Голос доносится из далёкого прошлого:
«Пропах плесенью литературный вкус…
Мы в восторге, как дети,
В мёртвой хватке Кафки и шелковичного червя Пруста,
В незаметных петлях гинзбергов и евтушенок,
Всех тех бесчисленных вырожденцев,
Яд которых проникает в нас постепенно,
Пока не убьёт окончательно…
Общая ментальная матрица
(Простите за чужеродное слово!)
Заменит кровь нашей души на импортный туман,
Загипнотизировав потенциальных рыцарей…
Смотрим на всё приходящее к нам
Через чужие очки!
Пора нам изваять себе,
Глядя на всё глазами Творца,
Своё мировоззрение — наш национальный дух!
Иначе глухие музыканты выскоблят наш вкус.
Риторические рыдания с причитаниями и гвалтом,
Я уверен, вы бы не стали сравнивать…
Долетел отголосок…
И после него, смотрите,
Снегопад пошёл на охоту
За последней травинкой.
***
Я — крупинка песка,
В реке моей Родины.
И эта река берёт начало
В Боге.
Я не могу быть свободным
Без этой реки.
***
Подозреваю,
Что не увижу самое страшное —
Цифры на руках и
на лбу.
Крики стада, когда большой палец вниз.
Послевоенные «счастливые» зомби,
Расхваливающие элиты.
Иллюминатство, растворённое в крови.
Я уже словно
За пределами тени
И допрашиваю новоприбывших,
А они мне отвечают невнятно,
Размахивая руками, —
Они сами
Живые свидетельства ужасов,
Невыразимых
и мёртвых.
***
Моё окно открыто по ночам.
И если роженица плачет,
Я мог бы слышать её плач.
Увы, всё это больше
Не является болгарским.
Посол заносит в чёрный список имена —
Я это вижу.
Поскрипывая, перо вычёркивает жизни.
Из Палестины,
Сквозь пески и ветры боли,
Мне шлёт свой аромат,
Одинокая чёрная роза.
Но, может быть,
В конце концов, мы встретимся,
В преддверии далёком Рая.
Рабочие, шахтёры, пастухи
И наши братья младшие
На этом свете
Мне шлют своё сияние —
Сияние, светящееся ночью,
Как будто крест,
Сокровище
И тайны…