Искатель. 2001. Выпуск №11

Мать привязала меня к кровати. Это чтобы я не баловался со спичками во время ее отсутствия. Да и вообще не озорничал. Я кричал и отбивался, как мог, но силы были неравные. К тому же, во хмелю мать становилась настоящей Брунгильдой и могла любого скрутить в бараний рог. Она хлопнула дверью, пообещав скоро вернуться.

Уже через час у меня затекли конечности, и это распалило мое детское воображение. Я представил себя инвалидом войны, и что у меня есть только голова и туловище. И еще, пиписка. Я крепился часов пять, ждал маму. Не в состоянии дольше терпеть, заплакал. В общем, влаги было предостаточно.

Когда пошли вторые сутки, пришлось освободить кишечник. Меня выворачивало наизнанку от вони, исходившей от собственного тела. Это был прекрасный урок для идеалистов всех времен и народов. Каким бы ангелом ни казался человек, он все равно воняет! Но хуже вони, голода и онемевших конечностей, мне представлялось возвращение моей матери. Когда она увидит, что я натворил…

И тогда я решил уйти из жизни еще до ее прихода. Во мне была какая-то дикая, граничащая с первобытностью, уверенность, что я смогу это сделать. То есть остановить сердце. Дело в том, что я всегда слишком хорошо ощущал собственное сердце. Оно часто колотилось во мне от страха, и я научился замедлять его ход. Наверно, при этом я впадал в транс или в летаргию. Однажды я рассказал о своей уникальной способности знакомому йогу, и тот посмеялся надо мной. Чтобы остановить собственное сердце, нужны годы изнурительных тренировок. И тем более, это не под силу десятилетнему пацану. Очевидно, этому йогу все в жизни давалось не просто, и он отрицал природный дар человека.

Я был уверен, что у меня получится. Я запретил себе дышать, а потом один за другим начал выключать органы чувств. Первым делом - обоняние, затем зрение. Осязания я был лишен почти сутки. А вот, когда дошла очередь до слуха, меня словно волной вышвырнуло обратно на берег. У соседей заиграла музыка. Какой-то дуралей завел на полную громкость «Толстого Карлсона», популярную в те годы песенку.

Я мог бы сказать, что веселая, радостная музыка - вернула меня к жизни. Но это будет неправдой. Теперь мне кажется, что я все-таки умер тогда, а мою оболочку натянул на себя кто-то другой…

И вот я наверху пирамиды. Жизнь удалась. Немногие из тех, с кем я в одной упряжке, могут сказать, положа руку на сердце: «Не воровал, не грабил, не убивал…» Никто не пострадал от моего успеха. Деньги, власть добыты исключительно ловкостью ума, прекрасным знанием людей и целеустремленностью, граничащей с фанатизмом. Человек, который может остановить собственное сердце, верит в свои сверхъестественные способности. Я добился всего, о чем когда-то мечтал. Я выполнил программу…

Алина мне изменяет. (Всегда найдется доброжелатель, который спешит к вам с доброй вестью!) Ее выбор меня не удивил. Она всегда любила Шварценеггеров. У этого парня лицо солдата, железные мускулы и, наверно, крепкий член. А вот мозгами он вряд ли может похвастаться. Его бизнес не стоит выеденного яйца. И когда Шварценеггер окажется без подштанников, он начнет тянуть деньги из Алины. Она сама не понимает, что уже в ловушке. (С каким невозмутимым спокойствием я пишу эти строки!)

Когда я успел ее разлюбить? Не в ту ли саму ночь на Рождество? Она тогда выдула целый бутыль виски, и на меня повеяло моим безобразным детством…

Женщины умеют разочаровывать, как никто другой. Может, дело во мне? Может, я сам немного женщина? Этот вопрос я задаю себе уже полгода. Событие из ряда вон. Я полюбил (почти полюбил?) мужчину! Вернее, пацана. Какой же Виталик мужчина, с его кротким голосом, ангельским взглядом и улыбкой князя Мышкина? В нем, как ни в ком другом, воплощена моя мечта о женщине, нежной чувствительной, преклоняющейся. Это насмешка судьбы, ведь я не гомосексуалист и даже не бисексуал. После нашего первого соития меня рвало всю ночь. Бедный Виталик! Я видел, как он страдает, но что поделаешь, я не создан для однополой любви…

И вот я решил повторить опыт, наперекор самым продвинутым йогам! «Толстый Карлсон» меня больше не остановит! Я заведу «Гэзеринг». Аннеке ван Гирсберген, эта обаятельная голландочка, единственная женщина, которая меня не разочаровала. От ее голоса действительно можно умереть…

Не знаю, какое чудо меня остановит? Родную мать я ненавижу, дочь презираю, жену больше не люблю…

Деньги - пыль, политика - смрад, любовь - дуновение ветерка…

Умирать надо весело, просто, с чувством исполненного долга…

Если опыт не удастся, посмеюсь над последней фразой…

Виталик поставит свечку… Ангел!

Он пунктуален, как кремлевские куранты…

Вот уже щелкнул замок…