Глава 11. Арендатор

Практика сновидений в том виде, который был для меня привычен, закончилась. Когда я в следующий раз встретился с доном Хуаном, он поручил опекать меня двум членам своей когорты – Флоринде и Зулейке. Они являлись его ближайшими соратниками. Их инструкции касались не только врат сновидения, они были посвящены и различным путям использования энергетического тела. Но все это не стало для меня слишком важным, так как наше общение было достаточно непродолжительным. У меня создалось впечатление, что они были заинтересованы скорее в том, чтобы проэкзаменовать меня, чем в обучении чему-либо.

– Не осталось больше ничего, чему я мог бы научить тебя о сновидениях, – сказал дон Хуан, отвечая на мой вопрос о таком положении дел.

– Мое время на этой земле закончилось. Но остается Флоринда. Она теперь единственная, кто будет направлять не только тебя, но и всех остальных моих учеников.

– Будем ли мы с ней продолжать мою практику сновидения?

– Этого не знаю ни я, ни она. Все зависит от духа. Реального игрока. Мы не играем сами по себе. Мы просто пешки в его руках. Следуя предначертаниям духа, я должен сказать тебе, что такое четвертые врата сновидения, хотя направлять тебя я больше не смогу.

– Я не понимаю, какой тогда смысл разжигать мой аппетит?

Дух не оставляет выбора ни тебе, ни мне. Я должен описать тебе четвертые врата сновидения, нравится мне это или нет.

Дон Хуан объяснил, что в четвертых вратах сновидения энергетическое тело путешествует в особые конкретные места и что есть три пути использования четвертых врат. Первый – путешествовать в определенные места этого мира, второй – путешествовать в определенные места за пределами этого мира и третий – путешествовать в те места, которые существуют только в намерении других. Он отметил, что последний путь наиболее труден и опасен из всех и, более того, является предпочтением магов древности.

– И что же, по-твоему, мне делать с этим знанием? – спросил я.

– В данный момент – ничего. Просто отложи его, пока не понадобится.

– Ты хочешь сказать, что я смогу пересечь четвертые врата сновидения самостоятельно, без всякой помощи?

– Сможешь ты это сделать или нет – зависит от духа.

Он резко оборвал тему, и в результате у меня отнюдь не создалось впечатления, что я смогу достичь четвертых врат и пересечь их самостоятельно.

Затем дон Хуан назначил мне последнюю встречу – для того, чтобы, как он сказал, дать мне магическое напутствие, заключительный пункт в моей практике сновидения. Он сказал, что мы встретимся с ним в небольшом городке в Южной Мексике, где жил он и члены его партии магов.

Я прибыл туда после полудня. Мы с доном Хуаном сидели в патио его дома на каких-то неудобных плетеных стульях, покрытых толстыми подушками. Дон Хуан посмеивался и подмигивал мне. Стулья были подарком одного из женских воинов его партии, и мы просто должны были сидеть так, словно нас ничто не беспокоит. Особенно его. Стулья были куплены в Финиксе, штат Аризона, и с большими сложностями переправлены в Мексику.

Дон Хуан попросил прочесть ему стихотворение Дилана Томаса, которое, по его словам, в данный момент больше всего подходило к моему состоянию:

Я стремился уйти

От лжи, подобной шипению змеи.

И непрерывный плач старого ужаса,

Становящийся день ото дня все невыносимее,

Стекает через холм в пучину моря…

Я стремился уйти, но я боюсь;

Немного жизни, еще нерастраченной, горящей на земле,

Может взорваться за границы старой лжи

И, потрескивая в воздухе, оставить меня полуослепшим.

Дон Хуан встал и сказал, что он собирается прогуляться по площади в центре города. Он предложил мне присоединиться к нему. Я тут же решил, что стихотворение как-то ухудшило его настроение и ему необходимо развеяться.

Мы дошли до площади, не говоря друг другу ни слова. Мы обошли ее несколько раз, все еще продолжая молчать. Возле магазинов на улицах, обращенных в сторону восточной и северной сторон парка, околачивалось несколько прохожих. Все улицы, окружавшие парк, были вымощены кое-как. Они были застроены массивными одноэтажными кирпичными домами с черепичными кровлями, белыми стенами и окрашенными в синий или коричневый цвет дверями. На боковой улочке в квартале от площади угрожающе вздымались над крышей единственной в городе гостиницы высокие стены громадной колониальной церкви, похожей на марокканскую мечеть. На южной стороне располагались два ресторана, которые существовали бок о бок, необъяснимым образом процветая в таком соседстве, хотя в них готовили практически одни и те же блюда и по одинаковым ценам.

Я наконец нарушил молчание, спросив дона Хуана, не находит ли он странным, что оба ресторана были практически одинаковыми.

– В этом городе возможно все, – ответил дон Хуан.

Что-то в его голосе вызвало у меня ощущение сильного дискомфорта.

– Почему ты так нервничаешь? – спросил он с серьезным выражением лица. – Ты знаешь что-нибудь, о чем не говоришь мне?

– Почему я нервничаю? Смешно. Я всегда нервничаю рядом с тобой, дон Хуан. Иногда сильнее, чем другие.

Казалось, он прилагал значительные усилия, чтобы не рассмеяться.

– Нагвали не самые дружественные существа на земле, – сказал он извиняющимся тоном. – Я научился этому весьма нелегким образом в борьбе со своим учителем, ужасающим Нагвалем Хулианом. Казалось, от одного его присутствия для меня мерк дневной свет. И когда он, бывало, сосредоточивал на мне свое внимание, мне казалось, что моя жизнь висит на волоске.

– Ты, дон Хуан, несомненно оказываешь на меня такое же воздействие.

Он открыто рассмеялся.

– Нет, нет. Ты явно преувеличиваешь. Да по сравнению с ним я просто ангел.

– Может быть, по сравнению с ним ты и ангел, только вот у меня нет возможности сравнивать.

Он рассмеялся, а потом опять стал серьезным.

– Сам не знаю почему, но мне явно страшно, – объяснил я.

– Ты чувствуешь, что у тебя есть причина для страха? – спросил он и остановился, чтобы рассмотреть меня.

Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Казалось, он ищет случая разоблачить меня.

– Твоя настойчивость меня удивляет, – сказал я. – Мне кажется, что ты, а не я и есть тот, кто прячет что-то в своем рукаве.

– Кое-что в моем рукаве имеется, – согласился он и усмехнулся. – Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ждет тебя. И ты не до конца знаешь, что это, или знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.

– Что же меня здесь ждет?

Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.

– Я годами рассказывал тебе о заблуждениях магов Древней Мексики, – сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.

С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании методов, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия, что они в конце концов были уничтожены, когда сложные конструкции их убеждений и методов стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше.

– Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, – сказал он, наблюдая за моей реакцией. – Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте, маги древности и совершали все свои деяния.

– Ты это знаешь как факт, дон Хуан?

– Да, и очень скоро ты будешь знать это так же точно.

Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил – фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.

– Очень скоро мы узнаем, кто тебе больше нравится: древние маги или современные.

– Что за удовольствие пугать меня этими странными и зловещими разговорами, – запротестовал я.

Общение с доном Хуаном в течение тринадцати лет помимо всего прочего приучило меня рассматривать панику как фактор, обычно сопутствующий скорому возникновению какой-то очень важной ситуации.

Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он как будто не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос:

– Ты ждешь кого-нибудь?

– Да, – сказал он. – Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.

– И что ты почувствовал, дон Хуан?

– Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты – главный герой. Я характерный актер с маленькой незначительной ролью. Мой выход – в первом акте.

– Что ты имеешь в виду?

Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.

– Я готовлю почву, – сказал он, – так сказать, разогреваю тебя, втолковывая идею о том, что современные маги получили тяжелый урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они смогут получить достаточно энергии, чтобы стать свободными. Это особый вид отрешенности, которая рождается не из страха или праздности, но из твердой уверенности.

Дон Хуан умолк и встал, вытянув руки перед собой в стороны, а затем за спину.

– Сделай то же самое, – посоветовал он мне. – Это снимает скованность, а тебе нужно быть очень собранным перед лицом того, что предстоит тебе вечером.

Он широко улыбнулся.

– Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность, или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый Нагваль моей линии.

Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.

– Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, – продолжал он, – потому что знал двух Нагвалей: моего бенефактора, Нагваля Хулиана, и его учителя, Нагваля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагваль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагваль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.

– Судя по тому, что ты говоришь, – заметил я, – я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это так?

– У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть. – Он сказал это с усмешкой, а затем добавил: – Я просто его проводник.

– Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?

– Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении, так, как это бывало обычно, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.

– И кто же это?

– Тот, кто может оказаться для тебя полной неожиданностью – или не будет неожиданностью вовсе.

– Какого рода урок я получу?

– Это урок о четвертых вратах сновидения. И он состоит из двух частей. Первую я тебе вскоре объясню. Вторую часть объяснить тебе не сможет никто, потому что это нечто, касающееся только тебя лично. Все Нагвали моей линии получали такой урок из двух частей. Но все эти уроки были разными: они всегда в точности соответствуют особенностям личности каждого Нагваля.

– Твое объяснение совершенно не помогает мне, дон Хуан. Я только еще больше нервничаю.

Мы долго молчали. Я был испуган, не мог успокоиться и не знал, что сказать, чтобы это не выглядело жалко.

– Как ты уже знаешь, способность современных Нагвалей непосредственно ощущать энергию – это дело личного достояния, – сказал дон Хуан. – Мы управляем точкой сборки посредством самодисциплины. Для древних магов перемещение точки сборки было следствием подчинения другим – их учителям, которые осуществляли эти перемещения темными способами и представляли их своим ученикам как дар силы.

– Сделать что-то для нас может только тот, кто обладает большей, чем у нас, энергией, – продолжал он. – Например, Нагваль Хулиан мог превращать меня по своему желанию в кого угодно: от дьявола до святого. Но он был безупречным Нагвалем и позволял мне быть собой. Древние маги не были безупречными и посредством непрерывных усилий достигали контроля над другими, создавая ситуации, полные ужаса и мрака, которые передавались от учителя к ученику.

Он поднялся и внимательно осмотрелся по сторонам.

– Как видишь, этот город невелик, – продолжал он, – но для воинов моей линии он имеет неповторимое очарование. Здесь находится источник того, что мы есть, и источник того, чем мы не хотим быть.

Мое время заканчивается, и я должен передать тебе определенные идеи, рассказать тебе определенные истории, привести тебя в контакт с определенными сущностями – так же, как это делал со мной мой бенефактор.

Дон Хуан сказал, что, как мне это уже хорошо известно, все, чем он является, и все, что он знает, – наследие его учителя, Нагваля Хулиана. В свою очередь, тот унаследовал все от своего учителя, Нагваля Элиаса. Нагваль Элиас – от Нагваля Розендо; тот – от Нагваля Лухана, Нагваль Лухан – от Нагваля Сантистебана, Нагваль Сантистебан – от Нагваля Себастьяна.

Он повторил мне очень официальным тоном то, что объяснял уже не раз: что перед Нагвалем Себастьяном было еще восемь Нагвалей, но те были совсем другими. Они по-другому относились к магии, иначе понимали ее, хотя оставались при этом в русле все той же магической линии.

– Ты должен вспомнить теперь и повторить мне все, что я говорил тебе о Нагвале Себастьяне, – потребовал он.

Его просьба показалась мне странной, но я повторил все то, о чем не раз слышал от него самого или членов его отряда о Нагвале Себастьяне и мифическом маге древности, бросившем вызов смерти, известном всем им как «Арендатор».

– Ты знаешь, что бросивший вызов смерти каждое поколение делает нам дары силы, – сказал дон Хуан, – и именно особая природа этих даров силы стала тем фактором, который изменил само направление нашей линии.

Он объяснил, что Арендатор, будучи магом старой школы, обучился у своих учителей всем сложностям перемещения своей точки сборки. Поскольку тысячи лет странной жизни и осознания – это время, достаточное для совершенствования чего угодно, – теперь он знает, как достичь и удержать сотни, если не тысячи позиций точки сборки.

Его дары одновременно являются и планом для перемещения точки сборки в особые места, и руководством по удержанию ее в избранных позициях. Таким образом, они помогают магам достичь сонастройки.

Это был триумф артистичности дона Хуана. Я никогда не видел его более драматичным. Если бы я не знал его столь хорошо, я, судя по интонациям его голоса, поклялся бы, что он охвачен глубоким страхом или беспокойством. Его жесты могли бы создать впечатление, будто перед вами актер, в совершенстве изображающий нервозность и озабоченность.

Дон Хуан внимательно посмотрел на меня и, словно делая тайное признание, сообщил, что Нагваль Лухан, к примеру, получил от Арендатора в дар не менее пятидесяти позиций. Он ритмически покачивал головой, как бы молча призывая меня обратить внимание на то, что он только что сказал. Я молчал.

– Пятьдесят позиций! – воскликнул он драматически. – Даже дара в виде одной или, самое большее, двух позиций точки сборки было бы более чем достаточно.

Он в замешательстве пожал плечами.

– Мне рассказывали, что Арендатор очень любил именно Нагваля Лухана, – продолжал он. – Они были связаны столь тесной дружбой, что стали практически неразделимы. Мне говорили, что Нагваль Лухан и Арендатор часто заходили в церковь, особенно во время утренних богослужений.

– Прямо здесь, в этом городе? – потрясенно спросил я.

– Именно здесь, – ответил он. – Возможно, более ста лет назад они садились именно на это место, разве что на другую скамью.

– Нагваль Лухан и Арендатор в самом деле гуляли по этой площади? – снова спросил я, не в силах преодолеть свое изумление.

– Конечно! – воскликнул он. – Я взял тебя с собой сегодня вечером, поскольку стихотворение, которое ты мне читал, натолкнуло меня на мысль, что пришло время для твоей встречи с Арендатором.

Паника охватила меня как степной пожар. Я вдруг стал задыхаться.

– Мы обсудили странные достижения древних магов, – продолжал дон Хуан. – Но всегда тяжело воспринимать объяснения, не имея собственного знания. Я могу повторять тебе снова и снова до самого судного дня то, что является абсолютно ясным для меня, но остается недоступным для твоего понимания или хотя бы доверия, потому что у тебя нет практического знания об этом.

Он поднялся и оглядел меня с головы до ног.

– Пойдем в церковь, – сказал он. – Арендатор любит церковь и ее окрестности. Я уверен, что сейчас самое время пойти туда.

За время нашего знакомства с доном Хуаном так страшно мне было всего несколько раз. Я оцепенел. Когда я все-таки встал, все мое тело дрожало. Живот стянуло в узел. Однако я молча пошел за ним в сторону церкви; колени дрожали и ноги буквально подгибались на каждом шагу. Когда мы прошли квартал от площади и подошли к ведущим в церковь сложенным из известняка ступеням, я был близок к обмороку. Для поддержки дон Хуан был вынужден обхватить меня за плечи.

Арендатор здесь, – сказал он так просто, как будто сообщал о старом друге.

Я посмотрел в том направлении, куда он указал, и в дальнем конце галереи увидел группу из пяти женщин и троих мужчин. На первый брошенный мною быстрый и панический взгляд в тех людях не было ничего необычного. Я даже не мог сказать, заходили они в церковь или выходили из нее. Однако я заметил, что они не составляют единой группы. Они оказались там вместе случайно.

К тому моменту, как мы с доном Хуаном подошли к маленькой двери, врезанной в массивные деревянные церковные врата, три женщины вошли в церковь. Трое мужчин и две другие женщины уходили. Я в замешательстве посмотрел на дона Хуана, ожидая указаний.

Движением подбородка он обратил мое внимание на чашу со святой водой.

– Мы должны соблюдать обычаи и перекреститься, – прошептал он.

– Где Арендатор? – тоже шепотом спросил я.

Дон Хуан погрузил кончики пальцев в воду и перекрестился. Повелительным жестом подбородка он заставил меня сделать то же самое.

– Был ли Арендатор одним из троих мужчин, которые вышли? – прошептал я ему на ухо.

– Нет, – шепнул он в ответ. – Арендатор – одна из трех женщин, которые остались. Она там, сзади.

В этот момент женщина в заднем ряду повернула ко мне голову, улыбнулась и кивнула.

Одним прыжком я оказался у двери и выбежал наружу. Дон Хуан бросился вслед за мной. Он с невероятной ловкостью догнал меня и схватил за руку.

– Куда это ты собрался? – спросил он. Все его тело сотрясалось от смеха.

Он крепко держал меня за руку, пока я жадно глотал воздух и самым настоящим образом задыхался. Приступы смеха накатывали на него, как океанские волны. Я рванулся в сторону и бросился в сторону площади. Он последовал за мной.

– Я никогда не подумал бы, что это до такой степени выведет тебя из себя, – сказал он, сотрясаясь от нового приступа смеха.

– Почему ты не говорил мне, что Арендатор – женщина?

– Тот маг – бросивший вызов смерти, – сказал он торжественно. – Для мага, столь опытного в перемещениях точки сборки, быть мужчиной или женщиной – дело выбора или удобства. Это та первая часть урока сновидения, о которой я тебе говорил, а бросивший вызов смерти и есть тот таинственный посетитель, который собирается провести тебя через него.

От смеха он закашлялся и схватился за бока. Я оцепенел. Затем меня охватил приступ ярости. Это не была злость по отношению к дону Хуану, к себе или к кому-либо еще – мою грудь переполнила какая-то холодная, подступившая к горлу ярость, готовая взорвать меня.

– Вернемся в церковь, – закричал я, не узнавая своего голоса.

– Сейчас, сейчас, – сказал он тихо. – Не спеши бросаться в огонь. Подумай. Взвесь. Определись. Успокойся, охлади свой ум. Еще никогда в жизни тебе не приходилось проходить такое испытание. Сейчас тебе нужно спокойствие.

– Я не могу сказать тебе, что делать, – продолжал он. – Как всякий Нагваль, я поверну тебя лицом к твоему вызову, предварительно рассказав тебе в достаточно косвенных терминах все, что необходимо. Это еще один прием Нагвалей: говорить обо всем, ничего не говоря, или спрашивать, не спрашивая.

Я хотел побыстрее покончить с этим, но дон Хуан сказал, что небольшая пауза придаст мне уверенности в себе. У меня подгибались колени. Дон Хуан заботливо усадил меня на бордюр и сел рядом.

– Первая часть урока сновидения о том, что быть мужчиной или женщиной не означает окончательности этого состояния, а является результатом особого расположения точки сборки, – сказал он. – Это происходит в результате волевого акта и обучения. Поскольку эта тема была близка сердцам древних магов, только они одни и могут пролить свет на этот вопрос.

Возможно, потому, что это была единственная возможность сделать что-то рациональное, я тут же стал возражать дону Хуану.

– Я не могу согласиться с этим или поверить тому, о чем ты говоришь, – сказал я, почувствовав, как жар приливает к лицу.

– Но ты видел женщину, – возразил дон Хуан. – Ты считаешь, что это только фокус?

– Я не знаю, как мне к этому отнестись.

– Это существо в церкви – реальная женщина, – убедительно произнес он. – Почему это так тебя волнует? Тот факт, что она родилась мужчиной, лишь подтверждает силу колдовских деяний магов древности. Это не должно удивлять тебя. Ведь ты сам являешься ярким примером олицетворения всех принципов магии.

Мое нутро было готово разорваться от напряжения. Дон Хуан с упреком заметил, что я люблю спорить. С едва сдерживаемым нетерпением, но с особым пафосом я объяснял ему биологические основы различия мужского и женского организмов.

– Я все это понимаю, – сказал он. – И в этом ты прав. Но твоя ошибка в том, что ты пытаешься сделать свои определения универсальными.

– То, о чем мы говорим, – это основополагающие принципы, – закричал я. – И они подходят человеку здесь или в любом другом месте Вселенной!

– Правильно. Правильно, – сказал он спокойным голосом. – Все, что ты говоришь, верно лишь тогда, когда твоя точка сборки остается в обычной позиции. Но в тот момент, когда она смещается в пределах определенных границ и наш обычный мир больше не существует, – ни один из принципов, которые ты отстаиваешь, не имеет того значения, которое ты ему придаешь.

Твоя ошибка заключается в том, что ты забываешь: бросивший вызов смерти переступает эти пределы тысячи и тысячи раз. Не надо быть гением, чтобы понять, что Арендатор не связан больше теми силами, которыми пока еще связан ты.

Я объяснил ему, что мое недоверие, если это можно назвать недоверием, относится не к нему лично, но вызвано тем, что практическая сторона магии, о которой мы говорим, до сего времени выглядела для меня настолько отвлеченной, что я никогда не рассматривал ее как реальную возможность. Я повторил, что на своем собственном опыте я действительно убедился, что именно в сновидении возможно все. Я напомнил, что он сам же и культивировал во мне подобную идею наряду с требованием остановки внутреннего диалога. Но то, что он рассказывал об Арендаторе, не укладывалось в привычные рамки. Это было бы нормальным для тела сновидения, но не должно иметь никакого отношения к действиям в обычном мире. Я сообщил ему, что подобная версия была для меня противоестественной и потому неприемлемой.

– Откуда такая реакция непримиримости? – спросил он, улыбаясь.

Его вопрос застал меня врасплох. Я был в растерянности.

– Я думаю, это претит моей сущности, – предположил я. И именно это я и имел в виду. Мысль о том, что женщина в церкви была мужчиной, вызывала во мне отвращение.

В моей голове вертелась мысль: возможно, Арендатор – просто травести. Я серьезно спросил об этом дона Хуана. Он так захохотал, что, казалось, не сможет остановиться.

– Это слишком земная возможность, – сказал он. – Может быть, твои прежние друзья могли делать такое. Твои нынешние друзья более изобретательны и менее склонны к мастурбации. Повторяю: это существо в церкви – женщина. Это «она». И у нее есть все органы и атрибуты женщины.

Он ехидно улыбнулся.

– Тебя всегда привлекали женщины, не так ли? Похоже, что эта ситуация – для тебя, как по заказу.

Его радость была столь по-детски откровенной, что заразила и меня. Мы рассмеялись вместе. Он – с полной самоотдачей, я – полный мрачных предчувствий.

Затем я принял решение. Я встал и громко заявил, что у меня нет желания иметь дело с Арендатором ни в какой форме. Я решил проигнорировать все это и вернуться в дом дона Хуана, а затем – к себе домой.

Дон Хуан сказал, что он ничего не имеет против моего решения, и мы направились назад к его дому. Мои мысли бешено скакали. Правильно ли я поступаю? Убегаю ли я из страха? Конечно, я сразу расценил свое решение как правильное и неизбежное. В конце концов, убеждал я себя, меня не интересуют приобретения, а дары Арендатора напоминали приобретение собственности. Затем меня одолели сомнения и любопытство. Было так много вопросов, которые я мог бы задать бросившему вызов смерти…

Мое сердце стало биться так сильно, что я почувствовал его пульсацию в желудке. Внезапно это биение сменилось голосом эмиссара. Он нарушил свое обещание не вмешиваться и сказал, что невероятная сила учащает биение моего сердца, чтобы заставить меня вернуться в церковь. Идти в дом дона Хуана означало идти к смерти.

Я остановился и сообщил дону Хуану слова эмиссара.

– Это правда?

– Боюсь, что да, – застенчиво согласился он.

– Почему ты сам не сказал мне, дон Хуан? Ты хотел, чтобы я умер, потому что считал меня трусом? – спросил я, приходя в ярость.

– Ты не умрешь прямо сейчас. Твое энергетическое тело имеет бесконечные ресурсы. И мне никогда не приходило в голову, что ты трус. Я уважаю твои решения, и меня совершенно не интересует, что движет их принятием.

Ты в конце пути – так же, как и я. Так будь настоящим Нагвалем. Не стыдись самого себя. Я думаю, что, если бы ты был трусом, ты бы умер от страха много лет назад. Но если ты так боишься встретиться с бросившим вызов смерти, тебе лучше умереть, чем встретиться с ним. В этом нет стыда.

– Давай вернемся назад в церковь, – сказал я как можно спокойнее.

– Сейчас мы приближаемся к самому главному! – воскликнул дон Хуан. – Но сначала давай вернемся в парк, присядем на скамью и тщательно продумаем варианты твоих действий. Мы можем выиграть время; к тому же не стоит слишком спешить к тому, что находится рядом.

Мы вернулись в парк, тут же нашли незанятую скамью и сели.

– Ты должен понять, что только ты сам можешь принять решение, встречаться или не встречаться с Арендатором, принять или отвергнуть его дар силы, – сказал дон Хуан. – Но твое решение должно быть высказано женщине в церкви наедине; иначе оно не будет иметь силы.

Дон Хуан сказал, что дары Арендатора необычайны, но плата за них огромна. И сам он не одобряет ни дары, ни цену.

– Перед тем как ты примешь настоящее решение, – продолжал дон Хуан, – ты должен знать все детали наших взаимодействий с этим магом.

– Лучше бы мне больше об этом не слышать, дон Хуан, – взмолился я.

– Ты обязан знать, – сказал он. – Как же иначе ты примешь решение?

– Не кажется ли тебе, что чем меньше я буду знать об Арендаторе, тем лучше для меня?

– Нет. Не дело прятать голову под крыло, чтобы не видеть опасности. Это момент истины. К нему тебя вело все, что ты делал и испытывал в мире магов. Я не хотел этого говорить, потому что знал: тебе скажет об этом твое энергетическое тело; но нет пути избежать того, что предназначено. Даже смерти. Ты понимаешь? – Он потряс меня за плечо. – Ты понимаешь? – повторил он.

Я понимал так хорошо, что попросил его, если это возможно, помочь мне сменить уровень осознания, чтобы уменьшить мой страх и дискомфорт. Я чуть не подпрыгнул, когда он взорвался своим «нет».

– Ты должен встретить бросившего вызов смерти хладнокровно и как нечто давно ожидаемое, – продолжал он. – Ты можешь сделать это только по собственному убеждению.

Дон Хуан стал спокойно повторять мне все, что уже рассказал о бросившем вызов смерти. Пока он говорил, я понял, что мое замешательство отчасти является результатом его манеры использовать слова. Он переводил «бросивший вызов смерти» на испанский как el desafiante de la muerte и «Арендатор» как El inquilino, причем оба автоматически указывали на то, что речь идет о женщине. Но, описывая взаимоотношения между Арендатором и Нагвалями своей линии, дон Хуан продолжал путать в испанском языке мужской и женский род, вызывая у меня чувство замешательства.

Он сказал, что, как предполагается, Арендатор расплачивается за энергию, которую он берет у Нагвалей нашей линии, но чем бы он ни заплатил – это будет связывать магов на поколения. После того как со всех этих Нагвалей взята плата энергией, женщина в церкви обучает их, как в точности располагать их точку сборки в определенных особых положениях, которые она выбирает сама. Другими словами, она связывает каждого из этих людей с даром силы, представляющим собой предварительно выбранную особую позицию точки сборки и всего, что ей сопутствует.

– Что ты имеешь в виду под «тем, что ей сопутствует», дон Хуан?

– Я имею в виду негативные результаты этих даров. Женщина в церкви индульгирует в высшей степени. В ней нет ни сдержанности, ни умеренности. Например, она обучала Нагваля Хулиана, как расположить свою точку сборки в таком положении, как у нее – женщины. Эти уроки для моего бенефактора, который был неисправимым сластолюбцем, стали чем-то вроде вина для пьяницы.

– Но разве для каждого из нас не является правилом нести ответственность за то, что мы делаем?

– Да, конечно. Однако это совсем не так просто. И умышленно увеличивать эти сложности, как делает эта женщина, – значит только создавать больше ненужного давления на нас.

– Почему ты думаешь, что женщина в церкви делает это умышленно?

– Так она поступала с каждым из Нагвалей моей линии. Если мы посмотрим на себя честно и беспристрастно, нам придется согласиться с тем, что бросивший вызов смерти своими дарами превратил нас в линию очень индульгирующих и зависимых магов.

Меня начали раздражать постоянные несоответствия в его речи при использовании мужского и женского рода.

– Ты должен говорить об этом маге или как о мужчине, или как о женщине, но не как об обоих сразу, – резко сказал я. – Я не столь пластичен, и твое произвольное использование грамматического рода вызывает у меня нарастающее чувство дискомфорта.

– Мне самому не по себе, – признался он. – Но что поделать, если бросивший вызов смерти действительно является и тем и другим – и женщиной, и мужчиной. Я никогда не мог по-настоящему привыкнуть к этому. Я уверен, что и ты должен чувствовать себя так же, ведь ты уже видел его как мужчину.

Дон Хуан напомнил мне о том, как однажды, много лет назад, он взял меня на встречу с бросившим вызов смерти, и я увидел мужчину – странного индейца, не молодого и не старого, очень хрупкого телосложения. Больше всего мне запомнился его странный акцент и одна необычная метафора, которую он использовал, описывая вещи, которые он якобы видел.

Он говорил: «mis ojos se pasearon» – «мои глаза идут вперед». Например, он говорил: «Мои глаза идут вперед на шлемы испанских завоевателей».

Воспоминание об этом было столь мимолетным, что мне всегда казалось, будто встреча продолжалась лишь несколько минут. Но позднее дон Хуан сказал мне, что я пробыл с бросившим вызов смерти целый день.

– Я предполагал, что тогда, много лет назад, ты сам назначил встречу бросившему вызов смерти, – продолжал дон Хуан, – поэтому и пытался выведать у тебя, знаешь ли ты о том, что происходило.

– Ты был обо мне слишком высокого мнения, дон Хуан. От такого предположения чокнуться можно. Как тебе могла прийти в голову такая идея?

– Мне показалось, что бросившему вызов смерти ты понравился. А это значит, что уже тогда он мог наделить тебя даром силы, хотя ты этого и не помнишь. Или мог назначить тебе встречу, приняв облик женщины. Я даже подозревал, что она дала тебе точные инструкции.

Дон Хуан заметил, что бросивший вызов смерти, определенно являясь существом ритуальных привычек, неизменно встречал Нагвалей нашей линии сначала в облике мужчины, как это случилось с нагвалем Себастьяном, а впоследствии – в облике женщины.

– Почему ты называешь дары бросившего вызов смерти дарами Силы? И в чем тут тайна? – спросил я. – Ведь ты и сам можешь перемещать свою точку сборки куда угодно, разве не так?

– Это дары Силы, потому что они являются продуктом особого знания магов древности, – сказал он. – Это тайна, потому что никто на этой земле, кроме бросившего вызов смерти, не может явить нам пример подобных знаний. Я, конечно, могу расположить свою точку сборки там, где хочу, внутри или за пределами энергетической формы человека. Но чего я не могу и что подвластно лишь бросившему вызов смерти – это знать, что нужно делать с моим энергетическим телом в каждой из этих позиций, чтобы достигнуть полного восприятия, полной сонастройки.

Затем он объяснил, что современные маги не знают деталей тысяч и тысяч возможных позиций точки сборки.

– О каких деталях ты говоришь? – спросил я.

– Особые способы обращения с энергетическим телом, направленные на достижение прочной фиксации особых позиций точки сборки, – ответил он.

Он привел в пример себя. Он сказал, что дар Силы, полученный им от бросившего вызов смерти, заключался в знании позиции точки сборки вороны и способах манипуляции своим энергетическим телом для достижения полного восприятия себя вороной. Дон Хуан объяснил, что полная сонастройка и тотальное отождествление – это то, чего маги древних времен добивались любой ценой и что в случае с его собственным даром Силы полное восприятие пришло к нему в результате постепенного процесса обучения, шаг за шагом, как учатся работать на очень сложной машине.

Потом дон Хуан объяснил, что большинство сдвигов точки сборки, осуществляемых современными магами, – это незначительные сдвиги в пределах тонкого пучка светящихся энергетических волокон внутри светящегося яйца; пучка, называемого «человеческой полосой», или просто человеческим аспектом энергии Вселенной. За пределами этого пучка, но все еще в пределах светящегося яйца, располагается сфера глубоких сдвигов. Когда точка сборки смещается в любое место этой сферы, восприятие для нас все еще возможно, но для абсолютного постижения требуются крайне детальные процедуры.

– Неорганические существа попросту надули вас с Кэрол Тиггс в вашем последнем путешествии, якобы помогая вам при попытке достигнуть абсолютного слияния, – сказал дон Хуан. – Они сместили ваши точки сборки в максимально отдаленное место, заставляя вас воспринимать так, словно вы находитесь в своем повседневном мире. Это почти невозможная вещь. Для такого восприятия магу требуются или практические знания, или могущественные друзья.

Твои друзья в конце концов предали бы вас с Кэрол, и вам пришлось бы учиться практическим способам борьбы за выживание в том мире. В результате вы оба до краев бы наполнились прагматизмом, уподобившись в этом наиболее знающим магам древности.

– Каждый глубокий сдвиг точки сборки требует особой проработки, – продолжал он, – которую современные маги могли бы изучить, если бы знали, как при любом таком сдвиге фиксировать точку сборки на достаточно длительное время. Только маги древности обладали необходимыми для этого особыми знаниями.

Дон Хуан продолжал объяснять, что знание особых действий, необходимых для таких сдвигов, не было доступно восьми Нагвалям нашей линии, предшествовавшим Нагвалю Себастьяну.

Затем Арендатор продемонстрировал Нагвалю Себастьяну возможность достигнуть полного восприятия в десяти новых позициях точки сборки.

Нагваль Сантистебан получил семь, Нагваль Лухан – пятьдесят, Нагваль Розендо – шесть, Нагваль Элиас – четыре, Нагваль Хулиан – шестнадцать. Сам он получил две. Все это составило девяносто известных его линии особых позиций точки сборки.

Он сказал, что на вопрос, считает ли он это преимуществом, он ответил бы «нет», потому что под тяжестью этих даров наша линия явно сместилась в сторону настроения древних магов.

– Сейчас твоя очередь встретиться с Арендатором, – продолжал он. – Возможно, дары, которые он тебе даст, станут последней каплей, после чего наша линия окончательно погрузится во мрак, поглотивший магов древности.

– Но это же кошмар, это отвратительно, – сказал я.

– Я тебе искренне сочувствую, – серьезно ответил он. – Знаю, что тебя не успокоит, если я скажу, что это самое серьезное испытание для современного Нагваля. Встреча с таким древним и таинственным существом, как Арендатор, вызывает не столько страх, сколько отвращение. Так, по крайней мере, было со мной, и это факт.

– Почему я должен продолжать это, дон Хуан?

– Потому что, сам того не зная, ты уже принял вызов бросившего вызов смерти. За время твоего ученичества я подготовил тебя к этой встрече незаметно для тебя самого, точно так же, как это проделал со мной мой учитель.

– Я прошел через такой же ужас, хотя, пожалуй, в чуть более грубой форме, – сказал он, посмеиваясь. – Нагваль Хулиан был мастер на жестокие шутки. Он сказал мне, что одна очень красивая и пылкая вдова влюблена в меня до безумия. Нагваль часто брал меня с собой в церковь, и я видел там женщину, подолгу смотревшую на меня. Она показалась мне красавицей. Я был молодым невежей, и когда Нагваль сказал, что она любит меня, я в это поверил. Меня ожидало сильное разочарование.

Я с трудом удержался от смеха при жесте дона Хуана, означавшем потерю им невинности. Затем меня поразила мысль о том, что положение, в котором он оказался, было совсем не смешным, – оно было просто страшным.

– Ты уверен, дон Хуан, что та женщина была Арендатором? – спросил я, все еще надеясь, что это ошибка или дурная шутка.

– Я совершенно уверен, – сказал он. – Кроме того, даже если бы тогда я и был таким тупым, чтобы забыть Арендатора, меня не может подвести мое видение.

– Имеешь ли ты в виду, дон Хуан, что Арендатор обладает иным типом энергии?

– Нет, не иным типом энергии, но, без сомнения, другими признаками энергии, что отличает его от нормального человека.

– Ты абсолютно уверен, что та женщина – Арендатор? – настаивал я, почувствовав внезапный прилив отвращения и страха.

– Та женщина была Арендатор! – воскликнул дон Хуан тоном, не терпящим возражения.

Некоторое время мы сидели молча. Я ожидал следующего прилива неописуемой паники.

– Я уже сказал тебе, что быть натуральным мужчиной или натуральной женщиной является вопросом положения точки сборки, – сказал дон Хуан. – Но, естественно, я имел в виду тех, кто родился или мужчиной, или женщиной. Видящий в случае, если это женщина, видит, что самая яркая часть ее точки сборки обращена наружу, и вовнутрь – если это мужчина. Точка сборки Арендатора первоначально была обращена вовнутрь, но он столько раз менял ее положение, что, вращая ее, скрутил свою яйцеобразную энергетическую оболочку в подобие спиралевидной раковины.

Загрузка...