Искатель, 2018 №8

Часть 1 Поиски преступника. Никита

В жизни каждого человека бывают минуты, когда он решает начать новую жизнь. Обычно это происходит в понедельник или в первый день нового месяца и, уж конечно, под Новый год.

Так и Никита Хмельнов, ложась спать накануне, твердо решил: — с прошлым покончено.

Раз и навсегда!

Но, проснувшись утром, он привычно включил приемник, и первое, что услышал на местной «Полицейской Волне», было сообщение:

«В кювете близ деревни Кочки обнаружен труп неизвестного мужчины. Начато расследование происшествия».

«Любопытно, весьма любопытно», — подумал он, и вслед за этим одна за другой стали цепляться привычные мысли:

— что это было: преступление или несчастный случай?

— кто погиб и кто ведет следствие?

Это были мысли естественные для репортера местной газеты, который вел колонку происшествий и уголовной хроники.

«Стоп! — напомнил себе Никита. — Я больше не при делах».

Его сократили. Как выразился главред, «в связи с общей экономической ситуацией, в которой оказалась газета». Он смилостивился и не добавил: «По твоей вине». Напротив, с ухмылочкой сказал: «Но не исключена возможность, что твои опусы в качестве внештатного корреспондента будут публиковаться на последней странице рядом с кроссвордами и разделом иностранный юмор, но в строго ограниченном формате и под моим личным контролем».

В ответ Никита так хлопнул дверью, что временная перегородка затряслась и образовалась трещина в том месте, где она соприкасалась с потолком. Вдогонку он услышал: «Вахлак!»

За кратким сообщением последовала программа, составленная по заявкам служащих местной полиции. Никита, поклонник рока, степа и рэпа, зная вкусы местных полицейских, выключил приемник.

На столе после вчерашнего сабантуйчика царил беспорядок. Он — сабантуйчик — образовался сам собой. Впрочем, как и беспорядок.

Когда о его увольнении узнали в редакции и за ее пределами, то вечером к Никите потянулись друзья-приятели, и в комнате три с чем-то на пять набилось две дюжины голов. Каждый счел нужным выразить свое сочувствие. Было сказано немало теплых слов и пожеланий, так или иначе заканчивавшихся напутствием: «Держись, старик. Это вызов судьбы, и ты его преодолеешь».

Также немало, но язвительных слов было сказано в адрес главреда их таблоида, за глаза называемого Горынычем. Все сходились на том, что уж если кому бы следовало возглавить редакцию их микротиражки, то, конечно, ему, Никите. Только он смог бы вывести газету из плачевного состояния и увеличить тираж до приемлемого уровня.

Никите в равной степени было наплевать на увольнение и на вызовы судьбы, поскольку сам он был невысокого мнения о своей работе в этой захудалой газетке, гордо именуемой «Вестник».

Вестник чего? Всякой дребедени, не раздумал он.

На кухне из оставшейся закуски он сделал бутерброды с сыром и ветчиной и сварил кофе. В холодильнике оказался порядочный кусок бекона, и Никита оставил его на вечер, чтобы обжарить с яичницей.

После завтрака он сел в кресло напротив окна.

В чистом небе сияло солнце, словно приглашая на прогулку.

А почему нет? Никита накинул куртку и вышел на улицу.

И вправду, утро было чудесное: ясное и тихое, с легкой прохладой ранней осени.

Он вышел на берег реки и облокотился на чугунные перила. Мутный поток какое-то время занимал его, но потом пришла очевидная мысль: все в жизни течет, все изменяется. Включая твердые решения начать новую жизнь.

Он достал мобильник.

— Серега, привет. Это я.

В ответ он услышал:

— А… Привет, привет, профессионал бойкого пера. Как ты после вчерашнего?

— Прекрасно. А ты?

— Лучше не спрашивай.

— Понял. Тема закрыта. Скажи мне другое: кого сбили у деревни Кочки? Ты не в курсе?

После паузы Сергей со вздохом сказал:

— А тебе-то что? Опять ищешь приключения на свою задницу?

Значит, в курсе, понял Никита.

— Так… Общее любопытство.

— Знаешь что? Засунь его куда подальше. И вообще переключись на другую тему, — посоветовал Сергей.

— Как например?

— Освещай, например, что-нибудь про любовь, а не местные разборки.

— Ага… Про любовь к родному краю и высоким надоям молока.

— Вот уже и тема есть. Могу дать адресок вполне симпатичной доярочки из ближней деревни. Возьмешь у нее интервью. Только Светке не говори, что по моей наводке.

— Лучше дай адресок, кого сбили.

— А зачем он тебе?

— Хочу выразить сочувствие семье погибшего.

— Извини, Хмель, не до тебя. Пока.

Никита услышал короткие гудки и усмехнулся. Репортера криминальной хроники, пусть даже отставного, соплей не перешибешь. Сергей это понял, когда снова услышал его голос.

— Я не успел тебе сказать главное.

— Да? И что же это?

— Видишь ли, в чем дело… Мне последний гонорар отягощает карман, а в нашу точку завезли чешское пиво и свежего леща.

— А я тут при чем? — спросил Сергей и подумал: паразит бьет ниже пояса.

— В общем, так: встречаемся в обед на точке.

Теперь отбой дал Никита.

До обеда оставалась уйма времени, и он набрал телефон Светланы. Ждать пришлось долго. Ясное дело: Светка обижена. О его увольнении она узнала из вторых рук и не пришла к нему.

А в самом деле, почему он ей не позвонил?

Идиотское самолюбие. Тем более идиотское, что Светлана все равно бы рано или поздно об этом узнала. Утечка информации скорее всего прошла через Татьяну, секретаршу Горыныча и, главное, по совместительству близкую подругу Светланы.

Тем более он идиот.

Была ли в том виновата неплотно закрытая дверь в кабинет Горыныча вкупе с непомерным любопытством секретарши или чрезмерно громкий крик глубоко возмущенного Горыныча, теперь уже не важно. Факт остается фактом: Светка была в курсе его дел.

Длинные гудки барабанили ему уши. Светик не отзывалась. Домашний телефон у нее с определителем, и сейчас она размышляет брать трубку или не брать. Как будто не знает, с кем имеет дело.

Наконец она сломалась и трубку взяла.

— Ну, что тебе надо?

«Вот так приветствует любимая девушка», — подумал Никита.

— Как что? Тебя увидеть.

— Зачем?

— Без всяких зачем. Просто увидеть тебя. Напротив себя.

— Ты весь в этом.

— В чем?

— Ты в каждом ищешь свое отражение. Неужели я похожа на зеркало?

«Если да, то в прекрасной раме», — подумал Никита. Светлана была красивой девушкой. Высокая и стройная, с длинными русыми волосами и карими глазами. В ней был тот шарм, который не проходит с годами. И все это сочеталось с веселым нравом.

— Напрасно ты так. Я действительно хочу увидеть тебя, а не свое отражение.

Это было сказано вполне искренно. Но в ответ он услышал: «Не верю» — и не удивился. Строптивости Светке было не занимать.

— Почему?

— Ты ничего не делаешь случайно. И уж тем более, когда звонишь мне.

В чем-то она была права. Сейчас конкретно ему нужно было убить время до встречи с Сергеем, и лучше всего это было сделать в обществе любимой девушки.

И в более широком контексте она тоже была права — Света служила в местной управе и была для Никиты бесценным источником сведений.

— Неужели это так? — спросил он, придав голосу по возможности обиженный тон.

— А то ты не знаешь.

— Светик, радость моя, давай не будем препираться.

— Опять у тебя денег нет оплатить мобильник? — съязвила Светлана.

— Представь себе, есть. Просто я не хочу терять драгоценное время на пустые разговоры.

— И это говорит законченное трепло!

— Света, я обидеться могу.

— Можешь, но не обидишься.

— И знаешь почему? Не успею. Потому что я уже лечу к тебе.

Никита дал отбой.

Светлана встретила его в строгом деловом костюме, естественном для службы в управе: серая юбка, серый жакет и под ним бордовая блузка. Никаких излишеств. Скромные сережки и любимое колечко с бирюзой.

В прихожей она выразительно посмотрела на часы.

— У меня времени в обрез. Выкладывай, что тебе нужно, — сказала Светлана, когда они прошли в гостиную и сели в кресла у журнального столика.

И выметайся отсюда, закончил ее мысль Никита.

На столике лежало несколько журналов, и Никита рассеянно стал их перебирать.

— Ну так? — нетерпеливо спросила Светлана. — Ты не в избе-читальне.

Никита отбросил журналы.

— Кофейком не угостишь? — спросил он.

После секундного замешательства Светлана сказала:

— Сейчас сварю.

Она ушла на кухню. Оставшись один, Никита хотел включить телевизор, но не осмелился после такого неласкового приема и снова принялся листать журналы.

— Так что тебе нужно? — спросила Светлана, вернувшись с двумя чашками кофе.

Последнюю неделю она убеждала себя в том, что у Никиты к ней исключительно профессиональный интерес репортера уголовной хроники, и не более того.

Это была необходимая позиция для девушки, решившей положить конец отношениям пусть даже с любимым человеком. Уж слишком они затянулись.

Но в любой позиции всегда есть потенциальные трещины.

— Как живешь? — спросил Никита.

— Здрасьте… Давно не виделись. Лучше расскажи, как ты живешь. Головка не болит?

Никита понял: о вчерашнем сабантуйчике она тоже знает. Наверняка подруги настучали.

— А как я могу жить? — пожал он плечами. — Нормально.

— Тогда поставлю вопрос иначе. На что ты собираешься жить?

Никита буквально присосался к чашке с кофе. Стараясь выиграть время, он спросил:

— А чем, собственно говоря, вызван твой вопрос?

— Никита, не валяй дурака. Уже весь город знает, что тебя уволили.

— Неужели ты думаешь, что меня уволили вчистую? — с деланным возмущением воскликнул Никита.

— Именно так думают все.

— Кто все? Обыватели города Подколодинска?

— Не смей оскорблять наш город, коверкая его название! — потребовала служащая местной управы.

— Хорошо. Не буду. Но довожу до твоего сведения: я перешел на внештатную работу. Это к вопросу о том, на что я буду жить. И заметь: перешел по собственному желанию. Отчасти, — добавил он, чтобы придать видимости правдоподобия для своей фантазии. — Чем и был так возмущен Горыныч.

— Ты уж объясни, что значит по собственному желанию. Поскольку у меня прямо противоположная информация.

Конечно, Светлана не упустила шанс уколоть его лишний раз, и Никита продолжил свою версию его увольнения.

— Аж ногами топал от негодования. Его можно понять. Покупая нашу газету, что в ней первым делом ищет рядовой читатель? — Никита выдержал эффектную паузу и закончил: — Правильно. Мою колонку. — Он выразительно вздохнул. — Да… Тяжело придется Горынычу. Ты же понимаешь, как трудно в наше время найти ценного сотрудника для хилого издания, которое существует в условиях рыночной экономики без вспомоществования со стороны в виде госсубсидий.

— Трепло ты, — ровным голосом сказала Светлана. — Вот скажи мне, какого черта ты полез в дела Лагоева, будь он неладен. Какое тебе дело до его универсама? Он тебе жить мешает? — пристально глядя в глаза Никите, спросила любимая. — Там, кстати сказать, ежедневно отовариваются сотни людей.

Никита невольно отвел глаза в сторону.

— Светик, ты не представляешь себе, что там творится, — сказал он. — За витриной универсама.

— Нет, не представляю. И знаешь почему?

— Ну?

— Потому что есть соответствующие органы, и пусть они разбираются с этим.

— Но кто-то должен привлечь их внимание. Этих так называемых органов.

— Вот ты и привлек. Только не органов. А самого Лагоева. И сам знаешь, чем это кончилось для тебя, — резюмировала Светлана.

Никите нечем было возразить. Светлана отпила кофе.

— И все-таки я до сих пор не могу понять, зачем ты наехал на него.

— Он негодяй, — вяло сказал Никита.

— Ничто не совершенно в этом мире, — парировала Светлана. — И судят в нем за конкретные преступления, подпадающие под статью, а не за нравственное уродство. Или ты что? Стремишься к идеалу? Так его нет.

— Есть, — возразил Никита.

— И где ты его нашел?

— Сейчас вот вижу перед собой. Это ты.

Светлана сморщила носик. Это у нее здорово получилось. Изящно.

— Не подлизывайся. Я терпеть этого не могу.

— И не думал! — возмутился Никита.

— Вернемся к Лагоеву. Ты раскатал о нем разгромную статью. И не привел ни одного доказательства. А ты подумал о том, что в вашей газете печатается его реклама?

— Но мою статью напечатали в другой газете и без имени! Значит, Горыныч с газетой кристально чист.

— Но все знают, кто ее автор. Ты! А знаешь ли ты, почему ее напечатали в другой газете?

— Нет.

— Потому что она издается на деньги Аванесова — прямого конкурента Лагоева. А зять Горыныча работает у Лагосва завотделом. Именно ему ваша газета обязана рекламой. И теперь его дальнейшая работа у Лагоева, который, кстати сказать, поклялся никогда больше не размещать рекламу в вашем желтом листке, под вопросом. Теперь сам видишь, скольких людей ты подставил.

— Скольких? Горыныча с зятем?

— А редакцию? В ней работают люди, которым надо платить зарплату. А ты рубишь сук, на котором сидит ваша газетенка.

— Уж если на то пошло, Лагоев не бог весть какой сук. Так… сучок. С материальной точки зрения. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас была сплошная головная боль. Он торговался за каждое слово, за каждый квадратный миллиметр.

Светлана посмотрела на часы. Никита последовал ее примеру.

— О! Самое время, — сказал он.

Это было время информационного листка «Полицейской Волны». Он с надеждой посмотрел на любимую. Она индифферентно сказала: «Включай» и отошла к окну.

Ничего нового «Волна» не выбросила на пустынный берег рыцаря-одиночки в борьбе с коррупцией и криминалом. Вывод напрашивался сам собой: либо следствие зашло в тупик, либо до него никому нет дела. Либо это был несчастный случай.

— Опять идешь по следу? — спросила Светлана.

— Я должен себя реабилитировать. Хотя бы в твоих глазах. Напечатать большую, развернутую статью, подкрепленную неопровержимыми фактами. Для этого мне надо найти подходящую тему.

— Что значит «хотя бы в моих глазах»? — с недовольной миной спросила любимая.

— Это значит, что я очень дорожу твоим мнением.

Светлана махнула рукой и встала.

— Давай-давай. Реабилитируй себя. Выдумай то, чего нет. Любопытно будет посмотреть, кто теперь напечатает твои фэнтези. Смотри, восстановишь против себя весь город.

— Так уж и весь. Должны ведь быть в нем приличные люди.

— Ну-ну…

— Я слышу сомнение в твоем голосе. Впрочем, тебе лучше знать. В управе работаешь ты, а не я.

— Спасибо, что напомнил о работе. Мне пора.

Они вместе вышли излома.

— Ты всегда был оболтус. И в школе, и потом. На тебя, Никита, нельзя положиться. Никогда не знаешь, какой фортель ты выкинешь, — на прощанье сказала Светлана.

Их точка была в парке на окраине города. Серега опаздывал, и Н и-кита ус пел осушить пару кружек и обглодать бок леща до его прихода.

— Извини, старик, что опоздал, — сказал Сергей. — Шеф задержал.

— У каждого свой Горыныч, — вяло принял извинения Никита.

Серега мгновенно оценил обстановку и присвоил остатки леща.

— Тебя можно поздравить, — сказал он, посолонившись и потирая руки в предвкушении пива.

— Любопытно знать с чем.

— Как с чем? Твой карман ломится от гонорара, который ты не знаешь к чему пристроить.

— Уже пристроил.

Серега расхохотался.

— Ладно. Сейчас все обустрою.

— Обустрой, — вяло согласился Никита, глядя в спину удаляющегося приятеля.

Сергей вернулся с пивом и лещом, у которого лоснились бока и задорно была распахнута пасть. Он разобрался с ним в пять минут, и каждый получил свою половину. Также поровну они поделили икру.

Под стать речному чуду природы было пиво из Чехии. Свежее и пенистое, с непревзойденно насыщенным вкусом.

Следующие полчаса прошли в приятных возлияниях и обмене мнениями о достоинствах леща и пива.

А потом затянувшуюся паузу нарушил Сергей.

— Так чем тебя взволновало происшествие на пятьдесят третьем километре Загородного шоссе? — спросил он.

— А ты уверен, что это было происшествие?

— А что же еще?

— Не знаю, — отвернувшись в сторону, сказал Никита. — Следствие покажет. Кстати, кто его ведет?

— О каком следствии ты говоришь? Дело ясное как божий день.

— Тогда проясни мне, атеисту от рождения и скептику по призванию, что в нем ясного как божий день.

— Пожалуйста. Местный алкаш из деревни Кочки поперся среди ночи на дорогу и попал под машину. Вот и весь сказ.

— Как все просто.

— А я тебе о чем толкую?

— Нет ничего сомнительнее кажущейся простоты. Это отмечали еще древние. Но кто в наше время быстрых денег и скоропалительных решений прислушивается к мнению мудрецов? Тогда уж попутно объясни мне, какого черта среди ночи он поперся на шоссе.

— Видно, не хватило.

— И чтобы восполнить пробел, он поплелся на шоссе? Можно подумать, там работает ночной магазин и ждет не дождется, когда он придет. Он что, не мог найти самогонку в деревне?

— Видно, был деликатный человек, не хотел никого беспокоить.

— Ты еще скажи, романтик, присевший на обочине и созерцавший Луну, пока на него не наехал грузовик.

— Может быть и так. Кто знает? Разве в чужую душу заглянешь?

— Теперь уже нет. По крайней мере, в его душу. Кстати, кто выезжал на место так называемого происшествия?

— Гребенка.

— Петро? Тогда действительно все просто и ясно как божий день, и расследовать нечего.

— Ну ты это напрасно. Петро, например, не поленился съездить на ближайший пост ГИБДД.

— Ага. На служебной машине. Что равноценно трудовому подвигу.

Никита сделал большой глоток и оценивающим взглядом посмотрел на кружку. В этот прохладный день пиво осталось холодным и дало новый толчок его мысли.

— И что принесла поездка на ближайший пост ГИБДД столь ответственного за порученное дело Гребенки? — спросил он.

— Как и следовало ожидать, ровным счетом ничего. За ночь проехала уйма машин. Словом, ищи ветра в поле. Не было даже смысла просматривать видеозаписи за ночь. Сам понимаешь, в это время номера машин практически неразличимы.

— И кто ж обнаружил несчастного покойника?

— Водитель рейсового автобуса.

— Каким образом?

— Из кювета торчали ноги. Скорее всего, сбитого человека. Так он решил и вызвал полицию.

— И, конечно, Гребенка ухватился за версию профессионального шофера. Эксперта по торчащим из кювета ногам.

— Хорошо хоть он не принял его за прилегшего отдохнуть выпивоху и не поленился выйти из кабины.

— Значит, единственно достоверная версия — был сбит машиной?

— Насколько я знаю — да. У тебя есть другая? — спросил Сергей и приложился к кружке.

— Будет, — неожиданно для себя ответил Никита и последовал примеру старого школьного приятеля.

Приятель обтер губы тыльной стороной ладони и в упор посмотрел на друга.

— Никита, не заводись. Опять тебя занесет.

— Пусть занесет.

— Ну смотри-смотри…

В школе они сидели за одной партой. Серега был настойчивый тугодум и твердый хорошист с ясными представлениями о жизни и последовательными поступками. В тринадцать лет, когда они увлеклись Конан Дойлом, он решил стать сыщиком. И стал полицейским. Таким же надежным и твердым хорошистом, как и в школе. Только теперь в сыскном деле.

Никита был безнадежный троечник. Точные науки не давались ему вовсе, зато учительница литературы в нем души не чаяла — настолько зрело и красноречиво он рассуждал о персонажах любимых ею книг из школьной программы. Она вслух зачитывала его сочинения в классе и ставила Никиту в пример остальным.

Больше в пример его никто не ставил.

— Труп осмотрели? — спросил Никита.

Сергей вздохнул и потянулся к кружке с пивом.

— Естественно.

— И?

— Что «и»? Ты хочешь узнать, не отпечатался ли на трупе номер сбившей его машины? Отвечу однозначно: не отпечатался.

— Кто осматривал труп?

— Ефим Ильич. Кто же еще?

— Так…

Сергей посмотрел на часы.

— Извини, Хмель, мне пора в контору.

— Это понятно. Дело закрыли? — спросил Никита.

— Понятия не имею. Знаю только, что на место выезжал Петро, написал рапорт и в то же утро с половиной сотрудников уехал в служебную командировку по распоряжению сверху. Поэтому сейчас у нас на работе завал.

— Куда уехал и как надолго, я не спрашиваю, поскольку это страшная полицейская тайна.

Сергей кивнул.

— И если будет расследование происшествия, а не сдадут его сразу в архив, то вести его, по всей вероятности, будет Петро. Так я понимаю?

— Хмель, ну что ты такой упертый?

— Серега, я не могу понять, зачем алкашу взбрело на ум среди ночи переть три километра до шоссе, если в деревне самогона хоть залейся.

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого же еще? Не его же.

— Может, он лунатик. Или вышел подышать свежим воздухом.

— Ты сам в это веришь?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей.

— А я вот не верю. Лунатики по крышам бродят, а не лезут под машины на шоссе. А продышаться можно было на лавочке возле дома. Что-то не стыкуется.

— В жизни многое не стыкуется, — с оттенком философичности заметил Сергей, поднимаясь из-за стола.

— Хоть скажи на прощанье, где у деревни Кочки его сбила машина?

— Возле самой автобусной остановки.

— В каком направлении? Их там две. Друг напротив друга.

— Неужели?

— Давай без иронии обойдемся.

— А если без иронии, то черт его знает на какой, — сказал Сергей, задвигая стул.

— Насколько я понял, имя его неизвестно.

— Родные заявят, тогда узнаем, — равнодушно отозвался Сергей.

Никита остался один. Рядом с ним на столе лежали остатки леща. Под них он взял еще пару кружек пива.

Домой возвращался, когда уже стало темнеть.

Никите оставалось пройти не больше ста метров до дома, когда он нагнал человека, понуро бредущего под тяжестью двух сумок.

— Я вас приветствую, Ефим Ильич! — воскликнул Никита и протянул руку к одной из сумок. — Разрешите вам помочь.

— А… Никита. Покорно благодарю, — сказал судмедэксперт, с удовольствием передавая ему сумку.

Они пошли рядом неспешной походкой.

— Говорят, ты теперь на вольных хлебах, — сказал Ефим Ильич.

— А что делать? Не вынесла душа поэта придирок мелких буквоеда. То бишь Горыныча.

— Сам виноват, — наставительно сказал судмедэксперт.

— Ясное дело, — поспешил подтвердить Никита, надеясь этим закрыть тему.

Но не тут-то было. Пожилые люди, особенно освободившись от бремени сумки, имеют склонность к нравоучениям.

— Какого черта ты привязался к Лагоеву, не имея на руках веских доказательств? — спросил Ефим Ильич.

Никита промолчал. Доказательства были. Только им глотку заткнули.

— Ты сам рубишь сук, на котором сидит ваша газета. И ты с ней заодно.

«Второй раз слышу про сук, — подумал Никита. — Хоть сам на нем вешайся».

— Откуда я мог знать, что так все получится? — вяло сказал он, пожалев о том, что остановил судмедэксперта.

— Что думаешь делать дальше? Писать стихи, раз назвался свободным поэтом?

— Что я и делаю.

— О чем пишешь? — заинтересованно спросил Ефим Ильич.

«О доярочке», — хотел сказать Никита. Но старик ведь не поймет.

— На стихи не размениваюсь. Пишу поэму, — сказал он.

— О… Серьезный подход. О чем будет поэма?

— О несчастном убиенном, сброшенном в кювет при дороге, до которого никому дела нет. Естественно, я говорю о погибшем при деревне Кочки. Не о кювете же, до которого никому, кстати сказать, тоже дела нет. Включая надзорные службы, обязанные следить за состоянием дорог и кюветов. Вот и получается: что кювет, что человек — понятия равнозначные.

Ефим Ильич остановился и странно посмотрел на Никиту.

— Вопрос непростой, — сказал он.

— Требует обсуждения, — подхватил Никита.

— А потому присядем. Я заодно покурю. А то в доме с появлением внука мне запретили курить. И правильно сделали. Стал чаще бывать на свежем воздухе.

— Как он?

— Скоро год. — В тоне Ефима Ильича прозвучала неподдельная гордость.

Они сели на лавочку в сквере.

— Так что это было? — спросил Никита. — Несчастный случай или… или что-то другое?

— Я всего лишь судмедэксперт, — скромно заметил Ефим Ильич, — и не могу сказать, что было. На место происшествия меня никто не приглашал.

— Но вы же видели труп?

— Видел. И даже осмотрел его.

— И вам ничто не показалось странным?

— В жизни много странного, Никита.

Эту примиренческую позицию по молодости лет Никита не разделял.

— Что странного было именно в этом трупе? — нетерпеливо спросил он.

— Кое-что было. Не без этого.

Ефим Ильич затянулся и с шумом выпустил клуб дыма.

Не томи душу, хотел закричать Никита. Но опыт общения с судмедэкспертом приучил его к тому, что старика лучше не раздражать. Иначе он захлопнется, как створки устрицы.

— Мне сказали: его сбила машина… Сбила так сбила. Я при этом не был, и не мне опровергать умозаключения следователя.

Хорош следователь. Петро Гребенка!

— Но основания для сомнений в правильности диагноза были? — спросил Никита.

— Не то чтобы да. И не то чтобы нет… Мне показалось странным, что если человека сбивают, то почему я не обнаружил следы наезда на него.

— Может, скорость была недостаточной?

— Ну уж очень недостаточной.

— И тем не менее он умер?

— Еще как, — подтвердил судмедэксперт.

— Так отчего он умер?

— От удара тяжелым предметом в затылок, — бесстрастно ответил Ефим Ильич, не сомневавшийся «точности этого вывода.

— Бампером?

— Возможно. Если только машина умудрилась подпрыгнуть, как на трамплине, достаточно высоко.

— А могло быть такое, что человек испугался проносившейся мимо машины, отпрянул в сторону, поскользнулся и упал, ударившись затылком… скажем, о валун?

— А почему нет? — сказал Ефим Ильич и загасил сигарету. — Идем. А то мои, небось, заждались. Я теперь в семье за главного по снабжению.

С появлением внука остальные дела у Ефима Ильича отошли на второй план. Какое ему дело до нестыковок выводов следствия с его заключением? Он профессионально исполнил свои обязанности, все записал в заключении, а дальше, господа, вам решать.

Никита проводил его до подъезда.

На следующее утро он решил съездить на место происшествия.

Своим названием деревня Кочки была обязана болотистой местности, окружавшей ее с трех сторон. Добираться до нее Никите пришлось на автобусе. Его машина вторую неделю была в ремонте из-за пустяка — помятого крыла, но знакомый жестянщик был на больничном, а везти машину в другую СТОА не хотелось.

Никита был единственным, кто вышел на остановке. Оглядевшись по сторонам, он пошел искать гипотетический валун, о который мог удариться затылок неизвестного, оказавшегося потом в кювете при шоссе. Пройдя метров сорок в обе стороны, он не обнаружил ничего похожего на валун. Мелкие камушки на обочине были в изобилии. Но не более того. Ту же операцию он проделал на противоположной стороне шоссе. Ничто не напоминало здесь о происшествии двумя днями раньше.

Никита вернулся на остановку и посмотрел на расписание автобуса. В нем оказалось окно в три с половиной часа, а вслед за этим движение возобновлялось с интервалами в сорок пять — пятьдесят минут. На шоссе было пустынно. Ни одной попутки.

Но ему повезло. Подъехала полицейская «Нива», и знакомые менты подвезли его до города.

Домой идти не хотелось, и Никита отправился в фитнес-клуб.

Добросовестно отработав на тренажерах и помолотив грушу, он отказался от спарринга и пошел домой.

Еще на лестничной площадке Никита услышал, что у него звонит телефон. Он успел снять трубку. Это был Сергей.

— Как съездил в Кочки? — спросил он.

— Уже донесли?

— Не донесли, а сообщили по долгу службы. Так как съездил?

В тоне Сергея была едва заметная ехидца.

— Нормально съездил. Думаю там дачу отстроить. Положу начало элитному поселку.

— Одни дренажные работы чего будут стоить, — усмехнулся Сергей. — Там же болота вокруг.

«Как ты все воспринимаешь всерьез», — подумал Никита.

— Ладно. Убедил. Откажусь отдачи в элитном поселке. А теперь расскажи мне, как идет следствие по делу безумца, совершившего самоубиение методом бросания под колеса проходящей мимо машины на скорости, несовместимой с состоянием шоссе и жизнью означенного бедолаги. Кстати, имя его не прояснилось?

В разговорах между собой они часто пародировали канцелярский слог рапортов и протоколов, составленных полицейскими, и сейчас Никита как никогда был расположен к этому.

— Отвечаю по порядку. Дело на три четверти в архиве. Что касается второго вопроса: а черт его знает, как его звали. Видно, никому до него дела нет. Кроме тебя.

— А был ли он вообще? Несчастный выпивоха.

— Не удивлюсь, что нет.

— А с чего вы взяли, что он из Кочек? Может, он выпал из машины, проносившейся мимо на запредельной скорости.

— Нет, из Кочек. Это точно. Петро заехал в деревню, и мужики по фотке признали в нем жильца дяди Васи.

— Жильца? Значит он не местный?

— Блестящий пример дедукции. Не зря мы с тобой зачитывались Конан Дойлом в детстве.

— И дедукция под стать тому возрасту, — вздохнул Никита. — Ну хоть с дядей Васей Петро пообщался?

— Насколько это было возможно.

— Поясни.

— Дядя Вася беспробудно пил неизвестное количество суток.

— И, конечно, не только не помнит имени-отчества своего жильца, но, даже протерев свои опухшие очи, ни в жисть не узнает его по фотке.

— Надо полагать, — согласился Сергей.

— Откуда же родом этот свалившийся в Кочки, словно диверсант на парашюте, знакомый для всех незнакомец?

— А черт его знает, — беспечно ответил Сергей.

— Тебе не кажется все это странным?

— Пусть это кажется Петру. А мне своих забот хватает. Извини, Никита, на работе завал.

В подкрепление тезиса о том, что ему своих забот хватает, Сергей повесил трубку.

«И какого черта я ввязался в это дерьмо?» — подумал Никита.

От этой мысли его отвлек звонок. О чудо! Это была Светлана.

— Небось голодный сидишь? — не без ехидства спросила она тоном, скорее похожим на констатацию факта, чем на вопрос.

Конечно, голодный!

— Да, — подтвердил Никита. — Единственно потому, что не удосужился зайти в универсам купить себе что-нибудь поесть. Дела отвлекли.

— Еще добавь к этому, что ты вообще перешел на диету ввиду сложившихся обстоятельств.

Никита готов был взвиться под потолок от колкости любимой, но сдержался и решил вообще не отвечать.

Тем временем любимая продолжала измываться.

— А у меня тушеная утка с капустой, — сказала она.

Никите показалось, что у него в животе начались колики.

Тушенная с капустой утка, приготовленная в домашних условиях образцовой хозяйкой, — это не курица-гриль из универсама Лагоева. Более того, зная Светлану, он не сомневался, что утка не магазинная, а с базара, и любовно тушилась в утятнице не один час. Полтора-два как минимум.

— Ладно. Приходи, — смилостивилась единственная и неповторимая.

Никита летел к ней на крыльях любви, подгоняемый голодом.

Утром Светлана сказала:

— У нас есть для тебя место.

— В управе? — лениво спросил Никита.

— Не совсем так. Глава управы…

— Главный управный дьяк, — пробормотал он.

— …создает новый департамент. Территориально он находится… — Она назвала улицу весьма далекую от управы.

«Территориально» — лишнее слово, машинально подумал Никита, еще не вполне понимая, что в его жизни наступает переломный момент.

— Поэтому мы с тобой будем ездить на работу в разные концы города, — продолжила любимая. — Это тебя более чем устроит. Ты ведь не захочешь видеть меня двадцать четыре часа в сутки?

— Перестань, Светка, — сказал Никита. — Лучше расскажи, что это за место.

— У тебя, кажется, незаконченное высшее, — уклончиво сказала Светлана.

«А то ты не знала. Да. Незаконченное высшее, если считать таковым три семестра в вузе».

— Светик, давай конкретно, что за работа?

— Это новый и весьма перспективный департамент.

— Что новый, я слышал. Лучше расскажи, что в нем перспективного?

— У тебя ведь есть запись в трудовой книжке, что ты был инженером? — сказала Светлана, напряженно глядя ему в лицо.

Запись есть. Не более того.

Какое-то время, вернувшись из армии, Никита работал в шарашке, изготовлявшей гвозди, где был оформлен инженером ОТК. Ему в обязанность вменялось следить за тем, чтобы работяги не напивались до окончания смены.

Весьма инженерная была работа.

Через полгода он ее бросил. Но запись осталась.

Полтора месяца Никита был не у дел, пока приятель, работавший в местной центральной прессе, не пристроил его в «Вестнике».

— Ну, — сказал Никита.

— Не подстегивай, — возмутилась Светлана.

Чем длиннее предыстория, тем грустнее развязка. Никита знал это по опыту и не слишком удивился, когда Светлана сказала:

— В общем так: тебя возьмут специалистом по инженерным коммуникациям. Ты будешь осуществлять контроль за их состоянием и производством ремонтных работ.

— Светик! Но я же в них ни хрена не смыслю.

— А чего там смыслить? Там одни трубы. Ведь ты учился в авиационном институте.

— В филиале, — уточнил Никита.

Его занесло по окончании школы. Большая часть его одноклассников тоже обзавелась студенческими корочками и с головой бросилась в омут предпринимательства.

Из чувства внутреннего протеста и полной неспособности к коммерции он первое время решил всерьез посвятить себя инженерному делу.

Но если ты не испытывал ни малейшего интереса к элементарной математике в школе, то высшая математика в институте вряд ли подкупит тебя красотой теорем и доказательств. С физикой оказалось еще хуже.

Никогда не летавший на самолетах Никита после зачисления в вуз заинтересовался ими и, задрав голову, подолгу смотрел, как они парят в небесах.

Раньше он об этом не думал, а теперь недоумевал, как эти махины держатся в эфемерном воздухе и не валятся вниз?

Он не дошел до ответа на этот вопрос, поскольку вуз бросил и пошел служить в армию, где прошел суровую школу воздушно-десантного училища и службу на границе.

И об этом ни разу не пожалел..

Светлана продолжила излагать свой взгляд на ситуацию.

— Я видела самолет в разрезе, — сказала она. — Там тоже есть трубы. Совсем как в коммуникациях. Неужели ты в наших не разберешься?

— Если б я разобрался в тех, то, наверно, сейчас был бы с дипломом.

— Не понимаю. В отделе работают простые бабы, и ничего. А ты — почти инженер — и не справишься! — возмутилась Светик.

— Стоит ли удивляться состоянию труб в нашем городе, — сказал Никита. — А нет ничего подальше от ЖКХ и поближе к аэрокосмической отрасли? С учетом специфики моего образования.

— Кто это говорит об образовании? — иронично глядя на него, сказала Светик. — Лиловый студент с двумя зачетами. И те по физкультуре и основам безопасности жизнедеятельности.

— И с одним сданным экзаменом, — дополнил Никита.

— Ага. По культурологии. Вернись с заоблачных высот на землю. Вспомни, где ты живешь. Далеко не в Звездном городке. И тем более не в Хьюстоне.

— Хорошо, хорошо, — пошел на попятный Никита. — Когда выходить?

Светлана заподозрила неладное и, прищурившись, посмотрела ему в глаза. Она ожидала чего угодно, но только не покорного согласия. Неужели он в самом деле дорожит ею?

— Вот это другой разговор, — настороженно сказала она и веско добавила: — Это твой последний шанс.

В ходе дальнейших дебатов, иногда переходивших в препирательство, ему удалось выторговать два дня на раздумье.

Чтобы сохранить лицо.

Тем более что Светик сама сказала: подумай и реши.

Решать и думать было нечего, но два дня в запасе давали возможность Никите провести их в безделье. Подальше от ЖКХ.

Когда любимая ушла на работу, он снова поехал в Кочки, надеясь застать дядю Васю в достаточно коммуникабельном состоянии.

Он опоздал. Дяди Васи дома не было. Проходивший мимо мужик сказал:

— Шляется где-то.

— А где неизвестно? — спросил Никита.

— А черт его знает. Может, по грибы пошел. Он непредсказуемый. Живет бобылем. Ни перед кем ответ не держит.

— Он что? Не работает?

— Да какой из него работник… Запойный он. И вообще…

— Что вообще? — спросил Никита.

— И вообще он других взглядов на жизнь.

— Отличных от всех остальных.

— Во-во…

— Значит, дядя Вася философ?

— Философ не философ, не моего ума это дело. Только работать не может. Не вписывается работа в его образ жизни.

— И на что живет этот мыслитель, который не может вписаться в трудовой образ жизни страны?

— Перекупщикам зелень продает. Укроп, там, чесночок, лучок…

— Это летом. А зимой лапу сосет наподобие медведя?

— Так уж и лапу. Картошкой с огорода пробавляется. — Мужик посмотрел по сторонам, усмехнулся и на пониженных тонах сказал: — Бизнес у него есть.

Это становилось уже интересно.

— Какой же? — спросил Никита.

— Самогонку гонит, — ответил мужик и расхохотался в голос.

— И в клиентах у него вся деревня?

— Вся не вся, но многие. Сколько ни запасай заранее, все равно не хватит. В этом вся философия дяди Васи. Потому и закрутил свой бизнес. — Мужик снова расхохотался, махнул рукой и пошел своей дорогой.

Никита вернулся в город. Здесь его ждала приятная новость.

Все началось с того, что он позвонил Сергею, имея в виду провести с ним его обеденный перерыв наточке, но тот огорошил его:

— А покойничек-то наш перестал быть неизвестным.

— То есть? — насторожился Никита.

— У него оказывается имя есть и фамилия.

— Эка невидаль.

— И нам они стали известны.

— Обзавелись в участке экстрасенсом?

— Нет. Позвонила жена. Заметь: из Москвы.

Никите стало не до обеденного перерыва на точке.

— Расскажи, — попросил он и почувствовал, как у него пересохло во рту.

— А что тут рассказывать? Мужик каждый день звонил ей по мобиле и вдруг третий день не выходит на связь. Она забила тревогу и дозвонилась до нас.

— И вы ее успокоили. Нет у тебя больше мужа, сказали вы ей, зато теперь ты свободная птица.

— За кого ты нас держишь? Неужели мы циники вроде тебя? Мы выразили ей глубокое сочувствие в подобающем тоне.

— Кстати, как его зовут, раз он перестал быть безымянным?

— Смагин Юрий Петрович.

— И что дальше?

— А что может быть дальше? Мертвого не воскресишь. И нам теперь не надо докапываться до его имени.

— Петро знает о звонке?

— Откуда? Он все еще в командировке.

— А что вы?

— А что мы? Посочувствовали. Как могли.

— Знаю я, как вы можете. Серега, дай мне координаты вдовы.

— Никита, ты псих.

Никита объяснил Свете поездку в первопрестольную тем, что давно не был в столице и решил навестить ее, прежде чем закопать себя с трубами в ЖКХ.

Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Усадив его пить чай с пирожками собственного производства, она спросила:

— Как это случилось, — она утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз, — что его убили?

— Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.

Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью.

— Отчего так? Ведь, небось, следствие было?

— Оно и сейчас, можно сказать, ведется, — ответил Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. — Ноя как журналист…

«…Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…»

— …надеюсь придать ему дополнительный импульс.

— Да?

В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.

Эта реакция смутила его. Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?

— Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, — сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. — Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.

Анна Тимофеевна улыбнулась.

— А ведь он из ваших краев, — сказала она.

— Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?

Анна Тимофеевна пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она и опустила глаза.

Никита ей не поверил. Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства:

— Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?

Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:

— Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут попотчевать своим, домашним, пирожком я не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.

Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.

Оказалось, москвичкой — к своему неудовольствию — она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.

Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.

В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.

— Там судьба свела меня с Юрием Петровичем, — хлюпнув носом, сказала Анна Тимофеевна. Пожилая женщина расчувствовалась, и слезы потекли у нее по щекам.

— И как долго вы состояли в браке с Юрием Петровичем?

Слезы высохли сами собой. Анна Тимофеевна поджала губы и неохотно сказала:

— Мы не были расписаны. Мы состояли в гражданском браке. В наши годы это уже не обязательно. Лишь бы человек был хороший, — сказала Анна Тимофеевна.

— Юрий Петрович был хороший человек?

Женщина не спешила с ответом.

— Анна Тимофеевна, поверьте, я ваш друг. Мной руководит чувство справедливого возмездия. (Господи, прости мою душу грешную.) Тем более что речь идет о моем бывшем земляке. Что он представлял собой как личность?

— О, это был незаурядный человек. С характером. Но справедливый. Я себя за ним чувствовала как за каменной стеной. И внешне он был крайне привлекательный мужчина. Рослый. Правда, с уже поредевшими волосами, но все равно очень даже привлекательный.

— А вы не знаете, давно он перебрался в Москву из наших мест?

— Не знаю. Он вообще мало распространялся на эту тему.

— А где он работал в Москве? На эту тему он тоже не распространялся?

— Он не работал. И не распространялся, — сразу на два вопроса ответила Анна Тимофеевна. — Но собирался устроиться. В ближайшее время.

— А на что жил? До встречи с вами?

— Не знаю, — сухо сказала вдова.

Боже мой! Как мало она знает о своем сожителе. Вот что значит одиночество и желание почувствовать рядом с собой надежное мужское плечо, на которое можно опереться в старости.

С последними словами Анны Тимофеевны и, главное, потону, каким они были сказаны, Никита почувствовал, что она снова отстраняется от него, и посчитал за лучшее свернуть визит. Напоследок он спросил:

— Анна Тимофеевна, если он собирался устроиться на работу, то зачем поехал в наш город?

— Ему нужно было получить с кого-то должок.

— Понятно.

Из всего, что узнал Никита о Смагине, вывод напрашивался сам собой: он пришел на вечер для тех, кому за пятьдесят, единственно чтоб познакомиться с подходящей женщиной и обрести над головой крышу в столице.

По возвращении из Москвы Никиту ожидал сюрприз.

— Борис Иванович согласился, что городские коммуникации с множеством труб и авариями, особенно в отопительный сезон, дело стремное. Поэтому мы решили… — сказала Светлана и сделала паузу, от которой у Никиты пробежал холодок по спине. — Мы решили, — продолжила любимая, — что он возьмет тебя на должность инспектора по надзору за работой ДЭЗов. В дальнейшем, когда ты полностью войдешь в курс дела, он создаст под тебя отдел. А пока потрудишься под началом Егора Акимовича Чехонкина. Он сам долгое время проработал в ДЭЗе и знает его работу досконально.

«Час от часу не легче. Неужели мне на роду написано увязнуть в сфере ЖКХ? И кто толкает меня на это? Любимейшая из девушек!»

Светлана, поначалу не спускавшая с него лучезарных очей в ожидании благодарности, увяла, увидев его каменное лицо, и с сомнением в голосе сказала:

— Ты, кажется, не рад?

— Ну почему же? Более чем рад. Просто от восторга слов не нахожу. Еще бы! Буду инспектировать работу сантехников, электриков и дворников с их вороватым начальством. Дело государственной важности. Это вдохновляет.

Светлана закусила губу. Никите стало стыдно.

— Я вижу, тебе это неинтересно. Как и я.

Она ушла в глубь комнаты, где сгущались сумерки.

Пауза была недолгой. Никита бросился к столу, где в свете настольной лампы лежали ручка и лист бумаги с отпечатанным на машинке жутким заголовком: «Заявление о приеме на работу».

Светка продумала все.

Не прочитав ни строчки, он подмахнул его.

В этот вечер Светик снова оставила Никиту ночевать у себя дома. Он был счастлив всю ночь.

А на следующее утро для него начались трудовые будни.

Они вместе вышли из дома и, перед тем как пойти в разные стороны, Светик с надеждой в голосе сказала:

— Ни пуха ни пера.

— К черту, — искренне ответил Никита.

Работа оказалась вполне приемлемой для его непоседливой натуры. Он появлялся утром в офисе и отправлялся куролесить по городу, попутно заходя в ДЭЗы с целью ознакомления с их работой.

Уже на второй день Никита понял, что работа в принципе не мешает его поискам убийцы Смагина. Если, конечно, он был.

Никита возобновил их с того, что затащил Серегу на точку. В разгар рабочего дня они сидели за стаканами пепси, и продавщица не сводила с них ошеломленного взгляда.

— Кстати, небезызвестный тебе Юрий Петрович Смагин, чье бездыханное тело обнаружили у деревни Кочки, из наших мест, — сказал Никита.

— Ну и что?

— А то, что он вернулся в наш город, чтобы получить с кого-то должок.

— Это ничего не меняет.

— И дело, значит, вместе с телом спокойно можно закопать, — сказал Никита.

— Вроде того.

— И виновника наезда искать не будут?

— Ты смеешься?

— Серега, я печенкой чувствую, что здесь все не так просто, как кажется.

— Никита, в тебе говорит изголодавшейся по писанию репортер. Тебе нужен материал для колонки.

— А вам не нужен висяк.

Сергей промолчал.

— Серега… — Не в службу, а в дружбу пробей его по своим каналам. Где работал, где жил, чем занимался?

— И это все? — спросил Сергей.

— А тебе мало?

— Достаточно. Достаточно для того, чтобы все дела пустить побоку и заниматься только твоим никому не нужным Смагиным.

— Ну извини. Не знал, что старлей в нашем богоугодном городке по горло завален работой.

— Не могу с тобой не согласиться — наш город из тихих. Но по части неугомонности у тебя есть прямой конкурент.

— Кто же это?

— Начальник нашего Управления. Он не меньший талант, чем ты, по способности заваливать подчиненных всякой дребеденью. Но для этого у него есть полномочия.

— А у меня их нет, — вяло согласился Никита и с надеждой посмотрел на Сергея.

— Ладно, адрес обещаю, а на большее не рассчитывай, — сказал Сергей и посмотрел в глаза Никите. — Послушай, Хмель, тебе в самом деле нравится разыгрывать из себя частного детектива?

— Если ты мне в самом деле друг, то спровоцируй преступление, чтоб было о чем написать несчастному внештатному репортеру.

— Не дождешься, — на ходу сказал Сергей.

Светлана была в состоянии крайнего раздражения. Ее протеже на работе аттестовали не с самой лучшей стороны. Проще говоря, назвали бездельником.

— Ты как бабочка, — недовольным тоном сказала она Никите, — залетишь утром в ДЭЗ на пять минут и потом тебя только и видели.

«А что там делать среди баб, вечно занятых чаепитием?» Но разве скажешь это Светику?

— Вот ответь мне, что ты сделал за эти три дня на работе?

— Видишь ли, Светик, я не стою у станка и не выдаю продукцию на-гора.

— И все же?

— Обхожу ДЭЗы. Вникаю в работу, — пробормотал Никита.

— Вник?

Черта с два вникнешь в работу этой крепости, где все связаны круговой порукой и дружно стоят в каре, ощетинившись штыками. Это неприступный Измаил, а он не Суворов.

— Никита, Никита, — вздохнула Света, глядя на его поникшую голову. — Вроде взрослый мужик и к тому же не совсем глупый, а главного понять до сих пор не можешь.

— Чего же такого главного я не могу понять, как не совсем глупый мужик?

— Простой вещи. Главное в работе — отчетность. А разве ты не мастер писанины?

— Ты предлагаешь мне изложить в художественной прозе повседневную жизнь вантуза и разводного ключа?

Светик посмотрела на него долгим и ясным взглядом. Ничего хорошего он не сулил.

— Работа тебе неинтересна. Это очевидно. Чем же ты живешь?

— Видишь ли, Светик, я втянулся в одно расследование и не могу бросить его на пол пути.

— Сиквел из жизни Лагоева?

— К черту Лагоева! Он ворюга. Но ловкий ворюга. Замазал глотки моим информаторам изуверским способом. Он не уволил их. Нет! Он просто пригрозил им увольнением. А где бы в наше время они нашли работу, не имея ни специальности, ни квалификации, ни образования, и к тому же с подмоченной репутацией продавщиц и кассирш, продавшихся закону? Таких торговля отторгает. Мало того. Он еще прибавил им в зарплате. Теперь они за него горой стоят. Стоит ли удивляться, что при таком уровне нравственности у нас в городе процветает коррупция?

Света поморщилась.

— Во-первых, не процветает, а только имеют место ее отдельные проявления.

— Ну да, конечно, — вяло согласился Никита.

— Во-вторых, теперь ты сам видишь, чем все могло кончиться для девушек, доверившихся тебе. Безработицей. И в-третьих, наконец, если это не Лагоев, то кто же?

— Есть такой Юрий Петрович Смагин. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

— Нет. Но это неважно. Так в чем он провинился перед тобой?

— В том, что его убили.

— О господи, — передернув плечами, сказала Света. — И ты, конечно, хочешь найти убийцу?

Никита соврал наполовину. Он сказал:

— Нет. Я просто хочу помочь полиции разобраться в этом вопросе.

— Ну да, конечно. А то она без тебя не справится.

— Ну, точнее говоря, слегка подтолкнуть ее к более активным действиям.

— Сначала продавщиц подставил, теперь взялся за единственного друга, Сергея.

— Не он ведет следствие.

— А кто?

— Петро. Петро Гребенка.

— Значит, его можно?

— Да нет… Он неплохой, я бы даже сказал, славный парень, но не вполне на своем месте, — сказал Никита и подумал: «А ты на своем месте?»

— И ты решил ему помочь.

— Некоторым образом.

— После чего его сократят за несоответствие.

— Перестань! — возмутился Никита.

— И каким же образом ты решил ему помочь и вообще подтолкнуть полицию к более активным действиям?

— Я подготовил для нее ряд наводящих вопросов. Кстати, Сергей обещал мне дать на них ответы.

— Так в чем дело? Позвони ему. Сергей всегда в курсе всех дел в Управлении. Он с ходу даст ответ на все вопросы. Не тяни время, Ники, — так ласково называла она любимого, когда хотела его приласкать. — Ты ведь профессиональный репортер и знаешь, как оно дорого. Горячие новости стынут быстрее горячих пирожков с капустой. А тебе ведь нужно чем-то заполнить колонку уголовной хроники, так восторженно читаемую жителями нашего города. Не томи их души долгим ожиданием.

Никита нехотя взял трубку. Света не спускала с него глаз, и в уголках ее губ таилась улыбка.

— Сергей, это я, Никита.

— Понятно.

— Как там насчет моих вопросов? Помогают следствию?

— Какому следствию?

— Я имею в виду убийство Смагина. И мои наводки в виде вопросов.

— А… Ты у Светки, — догадался Сергей и понизил голос: — Слушай, Хмель. У нас без тебя хлопот хватает. Мы ожидаем инспекцию из министерства. Сам понимаешь. А тут ты… — дальше Сергей перешел на обычную тональность, — …со своим Смагиным, будь он неладен. Узнал о нем следующее: он вышел из заключения три месяца назад. Отсидел срок за грабеж. Кстати, за ним числится не одна отсидка. Да вот еще: у нас в городе он прописан был на Первомайской, десять. Не знаю, как это поможет твоему следствию, но прошу тебя: в ближайшие несколько дней не дергай меня. Усек?

— Усек, — ответил Никита. — Гребенка еще в командировке?

— Да. Все, Хмель, извини. Правда не до тебя и твоих проблем. Своих хватает.

Никита услышал в трубке короткие гудки.

— Ну и что? — спросила Светлана.

— Как что?! Не на кого положиться. Тем более в местном Управлении полиции. Каждый занят самим собой. Совсем как у Маяковского: «Каждый свою воду толчет в своей ступке». Одним словом, полиция умыла руки и погрязла в своих разборках. Придется мне во всем разбираться.

Светлана с тревогой заметила в глазах у Никиты разгоравшиеся огоньки.

— Вот что: вводи-ка меня в курс дела, — потребовала она. — Если мы живем под одной крышей, то и заботы у нас должны быть общие.

Никита почувствовал себя припертым к стене, но, рассказав обо всем Светлане, он испытал облегчение. Если не гора с плеч свалилась, то, по крайней мере, перед Светкой ему не надо будет больше таиться.

— Сейчас же звони вдове, — сказала она. — Пусть знает, кого в дом впустила, и не горюет о потере.

— Согласен. Как всегда, ты права.

— Не подлизывайся.

Сообщение о том, что Смагин уголовник, Анна Тимофеевна встретила спокойно.

— А я знала об этом, — сказала она.

— Вот как, — удивился Никита. — И вас это не смутило?

Анна Тимофеевна вздохнула.

— Чего не бывает по молодости.

— То есть как по молодости? — не понял Никита. Хороша молодость! На пороге шестого десятка.

Оказалось, Никита имел в виду последнюю отсидку Смагина, Анна Тимофеевна — первую.

— Что поделаешь, ребенок вырос в неполной семье, — с грустью в голосе начала свой рассказ она. — Мать-одиночка с утра до вечера гнула спину на работе, вот улица и стала воспитателем мальчишки. А там дурная компания. Дурное влияние и не устоявшаяся психика ребенка в подростковом возрасте, помноженная на ложно понятую романтику…

Красиво говорит, позавидовал Никита, привыкший к скупой на слова колонке уголовной хроники и к чеканному слогу.

— Коротко говоря, летом ночью залезли в распахнутое окно. Ведь распахнутое окно так соблазнительно для людей, склонных к криминалу. Причем залезли другие. Он, что называется, стоял на стреме. Но это Юру не спасло от колонии. Но после ни-ни.

— Одним словом, перевоспитался, — усмехнулся Никита.

— Именно, — подтвердила вдова.

— А с чего это вдруг Юрий Петрович решил покаяться вам в грехах своей юности?

— Я как увидела у него наколки на руках и груди, так и спросила, откуда они взялись.

— И он вам сразу все выложил.

— Нет, не сразу и неохотно. Ему до сих пор было стыдно за грехи молодости. Такое не забывается никогда. А в колонии, вы сами понимаете, свои законы. Как юнец мог им противостоять? Вот отсюда и наколки.

— А что за наколки? — поинтересовался Никита.

— Обычные для людей этого круга. «Не забуду мать родную» и «Нет в жизни счастья».

— Да, малохудожественное тату, — согласился Никита. — Ну да ладно. С молодостью все ясно. А с недавним прошлым надо еще разобраться. Он вам о нем ничего не рассказывал?

— А что с ним? — насторожилась вдова.

— А то, что три месяца назад он вышел из заключения, где отбывал срок за грабеж.

— Ой…

— За ним числится не один срок и, стало быть, не одно преступление, — продолжил Никита.

Он не видел, как в Москве стоявшая до того вдова села на стул как подкошенная.

— Так что, Анна Тимофеевна, вам не о чем и, главное, не о ком жалеть.

Ответом в трубке было молчание.

— Всего вам хорошего в дальнейшем, — пожелал Никита вдове, вспомнив аппетитные пирожки домашнего приготовления.

— Все правильно, — согласилась Светлана, когда он повесил трубку. — А теперь о твоих вопросах полиции. Мы ими займемся завтра. У нас появился новый архивариус. Вполне симпатичный дядечка. Отзывчивый и, главное, мне кажется, ему самому интересно во все вникать и в чем-то копаться. Может, у него в архиве найдется какой-нибудь материал на твоего Смагина.

— Этакий скрупулезный зануда, — проворчал Никита, вспомнив Горыныча. — Не представляю себе, какая информация может быть в управе на бандита.

— Вот и разберемся завтра. Должна же я хоть как-то поучаствовать в твоем расследовании? — Светлана не смогла сдержать улыбку.

Никита недовольно хмыкнул.

— В общем так: завтра придешь в управу за полчаса до обеда. Я договорюсь с архивариусом о встрече.

— А полчаса не много?

— Но не пять же минут! Хотя для твоих вопросов… Все, хватит о Смагине и о твоих вопросах. Марш ужинать.

Света пошла на кухню, и Никита последовал за ней в предвкушении вкусного ужина.

Ужин оказался действительно вкусным.

Единственно неприятным осадком после него осталось замечание Светы:

— В общем так, Ники: берись за ум и отнесись к работе серьезно. Иначе как под тебя создадут отдел?

— И что я должен сделать? — имитируя глубокий интерес к вопросу, спросил он.

— Как что!? Написать отчет.

— Какой отчет? — наивно спросил Никита.

— О проделанной работе. — Светлана посмотрела на любимого скептическим взглядом. — Применительно к тебе лучше сказать о не проделанной работе.

— А раз так, то что я, по-твоему, смогу написать?

— Придумаешь. Тебе не привыкать писать всякий вздор. Ты спец по очковтирательству.

Управа находилась в здании из красного кирпича, построенном в начале XX века для городской Думы.

На входе Никиту остановил охранник. Никита предъявил удостоверение сотрудника местной газеты, и охранник, пробежав глазами заявочный список на допуск в здание на этот день, сказал: «Проходите».

— А где у вас архив? — спросил Никита.

— Вон там, — охранник показал на угол вестибюля. — По ступенькам вниз.

Никита спустился на семь ступенек и встал перед железной дверью, освещенной одиноко висящей лампочкой без абажура. Здесь было прохладно и пахло сыростью.

Никита постучал.

Из-за двери донесся приглушенный голос:

— Войдите.

Он ожидал увидеть старичка с взъерошенными волосами и колючим, въедливым взглядом за толстыми стеклами очков. Но ему навстречу шел моложавый мужчина лет пятидесяти с небольшим, в белой сорочке и в галстуке.

Светлана стояла поодаль, улыбаясь.

Никита почувствовал себя слегка сконфуженным.

Архивариус протянул руку и представился:

— Владимир Михайлович Гусев. Архивариус. А вы, насколько я понимаю, Никита Константинович Хмельное.

— Просто Никита, — скромно отрекомендовался Никита Константинович.

Не Хмель же, как обычно зовут его близкие друзья.

— Ну так, просто Никита, что вас интересует? Насколько я понимаю, у вас есть ко мне вопросы в рамках моей компетентности. Пройдемте на мое рабочее место, — сказал архивариус и показал на заваленный бумагами и папками огромный стол, сохранившийся от Думы с дореволюционных времен.

Усевшись за пего, Владимир Михайлович достал из ящика лист бумаги и ручку.

— Садитесь, — улыбнулся он и показал на скромный стул по другую сторону стола. — Ознакомьте меня со своими вопросами.

Никита сел и почувствовал себя на приеме у высокого начальства.

— Итак?

Никита пожалел, что пришел. Не было у него вопросов к архивариусу. Пришлось их придумывать на ходу.

Один глупее другого, как определил сам Никита.

Наверно, о том же подумала Светлана. Скептически улыбнувшись, она сказала:

— Не буду вам мешать.

Никита с архивариусом остались одни.

— Позвольте узнать, чем вызван ваш интерес к господину Смагину.

— Он бандит, — ответил Никита.

Архивариус вздрогнул и, подумав, сказал:

— Так, может, есть смысл обратиться в полицию? Он несомненно представляет опасность для общества.

— Уже не представляет. Его убили.

— Тогда тем более. Пусть она расследует убийство.

— Видите ли, Владимир Михайлович, так уж случилось, что именно сейчас я готовлю материал о работе наших правоохранительных органов и надеюсь придать следствию дополнительный импульс.

Архивариус посмотрел на Никиту поверх очков.

— А вы не боитесь поставить полицию и себя в неловкое положение? Есть ли смысл портить с ней отношения? Ведь вы, извините меня, в каком-то смысле как репортер уголовной хроники от нее кормитесь. Она для вас источник информации.

Конечно, архивариус был прав. Но согласиться с ним и уйти Никита не мог.

Не дождавшись ответа, архивариус спросил:

— А в чем загвоздка у полиции со следствием?

— Она решила все списать на несчастный случай.

— Так, может, так оно и было?

«Да! Может! Но меня это не устраивает». Только этого не скажешь архивариусу. Тем более Сереге и Светке.

— Ну, хорошо. Я непременно пороюсь и, может, что найду на вашего Смагина.

Архивариус посмотрел на Никиту и спросил:

— Еще у вас есть вопросы, касающиеся криминального мира?

Это было сказано вполне миролюбиво, но Никите в его словах показалась издевка. Совсем как в интонациях у Светки.

— Тогда уж заодно посмотрите, что есть у вас на Лагоева, — подавив раздражение, сказал Никита.

Архивариус аккуратным, каллиграфическим почерком записал полное имя Лагоева.

— Он тоже бандит?

— Нет. Всего лишь жулик.

— Это уже облегчает задачу.

Архивариус улыбнулся, и эта улыбка не понравилась Никите.

— Заходите ко мне через пару деньков. Надеюсь вас чем-нибудь порадовать.

Выйдя на улицу, Никита облегченно вздохнул. Но гнетущее чувство не проходило.

Да, они все правы — и Светка, и Серега, и архивариус, — занимается он не своим делом. Строит из себя частного сыщика.

Но разве попрешь против своей природы?

Стиснув зубы, Никита позвонил Сергею.

— Хмель, я же просил тебя не отрывать меня от работы ближайшие несколько дней, — у Сергея был голос человека, смирившегося с неизбежным.

— Серега, у меня к тебе один вопрос: где покойник?

— А где ему быть? В морге.

— Но прошли все христианские сроки. Не пора ли закопать его или сжечь?

— Сжечь — не по-христиански, — заметил Сергей.

— Не будем вдаваться в религиозную подоплеку прощания с мертвецом. Как вы конкретно думаете с ним обойтись?

— Сейчас решается этот вопрос.

— Консультируетесь с покойником?

— Начали с вдовы.

— И что она?

— Наотрез отказалась брать на себя расходы, связанные с похоронами, и вообще в них участвовать.

Ее можно понять ввиду несостоявшейся счастливой семейной жизни, подумал Никита.

— А родственники что галдят?

— Их у него не оказалось.

Бедный сиротинушка с красноречивыми наколками.

— Когда думаете хоронить?

— В эту пятницу.

Замечательно. Бандита хоронят в пятницу тринадцатого числа. Лучше не придумаешь. Не станет ли он преемником Крюгера с улицы Вязов?

— Надеюсь, вдова в курсе? Вдруг надумает проститься?

— Какая она, к черту, вдова! — взорвался Сергей. — Обычная сожительница.

— Фу, как грубо. А ведь ты говоришь о пожилой женщине.

— А как мне еще о ней говорить?

— Мог бы сказать — «гражданская жена».

— Ага, напрочь лишенная гражданской сознательности.

— Ты имеешь в виду, что хоронить его придется за госсчет и вам предстоит расхлебывать все процедурные сложности?

— Именно, — процедил Сергей.

— Видишь ли, Серега, гражданская сознательность — естественный атрибут работников правоохранительных органов — совсем не обязательна для рядового обывателя, которого только что обули, лишив мечты об уютной семейной жизни. Тем не менее я вам сочувствую.

— Заткни свое сочувствие знаешь куда?

— Знаю, — ответил Никита и отключил мобильник.

Нельзя злоупотреблять терпением друга. Так можно его потерять. Никита отправился в редакцию «Вестника».

В этот день в газете было помещено объявление:

«13-го числа сего месяца в 17 часов дня состоится гражданская панихида по нашему земляку и активному члену коммунального сообщества в деревне Кочки господину Смагину Юрию Петровичу, скоропостижно скончавшемуся при загадочных обстоятельствах в придорожной канаве. Приглашаются все заинтересованные лица».

Прежде чем поставить свою подпись, разрешавшую выпуск очередного номера газеты, ответственный редактор Лидия Ивановна Смирнова, симпатизировавшая Никите, переговорила с ним с глазу на глаз у себя в кабинете.

— Никитушка, слава богу, Горыныч в отпуске.

— И куда он подался в бега?

— В Анталию.

— Говорят, славное местечко. Я там ни разу не был.

— Какие ваши годы. Еще успеете.

— Хотелось бы пораньше. А то годы имеют тенденцию лететь незаметно и быстро, как птицы.

— И с каждым годом все быстрее, — подтвердила Лидия Ивановна. — Кстати, я в Анталии тоже не была.

— А не махнуть ли нам туда вместе, а, Лидия Ивановна?

Ответственный редактор рассмеялась:

— Меня муж не отпустит. Тем более с вами.

— Вот так всегда. Стоит задумать что-либо хорошее, как тут же возникает форс-мажор.

— Да. Обычная история. Ну да ладно. Хватит об этом. Вернемся к теме.

— Значит, к Горынычу, — вздохнул Никита.

— Ты напрасно о нем так плохо думаешь. Перед тем как уехать, он снял с тебя табу.

— То есть негласный запрет меня печатать?

Лидия Ивановна кивнула.

— Проникся твоим, как он считает, бедственным положением.

— Ну это явное преувеличение, — недовольным тоном сказал Никита.

— Знаю. Светлана не даст тебе утонуть или зачахнуть.

Боже мой! В этом городе все знают все обо всех. Только знать не хотят, кто убил Смагина.

— Тем не менее согласись, что это достаточно благородный жест с его стороны.

Никита выдержал паузу и сказал:

— Оценил благородство Горыныча.

Лидия Ивановна положила перед ним лист бумаги с пронумерованными сверху вниз фамилиями. Их было пять.

— Об этих людях, Никита, вам лучше не писать. Не теряйте время. Я все равно не пропущу ваш материал. В мои годы поздно становиться внештатным редактором.

— А если я напишу о них хорошее?

— Все хорошее у вас, Никита, получается с подковыркой или с двойным дном. Лучше нам с вами не рисковать и без того шатким положением в газете.

Первым в списке стоял Лагоев.

— Остальные, надо полагать, тоже скрытые или возможные доноры нашего таблоида?

Лидия Ивановна кивнула. Никита пробежал глазами список и облегченно вздохнул.

— Смагина в нем нет, и скажем прямо, при любом раскладе в его нынешнем состоянии он вряд ли бы мог оказать газете денежное вспомоществование.

— Именно поэтому я пропустила ваше весьма сомнительное объявление. Надеюсь, Никита, вы знаете, что делаете. Естественно, гонорар вы за него не получите, но и платить за объявление вам не придется. Как сотруднику газеты. Жду от вас интересного материала, — сказала Лидия Ивановна и протянула руку.

Дома Никита повесил список у себя над рабочим столом и растянулся на диване.

Вечером заглянула Светлана. Увидев список, она спросила:

— Кто это?

— Надо полагать, местная элита, — сказал он. — Раз в нем фигурирует Лагоев.

— Почему я никого не знаю в этом списке, кроме него?

Действительно, почему? Кому еще знать поименно местную элиту, как не служащей управы?

— Я тоже никого не знаю, кроме него, — сказал Никита. — Но, очевидно, по неведомым для меня причинам это весьма значимые для Горыныча люди. Во всяком случае, я не помню их имен среди рекламодателей. Если только они не подпольные миллионеры и не финансируют наш листок исподтишка.

— Теперь, значит, ты имеешь дело с элитой. Смотри, как бы тебе это не вышло боком. Или тебе мало недоброжелателей? — сказала Светлана.

— Все гораздо лучше, радость моя. Ни под каким видом я не должен иметь с ними дело и писать о них.

— Как это приятно слышать, — улыбнулась она.

В небольшом зале крематория, не предназначенном для пышных похорон, младший персонал не спеша выполнял свои обязанности по части препровождения покойника в мир иной и лучший методом сожжения его трупа. Ввиду скудности отпущенных средств не было ни цветов, ни венков. Все шло своим чередом. Спокойно и деловито. Из посторонних присутствовали только полицейский и Никита. Им выпала сомнительная честь стать последними свидетелями присутствия Смагина на Земле. Если не самого Смагина, то его трупа по крайней мере.

В зале было тихо и тоскливо. Тишину нарушил звук открывшейся двери. В зал вошел немолодой седовласый мужчина в поношенном макинтоше, туго перетянутом в поясе. Его лицо избороздили морщины, но в день похорон оно не выглядело сколько-нибудь огорченным. Он встал в нескольких шагах от гроба.

Других свидетелей похорон, очевидно, не предвиделось.

Неизвестный в макинтоше вдруг решительно подошел к гробу и, склонившись над ним, внятно сказал:

— Будь ты проклят, скотина.

Так же решительно он пошел к двери.

Никита нагнал его на улице.

— Вы знали покойного? — спросил он.

— Лучше б я его никогда не знал, — не поворачиваясь, ответил незнакомец и ускорил шаг.

Никита не отставал. Холодным приемом его было не смутить.

— Почему? — спросил он.

— Это был законченный негодяй.

— Тогда зачем вы пришли?

— Чтоб удостовериться, что он все-таки сдох.

— Он вас ограбил?

Человек в макинтоше замедлил шаг, остановился и посмотрел Никите в лицо. С нескрываемой ненавистью он сказал:

— Еще как! — И добавил словно себе в утешение: — И не только меня. А кто вы?

— Я журналист.

— И что журналиста привело сюда?

— Журналистское расследование. Мне показался странным несчастный случай, в котором погиб Смагин.

— Так это вы дали объявление в газете?

— Да.

— На что надеетесь? Отыскать возможного убийцу?

— В общем-то, да.

— Это ваши проблемы.

Незнакомец резко повернулся и пошел прочь.

«И не только меня», — мысленно повторил его слова Никита.

Значит, в городе есть люди, знавшие и наверняка помнящие Смагина, но не пожелавшие прийти на его похороны. И, быть может, точно так же проклинающие его по сей день.

Никита пошел за быстро удалявшимся незнакомцем в макинтоше с поднятым воротником. Тот ни разу не обернулся. Выйдя за ограду кладбища, он сел в старенькую «Ладу» и укатил в сторону города. Никита записал номер его машины.

Перед ним встал вопрос: куда двинуть дальше? Обходить ДЭЗы или навестить архивариуса? Выбор был сделан в пользу архивариуса. Они столкнулись в дверях управы.

— Здравствуйте, Владимир Михайлович, — сказал Никита.

Озабоченное лицо архивариуса прояснилось, как только он узнал его.

— А это вы, молодой человек! Извините, не приглашаю вас к себе в обитель. У меня рабочий день уже закончился.

— А почему бы нам с вами не скоротать вечерок в небольшом и тихом кафе поблизости?

— А почему бы и нет? — оживился архивариус. — Сегодня пятница. Вечер. Впереди выходные.

Так Никита думал отблагодарить архивариуса за проделанную для него работу. Но просчитался.

Как только они уселись за столик, архивариус объявил:

— Извините, Никита, я умываю руки. Я не смогу участвовать в вашем проекте.

— Почему?

— Есть на то личные причины, — уклончиво ответил архивариус.

Это любопытно. Очень любопытно, подумал Никита.

Подошла официантка и положила на стол меню.

— Что вы будете, Владимир Михайлович?

— Право, не знаю. А что бы вы рекомендовали? — архивариус обратился к официантке.

По рекомендации официантки, Никита заказал два ростбифа на горячее и, с согласия архивариуса, бутылку водки и легкую закуску.

В ожидании официантки они обменялись несколькими фразами о погоде и работе. От выпитой водки лицо архивариуса зарумянилось. Он заметно повеселел, и пропала скованность.

Самое время спросить, решил Никита.

— Владимир Михайлович, если не секрет, что за личные причины не позволяют вам участвовать в проекте?

Архивариус вздохнул, поводил кругами рюмкой по столу и сказал:

— Видите ли… Как бы это сказать… Вы толкаете меня на конфликт с местной элитой.

Никита был поражен его ответом. И не сразу нашелся, что сказать.

— С какой элитой? На какой конфликт? — спросил он, задумчиво глядя на архивариуса.

— Ну как же? Фамилия Лагоев мне с самого начала показалась знакомой. И мои опасения подтвердились. Ведь ваш Лагоев — это тот самый Лагоев, у которого универсам в центре города?

— Ну и что?

— А то, Никита, что он весьма состоятельный человек. А по утверждению классиков марксизма-ленинизма, все крупные состояния нажиты неправедным путем. Иными словами — криминальным. Извините, но мне на старости лет ни к чему впутываться в криминальные разборки.

— Ваши опасения напрасны, Владимир Михайлович. Никто и ничто вам не угрожает. Тем более что Лагоев не криминальный авторитет, а заурядный жулик.

— Не мне судить об этом. Я здесь человек новый.

— Вот как?

— Ну, конечно же. Я перебрался в ваш город единственно потому, что у меня одно желание — тихо, мирно и спокойно скоротать свой век. И простите меня, Никита, я не смогу и, правду сказать, не хочу быть вашим доктором Ватсоном. Вот это и есть мои личные причины, по которым я вынужден отказаться от участия в вашем проекте.

Скоротать свой век в подвале среди пыльных папок с документами? И это выбор еще не старого человека? Хорошенькое дело.

По крайней мере сказано было честно и откровенно.

Наполнив рюмки, Никита спросил:

— И откуда вы пожаловали в наш город?

Лицо архивариуса тронула улыбка.

— Из культурной столицы России.

— Неужто из самого Питера?

— Из него самого.

— Неужели там негде было скоротать свой век?

— Знаете ли, за каждым поступком стоят личные мотивы.

— Конфликте криминалом?

Архивариус рассмеялся, запрокинув голову.

— О чем вы говорите, Никита?! Все гораздо проще. Мой сын женился, пошли внуки, и нам стало тесно. А с нашими доходами мы не могли купить квартиру в Питере. Зато у вас — пожалуйста.

Обычная житейская ситуация. Правда, разрешилась она не вполне тривиальным способом.

— А по внукам не скучаете?

— А я их вижу регулярно по скайпу.

Вот он прогресс двадцать первого века. Отпала необходимость общаться с внуками. Достаточно увидеть их по скайпу.

— Так выпьем за ваших внуков! И за скайп.

Они выпили еще, потом еще и еще.

Порядком захмелевшего архивариуса Никите пришлось везти на такси.

В машине архивариус что-то бормотал себе под нос. Никита не обращал на него внимания, пока тот не схватил его за колено и не сказал:

— Ах, Никита, Никита, брось ты это дело. За тебя так волнуется такая замечательная девушка. Светлана Александровна.

— И вас она подговорила посоветовать мне это? Отказаться от расследования?

— Ну да! Только тсс… Молчок. Никто об этом не должен знать. И уж тем более она, — сказал архивариус и захрапел.

«Заботливая ты моя», — подумал Никита.

Дома он сварил крепкого кофе из зерен и уселся за письменный стол. Через полчаса из-под его пера вышел отчет о проделанной работе с рекомендациями, как улучшить работу ДЭЗов.

Уснул он с приятным чувством исполненного долга и с чистой совестью перед Светкой. Теперь все увидят, что в нем не ошиблись и под него можно создавать отдел.

На следующее утро Никита бодрым шагом вошел в кабинет Егора Акимовича, Тот стоял под форточкой и курил.

— А… Наша молодая смена, — улыбнулся он.

В его улыбке было что-то нехорошее.

Егор Акимович отошел от окна и с достоинством занял служебное место за письменным столом, свободным от бумаг, но с компьютером, которым он пользоваться не умел.

— Наслышан, наслышан о твоих подвигах, — с нескрываемым сарказмом сказал он.

«О каких подвигах? — подумал Никита, ничуть не смутившись. — Ну да ладно. О подвигах — так о подвигах. Какая разница, о чем он наслышан».

— О тебе уже легенды ходят, — продолжил начальник. — И всего-то работаешь без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом зимой — мелькнешь над горизонтом, и тебя только и видели.

— А я думал, зимой там полярная ночь, — сказал Никита.

Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту. Никита вызов принял.

— Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.

Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.

— И чем же ты был занят? — ядовито спросил он наконец.

— Обходил ДЭЗы.

— Ботинки небось стоптал?

— Нет. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить отчет о проделанной работе. Прошу ознакомиться.

Никита положил на стол отпечатанный на принтере, получасовой труд, с его размашистой подписью от руки.

— У тебя не только ботинки на толстой подошве, — пробурчал начальник, доставая очки.

— А что еще? — поинтересовался Никита.

— Совесть!

На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам, две странички произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок «Докладная записка», выделенный жирным курсивом.

Недовольным тоном он сказал:

— Ну поглядим, что ты тут нацарапал.

Никита мгновенно оценил ситуацию.

— Ну я пойду, — сказал он, ретируясь к двери.

— Ступай-ступай, — ответил начальник.

— По ДЭЗам, — улыбнулся в дверях Никита.

Впереди у него был весь день.

Теперь на Первомайскую, десять. Там прошло детство Смагина, начало всех начал. До этой улицы на окраине города Никите пришлось добираться с пересадками. Наконец в автобусе объявили: «Первомайская».

Дом десять оказался в двух шагах от остановки. Никита вошел во двор. Обычная картина для окраины города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохнет белье, песочница с малышом и девочка на качелях.

В дальнем углу за покосившимся столом трое, судя по виду, пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.

От этой картины на Никиту повеяло однообразием и скукой провинциальной жизни.

Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу. Никита знал, что с подобной публикой лучше всего налаживать отношения через магазин.

— Мужики, не подскажете, где здесь магазин поблизости? — спросил он.

К нему живо обернулись, бегло осмотрели с ног до головы, и ближний к нему картежник сказал:

— Как выйдешь со двора, направо. Здесь недалеко.

— Понял. Я мигом.

Магазин не баловал богатством выбора, но необходимое в нем было.

Десять минут спустя он вернулся к пенсионерам.

— Ну что, мужики, не возьмете меня в компанию?

— Играем на деньги, — сказал пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он здесь был за главного.

— Идет. А это мой вступительный взнос, — сказал Никита и поставил на стол бутылку портвейна емкостью 0,8 местного розлива.

— Вот это дело, — оживились старики. — А то ходят тут разные.

Тут же нашлись стаканы, и пошла игра. Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.

Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам. Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.

Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.

Суровые лица стариков смягчились до умиления.

— Петька, организуй закусон. И сам знаешь что, — сказал главный.

Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с очками на носу. Он вмиг организовал закусон и бутылку водки на выигранные деньги. Непочатую бутылку портвейна старики оставили про запас и принялись за водку. Карты отложили в сторону.

После первого же захода по водочке и бутербродов с колбасой за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор. Никита подкинул им тему — семья Смагиных. Их здесь помнили до сих пор.

— Михална была ничего себе баба, — так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.

— Нормальная, отзывчивая, — подтвердил Петька.

На предмет дать взаймы, догадался Никита.

— А вот муженек у нее был еще та сволочь, — сказал главный, и оба других пенсионера согласно закивали головами.

— Одним словом, хулиган.

— Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.

— Так помянем ее добрым стоном, — предложил Петька.

Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.

— А вот за него пить не будем, — решительно заявил пенсионер с белесыми глазами. — Хоть он и помер. Да, Филиппыч? — обратился он к главному.

— Не будем, — согласился тот.

— Кстати, сын недавно последовал его примеру, — сказал Никита.

— Помер, что ли?

— А я о чем говорю?

— Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, — засомневался Петька.

— Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.

— Туда ему и дорога, — удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.

— Что так?

— А то: яблоко от яблони далеко не падает.

— Тоже хулиганил? — спросил Никита.

— Не без того, — сказал Филиппыч, глядя в сторону.

Пенсионеры о чем-то задумались.

О чем могли думать эти одинокие и вряд ли кому нужные старики, отжившие свой век? Конечно, о былом.

«Того и гляди посыплются из них воспоминания, скучные и замшелые, интересные только им одним», — с содроганием подумал Никита и решил оживить разговор в прежнем русле.

— Да… — прочувственно сказал Никита. — Я, конечно, не в плане оправдания, а в качестве констатации факта говорю — время было такое. Как ни крути, а молодость Юрки выпала на крутые девяностые. Многие тогда подались в братки.

Это была наводка на нужную тему. И, кажется, на нее клюнули. было дело, — согласился самый общительный из троицы Петька. — Тяжелые были времена. Все выкручивались как могли.

— Вот и Юрке Смагину довелось отсидеть свое, — сказал Никита. — И чему удивляться, если он еще с детства матери лишился.

— Кто это тебе сказал, что он матери в детстве лишился? — удивленно спросил Филиппыч.

— Так… Стороной слышал, — нейтрально ответил Никита.

— Опять, небось, от общего знакомого, — с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.

— Ну да, — подтвердил Никита.

— Соврал он тебе.

— Михална мужа пережила этак лет на восемь. Как могла старалась правильно направить сына. Только он от рук с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, — сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного.

— Так что с детства семья у него была в полном составе, — поставил точку главный.

Так появилась трещина в автобиографии Смагина-сына, рассказанная им доверчивой Анне Тимофеевне.

— На стреме стоял, — вздохнул Никита. — На том и попался.

— Опять соврал твой знакомый, — хихикнул пенсионер с белесыми газами. — Смага сам влез в чужую квартиру. А на стреме поставил Рогалика. Вот на пару они и сели.

— А что за Рогалик? Фамилия такая? — спросил Никита.

— Сам ты фамилия, — возмутился Петька. — Не фамилия, а прозвище. А фамилия его Рогов всегда была. Васька Рогов.

А не пресловутый ли это дядя Вася из Кочек? Если да, то все прекрасно сходится. Юрий Смагин приехал получить с него должок, и тот с ним рассчитался по полной программе.

Как все просто. До неприличия.

Если так, то остается только рассказать обо всем Сереге и уйти отдел. И что тогда? Неужели его судьба заниматься ДЭЗами?

— А где он сейчас живет? Васька Рогов, — спросил Никита.

— А черт его знает. Сгинул куда-то. Всех пацанов с нашего двора жизнь разметала черт знает куда.

Старики загрустили. Этот двор, где прошла вся их жизнь, так и остался для них единственным и последним пристанищем.

— Мужики, а не пора ли нам возобновить мероприятие? — сказал Петька, доставая бутылку портвейна.

Филиппыч дал отмашку, и Петька принялся разливать вино. Никита накрыл свой стакан ладонью к всеобщему удовлетворению.

Они допили портвейн и предались воспоминаниям личного характера о давно минувших днях, совершенно чуждых ему.

Никита отчалил от гостеприимного стола.

Его уход остался почти незамеченным. Один только Петька кивнул ему на прощанье и снова включился в общий разговор.

Светлана пришла домой с головной болью, приняла две таблетки и сварила кофе. В ушах у нее до сих пор стоял визг непосредственного начальника Никиты Егора Акимовича. Увидев Светлану в коридоре, он схватил ее за руку и буквально втащил к себе в кабинет. Опешив от такою обращения, Светлана стояла, прижавшись спиной к стене, и растерянно смотрела, как Егор Акимович бегал из угла в угол, визжал и топал ногами.

— Ты что мне подсунула?! — орал он на всю управу. — Это же диверсант! Фашист!

Он тряс у нее под носом лист бумаги, подписанный Никитой.

— Ты полюбуйся, что он нацарапал в так называемой Записке. Написать эту пакость он не поленился, а как работать — так его нет. Заявится, как красно солнышко поутру в контору, и потом его только и видели! Ни слуху ни духу. Если не считать вот эту гадость.

Светлана хотела взять листок с размашистой подписью Никиты, но Егор Акимович отдернул руку.

— Умник без году неделя! Без понятия в голове, а все туда же лезет! Других учить. А вот работать, так его нет. Так что, уважаемая Светлана Александровна, прежде чем давать советы другим, ему бы самому научиться работать. И прежде всего с людьми. А человек у нас непростой. Ой какой непростой.

Егор Акимович трясущейся рукой схватил графин с подоконника и налил себе полный стакан.

«Чтоб ты захлебнулся», — подумала Светлана, глядя на его дергающийся кадык.

— Нет, ты только подумай, — продолжил Егор Акимович, обтерев губы ладонью, — работали себе люди преспокойненько, так вот тебе на! Появился самый умный, самый грамотный и самый… трудолюбивый, — Егор Акимович расхохотался. — И все раскритиковал. Он, оказывается, лучше всех знает, как и что надо делать. Новатор… — Егор Акимович посмотрел на Светлану и закончил: — Хренов.

Щеки у Светланы пылали. А Егор Акимович сел в кресло и обхватил голову руками.

— Ну и что ты мне прикажешь делать с твоим протеже? — спросил он, подняв на Светлану глаза.

Светлана взяла себя в руки, откашлялась и сказала:

— Я ничего не могу сказать, пока не ознакомлюсь с документом.

— Пожалуйста. Знакомься, читай. Подожди. Где-то еще должен быть листок. Одного ему показалось мало. Писака.

Второй листок Егор Акимович нашел у себя под столом.

Схватив оба листка, Светлана выскочила в коридор и оперлась о стену. В висках у нее стучало, ноги подкашивались. Прошло несколько минут, прежде чем она отдышалась и чуть ли не по стенке пошла к себе в кабинет.

Читать опус Никиты у нее не было сил.

С работы она ушла раньше времени, сославшись на невыносимую головную боль.

После кофе боль утихла. Она села в кресло под торшером и положила на колени злополучные листки.

На верхней строке красовалось: «Служебная записка».

Чуть ниже: «Отчет о проделанной работе и предложения по улучшению работы ДЭЗов».

Светлана принялась читать злополучную записку Никиты.

В ней репортер криминальной хроники поделился своими соображениями о том, как сделать тендеры на уборку домов, дворов и улиц более прозрачными; как внести ясность в оплату работы сантехников и электриков, сделанной по заявкам рядовых граждан в их квартирах; как сделать так, чтобы краска в подъездах не отваливалась через месяц после ремонта и т. д. и т. п.

«Ах, Никита, Никита, никогда не быть тебе начальником над ДЭЗами», — с равнодушием бессилия подумала Светлана.

Она сложила листки пополам и задумалась.

В этот вечер между ними впервые произошла настоящая размолвка.

Увидев Светлану, задумчиво сидевшую на тахте, Никита спросил:

— Что случилось?

— А разве могло что-то случиться?

Никита промолчал.

— Поздравляю, — сказала Светлана. — Ты нажил себе еще одного врага.

— Акимыча, что ли? — вмиг сообразил он.

В его словах сквозило пренебрежение.

— А чем он хуже других? Вполне достойный вражина.

— Не лучше, не хуже. Так…

— Напрасно, Никита, напрасно. Такие люди бьют наотмашь и со спины.

— Я за спину себе никого не пускаю.

Светлана усмехнулась.

— И как ты собираешься жить дальше, Никита? На своей карьере у нас ты можешь поставить крест.

— Свет, ты читала мою записку?

— Читала.

— Ну согласись, что я прав.

— Никита, мало быть правым. Надо еще уметь отстаивать свою правду.

Никита промолчал. Подняв глаза, он поймал на себе задумчивый взгляд Светланы.

— Ты что? — спросил он.

— Да я вот думаю, того ли я выбрала.

Это был удар хлыстом.

Никита опешил, а потом решил, что с него довольно.

Он встал.

— Ты куда? — спросила Светлана. — Я сейчас приготовлю поесть.

— Не буду мешать тебе думать. Да, кстати, мой босс еще не уволил меня?

— Нет. Не имеет права. У тебя в запасе как минимум еще неделя, — ответила Светлана.

— Ну и прекрасно.

Никита вышел из комнаты. Светлана за ним не пошла.

В подъезде тугая пружина хлопнула дверью, и в притихшем дворе в предвечерний час это прозвучало как знак отчаяния.

«Только этого мне не хватало, — подумал Никита. — Мелодраматических жестов».

Погода испортилась. Небо затянуло покрывалом сплошных облаков, посеял мелкий осенний дождь.

Никита шел под ним, подняв воротник и втянув голову в плечи.

Как никогда раньше, ему захотелось напиться. Он достал заветную кубышку и отсчитал приличную сумму.

Никита поехал в «Русскую сказку». Он давно слышал про этот загородный ресторан и решил, что это будет самое подходящее место, где он сможет утопить свою печаль.

Ресторан оказался двухэтажным зданием из крупных бревен, со створками на окнах и с замысловатой крышей с петушками, которые, помимо декора, служили еще и флюгерами.

На входе Никиту встретил рослый парень в косоворотке, перетянутой кушаком.

— Чем могу вам служить? — спросил он.

— Столиком, — ответил Никита и добавил: — На одного.

— Будет сделано.

Его посадили не в самое престижное место — рядом с оркестром. Зато одного. Никита быстро пробежал глазами меню и заказал самое дешевое, что в нем было. Официант туг же исчез.

В ожидании заказа Никита ленивым взглядом обвел публику.

Через минуту он ошеломленно смотрел на столик возле огромного окна, за которым открывался лесной пейзаж. За ним сидела Анька Крылова.

Никита не поверил своим глазам. Она сидела с Лагоевым! Заметив Никиту, этот мерзавец скривился в усмешке и показал вилкой в его сторону. Анька обернулась.

Выражение лица у нее тут же сменилось с любопытного на враждебное, как только она узнала Никиту. После недолгого замешательства Анька отбросила салфетку и направилась к нему.

Она села без приглашения и вместо приветствия сказала:

— Какого черта ты сюда приперся?

Ее всегда отличал решительный характер. За то время, что они не виделись после школы, она ничуть не изменилась.

— На тебя посмотреть, — усмехнулся Никита.

— Давай без этого дерьма.

— Давай без него. Я пришел сюда поужинать после напряженного рабочего дня. Надеюсь, простому смертному это не возбраняется?

— Брось трепаться. Несчастному репортеру криминальной хроники из задрипанного таблоида дежурный ланч здесь не по карману, не говоря уж об ужине.

Что правда, то правда, мысленно согласился Никита.

— Кстати, о каком напряженном рабочем дне ты бормочешь? Тебя вышвырнули с работы.

Фу, как грубо.

Но хуже было другое. Если Анька об этом знает, теперь уж точно об этом знает весь город.

— Кстати, не уволили. — возразил Никита. — Просто я перешел на внештатную работу, чтобы развязать себе руки. Клетка с прутьями не место для вольного сокола.

— Брось трепаться.

Никита бросил и подцепил на вилку кусок ростбифа.

Анька выдержала паузу и, приняв его молчание за признание поражения, возобновила атаку:

— Если ты здесь по своим репортерским штучкам, то не вздумай полоскать имя Лагоева и встать у меня на пути к счастью! На этот раз тебе так просто это не сойдет.

— Какому счастью? — недоуменно спросил Никита.

— К браку с Лагоевым.

— И это ты называешь счастьем? — ошеломленно пролепетал он.

— А что ты называешь счастьем? — ехидно спросила Анька. — Жить на иждивении у Светки?

Никита чуть не поперхнулся.

— До сих пор не могу понять, что она в тебе нашла, — сказала Анька, продолжив измываться над Никитой.

«А в самом деле, что Светка нашла во мне?» — подумал он.

— В любви нет логики, — парировал Никита. — А где она есть, там нет любви. Из чего следует…

— Ничего не следует, — оборвала его Анька. — И не лезь в мои дела.

— И не думал, — возмутился Никита.

— Кстати, почему ты один? Без Светки.

Никита отвел глаза.

— Да так…

— Понятно. Ничего. Милые бранятся, только тешатся.

— Знаешь по опыту? — в свою очередь съязвил Никита.

Анька пропустила колкость мимо ушей и посмотрела на бутылку «Столичной».

— Только не напивайся. С горя. Хотя для тебя бутылка водки, что слону дробинка.

Никита решил перехватить инициативу.

— Светка нашла во мне то, чего нет в Лагоеве: молодость, красоту и здоровье.

— Да… Самомнения тебе всегда было не занимать.

«Вот уж неправда», — подумал Никита.

— Особенно насчет красоты.

«А что? Я не так уж и плох», — подумал Никита, но спорить не стал.

— Ты посмотри, Аня, — он кивнул в сторону Лагоева, не сводившего с них настороженного взгляда, — он тебе в отцы годится. Если не в деды.

— Лучше бы в деды, — вздохнула Анька.

— Неужели ты не могла найти себе молодого хорошего парня?

— Могла. Только все они нищие. Как ты. А Лагоев мне устроит красивую жизнь. Если только из-за таких прохвостов, как ты, его за задницу не схватят.

— Аня, подумай о нем не сквозь призму своего жизненного устройства, а спокойно и непредвзято.

— Ну и что?

— Да он же травит людей!

— Не говори глупости.

— Скупает просроченную продукцию, перефасовывает ее и продает под девизом «Эта свежесть просится к вам на стол». Ничего себе свежесть. Недельной, а то и месячной затхлости. И люди по незнанию скупают просроченный продукт, который не стоит и сотой доли своей цены, и кладут его на стол.

— Никто еще от этого не умирал.

— А ты сходи на кладбище.

— Не будь идиотом. Их убило другое.

— Что именно?

— Жизнь.

Никита был поражен глубокомыслием Аньки и не знал, что ответить. Зато она знала, что сказать.

— В общем так: ужинай спокойно, но не вздумай потом делиться в прессе своими язвительными замечаниями о здешней кухне. Впрочем, можешь. Но при одном условии: если это будут хвалебные отзывы.

— С какой стати я буду писать хвалебные отзывы об этом пищеблоке?

— Потому что это ресторан Лагоева.

Никита чуть не поперхнулся. Знай он об этом раньше, ни за что бы не пришел сюда. Отдавать свои кровные этому ворюге!

Анька ушла с претензией на величие царствующей особы этого пищеблока. Единственно ее сан подвели излишне виляющие бедра.

Она села, и настороженно-злобное выражение лица у Лагоева сменилось на елейно-сладкое. Его можно было понять. Анька была молода и красива, ее замечательные формы подчеркивало вечернее платье в обтяжку, а глубокий вырез на груди заставлял судорожно биться сердце старого ловеласа.

Официант принес бутылку шампанского брют.

— Я этого не просил, — сказал Никита.

— Это вам от Артура Рафаиловича, — сказал официант. — Вам открыть?

— Валяйте. Надеюсь, там яда нет.

Официант недоуменно посмотрел на него.

— Шутка, — сказал Никита.

— А… Понимаю, — сказал официант и натянуто улыбнулся.

Никита поднял бокал и повернулся к Лагоеву. Тот держал в руке аналогичный бокал с таким же напитком. Оба натянуто улыбнулись и приветствовали друг друга приподнятыми бокалами.

Шампанское в бокалах они выпили до дна, не сводя друге друга глаз. Судя по выражению лица у Аньки, она не поверила в этот знак примирения.

Никита с остервенением принялся за ростбиф. Он был замечательно вкусным, и Никита сосредоточился на еде, регулярно сдабривая ее, как конвейер, рюмками водки.

Вскоре ему стало душно. Он решил выйти на улицу продышаться и заодно заглянуть в туалет.

В туалете никого не было. Он набрал пригоршню воды и ополоснул лицо.

Распрямившись, Никита увидел в зеркале по обе стороны от себя двух парней. Крепыши — да. Но не более того.

Он не придал им значения.

И напрасно.

Еще в десантом училище инструктор сказал ему: «Ты неплох в рукопашных боях. У тебя есть все данные. Но нет в тебе главного: инстинкта убийцы. И концентрации. Расхлябанности в тебе много». Но это не помешало Никите вернуться из армии со знаками отличия за участие в спецоперациях на южной границе страны. Дома он их задвинул в комод и никогда никому не показывал.

В этот вечер отсутствие инстинкта и расхлябанность подвели Никиту.

Он повернулся к тому, что стоял слева от него, когда тот сказал:

— Извини, мужик. Не передашь мыло?

Никита удивленно посмотрел на полку под зеркалом тут же получил удар под дых от стоявшего справа.

Это был чувствительный удар. У Никиты сперло дыхание.

— Ничего личного, — нашел нужным сказать ударивший его.

Следующий удар был по затылку. Никита упал на пол. Избиение продолжалась недолго. Несколько ударов ногами пришлись ему в живот и по почкам. Работали оба. С обеих сторон.

Сквозь пелену, в затуманенном сознании он увидел, что кто-то склонился над ним. Затем услышал:

— Ну как он там?

— Очухается. Еще тот бычина.

— Да… Другому пришлось бы «скорую» вызывать.

— Да еще неизвестно зачем. А вообще-то, старик, — услышал Никита у себя над ухом, — зла не держи. Так легче забыть. Это пожелание от нас. А тебе просили передать конкретно: не возникай.

Никита слышал, как хлопнула дверь.

Он поднялся с трудом и посмотрел на себя в зеркало.

Лицо обрело землистый цвет. Под глазами появились мешки. Но не было ни единой ссадины. Как же смогли его вырубить одним ударом? Он бывал не в таких переделках, но чтоб оказаться на полу… Никогда!

Он вышел из туалета. Голова кружилась, в ногах была слабость. Он с трудом вернулся к себе за столик, провожаемый недоуменными взглядами. Несколько раз чуть было не завалился на чужие столики. За своим столом он погрузился в состояние близкое к забытью и не видел, что Анька не сводила с него вытаращенных глаз.

Никита очнулся, почувствовав, что его трясут за плечо. Это была она.

— Как ты? — спросила Аня.

— Нормально, — ответил Никита. — Сейчас уйду.

— Никуда ты не уйдешь. Я тебя отвезу.

— Не надо. Я возьму такси. Я видел их на стоянке.

— Ты хоть знаешь, сколько здесь они дерут?

— Нет.

— Тем более что примут тебя за пьяного.

— Что же делать? — равнодушно спросил Никита.

— Молчать и слушаться меня.

— Я должен расплатиться.

— Не надо. За все уплачено.

Никита скривился в усмешке. За все уплачено.

— Лагоев? — спросил он.

— А тебе-то что? Идем.

Аня посадила его на лавочку у ресторана и ушла, предварительно сказав:

— Сиди и не дергайся. Я за машиной.

— Не буду. Дергаться.

В машине Анька села рядом с ним. Обдуваемый ветерком, Никита оклемался и время от времени искоса поглядывал на Аню. Сосредоточенное выражение не сходило у нее с лица. Всю дорогу они молчали.

Минут через сорок подъехали к его дому. Аня повернулась к нему и сказала:

— Ну?

— Спасибо.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— А ведь знаешь… Я был влюблен в тебя.

Это была полуправда. Одно время она действительно ему нравилась, как не может не нравиться очень красивая девушка. Но так уж случилось, что Светка оказалась главнее.

Они — Света с Аней — были самые красивые девушки в школе и учились в одном классе. Они словно дополняли друг друга: у одной были русые волосы другая была брюнетка с иссиня черными волосами. Между ними сложились странные отношения — полудружба, полусоперничество. Никита учился тремя классами выше. Он познакомился с ними, когда в школе создали театральную студию и при ней изостудию. Так Никита стал художником-оформителем, а Света с Аней актрисами. Вместе они участвовали в постановке «Двенадцати месяцев» под Новый год.

— Я сейчас от умиления расплачусь от твоего признания, — насмешливо сказала Аня.

— Ань, он не стоит тебя. Он дрянь, а ты хороший человек.

— Может, и был хороший. До школы. Да весь вышел. Еще в первом классе. А теперь надо жизнь устраивать Все. Вали отсюда.

Никита вышел и в спину себе услышал:

— Да… Кстати, Лагоев ни при чем. Он мне поклялся. И машина эта его.

«Я это уже понял», — подумал Никита.

А клятвы Лагоева… Чего они стоят.

Он хотел что-то ответить, но машина сорвалась с места.

— Спасибо, Аня, — сказал он, глядя ей вслед.

Дома Никита вытянулся на диване и уставился в потолок. На душе было скверно.

Он думал о Лагоеве. Неужели он мог приревновать его к Аньке и подослать двух уродов избить его?

Неужели ему показалось мало того, что его выкинули из штата за неуклюжую статью о его махинациях?

Неужели он такой мстительный? А если не он, то кто?

У Никиты не было ответов на эти вопросы, и он от них отмахнулся. Он поднялся с дивана, чтобы расстелить постель, но звонок заставил его пройти в прихожую.

Он открыл дверь и увидел… Свету!

Никита настолько опешил, что стоял как вкопанный.

— Может, пригласишь меня войти? — после заминки спросила она.

Никита взял ее за руки и нежно и бережно, пятясь, ввел в дом и прижал к себе.

— Как я рад тебе, — сказал он.

Это была награда за все, что он пережил задень.

— Я люблю тебя.

Света стянула косынку и встряхнула головой. Волосы рассыпались у нее по плечам. Она автоматически поправила их.

— Лучше расскажи, что с тобой случилось.

«Лучшие мгновения жизни так скоротечны, — подумал Никита. — Их вытесняет повседневность с ненужными вопросами».

— А что могло случиться? Ничто не случилось, — сказал он и для убедительности пожал плечами.

— И все-таки? Я тебя таким еще никогда не видела.

— Каким «таким»?

— Не знаю, как сказать. Каким-то прибитым, что ли. Тебя что, действительно избили? — спросила Света, всматриваясь в его лицо.

Она не увидела ни синяков, ни ссадин.

Очевидно, ей было трудно или не хотелось поверить, что его, такого большого и сильного, могли избить.

— С чего ты взяла, что меня избили? — спросил он, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль — надо переключить внимание Светки на другую тему, — Извини, если это прозвучит грубо, но что тебя побудило прийти ко мне? — спросил он и тут же убедился, что это был неудачный вопрос. Во всяком случае, ему хотелось услышать другой ответ.

— Мне позвонила Анька.

— Да? Откуда у нее твой телефон?

— Перед выпускным вечером в школе мы все обменялись телефонами. И с тех пор иногда созваниваемся.

— И с Анькой тоже?

— Нет. Она впервые позвонила мне.

— И что она сказала?

— Что, проезжая на машине, увидела тебя на лавочке.

— И все?

— Нет. Ты как-то странно сидел. Какой-то потерянный, с полностью отсутствующим видом. «Так может сидеть только человек, с которым случилось что-то серьезное» — это слова Ани.

«Какая же молодец она. Не заложила меня», — подумал Никита.

— А с каким еще видом я мог сидеть после того, как мы с тобой расстались?

— Только не говори мне, что ты сидел на лавочке до полуночи из-за меня. Ты выпил? — спросила Светлана.

— Возможно, — ответил Никита. — Пойдем.

— Куда?

— Не вечно же мы будем стоять в прихожей.

Они прошли в комнату.

— Что будешь? Чай или кофе?

— Не отвлекайся. Я хочу знать, что у тебя случилось.

— Не узнаешь. Потому что ничего не случилось.

— Как я ненавижу твое упрямство.

— А как мне так хочется тебя угостить. Надеюсь, ты не считаешь это упрямством?

— И чем ты можешь меня угостить? У тебя же в доме хоть шаром покати.

Никита почесал затылок.

— Ты посидишь, пока я сбегаю в магазин? Он рядом и работает круглосуточно.

— Проще пойти ко мне. Ну? Что ты молчишь?

— Света, я тебя очень люблю. Но сейчас я не могу. Мне нужно кое в чем разобраться.

— Опять… Как его там?

— Смагин, — подсказал Никита.

— Вот уж не думала, что какой-то Смагин встанет между нами.

— Свет, мне нужно выяснить некоторые обстоятельства.

— Ну давай, выясняй.

Светлана пошла к двери.

— Ты куда?

— Домой.

— Я тебя провожу.

— Не надо.

— Почему?

— Я не хочу, чтоб на обратном пути с тобой опять что-то случилось.

— А что со мной может случиться? Город у нас тишайший.

— Только не для тебя.

В прихожей они встали друг против друга. Никита, не отрывая глаз от любимой, на ощупь нашел замок и после паузы опустил руку. Светлана дверь открыла сама. С лестничной площадки она посмотрела на него долгим взглядом и медленно пошла по ступенькам.

Неужели это был прощальный взгляд?

Дома Светлана позвонила Сергею.

— Извини, что так поздно.

— Да ничего. Мы еще не спим.

— Малыша не разбудила?

— Да нет. Люба его никак уложить не может. Что-то он разбушевался.

Какая ж она счастливая. Ей так легко и просто с Сергеем, подумала Светлана.

— Так я слушаю.

— Никиту избили.

— Как избили? Кто?

— Разве он скажет?

— Не представляю себе, кто мог его избить.

— Тем не менее. Сережа, мне становится страшно за него.

— То есть? — ничего другого Сергей не нашел сказать.

— Он влез не в свое дело.

— Светка, я говорил ему об этом не раз. Но ты же знаешь, какой он упертый.

— Знаю. Так что делать? Он ведь не остановится.

— Понимаю. А что делать, не знаю.

— Сереж, прошу тебя об одном: не помогай ему. И постарайся его как-то отвадить от этого, будь оно неладно, расследования.

— Ты думаешь, нападение на Никиту связано с этим?

— А с чем же еще? Никто на него не полезет драться. Ты об этом сам только что сказал. А он провоцировать других не станет. Знает, чем это для них кончится. Обещай ему не помогать в его самодеятельности.

Нет ничего хуже, чем связывать себя обещаниями.

— Обещаю, — буркнул Сергей.

Был Никита репортером, хлопот с ним хватало, а теперь еще больше стало, подумал он, вешая трубку.

Никита решил закрыть жилищно-коммунальную тему и больше не обходить ДЭЗы. Завтракая, он наметил план дальнейших действий: во-первых, узнать у Сергея адрес неизвестного в крематории; во-вторых, навестить дядю Васю в Кочках. (Он же, предположительно, Василий Рогов с Первомайской.)

Для этого понадобится машина. Хватит с него автобусов. Наездился.

В мастерской его ждал приятный сюрприз — крыло у машины выправили, и дело осталось за покраской. Никита договорился о том, что ее сделают позже, и забрал машину.

Приемник, как всегда, был настроен на «Полицейскую Волну». Передавали очередной концерт по заявкам служащих местной полиции. Никита слушал вполуха, пока его не прервали сводкой новостей.

Первая же новость ошеломила его.

В деревне Кочки при невыясненных обстоятельствах погиб Василий Рогов.

Вторая смерть за несколько дней при сомнительных или невыясненных обстоятельствах! И, конечно, он услышит о совпадении, за которым ничего не стоит.

Черта с два!

Но если Рогов убил Смагина, то кто убил Рогова?

Интересно. Очень интересно.

Никита достал мобильник. Набрав телефон Сереги, он услышал: «Абонент временно недоступен».

Ну и прекрасно!

Раз Серега недоступен, а Петро в служебной командировке, то он, конечно, в Кочках выясняет обстоятельства гибели дяди Васи.

По пути в Кочки Никита заскочил в редакцию «Вестника».

Еще оставалось время до того, как номер будет подписан к печати, и он надеялся тиснуть в него свою заметку. Никита обдумал ее в дороге и в редакции быстренько накатал на бумаге, сидя на подоконнике.

В заметке он провел параллель между двумя событиями, казавшимися на первый взгляд несчастными случаями: гибелью постояльца Василия Рогова на шоссе у деревни Кочки и последовавшей за этим гибелью самого Василия Рогова.

«Только близорукие люди не увидят связи между двумя происшествиями», — писал Никита.

Далее он настоятельно рекомендовал полиции обратить внимание на то, что деревня Кочки начинает обретать зловещую репутацию из-за событий последних дней.

«Не рук ли это дело нежданно-негаданно объявившегося в области маньяка?» — патетически восклицал Никита и закончил заметку еще более тревожным вопросом: а не ведут ли нити этих событий в наш город?

— Лидия Ивановна, это как раз то, что вы хотели напечатать, — сказал Никита, войдя в кабинет.

— Да? — удивленно спросила временно исполняющая обязанности главного редактора.

— Ну конечно! Горяченькая новость для раздела происшествий.

Лидия Ивановна прочла заметку и скептически посмотрела на автора.

— Никита, вы становитесь узким специалистом. Снова Кочки. Неужели нет других происшествий?

— Есть. Я намедни поскользнулся, упал, принял ванну и пришел в себя в постели с любимой. Но это вряд ли кому интересно.

— У меня такое впечатление, Никита, что вы преследуете некий личный интерес, сужая свой кругозор до сомнительной деревни, — сказала Лидия Ивановна.

— Совершенно верно, Лидия Ивановна. Именно сомнительной деревни, и потому хотелось бы рассеять туман неопределенности, сгустившейся вокруг нее. Именно в этом состоит мой интерес, и согласитесь, что он носит общественный характер. В частности, мне бы хотелось оборвать эту цепочку смертей.

— А при чем тут наш город?

— Лидия Ивановна, но вам бы тоже не хотелось, я думаю, чтобы она протянулась до нас?

— Ах, Никита. Только из сочувствия к вашему бедственному положению, будем рассматривать ваше произведение как статью.

«Можно подумать, жалкие гроши за нее меня спасут».

Вслух этого Никита не сказал.

Лидия Ивановна пропустила заметку в номер.

Никита устремился в деревню, где был убит Василий Рогов.

В том, что он был убит, Никита не сомневался.

У покосившегося забора перед домом Василия Рогова кучковались односельчане и вполголоса обсуждали его неожиданную смерть. В калитке стоял полицейский, всем своим видом давая понять, что посторонним вход запрещен. По другую сторону забора Никита увидел Сергея, сидевшего на лавочке под окном запущенного дома с облупившейся краской. Он что-то писал на листе бумаги, подпертом кейсом. Фуражка у него съехала на затылок, отчего он выглядел нелепо озабоченным.

— Сергей! — окликнул его Никита.

— Легок на помине, — без всякого энтузиазма сказал друг со школьной скамьи, оторвавшись от писанины.

— Соскучился? — крикнул ему через забор Никита.

Сергей дал отмашку, и полицейский впустил его в саде чахлой яблонькой.

— Не так чтобы очень, — сказал Сергей.

— Как убили старого греховодника? — спросил Никита, садясь рядом с ним на лавочку.

Сергей поморщился.

— Прошу тебя, не делай из этого полицейской тайны. Когда обнаружили труп?

— Сегодня ночью. Мужики шли мимо. Увидели, в доме что-то горит. Затушили.

— А что дядя Вася Рогов?

— Лежал на кровати. Думали, дрыхнет с перепоя. Сегодня поутру зашли его проверить, а он не шевелится.

— Рядом не было окурков?

— А как же.

— Значит, все спишется на неосторожное обращение с горящей папиросой.

— Может быть, — пожал плечами Сергей.

На крыльцо вышел Ефим Ильич.

— Я закончил, — сказал он, обращаясь к Сергею.

— Ну и прекрасно. Можете забирать его в морг.

Судмедэксперт вернулся в избу.

— Кто будет вести следствие? — спросил Никита.

— Почему его кто-то должен вести?

— Потому что нельзя будет списать смерть дяди Васи на то, что он в безлунную ночь вышел по нужде под куст крыжовника, споткнулся о его разросшиеся корни, упал на ком земли и проломил себе череп. После чего вернулся в избу, распластался на кровати и отдал Богу душу. Сергей, я предлагаю сотрудничество.

— Какое?

— Обмен информацией.

— Начинай.

— Нет, ты первый.

— Считай, что наше сотрудничество закончилось.

— Ну почему, почему вы такие упертые?

— Не то что некоторые репортеры.

Мимо них пронесли труп Василия Рогова. За ним прошел Ефим Ильич с озабоченным лицом и с саквояжем в руке. Он кивнул Никите и вышел за калитку. Никита проследил, куда он идет.

— Больше ты мне ничего сказать не хочешь? — нетерпеливо спросил Никита.

— Нет, — отрезал Сергей.

— Ну, я пошел.

— Давай, давай. А то опоздаешь.

Никита нагнал судмедэксперта, когда тот садился в «скорую помощь».

— Есть что-нибудь интересное, Ефим Ильич? — спросил он.

— Интересного в жизни много, Никита. Но только не смерть.

— Ефим Ильич, может, я вас подвезу? — предложил Никита. — Зачем вам трястись рядом с покойником?

Судмедэксперт понимающе улыбнулся.

— Потом, Никита, потом. Сейчас мне не до этого, — сказал он.

— Так, может, я в конце дня подъеду в Управление за вами? Отвезу вас домой, по дороге заскочим в универсам, чтоб не таскать вам сумки.

— Прохиндей ты, Никита.

Это прозвучало как половинчатое согласие, и Никита подхватил его:

— Значит, договорились.

Ефим Ильич захлопнул дверь, и «скорая» тронулась.

Никита подошел к своей машине.

Когда он повернул ключ зажигания, на приборной доске, не мигая, вспыхнул красный огонек. До города ему явно было не дотянуть.

— Послушай, командир, — обратился он к водителю полицейской «Нивы», — не подскажешь, где ближайшая бензоколонка?

— А чего не подсказать? Едешь в город, и первый поворот направо.

— На Объездное шоссе?

— Ну конечно. А там еще тройку километров, и будет тебе бензоколонка.

Недавно построенное шоссе в объезд города освободило его от нескончаемого потока транзитных машин, и АЗС на нем оказалась на бойком месте.

Ожидая своей очереди, Никита наблюдал за тем, как двое парней в бейсболках сновали между колонками. С каждой минутой они все больше приковывали к себе его внимание.

В какой-то момент глаза Никиты встретились с глазами одного из парней, и тот на миг замер с пистолетом в руке.

Да это же урод из туалета в «Русской сказке»! Кулаки у Никиты рефлекторно сжались.

Подъехал тягач, и парень засуетился у его бензобака.

Никита выехал из очереди и поставил машину за углом. Дождавшись, когда парень освободился, он быстро подошел к нему и с ходу нанес удар в челюсть. Парень рухнул. Никита взял его за лодыжку и оттащил за ящик с песком. Там он придавил ему грудь коленом.

Парень открыл глаза, и Никита врезал ему еще раз.

— Кто вас подослал? — спросил он.

— Ты о чем? — с очевидным трудом выговорил парень.

Никита ослабил давление на грудь и занес кулак. Парень зажмурился.

— Не валяй дурака. Отвечай, когда спрашивают.

На этот раз застать его врасплох не удалось. Никита краем глаза увидел, что напарник бежит выручать кореша, и наотмашь ударил своего визави тыльной стороной ладони.

— Не дергайся. А то прибью, — сказал он, вставая.

Никита повернулся лицом к бегущему.

У того сразу убавилось прыти. А когда Никита пошел ему навстречу, он остановился и стал беспомощно озираться по сторонам.

Несколько человек из машин наблюдали затем, что происходит. Но никто не спешил на помощь. У парня обреченно поникли плечи. На него шел верзила, с которым ему было не совладать.

— Ты чего, мужик? — сказал он, когда Никита схватил его за шкирку.

Сначала Никита ударил ему под дых. Потом, когда он сложился, — по затылку. Так он вернул должок.

Парень распластался на земле. Никита отволок его к приятелю.

Подождал, когда они стали проявлять признаки жизни, и отвесил им по парс оплеух. Они вполне очухались.

— Ну, колитесь.

Они сидели на мокром асфальте, прислонившись спинами к ящику с песком.

Как же он с ними не справился в «Русской сказке»? Просто невероятно. Перед ним сидели два беспомощных тюфяка.

— Вопрос первый: как вас звать?

Парни переглянулись.

— Ну? — сказал Никита и занес кулак.

— Витек, — сказал один.

— Борька, — промямлил второй.

— Следующий вопрос, Витек и Борька: вы от кого?

— Не знаем.

Никита схватил за грудки каждого и основательно встряхнул. Парни затылками ударились о ящик и невольно сморщились.

— Это начало. Ждать я не люблю. Или вы хотите продолжения?

— Но мы правда не знаем, — взмолился Витек.

— Он подвалил к нам в буфете, когда мы пиво пили, — подхватил Борька.

— И вот так сразу предложил вам меня обработать?

— Не совсем.

— А как?

— Для начала угостил пивком.

— А потом слово за словом.

— Разговорились о том о сем.

— Ближе к теме, — сурово сказал Никита.

— Ну, в общем, предложил небольшое дельце, — сказал Витек.

— Меня избить.

— Ну да… — нехотя подтвердил Борька.

— И вы согласились.

— Пьяные были.

Обычная отговорка в таких случаях. Если она и не снимала ответственности за содеянное, то как бы служила моральным самооправданием в глазах правонарушителей.

— Сколько обещал? — спросил Никита.

— Пять кусков каждому.

— Следующий вопрос: сами откуда?

Парни переглянулись.

— Из Двориков, — ответил Витек.

Еще одна богом забытая деревня.

— До «Русской сказки» путь не ближний. Как добирались?

— Он подвез на машине. Приехал к нам на бензоколонку и забрал нас.

— Опишите его.

Парни переглянулись.

— Да он какой-то… Такой… Непонятный. Невидный, что ли… — сказал Витек.

— Невзрачный, — подтвердил Борька.

— Настолько невзрачный, что вы не смогли рассмотреть его в буфете?

— А там всего одна лампа горела.

— Да и та тусклая. А мы уже пивком набрались.

— Еще до него.

— И потом он нас напоил.

— И после себя четвертинку оставил.

Прижимистый, подумал Никита.

— А в машине? Не разглядели его?

— В машине он за рулем сидел.

— И деньги дал через плечо. Не оборачивался.

— Обратно довез?

— Не…

— Пешком чапали.

— Что за машина?

— «Жигуль», кажется.

— Вопрос третий: чья бензоколонка?

— Без понятия.

— Нас отсюда пока не гонят, и на том спасибо, — сказал Витек.

— А чья бензоколонка — какое нам дело? — поддержал его Борька.

Очередь на бензоколонке рассосалась. Никита пошел к машине, ни разу не обернувшись. Заправившись, он поехал в город.

В городе Никита приехал в управу, к Светлане.

У двери в ее кабинет он остановился и не без робости постучал.

Светлана встретила его улыбкой, в которой смешалось все: и радость встречи, и беспокойство — как ты? — и надежда — у нас с тобой все хорошо?

В его глазах она увидела то же самое.

— Кстати, твой Егор Акимыч от нас уходит. Возвращается в ДЭЗ, — сказала она, когда Никита освободил объятия.

— Вот как? Тем лучше. Там он будет на своем месте и снова почувствует себя достойным членом общества. Между прочим, я на его место не претендую.

— А то я не знаю.

— Надеюсь, его уход не связан с моей запиской?

— Возможно, — уклончиво ответила Светлана.

— Поясни.

— Он должен был как-то на нее отреагировать.

— Самым естественным образом — порвать.

— Но он этого не сделал. В тот же день я видела ее на столе архивариуса. Он ее зарегистрировал. А дальше все пошло своим чередом.

— Архивариус передал ее в вышестоящие инстанции, — догадался Никита.

— И там решили, что управляющих компаний достаточно и нечего раздувать бюрократический аппарат.

— Наконец-то. Однако Егор Акимыч трусоватый бюрократ.

— Все такими становятся. Когда боятся потерять тепленькое местечко.

— Что же в нем тепленького?

— Тихая заводь.

— Ничего себе, тихая заводь.

— Была такой, пока ты не пришел со своими новациями. Неудивительно, что он тебя терпеть не может.

— Ну и черт с ним! Простим ему эту слабость. Надо будет зайти к нему.

— Сказать последнее прости?

— Некоторым образом.

— Только прошу, сделай это посдержаннее.

— Обещаю.

Егора Акимыча Никита застал за письменным столом.

— Ты, — с ненавистью в голосе сказал бывший начальник, увидев Никиту у себя в кабинете, куда он вошел не постучав. — Выжил-таки меня. Я с самого начала понял, кто ты и зачем, и не хотел тебя видеть. Но у тебя был такой ходатай, такая поддержка, что было не устоять.

Никита швырнул ему на стол заявление об уходе.

— На, утри свои сопли и никому никогда не хами. А если хоть раз поднимешь голос на Светку, я тебе башку сверну. Понял?

— Думаешь, на тебя управы нет? Ошибаешься. Очень даже есть.

— Смотри, не обломай зубы, — сказал Никита, выходя из комнаты.

— Еще посмотрим, кто кого, — услышал он в спину.

Никита с легким сердцем вышел из здания управы.

Теперь было самое время заехать в полицию за Ефимом Ильичом.

Даже в тусклом свете фонарей он сразу узнал знакомую фигуру судмедэксперта.

— Ефим Ильич, — окликнул он в приспущенное окно.

Старик встрепенулся, узнал его и засеменил к машине.

— А я, признаться, забыл про наш уговор, — сказал он, усевшись рядом с Никитой.

— Куда прикажете: универсам, гипермаркет?

— Сегодня у меня выходной. Все закупил вчера.

— Значит, малым ходом на Березовый бульвар?

— Именно малым ходом. Ведь ты не затем приехал сюда, чтоб отвезти меня домой. Выкладывай, что тебя интересует.

— От вас ничего не скроешь, Ефим Ильич. Не перестаю удивляться вашей проницательности.

— Давай без лишней риторики, Никита, — поморщился судмедэксперт. — У меня и так был тяжелый день. Ну так?

— Ефим Ильич, что вы думаете об убийстве Василия Рогова?

— Думаю, преступник был совсем не дурак, — не спеша ответил судмедэксперт. — Он ловко пытался замаскировать убийство под несчастный случай.

— Ну да! Пожар из-за непогашенной сигареты, — подхватил Никита.

— И не только. Плюс к этому, я думаю, он сознательно сдвинул кровать покойного как раз под балку. Это было видно по царапинам на полу.

— Почему вы не следак, Ефим Ильич?

— Предпочитаю тишину лабораторий.

— Жалко. Потеря для следственного отдела.

— Не льсти, Никита. Ты знаешь, я этого не люблю.

— Больше не буду. А сдвинул он кровать под балку, чтобы, прогорев, она размозжила Рогову череп!

— Именно. Но это не все, — продолжил Ефим Ильич. — Ты не был в доме, а я там был. И должен сказать, в нем все перевернуто вверх дном.

— Преступник что-то искал. Вот только нашел ли он это? Вот в чем вопрос. Как вы думаете, Ефим Ильич, удалось ему это найти?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю.

— Придется поискать самому.

— Насколько я знаю, дом Рогова опечатан.

— Помимо двери есть окно.

— Вот что значит частный детектив. Ему законы не писаны, — улыбнулся Ефим Ильич.

— Зато в полиции на следователя работает целый штат сотрудников, — парировал Никита.

— Не могу с этим не согласиться, — сказал Ефим Ильич и, глядя в окно, добавил: — Вот мы и приехали.

Никита остановился у подъезда.

— Большое вам спасибо, — сказал он, протянув руку Ефиму Ильичу.

— За информацию?

— Нет, не за это. За ваше доброжелательное ко мне отношение.

— А… Всегда рад тебе помочь. Успехов тебе, Никита. Ты домой?

— Да нет… Думаю проветриться.

— Ну да. В дороге с ветерком лучше думается. Адью, — на прощание сказал судмедэксперт.

Никита выехал на Болтовское шоссе, упиравшееся в одноименную деревню в двадцати километрах от города и там обрывавшееся. Дальше начинались сплошные леса.

Эта деревня была известна своей птицефермой, и днем по шоссе в обоих направлениях сновали «газели» и пикапы, развозившие ее продукцию. Вечером оно становилось абсолютно пустынным. Именно поэтому Никита выбрал этот маршрут.

Вышедшая из облаков луна залила серебром мокрый после дождя асфальт. Справа и слева от дороги тянулись поля, казавшиеся в темноте бескрайними, и только черная полоса леса ограничивала их.

Никита съехал на обочину и достал мобильник. Сергея он застал на работе.

— Серега, прошу тебя как друга и в последний раз: пробей мне имя и адрес одного деятеля по номеру его машины.

— Обещаешь, что в последний?

— Обещаю, — твердо ответил Никита.

Через две минуты у него был адрес неизвестного из крематория.

Никита завел мотор и не успел тронуться с места, как впритирку с ним пронеслась легковушка, чуть не сбив ему зеркало, и растворилась в темноте.

— Уроды, — проскрежетал Никита. — Даже габариты не включили.

Через сотню метров фары его машины вырвали из темноты необычную картину: та самая легковушка стояла поперек дороги. Передняя дверь была распахнута, и, насколько мог видеть Никита, в салоне никого не было. Габариты машины все так же не горели.

«Жигуль», — навалившись на баранку, подумал Никита.

Не тот ли самый, что подвез двух уродов в «Русскую сказку»?

Не могут угомониться?

Объехать машину не позволяло узкое шоссе в две полосы и глубокий кювет по обе стороны.

Снова кювет. Как у Смагина.

Никита вышел на дорогу и пошел к машине.

За спиной он услышал чьи-то шаги и обернулся. Позади него стоял человек, невысокий и плотный, в надвинутой на глаза кепке. В руках держал обрез охотничьего ружья, направленный на Никиту.

— Не подходи, — сказал он низким, грубым голосом.

«Не уверен в себе, — пронеслось в голове у Никиты. — И это с обрезом в руках! Трусоват».

Ни о чем другом Никита не успел подумать. В голове у него все поплыло, и он рухнул на дорогу.

Его схватили и потащили в поле, в сторону леса.

Никита быстро очухался и начал извиваться что было сил.

— Не дергайся, сволочь, — услышал он тот же голос и получил чувствительный удар ногой по спине.

Судя по тому, как его держали, их было трое: один ухватил за ноги, другой за пояс и третий под мышки.

Никита напрягся и подтянул колени к груди. Помешать ему не смогли. Набрав полные легкие воздуха, он резко распрямился.

Державший за ноги, выронил его, и ноги Никиты оказались на земле, второй стоял на коленях, а третий едва держал его, но хватка ослабла.

Никита ударил его между ног.

— Сволочь! — завопил он и выронил Никиту.

Тишину ночи прорезал вой полицейской сирены и выстрел.

Никита встал. В свете луны он увидел три неясных силуэта, убегавших в сторону леса. Отказавшись от мысли догнать их, он побрел к шоссе.

Полицейская «Нива» стояла на обочине.

— А «жигуль» где? — спросил Никита, подойдя к ней.

— Если был, то уехал, — ответил полицейский, стоявший у кювета. Пистолет он убирал в кобуру.

— Что случилось, Никита? — спросил второй полицейский, сидевший в машине.

Его узнали. Это были парни из Серегиного Управления. Значит, самое позднее завтра утром ему все будет известно.

— Да так… Ничего особенного, — ответил он.

— Ничего особенного? А мы видели, как тебя тащили полем, — сказал полицейский, сидевший за рулем.

— Резвились, — ответил Никита.

— Ну извиняй, что помешали. Заяву писать будем?

— К черту!

— Тогда бывай.

Полицейская «Нива» резво набрала ход, и красные огоньки довольно быстро растворились в темноте.

Чем его оглушили?

Никита развернул машину и фарами осветил часть полосы, обочину и кювет. Выйдя из нее, он прошел вдоль шоссе, надеясь найти обрез, и нашел лопату. В кювете. Обычную, ничем не примечательную. Такой картошку копают на дачных участках. Обреза не было.

Неужели он должен был рыть себе могилу?

Да… Дело, кажется, принимает серьезный оборот.

У него есть улика — лопата. Что кроме нее? Опять «жигуленок»!

Не откладывая, Никита поехал в Дворики.

На Объездное шоссе нескончаемым потоком шли тягачи с фурами и контейнерами. Он вписался в этот поток и через двадцать минут увидел дорожный указатель «д. Дворики. 0,5 км».

Деревню было видно с шоссе: с десяток домов, стоявших вкривь и вкось вдоль грунтовки, уходившей в лес.

Метрах в пятидесяти от указателя находился придорожный буфет.

— Вот и приехали, — сказал Никита себе под нос.

В буфете никого не было, если не считать очевидного завсегдатая — старого забулдыгу, одиноко торчавшего у окна и с задумчивым видом созерцавшего дорогу, опершись о столик. Перед ним стояла полупустая кружка. Стульев в буфете не было.

Рационально, подумал Никита. Нечего рассиживаться.

Буфетчица, женщина лет сорока пяти с ярко накрашенными губами и с золотой коронкой во рту, была на рабочем месте, за прилавком.

— Здравствуйте, — сказал Никита.

Буфетчица с любопытством посмотрела на него и с наклеенной на лице улыбкой ответила:

— Здравствуйте. Что будем брать?

Выбор был небогатый: пельмени или сосиски с горошком. Пиво бутылочное или в банках. Отказаться от предложения означало бы обидеть буфетчицу и не войти с ней в контакт.

— Сосиски с горошком, — сказал Никита.

— Пиво?

— Не могу. За рулем.

— Понимаю. А вот сосиски придется подождать. Пока сварятся. Но это недолго. А пельмени есть прямо сейчас. Горяченькие.

От пельменей Никита отказался. Они плавали в большой кастрюле на плите, и вид у них был малоаппетитный.

Буфетчица оказалась словоохотливой.

— Вы проездом али как? — спросила она.

— Али как, — улыбнувшись, ответил Никита.

Буфетчица застыла в немом ожидании, когда он расшифрует, что означает «али как». Или просто ждала, когда сварятся сосиски.

— Думаю домик в деревне купить. Два парня из местных, из Двориков, говорили мне, что здесь можно купить недорого вполне сносный дом. Этакий приют для одинокого отшельника.

— Да? — удивилась буфетчица. — Здесь? Кто же эти парни, что вам такое насоветовали? Я сама из Двориков и всех знаю.

— Витек и Борька.

Буфетчица удивилась еще больше.

— У нас все парни на учете. Их раз-два и обчелся. Но Витька с Борькой среди них нет. Может, вы спутали с кем?

— Да нет… Ну, такие ребята… Невысокие, кряжистые, — принялся описывать их Никита. — В бейсболках ходят. Лет по двадцать пять — двадцать семь.

Буфетчица задумчиво покачала головой.

— Они были у вас на днях. Пивком набрались. К ним еще мужик подвалил. Угостил их водярой. Постояли, потолковали.

— Не было такого. У меня пивком набираются только местные. Но Витька с Борькой — да еще в бейсболках — среди них уж точно нет. Остальные — как вы, проездом. За рулем. Им не до пива.

— Может, того мужика помните? — без всякой надежды спросил Никита и услышал ожидаемый ответ.

— Да не было никакого мужика, — с раздражением сказала буфетчица и повернулась к сосискам. — А чтоб чужой мужик подвалил да еще угостил водярой — такого сроду здесь не было. Пить что будете? Чай или кофе? — спросила она, не оборачиваясь.

Какой может быть кофе в придорожной забегаловке? К черту его! А чай Никита пил только у Светки. Зеленый. Заваренный по особому рецепту.

— Спасибо. Ничего не буду.

— Как хотите, — равнодушно сказала буфетчица.

Сосиски оказались сносные, а горошек был мелкий и желтый. Никита к нему не притронулся.

Вот какие парни оказались Витек и Борька. Тертые калачи. Совсем не деревенские лохи. Значит, сюжет закручивается круче, чем он предполагал. Никита не доел сосиски и, кивнув на прощание буфетчице, вышел на улицу.

Развели его два отморозка. Развели, как лоха.

Утром Никита поехал в фитнесс-клуб.

В раздевалке к нему подошел Михаил, в прошлом его сослуживец, а ныне владелец этого клуба. Никита здесь находился в привилегированном положении, то есть занимался на тренажерах и молотил по грушам бесплатно.

— Старик, — сказал Михаил, — намечается славная халтурка. Набирается группа любителей каратэ. Им нужен тренер. Светят неплохие бабки.

— А ты?

— Я под завязку загружен. А ты вроде как свободная личность. Хмель, это начало. Дальше дело раскрутится. Отбоя не будет. Завязывай свою ерундистику с газетами и ДЭЗами. Сам будешь в форме и при деньгах. Чем не жизнь?

— Но им нужно каратэ, — заметил Никита.

— А ты спец в боевых единоборствах. Если б ты знал, кто тренирует так называемое каратэ, тхэквандо и прочее, ты бы со смеху помер. Особенно у детишек.

— Дай мне пару дней.

— Лады.

После этого разговора Никита в приподнятом настроении дубасил по грушам и оттачивал приемы боевого самбо, схожие с каратэ.

Из клуба он вышел с чувством приятной усталости и свежего взгляда на жизнь.

Дальше он наметил встречу с Кораблевым Юрием Викторовичем. Так звали человека в перетянутом макинтоше, которого он видел в крематории.

Никита поехал на встречу с ним без предварительного звонка, поскольку по телефону легче отказаться от встречи, что было более чем вероятно, имея в виду недружелюбное поведение Кораблева в крематории.

Через десять минут Никита подъехал к пятиэтажному панельному дому. Судя по номеру квартиры, Юрий Викторович жил на пятом этаже в последнем подъезде.

Это была единственная дверь на лестничной площадке, сохранившаяся с того момента, как в дом въехали жильцы. Остальные двери были заменены на новые, железные, отделанные коричневым или черным дерматином.

Никита нажал кнопку звонка и услышал пронзительную трель.

Ему никто не открыл, но чутким ухом он уловил осторожные шаги и понял — его рассматривают в глазок. Нажав на кнопку еще раз, Никита отступил на шаг.

— Кто вы? — услышал он глухой голос.

— Я журналист, — сказал он. — Меня зовут Никита Хмельнов. Мы с вами виделись в крематории на похоронах Смагина.

— Что вам нужно?

— Видите ли, я собираю материал о том, как преступным образом богатели люди в девяностые годы. У меня создалось впечатление, что вы были знакомы или просто сталкивались со Смагиным. Не могли бы вы мне помочь?

Чем помочь, Никита не сказал. Он сам толком не знал, чем может ему помочь человек, явно не горящий желанием с ним познакомиться.

Наконец ему открыли.

Кораблев оказался моложе, чем он показался Никите в крематории, но лицо в морщинах, напоминавшее моченое яблоко, и всклокоченные седые волосы старили его. Одет он был небрежно: засаленные брюки, заношенная фуфайка, протертая в локтях, и байковая рубашка под ней. Это был более чем затрапезный вид.

— Идемте, — сказал он.

Никита пошел за ним и оказался в просторной кухне, обычной для однокомнатных квартир в панельных домах. Форточка на кухне, очевидно, не открывалась, и воздух здесь был спертый.

— Итак, — сказал хозяин квартиры, усевшись на табуретку у замызганного стола, сохранившего следы недавнего завтрака.

В мойке лежала грязная посуда.

Не дождавшись приглашения, Никита сел сам.

— Юрий Викторович, я очень надеюсь на вашу помощь.

— Откуда вы знаете мое имя и адрес?

Вполне естественный вопрос. Никита решил не темнить. Честность и искренность могли расположить к нему хозяина дома.

— Как я уже сказал, я журналист. Работаю в газете «Вестник». Веду колонку происшествий. По роду своей деятельности у меня, естественно, есть связи в полиции. Да, простите меня, я воспользовался ими.

Кораблев промолчал. Никита продолжил:

— Видите ли, меня заинтересовало…

Он хотел сказать «убийство», но тут его, как молнией, пронзила мысль: «Черт! А не спешу ли я называть это убийством? Ведь я ничего не знаю об этом человеке, а он явно не испытывал к покойному дружеских чувств».

— Меня заинтересовала гибель Смагина, — поправился Никита.

— Чем заинтересовала? — спросил Кораблев.

— Все по той же причине. Я собираю материал о крутых девяностых, а Смагин, поданным полиции, был крутым авторитетом в криминальных кругах.

Юрий Викторович залился смехом. Складки обвислой кожи на подбородке и шее у него затряслись, рот растянулся в подобии улыбки, обнажив мелкие желтые зубы.

— Какой там авторитет! — замахал он руками. — Отпетый негодяй — да. Авторитет — нет.

— Что ж поделаешь, — вздохнул Никита. — И в полиции бывают промашки. Но вы же не станете отрицать, что Смагин был бандит?

— Нет! Не стану!

Очевидно, для убедительности Кораблев ударил сухоньким кулачком по столу, и лежавшая на нем ложка подпрыгнула.

Никита выдержал паузу, надеясь, что он раскрутит эту тему. Но Кораблев не клюнул и молча уставился на него.

Очередной ход был за Никитой. Кораблев держал оборону. Надо было задеть его за живое.

— Он многим людям испортил жизнь.

— Не просто испортил! Он убийца!

— Как это? — опешил Никита.

— Об этом я говорить не буду. Это глубоко личное.

— Юрий Викторович, я ни в коем случае не хочу влезать в чужую личную жизнь. Тем более ворошить болезненные воспоминания. Но то, что Смагин убийца, для меня новость. По моим сведениям, он был вор, грабитель, но не убийца.

Кораблев скривился и запустил пятерню в свои лохмы. Очевидно, приведя их таким образом в порядок, он вздохнул.

— Таких, как он, называли быками. Тупыми орудиями чужого вымогательства.

— То есть вы хотите сказать, что за ним стоял и другие и при этом оставались в тени?

— Понимайте как хотите.

— Но ведь кто-то за ними стоял? — проявил настойчивость Никита.

— Стоял, стоял, — хитро прищурившись, ответил Кораблев.

— Кто были эти люди? Это был шантаж? Рэкет?

— Не знаю. Справьтесь в полиции. Вы ведь журналист криминальной колонки. И в полиции у вас связи есть.

— А в полицию никто из пострадавших не обращался? — спросил Никита, пропустив реплику мимо ушей.

— А зачем? Все вы одной ложью мазаны. Что полиция, что вы, журналисты. У вас правды не было и нет.

Кораблев уже не говорил, а шипел, как змея подколодная.

— А вы никого не знаете из его подельников?

— Я их всех знаю!

— Тогда назовите, — снисходительно сказал Никита и пожал плечами.

Он шел на откровенный вызов и надеялся этим раззадорить негостеприимного хозяина, теряющего над собой контроль.

— Пожалуйста! — воскликнул Кораблев. — Смагин! Рогов!

— Но они убиты, — разочарованно сказал Никита.

— А вы думали, я вам все карты на стол выложу? — усмехнулся Кораблев.

Никита понял: здесь ему ничего не добиться, и впереди его расследованию светит тупик. У него нет ресурсов полиции. И Серега ему не помощник.

В этот момент раздался звонок в дверь. На этот раз хозяин дома хлопнул по столу ладонью и решительно сказал:

— Все. На этом аудиенция закончена. Ко мне идут люди.

Он посмотрел на Никиту в упор застывшим взглядом и поднялся.

— Идемте. Я вас провожу.

Он открыл дверь, и Никита увидел на лестничной площадке невысокого полного человека с открытым лицом. Он улыбался.

— Юрий Викторович, дорогой, — приветствовал он Кораблева.

— Аркадий Семенович.

Юрий Викторович несомненно обрадовался его приходу. Они обнялись.

— А кто этот молодой человек? — весело спросил Аркадий Семенович, повернувшись к Никите.

— Это так… Случайная личность, — ответил Кораблев. — Прощайте, — сказал он Никите, словно вбил гвоздь по самую шляпку.

Никита вышел на лестничную площадку. За ним захлопнули дверь.

Спускаясь по ступенькам, Никита мысленно прокрутил их разговор. Он закончился словами Кораблева: «Ко мне идут люди».

«Попробую их вычислить», — решил Никита.

Это оказалось проще, чем он ожидал. В следующие десять минут в подъезд Кораблева вошли, с небольшим интервалом, трое мужчин. Из машины, удачно стоявшей на пригорке в некотором удалении от дома, было видно, как они поднялись на пятый этаж.

Что же там намечается? Криминальная сходка? Но она как-то не вязалась с вполне респектабельным на вид Аркадием Семеновичем.

«Подождем, увидим, что будет дальше», — подумал Никита.

Ждать пришлось около часа. Зато вознагражден он был сполна.

Первым, и в одиночестве, из подъезда вышел Аркадий Семенович. Никита завел мотор.

— Аркадий Семенович, — сказал он, подъехав к нему.

Тот остановился и, узнав Никиту, расплылся в улыбке.

— А… Молодой человек. Чем могу вам служить?

— Аркадий Семенович, это я надеюсь оказать вам небольшую услугу. Садитесь. Подвезу вас до дома.

В лице и позе Аркадия Семеновича появилась нерешительность.

Вот так просто сесть в машину к неизвестному человеку, пусть даже к знакомому Юрия Викторовича, он не решался.

Но, очевидно, вера в добрые намерения Никиты взяла верх, и он сел рядом с ним.

— Разрешите представиться. Меня зовут Никита Хмельнов. Я журналист.

— Очень приятно. Как вы уже знаете, меня зовут Аркадий Семенович.

Свою фамилию и род занятий он не назвал. Хотя последнее, очевидно, было необязательно. Он был пенсионер. Его возраст не могли скрыть и гладкие, румяные щеки, и почти полное отсутствие морщин на лбу и в уголках глаз.

— И что же вас привело в дом Юрия Викторовича?

— Видите ли, я веду криминальную колонку в газете «Вестник», и, естественно, в сфере моих интересов все, что связано с преступлениями. Попутно я собираю материал для книги о том, как в лихие девяностые люди составляли себе капитал.

— О… Довольно скользкая тема.

— Не спорю, — согласился Никита. — Но интересная.

— Весьма. Подозреваю, вы рассчитываете на мое содействие, — с хитрым прищуром в глазах сказал Аркадий Семенович. — Не так же просто вы меня ждали.

Никита рассмеялся.

— От вас, я вижу, ничего не скроешь. Приятно иметь дело с умным человеком.

Аркадий Семенович поморщился.

— Давайте обойдемся без лести. Что вы хотите узнать?

— Позвольте сначала ввести вас в курс дела. Несколько дней назад у деревни Кочки был обнаружен труп некогда жителя нашего города Смагина.

— Да, я в курсе.

— Спустя пару дней погиб — скорее всего был убит — человек, приютивший его у себя в этой самой деревне.

— Господин Рогов.

— Вам и это известно? — удивился Никита.

— А как же! От Юрия Викторовича. Будем считать, что вы меня ввели в курс дела. Что дальше?

— Скажу откровенно: я глубоко убежден, что оба, скажем так, происшествия связаны между собой и корнями уходят в девяностые годы, — сказал Никита. — Более того, я убежден, что их гибель не была случайной.

— Возможно, возможно. Но стоит ли копать так глубоко? Все быльем поросло. Люди состарились с тех пор, и некоторые обрели степенность и положение в обществе.

— Необходимо. Иначе не найти возможного убийцу Смагина и Рогова.

— Насколько я понимаю, помощи от Юрия Викторовича вы не дождались.

— Нет, — подтвердил Никита.

— Его можно понять.

— Почему?

— Это глубоко личное дело.

— Это я уже слышал. От него самого. Но когда дело касается жизни других людей, то через личное можно переступить.

— Возможно, вы правы.

Аркадий Семенович задумался. Никита его не отвлекал.

— Я не связан никакими обязательствами, — повернувшись к нему, сказал Аркадий Семенович. — Но все равно обещайте, что мои откровения не попадут ни в вашу газету, ни в вашу будущую книгу.

— Обещаю, — твердо сказал Никита.

— Верю, — посмотрев на него, сказал Аркадий Семенович. — Это давнишняя история. Она действительно уходит корнями в девяностые годы. Давайте припаркуемся вон в том переулке. Там, кажется, нет движения, и никто нам не помешает.

Никита припарковал машину и повернулся к Аркадию Семеновичу.

— Итак, — сказал тот, — начну с себя. В те годы я работал в нотариальной конторе и параллельно учился на юрфаке заочного института. Получил высшее заочное образование. Как раз к моему диплому подоспели перестройка и повальное увлечение бизнесом. Люди как оголтелые бросились создавать всевозможные ООО и ТОО. И мы с приятелем, в ногу со временем, создали свою контору по их регистрации. Именно тогда я познакомился с Виталием Викторовичем.

— Виталием? — переспросил Никита.

— Да, именное Виталием. Старшим братом Юрия Викторовича. Чем занималось его ООО, я перечислять не буду. Можно сказать одним емким словом — всем. Он сотоварищи был посредником. Как и большинство новоиспеченных бизнесменов. После регистрации его ТОО я не видел Виталия несколько лет, но слышал, что дела у него шли прекрасно. Мыс партнером и думать о нем забыли, пока в один прекрасный день — право, не знаю, для кого прекрасный, — он не пришел к нам на консультацию. Что побудило его обратиться именно к нам, я не знаю. Могу только предполагать: по старой памяти. Или просто не хотел привлекать внимание к своим делам новых, тем более неизвестных ему людей.

— Был наезд? — спросил Никита.

— Да. С обычными угрозами.

Аркадий Семенович тяжело вздохнул.

— Естественно, мы с коллегой, в традициях еще памятного славного советского времени, посоветовали Виталию Викторовичу обратиться в милицию… А через неделю узнали, что он был жестоко избит и скончался.

Аркадий Семенович сделал паузу. Никита искоса посмотрел на него. Сидевший рядом с ним человек теперь уже не казался ему таким моложавым.

— Так-то вот… Тогда я поклялся не лезть в чужие дела и никому ничего не советовать. Я вернулся к скромной нотариальной деятельности.

— Но связь с Кораблевым у вас сохранилась.

— Да. Но, естественно, теперь уже с Юрием Викторовичем, — улыбнулся Аркадий Семенович. — Но никаких советов я ему не давал.

— Сколько лет прошло после гибели Виталия Кораблева?

— Дайте-ка вспомнить… Да уж лет двадцать пять — двадцать семь. Никак не меньше.

— И тем не менее он с вами до сих пор поддерживает весьма дружеские отношения, — заметил Никита.

— О да. Чтобы понять это, надо знать особенности натуры Юрия Викторовича. Он очень одинокий человек и, наверно, поэтому очень привязчивый. Он просто обожал своего брата. Его гибель была для него страшным ударом, — вздохнул Аркадий Семенович. — Не знаю почему, но ему казалось, что милиция недостаточно ревностно ищет убийцу его брата, и он развел бурную деятельность по самостоятельному розыску. Одновременно всячески досаждал тогдашнему следователю. Некоему господину Вязову, насколько мне помнится. Подстегивал его постоянно.

Никита провел параллель с собой и улыбнулся.

— И каков был результат? — спросил он.

— Право, не знаю. Я скромно нотариалил до пенсии. Единственно могу сказать, что следак… извините, следователь, был впоследствии убит. О нем ходили разные слухи. Помнится еще приезжала комиссия из Москвы. Но меня все это обошло стороной.

— Понятно. А кто те три человека, что пришли к нему сегодня?

— А… эти. Так… Один бывший соучредитель фирмы Виталия Кораблева. Двое других тоже в прошлом весьма успешные бизнесмены… и тоже пострадавшие от наездов бандитов. Они довольно часто встречаются и что-то обсуждают. В общем, живут воспоминаниями. Одним словом, пенсионеры.

— Кто знает, кто знает… Пенсионеры пенсионерам рознь. И сейчас они тоже что-то обсуждают?

— Надо думать, — уклончиво ответил Аркадий Семенович.

— Но вы от обсуждения уклонились, насколько я понял?

— Это не для меня. К тому же я не пью.

— И что? Крепко они пьют?

— Да нет… Ну что вы. Так… кровь разгоняют при встрече. А в мирное время ни-ни. Режимят. Более того, заядлые члены местного фитнес-центра.

— Часто вы с ними общаетесь?

— Весьма редко. Но когда звонит Юрий Викторович и приглашает к себе, а мне нечем заняться, то почему не навестить старого знакомого и проделать заодно небольшой моцион?

— Понимаю, — сказал Никита.

— А раз понимаете, — улыбнулся Аркадий Семенович, — то позвольте откланяться и разрешите возобновить моцион.

— Премного благодарен вам, что нашли для меня время в рамках вашего моциона, — сказал Никита, и они распрощались.

Следующим пунктом его маршрута стала редакция «Вестника».

Там его ждал приятный сюрприз: багаж Горыныча затерялся, и он занят его поисками.

Второй сюрприз был менее приятный, но облегчавший задачу Никиты: Лидия Ивановна заболела, и вместо нее газету к выпуску готовила молоденькая Настя, девушка славная и абсолютно неопытная.

Никита наскоро набросал обращение к сознательным гражданам города и положил его на стол перед славной девушкой.

— Настенька, это касается всех нас. В городе, возможно, завелся серийный убийца, и наша задача — задача прессы, свободной от ига консерваторов, — по возможности предотвратить новые преступления. Только прошу вас, об этом никому ни слова. Иначе в городе поднимется паника.

Настенька распахнула глаза и долго не могла сказать ни слова. Наконец, затаив дыхание, она прошептала:

— Понимаю. Сегодня же обязательно напечатаем.

Так в «Вестнике» появилось обращение к гражданам указать на подозрительные лица в связи с таинственными убийствами в деревне Кочки.

Такое обращение к гражданам могла пропустить только свободная пресса с неопытной девушкой во главе.

«Кажется, небеса сегодня благосклонны ко мне», — подумал Никита.

«Что дальше?» — спросил он себя, выйдя из редакции.

Ответ был прост: — он передаст Сергею свои наработки по поимке убийцы Смагина и Рогова;

— Горыныч, вернувшись из отпуска, наверняка вышвырнет его из газеты за воззвание к гражданам, и никогда больше ему не придется строчить пустейшие заметки о происшествиях в городе и области;

— ему не придется ради другого Горыныча обходить ДЭЗы. Он навсегда освободился от этой дребедени;

— у него есть перспектива и почва под ногами — группа каратэ; с понедельника он начнет с ней работать — занятие, которое ему в высшей степени по душе;

— и, главное, у него есть любимая девушка, с которой он вступит в новую жизнь!

Вперед ей навстречу!

— Как прошел день? — спросил Никита, когда они сели на диван напротив телевизора.

Голова Светланы лежала у него на плече.

— Как обычно. В суете, — ответила она. — А у тебя?

— Немногим лучше.

— Но все-таки лучше.

— Ты чем-то расстроена?

— Да нет.

— А все-таки?

Света отстранилась от него и посмотрела ему в глаза.

— Милый, я люблю тебя, но так вечно продолжаться не может. Никита знал, что она имела в виду.

В этом была вся Светлана — честная и прямая.

В школе она озадачила учительницу литературы, когда в сочинении по роману Гончарова «Обломов» написала об Илье Ильиче, что он «был слюнтяй и размазня, прельстившийся обнаженными локтями своей сожительницы».

И ни слова о прекрасной душе.

После этого сочинения учительница настороженно относилась к Светлане и на уроках всегда была в тревожном ожидании, какой новый фортель выкинет ее ученица.

Светлана была в восьмом классе, когда ее родители погибли в автомобильной аварии. Она осталась на попечении бабушки весьма преклонного возраста, и в этой ситуации проявились лучшие черты ее характера. Она тяжело пережила горе, но не сломалась и не распустила нюни. Взяла себя в руки и взвалила себе на плечи ведение хозяйства и заботу о старушке.

Потом бабушка умерла. Светлана осталась одна. Полновластной себе хозяйкой.

По окончании школы она смело пошла по жизни. Нашла интересную работу и поступила учиться в заочный институт.

Она умела все и содержала свой дом в образцовом порядке и при этом не возгордилась и не стала занудой.

А красивой она была всегда. И даже больше того. С шармом, который нельзя выразить в словах и который остается на всю жизнь.

Как было не полюбить такую девушку и не связать с ней всю свою дальнейшую жизнь?

— Светик, завтра же едем подавать заявление.

— Какое заявление?

— Не дури. Ты прекрасно знаешь какое.

Он прижал ее к себе. Она обмякла.

Вечер они провели, планируя свадьбу, и прежде всего решили принципиальный вопрос — свадьба пройдет у нее дома. Никаких ресторанов и кафе.

Под занавес, когда уже нестерпимо хотелось спать, Светлана спросила:

— Кстати, на что ты собираешься содержать семью?

— У меня блестящие перспективы, — живо ответил Никита.

У Светланы сон как рукой сняло.

— Ну-ка, ну-ка, расскажи.

— Меня уговорили взять группу каратистов.

— Ты собираешься стать тренером? — вытаращив глаза, спросила невеста.

— Не собираюсь, а на следующей неделе выхожу на работу. Кстати, набираются новые группы. Скоро от них отбоя не будет. В связи с участившимися убийствами и тревогой, которую посеяли безответственные репортеры своими необдуманными публикациями.

— Не будем уточнять их имена, — сказала Светлана.

— Не будем, — согласился Никита. — Кстати, в финансовом отношении в перспективе я только выиграю.

— Не это главное.

— А что?

— Блестящие перспективы. Где они? Или ты всю жизнь будешь тренером?

— Ни в коем случае. У меня большие планы. Я буду расти профессионально. То есть в два года заочно окончу институт физкультуры, а дальше, имея опыт ДЭЗов, буду расти в административной среде.

— Ну-ну… Руководителем спорта областного значения, — задумчиво сказала Светлана.

— Кто знает, кто знает…

В эту ночь Светлана не сразу заснула.

А утром на выходе из Дворца молодоженов она сказала:

— Боже мой, за кого я выхожу замуж.

— За кого?

— За Шалтая-болтая.

— Считай, что тебе повезло.

— Это чем же?

— Скучать не придется.

«Но я тебя приучу к порядку», — подумала она, но вслух этого не сказала.

Никита проводил Светлану на остановку и с ней дождался автобуса.

Черт! Как жизнь прекрасна и удивительна!

И погода под стать.

Он шел не спеша знакомыми улицами, не озабочивая себя тем, куда придет. Ноги привели его в редакцию.

Здесь царило нервозное оживление.

— В чем дело? — спросил он пробегавшую мимо Лидию Ивановну, сорванную с «больничного».

— Ах, Никитушка, извините, сейчас не до вас. Горыныч вышел на работу. Всем устраивает разнос. Сейчас моя очередь, — сказала она и скрылась в кабинете, словно ее проглотила ненасытная пасть главного редактора.

Никита прошел в соседнюю комнату. Там сидела в слезах очаровательная Настенька.

— Что случилось, ненаглядная ты наша? — спросил он.

— У Горыныча была, — всхлипывая, ответила девушка, прижимая к глазам голубенький платочек с красными сердечками по кайме. — Чемоданы его не нашлись, но есть надежда, что их в Анталье забыли отправить, и может быть, там отыщут и вернут.

— Понимаю, это эпохальное событие, но все-таки оно не стоит твоих слез.

Настенька высморкалась и сделала неубедительную попытку приободриться.

— И ты тоже попала под раздачу?

Настенька кивнула.

— А ты за что? Такая исполнительная и трудолюбивая.

— За обращение к сознательным гражданам города. Вы помните его?

Никита его помнил и не раз успел о нем пожалеть.

Сознательные граждане откликнулись на призыв и бесперебойно звонили в редакцию. В подавляющем большинстве случаев подозрительными оказались тещи. В остальных — соседи.

И ни одного звонка по существу.

— Ты уж прости меня, Настенька, что я втянул тебя в это дело, — сказал Никита.

— Ничего, Никита Константинович, — утирая слезы, сказала девушка.

— Зато мы с тобой сделали хорошее дело, — решил приободрить ее Никита. — Ведь с тех пор не произошло ни одного убийства. Так что мы с тобой первые, поступившие как сознательные, ответственные люди перед гражданами нашего города.

— А сознательным в этом мире тяжелее всех приходится, — вздохнула девушка.

— Улыбнись, Настенька. Ты такая хорошенькая. У тебя вся жизнь впереди. А этот вздор вместе с Горынычем перемелется и выпадет в осадок. Ты быстро про это забудешь.

— Правда? Впервые лицо Настеньки озарилось надеждой.

— Ну конечно же!

— Спасибо вам, Никита Константинович.

— За что?

— С вами легко становится. Вы даете надежду.

«Лишь бы ты не обманулась в своих надеждах, — подумал Никита. — Да хранит тебя Господь!»

Никита нагнулся и поцеловал ее в щечку. Девушка расцвела.

И тут же спохватилась.

— Как же я могла забыть!

— Что именно?

— Вас спрашивал человек по объявлению. С очень странным голосом.

— Да ну?

— Обещал перезвонить. В двенадцать.

До двенадцати еще оставалось время, а Никите некуда было спешить. Он решил дождаться звонка.

В двенадцать раздался звонок. Трубку взяла Настенька и, выслушав, протянула ее Никите.

— Вас, Никита Константинович. Он.

— Слушаю.

Голос действительно оказался странный.

Он проскрипел:

— Ты хотел узнать о подозрительных людях в связи с убийствами Смагина и Рогова?

— Ну, хотел, — ответил Никита, одновременно думая о том, как человеку удается изменить свой голос до неузнаваемости.

Ну да, конечно! Для этого есть специальные приспособления, и не приходится самому пыжиться. Он не раз видел это в кино.

— Я могу дать списочек всех лиц, причастных к этим убийствам.

Надо же! Целый список.

— Секундочку. Я возьму карандаш и лист бумаги, — сказал Никита и не шелохнулся.

Еще накануне он похоронил для себя эту тему.

— Это не телефонный разговор, — резко возразил неизвестный.

— Хорошо. Приходите к нам в редакцию.

— Не-ет, — с очевидной издевкой возразил он. — Придешь ты.

— Куда?

— Пивную знаешь, где семерка делает круг?

Никита понял, речь идет о трамвае 7-го маршрута. О его конечной остановке.

— Ну?

— Будь там завтра в это же время.

— Хорошо. Буду.

За этим последовали короткие гудки. Никита недоуменно посмотрел на трубку и вернул ее Настеньке.

У девушки было напряженное лицо.

— Это о том? — спросила она.

— Да, похоже.

Никита ушел из редакции в тревожном состоянии. Весь день он думал о том, как поступить.

Идти или не идти? Почти гамлетовский вопрос.

С одной стороны, его подстегивало любопытство. С другой стороной было хуже.

А вдруг это розыгрыш и он станет предметом насмешек?

Уволенный репортер криминальной хроники, несостоявшийся инспектор по ДЭЗам и теперь простофиля, клюнувший на примитивную наживку. Не слишком ли много?

Никита решил все выбросить из головы.

Не получилось. Новые мысли досаждали ему.

А если это убийца и придет он на встречу единственно за тем, чтобы с ним разделаться? Что тогда?

Теперь он обязан думать не только о себе, но и о Светке тоже. Не оставаться же ей вдовой, не вступив еще в брак!

Чем ему грозит их встреча с этой точки зрения?

В этой пивнушке на заводской окраине всегда полно народа. А где еще трудовому люду коротать время, свободное от работы? Казалось бы, ему там ничто не угрожает.

Есть только одно «но»: он Никиту знает, Никита его — нет.

Он может пырнуть его ножом и в сутолоке скрыться.

Может, предупредить Серегу?

А если это розыгрыш?

Он обхохочется.

Никита пришел домой — его домом стала квартира Светланы — и удивился, увидев ее там задолго до окончания рабочего дня. Она готовила обед на кухне.

— Ты ничего рассказать мне не хочешь? — спросила Светлана, войдя в комнату.

Никита пожал плечами.

— Нечего.

— Ну-ну… Кстати, как у тебя завтрашний день?

— А что?

— Мне нужна будет твоя помощь.

— Когда?

— С утра.

— Извини, с утра я буду занят. У меня встреча по работе.

— Во сколько?

— В двенадцать.

— Когда думаешь освободиться?

— Думаю, к часу буду свободен.

— Ну и отлично. Тогда созвонимся.

Светлана повеселела. Вечером они пошли в кино.

В этой пивнушке он не был давно. За это время она успела преобразоваться в пивной павильон. Здесь стало заметно опрятнее и чище. Но та же публика и те же столы, возле которых все так же нужно было стоять, нивелировали эффект преобразований.

Никита с кружкой пива и порцией креветок встал в углу у стола, очень кстати освободившегося от компании из трех человек. Весь зал был у него на виду.

Пиво оказалось вполне приличным. И креветки превосходили убогий размер, заплывавших сюда ранее.

К нему никто не спешил подойти.

Была половина первого, когда уборщица положила перед ним сложенный пополам лист бумаги.

— Просили вам передать, — сказала она.

На листе каракулями было написано: инфо в туалете возле складов, под раковиной.

«Опять туалет, — подумал Никита. — Что за пристрастие к ним?»

Он нагнал уборщицу у входа в служебное помещение.

— Кто просил передать?

Она повертела головой.

— Его здесь нет. Видно, ушел.

— Как он выглядел?

Уборщица окинула взглядом Никиту и равнодушно сказала:

— А вы для меня здесь все на одно лицо.

Туалет перечеркивал план действий Никиты. Но отступать было поздно. Допив пиво, он вышел из пивнушки и пошел к складам.

В туалете было несколько кабинок, за которыми были две раковины. Над дальней из них висело зеркало.

Никита подошел к ней и присел на корточки, повернув голову так, чтобы видеть, если кто зайдет к нему со спины. Больше подобной оплошности он не допустит.

Он провел ладонью по низу раковины, ожидая найти там конверт, приклеенный скотчем. Но там ничего не оказалось. Никита перешел ко второй раковине, и с тем же результатом.

«И все-таки это был розыгрыш, — подумал он. — Хорошо, что я никому не рассказал о нем».

Никита распрямился и пошел к выходу. В шаге от него он услышал, как за спиной скрипнула дверь. Оглянувшись, увидел, что из кабинки вышел человек с обезображенным лицом. Никита невольно отвернулся и потянулся к ручке на двери.

Его спасли шапочка, интуиция и мгновенная реакция. Он успел уклониться, и удар получился вскользь. За ударом последовала подсечка, и Никита головой ударился о кафельный пол.

В глазах у него завертелись круги. Он сделал слабую попытку подняться, но руки согнулись в локтях, и он распластался на полу, получив удар ногой по затылку.

Теряя сознание, он услышал — или ему показалось, что услышал, — шум борьбы и ненормативную лексику.

Они сидели на лавочке в сквере с чугунной решеткой, за которой стояла «скорая помощь» и рядом с ней автозак. Петро Гребенка вел к нему за шкирку арестованного в наручниках.

— Архивариус, архивариус… — вздохнул Никита. — Кто бы мог подумать. Но почему у него было такое лицо?

— Маска Фантомаса, — сказал Сергей, сидевший рядом с ним.

— Да… Хороший выбор.

— Обнажает его сущность, — сказала Светлана, расположившаяся по другую сторону от Никиты.

Петро втолкнул архивариуса в автозак.

— Вон твой спаситель, — сказала Светлана.

Сергей улыбнулся. Никита насупился.

— Не дуйся, — сказала Света. — Он в самом деле тебя спас.

— Опоздай он на полминугы, и неизвестно, чем бы все кончилось, — подхватил Сергей.

— А «скорая» зачем?

— Тебе же были нанесены телесные повреждения. Да и Петро слегка помял архивариуса.

Никита провел рукой по затылку и нащупал шишку. Сергей заметил это и сказал:

— Ничего серьезного. Черепно-мозговой травмы нет.

— Так вот сразу определили, что травмы нет? — недовольным тоном спросил Никита.

— Да нет, конечно. Еще снимок сделаешь. Но врачи уверены: в общем, ты легко отделался. Если не считать пары царапин и шишки. До свадьбы все заживет.

— Хотелось бы.

— А зачем? Так тебе больше к лицу. На героя похож, — сказала Светлана.

— Поздравляю. Нашла достойный объект для иронии, — проворчал Никита.

Обе машины — «скорая» и автозак — уехали. Толпа рассеялась, и снова стало пустынно и тихо.

— Насколько я понимаю, я был у вас все утро под колпаком, — сказал Никита.

— И не только утро, — сказала Светлана. — Сережка приставил к тебе Петро после твоего вояжа на Болтовское шоссе.

— Ты и об этом знаешь?

— А как же. Я работаю в управе и должна все знать, — улыбнулась Светлана. — И к тому же я твоя невеста.

— Значит, у меня все это время был телохранитель. Не знал, что я такая важная шишка. — Никита невольно провел рукой по затылку. — Одновременно был подсадной уткой. Вдруг убийца клюнет.

На лавочке промолчали. Никита повернулся к Светлане.

— А как ты узнала про эту встречу?

— Мне позвонила Настя и обо всем рассказала.

— Ох Настя, Настя…

— Молодец она! Сразу заподозрила неладное и мне сообщила.

— Остальное было делом техники, — сказал Сергей.

— А вот над техникой вам надо поработать, — проворчал Никита. — По твоим же словам, опоздай Петро на полминуты, и неизвестно, чем бы все кончилось.

— Ну это ты скажешь ему, своему спасителю.

— Да, скажу ему: Петро, ты будешь у нас на свадьбе почетным гостем.

Близких родственников у Светланы с Никитой не было, и на свадьбу пришли только близкие друзья. Все прекрасно знали друг друга, и никому не пришлось знакомиться.

Светлана поразила всех кулинарным искусством, обилием закусок и жарким.

За алкогольную часть программы отвечал Никита.

Он тоже не подкачал.

А днем раньше он появился с шампанским и двумя тортами в редакции «Вестника».

— Ты у нас герой, оказывается. Не знал, не знал, — сказал Горыныч и постарался изобразить на лице улыбку. Она получилась кривой. — О тебе весь город говорит.

Это было явное преувеличение. «Скорее всего продиктованное завистью», — подумал Никита.

— Где уж тебе вести скромную колонку происшествий в нашем скромном издании, — продолжил главред.

Никита промолчал.

— Теперь этим займется Настя, — сказал он и усмехнулся. — Если ты не против, конечно.

— Я рад за Настеньку.

Никита пошел к двери и на полпути остановился.

— Приглашаю вас на торт с шампанским. В общую комнату. По случаю моего предстоящего бракосочетания.

— К сожалению, я не смогу присутствовать при этом столь замечательном событии, — сказал Горыныч и с ходу придумал: — У меня важная деловая встреча. Надо к ней подготовиться.

Об аресте архивариуса знали — если не весь город, то по крайней мере читатели «Вестника» — благодаря пространной статье, написанной замечательной Настенькой, и сарафанному радио, без которого не обходится ни одно сколько-нибудь значительное событие.

Настенька не пожалела красок, описывая роль Никиты, незаурядного журналиста их газеты, в задержании матерого преступника. Расставание с сотрудниками прошло без Горыныча в теплой атмосфере, окрашенной ностальгическими нотками.

Никиту любили в редакции. Ему на память подарили большую хрустальную вазу. А как выпили шампанского, так сразу принялись вспоминать разнос, устроенный Горынычем за головотяпство. То есть за публикацию обращения, написанного Никитой.

Это казалось смешным и забавным по прошествии нескольких дней, а тогда Настеньку спасло то, что в ее должности понижать ее было некуда. Лидия Ивановна прикрылась больничным листом, а внештатного Никиту, к сожалению Горыныча, уволить было невозможно, и он компенсировал это обстоятельство письменным приказом, запрещающим печатание любого материала, исходящего от него.

— А рекламировать этому голодранцу нечего! — гремел он на весь кабинет среди притихших сотрудников.

В тот день его успокоили валидолом.

Ближе к полуночи из гостей остались только Сергей и Петро. Жена Сергея после первого тоста в честь молодоженов убежала к малышу. С ним посидеть согласилась соседка, но ненадолго.

Общими усилиями они убрали все лишнее, и на столе остались коньяк для мужчин и десертное для Светланы. Чуть поодаль лежали остатки огромного свадебного торта.

Сергей повернулся к Никите.

— А теперь настало время для сюрприза.

— Ну-ка, ну-ка… — оживилась Светлана.

— Любопытно, — насторожился Никита.

— Озвучь, — сказал Сергей, обращаясь к Петру.

— В общем, так, — начал тот явно подготовленное заявление, — у нас в Управлении в свете твоего журналистского опыта и связей в мире газет и прессы решили предложить тебе возглавить отдел по связям с общественностью. Уф, — выдохнул Петро после обременительного многословия.

Светлана захлопала в ладоши и выкрикнула: «Ура!»

Никита не поверил в ее искренность. Наверняка она все знала и обговорила с Серегой.

— Согласен ты работать у нас? — спросил тот.

— А почему нет? — для видимости поколебавшись немного, ответил Никита..

— Вот и отлично, — не ожидая другого ответа, сказал Сергей. — Когда сможешь приступить к исполнению служебных обязанностей?

— Сразу же по истечении медового месяца.

— Мы сократим его до трех дней, — сказала Светлана. — Значит, со вторника.

— Ты согласен? — Сергей посмотрел на Никиту.

— Естественно. Медовым месяцем рулит мой Светик.

— Как же я люблю тебя.

Светлана прильнула к Никите и поцеловала его.

— Прекрасно, — сказал Сергей и поднялся. — А теперь позвольте огласить тост.

— А то нет! — весело сказала Светлана и подвинула рюмки.

Никита наполнил их.

— Никита, скажу просто: я рад за тебя. Рад тому, что ты наконец займешься серьезным делом. Успехов тебе.

Часть 2 Дознание. Сергей

У Никиты не было проблем с тем, чтобы вписаться в новый трудовой коллектив. Его там все знали. Правда, в первый день он опасался, что Сергей, с его добросовестным отношением ко всему и с пониманием долга, продиктованным чувством дружбы, возьмет шефство над ним, но этого не случилось.

Сергею хватало своих забот.

С начальником РУВД полковником Корзиным он столкнулся в коридоре, когда шел к себе в кабинет.

— О, весьма кстати, — сказал полковник. — Идем ко мне, расскажешь, как вы задержали Гусева.

— А в чем дело, Иван Иванович?

— Сейчас узнаешь.

Они вошли в кабинет полковника.

— Садись.

Прежде чем сесть самому, Корзин приоткрыл створку окна проветрить помещение.

— Ну так что вы там сотворили в туалете с добропорядочным гражданином Гусевым? — спросил он, когда сел в кресло за своим столом.

Сергей рассказал, как прошло задержание.

— А теперь почитай про этот же эпизод в изложении задержанного.

Полковник Корзин пододвинул к Сергею лист бумаги. Это было заявление от пострадавшего Гусева Владимира Михайловича. В нем он обвинял сотрудника полиции Петра Гребенку в том, что тот безосновательно избил его, в результате чего он, Гусев В. М., оказался в больнице.

— Н-да… Поворотик, — сказал Сергей, не ожидавший ничего подобного. — И когда он успел настрочить?

— В свободное от процедур время. Или ты надеялся, что избиение хилого архивариуса пройдет для вас бесследно?

— Не такой уж он хилый этот архивариус. Вполне крепкий мужик.

— На что жалуется?

— На все.

— Это Гребенка с ним так разобрался?

— Да нет. Он просто симулянт. Все врачи в один голос говорят об этом. А кто действительно пострадал, так это Никита Хмельнов. И «скорую» вызвали для него. А Гусев быстро смекнул, как ею воспользоваться. По всему видно, тертый калач. И потом, Иван Иванович, где вы видели хилого архивариуса, разгуливающего с кастетом? Да еще в рабочее время.

— Это ты у него спросишь, когда он выйдет из больницы.

— Пусть подольше полежит. Подлечится.

— Что так?

— У нас будет больше времени собрать на него материал.

— Напряженка с ним?

Сергей промолчал.

— Понятно. В общем, так: на заявление мы должны отреагировать. Что думаешь по этому поводу?

Сергей положил перед полковником свой лист бумаги. Пока Корзин доставал очки, Сергей объяснил:

— Это заявление от Гребенки. Просится обратно в спецназ.

— Вот как? С чего это вдруг?

— Не для него работа опером. Так он решил.

— А как он у нас оказался?

— Была вакансия. Решили его попробовать. Выдернули из спецназа.

Полковник посмотрел на Сергея поверх очков.

— Но ты останешься без опера.

— Если вы не против, я бы взял к себе Никиту Хмельнова. Он в теме.

— Твой протеже?

Сергей кивнул.

— Хорошо. Я не против. Вместе кашу заварили, вместе вам расхлебывать. Все. Больше не задерживаю.

На заявлении Гребенки полковник Корзин написал «Не возражаю» и передал его Сергею.

— Отдашь в кадры.

Из кадров Сергей зашел к Никите.

— Идем ко мне.

— Случилось что?

— Да.

У себя в кабинете Сергей сказал:

— Гусев телегу накатал. Якобы Петро избил его.

Никита присвистнул.

— Хорош гусь. Не случайно фамилия у него Гусев. Только непонятно, на что он рассчитывает. Напал на меня с кастетом. Это холодное оружие. К тому же…

— Стоп, — перебил Никиту Сергей. — Начнем с кастета. В суде он подтвердит: да, у меня был кастет, но как без него обойтись, если уже полицейские нападают на беззащитных граждан? И где? В туалете, куда он зашел по нужде. Дальше больше. Ты говоришь, он напал на тебя, а Гусев будет утверждать обратное — это Петро напал на него. И заметь, свидетелей нет.

— И мы окажемся в патовой ситуации: его слово против нашего.

— Именно.

Сергей ударил сжатым кулаком по столу.

— Да, мы знаем, Гусев напал на тебя, но в суде этого не знают. Вот скажи мне, с какой стати он напал на тебя?

— Хоть убей, не пойму. Может, он киллер?

— Не слышал про киллеров с кастетом.

— Может быть, он новатор?

— С твоими «может быть» в суд не пойдешь. А если киллер, то от кого заказ? Рассказывай, чем отличился в последнее время.

— Единственно тем, что на «Полицейской Волне» услышал сообщение об усопшем в кювете Смагине и чисто из профессионального любопытства проявил интерес к этому событию.

— Вопрос ставлю по-другому: кому ты мог досадить?

Над этим вопросом Никита задумывался не раз. Из всех вариантов самым очевидным казался Лагоев. Он тиснул о нем анонимную статью, но ушки вылезли, и Никиту практически уволили. Под давлением Лагоева.

Неужели ему мало было мести с увольнением? Или дело в Аньке, которую он мог безосновательно приревновать? Тогда он идиот. Тем более что два отморозка напали на Никиту в его ресторане по горячим следам.

Нет, идиотом Лагоев не был. Но ревность способна затмить рассудок.

— Что еще замечательного было в твоей жизни? — спросил Сергей. — Не стесняйся. Рассказывай.

Никита рассказал о том, как два дня спустя натолкнулся на обоих отморозков на бензозаправке и о том, как они его развели. О том, что он с ними разобрался, Никита умолчал.

— Сегодня же сделаем фотороботы обоих и разошлем участковым, — сказал Сергей. — Может, отыщутся твои отморозки. Дальше.

— Дальше было нападение на Болтовском шоссе. Ноты о нем знаешь.

— Это все?

— Еще была угроза от бывшего начальника по ДЭЗам, Егора Акимыча. Но по-моему, это было сказано сгоряча.

— И тем не менее возьмем на заметку. На Болтовском шоссе могли быть три крепких сантехника.

— Могли, — согласился Никита. — Кроме них был шофер за рулем скорее всего «жигуленка». Я позвоню Светке.

Положив трубку, он сказал:

— Есть у Акимыча старенький «жигуленок». Чуть ли не его ровесник, Почти все время в ремонте. Он редко приезжал на нем на работу… Кажется, все, — закончил Никита.

— Ты можешь описать напавших на тебя?

— Нет.

— Свидетелей тоже нет. Глухо, — сказал Сергей глядя в окно. Повернувшись к Никите, он спросил с улыбкой: — Обиженных мужей тоже нет?

— Ты шутишь? У меня Светка.

— Значит, все, что у нас есть, — это сам Гусев без очевидного мотива.

— Надо его раскручивать.

— Надо. С чего начнем? О нем нам известны только паспортные данные: возраст и адрес. Работает в архиве управы. Вот, собственно, и все.

— К этому можно добавить, что он не местный.

— Вот как? — удивился Сергей.

— Ну да. Перебрался к нам из Питера в поисках спокойной жизни.

— Любопытно будет узнать, что он называет спокойной жизнью.

— А в базе данных он не засветился?

— Нет… Но Петро пробивал его по нашей базе. Проверю-ка я базу министерства.

Сергей влез в компьютер и через две минуты щелкнул пальцами.

— Вот оно! А Гусев-то отсидел срок за кражу компьютеров. И было это именно в Питере…

Неприятность с Володей Гусевым случилась на первом курсе коммерческого юридического института — он попался на краже компьютеров в родном вузе.

Он не был наивным юношей и, прежде чем похитить компьютеры, устроился лаборантом в компьютерный класс и в первый же день убедился, что ветхая сигнализация на окнах давно вышла из строя и служила единственно для отвода глаз.

Остальное было делом техники. Поздним вечером под проливным дождем он, по сговору с приятелем, подогнал машину к окну компьютерного класса на первом этаже, у которого оставил открытым запор, и, проникнув внутрь, передал приятелю десять компьютеров, а тот загрузил их в машину.

Следствие продолжалось недолго. На третий день оно вышло на похитителя. На балконе в его квартире под брезентом нашли девять компьютеров с вузовскими инвентарными номерами. Один компьютер оказался у его подельника в качестве вознаграждения.

Володя Гусев получил срок. В дальнейшем под следствием он не находился.

— Весьма заурядная история, — сказал Никита.

— Согласен. Слабо для газетной сенсации.

— Что дальше?

— Дальше поработаем с базой данных. А ты пока, если не трудно, организуй нам кофейку, — попросил Сергей.

— О чем речь?

Никита организовал кофе и пару бутербродов. Сергей все это время торчал в компьютере.

На второй чашке кофе Сергей повернулся к Никите.

— Ты не поверишь, что я нашел, — сказал он с изумленным видом.

— Ну?

— Гусев и Смагин сидели вместе на зоне и одновременно вышли на свободу. И что самое любопытное, практически одновременно выплыли у нас в городе. Смагин на родной Первомайской, десять, а Гусев на Гражданской, двадцать восемь.

— Не понял, — сказал Никита. — Я отвозил его домой на Новикова-Прибоя, одиннадцать.

— Человек-загадка. Давай-ка съездим по адресам.

На Гражданской, 28 их ждал сюрприз. На месте предполагаемого жилого дома стоял детский садик.

— Идем к заведующей. Разберемся, — сказал Сергей.

Заведующая, полная женщина пенсионного возраста, объяснила двум сыщикам, что жилой дом, стоявший здесь ранее, снесли в конце девяностых и вместо него построили двухэтажное здание. Сначала в нем разместились офисы всевозможных ТОО, но потом его, как считала заведующая, вернули законному хозяину, детскому саду, поскольку на первом этаже старого дома был детский сад под тем же номером.

— Вот так-то, молодые люди. Впрочем, я не удивлена, что полиция узнает об этом в последнюю очередь, — с тонкой улыбкой заметила она.

Никита с Сергеем вышли от нее не то чтобы посрамленные, но с каким-то чувством неловкости.

— Едем по твоему адресу, — сказал Сергей.

— Зачем?

— Может, участковый о нем что-нибудь скажет.

Участковому о Гусеве сказать было нечего. Он просто не подозревал о его существовании.

— Раньше там жила старушка, а как умерла, квартира перешла к внуку. Очевидно он ее сдал.

— Временная прописка есть?

Участковый пожал плечами.

Обычная картина: живет себе человек тихо и неприметно, и никому до него дела нет.

— А этого человека вам не приходилось видеть? — спросил Сергей, показывая фото Смагина.

— Нет, — уверенно ответил участковый.

Точно так же Смагина не опознал никто из соседей Гусева по подъезду.

— Но где-то они должны были пересекаться! И иначе какого черта Гусев променял Питер на наш город? Не в поисках же спокойной жизни в двадцать два года. Едем на Первомайскую. Проведаем участкового. Может, он прольет свет и мы узнаем, что могло связывать Смагина и Гусева после отсидки… Если что-нибудь связывало, — добавил Сергей.

Участковым оказался молоденький лейтенанте глазами, полными энтузиазма, но толком ничего не знавший о своем районе.

— Я здесь вторую неделю, — оправдывался он и с ходу дал наводку: — Вам лучше поговорить с прежним участковым. Он здесь работал как раз в девяностые годы. Может, что подскажет. Зовут его Олег Антонович Синельников.

— Где его найти?

— Да здесь рядом. На параллельной улице. Наверняка у себя в огороде копается. У него хобби огурцы и помидоры.

Сергей с Никитой действительно застали Синельникова на грядках. Он перекапывал землю. Готовился к зиме.

Вытирая пот со лба, старый участковый сказал:

— Отчего ж не поговорить о прошлом и не помочь молодой смене? Идемте в беседку. Потолкуем. Чайку?

— Нет, спасибо.

— Ну как знаете. А яблоками я вас угощу.

В беседке оказалось уютно. От ветра ее защищали кусты жасмина и сирени. Во всем чувствовалась рука заботливого хозяина.

— Так что вас интересует?

— Нас интересует Смагин. Помните такого? Он жил на соседней улице. Дом десять.

— Как же не помнить. Еще сопляком был оторви да брось. Хитрющий. Все норовил других подставить. Чем он теперь отличился?

— Разве что тем, что его убили.

— Не удивлен. Рано или поздно должно было этим кончиться.

— Так что по части подставлять других он не очень-то преуспел. И перед тем как его убили, отсидел несколько сроков, — сказал Никита.

— За что его убили?

Сергей посмотрел на Никиту.

— Хотел с кого-то получить должок.

— Ну уж этот своего не упустит.

— Только для него это боком вышло, — заметил Сергей. — Кто бы мог ему задолжать?

— Чтобы Смагин дал деньги в долг… — задумчиво сказал участковый. — Не представляю себе такого. Да и какие деньги могли быть у сопляка? Ну а что было потом, извините, не знаю. — Участковый развел руками. — Одно могу сказать точно: попался он на краже. С Васькой Роговым. Это было при мне. Заводила, конечно, был Смагин, а Рогов вечно шел у него на поводу. Моложе был, помнится, на два года. Телок такой на привязи. Он же был беспризорник. Матери с отцом рано лишился. За ним тетка присматривала, а у той была своя банда отпетых. Какой там присмотр, — махнул рукой старик. — После отсидки Смагин вернулся домой, а Рогова бабка родная к себе взяла. В Кочках она жила. Теперь уж, небось, померла.

— А фамилия Гусев вам ни о чем не говорит? — спросил Сергей.

— Нет. Не знаю такого.

— Может, видели случаем? — Сергей показал фотографию Гусева.

— Нет. Не доводилось.

Больше старому участковому сказать было нечего. На прощание он дал каждому из них по пакету отборной антоновки.

— Если что, заходите, ребята. Чем смогу, помогу. Не забывайте старика.

Никита с Сергеем оставили ему свои визитки.

— Звоните, если что интересного вспомните. И вообще звоните. Будем рады вас услышать.

Старый участковый снова взялся за лопату.

За время, проведенное в беседке, небо прояснилось, ветер затих. На улице не было ни души. Солнце краем коснулось горизонта.

— Едем. Я подброшу тебя домой, — сказал Сергей.

Возле дома Никита купил свежий номер «Вестника» и удивился его новому формату. В нем стало больше страниц, отведенных под рекламу, и видное место в ней занимал универсам Лагоева.

— И не только в твоем «Вестнике», — сказала Светлана, когда Никита показал ей газету. — Он стал донором еще одного таблоида.

— С чего бы это?

— Кто ж его знает, — равнодушно отозвалась Светлана.

Она была вполне счастлива своей жизнью и браком с Никитой. Одно огорчала ее. Если раньше он делился с ней новостями, большей частью почерпнутыми из слухов, ходивших в редакции, и потом вечером они сопоставляли их с тем, что было известно ей, как сотруднице управы, и таким образом узнавали о потаенной жизни города, столь интересной для всех, — то теперь на эти посиделки Никита наложил табу, ссылаясь на служебную тайну. Однако Светлана не слишком на это досадовала, уверенная в том, что рано или поздно все вернется на круги своя.

Она приготовила ужин на кухне и, когда Никита сел за стол, спросила:

— Как день прошел?

— Светик, следствие закончится, я тебе все расскажу.

— Это я уже слышала. Но только не забывай, что я за тебя волнуюсь. И потому будь готов каждый вечер услышать один и тот же вопрос.

Капли камень долбят, понял Никита и сказал вслух:

— Завтра, Светик, завтра.

— Ладно, ешь.

Этот раунд остался за ним, и Никита принялся за ужин.

Придя на следующее утро на работу, он увидел у себя на столе записку: «У Корзина. Будь на месте».

«А где еще мне быть?» — подумал Никита.

Он простоял у окна полчаса, выстраивая версии, прежде чем от Корзина вернулся Сергей.

— У меня две новости, — сказал он, войдя в комнату.

— Одна плохая, другая хорошая.

— Ты не поверишь: обе хорошие.

— Начни с лучшей.

— Гусев забрал заявление и готов идти на мировую.

— С чего бы это?

— Не хочет поднимать волну.

— Ну да, конечно, — рассмеялся Никита. — Не хочет оказаться в СИЗО. Оттуда ему не смыться.

— Думаешь, он хочет дать деру?

— А то нет?

— Не дадим.

— Что за вторая новость?

— Нашлись твои обидчики в «Русской сказке». По фотороботу их опознал участковый одной деревни недалеко от города.

— Так едем туда?

— А то нет, — сказал Сергей, надевая куртку. — Только сначала автозаком отправим Гусева в СИЗО. Пока не смылся. А потом к твоим обидчикам.

— Кто они? — спросил Никита, когда они вышли в коридор.

— Двоюродные братья. Витька Орешкин и Борька Коровин. Кстати, на обоих висит условный срок.

— За что?

— Летом к ним в деревню на танцульки приезжал самодеятельный ансамбль, и они по пьянке поколотили музыкантов.

— Вот и неси культуру таким уродам.

— Едем к Гусеву.

Когда Гусеву объявили, что его переводят в СИЗО, на его лице отразилось полное смятение.

— Но я же отказался от претензий к полиции! — воскликнул он, овладев собой.

— А у полиции претензии к вам остались, Владимир Михайлович. И потом, не все же вам валяться на больничной койке. Пора сменить ее на нары.

Во дворе больницы Никита с Сергеем бережно взяли Гусева под руки — самостоятельно он идти не мог или не хотел — и усадили в автозак. Когда за ним захлопнулась дверь, архивариус беспомощно сел на лавку и обхватил голову руками.

— Теперь к кузенам.

По словам участкового, дом братьев стоял на отшибе, и найти его будет легко.

Так оно и оказалось. О их приезде известил тощий пес на привязи.

— Чего вам надо? — спросил Витек, высунувшись в распахнутое окно. Его братан торчал в другом окне и, прищурившись, рассматривал идущих к дому Никиту и Сергея.

— Да это он, Витек. Точно я тебе говорю, — воскликнул Борька. — Тикать надо.

— Я вам тикану, — сказал Сергей и, схватив Витька за рубашку, вытащил его из окна.

— Он за сортир посчитался с нами, — заверещал тот, сидя на земле. — А свидетелей не было. Дело не пришьешь.

Никита с Сергеем переглянулись и рассмеялись.

Да, видно, суд для них не прошел даром. Там они узнали, что в нем свидетели дают показания для подтверждение содеянного.

Борька не терял времени. Он выбежал на помощь братану с колом наперевес.

Сергей достал пистолет.

— Угомонись.

Борька повертел головой и опустил кол. Он едва держался на ногах и, потеряв опору, упал на землю. Витек тоже не мог встать без посторонней помощи. Сергей с Никитой за шкирку ввели братьев в дом. Те рухнули на табуретки возле стола, на котором стояла бутыль самогона и лежала закусь: квашеная капуста, соленые огурцы и чугунок с остывшей картошкой. На полу валялась пустая банка из-под свиной тушенки.

— Ты верно сказал — свидетелей не было. Но было другое. О чем ты не знал. Была камера. И в ней осталась запись. Запись того, как вы отделали сотрудника полиции, — сказал Сергей, обращаясь к Витьку. — А это дело нешуточное. Не музыканты какие-то, случайные гастролеры.

— Да разве мы знали? — заканючил Витек.

Его брат соображал туго и никак не мог врубиться в ситуацию.

— И к тому же вы забыли, что на вас висит условный срок. Так что теперь вам светит по полной. Лет восемь. Не меньше. А то и больше.

— Строгача, — добавил Никита.

Братья переглянулись.

— Я говорил тебе не лезть в чужие дела. А теперь?

— А теперь у вас остался единственный шанс — пойти на сделку со следствием.

— Да мы что! — воскликнул Витек. — Хоть сейчас. Да, Борька?

Борька кивнул.

— Будем считать, что консенсус у братьев есть, — сказал Сергей.

— Не, у нас ничего такого нет.

— Ладно. Проехали. Рассказывай, как все было.

В тот вечер Витек с Борькой торчали на бензоколонке. Им позвонил по сотовой, как они выразились, «шеф» и в приказном порядке велел взять такси или попутку и приехать в «Русскую сказку», намять бока одному деятелю. А чтобы они не отлынивали от задания, напомнил, чем они ему обязаны.

— Чем? — спросил Никита у Сергея.

— Дал им положительную характеристику для представления в суде, и которой опиат их как исключительно трудолюбивых и дисциплинированных работников, что, возможно, сыграло не последнюю роль в решении суда. Кто ваш шеф?

— Юнус. Ринат Вагизович Юнусов. У него при бензоколонке мастерская. Мелкий ремонт, шины подкачать, масло сменить. Мы с Борькой резину меняли. С летней на зимнюю и обратно.

— А на АЗС подработка была, — сказал Никита. — Пистолет в бак вставить, стекла протереть, так ведь?

— Ну да, — подтвердил Витек.

Но пекле инцидента с Никитой на АЗС шеф запретил им там появляться. Более того, велел залечь на дно и носа не показывать из деревни в ближайшую пару месяцев. А дальше как хотят.

— С глаз моих долой, уроды. Чтоб я вас больше не видел, — сказал он им на прощание и отпустил на все четыре стороны без выходного пособия.

Зная крутой нрав бывшего хозяина, они восприняли приказ буквально и ушли на дно, о чем свидетельствовали их опухшие рожи.

Так братаны лишились средств к существованию и затаили злобу на хозяина мастерской.

— Это он вас научил, как лапшу мне на уши навесить?

— А кто ж еще? — ответил Витек.

— Ясно. Пиши за них признательные показания, — сказал Сергей Никите. — Они подпишут.

Витеке Борькой подписали признанку. Таких закорюк Сергею с Никитой еще не приходилось видеть.

Оставшись одни, братаны по полной осушили стопарики и распластались на столе.

— Вот и разобрались с одним нападением на тебя, — сказал Сергей на улице. — И заказчика знаем. Кто такой Юнусов?

— Понятия не имею.

— Ладно. Потом разберемся. Сейчас у нас на повестке дня Гусев.

Когда Гусева ввели в кабинет, Никита с Сергеем невольно переглянулись. За несколько часов в СИЗО архивариус постарел на несколько лет. Нарисовались мешки под глазами, уголки губ опустились, плечи поникли.

— Что случилось, Владимир Михайлович? Вам же не впервой быть в СИЗО.

Гусев усмехнулся.

— Было бы странно, если б вы не докопались до этого. Но за одну ошибку дважды не судят.

— И потому мы закроем эту тему. Откроем новую.

— Какую? Нападение вашего Гребенки на меня?

— Оставьте, Владимир Михайлович. Вы не в суде. Мы же с вами знаем, как все было.

— Ничего я не знаю и знать не хочу.

— А вот мы хотим знать.

— Что? — с легкой долей любопытства спросил Гусев.

— Как вышла путаница с вашими адресами.

— Не знаю никакой путаницы.

— Зато мы знаем. При поступлении в больницу вы указали один адрес, а живете по другому. Как это понять?

— Понимайте как хотите.

— То есть вы отказываетесь сотрудничать с нами?

— Да.

— Почему?

— Потому что вам мало было избить меня, так вы еще меня арестовали. Я требую законного объяснения.

— Задержали вас на законных основаниях, — сказал Сергей.

— Каких?

— Для уточнения вашего местожительства. И сейчас мы вместе поедем на улицу Новикова-Прибоя, дом одиннадцать.

— Я вас не приглашал.

— Позволим себе бестактность и заявимся без приглашения. Идемте, Владимир Михайлович, идемте. Нас машина ждет. Оглядим ваши пенаты.

Жил Гусев скромно и неприхотливо в однокомнатной квартире. Словно въехал в гостиницу и в любой момент готов был оттуда съехать. Из предметов мебели было самое необходимое: стол, три стула с потрепанной обивкой, узкая кровать с пружинами советского образца, этажерка и гардероб. На полке у окна было несколько книг, томик Толстого, пара детективов и еще несколько менее примечательных изданий. Среди них оказался ветхий справочник акушера-гинеколога со штампом районной библиотеки, изданный в пятьдесят третьем году. По всему было видно, что Гусеву не было дела до этого случайного, разрозненного собрания, и пыль на полках свидетельствовала о том, что он к нему не прикасался.

Гусев долго искал паспорт. Наконец нашел и передал Сергею.

— Да, прописка по Гражданской, двадцать восемь, но живете вы на Новикова-Прибоя, одиннадцать.

— Ну и что? Так полстраны живет. Прописаны в одном месте, а живут черт знает где.

— Явное преувеличение, но дело не в этом. Дом е вашей пропиской давно снесли. Почему вы вместе с остальными жильцами не получили новую квартиру?

— Был в отъезде.

— Долго же вы были в отъезде. Где скрывались?

— Я не скрывался! — закричал Гусев.

— Хорошо. Где так долго мотались по стране?

— Всего не припомнишь.

— А придется.

— Где бы я ни был, это вас не касается, поскольку преступлений я не совершал.

— А этого мы не знаем. Будем выяснять. Так что сами видите, у нас более чем достаточно причин задержать вас.

— Нет, не вижу.

— Может, вы бомжевали?

Глядя на опрятного Гусева, в это было трудно поверить.

— Или были альфонсом?

Гусев промолчал.

— Или вы иностранный шпион!

— Я требую адвоката! — завопил Гусев.

— Будет вам адвокат, будет. А сейчас в СИЗО.

Гусева водворили в СИЗО со всеми формальностями и предъявлением обвинения в покушении на жизнь Хмельнова Никиты Константиновича. Он в очередной раз потребовал адвоката.

— Повторяю: будет вам адвокат, будет, Владимир Михайлович, — заверил его Сергей.

— Мне не нужен какой-нибудь.

— А кто вам нужен?

— Господин Бершман.

— Н-да… Неплохой выбор.

Сергей повернулся к Никите.

— В девяностые годы он сделал карьеру на защите всевозможных отморозков. И зачастую весьма успешную. Правда, большинство из них потом нашли успокоение в боевых баталиях с себе подобными или сели по другим делам.

— Наслышан, — сказал Никита.

— Но сам по себе ваш выбор, Владимир Михайлович, весьма красноречив.

— Не ваше дело, — огрызнулся бывший архивариус.

Гусева увели. Он ушел по всей форме: опустив голову и сцепив руки за спиной.

— Интересно, на что он рассчитывает? — сказал Никита.

— На то, что дело не дойдет до суда.

— Значит, ему есть что скрывать.

— Конечно. Иначе бы он не объявился у нас одновременно со Смагиным после совместной отсидки. Мы должны найти ниточку, которая их связала. А сейчас едем к Юнусову. Разберемся с историей в «Русской сказке».

На бензоколонке на Объездном шоссе царило затишье. Ворота мастерской были распахнуты, и возле них парень в спецовке плечом подпирал стену, скрестив руки на груди. С задумчивым видом он созерцал горизонт. Двое мальцов скучали на лавочке у ящика с песком в ожидании, когда подъедут машины и с водителей можно будет сорвать десятку-другую.

«Свято место пусто не бывает», — подумал Никита, глядя на них.

— Где Юнусов? — спросил Сергей у парня.

— Ринат Вагизович? — переспросил тот, с любопытством глядя на Сергея, вышедшего из полицейской машины. — Как обычно, у себя. Как войдете, справа каморка из фанеры. Его офис.

Юнусов сидел за столом. На подставке рядом закипал электрический чайник, перед ним стояла пустая чашка. Увидев Сергея с Никитой, он удивленно спросил:

— Вы ко мне?

— К вам, Ринат Вагизович, к вам.

— Мы знакомы?

— Сейчас познакомимся.

— У вас что-то с машиной?

— Нет, машина в порядке. На полном ходу, — рассмеялся Сергеи. — Мы по другому вопросу.

— Вот как? Любопытно.

Юнусов откинулся на спинку кресла. На его лице промелькнула полуулыбка. Сергей понял: с ним будет непросто.

— Ринат Вагизович, мы из полиции.

— Ну как же я сразу не догадался! — воскликнул Юнусов и, не удержавшись, расхохотался.

— Я Сергей Борисович Шувалов, а это Никита Константинович Хмельнов.

Юнусов, прищурившись, посмотрел на Никиту. Он явно его не узнал.

— Ну и что? — спросил Юнусов.

— А то, что ваши работники дали на вас показания. Вы им в приказном порядке велели избить в туалете посетителя ресторана «Русская сказка». А именно, Никиту Хмельнова.

— Вот как? Каких работников вы имеете в виду?

— Виктора Орешкина и Бориса Коровина. Или были еще другие эпизоды?

— Ах, вы об этих уродах, — не отвечая на вопрос Сергея, сказал Юнусов. — Так я их вышвырнул с работы.

— За что?

— Зато, что лодыри и бездельники и делать ничего не умеют. И не хотят.

— Но вы им дали прекрасную характеристику для представления в суде. Трудолюбивые и ответственные работники. Так, кажется?

— Уж и не помню, что там написал. Просто жалко стало. Молодые парни. Думал, за ум возьмутся. Так нет. Как были уродами, так ими и остались. А что касается их показаний, то я понятия не имею, что они могли вам показать. А если что показали, так это со зла. В отместку за то, что я выставил их за дверь.

— И тем не менее показания в деле есть, — заметил Сергей. — И мы будем над ними работать.

Юнусов вперил взгляд в Никиту.

— Откуда я мог знать, что он мент?

— Колитесь, Ринат Вагизович, колитесь. В чем дело?

Юнусов достал платок и высморкался.

— Не для печати… — сказал он, глядя на полицейских.

— Нс обещаем, — сказал Сергей.

— И все-таки… Давайте уладим по-тихому. Ну, вышла неувязочка. Я был не в курсе. А этим уродам давно пора срок мотать. Так пусть и мотают. За драку, которую сами устроили в ресторане.

— А как вас туда занесло?

— У Арика, то есть Артура Рафаиловича, была в тот день помолвка с Анькой… То есть с Анной… не помню по батюшке… И мы отмечали это событие в его кабаке. А тут нарисовался ваш коллега, — Юнусов кивнул на Никиту. — Откуда я мог знать, что он мент? На лбу не написано. Арик тогда психанул не на шутку. Я решил это дело замять.

— Здорово замял, — усмехнулся Сергей. — Хмельнов чуть было в больницу не угодил.

— Так я же говорю — это уроды. Им ничего поручить нельзя. Надо было просто объяснить, что так себя вести нельзя.

— Как так?

— Нельзя вдень помолвки нервировать жениха… Все сказал, как на духу. Ну так как? Замнем дело для ясности? А?

— Предоставим этот вопрос решать пострадавшему.

Юнусов с надеждой посмотрел на Никиту.

— Посмотрю, что покажет рентген. Как дело идет на поправку.

Юнусов вздохнул.

— Мы ж тебя домой отвезли. Денег хотели дать. Только Анька сказала: пустое. Бесполезняк.

В машине Сергей сказал Никите:

— Никогда больше не нервируй женихов.

В Управлении полковник Корзин вызвал Сергея к себе на ковер.

Выслушав его доклад, он устроил ему разнос и в первую очередь поручил подчистить висяки — «инциденты» в Кочках — и в кратчайшие сроки разобраться с Гусевым.

— Так что у нас в Кочках? — спросил Сергей, стоя у окна у себя в кабинете.

«А то ты не знаешь», — подумал Никита и хотел съязвить, но вовремя одернул себя, поняв душевное состояние друга, и спокойно ответил:

— Два трупа. Один сожгли. Смагинский. Что со вторым, я не в курсе.

— До сих пор лежит в морге.

— Послушай, Серега, насколько мне помнится, Рогов был убит ударом в затылок. Тебе это ничего не напоминает?

— Ты о себе?

— Ну да! Точно так же со мной думал разобраться Гусев.

— Согласен. Попросим Ефима Ильича сделать повторную экспертизу.

— Тем более что у нас есть возможное орудие убийства. Кастет Гусева.

— Что дальше?

— А дальше он же, Ефим Ильич, подбросил мне любопытную мысль. В доме у Рогова все было перевернуто вверх дном, и это был не обычный беспорядок у алкаша. Убийца явно что-то искал. И, судя по всему, не нашел. И дом он поджег не только, чтобы пожаром из-за якобы непогашенной сигареты прикрыть убийство, но и чтобы уничтожить важную для него улику.

— Вполне возможно, — сказал Сергей и впервые за последние полчаса улыбнулся: — Опера бывают иногда полезны. Едем в Кочки.

В Кочках ничто не изменилось. Разве что деревья сбросили последнюю листву и проселочную дорогу окончательно развезло от дождей.

Каждые двадцать — двадцать пять метров машина буксовала, и Никита с Сергеем в какой-то момент хотели идти в деревню пешком, но все обошлось, и они доехали на «Ниве».

Дверь по-прежнему была опечатана. Только чернила от воды несколько расползлись.

Сергей сорвал пломбу, и они вошли в дом. В нетопленой комнате пахло сыростью. Постель была все так же смята, как будто хозяин дома только что встал с нее.

— Понятых искать будем? — пошутил Никита, но Сергей был не в том настроении и воспринял шутку всерьез.

— Ты о чем говоришь? — сказал он. Когда шутка дошла до него, он добавил: — Вряд ли у Рогова будут претензии, — и улыбнулся. — Приступим.

Они принялись методично и кропотливо обыскивать дом Рогова. Им повезло — в нем не было ничего лишнего, ни мебели, ни убранства.

На втором часу поисков в углу под половицей в целлофановом пакете они нашли старенькую, пожелтевшую фотографию молодых людей. Они сидели в обнимку за пиршественным столом и улыбались в объектив, полные самодовольства и уверенности в светлом будущем.

Это была типичная фотка братков конца восьмидесятых — начала девяностых. В том же пакете обнаружился блокнот с чьими-то, очевидно сокращенными, фамилиями и с цифирью.

— Что думаешь? — спросил Никита.

— Снимку лет тридцать. Отдадим экспертам. Пусть они поработают с компьютером и состарят эти персонажи. Вот тогда, возможно, станет ясно, почему он мог представлять ценность для Рогова, Смагина или кого там еще.

— Ясное дело почему. Потому что есть кто-то, кто очень жалеет о том, что оказался на этом снимке.

— Возможно. А сейчас в Управление. К Ефиму Ильичу.

Результат повторной экспертизы оказался неутешительным для Гусева. Она показала, что вероятность того, что удар в затылок был нанесен Рогову переданным для экспертизы кастетом, оценивалась в 99 процентов с девяткой в периоде.

— Одной девяткой в периоде Ефим Ильич решил подстраховаться, — улыбнувшись, сказал Никита.

— И правильно. Мало ли чего в жизни не бывает.

— Вызываем Гусева? — спросил Никита.

— Обождем. Сначала зайду к экспертам. Посмотрим, что у них получилось со снимком.

Сергей вернулся через полчаса.

— Пришлось ребятам придать дополнительный импульс, — сказал он. — А то бы и до вечера не разобрались. Зато посмотри, что вышло.

Сергей бросил на стол перед Никитой распечатки фотороботов, сделанные по отдельности для каждого персонажа со снимка.

Перебрав их, Никита сдержанно улыбнулся.

— Признайся, что в Кочках мы с тобой подумали об одном и том же, — сказал он.

— Признаюсь. Тогда я боялся спугнуть удачу. А теперь самое время вызвать Гусева.

Когда Гусева привели и предложили ему сесть, он пожал плечами и спросил:

— А где адвокат?

— Мы поставили в известность господина Бершмана. Теперь дело за ним. А вы пока садитесь. У нас есть к вам несколько вопросов.

Гусев сел и с безучастным видом уставился в окно.

— Владимир Михайлович, вам знаком Василий Рогов?

— Нет.

— И вы с ним никогда не общались?

— Нет.

— А что вы думаете об этом снимке?

Гусев нехотя взял снимок и усмехнулся:

— А что тут думать? Молодые люди гуляют.

— А себя и Смагина неужели не узнаете? Уж его-то вы должны узнать, как, впрочем, и себя. Вместе с ним вы на зоне сидели.

— Мало ли с кем я на зоне сидел, — сказал Гусев.

— И Рогова не узнаете?

— Нет, не узнаю.

— Ну почему же?

— Да потому что невозможно узнать неизвестного тебе человека в обществе каких-то молодых людей.

— А мы провели эксперимент и состарили их. И вот что получилось.

Сергей протянул Гусеву фотороботы.

— Очень похожи, не правда ли?

— Нарисовать можно все, что угодно. Бумага стерпит.

— А как вы объясните, что Василий Рогов был убит вашим кастетом? Вот заключение экспертизы. Ознакомьтесь.

Рука, в которой Гусев держал заключение, дрожала. Было заметно, что он делает усилие, чтобы вникнуть в суть текста.

— Меня подставили, — наконец пробормотал он побелевшими губами.

— Конечно. Правда, я подобное слышал не раз.

— Я требую адвоката, — сказал Гусев. — А до тех пор вы от меня не услышите ни слова.

— Адвокат у вас будет. Как только господин Бершман сочтет этот нужным.

Гусева увели.

— Едем к Юнусову, — сказал Сергей.

На Объездном шоссе они увидели цепочку автомашин, протянувшихся от АЗС. Преимущественно это были легковушки, заправлявшиеся накануне выходных. Мальчишки сновали от одного бензобака к другому. Это была для них горячая пора. Они спешили сорвать куш, пока не вернулись Борька с Витьком, Ворота в ремонтный цех были прикрыты.

Сергей с Никитой вошли в мастерскую. Юнусов стоял в дверях своего офиса, наблюдая за работой механиков.

— Давно не виделись, — усмехнулся он, когда они подошли к нему. — Уж не арестовать ли меня пришли?

— Все может быть, — сказал Сергей.

— А на каком основании? У вас на меня ничего нет. И не пытайтесь мне вешать лапшу на уши про камеры в туалете. Я не тупой отморозок.

— Успели пообщаться с бывшими работниками? — сказал Сергей.

Юнусов промолчал.

— Вы знакомы со Смагиным?

Было видно, как Юнусов напрягся. Сергей продолжил:

— А с Роговым?

Юнусов опять промолчал.

И здесь Никиту осенило.

— Они же все с Первомайской! — воскликнул он.

В цехе до этого было шумно. Но вдруг все притихло. Оба механика, каждый занятый своей машиной, перестали работать. Они стояли в застывших позах с ключами в руках.

— Пройдемте ко мне в офис, — сказал Юнусов. — А вы продолжайте. — Это было сказано механикам.

— И Лагоев с Первомайской? — спросил Сергей, когда они сели на пластиковые стулья. — Ну же, Ринат Вагизович, не играйте в молчанку. Скажите. Вы же отлично понимаете, что для нас не составит труда выяснить это, а для вас будет дополнительное очко в копилку сотрудничества с правоохранительными органами.

Юнусов откашлялся.

— Да, — сказал он.

— А вот Гусев — нет, — продолжил Сергей.

— Никакого Гусева я не знаю, — отрезал Юнусов.

— Освежу вашу память, — сказал Сергей и протянул фотографию — Узнаете себя в молодости? Не поверю, если скажете «нет».

Юнусов продержал снимок в руке не больше минуты. Все это время его лицо оставалось бесстрастным. Он вернул снимок.

— Случайная встреча. Уж не помню по какому поводу.

— Здесь есть дата. На обороте. Девятнадцатое сентября тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. И это не чей-то день рождения из запечатленных на снимке. Нет. Так может быть, это другая и чем-то не менее знаменательная дата?

— А мне почем знать? — нехотя сказал Юнусов.

— Понятно. А вот этого юношу вы помните? Не говорите, что нет. Вы сидите с ним в обнимку.

— Это Лось. Виталик Лосев.

— Где он обитает? Чем занимается?

— У него склады. Возле конечной трамвая.

Никита с Сергеем переглянулись. Сергей продолжил:

— Что любопытно, буквально за несколько дней до этого Смагин вышел из мест не столь отдаленных. А Рогов — за полгода до этого. И он, Смагин, прихватив с собой Гусева, которого вы вроде как не знаете, но видели на снимке вместе с собой, поспешил с ним на встречу с вами. Что же его так подгоняло?

— Без понятия. И вообще, дальше я буду говорить только в присутствии адвоката.

— Г-на Бершмана?

Юнусов подчеркнуто говорить не собирался. Сергей взял с него подписку о невыезде.

Когда они отъезжали от АЗС, Сергей сказал водителю:

— Съедешь с шоссе и остановишься вон за тем кустарником за кюветом. Понаблюдаем за Юнусовым.

И было что наблюдать.

Юнусов вышел из мастерской через пять минут после того, как полицейская «Нива» встала за кустарником, повертел головой и сел в «Тойоту». Ею машина пронеслась милю них на большой скорости.

— Гони за ним, — сказал Сергей.

Юнусов спешил. Закладывал лихие виражи, не соблюдал разметку, подрезал другие машины и в рекордное время доехал до города. Здесь он прыть убавил и вошел в нормальный скоростной режим. Машину Юнусов бросил на парковке возле универсама Лагоева.

— Что и требовалось доказать, — сказал Сергей. — Едем к себе. Обмозговать все надо.

Второй день стояла отличная погода: ясное небо при полном безветрии, и, как результат, в комнате было душно. Сергей распахнул окно. Повеяло свежестью.

— Так-то будет лучше, — сказал он.

— Я организую кофе? — предложил Никита.

— Прекрасная мысль. Только без бутербродов. Будут мешать мыслительному процессу.

После кофе они перетерли информацию, собранную за последние несколько дней. Итог оказался малоутешительным.

— У нас нет улик. Одни только догадки и предположения. С этим в суд не пойдешь, — суммировал Сергей.

— Что делать?

— Поднимем архив, — ответил Сергей.

— Гусева привлечем?

— Не… Без него обойдемся, — рассмеялся Сергей и серьезно добавил: — А ты знаешь, может быть, это была одна из причин, почему он устроился работать архивариусом.

— Подчистить документацию?

— Вполне возможно.

Из архива Сергей вернулся с кипой дел и, разделив их поровну, одну половину отдал Никите.

В делах они рылись до вечера. Это оказалось любопытное чтиво, обнажившее криминальную жизнь города конца восьмидесятых — начала девяностых годов. Они забыли про обед.

Хуже было другое.

— Что у тебя? — спросил Сергей.

— Нигде не светились наши фигуранты.

— У меня тоже. Кроме… Кроме одного любопытного обстоятельства.

— Какого?

— Было открыто дело в связи с убийством одного коммерсанта, но все материалы по нему как будто корова языком слизала. Дело зависло, его передали в архив.

— А кто был следак?

— Вот здесь вторая загадка. Его убили. И убийцу не нашли.

— Постой-постой… А фамилия следака была не Вязов? — спросил Никита.

— Он самый.

— И вел он дело об убийстве Виталия Кораблева.

— Точно, — подтвердил Сергей, с любопытством глядя на Никиту.

Никита набрал полные легкие воздуха и с шумом выдохнул.

— Ну как же я раньше не вспомнил и не подумал о нем. У нас есть Юрий Викторович Кораблев, брат убитого. Он лично знал Вязова. У него целая картотека по этому делу. Едем к нему!

— К чему такая спешка? Я с этим Гусевым домой прихожу только ночевать.

— Я тоже.

— Из чего следует, что Кораблев подождет.

— Значит, завтра с утра?

— Утро вечера мудренее. Завтра и решим, — сказал Сергей.

— Кстати, Вязов случайно был убит не кастетом?

— Нет. Выстрелом из пистолета.

Утром они решили, что начнут с Лагоева. Сергей договорился с ним о встрече.

Лагоев принял их в присутствии адвоката. Им оказался господин Бершман. Вместе они представляли собой разительный контраст: невысокий и склонный к полноте Лагоев, с залысинами на висках и резкими движениями темпераментного человека, несколько небрежно одетый, но в белой сорочке и в галстуке, — и Бершман, высокий и худощавый, с черными, зализанными на пробор волосами и в костюме с иголочки.

— Неплохой выбор, — глядя на него, сказал Сергей. — И любопытное совпадение: находящийся в СИЗО Гусев тоже выбрал себе в адвокаты вас, господин Бершман.

— Весьма польщен, — индифферентно ответил адвокат.

Сергей повернулся к Лагоеву.

— Артур Рафаилович, вы человек дела и знаете цену времени, — сказал он. — А потому сразу перейдем к делу.

Сергей достал фотографию и блокнот.

— Надеюсь, вы не будете отрицать факт знакомства с Гусевым, — сказал он, показав снимок.

— Разрешите мне посмотреть, — вмешался Бершман и протянул руку к фотографии.

Пока адвокат рассматривал снимок, Лагоев вызвал секретаршу. Это была немолодая женщина с белокурыми волосами, скромно одетая и в очках.

Никита с Сергеем не знали, что, увидев предыдущую секретаршу — девицу с подиума, ровным счетом ничего не смыслившую в секретарских обязанностях, — Анька поставила вопрос ребром: либо я, либо она.

— Чай, кофе? — спросил Лагоев у своих гостей.

Никита с Сергеем от всего отказались.

Лагоев отпустил секретаршу.

— Ну и что? — через минуту сказал адвокат. — Молодые люди сидят за столом. По-видимому, бражничают. И я не вижу здесь уважаемого Артура Рафаиловича.

— Он скромно сидит с краю за пиршественным столом, — сказал Сергей. — Это снимок тридцатилетней давности, но вы же понимаете, господин Бершман, семейный альбом господина Лагоева поможет нам проследить по годам, как видоизменялся ваш клиент.

— И что дальше? Осмелюсь предположить, что за давностью лет мой клиент успел забыть эту встречу и ее участников.

— С одним из них, то есть с Юнусовым, ваш клиент виделся не далее как вчера.

— Ну и что? — пожал плечами господин Бершман.

— И Юнусов до сих пор помнит ту вечеринку и ее участников.

— Это его решение. Очевидно, они были близкие ему люди. Но не моему клиенту, — сказал адвокат Лагоева, не выпуская инициативу из своих рук. — Артур Рафаилович — я предполагаю — принял участие в той вечеринке единственно потому, что был знаком с господином Юнусовым. Именно поэтому он был приглашен туда. Так что я не вижу ничего криминального в этой фотографии для моего клиента, какие бы преступления ни были предъявлены остальным персонажам снимка. Случайная встреча, случайный снимок.

— Эта, — с ваших слов «случайная», встреча имела далеко идущие последствия.

Сергей положил на стол блокнот.

— Обратите внимание; на первой странице блокнота список, пользуясь вашей терминологией, господин Бершман, бражников, И все это персонажи со снимка. А дальше идут разные даты и столбиком написанные цифры. Все они заканчиваются сокращением «руб.». Осмелюсь предположить, что все это написано рукой Артура Рафаиловича.

— Дайте-ка мне взглянуть, — сказал адвокат и протянул руку к блокноту.

— Пожалуйста.

Бершман пролистал несколько страниц и, пожав плечами, сказал:

— Опять-таки ничего криминального не вижу. Молодые люди были поклонниками преферанса и потехи ради вели записи.

— Среди поклонников преферанса трудно представить Рогова, Смагина и Лосева.

— Те резались в очко, — не задумываясь, ответил Бершман.

— А вас не смущают суммы?

— А почему они должны меня смущать?

— Г-н Лагоев, судя по ним, давно уже миллионер.

— Он и сейчас не бедный. А что касается этих сумм, так молодые люди льстили себе и не проставляли в них запятых. И должно быть тридцать рублей пятьдесят копеек вместо написанных здесь тридцати тысяч пятисот рублей. Вот и весь секрет.

— И все почему-то в плюсе.

— А зачем расстраивать друзей минусами?

— А разыгранных денег нам едва хватало на то, чтобы купить пива на всех, — вставил Лагоев и получил благосклонный кивок от господина Бершмана.

— Значит, вы признаете знакомство с Гусевым? — спросил Сергей.

— Шапочное.

— Больше вам признаться не в чем?

— Абсолютно не в чем, — за Лагоева ответил адвокат с торжествующей миной победителя.

— Понятно. Кстати, когда у вас свадьба?

— Вы хотите преподнести мне сюрприз?

— Не более того, что вы приготовили себе много лет назад.

Бершман вздохнул.

— Молодой человек, если б вы знали, сколько раз я был свидетелем подобных угроз.

— Согласен: грозить не дело. Но подписку о невыезде я с вашего клиента возьму для выяснения всех обстоятельств нападения на Хмельнова Никиту Константиновича. И потому еще, что вас, господин Лагоев, связывали весьма сомнительные отношения с Гусевым, который находится под следствием.

— Узнаю склонность милиции… пардон, полиции… во всем видеть криминал. Если молодой человек перекидывался в картишки — и заметьте, не в общественном месте — и опрометчиво оставил записи об этом, так уж ему готовы вменить это в преступление, а ведь столько лет уже прошло. И это не мешает вам бросать тень на кристально честного бизнесмена. И благодетеля.

— Кого же он облагодетельствовал? — удивленно спросил Никита.

— На свои деньги он содержит два затухающих издания, чтоб они не затухли совсем. Они же начнут кампанию в поддержку своего благодетеля от происков завистников в полиции.

Лагоев скосил глаза на Никиту и сказал:

— Насколько я понимаю, вы теперь служите в полиции?

— Совершенно верно.

— Рад за вас. Вы наконец нашли свое истинное призвание. И кстати сказать, я учел замечания в вашей анонимной статье и провел ревизию с аудитом. Изъял продукцию недобросовестных поставщиков и устранил недостатки. Ваши сбитые с толку осведомители вам это подтвердят.

— На этом мы вас больше не задерживаем, господа, — закончил аудиенцию господин Бершман.

От Лагоева они поехали к Кораблеву.

Юрий Викторович Кораблев не сразу открыл дверь, а когда открыл, их окатило волной перегара. Никита подумал, что Кораблев пьет с приятелями с тех пор, как он был здесь.

Но хозяин оказался дома один, зато на кухне выстроилась батарея бутылок.

— Под наркозом. Может, все выложит? А то несговорчивый, — тихо сказал Никита в коридоре.

На кухне Юрий Викторович повертел головой, как будто соображал, где находится, и поставил чайник на плиту.

— Выпьем, — сказал он на привычном ему языке. — Только к чаю ничего нет.

— А мы не чай пить пришли, — ответил Сергей.

— Как знаете, — сказал хозяин дома и загасил конфорку. — Что вам надо?

— Нужна ваша помощь.

— Это ж надо! Полиция пришла просить помощи у пострадавшего.

— Это как же вы пострадали? — спросил Сергей.

— Брата моего убили. Скоро будет четверть века, как его не стало.

— Готовитесь к знаменательной дате?

— Не шути так, начальник, — зло глядя на Сергея, сказал Юрий Викторович. — Не надо. Видно, не знаешь, как остаться без единственного близкого тебе человека.

— Извините, — сказал Сергей. — Как это случилось?

— Неужто милиция… пардон, оговорился, теперь вы полиция, решила возобновить следствие?

— Нет, этого я утверждать не стану. Но может оказаться так, что наше расследование поможет раскрыть и другое преступление.

Юрий Викторович посмотрел на Никиту и сказал:

— Так вы о Смагине? Понятно.

— Вы хорошо его знали?

— Брат его хорошо знал. А я тогда салагой был.

— Вы подозреваете Смагина в убийстве вашего брата?

— Подозревать можно кого угодно. А знать нужно точно. Их там целая банда была. Действовали нагло, в открытую. Приходили и требовали денег. Иначе череп проломят.

— Кто входил в эту банду? Помимо Смагина и Рогова. Ныне убитых.

— А я почем знаю, — буркнул Юрий Викторович и отвел глаза.

Никита с Сергеем ему не поверили.

— Что вы знаете о Лагоеве? Юнусове?

— То же самое, что все. У Лагоев универсам. У Юнусова, говорят, автомастерская.

— Они были в той банде?

— В какой?

— Извините. В той, что убила вашего брата.

Кораблев долго и пристально смотрел то на Сергея, то на Никиту.

— Может, в самом деле появились честные, непродажные менты?

— Они всегда были, Юрий Викторович.

— Только не говорите мне про Вязова.

— Почему?

— У него была полная картина на всю эту мразь. Только он использовал ее не по назначению.

— Получил откат и замял дело?

— Не знаю. Меня при этом не было.

— И это ему не сошло с рук?

Кораблев, прищурившись, посмотрел на Сергея.

— Не ищи начальник там, где искать нечего. Я не при делах.

— Юрий Викторович, мы не за тем пришли, чтобы вас в чем-то обвинять, — поднимаясь, сказал Сергей. — Мы надеялись на вашу помощь в раскрытии убийства вашего брата.

Никита с Сергеем были у двери, когда с кухни донесся голос:

— Стойте. Я дам вам улику. Только имейте в виду — это копия. Оригинал всегда будет со мной.

Это была кассета. Они прослушали ее в Управлении.

Светлана наконец дождалась своего часа.

Все дни до этого Никита приходил домой поздно, ужинал и ложился спать. На этот раз он пришел рано — то есть в семь часов вечера, как будто вернулся с нормальной офисной работы, — и пришел в приподнятом настроении.

Светлана сказала без обиняков;

— Или ты мне все расскажешь, или я с тобой развожусь.

— А как насчет ужина?

— Он еще не готов. Приходить надо вовремя. В одиннадцать, а не в такую рань.

— Ну хотя бы пару бутербродов. С утра не было маковой росинки.

— Ты начни, а там видно будет.

— С чего начать?

— Мог бы не спрашивать. С самого начала.

Никита начал спокойным деловитым тоном, но потом увлекся и забыл про бутерброды. Светлана слушала его, не отрываясь.

— Так по снимку нам удалось установить всех членов банды. Это были не обычные рэкетиры. Они были налетчики. По молодости лет казались себе залихватскими парнями. Что называется, в тренде. То было время крутых отморозков. И они были среди них не последними. Роли в банде были расписаны. Гусев, Лагоев, отчасти Юнусов обмозговывали дело, выбирали жертв в среде мелкого и среднего бизнеса.

— А большой бизнес они обходили стороной?

— Еще бы. Там были свои быки. Враз уши отобьют и кости переломают.

— Ну и словечек ты поднабрался.

— А что делать? Специфика работы.

— Ты работаешь по связям с общественностью. Не забывай об этом и говори нормальным языком.

— Об этом потом, — сказал Никита. — Продолжаю. Так вот, дело у них было поставлено следующим образом: выбиралась жертва и совершался наезд: клади на стол бабки или сделаем уродом. Покалечим, печень, почки отобьем. И тому подобное. Первая жертва у них была сакральная. В избиении приняла участие вся банда. А в дальнейшем только те, что считались в ней бойцами. Это Смагин, Лосев и Рогов. Рогов был у них слабым звеном.

— Что так?

— Жалостливый был. Его приходилось постоянно подстегивать. Об этом мы узнали потом. А пока нам известна была банда, и неизвестны были ее преступления. Мы с Сергеем перекопали архив. И никаких следов Гусева, Лагоева и иже с ними. Так продолжалось до тех пор, пока я не вспомнил про Кораблева.

— Помню. Ты немного о нем рассказал.

— Ну да. Мы его заподозрили в убийстве следователя Вязова. Уж больно недоволен он был тем, как тот вел следствие.

— Такой ни при чем оказался?

— Да.

— Ну и хорошо, — облегченно вздохнула Светлана. — А то мне его так жалко было. Лишился единственной опоры в жизни.

— Именно его брат стал сакральной жертвой. Но он чудом выжил после побоев и успел сделать главное. То, что раскололо этих ублюдков..

— Не говори что! — воскликнула Светлана. — Я сделаю тебе бутерброды.

Она ушла на кухню.

Вернулась Светлана через пять минут и принесла два бутерброда с семгой и два с ветчиной.

— Сейчас будет кофе готов.

— Так я потом не усну.

— Зато все расскажешь.

Пока Никита ел, Светлана не сводила с него влюбленных глаз. В них были нежность и привязанность.

Никита протянул к ней руки и сказал:

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. Но не отвлекайся.

— Так вот, брат этого Кораблева наговорил на диктофон все, что с ним произошло и дал подробное описание своих истязателей. Они явно не собирались оставить его в живых и обращались друг к другу чуть ли не открытым текстом. По весьма прозрачным кличкам: Лось, Арик, Рогалик, Гусь и Юнус.

— А кто такой Арик?

— Артур Лагоев. Два дня спустя Виталий Кораблев — так звали этого несчастного бизнесмена — скончался. Было открыто дело. Брат покойного, озлобленный донельзя, уже спустя несколько дней начал донимать следователя, поскольку решил, что тот действует недостаточно активно. И параллельно начал собственное расследование. Он помогал своему брату в бизнесе и имел выход в эту среду. Первым он докопался до Смагина и передал необходимую информацию следаку.

— И того арестовали?

— Как бы не так. Дело зависло.

— А… Ну понятно, — сказала Светлана.

— Вот именно. То же самое понял и брат покойного Кораблева. И не успокоился по сей день. С маниакальной страстью он до сих пор разыскивает всех, кто мог пострадать от банды. У него собралась целая картотека. Ему удалось вычислить Рогова, Смагина, и Лосева.

— Но первые два погибли.

— Зато Лосев остался. Его сразу опознали свидетели, список которых нам дал Кораблев. С наездами на бизнесменов все стало ясно. Остались убитые Рогов и Смагин, Кто убил их? Ответ напрашивался сам собой — Гусев. У него был кастет, которым уж точно убили Рогова. Но он ни в какую не хотел признаться.

— Упертый.

— Еще какой. Хуже оказалось другое. У него было алиби! В ночь убийства того и другого он проводил время в обществе дамочки, Валентины Грачевой, связывавшей с ним матримониальные планы.

— Ловелас Владимир Михайлович! Кто бы мог подумать. Хотя постой… Что-то в нем было такое.

— Конечно, было. Только его контингентом были дамы старше сорока. Иначе бы тебе пришлось испытать на себе его обаяние.

— Слава богу, пронесло. Так кто же убийца?

Светлана затаила дыхание. Никита молчал. Светлана не выдержала.

— Ну?

— Гусев….

— Как так?! У него же алиби!

— Не спеши. Дай мне сказать до конца. Так вот, он неожиданно для нас пошел на сделку со следствием и сдал…

— Кого?

— Лагоева. От него он получил замазанный кастет, которым должен был разобраться со мной.

— Ну хорошо. Теоретически я могу понять Лагоева. Ты достал его своими настойчивыми призывами разобраться с убийствами Смагина и Рогова. Тем более что свежа еще была память о твоей статье про его универсам. А Гусеву зачем это надо было?

— Лагоев обещал ему купить квартиру и уладить паспортные дела. Не знаю, как он собирался это сделать. Прежний начальник паспортного стола, через которого Гусеву еще в конце восьмидесятых оформили первую прописку в нашем городе, давно отошел в мир иной. Но ты сама понимаешь — обещать не значит сделать. Итак, замазанный в двух убийствах кастет оказался в руках Гусева. Чтобы закрыть тему с наездами на меня, скажу, что на Болтовском шоссе на меня наехал Лосев с грузчиками с его склада. Вот там все было серьезно, но, слава богу, обошлось. За этим тоже стоял Лагоев. После той неудачи эстафетная палочка перешла к Гусеву.

— И он расчетливо пошел в признанку, — сказала Светлана.

— Во какие слова ты стала употреблять. Признанка.

— С кем поведешься, оттого и наберешься.

— Учту при выборе слов. А пока продолжаю. Как ты верно определила, он расчетливо пошел в признанку. Одно дело было идти под суд за нападение на меня — при том, что ситуация весьма щекотливая, — и другое дело оказаться под судом, когда за тобой тянется цепочка преступлений. Тогда уже все выглядит иначе. А в суде, глядишь, учтут чистосердечное признание и сделку со следствием. А дальше, вслед за ним Юнусов с Лосевым принялись все валить на Лагоева. Так он оказался паровозиком, остальные вагончиками. Он был инициатором создания банды, намечал жертвы, он же убил Смагина с Роговым.

— Но Лагоев наверняка заявил, что его оговорили.

— Естественно. Вот тогда нам с Сергеем пришлось повозиться, чтобы все доказать. Как ты знаешь. Кочки находятся на приличном расстоянии от города, и пешком туда не добраться. Мы опросили всех водителей автобусов в дни убийства Смагина и Рогова. Никто Лагоева не опознал. Его личный шофер тоже не отвозил в деревню хозяина. У него было алиби на эти дни. И тогда нам удалось найти таксистов, которые отвозили Лагоева туда, и отвозили очень поздно вечером. И что было хуже всего для Лагоева, в тот день, когда он разобрался с Роговым, таксист решил разжиться самогонкой в деревне и пошел следом за своим пассажиром и видел его и обществе Рогова и слышал угрозы Лагосва. Он требовал фотку и блокнот.

— Какой блокнот?

— В котором Лагоев записывал поступления в общак от распотрошенных бизнесменов. И вот здесь мы возвращаемся к началу истории, К следаку Вязову. У него было все необходимое, чтобы накрыть банду. Но он этого не сделал. Он дал ей время опериться и побольше выпотрошить денег из бизнесменов, а потом явился шантажировать собранными показаниями.

— Вот негодяй! И правильно, что его убили.

— Не принимай ни одну из этих двух сторон. Те и другие — преступники.

— Значит, Лагоев и компания откупились общаком?

— Вроде как. А спустя несколько дней Вязова убивают. И надо же было такому случиться, что как раз в это время к нам приехала комиссия из Москвы. Слишком много нареканий было на работу местной милиции. Бандиты испугались не на шутку и бросились в бега. Рогов не вылезал из Кочек, где жил у бабки. А Смагин и Гусев мотались по стране долгие годы. Порознь. На прощание Смагин подарил Лагоеву тот самый кастет.

— В память о лихих делах?

— Сомневаюсь. Скорее всего, чтобы потом, если что, все валить на Артура Рафаиловича. Это было в его стиле. Подставлять других.

— А на что же они жили? Смагин и Гусев.

— Гусев стал профессиональным альфонсом, а Смагин воровал, грабил, сидел. И снова воровал, грабил, сидел. Если ты помнишь, он еще в первый раз на зоне сдружился с Гусевым, а с Роговым дружил с детства, и Рогов стал у них своего рода почтовым ящиком. Через него они поддерживали связь.

— А Смагин, Юнусов и Лагоев?

— Они остались в городе. Притихли. Вроде как залегли на дно. Со временем Смагину опостылели отсидки, и он последовал примеру Гусева — подыскал себе Анну Тимофеевну. И все бы так и закончилось мирно и тихо, если бы в одну из редких вылазок в город Рогов не узнал, что Лагоев расцвел, обзавелся универсамом, Юнусов — автомастерской и Лосев тоже не бедствует, и сообщил об этом Смагину и Гусеву. Подельники вмиг смекнули, в чем дело, и объявились у нас в городе шантажировать Артура Рафаиловича.

— Ты хочешь сказать, что Лагоев обзавелся универсамом на деньги из общака?

— Именно. Мы с Сергеем проверили по реестру: как раз в то время он стал его собственником.

— А как же Вязов?

— Очень просто. Лагоев застрелил его.

— Надо же! И вы это доказали?

— Естественно. В его доме мы нашли тот самый пистолет.

— С убийством Вязова мне понятно. А вот что касается Смагина, Рогова и Гусева, не проще было от них откупиться? Как с Юнусовым и Лосевым.

— Не смог. Смагин захотел доли в универсаме. Ни много ни мало пятьдесят один процент. Он же подбил Лосева тоже затребовать долю в универсаме, но уже двадцать процентов. С учетом того, что у него уже был склад. Любопытной была мотивировка: они — Смагин, Рогов и Лосев — выбивали деньги и всем рисковали, тогда как Лагоев, Гусев и Юнусов оставались в тени и ничем не рисковали.

— Определенная логика есть.

— Ну ты же сама понимаешь, что Лагоев на такое не мог согласиться.

— Понимаю. А еще я надеюсь, суд воздаст всем по заслугам, — вздохнула Светлана.

— А то нет, — сказал Никита и вышел на кухню.

Вернулся он с бутылкой шампанского.

— Это в честь чего? В честь раскрытого преступления? Вот и отлично. У меня уже утка готова.

— И не только.

— Что не только?

— Есть еще один повод для шампанского.

— Какой?

— С сегодняшнего дня я официально переведен в оперы.

— Что?! — Светлана всплеснула руками, — Но ведь Сергей обещал мне для тебя спокойную работу с общественностью. Никак не опером.

— Светик, спокойной работы с общественностью не бывает.

— Вот и полагайся на вас, мужиков. Ладно, иду за уткой.