Искатель, 2004 №11

Макс бездумно пощелкал клавишами диктофона, заглянул в блокнот, где заранее набросал вопросы, которые собирался задать, но, как и следовало ожидать, не обнаружил там ничего нового. Все. Он спросил обо всем, о чем хотел. Почти…

Его собеседник аккуратно сдвинул манжет рубашки и посмотрел на часы. Простенькие на вид часики на обычном кожаном ремешке. Макс улыбнулся уголком губ. Последний писк моды для сумасшедших богачей — поделки «под народ», но, естественно, за баснословную цену. Корпус часов был изготовлен из метеоритного железа, ремешок — из кожи песчаного червя, единственного живого существа крупнее бактерии, которое землянам удалось обнаружить на Марсе. По цене «простенькие часики» тянули на три-четыре платиновых «Ролекса». Собеседник перевел взгляд на Макса и вопросительно приподнял тонкую бровь.

Глупейшая ситуация. Еще вчера Макс никак не мог поверить в свою нежданную и немного сомнительную удачу. Эксклюзивное интервью с президентом и фактическим владельцем «ГеоЭкос Индастрис», одним из главных героев его будущей книги — о таком он старался даже и не мечтать! И вот теперь, сидя в роскошном кабинете Айзека Приза, Макс не знал, о чем еще с ним поговорить. Скажи ему кто-нибудь еще час назад, что такое возможно, Макс рассмеялся бы пророку в лицо. И вот поди ж ты…

— У нас осталось еще почти десять минут, — бархатистый голос Приза ласкал слух, его прозрачно-бирюзовые глаза смотрели на Макса спокойно и доброжелательно. — В последнее время вы проявляли такой интерес к деятельности нашей компании… — Приз с улыбкой покачал головой. — Не может быть, чтобы у вас не было больше ко мне вопросов! Спрашивайте, Максим Андреевич, не стесняйтесь! Поверьте, я очень уважаю нелегкий труд журналиста и готов всячески содействовать вашей работе.

Макс нерешительно улыбнулся в ответ. В груди у него неприятно екнуло — Приз что-то знал о его работе. Откровенно говоря, Макс начал это подозревать с того момента, как получил согласие на интервью. В кабинете Приза эти подозрения усилились.

Была какая-то странность в безупречно вежливом поведении президента «ГеоЭкос». У Макса было странное чувство, что Приз не воспринял всерьез ни один из его вопросов. Отвечая, он как будто бы догадывался о том, что все это лишь игра, прелюдия к основному, главному вопросу, ради которого они и встретились.

«Не стесняйтесь!» Пытаясь скрыть замешательство, Макс наклонил голову и потер лоб. В это трудно было поверить, но он и вправду испытывал чувство, подозрительно похожее на стеснение. Он, репортер с почти двадцатилетним стажем, повидавший на своем веку такого, что многим и в страшном сне не приснится, чувствовал себя в кабинете Приза первоклашкой на приеме у строгого директора школы. И дело было не только в том, что от вопроса, который он пока еще не задал, могла зависеть его жизнь. Хотя конечно и это играло не последнюю роль.

Айзек Приз. Макс, в который уже раз, украдкой окинул собеседника оценивающим взглядом. Безупречный костюм, холеное худощавое лицо, ненавязчивый маникюр, чуть тронутые сединой на висках коротко остриженные темные волосы. При одном взгляде на Приза у всякого, кто встречался с ним впервые, возникало устойчивое впечатление: перед тобой потомственный аристократ в…надцатом поколении.

И, надо сказать, первое впечатление не обманывало, наоборот — дальнейшее общение его все больше укрепляло и усиливало. Манеры, речь, взгляд, выражение лица — все очень удачно дополняло друг друга и усиливало имидж, который Приз для себя выбрал.

Макс был наслышан о харизматичности и даже гипнотичности личности президента «ГеоЭкоса», но никак не ожидал, что слухи окажутся до такой степени верны. Приз обволакивал собеседника своим непритворным расположением, убаюкивал мягкими обертонами негромкого голоса, просвечивал насквозь взглядом неестественно ярких глаз. Макс никогда не считал себя особо гипнабельным, скорее наоборот, но сейчас он все сильнее чувствовал, что попал. Попал под обаяние Приза, против своей воли поддался ему настолько, что почти перестал воспринимать собеседника как противника. А Приз был противником, противником более чем серьезным и очень опасным. Если не сказать «смертельным»…

Макс с самого начала не верил в то, что смерть Дэна была результатом несчастного случая. Старина Дэн с детства был молчуном, все всегда держал в себе, полагая, что не стоит взваливать на друзей собственные проблемы и душевные тяготы. И все же один раз он разговорился, да так, что Макс сразу смекнул — дело пахнет нешуточной сенсацией. Дело было на кухне Максовой квартирки. После четвертой или пятой рюмочки горячительного разулыбавшийся было Дэн вдруг помрачнел, а потом, неожиданно разоткровенничавшись, поделился с Максом донимавшими его подозрениями.

Дэниэл Стюарт работал в «ГеоЭкос». Работал технологом очистных линий на одном из крупнейших перерабатывающих комбинатов этой компании. Помимо освоения и внедрения самых разных, в том числе альтернативных и нетрадиционных, энергоисточников, «ГеоЭкос» активно занималась высокотехнологичной переработкой разнообразного природного сырья, а также утилизацией отходов практически всех отраслей промышленности почти во всех регионах мира. И, надо сказать, в последнем компания добилась со временем немалых успехов. За относительно небольшую плату «ГеоЭкос» бралась избавить всех желающих от любых проблем с экологами и защитниками окружающей среды, независимо от типа производства и характера отходов и выбросов. Ее комплексные линии очистки-утилизации единодушно признавались экспертами одними из лучших в мире. А по соотношению качества и экономичности вообще не имели себе равных. Крупные производители, заключая контракты с «ГеоЭкос», экономили немалые средства на штрафах и санкциях, а «ГеоЭкос» защищала природу и подсчитывала прибыли. Компания с гордостью несла звание всепланетного ассенизатора и никогда не упускала случая отметить свои выдающиеся заслуги в деле улучшения экологической обстановки на Земле. Фирма Айзека Приза одной из немногих, если не единственной в своем роде, сумела превратить дело переработки отходов жизнедеятельности человечества в прибыльный бизнес и при этом умудрялась сочетать приятное для себя с полезным для всех окружающих людей. Макс, как и большинство его знакомых, всегда считал, что «ГеоЭкос» делает доброе дело. И вдруг…

Медлительный, как увалень, каким Дэн казался на первый взгляд, на самом деле он был классным специалистом-биохимиком. Собственно говоря, плохих специалистов в «ГеоЭкос» и не держали, а Дэн проработал там почти двенадцать лет и за это время не заслужил ни единого нарекания со стороны начальства. И вот на втором десятилетии работы, может, и правда не слишком быстрый, но зато дотошный и обстоятельный до умопомрачения Дэн начал замечать необъяснимые странности в работе ставшего для него вторым домом производства.

По словам Дэна выходило, что определенная часть оборудования очистных линий была совсем не предназначена для очистки чего бы то ни было. Доля этого оборудования в общем объеме росла с каждой новой реконструкцией производства. И, соответственно, линии эти все больше превращались из очистных сооружений в нечто другое.

Нет, с очисткой все по-прежнему обстояло выше всяких похвал, но, по мнению Дэна, одной очисткой дело давно уже не ограничивалось. В чем конкретно заключалась странность очистных сооружений «ГеоЭкос», Дэн сказать не мог. Но он долго присматривался к процессу и сделал довольно интересные наблюдения. Большая часть агрегатов необъяснимого назначения работала с так называемыми «катализаторами». Состав этих веществ был главным ноу-хау компании и держался ею в строжайшем секрете. Точно так же, как и место их производства. На комбинат Дэна контейнеры с катализаторами доставлялись на невзрачных грузовиках неразговорчивыми людьми в серых комбинезонах без всяких опознавательных знаков. Естественно, под очень и очень внушительной охраной. Контейнеры сразу же загружались в предназначенные для них агрегаты, которые наглухо запирались, опечатывались и ставились на сигнализацию. И все. Что происходило с ними дальше, не знал никто, даже Дэн, которому, казалось бы, положено было это знать по долгу службы.

Странно, но такая несуразность ровным счетом никого не смущала. Старшие по должности коллеги, отмахиваясь от не в меру любознательного технолога, говорили, что оборудование автоматическое, за его работу они не отвечают, а поскольку никаких проблем с ним — тьфу, тьфу, тьфу — никогда не было, то и нечего искать себе лишние заботы. А тем более соваться в то, что компания считает своей главной коммерческой тайной. Но Дэна зацепило не на шутку. Макс знал за другом такую особенность — если уж тому что втемяшилось в голову, этого было оттуда не выбить никакими средствами. Единственный способ — ждать, пока не выйдет само.

И Дэн начал свое собственное то ли исследование, то ли расследование, сразу и не поймешь. Загадочные катализаторы не давали ему спать спокойно. Даром что интерес у него к ним был чисто теоретический. Зная друга, Макс никогда бы не поверил, что тот собирается стать промышленным шпионом, не такой Дэн был человек.

И все же той деятельности, которую в строжайшей тайне развил Дэн, мог бы позавидовать иной шпион. Во время одной из серьезных аварий, которые хоть и чрезвычайно редко, но случались-таки на линиях «ГеоЭкоса», он умудрился добыть образец сверхсекретного катализатора. Собственными силами Дэн провел первичный химический анализ и выяснил, что вещество действительно уникально — во всех земных реестрах ему не удалось подобрать ни единого близкого аналога. А еще Дэн выяснил, что вещество довольно-таки инертно, хотя в определенных условиях и в самом деле может служить катализатором при разложении некоторых токсичных соединений из тех, что проходили через очистные сооружения «ГеоЭкос». В общем, казалось бы все было в порядке.

Но только не для Дэна. Некоторую медлительность своего мышления он всегда с успехом компенсировал прекрасно развитой интуицией. И вот теперь интуиция подсказывала Дэну, что все как раз не в порядке. Товарищ Макса стал брать пробы воздуха, воды и прочих конечных продуктов переработки и очистки родного комбината. Брать, естественно, для того, чтобы сделать собственный анализ.

Ни в одной из взятых проб ему не удалось обнаружить ни единой молекулы загадочного катализатора. Казалось бы, все — тупик. Любой другой выбросил бы пробы, а заодно с ними выбросил бы из головы и все это дело. Но Дэн и не думал сдаваться. Он взял да и сохранил отобранные образцы и через несколько недель провел повторный анализ. И — о чудо! — катализатор был там! В очень и очень незначительной концентрации, но был.

Получалось, что молекулы загадочного вещества, распадаясь на составные части, сохраняли способность впоследствии каким-то образом ресинтезировать сами себя. Как, кому и для чего это было нужно? Этого Дэн не знал, но собирался выяснить.

Макс, загоревшись, предложил ему свою помощь, но Дэн отказался, сославшись на то, что у него есть одна задумка, которую он собирается воплотить в жизнь в самое ближайшее время. А после этого он либо сообщит Максу готовый результат, либо с благодарностью примет любую помощь. На том и расстались.

Они встретились еще раз через две недели. Дэн был мрачнее тучи. На вопрос о том, как продвигается его расследование, он ответил, что близок к разгадке. Но разгадка эта кажется настолько невероятной, что Макс вряд ли в нее поверит. В любом случае Дэн попросил еще дня два для того, чтобы уточнить детали, клятвенно пообещав, что после этого непременно ознакомит Макса со всей добытой информацией. «Это будет сенсация, — с кривой ухмылкой заверил Дэн. И, помолчав, добавил: — Очень неприятная для нас сенсация». А еще он передал Максу на хранение образец загадочного катализатора. Сказал — так, на всякий случай…

Кого он имел в виду, говоря «нас», Максу суждено было узнать очень нескоро. Недобрые предчувствия, возникшие у него после разговора с другом, оправдались неожиданно скоро.

На следующий день Дэна не стало. По дороге на работу его машину на полном ходу протаранил грузовик с пьяным водителем за рулем. Тяжелый контейнеровоз протащил машину Дэна несколько десятков метров и впечатал в дорожное ограждение. Оба — и Дэн, и злополучный водитель — погибли мгновенно.

Дэн, так же как и Макс, был одинок. Они оба выросли в одном детском доме и к своим сорока с небольшим так и не удосужились обзавестись семьями. Дэн к тому же был человеком замкнутым и не слишком общительным, поэтому на похоронах кроме Макса присутствовала лишь пара ближайших коллег Дэна по работе. Руководство комбината прислало венок с лаконичной надписью «Скорбим». И все. Дэна не стало.

Гибель водителя грузовика, казалось бы, на корню разрушала версию о том, что смерть Дэна не была случайной. Макс никогда не слышал о существовании профессии «киллер-камикадзе». Но на душе у него было неспокойно. Макс взял в редакции «творческий отпуск» и начал собственное расследование. Начал с нуля, но опыт, профессиональная хватка и связи помогли ему довольно быстро приблизиться к той самой «разгадке», о которой говорил Дэн. И по мере того, как разгадка приближалась, смутные подозрения Макса все больше превращались в уверенность: Дэна убили.

И теперь, по прошествии полугода со дня смерти друга, Макс понимал — было за что. Интуиция не обманула — Дэн действительно нащупал сенсацию. Сенсацию мирового масштаба. И теперь Макс понимал, для кого именно она была «очень неприятной».

Повторяя расследование Дэна, Макс задействовал все доступные ему каналы сбора информации, даже те, которыми в других обстоятельствах предпочел бы не пользоваться. Стараясь, насколько это было возможно, соблюдать осторожность и не «светиться» без лишней нужды, Макс дергал за все ниточки, колесил по миру, брал бесконечные невинные с виду интервью, сравнивал, анализировал, думал. Он работал без перерывов и выходных, работал практически по двадцать четыре часа в сутки, работал на износ. Макс торопился. Что-то подсказывало ему, что времени осталось не так уж много. Откуда взялось это ощущение, Макс вряд ли смог бы ответить даже самому себе, но оно не покидало его ни на секунду и со временем все больше усиливалось.

Макс старался не думать о том, что его, вполне возможно, ждет повторение судьбы Дэна, хотя и имел для этого весьма веские основания. Он выяснил, что смерть его друга была скорее не единичным фактом, а отражением некоей закономерности. Несчастные случаи с сотрудниками «ГеоЭкос» происходили подозрительно часто. И жертвами этих несчастных случаев становились в основном люди так или иначе связанные с работой очистных производств компании. Они скоропостижно умирали от сердечных приступов и инсультов, попадали в аварии, становились жертвами разнообразных катастроф и криминальных происшествий. Иногда поодиночке, иногда вместе с семьями. Со стороны, если бы кому-то, как и Максу, пришло в голову заняться изучением этого вопроса, все это выглядело как череда нелепых и трагических случайностей. Складывалось впечатление, что над сотрудниками очистных линий «ГеоЭкос» висит какой-то злой рок.

Такое впечатление, возможно, сложилось бы у непредвзятого наблюдателя, но Макс был наблюдателем предвзятым и видел во всем этом совершенно иной смысл. «ГеоЭкос» умела хранить свои секреты и делала это, не брезгуя никакими средствами. С одной стороны, это свидетельствовало о том, что секреты у компании есть, и они действительно очень для нее важны. А с другой, что хранятся эти секреты не настолько хорошо, чтобы человек наделенный умом и любопытством не смог их приоткрыть. Иначе, к чему столько смертей?

Добываемые Максом разрозненные факты постепенно складывались в единую, пусть пока еще не завершенную, но логичную и непротиворечивую схему. И из этой схемы уже сейчас можно было сделать один неоспоримый вывод — «ГеоЭкос» была совсем не тем, за что ее очень старательно и, надо признать, небезуспешно пытались выдать владельцы компании.

Собранного материала было слишком много для газетной или журнальной статьи, и Макс решил написать книгу. Он работал в строгой тайне и был почти уверен, что о существовании рукописи не знала ни одна живая душа кроме него самого. Макс предполагал разослать рукопись сразу в несколько издательств, а для надежности одновременно разместить самые интересные выдержки из нее в Интернете. Только так он мог быть хоть в какой-то степени уверен в том, что его труд дойдет до читателей. Ну и конечно в том, что сам он после всего этого останется в живых и сумеет получить причитающиеся ему гонорары и премии.

И вот рукопись была дописана. Можно было ее рассылать, но Макс медлил. Книга была дописана, но не закончена. Макс изложил в ней все достоверные и документально подтвержденные факты о деятельности «ГеоЭкос», которые ему удалось собрать. Картина вырисовывалась весьма и весьма мрачная, но в ней не хватало завершающего штриха. Макс знал, что делает «ГеоЭкос», приблизительно представлял себе, как она это делает, но он так и не понял главного: ЗАЧЕМ?

Этот вопрос не давал Максу покоя. Ему казалось, что от ответа на него будет зависеть очень и очень многое и не только в судьбе его книги или в его собственной судьбе…

После выхода книги ответ на этот вопрос так или иначе должен был найтись. Но Макса такой вариант развития событий, если честно, не очень устраивал. Может, виной тому было желание отомстить за смерть друга, может, природное любопытство или профессиональное честолюбие, может, вполне объяснимое желание одному собрать все лавры, но Макс хотел сам узнать ответы на все вопросы. А еще ему очень хотелось посмотреть в глаза Призу, когда тот узнает, что его тайна раскрыта.

Шансов на это не было практически никаких. Уровень, на котором можно было бы найти ответ, был для Макса со всеми его связями и знакомствами недосягаем как локоть для зубов. И все же Макс не торопился ставить последнюю точку. Одолеваемый своим безрассудным и опасным желанием, он чего-то ждал, тянул время и в один прекрасный момент решил напроситься на интервью с президентом «ГеоЭкос».

Это был рискованный и, по большому счету, бессмысленный шаг. Какую пользу Макс мог извлечь из этого интервью, он и сам представлял себе слабо. Ведь о том, чтобы открыто заговорить с президентом о волнующей его теме, нечего было и думать — это был бы гарантированный смертный приговор.

И все же Макс послал запрос. Это было единственное и последнее, что он мог сделать для завершения своей работы. В глубине души Макс надеялся, что ему откажут. Если бы так случилось, он бы вздохнул с облегчением и с чистой совестью разослал рукопись по издательствам.

Но ему ответили согласием. Айзек Приз лично подписал ему пропуск в главный офис компании. Поначалу в душу Макса закрались сомнения. Ситуация, если вдуматься, была довольно странной. С чего бы это всемогущий Приз так легко согласился дать ему эксклюзивное интервью? Макс всегда старался быть реалистом и прекрасно понимал, что он хоть и довольно известный журналист, но далеко не звезда первой величины. Так с какой же стати Призу размениваться на такие мелочи?..

Однако отступать было уже поздно, и в назначенный срок он, не без трепета в душе, шагнул в отворившуюся дверь приемной президента «ГеоЭкос».

Перед этим Макс принял все необходимые меры предосторожности. В случае его исчезновения или скоропостижной безвременной кончины рукопись должна была автоматически разойтись по запланированным адресам. Максу казалось, что он все продумал и предусмотрел. И лишь когда молчаливый секретарь без долгих разговоров знаком предложил ему пройти в кабинет Приза, он понял, что так и не решил, как закончит это, может быть, последнее в его жизни интервью. У него был заготовлен список более-менее стандартных вопросов, но Макс прекрасно понимал, что это лишь попытка обмануть самого себя. Удастся она или нет, он не знал.

И вот теперь, глядя в вопросительно улыбающиеся глаза хозяина «ГеоЭкос», Макс почувствовал, что наконец решился. Возникшее в самом начале разговора подозрение странным образом переросло в безоговорочную уверенность. Макс вдруг ясно понял, что Приз знает. Знает все о его расследовании, о том, что привело его сюда. Как и откуда Приз мог об этом узнать, Макс не представлял, да сейчас это было и неважно. Решившись, Макс разом успокоился и ощутил прилив привычной уверенности. Раз Приз знает, то нет смысла продолжать игру в кошки-мышки.

— Да, вы правы. У меня есть к вам еще один вопрос, — собственный голос показался Максу чужим. — Зачем ваша компания отравляет Землю?

Приз, казалось, нисколько не удивился вопросу. Макс не удивился тому, что тот не удивился. Судя по всему, они поняли друг друга. Президент «ГеоЭкос» откинулся на спинку кресла и, глядя в сторону, задумчиво потер подбородок.

— А с чего вы взяли, что мы ее отравляем?

— У меня есть все основания утверждать, что ваши так называемые «очистные линии» под видом очистки ежегодно привносят в атмосферу и гидросферу планеты десятки тонн неизвестных химических веществ, — твердо отчеканил Макс.

Приз неодобрительно покачал головой.

— Позволю себе заметить, Максим Андреевич, что, если бы не наши, как вы изволили выразиться, «так называемые» очистные линии, в атмосферу и гидросферу ежегодно привносились бы тысячи тонн хорошо известных химических веществ. И вот это уж точно было бы отравлением Земли. Но дело даже не в этом. Вы что же, простите, считаете меня полным идиотом? — Приз говорил совершено спокойно. В его голосе не было ни злости, ни угрозы, только интерес.

Макс слегка растерялся.

— П-почему вы так решили?

— По-вашему, нормальный, разумный человек способен сознательно отравлять мир, в котором живет?

Макс снисходительно усмехнулся.

— Думаю, для некоторых ответ на этот вопрос определяется размером прибыли.

Приз с интересом посмотрел на Макса и неожиданно улыбнулся. Максу, как ни странно, показалось, что одобрительно.

— Но идиотом вы меня не считаете? — уточнил Приз.

— Ни в коей мере, — заверил его Макс.

— Значит, вы считаете, что, повторюсь, нормальный, разумный человек способен ради так называемого богатства поставить на карту жизнь своих детей и всего человечества?

— У вас нет детей, — сухо заметил Макс.

— Но могут быть, — возразил Приз. — И потом, то, что лично у меня нет детей, это, по-моему, еще не повод желать смерти всем остальным представителям моего биологического вида. Вы не согласны?

— Я не понимаю, к чему весь этот разговор? — Макс начал раздражаться. Задавать вопросы всегда было его привилегией. — Не вам рассказывать мне о нормальности и разумности! Вы со своей компанией засер… травите Землю и свой биологический вид!

Приз сохранял невозмутимое спокойствие. Лишь слегка поджатые губы свидетельствовали о том, что гневная отповедь Макса произвела на него какой-то эффект.

— Ну, хорошо, — примирительно произнес он. — Может, вы и правы. Но почему именно «травим»? Вы же сами сказали, что химическая природа и свойства выбросов еще до конца не определены. Так почему же сразу отрава?

— Действительно, эти химические вещества как будто бы не ядовиты… — остывая, признал Макс.

— Ну, вот видите! — оживился Приз.

— …на первый взгляд, — тут же огорчил его Макс. — Есть у них одно странное свойство. Они способны накапливаться в клетках человеческого организма, а именно в клеточном ядре. На жизнедеятельность это как будто бы никак не влияет. Пока. Но в больших концентрациях эти вещества способны повреждать ДНК. У меня есть документальное подтверждение.

— Да, да, — Приз с огорченным вздохом покивал головой. — Знаю, Максим Андреевич, знаю. Читал вашу рукопись.

Макс, за мгновенье до этого уверенный в своем превосходстве над собеседником, похолодел от страха. Оправдались его наихудшие опасения: живым он отсюда не выйдет. Интересно, что это будет на сей раз — обрушение потолочного перекрытия, обрыв лифта или просто внезапная остановка сердца? Макс сцепил в замок ледяные пальцы и сделал глубокий вздох. Что ж, он сделал глупость, допустил смертельную ошибку, теперь это было совершенно очевидно. Гонораров и славы разоблачителя мирового заговора ему уже не видать. Пусть так. Но по крайней мере не стоило доставлять Призу лишнее удовольствие, показывая ему свой страх. Макс расцепил непослушные пальцы и с независимым видом откинулся в кресле. Ему показа-. лось, что при этом по лицу Приза скользнула тень недовольства. Скорее всего, и вправду показалось, а жаль…

— Вы уж простите! — Приз виновато пожал плечами (получилось это у него, надо признать, вполне правдоподобно). — Пришлось, так сказать, по долгу службы. — Он соединил кончики пальцев и оценивающе взглянул на Макса. — Вы проделали блестящую работу в неправдоподобно короткие сроки. Признаюсь, мы не ожидали от вас такой прыти. Теперь нам придется исправлять свои ошибки…

Макс постарался изобразить на лице презрительную улыбку.

— Собственно говоря, поэтому вы сейчас здесь и находитесь, — Приз протянул руку и нажал какую-то кнопочку на селекторе. Через мгновенье дверь тихо приоткрылась, и в кабинет заглянул знакомый уже Максу неразговорчивый секретарь из приемной. Приз молча кивнул ему, секретарь кивнул в ответ и исчез так же бесшумно, как и появился.

«Ну, вот и все, — с тоской подумал Макс. — Пошел подпиливать трос лифта». В преддверии близкой смерти сохранять внешнее спокойствие стало невыносимо трудно, но пока Макс держался.

— Ну вот, Максим Андреевич, — Приз устало улыбнулся. — Мы наконец раскрыли карты и можем говорить начистоту. Теперь я отвечу на ваш вопрос. Но хочу вас предупредить: то, что я сейчас расскажу, скорее всего, покажется вам странным и неправдоподобным. Поэтому, чтобы облегчить нам обоим задачу, я предлагаю вам на какое-то время забыть, что вы журналист, а я президент компании. Представьте, что вы психиатр, а я — ваш пациент, и попробуйте отнестись к моему рассказу соответствующим образом.

Минуту назад Максу казалось, что уже ничто не сможет вывести его разум из тоскливого предсмертного оцепенения. Макс сдался, он слишком хорошо знал, какие силы ему противостоят, чтобы тешить себя несбыточной надеждой на спасение. Перед лицом собственной смерти весь окружающий мир со всеми его интригами, тайнами и страстями стал серым и каким-то неинтересным. Но когда до Макса дошел смысл последних слов Приза, он понял, что еще не совсем потерял интерес к жизни. В том, что Приз решил исповедаться приговоренному к смерти, Макс не видел ничего странного, но вот начало исповеди было, мягко говоря, не совсем обычным.

— Вы правы, Максим Андреевич, — продолжил Приз после минутного молчания. — Мы действительно… гм, засоряем биосферу Земли. И, как вы совершенно правильно догадались, нашей главной мишенью является человек. — Приз признавался в чудовищном преступлении таким тоном, как будто сообщал Максу последние биржевые сводки. — Но мы тем не менее не такие алчные подонки и закоренелые негодяи, какими вы нас себе представляете.

— А кто же вы? — Макс не без гордости отметил, что нашел в себе силы для сарказма.

— Объясню, — кивнул Приз. — И начну, пожалуй, с рассказа о себе. Дело в том, Максим Андреевич, что я не человек.

— Как?!

— С вашей точки зрения я инопланетянин.

Макс почувствовал, что страх отступает, вытесняемый удивлением и профессиональным любопытством. Пациент определенно был безумен в гораздо большей степени, чем мог предположить доктор.

— И что же вы делаете на Земле? — с улыбкой поинтересовался Макс. Неожиданно для самого себя он совершенно успокоился. Его и в самом деле заинтересовал рассказ Приза. Макс уже видел аршинные газетные заголовки: «Президент «ГеоЭкос» — сумасшедший, считающий себя уроженцем другой планеты!» И этот человек держал в руках судьбу человечества. Кошмар! Хуже этого могло быть только одно — если бы слова Приза оказались правдой.

Маке перестал улыбаться. Очевидно, встряска, только что полученная его психикой, сделала его сознание чуть менее рационалистичным и более восприимчивым к совершенно невероятной, на первый взгляд, информации. Приз, глядя ему в глаза, кивнул, как бы говоря: «Вот именно». А вслух произнес:

— Если название моей должности перевести на понятный вам язык, то получится нечто вроде «координатор-корректировщик Комиссии По Сосуществованию такого-то сектора галактики, которую земляне называют «Млечный Путь».

— И чем занимается ваша комиссия? — потерянно осведомился Макс.

— Мы следим за тем, чтобы вступившие в контакт разумные расы по мере возможности и по обоюдному согласию взаимно обогащали друг друга и не причиняли никому вреда.

— Но мы еще ни с кем не вступали в контакт!

— Это вопрос времени.

— Значит, мы опасны…

— Видите, — Приз поощрительно улыбнулся. — Сами догадались! Почти без подсказки.

— И чем же мы так опасны? — угрюмо поинтересовался Макс.

— Если в двух словах — своим отношением к жизни. Своим стремлением к захвату жизненного пространства, к расширению ареала своего вида.

— Это ненормально?

— Отнюдь! — качнул головой Приз. — Цель любой формы жизни — экспансия. Но экспансия экспансии рознь. Вы агрессивны, вы нетерпимы, вы всегда и во всем стараетесь навязать другим свою точку зрения, свое понимание добра и порядка. Вспомните историю человечества. Непрекращающиеся войны, войны за власть, за территорию, за ресурсы, за веру, за свободу и демократию. Бесконечные революции и перевороты. Конкиста, инквизиция, крестовые походы. Религиозная нетерпимость, расовая нетерпимость, социальная нетерпимость. Неприятие любого инакомыслия. Бескомпромиссная ненависть к так называемым «врагам». И всегда находился кто-то, кто лучше других знал, как надо, как правильно. Кто желал нести окружающим добро и готов был убивать всех, кто не соглашался это добро принять. Вы не щадите даже друг друга, не щадите своих собратьев-людей, которые какой-то мелочью непохожи на вас самих. Что ж тогда говорить о совершенно чуждых вам существах! Поверьте, Максим Андреевич, со стороны человечество больше всего напоминает пауков в банке, и мало кому в нашей галактике захочется видеть эту банку открытой.

— Ну, вы уж загнули! — непритворно возмутился Макс. Он сам не заметил, как стал воспринимать слова Приза всерьез. — Изображаете нас какими-то монстрами! Мало ли что было. Не дикари же мы, в конце-то концов!

— Нет, — с неожиданной легкостью согласился Приз. — Если судить по работам ваших философов, по религиозным проповедям, по публичным выступлениям политиков и общественных деятелей, по разговорам простых людей, наконец, — нет. Но мы научены горьким опытом и потому давно уже судим о разумных существах не по тем принципам и лозунгам, которые они декларируют, а по их реальным делам. А дела ваши… — Приз печально покачал головой. — Да что далеко ходить! Вы сами, Максим Андреевич, десять минут назад горячо убеждали меня в том, что вполне психически нормальный человек ради личной выгоды — зачастую мнимой — может, не задумываясь, «засрать», простите, родную планету и поставить под угрозу существование собственной расы!

— Но не все же такие! — вскинулся Макс. — Есть же и другие, нормальные люди.

— Вы уверены? — спокойно поинтересовался Приз. — А может быть, им просто не представлялся подходящий случай? Много вы знаете людей, которые бы с честью выдержали испытание большой властью и большими деньгами? Нет, есть, конечно, и такие. Но других, к сожалению, гораздо больше.

— А у вас что же, этих «других» нет совсем? — не скрывая скепсиса, спросил Макс.

— Представьте себе, нет! — по-доброму улыбнувшись, сообщил Приз. — И не потому, что у нас так уж сильна мораль и нравственность, хотя, конечно, некоторые принудительные нормы сосуществования есть и в наших сообществах. Карательные институты у нас тоже развиты не слишком хорошо. Дело не в этом. Просто у нас другие жизненные ценности. Поверьте мне, Максим Андреевич, удовольствие от обладания, владения кем-то или чем-то — это не самое сильное удовольствие на свете! Беда вашей цивилизации в том, что ваш разум так и не смог полностью освободиться из-под власти худших проявлений вашего животного начала. Ваше общество, несмотря на всю сложность его организации, пока еще стадо. Или стая — как вам больше нравится. И каждый из вас в отдельности — стадное животное, руководствующееся по жизни не столько собственным разумом, сколько безусловным правилом стада: «делай как все и даже не пробуй размышлять о том, насколько это полезно и нужно лично тебе».

— А вы предлагаете другое правило? Закон джунглей: «каждый сам за себя», так, что ли?

— Ни в коем случае! Не нужно путать сознательное и добровольное уважение чужих интересов и взглядов со слепым, некритичным следованием стереотипу. Как бы он ни назывался — обычай, нравственность, заповедь или закон. То, что вы называете моралью, должно идти изнутри, а не навязываться извне. И мораль эта, чтобы быть по-настоящему жизнеспособной, должна учитывать среди прочего и ваши биологические, животные особенности. Если уж разуму выпало зародиться в материальном теле, он не может не считаться с этим фактом. По-настоящему разумные существа не отрицают свою биологическую природу, но делают ее инструментом разума. У вас же все наоборот: деятельность вашего интеллекта, за редким исключением, полностью подчинена либо удовлетворению ваших примитивных инстинктов, либо борьбе с ними. Насыщаться, спариваться, демонстрировать окружающим свое превосходство, чтобы захватить доминирующую позицию в стае, — вот те глубинные импульсы, которые до сих пор движут развитием вашей расы. А гуманизм и цивилизованность — это тонкий налет, который легко слетает, стоит вам почувствовать серьезную опасность или выгоду. Я, конечно же, говорю не обо всех землянах, но исключениями, как вы, наверное, знаете, правило только лишь поверяется.

— Н-да, — Макс горько усмехнулся. Спорить, похоже, не имело смысла. Собеседник определенно имел устоявшуюся точку зрения на обсуждаемый вопрос и, судя по всему, провел немало времени, подыскивая ей обоснования и доказательства. Господин Приз — или кто он там на самом деле — подготовился к этому разговору весьма обстоятельно. — Хорошего же вы о нас мнения, — пробормотал Макс. — Ну, а вы сами? Вы здесь разве не для того, чтобы навязать нам свои представления о добре и порядке? Так чем вы лучше нас?

— Ошибаетесь, — возразил Приз. — Мы никому не навязываем своих жизненных ценностей. Но оставляем за собой право их защищать. Иногда для этого нам приходится подталкивать кого-то к пересмотру их собственных взглядов на жизнь — увы, порой без этого не обойтись! Но и тогда мы лишь запускаем процесс, не навязывая своих представлений о конечном результате.

— А если результаты вас не устроят?

— Тогда мы будем действовать дальше. Но в любом случае к приемлемому для всех решению вы должны будете прийти САМОСТОЯТЕЛЬНО.

— Неужели мы и в самом деле настолько плохи? — помедлив, произнес Макс. — Ведь есть же в нашей цивилизации и что-то хорошее!

— Рискну огорчить вас еще раз, Максим Андреевич, — вздохнул Приз. — Но то, о чем вы сейчас подумали как о достоинстве вашей расы, на самом деле может принести не меньше, если не больше вреда, чем то, о чем я уже упоминал.

— Вы о чем? — удивился Макс.

— О вашей культуре, о вашем искусстве, о ваших духовных исканиях.

Макс опешил. От удивления он растерялся настолько, что не смог сразу подобрать достойных слов для того, чтобы осадить зарвавшегося инопланетянина. Тоже мне, всегалактический эстет, «ценитель прекрасного»!

— Возьмем, к примеру, вашу классическую литературу. Если взглянуть на нее непредвзято, то это собрание жизнеописаний дисгармоничных личностей. Непрерывная, беспросветная череда неярко выраженных неврозов, психозов, фобий, маний и тому подобного. Практически все ваши классические герои — это люди недовольные своим существованием, страдающие. Страдающие главным образом из-за нездоровья собственной психики, по причине неспособности контролировать самих себя. Они ничего не создают, никуда не движутся, ничего не достигают. Они целиком и полностью поглощены борьбой с навязчивыми идеями и жизненными невзгодами, которые по большей части являются порождением их собственного извращенного воображения. Они эффективны и плодотворны лишь в одном: они прекрасно умеют отравлять существование самим себе и всем окружающим. Лично я не могу понять, откуда у вас такой интерес к душевному нездоровью и почему вас так восхищают необузданные страсти и ваша собственная беспомощность перед ними? — Приз недоуменно пожал плечами. — Дальше — больше. Имеющая гораздо большее влияние на умы массовая культура успешно продолжает классическую линию. Послушайте ваши песни, посмотрите фильмы, их главный герой — Человек Страдающий. Страдающий от тоски, от одиночества, от расставания с тем, что привык — как правило, совершенно необоснованно! — считать своей собственностью, от невозможности получить желаемое — от всего на свете! И при этом упивающийся своим надуманным страданием и не желающий и пальцем пошевелить для того, чтобы его прекратить. Есть выход и для тех, кто не находит в своей собственной жизни поводов для достаточно сильного и качественного страдания. Они могут сострадать. Посмотрите телевизор, почитайте газеты — о чем охотнее и больше всего говорят и пишут ваши коллеги? Войны, катастрофы, криминал, боль, кровь, смерть. Почему они это делают? Ответ прост — спрос определяет предложение. Я знаю людей достаточно хорошо, чтобы не делать скоропалительных выводов, но даже у меня при просмотре ваших «новостей» возникает порой ощущение, что я живу на планете сплошь заселенной садомазохистами. — По лицу Приза пробежала тень, он прикрыл на минуту глаза и сдавил пальцами переносицу. Совсем как человек, подумалось Максу. — Я бы сказал, что вы склонны идеализировать страдание, придавать ему неоправданно большое значение, как универсальному средству очищения, познания истины, искупления вами же придуманных «грехов». Страдание у вас — неотъемлемый и необходимый атрибут бытия.

— А разве это не так? — угрюмо проворчал Макс.

— Так, — кивнул Приз. — Но только для тех, кто верит в то, что это так. В общем-то, это тоже вариант, но почему вы так зациклились именно на нем? Поверьте мне, Максим Андреевич, идея развития через страдание, идея «выстраданного» роста, это, мягко говоря, не самая плодотворная идея.

— А вы можете предложить другую?

— Могу, — Приз мягко улыбнулся. — И даже не одну! Но не буду этого делать. А впрочем… посмотрите на ваших собственных детей. Они растут, они развиваются, но разве они при этом страдают? И кто знает, если бы не влияние вашей культуры в целом и искусства в частности, может, они и повзрослев смогли бы продолжать в том же духе? А так у них нет выбора. Едва вступив в мир, они усваивают непреложное правило: хочешь быть Настоящим Человеком с тонкой душевной организацией и возвышенными чувствами — страдай сам и сострадай другим. А иначе ты не человек, а тупое бесчувственное бревно. И они страдают по любому поводу. А когда повода нет, они его придумывают.

— По-моему, страдает человек или нет, это никого не касается, — раздраженно заметил Макс. — Это его личное дело. И потом, что вы все «страдание» да «страдание»? В конце концов, мы умеем не только ненавидеть и страдать, но и радоваться, восхищаться, бескорыстно любить, наконец!

— Вы совершенно правы! — Приз ни в какую не хотел возражать. Однако, соглашаясь со словами Макса вначале, он тут же выворачивал их наизнанку и обращал в доказательство собственной правоты. — Умеете. Но вопрос опять-таки в том, как вы это делаете. Возьмем, например, чувство, которое вы так привыкли воспевать и чуть ли не обожествлять. Чувство, которое вы считаете едва ли не главным своим достоинством. Любовь. У вас существует множество трактовок и разновидностей этого чувства-состояния. Давайте рассмотрим любовь в самом практическом и в то же время наиболее для нас с вами значимом смысле этого слова. Любовь человека к человеку. Оставим в стороне весьма мощную инстинктивную составляющую и возьмем лишь «чистый», духовный аспект. У вас есть одно неплохое высказывание: «Пусть тебе будет хорошо со мной — это еще не любовь. Любовь — это просто — пусть тебе будет хорошо». Ведь понимаете же! А что на деле? — Приз безнадежно махнул рукой. — Взять хоть искусство, хоть реальную жизнь — в подавляющем большинстве случаев девизом вашей так называемой «любви» служит даже не первая половина этого императива, а третья. О которой все молчат, но которую имеют в виду: «Пусть мне будет хорошо с тобой, а ты уж как-нибудь…» Не очень тебе плохо? Ну и хорошо! — Приз поморщился.

Макс чувствовал, что с Призом он не согласен, но никаких возражений по существу в голову ему не приходило. А Приз все никак не унимался, продолжая бичевать «пороки» человечества:

— На языке вашей же психиатрии это называется «невротическая зависимость». Достойный объект для обожествления? Что же касается «личного дела», то и тут вы сильно заблуждаетесь! Беда в том, Максим Андреевич, что ваша эмоциональная сфера слишком, если так можно выразиться, энергетична. Ваши эмоции, ваши чувства заразительны. А в нашей галактике есть разумные расы, которые, простите за тавтологию, очень чувствительны к чужим чувствам. И восприимчивы к чужому эмоциональному влиянию. Их цивилизации очень своеобразны и… — Приз пошевелил пальцами, точно пытаясь схватить из воздуха подходящее слово. — Необычны. Такое понятие, как «психическая инфекция», для нас с вами — голая теория, а для них — суровая реальность. Для некоторых из этих рас даже вполне мирный контакт с вашей цивилизацией может закончиться катастрофой. Так что, к великому сожалению, ваша культура в целом и ваш доминирующий эмоциональный настрой в частности обладают не меньшим разрушительным потенциалом, чем ваши атомные бомбы.

Макс сидел, молча глядя в стол. Ощущения у него были такие, будто его только что с головой окунули в дерьмо. И что самое обидное — ни за что.

— Я, конечно, сильно упрощаю, — сжалившись, Приз решил слегка подсластить пилюлю. — На самом деле все не так примитивно и однозначно. Да и излагаю я несколько сумбурно и бездоказательно. Вы уж простите, я не эксперт, а всего лишь исполнитель. Мне нужно было, чтобы вы поняли основную мысль — ваша цивилизация опасна для окружающих, и с этим надо что-то делать. Я не слишком сильно утомил вас своей лекцией?

Макс с кривой ухмылкой покачал головой. Надо же, какая забота! Убить убьют, но чтобы перед этим утомить — боже упаси! Он вдруг предельно ясно осознал нелепость ситуации и чуть было не рассмеялся Призу в лицо. Слава богу, сдержался. Макс подумал вдруг, что с доказательствами у его собеседника и правда было плоховато. Пока все ограничивалось пустыми разговорами. Красивые теории, многозначительные заявления и ни одного реального подтверждения. И все же Макс непонятно почему верил словам Приза. Честно пытался заставить себя сомневаться и все же, наперекор собственной воле, верил в то, что Приз — инопланетянин, представитель неких могущественных сил, решающих судьбу человечества. Макс сам себе удивлялся: с чего бы вдруг он стал таким легковерным? Что это — гипноз? Или какие-то их инопланетные штучки? Он недовольно нахмурился — ну вот, опять! Мысль о том, что он беседует с настоящим пришельцем, неожиданно прочно засела в его сознании.

— Все равно, — Макс упрямо тряхнул головой. — Даже если и так! Не понимаю, как мы можем вам повредить? Наши космические корабли до Марса-то летят по полгода, куда уж нам путешествовать по галактике!

— Это, конечно, было бы аргументом в вашу пользу, — согласился Приз. — Если бы не одно «но»: то, что ваши корабли так медленно летают, — это не ваша, а наша заслуга. Мы наблюдаем за вами уже давно и практически с самого начала предпринимаем некоторые шаги с целью, скажем так, скорректировать направление развития вашей цивилизации, направить его в безопасное для остальных обитателей галактики русло. Мы неоднократно пытались в мягкой форме привить вам идеи терпимости, уважения к чужим ценностям и интересам, мирного сосуществования. Но то ли мы каждый раз делали что-то не то, то ли вы нас все время неправильно понимали, а только долгосрочного эффекта это не дало. Позднее мы пытались ограничивать и сдерживать развитие вашей науки и техники с тем, чтобы отсрочить ваш выход в большой космос. К сожалению, принятых мер оказалось явно недостаточно. Ваш… — Приз замялся, — ваша сообразительность развивалась слишком быстрыми темпами, значительно опережая развитие вашего интеллекта в целом. Мы просчитались. Ваше техническое развитие слишком быстро достигло такого уровня, когда незаметно его сдерживать и ограничивать стало очень и очень сложно. Теперь нам приходится идти на крайние меры, — с искренним сожалением закончил Приз.

— Но если вы настолько опередили нас в развитии, — осторожно начал Макс, — почему бы вам не выступить открыто? Вы могли бы объяснить людям, что их выход в космос пока не желателен для хозяев галактики. Мы бы поняли. В конце концов, вы могли бы действовать с позиции силы!

Приз посмотрел на Макса с неподдельным удивлением.

— Должен признаться, не ожидал от вас подобных слов. Но раз вы спросили, я отвечу. Да, мы могли бы действовать и с позиции силы. Во всяком случае, сил для этого у нас вполне достаточно. Но такое воздействие может иметь непредсказуемые последствия. У вашей расы слишком силен дух противоречия. Вас хлебом не корми — дай только побороться с «угнетателями». Прямой запрет в вашем случае может дать противоположный эффект и спровоцировать невиданный доселе скачок в вашем техническом развитии. Вас слишком сильно вдохновляет и мотивирует идея «борьбы за свободу». К тому же подполье и партизанщина всегда опаснее открытого контакта, каким бы разрушительным он ни был. — Приз покачал головой. — Нет, Максим Андреевич, силовое давление не помогло бы, даже если бы мы решились к нему прибегнуть. А этого не будет. Не будет потому, что лишение свободы выбора, пусть даже иллюзорной, никому еще не шло на пользу. Ни тем, кого лишают, ни тем, кто это делает.

— Значит, выход один, — мрачно изрек Макс. — Перетравить нас всех к чертовой матери?

— Вы меня невнимательно слушали, — укорил его Приз. — Для нас любая разумная жизнь имеет безусловную ценность. Любая, — повторил он с нажимом. — Какой бы опасной с нашей точки зрения она ни была. И ваша раса не исключение. Мы никого не собираемся травить, мы лишь хотим создать условия, при которых вы могли бы измениться ко всеобщему благу.

— И каким же образом мы будем меняться? Каков будет механизм?

— Мутация, — невозмутимо сообщил Приз.

— Во как… — выдохнул Макс.

— Я ожидал подобной реакции, — кивнул Приз. — Но вы совершенно напрасно так огорчились. Биологическая мутация сама по себе не является чем-то страшным или неестественным. Хочу напомнить, что именно мутация в свое время дала толчок к развитию вашей центральной нервной системы и сделала вас разумными существами. Мы лишь хотим помочь вам сделать следующий шаг. А чтобы этот процесс стал для вас как можно менее болезненным, мы заблаговременно начали готовить почву. Умеренное загрязнение биосферы, некоторые вирусы, трансгенные продукты питания, дозированное облучение путем широкого внедрения средств телекоммуникации — все это должно было создать условия, при которых ваш генный аппарат вышел бы из застойного состояния. Теперь мы переходим к основному этапу: насыщаем вашу среду обитания мягкими мутагенами направленного действия. Естественно, это займет гораздо больше времени, чем подготовка…

— Значит, по вашей мысли, мы должны превратиться в скопище монстров? — перебил Макс.

— Ну зачем же так? — удивился Приз. — Вы недооцениваете пластичность своего вида. То, что на протяжении нескольких десятков тысяч лет с биологической точки зрения вы практически не менялись, совсем не означает, что потенциал вашей изменчивости исчерпан. Монстрами вы не станете; скорее всего, ваша внешность вообще не претерпит существенных изменений.

— Тогда что?

— В конечном счете изменится ваше сознание. Ослабнет зависимость интеллекта от биологического начала. Безусловные, животные удовольствия станут для вас чуть менее значимыми. Соответственно ваши доминирующие инстинкты — инстинкт продолжения рода, самосохранения, стадный инстинкт — уже не будут иметь над вами той власти, какую имеют сейчас. Вы станете свободнее, в первую очередь внутренне. Усилится ваша индивидуальность, восприимчивость. В общих чертах, примерно так.

— Вы хотите кастрировать человечество, — помолчав, подытожил Макс. Приз огорченно поджал губы.

— Мы хотим, чтобы человечество стало чуть менее эгоистичным, агрессивным и нетерпимым, чтобы оно стало чуть более открытым и непредвзятым в отношении чужих интересов. Только и всего. По-вашему, это большая цена за выход во Вселенную, за встречу с братьями по разуму, о которой вы всегда так мечтали?

— Ну да, ну да… — невпопад пробормотал Макс. Он устал. Слишком много информации, слишком сильное потрясение. Его охватила апатия и тупое равнодушие ко всему на свете. Он понимал, что, несмотря на слова Приза о безусловной ценности жизни, конец этого разговора, скорее всего, будет означать и его собственный конец, но сейчас ему было все равно.

— Знаете что? — Макс вздохнул. — Что-то меня и правда утомила эта беседа.

— Тогда давайте заканчивать, — с готовностью откликнулся Приз.

— Давайте, — Макс вяло улыбнулся. — Как закончим? Несчастный случай или обострение несуществующей болезни?

Приз улыбнулся в ответ. Мягко, по-доброму, понимающе.

— Полагаете, теперь мы устраним вас как нежелательного свидетеля?

— А что, нет? Лес рубят — щепки летят. Не разбив яиц, не сготовишь яичницу. Цель оправдывает средства. — Макс перевел дух. — Я не прав?

— Правы, — кивнул Приз. — Совершенно правы. По-своему. Это тоже вариант, но опять-таки лишь один из многих. Жаль, что вы все еще считаете нас чудовищами. — Приз огорченно вздохнул. — Убивать мы вас не собираемся. Какой смысл убивать того, кто уже мертв?

Макс почувствовал, как вновь затеплилось в душе угасшее было удивление, а вместе с ним вернулся и страх. В кабинет без стука вошел секретарь Приза, опустился в кресло рядом с Максом, кивнул в ответ на вопросительный взгляд хозяина. Приз взял со стола какой-то приборчик, похожий на пульт управления стереовизора, и нажал на кнопочку. На стене кабинета засветился огромный — метра три по диагонали — экран. При таких размерах качество изображения было выше всяких похвал. В первый момент Максу показалось, что в стене открылось окно.

— …с места событий передает наш корреспондент Дарья Орлова.

В эфире шел выпуск новостей. Макс увидел знакомую улицу, машины «Скорой помощи» и милиции, толпу народа на заднем плане. На переднем молодая миловидная репортерша, крепко сжимая микрофон, тщетно пыталась скрыть азартный блеск в глазах и придать лицу скорбное выражение.

— Очередная криминальная разборка нарушила покой жителей нашего города. Буквально несколько минут назад неподалеку от здания центрального офиса компании «ГеоЭкос» неизвестные открыли автоматический огонь по проезжавшей машине. Из машины раздались ответные выстрелы. По стечению обстоятельств наша съемочная группа находилась неподалеку, и мы оказались на месте происшествия практически одновременно с милицией. Благодаря быстрому и решительному вмешательству сотрудников службы собственной безопасности «ГеоЭкос» перестрелка была пресечена еще до прибытия сил правопорядка, и все же жертв избежать не удалось. На месте были убиты двое бандитов. Легкие ранения получили один охранник «ГеоЭкос» и двое прохожих. — Репортерша сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. Чувствовалось, что девица волнуется. — Погиб еще один человек. Случайная пуля унесла жизнь нашего коллеги — журналиста, сотрудника восточноевропейского отдела «Глобал Ньюс» Максима Шрайнера. Как нам стало известно, буквально за секунду до начала перестрелки он вышел из здания «ГеоЭкос», где брал интервью у президента компании Айзека Приза. Только что ответственный секретарь отдела, где работал Максим, сообщил нам, что это интервью обязательно будет опубликовано в одном из ближайших номеров…

Журналистка продолжала щебетать, но Макс ее уже не слышал. Сообщение о собственной гибели ввело его в состояние легкого ступора. Требовалось какое-то время, чтобы осмыслить увиденное и услышанное.

— Хорошо сработали. — Секретарь Приза говорил чисто, но с каким-то незнакомым Максу едва уловимым акцентом, слишком мягко, слишком напевно произнося слова. «Наверное, новенький. На Земле недавно», — мелькнуло в голове у Макса. Он посмотрел на секретаря с отрешенным интересом. На вид самый обычный человек.

— Что с прохожими? — слегка нахмурив брови, поинтересовался Приз.

— Касательные ранения. Царапины, — доложил секретарь. — Это были наши люди. Так, для достоверности.

— Вы что же, убиваете своих? — Профессиональная привычка брала свое, и, едва опомнившись, Макс начал задавать вопросы.

— Простите? — удивился Приз.

— Там сказали, что погибли двое бандитов. Это разве не ваши люди?

— Они не были людьми, — просто ответил Приз. — Так же, как и убитый вы.

— Клон? — Журналистская закваска продолжала бродить.

— Временная копия, так будет точнее. Это не были разумные существа, если вы это имели в виду.

— И что теперь будет со мной настоящим? — Теперь, когда Макс понял, что близкая смерть ему не грозит, и после того, что он только что услышал, этот вопрос приобрел для него первостепенную важность.

— Надеюсь, вы понимаете, что после вашей… «гибели», ваше дальнейшее пребывание на Земле нежелательно. — Приз улыбнулся. — Надеюсь, вы не откажетесь от приглашения посетить иные миры и своими глазами увидеть разумную жизнь на других планетах?

Макс, почти не раздумывая, решил, что не откажется. Даже не принимая во внимания того, что у него попросту не было выбора, предложение было более чем заманчивым. Конечно, жаль было расставаться с Землей, но, по большому счету, Макса здесь мало что удерживало. Во всяком случае, в сравнении с открывающейся перспективой это были сущие пустяки. Азарт первооткрывателя на какое-то время заглушил даже тревогу за судьбу человечества. У него появилась возможность разобраться во всем, так сказать, на месте, докопаться до самых корней истины, что несомненно дорогого стоило. Макс желал узнать ответы на свои вопросы. А вопросов у него теперь было много, гораздо больше, чем в тот момент, когда он входил в кабинет Приза.

— Скажите, — Макс с опаской посмотрел на Приза, — а как вы выглядите на самом деле?

— По-разному, — не задумываясь, ответил Приз. — Я бы вам доказал, но здесь не самое подходящее место.

— Вообще-то я имел в виду лично вас, — уточнил Макс.

— А я про себя и говорю.

— Хм… — Макс поскреб макушку. — Ну а вообще… — он сделал неопределенный жест рукой, — какая она, жизнь в нашей галактике?

— Опять-таки — разная. Среди разумных есть такие существа, которые на первый взгляд показались бы людям плесенью или грязью. А есть и такие, для которых плесенью и грязью были бы вы сами.

— А не боитесь брать меня к себе? — не без ехидства поинтересовался Макс. — Я как-никак представитель опасного вида!

Приз переглянулся со своим секретарем. Оба усмехнулись.

— Не волнуйтесь, Максим Андреевич, мы как-нибудь решим эту проблему. Опасны не столько отдельные представители вашего, как вы изволили выразиться, вида, сколько ваш социум, ваше коллективное сознание, ноосфера. И потом, разумная жизнь галактики не настолько уж беззащитна!

— Ну хорошо, — со вздохом кивнул Макс. — И когда же вылет?

— Вылет? — переспросил секретарь.

— Он интересуется, когда сможет покинуть Землю, — пояснил Приз. — Да когда захотите, Максим Андреевич! Но лучше прямо сейчас. В этом здании не все сотрудники посвящены в нашу маленькую тайну, и лучше бы им не видеть, как здесь разгуливает живой мертвец.

— Что же, прямо отсюда меня и отправите? — Макс недоверчиво оглядел кабинет. Ничего похожего на космический корабль или на худой конец установку для телепортации в нем не было.

— Конечно, — кивнул Приз и нажал еще одну кнопочку на своем пульте.

Экран стереовизора мигнул и засиял ровным жемчужным светом.

— Прошу! — Приз сделал приглашающий жест.

Макс усмехнулся: как у них все просто!

— Вы не волнуйтесь, Максим Андреевич, — подбодрил его Приз. — Никакого судьбоносного шага вы сейчас не совершите. Земля по-прежнему будет для вас открыта. Вы сможете следить за развитием событий на родной планете и наверняка еще не однажды здесь побываете. Вы ничего не теряете, наоборот — приобретаете практически неограниченные возможности. И потом, там, куда вы направляетесь, вы будете не одиноки.

Макс глянул на Приза с нескрываемым удивлением.

— Что вас так удивило? Мне казалось, вы уже поняли, что мы не убийцы.

Макс с сомнением покачал головой. Ох, чьими-то устами да мед бы пить! Но деваться было некуда: назвался груздем…

Макс поднялся и, обогнув стол, приблизился к поверхности экрана. Собственно, никакой поверхности и не было. От зыбкой пелены неуловимо клубящегося серебристого тумана веяло грозовой свежестью. Макс снова заколебался, но сомнения его быстро рассеялись, точно унесенные свежим дуновением, неуловимо легким ветерком, повеявшим откуда-то с той стороны экрана. Макс вгляделся, напрягая зрение, и ему показалось, что он видит сквозь пелену. Какие-то смутные фигуры. Причудливые контуры, скорее нарисованные его собственным воображением, нежели реальные…

— Мне бы хотелось взять с собой кое-какие вещи, — хрипло пробормотал Макс.

— Не беспокойтесь, все необходимое вам доставят, — заверил его Приз.

Макс медленно оглянулся и посмотрел на президента «ГеоЭкос».

— Скажите, господин Приз, а вам никогда не приходила в голову мысль о том, что, возможно, и вашу собственную цивилизацию кто-то… — Макс хмыкнул, — великий и могучий вот так же направляет на путь истинный?

Приз серьезно, без тени улыбки посмотрел ему в глаза.

— Приходила, Максим Андреевич. И неоднократно.

— Ну и как вам? — поинтересовался Макс. — Как себя при этом чувствуете?

— А как я должен себя чувствовать? — Приз пожал плечами. — Нормально. Проявления жизни многогранны и неисчерпаемы. Путь развития разума бесконечен. Во Вселенной есть те, кто только-только вступил на него, и те, кто ушел по нему уже очень далеко. Мне. кажется, что братский союз всех разумных рас Вселенной вещь скорее мифическая, нежели реально достижимая. И дело здесь не в высокомерии и снобизме тех, кто ушел в своем развитии дальше прочих. Разумные существа далеко не всегда в состоянии даже просто понять друг друга. Не удивлюсь, если среди носителей разума есть и такие, кто не сочтет, к примеру, нас с вами в полной мере разумными существами. Вы же не захотите строить у себя на Земле равноправное сообщество людей и, скажем, муравьев! Но даже если вам в голову и придет такая фантазия, муравьи вряд ли откликнутся на ваш призыв к братскому единению.

Макс помолчал, потом неуверенно кивнул и, не сказав больше ни слова, шагнул в экран. На мгновенье кабинет озарился неяркой вспышкой жемчужного пламени, и проход погас, превратившись в самый обычный экран самого обычного стереовизора…

— Ну вот и все, — Приз устало провел рукой по лицу.

— Еще один, — эхом отозвался секретарь. — Поверил?

— Поверит, — отмахнулся Приз. — Куда ему деваться? Тем более что все, о чем я говорил, — правда. С определенной точки зрения. Ох, устал я! Трудновато, однако, контролировать их психику…

— Так сильна? — с сомнением в голосе спросил секретарь.

— Не столько сильна, сколько импульсивна и неорганизованна. Они, к счастью, и сами пока еще не понимают, какой силой владеют.

— И с каждым столько мороки! — в голосе секретаря прозвучало сдержанное неодобрение.

— Что поделаешь, — вздохнул Приз. — Нам нужны союзники. Убежденные союзники. Мы не можем вечно держать людей за руку, оберегая их от самоуничтожения. Но и отпустить совсем пока не можем. У этой цивилизации очень мощный потенциал, но пока вся ее недюжинная энергия идет, если можно так выразиться, на «саморазогрев». И температура приближается к критической, в любой момент может вспыхнуть пламя. И они либо сгорят, как и все их предшественники, либо переплавятся в сверхрасу, которая или примет наши идеалы, или нет. Но в любом случае уже не с позиции младшей сестры, а на равных. Слишком непредсказуемый и опасный процесс, чтобы пускать его на самотек. Эта цивилизация может здорово обогатить Союз. Но может его и разрушить.

— Так же, как и все предыдущие, — вздохнул секретарь и, помолчав, спросил: — Ты веришь в то, что хоть из этой расы выйдет толк?

Приз пожал плечами.

— Их развитие идет с явным перекосом. Они уделяют неоправданно большое внимание техническому прогрессу, переделке окружающего мира под себя нынешних. При этом их собственное развитие, качественный прогресс их разума носит хаотичный и неуправляемый характер. С одной стороны, это упрощает нашу задачу, а с другой — делает их гораздо более опасными, чем все их предшественники на этой планете. — Приз вздохнул. — А вообще, мы не боги. Будущего знать нам не дано.

— Да, — кивнул секретарь. — Мы только играем в богов. Седьмая попытка. Шесть неудач на одной и той же планете. Шесть рас, которые, несмотря на все наши усилия, разными способами уничтожили сами себя. Может, с самим этим местом что-то не так? Может, пришло время признать свое поражение и оставить эту планету вариться в собственном соку?

— Мы не можем, — покачал головой Приз. — И ты это прекрасно знаешь. В наших силах создать активный узел Информационного Поля, но не в наших его устранить. Эта планета обречена на то, чтобы нести на себе разумную жизнь. Мы эту кашу заварили, нам ее и расхлебывать. Не можем же мы просто взять и уничтожить их, как результат неудавшегося эксперимента!

— А почему нет? Они ведь и есть этот самый неудачный результат! Или, например, взять и сказать им правду. Интересно, как они на это отреагируют? — секретарь мечтательно поднял глаза к потолку. — Простите, мол, ребята, мы вас создали, чтобы усилить Единый Разум галактики, но так вышло, что вы слишком зациклились на выяснении отношений с самими собой. Это, конечно, закаляет, укрепляет и в каком-то смысле развивает, но ваша внутренняя противоречивость, чрезмерная склонность к неуправляемой само-рефлексии и суицидальные настроения делают вашу цивилизацию малопригодной для вступления в созданный нами Союз Разумных. Ваш результативный ментальный потенциал, «полезная мощность» вашей цивилизации пока равны голому нулю. Так что извините, но вы нам не нужны!

Встретившись взглядом с собеседником, Приз снисходительно улыбнулся. Секретарь сконфуженно усмехнулся и потер ладонью лоб.

— Черт, никак не могу привыкнуть к тому, что думаю и говорю как человек! Как будто разом поглупел на пару миллионов лет. Неприятное ощущение…

— Ничего, — успокоил его Приз. — Поначалу так бывает со всеми. Ты привыкнешь к этому мозгу, вспомнишь себя, и все придет в норму.

— А с другой стороны… — секретарь задумчиво побарабанил пальцами по столу. — В таком положении, как и в любом другом, тоже есть свои плюсы. Измененное восприятие помогает по-новому взглянуть на привычные вещи. И, знаешь, порой складывается довольно интересная картина. С тех пор как я здесь, меня посещают странные мысли.

— Например?

— Зачем нам все это нужно? Почему мы так стремимся к тому, чтобы Галактика была заселена разумной жизнью? Зачем нам нужен этот Союз Разумных, этот Единый Разум? Ведь не только же для того, чтобы не чувствовать себя одинокими во Вселенной?

Приз ответил долгим молчанием. Он встал из-за стола, подошел к стене кабинета и, открыв небольшой бар, наполнил два высоких бокала ярко-розовой, чуть опалесцирующей жидкостью. Вернувшись, он опустился в кресло рядом с секретарем и протянул ему один бокал.

— А почему бы и нет? Просто мы можем это сделать, и потому делаем. Мы реализуем свой потенциал. По максимуму. Разве не в этом предназначение разума и высшее наслаждение? А с другой стороны… — Приз поднял свой бокал и задумчиво взглянул на него на просвет. — Может, мы и правда не так уж свободны в своем выборе, как нам кажется? Что, если мы тоже всего лишь результат чьей-то самореализации?

— Ну, если так, — усмехнулся секретарь, — то нам нужно стараться делать свое дело как можно лучше. Чтобы не попасть в категорию «неудавшегося эксперимента», — он поднял свой бокал. — Давай за успех!

— За счастливый исход, — откликнулся Приз и, помедлив, добавил: — Для всех…