Глава 21

10:00. 27 октября 2012 года. Центральный офис корпорации Гумилева.


Нет ничего отвратительнее Московских автомобильных пробок. И, хотя, весь цивилизованный и не очень цивилизованный мир периодически замирает в автомобильных пробках, московские — явление уникальное. Попадая в них, москвичи, традиционно незлобивые и покладистые люди, превращаются в злых, агрессивных, а порой не совсем адекватных существ. Желание проехать на «красный свет», выскочить на встречную полосу движения, а, главное, ни за что, ни при каких обстоятельствах не уступить дорогу, становится смыслом их существования во время движения по городу в «час пик». В результате — разбитые фары, поцарапанные крылья и отвратительное настроение на весь день.

Несмотря на то, что пятничное утро 27 октября радовало москвичей ярким осенним солнцем, а обилие не опавшей желто-оранжевой листвы украшало пространство вдоль дорог, настроение Кирилла Ивановича Ильина было отвратительным — он поддался на уговоры домочадцев и, прихватив сына, отправился на работу на автомобиле. Выехав из дома в 7 утра, они только к 10 подползали к зданию корпорации.

Сегодня Илюша должен был встретиться с Андреем Львовичем, и отец в глубине души надеялся, что и сыну найдется место в корпорации. Однако, когда он завел разговор на эту тему с Ильей, получил неожиданную отповедь.

— Пап, неужели ты не понимаешь, какая бы хорошая работа «на дядю» не была, она — «работа на дядю». Сейчас я сам себе хозяин. Да, может быть заработки у меня и меньше, чем в этой вашей корпорации, но я никому ничего не должен. Все, что заработаю, все мое. И отчитываюсь только перед своей совестью, — с некоторым пафосом заявил сын.

— У меня приятель есть, Сашка Кудрявцев, так вот, он обычно в таких случаях говорил: «Там, где у меня совесть была, теперь попа выросла», — недовольным тоном проворчал отец. Движение через пробки сделало Ильина-старшего нервным и раздражительным. Он очень переживал, что первая встреча его сына с главой корпорации сорвется по его, отцовской вине. Когда они, наконец, припарковались, уже было начало одиннадцатого.

Волновался Кирилл Иванович напрасно. Когда они с Ильей появились в приемной, секретарь Гумилева встала к ним навстречу и стала извиняться от имени шефа за то, что ему пришлось срочно уехать на незапланированную встречу.

— Андрей Львович просил Вас, оставить контактную информацию, чтобы переназначить встречу.

То, что ситуация разрешилась самым благоприятным образом, привела Кирилла в самое наилучшее расположение духа. На радостях он предложил сыну посмотреть его новый кабинет, когда еще будет такая возможность!

— Па, только недолго, дел по горло, — согласился Илья.

Не успели они дойти до ильинского рабочего места, как у Ильи зазвонил мобильный.

— Да, да. Нет, недалеко. Хорошо, скоро буду, — Илья убрал телефон и обернулся к отцу, — а теперь, веди меня по вашим лабиринтам обратно. Звонила секретарша твоего босса, он приехал и интересовался — могу ли я сейчас встретиться с ним? Я, конечно, согласился — не ездить же сюда каждый день.

Кирилл оставил сына у дверей приемной, а сам пошел в кофе-бар испить кофею.


Кабинет Гумилева.


Андрей отдавал себе отчет в том, что уделяет неоправдано много внимания отцу, а теперь и сыну Ильина. Тайна тайной, но работа превыше всего. Он сделал старшему Ильину невероятно щедрое предложение. Сейчас к нему придет сын и опять, как недавно перед встречей с Кириллом Ивановичем, Гумилев не представлял, о чем говорить с молодым человеком.

На сообщение секретаря о том, что Илья Кириллович ждет в приемной, Андрей коротко бросил: «Пусть войдет».

Прежде всего, Гумилева поразило, что сын Ильина при явном внешнем сходстве с отцом представлял собой совершенно другой типаж. В кабинет вошел деловой человек, для которого визит к олигарху был не посещением «начальствующего кабинета», а «отрывающее от дел» вынужденное мероприятие, дань вежливости. Одет он был неброско, но не «с рынка» и только немного запыленные туфли говорили о том, что по городу он перемещается не на автомобиле, а пешком. Чтобы проверить свою наблюдательность, после приветствия и приглашения присесть, Андрей спросил: «Илья Кириллович, не подскажите, а где Вам удалось припарковаться?»

— Парковался папа. Далековато, но, я подозреваю, здесь вообще с этим проблемы, когда все уже на работе. Пришлось идти по задворкам рынка. Жуткая пылища. Признаюсь, предпочитаю передвигаться по центру города общественным транспортом. Конечно, о комфорте приходится забыть и в хорошем костюме в наш метрополитен лучше не соваться, зато я еще ни разу не опаздывал на назначенную встречу.

Ответ молодого Ильина поднял настроение главы корпорации и неожиданно для себя Гумилев разоткровенничался.

— Извините меня, Илья Кириллович, но своим вопросом я хотел проверить свою наблюдательность и, возможно, интуицию. Я подумал, что Вы предпочитаете общественный транспорт личному автомобилю, и, как видите, не ошибся. Несколько лет назад один мой знакомый сказал, что у меня хорошая интуиция, с тех пор я частенько непроизвольно проверяю ее. Еще раз, извините.

— Нет проблем. Тем более, в самую точку, — Илья старался не показать, что чувствует себя неудобно, потому что не понимал, о чем он может говорить с IT-шным олигархом. Он решил первым начать разговор.

— Андрей Львович, спасибо, что пригласили меня, но мне не совсем понятен Ваш интерес к нашей семье. Папа — человек, который всю свою жизнь провел в пыльной лаборатории закрытого НИИ, не в обиду ему будет сказано, видит Мир в упрощенно-идеальном виде: он что-то придумывает, государство в лице «родного» НИИ, платит ему копеечку, не придумывает — тоже копеечку. Так, год за годом, прямиком к пенсии в десятку-полторы тысяч российских рублей. Если хорошо подумать — та же копеечка. Мне кажется, что пригласили Вы его работать не просто так, скорее всего, отец что-то придумал. И это «что-то» тянет уже не на «копеечку», не так ли?

— Вот и делай добро людям. Илья Кириллович, Ваш папа пока ничего не открыл и ничего выдающегося не придумал. В этом я могу Вам поклясться, хоть на Библии, хоть на Карлмарксовском «Капитале».

Грозная складка, которая пролегла вдоль губ и потемневший взгляд, сразу показали Илье, что его слова очень не понравились Гумилеву.

— Признаюсь, Ваши подозрения мне весьма неприятны. За все время существования моей компании или, как сейчас принято говорить, корпорации, ни один из моих сотрудников не может сказать, что я, Андрей Львович Гумилев, паразитирую на открытиях сотрудников! — последние слова глава корпорации уже говорил достаточно громко и резко. Настолько громко, что в кабинет заглянула секретарь и, увидев покрасневшее лицо шефа, быстро скрылась, прикрыв дверь.

— А Вам, молодой человек, должно быть стыдно. Впредь, старайтесь лучше думать о людях, — гнев Гумилева пошел на спад и он замолчал, откинувшись в кресле.

Илья понял, что перегнул палку.

— Извините, Андрей Львович, что нечаянно Вас обидел, поверьте, не хотел. Но что думать, когда отец сперва целый год что-то «тихарит» — не ест, все время о чем-то напряженно думает, потом его вызывают аж к самому вице-премьеру, который отвечает за оборонку. Потом папа пропадает. Мы уж думали — все. Мама себе места не находила, не знаю, как она это пережила. Обнаруживают отца в больнице. Ничего не помнит, документов нет. Сам чем-то напуган. Не успел выписаться из больницы — предлагают работу за огромные деньги в самой инновационной корпорации страны. Что бы Вы сами подумали после этого?

Андрею этот парень начинал нравиться. Гнев прошел, а доводы гостя были просты и убедительны.

— Илья Кириллович, разрешите мне прояснить ситуацию. Действительно, ваш отец неожиданно стал центром интереса различных сил настолько серьезных, что я сейчас не буду Вас посвящать в столь щекотливые подробности. Скажу только одно, работами Вашего отца заинтересовались зарубежные спецслужбы. Но, так как закона он не нарушал, на контакты с «супостатом» не шел, ФСБ им не интересовалось. Наш же интерес объясняется просто — Осокин — вице-премьер, у которого накануне несчастного случая был на приеме Кирилл Иванович, первоначально очень хотел, чтобы я встретился с Вашим отцом и обсудил его изобретение. Проблема в том, что неожиданно Осокин резко потерял интерес к исследованиям Кирилла Ивановича, более того, стал считать его «шарлатаном». Мне показалось, что за всем этим скрывается какая-то тайна, и я пригласил Вашего отца поработать у меня. Возможно, к нему вернется память, возможно, он заново изобретет то, что вызывает такой интерес за рубежом. Согласитесь, там дураков нет. Хотя, в свое время они «купились» на «Красную ртуть»[89].

Гумилев замолчал, вероятно, обдумывая, не наговорил ли он чего лишнего.

Затянувшееся молчание нарушил младший Ильин.

— Еще раз, извините меня, Андрей Львович. Ни я, ни мама об этом ничего не знали. И большое Вам спасибо.

— Да, ладно, сами понимаете, у меня есть и коммерческий интерес. В том, что Кирилл Иванович до сих пор находится «под прицелом» американских и британских спецслужб, убедилась наша служба безопасности. А коли наших «заклятых друзей» интересует персона Вашего отца, отчего бы и соотечественникам не поинтересоваться. Откровенность, за откровенность, — Гумилев пристально посмотрел в глаза Илье, — Вы мне лучше скажите, у Вас ничего неординарного, загадочного в последние дни не происходило?

Вопрос заставил молодого человека задуматься. Последние дни были одной сплошной чередой загадочных и поистине фантастических событий, но, маловероятно, что они касались отца. Помедлив, он ответил:

— Затрудняюсь ответить, — он повременил и продолжил, — во всяком случае, ничего, что могло бы как-то касаться папы.

По неуверенности, с которой Илья отвечал, Гумилев понял, что в жизни молодого человека не все так просто, но настаивать и, тем более, давить на него, он не стал.

— Ну, нет, так нет. Однако, Илья Кириллович, если вдруг что-либо вспомните или, не дай Бог, произойдет, свяжитесь, пожалуйста, с Олегом Саничем, Ваш отец его знает.

Когда за Ильиным-младшим закрылась дверь, Андрей неожиданно подумал, что его встреча с Ильей напоминала кадры из советских фильмов про беседы работников МВД или Госбезопасности с совгражданами.

— Если вдруг что-либо вспомните… — усмехнулся Гумилев, — мне еще кителя с погонами не хватает.

Загрузка...