Искатели сокровищ

Глава четвертая. Доброй охоты

Когда мы получили четыре шиллинга (нашу долю закопанного сокровища), мы должны были попробовать то, что предлагал Дикки, то есть ответить на объявление насчет леди и джентльменов, которые имеют свободное время и хотят заработать два фунта в неделю, но вышло так, что нам понадобилось сперва купить еще много разных вещей.

Доре нужны были новые ножницы, и она собиралась купить их на свои восемь пенсов, но Алиса сказала:

— Это ты должен купить ей ножницы, Освальд, потому что это ты сломал Дорины ножницы, когда выковыривал из наперстка мраморный шарик.

Все верно (правда, я уже почти забыл об этом), но ведь шарик в наперсток загнал вовсе не я, а Г. О., поэтому я и сказал ей:

— Г. О. виноват ничуть не меньше, чем я. Почему бы и ему не заплатить?

Освальд заплатил бы за эти чертовы ножницы, не жалко, но должна же быть хоть какая-то справедливость.

— Но он же еще маленький! — вступился Дикки, а Г. О. заявил, что он уже не ребенок и они чуть было не поцапались, но Освальд всегда готов поступить благородно, поэтому он предложил:

— Слушайте! Я заплачу шесть пенсов, а остальное заплатит Г. О., и пусть приучается к аккуратности.

Г. О. согласился, он, на самом деле, совсем не плохой парень, только потом я выяснил, что на самом деле два пенса за него внесла Алиса.

Потом нам понадобились краски, а Ноэлю нужен был карандаш и еще на полпенни бумаги, чтобы писать стихи, и без яблок тоже, знаете ли, жить скучновато. Так вот мы извели почти что все деньги, и пришлось нам отложить это объявление на потом.

— Надеюсь, — заметила по этому поводу Алиса, — что у них не наберется чересчур много леди и джентльменов к тому времени, когда мы снова скопим деньги, чтобы попросить у них образцы и инструкции.

И я тоже этого побаивался: уж очень выгодным казалось мне это предложение, и мы каждый день заглядывали в свежую газету, но объявление по-прежнему было на месте, так что мы решили, что все в порядке.

Потом мы попробовали быть сыщиками, только никакого толку из этого не вышло, и тут, когда у нас кончились почти все деньги, кроме моего полупенса и двух пенсов у Ноэля, трех у Дикки и еще двух-трех у девочек, мы снова собрали военный совет.

Дора пришивала пуговицы к выходному костюму Г. О. На свои денежки он купил складной нож и аккуратненько срезал все пуговицы со своего костюма. Если б вы только знали, сколько там было пуговиц, — Дора считала каждую, пока пришивала. Всего оказалось двадцать четыре, считая те маленькие на рукаве и те, которые на самом деле не расстегиваются.

Алиса тем временем учила Пинчера делать стойку, но он не такой дурак, чтобы слушаться, когда ему ничего не предлагают взамен, а все остальные тем временем пекли в камине картофель. На улице по-прежнему было жарко, но мы специально для этого развели огонь. Печеный картофель — отличная вещь, если срезать то, что обгорело, но Дора все равно сперва заставляет мыть картошку, а то обзовет грязнулей.

— Что же нам делать?! — спросил Дикки. — Ты всегда говоришь «Давайте что-нибудь сделаем!», а что сделаем — и сама не знаешь.

— Объявлением мы пока заняться не можем. Давайте попробуем кого-нибудь спасти, — предложил Освальд. Как вы помните, это была его собственная идея, но он никогда на ней не настаивал, поскольку он и сам знает, что нехорошо заставлять людей делать то, что нравится тебе, но не им.

— А Ноэль что предлагал? — спохватилась Алиса.

— Я издам книгу стихов и женюсь на принцессе, — мечтательно произнес Ноэль. Он развалился на диване, глядя в потолок и дрыгая ногами. — Только Принцессу я буду искать для меня одного. Но я познакомлю вас с ней, когда мы поженимся.

— А хватит ли у тебя стихов на книжку? — поинтересовался Дикки и хорошо сделал, потому что когда Ноэль показал нам свои запасы, то нашлось всего-навсего семь стихотворений, которые мы с грехом пополам могли разобрать. Там была «Гибель Малабара» и тот стишок, который он написал после того, как Элайза сводила нас на какую-то проповедь, где все плакали и папа сказал, что все дело в красноречии проповедника. Вот Ноэль и написал:

Но как сам признался Алисе, первые полторы строчки он позаимствовал у одного мальчика в школе, который тоже собирается написать книжку, когда у него будет свободное время. Еще он показал нам «Балладу на смерть Черного Жука, который умер от яда»:

Очень сильный был яд, и повсюду валялись сотни этих черных жуков, но Ноэль почему-то написал стихи на смерть только одного жука. Он сказал, что на всех жуков у него попросту времени не хватит. К тому же он не помнил, какому именно жуку он посвятил эти строки, так что Алисе пришлось отказаться от идеи похоронить этого жука и написать эти строки на его могиле.

Стало быть, целая книга стихов у него никак не набиралась.

— Придется подождать пару лет, — вздохнул Ноэль. — Я постепенно напишу еще. Как раз сегодня я подумывал написать вирши о мухе, которая знала, что сгущенное молоко слишком липкое.

— Но ведь деньги нам нужны сейчас, — возразил Дикки. — Но ты пока что пиши. Рано или поздно и это пригодится.

— Можно напечатать стихи в газете, — подсказала Алиса. — Отстань, Пинчер! Ты никогда ничему не научишься — даже и стараться не стоит.

— А они за стихи платят? — спросил Дикки. Он никогда не забывает о важных вещах, даже если кому-то они и кажутся скучноватыми.

— Понятия не имею. Но ведь если бы они не платили, никто бы не стал им давать свои стихи. Во всяком случае, я бы им ничего не дала, — это сказала Дора, но Ноэль ответил, что он согласен и бесплатно, лишь бы увидеть в газете свои стихи, и чтобы в конце стояло его имя.

— Попробовать-то стоит, — сказал Освальд. Как честный человек, он никогда не отказывается попробовать и чужую идею.

Мы очень красиво переписали «Гибель Малабара» и шесть других стихотворений на мелованную бумагу — это сделала Дора, поскольку у нее хороший почерк, а Освальд нарисовал тонущий Малабар со всеми парусами. Это был хорошо оснащенный корабль, и Освальд правильно изобразил все канаты и паруса и снасти, поскольку мой двоюродный брат служит на флоте, и он показывал мне, как это все должно выглядеть.

Потом мы обсудили, следует ли нам сложить все это в конверт и послать по почте, как предлагала сделать Дора, но Ноэль сказал, что он не вынесет, если не будет знать сразу, напечатает ли газета его стихи или нет, и поэтому мы решили, что он должен сам отнести свои стихи в газету.

Я поехал вместе с Ноэлем, поскольку я самый старший, а он еще слишком маленький, чтобы отпускать его одного в Лондон. Дикки сказал, что все эти стихи никуда не годятся, и что он рад, что ему не придется ехать вместе с нами и выставлять себя на посмешище, но это он потому, что у нас не хватило денег на билет для него. Зато Г. О., хотя и ему билета не досталось, пошел вместе с нами на станцию и проводил нас и помахал нам кепочкой и, когда поезд тронулся, крикнул нам вслед: «Счастливой охоты!»

В углу купе сидела леди в очках. Она держала в руках какие-то длинные полосы бумаги и что-то исправляла в них остро отточенным карандашом.

Когда поезд тронулся она спросила:

— Что сказал этот мальчик?

И Освальд ответил ей:

— Он сказал «Счастливой охоты», — это из «Маугли».

— Очень приятно, — сказала Леди, — я очень рада познакомиться с людьми, которые хорошо помнят историю Маугли. Куда же вы сейчас направляетесь? В зоологический сад — на встречу с Багирой?

Мы тоже обрадовались, потому что и нам было приятно познакомиться с человеком, который хорошо помнит Книгу Джунглей.

И Освальд сказал ей:

— Мы намерены восстановить пришедший в упадок Дом Бэстейблов. Мы обсудили уже разные способы и хотим испробовать все, что нам удалось придумать. Ноэль хочет попробовать издать свои стихи. Как вы думаете, хорошие поэты получают много денег?

Леди рассмеялась — она вообще была очень веселая — и сказала, что она тоже что-то вроде поэта, а эти длинные полосы бумаги — гранки ее нового сборника рассказов. Прежде, чем книжка станет настоящей книжкой, ее печатают на таких длинных полосках, а писатель может делать там всякие исправления, чтобы те, кто печатал, поняли, какие они идиоты, раз они не могут сразу напечатать так, как имел в виду писатель.

А мы рассказали ей все о поисках сокровища и о дальнейших планах. Потом она попросила посмотреть стихи Ноэля, но он закапризничал, и тогда она сказала: Давай сделаем вот что: ты покажешь мне свои стихи, а я покажу тебе свои, — и он согласился.

Веселая леди прочла «Гибель Малабара» и сказала, что ей очень понравилось, и картинка тоже. А потом она сказала: «Я тоже, как и вы, обычно пишу серьезные стихи, но тут у меня есть один стишок, который может вам понравиться, потому что он про мальчишку». Она отдала его нам, и поэтому я могу его переписать, и я вставляю его здесь в книгу, чтобы вы знали, что даже взрослые леди бывают иногда вполне разумными. Мне это понравилось даже больше, чем стихи Ноэля, хотя ему-то, я конечно, сказал, что его стихи мне нравятся куда больше, а то у него был такой вид, как будто он вот-вот заплачет. Это, конечно, неправильно, потому что надо всегда говорить только правду, даже если кому-нибудь это неприятно, но не мог же я допустить, чтобы он разревелся прямо в купе лондонского поезда.

Вот какие стихи написала эта леди:

Она нам и другие стихи показывала, но я не мог всего запомнить, и она всю дорогу с нами болтала, и когда мы подъезжали к станции Кэнон-стрит, она сказала:

— У меня тут есть два новеньких блестящих шиллинга. Как вы думаете, не помогут ли они вам на пути к Славе?

Ноэль сказал спасибо и уже протянул руку, но Освальд, который всегда помнит, чему учили его старшие, сказал:

— Большое вам спасибо, но папа говорил нам, чтобы мы не смели брать деньги у чужих людей!

— Тьфу ты! — воскликнула леди (она, как я уже говорил, была очень веселая и больше похожа на мальчишку, чем на настоящую леди). — Тьфу ты! Однако, раз мы с Ноэлем оба поэты, мы же все равно что родственники. Разве ты никогда не слышал о собратьях-поэтах? Будем считать, что мы с Ноэлем вроде как тетя и племянник-поэты или что-нибудь в этом роде.

Я растерялся, а она гнула свое:

— Ты, конечно, молодец, что во всем слушаешься папу, но вот что мы можем сделать: бери мой шиллинг и мою визитную карточку в придачу. Приедешь домой — спросишь папу, если он скажет, что эти деньги брать нельзя, ты можешь вернуть их мне.

Мы взяли у нее шиллинги и она пожала руку каждому из нас и, выходя, сказала:

— Счастливо! Доброй охоты!

Вечером мы все рассказали папе, и он согласился, что тут все в порядке, а когда прочел ее имя на карточке, он сказал, что нам дико повезло: эта леди пишет стихи лучше, чем кто-либо в Англии. Правда, мы ее имени никогда не слышали, и на мой взгляд для поэта она чересчур веселая. Вот так старина Киплинг! Мало того, что он написал отличную книгу — благодаря ему мы еще получили по шиллингу!