Испания от античности к Средневековью

МОНАРХИЯ

Главой Вестготского государства был король (rex), и само государство являлось королевством (regnum). Вестготская монархия, как об этом подробно уже говорилось, формировалась постепенно. И можно считать, что процесс этого формирования завершился в правление Эйриха. Он, как кажется, отказался от формального выбора или во всяком случае народного одобрения при взятии власти и стал королем, опираясь на свое родство с убитым им братом. А после смерти Эйриха власть совершенно спокойно наследовал его сын Аларих II. После гибели Алариха не возникло вопроса об избрании королем кого-либо иного, кроме его сыновей. Проблема состояла только в том, кого из сыновей павшего короля предпочесть — старшего, но незаконного Гезалиха или еще по малости лет практически недееспособного, но зато законного Амалариха. Вмешательство остготского короля Теодориха привело к возведению на трон Амалариха, который, однако, стал реально править только после смерти своего деда по матери Теодориха, являвшегося регентом. Казалось, что династический принцип утвердился в Вестготском королевстве окончательно. Но гибель не оставившего наследника Амалариха поставила на этом принципе крест.

Исчезновение рода Балтов привело к возникновению в этой сфере правового вакуума. Правил, которые определяли бы восхождение на трон и его наследование, не существовало. Часто трон захватывался силой. В других случаях, когда различные группировки более или менее уравновешивали друг друга, осуществлялось избрание, как это было с избранием Лиувы I. И Лиува, и его брат Леувигильд, и сын последнего Реккаред пытались восстановить династический принцип, но в конце концов эти попытки потерпели крах со свержением сына Реккареда Лиувы II Виттерихом. Неудачны оказались и другие попытки королей закрепить трон за своей семьей. Это вело к политической нестабильности, угрожавшей самому существованию и государства, и всех его институтов, включая церковь, и его правящих слоев. Это заставило церковь как наиболее авторитетный элемент общества обратиться к этой проблеме.

В 633 г. IV Толедский собор, проходивший под руководством Исидора и в духе его политической доктрины, принял специальное постановление (75-й канон), не только заклеймившее всякое выступление против живого короля, но и установившее, что после смерти государя вельможи всего народа (primates totius gentis), т. е. вся готская знать, вместе с епископами составляют общий совет (consilium conmunus), который избирает нового короля^{965}. Королем становился гот, но активное участие в избрании епископов, в то время в подавляющем большинстве римлян, обеспечивало определенное участие в решении вопроса о власти верхушке испано-римского общества. Несколько последующих соборов уточнили и развили это положение. Так, V собор под страхом отлучения и анафемы запретил избирать королем того, кто не принадлежит к готской знати (Gothicae genis nobilitas). VI собор дополнил это положение запрещением тиранического захвата власти после смерти действующего короля монахом, осужденным, рабом или иностранцем^{966}. В конечном итоге было установлено, что избранным может быть только знатный гот, а само избрание должно происходить либо в Толедо, либо непосредственно в месте смерти скончавшегося короля, если смерть застигла его вне столицы. Избрание нового короля освящалось специальным церковным помазанием, что делало короля равноправным с императором и духовным наследником библейских царей. С другой стороны, помазание как бы устанавливало прямую связь государя с Богом и в еще большей степени сакрализировало королевскую власть^{967}.

Установление избирательной монархии внешне выглядело как возвращение к старой германской практике избрания королей. Но реальность была совершенно другой. Теперь речь шла не о военном вожде или сакральном главе племени, а о главе государства, сосредоточившем в своих руках огромную власть. В варварских королевствах того времени королевская власть принадлежала определенному дому. У франков это были Меровинги, у вандалов члены семьи Гейзериха, у остготов Амалы (пока этот дом в ходе войны с империей не сошел со сцены). У вестготов же отныне на место королевского дома выступает конкретная личность независимо от ее родственных связей. Активное участие в избирательном процессе церкви привело к внесению в этот процесс определенных моральных моментов. Устами своего наиболее видного идеолога первой половины VII в. Исидора Севильского она объявила, что король должен быть справедливым, заботиться о стране и народе, особенно о бедняках; в противном случае он является не королем, а тираном^{968}, которого без ущерба для собственной души можно свергнуть, как Сисенанд, созвавший IV собор, сверг своего предшественника Свинтилу. Впрочем, как тиран мог рассматриваться и любой претендент на власть, пока он эту власть не захватил^{969}. С этой точки зрения, например, Герменегильд, поднявший мятеж против своего отца под знаменем католицизма, все равно являлся для Исидора тираном, а Сисенанд, выступивший против Свинтилы, сначала тоже был тираном, но после победы превратился в законного короля. Король должен был также обладать кротостью, милосердием и, естественно, благочестием и заботиться о внутреннем мире и согласии^{970}. Это привнесение в юридическую сферу этического аспекта давало возможность выступить против правящего короля под предлогом его несоответствия высоким моральным требованиям и становилось оправданием любой узурпации.

Установление избирательной монархии выдвинуло новую проблему — взаимоотношение между королем как главой государства и им же как частным владельцем. Став королем, человек получал возможность распоряжаться не только своим имуществом, но и богатой королевской казной и обширными имениями фиска с большим числом зависимого населения. В 653 г. VIII Толедский собор, окончательно установивший правила избрания нового короля, решил и эту проблему, установив, что сын умершего короля, если он не избирался новым государем, наследовал только то имущество, которое его отец имел до избрания королем, а все имущество короны переходило к новому монарху. Это разделение личного и государственного имущества короля имело следствием полное отделение монархии от личности конкретного короля. Монархия, таким образом, окончательно превращалась в государственный институт, не связанный жестко с той или иной личностью, семьей, родом.

Теоретически все это выглядело довольно стройно. Но реальность оказалась иной. Правда, после смерти Сисенанда Хинтила, как кажется, был избран новым королем в соответствии с правилами IV собора^{971}. Но уже он оставил трон Тульге, который, как пишет т. н. «Испанское продолжение» (23), был хорошего рода и, вероятно, сыном Хинтилы^{972}, но по молодости лет явно не отвечал тем моральным требованиям, которые Исидор предъявлял монарху. И это могло послужить поводом Хиндасвинту для его мятежа. После этого на вестготском троне сменилось шесть королей. Сын Хиндасвинта Рецесвинт был «избран» королем еще при жизни отца, став его соправителем и затем спокойно взошел на трон. Точно так же произошло с Витицей, ставшим соправителем своего отца Эгики, а затем и единственным королем. По всем правилам после смерти Рецесвинта был избран Вамба, но сам он был свергнут в результате заговора. Сменивший его Эрвигий был якобы назван королем Вамбой до того, как тот впал в беспамятство, и толедский митрополит Юлиан тотчас провозгласил его королем, и ни о каком избрании не было и речи. Эрвигий, в свою очередь, сам назвал своим преемником Эгику, что также, насколько известно, не подтверждалось никаким, даже формальным, избранием. Только последний король Родриго был избран готским «сенатом», но это избрание было сразу же оспорено сыновьями Витицы и их сторонниками именно из-за нарушения прав детей умершего короля. Избирательный принцип, основанный на положении о возведении на трон идеального правителя, столкнулся с родовыми представлениями, с реальной практикой семейных и родовых связей и с не признанным официально, но все более укоренявшимся в сознании правом короля распоряжаться будущим трона.

Пока вестготы, поселившиеся в Аквитании, считались федератами империи, их король официально был лишь их главой, а власть над местным населением осуществлял как представитель императора. Еще до этого после поселения вестготов в Иллирике Аларих получил от императора титул magister militum, что давало ему полное право властвовать над этой территорией и ее населением. Фактически это означало создание почти самостоятельного вестготского государства с подчиненным местным населением. Оно оказалось весьма недолговечным. Как говорилось в соответствующей главе, Валия, возглавлявший вестготов, в момент их оседания в Аквитании, этот титул, как кажется, не получил. Это, однако, не мешало ни ему, ни его преемникам реально господствовать над предоставленной землей, а далее и расширять свои владения. Отношения вестготов с империей V в. были сложными, и федератный договор то разрывался, то заключался вновь. В 475 г. император Юлий Непот отказался от власти над территорией, подчиненной Эйриху, и официально признал его суверенитет над всеми его владениями. После этого вестготский король стал не только de facto, но и de iure наследником императорской власти над подчиненной ему территории. От императоров вестготский король унаследовал и imperium как выражение высшей власти (Leg. Vis. II, 1, 1; 2; 5).

Король оставался королем готов, территория, ему подчиненная, — родиной готов (patria Gothorum), а государственным народом — народ готов (gens Gothorum)^{973}. Так, например, говорится в законе Хиндасвинта о наказании выступавших против короля, родины и народа (Leg. Vis. II, I, 8). И это положение не изменилось до самого конца. Подчиненная вестготскому королю территория официально состояла из трех частей — Испании (часто употребляется выражение «все провинции Испании»), Галлеции и Галлии, т. е. Септимании. Называя последнюю Галлией, вестготские короли сохраняли фикцию владения всей этой страной. Сохранение Галлеции как отдельной части королевства являлось скорее данью традиции и воспоминанием о ранее существовавшем там Свевском королевстве, но на деле никакого своеобразия этой северо-западной части Пиренейского полуострова уже не существовало. И все же полного слияния этих трех частей государства не произошло, и в сознании населения они существовали как отдельные единицы. Посланный отцом в Галлецию Витица, как говорилось в свое время, правил «королевством свевов», хотя уже давно не существовало ни свевов, ни их королевства. Юлиан в своей «Истории Вамбы» (13) пренебрежительно отзывается о «галлах», т. е. о жителях Септимании, включая и готское население этой провинции. Местное население полностью признавало власть короля готов.

После избрания короля все жители должны были присягать ему на верность. Законодательно это было оформлено только Эгикой, но в законе этого короля говорится, что это делается, как установлено обычаем (ut moris est), так что обычай присяги был явно много старше. Поскольку в это время законы относились ко всему населению независимо от его этнического происхождения, то и обычай, а затем закон о присяге распространялся на всех подданных короля. Закон специально оговаривает, что присягу приносят и палатины, и остальные люди. И если палатины приносят присягу непосредственно королю, то для принятия присяги остальными в отдельные территории направляются специальные королевские уполномоченные — discussores iuramenti (Leg. Vis. II, 1, 7). Но и король при своем избрании клялся защищать королевство и справедливо судить всех своих подданных^{974}. Какой бы формальной ни была эта клятва, она подчеркивала связь монарха с народом и ограничивала, по крайней мере теоретически, его произвол.

В VII в. каждый король именовался славным (gloriosus) или славнейшим (gloriossimus). Этот титул появился у вестготских королей не сразу. Аларих II был только rex и господин (dominus), и никаких дополнительных титулов у него не было. Явно не были «славными» все Балты. Этот титул отсутствовал и у Тевдиса. В этом плане интересна надпись, сделанная в Гиспалисе в 581 г., по крайней мере, ее первая часть, гласящая: «Во имя Господа во второй год счастливого правления нашего господина Герменегильда, короля, которого преследует его родитель наш господин король Леувигильд»^{975}. И Герменегильд, провозгласивший себя королем, и законный король Леувигильд именуются только «господами» и «королями», как и Аларих II. Отказ в дополнительном титуле можно было бы объяснить тем, что Южная Испания, включая Гиспалис, активно поддерживала Герменегильда в его борьбе с отцом под знаменем католицизма и уже поэтому не хотела особенно прославлять Леувигильда. Но, во-первых, и Герменегильд, признанный в этой части Испании, тоже не называется gloriosus, а во-вторых, судя по надписи, признание Герменегильда не означало полный отказ от признания королевского достоинства и за его отцом. В надписи явно воспроизведена стандартная форма титулатуры вестготского короля. Так что можно говорить, что между 506 и 581 гг. никаких изменений в королевской титулатуре не произошло.

В надписи, датированной первым годом Реккареда, т. е. 586 г., он именуется просто королем, но в январе 593 г. он уже rex gloriossimus^{976}. Монах Тарра обращается к Реккареду, называя его, в частности, славным победоносным (gloriose triumphanti) (Epist. Wis. IX). В то же время в законах Реккареда этого титула нет. Наместник византийской провинции Спании Цезарий обращается к славнейшему и милостивейшему господину королю Сисебуту (Epist. Wis. II). Это, однако, могло быть лишь выражением вежливости, тем более что сам Сисебут в ответе Цезарию называет себя просто «господином» (Epist. Wis. III). Однако в «вестготских формулах» первой четверти VII в. уже встречается такая формулировка: «в правление такого-то нашего славнейшего господина короля» (Form. Vis. VII; XXV). Учитывая, что эти «формулы», как уже неоднократно говорилось, являются образцами документов, наименование короля «славнейшим» становится уже типовым. Можно полагать, что титул gloriosus был принят Реккаредом после обращения в католицизм, но официальным и постоянным он все же еще не стал. Тем не менее он уже постоянно используется до самого конца правления этого короля[153]. И все же в законах этот титул появляется только у Рецесвинта и с тех пор остается постоянным у всех его преемников^{977}.

По-видимому, такое наименование короля первоначально возникло по инициативе «снизу» и, вероятнее всего, не без византийского влияния. Начиная с первой половины VI в., gloriosi и gloriossimi стали обозначениями самых высших чинов империи^{978}.[154] В глазах людей того времени они стояли сразу же после императора. Таким представлялся и вестготский король, по крайней мере, его римским подданным, ибо, хотя он и был для них тоже самостоятельным государем, все же равным императору он быть не мог. Отсюда и соответствующее наименование короля. Возможно, что решающим для населения и церкви стал факт обращения короля в католицизм, что было, естественно, «славным» делом, но, кроме того, в глазах местных католиков ставило вестготского короля на один уровень с ортодоксальными чинами империи. Довольно быстро от испано-римлян это понятие переняли и обратившиеся в католицизм вестготы. Постепенно и сами короли, видимо, восприняли такое наименование, превратив его в один из королевских титулов.

Гораздо раньше вестготские короли стали принимать имя Флавий. Первым это сделал Тевдис, и это, как уже говорилось, вписывалось в его политику поиска согласия с романским населением своего королевства. Вылили Флавиями его преемники, неизвестно. Первым королем после Тевдиса, который с несомненностью так именовался, был Реккаред. Нет сомнения, что это имя заимствовано из римской практики. Первым императором, носившим имя Флавий, был Констанций Хлор, и с тех пор все императоры включали в число своих официальных имен это имя. Еще в VI в. Флавием был Юстиниан. Это имя могли принимать и некоторые варварские короли, претендуя на родство с римскими императорами. Начиная с Реккареда, это имя присваивали себе все короли вестготов. Не исключено, что уже Леувигильд, стремившийся во всех своих действиях уподобиться императору, принял и это почетное имя^{979}. Но все же более вероятным кажется, что первым после Тевдиса Флавием среди вестготских королей был Реккаред. Он принял католицизм и обратил в него всех своих поданных. На этом основании его сравнивали с Константином, и принятие имени Флавий, какое носил в свое время и Константин, должно было закрепить эту почесть. Кроме того, это имя устанавливало преемственность власти от империи к Вестготскому королевству и в какой-то степени приравнивало короля к императору.

Вестготский король давно перестал быть лишь военным вождем, каким он был в начале становления вестготской монархии. Уже Реккаред порой не сам направлялся на войну, а направлял на театр военных действий своих герцогов. Так, блестящую победу над франками одержал Клавдий. Позже это становится правилом. Король, однако, оставался главнокомандующим и в качестве такового мог в случае необходимости сам встать во главе армии, как это не раз бывало до самого последнего момента существования этого государства.

Главным было то, что король являлся главой государства. В первую очередь он был законодателем — artifex legum, создатель законов, как он называется в вестготских законах (Leg. Vis. I, 1, 1—9). Почти каждый король издавал свои законы. Начало законодательному процессу положил Теодорих I, а первый кодекс был создан при Эйрихе. Леувигильд пересмотрел этот кодекс, и именно этот codex revisus был, как полагают, включен в последующий свод законов под названием antiqua. Эти кодексы, как уже не раз говорилось, действовали только для вестготов и в случае споров между римлянами и вестготами. Одновременно на территории Вестготского королевства действовал так называемый Бревиарий Алариха, созданный на основе римского кодекса Феодосия свод законов римского права для романского населения. Но уже Тевдис издал, по крайней мере, один закон, действенный для обеих групп населения. Подлинный свод территориального права появился при Хиндасвинте, а его сын Рецесвинт издал новый кодекс, полностью прекратив действие всех законов, в этот кодекс не включенных, в том числе иностранных, т. е. римских, и подчинив действию нового кодекса всех подданных без различия происхождения. Позже в этот кодекс были включены новые законы, особенно Эрвигием, который издал довольно много законов, частично новых, частично корректировавших прежние. Вестготские короли придавали большое значение законам и самому акту законодательства. Даже сам король, по его же собственным словам, в судопроизводстве должен руководствоваться законами, включенными в кодекс, а не рассуждениями и обсуждениями, т. е. не собственными мыслями, представлениями и эмоциями (Leg. I, 1, 2). Асам закон определяется как исходящий от Бога, связанный с религией, как создатель права, основатель добрых нравов, охватывающий и юность, и старость, руководитель государства, вестник права, учитель жизни, душа народа; он правит государством и человеческой душой (Leg. Vis. I, 2, 2—3). И хотя, конечно, в этом определении содержится изрядная доля демагогии, очень важно само провозглашение верховенства права. Это — римский принцип правового государства. И источником права является король. Законам подчинялись все жители королевства, но для церкви в чисто церковных вопросах действовало каноническое право, в огромной степени также восходившее к римскому, хотя и постоянно дополняемое решениями соборов^{980}. Однако вопреки этому праву короли назначали и смещали епископов^{981}, так что королевское право оказывалось выше церковного. В отношениях между готами — частными лицами могли действовать какие-то нормы германского права^{982}. Возможно, что, запрещая пользоваться любыми другими законами, кроме включенных в новый кодекс, Рецесвинт имел в виду не только римские или прежние вестготские законы, но и нормы германского обычного права. Однако в любом случае эти нормы занимали маргинальное положение в общем правовом поле и оказывали мало воздействия на общую правовую ситуацию в государстве. Правда, Эгика издал закон, согласно которому в случае незначительных дел (parva res) судья мог прибегать к испытанию горячей водой (Leg. Vis. VI, 1, 3), что, несомненно, восходило не к римским, а к германским нормам судопроизводства. Этот закон можно рассматривать как признание сохранения в стране германских обычаев и показатель определенного кризиса вестготской юридической системы. И все же это был лишь частный случай, мало влияющий на осуществление права в государственном масштабе.

Издавая законы, король одновременно был и их исполнителем. Кроме законов, он издавал «королевские приказания» (regales iussiones), за невыполнение которых полагалось наказание: знатные люди платили штраф в три фунта золота, а другие лица, не могущие штраф уплатить, наказывались ста ударами плети (Leg. Vis. II, 1, 33). В частности, своим «приказанием» король мог созвать общегосударственный или поместный собор^{983}. Другим видом королевских актов был декрет (decretum), обязательный «для всех народов нашего королевства» (Leg. Vis. X, 1, 4), который, по-видимому, носил более общий характер, чем «приказание» по конкретным вопросам. Специальным декретом (decreto speciali) в «военном законе» Эрвигия устанавливалось обязательное участие в войне всего населения, кроме клириков (Leg. Vis. IX, 2, 9). Наконец, король мог издавать эдикт по конкретному вопросу, но касающемуся всего государства. Таким был эдикт Эрвигия о сложении недоимок по налогам^{984}. Король стоял на вершине чиновничьей пирамиды, осуществлявшей управление государством. Являлся он и верховным судьей. Своим iussio он назначал судей (Leg. Vis. II, 1, 16)[155], а в случае необходимости мог и сам вершить судопроизводство.

Очень важным моментом в формировании вестготской монархии было создание постоянной столицы. Во время пребывания вестготов в Галлии такой была Тулуза. После потери почти всех запиренейских владений у вестготов долгое время столицы не было, а король со своим двором находился там, где считал необходимым. Но Леувигильд, следуя в этом, видимо, примеру императора, столицей которого был Константинополь, официально избрал «королевским городом» Толедо^{985}. С этого времени именно там находились королевский дворец и все центральные органы власти, там хранилась государственная казна, там по возможности избирался новый король, там собирались общегосударственные соборы и толедский митрополит сначала фактически, а затем и официально осуществлял высшую церковную власть во всем королевстве. Установление официальной столицы возвышало королевскую власть и делало Вестготское королевство неким подобием империи. И вестготские короли стремились всеми возможными способами это подчеркнуть. Так, в Толедо была построена церковь св. Петра и Павла, образцом для которой служила созданная еще Константином в его столице церковь св. Апостолов^{986}. Постройкой этой церкви вестготские короли показывали, что их столица является не менее важным городом, чем прославленный Константинополь, и такой же столицей.

Сосредоточивая в своих руках законодательную, исполнительную, судебную и военную власть, признаваемый церковью как «религиознейший» и этой церковью специальным обрядом благословленный на трон, король являлся владыкой всех своих подданных, и те с полным основанием называли его dominus noster (наш господин), как это было и в Поздней империи, и в современной Византии. Как и император, вестготский король считал себя государем милостью Божией и ответственным только перед Ним. Но в отличие от императора вестготский король еще приносил присягу своим подданным. Это не делало его ответственным перед ними, но все же как-то связывало короля. Однако на деле положение короля, как это уже отмечалось, было противоречиво. С одной стороны, он обладал столь значительными полномочиями и осуществлял их так неограниченно, что его власть становилась полностью (или почти) самодержавной. Но с другой — сам принцип избирательности монарха ставил его в зависимость если не от всей светской и церковной знати, то от большой ее части. Короли, стремясь выйти из этого положения и передать трон своему сыну, пытались еще при жизни делать его соправителем. Это сумел сделать Хиндасвинт с Рецесвинтом и Эгика в Витицей. Но это было все же исключением, а не правилом. Принцип избирательности короля в теории давал каждому знатному готу шанс достичь трона. Следствием этого была «готская болезнь» — убийства и свержения нежеланных или слабых королей, а конечным результатом — политическая нестабильность. Недаром «военный закон» Вамбы (и это положение было сохранено Эрвигием) требовал немедленного собрания всех воинов не только из-за вражеского вторжения, но и в случае внутреннего мятежа. Мятеж, как и вообще любые внутренние беспорядки, именовался термином scandalum[156]. Это латинское слово обычно использовалось в церковном языке, обозначая соблазн или предмет ужаса, вызванного введением в соблазн. Его применение в политической сфере показывает, что короли стремились не только подавить любое выступление насильственными мерами, но и морально приравнять такое выступление к дьявольскому соблазну.

ЦЕНТРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Говоря и о центральном, и о местном управлении в Вестготском королевстве, надо иметь в виду, что речь идет о становлении государственного аппарата. В этом королевстве еще не было четко оформленной государственной машины. От старой римской машины остались обломки, которые активно использовали вестготские, как и другие варварские, короли. Прежние германские институты стечением времени трансформировались и, сохраняя прежние названия, могли приобретать совершенно другие функции. И все это перемешивалось, перетекало друг в друга; одни и те же обязанности могли выполнять разные люди, а один человек осуществлять несколько обязанностей. Порой один и тот же институт имел разные названия. Старые латинские термины часто приобретали иное содержание. Тем не менее определенные черты управления в Вестготском королевстве все-таки установить можно.

При всей своей необъятной власти управлять государством один король, естественно, не мог. Ему помогала aula regia— королевский двор, состоявший из самых знатных готов. Генетически он, видимо, восходил к старому германскому comitatus (окружению, дружине), который был для вождя, по словам Тацита (Germ. 13), украшением в мире и опорой в войне. Входившие в эту организацию люди давали клятву верности своему предводителю и в мирное время выступали его советниками в осуществлении им власти, особенно в сфере судопроизводства^{987}. С людьми из своего окружения советовались «судьи» и короли вестготов и во время своего пребывания в Северном Причерноморье, и во время своих движений по территории Римской империи. Этот институт не исчез и после оседания вестготов в Аквитании, и после поселения в Испании. Однако за это время он существенно изменился. Если у ранних германцев comitatus формировался только на основе личной верности независимо от происхождения его членов^{988}, то aula вестготских королей состояла только из знатных готов^{989}. Не исключено, что ее членами были и епископы^{990} (по крайней мере митрополит Толедо^{991}), но никаких сведений об этом нет.

Принадлежавшие к этому двору назывались, как и римские сенаторы, illustres или nobiles et illustres viri либо seniores^{992}. По-видимому, именно они и являлись теми готскими сенаторами, которые упоминаются в VII в. после исчезновения испано-римских сенаторов^{993}, и тем сенатом, который избрал королем Родриго в 710 г. (Cont. Hisp. 68). Aula regia выступала как подобие позднеримского консистория и имела функцию совета и помощи королю, в том числе в осуществлении им судопроизводства^{994}. Ее члены также следили за соблюдением законов (Leg. Vis. XII, 2, 1). Эти люди или, по крайней мере, часть их вместе в королем участвовали в соборах и, начиная с VIII собора в 653 г., подписывали их акты. Внутри двора существовала своя иерархия. Особое положение III собора, предавшего анафеме арианство, заставило и придворных подписать эту анафему, и так появились подписи светских лиц под соборными актами задолго до 653 г. И среди подписавших выделяются две группы — четыре viri illustres proceri (знатнейшие), перечисленные по именам, и прочие все seniores Gothorum, имена которых не названы^{995}.

После 653 г. соборные акты подписывали уже не просто viri illustres, но viri ilustres officii palatini^{996}.[157] И возникает вопрос о взаимоотношениях aula regia и officium palatinum. Одни исследователи считают их разными органами^{997},[158] другие полагают, что речь идет о разных названиях одного органа^{998}. Обратив внимание на подписи viri ilustres officii palatini, можно увидеть, что все они еще исполняли те или иные должности. Когда же речь идет вообще о viri illustres, то должности могут указываться, но могут и не указываться. И из этого можно сделать вывод, что королевский двор (aula regia) и дворцовое управление (officium palatinum) — все-таки разные учреждения^{999}, хотя члены двора могли возглавлять те или иные ведомства дворцового управления. Разумеется, штат управления был гораздо большим. Как говорилось выше, Хиндасвинт и Вамба использовал на службе в этом управлении даже своих рабов, что вызвало возмущение преемника Вамбы, Эрвигия. Видимо, обычно рабы все же к этой службе не допускались. Но заниматься всеми текущими делами viri illustres тоже не могли. Вероятно, основная часть работы падала на более низший слой населения, но свободный. Viri illustres, входившие в officium palatinum, именовались графами (comites), но одновременно могли быть и герцогами (duces). Остальные, занимавшие, видимо, более низкое положение, именовались palatini. Они составляли особое сословие — ordo, принадлежность к которому была почетна, ибо лишение провинившегося достоинства (dignitas) палатина являлось наказанием (Leg. Vis. И, 1,6; 7).

Дворцовое управление делилось на ряд ведомств, возглавляемых графами. Такими ведомствами являлись: cubicularii — спальники, занимавшиеся домашним хозяйством, а их глава, как и в Поздней империи, возможно, занимался общим управлением[159], которое первоначально смешивалось с управлением домом государя; scanciarii — виночерпии, в ведении которых находилось снабжение; notarii — члены королевской канцелярии; spatarii — королевская гвардия; stabilii — конюший. В состав дворцового управления входили также граф patrimonum, управлявший королевским имуществом, и граф thesaurorum, ответственный за казну и игравший роль министра финансов^{1000}. Некоторые из этих ведомств и должностей были унаследованы от Римской империи, как cubicularii и notarii, другие созданы уже вестготами. Так, само слово scanciarii происходит от готского sciancja — виночерпий^{1001}. Это означает, что первоначально речь шла о личном хозяйстве короля, об обслуживании его и его семьи. С течением времени, и видимо довольно быстро, домашний штат, состоявший в идеале из особо доверенных людей, превратился в правительство королевства. Как утверждалось на одном из соборов, эти люди благодаря своему опыту и справедливости удостоились положения правителей народа и участников власти^{1002}. Графы, как это видно из подписей под актами соборов, могли одновременно быть и герцогами, а в этом качестве возглавлять войска. Таким, например, был Вандемир (или Вадемир), который, являясь графом виночерпиев, в то же время возглавил авангард армии Вамбы, направленный против мятежников в Септимании (Iul. Hist. Wamb. 15)^{1003}. Мы точно не знаем состава «королевского двора», но все графы, входившие в дворцовое управление, судя по их именам, были готами. Ни одного римлянина среди них не было. Как пережиток прежних форм управления в Вестготском королевстве существовало и общее собрание воинов. Но если во время пребывания вестготов в Галлии оно еще играло какую-то роль, то после переселения в Испанию оно почти исчезло. Известно только, что «все готы из королевства Испании» провозгласили своим королем Сисенанда (Fred. IV, 73), а позже Хиндасвинт был провозглашен королем не только сенаторами, но и «прочим народом готов» (Fred. IV, 82). Речь идет явно о собрании воинов, но в какой мере они представляли всех свободных готов, неизвестно. Вне их, несомненно, оставалась значительная часть вестготов, по крайней мере вестготской знати, поскольку ни Сисенанд, ни Хинадсвинт не были сразу же признаны во всей стране. Но сам факт участия не только знати, но и «прочего народа» говорит, что в критических ситуациях каким-то образом подобные собрания могли собираться. Больше известно о последнем случае такого собрания, когда воины Вамбы на собрании под председательством самого короля судили мятежника Павла и его сторонников. В этом собрании участвовали все seniores дворца, гардинги, чины дворцового управления и все войско (Iul. Hist. Wamb. 35). Видимо, таков был состав и других подобных собраний. Но характерно, как уже отмечалось, что в 710 г. при избрании Родриго никакой речи о «прочем народе» уже не было. Собрания окончательно ушли в прошлое. Но пока они существовали, в них, естественно, участвовали только вестготы.

Большую роль в политической жизни и управлении Вестготского королевства играла католическая церковь. После обращения вестготов в католицизм она, став государственной, превратилась в очень значительную силу. И в лице отдельных теоретиков, крупнейшим из которых был Исидор Севильский, и на своих соборах она формулировала то, что порой называют политической теологией, т. е. на основе христианского богословия выдвигала принципы политической жизни государства и положения его высших властей, прежде всего королевской власти и собственно личности короля. Созываемые соборы, особенно общегосударственные, но иногда и поместные, рассматривали не только религиозные и внутрицерковные вопросы, но и государственные проблемы и принимали по ним решения. Рассматривали соборы и различные жалобы, что делало собор и некоторой судебной инстанцией. На общегосударственных церковных соборах присутствовали и сам король, часто со своей семьей, и высшие чины двора центрального управления. Кроме того, они, начиная с правления Хиндасвинта, подписывали соборные акты, что придавало этим актам не только чисто религиозное, но и государственное значение. После соборов король порой издавал закон in confirmanda concilii — для подтверждения решений собора, который придавал решением собора официальную законодательную силу. Это сделал уже Реккаред после III Толедского собора в 589 г., хотя правилом это становится много позже. В результате церковный собор выступал как своеобразный законодатель. Это делало соборы очень важной политической инстанцией, а саму церковь не только религиозным, но и государственным институтом^{1004}. Вестготское королевство было единственным государством того времени, в котором церковные соборы занимались светским законодательством^{1005}. Все это давало ранее основания говорить о теократическом характере Вестготского государства и сравнивать соборы с много более поздним парламентом, как и утверждать, что королевская власть находилась под контролем соборов^{1006}. Однако это по меньшей мере преувеличение.

Во-первых, соборы не были постоянной инстанцией. Никаких определенных сроков их созыва не существовало. Общегосударственный собор созывался королем в любое время, когда король считал необходимым, и в обстоятельствах, им самим определяемых. Реккаред, созвав в 589 г. III Толедский собор, официализировавший обращение вестготов в католицизм, более общегосударственных соборов не созывал, хотя при нем прошло несколько поместных. Следующий общегосударственный собор, IV Толедский, был созван только уже Сисенандом в 633 г. 43 года вестготские короли не чувствовали никакой необходимости созывать общегосударственный собор. За это время на троне сменилось, не считая Реккареда, шесть королей, в том числе весьма набожный Сисебут. Только Сисенанд свергнувший Свинтилу, счел необходимым созвать собор, дабы с его помощью оправдать свой мятеж и укрепить свою власть. В результате распределение соборов по времени очень неравномерно. За двадцать один год с 633 по 653 г. было созвано пять общегосударственных соборов, с 653 по 681, т. е. за 28 лет, — один, ас 681 по 704 (23 года) — шесть. Правда, один собор, XIV в 684 г., был созван толедским митрополитом Юлианом, а не королем Эрвигием, но он официально не считался общегосударственным, хотя на нем и присутствовали представители всех митрополитов королевства, и занимался только религиозными делами, да и созван был в особых политических условиях, когда резко выросла роль Юлиана.

Во-вторых, король не только присутствовал на соборе. Он обращался к собору со специальным посланием (tomus), в котором не только приветствовал собравшихся прелатов, но и определял темы последующего обсуждения. Со времени представления такого послания Рецесвинтом VIII Толедскому собору в 653 г. это становится правилом. В этом послании фактически устанавливалась и тональность обсуждения. Так что высший орган испанской церкви не только не мог собраться по инициативе самой церкви, но и не мог сам определять свою повестку дня, рассматривая то, что предложено королем^{1007}. Поместные соборы (синоды) тоже не оставлялись без королевского присмотра: на них присутствовали специальные королевские чиновники, контролировавшие ход такого собрания^{1008}.

В-третьих, в идеале на соборе присутствовали все епископы королевства, которых иногда представляли их викарии. В соборах могли принимать участие и аббаты, но их было меньшинство. Епископов же назначал король. Хотя официально требовалось согласие, consensus, между королем и митрополитом той или иной провинции, наделе оно превратилось в чистую формальность, и только при отсутствии королевского решения в дело реально вступал митрополит^{1009}. В этих условиях епископы практически полностью зависели от короля. Поэтому не удивительно, что за все время существования Вестготского королевства, включая весь период после 589 г., не было ни одного случая, чтобы какой-либо собор встал в оппозицию к королю, пытаясь навязать ему свою волю. В свое время Исидор приветствовал Свинтилу, считая его религиознейшим государем и поддерживая его мероприятия, но когда свергнувший при помощи франков Свинтилу Сисенанд созвал IV Толедский собор, тот под руководством того же Исидора и полностью оправдал узурпатора, и осудил свергнутого короля. Возведя выступление против короля в ранг святотатства, этот собор полностью признал власть нового короля, достигшего трона таким выступлением. В 675 г. XI Толедский собор, официально не являвшийся общегосударственным, но представлявший большинство испанских иерархов, полностью поддержал Вамбу, а созванные его преемником Эрвигием XII и XIII соборы осудили ряд мероприятий Вамбы и приняли меры по корректировке государственного курса.

В целом теоретически можно говорить не о подчинении светской власти церковной, а о согласии этих двух властей. В некотором смысле символом такого согласия являлся акт помазания короля, совершаемый толедским митрополитом. А конкретные взаимоотношения государственной власти и церковной иерархии зависели от конкретного же соотношения сил. Тот же акт помазания мог рассматриваться и как признание особого положения короля, единственного из всех смертных обитателей королевства непосредственно связанного с Богом, и как признание верховенства духовной власти, осуществлявшей это помазание^{1010}. При «сильных» королях, как Хиндасвинт или Вамба, церковь превращалась в оружие королевской власти — важное, но лишь оружие. С ослаблением королевской власти роль церковной иерархии увеличивалась. Едва ли случайно столь большое количество соборов собирается в последние два с небольшим десятилетия существования вестготской Испании. В это время и поместные соборы могли принимать решения, практически касавшиеся всей государственной жизни. Таким был III Цезаравгустанский собор, созванный Эгикой, который, как об этом уже говорилось, принял постановление об обязательности ухода в монастырь вдовы умершего короля, что в тех условиях имело несомненное политическое значение.

ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ И МЕСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

В Вестготском королевстве сохранилось римское деление на провинции. За Пиренеями под властью вестготов осталась только одна провинция, которая и стала называться просто Галлия (иногда во множественном числе — Галлии, хотя ни о какой другой Галлии, кроме Септимании, речи идти не могло) и которая более или менее совпадала с прежней I Нарбоннской Галлией. Как и в римское время, отдельной провинцией была Галлеция, которая, как уже говорилось, официально считалась одной из трех частей государства. Под ней подразумевалась территория бывшего Свевского королевства, и поэтому она не точно совпадала со старой римской провинцией. Известно, что эмеританский митрополит Горонтий обратился к королю Рецесвинту с призывом вернуть церковную провинцию Лузитанию в ее прежние пределы, возвратив ей приходы, ранее оказавшиеся на территории Свевского королевства^{1011}. Поскольку церковное деление обычно совпадало с гражданским, можно говорить, что северная часть Лузитании, подчиненная в свое время свевам, так и осталась в составе Галлеции, по крайней мере, до правления Рецесвинта. Остальная часть Испании делилась на несколько провинций, и порой страну, кроме Галлеции, называли «все провинции Испании». Если не считать Лузитании, лишившейся своей северной части, остальные испанские провинции сохранили свою территорию. Та часть Галлеции, которая не была подчинена свевам, была присоединена к Карфагенской Испании. Однако в течение нескольких десятилетий юго-восточная часть Испании находилась под властью византийцев и образовывала провинцию Спанию, естественно, ликвидированную после нового вестготского завоевания. В состав византийских владений вошла значительная часть Карфагенской Испании, в том числе ее столица Картагена. После этого центр провинции был перенесен в Толедо, а сама провинция стало часто называться Карпетанией по имени доримской области^{1012}.[160] И после вытеснения византийцев центр провинции остался в Толедо. С целью увеличения авторитета столицы и ее митрополита к этой провинции, как кажется, были присоединены некоторые территории Тарраконской Испании.

В римское время испанские провинции, а также Тингитанская Мавретания по ту сторону пролива составляли диоцез Испанию (или Испании), управляемый викарием, подчиненным префекту претория для Галлии. Теперь никаких следов ни префектуры, ни диоцеза не осталось. Правда, Теодорих, как об этом в свое время говорилось, восстановил галльскую префектуру, но неизвестно, распространялись ли его полномочия на Испанию. Амаларих назначил было префекта для Испании, но этот опыт оказался кратковременным и никаких последствий не имел. Так что никакого общего управления испанскими провинциями, отдельного от общегосударственного или параллельного ему, в вестготское время не существовало.

В период Поздней империи испанскими провинциями обычно управляли президы и в виде исключения консуляры^{1013}, которые в случае необходимости могли заменяться комитами, имевшими не только административную, как президы, но и военную власть. Римская гражданская администрация исчезла, видимо, еще до полного захвата Пиренейского полуострова варварами. Но когда вестготы прочно овладели полуостровом, они ее на уровне провинций восстановили^{1014}. Теперь провинциями управляют ректоры. В Поздней империи термин «ректор» являлся общим названием провинциальных наместников, подчинявшихся викариям диоцезов^{1015}. В Вестготском королевстве он стал единственным наименованием главы провинциальной гражданской администрации. Ректором провинции был римлянин, и он осуществлял власть над римским населением провинции. Судя по закону Рецесвинта, ректор был связан с имущественными проблемами и, вероятно, не имел даже судебной власти, поскольку наряду с ним существовал судья (iudex) (Leg. Vis. XII, 1, 2). Кодекс Рецесвинта, перечисляя лиц, обладавших судебными полномочиями, ректора провинции не упоминает (Leg. Vis. II, 1, 27). Тем не менее должность ректора провинции была довольно высокого ранга. Эрвигий в своем послании XII Толедскому собору в 681 г. называет «религиозных ректоров провинций» наряду со «светлейшим сословием герцогов»^{1016}. После этого ректоры не упоминаются, но вполне возможно, что они существовали до самого конца Вестготского королевства. Однако реально их полномочия были невелики. Они, по-видимому, ограничивались сбором налогов с местного населения^{1017}.[161] Все большее значение в управлении провинцией приобретает герцог.

Уже в Римской империи после реформы Диоклециана наместники провинций потеряли военную власть, которая передавалась дуксам. Собственно это слово — dux — и является латинским обозначением германского герцога. Как и позднеримские дуксы, вестготские герцоги обладали военной властью, возглавляя военные силы в каждой провинции. Поскольку по традиции все боеспособные вестготы составляли войско, то герцог становился и главой вестготского населения своей провинции. Судя по закону Рецесвинта, герцог являлся персоной самого высокого ранга (Leg. Vis. II, 1, 27)^{1018}. И практически все герцоги были готами. Известен лишь один случай, когда этого поста достигал римлянин. Это был уже не раз упоминавшийся Клавдий, ставший при Реккареде герцогом Лузитании.

Постепенно функции герцога все более расширялись. Он становился верховным судьей на территории провинции, в его функции стал входить и сбор налогов^{1019}. Процесс расширения герцогской власти за счет полномочий ректоров был начат Леувигильдом, и он вполне вписывался в его курс на централизацию государства и усиление королевской власти. Переломным моментом стало правление Хиндасвинта, который окончательно приписал герцогам все те полномочия, о которых только что шла речь. «Военные законы» Вамбы и Эрвигия закрепили первенствующее положение герцогов в военной сфере (Leg. Vis. IX, 2, 8; 9). Создается впечатление, что за ректором остается только почетное положение без всяких реальных полномочий.

В какое-то время до 683 г. на севере Испании были созданы два герцогства (дуката) — Астурия и Кантабрия^{1020}. Цель их создания понятна — противодействие северным горцам, чье подчинение толедским королям оставалось весьма проблематичным и чьи набеги могли принести королевству много неприятностей. Но возникает вопрос: означает ли это, что создаются и две новые провинции? Если нет, то каковы были взаимоотношения между этими герцогами и провинциальными? К сожалению, ответить на эти вопросы пока невозможно.

Структурными единицами провинций были civitates, центрами которых являлись города. Таким образом, был сохранен римский принцип управления. Город и его округа (территория или иногда земля) составляли административное единство, и городские власти осуществляли руководство на всей этой территории. В городах, как об этом уже говорилось, сохранялись гражданский коллектив и некоторые органы власти, как курии, магистраты, принципалы (Form. Vis. XXV). Каковы конкретно были эти магистраты, неизвестно. По-видимому, как слово «ректор» стало обозначать римского наместника провинции, так и «магистрат» — носителя городской власти; старая система городских магистратур упростилась до одной должности. Наряду с магистратами называются принципалы. В римское время принципалы были либо младшими офицерами, либо главами канцелярий^{1021}. Возможно, и при вестготах речь идет о городских чиновниках. Сохранился, по крайней мере в Кордубе, куратор. В вестготских законах эта должность не упоминается. Перед нами — несомненный пережиток римской эпохи, и не исключено, что куратора, как и тогда, назначал монарх для наблюдения за городским самоуправлением, но появление этого чиновника было связано с конкретной ситуацией в Бетике. Наконец, существовал магистр, который утверждал принятый акт, играя роль нотариуса. Если судить по тому типовому образцу, который сохранился в бумагах кордубского нотариуса (он, видимо, и был этим магистром), то курия и другие органы городского самоуправления занимались в первой четверти VII в. в основном имущественными спорами, в том числе и по поводу уступки части имущества церкви, ставшей причиной ущерба имуществу заявителя. На какие еще сферы управления civitatis распространялись полномочия городских властей, неизвестно.

Однако реально роль городского самоуправления все более уменьшалась. С одной стороны, увеличивалось значение местного епископа, полномочия которого распространялись не только на церковную, но и на гражданскую сферу. Этот процесс начался еще в Поздней империи и интенсифицировался после варварских завоеваний. В условиях политического хаоса, вызванного варварскими вторжениями и фактическим исчезновением местных римских властей епископ оставался единственной инстанцией, которая могла и представлять, и защищать местное население. Арианские короли, следуя своей политике веротерпимости, не мешали католическим епископам осуществлять эти функции. А после перехода вестготов в католицизм такое положение епископа было легализовано. Уже при Реккареде, как мы видели, епископ участвует в избрании нумерария и занимается налоговыми проблемами. При Сисебуте епископ фактически приравнивается к judex — судье, по крайней мере, в отношениях с иудеями (Leg. Vis. XII, 2, 13). В конечном итоге епископ приобретает довольно обширные гражданские функции^{1022}.

С другой стороны, возрастает роль графа civitatis. Эта должность появляется еще во время пребывания вестготов в Галлии. После их переселения в Испанию роль этого графа еще более увеличивается. Уже при Реккареде он наряду с епископом в большой степени контролирует жизнь города и его округи. А по закону Хиндасвинта, как уже говорилось, вся жизнь города ставится под жесткий контроль графа или королевского судьи. Куриалы как сословие сохранились, но городское самоуправление на деле перестало существовать. Civitas осталась структурной единицей провинции, но вся власть в ней фактически перешла к епископу и графу. Граф осуществляет и судебную власть в общине, которой он управляет. В кодексе Рецесвинта граф занимает второе место после герцога в череде лиц, занимающихся судопроизводством (Leg. Vis. II, 1, 27). А в «военных законах» Вамбы и Эрвигия граф наряду с герцогом и другими чиновниками собирает военные силы (Leg. Vis. IX, 2, 8; 9). Таким образом, как герцог в рамках провинции, так граф в рамках civitatis осуществляет высшую гражданскую, судебную и военную власть, правда, в значительной степени деля ее с епископом. Особое положение занимает граф столицы Толедо^{1023}. Он, в частности, участвует в заседаниях соборов и подписывает соборные акты наряду с чинами придворного ведомства.

Полномочия графа (по-видимому, и герцога, а тем более ректора) не распространялись на имения фиска, находившиеся в данном округе. Акторы и прокураторы, управлявшие этими имениями, назывались наряду с главами провинций. А всем имуществом фиска управлял, как уже говорилось, граф патримония. И эта служба стояла вне общей административной системы. Полномочия гражданских чиновников не распространялись и на церковные владения. Недаром родственник Фруктуоза просил короля отменить решение о создании отцом Фруктуоза монастыря, ибо в этом случае монастырские земли не будут более служить общему делу (Vita Fruct. 3). Таким образом, можно говорить о трех сосуществовавших видах местного управления — гражданском, церковном и королевском.

СУД И ВОЙНА. ЧИНОВНИЧЬЯ ИЕРАРХИЯ

Важнейшими сферами государственного управления были суд и война. Недаром весь кодекс, изданный Рецесвинтом в 654 г. и пересмотренный Эрвигием в 681, назывался Liber iudiciorum — Книга судей, или Книга судов. Это и был сборник законов, предусматривавших прежде всего всевозможные преступления и наказания за них, т. е. относился он преимущественно к уголовному праву, хотя содержались в нем и законы, относившиеся к семейным отношениям или к обязанностям тех или иных лиц. В целом вестготские правовые документы основывались на римском праве. В огромной степени романизованным был уже кодекс Эйриха, относившийся к вестготам, не говоря уже о Бревиарии Алариха, действовавшего для романских подданных и разработанного на основе римского кодекса Феодосия. И в дальнейших вестготских законах и кодексах содержались в основном нормы римского права, приспособленные к новой ситуации. Правда, это было не классическое римское право, а так называемое вульгарное, т. е. обычное, распространенное в IV—V вв., особенно в провинциях, и довольно хорошо адаптированное к местным условиям^{1024}. В нем, однако, сохранились основные римские правовые нормы и, что особенно важно, принципы первенства закона, взаимоотношений людей и закона, судоговорения. Именно на законе, а не на обычае (даже если тот зафиксирован письменно) основываются вестготские кодексы. В соответствии с этим законом суд и решает все дела. Всякая самодеятельность судей и других лиц, отправлявших правосудие, строго запрещалась^{1025}. Можно говорить о некоторых пережитках германского права, как, например, судебные сходки, на которых присутствуют свободные люди данной территориальной единицы, или довольно широкое, до седьмой степени, определение родства. В остальном никаких следов германского права в законах нет. Характерно, что в вестготском праве, как и в римском, не предусмотрено никаких судебных поединков или Божьего суда. Сумма штрафов за убийство устанавливается в зависимости от пола и возраста убитого, а не от его социального положения. Все это говорит о глубокой романизации правовой системы Вестготского королевства. И хотя, как говорилось выше, некоторые германские нормы сохранялись во взаимоотношениях готов — частных лиц, и даже король Эгика был вынужден признать одну из таких норм, правовая система в целом являлась прямой наследницей римской.

В то же время говорить о разработанной судебной системе в Вестготском королевстве невозможно. Таковой, отличной от гражданского управления, более не существовало. Правда, в королевстве имелись специальные судьи (iudices), которые либо назначались королем в соответствии с его «приказом» (iussio), либо избирались по взаимному согласию сторон. Последние были по существу посредниками или арбитрами и разбирали явно не очень-то существенные дела, скорее всего — имущественные споры. Судьи, назначаемые королем, стояли на более высокой ступени. Однако эти судьи были не единственными лицами, занимавшимися судопроизводством.

Закон Рецесвинта перечисляет все такие лица и устанавливает их иерархию (Leg. Vis. II,1, 27). На вершине этой иерархии стояли герцоги (duces), далее шли графы (comites), потом в порядке уменьшения их значения — викарии (помощники герцогов и графов), «защитники мира» (pads adsertores), тиуфады, милленарии (и то, и другое слово обозначало «тысячника»), квинквагентарии (пятисотники), центенарии (сотники), защитники (defensores) и только в самом низу этой пирамиды находились судьи, как назначаемые королем, так и избираемые. Каждый чиновник в рамках своей компетенции одновременно выступал и как судья, в то время как лица, специально занимавшиеся юстицией, стояли ниже этих чиновников. И это прежде всего относится к герцогам и графам. Все они занимались как уголовными, так и гражданскими делами^{1026}.

Наряду с герцогами и графами, как это видно из закона Рецесвинта, судопроизводством занимались и более низшие чиновники. Сфера их юрисидикции точно не определена. Если викария можно рассматривать как помощника или заместителя герцога либо графа, рассматривающего дела в отсутствие или по поручению своих начальников, то pads adsertor был более самостоятельной фигурой. В другом законе Рецесвинта устанавливается, что pads adsertor занимается делами, которые ему поручает король, и он устанавливает мир в соответствии с намерениями короля (Leg. Vis. II, 1, 17). Таким образом, он являлся специальным королевским чиновником, действующим исключительно по поручению монарха и явно независимо от местных властей.

На одной из нижних ступеней пирамиды, но выше судей, стояли defensor и нумерарий. В Поздней империи defensor был императорский чиновник, защищавший, в том числе и в суде, интересы бедняков против влиятельных лиц и вообще занимавшийся мелкими судебными делами^{1027}. В принципе те же адвокатские функции сохранились за ним и при вестготах. В законе Реккареда устанавливается, что он наблюдает за тем, чтобы судьи не приняли каких-либо решений в ущерб беднякам и в нарушение закона. И Исидор (Etym. IX, 4, 18—19) пишет, что задача дефензора— защищать плебс. Первое время, по-видимому, в городах еще сохранялась старая имперская должность куратора, но довольно скоро она исчезла^{1028}, и, может быть, дефензор (или pads adsertor) перенял ее функции. В отличие от римского времени теперь defensor не назначается монархом или префектом претория на неопределенный срок, а избирается епископом или народом, и предусматривается его ротация через каждые два года (Leg. Vis. XII, 1, 2). То же самое надо сказать и о нумерарий, который и в империи, и в Вестготском королевстве занимался налогами^{1029} и чья юрисдикция явно распространялась на эту сферу. Он тоже, по закону Реккареда, избирался епископом и народом с обязательной ротацией. С упадком городского самоуправления роль назначения «защитника» и нумерария окончательно переходит к епископу.

В иерархической пирамиде Рецесвинта между pads adsertor и defensor стоят тиуфад, милленарий, квинквагентарий и центенарий. Эти должности восходят к германским традициям. В раннем германском обществе сотня являлась основной боевой единицей наряду с дружиной (comitatus)^{1030}, и дружина была тесно связана со своим главой, и членство в ней было основано на верности ему, а сотня была связана со своим пагом, т. е. подразделением племени (Тас. Germ. 6). В случае необходимости могли объединяться пять и десять сотен, образуя соответствующие воинские части во главе с своими командирами. Так что сотники, пятисотники, тысячники — это в первую очередь военные должности, связанные с родовыми объединениями в отличие от герцогов и графов, связанных с королями. Разумеется, в процессе переселений и оседаний на новых землях все эти люди превращаются в королевских служащих. Но их связь с традиционными готскими организмами, вероятно, сохраняется. По-видимому, во время занятия новых земель, в том числе и в Испании, вестготы селились в соответствии с принадлежностью к сотне, пятисотне и тысяче, и в таком случае главы этих объединений возглавляли и территориальные единицы, в которые объединялись вестготы. И они, как и другие главы территориальных единиц, осуществляли не только административную, но судебную власть в этих рамках.

Некоторое удивление вызывает включение в судебную иерархию милленария наряду с тиуфадом, поскольку оба слова означают одно и то же: главу тысячи; только первое слово — латинское, а второе — готское^{1031}. Так как соответствующий закон Рецесвинта при всей своей краткости очень четок, то ясно, что законодатель имел в виду разные должности, хотя и близкие, о чем свидетельствует их расположение друг за другом (сначала тиуфад, а затем милленарий) выше квинквагентария. Может быть, имелось в виду, что тиуфад возглавлял готов, а милленарий — римлян? Но такое предположение кажется все же маловероятным. Видимо, эти должности имели какие-то для нас не очень ясные нюансы, которые отличали их друг от друга.

Важен еще один момент. Тиуфад включается в число лиц inferiores, viliores, т. е. к «простому народу» (Leg. Vis. IX, 2,9)^{1032}. Значит, и все лица, стоявшие на еще более низких ступенях пирамиды, включая судей, тоже относились к «простому народу». Внутри государственного аппарата была проведена uhань между двумя группами чиновников, и эта грань проходила, вероятно, между pacis adsertor и более низкими функционерами[162]. Возможно, что такое разделение было связано с происхождением этих должностей. Высшие издавна входили в comitatus короля, а более низкие вышли из параллельных родовых структур. Если это так, то такое разделение должностей проливает свет на формирование вестготского государственного аппарата из этих двух источников. К ним надо прибавить еще остатки римского управленческого аппарата, которые были интегрированы в германский. К этим остаткам относятся должности дефензора и нумерария, занимающие нижние ступени бюрократической иерархии и, пожалуй, в наибольшей степени связанные с населением. В германском обществе не существовало самостоятельных судей. И в Вестготском королевстве судебными полномочиями в той или иной степени обладали не только король или судьи, но и все должностные лица, стоявшие между ними. Появление в иерархической системе государства специальных судей, несомненно, связано с римским наследием. Нехарактерно, что функционеры, унаследованные вестготскими королями от римского времени, занимали самые низшие ступени иерархической системы.

В некоторой степени частью государственного аппарата становится церковь. Как уже говорилось, ее высшие иерархи фактически назначались королем. Но зато епископы все активнее участвовали в управлении, особенно на местном уровне. С исчезновением городского самоуправления в середине VII в. именно епископ становится главным представителем населения и его защитником перед властями и их возможным (и в реальности довольно частым) произволом. Это делало епископа наряду с графом фактическим правителем civitatis. Епископы и непосредственно участвуют в управленческих делах, принимая, как было сказано, участие, например, в выборе, а с течением времени и в назначении дефензора и нумерария. С другой стороны, выполнение некоторых соборных решений, как, например, по обращению в христианство иудеев или по недопущению «разбазаривания» церковного имущества, было невозможно без активного содействия светских властей на всех уровнях. Хотя официально церковная иерархия существует параллельно государственной, наделе они взаимодополняют друг друга.

Целью судов и всей судебной системы являлось сохранение существующего порядка, обеспечение внутренней стабильности государства. Этому служила и деятельность церкви. Если же порядок нарушался радикально (например, мятежом), то в дело вступала армия. Она же должна была обеспечить и защиту государства от внешних врагов[163]. Именно эти задачи поставил перед войском Вамба в своем «военном законе», в несколько иной редакции повторенном Эрвигием. В этих законах названы те лица, которые в случае необходимости должны составить войско из прибывших в их распоряжение отрядов. Это были герцог, граф, тиуфад и викарий. Все они вели свое происхождение именно из военной системы, и их появление в королевской армии неудивительно. Здесь не назван милленарий, должность которого, по-видимому, была поглощена тиуфадом. Но здесь нет также пятисотника и сотника.

Между тем военное происхождение этих должностей сомнений не вызывает. Может быть, за 30 лет между изданиями кодекса Рецесвинта и «военного закона» Вамбы, т. е. между 654 и 673 гг., эти должности исчезли? Если так, то их исчезновение надо связать с изменениями в социальной структуре, отразившимися и на армии.

Значительную роль в военной структуре Вестготского королевства играли гардинги. Как уже говорилось, они восходили к непосредственному окружению королей, и уже одно это ставило их на более высокую ступень, чем тиуфадов и более низких чиновников. В «военном законе» Эрвигия они наряду с герцогом и графом причисляются к maiores loci personae (Leg. Vis. IX, 2, 9). Дополнение loci указывает на локальный характер этой должности. Об этом же можно судить и по тому, что гардин г Хильдигиз вместе с тарраконским герцогом Раносиндом поднял мятеж против Вамбы (Iul. Hist. Wamb. 7). Вероятно, часть гардингов, являвшихся, как говорилось в главе об обществе, по-видимому, высшим слоем королевских «верных», направлялась в провинции^{1033}. Гардинги не упоминаются в списке должностных лиц, которые по закону Рецесвинта осуществляли правосудие. Поэтому можно говорить, что они были исключительно военными функционерами, не вмешивающимися в гражданскую сферу. В то время как герцоги и графы, с одной стороны, и тысячники, пятисотники и сотники — с другой, после оседания вестготов сначала в Галлии, а затем в Испании и подчинения значительных масс местного населения приобрели и гражданские функции, гардинги по-прежнему были связаны только с военным делом.

Все свободные вестготы, как и любые германцы, должны были участвовать в войнах. Владение оружием и участие в войнах вообще было необходимым условием свободы и со свободой ассоциировалось^{1034}. При небольшой численности вестготов по сравнению с подчиненным населением существование всеобщего вооружения готского народа было необходимо для сохранения его господства^{1035}. И лишь позже по мере интеграции обеих групп населения эта функция готского войска отпала. Армия состояла из трех основных частей — королевской дружины, состоящей из его fideles, дружин магнатов, которые тоже состояли из их «верных», и ополчения. Именно единицами последнего, видимо, по традиции и были сотни, пятисотни и тысячи. В таких единицах рядовые вестготы сражались, так они, вероятнее всего, и селились при оседании в завоеванной стране. Такая структура армии была действенной еще в первой половине VII в. Те «все готы из королевства Испании», которые провозгласили королем Сисенанда в 631 г. (Fred. IV, 73), были, по крайней мере в большинстве, воинами такого ополчения. Через одиннадцать лет «народ готов» провозгласил королем Хиндасвинта (Fred. IV, 82). Речь идет о собраниях рядовых воинов, поскольку никакой иной способ провозглашения короля «народом» в то время был невозможен. Однако при подавлении мятежа Павла Вамба столкнулся с недостатком такой армии для выполнения ее функций. И это, как уже подробно говорилось, и стало причиной издания им «военного закона». Этот закон ликвидировал всеобщее ополчение. Армия теперь должна была состоять из «верных» короля и из отрядов, которые приводили с собой светские и церковные собственники и которые состояли из зависимых от них людей, включая рабов. Несколько позже Эрвигий освободил от этих обязанностей клириков различного ранга, но обязательства светских господ сохранялись незыблемыми. Отряды, из которых собиралась армия, естественно, были разными по численности в соответствии с имущественным положением тех, кто эти отряды приводил. Они могли объединяться в «тысячи», но смысла в более низких подразделениях больше не было. Это могло повлиять и на гражданскую (в том числе судебную) сферу. И в таком случае возможно, что должности пятисотников и сотников исчезли вовсе.

ФИСКАЛЬНАЯ СИСТЕМА

Государство не могло существовать без сбора налогов. Вестготы, подчинив Юго-Западную Галлию, а затем Испанию, постарались сохранить римскую систему налогообложения, включая регулярный пересмотр сумм накладываемых налогов^{1036}. Ответственность за сбор налогов несли те герцоги, графы и другие функционеры, которые возглавляли ту или иную территорию; непосредственно сбором налогов занимались нумерарии, а всю систему возглавлял входивший в дворцовое управление comes patrimonii^{1037}. Долгое время за сбор налогов в civitates, как и в римское время, отвечали городские власти. Со времени Хиндасвинта они были от этого освобождены. И с этого времени исключительно королевские чиновники занимались налогами. Налоговый округ (fiscus) объединял территории нескольких civitates. Так, барцинонский фиск объединял территории самого Барцинона, а также Тарракона, Эгары, Эмпориона и Герунды, и все епископы этого округа участвовали в выборе нумерариев, но первым стоял епископ Барцинона, да и сам фиск носил имя этого города^{1038}. В этом же документе нумерарии названы во множественном числе, и это значит, что этих чиновников в каждом таком округе было несколько. Их ротация должна была предотвратить налоговый произвол и, возможно, коррупцию.

Основным прямым налогом был тот же capitatio-iugatio, что и в Римской империи после реформы Диоклециана. Это означало, что единицей обложения являлся caput, т. е. голова (каждый мужчина рассматривался как «голова», а женщина как половина caput), и определенное количество его имущества, как правило земельной собственности (iugum)^{1039}. Этот налог начислялся в натуре, но налогоплательщики могли заменять его деньгами по определенному курсу. Так, в документе «О барцинонском фиске» вместо одного модия продуктов можно было платить девять силикв^{1040}. Это было выше рыночной цены и поэтому выгодно для государства. Те горожане, которые не имели или имели мало земли, были вынуждены пойти на такую замену (adaeratio). Но в целом налоги платили все же в натуральной форме, как об этом свидетельствуют некоторые надписи^{1041}.

О размере налога говорить трудно. Он, естественно, менялся с течением времени. В договоре Теудемира с арабским командующим говорится, что и сам магнат, и его подданные должны платить ежегодно денежный налог в количестве одного динара и продуктовый в виде пшеницы, ячменя и виноградного уксуса по четыре меры и по две меры меда и масла. Рабы тоже платили этот налог, но в половинном размере^{1042}. Поскольку в этом договоре говорится также, что он не изменяет положения самого Теудемира и его подданных, то можно думать, что и накануне арабского вторжения налог был приблизительно таким же. Арабский динар в это время по весу был приблизительно равен солиду^{1043}. Означает ли это, что и в вестготское время часть налога уплачивалась в деньгах? Ответить на это трудно, но все же кажется маловероятным, хотя и исключать полностью тоже нельзя. Учитывая возможность замены продовольственного налога деньгами, можно думать и об обратном: замене одного солида каким-то размером того или иного продукта.

В первое время после оседания вестготов в Испании они, по-видимому, этот налог не платили, поскольку их главной обязанностью была военная служба^{1044}. Но с течением времени, особенно после введения единого законодательства, налогообложение было распространено и на них^{1045}. В эдикте Эрвигия о сложении недоимок говорится об уплате налогов двумя группами людей — частными лицами (privati), независимо от того, мужчины они или женщины, и рабами фиска^{1046}. Ни о каких этнических различиях среди обязанных платить налоги в эдикте не упоминается. Таким образом, к концу VII в. грань, отделяющая налогообязанных от лиц, свободных от налогов, проходит уже не между готами и римлянами, а между privati, т. е. людьми, не имеющими никаких общественных обязанностей, и служащими короля. Может быть, после военной реформы Вамбы, когда официально исчезло ополчение из рядовых независимых вестготов, те, превратившись в privati, тоже стали платить прямой налог.

Лица, не относившиеся к privati и к рабам фиска, судя по этому эдикту, налог не платили[164]. Возможно, что налоговый иммунитет знати в христианских государствах, возникших в ходе войны с арабами, опирался на традиции Вестготского королевства^{1047}, но надо отметить, что юридических следов такого иммунитета ни в королевских законах, ни в соборных постановлениях нет. Может быть, освобождение лиц, находившихся на королевской службе или выполнявших другие общественные обязанности, было столь обычным, что никакого законодательного оформления и не требовало. Но с другой стороны, упомянутый выше договор Теудемира показывает, что не только его подданные, но и он сам платил ежегодный подушный налог. Если таким же было положение Теудемира и под властью вестготского короля, то, следовательно, и магнаты (а не только privati) от уплаты налога государству освобождены не были. Что касается церкви, то полного иммунитета она не имела. Клирики были освобождены от различных повинностей и чрезвычайных сборов, но со своих имуществ епископы, как, видимо, и светские магнаты, не находившиеся на королевской службе и поэтому тоже считавшиеся «частными лицами», платили поземельный налог^{1048}.

Косвенные налоги как таковые, как кажется, постепенно исчезли. В законах есть упоминания об annona, в состав которой входят вино и масло (Leg. Vis. V, 5, 8; IX, 2, 6; XII, 1, 2) и которая предназначалась для снабжения войска, чиновников^{1049} и, может быть, двора. Упоминается там и поставка тяглового скота, лошадей и других животных для исполнения трудовой повинности — angaria (Leg. Vis. V, 5, 2; XII, 1, 2). Но все эти законы относятся только к VI в., к временам Леувигильда и Реккареда. Можно думать, что, хотя отменены они не были, их актуальность исчезла. По-видимому, сбор косвенных налогов и повинностей требовал такой организации фискальной системы, какой вестготские власти не обладали и какую не могли создать. Сохранились только два специальных налога на внешнюю торговлю — таможенный и транзитный, каковые платили торговцы, ведущие заморскую торговлю (в большинстве своем, если не все, они были иностранцы), а также налог, уплачиваемый иудеями, не пожелавшими обратиться в христианство^{1050}.

Короли постоянно нуждались в деньгах, и налоги были важным средством пополнения королевской казны. Но с течением времени этот канал пополнения казны становился все более узким. К концу VII в. усилились различные стихийные бедствия^{1051}, и испанское сельское хозяйство, и без того малорентабельное, было совсем не в состоянии выносить еще и налоговое бремя. Росли недоимки, собрать которые государство уже не могло. Эрвигий был вынужден простить эти недоимки. Города приходили в упадок, заморская торговля, как мы видели, сокращалась, иудеи либо обращались в христианство, либо, добровольно или нет, покидали страну. А крупные собственники, все более набиравшие силу, не горели желанием платить налоги. Все это резко сокращало налогооблагаемую базу. В этих условиях главным средством пополнения казны становятся уже не налоги, а доходы с имений фиска и личных владений короля. Но сколь бы значительными они ни были, компенсировать фактический распад налоговой системы они не могли.

ИТОГ

Таким образом, политическая система Вестготского королевства явилась результатом соединения двух структур — позднеримской и германской. Политическую власть осуществляли вестготы. Только вестгот мог быть королем, только из вестготов состояли высшие органы государственного управления. И если первое время на провинциальном уровне сосуществовали римские ректоры и готские герцоги, то в конечном итоге первые исчезли и вся власть оказалась в руках вторых. Если какие-либо римляне проникали в верхи политической иерархии, то это были редчайшие исключения. Однако власть вестготских королей и их чиновников осуществлялась в соответствии с правом, созданным на основе римского, и в согласии с церковью, являвшейся носительницей романского начала. Германские институты в значительной степени романизовались, и военные предводители как из окружения короля (comitatus), так и из родоплеменных структур, становясь либо членами центрального управления, либо главами территориальных единиц, превращались в королевских чиновников, какими были их римские коллеги в период Поздней империи. Поэтому можно говорить не о германизации политической системы королевства, а о ее романизации, хотя и с важнейшей оговоркой: сохранение основных рычагов управления за германцами. И те изменения, которые происходили в этой системе, являлись в большой степени продолжением процесса, начавшегося еще до варварского завоевания Испании.

Радикально новым явилось, пожалуй, изменение в военной системе. Здесь о сохранении римской легионной системы не было и речи. Издавна вестготская политическая организация была одновременно и военной, и первое время она и сохранялась более или менее полностью. Но с течением времени и она подверглась изменению. Хотя частью армии и после «военного закона» Вамбы являлась королевская дружина (несомненное наследие германского прошлого), основной силой с того времени становятся отряды магнатов. Такая структура войска отвечала реалиям нового социально-политического бытия и являлась совершенной новостью по сравнению и с римской армией, и с германским всеобщим ополчением. Это было уже не наследие прошлого, а предвестие будущего.