Искатель. 2013. Выпуск №1

Екатерина ОСОРИНА. МАСТЕР СФЕР

Она мягко мерцала, переливаясь всеми цветами радуги, и безмолвно манила: прикоснись ко мне. Разреженное силовое поле сдерживало причудливых форм протуберанцы, которые то и дело выпячивались из сферы и придавали ей сходство с маленьким солнцем.

Я перевел глаза на подсферник и прочитал: Фантазия № 1, Иоанн Петро, год № 2009.

— Прекрасный образец для подражания, не так ли, — зазвучал у меня прямо в ухе горячий шепот.

— Лора, — обернулся я, узнав ее скорее не по голосу, а по нестандартной манере появления. — Библиотека сфер существует не для того, чтобы искать образцы для подражания, а для того, чтобы убедиться, что твои идеи еще не были реализованы.

Произнося это, я чувствовал какой-то дискомфорт, но до меня не сразу дошла его причина.

— Ты опоздала, — наконец осознал я источник раздражения.

— Прости, Макс, я как раз сидела над идеями и замечталась. — С губ ее сорвался едва уловимый смешок, и она увлекла меня в глубь зала. — У меня есть потрясающие образы, но ты знаешь, я визуал, и мне не хватает твоей технологичности. С тобой мы выиграем конкурс.

Мы договорились с Лорой посидеть в зале комбинированных сфер, где хранились материалы по всем призерам за прошедшие сто лет. Надо было изучить лучшее из придуманного за последние годы и сотворить что-то особое, совершенно новое, чего еще никто и никогда не создавал. Лора предложила соревноваться в группе комбинированных сфер, самых изощренных образцов человеческой мысли. Комбинированные сферы должны включать как минимум три элемента — визуальный, чувственный и технологический, и замахнуться на такую вершину можно, только достигнув звания мастера.

С Лорой я познакомился в прошлом году на конкурсе. За минуту до начала осмотра она уничтожила свою сферу. Просто швырнула ее, завернутую в чехол, о стену, и та с мелодичным всхлипом разбилась вдребезги. Я случайно оказался рядом, чтобы промокнуть платком каплю крови на ее ладони и слезы возле уголка ее рта. Лора могла себе позволить такую выходку. Что для нее один год провала? К тому времени она уже давно была мастером и на счету ее было много выдающихся произведений.

В тот день и я стал мастером — выиграл в группе технологических сфер. Сама по себе технологическая группа не так популярна среди публики — все эти серые роботы не очень интересны с эстетической точки зрения. Но победителю технологической группы прямая дорога на самый верх творчества — на конкурс комбинированных сфер. После награждения я нашел Лору, чтобы спросить ее, зачем она разбила свое творение.

Девушка удивленно приподняла брови, и в ее голубых глазах отразилось недоумение: неужели не понятно? И ответила просто и искренне:

— Она была недостаточно хороша.

Осмотрев мою конкурсную работу, Лора предложила выступить вместе в следующем году. Я с радостью согласился. Я тогда еще не знал, насколько она талантлива — ее разбитую сферу никто не успел увидеть, — но смелость поступка Лоры потрясла меня. Разрушив то, что сама создала, она проявила чувства, чего я давно не встречал в нашем мире. А чувственность — прямой барометр дарований мастера. К тому же я мечтал поработать над комбинированной сферой, а это командная работа, так что мне в любом случае был нужен партнер.

— Давай начнем с победителей, а потом, если хватит сил, доберемся до призеров, — предложил я.

Лора возразила:

— Нужно смотреть все! А вдруг мы повторимся?

— Их тут миллионы! Думаешь, не повториться — возможно? — я был немного скептичен.

Библиотека сфер — это хранилище лучших произведений искусства за многие годы. Гигантское здание в форме восьмиугольника, оформленное с главного входа гладко отшлифованным портиком и лаконичными цилиндрами колонн. Все убранство здесь подчинено идее строгой функциональности, никаких украшений и ярких цветов, чтобы не отвлекать посетителей от созерцания. Библиотека разделена на несколько секторов, каждый посвящен определенному виду сфер. Зал комбинированных сфер, как и все остальные, разделен на две части: картотека с расположенной в хронологическом порядке документацией и вереница стеклянных стеллажей, на которых расположены сами сферы, пронумерованные и снабженные ярлыками, сообщающими об их происхождении. Перед каждым стеллажом стоит удобный диванчик или менее удобная скамья, чтобы посетители могли присесть и подолгу наслаждаться понравившимся им творением. Библиотека занимает огромную территорию и всегда полна народу — ведь это не только хранилище информации, но и музей. Зал комбинированных сфер — наиболее популярный, здесь находятся самые захватывающие произведения, и именно в этом зале мечтает увидеть плод своих трудов каждый мастер.

Мы начали работу. Нужно было изучить документацию, строение сфер, осмотреть их, оценить их эстетику и понять идею, вкладываемую автором. Историю создания и биографию авторов мы не читали, это было хоть и полезно, но слишком утомительно. К сожалению, вживую в библиотеке были представлены лишь сферы-победители. Изделия, занявшие вторые и третьи места, отправлялись домой к авторам, и те были вольны распоряжаться ими по своему усмотрению — кто-то дарил знакомым, кто-то оставлял себе на память, — поэтому с призерами приходилось знакомиться только по бумагам и фотографиям.

Просматривая картотеку, я удивлялся фантазии мастеров — они творили подлинное многообразие цветов, звуков, образов, идей и технологий. Казалось, все уже придумано и ничего уникального создать уже не удастся. Одна сфера была сделана в форме ленты мебиуса, и по ее дорожке скользили непрерывно меняющие окраску и форму геометрические фигуры. Это было завораживающе! Другая выглядела обычной стеклянной колбой, но с помощью сложной системы электромагнитного излучения она вызывала у зрителя сильные эмоциональные переживания — страх, радость, удивление; при этом в сфере появлялись надписи, называющие эти эмоции, и отражались образы, связанные с ними. Когда я подошел к колбе поближе, в ней проявились, как будто иллюстрируя мои чувства, буквы ТОСКА. Мне действительно было немного грустно, возможно оттого, что я сомневался в своих силах, но сфера устремила меня на самую глубину печали и подсказала: причина моей тоски в другом. В колбе сгустился туман, и в клубочках влаги я почти видел ответ. Неожиданно мое горло свело спазмом, и из глаз потекли слезы. Мне стало трудно дышать, голова закружилась, и я бы упал, если бы чьи-то крепкие руки не подхватили меня.

— Простите! — услышал я испуганный мужской голос. Его владелец почти силой оттащил меня от стеллажа и усадил в мягкое серебристо-серое кресло.

— Простите, — повторил мужчина, взволнованно дыша, — за то, что я так грубо с вами обошелся, схватил, потащил куда-то… но мне кажется, эта сфера… плохо влияет на вас.

Я протер глаза, размял пальцами виски, и мне стало легче.

— Да нет, напротив, она заставила меня испытать потрясающее ощущение! — Я почувствовал, что это ощущение, хоть и вызванное искусственно, по-настоящему очистило меня, придав душевных сил. Я заулыбался и вновь, уже с безопасного расстояния, взглянул на колбу. — Какая удивительная штука! — Я перевел глаза на собеседника и увидел черные, слегка раскосые глаза и курчавую бороду, прячущую нервно подрагивающие уголки губ. В руках он теребил скомканный лист бумаги.

— Простите, я не представился, — смутился я. — Макс. Спасибо, что вы спасли меня от падения на библиотечные ценности.

— Гоби, — ответил он и, внимательна заглянув в мои глаза, с тревогой в голосе спросил: — С вами точно все в порядке?

— Да, вполне, — ответил я.

— Тогда всего хорошего, — чернобородый учтиво поклонился, развернулся и ушел. Что-то в его поведении показалось мне подозрительным. Слишком внезапно он появился, слишком поспешно исчез, слишком бурные эмоции отразились на его лице.

Как всегда неожиданно в поле моего зрения возникла Лора.

— Макс, я хочу тебе что-то показать, — заговорщицки зашептала она и, не дожидаясь моей реакции, схватила за руку и потащила в конец зала.

Проносясь мимо электромагнитной сферы, я мысленно отметил надпись на подсфернике: Эмосфера, Ирагобий, год № 1500. Так это его работа, пронеслось в голове.

— Вот, смотри!

Длинный тонкий стебель, стыдливо прикрытый ромбовидными отростками, вырастал из подножия стеклянного шара и заканчивался утолщением в виде изысканной чашечки из нежнолиловых упругих листков, слегка выгнутых у краев. Чашечка была бархатистая на вид и источала нежный аромат.

— Запрограммированная биомасса! — проникновенно произнесла Лора. Она коснулась рукой стекла сферы, и чашечка, словно живая, потянулась навстречу движению.

— «Цветок», — медленно прочитал я надпись, кивком головы соглашаясь с красотой творения.

Это была отличная идея — взять биотехнологию, изобрести что-нибудь саморазвивающееся и вложить его в причудливую форму, которую придумает Лора.

Любуясь цветком, Лора задумчиво произнесла:

— Разве можно создать что-то прекраснее?

Внезапно за нашими спинами возникла внушительная фигура. Сильный голос с выражением произнес:

— Наш мир — единое целое. Раздробить его на кусочки и заново сложить из них мозаику бытия можно бесконечным числом способов. В этом и есть смысл жизни для мастера сфер. Сложить мозаику и наслаждаться ею.

Это был Хранитель зала комбинированных сфер, он же глава Совета, из года в год решавшего, чье творение станет лучшим. Медлительность движений и уверенное спокойствие на лице выдавало в нем человека, который знает, о чем говорит, а коротко стриженный ежик седых волос добавлял облику твердости.

— Здравствуйте, Хранитель, — почтительно поздоровались мы.

— Я вижу, вы работаете над комбинированной сферой, — вежливо поклонился тот в ответ на наше приветствие, — но где же третий?

— Третий? — недоуменно переспросил я.

— В группе комбинированных сфер выступают только триады, — пояснил Хранитель. — Это правило существует уже несколько лет и позволяет нам получать впечатляющие результаты. Если у вас нет кандидатуры, мы можем помочь вам найти хорошего мастера.

Лора раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но я опередил ее:

— У нас есть кандидатура. Мастер Ирагобий.

Мне показалось, что при звуке этого имени воздух внезапно стал разреженным. Хранитель вздрогнул, лицо его словно окаменело. Лора вопросительно вскинула брови и переводила взгляд с меня на старца. Пауза затянулась, а я пытался по внешнему виду Хранителя определить, что у него на уме. Жаль, у меня нет сферы, читающей мысли. Кстати, это идея, надо запомнить на следующий год. Наконец Хранитель уклончиво ответил:

— Я рекомендую вам поискать другого участника, — и, кивком головы дав понять, что разговор окончен, направился в сторону своего кабинета.

— Кто этот Ирагобий? — спросила Лора.

— Пойдем, я покажу тебе его работу.

Прошло несколько дней, прежде чем я снова встретил Гоби. Я времени даром не терял и изучал все более старые архивы библиотеки. Помимо сфер, меня интересовало прошлое Гоби, но, проштудировав его биографию, прикрепленную к Эмосфере, я ничего не нашел. Биография была блеклая и очень поверхностная, впрочем, как и у всех других мастеров, — родился, учился, первый конкурс, первая победа, а потом еще и еще конкурс, вот и все, что составляет нашу жизнь. Единственное, что бросилось в глаза, — Эмосфера была последней в веренице его побед. После этого Гоби ни разу не фигурировал как участник. Будто исчез.

Лора не помогала мне рыться в архивах. Свою идею для конкурса она уже сформулировала, а проводить время в библиотеке в поисках дубликатов или дополнительных знаний ей казалось лишней тратой времени. Информация о Гоби ее не интересовала. Хотя она тоже была очарована работами таинственного мастера, ее смутила реакция Хранителя на его кандидатуру.

— Хранитель не может быть не прав. С твоим мастером что-то неладно, может, он тоже свои поделки любит погромить, — высказала она шутливое предположение о причине поведения судьи.

Однако Лора не была против того, чтобы взять Гоби в триаду. Хранитель не сказал жесткого «нет» — значит, мы вольны поступить по-своему. Эмосфера и другие сферы Гоби, которые я нашел в библиотеке, выдавали в нем изощренного изобретателя, и я решил заполучить его в триаду во что бы то ни стало. Я начал искать Гоби, спрашивал о нем других хранителей и мастеров, но никто ничего о нем не знал или делал вид, что не знает.

Наконец совершенно случайно, как это обычно бывает, я обнаружил Гоби в библиотеке, дремлющим на уютном диване в зале биосфер. Когда я окликнул его, он резко открыл глаза, встал и посмотрел на меня таким ясным взором, будто и не спал вовсе.

— Макс, приветствую! Как ваша голова? — участливо спросил он.

Мы обменялись любезностями, а потом я предложил ему участвовать в нашей триаде. Услышав это, Гоби отшатнулся и быстро проговорил:

— Простите, но я не думаю, что это хорошая идея. Я давно уже не выступаю… — Он хотел сказать что-то еще, но передумал и замолчал.

Вдоль стеллажей медленно скользили посетители, редкий шепот и приглушенный стук каблуков наполнял зал биосфер. Гоби опустил глаза и нерешительно переминался с ноги на ногу. Видно было, что он хочет уйти. Я тоже растерялся. Его резкий отказ стал неожиданным для меня, и я не знал, что делать дальше. Мне стало досадно, и я вспылил:

— Тогда зачем ты здесь? Приходишь посмотреть на успехи дней былых? Трусишь создать что-то новое? Боишься проиграть?

Я так долго его искал, уже представлял, как мы работаем вместе, сроднился с мыслью о нашей триаде. Я продолжал говорить колкости, но, когда встретился с ним глазами, невольно осекся. Он улыбался, спокойной и мудрой улыбкой человека, который знает гораздо больше меня.

— Ты проявляешь эмоции, — произнес он, как мне показалось, одобрительно и указал на диван. — Давай присядем, я расскажу тебе кое-что.

Много лет назад Гоби создал сферу, которую Совет Хранителей признал опасной. Произведение и всю документацию по нему уничтожили, а мастеру было предписано творить под контролем Совета на заданную тему и представлять по одной сфере ежегодно. Если сфера не устроит Совет по каким-то параметрам, мастер должен переделывать ее до тех пор, пока она не будет признана удовлетворительной и ее примут. Поначалу Гоби решил, что он вообще перестанет работать и таким образом покончит с собой, ведь наши тела устроены так, что жизнь в нас теплится, пока мы творим. Но однажды, когда Гоби лежал в своем маленьком прямоугольном жилище, умерщвляя себя отсутствием мыслительной деятельности, его осенило. Если он умрет, он сделает Хранителям чудесный подарок, они только этого и ждут. Поэтому лучше жить и мозолить им глаза, создавая предметы на грани чудовищного, дразнить и пугать их закостеневшие мозги. Гоби не сказал мне, что это была за сфера, которая так сильно изменила его жизнь, потому что это было условием договора. Но он уверял меня, что в ней не было ничего опасного — никаких драконов или взрывов, которые появились позже. Та вещица была прекрасным и, что еще более важно, новаторским творением, и, уничтожив ее, Хранители совершили преступление.

— В тот день, когда мы познакомились, я приходил сдавать свое очередное «творение», — с неприязненным нажимом на слове «творение» говорил Гоби, — его вернули, сказали доработать. И сейчас я жду вердикта по поводу доработок. Так что никакой трусости, только разочарование, — пожал плечами он.

— Неужели тебе не хочется творить? — удивился я.

— Хочется, — простодушно ответил он. — Только… по собственному желанию.

— Тогда соглашайся работать с нами. По собственному желанию! Ведь тебе не запретили участвовать в конкурсе? — продолжал настаивать я.

Рассказ Гоби еще больше убедил меня, что он — личность незаурядная, и мне еще больше захотелось заполучить его в триаду. Гоби помолчал немного, а потом грустно сказал:

— В день нашего знакомства я понял, что Хранители отчасти правы. Ты помнишь Эмосферу?

— Конечно, это твоя работа, как я понял?

— Да. — Он опять замолчал на минуту, словно собирался с мыслями, и наконец выдохнул: — В тот день… я подкрутил ее.

Гримаса непонимания отразилась на моем лице, но через несколько минут рассказ Гоби развеял мое недоумение. В тот день Гоби бродил по библиотеке и скучал в ожидании решения Хранителей. Проходя мимо Эмосферы, вещи, которой он когда-то гордился, Гоби подумал: а что, если поиграть с силой излучения, сделать ее больше? Он знал, что к экспонатам, даже если они и твоей руки, прикасаться не положено, но предвкушение контрастных ощущений после длительного периода скуки заставило его переступить черту. Он разблокировал сферу, произвел несколько манипуляций, тестируя излучение на себе, и результаты так впечатлили его, что он решил их записать. Гоби отлучился лишь на несколько минут, чтобы найти бумагу и карандаш для записи, и в этот злосчастный момент появился я.

Запоздалый страх слегка зашевелился в затылке: если бы Гоби пришло в голову поставить излучатель на максимум, то неизвестно, чем бы кончилось мое созерцание. Вот почему он так испугался тогда! И все же я готов был рискнуть.

— Ты ведь сделал это не специально… — полувопросительно произнес я.

И мы стали триадой.

Ежедневно мы собирались в одной из наших похожих друг на друга квартир — пустые белые стены, стеллаж с_зачехленными сферами — участницами предыдущих конкурсов и черновиками, скромный прямоугольник кровати и стеклянный, почти невидимый стол. Ничто не должно отвлекать от созидательного процесса. Мы садились за стол и начинали творить. Мы брали целое и разбирали его по кусочкам. Дробили материю, делили на мельчайшие частицы, перекраивали и лепили вновь. Разрезали пространство, выделяли молекулы, цвета, волны, радиочастоты, сгустки энергии и зародыши жизни. Мы соединяли несоединимое, разлучали инь и янь, мирили огонь и воду, экспериментировали и изобретали. По крупицам мы строили новое.

Поначалу все шло хорошо. Мы перепортили множество черновиков, но вскоре нащупали кое-что интересное. Я успешно освоил биотехнологию, и нам удалось вырастить «живую сферу».

На основе биоматериала, предложенного Лорой, мы разработали вещество, которое могло принимать любую заданную форму. Управление формой осуществлялось силой мысли, сфера могла увеличиваться в размере и сокращаться. Было забавно наблюдать, как поблескивающий серебристый цветок превращался в Лору, потом у нее вытягивался нос, расширялись бока, и постепенно, под наш хохот, она трансформировалась в огромного слона. За короткое время мы увеличили скорость преобразования, и комический эффект пропал. Но это была всего лишь база, которую нужно было развивать и наращивать, чтобы получить шедевр. Гоби придал биомассе способность отражать форму объекта, расположенного перед ней, и получилось биозеркало. Это было ново и необычно, но не исключительно: для победы требовалось что-то еще.

Постепенно мы застопорились. Лора пыталась играть с материалом, заменить биомассу на ртуть или каучук. Я предложил изменить технологию, взяться за волновое излучение или нейронные сети. А Гоби, казалось, истощился. Его идеи были вялы, мышление замедлилось, и даже когда мы творили по наитию, взявшись за руки и объединив силы интеллектов, его вклад был слаб. Мы надеялись на интуицию, озарение, и перебирали все подряд. Однажды я намекнул Гоби на нежелание делиться секретами мастерства, я чувствовал — он знает, как можно доработать сферу. Но на прямой вопрос он возмущенно фыркнул и раздраженно, с нажимом на каждое слово ответил:

— Не в этом дело. Просто ничего хорошего в голову не приходит.

И я понял, что он боится. Каждый раз, когда голова начинала работать, мозг разгонялся и приоткрывались двери таинственного, Гоби тормозил себя в страхе создать что-то, что уже один раз поставило его на границу добра и зла. А может быть, за годы изощренного творчества, назло воле Совета, он разучился творить прекрасное и его талант мог произвести только очередное чудовище.

И я, и Лора — мы не раз спрашивали Гоби, что же все-таки за сферу он создал тогда, много лет назад. Что такого он мог натворить, чтобы Хранители покусились на самое святое — на свободу творчества? Но Гоби лишь виновато разводил руками и повторял, что связан договором молчания. В последние дни он только и делал, что извинялся, и дело не продвигалось.

Чтобы развеять уныние, я пошел прогуляться. Тихая широкая улица, окруженная четко очерченными зданиями, заканчивалась плоским бесцветным горизонтом. Идеальные пропорции геометрического ландшафта, обычно навевающие покой и умиротворение, на этот раз раздражали. Ступая по гладкой каменной дорожке, правильным рисунком изгибающейся то вправо, то влево, я думал о нашем мире. Когда-то он состоял из миллиона вещей и веществ, в нем было много красок, и в каждой краске миллион оттенков; в нем было много звуков, и в каждом звуке миллион тембров; было много эмоций, и глубина их переживания была так велика, что убивала людей. Мир был несовершенен и несчастен, но он развивался и постепенно становился более цельным, более сбалансированным, крайности устранялись, лишнее отмирало за ненадобностью, и, наконец, люди достигли блага и полного душевного равновесия. Они освободились от страстей, от физических нужд и теперь смогли сосредоточиться на самом ценном — на творчестве. Но мир, который мы получили в результате, — однообразен, скучен, выхолощен.

Я присел на скамейку и сказал вслух:

— Какое убожество вокруг.

По легкому колыханию воздуха я понял, что рядом со мной кто-то присел. Я повернул голову и увидел Хранителя. Складки одежды жесткими фалдами обвивали его колени.

— Добрый день, Макс, — ровным голосом произнес он.

Я поздоровался.

— Есть ли у тебя вопросы по поводу подготовки к конкурсу? — с вежливой улыбкой спросил Хранитель.

Вопрос всплыл сам собой.

— Хранитель, почему, создавая самые удивительные вещи, мы не пользуемся ими?

— Мы создаем их не для пользы, а для тренировки мозга и созерцания. Наши организмы совершенны и нетребовательны, мы не нуждаемся ни в каких вспомогательных инструментах, а созерцание доставляет наивысшее удовольствие и побуждает творить вновь.

— Но согласитесь, было бы приятно созерцать цветы не только в библиотеке, но и здесь, на улице.

— Копировать произведения искусства — значит обесценивать их, — невозмутимо парировал Хранитель. — Кроме того, строгость и минимализм внешнего окружения должны подстегивать фантазию мастера.

Хранитель выдержал паузу, вероятно, ожидая еще вопросов, но, не получив их, внезапно спросил сам:

— Как продвигается ваше сотрудничество с Гоби?

Его бесстрастное лицо не выдавало никаких эмоций, хотя вполне возможно, их и не было.

— Вы не случайно здесь, правда? — невесело усмехнулся я.

— Я еще раз хочу предостеречь вас. У Гоби непростой период в творчестве, и не хотелось бы, чтобы это повлияло на вашу карьеру. Вы талантливы. А его пик, возможно, прошел.

— И что же он такого сделал? — невинно поинтересовался я.

Еще одна долгая пауза, и я получил ответ.

— Из-за его сферы погибло много живых существ. — В поджатых губах Хранителя с трудом угадывалась скорбь. Думаю, наигранная.

И вот настал день нашего краха. Лора, повесив голову, меряла шагами прямоугольную комнату. Я валялся на кровати и периодически декламировал глупые верлибры, возникавшие в моем напряженном мозгу. Гоби сидел перед сферой — задумчивый взгляд в никуда, взъерошенная борода — и рукой катал по столу бисер, который мы ввели в конструкцию «для красоты».

— Ничего у нас не получится, ребята, — внезапно сказал он. — Простите.

Никто не удивился — я не вскочил с кровати, Лора не перестала шагать. Все чувствовали, что триада разбита, и возможно, каждый из нас уже продумывал пути отступления. Хотя о каком отступлении может идти речь, ведь мы не на войне. Гоби собрал бисерины в ладони, подбросил их вверх и ушел. В лучах полуденного солнца бусинки засверкали, как звезды, и плавно закружились вокруг сферы, окутав ее мерцающей вуалью. Лора остановилась восхищенная, а я смотрел на нее сквозь хоровод бусинок и гадал, простит она Гоби или нет.

До конкурса оставалось всего несколько дней, а у нас не было триады и, соответственно, не было продукта. Мы могли выступить с биозеркалом или с этой милой планетарной системой бусинок, но только втроем. С уходом Гоби эти вещицы так и останутся черновиками.

— Он кинул нас, — беззлобно произнес я.

— Все равно с ним было интересно, — с мечтательной и немного грустной улыбкой на лице отозвалась Лора.

Тем не менее я не собирался отказываться от участия. Я так хотел создать комбинированную сферу, я потратил на нее столько сил! К тому же я уже многого достиг, и отступать было бы глупо. По правилам конкурса, в случае творческого несогласия каждый из членов триады мог представить свою вариацию изделия. В зачет триаде идет средняя оценка по представленным сферам. Мы с Лорой договорились за оставшиеся дни сработать что-нибудь оригинальное мозговым штурмом, осталось только уговорить Гоби представить свою собственную работу — чтобы условия конкурса были соблюдены.

И хотя шансов у такого подхода было гораздо меньше — все же три головы лучше, чем две, да и жюри не любит такие ситуации, — для меня было важно участвовать, пусть даже и проиграть.

Я застал Гоби дома. Он долго не открывал, и я уже собирался уйти, но наконец дверь скрипнула, и в узком проеме показалось лицо мастера. Он выглядел слегка взволнованным, глаза его блестели, на лбу выступили капельки пота. Так выглядит мастер в творческом экстазе.

— Успел спрятать тайные знания? — язвительно поинтересовался я.

— Нет никаких секретов, кроме секретов Хранителей, — ровным тоном ответил Гоби и жестом пригласил войти.

Я посчитал сферы на его стеллаже, их количество не изменилось с предыдущего раза, когда я здесь был. С виду никаких всплесков активности. Полный творческий кризис. Но что-то неуловимое в поведении Гоби поддерживало мои подозрения. Он явно чувствовал себя лучше, чем тогда, когда вместе с нами работал над комбинированной сферой. Тогда его лицо постоянно носило выражение напряженного усилия, теперь оно светилось спокойной радостью.

Мы перекинулись несколькими малозначащими фразами. О нашем разрыве не говорили. Мне было неловко упрекать его, ведь я почти силой затащил его в триаду, несмотря на сомнительную биографию. А ему, наверное, тоже было неловко, потому что новая серия извинений выглядела бы нелепо, и мне бы стало еще более неловко. На мое предложение сделать альтернативную сферу Гоби почти сразу согласился. Он помедлил несколько секунд, словно перебирая в голове свои многочисленные фантазии, а потом утвердительно кивнул. Конечно, это самое малое, что он мог сделать для триады после того, как развалил ее.

— Но, пожалуйста, не ожидай чего-нибудь сверхъестественного, — сложив ладони в умоляющем жесте, сказал он мне на прощание.

День конкурса — лишь испытание выдержки. Настоящая кульминация творческого порыва происходит за день до этого. Мастер лихорадочно дорабатывает произведение, пытается сделать еще несколько шажков вперед с помощью интуиции, мозгового штурма или медитации, перебирает черновики, пытается уснуть, чтобы получить идею во сне, мчится в библиотеку сфер в надежде наткнуться на эврику там. А иногда он просто весь день молча созерцает свое детище, думая о смысле своего существования и существования своего творения. Для чего мы творим? Неужели только для того, чтобы жить, из физиологической потребности? Сферы, которые мы создаем из ничего, заполняют пустоту нашего мира; они радуют наши органы чувств, вступают в соревнование, теша самолюбие победителей, но в целом они абсолютно бесполезны. Кроме того, с каждым годом произведения мастеров становятся все более похожими друг на друга. Да и откуда брать идеи? Избавившись от страстей, мы стали такими цельными, монолитными: почти одинаковые лица — без морщин, без тени эмоций, невыразительные вежливые глаза, однообразный строй мыслей, благочестивое поведение, точнее, отсутствие всякого поведения. Мне бы хотелось создать что-то важное и необходимое людям, что-то, ради чего стоило бы жить. Но тусклый мир, окружающий меня, усыпляет во мне творца. Уснет творец, усну и я. Уснут и все остальные. Навсегда. Вот что хотела сказать мне Эмосфера.

С такими мыслями я встретил день конкурса.

Несмотря на постигшую нас неудачу, в сжатые сроки, остававшиеся до соревнования, нам с Лорой удалось создать кое-что нестандартное. Это была забавная штука из биомассы с довольно сложной биологической программой внутри. Главное состояло в том, что штука развивалась и росла по определенным законам, потребляя биотопливо, была обучаема и обладала активными эмоциональными реакциями на внешние раздражители, из-за чего почти постоянно вертелась на месте. Снаружи она была покрыта шелковистой шерстью и при поглаживании издавала звонкие отрывистые звуки.

Конкурс проходил, как обычно, в одном из просторных залов библиотеки сфер. По помещению были рядами расставлены стеклянные, почти невидимые столики для размещения творений, и лишь блики преломляющегося света делали их зримыми. Сферы, расставленные на этих призрачных подставках, будто парили в воздухе. Мастера задумчиво прогуливались между рядами.

Мы с Лорой получили столик где-то в середине зала, и он был чуть больше других — на него предстояло поставить две сферы. Внешне сохраняя спокойствие, я медленно листал материалы своего доклада: вступительное слово, описание изделия, ответы на возможные вопросы.

Когда настало время расчехлить продукт, Гоби все еще не было. Я надеялся на то, что он появится раньше, чем настанет наша очередь выступать, но наше детище сразу же привлекло внимание своей возней. Услышав его звонкое тявканье, Хранители, обычно начинавшие осмотр с первого ряда, прямиком направились к нам. Каблуки их гулко и торопливо застучали по залу, и дурное предчувствие захватило меня. Главный, уже знакомый нам, кинул быстрый взгляд на сферу и, как мне показалось, с трудом сдерживая досаду, посмотрел на нас с Лорой.

— Замкнутая биологическая система с неконтролируемыми реакциями, — он обернулся к Совету и понимающе покачал головой, будто приглашая согласиться с его формулировкой, — это идея Ирагобия?

Хранитель переводил взгляд с меня на Лору, нащупывая более слабого, чтобы напасть на него. Для человека, отлично владеющего собой, он слишком нервничал, а значит, на самом деле его эмоции зашкаливали. Остальные члены жюри встали полукругом у нашего столика и недобро переглядывались. Мастера с любопытством рассматривали сферу и с еще большим любопытством ожидали развития диалога.

— Ирагобий тут ни при чем, — невозмутимо произнесла Лора.

— Ирагобий тут ни при чем, — эхом повторил я.

До меня постепенно начал доходить смысл происходящего: неконтролируемые сферы, вот в чем дело. Мы создали существо, от которого можно ожидать чего угодно — оно может запищать и запрыгать, когда захочет, и успокоится, лишь когда захочет само. Оно самостоятельно, а это Хранителям не угодно, так же как и самостоятельный творец. Слишком яркий полет фантазии опасен для спокойствия мира — он угрожает его цельности и может привести к хаосу. Мастера уже давно опутаны незримыми сетями правил, штампуют безделушки и не замечают, что их произведения едва отличаются. И каждый выскочка, который смеет делать открытие, получает по носу. Наверняка у них есть целый список идей, которые затрагивать нельзя. Интересно, а сколько таких же, осужденных на творческую повинность, как Гоби? А сколько мастеров покончили с собой?

Словно откликнувшись на свое имя, появился Гоби. Он кивнул нам в знак приветствия, привычным движением установил сферу на столик и начал расчехлять ее. При этом он внимательно изучал наше творение, и в легкой улыбке, блуждавшей на его лице, я угадывал одобрение. Может быть, и правда Гоби внушил нам идею самостоятельного организма? Вложил ее в наше подсознание или своим раскрепощенным мозгом расширил границы нашего мышления? Мне хотелось надеяться, что это наша собственная мысль, потому что чем больше я думал о перспективах нашего творения, тем больше оно мне нравилось — я мог бы добавить ему искусственный интеллект, нервную систему, память… Тут я перевел взгляд на сферу Гоби и хмыкнул — на подсфернике полированным мрамором блестел простой белый шар. Я посмотрел на Лору — та с наигранной укоризной взирала на Гоби. Первой моей реакцией было удивление — что за чушь? Потом возмущение — какого черта он притащил сюда кусок камня? Но, осмыслив содержание творения, я пришел в восхищение. Ему удаются и неповторимые шедевры, и элегантная насмешка над сильными мира сего. Все-таки этот человек — гений. Конечно, с такой альтернативной сферой мы не выиграем, но эти закостенелые умы будут долго возмущаться нашей славной выходкой. Ничего, эмоции — это полезно.

— Возможно, вы хотите представить свою сферу, Ирагобий? — преувеличенно будничным голосом предложил Старший Хранитель. — Какую идею вы вкладываете в свое творение?

Он только того и ждал.

— Хранитель, это модель нашего мира. Шар — это самая экономная форма с точки зрения сохранения энергии. Камень, скатившись с горы и потеряв у ее подножия всю свою энергию, приобретает форму, близкую к шару. Белый цвет, пропущенный через хрустальную призму, рождает все краски мира, но в цельном виде цвета не имеет. Таков наш мир — сильный, с огромным потенциалом, но близорукий и слабовольный, чтобы реализовать его.

Гоби слегка поклонился, дав понять, что его речь закончена.

Наша триада не попала даже в десятку. Однако созданные нами сферы были самыми удивительными из всех, какие мне до сих пор довелось видеть. Я грустил, но не от проигрыша, а от того, что мы не были поняты. После конкурса нас троих пригласили на воспитательную беседу, в которой долго разъясняли то, что мы уже и так понимали. Нельзя нарушить тонкое равновесие существующего мира: если творить без оглядки, то можно случайно выпустить демонов, что разрушат размеренную жизнь обывателей. Я оказался прав: у Хранителей имелся целый набор правил, в рамках которых следовало творить, но оглашались они авторам приватно только в случае невольного их нарушения. Мы наткнулись на «биологическую систему с неконтролируемыми реакциями». По правилам, такая сфера должна быть уничтожена.

Я и Лора получили предупреждение — все наши работы следующего года будут регулярно проверяться Хранителями. Гоби выдали тему для очередной сферы, и мы разошлись. Но история на этом не закончилась.

В тот вечер я второй раз в жизни видел, как плачет Лора. Я провожал ее от библиотеки до дома, и всю дорогу из глаз ее лились слезы. Мы шли молча, и ее редкие всхлипывания отдавались у меня в сердце саднящей раной. Вдруг она остановилась и угрюмо произнесла:

— Хорошо, что мы не успели придумать ему имя.

Это было уже слишком. Я начал объяснять ей, что это был всего лишь робот и что мы идем впереди времени; возможно, на следующий год или чуть позже мы сможем объяснить Хранителям, что от таких сфер опасности нет. Но перед глазами вновь и вновь возникал наш маленький питомец, которого мы так беспечно создали и не смогли защитить, и я уже слабо верил в то, что говорил. Лору нельзя было оставлять одну в таком состоянии, да и самому мне было не по себе, поэтому мы решили прогуляться. Бесцельно слоняясь по городу, мы неожиданно оказались перед домом Гоби.

Не сговариваясь, мы подошли к двери и подняли руки, чтобы постучаться, но не успели — дверь распахнулась сама. На пороге стоял Гоби — он быстро махнул нам, чтобы мы заходили, и резко захлопнул за собой дверь.

— Я ждал вас! — В голосе его звучало торжество. — Я знал, что вы придете! Я согласился работать с вами, потому что в вас обоих есть внутренняя свобода, а это самое главное. Я был готов дойти с вами до конкурса, но потом побоялся за вас. Ко мне приходил Хранитель и намекнул, что не стоит юным друзьям повторять мою судьбу. Я решил не морочить вам голову своими идеями и вышел из триады.

— Но ты каким-то образом внушил нам идею с самостоятельной системой?

— Нет! Это вы сами, и я горжусь вами! А теперь я должен вам кое-что показать.

Гоби провел нас в комнату, взял с полки одну из сфер и поставил ее на столик. Он быстро снял чехол и подкатил к столу большой громоздкий микроскоп. С виду сфера ничего особенного собой не представляла — сгусток вещества в форме шара неоднородной структуры, но, заглянув в микроскоп, я обомлел.

В сфере кипела жизнь! Разнообразные биологические организмы сновали туда и сюда. На каждом кусочке поверхности разные климатические условия и рельефы, море растительности, буйство красок. А главное — я увидел человека: он вышел из уютного, украшенного резьбой деревянного домика и каким-то орудием труда начал обрабатывать землю.

— Это… это то, что уничтожил Совет? — от потрясения я слегка заикался. — Ты воспроизвел ее?

— Нет, — успокаивающе похлопал меня по плечу Гоби. — Совет уничтожил макет, я вовремя подменил сферы.

Когда от микроскопа оторвалась Лора, ее глаза блестели немым восторгом.

— Что это? — с перехваченным дыханием прошептала она.

— Планета Земля, — с улыбкой ответил мастер сфер.