Исчезновение атомохода

Глава 1

1976 год.

Море Лаптевых.

Район восьмидесятого градуса Северной широты близ Новосибирских островов.

11 часов 03 минуты по местному часовому поясу.

Радиорубка атомохода.

Валентин Шелестяк, радист узла связи, откинулся в передвижном кресле, поморщился и снял наушники, переключив аппаратуру на динамики. От громкого шума покалывало виски. Где-то он однажды читал, что музыка для человеческого слуха слышна в диапазоне от 20 герц до 20 килогерц. Это предел слышимости. Тут и проверять было нечего. От скуки и безделья Валентин решился на своеобразный опыт: сможет ли его ухо выдержать громкость звука выше по регистру той, о которой он читал? Получилось даже забавно: если бы не барабанные перепонки, готовые выскочить на соседнюю палубу, вполне можно слушать и дальше.

- Ну уж нет!- проорал он зеркалу, висевшему напротив, перекрикивая бешеный шум динамиков. – Глухим я себя не сделаю!

В рубке связи царил тот творческий беспорядок, когда от нечего делать совершенно забываешь об уборке. На столах с аппаратурой валялся вчера забытый стаканчик с остатками кофейной гущи. Рядом сиротливо лежал блокнот с набросками обнажённых женщин – любимым хобби Валентина. Тут же примостился вахтенный журнал, в который и заносить-то было нечего. Их экспедиция продолжала двигаться своим ходом, за последние дни ни претерпев никаких кардинальных перемен. Всё было скучно, однообразно, уныло. За бортом сплошные белые поля ледяного покрова: ни земли, ни островов, ни чаек. Ни души: одни снега, как сказал бы их старпом Брянцев, суровый мужик сорока пяти лет. Самому Валентину было едва за тридцать. Сейчас он сидел в рубке и бездельничал, сменив своего напарника полтора часа назад. До сдачи дежурства оставалось четыре с половиной часа. В рубку заглянул Кузьмич, старший механик ледокола. Этому было уже за пятьдесят.

- Скучаешь?

- А что делать? Эфир пустой какие сутки. Ни ответа, ни привета с материка. Плывём, как в вакууме. Кругом лёд, ни души.

- А ты всё голых барышень рисуешь?

- Посмотрел бы я на тебя от безделья. Через каждый час отстукиваю на ключе позывные, чтобы нам хоть кто-нибудь ответил. Всё напрасно. Мы как в каком-то глухом коконе. Нас не слышат – мы не слышим. Что там на мостике?

- Капитан в гневе.

- Ну, ясный перец! Сколько уже плывём в пустом радиомолчании. Такое ощущение, что о нас попросту забыли.

- Или потеряли, - наливая кофе, загадочно добавил тот.

- Как это, потеряли?

- Запросто. Океан-то велик!

- Но не с нашим же оборудованием! Стационарные приёмники - одни из лучших в мире. Уступают только американцам и японцам. По ним можно ловить хоть Австралию, хоть Антарктиду.

- Ты ещё до Марса доберись, - хмыкнул Кузьмич. – Толку от твоих приёмников, если даже Новосибирские острова поймать не можем. А они ближе всех. Порт Тикси тоже молчит.

- Вот я о том и говорю! – обозлился Валентин. – Аппаратура в порядке, всё работает по часикам, а поймать радиоволну не в силах.

- Капитан послал меня, чтобы я узнал, вышел кто на связь?

- Передай, что ни хрена не вышел. Мы как на «Титанике». Сами передавать можем, а получать радиограммы – тишина как в желудке у негра.

- Почему у негра? – поднял брови Кузьмич, отпивая кофе, направляясь к двери.

- Потому что пусто, тундра ты недалёкая. Когда желудок полный, он урчит.

- А когда голодный – нет?

Шелестяк только отмахнулся. Кузьмич покинул рубку и направился к мостику, поднимаясь на две палубы выше. Командиру судна он нёс второй стаканчик с кофе.

********

Атомный ледокол пятого поколения 1969 года выпуска, флагман Советского Антарктического флота, приписанный к порту Тикси, имел водоизмещение 16 000 тонн, четыре палубы и девять лабораторий. Почти сто метров длиной, он нёс в себе три мощных двигательных установки по 55 мегаватт каждая, питающиеся от ядерного реактора. Атомоход шёл в пустынных ледяных полях уже третью неделю, постепенно и методично удаляясь от Новосибирского архипелага навстречу географической точке Северного полюса.

-Миновали под днищем котловину Подводников, - донеслось в капитанской рубке. - Приближаемся к котловине Амундсена, ребята!

- «Подводников» - так и названа?

- Да. В честь подводников.

- Спасибо. Объяснил, - хохотнул кто-то.

В рубке находилось пять человек. Отдав капитану кофе, Кузьмич подошёл к старпому Брянцеву.

- Командир всё ещё в ярости? Даже не знаю, как его называть. Шкипер? Начальник экспедиции?

- Просто капитаном. Шкиперы на других суднах. Ты не заметил свечения над верхней палубой? Какая-то светящаяся сфера окутывает внешнюю антенну уже вторые сутки. Вот Данилыч и бесится. Думает, что из-за этого мерцающего облачка вся наша пустота в эфире.

- Это в лаборатории что-то наколдовали, - пожал плечами Кузьмич. – Вчера мимо меня промчался взъерошенный Толик-лаборант, даже не обратил внимания, что едва не столкнулся плечом. Бросился куда-то в отсек переборки, причитая на ходу.

- Что причитая?

- А бес его знает. Схватился за голову и промчался. Что-то в смысле какого-то прокола во времени.

- Чего?

- Вот и я толком не понял. Они там у себя при опытах, якобы, прокололи какое-то временное пространство, что ли… Какую-то временную петлю. Чем прокололи, как прокололи, когда, куда – я так и не расслышал. Парень умчался наверх к внешней антенне. Наверное, как раз посмотреть, каким-таким облаком её окутало.

- И что?

- Я последовал за ним, крича во всё горло: Толик – Толик! Кода поднялся к узлу антенны, ни Толика, ни кого-либо из экипажа не увидел. А вот свечение какое-то действительно было.

- И на что оно похоже?

- На-а… - Кузьмич цокнул языком, подыскивая подходящее определение, - на мерцающее облачко, ты правильно выразился. Как светлячки во мраке. Как огни Святого Эльма. Помнишь, в морских поверьях бывалые матросы боялись этого атмосферного явления, светящегося на мачтах? Мне тоже стало не по себе.

- И Данилыч об этом знает?

- О свечении?

- Да.

- Наверное, знает. Толик ему каждую смену обязан докладывать об опытах в лаборатории. Вдруг что-то пойдёт не так. Капитан ледокола должен знать первым.

- Вот, видимо, и пошло что-то не так. Иначе бы наш сдержанный Данилыч не пребывал сейчас в такой ярости.

- Пойдём, взглянем на антенну?

- Сейчас. Сдам вахту. Обожди меня на четвёртой палубе, я сразу за тобой.

Кузьмич вышел. Брянцев сдал вахту сменщику и, кивнув капитану, последовал за старшим механиком. Поднявшись на последний уровень пятиэтажного ледокола, оба полярника миновали несколько переборок, мостиков, отсеков, технических помещений и кают. Узел внешней антенны располагался на крыше трансформаторного блока, вращаясь своим параболическим зеркалом словно телескоп в обсерватории. Рядом стояли два матроса, переговариваясь между собой:

- Говорю тебе, первый гражданский атомоход «Ленин» был спущен на воду в пятьдесят девятом году, спроси у нашего капитана. А «Арктика» - больше нашего аж на пятьдесят метров. И водоизмещение у неё двадцать три тысячи тонн, на семь тысяч тяжелее. На том и на том ледоколе нет такой антенны, способной уловить орбитальные спутники Земли.

- О чём толкуете, ребята? – подошёл Брянцев, задрав голову к вращающемуся аппарату.

- Об антенне, товарищ старпом,- подтянулись те, указав вверх. – Только что видели, как она окуталась каким-то свечением, словно в детской игрушке калейдоскопа. Померцала, вспыхнула огнями и угасла. Несколько раз подряд. Вот, ждём следующего мерцания. Не знаете, что это? Прежде такого никогда не было. Я третий год на судне.

- Знаю, Васильчиков, знаю, что ты из старожилов ледокола. Мы вот со старшим механиком сами пришли выяснить причину. Говоришь, мерцала?

- Не просто мерцала. Сначала окуталась какой-то дымкой, потом загудела и завибрировала. Показались бегающие огоньки… - он помедлил. – Ну, знаете, типа таких, как на праздничных ярмарках или каруселях. Только огоньки были не разноцветные, а неоновые.

- Какие?

- Неоновые. Как в лампах дневного света.

Кузьмич с Брянцевым переглянулись. Старпом невесело нахмурился.

- Вот что… - указал он кивком на люк нижней палубы. – Идите, отдыхайте после дежурства. Мы сами тут поколдуем. Пока ничего никому не говорите. Хорошо?

Оба матроса пожали плечами.

- И позовите сюда Толика из лаборатории! - крикнул вслед Кузьмич. – Скажите, что старпом вызывает.

Матросы, по-прежнему оглядываясь на антенну, удалились.

- Что думаешь? – спустя минуту озабоченно спросил Брянцев.

- Если и Васильчиков такого прежде не видел, то дело действительно пахнет керосином. А он уже три года на судне. Почти на берег не сходит. Сирота, без семьи и всё такое. Постоянно на ледоколе. Почти живёт здесь. И, причём, безвылазно.

Брянцев продолжал следить за антенной. На палубе больше никого не было. Колючий, со снежными иглами ветер пробирал меховые куртки, оставляя неприятные ощущения. К этим ощущениям прибавилось что-то тревожащее душу. Что-то такое, чего оба полярника ещё не могли понять.

- Чувствуешь то же, что и я?

- Примерно, - поёжился Кузьмич, доставая неизменную трубку, заранее набитую табаком. Подкурил, прикрываясь от ветра. Задрал голову и бросил тревожный взгляд на узел агрегата. Тот застыл на месте, прекратив обороты вокруг своей оси.

- Смотри! – дёрнул он за рукав собеседника. – Сейчас начнётся. В тот раз антенна тоже остановилась, прежде чем окутаться сиянием.

И действительно. По застывшему штырю параболического зеркала пробежало какое-то свечение. Раздался тихий гул. Узел завибрировал, словно подвергся какому-то воздействию извне. Вокруг в радиусе нескольких метров сверкнуло мелкими зигзагами молний, пробежавшись разрядами по корпусу. Трансформаторный блок окутался зыбким мерцанием, вспыхивая едва заметными огоньками тусклого неонового света.

- Васильчиков прав, - отчего-то шёпотом выдавил Брянцев, с опаской отступая от трансформаторного блока. – Светится как в дневных лампах. Сейчас чего доброго шарахнет разрядом!

- Похоже на лучи Николы Теслы, - добавил, понизив голос Кузьмич. – Я такие видел по телевизору в передаче «Очевидное невероятное», которую Капица ведёт. Заметил, как извиваются? И трещат нестерпимо.

Оба поморщились от неприятных звуков, проникающих в барабанные перепонки. Свечение и гул нарастали, перекрывая даже грохот ломающихся под днищем льдин. Этот крошащийся шум преследовал атомоход повсюду, когда он вступал своей мощной громадной конструкцией в пределы расположения ледяных полей.

За спинами отворился люк и на палубу выскочил запыхавшийся младший научный сотрудник лаборатории.

- Я здесь! Вызывали? – и замер, открыв рот. Крик изумления так и не успел вырваться наружу. Его опередил вспыхнувший ослепительный свет, заставивший всех троих зажмурить глаза. Всполох свечения был настолько ярок, что Толик едва не ослеп.

- Прикрой глаза! – крикнул старший механик, в свою очередь, закрыв их рукавицей.

- Что это? – пролепетал Толик. – Откуда?

- Это мы тебя должны спросить! – обозлился Брянцев, делая ударение на слове «тебя». – Что вы там, к чертям собачьим, натворили в своей лаборатории?

- Я… - запнулся молодой лаборант. – Я не знаю. Я только помогал. Меня послали вчера посмотреть на антенну, но я ничего необычного не заметил.

- Да? Может, и сейчас не замечаешь?

- Сейчас замечаю…

Все трое стояли ошеломлённые, в испуге наблюдая, как узел антенны подвергается атаке какого-то неизвестного силового поля. Мерцающее облако, окутывая антенну и агрегат установки, расползалось пульсирующим пятном, клубясь, словно дым над печной трубой. Запахло озоном. Мерцание усиливалось с каждой секундой. По телам полярников прошла дуга электрического тока. Теперь вибрировала вся верхняя палуба. Где-то сочилась вода. Переборки и рукоятки мостиков покрылись светящимися точками. Зигзагообразная молния, в долю секунды прочертившая во всех направлениях пространство, ударила в ноги Брянцева.

- Назад! – заорал он, рванув Толика на себя. – Сейчас долбанёт!

Кузьмич, получивший разряд, прошивший его сквозь тело, стал заваливаться на бок. Потом внезапно всё стихло. Антенна пришла в движение, вибрация исчезла. Старпом убедившись, что Кузьмич в порядке, только немного в шоке, схватил парня за воротник, с силой встряхнув:

- Я спрашиваю, бес тебе в горло, какие вы опыты там проводили?

Толик хватал ртом воздух, не приходя в себя от потрясения.

- Я не… не знаю, - заикаясь, почти всхлипнул он. – Экспериментами заведует Степан Михайлович. Я только помогал.

- Сколько вас в лаборатории?

- Четверо.

- Это только в одной? А в остальных восьми?

- По двое. Остальные лаборатории числятся в помощниках эксперимента.

- Степан Михайлович, это тот которого к нам прислали из Мурманска? Хренов академик какой-то?

- Так точно. Рябышев его фамилия. Он сел к нам на ледокол в Тикси.

- С позволения капитана?

- Да. Валентин в радиорубке получил какую-то секретную радиограмму, предписывающую взять Рябышева на борт.

- Ещё что знаешь? Говори немедленно! – старпом продолжал трясти бедного парня, по-прежнему оглядываясь на вращающуюся антенну. Окутавшее его облако исчезло вместе с мерцанием огоньков, но воздух остался наэлектризован до предела. Каждый волосок на теле стоял дыбом. Казалось, всё пространство трещало от невидимых разрядов.

- Знаю, что опыты с проколом пространства должны были начаться, когда мы под днищем пройдём котловину Амундсена.

- И что?

-Вчера мы к ней подошли. Степан Михайлович с остальными участниками проекта приступил к эксперименту.

- Какого эксперимента? Есть название?

- Но это… - запнулся Толик. – Это же секретная информация… - попытался высвободиться он от крепкой хватки Брянцева.

- Ты не забыл, что я старший помощник капитана? Его заместитель? Выкладывай, иначе поведу тебя прямо к нему. Он знает о результатах опыта? И есть ли они вообще, эти результаты, кроме тех, что я сейчас видел? Ваш Рябышев что, хочет к чёртовой матери потопить корабль? Кто дал ему право заниматься какими-то сомнительными экспериментами на нашем ледоколе?

- Распоряжение поступило из столицы, - едва пролепетал Толик. – Я краем уха слышал, как Степан Михайлович говорил своему лаборанту, что как только судно минует котловину Амундсена, они произведут прокол во времени.

- Каким образом это происходило?

- Не знаю. Меня не допускали к агрегату.

- К агрегату?

- Да. Там, в лаборатории, они собрали какой-то мощный генератор с силовыми установками. Вчера запустили. И сразу начался аврал.

- Что начался?

- Аврал. Суматоха. Что-то пошло не так. Генератор заработал, выдав в помещении лаборатории нешуточный заряд энергии. Двоих отбросило к пульту управления. Сам Рябышев получил разряд электрического тока, сползая на пол. Меня почти парализовало. Помню только, как он закричал, чтобы я побежал к внешней антенне, проверить, работает ли она. Вот я и помчался. – Парень виновато бросил взгляд на Кузьмича. – Едва не сшиб вас с ног.

- Это всё? – спустя несколько секунд раздумий, спросил Брянцев.

- Всё. Вернулся в лабораторию, доложил, что антенна крутится. Получил указание от руководителя проекта пока ничего не говорить капитану.

- На каком основании?

- Он показал мне правительственную радиограмму. Проект должен оставаться в секрете до той минуты, когда будет выявлен окончательный результат.

- Какой?

- По изначальному плану, эксперимент предполагал собой прокол в пространстве, выйдя из которого, ледокол со всем экипажем должен оказаться в совершенно ином отрезке временных эпох планеты.

Толик беспомощно умолк. Кузьмич присвистнул:

- Ничего себе, картинка вырисовывается! После эксперимента мы должны оказаться в абсолютно ином времени?

- Так точно.

- И в каком именно?

- По мнению Рябышева, в какой-то эпохе восемнадцатого или девятнадцатого века.

Кузьмич присвистнул вторично, поднимаясь на ноги:

- Мать господня! Перемещения во времени? И не где-нибудь, а у нас на ледоколе? Это что ж творится! Академия наук не могла подыскать более подходящего места? Вообще там с катушек съехали?

- Как раз и планировали в ледяных полях произвести эксперимент, чтобы не зацепить какое-нибудь пространство с людьми.

- Да? А наш экипаж не люди? Можно в расход пустить, в случае неудачного перемещения?

- Но всё пошло не так, - закончил Толик, виновато заикаясь, будто сам был руководителем проекта. – Что-то не сработало, что-то вышло из-под контроля, произошёл непредвиденный сбой. Сейчас я увидел то, что должно было произойти с антенной ещё вчера.

- Позавчера, - поправил его Кузьмич. Брянцев по-прежнему держал за воротник младшего лаборанта, лихорадочно что-то обдумывая.

- Позавчера, - повторил старший механик. – Я бросился за тобой, но тебя и след простыл. Как раз заметил остановившийся блок антенны, окутавшийся мерцанием. Тогда тоже палуба дрожала от вибрации.

- Выходит, дружочек, что из твоей памяти исчезли целые сутки? – задумчиво резюмировал Брянцев. – Вот что, - обернулся он к старшему механику. – Веди его к капитану. Пусть он расскажет Данилычу всё, что знает. – И, видя, как Толик пытается протестовать, решительно добавил. – Да-да. Расскажешь всё, что только что поведал нам. Без вопросов! Или хочешь быть соучастником гибели экипажа?

- Но ведь радиограмма… - пролепетал младший лаборант. – Правительственная.

- Никакая она, на хрен, не правительственная! – взорвался Брянцев. – Просто прислали из Мурманска. Какая-то кучка выживших из ума горе-учёных, помешанных на пресловутой «машине времени» в кавычках, выпросили разрешение у «Росатомфлота» поколдовать что-то в лабораториях ледокола. Им дали в распоряжение наше судно. Вот и всё.

- А как же Рябышев? – бессильно прошептал Толик. – Он ведь взял с меня слово никому не рассказывать.

- Ты кому подчиняешься, сынок? – ласково спросил Кузьмич, отчего-то прислушиваясь к звукам за бортом. – Нашему капитану атомохода? Или какому-то академику, которого увидел первый раз в жизни?

- Так-то оно так… - неуверенно выдавил из себя бедный парень.

- Всё! Разговор окончен. Веди, Кузьмич, нашего лаборанта к Данилычу.

- А ты?

- А я… - в голосе старпома послышались нотки нешуточного гнева. – А я, пожалуй, нанесу визит вежливости к этому академику, чтоб его черти сожрали. Пора познакомиться с загадочным элементом, проникнувшим на наше судно. Такие ли у него полномочия, что нельзя ставить в известность даже капитана?

Толик покорно поплёлся вслед за старшим механиком.

- Как переговорю с Рябышевым, - крикнул Брянцев напоследок, - узнаю, в чём весь сыр-бор, что это ещё за хреновы перемещения в проколах времени, так сразу вернусь на мостик. Так и передай Данилычу.

- А с Васильчиковым и тем парнем что делать?

- Вызови тоже. Пусть наш капитан с ними потолкует.

На палубе было пустынно. Бросив озабоченный взгляд на вращающийся блок антенного агрегата, все трое устремились в переходы бесчисленных переборок, этажей и платформ. Напоследок Кузьмич хотел было подойти к борту, свесившись через него, чтобы развеять какие-то непонятные сомнения, прокравшиеся в его душу. Что-то было там не так, за этим бортом. Какая-то небывалая тишина. Ни скрипа льдин, ни грохота ломающихся под днищем торосов, ни звуков крошения. Подозрительное безмолвие, как в романах Джека Лондона, подумал он. Странно всё это. Вначале непонятное облако, окутавшее антенну. Затем рассказ молодого парня о каких-то проколах и загадочном полоумном академике. Теперь сплошная тишина за бортом, звенящая и необъяснимая, словно они попали в какой-то вакуумный кокон. И тишина в эфире, о которой говорил Валентин из радиорубки. Их никто не слышит, не видит, не замечает на радарах и орбитальных спутниках. Что это, как не какое-то тревожное знамение? Куда их приведут эти чёртовые опыты с перемещением? А если их УЖЕ забросило к чёрту на кулички? Необходимо срочно доставить этого парня на капитанский мостик. Заодно взглянуть на локацию, на приборы, на радары. Где звуки крошащегося льда? Почему они плывут в такой сплошной тишине?

С этими мыслями Кузьмич вёл Толика сквозь этажи переборок.

Брянцев, тем временем, уже подходил к лаборатории, с удивлением отметив про себя, как несказанно пустынно стало на корабле. Ему не попалось ни одного матроса. Ни в лабиринтах переходов, ни на палубах, ни в отсеках и каютах.

…Сочилась вода. Всё было тихо.

********

Лиля ещё два часа назад отпустила Катю с Верой отдохнуть, после того, как они закончили приготовление обеда для экипажа. Пора бы уже вернуться помощницам, думала она, выкатывая большой чан с приготовленным супом. Катить на колёсах такую громаду было для Лили непосильным делом, а тут, как назло, куда-то провалился их завхоз по камбузу Прохор. Старику было под шестьдесят, и при первой возможности, хитрый дед всегда прятался, чтобы употребить стаканчик-другой винца, предназначенного только для членов капитанской рубки. Откуда он его добывал, одному Богу известно. Все на камбузе знали эту, в общем-то, безобидную слабость Прохора, но капитану, разумеется, не докладывали. У того и так забот хватало, особенно в последние дни, когда их судно шло во льдах в сплошном пустом эфире, не получая совершенно никаких известий с материка. Старпом Брянцев знает, и то хорошо, думала Лиля, вкатывая тележку с чаном в обширную кают-компанию, находившуюся ниже палубой, как раз под блоком внешней антенны. Что произошло наверху у антенного узла, она, разумеется, не знала. Две помощницы Катя и Вера вот-вот должны были вернуться накрывать столы, а Прохор, очевидно, прикорнул где-нибудь в углу после лишнего стаканчика, что с ним случалось почти регулярно.

- Вот ты где! – ласково позвала она упитанную кошку Мусю, любимицу всего экипажа, которая чувствовала себя на ледоколе полноправной хозяйкой, поскольку была принесена сюда ещё месячным котёнком. За три с половиной года она отъелась на камбузе, возмужала, превратилась в настоящую даму с красивой лоснящейся шерстью, с ленцой прохаживаясь по лабиринтам переходов и отсеков.

– А я тебя зову-зову, рыбки приготовила.

Муся потёрлась о колесо тележки, вяло мяукнув. Лиля оставила чан, рефлекторно бросила взгляд на настенные часы и нахмурилась. Столы не накрыты, миски с кружками не расставлены, хлеб не нарезан.

- Прохора не видела? – в шутку обратилась к кошке. Та только дёрнула хвостом, продолжая крутиться у ног.

Только теперь Лиля приметила нечто непонятное в помещении кают-компании. Их камбуз располагался по соседству, таким образом тоже находясь прямо под антенным блоком. И вот что странно, отметила она про себя автоматически, ещё не сознавая, в чём именно заключается странность. Стены внутренней обшивки прямо на её глазах бликнули каким-то матовым светом, словно сквозь стыки панелей пробивалось наружу призрачное свечение, заставившее девушку пристально всмотреться. Нет, это были не стены. Она задрала голову вверх. Светился сам потолок. Да светился так, что все предметы и мебель в кают-компании почему-то отбросили на стены свои зыбкие тени. Они-то и привлекли её внимание. Тени будто плясали, подобно тому, как вокруг костра танцуют какие-то зловещие шаманы древних поверий. У Лили по спине пробежали мурашки. В полнейшей и внезапно наступившей тишине она поёжилась, чувствуя, как воздух в помещении наэлектризовывается, поднимая торчком волоски на руках. Что-то необъяснимое, похожее на панический тотальный страх, сковало её движения. Муська жалобно мяукнула. Потолок светился каким-то матовым светом, пробиваясь зыбкими лучами сквозь стыки обшивки, создавая иллюзию пляшущих теней. По-прежнему находясь в некоем подобии внезапно нахлынувшей тревоги, девушка бессознательно проводила взглядом мелькнувшую под потолком змеевидную молнию, сотнями зигзагов пробежавшую по стенам. Вспышка света чуть не ослепила её, заставив вскрикнуть от неожиданности. Муся кинулась под тележку с чаном, едва не сделав под собой лужу от страха.

- Эй! – крикнула с хрипом Лиля. – Кто-нибудь! Есть кто на палубе?

В ответ была полнейшая тишина. Только сейчас она заметила, что корабль не издаёт абсолютно никаких звуков: ни внутренних, ни внешних. Не было слышно знакомого гула мощных двигателей. Не доносилось грохота ломающихся под днищем льдин, который присутствовал все эти дни, сопровождая экипаж с утра до вечера в течение любых суток, пока их ледокол шёл в сплошных ледяных полях Арктического региона планеты. Не было слышно отдалённых переговоров или криков матросов за перегородками. Молчало даже внутреннее радио, прикреплённое к стене, по которой сейчас бегали тонкие стрелы зигзагообразных молний. Впадая в истерику, что её может прошить разряд электрической дуги, девушка медленно стала оседать на пол, хватаясь за поручни тележки. Ещё секунда, и чан с горячим обедом повалился бы вместе с ней, выплёскиваясь на пол кают-компании. Именно в этот момент в проёме дверей показалась голова Валентина-радиста. Увидев, что девушка теряет сознание, он одним махом ворвался внутрь, перемахнул через тележку, подхватил Лилю и прижал к себе, ещё не понимая, отчего у той приключился столь неожиданный обморок.

- Шелестяк… - едва не прохрипела она от бессилия. Обмякшее тело приняло устойчивую опору в виде мужественного плеча радиста. – Ох, и напугал же ты меня…

- Я? – опешил Валентин. – Наоборот, кинулся приводить тебя в чувство.

Секунду она смотрела на него непонимающим взглядом, потом перевела ракурс зрения за его спину и вскрикнула. Валик обернулся, продолжая сжимать её в объятиях. Особенно мощный разряд витиеватой молнии прошил, казалось, стену насквозь, в долю секунды исчезнув под их ногами. Запахло озоном.

- Что это? – пролепетала девушка, шарахаясь вместе с Валентином в сторону.

- Бежим отсюда! – заорал он, хватая её в охапку, увлекая к дверям. – У меня такая же хренотень в рубке. Светится вся, как гирлянда новогодней ёлки!

Они выскочили в коридор, ошеломлённые, изумлённые и опешившие от страха. Следом за ними к ногам метнулась кошка. Шерсть на её спине стояла дыбом. Лиля рефлекторно подхватила её на руки, остановившись, чтобы бросить взгляд назад в кают-компанию. Молнии исчезли, но всё помещение со столами, стульями, посудой и прочей мебелью продолжало по-прежнему светиться изнутри неоновым призрачным светом.

- Что это, Валик? – с выдохом повторила она.

- Н… не знаю, - запнулся тот, заглядывая внутрь через порог. – Одно могу сказать: в радиорубке такое же свечение. Возникло несколько минут назад. Полоснуло по потолку молнией, передатчики едва не разнесло в куски. Я выпрыгнул наружу. Постоял, покричал кого-нибудь. В ответ – тишина.

- Я тоже кричала.

- И что?

- Ничего. Никто не ответил.

Несколько секунд они стояли в полном оцепенении.

- Ты заметила, что судно не издаёт никаких звуков?

- Ага, - всхлипнула Лиля. – Ни грохота льдин, ни шума двигателей.

Валик кивнул, подтверждая:

- Точно! Мало того, не чувствуется даже вибрации самого ледокола, какая бывает при движении сквозь ледовые поля. Такое ощущение, что мы внезапно остановились, и нас затёрло среди громадных льдин.

- Что будем делать? Ни Прохор не явился, ни девочки мои. Обед накрывать некому, я же одна не справлюсь!

- Ты сейчас думаешь именно об этом? – опешил Валик. – После всего, что мы видели в кают-компании? Это чёртово свечение едва нас не шарахнуло молниями, а ты думаешь об обеде?

- Но ведь должны же сейчас явиться Вера с Катей, - жалобно протянула она. – Прохор, пусть и поддатый. Экипаж, опять же. Мы их кормим в три захода… - и осеклась, прерванная Валиком.

- Есть, кто на палубе? – проорал тот в полнейшей абсолютной тишине, поворачиваясь в разные стороны. – Отзовитесь кто-нибудь! Васильчиков! Толик! Кузьмич! Кто меня слышит?

Судно молчало.

Молчали переходы отсеков. Молчали лаборатории, каюты, технические помещения и трюмы.

Молчали палубы. Молчал весь ледокол.

********

Лиля медленно сползла спиной по стене переборки, охнув от безнадёжности.

- Ты что-нибудь понимаешь? – тихо спросила она, почти шёпотом, прижимая притихшую Муську.

- А бес его знает... - Валик стоял над ней в бессилии, почёсывая от досады затылок.

- Единственное, приходящее на ум, то, что в этой части палубы мы одни. Дальше по коридорам и переходам идут лаборатории и отсеки с хранилищами. Твой камбуз, технические склады, моя рубка. Но когда я пробирался сюда в кают-компанию, крича во всё горло, мне так же никто не ответил. Следовательно, что?

- Что?

- По всем вытекающим признакам, ни в одном из помещений, включая и лаборатории, сейчас никого нет. – Он секунду помедлил, затем зловеще, с каким-то придыханием, протянул: - НИ-КО-ГО.

И замолчал, безнадёжно опустив руки. Спустя несколько секунд вдруг встрепенулся:

- Стоп! Лаборатории, мать их в печёнку! Я же получал какую-то радиограмму, насчёт этого хренова академика, что мы взяли на борт в порту.

- И что?

- Кузьмич говорил, что они там, закрывшись от всех, творили какие-то бесовы опыты. Что-то там насчёт проколов во времени. Якобы, слышал, как пробегавший мимо него Толик – ну ты знаешь – парень тот из лаборантов…

- Конечно, знаю. Кормлю-то я всех, включая и простых матросов.

- Да. Точно. Так вот… - Валик замялся, что-то вспоминая. – Кузьмич якобы услышал, как взъерошенный Толик, пробегая мимо него, бормотал что-то о каких-то проколах во времени. Помчался на верхнюю палубу к внешнему блоку антенны. Что-то, по-видимому, у них там в лаборатории произошло, что-то стряслось непредвиденное, и Кузьмич последовал за Толиком к этой антенне. Он мне сегодня утром об этом рассказал, когда забегал в рубку, прежде чем отправиться к старпому Брянцеву и Данилычу на капитанский мостик.

- И что?

- А то, ангел мой, что нам срочно необходимо подняться к той антенне. Если людей здесь никаких нет, то может там кого обнаружим. Верно? Не век же нам тут куковать.

- Думаешь, застанем кого-нибудь? Но причём тут антенна?

- Не знаю. Однако, по всей видимости, она каким-то образом связана с этими бесовыми опытами, что проводил Рябышев в лаборатории.

- Рябышев?

- Да. Фамилия того полоумного идиота с учёной степенью, что поднялся к нам на борт.

- А-а… - протянула Лиля, поднимаясь. – Видела. Сам он в столовую не спускался, посылая за едой Толика.

- Вот-вот! – подхватил Валентин. – Толика. Он у них там в качестве ассистента, что ли. А когда видела самого Рябышева?

- Да когда он поднимался по трапу на борт. Мы с Верой и Катей как раз получали продукты на все месяцы плавания. Он прошествовал мимо нас такой степенный, возвышенный, даже не поздоровавшись. Следом за ним несколько грузчиков тащили какие-то неподъёмные ящики с контейнерами. Мешки, баулы, колбы, канистры, целые катушки проводов. Я ещё подумала, оборудование какое-то…

- Точно! Вот этим оборудованием, они там у себя в лаборатории и занимались, о которых говорил Кузьмич. А антенна, как мне думается, является неким узлом портала перемещения.

- Чего-о? – протянула Лиля, следуя за радистом по лабиринтам переходов, поднимаясь на верхнюю палубу. – Какого ещё перемещения?

- Не знаю. Но то, что моя радиорубка, светящаяся кают-компания и твой камбуз находятся как раз под антенным блоком, это факт. Очевидно, те молнии и непонятное свечение проникли сквозь потолок именно из антенного узла. Иначе, чем объяснить тот кошмар, что мы только что испытали? Ты когда-нибудь видела, чтобы в закрытых помещениях при полном отсутствии каких-либо звуков светились стены и зигзагами чертили молнии во всех направлениях? Я - нет.

Переговариваясь, таким образом, они миновали несколько отсеков с переходами, мостиками и перегородками. Вокруг было пустынно. Тишина, окутавшая весь корабль, была точно звенящей, отчего становилось гораздо страшнее, во всяком случае, для девушки. Несколько раз Валентин порывался что-то кричать в пустоту, но в ответ раздавалось только его собственное эхо, отражённое от стен. Вращая исступлёнными глазами, Валик всё более убеждался, что в этой части огромного судна они находятся одни. Девушка, он и кошка. Он уже было хотел повернуть к капитанскому мостику, когда к ним навстречу вдруг выскочил радостный Толик. Молодой лаборант был возбуждён до предела, кинувшись к Лиле, стискивая её в объятиях.

- Ещё двое нашлись, товарищ старпом! – прокричал он, увлекая обоих за собой. Лиля опешила не меньше Валика. Спустя минуту они уже стояли растерянные под нависающим блоком внешней судовой антенны, окружённые со всех сторон группой из нескольких человек. Их трясли, тискали, обнимали, по рукам пошла даже Муська, совершенно не соображая, откуда у людей вдруг проявились такие нежные чувства к её скромной особе.

- Лиля, девочка наша! - приговаривал Кузьмич, гладя ошеломлённую девушку по волосам. От неожиданности она едва не рыдала, уткнувшись ему в плечо. Валентин подошёл к Брянцеву и отрапортовал:

- Товарищ старпом! Доставлена повар столовой вместе с кошкой. По пути других членов экипажа не обнаружено. – Секунду помолчал и добавил. – Радиорубка пришла в негодность из-за непонятных электрических разрядов вместе с каким-то свечением, заполнившим собой и кают-компанию.

- Туда тоже проникло?

- Так точно. Успел вытащить Лилю наружу. Предполагал, что встречу кого-нибудь у антенны, поэтому сюда и направились.

Брянцев выглядел хмурым и озабоченным. Пожав Валику руку, он повёл обоих новоприбывших под навес агрегата, куда не проникало излучение, идущее от антенного блока. Пространство палубы в радиусе нескольких десятков метров продолжало светиться рассеянным неоновым светом, исходившим от колпака узла агрегата, мерцая и отбрасывая причудливые тени.

- Не бойтесь, - успокоил он обоих. – Свечение безопасно, мы проверили датчиками Гейгера. Это не радиация.

- А что тогда? – всхлипнула Лиля, по-прежнему прижимаясь к старшему механику. Кузьмич бережно опустил девушку в кресло, каким-то чудом оказавшееся здесь вместе с другой мебелью.

- Васильчиков постарался, - пояснил он, отвечая на недоуменный взгляд девушки. Толик уже подавал обоим кружки с горячим кофе, куда предварительно влил по столовой ложке крепкого коньяка. Валик присел рядом, обводя присутствующих. Только теперь они с Лилей смогли, наконец, осмыслить всё происходящее и увидеть сгрудившихся вокруг людей.

- Да, - невесело произнёс Брянцев, заметив их недоуменный взгляд. – Вот и все, кто остался на судне. – Точнее, кто смог прийти сюда после случившегося инцидента.

Лиля обвела взглядом окружающих. Кроме Кузьмича и Брянцева, рядом стояли только три человека. Васильчиков, Толик и… о, боже! У неё перехватило дыхание. Точно! Именно этого пожилого высокомерного человека в очках с толстыми смешными линзами она видела у трапа, когда получала продукты. Только теперь он выглядел не лучшим образом. Куда девалась его надменность? Сейчас перед ней предстал сгорбленный под тяжестью печали старый сморщенный старичок, совершенно не похожий на прежнего академика. Он, как мог, галантно поклонился, едва не поцеловав ей ручку, отчего у Лили внутри зародился приступ истерического смеха. Все накопленные эмоции и ужас страха, что она испытала ещё несколько минут назад, готовы были выплеснуться наружу сплошным нескончаемым фонтаном рыданий вперемежку с истерическим хохотом. Профессор, или кто он там, выглядел сейчас настолько подавленным и растерянным, что девушке стало его немного жалко.

- Степан Михайлович Рябышев, - представился тот, поклонившись. Затем смутился, поправил запотевшие очки и добавил. – Виновник всего произошедшего на вашем судне. Заранее прошу великодушно вашего прощения, и если позволите, то отвечу на все ваши вопросы после того как старший помощник капитана обрисует вам положение дел. Сразу спешу предупредить, чтобы вы не боялись. Свечение, которое вы наблюдаете исходящим от узла антенны полностью безвредно для организма, как, впрочем, и те зигзаги молний, что вас напугали. Это остаточные явления при переходе из одного пространства в другое… - он запнулся, поймав хмурый взгляд старпома. – Простите. Лекцию о перемещениях во времени, если пожелаете, я расскажу вам после. Остальное вам сейчас поведает старший помощник Брянцев, чтобы вы, как и мы, обладали фактами положения на данный момент.

Он умолк. Речь академика была для Лили слегка вычурной, старомодной, но она не обратила внимания. Разъяснения научных фактов можно отложить до вечера. Её тревожило другое:

- А Данилович? – повернулась она к Брянцеву. – Капитан наш?

- Нет его, - спустя секунду размышлений ответил тот, очевидно подыскивая подходящую формулировку случившегося.

Лиля округлила глаза.

- Как нет?

- Как и всего пропавшего экипажа, девочка моя, - присаживаясь рядом, как можно более мягко пояснил Брянцев. – Как твоих Кати с Верой, как Прохора, как остальных матросов и членов экспедиции. Мы остались одни на ледоколе. Те, кого ты сейчас видишь, единственные уцелевшие после некоего эксперимента, о котором нам позднее поведает наш академик. Мы ещё не успели его выслушать, занимаясь весь день поисками уцелевшей команды.

- А как искали? – подал голос Шелестяк.

- По внутренней связи, по рациям, по переговорным устройствам, - ответил за Брянцева Кузьмич, показывая на Толика. – Они с Васильчиковым облазили едва ли не все палубы судна, крича и вызывая по мегафонам хоть кого-нибудь. Пока вы видите только тех, кто, так или иначе, находились в пределах зоны распространения лучей. Они-то нас, можно сказать, и спасли. Техническую сторону нам расскажет академик Рябышев. Замечу лишь, что и вы остались на судне из-за того, что антенный блок, излучающий это неоновое свечение, находился как раз над вашими головами, очевидно, каким-то образом перекрыв к вам доступ иной, чужеродной нам энергии. Остальные, кто находился на всех палубах корабля, исчезли бесследно, в один миг, в одну секунду. Куда именно исчезли, нам объяснит академик. Мы уцелели только потому, что Кузьмич в момент прокола во времени возвратился с Толиком к антенне, оставив Данилыча и других в капитанской рубке. Сюда же пришли и мы с Рябышевым, прихватив с собой Васильчикова. Вот и всё. Дальше ослепительная вспышка, гул агрегатов, пульсирующая акустическая волна, прошившая весь атомоход насквозь, короткий обморок у всех и…

- И полная всепоглощающая тишина, - закончил за него Кузьмич. – Мы пришли в себя, когда действие чужеродной энергии уже закончилось.

Лиля слушала их с глазами полными слёз. Она не совсем понимала, о чём речь.

- Катенька, - прошептала она. – Верочка…

Обвела всех непонимающим взглядом.

- А как же они? Девочки мои?

Брянцев хмуро откинулся в кресле, стоявшем напротив.

- Мы осмотрели почти все палубы, отсеки и каюты. В машинном отделении Кузьмича тоже пусто.

- Поэтому и остановили ледокол? – поразился Шелестяк. – Одним махом, сами, без рулевого, без дублирующих стопоров на мостике?

Кузьмич, как показалось Валику, как-то странно переглянулся с Брянцевым, бросил украдкой взгляд на Лилю, затем, осторожно, подыскивая слова, промолвил:

- Нет, не сами. – Помолчал. - Судно остановилось само собой.

И умолк.

У девушки округлились глаза. Она непонимающе посмотрела на радиста. Тот выглядел не менее ошарашенным.

- Как, само собой?

- Без вашего участия? – в унисон ей пролепетал Валик. – Автоматически? Без команды сверху, без машиниста, без…

- Да! – прервал его старпом. – Без – без –без! Без всего, что ты перечислил. Шло полным ходом, прокладывало дорогу в ледовых полях, крошило под собой льдины, как всегда с грохотом ломающихся под днищем, затем вспышка, ослепительное свечение, наш общий обморок, тех, кто находился подле антенны, и, как следствие, полная остановка всех агрегатов, механизмов, оборудования. Всего, что поддерживало продвижение атомохода вперёд. Остановились ядерные реакторы. Сами собой! Без какого-либо вмешательства экипажа. Впрочем, экипажа уже и не существовало, как такового!

Голос его повышался всё выше и выше, становясь напряжённее с каждым чеканящим словом, будто забивал молотком гвозди.

– Когда мы, здесь присутствующие, пришли в себя, наш ледокол застопорился во льдах, будто самопроизвольно отключил все механические системы обеспечения. Как самостоятельное разумное существо. Сам! Сам по себе. Понимаете?

Валик с Лилей смотрели на Брянцева с открытыми ртами. Кофе давно остыл, они так и забыли о нём, не решаясь перебить командира. А он тем временем продолжил, уже немного успокоившись:

- Но это ещё не всё, ребятки мои. Видите наши озабоченные лица? После того, как мы обнаружили, что судно стоит на месте, им никто не управляет, и не подаются никакие команды с капитанского мостика, я бросился туда. В рубке управления никого не было. Абсолютно! Ни рулевого, ни дежурного офицера, ни нашего капитана Данилыча. Вот тогда-то мы и поняли, что остались совершенно одни. Если бы атомоход шёл сейчас полным ходом, у нас попросту не хватило бы наличествующего состава им управлять. Уяснили? Словно, кто-то неведомый нам и невидимый, взял всё управление кораблём на себя, выведя из строя механические приборы, автоматику и уснувшие внезапно реакторы. Вы прекрасно знаете без меня, что необходимы две дублирующие команды для запуска или остановки реакторов. Но машинное отделение Кузьмича абсолютно пусто, как и все верхние палубы. Иными словами, - он помедлил секунду, - кто… или ЧТО остановило атомоход, мы не знаем.

Воцарилась долгая мучительная пауза. Брянцев, казалось, переводил дух, выплеснув наружу скопившееся внутри напряжение. Затем продолжил, кивнув Толику, чтобы тот подлил горячего кофе. Все расположились вокруг, молча слушая его.

- Теперь на судне я остался старшим из всего экипажа. – Он помолчал. – Объективности ради, стоит заметить, что, захваченный мною из лаборатории академик Рябышев не оказал никаких негативных действий, что, в общем-то, делает ему честь. Я был тогда в такой ярости, что попросту выдернул его оттуда, требуя объяснений.

При этом Брянцев взглянул на поникшего учёного.

- Да, - подтвердил тот. – Мы уже с лаборантами поняли, что совершили какой-то непредсказуемый промах в расчётах. Действие инородной энергии, способной перемещать органику и неорганику сквозь параллельные пространства, вышла у нас из-под контроля. Я послал Анатолия проверить блок внешней антенны, через которую, собственно, и должен был происходить наш эксперимент. Но что-то пошло не так. Нас расшвыряло по углам внезапным мощным импульсом, высвободившимся из потустороннего пространства. Анатолий не возвратился. Вместо него в лабораторию ворвался гневный старпом, но что-либо остановить уже было невозможно. Генератор прокола во времени был запущен, энергия перемещения окутала всю антенну, и, когда мы со старшим помощником пробрались к ней, именно в этот момент и полыхнуло вспышкой. В долю секунды наше судно перенеслось из одного пространства в иное.

- Куда? – переспросила Лиля, впитывая каждое произнесённое слово.

- В иную реальность. В параллельное измерение. В другую временную эпоху, если хотите, - печально заключил Рябышев. – Мы сейчас находимся… - он помедлил. – Не в нашем времени.

Последние слова он произнёс раздельно, едва ли не по буквам.

Лиля уставилась на него широко раскрытыми глазами, будто увидела нечто такое, что заставило отпрянуть от ужаса.

- Не в нашем времени… - пролепетала она, обводя непонимающим взглядом окружающих. Васильчиков кивнул, Толик пожал плечами, Кузьмич нервно закашлялся, выбивая о спинку стула свою неизменную трубку.

- Да, - подтвердил Рябышев. – Я склонен считать, что наше судно находится сейчас в совершенно ином измерении. В ином временном векторе. В своеобразном коридоре между двумя мирами. В незнакомой нам пока исторической эпохе.

Наставшая пауза была настолько долгой, что её решил разбавить Толик.

- Я чуть дуба не врезал от страха, когда узнал об этом.

Этими словами он хоть как-то разрядил гнетущую обстановку. Валик нервно хохотнул, но тотчас пришёл в себя от потрясения.

- И вы хотите сказать… - начал он, обращаясь к академику, но тот прервал его.

- Мы ещё не знаем, в какую именно эпоху нас занесло вместе с судном. Мы так же не знаем, куда и каким образом исчез весь экипаж ледокола. Мы не знаем, остались ли они живы, или же пребывают в каком-то другом, параллельном нам измерении. В каком виде, и в каком состоянии материи находятся их тела, тоже не знаем. Эксперимент подразумевал собой, что в иное пространство отправится весь корабль ЦЕЛИКОМ, со всей его командой. – Слово «целиком» он выделил ударением.

- Боже… - прошептала обреченно Лиля. – Там же мои девочки. Катя… Вероника.

- Тема чрезвычайно интересная, - поспешил отвлечь её от тягостных мыслей Кузьмич, обращаясь к Рябышеву, - но наши ребята не видели ещё самого интересного. Не пора бы им посмотреть? А вечером за ужином продолжим вашу лекцию, заодно обсудив планы на завтрашний день, что нам необходимо в первую очередь.

- Так это ещё не всё? – у Валика поползли вверх брови.

- Не всё, - загадочно подмигнул Кузьмич. – Отчего, вы думаете, так тихо вокруг?

- Это мы заметили ещё, покидая кают-компанию, - подала голос Лиля, прижимая растянувшуюся на коленях кошку. – А ещё заметили, что на палубах стало намного теплее. Хоть снимай комбинезоны.

- Вот-вот, - лукаво улыбнулся Кузьмич. – При всех наших неприятностях, при всех этих чёртовых перемещениях и пропажи команды, мы только недавно обнаружили один любопытнейший факт.

- Неужели инопланетяне посетили нас своим визитом? – съехидничал Шелестяк. – После всего, что вы нам рассказали, остаются только они. Другими фактами меня теперь до конца жизни не удивишь.

- А ты попробуй. Уверен, ещё как удивишься! - не обращая внимания на колкость, парировал старший механик. Радист не был у него в подчинении, поэтому мог позволить себе такой, в общем-то, безобидный выпад со своей стороны.

- Что попробовать?

- Подойди к борту.

Все замерли в ожидании, даже хмурый Брянцев слегка кашлянул, пряча слабую улыбку.

- Что сделать? – уставился на Кузьмича Валентин.

- Подойди к борту и, свесившись, посмотри вниз, где должно простираться сплошное белое ледовое поле.

- Я льдин, что ли, не видел? – обозлился Валик, сделав кислую мину на лице. – По-моему, только этим и занимаемся всю нашу экспедицию. Осточертели уже до коликов в животе.

- Подойди – подойди, - продолжал настаивать хитрый Кузьмич, заранее предвкушая комизм ситуации. – Когда увидишь, сам всё поймёшь. Вот тогда и посмеёмся вместе.

Валик нехотя, вяло поднялся, словно ему предлагали некую невидаль. Подумаешь, льдины! Он что, все эти недели только тем и занимался, что напропалую сидел в своей рубке, рисуя обнажённых барышень, никогда не выходя на свет божий? Ледовых полей не видел? А что тогда делал атомоход, как не круша их под собой?

- И девочку нашу прихвати с собой, - подтолкнул его Кузьмич.

Лиля вскочила более решительно, нежели её товарищ. Характерная черта чисто женского любопытства не преминула вырваться наружу.

- Пойдём! – потащила она упирающегося Валика. – Чего стоишь, как столб соляной среди пустыни? Глянь на лица, окружающие нас. Вот-вот готовы лопнуть от смеха, наблюдая за твоим неверием.

Отдав Муську Васильчикову, девушка потащила радиста к правому борту, сразу за блоком антенны.

А когда оба подошли к разделительному лееру, прильнули к борту и свесились, ожидая увидеть всё те же бескрайние поля белых льдин, едва не лишились голоса.

Прямо под ними расстилалось сплошное спокойное полотно чистой воды, простиравшееся от горизонта до горизонта.

- Ох! – только и вырвалось у Лили.

Валик внезапно изменился в лице.

- Но… п-по-звольте! – непонимающе уставился он перед собой, обводя ошарашенным взглядом чистое, безо льда бесконечно тихое море. – Эт… это что? – запнулся он.

Сзади, за их спинами послышался взрыв хохота. Смеялись все. Смеялся Васильчиков, хохотал Толик, усмехался Кузьмич, даже хмурый Брянцев сдерживал в себе улыбку. Не смеялся только Рябышев, по-прежнему оставаясь печальным и поникшим, чувствуя за собой вину свалившейся на них трагедии. Даже Муська, казалось, насмехалась исподтишка над Валиком, топорща усы и задрав хвост в руках матроса. И хоть смех и напоминал, скорее выброс нервных эмоций, всё же это был первый весёлый звук, раздавшийся на корабле со времени проведения неудачного эксперимента.

- Я не… - икнул Валик, - я не понял. Эт… это что ещё за хрень?

Он уставился на всех присутствующих глуповатым взглядом.

– А льдины где? Где айсберги? Где полярное наше незаходящее в эту пору солнце? Где груды льда под днищем ледокола, едрит его в печёнку? – Последние слова он выпалил едва ли не скороговоркой.

Лиля обводила взглядом чистый сплошной горизонт. Дул тихий слабый ветер, и в полнейшей тишине светило тёплое, не по-арктически, солнце, отражаясь в морских водах полнейшего штиля. Ледокол просто стоял посреди чистейшей, безо льда воды.

- Так это… - едва не пискнул от потрясения Валик. – Это не море Лаптевых? Не Северо-Ледовитый океан?

- Нет, - толкнул его в бок Толик-лаборант, подавая из-за спины бинокль. – Взгляни, Фома ты наш неверующий. Знаешь, как в анекдоте? У художника спрашивает один неверующий: «Это вы нарисовали картину? Да, - отвечает тот. – А почему у вас Бог в валенках нарисован? Где вы видели Бога в валенках? –Художник рассмеялся: - А где вы видели Бога БЕЗ валенок»? – Толик хохотнул. – Так и ты.

Лиля прыснула. Ей тоже подали бинокль. Когда они навели окуляры на что-то движущееся в ленивых прозрачных волнах, оба едва не схватились за руки от изумления. Вдалеке, резвясь и выпрыгивая из воды, играючи проносились туда-сюда несколько морских созданий, при виде которых у радиста отвисла челюсть. Над головой в чистом без облаков небе порхали чайки.

Толик тихо толкнул в бок Васильчикова:

- Сейчас начнётся. Вопросам не будет конца.

- Ну, ты же знаешь нашего Валика, - тем же шепотом откликнулся тот. – В каждой чёрной дыре найдётся человек, ищущий выключатель. Наш радист как раз из той породы.

- Де… - дель… - Валик поперхнулся, проглатывая в горле комок величиной с воздушный шар. - Де… дельфины, - наконец выдавил он. Ещё секунда, и бедный радист сполз спиной по внутренней обшивке борта. – Де-льфи-ны, - протянул он зачарованно. – Здесь? В Ледовитом океане?

Теперь хохоту не было предела. Валентин сидел на палубе, прислонившись спиной к лееру, и снизу смотрел на смеющихся товарищей. Истерические нотки смеха постепенно уступили настоящему приступу веселья, как бывает всегда, когда пережив крупную неприятность, организм требует немедленной встряски.

- Да нет же, - повторил Толик. – Мы уже не в Северных широтах.

- А где? – пролепетал Валик, пытаясь подняться на негнущихся дрожащих ногах. – Где, в беса вашу душу?

Внезапно смех стих, и все одним разом обернулись к академику.

Казалось, застыл сам воздух. Воцарилась тишина. Только крик чаек, да всплески воды за бортом слышались в этом звенящем безмолвии.

Академик Рябышев протёр очки, уныло обвёл всех взглядом, поник ещё больше, и с расстановкой, будто глотая слова, ответил:

- Не знаю, друг мой. НЕ ЗНА-Ю.

Свечение давно прекратилось. Все смотрели на Степана Михайловича с какой-то затаённой надеждой. Судно по-прежнему не подавало никаких признаков жизни.

Вдруг что-то изменилось в окружающем пространстве.

Что-то едва зыбкое и эфемерное, похожее на прозрачную вуаль, внезапно накрыло весь корабль, впитывая в себя огромный ледокол, словно губка воду. Поглощая судно целиком с оставшимся экипажем, эта эфемерная субстанция, возникшая из потустороннего измерения, обволокла их каким-то бесформенным коконом, растворила в себе и исчезла прочь, оставив в реальной природе Арктики едва заметный след. След этот, оставшийся после прохождения атомохода по ледяным полям моря Лаптевых, тянулся от побережья Новосибирских островов по направлению к котловине Амундсена, так и не достигнув её из-за неудавшегося эксперимента. Но и этот след крошащихся под ледоколом льдин вскоре замёрз, покрылся льдом и растворился в унылом пейзаже сплошной белой пустыни.

Атомоход Северной дислокации отдела метеорологии, приписанный к порту Тикси, исчез бесследно. Вместе с исчезнувшим прозрачным коконом в небе полярной Арктики промелькнула непонятная тень с перепончатыми треугольными крыльями и непомерно длинным клювом. Тень тотчас растворилась вслед за эфемерной вуалью чужеродного пространства.

Это был птеродактиль.

А между тем, в совершенно ином измерении…