано с информацией". Странные, опять-таки, у них в Белоруссии представления об информации и оборудовании, напрямую с ней связанном. Почти как в том анекдоте времен первоначального накопления капитала в России: "Какое устройство вы используете для получения информации - телевизор или компьютер? - Паяльник!"

На второй странице "Коммерсанта" мы встречаем выразительный заголовок: "Украинскую границу не будут обустраивать проволокой". Как сообщил посол по особым поручениям Александр Купчишин: "От установления пограничных столбов и колючей проволоки решено отказаться. В силу нашей исторической специфики граница будет открытой". Ну уж что касается "исторической специфики", то колючая проволока бы не помешала. Интересно здесь, однако, не это, а само словечко "обустраивать" в этом контексте. Становится понятным, что мешает окончательному благоустройству русско-украинских отношений - явно нехватка средств на достаточное количество проволоки.

Третья страница газеты содержит совершенно анекдотическое сообщение о всемирном слете хакеров в Лас-Вегасе. Выступление на нем одного из наших делегатов, московского программиста Дмитрия Склярова, закончилось печально к нему подошли двое сотрудников ФБР, зачитали обвинение и надели наручники. Доклад Склярова назывался "E-books security - theory and practice" и был посвящен тому, как надо взламывать электронные книги; самое интересное, что именно по этой теме данный программист всего две недели назад защитил кандидатскую диссертацию в МВТУ им. Баумана. На конференцию в Лас-Вегасе съехалось несколько тысяч участников, но, как утверждают очевидцы, большинство из них было сотрудниками различных американских спецслужб. Плохо, плохо у американцев с конспирацией, у нас бы им поучиться. Я, например, не представляю себе, как это могло бы быть, чтобы, например, Рылеев делал доклад на тему - ну, скажем, "Вооруженный захват власти в России", а в зале в полном составе сидело Третье Е. И. В. Отделение. Впрочем, и у нас бывало всякое. Белинский, например, что хотел, то и писал в своих "Отечественных Записках"; ну так за ним и следило все время "недреманное око". Говорят, что когда этот выдающийся русский критик, прогуливаясь по Невскому, встречал там коменданта Петропавловской крепости, тот всегда радушно улыбался, доверительно брал его за рукав и спрашивал вполголоса: "Когда же к нам? А я уж для вас и тепленький каземат заготовил".

Но вернемся к "Коммерсанту". На седьмой странице того же номера напечатан материал под несколько сомнительным названием "Останки сладки". В нем говорится, что, по утверждению японских исследователей, останки семьи Николая Второго, захороненные три года назад в Петербурге - не подлинные. Профессор Тацуо Нагаи из некой "лаборатории правовой медицины" провел генную экспертизу, для которой были взяты, буквально: "капля пота Николая Второго с сохранившихся остатков его одежды, фрагменты нижней челюсти брата царя вел. кн. Георгия, а также образец крови Тихона Куликовского-Романова, племянника царя". Весь этот в точном смысле слова "натюрморт" позволил сделать заключение, что вышеперечисленные особы принадлежали к одной семье, а человек, кости которого исследовали в 1998 году британские и российские специалисты, к ней не относится. Самое интересное, что никакие фрагменты тела этого самого "человека" в распоряжение японцев так и не попали, свой сравнительный анализ они делали только на основании результатов британо-российской экспертизы. Московская Патриархия, которая во время захоронения, как выражаются в широких слоях ее паствы, "ушла в глухую несознанку", до сих пор упорствует в утверждении, что захороненные останки не принадлежат царской семье. Для нее сообщение японских специалистов было просто бальзамом на раны. Любопытнее всего в этой истории то, что такое трепетное внимание к мельчайшим фрагментам останков канонизированного Церковью царя и его родственников очень неплохо соответствует средневековой христианской традиции, по которой мощи праведников становились объектами суеверного почитания и поклонения. Когда три года назад Петербург, Москва и Екатеринбург отстаивали свое право захоронить в своей земле кости августейшей фамилии, это только на первый взгляд вызывалось низменным желанием повысить городскую туристическую привлекательность; точно так же в средневековой Европе города спорили за мощи святых и блаженных.

На той же странице есть и еще одна статья с юмористическим заголовком: "Как сообщает агентство Reuters, ему исполнилось 150 лет". Речь в ней идет о пресс-конференции, которую провело в Москве это информационное агентство по случаю своего 150-летия. Президент Reuters сэр Питер Джоуб рассказал на ней о российском направлении работы своей компании. "Россия очень большая страна", метко подметил он в своей речи. "Пока существовал СССР, к нам здесь относились с уважением, но без теплоты. Сейчас все изменилось, и нам даже дали возможность вкладывать деньги". Нет, вы только подумайте, как великолепно вымуштровали мы этих иностранцев! Они смиренно благодарят нас уже только за то, что мы дали им возможность вкладывать деньги в нашу экономику. А ведь могли бы и не дать, черт возьми!

Наконец, еще одна статья на той же странице посвящена гуманитарной помощи, отправленной в Россию американскими евреями, а именно "Всемирной еврейской организацией помощи и утешения". По этому поводу в Марьиной Роще состоялось торжественное собрание, на котором присутствовали и некоторые важные правительственные чиновники. Зал заседания был украшен колоссальным транспарантом с надписью "Продовольствие ради прогресса". В ходе церемонии выступила вице-премьер Валентина Матвиенко, в частности, сказавшая, что гуманитарная помощь - это "урок гуманности и моста дружбы между США и Россией". А главный раввин Берл Лазар заявил, ссылаясь на Талмуд, что "никакой благотворительности нет, а есть обязанность помогать слабым". "Очень хорошо, что евреи разбросаны по всему миру", продолжал он. "Евреи из Америки помогают России, а если станет плохо в Америке, то помогут евреи из России". Конечно же, поможем! И евреи помогут, и не-евреи! Вы уж только как-нибудь постарайтесь, чтобы в Америке стало плохо, а за помощью дело не станет.

Озаглавлен же этот последний материал "Что будут есть русские младенцы". Ну, тут я ничего комментировать не буду, sapienti sat. Как написал некогда А. К. Толстой:

Ходить бывает склизко

По камушкам иным

Итак, о том, что близко,

Мы лучше умолчим.

12 Сентября 2001 года Armageddon Now

В 1914 году после выстрела в Сараево, уничтожившего австрийского эрцгерцога Фердинанда и приведшего вскоре к Первой мировой войне, начался, по словам Анны Ахматовой, "не календарный, настоящий ХХ век". Вчера утром, после того как Нью-Йорк и Вашингтон подверглись небывалой в истории атаке террористов, наступил новый, настоящий ХХI век. Похоже, уже можно судить о том, каким он будет.

О совершившихся событиях я узнал вчера вечером, когда шел по Университетской набережной и любовался противоположным берегом Невы, ярко освещенным заходящим солнцем. Для большего эффекта я слушал музыку, лениво перебирая радиостанции в поисках чего-нибудь приемлемого. Вдруг, попав на выпуск новостей (это было у Академии Художеств), я остановился, совершенно ошеломленный. Еще не зная, что произошло, я услышал: "во Франции объявлено чрезвычайное положение", "вооруженные силы западных стран приведены в полную боевую готовность", "американские города охвачены паникой", "люди выпрыгивают из горящих зданий Нью-Йоркских небоскребов", "атаковано здание Пентагона", "небо над Америкой закрыто, все самолеты будут немедленно сбиваться силами ПВО", "обрушились обе башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке", "число жертв сопоставимо с потерями, понесенными США во Вьетнамской войне", "американский президент в своем обращении к нации цитирует 22 псалом о "долине смертной тени"".

Загрузка...