Искушение Эльминстера

ПРОЛОГ

Меч обрушился, чтобы нанести смертельный удар. Куст роззеля не защищался, только издал сильный глухой звук, когда закаленная сталь прорезала его. Колючие сучья упали с сухим треском, нога в сапоге соскользнула, и раздался тяжелый грохот, за которым, когда трое искателей приключений одновременно затаили дыхание, последовала напряженная тишина.

— Амандарн? — спросила одна из них, когда больше не могла держать язык за зубами. Ее голос был резким от дурного предчувствия. — Амандарн?

Имя эхом отразилось от стен руин — стен, которые казались словно настороженными... и ожидающими. Все трое пробирались вперед по рыхлым обломкам, держа оружие наготове, бросая взгляды то туда, то сюда в поисках характерной темной ленты змеи.

— Амандарн? — снова раздался крик, более низкий и дрожащий. Ловушка может быть где угодно, или притаившийся зверь, и...

— Боги прокляните эти камни и шипы... И сумасшедших нетерезских строителей тоже! — голос, более раздраженный, чем страдающий от боли, слегка приглушенно прорычал откуда-то впереди, где земля уступала место темноте.

— Не говоря уже о еще более сумасшедших ворах! — прогремела в ответ женщина, которая так тревожно звала. Ее голос был громким и теплым от облегчения.

— Перераспределители богатства, Нуресса, с твоего позволения, — обиженно ответил Амандарн, когда камни сдвинулись и загремели вокруг его копающих рук. — Термин «вор» —такое вульгарное, ограничивающее карьеру слово.

— Как слово «идиот»? — хрипло спросил третий голос. — Или «герой»? Его грубость была похожа на издевательское рычание поверх тонов жидкого бархата.

— Айриклаунаван, — строго сказала Нуресса, — мы уже говорили об этом, не так ли? Оскорбления и провокационные комментарии предназначены для тех случаев, когда мы бездельничаем у огня, в безопасности дома, а не посреди гробницы какого-нибудь смертоносного колдуна с неизвестными нетерезскими заклинаниями и призраками-хранителями, снующими вокруг нас.

— Мне показалось, я услышал что-то странное, — добавил глубокий, грубый четвертый голос со смешком. — Должен сказать, что призраки снуют гораздо громче, чем во времена моего отца.

— Хммм,— едко ответила Нуресса, протягивая длинную бронзовую мускулистую руку в темноту, чтобы поднять все еще сопротивляющегося Амандарна на ноги. Острие гигантского меча в ее другой руке ни на мгновение не дрогнуло и не опустилось. — Сверхумные дварфы, как я слышала, — добавила она, более или менее подняв перераспределителя богатств в воздух, как довольно тонкий рюкзак, — умирают так же легко.

— Где ты слышишь такие вещи? — спросил Айриклаунаван легким, сардоническим тоном насмешливой зависти. — Я должен пойти туда выпить. — Айрик,— предостерегающе прорычала Нуресса, опуская вора на землю.

— Скажи, — взволнованно прокомментировал Амандарн, взмахнув рукой в черной перчатке, призывая к тишине. — В этом есть что-то особенное! Мы могли бы назвать себя… «Сверхумный Дварф»!

— Мы могли бы, — сухо сказала Нуресса, опуская свой меч и складывая руки на крестовине. Было очевидно: то, что скрывалось в этом склепе — или мавзолее, или чем бы это ни было, зияющем темным и угрожающим прямо перед ними — больше не спало и было предупреждено. Необходимость в спешке исчезла, а шанс скрытности исчез навсегда. Мускулистая женщина-воин прищурилась на солнце, прикидывая, сколько осталось до конца дня. Ей было жарко в своих доспехах... по-настоящему жарко, впервые с прошлого урожая. В миртуле года Пропавшего Клинка был неожиданно теплый день, и четверо искателей приключений, карабкающихся в море разбитых каменистых обломков, потели под слоем густой пыли. Самый низкорослый, и крепкий из них весело усмехнулся и сказал своим грубым, надломленным трубным голосом:

— Я едва ли могу уклониться от своего врожденного долга быть дварфом —так что вам остается быть «сверхумными». Но, клянусь богами, я сомневаюсь, что даже втроём вы осилите...

— Хватит, — сказал эльф, стоящий рядом с ним, голосом таким грубым, как у любого дварфа. Я не в восторге от этого названия, и мне не нужно шуточное имя. Как мы можем гордиться...

— Ты имеешь в виду, расхаживать с важным видом, —пробормотал дварф.

— прозвищем, от которой наверняка устанем самое большее через месяц? Почему бы не что-нибудь экзотическое, что-нибудь... — он махнул рукой, словно призывая вдохновение, и, мгновение спустя, на него снизошло, — Что-нибудь вроде Стальной Розы.

Последовал момент задумчивого молчания, которое Айриклаунаван мог расценить как нечто вроде победы, прежде чем Фолоссан снова усмехнулся и спросил:

— Ты хочешь, чтобы я выковал несколько цветов для нас? Пряжки для ремня? Гульфики?

Амандарн перестал растирать свои синяки и сухо спросил:

— Тебе обязательно все превращать в шутку, Лоссум? Мне нравится это название.

Женщина в вороненых доспехах, которая возвышалась над ними всеми, медленно сказала:

— Но я не знаю, что мне нравится, сэр Вор. Меня называли примерно так же, когда я была рабыней, благодаря порке за мое непослушание. «Стальная роза» — это рубец, оставленный хлыстом со стальной колючей проволокой. Веселый гном пожал плечами.

— Это делает «Розу» дурным названием для группы смелых и опасных авантюристов? — спросил он.

Амандарн фыркнул при этом описании. Губы Нурессы сжались в тонкую линию, которую остальные научились уважать.

— Работорговец, который делает стальные розы, считается неосторожным с кнутом или неспособным контролировать свой характер. Такой рубец снижает ценность раба. У хороших работорговцев есть и другие способы причинять боль, не оставляя следов. Так что мы заявим, что беспечны и не в состоянии контролировать себя.

— Тогда мне кажется еще более подходящим, — сказал дварф ближайшей каменной колонне, затем отпрыгнул назад со сдавленным ругательством, когда она треснула поперек, и большой осколок камня обрушился на него, прорвавшись сквозь внезапный шквал напряженно поднятого оружия. В тишине клубилась пыль, но больше ничего не двигалось. После казавшейся невероятно долгой паузы, Нуресса опустила свой клинок и пробормотала:

— Мы потратили достаточно времени на еще один глупый спор о том, как себя называть. Пусть об этом будет сказано позже. Амандарн, ты искал для нас безопасный путь в твою...

— «Ожидающую гробницу», — мягко пробормотал Фолоссан, застенчиво улыбаясь под внезапной тяжестью трех мрачных, раздраженных взглядов.

Почти в полной тишине вор двинулся вперед, расставив руки для равновесия. Его ботинки на мягкой подошве цеплялись за камни. Примерно в дюжине шагов впереди лежало темное и зияющее отверстие в стене каменной громады с разбитым шпилем, которая когда-то была сердцем могучего дворца, но теперь стояла как заброшенный и забытый коттедж среди покосившихся колонн и груды обломков, опоясанных папоротником. Айриклаунаван сделал несколько шагов вперед, чтобы лучше наблюдать за медленным и осторожным продвижением Амандарна. Когда стройный, почти детского роста вор остановился прямо перед разрушенными стенами, чтобы осторожно выглянуть вперед, эльф в темно-бордовой мантии прошептал:

— У меня плохое предчувствие по этому поводу...

Фолоссан пренебрежительно махнул рукой и сказал:

— У тебя плохое предчувствие по поводу всего, о грубейший из эльфов. Нуресса заставила их обоих замолчать, когда Амандарн внезапно нарушил свою неподвижность, скользнув вперед и скрывшись из виду.

Они ждали. И ждали. Айриклаунаван прочистил горло так тихо, как только мог, но звук все еще казался поразительно громким даже ему. Жуткая, выжидающая тишина, казалось, повисла над руинами. Птица пересекла далекое небо без крика, взмахи ее крыльев словно отмеряли медленно текущее время.

Что-то случилось с Амандарном. Очень тихая гибель? Они ничего не слышали... И, по мере того, как тянулось напряженное дыхание времени, слышали все больше. Нуресса обнаружила, что медленно идет к дыре, в которую ушел Амандарн, хрустя сапогами по подвижным камням там, где вор прошел без шума, как падающий лист. Она пожала плечами и взвесила в руках меч. Прятаться было для других. Она была почти в тени стен, когда что-то шевельнулось в ожидающей темноте впереди нее. Нуресса взмахнула клинком вверх и назад, готовая злобно рубануть, но лицо, ухмыляющееся ей из мрака, принадлежало Амандарну.

— Я знал, что ты злишься на меня, — сказал вор, глядя на ее поднятую сталь, — но я и так достаточно невысок, спасибо.

Он ткнул большим пальцем в темноту позади себя.

— Это действительно гробница, старая и испещренная рунами. Они, вероятно, говорят что-то вроде «Зурмапиксапетил, маг Нетерила, спит здесь», но чтение старого высшего нетерезского, или как там это правильно называется, это больше умение Айрика, чем мое.

— Есть стражи? — спросила Нуресса, ни на мгновение не отрывая глаз от тьмы за Амандарном.

— Я ничего такого не видел, но светящийся клинок довольно тусклый...

— Безопасно бросать факел?

Вор пожал плечами.

— Должно быть. Все сделано из камня.

Не говоря ни слова, Нуресса протянула за спину руку в перчатке. Через несколько минут борьбы Фолоссан вложил в нее зажженный факел. Воительница посмотрела на него, опустила челюсть в безмолвной благодарности и бросила.

Пламя взметнулось-взметнулось-взметнулось в темноту. Свет факела погас, когда он приземлился, затем восстановился и снова ярко заплясал. Нуресса шагнула вперед, полностью загораживая путь, и просто спросила:

— Ловушки?

— Ни одной рядом со входом, — ответил Амандарн, — и не похоже на то, что мы их найдем. Еще… Мне не нравятся эти руны. В рунах можно спрятать все, что угодно.

— Это верно, — тихо согласился дварф. — Ты довольна, Несса? Собираешься отойти в сторону и впустить нас или будешь играть в закрытую дверь до наступления темноты?

Женщина в доспехах бросила на него испепеляющий взгляд, затем молча отступила в сторону и изобразила величественный приглашающий жест. Фолоссан опустил голову и прошмыгнул мимо, не решаясь шуметь. По обыкновению мрачный Айриклаунаван шел по пятам, двигаясь вперед с плавной грацией и высоко придерживая бордовую мантию, чтобы не споткнуться. Не годилось запинаться и беспомощно падать в могилу, где могла скрываться любая змея или другой враг. Амандарн не отставал. В раздраженном молчании Нуресса смотрела, как они проносятся мимо, и покачала головой. Неужели они думали, что это какая-то увеселительная прогулка?

Она следовала более осторожно, высматривая двери, которые захлопнуться и заточить их, ловушки, которые Амандарн мог пропустить, даже каких-то притаившихся врагов, до сих пор незамеченных.…

— Боги на своих сверкающих тронах! — Фолоссан ахнул где-то впереди. Он превратил проклятие в медленную, размеренную кирпичную кладку благоговения, построив стену крайнего изумления, которая, казалось, эхом разнеслась по темной комнате гробницы всего на мгновение, прежде чем что-то поглотило ее.

Нуресса плечом проложила себе путь из солнечного света, держа меч наготове. Не стоит доверять им кричать предупреждения об опасности, если хочешь понять, что происходит.

Комната была высокой, пыльной и темной, факел умирал медленной, угрюмой смертью в ее сердце. Там было пространство с каким-то круглым рисунком на плитках пола, обрамленное четырьмя гладкими колоннами из темного камня, которые поднимались от пола к высокому невидимому потолку. Далеко за этими все более слабыми языками пламени поднимались темные ступени, увенчанные тем, что могло быть только гробом кого-то великого и важного — или настоящего великана, настолько велик был массивный черный камень, испещренный глубокими изумрудно-зелеными пятнами. Его изгибы переливались золотыми рунами, которые вспыхивали в такт пульсации угасавшего света факела. Две пустые жаровни, выше нее ростом, стояли по бокам этого возвышения, и над ними висели покрытые пылью концы того, что выглядело как занавес из кольчуги, но могло под пылью быть почти чем угодно, что драпировалось бы как ткань, неподвижно свисая с далекого, едва видимого потолка.

Грубый эльфийский маг, испуганный дварф и похожий на мальчишку вор созерцали не гробницу. Это было что-то другое, гораздо ближе и выше их. Нуресса бросила на него тяжелый взгляд, затем осмотрела все помещение гробницы, ища какой-нибудь другой вход или ожидающую опасность. Ничего из этого не было за острием ее сверкающего клинка, поэтому она опустила меч и присоединилась к общему пристальному взгляду. Высоко над ними, примерно в пятидесяти футах над землей, висело то, что могло быть пугалом и, возможно, когда-то было человеком. Два изношенных каблука, которые они могли видеть, стояли на пустоте, а над ними — скопление серой пыли размером с человека, такая густая, что казалась мехом, соединенная с потолком и стенами провисшими пыльными дугами паутины, которые, похоже, были толщиной с веревки.

— Когда-то, я думаю, это был человек, — пробормотал Айриклаунаван, озвучивая то, о чем они все думали.

— Пусть так, но что его там держит? —спросил Фолоссан. — Конечно, не эти сети ... Но я больше ничего не вижу.

— Значит, это магия, — неохотно сказала Нуресса, и все они медленно и торжественно кивнули в знак согласия.

— Кто-то, кто погиб в ловушке или дуэли заклинаний,— тихо сказал Амандарн, — или страж, который все эти годы ждал, во сне или нежизни, чтобы такие, как мы, вторглись?

— Мы не можем позволить себе рисковать, — хрипло сказал ему эльф. — Он вполне может быть магом, и он выше нас, где никто не может спрятаться от него. Отойдите все.

Группа искателей приключений, у которой не было названия, двигалась в четырех разных направлениях, каждый участник шел своим собственным путем через все более тускло освещенную комнату. Фолоссан рылся в своих объемистых заплечных сумках в поисках еще одного факела, когда Айриклаунаван поднял руки, сложил их в воздухе чашечкой, что-то пробормотал, а затем развел в стороны. Между руками что-то задрожало и замерцало на мгновение и вспыхнуло так ярко, что обожгло бы наблюдающий глаз, и пронзило темную пустоту, как шипящее лезвие. Заклинание рассекло воздух и все остальное, когда ударило по тому, что висело высоко вверху, обрушив тяжелый дождь удушливой пыли. Комья серого меха падали как тающий снег с высоких ветвей, пока четверо искателей приключений кашляли и вытирали глаза и носы, качая головами и отшатываясь назад.

Что-то мелькнуло рядом, в нескольких местах. Изо всех сил пытаясь очистить слезящиеся глаза от пыли и увидеть, четверо искателей приключений не могли не заметить две вещи сквозь клубящуюся пыль: ноги в сапогах наверху все еще были точно там, где они были, и мерцание было пульсирующими огнями, быстро бегущими вверх и вниз по четырем каменным столбам.

— Он двигается! — внезапно крикнул Айриклаунаван, указывая вверх. — Он двигается! Я ...

Остальные его слова потонули во внезапном скрежещущем, грохочущем шуме, от которого задрожали плитки пола под их ботинками. Свет, танцующий на колоннах, внезапно вспыхнул ярче, отражаясь от четырех напряженно поднятых клинков. Каменные облицовки на всех колоннах соскользнули в пол, оставив после себя отверстия, которые тянулись по высоте колонн. Что-то заполнило эти отверстия, лишь смутно видимое, когда сияние угасло, оставив на полу только рубиновые огоньки факела. Фолоссан нырнул за факелом, сильно дуя на него и с каждым вдохом кашляя от кружащейся пыли. Он поднес новый факел к старому и подул туда, где они встретились. Остальные с подозрением разглядывали то, что заполняло каналы от пола до потолка в колоннах. Это было что-то бледное и блестящее, извивавшееся в каналах, как личинки, ползающие по трупу. Жемчужно-белый здесь, серовато-коричневый там, как рис, блестящий под прозрачным соусом, но расширяющийся наружу, словно сгибаясь и растягиваясь после долгого заточения. Новый факел вспыхнул, и в только что вспыхнувшем свете Нуресса увидела достаточно, чтобы быть уверенной.

— Лоссум, убирайся оттуда! — крикнула она. — Все вы! Назад — вон из этого места — сейчас же!

Она отчетливо видела, как бледная плоть отслаивается и морщится, обнажая серо-зеленый глаз... И был еще один, и третий. Это были леса глазных стеблей!

И единственными известными ей существами, у которых было много глаз на стеблях, были созерцатели, легендарные тираны со смертоносным взглядом. Остальные знали те же истории и теперь бежали к ней сквозь оседающую пыль, забыв все мысли о разграблении гробниц и нагруженных мешках с сокровищами.

Нуресса видела, что позади спешащих искателей приключений глаза моргнули, ожили и начали фокусироваться.

— Быстрее! — взревела она, втянув в себя достаточно пыли, чтобы ее следующие слова превратились в карканье. — Торопитесь... или умрете!

Сияние внезапно окружило один глаз, затем другой — и вспыхнуло лучами золотого света, которые пронзили пыль, раздвинув ее, как дым, опаляя пятки спешащего Фолоссана и стену рядом с Айриклаунаваном. Амандарн пронесся мимо Нурессы, источая страх, и женщина-воин прижалась к стене, чтобы не загораживать проход двум другим своим отчаянно спешащим спутникам. Эльф, а затем дварф с грохотом пронеслись мимо, непрерывно ругаясь, но Нуресса не сводила глаз с колонн. Теперь в ее сторону смотрели четыре колонны бодрствующих и настороженных глаз, вокруг многих из них росло сияние.

— Боги, — выдохнула она в полном ужасе. — О, пусть они будут закреплены здесь и не могут преследовать.…

Рубиновый луч света из одного глаза ударил в Нурессу, и она увернулась. Искры полетели по лезвию ее меча. Внезапный жар опалил ее ладонь. Когда дюжина золотых лучей понеслась к ней сквозь пыль, она вскинула клинок над головой и вышвырнула за спину, прочь из комнаты. Затем, продолжив движение, развернулась, чтобы сломя голову броситься за ним в поисках безопасности. Что-то взорвалось возле ее левого уха со звуком, похожим на раскат грома. Камни начали падать нескончаемым потоком.

Это странно — стоять на воздухе, не твердом, как камень, и не податливом, как дерн. В сухой и пыльной темноте ... Где, во имя сладких поцелуев Мистры, он был? Память текла вокруг него как река, скрывая его от безумия так долго, что теперь не давала ответов. В его конечностях было покалывание. Великая сила обрушилась на него всего несколько мгновений назад. Должно быть, в его сторону было брошено заклинание... Значит, враг должен быть рядом. Его глаза, так долго сухие и застывшие на месте, не поворачивались в глазницах, поэтому ему пришлось повернуть голову. Шея оказалась жесткой и застывшей в своей позе, поэтому он повернул плечи и все тело, пока стены медленно проплывали мимо, и пыль осыпалась с него клочьями, веревками и огромными комьями.

Стены двигаются… он тонул, оседал в воздухе, освобожденный от... чего? Что-то заточило его здесь, несмотря на то, что он ловко передвигался по воздуху, избегая ловушек и охранных заклинаний. Что-то ухватилось за магию, удерживающую его в воздухе, и вцепилось в нее, как в кандалы, удерживая его неподвижным в темноте. Должно быть, прошло очень много времени.

И все же что-то разрушило ловушку заклинания, разбудив его. Он был не один и он спускался, хотел он того или нет, направляясь к... чему? Он напряг зрение и обнаружил, что со всех сторон на него смотрят глаза. Злобные глаза, расположенные в колоннах бледных глазных стеблей, которые танцевали и покачивались с медленной грацией, следя за его падением. Вокруг них росло сияние.

Какой-то странный созерцатель? Нет, некоторые из стеблей были темнее, толще или больше, чем другие... Это были глазные стебли созерцателей, все верно, но от многих разных созерцателей. А сияние, конечно, могло причинить ему только вред. Он все еще чувствовал себя странно... отстраненным. Не настоящий, не здесь, но все еще плавающий в потоке воспоминаний, которые называли его… Эльминстер, Избранный — по крайней мере, один из —Мистры, темноглазой леди всей магии. Ах, тепло и чистая сила серебряного огня, который тек через нее и выходил из нее, изливался из ее рта, соединялся с его, бурлил, опалял и прожигал свой мучительный, волнующий путь через каждый дюйм его тела, вытекая из носа, ушей и самых кончиков пальцев.

Свет вспыхивал и мелькал, и Эльминстер почувствовал новую агонию. Его пересохшее горло изо всех сил пыталось зарычать, руки бесконтрольно хватали воздух, а внутренности казались горящими и в то же время легкими и свободными.

Он посмотрел вниз и обнаружил, что вокруг него бушует и шипит серебристый огонь, беспокойно выплескиваясь из его живота вместе с чем-то бледным, кровавым и вязким, что, должно быть, было его собственными внутренностями. Вспыхнул новый огонь, и жгучая боль и шипение отметили потерю его волос и кончика уха на правой стороне головы.

Гнев охватил его, и, не раздумывая, Эльминстер ударил, рассекая воздух серебряным огнем, который разлетелся брызгами и рассеял множество магических лучей на своем пути к атакующим глазным стеблям. Глаза растаяли, подмигивая, плача и мечась в бесполезном сиянии, искрящемся и мерцающем вокруг них. Эл, не терял времени, наблюдая за их разрушением, а повернулся, чтобы указать на другую колонну и опалить ее глаза сверху донизу. Он не знал, какая магия сохранила все эти отрезанные глазные стебли, но пламя Мистры могло разорвать любое Искусство и плоть как живых, так и нежити. Эльминстер повернулся, чтобы прожечь еще одну колонну сердитых глаз. Он все еще падал, его внутренности болтались перед ним, и с каждой вспышкой серебряного огня что-то за колоннами светилось в ответ. Рожденные глазами лучи смертоносной магии теперь всерьез разили его, слабея перед божественным огнем Мистры. Сердитое потрескивание и похожий на прибой растущий и стихающий рев высвобожденной магии бушевали по комнате, как зимняя буря, сотрясая давно не использовавшиеся конечности волшебника.

Последняя колонна глаз потемнела и умерла, опускаясь к полу и выплескивая темную грязь, которая отражала собственный поток жизненных жидкостей Эльминстера, пропитывающий плитку. Он вцепился в собственные внутренности, засовывая их обратно в себя руками, которые пылали серебряным пламенем, и все еще занимался этим, чувствуя тошноту и слабость, несмотря на пробужденную, бурлящую божественную силу, когда каблуки его ботинок наконец нашли что-то твердое. Он споткнулся, потерял равновесие, пошатнулся и чуть не упал, прежде чем твердо встал на ноги. Пыль снова закружилась вокруг него, сердито потрескивая, когда встретилась с бушующим серебряным огнем. За колоннами, руны, выгравированные на ступенях и саркофаге некоей гробницы, вспыхивали и потрескивали собственным пламенем, отражая каждый рев огня Мистры. Задыхаясь от охватившей его агонии, Эл приложил все усилия, чтобы залечить огромную рану в животе, не обращая внимания на последние несколько мерцающих глаз. Он надеялся, что струящийся серебряный огонь поймает и разорвет их заклинания прежде, чем ему причинят вред. Его кровь темным дождем пролилась на плитки во время спуска, и он чувствовал себя опустошенным и разорванным. Последний маг Аталантара зарычал в бессловесном гневе и решимости. Он должен был собраться с силами и выбраться из этого места, прежде чем накопленный серебряный огонь угаснет и подведет его, отступив, чтобы тепло обвиться вокруг его сердца и восстановиться. Что бы ни поймало его в ловушку раньше, оно вполне могло сделать это снова, если он задержится, и его нынешняя агония была вызвана только одним нападением глазного стебля. Он медленно повернулся, наклонился и, удерживая свои внутренности на месте, неуверенно двинулся туда, откуда исходил тусклый дневной свет. Серебряный огонь все еще лизал дрожащие пальцы. Глазные стебли вспыхнули свежими лучами хищной магии и опалили плитки пола в дюймах позади шаркающих ботинок Эльминстера. Запечатав последнюю свою огромную рану, он полоснул позади себя листом серебряного огня, защищая себя от новых атак. Позади него невидимые уцелевшие глазные стебли обмякли и потемнели в одно мгновение. И тут же руны на гробнице приобрели устойчивое, усиливающееся свечение. Маленькие огоньки мерцали среди металлической завесы над ним, поднимаясь и опускаясь, как любопытные, но возбужденные пауки, и вспыхивая все сильнее.

Эльминстер нашел выход к манящему свету, наполовину ожидая, что стрелы или клинки вонзятся в него, пока он все еще моргал от ослепительной яркости дня. Вместо этого он обнаружил только четыре испуганных лица, уставившихся на него поверх разрушенного остатка стены.

Он попытался окликнуть их, но все, что вырвалось, было сухим, сдавленным рычанием. Эл закашлялся, прочистил горло и попытался снова, выдавив что-то вроде всхлипа. Эльф за стеной поднял руку, словно собираясь произнести заклинание, но дварф и мужчина-человек, стоявшие по бокам от него, отбросили его руку в сторону. Последовал яростный спор и борьба.

Эл пристально посмотрел на четвертого искателя приключений — женщину, настороженно наблюдавшую за ним поверх исщербленного и оплавившегося острия огромного меча, в который не так давно ударила молния или что-то в этом роде, и сумел спросить:

— Какой… сейчас... год?

— Год Пропавшего Клинка, начало Миртула, — отозвалась она, затем, видя его усталое непонимание, добавила. — Семьсот пятьдесят девятый по Летоисчислению Долин.

Эл кивнул и махнул рукой в знак благодарности, спотыкаясь, чтобы прислониться к ближайшей колонне и покачать головой. Он исследовал эту гробницу — столетие назад? — стремясь узнать, как самые могущественные архимаги Нетерила встретили смерть. Какая-то коварная магическая ловушка так ловко поймала его, что он даже не заметил, как впал в стазис. Казалось, он годами висел, застыв, под потолком. Эльминстер Могучий, Избранный Мистры, Арматор Миф Драннора и принц Аталантара стоял в воздухе как удобный якорь для паутины, покрытый толстым слоем пыли и сетей.

Неосторожный идиот. «Изменится ли это когда-нибудь», — мельком подумал маг с ястребиным носом, — «доживи он до тысячи лет или больше?» Возможно, и нет. Ну что ж, по крайней мере, он знал, что он идиот. Большинство волшебников не заходят даже так далеко. Эл глубоко вздохнул, нырнул за колонну, когда увидел, что эльф смотрит на него и снова поднимает руки, и перебрал свои воспоминания. Там были заклинания, и вот это одно должно подойти. Ему предстояло увидеть новый мир и наверстать упущенное за десятилетия истории.

— Мистра, прости меня, — сказал он вслух, вызывая заклинание.

Ответа не последовало, но заклинание сработало так, как и должно было, подняв его в короткий водоворот голубого тумана и серебряных пузырьков, которые унесли его в другое место.

Внезапно фигура за колонной исчезла.

— Я мог бы достать его! — выругался Айриклаунаван. —Еще несколько мгновений, и...

— Ты мог бы убить нас в дуэли заклинаний прямо здесь, — прошипел Амандарн. — Разве мы не должны убираться отсюда? Этот человек был освобожден от того, как мы его нашли, эти глаза, выросшие из колонн... Что еще там пробуждается?

Фолоссан закатил глаза и сказал:

— Я правильно расслышал? Вор, уходящий от сокровищ? Перераспределитель богатства холодно посмотрел на него.

— Попробуй сказать это так, — ответил он. — «Спешить прочь от вероятной смерти в интересах выживания».

Дварф посмотрел на молчаливую женщину-воина рядом с ним.

— Несса?

Она испустила глубокий, полный сожаления вздох, затем быстро сказала:

— Мы бежим прочь, так быстро, как только можем на этих рыхлых камнях. Идем — сейчас же.

Она повернулась, мощная фигура в черных доспехах, и начала прокладывать себе путь между колоннами и обломками упавших стен.

— Мы всего в двадцати шагах от самой сильной магии, которую я видел за последние десятилетия, — запротестовал эльфийский маг, махнув рукой в темноту.

Нуресса повернулась, уперев руки в бока, и едко сказала:

— Послушай мое предсказание: это не только самая сильная магия, которую ты когда-либо видел. Это самая сильная, которую ты когда-либо увидишь, Айрик, если задержишься здесь подольше. Давай уйдем до темноты... и пока мы еще можем.

Она снова отвернулась. Фолоссан и Амандарн с сожалением посмотрели на зал, из которого сбежали, но последовали за ней. Эльф в темно-бордовой мантии выругался, сделал один страстный шаг мимо стены, словно собираясь вернуться в гробницу, затем повернулся, чтобы последовать за своими спутниками. Через несколько шагов он остановился и оглянулся. Вздохнул и продолжил свой путь, так и не увидев, что вышло из гробницы, чтобы последовать за ним.

Второй факел погас. В последовавшей почти полной темноте руны на ступенях гробницы вспыхнули как множество алтарных свечей. Откуда-то донесся ритмичный стук, словно от невидимого далекого барабана. Огни, мигающие и играющие в занавесе над темным каменным гробом, начали метаться, омывая каменную гробницу дождем искр, которые погружались в руны, к которым они прикасались, и заставляли маленькое пламя ненадолго вспыхивать из камня. Вместе с ними поднялся туман или легкий дымок, и слабое эхо, которое могло быть ликующим пением, на мгновение смешалось с глухим стуком. Руны вспыхнули ослепительным блеском, поблекли, полыхнули ослепительно ярко, а затем резко погасли, оставив все в темноте и тишине.

Тлеющие угли факела давали достаточно света, чтобы, если бы кто-нибудь был в гробнице, увидеть массивную крышку гроба, парящую прямо над его бортами. Сквозь промежуток между ними что-то просочилось из гробницы и закружилось по комнате.

Это был скорее ветер, чем тело, скорее тень, чем присутствие. Подобно холодному, звенящему вихрю, оно собралось и целенаправленно поплыло туда, куда манил солнечный свет. Живые существа, которые не так давно были в гробнице, все еще ходили... еще некоторое время.