Искатель, 1961 №4

В. Комаров, В. Шрейберг
БЛУЖДАЮЩАЯ ЧАСТОТА

Рисунки В. Назарова

Сообщение было коротким: «В Институте, почтовый ящик №… в лаборатории № 15 из экспериментальной радиоустановки исчез секретный блок». Полковник Соболев немедленно выехал на место происшествия.

Получилось так, что после нескольких удачно проведенных расследований подобного рода Павлу Александровичу стали систематически поручать дела, связанные с наукой. Товарищи по работе в шутку называли полковника «академиком». И, надо сказать, это ему нравилось…

…В лаборатории № 15 навстречу Соболеву поднялся из-за стола высокий, худощавый, весь какой-то помятый человек. Костюм новый, но рукава уже кое-где прожжены, видимо паяльником. Одно из стекол очков надтреснуто.

«Работяга. За собой не очень-то следит», — отметил полковник.

— Максимов, Иван Иванович, — представился тот, протягивая Соболеву руку. — Знаете, я, наверное, должен перед вами извиниться. Может быть, зря мы вас потревожили…

— Очень люблю, — улыбнулся полковник, — когда меня тревожат зря: значит, все тихо-мирно… Это как у пожарных — им премии платят за то, что не бывает пожаров. Значит, профилактика хорошо поставлена.

— Так вот, произошла ошибка, — как-то невпопад сказал Максимов.

— Однако мне сообщили, — заметил Соболев, — что у вас пропал секретный блок.

— Так в том-то все и дело, что этот блок жив и здоров!

— Простите, но что-то все-таки пропало? Давайте разберемся.

Максимов посмотрел на Соболева через свои надтреснутые очки.

— Видите ли, мы работаем над новой системой локатора — прибора, который, как вы, должно быть, знаете, способен на расстоянии обнаруживать разные предметы…

— Точнее — цели? спросил Соболев.

— Пусть будет по-вашему: цели… Так вот, наш прибор позволяет получать данные о местоположении объекта, отражающего радиоволны. Понимаете?

— Знаю, — сказал Соболев. — Прибор посылает импульс радиоэнергии, волны отражаются от поверхности объекта и затем улавливаются приемником. По времени, которое нужно радиоволне для того, чтобы пройти путь туда и обратно, вы определяете расстояние… Так?

— Отлично! — Максимов взглянул довольно приветливо. — Ну что же, тогда поехали дальше… Вы, разумеется, знаете, что эфир наполнен самыми различными радиоволнами: их посылают миллионы радиостанций, искусственных и естественных, даже Солнце и отдаленные миры. Одним словом, для нас это море помех. — Он замолчал, видимо подбирая наиболее доступные слова.

— Знаю, знаю, — улыбнулся Павел Александрович, — сам недавно заменял конденсатор защиты в пылесосе…

— Однако не все такие сознательные, — улыбнулся Максимов. — Может статься, что эфир будут мутить нарочно, если можно так выразиться, посылать помехи, пряча за ними свои летающие цели, которые мы с вами должны обнаружить. Как же поступить? Тут нужен особый принцип — принцип блуждающей частоты заполнения импульса. Пусть радиоволна, посылаемая и принимаемая нашим локатором, периодически меняет свою длину. Нормальная работа локатора обеспечивается при этом специальной системой синхронизации передатчика и приемника. Тогда никакие помехи нам не страшны. Противник не будет знать, на какой волне вводить нас в заблуждение. Представьте себе, что вы хотите прослушать передачу на своем радиоприемнике, когда одно слово передается на длинноволновом диапазоне, следующее на ультракоротких волнах, а третье, скажем, на средних. Попробуйте-ка! У вас ничего не выйдет. А в нашем локаторе это очень легко сделать. Длиной волны передатчика у нас управляет специальный блок, одновременно синхронизирующий приемное устройство, которое мгновенно изменяет настройку и отыскивает в океане помех отраженный сигнал. От такого локатора ни за какими помехами не спрячешься… Ну как? Что скажете?

— Так, так, понимаю, — кивнул Соболев и добавил: — Дьявольски остроумно!

— То-то! — не без гордости произнес Максимов. — Так вот, этот самый блок я сначала и посчитал пропавшим. А он как ни в чем не бывало… только на месте другого — какая-то дурацкая шутка.

— И что же, у вас каждый может так запросто подойти к этой уникальной установке и «шутить»? А другой блок все-таки пропал?

— Это резервный, мы его найдем! Незаконченный, — отмахнулся Максимов. — Стоит ли так усложнять…

— Дай бог, — полковник помолчал. — Но я бы хотел все же взглянуть на этот ваш прибор, эти блоки. Так сказать, для очистки совести…

Максимов пожал плечами и провел Соболева в соседнюю комнату. Там полковник увидел невероятное сплетение разноцветных проводов и всевозможных приборов.

— Вот наша установка, — любовно поправил Максимов какую-то проволочку. — А вот и тот самый блок.

Полковник взглянул. Перед ним была миниатюрная, очень сложная конструкция, составленная из массы крохотных деталей: конденсаторов, сопротивлений, полупроводниковых элементов.

— А как выглядел тот, резервный? — спросил он.

— Точно так же, — ответил Максимов. — Внешне оба блока совершенно одинаковы. Вот потому-то мы сразу и не разобрались.

— Н-да… Действительно тут сразу не разберешься, — сказал Павел Александрович, оглядывая хаос запутанных проводов, — сделано, что называется, на веревочках… А когда вы заметили пропажу?

— Сегодня утром, придя на работу, я, как обычно, сразу прошел в комнату, где установлена система записи сигналов радиолокатора на специальной магнитной ленте. И вдруг оказалось, что система записи не действует. Сначала я подумал, что где-то нарушен контакт. Вы правы у нас пока все сделано на живую нитку, мы торопимся. Я заметался, начал проверять соединения, спайки, а слона, как говорится, заметил не сразу. Могло ли мне прийти в голову, что блока вообще нет на маете? Я просто глазам не поверил! Пустая панель меня так сбила с толку, что я как-то даже не глянул на соседнюю, где стоял «пропавший» блок. Вам никогда не случалось терять очки? Ищешь, ищешь, а они на собственном носу, — Иван Иванович поправил свои очки с надтреснутыми стеклами. — Бывает. Я поднял всех на ноги. Вот и вам позвонили… А потом я… нашел очки на собственном носу.

— И что же вы подумали?

— Видите ли, есть у меня техник — Сергеев. Такой, знаете ли, что называется, пижончик, этакий ферт с усиками, считает себя очень остроумным, оригинальным… Так вот, я и подумал: может быть, это его «шуточки»… Но…

— А где он сейчас?

— Еще вчера утром я дал ему задание съездить сегодня на один завод за деталями. Вернется только завтра. Ну, пусть он только появится! Я ему…

— А больше никого не было?

— Сам я уехал в середине дня на конференцию. Оставался еще старший техник Брагин. Но этот… энтузиаст, страстный радиолюбитель. Работа — единственное, что ему осталось: сын погиб на войне. Человек одинокий, пожилой.

— А он где?

— Дома. Видимо, прихварывает. Сердце.

— Значит, когда вчера вы ушли, в лаборатории оставались Сергеев и Брагин. А нельзя ли узнать, когда они ушли?

— Можно установить с математической точностью: у нас в проходной есть табельные часы. — Максимов позвонил и, переговорив по телефону, повернулся к полковнику. — Лаборантка из соседней комнаты, где стоит регистратор, ушла в 16.00. Сергеев упорхнул, как всегда, при первой возможности: сразу же после звонка, в 16.00. Брагин вышел в 16.15. Ключ сдал в спецотдел. Но он, конечно, вне подозрений.

— Да… — как бы размышляя вслух, сказал Соболев. — Вот если бы узнать, в котором часу пропал блок?

В следующем номере будет напечатана статья

Э. Финна: «Науки помогают криминалистике».

— В котором часу? — переспросил Максимов. — А знаете, ведь это тоже можно установить.

Павел Александрович вопросительно взглянул на него.

— Да, да, — повторил инженер, — для этого достаточно обратиться к записям, сделанным на магнитной ленте. Хотя мы и не отмечаем специально время — на данном этапе это нас не интересует, — но лента движется в приборе равномерно, и время, когда вынули блок, можно установить: вычислить по длине записи!

Иван Иванович вынул из блока катушку с магнитной лентой. Видимо, все это начало его забавлять…

Им пришлось немало повозиться: надо было исследовать запись и установить момент, когда система записи перестала действовать. Результат изумил Ивана Ивановича. Оказалось, что резервный блок был вынут из установки в половине третьего ночи!

— Шуточка-то ночная! — прокомментировал Павел Александрович. — Ночью лаборатория заперта?

— Да… — протянул Максимов, растерянно протирая очки и глядя на отметки, сделанные им на полях ленты. — Что за черт! А мы не ошиблись?

Проверили еще раз. Соболев выпрямился.

— А теперь у меня к вам просьба: дайте мне ключ.

Иван Иванович достал его и протянул полковнику:

— Хотите проверить отпечатки пальцев?

Соболев улыбнулся.

— Я пошлю его в лабораторию спектрального анализа. Ночные шутники не любят сейчас оставлять отпечатков пальцев… Но какой-нибудь след обязательно остается! Да… иногда самый неожиданный. Вот же ваша электроника уже помогла нам кое-что установить… — он вдруг замолчал, что-то обдумывая, — А не могли бы вы определить, — сказал, наконец, полковник, — по записям на ленте, в котором часу блоки поменяли местами?

Не ответив, Максимов стал вновь бегло воспроизводить записи на ленте.

— Вот, нашел! — воскликнул он наконец. — Этот резкий всплеск… перерыв… Ведь это и есть тот момент, когда блоки вынули из гнезд. А дальше опять запись до той минуты, когда блок вынули совсем!..

— И когда же это произошло?

— Сейчас узнаем, сейчас… В 15.56!

— Днем? То есть еще тогда, когда и Брагин и Сергеев находились в лаборатории?

— Выходит, что так. Это становится любопытным! Но зачем же было менять местами блоки?

— Спокойно, Иван Иванович! Давайте рассуждать логично, математически. Вы сказали, что когда блоки поменяли местами, локатор продолжал, по сути дела, нормально работать, Знали ваши сотрудники о такой возможности?

— Не думаю. Видите ли, одна из идей конструкции заключается в том, чтобы сделать резервный блок, рассчитанный на худшие условия работы. Причем схема резервного блока, а также размещение деталей находятся в стадии разработки. По идее внешнее оформление резервного блока должно быть такое же, как и основного. Это позволяет обеспечить взаимозаменяемость. Коробка блока со всеми наружными контактами была изготовлена. Даже две. Я думал об их внутренней «начинке». Но пока что резервный блок содержал обычную схему. Мы испытывали основной блок, а о резервном знал я один.

— Так, — сказал Соболев. — Тогда еще один вопрос. Если бы, скажем, вам понадобилось, ну, что ли… украсть идею секретного блока, его надо было бы для этого разобрать?

— Да. Пришлось бы повозиться, и немало. Смотрите на него сколько хотите — по внешнему виду ничего не поймете.

— Значит, блок пришлось бы украсть?

— Но ведь этот не украли!

— Да, украли другой. Но, может быть, по ошибке?..

— Ничего не понимаю, — Максимов пожал плечами.

Полковник покачал головой.

— Честно говоря, я тоже пока мало что понимаю, — признался он. — Но мы должны в этом разобраться. Еще одна просьба: позвоните, пожалуйста, Брагину. Спросите все-таки, почему он сегодня не вышел на работу.

Ни слова не говоря, Максимов снял трубку и набрал номер. Соболев услышал протяжные гудки — никто не отзывался.

— Телефон у него в комнате, — растерянно произнес Максимов, — рядом с кроватью… Я знаю… Вы не видели, куда я дел ключ? — вдруг спросил он с беспокойством, шаря по карманам.

— Вы передали его мне, — сказал полковник.

И на какой-то миг у него мелькнула мысль, что такой мог и сам «в порыве вдохновения» переставить зачем-то блоки, а через пять минут забыть об этом… Но так или иначе… Исчезнувший блок должен быть все-таки найден.

После, у себя, Павел Александрович долго обдумывал все обстоятельства дела.

Похоже, что здесь продуманная, связная цепь событий. Блоки меняют местами в конце рабочего дня, после того как Максимов уходит. Зачем? Для того, чтобы утром получить ужасный нагоняй от разгневанного начальника? Нет, конечно. Это сделано с целью: ночью кто-то должен украсть блок. И он это делает! Но получает совсем не то, что, видимо, ожидал получить. Почему?

Сергеев и Брагин. Сергеева отослал сам Максимов. А Брагин? С него-то, пожалуй, и придется начать…

Романов, помощник Соболева, долго стучал в дверь старого одноэтажного домика: комната, в которой жил Брагин, имела выход прямо на улицу.

Не дождавшись ответа, Романов отошел от двери, заглянул в окно. Сквозь занавеску он увидел, что хозяин дома сидит у стола. «Спит, что ли?»

Капитан постучал в окно. Человек за столом не пошевелился.

Романов почуял недоброе. Пришлось вызвать управдома. Дверь взломали.

Когда капитан вошел в комнату, он сразу понял: Брагин мертв. Рядом на столе валялась распотрошенная радиодеталь, а рука, которую капитан с трудом разжал, сжимала обрывок записки.

«Отец, ты должен мне помочь. К тебе…» — прочитал Романов. Никаких следов насилия не было.

Отправив труп на вскрытие, Романов поехал к полковнику Соболеву.

— Так, — сказал полковник, выслушав его доклад. — Постарайтесь выяснить все, что известно о сыне Брагина.

Когда капитан ушел, Соболев пригласил к себе Максимова. Инженер был ошеломлен, увидев исковерканную радиодеталь.

— Он! Тот самый!.. Неужели это сделал Брагин? — изумленно и почему-то шепотом спросил Иван Иванович.

Полковник помолчал.

— Вряд ли. Ведь мы с вами уже установили, что Брагин ушел с территории института в то время, когда оба блока были еще на месте. А ночью…

— Чтобы пройти в институт ночью, нужно поднять все начальство на ноги. Ночного допуска у Брагина не было… Но как к нему попал блок… эти осколки? Неужели… Нет, нет, не могу поверить! Ведь столько лет вместе работали. Еще вчера я мог бы за него ручаться головой…

— В таких делах никогда не следует поддаваться первым впечатлениям, — сказал Павел Александрович, — так сказать, шарахаться, как бы ни выглядели убедительно факты. Ведь иногда именно на это и рассчитывают. Пока ясно одно: у Брагина кто-то был и принес с собой блок… Но кто и зачем? Теперь, дорогой Иван Иванович, я попрошу вас мне помочь.

— С удовольствием. Что я должен сделать?

— Прежде всего молчать. Никто не должен знать ничего, в том числе и о смерти Брагина. А завтра нам с вами придется проделать небольшой психологический опыт. Помните, вы говорили, что у вас есть еще один резервный блок?

Максимов кивнул.

— Тогда я попрошу вас поставить прибор на место пропавшего. Одним словом, надо восстановить все в том виде, как было в момент ухода Сергеева из лаборатории.

— Ясно. Вы хотите посмотреть, как поведет себя этот Сергеев? — Иван Иванович был мрачен.

— Я понимаю: это неприятно для вас. А вы думаете, мне доставляет удовольствие? Как этакому Шерлоку Холмсу? Но что поделаешь… Не мы с вами виноваты.

К вечеру капитану Романову удалось кое-что выяснить. Зная, что сын Брагина пропал без вести в дни войны, он навел справки в архивах. Здесь он установил, что Брагин несколько лет назад тоже обращался в архив и получил справку: сын его во время войны был в плену и находился в концентрационном лагере, где, как свидетельствовала немецкая документация, умер в 1943 году. Больше Брагин в архив не обращался.

Но капитан Романов знал, что фашисты часто фальсифицировали документацию, если им было нужно, чтобы живые люди считались для всех умершими. Он решил попытаться найти людей, которые находились в одном лагере с сыном Брагина и помнили его. И в Москве нашлись такие! Капитану очень повезло: ему удалось разыскать человека, который хорошо знал Алексея Брагина, даже жил с ним в одном бараке, отлично помнил обстоятельства, при которых тот, простудившись, умер…

Капитан Романов обо всем доложил полковнику Соболеву.

Кроме того, как показал анализ, с ключа, переданного полковнику Соболеву Максимовым, кем-то был сделан слепок. И не с помощью воска или вара, а какой-то очень вязкой пластической массы, почти не оставившей следов. Спектроскопистам пришлось потрудиться.

Принесли полковнику и протокол вскрытия. Смерть Брагина оказалась естественной — инфаркт. Она наступила около семи часов утра…

Когда утром следующего дня техник Сергеев явился в лабораторию, он увидел, что начальник уже на месте и беседует с каким-то посетителем.

— Вот ваше задание на сегодня. Возьмите, — сказал Максимов, протягивая Сергееву листок бумаги. — Я сейчас занят. О вашей поездке вы мне расскажете потом.

И Максимов вновь стал объяснять радиосхему своему собеседнику, который изредка вставлял: «Да, да, понимаю…»

Сергеев прошел к своему рабочему месту.

Сначала он достал из ящика некоторые детали и стал раскладывать их на столе, Затем закурил. Включил паяльник. Потом стал внимательно разглядывать листок, переданный ему Максимовым, Наконец он подошел к локатору и привычным движением откинул металлический чехол, прикрывавший сложную схему.

— Простите, Иван Иванович, — послышался голос посетителя, — а что, если сделать так, смотрите… — и посетитель стал набрасывать что-то на листке бумаги. Максимов внимательно следил.

В лаборатории наступила тишина.

Некоторое время Сергеев держал крышку в руках. Кашлянул, опустил металлический чехол на стеллаж. Снова прошел к столу, взял паяльник. Начал тихонько насвистывать какую-то песенку. Вернулся к локатору и склонился над схемой. Через несколько секунд послышался характерный звук, производимый металлическими ножками блока, извлекаемого из тесных контактов панели.

— Стоп! — вдруг услышал он голос, властно прозвучавший за его спиной. — Зачем вы вынули эти блоки? Отвечайте!

Сергеев повернулся к собеседнику Максимова, все еще продолжая держать в руках оба блока. Он сильно побледнел.

Максимов и Соболев смотрели на него в упор.

— Я… я… — начал он, но так ничего и не сказал.

— Ну! — не выдержал Максимов.

У парня задрожали руки. Он осторожно положил на стол оба блока.

Павел Александрович рискнул:

— Скажите, зачем позавчера перед самым уходом отсюда вы поменяли блоки местами? Испугались, струсили в последний момент?

Максимов удивленно посмотрел на полковника.

Сергеев тихо ответил срывающимся голосом:

— Да… Я расскажу… я расскажу все…

Радиолюбители — народ увлекающийся. И, как все люди такого рода, они всегда видят друг друга издалека, всегда найдут общую тему для разговора.

Не было ничего удивительного в том, что, когда однажды радиотехник Сергеев положил рядом с собой на столике кафе миниатюрный радиоприемник величиной с зажигалку, к нему подсел какой-то человек и с интересом и хорошим знанием дела повел разговор на близкие обоим радиотемы.

Узнав о том, что Сергеев имеет возможность в своем институте делать недоступные в домашних условиях тонкие, почти ювелирные, работы с радиодеталями, его новый знакомый загорелся…

Не прошло и получаса, как он нащупал слабую струнку Сергеева, неравнодушного к новинкам несколько иного рода: галстукам, способным менять свой цвет, носочкам, сделанным из нейлона или какого-нибудь иного новейшего «она», — словом, к тому, что многие парни справедливо и несколько презрительно величают «барахлом».

А в этом отношении у нового приятеля Сергеева, в свою очередь, были кое-какие возможности. По его словам, он работал шофером, часто возил иностранцев и умел не отказываться от «сувениров». Словом, контакт был налажен, и, встречаясь в том же кафе, обе стороны оставались довольными друг другом.

Но однажды новый приятель Сергеева обратился к нему с невероятным требованием: вынести из лаборатории новый, совершенно секретный блок. Иначе начальству станет известно о махинациях с деталями.

— Ты это серьезно? — спросил слегка хмельной Сергеев, все еще надеясь, что его сосед по столику глупо пошутил. — Ведь я их не крал, эти детали… Мне Иван Иванович разрешал отбирать из некондиционных. Даже пропуск на них выписывал.

— Наверное, не для того, — засмеявшись, сказал «приятель», — чтобы обменивать их на барахлишко…

— Постой, постой, — сразу отрезвел Сергеев. — О каком ты блоке? Какой блок? Кто тебе о нем сказал?

— Ты же и сказал! Пить-то не умеешь… Может, послушать хочешь? У меня все записано. — И он вытащил из кармана маленький магнитофон. — Ну, ну, без глупостей: тебе же будет хуже! Выйдем отсюда, поговорим.

Сергеева охватил панический страх. Он согласился на все, но выносить блок из лаборатории категорически отказался. Он говорил, что его обнаружат, что он обязательно чем-то себя выдаст. Заклинал что-нибудь придумать. Тогда «приятель» подробно расспросил его обо всех порядках в институте, о людях и в конце концов милостиво освободил перепуганного парня от необходимости красть блок, заменив это более простым заданием — снять слепок с ключа лаборатории. Сергеев это сделал. Затем в его обязанности входило только дать сигнал: назвать день, когда вечером в лаборатории наверняка никого не будет. В тот самый день во время обеденного перерыва Сергеев сходил в кафе, расположенное рядом с институтом, и сообщил обстановку.

Остаток дня парень был сам не свой. Несколько раз он мучительно порывался пойти и все рассказать, но так и не решился. И только в самый последний момент его словно осенило: надо поменять блоки местами, ведь тот, кто придет, будет знать только одно — надо взять левый… А там уж будь что будет. Дома он ночевать побоялся — пошел с вечера на вокзал, просидел там до утра, сел в первую электричку, но на завод так и не поехал. Выходил на каких-то полустанках, снова уезжал, ночевал тоже на станции за городом и вернулся в Москву на другой вокзал. Даже это он предусмотрел, спасаясь от преследования «приятеля». Взял такси и приехал прямо в институт, сам не зная, на что решиться… Увидев, что блоки на тех самых местах, на которых он их позавчера оставил, Сергеев решил, что кража не состоялась и никто ничего не заметил. Тогда он подумал, что, пожалуй, самое лучшее сейчас же незаметно поставить блоки на свои места. И вот…

…Увы, исповедь Сергеева почти не облегчила задачу Соболева. Оставалось множество неясных вопросов.

По своему обыкновению Павел Александрович выписал их столбиком на листе бумаги и внимательно проглядывал — снова и снова.

Что делал Брагин, когда задержался в лаборатории накануне своей смерти? Как попали к нему резервный блок и записка, видимо убившая этого старого, больного человека? Какое отношение он вообще имеет ко всему этому? И самое главное — кто же проник ночью в лабораторию и как ему удалось вынести блок из института, отлично охраняемого? Ведь блок хоть и миниатюрен, а за щеку не поместится…

Перед полковником лежал и обрывок записки, найденной у Брагина: «Отец, ты должен помочь. К тебе…»

Что это может означать? Ведь Алексей Брагин давным-давно умер, погиб… Все предельно смутно, неясно. Тут можно гадать без конца. За что же зацепиться?

Павел Александрович снова посмотрел на список вопросов.

Бесспорно только одно: «приятель» Сергеева к институту никакого отношения не имеет. Кто же ему помог? Кто мог, не привлекая особого внимания, проникнуть в лабораторию ночью? Легче всего это, конечно, сделать кому-либо из охраны.

Соболев потянулся к телефону. Через минуту он уже точно знал, что в ту ночь в главном корпусе института дежурили тридцать два человека. Как определить, который из них? Ведь не осталось никаких следов, ни отпечатков пальцев (должно быть, действовал опытный человек), ни… Но ведь какой-нибудь след всегда остается! Он сам говорил об этом Максимову: «Электроника уже помогла нам установить, что…» Электроника… А ведь это идея!

Едва рассвело, полковник снова примчался в лабораторию к Максимову. Со вчерашнего дня тот заметно осунулся и выглядел неважно: видно, провел тяжелую ночь.

«Сволочи, — подумал Павел Александрович, — как мешают людям! Этому бы сейчас выдумывать какую-нибудь штуковину для связи с космическими ракетами, а он вынужден возиться со мной…»

— Я вас слушаю, товарищ полковник, — с напряженным ожиданием сказал Максимов.

— Вот что, Иван Иванович. Мне пришла в голову одна идея. Может быть, она покажется вам нелепой, но… мы выяснили, что момент перестановки блоков в локаторе на прием зафиксирован на магнитной ленте…

— Да. А что же вас заинтересовало?

— Я подумал так: ведь это локатор. Значит, он мог что-нибудь зарегистрировать… Вы меня понимаете?

— Вы хотите сказать, что прибор мог зарегистрировать… вора? — Максимов подумал и покачал головой.

— Ведь я знаю, что есть биотоки… электростатический заряд, — не сдавался Павел Александрович, — вы и сами говорите: емкостные влияния. Давайте все же проверим. Чем мы рискуем?

Максимов скептически покривился, но спорить не стал. Видимо, в глубине души он поверил в этого «детектива» с его странноватыми идеями и поступками.

Они снова стали ворошить воспроизведенные записи ленты, хотя Максимов делал это все же без особого энтузиазма, больше для того, чтобы не обидеть Павла Александровича, Но вдруг он оживился. Поправил очки, быстро вскинул глаза на Соболева и сказал изумленно:

— Однако же вы!..

Оборвав фразу, он пододвинул стул, схватил карандаш и линейку и стал колдовать над записями. Полковник терпеливо ждал. Наконец Максимов сказал:

— Знаете, есть! Что-то есть… Если я все правильно понимаю, здесь действительно зарегистрирован какой-то непонятный источник радиопомех! И он мог появиться только в самой лаборатории — снаружи волны не попадают, так как вся комната защищена экраном — заземленной металлической сеткой. Но откуда? Какая-то чепуха… Час от часу не легче. Ну и работка же у вас!..

Максимов снова проглядел записи и продолжил:

— Знаете, что самое странное? Это источник радиопомех вел себя — как бы сказать? — бестолково, словно помешанный: то сигнал усиливался, то почти пропадал… Могло быть только одно: искра. Что-то искрило. Только искра со своим широким спектром частот могла вызвать такие помехи…

— На передатчик не похоже?

— Абсолютно ничего общего. Как-то не уловишь никакой закономерности, сплошной беспорядок. Разве что… постойте, тут что-то вроде общего увеличения амплитуды. Приближался он, что ли?

— То есть вместе с человеком? — подхватил Соболев.

Максимов развел руками.

— Что же это все-таки могло быть? У вас нет никаких соображений? Может быть, ручной электрический фонарик с динамкой?..

— Не похоже!..

Итак, след все же остался! Но как им воспользоваться?

Тридцать два охранника — если это только они, — и один из них входил ночью в лабораторию, имея при себе это «нечто».

Пришлось начать с самого прозаического:

Павел Александрович засел за изучение документов. Но что общего может быть между скупыми строчками автобиографий и данных о прохождении службы и загадочной записью на ленте? Павел Александрович напрягал волю, чтобы работать методично, внимательно.

И вдруг ему показалось, что он нашел то, что искал!

«В 19… году по несчастному случаю с кирпичами на стройке потерял правую руку…»

Полковник еще раз внимательно перечитал эту автобиографию, написанную не очень грамотно, корявым, своеобразным почерком. Для него не было никакого сомнения в том, что человек этот писал не левой, а именно правой рукой!.. Протез! И, конечно, не простой: чтобы обычным протезом научиться так писать, нужно изо дня в день иметь дело с пером. Но сейчас начали делать и другие протезы — биоточные…

…На следующий день по просьбе Павла Александровича локатор в лаборатории Максимова вновь был включен. Аппарат работал с предельным усилением. Дверь в лаборатории была настежь открыта.

А дальше произошло следующее: по вызову начальника охраны вахтер Авдеев, ничего не подозревая, прошел по коридору и дальше в лабораторию мимо включенного прибора. В это время полковник и Иван Иванович внимательно следили за сигналами, записанными на ленте…

— Никаких сомнений! — воскликнул Максимов. — Он!

— Да, — сказал полковник. — Но все еще не тот икс, который мы ищем… Впрочем, и этот икс уже почти в наших руках.

Максимов, не скрывая уважения, спросил:

— Вы уже знаете, кто он?

— Нет еще. Но теперь икс от нас не уйдет. Наберитесь немного терпения, думаю, не пройдет и нескольких дней… Словом, я тогда расскажу вам. Разумеется, то, что можно. Обещаю.

И Павел Александрович сдержал свое слово.

Однажды он снова появился в институте. Вместе с Иваном Ивановичем они прошли в пустую комнату, и полковник приступил к рассказу.

— Так вот, след всегда остается, пусть электронный… Как же все было?

После смерти Брагина мне стало ясно, что человек, которого мы искали, скорее всего имеет специальное задание, связанное с вашим институтом. Письмо к Брагину. От сына, который давно погиб. Эту фальшивку надо было подготовить заранее. Я думал, что она составлена там, за рубежом. Но потом выяснилось, что у икса был только образец почерка — письмо, которое сын писал отцу из плена, но которое попало совсем в другие руки. По этому образцу тренированному мерзавцу было нетрудно написать другое письмо. Начало его вы знаете: «Отец, ты должен помочь. К тебе…» А вот что дальше: «придет человек, умоляю сделать все, что он будет просить. От этого зависит моя жизнь».

Чего же он хотел от Брагина?

Блок он добыл, но, разобрав его, сразу понял, что не тот. Что ему оставалось делать? Все они жаждут как можно быстрее вырваться отсюда, но без блока, с пустыми руками возвращаться он не смел. Утром пропажа будет обнаружена. И тогда все планы сорвутся. И он прибегнул к крайнему средству: шантажировать Брагина. Раньше он этого не делал — понимал, что шансов на успех тут мало. А теперь у него появился особый расчет: если старик не согласится помочь, инсценировать самоубийство, подбросить блок и таким образом толкнуть нас на ложный след. Но до прямого убийства не дошло. Он пришел к Брагину и сказал: «Я разведчик, так же как ваш сын. Вам, старику, больному человеку, все равно жить уже недолго, а вы можете спасти и меня и своего сына. Так уж получилось, что оба мы не по своей воле попали в тяжелые цепи, вырваться из которых можем, только выполнив задание. Если провалюсь я, пропадет и ваш сын…» Словом, подлая ставка на отцовские чувства… Старик должен был поставить резервный блок на место, предварительно собрав его, чтобы никто ничего не заметил, а затем каким-либо образом сообщить об устройстве второго — секретного. В гневе и возмущении старик так разволновался, что больное сердце не выдержало…

— Но как же вы все-таки его обнаружили, поймали? — спросил Иван Иванович.

— Нам помог Авдеев — вахтер. Этого парня враг просто обвел вокруг пальца. Заметьте, к каждому у них свой особый подход. Тут он воспользовался несчастьем… Но как! Молодому человеку хотелось по возможности скрывать свой физический недостаток. Ему — одному из немногих еще — удалось получить биоточный протез. Вещь, пока несовершенная, часто портилась — словом, нуждалась в этаком постоянном «дружеском» присмотре. Так у Авдеева и появился «приятель». Он, видите ли, биофизик-инженер. Отчего не помочь человеку, если к тому же это дает возможность попрактиковаться, улучшить новую конструкцию протеза? Говорил, что хочет всех удивить, получить большую премию. Авдееву льстило, что он таким небесполезным для него самого способом тоже помогает науке.

Но вот в один прекрасный день является «приятель» и заявляет, что есть возможность усовершенствовать протез так, что он будет лучше настоящей руки. Нужен для этого сущий пустяк — новая деталька. Пока, мол, ее еще нет нигде в продаже. А в институте она уже есть — в лаборатории… В вашей, Иван Иванович… Так вот. «Приятель» уверяет, что она ему нужна только на часок — посмотреть, как и что, а уж потом он и сам сделает. Дело, мол, пустячное, но сейчас, дескать, «шпиономания» — прячут все за семью замками, что нужно и не нужно. Словом, вот ключ — Брагин дал. Если Авдеев захочет, пусть принесет блок: Брагин утром поставит его на место. А не хочет — как хочет… Сначала парень засомневался. Но тот говорил так убедительно, так искренне, что в конце концов Авдеев попался.

А для блока он по совету «приятеля» нашел самое надежное место, куда никто не осмелился бы заглянуть: он вынес его внутри своего протеза. Протез с его сложным и не очень-то совершенным биоточным электрохозяйством и был тем самым «сумасшедшим», как вы выразились, источником радиопомех. Впрочем, это вы уже и сами знаете.

Теперь вас, конечно, интересует, как мы взяли «приятеля».

Он сам пришел. Не мог не прийти: без блока ему нельзя было возвращаться туда…

После того как мы пустили слух, что Сергеев в длительной командировке, а во всем виноват умерший Брагин, он немного успокоился и вскоре, как я и рассчитывал, возобновил свои действия. К кому он мог обратиться? Только к Авдееву.

Когда тот понял, чьим оружием чуть было не стал, он только и мечтал, как бы загладить вину, как бы помочь…

Вот, собственно, и все. «Приятель» снова пришел к Авдееву. Авдеев, конечно, не знал, где его искать — тот всегда разыскивал его сам…

А когда он пришел, мы его ждали.

— Н-да… — только и произнес Максимов.

Павел Александрович улыбнулся и сказал:

— А помните, дорогой Иван Иванович, ведь вы совсем недавно считали, что все это «шуточки», а?..