Искусство психологического консультирования

Глава 1. Источник личностных проблем

Джордж Б. произвел на меня замечательное впечатление, когда впервые пришел в мой офис. Он был более шести футов ростом и имел тело необыкновенной пропорциональности и красоты. Его рукопожатие было теплым, хотя и довольно сильным. Во время разговора он не отводил взгляда, говорил медленно, контролируя себя.

Его проблема состояла в абсолютно неблагополучной студенческой жизни. Это было тем более удивительно, что внешне Джордж принадлежал к, тому типу, который вписывается в студенческую жизнь с огромным успехом. Будучи уже второкурсником, он подумывал о том, чтобы бросить учебу. В течение последних недель ему становилось все труднее концентрироваться на учебниках, он страдал от общей нервозности, причину которой не мог определить. Он перешел с курса физического воспитания на курс гуманитарных наук, но это не помогло. Причиной этого перехода, по словам Джорджа, стал низкий моральный уровень на прежнем факультете. Он отметил с отвращением, что тренер пил пиво во время одного из походов команды, в которой был и Джордж. Фактически, Джордж осуждал весь факультет, он даже написал письмо с обращением в доказательство их некомпетентности.

Как консультант, я, конечно, дал ему высказаться. Он начал объяснять мне и свою неудовлетворенность религиозной работой в общежитии; она, по его словам, нуждалась в «энергии». Джордж высказал желание заняться студенческой религиозной работой и реформировать ее — в этот момент его голос, прежде спокойный и хорошо контролируемый, задрожал от эмоций. Стало очевидно, что он глубоко религиозный человек в обычном понимании этого слова.

Я спросил Джорджа о его друзьях — это всегда свидетельствует о возможности личности приспособиться к окружающей среде. Джордж ответил, что чувствует себя в общежитии одиноко. Он недолюбливал своего соседа-первокурсника, который постоянно раздражал его по мелочам, например, тем, что поздно ложился спать. Джордж поклялся отучить соседа от этой вредной привычки, для чего избивал его каждую ночь. Относительно отношений с противоположным полом выяснилось, что Джордж встречается с одной из самых красивых девушек общежития, но он считает, что она слишком легкомысленна и должна больше внимания уделять серьезным наукам. Один из самых престижных студенческих клубов предложил ему свой членский билет, и эту тему он обсуждал во время наших встреч. Его способности к учебе в колледже были посредственными, хотя Джордж утверждал, что заставляет себя усиленно заниматься.

Этот молодой человек приближался к кризису в своем личностном развитии. За несколько месяцев его состояние значительно ухудшилось. Его внутреннее напряжение все более нарастало и причиняло ему такое беспокойство, что сконцентрироваться на учебе становилось уже просто невозможно; у него также появилось расстройство сна. Его настроение сильно менялось от экзальтации — во время которой он приветствовал меня с широкой улыбкой и жизнерадостно утверждал, что у него все в лучшем виде, — до глубокой депрессии, когда мне случалось наблюдать, как он бродит вокруг общежития с гримасой удивления на лице. Его физическое состояние ухудшилось столь сильно, что врачи колледжа рекомендовали ему покой до полного восстановления сил.

Здесь мы с вами видим состояние, которое приближается к тому, что принято называть «нервным срывом». Многие моменты из упомянутых выше в описании состояния Джорджа могут показаться пустяшными, но они являются симптомами других, более серьезных процессов. Он мог бы стать невротиком, если бы продолжал двигаться в том же направлении; безусловно, начальная форма невроза уже видна даже из этого краткого описания.

Что нам делать с подобными проблемами личности? Это общее состояние отнюдь не редко встречается в студенческих общежитиях, в других группах молодежи и даже среди взрослых. Нужно отправлять Джорджа домой для отдыха? Это не приведет ни к чему хорошему. Если он опять обратится к какой-либо активной деятельности, его продвижение к неврозу продолжится, т. к. реальные причины в форме неразрешенного внутреннего напряжения останутся. Нужно ли консультанту постараться спокойно определить причины, пытаясь убедить Джорджа, что колледж не так уж плох, как он думает, и что в жизни не бывает настолько уж плохо. Это только вызовет дискуссию, результатом которой станет ухудшение состояния Джорджа. Нет, консультант должен уметь глубоко разбираться в психологии, если он хочет помочь в подобной ситуации.

Пытаясь разобраться в типе личности Джорджа — а причины его проблем нужно искать именно здесь, — я узнал, что он был вторым ребенком в семье фермеров, где особое значение уделялось вопросам религии и этики. Его старшая сестра окончила тот же колледж и проявляла довольно высокую активность в общественной жизни.

Характерной чертой личности Джорджа были его огромные амбиции. Джорджу характерно стремление доминировать над другими, например: над соседом по комнате, девушкой, фактически, над всем факультетом. Подобная амбиция отчасти объясняется его отличной физической формой, которая придавала ему вес до поступления в колледж. Его амбиции отчасти можно объяснить (здесь мы будем очень осторожны) и положением второго ребенка в семье: обычно младшие дети проявляют преувеличенные амбиции, стараясь быть наравне или даже превосходить старших. Отчасти это связано с положением мальчика, у которого есть старшая сестра, так как девочки в детстве развиваются быстрее.

Чрезмерные амбиции, как в случае с Джорджем, который стремился доминировать над остальными, часто тесно связаны с комплексом неполноценности. Человек чувствует себя глубоко неполноценным и вследствие этого стремится выделиться, стараясь переделать других и навязать им собственные нормы. Есть явные факты, свидетельствующие о том, что у Джорджа имелся комплекс неполноценности. Он мог показать свое превосходство на легкоатлетической дорожке, ведь физкультура — это его конек, но он не достиг никаких успехов, участвуя в спортивных командах колледжа. Он не упрекает тренеров за свои неудачи — психологические процессы намного тоньше, — он переводит все на точку зрения морали и критикует тренера за то, что тот пьет пиво.

Эта личность необычайно амбициозна, она требует признания, но не может добиться этого обычными путями. Но желаемого можно достичь, если перевести все на рельсы морали, и Джордж, таким образом, начал концентрировать свое внимание на ошибках людей вокруг себя. Он критикует факультет и собирается переделать все и вся, начиная от своей девушки и заканчивая религиозной программой колледжа. Это его способ «поставить свое эго во главе всего», как сказал бы Адлер. Джордж очень религиозен; но он использует свою религиозность, что бывает не так уж редко, как оружие своего эго, а не как повод для бескорыстной набожности. В течение какого-то времени эта стратегия помогала; нельзя отрицать, что его «я» значительно выросло по его собственной шкале престижа во время этого реформаторского усердия. Но победа была достигнута убогими средствами. Дело в том, что его маленький успех в доминировании сделал Джорджа антисоциальным, еще больше отделил его от коллектива (от сокурсников, преподавателей, от его девушки). Таким образом, те остатки истинного уважения, которым он сейчас наслаждается, постепенно испаряются; его чувство неполноценности и нестабильность будут расти, ему придется отчаянно прилагать усилия, чтобы доминировать над другими, и его состояние будет ухудшаться.

Это порочный круг, в который попадают люди с личностными проблемами. Нет ничего удивительного в том, что Джордж ощущает нервное напряжение и не может заснуть или сконцентрировать внимание! Не должно удивлять и то, что Джордж вынужден постоянно себя контролировать, что выражается в замедленных движениях и очень осторожной, застенчивой манере речи. Естественно, что внутреннее противоречие между комплексом неполноценности и высокими амбициями не дают ему жить счастливо и творчески.

Подобное внутреннее противоречие ведет не просто к переутомлению, а к нервному срыву. Джордж попал в порочный круг эгоцентричных амбиций, и его личностные проблемы все больше усугубляются — пока не наступит «просветление», освобождение от ложной позиции, — пока не прервется его явный невроз. Можно предположить, что от Джорджа уйдет его девушка; если у нее нормальное, здоровое отношение к жизни, она не потерпит его реформаторских наклонностей. Мы можем также предсказать, что он не войдет в студенческий клуб, так как, вступив в него, он уступил бы привилегию доминировать над окружающими.

В течение того периода, когда Джордж консультировался у меня, я последовательно раскрывал ему аспекты его психологического стиля. Вначале он попросту не мог осознать своих эгоистических амбиций и стремления доминировать над другими; он утверждал, что «любит» всех людей, хочет изменить их для их личной пользы. Мы не можем ожидать, что подобные личности тотчас же поймут эгоцентричную природу своей маленькой стратегии по той простой причине, что, если они поймут, им придется отказаться от своей эгоцентричности, а они этого хотят меньше всего на свете.

Тем временем Джордж страдал, и через осознание связи этих страданий с ошибками в структуре его личности мы смогли преодолеть порочный круг его борьбы за ложное превосходство и направить усилия в конструктивное русло. Джордж начал искать способ социальной активности для выражения своих амбиций. Он стал членом Совета студенческой Христианской ассоциации, но его стремление все изменить поначалу мешало другим студентам работать с Джорджем. Отказавшись от предложения присоединиться к студенческому клубу, он занялся проектом по изучению и реформированию студенческих организаций — это был его способ контактировать с остальными, не общаясь с ними. Затем он организовал собственную группу, но в последний момент пригрозил, что откажется от участия в ней, после того как не смог настоять на своем варианте в выборе помещения.

Когда Джордж начал получать социальное признание за конструктивные предложения, он в значительной степени освободился от довлевшего над ним комплекса неполноценности. А постепенно он избавился и от потребности доминировать. Начав действовать конструктивно, Джордж постепенно превратился в активного участника студенческой жизни, причем его позитивный потенциал был не меньше, чем тот негативный, который он выражал прежде. Не вдаваясь в детали личностного роста Джорджа, заметим, что это было делом не простым. Снятие напряжения в его душе — назовем это очищением — произошло не за один день и даже не за один месяц. И это очищение принесло с собой боль, муки перерождения из эгоцентричной личности в человека с социально конструктивным отношением к жизни. Но как только личность становится на путь конструктивных изменений, сама природа протягивает ему руку помощи; можно сказать, что существует своего рода геометрическая прогрессия: чем более здоровым становится человек, тем больше он получает возможностей для достижения еще большего здоровья. Так было с Джорджем. В колледже быстро раскрыли его творческие способности, физическую привлекательность и большую энергию. Та энергия, которая довела его почти до невроза, теперь работала на развитие его истинных руководящих качеств и рост его популярности. Отношения с девушкой наладить было уже невозможно — она бросила его, и хотя Джордж сильно из-за этого переживал, он не скатился к своей прежней моралистической изоляции.

Весной того же учебного года Джордж был выбран президентом Христианской ассоциации колледжа, должность на которой он работал старательно, но по- прежнему непостоянно и темпераментно. Но на следующий год его успехи возросли настолько, что он стал известен в Мужской лиге, и со временем его выбрали в студенческий совет как одного из лучших студентов- общественников колледжа.

В чем суть личностных проблем? Если бы Джорджа Б. отправили домой в состоянии нервного коллапса, люди бы списали его проблемы на «переутомление». Но мы, рассмотрев состояние личности Джорджа с точки зрения психологии, поняли, что настоящая причина его нервного срыва вовсе не чрезмерная работа, а, скорее, некое внутреннее напряжение. Старая практика объяснять нервные срывы словами: «На нем лежит столько ответственности» или «Он старается слишком многое успеть», после чего следует умозаключение, что человеку нужно хорошо отдохнуть, в большинстве случаев ошибочна. Более уместным было бы задать вопрос, почему он так много работает? Что это за напряжение у него в душе, которое не позволяет ему выполнять принятую им на себя работу? Давно известно, что люди часто уходят с головой в работу, чтобы убежать от нерешенных личностных проблем.

Источником личностных проблем является нескорректированность напряжений внутри личности. В случае с Джорджем мы наблюдали, с одной стороны, чрезмерно эгоцентричные амбиции (проявляемые через стремление доминировать), а с другой — очень слабый социальный интерес (выражаемый в нежелании сотрудничать с другими). Чем более разбалансированным становится напряжение в личности Джорджа, тем ближе он к нервному срыву; тем более ощущается отсутствие корректировки, иными словами, он становится более нервозным. Только после того, как напряжение было преобразовано в некое подобие функциональной гармонии, Джордж смог выразить себя эффективно и творчески во внешнем мире, после чего достиг настоящего уважения, о котором он так страстно мечтал.

Каждый из нас испытал на себе этот процесс преобразования внутреннего напряжения. Это нечто динамичное, творческое, происходящее в любое время. Например, человек идет по улице, обратившись к кому- либо из прохожих, он испытывает корректировку напряжения, вызванного желанием доминировать и интересом к другому человеку. Или человек приходит домой и читает книгу, и каждое событие, которое привлекло его внимание, также корректирует его личностное напряжение. Каждый раз, когда человек испытывает чувство, что он «должен» совершить тот или иной поступок, или чувство подчинения, отчаяния или триумфа, его личностное напряжение подвергается корректировке.

В связи с этим можно сказать, что личность никогда не бывает статичной. Она живет и изменяется; она — пластична, изменчива и многообразна. Поэтому нельзя говорить о «балансе» или «равновесии» личности, так как это означает, что личностное напряжение человека может быть заданным раз и навсегда. Состояние статичности в данном случае означает просто смерть. Жить — это не значит настроиться как радио на определенную волну и оставаться на ней; это, скорее, похоже на постоянную настройку радиоприемника на разные волны, т. е. на новый опыт, который мы приобретаем каждый день от беспрерывно текущей жизни и который всегда свеж и разнообразен.

Но в то же время это не означает, что личность отличается от той, какой она была вчера, или что она раскачивается и треплется, как пучок травы на ветру. Существует определенная последовательность, вызванная тенденциями в бессознательном личности, которые проникают глубоко в его прежний опыт. Каким он был месяц назад, год, пять или много лет назад, оказывает определенное психическое влияние на бессознательное человека, воздействуя таким образом на его напряжение сегодня. Но эти тенденции также мобильны и динамичны; в человеке заложено бесчисленное множество таких тенденций, доступных ему в каждом отдельном случае. Поэтому даже привычки не остаются статичными. Сомнительно, есть ли в здоровой жизни такое понятие, как истинная привычка, так как нет такой ситуации, которая не привносила бы элемент нового опыта, и, таким образом, не влияла бы на внутреннее напряжение личности. Жизнь намного богаче творчеством и возможностями и более вариативна, чем полагает большинство людей.

Мы намеренно используем термин «напряжение». Ибо в личности человека всегда присутствует определенная натуга, даже давление и нагрузка. Например, человек может разрываться между тем, где он находится сейчас и где должен быть через час, и это осознание обязанности быть в другом месте вызывает определенное напряжение в его мозгу. Или он может разрываться между вчерашней и завтрашней работой, и человек испытывает такое напряжение изо дня в день, будто взвалив к себе на спину бремя усилий. Мы часто упоминали, что самое сильное напряжение, безусловно, возникает между тем, что человек есть, и тем, чем, на его взгляд, он должен быть. Личность подобна паутине, если позволить себе такое сравнение, так как она состоит из нитей напряжения между бесконечно большим числом точек, причем эти нити напряжения и точки их крепления являются объектом постоянного изменения.

Поэтому было бы большой ошибкой говорить о личности без напряжений, подразумевая, например, что здоровое психическое состояние — это счастливое отсутствие напряжения. К слову, напряжения, которые неправильно отрегулированы, и вследствие этого растянуты до точки разрыва, приводят к психическому срыву. Тогда требуется не исключить напряжение, а отрегулировать его. Человек не может освободиться от личностного напряжения, даже если он этого захочет; невротик пытается это сделать, используя, например, такие приемы, как постоянное пребывание дома и отказ от встреч с другими людьми, но его ждет стагнация и в итоге — срыв. Нужно просто принять необходимость напряжений и затем вырабатывать наиболее эффективный способ их регулировки, чтобы личность смогла выразить себя наиболее творчески во внешнем мире.

Особо следует подчеркнуть, что решение личностных проблем — это регулировка напряжений внутри самого индивида. Безусловно, внешние факторы играют определенную роль, но их значение фактически состоит в том, что личность «впускает» их в себя и использует как точку опоры. Разговоры о необходимости «приспособления к окружающей среде», которые были очень популярны среди дилетантов от новой психологии несколько лет назад, предполагали, что основной задачей личности должно стать самосовершенствование для соответствия окружающей среде, что полностью фальсифицирует проблему и принижает человеческую личность. Как будто человек — это кусок резины, пригодный только потому, что его можно растянуть, чтобы он чему-нибудь соответствовал! Да, приспособление необходимо, но не только из-за чего- то вне индивида. Это креативный, динамичный, главным образом внутренний процесс.

Консультант должен бороться против стремления консультируемого переключить проблему на те или иные области вокруг себя, например осуждая кого-либо в своем окружении. Я помню, как мудро высказалась одна молодая дама, придя ко мне на прием: «Я не могу найти общий язык со своей семьей, скажите, что во мне неправильно». Очень важно для консультанта, даже принимая во внимание все факторы окружающей среды, продвигать проблему к напряжению внутри личности консультируемого.

Даже такой кажущийся объективным фактор, как сексуальная экспрессия, становится значимым для личности из-за внутреннего напряжения, которое вызывает данное чувство. Если бы это был просто вопрос выражения человеком сексуального возбуждения, при том, что его выражение соответствовало бы психическому здоровью, а не выражение — неврозу, то проще было бы некуда! Но секс вызывает личностные проблемы, как правильно заметил Фрейд, не в той степени, в какой эти проблемы находят объективное отражение в реальности, а в соответствии с тем, как человек воспринимает сексуальное выражение или его отсутствие. Один из моих клиентов обращался до этого к профессору, чтобы поделиться с ним своей проблемой, которая заключалась в его полном несчастье и меланхолии, и получил от профессора совет пойти и выразиться в сексуальном плане. Студент поэкспериментировал в данной области и пришел к выводу, что его проблемы только усугубились. Половая распущенность или другие попытки решить проблему всецело вне своего «я» может привести индивида к неврозу или к аскетическому подавлению чувств. Фрейд объясняет, что проблема секса — это один из способов корректировки внутриличностного напряжения, — напряжения сексуального возбуждения; социальные обстоятельства, в том виде, в котором они представляются индивиду, и влияние морального воспитания — все это формирует отнюдь не простую ситуацию. Самое необходимое здесь — прояснить установки, что Фрейд добивался с помощью психоанализа, это и приводит к правильному поведению.

Внешние условия, такие, как любовные истории, или серьезные экзамены, или смерть кого-либо из членов семьи, обычно трактуются как причина личностного срыва. Вот, к примеру, Джон Доу, который пытается покончить с собой каждый раз, когда его бросает девушка. Его знакомые говорят: «Если бы он никогда не встречался с женщинами, этого бы не происходило». Возможно, но скорее всего — нет. Потому что он потенциально носит в себе невротическое поведение, и оно рано или поздно проявит себя в той или иной форме. Значимое поле в отношении этого напряжения находится внутри личности, несмотря на то что индивид постоянно действует и реагирует в окружающей его среде, используя ее элементы в качестве ключевых единиц. Как нам известно, Джордж Б. был зол на своего соседа по комнате, но на самом деле сосед был просто наиболее подходящим объектом для его раздражительности; и мы можем быть уверены, что, если бы у Джорджа не было соседа по комнате, он использовал бы в качестве мишени для своей раздражительности подругу или еще кого-нибудь. Человек использует подробности своего окружения в качестве гвоздей, с помощью которых закрепляет кончики нитей своего напряжения. Следовательно, эти внешние элементы становятся очень важными, так как они связаны с внутренним напряжением личности. Можно сказать, что человек принимает эти элементы окружающей среды в себя и использует их в своей структуре.

Необходимо избегать стремления обвинять наследственность или окружающую среду в личностных трудностях. Некрасивая девушка может сказать: «Да, я просто родилась некрасивой»; но консультант часто может показать ей, что ее непривлекательность является следствием неправильного отношения и, следовательно, неверного использования физической формы, с которой она родилась. Неврозы — общая классификация личностных проблем, когда они приобретают тяжелую форму, — не наследственная болезнь, а неправильные способы использования того, что индивид унаследовал.

Внешняя среда имеет особое значение как арена, на которой индивид борется за свою адаптацию, но рассматривать внешнюю среду как причину неправильно и бесплодно. Окружающая среда предоставляет только шахматную доску и фактически почти все пешки, которые участвуют в игре, но, когда есть доска и пешки, нельзя предсказать, как пройдет игра.

В цели нашей книги не входит углубление в такую важную тему, как связь социальных обстоятельств с личностными проблемами индивида. Болезни общества, как то: безработица, разного вида экономические проблемы, страх войны и социальные перевороты, которые следуют за войной, — оказывают громадное воздействие на окружающую индивида среду. Частая безработица, спутниками которой являются экономические проблемы, усиливают в большой степени личностное напряжение, значение которой не может быть преувеличена. Всем понятно, что психическое здоровье и здоровый социальный строй тесно взаимосвязаны друг с другом.

С учетом всего вышесказанного совершенно справедливо, однако, что сами личностные трудности — вопрос корректировки напряжений внутри индивида; и пытаться отнести их к внешней среде — значит попросту не заметить сути вопроса. Неблагоприятная внешняя среда, например, трущобы, в которых вырос ребенок, увеличивают вероятность личностных проблем. Банально повторять, что двое детей, выросших в нищенских условиях, могут стать абсолютно разными личностями. На самом деле два ребенка из одной семьи, имеющие идентичную наследственность и выросшие почти в идентичной окружающей среде, не только могут, но и, как мы обнаружили, должны развиться в различные типы личности. Наследственность и окружающая среда устанавливают границы, внутри которых развивается личность; индивид, предки которого были низкорослыми, не должен рассчитывать, что вырастет очень высоким, — но его физическое здоровье не зависит от того, каков его рост. Здоровье личности — это качественная, а не количественная материя.

Простое изменение окружающей среды, иногда даже положительное, не является существенной необходимостью. Допустим, девушка, которая уехала учиться в колледж, попала в неудачную любовную историю, и родители отправили ее учиться в другое место. Это поможет на какое-то время, но, вероятнее всего, девушка вновь попадет в похожую ситуацию, пока не произойдет ее более здоровая адаптация. Личностные проблемы — вопрос изменений разума человека.

Как консультанты, мы иногда хотим внести изменения в конкретные особенности окружающей среды наших клиентов, как будто они дети. В работе со взрослыми консультант не должен прямо предлагать сменить окружающую среду, даже если это кажется наиболее целесообразным; он должен нацелить личность на понимание себя в связи с окружающей средой, и решение изменить внешние условия придет к консультируемому само собой. Нередко выступает смена фактора профессии в окружающей среде: личность с особым артистическим темпераментом иногда оказывается вовлеченной в такую работу, которая практически лишает ее возможности побороть нервозность. В сферу деятельности консультанта входит помочь индивиду раскрыть в себе склонность к определенным профессиям; но необходимо помнить, что этот вид помощи близко примыкает к прямым манипуляциям с личностными проблемами. Придет время, когда консультант сможет предложить индивиду специфическую помощь в поиске работы; для человека, обремененного экономическими проблемами, практическая помощь гораздо важнее, чем психологическое понимание. Но в этих случаях консультант, строго говоря, действует с личностными проблемами только опосредованно. Когда он работает с самой личностной проблемой, он не позволит консультируемому переложить ответственность на окружающую среду, а укажет ему на необходимость самостоятельно принять решение о своем будущем и поможет ему использовать окружающую среду наиболее конструктивно.

Однажды ко мне на консультацию пришла девушка, у которой было весьма неблагоприятное окружение. Она выросла в доме мачехи, где жили также ее сводные брат, две сестры и другие родственники, так что было невозможно остаться одной. В доме постоянно происходили ссоры, и взрослые, естественно, выбирали ее, падчерицу, как подходящую цель для выражения своей злобы. Тот, кто считает, что окружающая среда формирует человека, представит себе эту девушку, пережившую пятнадцать лет мучений в семье, циничной, подозрительной, плетущей интриги мизантропкой. Но на самом деле она была симпатичной, приветливой молодой женщиной, обладавшей бульшим чувством юмора и веселья, чем другие девушки из ее окружения. Она противостояла своей безрадостной ситуации, развив в себе огромное чувство юмора и жизнерадостность. Мы могли бы привести много подобных случаев, где индивид использовал неблагоприятную окружающую среду как трап, чтобы достичь необычайно эффективной личностной адаптации. Неблагоприятные внешние обстоятельства увеличивают возможность неврозов, но индивид может использовать этот потенциал для более творческого приспособления к жизни. Помочь в достижении последнего — вот в чем основная задача консультанта.

Давайте попытаемся разобраться в структуре личностных проблем. Плохая корректировка напряжений внутри личности может проявиться в различных симптомах, например: в стеснительности, робости, постоянной тревоге и беспокойстве, в боязни встречаться с людьми, в особом страхе неудачи на работе, в невозможности концентрировать внимание. Стеснительность, например, свидетельствует о том, что напряжения внутри личности блокируют друг друга, как два борца, которые так крепко ухватились друг за друга, что не могут пошевелиться. В результате человек не может свободно говорить или думать и не может эффективно выражаться в окружающем мире. Индивиды, которые не в состоянии адекватно скорректировать напряжение внутри своей личности, могут испытывать сильные затруднения в работе, или не смогут налаживать нормальные социальные контакты и, следовательно, решать любовные и семейные проблемы, или не смогут развить и использовать свой потенциал в других областях.

У индивида с подобными личностными трудностями имеется внутренний конфликт, в определенной степени парализующий его. Он, как говорится, не ладит с самим собой. А так как он не ладит с самим собой, то не ладит и со своей социальной группой. Эти два конфликта как война одновременно по обе стороны баррикад. Джордж Б. не мог найти общий язык с

другими студентами, потому что настойчиво хотел их изменить, но это было связано, в свою очередь, с его стремлением доминировать. Достичь психического здоровья в его случае, как и во всех других, означает одновременно скорректировать напряжение внутри себя и отрегулировать отношения с товарищами. Адлер считал социальную адаптацию критерием, «фруктом», благодаря которому судят об очищении личности. Но отсюда возникает опасность восхваления поверхностной адаптации к социуму. Фактически, поведение, направленное к другим, зависит от установок; и имеется лишь одно местонахождение установок, а именно разум индивида. Человек, который выработал социальную адаптацию без прояснения собственных установок, т. е. ценой лицемерия, вообще не адаптирован, и его слабая структура вскоре разрушится. Подобно Сократу или святому Франциску, индивиды, которые добились креативной корректировки собственных внутриличност- ных напряжений, именно по этой причине могут оказаться в дисгармонии с несовершенным обществом отдельного периода.

Если личностная проблема становится настолько значительной, что индивид не может больше продолжать работать или строить отношения с окружающими, мы называем это «неврозом». Например, у студента была относительно простая проблема — перед экзаменами он учился с большим нервным напряжением. Это напряжение нарастало, пока он не заболел в ночь накануне экзамена и был от него освобожден; и впоследствии он развил удобную невротическую схему заболевать перед всеми экзаменами. Подобное невротическое состояние может иметь причиной значительный эмоциональный конфликт, который не может быть разрешен самим индивидом.

Термин «невроз» происходит от однокоренного слова «нервы», так как душевные расстройства раньше рассматривались как нервозность, которую они перерождали в форму тревоги, беспокойства или даже тремора конечностей. Но данный термин не предполагает наличия органического заболевания нервов, а относится к состоянию личности. «Психоз» — это термин для обозначения более тяжелого состояния психического расстройства, чем невроз, который включает в себя довольно много форм психических заболеваний, смешанных в одну кучу, в просторечии называемую умопомешательством. Некоторые психозы имеют органическое происхождение, как те, например, которые вызваны заболеванием, поражающим ткани нервной системы, но большинство имеет функциональное происхождение. В задачи нашей книги не входит обсуждение психозов. Консультант, естественно, не работает с подобными состояниями, он должен обладать достаточными знаниями, чтобы распознать подобное психическое состояние и порекомендовать индивиду обратиться за профессиональной психиатрической помощью.

Неврозы функциональны по происхождению из-за форм поведения и психических установок, а не из- за органических расстройств. Могут иметь место сопутствующие органические факторы; органическая неполноценность, как продемонстрировал Адлер, может стать фактором возникновения невроза. Многие органические состояния являются результатом невротического состояния психики, такие, как низкое артериальное давление или классический пример — слепота, наступившая в результате контузии на войне. Консультант должен оценить физическое состояние консультируемого, чтобы принять во внимание все относящиеся к проблеме органические факторы, причинные и проистекающие. Часто он может найти причину именно в них, побеседовав с семейным врачом консультируемого или обратившись в медицинский отдел учебного заведения. Консультант сосредотачивается на функциональном аспекте затруднений, а именно, оздоровить установки и поведенческие паттерны индивида.

Современная психотерапия в целом признает, что нет четкой границы между так называемыми «нормальными» людьми и невротиками, между больными неврозом и психозом. Закон предписывает принудительно заключать больных многими типами психозов в психиатрические больницы; но психиатры и судьи допускают, что решение о том, кого поместить в психиатрическую лечебницу, а кого отпустить, так как он просто «немного не в себе», часто принимается совершенно произвольно. Можно привести много примеров, подобных истории г-жи Д., у которой в детстве были проблемы, но она неплохо окончила среднюю школу и институт. Ее личностный конфликт в колледже стал проявляться сильнее, и можно было констатировать, что она больна неврозом. Спустя несколько лет, в течение которых она испытывала эмоциональное и физическое напряжение, у нее неожиданно обнаружилась шизофрения («раздвоение личности») и ее госпитализировали в клинику для душевнобольных. Сейчас она уже вышла из больницы, совершенно здорова и внешне настолько же «нормальна», насколько окружающие.

У каждого человека есть личностные проблемы, и каждый постоянно находится в процессе корректировки внутреннего напряжения. Никого нельзя назвать абсолютно «нормальным». Например, всем нам хоть раз хотелось избежать встречи с каким-то определенным человеком; мы переходили на другую сторону дороги, чтобы только не столкнуться с неприятным нам человеком, несмотря на последующее чувство стыда за свой поступок. Если это желание возрастает, и нам не хочется встречаться уже с несколькими людьми или, возможно, вообще ни с кем, и хочется все время оставаться дома за закрытой дверью, мы постепенно продвигаемся по пути невроза. В каждом из нас есть желание доминировать, которое довело Джорджа Б. до невроза. Разница только в том, что те из нас, кого называют «нормальными», лучше приспосабливаются к этой склонности в созвездии своих личностных напряжений. Честно говоря, я ни разу не встречал клиента, в трудностях которого я не узнавал бы своих собственных, по крайней мере потенциальных. Теоретически каждый консультант должен пройти через подобный опыт. В работе консультанта нет места для самонадеянности, есть место только для скромности.

Для каждого из нас было бы очень мудрым, познакомиться со своими маленькими невротическими тенденциями, даже если они не такие серьезные, например, сплетни о ком-либо или желание пропустить рюмку ликера перед важной встречей. Как говорит Адлер, «маленькие трудности эквивалентны норме, большие трудности эквивалентны неврозу». Или, если перефразировать его высказывание, эмоциональные конфликты, которыми можно управлять, эквивалентны норме, те же конфликты, которыми индивид не может управлять, эквивалентны неврозу. Если человек распознал какую-то свою определенную невротическую тенденцию, он в большей мере пригоден для борьбы против падения личности в то или иное расстройство и против эмоционального кризиса.

Мы специально используем слово «нормальный» в кавычках, так как это скорее идеальное, нежели реальное состояние. Норма — это стандарт, происходящий из наших знаний о возможностях в той или иной ситуации; частично она базируется на области ожиданий, но, подобно физическому здоровью, не является лимитированной категорией. Можно измерить, что неправильно или нездорово в личности, так как невроз заставляет больного совершать различные ошибки, но мы не можем измерить в этих пределах степень «правильности». Мы можем только освободить индивида для развития в соответствии с его уникальной формой. Поэтому быть нормальным вовсе не означает быть статичным или «посредственным» или быть в одной голубятне вместе со всеми; это имеет совсем другое значение. Норма для личности — в ощущении идеального, а оно базируется на принципах креативности, таких, как свобода, личность и другое, что мы обсудим в следующей главе.

Возможность заново скорректировать личностные напряжения — самый великий подарок природы человеку. Это означает рост, развитие, совершенствование потенциала личности. Реорганизация личностных напряжений синонимично творчеству. Особо творческая личность — это та, личностные напряжения которой особенно восприимчивы к корректировке; она более чувствительна и больше страдает, но она пользуется большими возможностями. Невротическая личность имеет специальные возможности для реорганизации своих личностных напряжений, которую ситуация вынуждает поступать так, но из-за своего страха она отказывается и пытается заморозить себя в статической усвоенной форме. И когда она набирается храбрости и начинает процесс реорганизации личностных напряжений, она может неожиданно стать необычайно творческой личностью. Это не случайность, что люди, которые очень чувствительны к другим, которые могут опасаться встречи с большинством окружающих, часто также и те, кто становится наиболее привлекательными и эффективными в личностных отношениях, если они направят свою чувствительность в конструктивное русло.

Нужно только обратиться к истории, чтобы увидеть, что наиболее творческие люди часто также наиболее явно подвержены невротической тенденции. Ван Гог был невротиком большую часть своей жизни и удержался от психоза только благодаря своей потрясающей творческой силе, с помощью которой он мог осуществлять рискованную корректировку огромных напряжений своей личности. Он с трудом удерживался на тонкой, как лезвие ножа, грани между здоровой и больной психикой, и связано это с творческим началом, которое сделало его великим художником. Великие художники имеют больший невротический потенциал. Они рождаются подобно Достоевскому или Ницше, чтобы колебаться между более невротическим и менее невротическим состоянием. Чем более сензитивен внутренний баланс напряжений, тем сильнее выражено творчество. Мы не восхваляем неврозы и не собираемся повторять того, что звучит в названии одной из модных книжек «Радуйтесь, что вы невротик», но нам хотелось бы сказать, что невротические тенденции, если использовать их конструктивно и смело, означают возможности для особого творческого развития.

Каждый из нас может достичь лучшей корректировки личностных напряжений. Но никто не достиг. Разница между невротиком, который едва справляется со своей работой, и «посредственным» индивидом, который выполняет работу вполне удовлетворительно, не больше, чем разница между этим посредственным типом и человеком, который так прояснил свою личность, что смог использовать свои творческие способности и быстро продвинуться к более влиятельным и эффективным позициям.

Важнейший аспект деятельности консультанта — помощь подобным так называемым «нормальным» людям в том, чтобы они научились более творческой корректировке личностных напряжений. Консультант не только помогает людям, недотягивающим до среднего уровня, подняться до него, но, что наиболее важно, он стремится помочь «середнячкам» извлечь пользу из их уникальных возможностей и подняться до более высокого уровня развития. Подтверждением вышеизложенному служит следующий пример.

Когда молодой человек, назовем его Джон К., поступил в колледж, он был обычным первокурсником, несильно выделяясь из общей массы. В первый год обучения он чаще обычного выглядел встревоженным, часто краснел, а на собраниях комитета сидел неловко. Учась на втором курсе, он пришел ко мне с просьбой о «психологическом анализе». Хотя процесс консультирования с трудом можно назвать психоанализом, мы договорились о серии консультаций. Во время работы с Джоном выяснилось, что он воспитывался бабушкой, и, хотя в школе он был вполне успешен в качестве члена учебного совета и редактора ежегодного школьного издания, он всегда оставался в одиночестве. Он не мог вспомнить, чтобы в детстве много играл, но помнил, что регулярно косил газон и обслуживал себя сам. Уже тогда он писал поэмы к «смерти». Очевидно, что Джон К. принадлежал к тому типу, который мы называем «интровертом». Из-за стеснительности у него не было удовлетворительных отношений с девушками, а в социальной группе он маскировал свою стеснительность за рассудительностью. Он был умен, хотя мыслил и говорил довольно медленно. Основными интересами Джона были философия, религия и толстые книги.

Таким мы увидели Джона, в известной степени нормальную личность, но с суицидальной склонностью. Он должен был бы стать довольно хорошим учителем и, вероятно, никогда не стал бы настолько невротичным, чтобы попасть в психиатрическую лечебницу. Но его личность была переполнена мелкими запретами, и он, конечно, не мог от них освободиться, чтобы развивать свои творческие силы к чему-нибудь и использовать свои потенциальные возможности. Как подавляющее большинство людей, он шел бы по жизни, имея внутри себя такую ношу запретов и мелких конфликтов, что закончил бы свою жизнь с фразой: «Джон К., чуть выше среднего уровня».

Год спустя после наших консультаций я получил от него письмо следующего содержания:

«Прошлый учебный год прошел у меня просто замечательно, намного лучше, чем все остальные. Помните, год назад у нас была серия встреч, посвященных моим взглядам на жизнь? Да, в этом году я сильно изменился, причем в различных отношениях, и хотя у меня еще бывают черные понедельники, я чувствую, что совершил большой шаг по пути борьбы с эгоцентризмом, который сидит глубоко во мне и который был год назад моей Немезидой. Я избавился от многих страхов и предубеждений. Я понемногу выполз из своего панциря. Даже Хенк, который в этом году был моим соседом по комнате, несколько раз говорил, что заметил во мне большие изменения. Я считаю теперь, что мое желание «избавиться от детских штучек» было просто забавой».

Когда я впоследствии встретил Джона, его выбрали президентом крупной студенческой организации, он присутствовал в Нью-Йорке на межвузовской конференции, где с интересом и удовольствием встречался с влиятельными людьми. Он показался мне «освободившимся», и его личность, как у всех свободных людей, развивалась в геометрической прогрессии.

Глава 2. Картина личности

Что такое человек? С этого вопроса должно начаться наше конструктивное обсуждение, так как эффективность консультирования человека зависит от нашего понимания вопроса, что же этот человек из себя представляет. Человек — это нечто большее, чем его тело, работа или социальное положение. Но все это — аспекты, через которые человек выражает себя. Совокупность этого выражения является внешним зеркалом той внутренней структуры, которую мы несколько неопределенно называем «личностью». Европейские психологи использовали бы в этой связи термин «душа» как перевод слова «психе»; но у нас в Америке словом «душа» более точно обозначают ту основную природу человеческой сущности, которая делает из него личность.

Итак, мы должны начать с определения понятия личности. Если консультант сознательно, пренебрегает этим, он даст определение личности неосознанно — например, когда он высокомерно посчитает, что его клиент должен развивать свою личность так же, как и он, либо в соответствии с его идеалом личности, либо используя в качестве примера того же героя, что и он.

Мудрый консультант не оставит этот важный вопрос на откуп превратностям своего бессознательного, а сознательно и разумно нарисует свою картину личности.

Ради ясности позвольте сразу сообщить наше заключение о том, что личность характеризуется свободной индивидуальностью, социальной интеграцией и религиозным напряжением. Это три базовых принципа, необходимые человеческой личности, как покажет наше дальнейшее обсуждение. Для более полного определения необходимо добавить: личность — это актуализация жизненного процесса в свободной индивидуальности, которая социально интегрирована и обладает религиозным напряжением.

Формируя картину личности, мы должны рассмотреть различные картины, представленные современными авторами в этой области, психотерапевтами[1]. Начнем с наиболее известного из них и самого первого, автором которого является Зигмунд Фрейд[2].

Детерминистская картина личности представлена наиболее ярко и убедительно во фрейдовском психоанализе. Фрейд, безусловно, вошел в историю как один из наиболее влиятельных мыслителей нашего века. Его творения можно считать водоразделом в истории попыток человечества познать себя. Конечно, Фрейд в определенной степени украл у человека наслаждение быть лицемерным и нечестным — что частично объясняет, почему его так активно критикуют.

Фрейд родился в тот период, когда возникла потребность в психоанализе. Девятнадцатый век так раздробил человеческую природу, поделил жизнь и низвел моральную жизнь до уровня принятия поверхностных решений, что мир нуждался в психоанализе Фрейда. Только таким образом можно объяснить огромное влияние психоанализа. Фрейд появился для того, чтобы показать, что личность намного шире, чем допускают наши слабые системы. Он исследовал «глубину» человеческой природы, находящуюся в значительной и влиятельной области подсознания. То, что Фрейд поставил во главу угла секс как наиболее влиятельный человеческий инстинкт, — радикальная, но одновременно и верная в деталях позиция — это неизбежная реакция на лицемерный Викторианский морализм, который допускал, что можно игнорировать сексуальный фактор в жизни, вырезать его и выбросить из жизни, после чего беспечно продолжать жить в «невинности».

В своих исследованиях человеческих мотивов бессознательного Фрейд вскрыл многое, что было слишком безобразным, чтобы быть приятным для поколения, которое стремилось улаживать все вопросы в «непосредственном центре решения», откладывая в долгий ящик вопросы морали путем подписывания открыток, а международные проблемы — путем подписания договоров. Фрейд показал нам неприглядные стороны человеческой природы. Если кто-то до сих пор считает, что у человеческой природы нет неприглядных сторон, представленных примитивной похотью и дикой жестокостью, пусть взглянет на истерзанный войнами современный мир. Наш нарциссизм привел нас к осуждению Фрейда, как клеветника и выразителя непристойностей, но, как сказал экс-апостол Юнг, «только великий идеалист мог посвятить свою жизнь вскрытию такого количества грязи».

Фрейд — это аналитический гений. И он изобрел систему анализа человеческой личности, которую назвал психоанализом и которая учит нас, консультантов, понимать ценность функций человеческой психики, хотя мы, конечно, никогда не используем эту систему как таковую[3]. Он отметил, что «подавление» может привести согласованности в разуме индивида в хаотический беспорядок. В действительности эти подавления есть не что иное, как обман личностью самой себя. Процесс этот представляет собой примерно следующее: из «ид» возникает инстинктивное влечение (кипящий в подсознании котел страхов и страстей и инстинктивные склонности и разнообразное физическое содержание) и ищет выхода в окружающий мир. Но эго, которое стоит на пороге сознания и занимает промежуточное положение между ид и внешним миром, осознает запреты общества на выражение этих влечений и, таким образом, прибегает к некоторым уловкам, чтобы подавить желание. Уловка — это хитрость, с помощью которой эго говорит себе: «Я не хочу никоим образом выражать это желание» или «Вместо этого я сделаю следующее…» Но подавление означает только, что желание снова проявится, но в другой форме — на этот раз уже в виде некоего симптома невроза, например: тревоги, смущения, забывчивости или даже серьезной формы психоза.

Когда больной неврозом приходит на лечение к психоаналитику, работающему по Фрейду, его просят облечь в словесную форму свои душевные ассоциации, что практически означает беспорядочное говорение. Во время такой «исповеди», как ее называют, аналитик ждет проявления признаков подавления, например: колебание при проговаривании существенного момента, забывчивость или смущение. Подобные задержки или блокировки означают разлад в психике пациента, отсутствие свободного потока из бессознательного источника инстинктивных влечений в сознание и оттуда — в реальность. Эти симптомы являются вехами, которые показывают наличие в личности психологических конфликтов. Теперь функцией психоаналитика становится обнаружение этого конфликта, вывод его из бессознательного и, если это серьезно, его разрешение с помощью процесса психологического катарсиса, называемого отреагированием. Конечной целью является распутать клубок напряжений в психике пациента, освободить его от «комплекса» и, таким образом, восстановить некое функциональное единство в его психике. Это освободит его для выработки более удовлетворительного выражения в реальности инстинктивных влечений. Или, если такое выражение невозможно, пациента, по крайней мере, подведут к сознательно- му и откровенному принятию необходимости отказа. Центральный процесс психоанализа состоит в том, чтобы вывести конфликт из темного бессознательного на свет сознания, где его можно распознать и соответствующим образом с ним бороться. «Наша польза, — отмечал Фрейд, — заключается в замещении бессознательного сознательным, в переводе бессознательного в сознательное»[4].

Эта система психоанализа внесла значительный вклад в наше понимание человеческой психики, и, самое главное, она смогла проникнуть в огромное пространство сферы бессознательного. Исследование этих темных уголков, из которых проистекают огромные жизненные силы и мотивы, поместило наше понимание человека на более прочный базис. Таким образом, психоанализ показывает, что мы должны принимать во внимание значительно большее, нежели только сознательное «я». Этот бедный «генерал» в лучшем случае сильно рискует, так как об него бьются инстинктивные силы из ид, внешнего мира и суперэго (совесть). Следовательно, жизнь должна быть ориентирована на более глубинные уровни, нежели просто на сознательную волю. И последнее — психоанализ Фрейда доказывает, что мы никогда не можем иметь успех в моральной жизни с помощью такого простого приема, как обычное подавление любой склонности, которую общество или наше суперэго находит неприятным.

Но опасность во фрейдовской системе анализа возникает, когда она переносится на детерминистскую интерпретацию личности в целом[5]. Система может просто превратиться в причинно-следственную схему: заблокированное инстинктивное побуждение = подавление = психологический комплекс = невроз. А лечение теоретически заключается в простом перевертывании процесса: исследовать невротический симптом, обнаружить комплекс, снять подавление, а затем помочь индивиду с большим удовлетворением выражать свои инстинктивные побуждения. Мы не хотим сказать, что фрейдовская психотерапия в том виде, в котором она практикуется, так же проста, как было описано выше. Ей свойственно гораздо больше творческих аспектов, и она успешна, так как не связывает себя определенной причинно-следственной теорией. Однако существует опасность влияния фрейдовской теории на установление механистического, детерминистского взгляда на личность в умах частично информированной публики, и люди могут решить, что они являются жертвами своих инстинктивных влечений и что их единственное спасение заключается в выражении либидо всякий раз, когда возникает желание.

Безусловно, для некоторых аспектов психики при- чинно-следственная схема действенна. Но было бы ошибкой извлекать общие правила из этой ограниченной сферы, подразумевающей, что причинно-след- ственные, детерминистские принципы объясняют целостность личности. Фрейд соблазнился удобной и осязаемой систематизацией естественной науки и использовал ее как прокрустово ложе, на которое поместил человеческую личность и заставил их соответствовать друг другу. Это довольно распространенное заблуждение последних десятилетий, которое возникло из-за невозможности определить границы научного метода. Хотя объективность науки вносит значительный вклад в понимание конкретных фаз феномена человеческой психики, представить, что целостность ее творческих, часто непредсказуемых, неуловимых аспектов может" быть редуцирована до причинно-следственного эффекта, механистических принципов — абсолютная глупость. Поэтому «естественная наука психологии» Фрейда, как ее назвал Ранк[6], низведена до теории ультимативного детерминизма в личности.

Если принять подобный детерминизм, будет разрушена ответственность человека. Как подчеркивает Кункель, вор может заявить: «Яблоко украл не я, а мой голод». А как же тогда цель, а свобода и творческое решение со стороны личности? Все это, как мы увидим ниже, является для человека базовым.

Собственно говоря, одно из основных предположений всей психотерапии заключается в том, что пациент рано или поздно должен принять ответственность на себя. Поэтому личностный детерминизм, который освобождает пациента от ответственности, в конечном итоге работает против восстановления его психического здоровья. Причинно-следственный детерминизм имеет силу лишь в ограниченной сфере, а именно в сфере невроза, вызванного комплексом и подавлением, и если пациент освободится от комплекса, он станет отвечать за творческую разработку своей будущей судьбы.

Как показывает мой опыт, невротические личности часто имеют склонность к детерминистскому взгляду на жизнь. Они пытаются найти ответственных за собственные трудности — своих родителей, или окружающую обстановку детства, или коллег; что угодно, что можно выставить в качестве оправдания, пока я «не ищу виноватых». Это понятно, так как, если бы они хоть раз признали свою личную ответственность, им пришлось бы сделать следующий шаг по пути преодоления невроза. Безусловно, существует бесконечное множество факторов, определяющих любую трудность человека, но подо всем этим в личной независимости индивида лежит точка ответственности и возможности для творческого развития — и это значимый фактор.

Не так давно я имел дело с мужчиной средних лет, менеджером в небольшом бизнесе, который с большим энтузиазмом отстаивал детерминистскую точку зрения. Он-приводил в пример эксперименты на обезьянах, проводил различного рода псевдонаучные параллели и, казалось, всеми правдами и неправдами хотел доказать, что человек отвечает за свои действия не больше, чем павловские собаки за образование собственной слюны при подаче им соответствующего стимула. Если человек отстаивает что-нибудь так, будто от этого зависит его жизнь, можно быть уверенным, что за этим пылом лежит более чем объективная заинтересованность в истине. Он просто пытается уберечь собственную невротическую схему от изменений. Оказалось, что этот мужчина после окончания колледжа потерпел неудачу в различных профессиях. Он упоминал о своем колледже с замешательством и только для того, чтобы подчеркнуть, что высшее образование дает некое преимущество в жизни. Можно сделать вывод, что этот человек был вынужден верить в детерминизм, пока он терпел неудачи. Это было его оправданием и облегчало гнетущее его бремя ощущения неудачника. Ему было предопределено стать детерминистом из-за его ошибок. Но страстность его дискуссий доказывает, что бессознательно он испытывает чувство вины за собственные неудачи и, таким образом, отстаивает детерминизм именно из-за своего глубокого убеждения, что сам он не совсем детерминирован.

Да, в некоторых случаях детерминизм имеет место, но это невротические случаи. Невроз означает капитуляцию свободы, отдачу самого себя на откуп жесткой усвоенной формуле; и постепенно личность превращается в машину. Но психическое здоровье — это обретение человеком чувства личной ответственности и, как следствие, — личной свободы.

Свобода — основной принцип, фактически sine qua non (непременное условие) личности. Ведь именно это отличает человека от животного: человек способен разорвать жесткую цепь «стимул — реакция», которая сковывает животных. Здоровая психика способна поддерживать неустойчивый баланс разнообразных импульсов и принимать решающее решение, позволяющее одному из импульсов одержать верх. Именно обладание способностью к творчеству — что и есть свобода — является исходной предпосылкой человеческого существа.

Мы не ставим своей целью углубляться здесь в философские обоснования человеческой свободы, скажем только, что с точки зрения психологии вера в свободу человека необходима для создания адекватного представления о личности, с которой вам предстоит провести эффективную консультативную работу. Не стоит называть это «свободой воли», так как в таком случае получается, что свободна лишь одна конкретная часть человека, что становится почвой для бесконечных дискуссий на тему метафизического детерминизма, которые ни к чему не приводят[7]. Скорее, свобода, которой обладает человек, — это качество его бытия вообще. Обратите внимание: мы не говорим, что не существует того неограниченного количества детерминирующих сил, которые воздействуют на человека со всех сторон в любой момент времени, — этих детерминирующих сил намного больше, чем могли себе представить в прошлом веке с его акцентом на простых «усилиях». Но вне зависимости от того, какое количество сил воздействует на какого-нибудь Джона, все равно существует некий элемент, посредством которого этот Джон из наследственного материала и влияний среды создает свой собственный, уникальный паттерн. Возражения против свободы оказываются лишь очередными доказательствами ее существования; ведь возражение, а фактически и любая разумная дискуссия, даже задавание вопросов, предполагает наличие хотя бы какой-то степени свободы.

Многие студенты, придя к консультанту, начинают отстаивать довольно несерьезную точку зрения, опирающуюся на поверхностных познаниях в области естественных наук, причем уровень их компетентности позволяет им увидеть сильные стороны, но не недостатки. Если на кону стоит личная проблема, консультант не должен вступать в открытый спор — консультирование нельзя связывать со спорами. Но он укажет на возможности, что постепенно подведет пациента к принятию на себя ответственности за собственное поведение и собственное будущее.

Психотерапевт Отто Ранк приводит обстоятельные объяснения значимости свободы и ответственности в психотерапии[8]. Бывший когда-то одним из ближайших сподвижников Фрейда, в конце концов Ранк был вынужден порвать со своим наставником, так как Фрейд отказывался признать центральную роль творческой энергии в психоаналитической терапии[9]. Ранк утверждает, что, как бы то ни было, но мы должны признать, что человек создает собственную личность силами своей творческой энергии, а невроз объясняется неконструктивностью желаний человека[10].

Можно развиваться свободным. Чем более психически здоровым становится человек, тем выше его способность конструктивно строить свою жизнь, тем лучше он способен распоряжаться имеющимся у него потенциалом свободы. Так что, когда консультант помогает своему подопечному преодолеть его личные проблемы, на самом деле он помогает ему обрести большую свободу.

Итак, основной принцип личности — принцип свободы — как руководство для консультирования можно сформулировать следующим образом: задача консультанта состоит в том, чтобы подвести клиента к принятию на себя ответственности за собственное поведение и за то, что он делает со своей жизнью. Консультант покажет ему, насколько глубоко уходят корни его решений, объяснит, почему стоит считаться с прошлым опытом и силами бессознательного, но венцом его работы будет ориентирование клиента на принятие власти над имеющимся у него потенциалом свободы и эксплуатация этого потенциала.

Вторым принципом, на котором строится личность, является ее индивидуальность. Человек, который приходит к консультанту со своей проблемой, сталкивается с трудностями, поскольку не может быть самим собой, иначе говоря, он не может проявить свою индивидуальность. Ранк в связи с этим писал: «Невротический тип, черты которого в той или иной степени присутствуют у каждого из нас, страдает от того, что не может принять себя, не в состоянии относиться к себе терпимо и переживает это совсем по-другому»[11].

Ведь по крупному счету человек остается наедине с собой, сам живет своей жизнью, видит мир своими глазами. Если он не может быть самим собой, без всякого сомнения, он не сможет и принять никого другого, как бы ему этого ни хотелось. Его «я» отличается от любого другого «я»; его «я» уникально, и здоровье психики зависит от признания этой уникальности.

Только задумайтесь, какие разные все люди! Толпа движется по Таймс Сквер, подобно потоку мраморных статуй с одинаковым измученно-каменным выражением лиц, но загляните под эту защитную маску — какое разнообразие уникальных аспектов в каждом отдельном человеке! Консультант никогда не перестает удивляться уникальности и оригинальности каждой истории, которую ему доводится слышать. Временами, измотанный следующими одной за другой беседами, я ловлю себя на мысли, что я уже перевидал на своем веку все возможные типы людей, и следующий пациент, который войдет в мой кабинет, будет лишь чьей-то занудной копией. Но едва этот следующий произносит первые несколько предложений своей истории, я понимаю, что передо мной потрясающий роман, который я еще не читал. Остается только восхищаться неисчерпаемостью фантазии Господней, которая создает нас всех «мужчинами и женщинами» — и всех одинаковыми. Консультант готов возвопить вместе с псалмистом: «Когда я думаю о небесах, о творении рук Его… Что есть человек?.. Ведь Он сотворил его чуть ниже самого Господа, даровал ему славу и честь». Именно эту уникальность каждого человека мы, консультанты, стараемся уберечь. Задача консультанта состоит в том, чтобы помочь своему подопечному стать тем, кем его создал Бог.

Жизнь начинает идти по неверному пути, как только человек пытается взять на себя чужую роль. Студента, который на общественных мероприятиях неизменно говорит что-то невпопад, не следует классифицировать как человека с врожденным отсутствием такта; может, у него внутри сидит страх, который заставляет его играть чуждую ему роль, — разумеется, это заставляет его совершать грубые ошибки. Действия многих молодых людей, вступающих в беспорядочные половые связи, могут рассматриваться как результат боязни быть собой и вытекающей из этого попытки зацепиться за какую-то другую роль. Зачастую именно после вечеринки, на которой девушка не пользовалась особым успехом, она совершает ошибки сексуального плана. Очевидно, что чрезмерное употребление алкоголя — это одна из форм бегства от себя. Когда молодой человек еще до вечеринки изрядно «набирается», он устраивает все таким образом, что ему не приходится быть собой на вечеринке. Вопрос состоит не в том, почему он так любит принять на грудь, а, скорее, в том, почему у него создалось впечатление, что ему надо спасаться бегством от себя самого. Из этого следует, что нам надо организовать для нашей молодежи социальную программу, в которой они смогут быть собой и получать от этого удовольствие. Такого рода социальные функции будут лучшей «зарядкой» для здоровья личности.

Сам за себя говорит тот факт, что психотерапия функционирует именно на этом принципе индивидуальности. Ранк так объясняет цель своего метода: «Одним словом, целью является саморазвитие; я имею в виду, что личность должна вырасти в то, что она есть»[12].

Широко известный швейцарский психолог Карл Густав Юнг дает совершенно четкое определение понятия «индивидуальность». Его работа под названием «Психологические типы» так точно отвечала нуждам времени, что используемые им термины «экстраверт» и «интроверт» вошли в общее пользование. Экстраверт — это такой человек, который живет так, чтобы соответствовать объективным условиям или требованиям, исходящим извне; он склонен, подобно бизнесмену или солдату, придавать особое значение деятельности[13]. Интроверт, в свою очередь, ориентирован преимущественно на субъективные ощущения; в эту категорию попадают поэты, философы, любители научных изысканий. Разумеется, четкого разделения не существует. Все мы в какой-то мере экстраверты, а в какой-то интроверты, и проявляем соответствующие склонности. Юнг понимал, что его система, которая выглядит намного сложнее, чем мы об этом думали, представляет собой лишь систему отсчета, где можно найти только очень общие указания. Неверно, бесполезно заниматься классификацией людей. Сам Юнг, что немаловажно, относится к тем психотерапевтам, которые придают самое большое значение индивидуальности. Нам было бы неплохо иметь гибкую категориальную систему отсчета, но помните, что для каждого человека в ней должна найтись уникальная категория.

В Америке существует тенденция ассоциировать экстраверсию со здоровьем личности, а интроверсию с болезнью. Мы, американцы, имеем склонность к экстраверсии, что объясняется нашим пионерским, активным прошлым и озабоченностью бизнесом и промышленностью в настоящем, в сочетании с недостаточным вниманием к культуре, особенно характерным для прошлого. Это грубая ошибка — считать, что именно наш тип есть единственный здоровый тип. Молодой человек, который по природе своей: художник, склонный к рефлексии философ или страстный апологет научных исследований, — может приобрести психологическое расстройство, будучи насильно помещенным в позицию продавца-коммерсанта. Разумеется, не стоит слишком углубляться в интроверсию; слишком ярко выраженная интроверсия даже более опасна, чем избыточная экстраверсия, так как можно быть уверенным, что экстраверту общество поможет урегулировать его эгоцентрические «заскоки». Но конечная цель — обретение человеком предназначенной именно ему уникальной роли.

Самая грубая ошибка, которую допускают консультанты, — это попытка подогнать своих клиентов под один какой-то тип, обычно именно тот, к которому принадлежит сам консультант. Если консультант не был членом школьного братства, то он считает, что ученику тоже не стоит в нем состоять. Профессор в свое время учился как проклятый, и поэтому он может посоветовать второкурснику полностью отказаться от социальной жизни и закопаться в книги. Это крайние примеры, но суть ясна: мы говорим о том, что у консультантов есть такая порочная склонность рассматривать клиента с точки зрения собственных установок, моральных стандартов и общих паттернов личности, а следовательно, проецировать их на клиента, покушаясь таким образом на его индивидуальность. Как разоблачить эту тенденцию и защититься от нее, мы расскажем вам в этой главе.

Итак, мы имеем все основания для известного всем совета: «Будь собой». Но вряд ли что-нибудь стоящее получится, если мы просто скажем человеку, чтобы он был собой, так как проблема как раз в том и состоит, что он не знает, какой он на самом деле. Многим клиентам кажется, что внутри них живут два противоборствующих «я», и призыв «Будь собой» вызовет всего лишь еще более сильное замешательство. Для начала он должен найти себя, и только потом в дело вступит консультант.

Задача консультанта заключается в том, чтобы помочь клиенту найти то, что Аристотель называл «внутренней целью», то есть уникальную форму желудя, которая детерминирует, что из него вырастет дуб. «Каждый из нас несет свою форму жизни, — пишет Юнг, — не разрушимую форму, которая не может быть заменена никакой другой»[14]. Эта форма жизни — истинное «я» — погружается в глубины психики человека намного глубже, чем повседневное сознание; в сознании может даже присутствовать ее искаженное отражение. Человек обретает себя посредством объединения сознательного «я» и различных уровней бессознательного.

Здесь следует привести более четкое описание и определение того, что мы называем бессознательным. Каждый из нас знает, что лишь небольшой объем содержания его разума доступен его сознанию в каждый конкретный момент. Содержание разума проходит через сознание подобно потоку; вероятно, это можно сравнить с движением пленки по реле сквозь луч проектора, который проецирует постоянно меняющуюся картинку на экран. Как в старой аллегории, осознаваемая доля сознания соотносится с бессознательным так же, как макушка айсберга, виднеющаяся над водой, соотносится с остальной глыбой льда, скрытой под толщей воды. Несомненно, наш разум проникает намного глубже, чем любая сиюминутная область сознания, но мы не можем точно сказать, насколько глубоко, так как бессознательное — это значит «неведомое». Мы можем его только констатировать и наблюдать за его функциональными проявлениями. Люди, привыкшие мыслить только ограниченными терминами поддающейся вычислениям науки могут сомневаться насчет признания бессознательного, но этим они только отбирают у себя огромный кусок собственной внутренней жизни. Ведь что будет с воспоминаниями, былыми переживаниями, прошлым опытом, знаниями — и так до бесконечности, которые отсутствуют в нашей сознательной памяти на данный момент, но которые мы можем воспроизвести без особых затруднений? Теоретически ни одно переживание не исчезает бесследно. Мы помним все, так что детские переживания продолжают оказывать свое влияние на человека, даже если он в недоумении пожимает плечами, полагая, что все было давно и быльем поросло. Такие явления, как память, забывание и другие, связанные с бессознательным проблемы, очень сложны для понимания, так что мы узнаем еще много нового из этой области.

В нашей функциональной интерпретации бессознательное предстает в виде огромного склада, на котором хранится богатое психическое содержание: страхи, надежды, страсти, всевозможные инстинктивные склонности. Но еще больше оно напоминает динамо- машину, поскольку генерирует потребности и склонности, которыми сознание просто управляет. Как верно заметил Юнг, «все великие судьбоносные решения, как правило, в большей степени связаны с инстинктами и другими таинственными неосознаваемыми факторами, нежели с сознательными волевыми усилиями и благонамеренным разумением»[15].

Бессознательное можно представить как многоуровневую конструкцию. Эта концепция соответствует нашему реальному опыту, так как детские переживания, судя по всему, залегают «глубже», чем события вчерашнего дня. Фрейд вводит понятие «подсознание» в качестве обозначения доли бессознательного материала, оказавшегося в непосредственной близости от сознания. Мы могли бы назвать этот подсознательный материал, который в любой момент может быть выведен на сознательный уровень, в купе с детскими воспоминаниями и вытесненным материалом, «личным бессознательным».

Проникая глубже в бессознательное, мы обнаруживаем все больше информации, которой обладает не только данный индивид, но и другие люди. Эти более глубинные слои Юнг обозначает емким понятием «коллективное бессознательное». Например, на неосознаваемом уровне француз или американец хранит огромный объем информации о феноменах, с которыми он лично не сталкивался, но почерпнул сведения о них в своей национальной группе. Эта информация будет в определенной степени связана с историей национальной группы, но передается она по значительно более глубинным каналам, а не в классных комнатах и через учебники. Опыт первых американцев каким-то образом проникает в бессознательное современного американца, при том, что его самого от жизни пионеров отделяют несколько поколений. В примитивных культурах, где доля коллективного бессознательного намного больше, сложно определить, где заканчивается опыт предков и начинается опыт ныне живущих. Еще ниже располагается слой бессознательного, имеющийся у всех представителей нашей расы, а за ним следует следующий пласт с информацией, которой владеют все жители запада.

И наконец, в бессознательном существуют определенные паттерны, которыми обладает все человечество. Юнг называет их «архетипами» или «первичными образами», определяя их как образ мышления или паттерны, которыми человек обладает только потому, что он человек. Эти архетипы находятся в определенном отношении с базовой структурой человеческого разума. Этим объясняется тот факт, что в мифологии, зарождающейся среди представителей различных рас и в разные исторические периоды, присутствуют некоторые общие примеры.

Связано ли коллективное бессознательное с наследственностью, или оно приобретается в культурных условиях? Юнг совершенно конкретно отвечает на этот вопрос: «Под коллективным бессознательным мы понимаем определенное отложение в психике, форму которому может придавать наследственность»[16]. На самом деле, не наша это задача искать источник коллективного бессознательного; мы наблюдаем за его деятельностью с функциональной точки зрения, а именно, в соответствии с этим подходом базовые идеи, которые можно обнаружить даже у выдуманных детьми персонажей, уходят корнями во что-то более глубинное и органическое, чем то, что человек может усвоить от своих учителей. Разумеется, конкретные идеи усваиваются из среды, в которой живет человек, и мы не оспариваем здесь мысль, что все человеческие идеи носят «врожденный» характер. Но должно быть что-то структурное в разуме, сопоставимое со структурной формой тела, которое будет развиваться по тем же общим принципам, даже если человек окажется изолированным на необитаемом острове. Платон бился с той же сложной проблемой описания функций коллективного бессознательного, и объяснил этот феномен с мифологической точки зрения: человек появляется на свет с определенными представлениями, которые остаются у него от небесного существования. В соответствии с этим Платон представляет знание как воспоминание или процесс извлечения содержимого из глубин подсознания[17].

Великая поэзия, искусство, философия, религия — это плод коллективного бессознательного человечества. Великие творцы, такие, как Эсхил, Данте или Шекспир, вскрывают глубинные слои человеческой печали, радости, страха и надежды и выступают в качестве артезианского источника, проходя через который вечные образы облекаются в слова[18]. Литературная или художественная классика представляет собой выражение психических образов, которыми обладает все человечество. Таким образом, классика универсальна, она архетипична. Далее в одном из разделов мы расскажем вам, как можно использовать на практике выявление локуса религии в коллективном бессознательном. Здесь же мы отметим лишь, что «сознанию» присвоено новое качество. Сознание — это не только осадок родительских наставлений, это больше, чем выражение социальной солидарности; сознание уходит вглубь, к мистическим источникам нашего бытия.

Вернемся к человеку, который пришел к консультанту с жалобами на личные проблемы. Ему нужно найти свое истинное «я», а осуществить это можно путем достижения им определенной степени единения своего сознания, бессознательного уровня, где хранятся детские воспоминания и более глубинных пластов коллективного бессознательного — в конце концов, с той самой частью своего разума, которая является частицей Вселенной. Теперь можно понять, почему невротик никогда не сможет поправиться, пока во всех смертных грехах обвиняет свое детское воспитание; ведь он сам в какой-то степени является именно своим детским воспитанием, так что сражаясь с ним, он сражается с самим собой. Точно так же и человек, который постоянно в контрах с окружением, никогда не сможет обрести здоровье личности, поскольку ведет бои с определенными силами в коллективном бессознательном собственного разума.

И наконец, тот, кто ведет борьбу со Вселенной, отрицает ее значимость и пытается порвать с ней связь, подобно агностикам и атеистам, на самом деле сражается с глубинным полюсом себя, который связывает его со Вселенной. Говоря другими словами, корни коллективного бессознательного человека уходят в креативную структуру вселенной, которой мы дали имя «Бог». Убежденный атеист по логике вещей должен начать проявлять невротические тенденции (причем, как мы увидели, в некоторых случаях так оно и есть), потому что дуэлируя с Богом, он на самом деле вгоняет свою рапиру в самые глубины своей души. Обсуждение этой важной проблемы должно быть перенесено в последнюю главу. Здесь вполне достаточно сказать, что, когда человек действительно обретает себя, он находит свое место в обществе и в определенном смысле обретает Бога.

Из второго принципа личности, — принципа индивидуальности — мы можем вывести следующее руководство для консультирования: роль терапевта заключается в оказании помощи клиенту в поиске своего реального «я», а потом — в нахождении сил для того, чтобы быть именно таким.

Личность нельзя постичь вне социального контекста. Ведь этот социальный контекст, то есть общество других людей, становится для человека миром, без которого ничего бы не имело смысла. Социальное окружение снабжает личность гвоздиками, которыми она натягивает нити своей сети, если вспомнить аллегорию из предыдущей главы. На собственном опыте мы убедились, что это действительно верно, так как каждый из нас использует других людей в качестве осей вращения; вращаемся мы вокруг своих недругов точно так же, как вокруг своих друзей. Итак, третьим аспектом здоровой личности является социальная интеграция. Этот аспект приобрел такую значимость, что люди стали приравнивать личностные проблемы к социальным, а успешность человека в социальном плане стала предполагать решение им всех личностных проблем. Разумеется, это крайне поверхностный подход к рассмотрению личности, подобно профанации в дешевых любительских рекламных объявлениях из серии «Как добиться успеха в обществе». Но при более близком рассмотрении социальная адаптация — базис личности, ведь человеку приходится существовать в мире, населенном другими людьми.

Основная характеристика невротика — это его неспособность сроить отношения с людьми. Он ко всем относится очень подозрительно. Он воспринимает общество как своего врага, поэтому жизнь его похожа на поездку в бронированном автомобиле. Недавно один мужчина рассказывал мне, что свой отпуск он провел в попытках отделаться от своих родственников, после чего неожиданно заявил: «Я никогда никому не верю». Это замечание вы можете слышать довольно часто, но оно является верным признаком наличия невротической установки по отношению к обществу. Такой человек обречен на одиночество, поскольку сам ставит себя в изолированное и неудобное положение пулеметчика, упорно отстреливающего все подступы к вершине горы с его единственной огневой позиции.

Что касается социальной интеграции, то здесь мы хотим выразить нашу признательность Альфреду Адлеру[19], еще одному венцу, который, как и Фрейд, обеспечил Вене статус колыбели психотерапии. Доктор Адлер в одном из своих ранних психотерапевтических трудов, изданных в первые годы XX столетия, обметил, что специфической характеристикой невротика является его неспособность строить отношения с другими людьми в социальном мире. Также Адлер писал о том, что никто не может отделить себя от социальной группы, членом которой он является, и сохранить при этом свое психическое здоровье, так как сама структура личности зависит от общества. Ребенок не родился бы без социального акта в исполнении его родителей, и он не прожил бы и дня, если бы его семья не позаботилась о нем. Каждый человек в любой момент времени находится в зависимом положении по отношению к бесчисленному множеству других людей своего времени и прошлых лет. Чтобы получить яркое представление об этой социальной взаимозависимости, вспомните всех тех людей, от которых зависит, будет ли на вашем столе хлеб или познакомимся ли мы с таблицей умножения. Мы живем в социальном созвездии, в котором каждый человек зависит от любого другого человека, как и звезды в небесных созвездиях располагаются на линиях гравитации, которые исходят из любого небесного тела. Цепь взаимозависимости фактически включает в себя каждого живущего на Земле человека и всех, кто жил когда-либо. Человек, конечно, может отрицать существование этой взаимозависимости и бороться против нее, подобно Ницше, но он все равно остается зависимым от нее в самой попытке ее критики. Чувство взаимозависимости постоянно выделяется из коллективного бессознательного человеконенавистника, когда он отказывается признавать его существование на сознательном уровне. Адлер называет эту взаимозависимость «любовью и логикой, которые связывают нас друг с другом».

В противоположность фрейдовской концепции сексуального либидо, Адлер рассматривает динамическую силу личности как стремление к власти. Внутри человека скрывается побуждение (в центре «я», которое мы называем «эго») добиться превосходства над своими Друзьями, поставить себя в безопасное положение, которому ничто не может угрожать[20]. Это похоже, но не идентично с «волей к власти» в концепциях таких философов, как Ницше и Шопенгауэр, но «воля» Адлера — это больше «воля к престижу». Именно этот базовый импульс заставляет человека ломать сеть социальной взаимозависимости и пытаться поставить себя выше своего окружения посредством сопернических амбиций и честолюбия[21].

Это подводит нас к самому известному вкладу адлерианской психологии в современную идеологию — идею неполноценности. Чувство неполноценности (не стоит называть его «комплексом», пока оно не начинает носить очевидно невротический характер) универсально. Оно присутствует у каждого человека как часть его человеческого функционирования. Джон чувствует свою неполноценность по сравнению с окружающими его людьми в своей социальной жизни, он смущен, забывая о том, что и они переживают свою неполноценность по отношению к нему. Браунам кажется, что они хуже Джоунсов, живущих через улицу, а потому изо всех сил стараются «не отстать от Джоунсов». Торговцу Блэку кажется, что он работает хуже других, так что он начинает завидовать чужому успеху, а мир бизнеса, в котором каждый делец стремится забраться выше, чем остальные, превращается в арену безжалостной конкуренции. В предыдущей главе мы видели, как мощное чувство неполноценности довело личностное напряжение Джорджа Б. до дезадаптации и вызвало в нем стремление к абсолютному доминированию. Удивительно, какие глобальные формы принимает чувство неполноценности. Как сказал бы Эзоп, напуганная собака лает страшнее всех.

Это универсальное чувство неполноценности уходит корнями в реальную неполноценность младенца, который видит, как взрослые вокруг него ходят, поднимают тяжести, проявляя силу, которой сам он не обладает. Можно также проследить его истоки в реальной неполноценности первобытного человека, вынужденного бороться с животными. Человек был легкой добычей для животных, так что ему пришлось компенсировать собственную физическую слабость за счет смекалки. Развитие цивилизации в некоторой степени может рассматриваться как компенсация, то есть как результат стремления человека преодолеть собственную неполноценность.

Так как чувство неполноценности испытываем мы все, его не следует считать чем-то ненормальным. Ведь в самом деле, в сочетании со стремлением к престижу, оно обеспечивает нам основной источник мотивированной энергии. Проблема в том, как эта энергия используется: не для удовлетворения антисоциальных потребностей, которые разрушают социальный порядок, а для конструктивных усилий, которые способствуют благосостоянию наших друзей.

Но гипертрофированное чувство неполноценности ведет к невротическому поведению, так как из-за этого эго приобретает ненормально сильное стремление к власти. Чем более «низким» или отрицательным кажется человеку его положение, тем отчаяннее он будет бороться за место на «пике мира». Чувство неполноценности и стремление к престижу — это просто два аспекта одной и той же потребности человека. Из этого мы можем сделать вывод о том, что под раздутым честолюбием скрывается глубокое (возможно, неосознаваемое) чувство неполноценности. Исторические факты вновь и вновь подтверждают это предположение. То, что мы привыкли называть «комплексом Превосходства», на тех же основаниях можно назвать обратной стороной глубинного чувства неполноценности: эго чувствует свою неполноценность, тогда оно находит область деятельности, где может быть на высоте, и убеждается, что все это замечают.

В этой схеме стремления к престижу понижение статуса другого человека эквивалентно повышению своего статуса, ведь когда другие «опускаются», человек автоматически начинает возвышаться над ними. Вот почему люди с таким удовольствием распускают сплетни. Каждому доводилось испытывать желание унизить других, чтобы повысить собственный престиж. Нормальный человек способен держать это желание под контролем и старается направлять свои усилия в социально приемлемое русло. Невротик же находит антисоциальные каналы реализации своих потребностей и пытается забраться вверх по лестнице, составленной из других людей. То есть он ведет войну с самой структурой, которой он обязан своим существованием. Он обрубает собственные корни — а потому не может не подорвать свое психическое здоровье. В соответствии с этим Адлер определяет невроз как антисоциальное стремление к власти.

Основные человеческие грехи, которые, по мнению Адлера, день за днем разрушают человеческую культуру и счастье, — это честолюбие и тщеславие, две формы выражения доминирующего эго. Первое трудно понять американцам, так как мы возвели честолюбие в ранг добродетели. Однако на самом деле Адлер говорит об «антисоциальном честолюбии», и мы должны согласиться с тем, что гипертрофированное честолюбие, в том масштабе, как оно проявлялось у вошедших в историю завоевателей или современных титанов промышленности, основывается скорее на стремлении эго к власти, нежели на желании служить человечеству.

Нормальное стремление к власти следует отличать от невротического. Нормальное честолюбие имеет в основе силу, является естественной функцией человеческого существа, и не обязательно носит антисоциальный характер; невротическое честолюбие возникает из-за слабости и неуверенности в себе, удовлетворения его можно достичь только посредством унижения достоинства других людей и доминирования над ними.

В связи с этим возникает потребность в храбрости как залоге здорового существования. Когда человек обретает силу, он освобождается от навязчивого чувства неполноценности, а потому и пропадает необходимость сражаться с окружающими. Страх вносит смуту в человеческие отношения. Дайте человеконенавистнику в личное пользование базовую смелость, и он почувствует внезапное облегчение из-за фактически полного исчезновения неуверенности в себе, что дарит ему способность без всякого эгоизма сотрудничать с другими людьми.

Помимо смелости, в соответствии с адлерианской системой, самыми высшими добродетелями являются социальный интерес и кооперация. Они свидетельствуют о здоровье человека, который осознает и с радостью принимает на себя свою социальную ответственность. Выражая себя социально приемлемыми способами, он способен на достижения и реализацию своих способностей, тогда как человеконенавистнику, «озабоченному о собственной шкуре», с его эгоцентрическими наклонностями, это обычно не удается. Здоровый человек достигает социальной «интеграции», что буквально означает обретение «целостности». Он восстанавливается в своей исходной позиции — в качестве органичной составляющей общества. Это избавляет его от невротических тревог, слабых страхов и запретов. «Только тот человек способен жить без тревог, — пишет Адлер, — который осознает свою принадлежность к человеческому братству»[22]. Вступает ли второй аспект личности, индивидуальность, в борьбу против социальной интеграции? Да нет. Как у Шекспира:

Ты должен честным быть с собой,

Что приведет тебя к тому,

Что лгать не сможешь никому.

В действительности могут появиться внешние трения между индивидуальностью и социальной интеграцией: чтобы уживаться с соседями, всем нам зачастую приходится сдерживать внешние проявления индивидуальности. Но говоря более обоснованно, хочется отметить, что не существует несовместимости между индивидуальностью и социальной жизнью, о которой часто думают люди: в коллективном бессознательном все мы связаны с нашими друзьями даже внутренне[23]. Действительно, в человеке присутствует эгоцентрический элемент, который не позволяет ему быть истинно социальным, к чему мы еще вернемся. Но этот эгоцентрический элемент к тому же и разрушает единство в нем самом. Короче говоря, консультант поймет, что чем более активно укрепляется социальная интеграция личности, тем более четко, в общем, он начинает осознавать свою уникальность и индивидуальность.

Исходя из третьего принципа личности — социальной интеграции — мы можем вывести следующее руководство консультирования: задача консультанта заключается в том, чтобы помочь клиенту охотно принять на себя социальную ответственность, вселить в него мужество, которое освободит его от навязчивого чувства неполноценности и помочь ему направить свои потребности на социально полезные цели.

Ранее в этой главе мы рассматривали психоаналитическую точку зрения, в соответствии с которой психическое заболевание заключается в разобщении разума пациента и следующих за этим психологических конфликтов. И мы говорили о том, что цель психоанализа состоит в том, чтобы вернуть целостность психике путем выведения конфликта из бессознательного в сознание.

Так как психоанализ придает такое большое значение целостности психики, многие решили, что чем большей личностной целостности человек может достичь, тем здоровее он становится, что идеалом является абсолютная целостность, а психологические конфликты, таким образом, являются нездоровыми по своей сути. Акцент Юнга на объединении сознания человека с различными субстратами бессознательного и тот факт, что Адлер видит цель в интеграции человека с обществом, также привели их к выводу о том, что единство разума человека является конечным желаемым результатом.

Само собой разумеется, невротик страдает от того, что компоненты его психики перестают слаженно функционировать, также вполне очевидно, что шагом к излечению будет возвращение его к более эффективной адаптации, вследствие чего произойдет восстановление целостности. Но не стоит думать, что простая и окончательная целостность человеческой личности является идеалом. Дилетанты — любители-психологи и определенная часть обывателей, которые тоже успели нахвататься психоаналитических идей, склонны неверно понимать проблемы психотерапии и упрощать понятие личности, полагая, что целью является состояние полнейшего расслабления, находясь в котором человек с легкостью может поддаваться своим инстинктивным порывам и существовать подобно поедателям лотоса или обитателям мусульманского рая. Некоторые люди думают, что цель психотерапии заключается в том, чтобы отправить каждого в райский сад, где все желания немедленно удовлетворяются, а человек пребывает в благостном состоянии, которое не могут нарушить нравственные и психологические конфликты. Разумеется, это совершенно не похоже на условия человеческого существования, и ни один достойный психотерапевт такой идеал не признает.

Окончательная целостность человеческой личности не является ни возможным, ни желательным состоянием. Существование в райских кущах или на благословенных мирных небесах будет кончиной личности в том виде, какой мы ее знаем. Ведь личность динамична, а не статична; креативна, а не пассивна. То, к чему мы стремимся, — это новая конструктивная корректировка напряжения, а не некая абсолютная целостность. Мы не собираемся разом устранить все конфликты, так как это привело бы к застою, а превратить деструктивные конфликты в конструктивные.

Нужно отметить, что психотерапевты сами позволили появиться этой распространенной ошибке. Фрейд способствовал этому своими допущениями из области естественных наук и тенденцией сводить личность к причинно-следственным связям. Ошибка Адлера заключалась в его рациональной приверженности идее о том, что знание — это путь к добродетели. Можно вспомнить определенные рационалистические, романтические, натуралистические допущения, составившие основу развития психотерапии и ставшие причиной чрезмерно упрощенного взгляда на вещи. Появляется искушение рассматривать личность как нечто с простым и естественным ходом развития, подобным росту растений, что и отражено в замечании одного из терапевтов адлерианской школы, в котором он пытался определить роль психотерапии: «Устранять препятствия с пути личности, как мы убираем камни, мешающие росту цветка, позволяя цветку свободно тянуться к солнцу». Такая вера в естественное развитие человека в направлении совершенства напоминает идеи Руссо, и, разумеется, относиться к таким взглядам стоит так же, как к романтическим убеждениям, которым недостает некоторой доли реализма.

Эта тенденция к непозволительному упрощению ярко проявляется и в подходе к проблеме чувства вины. Некоторые терапевты ставят своей целью его полное устранение, работая с чувством вины как с симптомом психического заболевания и упрекая религию за то, что она способствует усилению болезненного чувства вины. В общем, они правы в том, что преувеличенно сильное чувство вины зачастую связано с неврозом, а излишне строгая религия зачастую содействует появлению губительного чувства вины у своих последователей. Примером этому может послужить министр, которого на протяжении двадцати семи лет угнетало наваждение греховности, которое в итоге оказалось исключительно субъективным и не имеющим ровно никакого отношения к действительности. Вполне можно понять, почему Фрейд, специализировавшийся на феноменах сексуальности, считал чувство вины нездоровым: в девятнадцатом веке все проявления сексуальности были связаны с болезненным чувством вины[24]. Психотерапевты и консультанты объединились в попытке освободить человечество от разрушительного чувства вины.

Но это чувство полностью уничтожить невозможно, да и не следует этого делать. Это нормальный элемент личности, который вполне совместим со здоровьем личности и, более того, даже необходим.

Давайте уясним себе, что чувство вины существует. Для того чтобы описать его, не будем использовать те негативные определения, тенденция к употреблению которых присуща нашей утопически настроенной культуре. Чувство вины на самом деле является позитивным, конструктивным эмоциональным переживанием. Это признание различия между тем, что есть, и тем, что должно быть. Каждый из нас испытывает чувство вины бесчисленное количество раз на дню. Когда мы проходим мимо калеки, просящего милостыню на улице, или пьяного, валяющегося в грязи, когда по неосторожности или из сознательных побуждений человек причиняет зло другому человеку, когда он знает о том, что военные действия идут уже в соседней стране, — короче говоря, человек испытывает чувство вины в любой момент, когда у него возникает ощущение «долженствования», чувство несоответствия между тем, что он есть, и тем, чем он должен быть, между тем, что он делает, и тем, что он должен делать, между тем, какая сложилась ситуация, и какой она должна была быть. Не следует путать чувство вины и «совесть»: чувство вины — это намного более масштабный аспект человеческого существования, и совесть представляет собой всего лишь одно из его проявлений. Например, в случае с нищим чувство вины возникает независимо от того, подал ли ему человек, — с социологической точки зрения лучше было бы не подавать, но чувство вины неизменно появляется с осознанием того, что создалась ситуация (человек опустился до попрошайничества), которая далека от каких бы то ни было норм или идеалов человеческого существования.

Если бы можно было каким-то поступком достичь целостности личности и преодолеть таким образом чувство вины, это был бы акт истинной креативности, подобный тому, что случается в самый напряженный момент написания картины, когда художник впадает в состояние, близкое к экстазу. Но именно художники часто испытывают самое острое и самое сильное чувство вины за свои работы. Когда художник полностью погружен в рисование, создается впечатление, что творческий процесс подхватывает его и уносит, подобно щепке, в своем потоке, который мчится с такой скоростью, что для творца все окружающее просто перестает существовать, остается лишь акт творчества. Но когда картина закончена, у него остаются две мысли: первая — это удовлетворение и ощущение психологического катарсиса, которое приносят все творческие усилия; второе — чувство вины, омытое катарсисом и ставшее еще более отчетливым. Поначалу это чувство вины связано с тем, что картина оказалась не такой совершенной, какой она должна была бы быть, то есть она не соответствует собственному идеальному образу, возникшему в воображении художника. А во- вторых (и это даже более значимая причина), это осознание того, что произошло что-то грандиозное, чего художник не заслуживает. Любопытная мысль приходила в голову многим известным художникам: им казалось, что они имеют дело с чем-то опасным[25]. На мгновение они приближались к самой красоте, что вызывает такую же реакцию, какую у последователей примитивных религий вызывало прикосновение к алтарю Божества, а именно — чувство вины.

Стоит только обратиться к классической литературе, мифам разных народов или примитивным религиям, чтобы увидеть, насколько чувство вины универсально для всех. Древние греки не были склонны к меланхолии; часто говорят, что они даже не знали, что означает известное нам слово «грех», но все равно осознание вины проходит красной нитью через их драмы, наполняя их глубоким смыслом. Суть в том, что чувство вины изначально свойственно человеку: согласно греческим драматургам, человек стоит ниже богов, но он всегда старается возвыситься до божественного положения.

Что порождает чувство вины? Во-первых, можно без труда понять, почему человек не может не испытывать чувство вины, так как оно неразрывно связано со свободой, автономией и моральной ответственностью. «Свобода воли, — как, кстати, заметил Ранк, — так же тесно связана с чувством вины, как день и ночь»[26]. Так как человек обладает свободой творчества, он должен постоянно исследовать новые возможности; каждая новая возможность приносит с собой не только вызов, но и элементы чувства вины. На самом деле вызов как движение вперед к реализации новой возможности и чувство вины — это две стороны одной медали. Чувство вины появляется в любой момент, когда личность пребывает в напряженном состоянии. Чувство вины — это восприятие «пропасти», то есть, грубо говоря, это все равно что встать над разломом в скале — одной ногой на одном краю, другой — на другом.

Поэты, философы и теологи веками бились над проблемой объяснения сути этого любопытного явления — чувства вины в глубинах человеческого существа. Некоторые пришли к выводу о том, что источник чувства вины стоит искать в расхождении между самим совершенством и человеческим несовершенством: например, человек хочет написать шедевр литературы или живописи, но ему суждено жить в несовершенном мире людей, так что ему никогда не удается достичь своей цели. Другие мыслители, преимущественно поэты, утверждали, что чувство вины порождено конфликтом между животной и духовной природой человека. Грек Платон трактовал его как конфликт между телом и разумом. Философ Фриц Кункель рассматривает субъект-объектное напряжение внутри человека как причину возникновения чувства вины. Ранк уверен, что оно основано на нравственном самосознании человека, и в доказательство этому приводит библейскую историю грехопадения. Когда Адам вкусил плод с «древа познаний о добре и зле», у него появилась способность воспринимать разницу между тем, что такое хорошо, а что такое плохо, и у него появились чувство вины и стыд.

Какое бы объяснение ни старались мы найти для чувства вины, нам придется признать, что в самой природе человека заложено противоречие. Если оперировать общедоступными, но не точными понятиями, человек — суть из плоти и духа. То есть, если человек пытается вести исключительно приземленное существование, проще говоря, как животное, он становится невротиком; если он пытается полностью удалиться в духовный мир и отказывается признать, что у него есть тело (таковы спиритуализм и некоторые крайние формы христианской науки), то он тоже становится невротиком. Именно эту ситуацию имели в виду наши предки, когда говорили, что человек оказывается «в западне между двумя мирами». На самом деле проблема не в двух мирах, а в двух аспектах одного и того же мира, и именно это до такой степени и услож- няет проблему. Человек должен держать внутреннее напряжение под контролем, — напряжение, возникающее между двумя противоположными аспектами одного и того же мира — свободного от условий и зависимого от них. Человек ни горизонтальное, ни вертикальное создание; он живет и горизонтально, и вертикально[27]. И точка пересечение обеих этих плоскостей — причина базового напряжения человека. Что уж тут удивительного в том, что его жизнь не может быть элементарно целостной!

Из этого первичного напряжения и зарождается религия человека. На точке пересечения вертикальной и горизонтальной поверхностей возникают абсолютные нравственные требования, которым столь большое значение придавали Кант и многие другие мыслители. Именно в этой точке возникает представление человека о совершенстве: за пределами или внутри несовершенной красоты, к примеру, того или иного дерева или картины человек может уловить образ совершенной красоты.

Противоречивость человека, таким образом, доказывает факт присутствия божественного в человеческой природе. Христиане выражают напряжение, исходя из того, что человек — сын Божий. Человек, как нам известно, зависим от условий, обладает ограниченными возможностями, несовершенен, но он теснейшим образом связан с Богом, что вносит элементы свободы от условий, неограниченности и совершенства. Принимая во внимание такое напряжение, неудивительно, что человек постоянно испытывает чувство какой-то вины — это следствие постоянного Божественного посягательства на скоротечную человеческую жизнь.

Итак, чувство вины вовсе не является чем-то скверным, чего мы должны стыдиться; это свидетельство наших огромных возможностей и великого предназначения. Человек должен уметь находить в нем приятные стороны, ведь оно свидетельствует о том, что «в наше болото попала звездочка». Более высокоразвитые личности чувствуют вину острее, чем большинство людей, и используют его для своего дальнейшего развития.

Таким образом, любая картина личности, в которую не входит религиозное напряжение, является незавершенной. Исключительно натуралистические психотерапевтические техники не смогут быть эффективными. Можно сделать вывод о том, что здоровый человек должен быть креативно адаптирован к Богу, а устойчивое религиозное чувство является неотъемлемым условием здоровья личности.

Исходя из этого четвертого принципа личности — религиозного напряжения — мы можем вывести следующее руководство для консультирования: задача консультанта заключается в том, чтобы, направляя клиента к освобождению от болезненного чувства вины, отважно помогать ему принять и укрепить религиозное чувство, которое изначально присутствует в самой его природе.

Глава 3. Эмпатия — ключ к процессу консультирования

Разобравшись, что же собой представляет личность, мы задумываемся о том, как она функционирует. А точнее, как одна личность встречается с другой личностью и как она на нее реагирует. Ответом будет концепция эмпатии, общего термина для обозначения контакта, влияния и межличностного взаимодействия.

Эмпатия — это перевод слова «einfulung», употребляемого немецкими психологами, которое в дословном переложении означает «вчувствование». Это заимствование из греческого («pathos», что значит глубокое и сильное чувство, близкое к страданию, методом преффиксации добавлен предлог «in») Параллель со словом «симпатия» очевидна. Но «симпатия» — это «сочувствие», которое может привести к сентиментальщине, эмпатия — это намного более глубокое состояние идентификации личностей, при котором один человек настолько погружается в другого человека, что временно теряет собственную идентичность. В этом глубоком и в какой-то мере мистическом состоянии эмпатии проявляются понимание, влияние и иные значимые аспекты человеческих отношений. То есть, говоря об эмпатии, мы подразумеваем не только ключевое понятие процесса консультирования, но и ключевое понятие для деятельности практически всех учителей, проповедников и всех тех людей, чья профессия связана с влиянием на людей.

Начнем с примера. Рассмотрим случай одного студента, обратившегося ко мне за беседой и консультацией. Он вошел довольно робко и нервно пожал мою руку, преданно улыбаясь. Это был высокий парень, но он все равно производил впечатление большого ребенка. Говоря, он постоянно краснел и смотрел в пол. Немного погодя чуть слышно и смущаясь он стал рассказывать о некоторых случаях из своего детства и других аспектах своей жизни в семье, которые стали причиной существующих проблем.

Пока он говорил, я сидел, полностью расслабленный, дав своему взгляду сосредоточиться на его лице. Я позволил его истории поглотить меня, и вскоре она настолько завладела мной, что я перестал осознавать, что у нас есть тела и что они находятся в комнате; передо мной были только робкие глаза мальчишки, его дрожащий голос и потрясающая человеческая драма, которую он мне пересказывал.

Он рассказал о том, как в детстве, когда они жили на ферме, отец часто бил его, как он вырос без родительской любви и понимания. В этот момент я, как ни удивительно, чувствовал боль отцовских ударов, словно били меня. Он поведал о том, что сбежал из дома для учебы в старших классах, как он сам заботился о себе в очень суровых условиях. Во время учебы в старших классах его преследовало всепоглощающее чувство собственной неполноценности. Когда он описывал это чувство неполноценности, я ощутил собственную подавленность, словно неполноценным был я.

Затем молодой человек перешел к повествованию о своем давнем желании поступить в колледж, которое было встречено родителями саркастическими предсказаниями, что он не продержится там и семестра. Тем не менее он поехал поступать, готовый перегрызть глотку любому на своем пути, причем без гроша в кармане. С тех пор, уже будучи второкурсником, он вкалывал, как вол, стараясь при этом не отстать по учебе, где ему не хватало подготовки. Говоря о жизни в колледже, он упомянул о своей застенчивости и чувстве неполноценности, которые продолжали его угнетать, и одиночестве, терзавшем его даже в суматохе общежитской жизни.

Что касается этого примера, стоит отметить, что психическое состояние консультанта в некоторой степени совпадало с психическим состоянием клиента. Я, консультант, был настолько поглощен рассказом юноши, что его эмоции стали моими эмоциями. Я чувствовал его отчаяние, которое он испытывал, когда корпел над заданиями в старших классах, одиночество и осознание жестокости судьбы, чувствовал так остро, как чувствовал он сам. И когда он в заключение сказал, что намерен «сделать» колледж даже ценой своей жизни, я почувствовал некоторое воодушевление, словно именно я принял это решение. Эта частичная идентификация была настолько реальной, что если бы я заговорил, то голос мой обязательно был бы таким же нерешительным и дрожащим, как и его голос. Мы должны признать, что эго или психическое состояние консультанта было временно поглощено психическим состоянием клиента; он и я стали единым психическим целым.

Это и есть эмпатия. Это чувство или образ мышления одного человека, проникающие в другого до достижения определенной степени идентификации. Такая идентификация может обеспечить истинное взаимопонимание; на самом деле, без нее взаимопонимание невозможно. Ясно, что консультант достигает эмпатии десятки раз в день, отдает он себе в этом отчет или нет. Эмпатия — это не магия, хотя это и настолько таинственное состояние. Трудно понять, что это такое, потому что это базовое состояние возникает очень часто. Как говорил Адлер, идентификация себя с другим человеком имеет место в некоторой степени при любой беседе. Это фундаментальный процесс в любовных отношениях.

Большинство людей никогда даже и не думали об анализе своей способности к эмпатии, а следовательно, эта способность присутствует у них только в рудиментарной, неразвитой форме. Но политические деятели, учителя, все те, кто взаимодействуют непосредственно с людьми, лучше всех старались разобраться в этом вопросе, так как успех их зависит от их способности проникнуть в самые укромные уголки души другого человека.

Сначала эмпатия возникает по отношению к неодушевленным объектам. Игрок наклоняется в том направлении, куда он хотел бы, чтобы шарик покатился, словно он может своим телом повлиять на траекторию шарика. Вся толпа болельщиков вскакивает, наблюдая за футбольным матчем, каждый напряжен, кряхтит, словно это он старается совладать с противником, завладевшим мячом!

Ощущение художественной эмпатии также является базовым, так как человек должен в какой-то мере идентифицировать себя с объектом своего эстетического восприятия. Так, люди говорят, что музыка «возносит» их, или скрипка играет на струнах их души, или меняющиеся краски заката вызывают перемены в их настроении. Эмпатия стала центром эстетической теории Юнга. Человек, смотрящий на произведение искусства, говорит он, «становится этим предметом; он идентифицирует себя с ним, освобождаясь таким образом от себя»[28]. Вот в чем секрет катарсической силы искусства — эстетические переживания позволяют художнику или зрителю выйти за пределы себя. Аристотель предложил классическое объяснение тому, каким образом просмотр великой трагедии в театре очищает душу зрителя: именно потому, что трагедия разыгрывается в душе зрителя, пока он наблюдает за ее ходом на настоящей сцене. Драма — это такая форма искусства, в которой эмпатия достигается легче всего, так как происходит достаточно очевидная идентификация актеров с вымышленными образами героев, которых они представляют на сцене, а также менее глубокая идентификация зрителей с актерами.

Это свойство катарсиса, результат эмпатии, имеет место в хорошей беседе. Нам даже стоит оценивать полезность каждого разговора с той точки зрения, насколько он помог нам выйти за пределы себя. Консультирование в высшей степени носит катарсическую функцию. Консультант должен фактически полностью выйти за пределы себя; вот почему период активного и достойного консультирования, что удивительно, помогает клиенту решить все его проблемы. В то же время он будет испытывать странную усталость: так художника изматывает двухчасовой сеанс рисования.

Адлер рассматривает эмпатию как одну из креативных функций личности: «Эмпатия начинается, когда один человек разговаривает с другим. Невозможно понять другого, если невозможно при этом идентифицироваться с ним…Если нас интересует источник этой способности действовать и чувствовать за другого человека, искать его необходимо во врожденном социальном чувстве. На самом деле это космическое чувство и отражение связанности всего космоса, который существует внутри нас; без этого нельзя быть человеком»[29].

Юнг описывает связанные с этим процессы поглощения, изменяющие как клиента, так и самого консультанта: «Встреча двух личностей подобна соединению двух химических веществ: если происходит реакция, меняются оба. Стоит ожидать, что доктор обладает определенным влиянием на пациента при любом эффективном психотерапевтическом воздействии; но это влияние появляется только при том условии, что и сам он оказывается под воздействием клиента»[30].

Первоначальным источником способности к эмпатии, насколько нам известно, была способность примитивных народов идентифицироваться друг с другом, а также со своей общиной и со своим тотемом. Это получило название «мистическое соучастие». Леви-Брюль, великий французский антрополог, со всей тщательностью изучивший свой предмет, говорит, что первобытные люди настолько полно идентифицируются с остальными, что возникает «верх общности» и «континуум духовных сил». «Таким образом определенную общность бытия начинают ощущать не только члены одного тотемического клана, но и все без исключения люди, относящиеся к одному классу и связанные мистическими взаимоотношениями»[31]. Ребенок переживает влияние еды, которую потребляют его родители, а на ушедшего в леса охотника действует то, что ест или делает его жена, оставшаяся в деревне. Может показаться, что это имеет мало отношения к личности в современной цивилизации, но на самом деле это не так. Предположение о том, что человек может изолироваться ото всех и жить в полном одиночестве, — легковесная иллюзия, результат чересчур активных усилий рационально смотреть на вещи и применять к реальной жизни логические принципы. Даже цивилизованный человек представляет собой носителя определенных паттернов поведения и мышления, что ясно проявляется в современных националистских тенденциях. Если бы мы поняли это раньше, мы бы не сталкивались сейчас с таким демоническим преувеличением коллективной психологии, какое можно наблюдать в тоталитаристских государствах. Соучастие к другим людям или предметам дает нам возможность понять их, причем понимание это будет значительно более глубоким и осмысленным, нежели при простом научном анализе или эмпирическом наблюдении. Ведь «понимание», будь то понимание резинового мячика или исторического периода, на самом деле означает отождествление субъектного и объектного, что приводит к новому состоянию, превосходящему оба предыдущих. Леви-Брюль добавляет, что именно таково наше познание Бога. Мы никогда не сможем понять Бога посредством чисто логических, рациональных приемов; человек должен соучаствовать с Богом. Этот прием обозначается словом «вера». Леви-Брюль приводит более полное описание процесса: «Непосредственный и близкий контакт с сущностью бытия через интуицию, интерпретацию, взаимную общность предмета и цели, полное участие и имманентность, в общем — посредством того, что Платон называет экстазом»[32].

Чтобы познать сущность красоты, любви, любой из так называемых жизненных ценностей, мы должны позволить себе соучаствовать им. «Переживая» их таким образом, мы сможем почувствовать их «в наших жилах», как говорил Ките. Совершенно глупо предполагать, что другого человека мы можем познать посредством анализа или формул; здесь имеет силу именно понимание как соучастие. Иными словами, невозможно понять другого человека, грубо говоря, не полюбив его. Но это состояние подразумевает, что меняются оба человека из-за идентификации, которая происходит вследствие влюбленности. Это чистая правда, что любовь вносит коррективы как в личность любящего, так и в личность любимого. Это может делать их более похожими друг на друга, может приблизить любимого к идеальному образу в глазах любящего. Таким образом, любовь несет в себе неизмеримую психологическую энергию. Это самая мощная сила для оказания влияния и трансформации личности[33].

Консультант работает преимущественно через процесс эмпатии. Как клиент, так и он сам оказываются за пределами себя, объединяясь в общей психической сущности. Эмоции и воля каждого из них становятся частью этого нового психического целого. Соответственно и проблема клиента переносится на эту новую сущность, а консультант получает свою половину. При этом психологическое состояние консультанта, его ясность мыслей, его храбрость и сила воли перейдут к клиенту в качестве помощи, необходимой в его личностной борьбе.

Давайте уясним себе, что эмпатия не предполагает идентификации собственного опыта с клиентским, как, например, когда консультант замечает: «Да, со мной тоже такое было, в таком-то возрасте». В истинном консультировании нет места для воспоминаний самого консультанта. Это признаки эгоцентризма, а эмпатия — прямая противоположность эгоцентризма. Пережитый опыт консультанта не входит в ситуацию консультирования как таковой. Целью является понимание клиента в соответствии с его собственным уникальным паттерном, и если консультант говорит или думает, что «у меня была такая же проблема, и я боролся с нею так-то и так-то», то он будет проецировать себя в ситуацию, что может принести вред. Личный опыт консультанта будет прекрасным подспорьем в понимании клиента — в этом отношении роль личного опыта огромна, но вклад этого опыта должен быть опосредованным. При консультировании теоретически было бы полезно, если бы консультант смог забыть весь свой предыдущий опыт, все свои переживания; он должен отказаться от себя, фактически превратиться в tabula rasa, подчиниться ситуации эмпатии.

Возникает вопрос о связи эмпатии и мысленной телепатии и других специфических аспектов психического переноса. Мысленная телепатия — это передача мыслей от одного человека другому посредством неведомых нам чувств. Соответственно этот процесс оказывается родственным эмпатическому процессу.

Эмпатия — это общий термин для всех видов соучастия одной личности в психических состояниях другой, а гипотеза телепатии имеет отношение к одному из аспектов этого соучастия. Доказательство существования эмпатии не зависит от окончательного доказательства существования мысленной телепатии, так как она возникает, как мы уже говорили ранее, в таких повседневных явлениях, как разговор и элементарное понимание людьми друг друга. Но если существование телепатии будет доказано научно, как, возможно, когда-нибудь и случится, мы получим очень яркую и неоспоримую иллюстрацию одного из аспектов соучастия людей в отношении друг друга.

Недавно были опубликованы материалы очень любопытных экспериментов доктора Дж. Б. Райна в области ясновидения и телепатии; в этих публикациях представлены результаты чуть ли не самого масштабного в истории человечества исследования экстрасенсорного восприятия[34]. В процессе семилетнего тщательного экспериментального исследования доктор Райн собрал результаты сотен тысяч тестов, проведенных в условиях научной объективности, которые оказались фактически безукоризненными. Полученные данные были названы «поразительными». Они стали неоспоримым доказательством того, что результаты этих тестов выявили нечто, действующее помимо пяти известных нам чувств. Как утверждает доктор Райн, это свидетельствует о том, что существует экстрасенсорное восприятие, которое, «судя по всему, является естественной частью интегративной системы мышления»[35]. Это восприятие, вероятно, имеет непсихическую природу, не являясь ни шестым чувством, ни чувством вообще.

Исходя из этих данных мы не можем сделать окончательного вывода касаемо существования телепатии, даже несмотря на основательную работу доктора Райна, которая выдержала критику математиков и психологов. Это проблема из области научного эксперимента; разумный подход должен воздерживать некоторых специалистов от осуждения или признания теории. Однако мы не отрицаем, что эксперименты доктора Райна сделали невозможным легкое опровержение существования телепатии, и собранные доказательства серьезно перевешивают чашу весов в пользу существования переноса.

На наш взгляд, в этих экспериментах следует отметить условия, в которых телепатия работает намного лучше, — это условия, способствующие эффективной эмпатии. Тестируемый должен доверять эксперименту, надеяться на него и испытывать к нему интерес; «сама процедура требует доверия и прекрасных отношений между участниками»[36]. Именно эти качества являются определяющими для возникновения эмпатии. Эмпатия требует хорошего раппорта между участниками, а между влюбленными срабатывает идеально. Нетрудно догадаться, что тесты доктора Райна свидетельствуют о том, что то же самое происходит и с телепатией, так как с тестовыми заданиями лучше всего справлялись мужчины и женщины, которые вскоре после этого играли свадьбу. Еще одним общим моментом стал тот факт, что как эмпатия, так и телепатия являются слишком креативными процессами, не поддающимися контролю сознания и воли. Например, люди, проходящие тестирование, не могли улучшить своих результатов, если прилагали к этому особые усилия. Более того, что касается эмпатии, сознательные усилия могут только заблокировать процесс, не принеся никакой пользы; максимум, что может сделать человек, так это создать себе необходимые условия и позволить душе реагировать наподобие того, когда слушаешь музыку. По словам доктора Райна, телепатия — это высшая функция разума в смысле наибольшей сензитивности к стимулам и скорейшего утомления. Разумеется, эмпатия тоже весьма деликатная, личностная функция, которая по определению требует высокого уровня сензитивности.

Верите вы результатам изысканий доктора Райна или нет, да и мы предполагаем, что с точки зрения науки на данном этапе пока рано делать окончательные выводы, — не вызывает сомнений тот факт, что психологический перенос осуществляется намного чаще, чем мы это замечаем. На протяжении всей своей истории человек подозревал, что передача мыслей без помощи слова и жеста осуществима, хотя и не могли этого доказать. Фрейд утверждает, что особенно ярко эта способность проявляется при общении между родителями и детьми, причем этот факт получил, по его мнению, достаточное количество доказательств[37]. Фрейд предполагал, что источник процесса телепатии находится в «общем» людском сознании, подобно тому, что мы наблюдаем у насекомых; вероятно, это самый первый архаичный способ коммуникации между человеческими существами.

Мы сами ставим ненужные препятствия на своем пути к познанию личности, не позволяя себе допустить возможность существования психологического переноса только потому, что ученые-экспериментаторы не успели собрать этому достаточное количество доказательств. На самом деле сами гипотезы, которые рано или поздно получают научное обоснование, — это зачастую те самые истины, которые еще столетия назад были провозглашены философами и психолога- ми-интуитивистами, как это произошло, например, с атомной теорией. Мы предполагаем, что в этой ситуации самой правильной точкой зрения было бы открытое допущение того, что большая часть общения между людьми и понимания ими друг друга зависит от материй более тонких, чем слово или жест. Само понимание в общем — это эмпатия, соответственно конкретные способы коммуникации, физические или психические, должны расцениваться как различные аспекты или инструменты эмпатии.

Значительный процент коммуникации между людьми составляют микродвижения, которые сами люди не осознают, почти незаметные изменения выражения лица, слабая дрожь в ответ на дурные мысли и легкая улыбка, вызванная приятными раздумьями. По выражению лица, которое постоянно меняется, окрашиваясь новыми нюансами, тот, кто знает этот язык, может как по книге читать мысли человека, а мускульная активность, проявляющаяся даже в позах и подергивании пальцев, является отражением нашего внутреннего душевного состояния. Люди получают больше информации из невербальных выражений своих собеседников, чем им кажется. Сейчас мы не можем с уверенностью определить, где кончается физическая передача мысли и начинается нефизическая.

Позвольте мне для иллюстрации еще одного подхода к этому вопросу обратиться к своему опыту, который мало чем отличается от опыта других. Часто в разговоре с собеседником у меня возникало любопытное подозрение, что он больше читает мои мысли, чем слушает, что я ему говорю. Это подозрение вызывало у меня приступ страха. Но тут я говорил себе, что с чего это я должен бояться, что он узнает о происходящем в моей голове? После чего я напоминал себе, что мне на самом деле нечего от него скрывать: если хочет — пусть читает мои мысли, я ведь действительно хотел бы помочь ему советом по любому поводу, с которым он ко мне обратится.

Заметьте, что этот небольшой психологический прием позволяет мне быть более честным с другим человеком. То есть я в некоторой степени могу выйти из игры в обман, в которую люди большую часть своего времени играют друг с другом. И я отказываюсь от лжи, как ни удивительно это звучит, используя гипотезу мысленной телепатии, предполагая, что другой человек может читать мои мысли, так что скрывать от него что-то не имеет смысла. Таким образом, психологический перенос в повседневной жизни имеет этическую сторону — речь идет о честности. Если бы люди могли понимать, о чем думает другой, ложь стала бы невозможной; честность стала бы не только лучшей, но и единственно возможной тактикой поведения, так как обманывать уже не удавалось бы.

Чем искушеннее человек в психологическом понимании, тем сложнее становится ему лгать. Человек продолжает обманывать других, прибегая к таким универсальным приемам, как, например, выставление себя в наилучшем свете; но в этот самый момент он всегда испытывает психологический инсайт, который напоминает ему, что на самом деле ничего хорошего от создания видимости ждать не стоит. Это понимание разоблачает склонность к самообману и выявляет истинный мотив, скрытый за фальшивыми рационализациями, плодами тщеславия. Вполне понятно, почему некоторые неподготовленные люди боятся, что психологическое понимание сделает злых людей еще более демоническими и беспринципными, ведь тогда они научатся подчинять других своей воле. Однако все это по большей части чушь. А вообще верно, что постижение глубин психологии устраняет возможность лжи, заставляя человека быть абсолютно искренним.

«Все просто столбенеют, — пишет Зигмунд Фрейд, — когда понимают, насколько сильнее предполагаемой потребность говорить правду. Возможно, в связи с тем, что я полностью погрузился в психоанализ, — но я фактически не могу врать»[38].

Каждый человек склонен ко лжи, так как его эго все время старается поднять собственный престиж за счет других. Так называемые нравственные люди отказываются от откровенного вранья, но желание этого принимает форму каждодневных попыток казаться чем- то другим — в большинстве случаев лучше, чем есть на самом деле. Сторонник откровенности, который не понимает, что он склонен обманывать других, оказывается обманутым вдвойне: его эго так хорошо выучило правила игры, что успело ввести человека в абсолютное заблуждение, а следовательно, открыло скоростное шоссе для обмана окружающих. Все человеческие мотивы в той или иной степени определяются эго, и это следует выявить вкупе с вытекающей из данной ситуации склонности к обману, без этого человек не может встать на путь честности. Вот почему, как говорил Иисус, добрые люди, которые не замечают своих злых наклонностей, могут быть хуже плохих людей, которые осознают свои недостатки.

Ложь другим и ложь себе идут рука об руку. На самом деле, если бы человек в некоторой степени не обманывал себя, он бы не мог продолжать обманывать других, ведь он видел бы весь обман, как на ладони. Оба способа обмана могут некоторое время приносить плоды, но в конце концов все закончится еще более громким провалом именно потому, что это обман. Чем глубже человек проникает в суть механизмов личности, тем больше он убеждается в тщетности попыток обмануть себя и других.

Давайте разберем один из случаев так называемой безвредной лжи, печально известной и так часто встречающейся «невинной лжи». Например, миссис Браун приглашает миссис Де Уитт на обед. По какой- то причине приглашенная приходить не хочет; она может прислать в ответ один из избитых предлогов вроде смерти родственника или обязательства посетить уже назначенную встречу. Миссис Де Уитт, по умолчанию, не особо хорошо разбирается в характере человека, так что она решит, что миссис Браун поверила ее невинной лжи и попросту обо всем забудет. Однако мы в праве предположить, что миссис Браун подозревает, что ее обманывают. Мы не так часто слышим от людей, что они подозревают кого- то в обмане, так как имеются психологические причины тому, что обманутый не хочет признать сам факт обмана. В нашем примере миссис Браун не будет публично упоминать о своем подозрении; возможно, она даже не скажет об этом своему мужу; на самом деле она даже не захочет признать это сама. Так как признание этого подозрения будет означать признание того факта, что миссис Де Уитг не хочет у нее обедать, что будет слишком жестоким ударом по ее тщеславию. Так что она вытеснит свои подозрения в бессознательное; тщеславие у нее на первом месте, и миссис Браун предпочтет наслаждаться самообманом, нежели признать правду. Это вытеснение проявится в виде смущения на ее следующем общественном мероприятии; в любом случае это не пойдет на пользу ее личности.

Если бы миссис Браун конструктивно подошла к этой проблеме, она бы честно признала свои подозрения и честно спросила себя, почему миссис Де Уитт не захотела навестить ее. После чего она смогла бы перейти к исправлению ошибок, которые стали причиной разлада отношений. Честно признав ситуацию, хотя это и стоило бы миссис Браун временного снижения «эго-престижа», она смогла бы избежать появления у нее «комплекса неполноценности», ведь она поняла бы, что человеческие взаимоотношения в принципе далеки от совершенства, так что лучше будет признать это несовершенство, что будет шагом на пути прогресса в этом отношении.

Часто человека беспокоит тот факт, что он склонен думать плохо о человеке, с которым общается, причем ничего не может с этим поделать. Тот же процесс «обливания человека грязью» происходит и у его собеседника, в результате чего они оба «читают» в мыслях друг друга крайне неприятные вещи. Человек, с которым это происходит, может сказать так: «Я думаю, что такой-то меня недолюбливает», но в большинстве случаев он не будет говорить о своем подозрении. Если вас терзают сомнения, лучше признайтесь себе в этом; но в данном случае было бы не совсем верно объяснять происходящее недоверием. Так как здесь мы имеем не одного человека, который «недолюбливает» другого, а наложение двух эго, каждое из которых стремится к престижу и превосходству. Эго очень трудно смириться с положением уступающего. Если человек действительно чувствует свою неполноценность, он найдет отдушину в «поливании собеседника грязью», что, как ему будет казаться, ведет к повышению собственного статуса. Чем более напряженное идет соревнование, тем сильнее люди завидуют и ревнуют друг друга, тем более острая потребность возникает в том, чтобы разбить противника в пух и прах. Вне всякого сомнения, вы можете вспомнить случай, когда, общаясь с кем-то, вы вдруг понимали, что бессознательно спрашиваете себя: «Интересно, а чем он плох?» Возможно, вы начинали злиться на себя, мол, вот какой сплетник! Но стоило задать себе такой вопрос: «Зачем мне надо унижать этого человека?» То есть испытываю ли я чувство неполноценности, которое заставляет меня стремиться унизить человека с тем, чтобы подняться самому?

Посредством психического переноса осуществляется не только передача негативных, враждебных идей, это могут быть и позитивные, добрые мысли. При общении с любимым человеком мы чувствуем его поддержку, его хорошее отношение к себе. Именно на этой основе строятся любовные отношения. Люди не могут влюбиться, не задействовав механизм эмпатии. Во все времена любящие знали о том, что не только слова и жесты служат им для общения.

Вера и доверие, а также другие аспекты хорошего раппорта повышают эффективность эмпатии. Лучше всего эмпатия работает между влюбленными; в этом случае соблюдается условие идентификации психических состояний, которое сохраняется до тех пор, пока невозможно определить рубеж, обозначающий, где заканчивается личность одного человека и начинается личность другого. Враждебность, конкуренция и антагонизм снижают вероятность возникновения эмпатии. Длительные негативные отношения сводят на «нет» любую возможность эмпатии, и даже простого взаимопонимания между этими людьми. Человек не может понять своего врага только потому, что он враг. Итак, при том, что эмпатия является средством передачи как враждебных, так и дружеских установок от человека к человеку, враждебность разрывает связи и активно разрушает возможность эмпатии, а дружелюбие делает человека гораздо привлекательнее в глазах другого. Секрет успешности профессиональных отношений заключается в применении эмпатии в ее конструктивной, поддерживающей, дружеской и созидательной форме.

В заключение мы можем сделать вывод, что консультанту и клиенту следует с пользой для себя признать, что психологический и мысленный перенос действительно происходит, а следовательно, можно говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Речь идет буквально о том, что каждый из них понимает, что думает другой, так что пытаться обмануть друг друга просто бессмысленно. Они могут считать, что происходящее в их мыслях и сердцах видно для них так же отчетливо, как если бы это лежало на столе между ними. Такой образ поможет разрушить все барьеры. Притворству нет места. Консультант при этом не позволяет себе обманывать клиента, а последний понимает, что и ему это ничего не даст. Вот истинный смысл честности — ликвидация барьеров, которая помогает человеку воспринимать другого таким, какой он есть на самом деле. Разумеется, это подразумевает некоторую «обнаженность» перед глазами другого; но в мире больше нет очищающего опыта, кроме психологического обнажения.

И наконец, это истинный смысл искренности — существование «без прикрас». Это установка очень похожая, если можно так сказать, на то, что имел в виду Иисус, когда говорил о прямодушии, чистосердечии и тех, чьи ответы просты — либо «да», либо «нет».

От обсуждения вопроса эмпатии перейдем теперь к влиянию. Этим словом бойко оперируют преподаватели, проповедники и все остальные, кто понимает, что их конечной целью является оказание влияния на людей, но редко кто обстоятельно подходит к анализу смысла этого слова. Популярные работы на тему «Как оказывать влияние на людей» в большинстве своем отличаются очень поверхностным пониманием того, из чего же на самом деле складывается процесс влияния, и потому большинство советов, которые вы можете встретить в этих книгах, могут оказаться чуть ли не опасными. Влияние — это процесс, который работает по большей части в бессознательном. Более обстоятельное понимание его сути позволит нам защитить себя и других от коварных и вредных последствий разнообразной пропаганды, которые, как эпидемия, распространяются в нашей цивилизации.

Влияние возникает как результат эмпатии. Когда возникает эмпатия, возникает и влияние, а если имеет место влияние, можно предположить, что существует и некоторое родство психических состояний. Само слово уходит корнями в примитивную астрологическую идею о том, что «приток» эфирного флюида из звезд оказывает влияние на людей; так раньше с мистической точки зрения понимали тот факт, что влияние осуществляется в глубинах бессознательного. Словарные определения включают также такие синонимы, как «внушение», «излияние», «эманация», которые являются определенно эмпатическими процессами.

Давайте попытаемся проанализировать влияние и его различные формы. Начнем с идейного влияния. Например, в начале года я обратился с одним вопросом к группе молодых людей, с которыми я работал в качестве консультанта. Тот же вопрос случайно возник в разговоре несколько месяцев спустя. Молодые люди предлагали фактически те же самые идеи, о которых я говорил несколькими месяцами ранее. При этом они забыли, кто был их автором, и защищали эти идеи так отчаянно, словно именно они их породили. Любой, кто работает с людьми, рано или поздно столкнется с феноменом такого рода идейного влияния, которое заключается в том, что люди воспринимают идеи и интериоризируют их.

Второй формой влияния можно назвать временное влияние человека. Мы часто замечаем такой любопытный факт, что два человека в процессе общения начинают использовать одни и те же жесты, голосовые интонации и перенимать психическое состояние друг друга. Если один человек врывается в комнату и обрушивает на других водопад возбужденных слов, остальные тоже начинают испытывать нервное напряжение. Но если при этом один берет себя в руки, не позволяет себе поддаваться общему возбуждению и говорит спокойно и размеренно, с возмутителя спокойствия спадает нервное напряжение и он примеряет на себя настрой того человека. С той же формой влияния связано распространение возбуждения в группе: возбудившийся человек заражает всех остальных и вскоре напряжение охватывает всех. Все это вполне объяснимо; принцип эмпатии подразумевает, что настоящее общение возможно между двумя людьми или в группе людей, если они все находятся в приблизительно одинаковых психических состояниях.

Консультанту следует обратить внимание вот на какие наблюдения: компетентный и проницательный консультант способен соответствующим образом настроить своего клиента, в определенных пределах, конечно, если настроит таким образом самого себя. Именно так хорошие хозяева могут заставить своих гостей чувствовать себя непринужденно.

В-третьих, существует общее влияние человека; эта форма более устойчива, чем все описанные выше. Пример такого влияния — заимствование одним человеком личностного паттерна или роли другого. Например, студент может говорить тем же голосом или как- то особенно жестикулировать, как и его любимый преподаватель. Прихожане часто перенимают манеры церковного священника, и у целых групп можно наблюдать поведенческие паттерны, зачастую незначительные и неуместные, которые они скопировали со своего лидера. Встречая преданного сторонника какого-либо лидера, мы часто с изумлением замечаем, что некоторые жесты этого человека вы уже видели у того лидера, так что у вас возникает ощущение, будто перед вами не сторонник лидера, а сам лидер, как если бы на сцене перед вами предстал не актер, а Гамлет собственной персоной. Важно здесь то, что такое влияние в основном неосознаваемо: студент и преданный сторонник лидера и не подозревают, что их жесты, манера говорить или сам голос на самом деле им не принадлежат.

Как мы можем объяснить феномен влияния?[39] Это не просто следствие контакта, как, например, когда вода становится синей после того, как в нее попадают чернила. Разумеется, влияние осуществляется через определенные составляющие среды, в которой живет человек, но он выбирает их сам, и процесс выбора — это творческий и по большей части бессознательный процесс. Так как любая среда состоит из бесконечного множества элементов, на множество людей среда в целом может оказать бесконечное множество видов влияния.

Каждый человек, который по умолчанию борется за более престижное положение и власть, хватается, как утопающий за соломинку, за любой поведенческий паттерн, который, по его мнению, может стать для него неплохим подспорьем на этом его пути к вершине. Он видит, как другим людям удается достичь той цели, которую он сам перед собой ставит, так что он видоизменяет собственные поведенческие паттерны посредством отчасти сознательной или бессознательной имитации. Именно стремление эго к власти делает человека уязвимым для чужого влияния. За примерами далеко ходить не надо: это та самовлюбленная женщина, которая «покупается» на рекламу помады и объявления типа «мы-уже-сейчас-сделаем-вас-красивыми», или тот болезненный ребенок, героем которого становится полицейский или прославленный генерал, обладающие силой, которой у него самого нет, но которая остается объектом его мечтаний. Если человек считает другого «идеалом» для себя, мы можем предположить, что он захочет добиться того же, что и его идеал. Это тот самый эмпатический процесс, когда человек частично отождествляет себя со своим идеалом, играет его роль и перенимает его поведенческие паттерны.

Что касается религиозного и этического воспитания детей, то здесь необходимо иметь в виду, что ребенок не воспримет идеала, который ему будет предъявлен, как абстрактно «хороший» или «рекомендуемый», предпочтя ему тот, который покажется ему наиболее перспективным с точки зрения достижения того положения в жизни, которого он мечтает достичь. Под давлением преподавателей он может внешне или на сознательном уровне принять навязанный ими идеал, но на самом деле огромное влияние на него будет оказывать тот идеал, который был выбран им самим в результате процессов, происходящих в его бессознательном. Принятие сознанием иного идеала может войти в конфликт с целостным процессом развития его личности и породить лицемерие[40]. Эмпатическая идентификация молодого человека с более приближенным к идеалу персонажем представляет собой дозволенный и эффективный метод этического воспитания, но является побочным эффектом неосознаваемого единства цели.

Поскольку влияние представляет собой функцию борьбы человека за престиж и власть, мы может предположить, что тот человек, который обладает этой властью, будет оказывать влияние. С точки зрения личности, эта власть соответствует социальному мужеству, которое является следствием таких качеств, как уравновешенность, зрелость и другие частные аспекты. В конкретной ситуации влияние оказывает человек, обладающий большим социальным мужеством, а тот, у кого этого качества меньше, подчиняется влиянию первого. Обычно престиж консультанту обеспечивает его выгодное положение, а также личностные качества, что позволяет ему оказывать основное влияние в терапевтической ситуации; но, если он утомлен или же его мужество по каким-то другим причинам иссякло, все может быть наоборот. Он может вдруг поймать себя на том, что заразился настроением клиента и позволяет ему определять ход беседы. Получается, что клиент консультирует консультанта! И тогда последнему лучше отказаться от попыток консультирования до тех пор, пока к нему не вернется его мужество.

Говоря о влиянии, нельзя не упомянуть фактор истины, особенно если речь заходит об идейном влиянии. Если бы молодые люди, которых я приводил в пример выше, не признали истинность этих идей, они не прониклись бы ими. Однако некритичные наблюдатели могут переоценивать значение фактора истины, будучи уверены в том, что это единственно возможное объяснение влияния; говорите всем правду, призывают они, и это все, что вам нужно. К сожалению, наш мир далек от идеала. Группы людей могут поверить в любую чушь, если чушь эта связана с их эгоустремлениями. Истине вынесен смертный приговор — вспомните, как ее изувечили фашистские страны Европы. Толпа жаждет быть обманутой, замечает Адлер, которого никто не может обвинить в цинизме; мы добавим, что люди позволяют вешать себе откровенную лапшу на уши только потому, что вера в этот абсурд пойдет на пользу их престижу. Действительно, человек должен поверить в то, что идея, которую ему навязывают, истинна, но он еще способен применить массу приемов рационализации, чтобы с этой идеей согласиться. Так что мы можем с уверенностью утверждать, что убедительность лишь отчасти зависит от объективной истинности предложения.

При анализе какого-либо примера определенного влияния мы не спрашиваем себя, почему кто-то в силах оказывать влияние на людей, нас интересует, какие же тенденции имели место в сознании человека, а может быть, в его бессознательном, которые сделали его восприимчивым к влиянию. Должна быть некая бессознательная готовность поверить, некая предрасположенность к влиянию. Тем, кто хочет защитить от вредных влияний молодое поколение, можно посоветовать не пытаться изолировать их от него, так как в нашем взаимозависимом мире такой способ не сработает, а позволить им получать удовольствие от жизни и чувствовать себя уверенно, так что им не придется поддаваться влиянию, способствующему их дурным устремлениям[41].

В качестве заключения хотим обратить ваше особое внимание на самые важные для консультантов моменты. Во-первых, следует иметь в виду, что процесс влияния бессознателен для обеих сторон. Студент вряд ли отдает себе отчет в том, что он подражает любимому преподавателю в жестах и поведении, не знает об этом и преподаватель. Процесс имитации выступает в качестве составной части «мистического соучастия». При этом бессознательное того, кто оказывает влияние, как бы вступает в диалог с бессознательным подвергающегося влиянию, причем сознание обоих и не подозревает об этом диалоге. Такова непреложная истина: оказывает влияние именно истинная суть консультанта, а не относительно поверхностный смысл его слов, которые он адресует клиенту. «Я вас не слышу, вы так громко говорите!»

Второй пункт напрашивается сам собой: консультанты, учителя и проповедники несут огромную ответственность. Мы оказываем влияние на людей независимо от того, хотим мы этого или нет, это же касается и объектов нашего влияния, так что нам было бы лучше честно себе в этом признаться. Преподаватель или проповедник имеет магнетическую силу над аудиторией или паствой; от него тянутся силовые векторы гораздо большей дальности, нежели он может себе представить. Если это носитель невротических тенденций, то он уподобляется распространителю заразной болезни, и все в школе или приходе вслед за ним станут носителями заразительного невроза. Но если он мужествен и ориентирован на социум, то он превращается в исцеляющее светило: все его окружение пройдет дезинфекцию, станет здоровее в его очищающих лучах. «Все ведущие принципы терапии, — писал Юнг в отношении терапевтов, — возлагают на доктора важные этические обязанности, суть которых можно передать одним предложением: быть человеком, через которого ты хочешь влиять на людей»[42].

И последнее возвращает нас к тому, с чего мы начали: консультант должен учиться быть эмпатийным. Это означает, что он должен научиться расслабляться — и психически, и духовно, и физически, позволить себе проникнуть в душу другого с готовностью измениться в процессе. Это смерть для себя во имя жизни с другими. Это великий отказ от своего «я», временная утрата собственной личности и последующее ее обнаружение гораздо более обогащенной в другом. «Если бы не зерно пшеничное, в землю упавшее и умершее…»