Искусница

Глава десятая

Эльф — существо противоестественное, источающее резкий кислый запах. Так пахнет ушная сера.

Мало кто из троллей в состоянии долго выносить присутствие эльфа, поэтому от таких пленников стараются избавляться. Толку от этих неприятных существ — чуть. Ходят квелые да кислые, чахнут прямо на глазах, а едят, между прочим, как добрые работники! До последнего лопают в три горла, пока их ноги носят. И уже на смертном одре все равно продолжают вводить хозяев в убытки. Из чистой зловредности нрава. Любой тролль давно бы уже понял, что не приносит своему доброму хозяину пользы, и ушел с достоинством, а эти все цепляются за жизнь.

Если бы тролли видели, что делается с эльфами там, где всегда идет война, в том мире, который Моревиль называл «подвалами человечества», — их мнение об этом народе упало бы еще ниже. Но тролли никогда не оказывались в подземных тоннелях, которые оставил в Истинном Мире скороход Кохаги. И все потому, что Кохаги не бывал по правильную сторону от Серой Границы.

Впрочем, ни один тролль не нуждался в избытке сведений для того, чтобы составить о чем-либо свое мнение.

Вот, например, мужчина и девочка, захваченные неподалеку от Серой Границы на троллиной земле. О чем тут рассуждать? Мужчина — типичный эльф, выглядит так, словно вот-вот скончается. При каждом вдохе начинает хрипеть и кашлять и всем своим видом изображает страдание. Тусклые глаза болезненно щурятся, белесая физиономия вся пошла красными пятнами солнечных ожогов. От здешнего светового спектра эльфы по-настоящему начинают хворать. В ярком мире троллей преобладают желтые, оранжевые, красные тона, в то время как по ту сторону Серой границы все приглушенное, голубое, зеленое, бледненькое. И луна там одна. Убожество.

Девчонка — другое дело. Возможно, в ее жилах действительно течет троллиная кровь. Говорится — «возможно», потому что она какая-то непонятная. Была бы истинной троллихой — не цеплялась бы за своего эльфа. А она так держится, словно он для нее что-то значит.

Началось с того самого момента, когда шестеро троллиных воинов захватили двоих чужаков неподалеку от границы. Тролли недавно одержали выдающуюся победу, уничтожили защитницу эльфийского замка, добились увеличения своих земель. Новый правитель объединенных троллиных племен — Нитирэн — победил всех своих соперников и возглавил великую армию. В общем, у всех было отличное настроение.

А тут эти незнакомцы, и так близко от границы. Естественно, их захватили.

Эльф открыл подслеповатые глаза и аж забился на земле. Ну точно, рыба, выброшенная на берег, и дышит ртом точно так же. Тролли от души смеялись, на него глядя. Хотели сразу прибить, чтобы зря не переводил пищу и вообще не страдал лишнего, но тут девчонка как вскинется:

— А ну, уберите от него руки! Не трогайте!

Тролли изрядно повеселились. До чего пылкая девочка!

— Ты кто такая? — спросил предводитель маленького отряда.

Его звали Наххар. Он с самого начала был приверженцем Нитирэна и во всем подражал вождю: носил длинные волосы, заплетенные у висков в косы, рисовал на щеках спирали золотой краской, навешивал на грудь ожерелья из перьев и завязывал под коленями пышные банты, чтобы ноги казались еще более кривыми.

Девочка встала так, чтобы загораживать собой эльфа. Подбоченилась, гневно уставилась на троллей. А они хоть и смеялись, но поневоле залюбовались ею: маленькая, это да, но до чего красивая и храбрая!

— Я — Енифар, — сказала девочка. — А вы — трусы!

Наххар ухмыльнулся, обнажив оранжевые зубы.

— Енифар красивое имя, — сказал он. — И сдается мне, Енифар, что у тебя имеется хорошенький лохматый хвостик.

Она нахмурилась.

— Не тебе смотреть на мой хвостик, — отрезала девочка. — Не дорос ты еще до такой чести!

Тролли переглянулись.

Без слов им стало тут понятно, что эта девочка принадлежит их народу. Смуглая, с яркими черными глазами, с крепкими худыми руками и ногами, темноволосая, она расцветала под горячим солнцем троллиного мира. На вид ей было лет восемь. И у нее наверняка уже вырос очаровательный хвостик. Когда Енифар сбросит тряпки, сшитые человеческими руками, и наденет одежду знатной троллихи — с прорезями и меховыми украшениями, — этот хвостик будет выставлен наружу и сведет с ума десятки храбрецов.

Подобные мысли не считались у троллей чем-то зазорным или непристойным.

Напротив, женщине должно быть лестно, что о ней думают в подобных выражениях. Они даже облизывались, глядя на Енифар.

«Нужно подождать еще лет пять, — думал Наххар. — А потом приползти к ней на брюхе и просить ее благосклонности… Если не откажет, то…» Эту мысль он даже продолжать боялся.

Енифар сверкнула глазами:

— Не воображайте, будто взяли нас в плен!

«Еще пять лет», — остановил себя Наххар. И ответил строго:

— Это ты взяла нас всех в плен, красавица.

Енифар покраснела.

— Не смей говорить мне любезности, тролль!

— Кто ты? — спросил Наххар. — Расскажи мне все. Мне и этим достойным воинам.

— А у вас еда есть? — поинтересовалась Енифар. — Я буду говорить, если вы нас накормите. И выпить дайте. Что у тебя во фляге?

— Не вода, — сказал Наххар.

— Все равно.

Она протянула руку к фляге, но Наххар положил пальцы ей на запястье.

— Я с радостью угощу тебя, Енифар, — сказал он, — но с какой стати мне печься об этом эльфе? — Он кивнул на спутника Енифар. — Это глупое отродье не проживет здесь и года, гак зачем переводить на него хорошие продукты?

— Он мой, — сказала Енифар. — Этого тебе должно быть довольно.

— Я тебя предупредил, — проворчал Наххар. — Как бы ни была ты прекрасна, Енифар, я все же старше и повидал куда больше… Я даже с эльфами дело имел и знаю им цену.

— Я знаю цену этому эльфу, — сказала Енифар. — И мне довольно моего опыта. Дай ему напиться.

Она отобрала флягу у своего собеседника и поднесла ее к губам эльфа. Наххар закрыл глаза, чтобы только не видеть этого безобразия. А Енифар сказала:

— Вот пиво. Выпей, Арилье. Тебе станет легче.

Наххар сдвинул брови, золотые спирали на его лице сморщились.

— Как ты назвала его?

— Арилье.

— Я знал тролля по имени Арилье, — произнес Наххар медленно.

Арилье широко раскрыл синие глаза и словно бы впервые увидел окружающий мир: преувеличенно яркие краски, скуластая темная физиономия тролля, его блестящие черные волосы, источающие вонь прогорклого сала.

— Я тоже знал этого тролля, — сказал Арилье.

— И что с ним случилось? — спросил Наххар.

— Я его убил… Послушай! — Арилье глубоко вздохнул, собираясь с силами. — Я не знаю, почему кто-то из троллиной семьи дал своему отпрыску эльфийское имя, но этот Арилье набросился на меня, как демон, и все кричал, что только одно существо с таким именем должно остаться в живых.

— Естественно, — вздохнул Наххар. — Он был совсем еще мальчик, наш Арилье. Он был мстителем. Понимаешь?

— Нет.

— Существует обычай. Если тролли хотят отомстить, они дают новорожденному мальчику имя своего врага. Такой тролль растет лишь для одного: чтобы убить. Но ты оказался сильнее.

— Проклятье, я ведь старше! — взорвался Арилье. — Я не помню, чтобы причинял большой вред какому-нибудь троллю… То есть, я с ними… с вами… с троллями сражался, но мы все сражались. Тролли убили у меня много друзей. Наверное, и я кого-то убивал.

— Если ты тот самый Арилье, то ты истребил целую семью, — сказал Наххар. — Давно. Лет двадцать назад. И с тех пор они хотели отомстить тебе.

— Теперь вы понимаете, какой он ценный, — вмешалась Енифар. — Он не позволил убить себя. Он занял место того Арилье.

Наххар удивленно перевел взгляд на девочку. Енифар с важностью кивнула.

— Арилье-тролль родился и был воспитан для того, чтобы совершить месть над Арилье-эльфом, так?

Наххар опустил голову в знак согласия.

— Но Арилье-эльф убил Арилье-тролля, так?

— Ты это знаешь, моя госпожа, — подтвердил Наххар.

— Следовательно, Арилье-эльф — единственный, кто остался на земле с именем Арилье?

— Так.

— Он должен занять место мстителя, — сказала Енифар. — Это же очевидно. Других Арилье по обе стороны Серой Границы не существует.

— Ты не только красива, но и мудра, — восхищенно сказал Наххар. Он потянулся к ней губами и поцеловал ее глаза. — Как хороши будут твои ресницы, если ты выкрасишь их серебряной краской! — прошептал он.

— Не смей со мной любезничать, — возмутилась Енифар. — Я ребенок.

— Те, кто бил тебя по рукам и оставил все эти шрамы, не считал тебя ребенком, — ответил Наххар.

Енифар фыркнула.

— Это была та женщина, которая называла себя моей матерью. Она хотела, чтобы я работала по дому. Стирала, мыла горшки…

Она посмотрела прямо в горячие глаза Наххара, и оба они расхохотались.

— Мыла горшки! — сквозь смех повторяла Енифар. — Ты можешь себе это представить?

Остальные пятеро троллей молча сидели на корточках вокруг собеседников. Слушали, кивали. Большинству нравилось то, как развивались события. Только один все время подносил кинжал к губам и прикасался языком к острому лезвию. Но он помалкивал, держа свое мнение при себе.

Наххар усадил Енифар на свою лошадь. Арилье плелся пешком, держась рукой за стремя. Время от времени Енифар подавала ему флягу Наххара — она завладела не только лошадью, но и припасами своего нового покровителя. Арилье жадно глотал теплое пиво. Солнце буквально съедало его. Лицо у него пылало, едкий пот бежал по телу. Он едва мог видеть, куда ступает.

Сам виноват. Когда после победы Нитирэна Серая Граница пришла в движение, часть земель, населенных людьми, оказалась на троллиной стороне. И Арилье не придумал ничего умнее, как пробраться туда и вывести из деревни людей, волей судьбы очутившихся на чужой земле. А заодно прихватил и эту девчонку, Енифар. Откуда ему было знать, что она — подменыш?

Нужно было оставить ее в замке защитницы. Может быть, ничего бы с ней там и не случилось. И с чего только Арилье взял, что Енифар непременно погибнет, если войдет в замок? Ну да, разумеется, ни один тролль не останется в живых, если пересечет заветную черту, но… Енифар — не обычный тролль. Если она вообще принадлежит к этому племени, а не представляет собой нечто совершенно особенное.

Подменыш. Кто подменил ее? Зачем? Как такое вообще стало возможно?

Мысли у Арилье путались и в конце концов он просто решил, что сам он — дурак, а жизнь его скоро закончится. На этом он перестал вообще о чем-либо думать и просто шел рядом с лошадью, на которой восседала девочка Енифар.

Сквозь розоватый туман он различал иногда фигуры и образы. Коленка Енифар. Лошадиный бок, накрытый узорчатой попоной (эти узоры, сплетающиеся ромбы, преследовали Арилье, точно в бреду). Плоские рожи троллей. Пыльные столбы над дорогой. Грязные кусты с мертвыми листьями. И над всем простерты ядовитые солнечные пальцы. Арилье казалось, что его кожу расцарапывают когтями — жгло невыносимо.

А Енифар болтала себе с троллями и спокойно глазела по сторонам. Даже смеялась иногда.

— Арилье! — говорила девочка. — Что-то ты плохо выглядишь. Ты устал? Наххар говорит, мы скоро приедем. Там есть прохладная вода.

— Или меня убьют, — пробормотал Арилье.

— Убьют? — Она смеялась — в вышине, очень далеко от придавленного к земле Арилье, счастливым смехом свободного существа. — Тебя убьют? Какие глупости, Арилье! Ты идешь к своей новой семье! Да они будут тебе рады!

— Лучше бы убили, — буркнул Арилье.

Но он лгал. Он совсем не хотел умирать.

А потом началась прохлада. Путников окружала теперь влажная листва. Под ногами бежали бесконечные ручьи. Прозрачная вода омывала пестрые веселые камни. Вся долина была наполнена пением воды, в воздухе висела влага. Пышные кроны деревьев смыкались над головами, длинные мягкие ветки лизали щеки, трава оплетала щиколотки — она льнула к проходящим и не желала их отпускать.

Арилье стало легче дышать. Однако солнце по-прежнему источало неправильный свет. Листья казались красноватыми и желтыми, словно осенью; но это не была осеняя листва, истонченная, готовая оторваться от веток и умереть, нет, всю растительность переполняла жизненная мощь.

— Мы скоро придем, — сказал Наххар.

Енифар закричала:

— Арилье! Скоро мы будем на месте! Сейчас ты увидишь свою новую семью!

— Это долина Гарагар, — рассказывал Наххар. — Она окружена горами, — он махнул рукой, показывая на остроконечные черные пики, — и по утрам, особенно весной, с этих гор сходит туман, похожий на снежную лавину. Он растекается по всей долине, а к середине дня растворяется. Влага оседает на растениях. Вот почему здесь столько садов. Дом Арилье — один из богатейших, но он почти опустел. Род захирел… остались лишь женщины. Они не желали заключать брачные союзы. Они ждали, пока их позор будет отомщен.

— Я намерена оставаться там, — заявила Енифар. — По крайней мере, я должна убедиться в том, что с моим Арилье все устроилось.

— Иначе быть не может, — заверил ее Наххар.

Арилье смутно понимал, что говорят о нем. Кажется, решают его судьбу. Ему даже стало интересно: что еще может с ним случиться.

Дом действительно оказался богатым. Плоское каменное строение, сложенное из больших булыжников, было окружено ручьями и фруктовым садом. Высота стен дома едва достигала полутора человеческих ростов, зато само здание раскинулось на огромной площади. Бесчисленные переходы, огромные окна, забранные причудливыми решетками, но без стекол, внутренние дворики, закрытые небольшими куполами, мириады уединенных покоев, — все это тянулось мимо деревьев и кустов и выглядело на удивление нарядным.

Пылающее солнце троллиного мира озаряло каждый камень, каждый лист, каждый лепесток, каждую завитушку железных украшений. Все выглядело выпуклым, крепким, преисполненным жизни.

Границы владений никак не были обозначены, но, очевидно, все обитатели Гарагара хорошо знали, за каким ручьем, за каким деревом или камнем начинается чужая территория. Отряд из шести троллей и двух найденышей пересек незримую черту, и тотчас двое воинов, принадлежащих к дому Арилье, выступили из-за кустов. Увидев соплеменников, они так же беззвучно отошли и позволили им прошествовать к дому.

Наххар снял девочку с седла.

— Я представлю тебя госпоже дома.

— Арилье, — обратилась к своему спутнику Енифар, — идем.

Он замешкался, подслеповато моргая. Енифар взяла его за руку.

— Мы дома, — сказала она.

Он ощутил прикосновение шершавой детской ладошки. Девочка увязалась с ним из деревни. Она не хотела оставаться среди крестьян. И, наверное, была бы сейчас мертва, если бы Арилье позволил ей войти в замок.

Это видение преследовало Арилье. Он ненавидел подобные вещи. Все можно было решить гораздо проще. Не обязательно обменивать жизнь на жизнь. Если бы только Енифар не была такой упрямой. Если бы она не желала непременно оставаться с Арилье, если бы не потребовала от него дружбы… Глупости. Как может эльф, воин, мужчина дружить с троллихой, с девчонкой, с подменышем из крестьянской семьи? Невозможно. Ненужно. Искусственная ситуация.

Но спорить с троллями… У них какая-то своя логика. Очевидно, им необходимо драматизировать.

Енифар тащила его за собой в дом. Наххар вошел первым. Они очутились в круглом внутреннем дворике без крыши — вьющиеся растения над головой и небольшой бассейн с фонтаном, а вокруг каменные скамьи с подушками.

Наххар протянул руку к длинному витому шнуру и сильно дернул несколько раз.

Раздался громкий звон: по всему дому загремели колокола. От этого звука по воде пробежала рябь, солнечные искры рассыпались по всему помещению и заплясали на потолке из сплетенных лоз.

Затем тяжелые шторы на дальнем конце комнаты раздвинулись, и перед путниками предстали три троллихи. Сходство между ними подчеркивала одинаковая одежда: темно-красные, расшитые серебром длинные платья с множеством разрезов, отороченных перьями. Их темные плоские лица глядели бесстрастно, как будто их изваяли из древнего камня.

Старшая уже вышла за пределы брачного возраста, множество морщин рассекало ее щеки. Вторая вполне годилась для брака, а третья казалась девочкой, немногим старше Енифар. Но и эти две молодые троллихи старались увеличить свой возраст, для чего разрисовали лица подобием морщин. Особенно жутко это выглядело у девочки.

Средняя из троллих заговорила с пришельцами:

— Если вы пришли с добром, вам будет добро. Если вы пришли со злом, я откушу ваши уши и выплюну их в отхожее место. Пусть отвечает мужчина.

Наххар поклонился и сказал:

— Я принес вам славу Нитирэна, который отодвинул Серую Границу и сделал наши земли просторнее!

— Это хорошая новость, — сказала старая троллиха.

— Я привел вам того, кто носит имя Арилье, — продолжал Наххар.

— Я не вижу здесь никого, кто носил бы имя нашего младшего сына, — возразила старая троллиха.

Наххар схватил Арилье за волосы и бросил его на пол у ног хозяйки дома.

— Вот он.

Все три переглянулись, а потом молодая троллиха воскликнула:

— Но это же эльф!

— Это единственный Арилье на свете. Другого нет, — отозвался Наххар. — В вашей власти убить его или принять в семью. Но решайте быстрее, покуда он не умер.

Старая троллиха словно превратилась в камень, молодая молча размазала по щекам свои нарисованные морщины, и только девочка отвернулась и топнула ногой.

— Я хочу, чтобы он умер.

Енифар молча рассматривала ее, а потом произнесла в полной тишине:

— Ты уродка. Я выше тебя по происхождению.

Девочка вынула нож и погрозила им эльфу.

— Если это — единственный Арилье, значит, он убил моего брата!

— Если он убил твоего брата, значит, твой брат оказался слабее, — возразила Енифар. — Кто будет плакать над слабаком? Может быть, ты? Мой Арилье воин, а твой — мертвец!

— Она права, — старая троллиха указала пальцем на Енифар, — Она рассуждает умно. Я хочу рассмотреть ее получше. Подойди ко мне ближе, девочка. Кто ты?

— Я подменыш, — звонко произнесла Енифар. — Так говорила одна женщина там, в поселении людей. Она все твердила: «Моя родная дочка беленькая, а ты вся такая черненькая, моя родная дочка ласковая, а ты злая». Вот так говорила та, которую называли там моей матерью. Да только никто не верил, что я — ее настоящая дочка, и сама я в это никогда бы не поверила.

— Ты рассуждаешь как истинный тролль, — сказала старая троллиха. — Что тебя связывает с эльфом?

— Он меня спас, — ответила девочка. — Я задолжала ему одну жизнь.

— Его кожа горит на нашем солнце, — презрительно бросила молодая троллиха. — У него глаза, как у дохлой жабы. От него воняет кислятиной. Что я буду делать с таким младшим братом?

— Ну, ты можешь его шпынять, — предложила Енифар. — Только сперва дай ему чистой воды и устрой так, чтобы солнце не сожрало его совсем. И еще я думаю, что он голоден.

Молодая троллиха посмотрела прямо в лицо Арилье. Она выискивала в чертах пришельца хоть что-то, что примирило бы ее с его присутствием.

Арилье отчаянно моргал, пытаясь сфокусировать зрение. Он то видел, то не видел широкие скулы с растертыми но ним пятнами краски, узкие глаза, почти совсем закрытые скошенными веками, красиво изогнутые ноздри и очень темные, почти черные губы, исчерченные ярко-красными вертикальными полосками. Каким-то образом Арилье догадывался, что эта девушка считается очень красивой, и ему вдруг стало досадно, что она находит его уродом.

Она коснулась его волос и тут же брезгливо отдернула пальцы.

— Идем.

И нырнула в прорезь посреди штор. Арилье побрел за нею следом.

Она привела его в тесную комнату с двумя большими окнами. Красноватый свет заливал каменный пол и убранные драпировками стены. Посреди комнаты стояла кровать па низких ножках. Ворох тяжелых покрывал и не менее десятка скользких шелковых подушек с кистями валялись в полном беспорядке.

Девушка кивнула на кровать.

— Ложись.

Арилье так и повалился поверх покрывал. Она стояла прямо над ним, широко расставив ноги и подбоченясь.

— Тебя и вправду зовут Арилье?

— Да.

— Ты убил моего брата?

— Очевидно, — буркнул он.

— Ты не уверен?

— В бою я действительно убил молодого тролля. Он назывался Арилье. Почему ты все время спрашиваешь об этом?

— Моя мать хочет, чтобы я приняла тебя вместо брата.

— Попробуй.

— А ты этого хочешь?

— Я хочу уйти отсюда.

— Потом не захочешь.

— Я долго не протяну.

— Почему?

— Здесь все чужое.

— Это временно. Потом привыкнешь.

— Чего ты добиваешься? — спросил Арилье.

— Ничего, — фыркнула троллиха. — Можешь пока спать. Вода в кувшине под кроватью. У тебя вся кожа обгорела, знаешь?

Она вышла, разгневанная. Арилье упал щекой на прохладную шелковую подушку и заснул.

Енифар бродила по саду, а слуги и хозяева дома неусыпно следили за гостьей. Она постоянно ловила на себе чужие взгляды. На нее смотрели из многочисленных окон, с крыши, из-за деревьев, даже из кустов. Девочку это не слишком беспокоило. Если хотят наблюдать — пускай.

Она зачерпывала воду из ручьев обеими горстями и зачарованно следила за тем, как влага сочится у нее между пальцами. Ее руки начинали светиться. Никогда прежде Енифар не видела такой чистой, такой сияющей воды. Здесь все так благодарно впитывало в себя свет! Здесь было так тепло, так ясно!

Она очень много ела. Заботливые слуги постоянно расставляли на ее пути плошки и горшки с разными угощениями: тушеным мясом, обжаренными в муке овощами, разрезанными и залитыми вином фруктами, сладкими хлебцами. Стоило Енифар обнаружить такое подношение, как она сразу же прекращала прогулку, садилась на землю, ставила горшок на колени и принималась кушать. Слуги не решались беспокоить гостью и таились в тени. А хозяйки любовались на нее из окон своего дома.

— Она очень высокого происхождения. — повторяла старая троллиха. — Нашему дому выпала большая честь.

А молодая поджимала губы и отворачивалась. Что до девочки, то она вообще не желала разговаривать о гостье и мечтала лишь о том, чтобы перерезать ей горло.

Иногда Енифар вспоминала о своем друге-эльфе и принималась кричать:

— Арилье! Арилье!

Это имя разлеталось по всему имению и наполняло сердца печалью.

Но Арилье всегда приходил на зов. Его ожоги уже начали заживать. Теперь он носил широкополую шляпу, над которой все втайне потешались, и закрывал лицо женской вуалью.

Последнее обстоятельство смешило даже старую троллиху. Только Енифар серьезно воспринимала его и продолжала считать его кем-то, достойным уважения.

— Арилье, я нашла чудесный птичий суп! — возбужденно сообщила девочка своему другу. — Садись, будем есть.

— Я плохо ем супы руками, — признался Арилье. — Нет навыка, боюсь опозориться.

— Давай, — заторопила Енифар, — снимай скорее свою глупую шляпу, иначе тебе ничего не достанется. Ты ведь не можешь кушать сквозь вуаль!

Она потянулась руками к его головному убору.

— Почему ты не смазываешь ожоги? Я ведь нашла для тебя чудесную мазь на козьем жире!

— Вуаль будет липнуть к мази, — сказал Арилье, отбиваясь от забот Енифар.

— Почему все мужчины такие глупые! А ты не прилепляй вуаль, вот она и не будет липнуть… Давай-ка, ешь. Тебе потребуются силы.

Она зачерпнула суп ладошкой и поднесла ко рту Арилье. И он послушно взял с ее руки кусочки птичьего мяса и разваренных овощей.

— Как ты думаешь, — сказала раз Енифар, — эти троллихи сумеют тебя полюбить?

Арилье поперхнулся.

— Полюбить? Троллихи? Ты употребляешь странные слова, Енифар.

— Значит, ты не веришь в их чувства, — сказала Енифар. — Да? Ты вообще не веришь в то, что у троллей могут быть искренние чувства!

— Милая девочка, — отозвался Арилье, — если я во что-то верю, так это в силу и искренность их эмоций. Все три ведьмы дружно ненавидят меня.

— Они вынуждены признать тебя своей родней, — заявила Енифар. — Это их смущает, особенно молодую. А когда это случится и ты обретешь нормальный статус по эту сторону Серой Границы… тогда ты сможешь удочерить меня. И и наконец начну жить нормальной жизнью.

— Я не гожусь в отцы тролленку, — возразил Арилье.

— Ну вот еще! — сказала Енифар. — Очень даже годишься, Я в таких вещах разбираюсь. Да знаешь ли ты, каким был мой настоящий отец?

Арилье насторожился:

— Ты помнишь своего настоящего отца?

— Конечно, — Енифар разлеглась на земле, поставила горшок себе на живот и, нимало не беспокоясь о том, что пачкает одежду, принялась задумчиво складывать в раскрытый рот кусочки, выловленные из супа. — Мой настоящий отец был, конечно, тролль. Высоченный такой, здоровенный тролль. Он мне снится. Нечасто, но всегда так ясно, так отчетливо! Во снах у нас с ним бывают настоящие приключения. Однажды мы с ним пошли бродить по лесам и встретили одно дерево. Это было очень одинокое дерево, и ему становилось все грустнее день ото дня. Оно даже скрипело ужасным голосом, как будто плакало. Вокруг рос ли другие деревья, но тем было безразлично. Мой отец сказал: «Очень редко рождаются на земле деревья, которым нужно что-то, кроме хорошего перегноя и влаги. И лично я не могу пройти мимо такого дерева и не помочь ему». Знаешь, что он придумал? Всякий, кто окажется в тени этого дерева, уже никогда от него не уйдет. Так уж устроил мой отец. Тень не отпустит его.

— Как это? — спросил Арилье.

Енифар запустила руку в горшок, пошарила там и извлекла на свет большой клубень. Она размяла его в кулачке, получившееся пюре отправила в рот, после чего принялась облизывать пальцы.

— Потому что эта тень будет держать человека. Или тролля. Кто сядет в тени, того и будет держать. Эти две тени срастутся между собой навечно.

— Ерунда, — сказал Арилье. — Ведь рано или поздно солнце сядет, и всякая тень исчезнет.

— Когда сядет солнце, взойдет луна, — возразила Енифар.

— Бывают ведь безлунные ночи, — стоял на своем Арилье. — А еще случаются пасмурные дни. Что будет с тенью, если солнце скроется за тучами?

— Мой отец не так глуп, как тебе бы хотелось, — важно ответила Енифар. — На этот случай он оставил возле дерева летающие огни. И тень всегда там, когда бы ты ни пришел.

— Но ведь это убийство, — сказал Арилье.

— Убийство?

— Конечно. Тот, кто не может отойти от дерева — погибает.

— И что плохого в убийстве?

— Оно отнимает жизнь.

— Жизнь все равно прекращается, рано или поздно… Так рассуждают все тролли, я проверяла. Но ты прав насчет отнятых жизней. Когда я потом побывала рядом с тем деревом, то увидела множество разных скелетов. И там был скелет одной горбатой старухи. Я его сразу узнала, точнее, мой отец узнал, потому что у этой старухи был говорящий горб. И она носила в этом горбу все свои воспоминания.

— Ты сама это придумала?

— Так говорил мой отец.

— Но ведь своего отца ты тоже придумала?

— У меня, несомненно, был какой-то отец, — сказала Енифар. — Что бы там я ни придумывала. Так?

— Да. У тебя был отец.

— Отлично! Хоть в чем-то мы пришли к согласию. И мой отец был троллем. Да?

— Наверное. Если ты действительно тролленок.

— Я не намерена показывать тебе мой хвост, — предупредила Енифар. — Это слишком личное.

— Мне не хочется ничего слышать о твоем хвосте, — сказал Арилье. — Если я решусь удочерить тебя, мне бы не хотелось знать про такие вещи. Ни один эльфийский ребенок…

— Остановись! — воскликнула Енифар. — Здесь нет никаких эльфийских детей! Ты и сам скоро будешь признан троллем.

Арилье посмотрел на Енифар с ужасом:

— Надеюсь, этого не произойдет.

— Надеюсь, это произойдет! — возразила она. — И тогда мы с тобой будем по-настоящему родней.

— Расскажи еще что-нибудь о своем отце, — попросил Арилье. — Хочу отвлечься.

— Ты ведь все равно мне не веришь.

— Это не имеет значения. Ты интересно рассказываешь.

— Послушай, Арилье, у меня был отец. Настоящий отец. Если бы его не было, он не снился бы мне во сне. А он снится. Во сне мы вместе бродим по миру, он показывает мне разные диковины, а иногда и создает их для меня. Просто чтобы насмешить. Такое только отец для дочери делает.

— А что может насмешить тебя, Енифар?

— Когда я жила в деревне со своей так называемой матерью, — сказала девочка задумчиво, — я вообще не понимала, что такое смех. Люди не умеют смеяться. Они вот эдак трясут животом и кашляют, вот и весь их смех.

Арилье с интересом посмотрел на Енифар.

— А как, по-твоему, смеются тролли?

— О, — прошептала она таинственно, — я поняла это во сне. По-настоящему я хохотала только когда мне снился отец. Троллиный смех тебя пропитывает, как жирная подливка мягкую булочку. В тебе все дрожит и вибрирует, и весь мир вокруг начинает смеяться, — вот так смеются тролли, понимаешь? И ты еще не хочешь быть с нами!

— Я уже с вами, — пробормотал Арилье.

— Да брось ты, — она махнула рукой в досаде, — ты ведь скучаешь по людям. Да?

— Я сражался с ними бок о бок, — сказал Арилье, — я жил в замке, у меня там остались друзья. Мне трудно не скучать по ним.

— А я разве не в счет? — обиделась Енифар. — Я твой самый лучший друг.

Он коснулся ее руки.

— В этом я никогда не сомневался, Енифар. Лучше расскажи еще про отца.

— Ну, мой отец, например, рисовал для меня картинки. Проводил пальцем по воздуху, и появлялись всякие светящиеся фигурки — бабочки, собаки, птицы с растопыренными хвостами. Они оживали и улетали.

— Улетали?

— Да, все улетали, даже собаки. Можно было протянуть руку, и они нанизывались на нее, как кольца, ведь у них были только контуры. Отец говорил, что есть такие миры, где у всех существ нет серединки, одни лишь очертания. И там все прозрачное, все летает — потому что без тел все существа ужасно легкие, — и еще светится. Вот такой удивительный мир. Отец мечтал создать его.

— Твой отец может создавать миры?

— Любой отец может. Когда у тебя будут собственные дети, ты это поймешь. А однажды мы с отцом шли по берегу большой реки и увидели на дне большой длинный дом. И там жили рыбы с человеческими лицами. Точнее, это были рыбьи лица, но очень осмысленные. Они разговаривали друг с другом разными пузырьками. У них изо рта вылетали слова. Уже готовые и толстые.

— Толстые?

— Да, это были такие мясные слова, и их можно было съесть. Мы с отцом сели на берегу и все утро ловили слова и ели их, а под конец обожрались и заснули с набитыми животами. Но поскольку мы заснули посреди моего сна, то я проснулась. И это оказалось хуже всего! В тот день моя так называемая мать избила меня розгами — вот здесь и здесь, видишь? Остались шрамы.

— За что она тебя избила?

— Ну, она все время это делала, потому что я отказывалась работать. Но посуди сам! Я — знатного рода, более знатного, чем даже эти богатые и красивые троллихи, и вдруг какая-то крестьянка хочет, чтобы я отчистила бочку после селедки! Да она сумасшедшая. Это все признавали.

Арилье смотрел на тонкие смуглые ручки, пересеченные белыми шрамиками.

Кем бы ни была та крестьянка, Арилье не желал ей ничего хорошего.

— У людей родители властны над детьми, с этим ничего не поделаешь, — сказал Арилье.

— А у эльфов? — с любопытством спросила девочка.

— Здесь нет эльфов… — Арилье не хотелось вспоминать о своем детстве. Все это было слишком далеко.

— Скоро ты станешь одним из нас.

Енифар заглянула в горшок и с сожалением отставила его в сторону: суп иссяк.

— Твоя жизнь совсем-совсем изменится. Ты будешь считаться троллем знатного рода. У тебя перестанут слезиться глаза. Молодая троллиха, твоя сестра, научит тебя раскрашивать кожу, чтобы ты не выглядел таким жалким и бледным. И ты будешь счастлив.