Исчезновение варваров

Крушение мифов. Предисловие

«Скотный двор» и «1984» — антиутопии Джорджа Оруэлла, создавшие яркую, но как бы искаженную проекцию современных социумов, в том числе и социализма, служили до сих пор весомым аргументом в пользу необходимости реформ в странах социализма. Однако, став «аргументом», художественное произведение наделяется неадекватными ему программными функциями. В предисловии к изданию «Скотного двора» на украинском языке (1947) Оруэлл писал, что убежден в необходимости развеять миф о Советском Союзе: «Ничто так не способствовало искажению исходных социалистических идей, как вера, будто нынешняя Россия есть образец социализма».

Но существенно продолжение цитаты — «развеять», чтобы «возродить социалистическое движение». Восприняв гиперболы Оруэлла, многие и сегодня спешат разрушить этот миф, фактически уже давно разрушенный, вовсе не желая возрождения вместо него какого-либо нового социализма или его модификации. Когда же начинаешь интересоваться, что предлагается взамен, то это все тот же Великий Скачок в одно из западных «образцовых» обществ, причем скачок, осуществляемый любыми средствами и любыми жертвами. Но может ли служить тот же Оруэлл образцом для следования? Французский гражданин, писатель Эдуард Лимонов начинает размышлять на эту тему и приходит к выводу, что оруэлловский миф о грядущем в наше время актуальнее перенести на райские кущи Запада, сходство будет заметней.

Критика Запада из уст западного гражданина, столь расходящаяся с восторгами из уст ряда советских деятелей, выглядит для нас непривычно. В этом смысле мы все еще за железным занавесом: трезвый скепсис по поводу западного жизнеустройства до нас не доходит или мы ему не доверяем.

Эдуард Лимонов — наш соотечественник, испытавший «прелести» и социалистического, и капиталистического образа жизни на себе, поэтому к его мнениям вполне резонно прислушаться.

Размышляя о бывших советских, вынужденных по разным причинам покинуть СССР, невольно удивляешься: и чего им там не живется, все у них есть, и книги их издают, если они писатели, и картины покупают, если художники… Во всяком случае, во многих письмах, приходящих в редакции в ответ на публикацию статей Лимонова, эти упреки проходят лейтмотивом. Ему предлагают постоять в наших очередях, помаяться на крошечную зарплату и т. п. Люди не слышат Лимонова, не слушают. Не выдержали они напряженного ожидания «новой» жизни и сломались. Но те, кого писатель выбрал себе в оппоненты, а это (как на подбор!) весь цвет нынешней демократической интеллигенции, слышат его прекрасно. Ведь если народ вдруг воскликнет: «А король-то голый!» — ох и неприятно станет королю.

Режиссер Марк Захаров в телевизионной беседе ехидно замечает Лимонову, что он-то наверняка теперь после беседы с ним, Марком Захаровым, бросит свой Париж и тотчас вернется в Россию — «вы нам нужны». (Еще в сентябре 1990 года, не обнаружив своей фамилии в списке 25 «реабилитированных» Верховным Советом СССР изгнанников семидесятых, тот обратился в советское консульство с требованием вернуть ему гражданство, что было сделано только в сентябре 1991-го.) Захаров ехидничает, будучи твердо уверенным, что не возвратится Лимонов на пепелище, изгнанный отсюда и добившийся уже стабильного положения на Западе. Ведь и сам режиссер не уезжает на Запад от своего нынешнего благополучия (затрудняюсь сказать, какой из театральных деятелей Moг бы стать там членом парламента страны). По себе судит.

Другой демократически настроенный интеллигент, пародист Александр Иванов, в ответ на статьи Лимонова пытается по-иному уличить своего противника: «С художественным творчеством Лимонова я, честно говоря, незнаком, хотя наслышан немало, прежде всего об эпатирующей книженции с претенциозным названием «Это я — Эдичка», прочно обеспечившей автору пренебрежение со стороны людей со вкусом». Ног вам и вся недолга — «не знаком, хотя…». Подобные «глубокомысленные» сентенции оживляют в памяти печально известные эпизоды из 30-х или 70-х годов, когда на обитую кумачом сцену выходили разгневанные поборники попранной якобы нравственности и говорили о том, что они «не читали, но считают своим долгом…». «Демократ» Александр Иванов и 1 того времени и из тех людей.

Впрочем, и режиссеру, и пародисту жаловаться не на что из страны их не выгоняли, наоборот, они всегда имели самую обширную читательскую и зрительскую аудиторию массовые тиражи, гастроли, теле- и киноэкран. И если народ наш, по их мнению, сейчас оглуплен, то немалая ответственность за это ложится и на них.

Поэтому и раздражает их Лимонов — кажется, почти свой брат-писатель, «пострадавший» от «тоталитарного» режима, а не нравится ему то, что происходит в стране, не хочет сводить счеты со своим бывшим государством. Самым весомым аргументом стало то, что нехорошие романы у него, что плох тот человек, который печатает автора этих романов. Об том не вспоминали, когда интервью с ним публиковалось на страницах «Московских новостей», «Огонька» или «Комсомольской правды» — тогда он был «свой». А Лимонов вдруг не захотел стать своим. Обманув ожидания некоторых изданий, писатель ввязался в ожесточенную политическую полемику, цифрами и фактами опровергая высказывания лидеров перестройки или споря с ними, доказывая несостоятельность их идей. С цифрами эти лидеры спорить не хотят и не умеют лучше не спорить, а «говорить про жизнь». (Лимонов, да какой же он русский? Пусть приезжает сюда — вот тогда и поспорим!) Удивительно, до какой степени боятся у нас конкретных противников, предпочитая бороться с невидимыми или отсутствующими, разрушая уже и без них рухнувшее. Известный прием — аргументы кухарки, начавшей управлять государством.

Чем кончились эти настроения накануне Великой Отечественной — знаем. Чем кончаются нынешние — крушение не строя, а государственности, — свидетелями этого являемся сейчас.

В интервью «Правде» Лимонов писал: «Сейчас… я оказался в беспокойном положении человека, который, будучи русским, с определенным воспитанием, не может не ощутить себя на перепутье. Потому что душа моя принадлежит России. Я ощущаю зов крови. А это далеко не все понимают. Я был и остался русским патриотом, таким же, какими были М. Ю. Лермонтов, Л. Н. Толстой. Родина есть родина, и абсолютно ненормально не защищать ее».

…Но, собственно говоря, кто такой Эдуард Лимонов? Упоминая статьи писателя, появившиеся в советской периодике, уже довелось вспомнить его роман «Это я — Эдичка» — первую книгу, переведенную ныне едва ли не на все европейские языки. Именно она принесла Эдуарду Лимонову известность, вызвав резкие споры и одновременно весьма лестные отклики в критике. Проза писателя автобиографична (конечно, с определенными допусками). Написанные от первого лица, его произведения создают особый эффект доверительности, чему способствует и то, что автор сам становится героем своих книг.

Роман «Это я — Эдичка» рассказывает о трагедии, которую пережил человек, оказавшись вдруг в Америке, вынужденный существовать на крошечное пособие по безработице, столкнувшийся с жестким, равнодушным миром.

Так, например, уже в 1976 году его герой бродит по улицам чужого Нью-Йорка и высказывает такие мысли: «Я считаю диссидентское движение очень правым, и если единственная цель их борьбы — заменить нынешних руководителей Советскою государства другими — Сахаровыми и Солженицыными, то лучше не нужно, ибо взгляды у названных личностей путаные и малореальные, а фантазии и энергии — сколько угодно, чго эти люди явно представляли бы опасность, находись они у власти. Их возможные политические и социальные эксперименты были бы опасны для населения Советского Союза, и опасны тем более, чем больше у них фантазии и энергии. Нынешние же руководители СССР, слава Богу, довольно посредственны для того, чтобы проводить радикальные опыты, но в то же время они обладают бюрократическим опытом руководства, неплохо знают свое дело, а это в настоящее время куда более необходимо России, чем все нереальные прожекты возврата к Февральской революции, к капитализму и тому подобной чепухе…»

Одновременно это роман о любви, о расставании с любимыми. Другие книги Лимонова — «Подросток Савенко», «Молодой негодяй», «У нас была великая эпоха» рассказывают о послевоенном Харькове, о детстве автора и его первых литературных опытах. Можно сказать, классические темы литературы благодаря необычной манере повествования, пластичности выразительных средств приобретают неординарность и динамику. Герои Лимонова легко запоминаются, оставаясь не только в памяти, но и в сердце.

Попав в 1974 году в США, Лимонов (к тому времени на Родине он был уже признанным поэтом советского андеграунда) поменял более тринадцати профессий. Примерно столько же специальностей освоил он и в СССР — от рабочего харьковского завода «Серп и молот» до портного (среди его тогдашних клиентов были Окуджава, Неизвестный, многие столичные журналисты). Шел трудный поиск себя, период литературного становления.

Еще работая в эмигрантской газете «Новое русское слово», Лимонов пробовал свои силы в журналистике. В 1976 году вместе с В. Пруссаковым и В. Бахчаняном написал открытое письмо Сахарову, в котором выступил против идеализации Запада. Статья эта была тогда напечатана лишь в пересказе лондонской «Тайме». Америке она не понравилась. Кстати, тогда же он организовал демонстрацию перед редакцией «Нью-Йорк тайме», требуя объективности в освещении проблем Восток — Запад. (Как видим, он никогда не стремился навязать читателям свое мнение, стараясь лишь объективно разобраться в коллизиях современного мира. Нынешние его статьи вызваны во многом именно этим — стремлением к объективности.) Спустя некоторое время «Неделя» — приложение к «Известиям» — перепечатала из газеты «Новое русское слово» статью Лимонова «Разочарование» об эмигрантском житье. После этого он был вынужден уйти со своей работы, им начало интересоваться ФБР.

Писатель не может и не хочет идти на поводу у общественного мнения, формируемого вполне конкретными политическими силами, а иметь свою собственную позицию — дело нелегкое.

В нынешней ситуации Эдуард Лимонов — единственный писатель русского зарубежья, живущий исключительно на литературный заработок (включая журналистику). У него выходит несколько книг в год, он ведет постоянную колонку во французском оппозиционном еженедельнике «Интернациональный идиот». Так что у него есть все возможности не подстраиваться под навязываемую нам позицию.

В течение всей жизни (а родился Лимонов — подлинная фамилия его Савенко — 22 февраля 1943 года в городе Дзержинске Горьковской области) он был вынужден бороться за свое исключительное право быть писателем и только.

Для Лимонова естественно писать о том, что он думает, не оглядываясь на авторитеты (ни на западные, ни на советские), ставя под сомнение как общественное, так и руководящее мнение. Казалось бы, легче всего ему сейчас подстроиться и стать всеобщим любимцем.

Привыкнув к западной демократии, прожив в ней 17 лет и хорошо усвоив основные ее принципы, Лимонов не может согласиться с очередным переписыванием истории. Впервые после эмиграции приехав в СССР в 1989 году, он был шокирован кризисом, в котором оказалась страна. Со стороны это было заметно, пожалуй, наиболее ярко. Эта поездка и послужила толчком к написанию первых статей Лимонова. Те из них, которые вошли в данную книгу, были опубликованы и 1990–1992 годах в газетах «Известия», «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Красная звезда», «Собеседник», «Литературная газета». В жанре «политической фантастики» еще в 1984 году написан для французского журнала «Зулу» памфлет «Исчезновение варваров», давший название книге. Читатель может убедиться, что (как и в вышеприведенном отрывке из романа «Это я — Эдичка») Лимонов, чуткий слушатель пульса эпохи, несомненно, предвидел наши катастрофические социальные изменения и за пятнадцать, и за семь лет до наших дней.

Данное предисловие было уже написано, когда произошли известные события августа 1991 года: насильственная попытка противодействия тем разрушительным процессам, которые наметились в стране. В том, что процессы эти разрушительны, не сомневается, кажется, никто. Расхождение — лишь в оценке последствий надвигающегося краха. Понятно желание тех и других общественных формаций отстаивать свою позицию до конца, даже впадая при этом в крайности. Нельзя с помощью оружия направить жизнь страны в нормальное (то есть ориентированное на удовлетворение насущных потребностей граждан) русло, но ясно, что нельзя считать демократическими и такие меры, как приостановление деятельности коммунистической партии — самой массовой до нынешнего дня общественной организации — и конфискация ее имущества. Необольшевизм, перенесенный в сегодняшний день, оборачивается разгулом национальной вражды, полным крахом экономики, беззаконием, возведенным подчас едва ли не в ранг государственной политики. Всячески осужденные 30-е годы возвращаются вновь, но уже с иной социальной подоплекой.

В этот переломный момент истории, когда наиболее отчетливо проявились и характеры политических лидеров страны, и позиции ведущих сил общества (чего стоят бесконечные склоки среди депутатов районного и городского уровней — людей, самой доброжелательной характеристикой для определения которых будет слово «случайные»), взгляд назад, на статьи Лимонова, приобретает ту же, что и у писателя, четкость и ясность. То, что он предчувствовал и о чем писал, что трактовалось нами как написанное в полемическом запале, воспринимается ныне как верное угадывание ситуации, причем без всяких скидок на «взгляд со стороны».

Ну, например (цитирую по статье «Остановить перестройку», написанной за два месяца до августовских событий и в тот период так и не опубликованной): «Если бы я был коммунистом, я бы голосовал за избрание нового Генерального секретаря. Не по причине моего недовольства Горбачевым, а потому, что КПСС теряет куда больше, чем приобретает, от своей связи с Горбачевым. (Пусть КПСС не обольщается, что I в лице Горбачева она находится у власти. Это он находится j у власти и использует вес КПСС для своих целей.) Привычка подчинения генсеку губит партию. Отделившись от Горбачева, партия могла бы поддерживать его только в тех случаях, когда была бы с ним согласна».

Сразу же после провала августовского путча именно Горбачевым под неубедительным предлогом поддержки ГКЧП была приостановлена деятельность КПСС, а имущество ее конфисковано. Нет, ущерб понесли отнюдь не партийные функционеры, большинство из которых уже открестились от нее и, в одночасье «прозрев», перешли в стан победителей, а те самые народные массы, которые, доверяя руководителям, переводили в ее кассы свои рабочие рубли.

Э. Лимонов замечает по поводу этой акции: «Демократические режимы не начинают с запрещения подавленных политических партий. Так поступают авторитарные режимы. Придя к власти, национал-социалисты запретили компартию Германии. Очеловечившийся режим апартеида разрешил недавно компартию… Жест же Горбачева, отказавшегося от ставшей обременительной для его, политического будущего пятнадцатимиллионной массы коммунистов в одну ночь, оставившего их на поругание и бесчестье, есть невиданная в истории низость. Разумеется, не с точки зрения политики, но с точки зрения общечеловеческой морали» (Независимая газета. 1991. 5 сентября).

Сама по себе попытка переворота до сих пор оставляет нас в недоумении: понятна решимость народа защищать свое право на волеизъявление, но непонятна, я бы сказал, агрессивная нерешительность «путчистов», провозгласивших новый курс, но не задумавшихся даже о его претворении в жизнь (это была «искренняя реакция серьезных, но наивных бюрократов, честных русских мужиков, осознавших… в какой страшной опасности находится страна. И попытавшихся единственно доступным им командно-административным способом спасти страну», — по определению Лимонова).

Да, возможно, переворот — следствие стремления самого Горбачева отмежеваться от балласта, которым стал в последние годы партийный аппарат, возможно, та грань противостояния, которая должна была выявить силу не правую, а скорее более мощную… Так или иначе, концентрация власти в руках фракции, именуемой «демократической», накладывает на нее ответственность непомерную. До сих пор ссылаются на грехи семидесяти лет Советской власти, призванной отвечать за экономический спад, национальную рознь (даже не межнациональную — между регионами, а рознь в пределах одних и тех же интегрированных мегаполисов), бедность и нищету старшего поколения, голодные смерти, бесконтрольное казнокрадство, гибель памятников истории и культуры… Ссылки эти теперь воспринимаются более чем несерьезно, сродни столь популярным ранее административным отпискам.

В порыве обличительства Лимонова с его статьями стали расценивать едва ли не наводчиком. Именно так — «Наводчики» — называлась статья В. Оскоцкого в «Огоньке», рассматривающая в том числе и публицистику Лимонова последних лет. Каковы бы ни были оценки его статей, ясно, что Лимонову нельзя запретить открыто высказывать свою точку зрения. Можно препятствовать публикации этой точки зрения, но такое противодействие нельзя считать разумным. Та пропасть, в которую все быстрее скатывается страна, с отсутствием в печати статей Лимонова отнюдь не исчезнет, а значит, придет пора разбираться в причинах наступившего кризиса, не искать уже правых или виноватых, а учиться на собственных ошибках.

Александр Шаталов