Искатель. 2001. Выпуск №11

Толмидж Пауэлл Цветы на могиле

В гостиничном номере мне было грустно и одиноко, а составление отчета оказалось слишком занудным делом. Я отодвинулся от заваленного бумагами стола и закурил сигарету, мельком увидев свое отражение в зеркале туалетного столика. Эдакий господин Никто. Или Кто-Угодно. Пять футов одиннадцать дюймов росту, сто семьдесят фунтов. На морщинистом лбу - прядь черных волос. Прищуренные глаза, сероватая от усталости небритая физиономия. Я вздохнул и подписал отчет: Стив Гриффин. Встал, потянулся и только теперь увидел, что за окном темно, и услышал, как в брюхе урчит от голода. Сунув бумаги в прислоненный к столу портфель, я решил освежиться и направился в душевую кабинку. Но не дошел до нее. Зазвонил телефон.

- Мистер Гриффин? Вам звонят но межгороду. Минуточку, соединяю… Говорите, пожалуйста.

Связь была плохая, голос звучал еле слышно.

- Морин! - гаркнул я. - Какой сюрприз! Погоди секундочку, я сейчас скажу телефонистке, что связь…

Морин откашлялась. Нас разделяла добрая сотня миль.

- Связь в порядке, - окрепшим голосом проговорила она.

Я стиснул телефонную трубку.

- Что-нибудь случилось? Пенни? Пенни здорова?

- Она смотрит телевизор. С ней все в порядке. Но… но она еще не знает…

- Чего не знает?

- Стив, тебе надо немедленно вернуться домой! - Голос Морин сорвался на визг. Затем на миг наступила тишина, и вскоре Морин негромко и совершенно спокойно проговорила: - Какой-то человек хочет меня убить. Сегодня днем было уже второе покушение. В первый раз это могла быть и случайность, но теперь я уже не верю… Таких совпадений не бывает!

Я тяжело опустился на стул. Далекий голос продолжал умолять меня поскорее вернуться домой. Первое покушение, сбивчиво рассказывала Морин, было двумя днями раньше. И вот - та же машина. Морин направлялась в загородный питомник за саженцами. И вдруг на перекресток вылетел здоровенный автомобиль. Заслышав визг покрышек, Морин изловчилась отскочить прочь и каким-то чудом не угодила под колеса. А сегодня, когда она вышла из гастронома с покупками и ступила на мостовую, ее снова попытались задавить. Та же самая машина. Громадная. Зеленая. Очень похожая на нашу собственную.

- Господи, Морин! Но с какой стати…

- С какой стати? - переспросила она и вдруг разревелась. Это было совершенно не в ее духе: Морин никогда не плакала. И не сочла бы покушение на свою жизнь веской причиной для слез. - Я все расскажу, когда ты вернешься, Стив.

Я задумчиво нахмурил брови.

- Хорошо, выезжаю. А ты вызови полицию и сиди дома.

- Приезжай, Стив, тогда и вызовем.

Сотня миль в темноте, под накрапывающим дождем. Я ехал на машине, принадлежавшей отделу сбыта. Она была слишком легкой и плохо держала дорогу. Чувства голода как не бывало. В голове прокручивался недавний телефонный разговор. Кто-то покушается на жизнь Морин, но она хочет видеть меня дома, во плоти, чтобы поведать мне обо всем лично и вызвать полицию, когда я буду рядом.

Брак наш не был идеальным, но мы старались, как могли, и дело, в общем и целом, спорилось. Мы не были влюблены друг в друга в традиционном смысле этого слова, но нас многое связывало. А поскольку мы не подходили друг к дружке с меркой эдакого романтического идеала, то могли позволить себе добрые приятельские отношения и полное взаимопонимание. На маленькие несовершенства мы попросту не обращали внимания и не испытывали из-за них ни обид, ни раздражения.

Нашей дочурке Пенни исполнилось пять лет. У нее маленькое личико, белокурые кудряшки и ровные белые зубки. Ее рождение еще больше укрепило наш союз.

Все это звучит весьма тоскливо, но, боюсь, я создал у вас неверное впечатление. Мы ходим в гости и принимаем гостей, у нас уйма друзей. Морин - женщина умная и веселая. Хотя у нее и есть один мелкий изъян - лютая ненависть к мелочам, - который дает о себе знать всякий раз, когда Морин хлопочет по хозяйству. Есть у нее и крупный недостаток (если на свете найдется беспристрастный судия). Он заключается в том, что Морин жизнь не мила, если никто не обращает на нее внимания.

Она не жеманна и не кокетлива, но если уж входит в комнату, будьте любезны тотчас же заметить ее и отдать должное. Что это - актерская душа? Возможно. Хотя я склонен думать, что таким образом Морин борется с глубоко укоренившимся в ее натуре чувством неуверенности.

Мимо промелькнули первые фонарные столбы на городской окраине, движение сделалось более оживленным. Вцепившись в руль так, что у меня заболели пальцы, и с ловкостью заправского таксиста лавируя в потоке машин, я пересек город и свернул в наш жилой район, который называется Мид-Парк.

Наступила полночь, дождь полил сильнее. Кое-где в новеньких уютных домах, обрамленных зелеными лужайками, светились окна. Я свернул на бульвар Таррант. Наш дом стоял в середине квартала. В гостиной горел свет, под навесом стояла наша машина. Я остановил служебную легковушку позади зеленого седана и, откинувшись на спинку сиденья, несколько секунд разглядывал машину и освещенные окна дома. Потом вылез, поднял воротник дождевика и бегом пересек лужайку. Парадная дверь была не заперта. Я распахнул ее, почти уверенный, что увижу Морин, которая, как обычно, поднимется из кресла мне навстречу. Но в гостиной никого не было.

- Морин! - позвал я.

Тишина начала оживать. Казалось, пустому дому больно и обидно, что его бросили безо всякого присмотра. Я быстро обыскал первый этаж, потом взлетел наверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки разом. Сердце мое бешено колотилось. В спальне тоже никого не было. Тогда я ринулся в комнату дочери. Мне не удалось сразу открыть дверь: я слишком ослаб. Пришлось подождать несколько секунд, собираясь с силами и прислушиваясь к своему громкому дыханию. Наконец я сумел повернуть дверную ручку и зажечь свет.

Пенни мирно спала в своей кроватке, обхватив одной рукой исполинскую плюшевую панду. Она заворочалась, вздохнула и принялась сладко посапывать.

Вытирая руки и лицо, я снова спустился вниз. Когда я вошел в гостиную, носовой платок можно было выжимать. Сейчас главное - не расклеиться и попытаться что-нибудь придумать. Я закурил сигарету и заставил себя успокоиться. Бросая в пепельницу спичку, я вдруг заметил окурок и взял его. Он был еще мягкий и влажный: сигарету загасили совсем недавно. На окурке не было губной помады, значит, курила не Морин. Наверное, какой-то мужчина.

Я удержался и не раскрыл рта, но мысленно позвал Морин по имени. А мгновение спустя очутился у парадной двери и ощутил прикосновение мокрой мглы к лицу. Морин могла просто куда-то выйти. Едва ли в такую ночь она отправится в дальний путь, не взяв машину и оставив Пенни одну в доме.

В соседних особняках было темно, и я закрыл дверь. Как и большинство простых людей, я не очень люблю обращаться в полицию. Но тут мне вспомнился глухой и еле слышный голос Морин в телефонной трубке.

Телефон у нас стоит в маленькой нише в прихожей. Я снял трубку, набрал номер, и вскоре гудки сменились тихим усталым голосом:

- Полиция, пятый участок.

- Я хочу сообщить об исчезновении человека.

- Соединяю с отделом.

Наступила тишина. Я вытер рот тыльной стороной ладони. Раздался щелчок.

- Отдел розыска пропавших без вести. Де-Костер у телефона.

- Это Стивен Гриффин, бульвар Таррант, 642. Моя жена исчезла.

Де-Костер вздохнул так, словно ему уже давно осточертела работа.

- Ее имя?

- Морин. Она…

- С чего вы взяли, что она исчезла? Может, вышла ненадолго, или ей подружка позвонила. Или в кино задержалась…

- Слушайте, - перебил я его, - два часа назад я был за сотню миль отсюда, на юге штата. Жена позвонила мне и умоляла поскорее вернуться домой, потому что кто-то покушается на ее жизнь. Когда я приехал, в доме горел свет, машина стояла на месте, но жены здесь не было. Если у вас есть какие-то вопросы…

- Я задам их, когда приеду, - объявил Де-Костер и положил трубку.

Через восемь минут послышался шелест шин на мокрой мостовой, и перед домом остановилась патрульная машина. Я ждал на пороге. Из пелены дождя выскочил Де-Костер в сопровождении молодого полицейского в мундире. Они представились, и я пригласил их в гостиную.

Де-Костер оказался тощим долговязым человеком с болезненно желтым лицом и большими мешками под серыми глазами. Но в глубине его зрачков горели яркие огоньки.

- Рассказывайте, - велел он, сдвигая шляпу на затылок.

Я рассказал все, что знал.

- У вас есть ее фотография?

Я взял со столика в углу снимок Морин. Де-Костер принялся разглядывать его, и я был уверен, что он счел мою жену весьма привлекательной женщиной с незаурядным лицом.

- Прямо фея, - пробормотал он. - Глаза озорные, взгляд чуть искоса. Зубки - что надо. Узнать ее будет несложно. - Де-Костер протянул снимок полицейскому в форме и велел извлечь его из рамки, предварительно попросив у меня разрешения на это. - Садитесь, поговорим, - сказал он мне.

- Поговорим?! - взорвался я. - А почему вы ничего не делаете? - Я уже успел рассказать им об окурке. - Тот человек, который тут курил, мог увести Морин задолго до моего приезда. Каждая потерянная минута…

Он тронул меня за плечо.

- Я понимаю ваши чувства, но вы торопитесь с выводами. Даже если вы правы, этот человек не будет таскать ее с собой по улицам, пока его не сцапают. - Де-Костер кивнул молодому полицейскому. - Оповестите все патрули.

Полицейский взял фотографию Морин и вышел, а Де-Костер тотчас превратился во внимательного слушателя, словно я был единственным покупателем, который забрел в его лавчонку за последние пять лет.

- Расскажите мне о ней.

- Что именно?

- Все, что придет в голову. Подруги, привычки, пристрастия. Чего она не любит, чем занимается, есть ли у нее враги…

- Враги? Нет у нее врагов. Таких, чтобы…

Де-Костер молча усмехнулся, и мои внутренности сжались от холода. Я посмотрел сыщику в глаза, и его взгляд сказал мне все. Да. Такой враг был. По крайней мере, один. Такой, чтобы…

Заговорив о Морин, я почувствовал облегчение. Пока мы могли упоминать ее имя в настоящем времени, у меня оставалась эта последняя спасительная соломинка. Де-Костер оказался очень хорошим слушателем. Он ни разу не отвлекся и не отвел глаза.

Я попытался нарисовать ему портрет жены, описать это странное смешение состояний - зрелости и неистребимой девичьей наивности. Бывало, я слушал Морин и думал: вот ведь невинное дитя. Но проходило несколько секунд, и она выказывала такое знание жизни, такой цинизм, какие бывают присущи лишь дряхлым и не слишком благодушно настроенным философам. Иногда она могла испугаться щенячьего тявканья, а иногда ей ничего не стоило обратить в бегство мастифа.

Де-Костер кивал, поддакивал, строил сочувственные мины и всячески поощрял меня к дальнейшему повествованию. Он узнал от меня, что Морин была не очень удачливой актрисой. Если разговор вдруг заходил о театре, ее глаза и сейчас еще делались грустными, хотя после рождения Пенни Морин почти не вспоминала о своей сценической карьере.

А еще Де-Костер узнал, что я был младшим партнером в фирме, выпускавшей пластмассовые изделия. Возглавлял фирму Уиллис Бэрк, мой фронтовой друг. Дела шли неплохо. Уилл, потомок древнего гордого рода, вложил в фирму почти все полученные по наследству деньги. Теперь он был исполнительным директором, распорядителем, конторской крысой. А я - мышью-полевкой. В том смысле, что работал «в поле» и частенько бывал в разъездах.

- Итак, вы часто покидали дом? - уточнил Де- Костер.

- Я тут почти и не бывал… - ответил я и осекся. Мы долго сидели молча, глядя друг другу в глаза. Я положил руки на подлокотники кресла. - Неужели у всех легавых одна грязь на уме?

Мне показалось, что физиономия Де-Костера сделалась еще уже и длиннее.

- Запомните одну вещь, Гриффин, - сказал он мне. - Существуют лишь три причины, по которым кто-то может охотиться за вашей супругой. Первая: этот парень - психопат. Вторая: Морин с кем-то спутали.

- А третья?

- Третья заключается в том, что в ваше отсутствие она сделала нечто такое, из-за чего кто-то захотел ее убить.

Де-Костер произнес это участливым тоном, но я почувствовал лютую ненависть к нему.

Послышался перезвон колокольчиков за дверью. Я вскочил с кресла и выбежал за порог, опередив Де-Костера. На крыльце стоял Уилл Бэрк, долговязый, но крепко сбитый мужчина. Сам того не сознавая, он держался горделиво и осанисто, с уверенностью человека, которому никогда не приходилось считать деньги. В тридцать пять лет он все еще напоминал выпускника колледжа и председателя студенческого совета. У него было квадратное лицо, подбородок казался высеченным зубилом. Брови чересчур мохнатые, но ровные. Над высоким чистым лбом торчал непокорный каштановый вихор.

Уиллис был без шляпы, капли воды поблескивали на его волосах и черном пиджаке, глаза тускло светились. Значит, успел промочить горло.

Он сунул указательный палец мне под нос.

- Я смотрю, казенная машина стоит возле дома. Полагаю, ты заслужил премию за успешное…

- Заходи, Уилл. Тут кое-что произошло.

Уилл вошел, и я закрыл дверь. Мой приятель посмотрел на Де-Костера и снова на меня. Он уловил тревожный подтекст моих слов.

- У тебя неприятности, Стив? Нужна помощь? Как в студенческие годы, да?

- Уилл, Морин исчезла.

Он мигом протрезвел и вытаращил глаза. Мгновение спустя лицо его осунулось.

- Когда это случилось?

- Нынче вечером, - ответил я и торопливо рассказал ему все. Я так тараторил, словно не хотел слышать произносимых мною слов. Де-Костер безмолвно слушал мою сбивчивую речь.

Уилл облизал губы.

- Погоди-ка, дай сообразить. Она позвонила, так? На нее дважды покушались. Когда ты приехал, ее уже не было. Слушай, я не сплю, а? Это все на самом деле?

- Не так уж вы и пьяны, - заметил Де-Костер.

- Я опасался чего-то в этом роде. - Уилл coдрогнулся и плюхнулся в кресло, но тотчас снова вскочил. - То-то я и гляжу, у нее такой вид, словно она страдает бессонницей.

- Когда вы видели ее последний раз, мистер Бэрк?

- Вчера вечером. Мы с Карлой, моей женой, пригласили ее на ужин. Нам показалось, что Морин взвинчена, и мы решили устроить ей вечеринку. Но из этого ничего не вышло.

- Почему?

- Мы с Карлой погрызлись. Такое у нас не редкость. Я уж и не помню, из-за чего началась вчерашняя перебранка… Ах да, Карла забыла заказать столик в клубе «Пингвин». Я должен был позвонить ей днем и напомнить, так она мне заявила. Я, мол, знаю, как она занята и сколько у нее забот. Обычно Морин забавляли наши мелкие пикировки, но вчера она разозлилась и ушла. Сегодня позвонила, чтобы извиниться, сказала, что была не в себе и у нее страшно болела голова.

- А сегодня вы ее не видели?

- Нет. Я спросил по телефону, нужна ли какая- нибудь помощь, но Морин ответила, что хочет отдохнуть денек-другой. Собиралась прилечь и никуда не выходить, разве что в гастроном, да и то под вечер. На том разговор и кончился. По правде сказать, я малость злился из-за вчерашнего. После ухода Морин Карла поставила пластинку и сказала, что была дурой, поскольку обидела Морин, а меня и вовсе хамом обозвала за то, что я, мол, выношу сор из избы. Короче, вечер я провел в клубе, нынче утром поработал малость, а потом отправился лечиться от похмелья. Должен признаться, курс лечения еще не завершен.

- А миссис Бэрк? Виделась ли она с миссис Гриффин?

- Не знаю. Спросите ее.

- Непременно, - пообещал Де-Костер. - Насколько я понимаю, между вашими семьями не только деловые отношения?

- Мы дружим домами, - ответил Уилл. - Иногда я прихожу к Гриффинам, если мне хочется спокойно поесть. - Он оглядел гостиную. - Тут так уютно. Обстановка расслабляет. Не то что у меня дома.

- Часто ли вы захаживаете сюда, когда мистер Гриффин в отъезде? - небрежно поинтересовался Де-Костер.

Ямочка на подбородке Уилла обозначилась резче.

- Слушайте, вы, слуга общества, может, вам нос расквасить?

- А вы пьянее, чем мне показалось поначалу, - сказал Де-Костер. - Или круглый дурак. Отвечайте на вопрос!

Уилл смерил полицейского взглядом и решил, что обмен словами все же предпочтительнее кулачного боя.

- Я не люблю скандалов, - сообщил он и посмотрел на меня. - Это во-первых. А во-вторых, Стив - мой друг.

Я обрадовался, когда он это сказал. И мне было приятно то, как он произнес свою тираду. Потому что, как ни старался я забыть желчные намеки Де-Костера, все-таки он уронил мне в душу капельку отравы.

Зазвонил телефон, и я бросился в прихожую. Звонили Де-Костеру. Он внимательно выслушал собеседника, изредка вставляя односложные замечания и исподлобья поглядывая на меня. Из столовой донёсся звон: горлышко бутылки соприкоснулось с краем стакана. Уилл вступил в сражение со своим похмельем.

Де-Костер бросил трубку. Его лицо сделалось серым. Словно обращаясь к самому себе, он проговорил:

- Пилить тупым ножом куда более жестоко, чем полоснуть скальпелем.

Я схватил его за локоть.

- О чем это вы?

- В морг только что доставили женщину, которая соответствует данному вами описанию.

В этот миг с домом произошло нечто странное. Его стены, казалось, сделались шире, с ужасающей быстротой помчались прочь, и я вдруг очутился в каком-то огромном черном пространстве, где бушевал холодный ветер. Я был совсем один. Лицо Де-Костера вновь обрело четкость очертаний. Я почувствовал, что он крепко держит меня за предплечье.

- Вполне возможно, что они ошиблись, и это не она. Вам придется поехать туда.

Это Морин, подумал я. У них есть ее фотография. Они не могли обознаться. Де-Костер сам сказал, что такую женщину узнать нетрудно.

Я стоял у подножия лестницы, держась за стену и стойку перил. Подняв голову, я увидел тусклый свет на площадке второго этажа. Там горел ночник, там было тихо. Там спал ребенок. Я почувствовал ладонь Де-Костера на своем плече.

- Я вызову сюда нашу сотрудницу, сержанта Элду Даррити. Она молодая, добрая и умеет ладить с детьми. Если девочка проснется, сержант Даррити не растеряется.

Уилл вышел в прихожую. Он слышал достаточно, чтобы догадаться об остальном. Лицо его лоснилось так, словно на него плеснули подсолнечным маслом.

- Стив, я еду с тобой. И позову Карлу, чтобы посидела с Пенни.

- Поехали, - согласился я. - Но Карлу не беспокой.

Я бы предпочел, чтобы в доме была сотрудница полиции. Если Пенни проснется, Карла может начать болтать. С ее языком она вполне способна поведать ребенку о «важном событии».

Сержант Даррити оказалась миловидной брюнеткой, весьма смышленой на вид. Она была крупной крепкой женщиной с удивительно добрым лицом.

Поддерживаемый под руки Уиллом и Де-Костером, я вышел на темную улицу. Мы забились на заднее сиденье патрульной машины, молоденький полицейский в мундире устроился за рулем. В салоне было тепло и сухо. Настырный дождь дробно барабанил по крыше, заливал стекла. «Дворникам» пришлось изрядно потрудиться.

Морг размещался в здании из красного кирпича, к двустворчатым стеклянным дверям вели истертые выщербленные ступени. Внутри горел яркий белый свет. После поездки в темном салоне машины он резал глаза. Де-Костер тихо сказал что-то человеку в халате.

- Пожалуйста, пройдите сюда, мистер Гриффин.

Мы миновали коридор и вошли в какую-то холодную комнату, где по кафельному полу расхаживал молодой человек в белом халате и кедах. На прямоугольном столе лежало прикрытое простыней тело. Молодой человек приподнял край простыни, и я в тысячный раз сделал официальное опознание. Девятьсот девяносто девять предыдущих опознаний я произвел, пока мы ехали в морг.

Человек в белом халате вновь прикрыл простыней мертвое лицо, и я отвернулся. Мне было зябко, но по щекам катились капли пота. Я попытался вспомнить ее смех, но в темном лабиринте памяти всплывал лишь один образ, самый последний, виденный только что, изуродованный и окровавленный, лишенный всякого достоинства. Мокрая, изодранная в клочья одежда. Маленькое треугольное личико облеплено пропитанными водой волосами.

Завтра утром Пенни проснется и первым делом спросит, где мама.

Я бестолково метался по комнате, и за мной неотступно следовали два или три человека. Неловко сунув в рот сигарету, я попытался прикурить, но потерпел неудачу, и тогда кто-то поднес мне горящую зажигалку.

Потом в лицо снова ударили струи дождя. Круговерть размытых огней за стеклами машины. Уилл и Де-Костер по-прежнему сидели рядом.

Мы остановились перед домом, вылезли из машины и вошли в прихожую. Сержант Даррити доложила, что Пенни спит и все в порядке.

Нет, все было далеко не в порядке. Напротив, все было в полном беспорядке, все шло наперекосяк и разваливалось. Так просто не должно было быть. Морин нужна всем нам. И Пенни, и мне, и нашему дому.

Где-то в городе какой-то человек сейчас наверняка чувствует, как расслабляются его мышцы и нервы. Возможно, он даже улыбается. Или потягивает виски. Или мрачно проигрывает в сознании все случившееся, старательно отыскивая в своих действиях хоть какой-то изъян, мельчайшую оплошность. Человек, который никому не нужен и не может быть нужен. Де-Костер спросил, справлюсь ли я без посторонней помощи. Я кивнул, а Уилл сообщил полицейскому, что посидит со мной. Де-Костер повернулся ко мне.

- При сложившихся обстоятельствах слова ровным счетом ничего не значат, и я не стану попусту тратить их, - сказал он. - Если сможете, расслабьтесь, Гриффин, и постарайтесь отдохнуть. Нам понадобится любая помощь, в том числе и ваша. Утром вам предстоит беседовать со множеством людей.

Я кивнул. Де-Костер и сержант Даррити ушли, а я опустился на кушетку в гостиной и закрыл лицо руками. Я слышал, как Уилл возится в столовой, разливая виски. Вскоре он вернулся с бутылкой в руках.

- Пропустишь стаканчик в лечебных целях, Стив?

Я покачал головой. Уилл наполнил свой бокал. У него был усталый, почти болезненный вид. Уилл сел, уперев локти в колени и держа стакан обеими руками. Он вперил взор в ковер, потом поднял голову и сказал:

- Стив, я кое о чем умолчал в разговоре с Де-Костером.

- То есть?

- Я захаживал сюда, когда ты уезжал. Теперь, после всего этого кошмара, я просто обязан тебе сказать. Попытаться объяснить. Она была мне как сестра, Стив.

Его голос оборвался. Я застыл как изваяние.

- Продолжай, Уилл.

Он вяло взмахнул рукой.

Я знаю, что рискую лишиться сокровища, которое так долго лелеял. Нашей с тобой дружбы, Стив. Но если ты узнаешь от кого-то другого, будет те хуже. Все было совершенно невинно, Стив, но если тебя просветят какие-нибудь доброхоты, ты можешь решить иначе.

Уилл снова умолк. Похоже, он никак не мог найти правильных слов и отчаянно нуждался в помощи. Но я молчал. Пусть попотеет.

Она вовсе не была благоразумной молодой матроной, как бы тебе того ни хотелось, Стив. Она старалась стать такой, уверяю тебя! Ради вас с Пенни. У неё были достоинства, которыми пользовались другие. Морин обладала эдакой порывистой щедростью. Она чувствовала себя одинокой и жаждала рукоплесканий, похвалы. В каком-то смысле это было ребячеством, и ей приходилось постоянно напоминать себе, что она взрослая. Морин очень ценила тебя, Стив. Твою силу, твое здравомыслие. Когда ты был дома, она совершенно преображалась.

- Ты собирался поведать мне о своих отношениях с ней, - напомнил я ему. - А вместо этого живописуешь меня как болвана, который не знал собственную жену.

Я почти кричал, но осознал это, лишь когда умолк и услышал, как тихо вдруг стало в комнате. Уилл торопливо осушил бокал.

- Я тебе уже говорил. И объяснял, почему. Не так уж часто мы с ней оставались наедине. Ни у кого из нас и в мыслях не было заводить шашни. Мы просто болтали, ужинали, иногда катались на машине и обменивались шуточками, способными рассмешить только малое дитя…

- Как в студенчестве, - вставил я.

Уилл потупил взор, кожа вокруг его губ побелела.

- Может, и так, Стив. Наверное, мы оба стремились повернуть время вспять и делали вид, будто нынешнего мира не существует.

- А потом ты возвращался к Карле. Уилл молча разглядывал ковер.

- Карла знала?

- Я ей не говорил. Думаю, она не поняла бы. Мне уйти, Стив?

- Нет, - ответил я. - Полагаю, ты сказал мне правду, а Де-Костеру соврал, чтобы в меру своего разумения уберечь мою мужскую честь. - Я встал. - Поэтому я тебя не выгоняю, Уилл. Но, может быть, тебе лучше вернуться к Карле?

- Останусь тут. А с Карлой ничего не случится. Может, сумею чем-то тебе помочь. Спасибо, Стив.

В полной тишине я поднялся по ненавистной лестнице, вошел в спальню и, сбросив башмаки, растянулся поперек кровати. Тьма облепила лицо, я вслушивался в настырный шелест дождя, бившегося в окна, и думал о том, что мне следовало бы уделять Морин побольше внимания. Получше узнать ее. Теперь я понимал, что, по сути дела, почти не знал жену. Был слишком занят зарабатыванием денег, потому что считал это своим важнейшим вкладом в семейное благополучие. У меня никогда не возникало мысли обмануть Морин…

Девица пришла ни свет ни заря. Уилл дрых в спальне для гостей, а Пенни еще не проснулась. Я варил кофе на кухне и ломал голову над самой сложной в моей жизни задачей - как рассказать все Пенни. В этот миг и послышался перезвон колокольчиков.

За порогом стояла рослая миловидная девушка с приятными чертами, высокими скулами и пухлыми теплыми губами. У нее были огромные темно-карие глазищи и блестящие каштановые волосы до плеч. А общий облик создавал впечатление спокойствия и дружелюбия.

- Вы, должно быть, Стивен, - молвила она голосом, который был вполне под стать дивному образу. - А я - Вики Клейтон.

Увидев недоуменную мину на моей физиономии, она спросила:

- Разве Морин никогда не говорила обо мне?

Ее спокойствие было напускным. На самом деле девица нервничала. Я понял это, увидев, как она сжала пальцами газету, которую держала в руке.

- Может, и говорила, мисс Клейтон, но сегодня такое утро, что я вполне мог запамятовать.

- Да, конечно, - она порывисто, сама того не сознавая, коснулась моего запястья. - Извините, Стивен. Дело в том, что когда-то мы с Морин были подругами.

Мы продолжали беседовать через порог. Наконец я догадался отступить в сторону, и девица вошла в дом.

- Не желаете ли чашку кофе? - спросил я.

Девица не стала отказываться и извиняться за то, что явилась так некстати. Вместо этого она просто сказала:

- Благодарю вас.

И уселась за обеденный стол. Я принес кофе. Газета уже лежала на столе, и я заметил заголовок. Женщина попала под машину. Бывшая актриса. Жена, мать. Полиция ведет розыск сбившего ее автомобиля.

Я заставил себя отпить глоток кофе.

- Давно ли вы здесь живете, мисс Клейтон?

- Нет, всего несколько дней. Приехала навестить родных, позвонила Морин. Мы собирались пообедать и поболтать, вспомнить былое.

- Вы знали ее по работе?

Вики усмехнулась.

- Да, но я оказалась совершенно бездарной лицедейкой.

Послышался дробный топот, и в столовую вбежала девчушка в мятой пижаме. Увидев незнакомку, Пенни остановилась как вкопанная, потом поспешно забралась ко мне на руки. Обняв меня за шею, она прижалась носиком к моей груди.

- Папа! Папа приехал! - Пенни спрыгнула на пол и бросилась на кухню. Я не успел остановить ее.

- Мам! Папа приехал!

Вики Клейтон побледнела и отвернулась.

- Мам…

Увидев, что в кухне никого нет, Пенни вернулась ко мне. Я схватил ее и подкинул высоко в воздух.

- А что, мама еще спит? - спросила она.

- Пенни… - начал я и умолк.

Вики проворно вскочила на ноги.

- Привет, Пенни. Я Вики. Твоя мама уехала по делам, а я забыла спросить ее, что ты предпочитаешь на завтрак. Впрочем, ты и сама можешь сказать мне это, и мы соберем такой завтрак, что ты пальчики оближешь.

Вики оказалась настоящим даром небес. Она просто замечательно обращалась с детьми и сразу поладила с Пенни,

А вскоре начались визиты и телефонные звонки, дом наполнился шорохами и приглушенными голосами. По лестнице спустился совершенно трезвый и весьма сердитый Уилл. Он вновь обрел ясность мысли и тотчас вежливо, но твердо взял дело в свои руки. Прибыла Карла - толстенькая сытая сорока, которая сегодня почему-то не верещала. Она схватила меня за руку и тихо заплакала.

Уилл спас меня, приставив жену к телефону отвечать на звонки. Воспользовавшись этим, я вышел на кухню. Вики и Пенни уже позавтракали и возились в песочнице на заднем дворе. Кажется, строили городок.

Приехали полицейские. Опять двое, но другие, не вчерашние. Оба были в цивильной одежде. Один предъявил мне удостоверение лейтенанта отдела по раскрытию убийств. Звали его Лайэм Рейнолдс. Мы уединились наверху. Рейнолдс был молод, хорош собой и совсем не похож на легавого. Скорее уж он смахивал на балетного танцовщика.

В спальне я указал ему на кресло, а сам присел на пуфик. Лейтенант извинился за визит в такой час и добавил:

- Но я знаю, вы хотите, чтобы мы его поймали и изобличили. Тут наши желания совпадают, Гриффин, и я его возьму. Надеюсь, он окажет сопротивление при аресте. Слишком много чести - везти его в управление живым. С нашими присяжными он может отделаться десятью годами тюрьмы.

Рейнолдс умолк и заметно расслабился.

- Извините. Я тоже женат. У нее такая же фигура и такие же волосы… - Он встал и подошел к окну. - Я слишком много болтаю, но мне никогда не нравились твари, которые выползают из-под камней и нападают на женщин.

Лейтенант прервал созерцание лужайки.

- Давайте начнем с ее вчерашнего звонка. Простите за каламбур, но это был первый тревожный звонок?

Я кивнул. Этот Рейнолдс был удивительным парнем. Когда я смотрел на него, мне почему-то делалось легче. Может быть, причиной тому были его прямота, умение просто и непредвзято воспринимать окружающее. Окутавшая мое сознание дымка вдруг рассеялась, и я увидел, что, оказывается, настал новый день. Мой взгляд остановился на кровати, на которой еще сутки назад спала Морин. В этот миг до меня наконец-то дошло, что моя жена мертва.

- Я знаю, чего вы боитесь, Гриффин, - сказал Рейнолдс. - Вас страшит причина.

- Да, - ответил я.

- Причину мы выясним, - пообещал лейтенант, и на его лице появилось сочувствующее выражение. - Возможно, мотив не имеет никакого отношения к вашей супруге. Возможно, причина существовала только в воспаленном мозгу убийцы.

Он снова спросил о телефонном звонке, и я дословно передал ему свой разговор с Морин.

- Ага, оказывается, она знала причину, - заметил Рейнолдс.

- Но мне не сказала… А между тем, причина была куда серьезнее, чем она думала.

- Деньги?

- Едва ли. С чего вдруг? На жизнь нам вполне хватало, но ни излишков, ни нужды, которые могли бы стать источником опасности, не было.

- Какие-нибудь дурные привычки?

- Пороков за ней не числилось. Во всяком случае, таких, которые могли бы толкнуть кого-то на… Нет, на мотив ее недостатки уж никак не тянут.

- Связь на стороне? - бесстрастно, будто врач, спросил Рейнолдс.

- Она была честным и очень добрым человеком. Я только теперь уразумел, как ей, наверное, было одиноко и как уязвим был наш союз. Разумеется, по моей вине. Но если бы Морин ответила взаимностью какому-нибудь пылкому воздыхателю, она непременно рассказала бы мне об этом и развелась со мной. По-моему, лейтенант, вам следует поискать мотив в каких-то особенностях ее будничной жизни.

- Приму к сведению, - пообещал Рейнолдс. - А теперь, с вашего позволения, я бы осмотрел ее личные вещи. Пока нам не за что ухватиться, если не считать нескольких установленных фактов. Причина смерти - повреждение мозга. Вероятно, травма получена в тот миг, когда на Морин наехала машина. Тело нашли на Тиммонс-стрит. Это мрачный и грязный отрезок набережной, застроенный складскими помещениями. Людей там встретишь нечасто. Наверняка она не пошла бы туда одна. Нет. Он приехал сюда и силой увез ее, а на Тиммонс-стрит она, должно быть, изловчилась выскочить из машины. Панический страх. Ступор. Она ничего не соображала. Попыталась бежать, и тогда он воспользовался машиной как орудием убийства.

У меня пересохло во рту.

- Он планировал это с самого начала и уже дважды пытался задавить ее. Как будто его зациклило.

- Да… - задумчиво протянул Рейнолдс и принялся вышагивать по комнате. - Где она хранила письма, записки, неоплаченные счета?

- Где попало. Она не отличалась большой аккуратностью. Посмотрите в ящике туалетного столика. Левый верхний.

Это был ящик для всякой всячины. Я стоял рядом с лейтенантом, пока он просматривал старые письма от подруг Морин и маленький альбом, в который она вклеивала программки спектаклей и немногочисленные газетные вырезки времен ее сценической карьеры. Рейнолдс извлек из ящика счета, квитанции, клочки бумаги с нацарапанными на них записями, потом протянул мне чековую книжку.

- Посмотрите, все ли в порядке.

Я перелистал корешки чеков. Потом еще раз, гораздо медленнее.

И задумчиво нахмурил лоб.

- Нет, не все в порядке. Далеко не все. Недавно она выписала довольно много чеков на небольшие суммы, но в совокупности они значительно превышают ее обычные расходы.

- Мы выясним, обналичены чеки или нет.

Рейнолдс сунул книжку в карман, чтобы не забыть позвонить в банк, и снова полез в ящик, в котором уже почти ничего не осталось. И все же лейтенант исхитрился сделать открытие: он извлек на свет стопку машинописи, сколотую скрепкой.

- Похоже, какая-то пьеса, - сказал он.

- Я и не знал, что она упражнялась в драматургии.

- А она и не упражнялась. Вот имя и адрес автора, вверху слева на титульном листе. Рэнди Прайс. Знаете такого?

- Не припоминаю.

- Поехали, посмотрим, что за птица.

Мы спустились вниз. Уилл Бэрк говорил с кем- то по телефону. Положив трубку, он двинулся нам навстречу. Теперь Уилл был собран, деловит и не чувствовал ни малейшей растерянности. Типичный молодой председатель совета директоров. Таким он и останется, пока студент в его душе не проснется вновь и не пошлет председателя куда подальше. И тогда Уилл опять устроит себе веселый отпуск на два-три дня, забыв о своих многочисленных заботах, чопорности и важном виде. Я представил его Рейнолдсу и ушел, дав им возможность поговорить. Мне не хотелось заглядывать в гостиную, где отирались доброхоты, поэтому я покинул дом через заднюю дверь. Солнце уже припекало, небо было синим и чистым. Вокруг благоухала умытая дождем зелень. Я заставил себя не думать о том, как образовалась бы такому славному деньку Морин.

Я на минутку остановился возле угла, чтобы понаблюдать за Пенни и Вики. Последняя сидела на краю песочницы, прикрыв колени узорчатым подолом юбки. Слегка подавшись вперед, она увлеченно возводила какое-то песчаное сооружение. Пенни сидела на корточках и следила за ходом строительства.

Я шагнул вперед, и моя тень упала на песочницу. Вики поднялась. Утренний ветерок играл ее волосами. Сообщив Пенни, что мы скоро вернемся, я отвел Вики в сторону.

- Спасибо, - сказал я. - Благодаря вам ее утро превратилось в настоящий праздник.

- Мое тоже. Пенни просто замечательная. Надеюсь, я все сделала правильно. Мы говорили о ее матери. Думаю, мне удалось внушить ей, что мамы несколько дней не будет дома. Когда она начнет скучать чуть меньше, можно будет мало-помалу открыть ей правду.

- Я обязан вам даже больше, чем думал поначалу, мисс Клейтон.

- Пустяки. Я люблю детей. Ведь я учительница.

- Я этого не знал.

- Разумеется, коль скоро Морин никогда не упоминала обо мне.

- Я уезжаю вместе с сыщиками, - сообщил я ей. - Но прежде освобожу вас от забот о Пенни. У нас есть приходящая нянька.

- А стоит ли? Я совершенно свободна. Впрочем, извините, забыла. Я ведь чужой человек. Возможно, вы не хотите, чтобы я осталась с Пенни.

Я принял решение без малейших колебаний. Посмотрев на дочь, я строго сказал:

- Пенни, слушайся мисс Клейтон.

- Хорошо, папочка.

Рэнди Прайс обретался в Тенистой Дубраве, недалеко от Мид-Парк. Но здесь была самая что ни на есть настоящая деревня. Мы миновали два-три деревянных домика, которые, похоже, никто никогда не ремонтировал и не подкрашивал. Во дворах стояли ржавые колымаги, а на задах одного из домов паслась корова.

Обитель Прайса выгодно отличалась от других местных хибар. Впрочем, не так уж и разительно. Позади его дома не было любопытных коров, а возле боковой стены стоял более-менее приличный автомобиль, вот и вся разница.

День был знойным, а неумолчное жужжание всевозможных насекомых делало его еще и каким-то вялым. Мы с Рейнолдсом лениво поднялись на парадное крыльцо, и лейтенант постучался в дверь.

Довольно долго нам никто не открывал, и лишь когда Рейнолдс постучался снова, из недр дома донесся тягучий сонный голос, которому наверняка предшествовал зевок:

- Иду, иду, подождите, я сейчас.

Наконец Прайс добрел до двери и воззрился на нас сквозь забранную сеткой раму. Он был молод, смугл и очень хорош собой. Кабы не бородка и аккуратно подстриженные усики, я сказал бы, что передо мной отрок.

- Привет, - молвил он и улыбнулся, сверкнув крупными ровными белыми зубами. - Извините, но сегодня мне не до покупок.

Рейнолдс покосился на меня.

- Стивен Гриффин, - представился я. - А вы, надо полагать, Рэнди Прайс?

Он просиял.

- Ну и ну! Вы - супруг Морин? Черт возьми! Что же вы не предупредили о приезде? Я бы хоть прибрался малость!

Он распахнул сетчатую дверь, и мы вошли в дом. Убранство тесной гостиной исчерпывалось парой кресел, письменным столом, тахтой и соломенной циновкой. На всех горизонтальных поверхностях, за исключением тахты и стула перед столом, высились угрожающе кренящиеся башни из дряхлых книг и журналов. Не мудрствуя лукаво, Прайс сбросил часть своей библиотеки с кресел на пол и затолкал в угол. Пока он занимался этим делом, я сумел мало- мальски разглядеть его. Прайс был хрупок и изящен, с костлявыми локтями и плечами, но бицепсы его бугрились и, судя по виду, обладали немалой силой.

Покончив с наведением порядка, Прайс вытер ладони о штаны и протянул мне руку.

- Очень рад видеть вас, Стив. Морин обещала познакомить нас, когда вы вернетесь из командировки. Жаль, что она не смогла приехать с вами. Что, так много дел?

Я изучал его физиономию и слушал этот полудетский монолог, пытаясь понять, что за существо передо мной.

- Садитесь, ребята, будьте как дома. Может, пивка? У меня найдется.

Он пулей вылетел из комнаты и принялся греметь чем-то на кухне.

Я взглянул на Рейнолдса.

- Прикиньтесь дурачком, - посоветовал лейтенант. - Он еще не знает, что случилось с миссис Гриффин.

Рэнди вернулся с тремя запотевшими банками и открывалкой. Поставив их на стол рядом с маленькой пишущей машинкой, он откупорил банки и протянул одну мне, другую - лейтенанту. Мы с Рейнолдсом уселись и принялись потягивать пиво. Рэнди примостился на краешке стола и с улыбкой разглядывал нас.

- Вы такой же любитель театра, как Морин, Стив? - спросил он меня.

- Боюсь, я мало смыслю в искусстве лицедейства.

- Ну, тогда вы лишаете себя едва ли не самого большого удовольствия в жизни, - рассудил он. - Конечно, до настоящего театра мне еще далеко, но я помаленьку набираюсь житейского опыта, изучаю людей. Ведь это - основа великой драматургии. Читаю, занимаюсь. И пишу. - В глубине его глаз словно зажглись блуждающие огни. Рэнди принялся рассуждать о театре, вышагивая по комнате, насколько это было возможно.

Мне не составило труда догадаться, как этому мальчику удалось мгновенно поладить с Морин. Он был полон жизни и задора, он лелеял ту же мечту, что и она когда-то, пусть и совсем недолго. Юноша с классическими, точеными чертами. И Морин с ее безотчетной щедростью и прекрасными порывами души. Разумеется, она бросилась помогать ему, как только поняла, чего он хочет.

Рэнди немного успокоился и опять взгромоздился на край стола, после чего надолго припал к своей банке.

- Я никогда не смогу достойно отблагодарить вашу супругу, Стив. У нее врожденное чувство театра, она способна безошибочно определить, что уместно на подмостках, а что - нет. Я строчу одну пьесу за другой - вон, уже целый сундук набрался. Как только напишу две-три штуки, которые мне понравятся, сразу же подамся в Нью-Йорк. Я обречён на славу. - Он произнес это так просто и искренне, что я почти поверил ему. - У меня есть эта лишняя толика знания жизни и людей. И когда-нибудь весь мир поймет то, что сейчас понимают только Морин и еще несколько человек…

Он осекся, и на его лице появилась робкая улыбка, благодаря которой только что произнесенная Рэнди речь показалась мне гораздо менее хвастливой и эгоцентричной, чем была на самом деле. Я впервые в жизни видел такую непробиваемую и бесхитростную человеческую самоуверенность.

- А может, - нарушил Рэнди воцарившуюся после его выступления тишину, - вам, ребята, еще пивка?

Рейнолдс отказался. Я последовал его примеру.

- Пару недель назад, когда я познакомился с Морин, я и представить себе не мог, как мне повезло, - продолжал Рэнди. - Она еще сохранила кое-какие знакомства и хочет отдать мои лучшие вещи какому-нибудь пробивному театральному агенту.

- Одна из ваших пьес лежит у нас в машине, - сообщил ему Рейнолдс. - Может, ее-то миссис Гриффин и хотела показать агенту?

- Вообще-то я дал ей три, - ответил Рэнди и вдруг нахмурился, переводя взор с лейтенанта на меня и обратно. До него начало доходить, что дело нечисто, и я сразу же почувствовал это: атмосфера в комнате неуловимо изменилась. - Послушайте, вы что, по делу приехали? - спросил Рэнди.

Рейнолдс встал, извлек из кармана кожаную книжечку и раскрыл ее, показывая полицейский жетон. Рэнди вытаращил глаза.

- Что случилось? - вскричал он. - Что с ней?

- Когда вы видели миссис Гриффин последний раз? - спросил Рейнолдс.

- Слушайте, ребята, если что-то случилось… Вчера днем у нее дома… Может, скажете,…

- В котором часу?

- В два или в три пополудни. Я ездил в город за бумагой, оказался неподалеку и заглянул. Морин сказала, что у нее болит голова, и надо еще сходить в гастроном. Я вызвался закупить все, что нужно, но она отказалась, и я тотчас уехал.

- Она не показалась вам встревоженной или испуганной?

- Испуганной? Да в чем дело? Не соблаговолите ли…

- Как вы познакомились с миссис Гриффин?

- Это случилось здесь. Она ехала через Тенистую Дубраву, чтобы срезать путь от дома до Красивого холма.

- А что ей понадобилось на Красивом холме?

- Дадли Лаудермилк, - ответил я за Рэнди. - Наш приходящий садовник. Он живет на Красивом холме.

- Совершенно верно, - подтвердил Рэнди. - Она говорила, что едет к садовнику. Но у нее случилась поломка, порвался ремень вентилятора. О ремне ведь вспоминаешь, только когда он лопается, а это обычно происходит за миллион миль от человеческого жилья. Черт, да скажите же, наконец…

- И ее машина остановилась здесь?

- Да, в полумиле от дома. Из-под капота валил пар. Она боялась ехать дальше, а потом вспомнила, что недавно миновала какой-то дом. Мой дом. Она зашла позвонить, вызвать буксировщика, но у меня нет телефона. Зато есть машина, и я, разумеется, предложил свою помощь. Она была в туфельках на шпильках и устала, отшагав полмили. Я спросил, не угостить ли ее чем-нибудь, и она выпила стакан поды, а потом мы недолго поболтали. Тут-то она и заметила на столе пишущую машинку и пьесу, и мы разговорились, а через пять минут стали добрыми друзьями. А теперь скажите, что случилось.

- Миссис Гриффин мертва, - сообщил ему Рейнолдс.

- Мертва? - скрипучим шепотом повторил Рэнди. - Как же так? Когда это случилось?

- Вчера вечером ее сбила машина на Тиммонс-стрит.

Парень застыл как соляной столб. Стало так тихо, что я услышал жужжание букашек на улице. А мгновение спустя физиономия Рэнди задергалась, как будто его пытали, и сделалась совсем детской. Теперь усы и бородка выглядели на ней чуть ли не нелепо. В глазах парня заблестели слезы. Он закрыл лицо своими нервными костлявыми руками и опрометью выбежал вон из комнаты. Спальня примыкала к гостиной. Рэнди бросился на кровать, его плечи, а потом и все тело, затряслись от сдавленных рыданий.

Вскоре ему, однако, удалось совладать с собой. Он перевернулся навзничь и сел. Его щеки были испещрены грязными мокрыми полосами, которые тянулись от глаз до усов. Рэнди сжал кулаки и принялся тереть ими веки. Потом уронил руки на колени и уставился на нас, то и дело всхлипывая.

- Как же так? - пробормотал он. - Как это могло с ней случиться?

Он смотрел на нас с мольбой во взоре, но ни Рейнолдс, ни я не могли ответить ему.

Спустя несколько секунд Рэнди встрепенулся. Видимо, ему в голову пришла какая-то мысль.

- Тиммонс-стрит… Как ее туда занесло?

- Мы полагаем, что миссис Гриффин привезли туда насильно, - ответил Рейнолдс.

- Насильно? С каким-то умыслом?

Рейнолдс кивнул.

- Кто? Кто мог это сделать?

- Пока не знаем, - лейтенант сунул руки в карманы. - Но этот человек уже дважды покушался на ее жизнь. Она говорила вам об этом?

- Нет, хотя я чувствовал, что она встревожена Я спрашивал, в чем дело, но она отвечала лишь, что последнее время ей нездоровится. В конце концов я прекратил расспросы.

- Где вы были вчера вечером, Прайс?

Рэнди вскочил.

- Вы думаете, что я…

- Просто ответьте на вопрос.

- Я был тут.

- Одни?

- Один. Если мне необходимо иметь алиби, значит, не повезло. Но я ведь не знал, что оно понадобится. - Рэнди повернулся ко мне. - Когда похороны?

- Наверное, послезавтра.

- Я приду. Дайте знать, если понадобится моя помощь.

- Спасибо.

Он проводил нас до парадной двери. Когда мы отъезжали, Рэнди сидел на провисших досках крыльца и тупо смотрел в пустоту. После недолгого молчания Рейнолдс сказал:

- Не нравится он мне.

Я покосился на лейтенанта.

- Почему?

- Не знаю. Просто иногда встречаешь людей, к которым лучше не поворачиваться спиной. Наверное, я слишком долго прослужил в полиции. Слишком привык выискивать в душах противоречия. - Рейнолдс угрюмо покачал головой. - Даже когда этот мальчишка рыдал, я не мог избавиться от ощущения, что он презрительно кривит губы, поскольку его не волнует ничто, кроме собственного выдуманного дарования. Я слышал его рыдания, Гриффин, но их отголосок смахивал на далекие глухие раскаты хохота, и я понял: парень умеет двигаться в темноте. Проворно, решительно, без малейших колебаний.

Остаток утра я провел в полицейском управлении и подписал разрешение на вскрытие, которое должно было пройти во второй половине дня. Рейнолдс пообещал выдать мне останки Морин завтра или послезавтра. Потом лейтенант расспросил двоих сыщиков, которые утром побывали на Тиммонс- стрит. Им не удалось узнать ничего нового. Свидетелей убийства так и не нашлось.

Рейнолдс сказал, что меня отвезут домой в патрульной машине, и спросил:

- Не желаете еще прогуляться?

- Если нужно.

- Думаю, нужно. Я хочу, чтобы вы были под рукой. Какое-нибудь случайное слово, невинный поступок, на который мы не обратим внимания. А вы знали Морин и сможете заметить что-то необычное.

- Я перекушу. А вы за мной заедете.

Меня повез домой молодой краснолицый полицейский, который всю дорогу сочувственно молчал и держался крайне предупредительно. Когда я сказал, что хочу проехать по Тиммонс-стрит, парень, похоже, отнесся к этому с пониманием. Возможно, это был просто порыв, причем не самого благородного свойства, но, скорее, мною руководило желание пройти весь путь до конца, раз уж я оказался не в силах предотвратить этот конец. Тиммонс-стрит выглядела заброшенной и обшарпанной. Вдоль неё тянулись грязные, окутанные тишиной склады, обращенные воротами к серой, набухшей от дождя реке. Мрачную картину оживляли только две бильярдные, в дверях которых маячили тощие подростки, да пара-тройка убогих ресторанчиков. Единственным местом, где хоть что-то происходило, был причал. В конце старинного пирса, возле склада, принадлежавшего, если верить облупленной вывеске, фирме «Куколович и сыновья», стояла помятая баржа. Моряки сноровисто отшвартовали ее, и маленький буксирчик, дав гудок, с пыхтением поплыл вниз по течению, к океану.

- Вон там, мистер Гриффин, - сказал молодой полицейский.

Он остановил машину. Я вылез и сделал несколько шагов. Полицейские начертили на растрескавшемся асфальте белые линии, но, кроме них, ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Улица как улица. Словно и не было ничего. Я не заметил даже тормозного следа машины. Ну да, ведь водитель и не тормозил. Он задавил Морин вполне сознательно.

Я вернулся в машину, и молодой полицейский доставил меня домой.

Там были только Вики и Пенни. Уилл уехал полчаса назад, предварительно позвонив на службу.

Вики накормила меня бутербродами, салатом и тортом. Уплетая за обе щеки, Пенни рассказывала, как чудесно прошло утро. Потом Вики увела ее наверх и уложила вздремнуть.

Когда она вернулась, я приканчивал кофе. Мы вместе убрали со стола. Сложив посуду в мойку, Вики посмотрела мне в глаза.

- Я ищу работу, Стив.

- Я-то думал, вы учительница.

- Это так. Но сейчас летние каникулы, у меня уйма времени, и я не знаю, куда себя деть. Три последних года я посещала летние курсы при университете, но потом мне надоело. - Она пустила горячую воду и плеснула в мойку жидкого мыла. - Конечно, вам сейчас не до того, но поверьте: найти домработницу и няньку для Пенни будет ох как непросто. Позвольте мне помочь вам. Всего несколько дней, пока вы не придете в себя и не начнете налаживать свою жизнь.

Я кивнул.

- Вы во многом похожи на нее.

- На Морин?

- Да. Такая же славная душа. Такая же щедрость и порывистость. Вы тоже спешите делать добро.

Приехал Рейнолдс на патрульной машине. Я устроился на сиденье и спросил:

- Куда поедем?

- В питомник, где выращивают саженцы, а потом - в гастроном. Поездка в питомник оказалась пустой тратой времени. Никто из тамошних работников не видел, как два дня назад машина едва не сбила женщину.

Тогда мы покатили в универсам, расположенный к югу от Мид-Парк, и побеседовали с управляющим. Протирая стекла очков, тот сказал:

- Да, помню, как мои работники рассказывали, будто бы какую-то женщину чуть не задавили.

- Кто именно видел это? - спросил Рейнолдс.

- Да откуда мне знать?

- Давайте это выясним.

Нашей третьей по счету собеседницей оказалась черноволосая толстая кассирша. За ее спиной выстроилась очередь из любознательных покупателей с мешками в руках.

- Ой, мамочки! - воскликнула толстуха. - Да, помню. Ее едва не убили!

- Вы сами это видели? - спросил лейтенант.

- Нет. Но он мне первой рассказал.

- Кто?

- Томми Хайнс. Он все видел.

Рейнолдс взглянул на управляющего.

- Это наш товаровед, - пояснил тот. - Когда образуется очередь, он помогает укладывать покупки в мешки и относит их на автостоянку. Сейчас он в подсобке, помидоры привезли.

В подсобке было холодно и темно, повсюду валялись ящики и корзины, воняло черноземом и подгнившими яблоками. Томми оказался тощим долговязым парнем с белобрысой шевелюрой. Он подошел к нам, вытирая лицо длинным белым фартуком, изучил жетон Рейнолдса, вгляделся в лицо лейтенанта.

- Да, я видел, как ту даму едва не задавили. Она что, разыскивает водителя?

- Вроде того. Узнаете ее? - Рейнолдс достал из внутреннего кармана фотографию - уменьшенную копию той, которую Де-Костер забрал из дома накануне. Интересно, сколько таких маленьких снимков сейчас путешествует по городу в карманах любопытных сыщиков?

- Да, это она, - уверенно ответил Томми. - Хотя вчера она была напугана и выглядела чуточку иначе.

- Расскажите нам, что именно вы видели, - попросил Рейнолдс.

- Ну… мы уже закрывались, и народу было битком. Я взял два мешка со снедью и понес на стоянку, а когда бежал обратно, эта дама вышла из магазина. Она сама несла свои покупки, маленький сверток. Я не обратил на нее особого внимания, помню только, что женщина была видная. Она сошла с тротуара и начала переходить улицу. Иногда покупатели ставят машины напротив, потому что при оживленном движении со стоянки трудно вырулить налево. Женщина миновала середину проезжей части и вдруг закричала, хотя и не очень громко. Я не смотрел на нее, шел в магазин, но, когда услышал крик, обернулся. В потоке машин выдался просвет, и она пошла, но тут как раз эта тачка, видать, свернула на перекрестке. Водитель несся как угорелый, и, когда женщина закричала, он, должно быть, потерял голову…

- Подробнее, Томми.

- Ну… она выронила пакет и попыталась отскочить, а водитель, вместо того чтобы отвернуть прочь, наоборот, попер прямо на нее. К счастью, женщина была молодая и проворная. Будь она старухой, пиши пропало. Я подбежал и помог ей подняться, она сказала, что все в порядке, врача не надо, поедет домой. Увидится с мужем, а уж тогда все будет хорошо.

- Значит, она села в машину и уехала?

- Ага. И вот что удивительно: машина была точь-в-точь такая же, как та, которая едва не сбила ее.

- Как насчет номера, Томми?

- Да какое там! О номере я и не подумал. Спохватился, только когда парень завернул за угол и был таков.

- Вы уверены, что за рулем был мужчина?

- Похоже на то.

- А может быть, женщина с короткой стрижкой?

- Мне такое в голову не приходило. Может, и женщина. Но тогда мне показалось, что это был мужчина.

- Пострадавшая сказала что-нибудь о машине или водителе?

- Нет. Она вроде как плакала. Оно и неудивительно. Бормотала какую-то бессмыслицу.

- Можете припомнить?

- Ну… она ведь плакала. Сказала, что хочет видеть мужа. Что должна найти кого-то и убедить, что он не прав, что она не нарочно… Просто набор слов. Истерика, понимаете?

- Спасибо, Томми.

- Всегда пожалуйста. - Парень усмехнулся. - Вам спасибо, что помогли, хоть ненадолго забыть об этих чертовых помидорах. Наверное, у той дамы все в порядке, и она вернулась домой, к своему благоверному.

Мы сели в машину и покатили восвояси. Я раздумывал о том, как мерзавец мучил Морин, о том, как на Тиммонс-стрит ему наконец повезло. Я уже начинал представлять себе этого мерзавца мертвым. Мне не хотелось, чтобы Рейнолдс поймал его, не хотелось, чтобы на него наложили руки власти штата. Мне хотелось другого - самому огласить приговор и привести его в исполнение.

Рейнолдс ехал быстро, умело лавируя в потоке машин.

- Что вы думаете о тачке, которой он воспользовался? - пробормотал лейтенант, словно обращаясь к самому себе. - Она была точной копией вашего седана, и это странно, Гриффин. Ваша супруга упоминала это обстоятельство, и Томми Хайнс тоже.

- Совпадение? - предположил я.

- Может быть. Но едва ли. Это было бы уже чересчур. Машины этой модели редко красят в зеленый цвет такого оттенка.

- Совершенно верно. Это была одна из причин, почему мы ее купили, - сказал я. - Морин хотелось чего-нибудь особенного. Не броского, а просто немного необычного.

- По-моему, мы имеем дело с чокнутым, - рассудил Рейнолдс. - На это указывают все факты. Он очень рисковал и мельтешил на людях, зная, что впоследствии они смогут опознать его. Он выкинул смертельный номер перед битком набитым покупателями магазином, не заботясь о том, что кто-нибудь может запомнить номер машины. Здравомыслящие люди так не делают. Представьте себе, что это маньяк и что он зациклен на одной-единственной мысли: задавить, и непременно точно такой же машиной, как ваша. Но почему? Откуда могла взяться такая мысль?

Я молча смотрел на лейтенанта. Его лицо сделалось похожим на лик каменного изваяния.

- Полагаю, вы уже давно размышляете об этом. В его больных мозгах машина прочно связана с причиной, по которой он считал себя обязанным сделать то, что сделал. Но почему машина такая же, как у вас? Может быть, ваша машина повинна в какой-то постигшей его беде?

- Морин заявила бы в полицию, случись такое, - ответил я.

- Возможно, да. А возможно, и нет. Если она кого-нибудь изувечила, то могла запаниковать. Кроме того, я ведь не говорю, что именно она сидела за рулем. Вы даете свою машину знакомым?

- Пока не давали. Но если бы кто-то из друзей попросил, мы, конечно, не отказали бы.

- Не была ли ваша машина недавно в ремонте? Вмятина на крыле? Разбитая фара? Не припоминаете ничего такого?

- Нет. Во всяком случае, мне об этом не известно.

- Разберемся, но, конечно, понадобится время. Парень возвел себе надежную крепость, Гриффин. Его никто не знает, никто не видел. Никому не ведомо, зачем он эго сделал. Но машина - его ахиллесова пята.

В доме опять было полно притихших, напряженно державшихся людей. Уилл уже вернулся. Я выдержал бомбардировку невнятными соболезнованиями, и, когда толпа мало-помалу рассосалась, Уилл сказал:

- Ты совсем разбит. Выпей кофе. Вики Клейтон заварила целый кофейник: знала, что понадобится. Умная девушка.

- Где она?

- Повела Пенни гулять. Тут было слишком людно, и Пенни могла уловить общее настроение. Так сказала Вики. Мы выпили кофе, и я заговорил было о делах, но Уилл не пожелал меня слушать.

- Можешь забыть о работе на целый месяц, а если угодно, то и на более долгий срок. Ничего страшного не случится. Дела у нас идут неплохо, но лишь благодаря твоим постоянным разъездам.

- Слишком много я ездил, Уилл.

- И не говори.

- Я возвращался домой, проводил с семьей субботу и воскресенье, а потом опять исчезал на месяц или два. Куда это годится?

Он положил руку мне на плечо.

- Прошлое не изменишь. Рейнолдс раскопал что-нибудь?

Я рассказал ему о версии лейтенанта и о машине.

- Рейнолдс, конечно, не гений, - рассудил Уилл. - Но парень крутой, смышленый и опытный. Он привык выискивать схемы и трафареты. Может, и на сей раз он сумел нащупать что-нибудь подобное. Я вчера говорил: Морин была чем-то обеспокоена, и началось это не два дня назад, когда было первое покушение, а гораздо раньше.

- Ты что-то заметил?

Уилл поерзал в пластмассовом кресле.

- Да. Впервые это произошло недели три назад. Мы встретились на улице. Морин выходила из цветочной лавки, и вид у нее был такой, словно она похоронила любимую тетушку. - Уилл налил себе вторую чашку кофе. - Я даже подумал, что она захворала. Увидев меня, Морин сказала, что все в порядке, и немного приободрилась. Тогда я решил, что она просто устала. А может, ей было одиноко. Я пригласил ее в бар, но Морин отказалась, сказав, что ей пора домой. И тут я сморозил большую глупость. Решил ее развлечь, рассмешить, вот и брякнул: у тебя что, богатый дядюшка преставился, и ты купила цветы на могилу? Разумеется, я знал, что все наши знакомые живы-здоровы, но Морин не улыбнулась. Наоборот, едва не расплакалась.

Я отодвинул чашку.

- Ты не помнишь, что это была за лавка?

- Конечно, помню. Маленькая лавчонка на углу Второй и Парковой.

Я пулей вылетел из кухни, но Уилл, похоже, не обиделся. Памятуя о полученном от Рейнолдса уроке, я поднялся наверх и запасся маленькой фотографией Морин.

Продавщица цветов оказалась изящной улыбчивой пожилой женщиной с приятной речью, мягким голосом и коротко остриженными седыми волосами.

- Вам букет для дамы, сэр? Розы? Судя по всему, такому джентльмену, как вы, нужны именно розы.

- Мне нужен траурный венок.

Улыбка старушки погасла.

- Простите меня, сэр! - Продавщица вышла из-за длинного стеклянного шкафа с корзинами и пульверизаторами. - Такая бестактность с моей стороны! Но вы еще совсем молоды, и я… - Она развела руками и участливо спросила: - Вероятно, ваша матушка?

- Жена.

- О! Мне так жаль…

Я прислушался ко всем ее профессиональным рекомендациям, расплатился за венок, сообщил, куда его доставить, и добавил, что погребение назначено на послезавтра.

- Я обо всем позабочусь, мистер Гриффин, не беспокойтесь. С цветами будет полный порядок.

- Она заходила к вам недели три назад, - сказал я. - Возможно, вы ее помните.

- У меня столько покупателей… - Продавщица умолкла и вгляделась в фотографию Морин, которую я ей протянул.

- Какая молоденькая и хорошенькая, - сказала цветочница. - Но я ее не помню, уж не обессудьте, мистер Гриффин. Может, если бы я увидела человека, а не фотоснимок… - Она склонила голову набок и поднесла портрет поближе к глазам. - Да, вот сейчас начинаю припоминать. Кажется, туг была очень похожая женщина. Весьма примечательное лицо, но я обратила внимание на ту женщину совсем по другой причине: она нервничала. Опрокинула корзину и насильно всучила мне деньги в возмещение ущерба. Но вот ее фамилия ничего мне не говорит.

- Она могла назваться другим именем.

Цветочница пожала плечами и вернула мне фотографию.

- Можно от вас позвонить?

Женщина кивнула на телефон в дальнем углу. Я набрал номер полицейского управления и спросил лейтенанта Рейнолдса. Его не оказалось на месте. Подозреваю, что он отправился объезжать авторемонтные мастерские.

- Мне надо срочно увидеть его. Это Стив Гриффин. Кажется, я раздобыл важные сведения.

- Мы можем связаться с ним по радио.

- Попросите его приехать в цветочную лавку на углу Второй и Парковой.

Я положил трубку и повернулся. Цветочница стояла рядом. Лицо ее побелело и напряглось.

- Право, мистер Гриффин… Не ведаю, что происходит, но вызывать в мой магазин полицию…

- Поймите меня правильно, - сказал я. - Мою жену убили. Если полиция будет знать, какое имя она вам назвала и какие цветы купила, это, вероятно, поможет найти преступника.

- О! - воскликнула женщина и глубоко вздохнула. Ее глаза подернулись поволокой, в них снова появилось сочувственное выражение. - Разумеется, я помогу всем, чем только смогу.

Она открыла стальной картотечный шкаф, задумчиво поджала губы и подперла указательным пальцем подбородок. Старушка постояла несколько минут, напрягая, память, потом принялась сноровисто перебирать карточки. За этим занятием ее и застал лейтенант Рейнолдс, который появился в лавчонке минут через пять. Я представил его цветочнице, она коротко кивнула и, не отрываясь от картотеки, проговорила:

- Здравствуйте, лейтенант. Ага, кажется, вот оно. - Женщина вытащила из ящика листок. - Джейн Браун. Я, помнится, еще подумала: вот же странно - такое простое имя, а дама-то броская.

- Вы всегда записываете имена покупателей? - спросил Рейнолдс.

- Конечно, нет. Но если мы продаем цветы для каких-то торжеств, скажем, свадеб, вечеринок… ну, и для похорон тоже, то нам надо знать, кто и кому посылает эти цветы.

- И куда она просила отправить свою покупку?

- Никуда. Унесла цветы с собой. Это был большой траурный букет в корзине. Я спросила ее имя, она назвала, а когда я пожелала узнать, куда доставить цветы, она заколебалась, а потом сказала, что отвезет их сама.

Я чувствовал себя как после хорошего удара в солнечное сплетение. Морин купила цветы на чьи-то похороны, но, боясь, как бы ее не выследили с помощью продавщицы, назвала вымышленное имя и обвела нас вокруг пальца. Нас-то она обманула, а вот психа в зеленом седане перехитрить не смогла.

Рейнолдс задал еще несколько вопросов и получил ответы, которые ровным счетом ничего ему не дали. Выйдя из лавчонки, Морин направилась к машине, но встретила какого-то мужчину и остановилась поболтать с ним. Наверняка это был Уилл. Затем она пошла дальше. Спустя несколько секунд она проехала мимо лавчонки на машине, нажала на клаксон и остановилась. Цветочница вынесла корзину и поставила ее на заднее сиденье машины. Все это время Морин была одна, если не считать тех нескольких секунд, когда она болтала с Уиллом.

Продавщица проводила нас до двери. Мы поблагодарили старушку, и тут я впервые заметил на стекле витрины золотистую надпись: «Цветочный салон Эльды Дорранс».

Мы остановились возле серой патрульной машины лейтенанта.

- Не расстраивайтесь, Гриффин, - сказал он мне. - Такое случается сплошь и рядом.

- А я-то думал, что ухватил ниточку.

- Вы и ухватили. Один факт у нас есть: Морин купила цветы на чьи-то похороны и не хотела, чтобы об этом узнали. Мы выяснили, когда была сделана покупка. Двадцать три дня назад. Цветы сохраняют свежесть двое-трое суток, не больше. Значит, надо выяснить, кого хоронили двадцать дней назад.

- И вы сумеете безошибочно определить, кому предназначались цветы?

- Человеку, погибшему под колесами автомобиля.

- Моего автомобиля, - добавил я. - Управляемого Морин.

- Не берите в голову, Гриффин.

Мои плечи поникли.

- Ладно… Пожалуй, поеду домой.

Но мне не удалось обмануть лейтенанта. Не успел я сделать и трех шагов, как он окликнул меня. Я остановился и обернулся. Рейнолдс улыбнулся мне.

- Вы поступили правильно. Нащупали нить и сделали за полицию ее работу. Действуйте, Гриффин. У вас светлая голова, и вы можете что-то обнаружить. Но никакого сольного пилотажа. Если вы найдете парня первым, вас упрячут за решетку, потому что убийство маньяка - это тоже убийство.

- Не понимаю, о чем вы.

- Что ж, ладно, - ответил он. - Буду держать с вами связь.

Дома никого не было. Я сел на кушетку в гостиной, потом передумал и решил прилечь. Навалилась усталость, словно меня накачали дурманом. Руки и ноги сделались тяжелыми, я почти ничего не соображал. Прикрыв лицо руками, я погрузился в тревожный сон, но вскоре вздрогнул и снова принял сидячее положение. Меня разбудил звук открываемой двери. Вики и Пенни вернулись с прогулки. Пенни охотно и подробно рассказала мне о своем походе по магазинам и похвасталась приобретенными игрушками. Вики невозмутимо оглядела меня и сразу поняла, в каком я состоянии. Напомнив Пенни о необходимости переодеться и приступать к стряпне, она отправила девочку наверх.

Как только Пенни убежала, Вики опустилась на краешек кресла напротив меня.

- Может, изольете душу, Стив? - спросила она. - Кто знает, а вдруг легче станет.

- Мне об этом деле и думать не хочется, не то что говорить. Рейнолдс почуял кровавый след. Он думает, что Морин кого-то убила, а потом близкий родственник жертвы в отместку убил мою жену.

- Вы ее знали, Стив. Была ли она способна на убийство?

- Разве что на случайное. Она могла ненароком сбить человека, а потом впасть в панику и скрыться. Но тут совсем другое. Кто-то хладнокровно и скрупулезно планировал ее убийство…

- Возможно, от горя у него помутился рассудок.

Я встал.

- И что же? Я должен даровать ему прощение и, пожелать всего наилучшего?

Вики вцепилась в подлокотники кресла и сдавленно проговорила:

- Сейчас вы в точно таком же положении, в каком был он, и испытываете те же чувства.

- Да. И, заметьте, он не простил Морин.

- Но если не будет прощения, не будет и надежды, - сказала Вики и вдруг заплакала.

Наутро я решил на несколько дней отослать Пенни из города: слишком много людей приходило выразить соболезнования, и в доме наступала тревожная тишина, которая мало-помалу начала действовать ей на нервы. Уилл Бэрк предложил воспользоваться его домиком на озере. Иногда мы выбирались туда на выходные. Пенни любила озеро, обрамленное высокими тенистыми соснами. Ей нравилось смотреть на птиц и кроликов и носиться по поросшему шалфеем лугу. Вики вызвалась поехать с ней в качестве гувернантки. Конечно, ей пришлось бы безвылазно сидеть там, но это все же лучше, чем жить в гостинице. У ее родных слишком тесная квартира, и они не могут принимать гостей, объяснила она мне.

Я взял напрокат машину, загрузил ее снедью и, сев в свой седан, поехал впереди, чтобы показать Вики дорогу.

Домик представлял собой бревенчатую хижину. Окна выходили на купальные мостки и лодочный причал. Наверху располагались две спальни и ванная, а внизу была просторная гостиная со сложенным из больших каменных глыб очагом.

- Вы уж простите мое любопытство, - сказала Вики, войдя в дом, - но как ему удалось все здесь обустроить? Я смотрю, и морозильный шкаф есть, и телефон, и электроплитка… А какие диваны и кресла! Даже медвежья шкура на полу!

- В лодочном сарайчике - маленький катер с подвесным мотором, - сообщил я ей. - Хотите, я его выведу?

- Спасибо, но я неважный мореход, да и Пенни может свалиться за борт.

Вики напоила меня кофе, и я отправился обратно в город.

Серая патрульная машина стояла перед домом, за рулем сидел Рейнолдс. Я загнал седан на подъездную дорожку.

- Никаких «подозрительных» похорон, - сообщил мне лейтенант, когда мы вошли в дом. - Я проверил данные за пять дней. Может быть, она отвезла цветы в другой город?

- А что говорят в авторемонтных мастерских?

- Кузов тоже могли выправить в соседнем городе. - Рейнолдс бросил шляпу на кресло, уселся на кушетку и тяжело вздохнул. - Ну и утро выдалось. Вконец замучился. И надо проверить еще несколько гаражей, в том числе и совсем маленьких в пригороде. - Он вытянул ноги и принялся разглядывать свои башмаки. Его глаза сверкнули, как две льдинки. - Не может быть, чтобы мы не нашли мастерскую.

- А если не найдем?

- Тогда - труба. Придется начинать все сызнова и нащупывать другие версии.

- Или поднять лапки кверху.

- Этого не будет. Убийца наделал ошибок. Безупречных преступлений не существует.

- А что вы скажете о нераскрытых?

- Все преступники допускают оплошности, и немало, - стоял он на своем. - Преступление - само по себе свидетельство глупости, оно нелогично и противоречит укладу вещей в обществе, к которому принадлежит преступник. Если преступление не раскрыто, значит, его расследовал тупой и нерадивый полицейский, который наломал дров.

- Но с точки зрения преступника, это и есть идеал, - сказал я. - Он спокойно доживает до старости и умирает в собственной постели, а внуки приносят на его могилу букеты цветов.

Рейнолдс вскочил как ужаленный.

- Гриффин, вы умница!

- Что я такого умного сказал?

- Цветы! Почему мы решили, что она купила их к похоронам? Почему она не могла положить их на могилу спустя несколько дней после погребения? Я не там искал. Мне надо было начать с похорон, состоявшихся двадцать три дня назад, и двигаться в другую сторону - двадцать четыре дня, двадцать пять и так далее.

Лейтенант бросился в прихожую, и я услышал, как он накручивает диск телефона.

В этот миг перед домом остановился грузовичок почтальона, и водитель вылез из кабины, держа в руке толстый продолговатый конверт. Письмо было адресовано Морин, и на конверте значилось: «наложенным платежом».

Я расплатился и вскрыл конверт. Внутри лежали две пьесы Рэнди Прайса и записка из театрального агентства «Халл и Джордан»:

«Уважаемая миссис Гриффин, в продолжение нашей переписки, начатой месяц назад, сообщаем Вам, что и мистер Халл, и мистер Джордан ознакомились с прилагаемыми к сему рукописями. Судя по качеству пьес, их автор обладает определенными задатками, но, увы, его произведения еще незрелы и свидетельствуют о неопытности их создателя. Тем не менее, возврат обеих рукописей вовсе не означает, что мы отказываемся рассматривать другие работы того же автора. Напротив, мы хотели бы заверить мистера Прайса в том, что он действительно наделен даром драматурга, разбирается в людях, чувствует характеры, и ему есть, что рассказать о жизни. Манера его письма, пусть пока несколько сыроватая, тоже весьма самобытна. Уверяем Вас, что, если он пришлет нам другие свои работы, мы будем знакомиться с ними «в режиме наибольшего благоприятствования», и как только он создаст нечто более профессиональное, чем две прилагаемые к сему пьесы, мы всеми силами постараемся ему помочь. Искренне Ваш Роджер Халл.

P.S. Конечно, я помню Вас, Морин. Еще с тех времен, когда работал в актерском агентстве. Итак, Вы вышли замуж, и у Вас маленькая дочурка. Поздравляю, поздравляю, поздравляю! Я недолго служил в армии, демобилизовался и теперь помогаю драматургам. С актерами больше не работаю. Р. X.»

Приписка была сделана чернилами, уже после того как секретарша Халла положила на его стол отпечатанное письмо.

Я засунул писанину в ящик стола. В этот миг в комнату вошел Рейнолдс, и я выкинул из головы мысли о надеждах и заряде бодрости, которые судило Рэнди Прайсу послание театрального агента. Потому что по выражению лица лейтенанта понял: он что-то нащупал.

- Поедете со мной? - спросил Рейнолдс. - По дороге все расскажу.

Мы забрались в полицейскую машину, и Рейнолдс взял с места так резко, что взвизгнули покрышки.

- Двадцать восемь дней назад, ровно четыре недели, без пяти девять вечера, на Уэст-Энд-авеню молодая женщина с маленьким мальчиком на руках ступила на мостовую и была сбита машиной, которая проскочила перекресток на огромной скорости и пошла юзом. Женщина попыталась отбросить ребенка прочь, но не успела. Два дня спустя мать и сына предали земле.

Меня затрясло. Голос Рейнолдса делался все глуше, и вскоре я перестал слышать его. Морин за рулем машины, а перед лобовым стеклом - женщина с ребенком на руках… Морин, застывшая от ужаса, скованная и неподвижная, бессильная совладать с несущейся вперед машиной… Нет! Этого не может быть!

- В дорожной полиции говорят, - продолжал Рейнолдс, - что машину до сих пор не нашли. Она чуть замедлила ход, но не остановилась, а потом помчалась прочь. Похоже, водитель обезумел от страха. Ребята на месте преступления получили несколько невнятных и противоречивых описаний автомобиля. Было ясно лишь, что это тяжелый седан, темно-серый, светло-голубой или зеленый. Номера никто не запомнил.

- Как звали погибших? - с трудом выговорил я.

- Их фамилия Мартин. Глава семьи владеет крошечной бакалейной лавчонкой на Западной стороне. Мы разузнаем о нем побольше. Дело вел Билл Рейвнел. Скоро мы его увидим.

На рубеже веков Западная сторона была роскошным районом. Чинным, тихим, с внушительного вида домами. Когда-то в здешнем каретном ряду стояли роскошные экипажи, по улицам сновали великолепные выезды. Прохожие на залитых солнцем тротуарах под сенью кленов обменивались вполне искренними пожеланиями доброго утра.

Ныне тишину помнят лишь старожилы. Западная сторона кишит народом, причем довольно шумным, особенно в конце рабочего дня. Некогда приличные дома теперь поражают чудовищной вычурностью позолоченных колонн, донельзя обшарпанных и ободранных, и производят гнетущее впечатление, особенно после того, как их разделили на тесные темные квартирки, до отказа набитые жильцами. Уцелело всего несколько деревьев, да и с тех малолетние верхолазы содрали всю кору. Между бывшими особняками, некогда разделенными широкими лужайками, теперь втиснулись прачечные, конторы торговцев недвижимостью, ссудные кассы и авторемонтные мастерские, и тут не осталось ни дюйма свободного места.

Рейнолдс остановил машину возле пожарного крана, и спустя несколько минут подкатил точно такой же серый полицейский автомобиль. Он остановился перед нами, распахнулась дверца, и на тротуар выбрался рослый молодой человек с мальчишеским лицом и очень короткими волосами. Он зашагал в нашу сторону.

- Это Билл Рейвнел, - представил парня Рейнолдс.

Я протянул руку. Рейвнел принял ее, но тотчас выпустил. Его синие глаза смотрели холодно.

- Погибла целая семья, Гриффин, - процедил он. - Надеюсь, что за рулем сидела не ваша жена.

- Рейвнел! - одернул его Рейнолдс.

Рейвнел взглянул на лейтенанта, потом на меня.

- Извините, - ледяным тоном проговорил он. - Но я вел это дело и знал Мартинов. Это были хорошие люди. Небогатые люди. Люди, которые любили друг друга, пока какая-то безмозглая пьяная парочка…

- Парочка? - переспросил я, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

- Мужчина и женщина.

- Пьяные?

- Да, судя по тому, как они ехали.

Мы вылезли из машины. На миг я усомнился в том, что сумею удержаться на ногах. Рейвнел указал на середину мостовой.

- Вот где это случилось, - добавил он. - Женщина погибла на месте, ребенок прожил еще несколько часов.

Мы перешли через улицу. Пока Рейвнел и Рейнолдс опрашивали людей, знавших семейство Мартин, и показывали им фотографию Морин, моя ненависть к Рейвнелу мало-помалу сошла на нет, потому что я попытался взглянуть на случившееся его глазами, и на какой-то миг мне это удалось.

Алек Мартин три года воевал на Тихом океане, был комиссован по контузии. Он охотно рассказывал приятелям, как лежал в госпитале. Казалось, он надеялся, что, выговорившись, забудет этот кошмар.

Он родился на Западной стороне, женился на бывшей однокласснице по имени Салли. Жили они в крошечной квартирке на втором этаже, деля с соседями темный коридор и ванную. Алек купил маленькую бакалейную лавочку за полквартала от дома, а спустя год у супругов родился сын.

- Если лавка закрывалась поздно, мать и сын шли встречать Мартина с работы, - рассказал нам отец Салли, осанистый седовласый старик, пригласивший нас в дом. Мы сидели в темной захламленной гостиной - я, полицейские, хозяин и его жена, костлявая сухонькая женщина с запавшими и почерневшими от горя глазами. - Она брала мальчика, шла в лавку и помогала Алеку закрываться. Это было почти каждый вечер: он работал допоздна, потому что они хотели купить квартиру где-нибудь подальше от Западной стороны, на окраине, где есть воздух и солнце.

Все произошло на глазах Алека. Он ждал жену и сына, знал, что они придут. Салли помахала ему рукой. Возможно, поэтому она не заметила машину.

Жена старика закрыла глаза, и ее лицо сделалось похожим на маску смерти.

- Алек едва выжил после этого. Чуть не рехнулся. Не мог есть и спать, просто сидел и таращился на стены, а когда темнело, даже не зажигал свет. Я пытался говорить с ним, да разве словами поможешь? Надо было начинать все сызнова. Неделю назад он продал свою лавчонку. Сказал, что больше не сможет жить на Западной стороне. Обещал написать, дать знать, где он и чем занимается, но пока не написал.

Рейвнел встал и посмотрел на старика.

- Постараемся больше не беспокоить вас, - сказал он. - Но, если Алек даст о себе знать, сообщите нам.

Старик проводил нас до двери.

- Вы уже выяснили, кто вел ту машину?

- Работаем.

Старик оглядел нас, всех по очереди. Я почувствовал непреодолимое желание отвести глаза. Нетрудно представить, как он посмотрел бы на меня, если бы знал о подозрениях полицейских. Он покачал головой.

- До чего же им сейчас гадко, - сказал он. - Той парочке. Особенно женщине. Это ведь она сидела за рулем. Вы это уже выяснили?

- Да, - тихо ответил Рейвнел. - Нам сказали дети, игравшие на улице.

- Только вот номер никто не запомнил, - посетовал старик. - Никому в голову не пришло. А потом было уже поздно: машина укатила.

Мы вышли на шумную грязную улицу.

- Салли Мартин и ее сын похоронены на городском кладбище, - сообщил нам Рейвнел. - Поехали, посмотрим.

Мы сели в одну из патрульных машин и поехали на кладбище, расположенное на склоне пологого холма. На двух могилах лежал свежий дерн, а в изголовье могилы Салли стояла полусгнившая корзина с цветами. Рейвнел на цыпочках обошел вокруг могилы, присел на корточки и внимательно осмотрел корзину. Потом он взглянул на меня, и в этот миг я вдруг услышал гнетущую кладбищенскую тишину. Она плотно окутала меня, сделалась почти осязаемой. Подойдя к изголовью могилы, я увидел то, что уже видел Рейвнел, - маленькую наклейку на дне корзины. Надпись была едва различима, но мы смахнули грязь и кое-как сумели прочитать: «Цветочный салон Эльды Дорранс».

- Вот где она купила эту корзину, - сказал Рейвнел. - Теперь мы можем составить почти полную картину. Мартин заметил номер машины: ведь он стоял на пороге своей лавчонки. Но не сказал об этом нам, потому что не хотел, чтобы мы добрались до Морин Гриффин. Он хотел добраться до нее сам.

- Вы не можете доказать, что эти цветы принесла Морин, - напомнил я ему. - Мало ли невиновных людей повесили из-за случайных совпадений?

- Верно, доказать не могу. Но невиновных повесили не так уж много. То, что происходит сейчас, на совпадение не спишешь. В этой картине все на своих местах, она настолько совершенна, что я почти не рискую, если добавлю несколько завершающих мазков. Мартин заметил номер, пошел в бюро регистрации машин и узнал имя владельца. Человек он вообще-то хороший и правильный, но тут здравомыслие изменило ему. Он продал лавку, но город не покинул. Я готов биться об заклад, что Мартин здесь и купил себе оружие - большую зеленую машину. - Рейвнел повернулся спиной к могилам и посмотрел мне в глаза. - Кстати, Гриффин, а где были вы тем вечером, когда погибли Салли и мальчик?

Я опешил. Кажется, прошло немало времени, прежде чем мне удалось ответить:

- Я был в отъезде.

- Доказать можете?

- Наверное.

- Как знать, возможно, придется. Ведь в машине был какой-то мужчина.

Ночь я провел у Бэрков. Безмолвие моего дома угнетало меня, и я пошел к ним. Мы долго разговаривали, и Карла, надо отдать ей должное, ни разу не напустилась на Уилла.

Наконец я понял, что хозяева хотят спать, и мне не хватило наглости просить их посидеть со мной еще. Я улегся в комнате для гостей, но уснуть не мог. Морин была славной, доброй, нежной женщиной. Она вполне могла впасть в панику после наезда (да и кто тут не запаникует?), но далеко она не уехала бы. Она бы вернулась, предложила помощь… Значит, тот, кто сидел с ней в машине, силой заставил Морин скрыться с места происшествия.

Я тихонько проскользнул в ванную, отыскал снотворные пилюли Уилла и проглотил две штуки.

Общение с Уиллом и Карлой накануне очень помогло мне наутро, когда состоялись похороны. После унылого поминального обеда я отправился домой, поскольку откладывать возвращение к родным, пенатам было бессмысленно.

Я позвонил в домик на озере, и Вики сказала, что все в порядке. Пенни ловила с берега мелкую рыбешку; Вики соорудила ей снасть из нитки и согнутой заколки.

Затем я позвонил Рейнолдсу, и он сообщил мне самое главное: служащий регистрационного бюро сказал, что человек, похожий по описанию на Алека Мартина, действительно приходил туда и справлялся о владельце машины. А один торговец подержанными колымагами ровно неделю назад продал большой зеленый седан. Покупатель был очень похож на Мартина. Торговец запомнил эту сделку, потому что парень нервничал и требовал машину определенной модели. Он зарегистрировал покупку на свое подлинное имя.

- Итак, нам остается лишь разыскать Мартина, - добавил Рейнолдс в заключение.

Я вернулся в гостиную. Парадная дверь была открыта. Сквозь сетку в комнату норовил заглянуть Рэнди Прайс.

- Привет, Стив, - угрюмо буркнул он.

- О, Рэнди! Здравствуйте. Входите.

Он сел на стул, сложил ладони вместе и хрустнул костяшками пальцев.

- Мне надо было с кем-то поговорить, - сказал Рэнди. - Я был на похоронах.

- Да, я вас видел. Выпьете кофе?

- Конечно.

Мы пошли на кухню.

- Этот Рейнолдс, - продолжал Рэнди, - меня невзлюбил. С тех пор, как вы с ним приезжали ко мне, он еще несколько раз заявлялся. Он думает, что я возил Морин кататься на машине, и все такое. Но ведь вы так не считаете, правда, Стив?

Он нервно подергивал себя за бородку, и в этот миг я, наконец, разглядел то, что Рейнолдс заприметил сразу же: кошачью повадку и огоньки в глубине зрачков. «Интересно, а не заговаривает ли он мне зубы», - подумал я.

- У меня нет никакого определенного мнения о вас, Рэнди.

- Что ж, спасибо и на этом.

- Не дуйтесь, как кисейная барышня.

Его глаза сердито сверкнули, но тотчас подобрели.

- У вас сейчас трудная пора, Стив. Я это знаю и не стал бы просить…

- Чего просить?

- Немного денег взаймы. Понимаете, Морин иногда мне одалживала, вот я и подумал, что вы… В конце концов, это не выброшенные деньги, Стив. Поверьте, вы поддержите истинного гения.

Я вспомнил чековую книжку Морин. Так вот, значит, куда шли деньги. Впрочем, какая разница? Мне даже полегчало. Я понимал, какие чувства испытывала Морин к этому мальчишке. Его работа, а не он сам, - вот что имело для нее значение.

- Вас послушать, так вы наделены неким законным правом занимать у меня деньги. Относитесь к этому проще.

- Спасибо, Стив, - сказал Рэнди и заулыбался, когда я вручил ему чашку кофе и двадцать долларов.

Только когда он сел в машину и покатил прочь, я спохватился и вспомнил о его рукописях. Но было поздно: когда я подбежал к парадной двери, Рэнди уже сворачивал за угол. По тротуару шествовал почтальон. Он подошел к дому и протянул мне письмо, присовокупив к нему свои соболезнования. На простом белом конверте стоял местный штемпель. Мой адрес был выведен чернилами, печатными буквами, а обратного не было вовсе. В конверте лежал листок, а на нем все теми же четкими печатными буквами была начертана всего одна фраза: «С тебя еще ребенок, Гриффин».

Слова заплясали перед глазами. Я в ярости смял листок. Воздух в доме, казалось, наполнился флюидами ужаса, тревогой и безмолвным криком.

Я подошел к телефону. Руки так тряслись, что с первого раза я набрал неправильный номер и был вынужден снова накручивать диск.

- Рейнолдс слушает.

- Это Стив Гриффин. Приезжайте. Ради бога, быстрее.

- Что случилось?

- Он охотится за Пенни!

- Откуда вы знаете?

- Записка. Он прислал записку. Рейнолдс, вы знаете озеро Апопка?

- Разумеется.

- У Бэрка там домик. На северном берегу. Пошлите туда кого-нибудь. Пенни там с Вики Клейтон

- Считайте, что сделано. Возьмите себя в руки, Гриффин, я еду к вам.

Я положил трубку и застыл, будто истукан. Мне доводилось испытывать страх. На войне временами бывало жутковато. По-настоящему страшно мне было после звонка Морин, когда я несся к ней по темной дороге сквозь пелену дождя. Но сейчас страх был совсем другой.

Я поднялся в спальню и выдвинул верхний ящик комода, в котором лежал пистолет. Я купил его, когда стало ясно, что мне придется часто уезжать из дома. Морин, помнится, еще смеялась надо мной и говорила: «Уж и не знаю, чего я боюсь больше - этой пушки или грабежа».

Пистолет был заряжен, и я сунул его во внутренний карман пиджака.

Когда приехал Рейнолдс, мне удалось справиться с дрожью, и лейтенант ничего не заметил. Он дотошно изучил записку. И конверт, и бумага были приобретены в дешевой лавчонке и не могли навести на след отправителя. После того как Алек Мартин купил громадную зеленую машину, он словно канул в пучину города, поглотившего его, как организм поглощает микроб или вирус, чтобы отправить его в путешествие по своим кровеносным сосудам.

Когда мы мчались к озеру, Рейнолдс сообщил мне, что сразу же после моего звонка отправил туда Рейвнела. Теперь, когда дела Гриффин и Мартина были сведены в одно, сыщики работали вместе.

Увидев нас, Пенни опрометью бросилась мне навстречу. Я обнял ее так крепко, что она поморщилась. Высвободившись из моих объятий и снова твердо став ногами на землю, она принялась рассказывать, как ей весело, и мы вместе пошли смотреть ее улов. Я насадил наживку на крючок, и мы с Рейнолдсом направились к домику.

Рейвнел восседал на ошкуренной бревенчатой ограде крыльца, курил сигарету и разглядывал Вики Клейтон, которая сжалась в комочек в кожаном шезлонге, как будто ей было холодно.

Мы поднялись на крыльцо. Рейвнел выбросил окурок и слез с бревна. Я взглянул на Вики. Ее губы дрожали. Она отвернулась. Все это немного озадачило меня. Вики держалась так, словно была в чем-то виновата.

- Что ж, - сказал Рейвнел, - все здесь так, как и должно быть. За исключением вот ее. - Он кивнул на Вики, и она содрогнулась. - Однажды вечером я пошел потолковать с Мартином и увидел, как она выходит из его квартиры. Я спросил ее имя. Оказалось, что она - его сестра.

Вики вскочила и подбежала ко мне.

- Не спешите судить меня, Стив, - сдавленно проговорила она. - Он не врет, Алек действительно мой брат. Наши родители развелись много лет назад. Я жила с матерью, а Алек - с отцом, который вскоре женился опять. Я почти не знала Алека, хотя мы и переписывались от случая к случаю. В последнем письме он сбивчиво рассказал мне, что произошло. Это было двенадцать дней назад, через несколько дней после похорон. Когда я приехала, Алек был на грани помешательства. Сидел без движения и часами таращился на стену, потом вдруг вскакивал и куда-то убегал, не сообщая мне, когда вернется. - Ее голос сорвался, и Вики несколько минут собиралась с силами. Воспользовавшись этой паузой, я сказал:

- Мне следовало бы догадаться. Говоря о Морин и вашей дружбе, вы все время употребляли только общие слова. И пытались упросить меня простить Мартина, защищали его.

Она покачала головой так медленно, словно это движение требовало огромных усилий.

- Да, Стив, я просила за него. Но не защищала. - Вики робко и умоляюще посмотрела на меня. - Алек продал лавку и сказал, что уедет, чтобы забыться. Я надеялась, что ему это удастся. Помогла ему упаковать несколько вещей, которые надо было сдать на хранение. У него были какие-то записи… Фамилия и адрес Морин… Обрывочные сведения о ней… Номер машины.

- Он за ней следил, - вставил Рейвнел. - Во время отлучек из дома он крался за ней.

У Вики затряслись плечи.

- Потом он перестал записывать, порвал все бумаги, сказал, что они не имеют значения. И уехал, а я решила провести в городе еще несколько дней, побыть с отцом. Он хоть и был мне почти чужим человеком, но перенес тяжелую утрату и нуждался в моей помощи. Я уже собиралась домой, когда увидела ту заметку в газете. Я пыталась убедить себя, что это другая женщина, а вовсе не та, чье имя я видела в записках Алека, что случившееся с ней не имеет отношения к трагедии, которая лишила Алека семьи. Но лукавство не помогло, и я отправилась в ваш район, в Мид-Парк. Разузнать о Морин оказалось нетрудно: в аптеке на углу только о ней и говорили. Я выяснила, что у нее тоже был ребенок, и поняла, чем это чревато. - Она закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Набравшись сил, Вики выпалила: - Это было невыносимо!

- Вы должны были обратиться в полицию, - сказал Рейвнел.

Вики помолчала несколько секунд.

- Может быть, я поступила неразумно, но ведь он - мой брат.

Рейнолдс покосился на Рейвнела.

- Мисс Мартин, будь у меня брат, который попал в беду, я, вероятно, тоже поступил бы неразумно.

- У меня не было веских доказательств его вины в гибели Морин, - продолжала Вики. - Я и сейчас не могу в это поверить. Разве что он совсем сошел с ума. Если бы вы его знали, то поняли бы. Он тихий, мирный и добрый парень. Алек мог замышлять убийство, жаждать мести. Но действительно убить? Нет, на это он не способен. И, если он был невиновен, то, помогая арестовать его, я только подлила бы масла в огонь, и Алек наверняка лишился бы рассудка. А если я ошибалась? Если он виновен? Я понимала, что он может попытаться добраться до ребенка Морин. Тогда часть вины легла бы на меня: ведь я ничего не предприняла.

Рейвнел хотел что-то сказать, но Рейнолдс опередил его:

- И вы решили что-то сделать, мисс Мартин. Взять ребенка под свою защиту и опеку, так?

- Вы меня понимаете?

- Этого я не говорил. Я лишь спрашиваю, с какой целью вы постучались в дверь дома Гриффина и назвались подругой погибшей.

- Вы и сами это знаете.

Ее бездонные темные глаза неотрывно смотрели на меня.

- У вас было сколько угодно возможностей причинить вред Пенни, - сказал я. - Разумеется, при желании.

- Вот именно, - согласился Рейнолдс.

Вики подавила рыдания и быстро отвернулась.

- Но самого главного мы по-прежнему не знаем, - раздраженно вставил Рейвнел. - Мартин все еще на свободе и представляет опасность для девочки.

Рейнолдс посмотрел на озеро. Пенни продолжала возиться с леской и крючком. Лейтенант оглядел поляну и домик.

- Лучшего убежища нам все равно не найти, - рассудил он. - Машиной тут никого не задавишь, любого чужака видно за четверть мили. Прятать девочку в городе куда опаснее. Мартин может затеряться в толпе, затаиться в коридоре или на пожарной лестнице. Я пришлю сюда хорошо вооруженных людей для круглосуточной охраны. Пусть сидят тут, пока мы его не поймаем. Полагаю, что могу поручиться за безопасность девочки, Гриффин.

- А с ней как быть? - Рейвнел кивнул на Вики.

Рейнолдс вопросительно взглянул на меня.

- Если хочет, пусть остается, - решил я.

Мы дождались прибытия двоих здоровенных и толковых полицейских в цивильной одежде и представили их Пенни как приятелей Уилла, приехавших на рыбалку. Потом я поехал с Рейнолдсом в город, чтобы собрать кое-какие пожитки и вечером вернуться на озеро.

Я сложил вещи, запер все окна. День был на исходе, и я гадал, сколько времени мне придется провести на озере, пока Пенни не окажется в безопасности.

Я уже выходил, намереваясь где-нибудь поужинать, когда мне позвонил Рейнолдс.

- Все кончено, - сообщил он.

На миг я опешил и застыл на месте с трубкой в руке.

- Что?

- Мы отыскали Мартина.

У меня подломились колени, и я упал в кресло возле телефона.

- Где?

- Выловили из реки. Он мертв. Сидел на дне в своем громадном зеленом танке.

- Погодите, Рейнолдс. Помедленнее, а то я ничего не понимаю.

Он засмеялся с явным облегчением.

- Ладно, слушайте внимательно. На Тиммонс-стрит, неподалеку от места, где была убита Морин, есть причал, который принадлежит компании «Куколович и сыновья». Пирс старый и низкий, с пандусом для грузовиков. Мартин съехал с конца причала. Должно быть, это место заворожило его. Поди разбери, что за мысли бродят в больном мозгу. Мартин приехал туда, а потом, наверное, у него что-то сдвинулось, он свернул в переулок и сверзился с пирса. Похоже, это случилось ночью. Во всяком случае, свидетелей нет. Нынче днем какие-то подростки били рыбу острогой. Один из них нырнул на глубину и увидел смутные очертания автомобиля. Внутри сидел Мартин.

- Там была баржа?

Несколько секунд я слышал только треск в трубке. Потом Рейнолдс спросил?

- Какая еще баржа?

- Я был там наутро после убийства Морин, - объяснил я. - Моряки швартовали к пирсу баржу. Я запомнил причал, потому что он причудливо выглядел. И в тот миг от него отходил буксир. Он еще гудок дал, когда поплыл вниз по реке. Рейнолдс, баржа была порожняя и сидела высоко. Похоже, ее собирались загрузить товарами со склада, поэтому моряки и оставили баржу там. Если подростки имеют обыкновение удить рыбу или нырять с этого причала, а машину обнаружили только нынче пополудни…

- Не надо ничего объяснять, - прервал меня Рейнолдс. - Оставайтесь дома и сидите на месте. Я вам перезвоню.

Я сидел на месте, сидел так же неподвижно, как, должно быть, сидел Алек Мартин после того, как убили его жену и ребенка. Я таращился на стену и видел то, что, наверное, видел он.

Телефонный звонок вывел меня из оцепенения.

- Вы были правы! - вскричал Рейнолдс. - Баржа стояла там с того утра до нынешнего полудня. Машина Мартина все это время была под днищем баржи.

- Значит, он поехал хлебать воду сразу же после убийства Морин.

- Должно быть, так.

- Он не мог прислать ту записку насчет Пенни, - сказал я. - Ее прислал совсем другой человек, очень хитрый человек. Думаю, он восхищался собственной сообразительностью, когда сочинял ее.

- Психи, они ведь…

- Черта с два это псих. У него была очень серьёзная причина настрочить эту записку. Машину не нашли, и человек, сбросивший ее в реку, вздохнул свободно. Он думал, что река глубока, и машину вообще никогда не найдут. Запиской он вбивал последний гвоздь в крышку гроба Мартина. Полиция ходила по замкнутому кругу, разыскивая человека, который был на дне реки, и пока это продолжалось, автор записки пребывал в полной безопасности. Но он не знал о барже. И не понимал, что происходит с мужчиной, когда из его жены вышибают дух.

- Слушайте, Гриффин, если вам что-нибудь известно…

- Скоро увидимся, лейтенант.

- Гриффин…

Я бросил трубку, выбежал на улицу, сел в машину и дал полный ход.

Он неподвижно сидел в тихой комнате. Последние багряные лучи заходящего солнца падали на лицо, но он не мигал. Вытаращив глаза, он смотрел на пистолет у меня в руке и настороженно внимал моей речи.

- Этот Мартин, - говорил я, - славный и добрый малый с нежной душой. Он видит гибель жены и сына, запоминает номер машины, узнает имя женщины, которая сидела за рулем. Он замышляет убить ее. Он жаждет этого убийства больше всего на свете. Проигрывает его в уме тысячу раз, а. потом предпринимает два покушения - возле питомника для саженцев и перед гастрономом. Оба покушения проваливаются. Почему? Да потому, что парень по натуре своей не убийца. Он слеплен из другого теста. Именно поэтому в самое последнее мгновение он выворачивал руль. И в первый, и во второй раз.

Что же происходит потом? Он выжидает удобного случая и предпринимает третью попытку? Нет. После неудачи у гастронома парень наверняка уразумел, что не способен на убийство. Во всяком случае, на такое убийство. Вместо того чтобы красться за Морин, будто охотник, он идет к ней домой. Проникает внутрь, проводит там какое-то время, выкуривает сигарету и оставляет окурок в пепельнице. Морин понимала, что попалась, и в живых он ее не оставит. Наверняка она рассказала ему всё и назвала имя человека, сидевшего с ней в машине тем вечером, когда погибла семья Мартина.

Он хочет добраться до этого человека и заставляет Морин поехать с ним. Когда Мартин встретился с этим человеком, ему больше не надо было разбираться с Морин. Теперь перед ним мужчина. Безжалостный и бессердечный эгоист мужеска пола. И сильный. Мартину он не по зубам. Он вырубает Мартина, сует в зеленую машину и заявляет Морин, что у нее нет выхода, кроме как подыгрывать ему до конца. Потом он едет на Тиммонс-стрит. По одной-единственной причине: ему нужна река, чтобы избавиться от бесчувственного или мертвого Мартина. Но тут Морин срывается. Она не чужда чувства справедливости, хотя ее подонку-спутнику этого не понять. Морин выскакивает из машины, и подонок давит ее. Ему везёт: свидетелей нет. И он сталкивает машину с телом Мартина в реку.

Что называется, концы в воду. Подонок в полной безопасности. Никто не узнает, что он причастен к наезду и преступному сговору. Никаких тебе скандалов. Незапятнанное имя, неплохие виды на будущее. И времени он не потеряет, поскольку не проведет ни единой минуты в зале суда и за решеткой.

Я помолчал.

- Ну, как, Рэнди? Похоже на пьесу?

Он заерзал. Потом встал и презрительно ухмыльнулся.

- На никудышную пьесу, - сказал он. - Но, разумеется, вы не думаете, что я и есть этот таинственный великий преступник.

- Еще как думаю. Вам очень везло. Но вы допустили две ошибки. Нацарапали записку, не зная, что у причала, на том месте, где утонула машина, стоит баржа. Это обстоятельство доказывало невиновность Мартина. Вот ваша первая ошибка. А потом вы солгали мне, и эта ложь изобличила вас, Рэнди.

Он стоял передо мной, расслабленный и почти вялый. Ветер с улицы играл страницами разбросанных по гостиной журналов.

- Я начинаю сердиться, Стив, - заявил Рэнди. - В конце концов, вы знаете меня всего пару дней, а уже навоображали себе столько, что…

- Морин знала вас дольше.

- Две недели.

- Вы повторяетесь. Драматургу это непозволительно. Морин была сдержанным человеком, в некоторых отношениях почти робким. Она сказала, что хочет познакомить вас со мной. Подозреваю, что и нашим друзьям она хотела представить вас в моем присутствии, как нашего с ней общего приятеля.

- Что ж, тут вы правы, не буду спорить.

- Значит, вы общались с Морин только наедине.

И вот она мертва. И не может опровергнуть ваши заявления, правильно?

- Ну, вообще-то правильно. Покойники не спорят…

- А вот и нет. Неправильно. Семья Мартина погибла двадцать восемь дней назад. Но вы знали Морин и до этого. Месяц назад она написала театральному агенту и послала ему две ваших пьесы.

Рэнди заметно побледнел.

- Она надеялась, что сможет сделать вам сюрприз и сообщить добрую весть о ваших пьесах, если их примут. Это было бы и впрямь приятно, правда Рэнди?

- Слушайте, Стив, давайте не будем городить огород. Может быть, мы с Морин познакомились не две недели назад, а раньше. Может, я просто так брякнул про эти две недели…

- Потому что не хотели, чтобы кто-то узнал о том, что вы были знакомы с ней до гибели семьи Мартина. Зачем еще вам лгать? Вы знали о несчастье, стоившем жизни женщине и маленькому ребенку. А значит, были на месте происшествия. Bы эгоист, Рэнди, и поэтому придумали грандиозную ложь. Великую ложь. И все прошло прекрасно. Зато на мелкой лжи вы попались.

Лицо Рэнди сделалось пепельно-серым. Я видел, как он лихорадочно придумывает отговорки и ищет выход.

- Женщина с ребенком на руках была сбита без пяти девять вечера, - продолжал я. - Вскоре после того, как большинство людей заканчивает ужинать. Ведь вы возвращались с ужина, верно, Рэнди И ехали через Западную сторону домой. Я знаю, какие рестораны предпочитала Морин, и мог бы показать вас их владельцам. Вас и фотографию Морин. Они припомнили бы ваши усики и бородку на детском личике. Но я не хочу терять время.

- Терять время? О чем это вы, Стив?

- Я и так убежден, что Морин убили вы и что все произошло именно так, как я описал. Грязь Тиммонс-стрит пропиталась ее кровью, Рэнди. Вам не следовало делать того, что вы сделали. Это была величайшая глупость.

Рэнди попятился. Его лицо покрылось испариной.

- Я готов дать вам немного времени, если вы хотите во всем признаться, - добавил я.

- Можно мне взять банку пива?

- Валяйте.

Я вошел следом за ним на кухню. Рэнди открыл жестянку с пивом и одним глотком ополовинил ее.

- Они вас арестуют, Стив, - сказал он. - Если вы устроите самосуд в духе Мартина…

- Вам ли меня стращать?! - заорал я.

Рэнди выронил банку, и пена хлынула на пол. Он уперся ладонями в край кухонного стола, ища опоры.

- Вы не посмеете! Вспомните, что вы сами говорили о добре и справедливости, Стив! Ведь вы тоже добрый человек. И не поступите наперекор вашему чувству справедливости.

- Как раз это чувство и требует, чтобы я поступил именно так.

Рэнди разревелся. На сей раз по-настоящему. Теперь он не лицедействовал, как в тот день, когда мы с Рейнолдсом сообщили ему о гибели Морин.

Он плакал от ярости, отчаяния и бессилия. И кричал сквозь слезы:

- Она относилась ко мне как к ребенку! Маленькому братишке! Тем вечером после ужина Морин читала мне назидания. Мол, я еще молод, и не надо торопиться. Устройся куда-нибудь на пол-ставки и работай. Я рассмеялся ей в лицо, и Морин рассердилась. Она свернула на Западную сторону и, глядя на меня, что-то говорила. И тут вдруг откуда ни возьмись на середине мостовой появилась женщина с ребенком. Морин уже никак не успевала остановиться. Женщина не смотрела по сторонам, она улыбалась и махала рукой мужу, который стоял у бакалейной лавки. А когда все же заметила машину, то потеряла голову от страха и отскочила не в ту сторону. Туда же, куда свернула Морин. Удар был очень тихий, не громче, чем если бы кто-то швырнул в решетку радиатора перезрелой дыней. Морин убрала ногу с педали акселератора, и тогда я сам вдавил педаль в пол и заорал, что надо удирать. Морин повиновалась мне совершенно бессознательно.

- Значит, она даже не была навеселе?

- Нет. Она пыталась совладать с машиной. Когда мы отъехали, я сказал, что возвращаться нельзя. Да и помочь мы уже ничем не могли. Мои доводы напугали Морин еще больше. Мы подъехали к моему дому, Морин села на крыльцо и расплакалась, а я мыл передок машины. Потом отвез Морин домой а машину отогнал в одну заштатную мастерскую. Там заменили разбитую фару и выправили крыло. Что бы избежать неприятностей, я украл номера с другой машины, поставил их на вашу и только потом поехал в мастерскую. После починки я выбросил эти номера.

А вскоре Морин приехала ко мне с Мартином. Я не хотел, чтобы так вышло, Стив! Мне разве много надо? Кусок хлеба и возможность спокойно писать пьесы, вот и все! Я ни в чем не виноват! С той минуты, когда глупая мамаша вылезла на мостовую, я действовал под давлением обстоятельств.

Он вытер глаза рукавом рубахи.

- Мне нужно еще пива.

Рэнди открыл ящик со льдом, извлек банку и обойдя вокруг кухонного стола, стал вполоборота ко мне. Он сказал все, что мог, и, видимо, понял что время вышло и терять ему нечего. Рэнди резко развернулся на носках и молниеносно метнул в меня жестянку с пивом. Его тонкое долговязое тело было упругим и жилистым, а руки - хлесткими, как ветви ивы. Краем банки мне оцарапало левую щеку, и я едва не упал, но это был единственный успех моего противника. Мгновение спустя я нажал на курок и услышал гром выстрела.

Пуля прошла мимо цели. Хлопнула забранная сеткой дверь, и Рэнди выскочил из дома. Смеркалось, небо все еще было испещрено багряными полосами, похожими на кровавые мазки. Рэнди бежал по дорожке и изрядно смахивал на травмированного бейсболиста. Мой седан стоял позади машины Рэнди. Я погнался за ним, потрясая пистолетом. Парень оглянулся, увидел меня, втянул голову в плечи и побежал через широкий пустырь, за которым начинался лес. Он мчался, выписывая зигзаги, и понимал, что сможет удрать: попасть в такую мишень было весьма и весьма непросто. Рэнди оказался куда проворнее меня.

Но тягаться в быстроте с моей машиной ему было не под силу. С громадной зеленой машиной, точно такой же, какая убила Морин и унесла на дно реки Алека Мартина.

Добежав до середины пустыря, он услышал нарастающий рев мотора и оглянулся. Я видел его искаженное ужасом лицо и разинутый рот. Рэнди хрипло вскрикнул и отскочил в сторону. Машина промчалась мимо. Я вывернул руль. Мой седан, будто рассвирепевший бык, неуклюже развернулся и опять понесся за беглецом.

Теперь Рэнди улепетывал в противоположном направлении, держа путь к дому. Его длинные сильные ноги мельтешили передо мной, голова была втянута в плечи. По шуму мотора он понял, что машина рядом, и снова успел отскочить. Я промахнулся буквально на несколько дюймов.

Рэнди поскользнулся, упал, снова вскочил и бросился бежать, но у него уже подкашивались ноги. Он опустился на колени, заставил себя встать и поплелся вперед. Машина пошла юзом и развернулась. Рэнди опять оглянулся. Его глаза были выпучены, физиономия окаменела.

Он снова рухнул, и на сей раз ему не хватило сил подняться. Рэнди сдался. Безоговорочно капитулировал. Свернувшись калачиком, он закрыл лицо руками, чтобы не видеть несущейся на него махины. Я затормозил, вылез, подошел к парню и остановился над ним. Его плечи тряслись, лицо было серым, как пепел.

Наконец он набрался храбрости и взглянул на меня.

- Вы не… собираетесь…

- Нет, Рэнди, - устало ответил я. - На какое- то мгновение мне показалось, что я смогу это сделать, но, наверное, вы были правы. Если бы я действительно был способен на такое, то раздавил бы вас с первой попытки.

Солнце еще не зашло, но в его лучах больше не было багрянца.

Нас окутывали безмолвные сумерки, и я вдруг подумал, что мне давно пора ехать к дочери. Как же мне хотелось увидеть Пенни… Опустив глаза, я снова посмотрел на Рэнди. Все-таки хорошо, что я не стал делать из него лепешку.

Перевел с английского

А. Шаров