Испания от античности к Средневековью

ПОСЕЛЕНИЕ ВЕСТГОТОВ В АКВИТАНИИ

Поселение вестготов в Аквитании отвечало в тот момент интересам и германцев, и римлян. Правительство Западной Римской империи явно не было заинтересовано в оседании вестготов ни в Африке, куда те упорно, но неудачно стремились, ни в Испании. Африка, бывшая в то время главной продовольственной базой Италии, была слишком важна для римских властей. Да и все еще богатую Испанию римляне терять не хотели. Они с удовольствием использовали вестготов в борьбе с вандалами и аланами, но когда вестготы добились значительных успехов, предпочли их вывести из страны. Подобным образом много лет спустя тогдашний фактический правитель империи и ее крупнейший полководец Аэций активно использует помощь вестготов в сражении против гуннов, но после победы убедит короля немедленно уйти с поля боя и не преследовать разбитого противника, дабы не дать вестготам чрезмерно усилиться. Выделяя в 418 г. вестготам земли в Галлии, Констанций сделал все, чтобы отрезать их от Испании. Готы селились вдоль океанского побережья и вплоть до реки Гарумны (Гаронны) и несколько восточнее ее, но от Пиренеев были отделены римскими владениями. Те же владения отделяли вестготов и от Средиземного моря. Это море было политической, экономической и культурной осью Римской империи, и ни Констанций, ни император Гонорий не хотели допускать на его побережье варваров. Кроме того, поселяя вестготов в Аквитании, римляне оттесняли их достаточно далеко от Италии. Не имея возможности ни уничтожить вестготов, ни вытеснить их за пределы империи, римское правительство в лице Констанция выбрало меньшее зло, поселив их в одном из самых удаленных мест империи, хотя и довольно богатом, чтобы привлечь германцев^{406}. Но, как полагают некоторые исследователи, дело не только в этом.

В это время вся Северо-Западная Галлия фактически отделилась от империи, ибо в ней одержали победу багауды, с которыми римские власти и войска так и не смогли справиться. Главной базой багаудов тогда являлась Арморика (Бретань), которая фактически освободилась от власти Рима (Zos. VI, 5; Querol. II, 2, 16), но восстание, то утихая, то вспыхивая вновь, угрожало римской власти и римским латифундистам во всей Галлии и особенно богатой долине Гарумны. И хотя в 416—417 гг. Констанций одержал ряд побед над армориканскими багаудами, это не привело к полному восстановлению римской власти и римских порядков в Арморике, так что угроза сохранялась. Не имея собственных сил защитить свои интересы на юго-западе Галлии, римляне были вынуждены обратиться к варварам. Наконец, надо отметить, что западное побережье Галлии часто опустошалось набегами германских пиратов, и вестготы, как кажется, должны были защитить южную часть этого побережья от пиратских набегов^{407}. До недавнего времени Галлия часто становилась ареной выдвижения различных узурпаторов, а такие выступления страшили правительство больше, чем рейды варваров, и возможная помощь вестготов в их подавлении тоже, видимо, присутствовала в расчетах Констанция^{408}. Сточки зрения равеннского правительства, договор с вестготами и их поселение на краю римского мира рядом с океаном явилось блестящей победой римской дипломатии. Валлия, кажется, даже не получил титул magister militum^{409}, что делало его власть над Аквитанией юридически недостаточно обоснованной.

Но все же это отвечало и интересам вестготов. Было ясно, что в тот момент поселиться в Испании они могли только в ходе очень упорной борьбы как с римлянами, так и с другими варварами. И Валлия, несмотря на неприятие римлян, понимал, что эта борьба будет очень трудной, тем более что опыт борьбы Атаульфа с Констанцием был неудачным (Hydat. 60). Попытка же переправиться в Африку также оказалась неудачной. Предложение (или точнее приказ) Констанция пришлось как раз кстати. Начиная с 375 г., когда вестготы были вынуждены под давлением гуннов покинуть свои старые места проживания в Северном Причерноморье, они все время искали благоприятные места для поселения. Вестготы в принципе были земледельческим народом^{410}, хотя, по-видимому, собственных ресурсов у них было недостаточно, так что в свое время римская блокада поставила их на грань голода. Постоянные войны и передвижения, не дававшие в принципе овладеть сельскохозяйственными ресурсами тех или иных территорий, еще больше обострили для вестготов продовольственную проблему. Одновременная борьба и с римлянами, и с вандалами увеличила угрозу голода. Поселение же в Аквитании решало эту проблему. Аквитания была одной из наиболее богатых областей Галлии, особенно долина Гарумны, которую и надо было защитить и от багаудов, и от пиратов, и от возможных узурпаторов любой ценой. Аммиан Марцеллин (XIV, 10,2; XVII, 8,1) отмечал огромное значение подвоза продовольствия из этой области для римской армии, действующей на Рейне. В следующем веке, уже после поселения там вестготов, Сальвиан (de gub. Dei VII, 8) называл Аквитанию подобием рая из-за ее виноградников, лугов и богатых урожаев. Поэтому вестготам она могла представляться в тот момент идеальным местом для оседания.

Поселение вестготов на юго-западе Галлии имело большое значение в вестготской истории. Тридцать лет они блуждали по территории империи, пройдя от Дуная до Гарумны. Теперь они превращались из «блуждающей армии», сопровождаемой женщинами, детьми и стариками, в оседлый народ, снова обладающий собственной территорией^{411}. Важно отметить также, что занятие ими Аквитании было закреплено особым договором, так что речь шла не о завоевании этой территории, а о законном поселении^{412}, что делало власть вестготов по отношению к местному населению юридически более обоснованной^{413}, хотя отсутствие у их короля титула magister milium, как говорилось выше, создавало некоторые трудности. В правовом отношении этот договор, вероятно, повторял тот, что был заключен между Феодосием и вестготами еще в 382 г., когда готы поселились на Балканском полуострове^{414}.

Но за эти тридцать лет вестготских скитаний в их жизни произошли довольно значительные изменения. В некоторой степени изменился даже этнический состав вестготского народа. К ним присоединилась масса людей, включая сельчан и горнорабочих из Фракии, германских воинов Стилихона и германских же рабов, переданных Алариху жителями Рима^{415}. Однако очень скоро все эти люди стали ощущать себя неотъемлемой частью вестготов, и, следовательно, этническая идентичность вестготов сохранилась полностью^{416}.

Гораздо важнее оказались те социально-политические изменения, которые произошли за это время. Почти все эти годы вестготы фактически находились в состоянии войны, так что не только воинам, но и всему племени постоянно угрожала опасность. Это еще больше заставляло вестготов сплотиться вокруг своего предводителя, что не могло не увеличить его власть и роль в обществе. Накануне переселения на территорию империи вестготы, как мы видели, раскололись на несколько групп, причем их глава Атанарих, которого позже вестготы считали своим первым государем, оказался в меньшинстве. А на территорию империи тот же Атанарих был вынужден тоже перейти, будучи изгнанным своими же приближенными. Да и Фритигерн, возглавлявший вестготскую армию в битве при Адрианополе, накануне этой битвы жаловался императору Валенту, что не может справиться со своим народом (Атт. XXXI, 12,9). На этом начальном этапе своего переселения вестготы были разделены на ряд группировок со своими вождями. Большая часть их объединилась под властью Алариха. Свидетельством резко усилившейся власти Алариха были его пышные похороны, когда в могилу на дне реки было опущено не только тело покойного предводителя, но и его сокровища. Атанарих, как уже говорилось, сам решительно отказывался от королевского титула, считая себя только «судьей». По отношению к Алариху греческие и римские писатели использовали различные термины, обозначающие его власть, причем королем его называли западные авторы, не очень-то хорошо знавшие истинное положение вещей. Латинские писатели вестготских предводителей, начиная с Атаульфа, называют только королями[64]. Вероятно, как уже говорилось, в 413— 414 гг., оформилась вестготская монархия. И свадьба Атаульфа с Галлой Плацидией в новогодний день 415 г. стала ясным знаком нового положения готского предводителя. Недаром тот же Атаульф сравнивал себя с Августом, явно считая себя таким же основателем новой империи, каким был в свое время Август. И позже при всех сменах королей о расколе вестготов на отдельные не связанные (или мало связанные) друг с другом этнические группы речи уже нет. Раздоры, иногда кровавые, проходили уже внутри вестготского народа или, что гораздо чаще, его аристократической верхушки.

С другой стороны, состояние почти постоянных передвижений всего народа не давало возможности ограничить военную силу вестготов только королевской дружиной или дружинами аристократов. В военных действиях явно должны были принимать участие все боеспособные вестготы. Это позволяло основной массе вестготского населения продолжать в той или иной степени участвовать и в политической жизни общества. Так, еще в середине Vb. на собрании вестготы приняли решение о мире с империей (Sid. Ар. Сагт. VII, 486—488). Однако эта роль все более сокращалась. По свидетельству Сидония Аполлинария (Сагт. VII,452—453), король уже советовался преимущественно л ишь со знатью: consilium seniorum. О том же сообщает Клавдиан (De bello Goth. 480-482), говоря о приказе короля посоветоваться с «отцами», составлявшими курию (Getarum curia).

ВЕСТГОТЫ И ИМПЕРИЯ

Вскоре после поселения в Аквитании Валлия умер. Ему наследовал Теодорих (может быть, правильнее — Теодорид). Каким образом он пришел к власти, точно неизвестно. Иордан (Get. 176) просто говорит, что Теодорих (Теодорид) наследовал Валлии в королевской власти (suc-cessit in regno). Его сын, если верить Сидонию Аполлинарию (Сагт. VII, 505), называл Алариха, взявшего Рим, своим дедом (nosteravus). Иногда думают, что эти слова, вложенные поэтом в уста Теодориха II, являются поэтической вольностью. Но трудно себе представить, чтобы поэт, живший под властью вестготских королей, искажал смысл высказываний этих государей. Известно, что в 402 г. жена и дети Алариха попали в плен к римлянам. Были ли у него еще дети, мы не знаем. Возможно, что Теодорих I был зятем Алариха, но не исключено, что и сыном, хотя когда он родился, неизвестно. Сам Аларих мог родиться, как считают некоторые ученые, около 360 г. Поэтому само по себе существование его взрослого сына в 418 г. не было бы странным. Когда в 451 г. Теодорих погиб на Каталаунских полях, то, по словам Иордана (Get. 209), он был уже весьма старым (maturae senectutis). Но даже если новый король был не сыном, а зятем Алариха, важно то, что он (в этом случае через свою жену) принадлежал к роду Балтов. Сигерих явно Балтом не был. О роде Валлии ничего не известно. Судя по тому, что Теодорих совершенно спокойно наследовал ему, асам Валлия умер своей смертью (Iord. Get. 173—176; Isid. Hist. 23), можно предположить, что они были какими-то родственниками. Думается, что не будет очень смелым и предположение, что Валлия тоже был Балтом[65]. Если это так, то после очень кратковременного перерыва во время правления Сигериха королевское достоинство вновь возвращается к роду Балтов.

Выполняя условия договора с империей, вестготы в 422 г. помогли римскому полководцу Кастину в войне с вандалами в Испании, но по каким-то причинам изменили ему (Hydat. 11). А уже в 425 г. вестготы попытались захватить Арелат, который, несмотря на общий упадок городской жизни, оставался очень важным торговым центром, связывающим Галлию не только с Испанией, но и с Африкой и даже Востоком. И только приближение основного римского войска во главе с Аэцием заставило Теодориха отойти от города (Prosp. Tir. a. 425; Chron Gal., p. 658). Таким образом, вестготы снова оказались в состоянии открытой войны с империей. И эта война завершилась в 428 г. заключением мира под давлением Аэция (Sid. Ар. Сагт. VII, 215 ел.). И позже вестготы выступали против римлян. Означает ли это, что договор, согласно которому вестготы были признаны федератами, более уже не существовал? Вполне возможно. Можно вспомнить, что в 408 г. после гибели Стилихона Аларих возобновил войну с римлянами. Исидор Севильский (Hist. 23) говорит, что Теодорих, наследуя Валлии, был недоволен миром с римлянами и отверг заключенный договор. Поскольку известно, что договор и позже был действен, можно считать, что Констанций заключил новый договор с вестготами, на этот раз с Теодорихом. Возможно, что для германцев договор оставался в силе до смерти одного из партнеров. В таком случае смерть Гонория (а Констанций явно заключал договор от имени императора), как полагал вестготский король, освобождала его от обязательств по отношению к империи.

В это время в Западной Римской империи царила политическая анархия. Ставший после смерти Гонория императором Иоанн, которого активно поддержал недавно разгромленный вандалами Кастин, не был признан восточным императором Феодосием II и вскоре был свергнут восточноримскими войсками, посадившими на западный трон малолетнего сына Галлы Плацидии Валентиниана III, регентство при котором было вручено его матери. Теодорих вполне мог воспользоваться этими внутренними раздорами, чтобы увеличить вестготские владения, а главное — добиться выхода к Средиземному морю и его экономическим возможностям. В таком случае предлогом могло быть непризнание либо Иоанна, либо, скорее, Валентиниана законным императором. Но слова Сидония Аполлинария (Carm. VII, 215 ел.) о заключении Теодорихом и Аэцием мира, вероятно, говорят все же о равноправии сторон. Поэтому вполне возможно, что федератных отношений уже не существовало. Если это так, то Вестготское королевство к этому времени приобретает полную политическую самостоятельность. И датой обретения им абсолютного суверенитета надо считать 423 или 425 г.

В 439 г. римляне в союзе с гуннами сами напали на вестготов (Iord. Get. 176). Возможно, это было ответом на недавнее нападение готов на некоторые римские города, соседние с их владениями (Prosp. Tir. an. 436). Иордан, рассказывая о римском нападении, говорит о нарушении мира (расе rupta), а описывая последующие события и восстановление мира (расе), отмечает восстановление прежнего соглашения (in pristina Concordia redierunt) и договора (foedus). Возникает естественный вопрос, о каком договоре идет речь — о договоре Констанция или Аэция. Само по себе слово foedus не обязательно подразумевает наличие именно федератов. Это слово часто употреблялось еще и в республиканские времена для обозначения практически любого договора как с равноправными союзниками, так и с фактически подчиненными общинами и племенами, скрывая подлинное подчинение последних Риму^{417}. Приблизительно десятью годами раньше вестготы участвовали в войне в Африке, и биограф Августина (Posid. Vita Aug. 28), рассказывающий об этих событиях, говорит о готах как о войске федератов (cum Gothorum foederatorum exercitu). Это было уже после заключения мира между Теодорихом и Аэцием. Высказывается мнение, что автор в данном случае использовал слово foederati в другом смысле, чем раньше. Действительно, в Африке вполне могли не знать о реальном положении дел в Галлии. Поэтому на основании только этого упоминания делать выводы о юридическом положении Вестготского королевства в Западной Римской империи на рубеже 20-30-х гг. V в. едва ли возможно.

Обратимся к более поздним событиям. Когда в 451 г. гунны, предводительствуемые Аттилой, вторглись в Галлию и над Западной Римской империей нависла серьезнейшая опасность, Аэций был вынужден собрать против них все свои силы. Значительную часть римской армии составляли различные варварские войска, подчинявшиеся Аэцию и набранные им (Iord. Get. 191 — 192). Совершенно другим было положение вестготов. Еще до битвы, если верить Иордану, император Валентиниан направил вестготскому королю письмо, в котором убеждал (а не приказывал, как можно было бы ожидать) вестготов помочь римлянам. Он писал, что вестготы являются «членами государства» (rei publicae… membrum), но в то же время указывал, что само это членство определяется союзом, используя, однако, при этом термин не foedus, a societas. Это слово собственно означает «товарищество», «объединение ради общей пользы» и в принципе подразумевает равноправие сторон. Это равноправие наглядно проявилось в битве на Каталаунских полях, где вестготы во главе с Теодорихом занимали правое крыло, а римляне (фактически сборное варварское войско) под командованием Аэция — левое. Из описания Иордана (Get. 197) создается впечатление, что римская армия состояла из трех равноправных «корпусов»: собственно римского, вестготского и аланского, который в страхе перед его возможной изменой был помещен в центре между войсками Аэция и Теодориха. В «Хронике» Проспера Тирона о врагах Аттилы в этой битве говорится как о «наших», т. е. римлянах, и готах (et nostris et Gothis). А после сражения Аэций стал убеждать нового готского короля Торисмунда вернуться на свои места (ad sedes proprias). И это был, по словам Иордана (Get. 216), «совет» (consilium), а не приказ. Одним словом, в 451 г. готы предстают уже никак не связанные с Римской империей какими-либо обязательствами, в том числе военной службой, так что их в это время уже явно нельзя считать федератами. Наконец, известно, и об этом будет подробнее говориться дальше, что во времена Теодориха I появились первые вестготские законы, и это тоже является доказательством полной самостоятельности Вестготского королевства.

В битве на Каталаунских полях пал вестготский король Теодорих. Когда готы узнали об этом, они торжественно похоронили его и, гремя оружием, передали королевскую власть (regiam deferunt maiestatem) его старшему сыну Торисмунду (Iord. Get. 215). Еще Цезарь (Bel. Gal. VII, 21) писал, что галлы стуком оружия выражают свое согласие с оратором. Тот же обычай зафиксирован Тацитом (Germ. 11) и для германцев. Причем все это происходило обычно на народном собрании или другом подобном сборище вооруженных мужчин. Поэтому надо думать, что и в данном случае были собраны воины для решения вопроса о власти. Однако дело обстояло не так просто. Аэций, убеждая Торисмунда вернуться в свое королевство, говорит, что тот должен вернуться, чтобы овладеть королевской властью, которую ему оставил отец (regnum, quod pater reliquerat, arriperet), дабы его братья, оставленные отцом дома, не захватили отцовские сокровища, не проникли в королевство (или, лучше, в королевскую власть) вестготов (ne… Vesegotharum regno perva-derent) и в результате не пришлось бы Торисмунду воевать со своими (cum suis… pugnaret). И Торисмунд совершенно серьезно воспринял этот совет и эти предостережения Аэция (Iord. Get. 216). Следовательно, слова римского полководца были основаны на знании реального положения в Вестготском королевстве. Далее Иордан (Get. 218) рассказывает, что Торисмунд, облеченный королевским величием (regia maiestate subvectus), вступил в Толозу (Тулузу), и его при этом приветствовала толпа братьев и могучих, т. е. явно знатных (fratrum et fortium turbagauderet), и ни у кого не возникло мысли начать борьбу за наследование (de regni sucessione certamen).

Из этого пассажа видно, что король уже может оставить свою власть сыну, но юридически это должно быть оформлено волеизъявлением вооруженного народа. Такое волеизъявление считалось достаточным для утверждения в королевском достоинстве (maiestas regia), так что Торисмунд вступал в свою столицу уже законным королем. Но эта юридическая видимость могла и не соответствовать фактической реальности. При этом главным казалось овладение королевскими сокровищами (opibus). Вероятно, овладение имуществом давало возможность каким-то образом противостоять избранному королю (то ли набрать на эти деньги свою дружину, которая приведет его к власти, то ли получив возможность подкупить тот же народ и добиться изменения его решения). Но такую возможность могли использовать только братья нового короля. Следовательно, королевская власть уже закрепилась за определенной семьей. Видимо, в этой семье наследование во многом определялось старшинством, поскольку Проспер Тирон (Chron. 1371) говорит, что Торисмунд наследовал своему отцу, будучи старшим (maximus natu) из братьев. Отправляясь на войну с гуннами, Теодорих увел с собой бесчисленное количество готских воинов (innumerabilis multitudo). Конечно же, это была не дружина, а все вестготское войско. Но кто же тогда те fortes, которые вместе с братьями приветствовали в Толозе Торисмунда? В том же рассказе о решении Теодориха отправиться на войну с гуннами Иордан говорит, что это решение вождя приветствовали комиты (adclamant comites) и за ними следовал народ (sequitur vulgus). Из этого видно, что в вестготском обществе уже выделяются три инстанции: вождь, т. е. король, ибо различия между ними уже не существовало, и из текста видно, что dux'oM был сам Теодорих, комиты, или графы, и простой народ. То, что Иордан употребляет термин vulgus, а не populus или хотя бы plebs, говорит о явном противопоставлении этой группы населения comites. При этом comites криком одобряют (adclamant) принятое решение, как некогда это делало все народное собрание, a vulgus только следует за этим решением. Видимо, fortes и comites — одни и те же люди. Вероятно, отправляясь на войну, и при том такую опасную, как война с непобедимым до того времени Аттилой, Теодорих оставлял в столице для управления государством не только своих сыновей, но и часть комитов.

Вновь обратимся к более поздним событиям. Торисмунд занял довольно жесткую антиримскую позицию. Недаром Сидоний Аполлинарий (Ер. VII, 12, 3) называл его самым безумным (или необузданным) королем Готии (regem Gothiae ferocissimum). Полагают, что именно это обстоятельство вызвало противодействие его братьев, занимавших иную позицию по отношению и к империи, и к римскому населению своего королевства. Но не исключено и простое соперничество между братьями. Видимо, Аэций знал, о чем говорил, когда убеждал Торисмунда немедленно вернуться в Толозу, да и сам Торисмунд не питал иллюзий по поводу своих братьев. Характерно в этом отношении замечание Иордана (Get. 218), что начало правления Торисмунда было настолько умеренным (moderatus est), что никто и мысли не имел начать борьбу за наследование. Борьбу за наследование (de regni sucessione certamen) могли вести явно только его братья. Об изменении политики Торисмунда Иордан дальше не говорит, но такое изменение ясно вытекает из только что приведенных слов историка. Но связано ли это изменение с отношениями к Риму и римлянам, не ясно. Отказ от «умеренности» мог подразумевать и отношения с теми же братьями. Во всяком случае уже в 453 г., всего через два года после воцарения Торисмунда, братья выступили против него, обосновывая свое выступление преступными распоряжениями (noxiis dispositionibus) короля (Prosp. Tir. Chron. 1371). По рассказу Иордана (Get. 228), Торисмунд был убит заговорщиками во время болезни при содействии его клиента Аскалька. После смерти Торисмунда ему наследовал (Vesegotharum in regno succedens) его брат Теодорих (или Теодорид) II. Ни Иордан, ни Проспер Тирон, ни автор «Галльской хроники», упоминая об этих событиях, не говорят об оформлении перехода власти от Торисмунда к Теодориху. Только Сидоний Аполлинарий отмечает, что Теодорих был на этом месте утвержден (confirmatur). Как понимать это выражение современника и сторонника нового короля? Может быть, как и в случае с его братом, речь идет о формальном подтверждении королевского достоинства Теодориха II народным собранием или советом знати.

Если Торисмунд вел антиримскую политику, то Теодорих II явно ее изменил. Сидоний Аполлинарий (Сагт. XXIII, 69—71) называет этого короля «украшением готов, опорой римлян, спасением народа (gentis)». Галльские аристократы признали его своим главой и сгруппировались вокруг него^{418}. Возможно, что Теодорих II восстановил федератные отношения с Империей, и доказательством этому может быть посылка им вестготской армии во главе со своим братом Фредерихом в Испанию против багаудов по римскому поручению (Hydat. 158). Идаций употребляет при этом выражение ex auctoritate Romana. Само это выражение бесспорно говорит о выполнении вестготами, если можно так выразиться, римского задания. Хотя не исключено, что это могло быть не столько поручением правительства, сколько вызовом испано-римских магнатов. Когда в 455 г. после вандальского разгрома Рима был убит император Петроний Максим, Теодорих сделал ставку на галло-римского магната Авита, которого он сам хорошо знал. В свое время Авит много сделал для сближения готов и римлян и много времени провел при дворе Теодориха I, будучи даже одно время учителем будущего вестготского короля. Именно Авит смог убедить Теодориха I оказать помощь римлянам в войне с гуннами. Выдвигая Авита, Теодорих II, если верить Сидонию Аполлинарию (VII, 511—512), заявил, что он, Теодорих, будет другом Рима, если Авит будет вождем, и воином, если тот будет государем. Если следовать логике этого заявления, то до воцарения Авита вестготский король себя воином и, следовательно, федератом империи не признавал. При активной поддержке вестготов Авит стал императором. Провозглашенный императором в Галлии, он двинулся в Италию и захватил Рим, но не был признан восточным императором Маврикием и враждебно встречен италийской знатью, соперничавшей с галльской. Этим воспользовался варварский командир Рицимер, возвеличенный самим же Авитом за его победы над вандалами. Он уже в 456 г. сверг Авита и провозгласил императором Майориана^{419}. С этого времени вплоть до своей смерти Рицимер стал фактическим распорядителем трона Западной Римской империи.

Если Теодорих II снова, как до этого Валлия, признал себя и свой народ федератами империи при Авите или еще раньше, то со свержением своего ставленника он явно эти отношения разорвал. Он продолжал воевать в Испании против свевов, но делал это уже не по римскому поручению, а ради утверждения своей власти. Так же воевал он и в Галлии, стремясь расширить свои владения. По словам Иордана (Get. 234—235), Теодорих II умер своей смертью, но ему с жадной поспешностью (ргае-cupida festinatione) наследовал его брат Эйрих, что и вызвало прискорбное подозрение (scaeva suspicio). О том, что это подозрение было все же не напрасным, ясно говорит Исидор (Hist. Got. 34), утверждая, что Эйрих пришел к власти в результате такого же преступления, что и его брат (pari scelere, quo frater, succedit in regnum), т. е. братоубийства. Указание Иордана на жадную поспешность можно понимать как отказ от прежних формальностей при взятии власти. Правление Эйриха можно считать завершением процесса формирования вестготской монархии.

Продолжая политику своих предшественников, Эйрих много воевал, расширяя подвластную ему территорию в различных направлениях. В конце концов под его властью оказалась вся Южная Галлия к югу от Лигера(Луары), кроме территории Бургундского королевства, и большая часть Испании, где лишь на северо-западе еще оставалось королевство свевов, да и самая южная часть страны, как кажется, еще тоже практически оставалась вне сферы вестготского владычества. В 475 г. предпоследний император Западной Римской империи Юлий Непот признал суверенитет Эйриха над всеми этими землями. Теперь уже не только фактически, но и юридически вестготский король становится монархом (dominus) живших в Галлии и Испании римлян^{420}. Позже Эйрих добился от правителя Италии Одоакра уступки земель между Роданом (Роной) и Альпами. Вестготское королевство стало самым сильным и значительным варварским государством этого времени. Эйрих умер собственной смертью в 485 г., и ему без всяких осложнений наследовал его сын Аларих II (Iord. Get. 244-245).

СТРУКТУРА ТУЛУЗСКОГО КОРОЛЕВСТВА. ЗАКОНЫ ЭЙРИХА

Важнейшим явлением внутренней политики Эйриха стало принятие им первого кодекса вестготских законов[66]. Это не значит, что до этого у вестготов не было писанных законов. Сам Эйрих ссылается на законы и своего отца (Cod. Eur. CCLXXVII; CCCV), и своих предшественников (CCCV). Значение кодекса Эйриха заключается прежде всего в систематизации вестготского права. Думается, что большинство законов было принято все же во времена самого Эйриха, ибо в тексте кодекса редки ссылки на предшествующие законы. Видимо, те законы, в которых таких ссылок не имеется, в том виде, в каком они сформулированы в кодексе, были зафиксированы именно при Эйрихе. К сожалению, от этого кодекса до нас дошли только отрывки, так что говорить о соотношении законов Эйриха и его предшественников невозможно. В научной литературе отмечалась довольно сильная романизация вестготского права, как она засвидетельствована в этих законах. Вместо обычных для германцев клятвы или испытания уже предусмотрено судоговорение, приведение документов и свидетельств, письменное удостоверение продаж и даров и т. д.^{421},[67] хотя некоторые пережитки германского права в кодексе еще просматриваются, как, например, наличие утреннего дара жениха невесте (знаменитое германское Morgengabe)^{422}. На этом основании была высказана мысль, что они относились не только к готам, но и к римлянам, жившим на территории их королевства^{423}. Однако правы все же те исследователи, которые считают, что законы Эйриха и его предшественников относились только к готам и взаимоотношениям готов и римлян, в то время как отношения внутри галло-римского, а затем и испано-римского общества регулировались римскими законами^{424}. Явно же ощущаемая романизация вестготских законов объясняется сильным влиянием римского права, обусловленным, с одной стороны, долгими контактами вестготов с Римом, а с другой — социальной эволюцией вестготов, приблизивших их к отношениям римского общества.

Как уже говорилось, Атаульф в свое время сетовал на отсутствие законов у вестготов. Пока вестготы являлись «блуждающей армией», у них не было необходимости в создании писанных законов, ибо все регулировалось обычным правом. Прочное оседание в Юго-Западной Галлии потребовало и изменений в юридическом плане. Оседание на новой земле, которая уже была населена другими людьми, потребовало юридического закрепления новых отношений и регулирования отношений между властителями и подчиненными. Территория, занятая вестготами, оставалась частью империи, и, естественно, на нее распространялось римское законодательство. Оно далеко не в полной мере отвечало особенностям варварского общества, но, видимо, все же должно было, хотя бы внешне, уважаться, пока вестготы считались федератами империи. Вероятно, разрыв старого договора и дал возможность вестготскому королю приступить к собственному законодательству.

Первым вестготским королем, о котором известно, что он издавал законы, был Теодорих I. Об этом дважды говорится в сохранившихся законах из кодекса Эйриха, где упоминаются законы его отца (CCLXXVII, CCCV). В одном из этих законов (CCCV) упоминается и закон безымянных предшественников Эйриха. Означает ли это, что это были и предшественники Теодориха I? Думается, что едва ли так. Скорее, речь шла о законах, изданных братьями Эйриха Торисмундом или Теодорихом II. По-видимому, Теодориха I все же надо считать первым вестготским законодателем. О существовании leges Theodoricianae писал Аполлинарий Сидоний в 469 или 470 г. (Ер. II, 1).

Время издания законов Теодориха неизвестно. Как уже говорилось этот король мог счесть себя полностью независимым после смерти Гонория в 423 г. Эйрих, упоминая закон своего отца, говорит о невозобновлении спорных дел, не урегулированных в течение 30 лет. Если это была норма закона Теодориха I, то начинать отсчет, видимо, надо либо с поселения вестготов в Аквитании, либо с прихода к власти Теодориха. Это дает нам 448 или 449 г. Как кажется, приблизительно к этому времени и может относиться введение первых вестготских писанных законов.

Создание кодекса Эйриха стало очень важным шагом в развитии вестготского права. Впервые изданные ранее и самим Эйрихом законы были объединены в единый документ, насчитывавший не менее 336 статей, а вероятнее всего, еще больше. Для работы над кодексом явно были привлечены римские юристы или вообще образованные римляне^{425}. Хотя сам Эйрих был фанатичным арианином и занимал резкую антиримскую и антикатолическую позицию, он, будучи реальным политиком и понимая, что вовсе обойтись без образованных римлян невозможно, некоторых из них привлекал к себе. Одним из них был, вероятно, Лев из Нарбона^{426}, игравший очень большую роль при дворе Эйриха, выступающий порой советником короля в различных делах, в том числе юридических (Sid. Ар. Ер. IV, XXII, 3). Были и другие римские приближенные вестготского короля. Их он вполне мог привлечь к составлению кодекса.

Время издания этого кодекса неизвестно. В 469 или 470 г. Сидоний Аполлинарий, как уже говорилось, упоминает только законы Теодориха. В 485 г. Эйрих умер, так что остается довольно длительный промежуток между 469 и 485 гг. Естественно, что работа над кодексом не могла быть слишком быстрой. Поэтому полагают, что издан был кодекс Эйриха в 475 г., что, может быть, не случайно совпадает с признанием римским императором его полного суверенитета^{427}. В тексте некоторых законов (например, CCLXXVII) упоминается пятидесятилетний срок решения некоторых споров между готами и римлянами. Это вполне может соответствовать середине 20-х гг., когда вестготы разорвали старый договор с империей и стали совершенно самостоятельны.

Законы и Теодориха, и Эйриха относились только к вестготам. Местное римское население должно было подчиняться старым римским законам. Но взаимоотношения между двумя народами, естественно, регулировались законами вестготского короля. Именно эти два юридических поля и были темами вестготских законов.

Заключая в 418 г. договор с вестготским королем, Констанций выделил им земли ad habitandum (Prosp. Tir. 1271). Это выражение очень важно. В юридическом плане «поселение» вестготов восходит к ius habitation!, т. е. к праву проживать в чужом доме или его части. Согласно классическому римскому праву, такое «проживание» имеет характер узуфрукта, когда узуфруктарий, не приобретая в полную собственность чужое имущество, может пользоваться им и извлекать из него доходы^{428}. В вестготских законах, о которых речь пойдет позже, не раз говорится именно об узуфрукте и узуфруктуариях, когда речь идет о наследстве (Cod. Eur. СССХХ-СССХХII).

Другой юридический источник поселения вестготов, хотя и связанный с первым, — институт hospitium militare. Он восходит еще к республиканской эпохе: если войска по каким-либо причинам не могли размещаться в лагерях либо казармах, воины могли располагаться в домах жителей. Так, в 49 г. до н. э. воины Туземного легиона были приняты жителями Гиспалиса in hospitio (Caes. Bel. Civ. II, 20). В Поздней империи было установлено, что частные жители должны отдавать своим «гостям» треть своего дома, а если те имели сенаторский ранг illustres, то и половину (Cod. Theod. VII, 8, 3). Правда, при этом воины не имели права требовать ни услуг, ни передачи им людей либо животных (Cod. Theod. VII, 8, 10; 12). Практика подобного «гостеприимства» требовала от хозяев довольно значительных расходов. Биограф Александра Севера специально отмечает, что тот возмещал расходы жителей на содержание больных и раненых воинов (SHA, Alex. 47). После военных реформ Диоклециана и Константина, когда были созданы специальные войска, располагавшиеся внутри империи и в случае необходимости передвигавшиеся по ее территории, практика hospitium militare еще более расширилась. В состав таких войск включали и варварские auxilia, что могло становиться юридической базой их размещения в качестве hospites.

Именно на таких юридических основаниях были размещены вестготы в Аквитании. Будучи согласно договорам с Констанцием федератами, они считались воинами империи, а воины имели ряд привилегий, в том числе освобождение от различных общественных обязанностей, податей и налогов. За ними была оставлена одна обязанность: воевать с врагами империи. Обеспечением их существования должна была стать земля, которую им выделили, а также налоги с местного населения, которые теперь уходили в казну не императора, а вестготского короля^{429}. Но так как свободной земли в Аквитании фактически не было, взять ее можно было только у местных землевладельцев. Юридическим основанием такого изъятия земли могло быть положение о предоставлении «гостям» трети дома, понимая под домом все имение хозяина. Однако вестготы не ограничились третью, а овладели, как полагает большинство историков и историков права, двумя третями обрабатываемой земли и половиной лесов и выпасов. Под давлением римской власти, заинтересованной в поселении здесь вестготов, и страха перед багаудами местные землевладельцы были вынуждены согласиться с таким положением дел. В связи с этим возникает много вопросов.

Численность вестготов была сравнительно небольшой. Полагают, что она едва ли превышала 100 тысяч человек, включая женщин и детей, что составляло приблизительно 2-3% населения Юго-Западной Галлии[68]. После того, как при Эйрихе Вестготское королевство заняло обширные пространства от океана до Альп и от Луары до Гибралтара (по крайней мере, теоретически), доля вестготов в составе населения государства еще более уменьшилась. Но это сравнительно небольшое количество людей занимало господствующее положение в государстве, и одной из задач королей было обеспечить это господство.

Как расселились сами вестготы на этом огромном пространстве, точно неизвестно. Археологи отмечают парадоксальное явление: народ, живший в Галлии в течение почти 90 лет, оставил очень мало осязаемых следов. Конечно, будущие исследования дадут много нового, но пока надо констатировать, что редкие археологические свидетельства присутствия вестготов концентрируются в средней части долины Гарумны (Гаронны)^{430}. Жили вестготы и в некоторых городах, где их доля в населении могло достигать 10—12%^{431}. Естественно, что они обитали в своей столице Толозе), где раскопаны остатки какого-то монументального здания, которое могло бы быть королевским дворцом^{432}. Вероятно, это и был район более или менее компактного расселения вестготов в Галлии.

Вне этого района сохранялась в почти полной неприкосновенности прежняя жизнь^{433}. Вестготское господство практически не внесло никаких изменений в экономику Юго-Западной Галлии. В городах развивались уже давно существовавшие виды ремесла, в частности изготовления стекла и керамики, регион сохранял старые торговые связи^{434}. За городскими стенами сохранялись старые обширные виллы, как, например, вилла Шираган с территорией более 16 га и населением в 1000 человек. Здесь полностью сохранялись старые социальные порядки^{435}. Различия по отношению к прежнему времени в основном сводились к уплате галло-римским населением налогов не императору, а варварскому королю. И жившие там люди продолжали чувствовать себя римлянами. И еще много позже, когда вестготы были уже вытеснены за Пиренеи и эти земли были подчинены франкам, территория Франкского королевства к югу от Луары долго называлась Романией^{436}. Произошло ли здесь разделение земель и вилл между римлянами и вестготами? Ответить на это вопрос трудно из-за нехватки материала. Однако априорно можно полагать, что нет, не произошло: если вестготы не жили в этом регионе, то, спрашивается, зачем им иметь там земли для поселения? Вполне возможно, что они ограничились лишь сбором налогов, хотя не исключено, что вестготы претендовали на две трети доходов этих вилл и мелких крестьянских участков. В отдельных случаях и на этой территории вестготские короли могли конфисковывать земельные владения конкретных аристократов. Так, потерял свои земли (или, по крайней мере, их значительную часть) Сидоний Аполлинарий, но причиной этого было не расселение в его владениях готов, а политическая позиция поэта и епископа, в какой-то момент враждебная Эйриху.

На территории более или менее компактного расселения вестготов положение явно было иным. Археологические следы вестготского присутствия обнаружены именно в виллах, так что можно уверенно говорить, что варвары реально заняли две трети земель и строений вилл в этом регионе, пользуясь одновременно половиной лесов и выпасов. Теоретически такое разделение земель, угодий, домов, рабов должно было относиться к самому началу поселения вестготов в Аквитании. В CCLXXVII законе кодекса Эйриха говорится о 50 годах нерушимого владения и готов, и римлян своими имениями. Если считать, что этот кодекс был издан в 475 г.^{437}, то срок нерушимости отсчитывается от 425 г., т. е. опять же от времени приобретения вестготами полного суверенитета. Правда, если полагать, что Эйрих подразумевал начало своего царствования, то мы получаем 418 г. — год поселения вестготов в Аквитании. Окончательно решить эту проблему пока невозможно. С другой стороны, в одном из законов (CCLXXVI) упоминаются готы, вступающие в имения римлян в качестве госпитов, и это тогда, когда хорошо видны границы имений. Можно предположить, что в 418 г. на территории вестготского поселения варвары вступили в имения римлян в качестве госпитов, и на этом основании стали пользоваться двумя третями (а может быть, пока только одной третью, как и было положено по римским законам) имущества прежних владельцев. А после юридического разрыва с империей вестготы произвели новый передел земель и имущества, включая рабов, после чего новое устройство стало нерушимым.

В Вестготском королевстве два общества — римское и вестготское — существовали раздельно. В первую очередь их разделял религиозный барьер. Римляне были католиками, а вестготы — арианами. Арианство воспринималось как «готская вера», а католичество — как «римская». Вестготские короли даже всячески затрудняли переход из католичества в арианство, стремясь и в этом плане отделить господствующее вестготское меньшинство от возможного растворения в подчиненном римском большинстве. Этому способствовало и запрещение смешанных браков. Само по себе это запрещение было римским установлением, каковым императоры пытались не допустить излишней варваризации империи. Это положение теперь использовали вестготские короли для сохранения вестготского народа. Само издание свода вестготских законов должно было консолидировать вестготов перед лицом преобладающего по численности и намного более культурного местного населения, укрепить его этническое самосознание^{438}.

Что касается римского населения, то хотя вестготские короли уже считали себя полностью независимыми от империи, они сохраняли в неприкосновенности римские законы, которые продолжали действовать для этого населения. В 506 г. сын Эйриха Аларих II ввел в действие свой свод законов для римского населения своего королевства, о чем еще будет говориться позже. С этого времени в Вестготском королевстве официально существуют два кодекса — Эйриха для вестготов и Алариха для римлян. При этом в своих отношениях с вестготами римляне, как было сказано, должны были руководствоваться кодексом Эйриха.

За 90 лет своего пребывания в Галлии вестготы, естественно, не остались теми же, что были в 418 г. О развитии вестготского общества свидетельствуют сохранившиеся законы Эйриха. В отличие от римлян вестготы не платили налогов, но зато были обязаны служить в армии. Вестготов даже иногда называют «военным классом» общества. Это не совсем верно. Уже то, что готы, как уже говорилось, жили в виллах, говорит об их занятии и сельским хозяйством. Об этом же свидетельствует упоминание в законах Эйриха быков и других животных, включая упряжных (iumentum) (CCLXXVIII—CCLXXIIII). Земельные участки, полученные вестготами, назывались sortes (жребии) и явно отличались от владений римлян, именуемых teniae (трети). Означает ли это, что по крайней мере первоначально участки распределялись между вестготами по жребию? Такой вывод обычно и делается. Но возможно и другое объяснение: при распределении земель между готами и местными землевладельцами конкретная доля первых определялась жребием. Хотя земли делились между готами и римлянами в пропорции 2:1, едва ли все готы получали равные доли. Виллы местных магнатов были разного размера, и соответственно разными были две трети, получаемые новыми землевладельцами. В научной литературе дебатируется вопрос, были ли в этот раздел включены владения мелких землевладельцев — крестьян, или же такая доля выпала только крупным землевладельцам — магнатам. В законах Эйриха владения (включая церковные имения) именуются fundi (CCLXXV, CCLXXVI, CCCVI), причем из закона CCLXXVI ясно, что речь идет о владениях, существовавших до прихода готов (ante adventum Gothorum). Хотя в праве словом fundus обозначается всякое частное владение, в реальности в Поздней империи оно означало обычно крупное имение. В Аквитании и прилегающих землях было довольно много вилл, так что вестготы при своем сравнительно небольшом количестве (около 20 тысяч воинов) вполне могли обойтись разделом только их. Сохранившиеся владения свободных крестьян были слишком малы, чтобы удовлетворить аппетиты новых хозяев. Поэтому кажется, хотя стопроцентно утверждать это нельзя, что разделу в Юго-Западной Галлии подверглись именно крупные и, может быть, средние земельные владения.

После совершившегося раздела новые имения как вестготов, так и римлян должны были оставаться неизменными. Во всяком случае намеренное или случайное, но главное — несанкционированное королевской властью нарушение границ таких владений наказывалось (CCLXXIIII— CCLXXVII). Споры по поводу тех или иных участков решались либо специальными инспекторами, избранными спорящими сторонами по взаимному согласию, либо различными должностными лицами (CCLXXVI). Земля вообще считалась столь ценной собственностью, что ее нельзя было отчуждать. Даже в случае подарка земли кому-либо этот дар после смерти дарителя возвращается к его наследникам (СССХХ). Законы Эйриха, насколько можно видеть по сохранившимся фрагментам, вообще очень заботятся о сохранении имущества в семье вестгота; даже в случае отсутствия прямых родственников имущество могут наследовать более косвенные, вплоть до седьмой степени (CCCXXXIIII). Едва ли на основании этого можно говорить о сохранении родовых отношений у вестготов. Этот закон скорее свидетельствует о стремлении утвердить частную собственность, ограничивая, однако, возможности ее потери семьей или родственниками. Никаких следов общинного землевладения в сохранившейся части этих законов найти невозможно. Видимо, за годы переселения из Северного и особенно Западного Причерноморья в Юго-Западную Галлию община окончательно распалась, да и трудно представить себе ее сохранение в условиях почти беспрерывного похода.

Основной ячейкой жизни вестготов была моногамная семья. Женщина, вступая в брак, сохраняла свое имущество, и после ее смерти оно переходило к ее детям. Если муж переживал жену, то он распоряжался имуществом детей, унаследованным ими от матери вплоть до их брака или двадцатилетнего возраста, не имея, однако, права как-либо их отчуждать. И вдова могла пользоваться имуществом умершего мужа, не становясь, однако, его собственницей (CCCXXI—CCCXXII). И все же положение супругов было далеко не равноправным. Торжественно провозглашалось, что в соответствии со Священным Писанием муж имеет жену в своей власти. Муж явно мог пользоваться имуществом жены, в том числе ее рабами, и доход, полученный в результате такой деятельности, принадлежал мужу (CCCXXIII). Дети находились в полной власти отца. В одном из законов (CCLXLVIIII) запрещается родителям продавать, дарить или закладывать своих сыновей. Необходимость в издании такого специального закона свидетельствует о распространении подобной практики в вестготском обществе. Это было свойственно многим ранним обществам, включая римское, да и в римском праве подобный запрет сохранился вплоть до издания кодекса Юстиниана. В то же время надо отметить сравнительно свободное положение вестготской женщины, которая имела свое имущество; и не только мать, но и дочери обладали правом наследования имущества, как и сыновья.

Законы Эйриха позволяют представить социальную структуру вестготского общества к 70-х гг. V в. В сохранившейся части кодекса говорится о двух основных группах населения: свободные (ingenui) и рабы (servi). Нет никаких упоминаний о летах, вольноотпущенниках или колонах. Более поздние источники говорят о колонах и вольноотпущенниках как у вестготов, так и у римлян. Конечно, невозможно говорить о том, чего не содержалось в утерянной части кодекса Эйриха, так что нельзя исключить, что там имелись какие-то указания на эти категории зависимых людей. Но если судить по сохранившимся законам, в том числе таким, которые относятся к владениям вестготов, к их имуществу, то ни вольноотпущенники, ни колоны, ни древнегерманские леты, которые еще встречались в позднеримском обществе, в вестготском обществе второй половины V в. не засвидетельствованы. Можно думать, что леты в период больших вестготских переселений исчезли, частично слившись с рабами, частично полностью освободившись и перейдя в разряд свободных, а вольноотпущенники и колоны появились у вестготов позже, уже под римским влиянием.

О рабах говорится во многих статьях кодекса: в 12 из 45, т. е. более чем в четверти всех сохранившихся законов, что свидетельствует о широком распространении рабства у вестготов. В ходе многочисленных войн и раздела имущества побежденных число рабов у вестготов должно было увеличиться. Сальвиан (de gub. Dei V, 22) говорит, что многие бедняки предпочитали жить свободными у варваров под видом рабов, чем рабами под видом свободных у римлян. Не касаясь сейчас вопроса, насколько свободной была жизнь этих перебежчиков, надо отметить, что в таких случаях беглые римляне становились, по крайней мере официально, рабами варваров. Раб, естественно, был собственностью господина. Он не являлся юридическим лицом, а его различные действия, например покупка или продажа чего-либо, должны были утверждаться господином, а в противном случае такой акт не был действен (CCLXXXIII, CCLXXXIIII, CCLXXXVII). Сам раб мог быть продан и куплен (CCLXXXVIII, CCLXLI, CCLXLII), как и любая другая вещь. В то же время и у вестготов некоторые рабы имели пекулий (CCLXLII). Видимо, поселение в римских виллах вело к принятию и некоторых видов римского хозяйствования. Раб мог по поручению своего господина совершать те или иные сделки или участвовать в тех или иных делах (CCLXXXI III, CCCXXIII). В одном из законов (CCXXXIII) упоминается возможность получения чего-либо рабом без ведома господина. Значит, раб мог все же совершать какие-то сделки самостоятельно, но в случае какого-либо ущерба рабовладелец ответственности за раба не нес. Вообще создается впечатление, что рабы у вестготов были более свободны в своих действиях, чем у римлян. Однако надо иметь в виду, что многие из этих законов были, по крайней мере частично, заимствованы из римского права и, видимо, отражали более позднюю стадию римского рабства. Поэтому говорить о коренном изменении в положении рабов после прихода вестготов не приходится. Более того, сравнивая положение рабов, как оно отражено в сохранившихся законах Эйриха, с тем, как оно рисуется по описаниям античных авторов у древних германцев, можно сделать вывод, что положение рабов ухудшилось. Вероятно, после оседания на римской территории варвары восприняли римские нормы рабовладения, а не распространили на эти территории свои древние нормы. Исчезновение в ходе переселений летов говорит о еще большей поляризации общества, его официального разделения на рабов и свободных.

Свободное вестготское население не было единым. Часть вестготов-воинов отдавалась под покровительство своих более знатных или более богатых соплеменников (коммендировалась патрону). Эти отдавшиеся под покровительство воины, составлявшие частные дружины своих патронов, делились на две группы — букцелариев и сайонов. Само слово «букцеларий» — латинское и происходит от названия солдатской порции — buccella. Букцелариями были римские частные воины или телохранители, которых сначала называли protectores, и первые сведения о которых относятся ко времени императора Каракаллы, который имел отряд таких телохранителей (SHA, Сагас. 5, 8). Около 400 г. их стали называть букцелариями (Olymp., fr. 7). Таких телохранителей имели многие видные римляне в V в. Вербовались они преимущественно из варваров, главным образом германцев. Императорское правительство пыталось бороться с этой практикой, но напрасно. Вестготские короли полностью легализовали существование букцелариев.

Из закона Эйриха (СССХ) видно, что букцеларий — свободный человек (ingenuus homo), который переходит во власть (obsequium) своего патрона. От патрона он получает оружие и различные дары. Закон не уточняет содержание этих даров, но едва ли в их число входила земля: при том внимании к земельным вопросам, какое видно в кодексе Эйриха, трудно представить, что в случае дарования букцеларию земли это было бы обойдено вниманием законодателя. Выделение оружия говорит о важности именно этого вида пожалования, ибо букцеларий — это в первую очередь воин. Отношения между патроном и букцеларием могут быть наследственными. Но это не обязательно. Букцеларий, оставаясь свободным человеком, имеет полную власть уйти к другому патрону, теряя, однако, при этом все полученное от прежнего покровителя. Те же правила распространяются и на детей и патрона, и букцелария. Даже дочь остается во власти патрона, который должен позаботиться о ее браке, а в случае самовольного брака девушка должна отдать патрону все, что получил ее отец. Это, естественно, закрепляло связь между патроном и букцеларием. И все же возможность свободно уйти от патрона (эта возможность определяется в законе словом licentia, что подразумевает полную свободу и даже произвол) резко отличает вестготского букцелария от позднеримского клиента. Законом предусматривается возможность букцелария приобрести что-либо в свою собственность. Но половину им приобретенного букцеларий должен отдать патрону. Вероятно, речь идет о приобретениях, которые воин мог сделать на войне, всегда сопровождаемой грабежом и мародерством. О самостоятельном ведении хозяйства букцеларием нет речи, хотя наличие семьи и предполагает какой-то вид дома и хозяйства.

Другая группа коммендировавшихся патрону — сайоны. Они получают от патрона оружие, которое дается им ради подчинения (pro obsequio). Выражение obsequium говорит о нахождении сайона, как и букцелария, в полном подчинении у патрона. Сайон тоже мог что-либо приобрести, но эти приобретения он должен полностью отдать патрону.

Обе группы коммендировавшихся воинов имеют ряд общих черт. Между букцелариями и сайонами, с одной стороны, и патронами — с другой, устанавливается личная связь с наличие взаимных обязательств. Букцеларий и сайоны обязаны полностью подчиняться (obsequi) патрону, а тот должен их снабжать оружием. Ряд исследователей полагает, что различия между этими группами коренятся в их происхождении: букцеларий были заимствованы готами из римской практики, а сайоны ведут свое начало от древнегерманских дружинников, обязанных, как уже говорилось, верностью своему командиру. Статья, относящаяся к сайону, намного короче той, где говорится о букцеларий. Так, умалчивается об отношениях между патроном или его сыновьями и детьми сайона, нет оговорки о свободном статусе сайона и о его праве в любое время покинуть патрона. Впрочем, последнее ясно подразумевается, когда говорится, что во власти (in potestate) патрона находится все приобретенное сайоном, пока он был сайоном; следовательно, подразумевается возможность выхода его из этого состояния. Очень возможно, что такая краткость объясняется тем, что институт сайонов был уже хорошо известен и не было надобности в его уточнении, в то время как группа букцелариев являлась сравнительной новостью в вестготском обществе.

Но этим различия между букцелариями и сайонами не ограничиваются. В случае перемены патрона букцеларий отдает старому патрону все (omnia), причем это распространяется и на потомков букцелярия. Речь идет и о дарах, и об оружии, которые дал патрон своему букцеларию. В таком случае букцеларий или его сыновья либо внуки должны были отдать и половину приобретенного за время службы. Сайон же в случае оставления своего патрона должен был отдать тому все, что приобрел за это время, но зато данное ему оружие полностью оставалось у него. Оружие явно было высшей ценностью, и это соответствует мышлению «героического века». Сохраняя за собой в любом случае половину приобретенного за время службы, букцеларий получал возможность и после ухода от патрона обладать каким-то имуществом, в то время как сайон, теряя все полученное, кроме оружия, не имел возможности быть более или менее самостоятельным. Это явно привязывало сайона к своему патрону в большей степени, чем букцелария. Последний получал большую возможность маневра. Но надо подчеркнуть, что в законах не предусматривалась возможность полной независимости букцелария; речь шла только о возможности изменения им патрона. В статье, в которой говорится о сайоне, об изменении патрона нет речи, а говорится только о том времени, пока этот сайон находится во власти (in potestate) патрона. Это может объясняться либо краткостью статьи, вызванной известностью положения сайона, либо возможностью для сайона полностью освободиться от клиентских отношений. Думается, что правильнее все же второе предположение. Сайон оказывался, может быть, более связанным с патроном имущественными связями, но являлся все-таки более свободной личностью. Букцеларий был более независим в имущественном отношении, но, признав себя раз чьим-либо клиентом, уже не мог более выйти из этого состояния.

Говоря о букцелариях и сайонах, законы упоминают их патронов, но ничего не говорят о короле. Значит ли это, что король не имел таких вооруженных клиентов? Конечно, имел. О клиентах короля упоминает Иордан (Get. 228, 233). Однако в отношениях с ними он, как и любой другой патрон, выступал как частное лицо. Связи между патронами и этим видом клиентов входили в сферу частного права, но были признаны официально и поставлены под защиту государственного закона, установившего нормы взаимоотношений патронов и их клиентов. Поскольку речь идет о снабжении в первую очередь оружием, ясно, что и букцеларий, и сайоны — дружинники частных лиц. Таким образом, в вестготском обществе V в. явно существовали частные дружины. Поскольку о них говорится в законах Эйриха, патронами и хозяевами дружин были именно вестготы.

Из кого вербовались такие дружины, неясно. Так как законы Эйриха относились и к вестготам, и к отношениям между вестготами и римлянами, то в принципе нельзя исключить, что какая-то часть дружинников могла быть римского происхождения. Но общая обстановка говорит скорее против такого вывода. Оба общества были все же довольно резко разделены. Уже говорилось, что люди, перебежавшие в свое время к готам, официально становились их рабами. Вестготы и римляне различались верой, а браки между ними были запрещены. Так что появление среди дружинников римлян мало вероятно. Следовательно, и букцелариями, и сайонами были именно вестготы. Уже упоминалось, что издавна в германском обществе удальцы собирались вокруг удачливых вождей, составляя их частные дружины (Gefolgschaften, как их называют современные ученые^{439}). С образованием вестготского государства такие дружины институизируются. Можно себе представить, что после окончательного оседания на землю часть вестготов по каким-либо причинам поступала на службу к более богатым и знатным соотечественникам. Причины каждого такого поступка неизвестны, и совсем не обязательно, что они были чисто экономические. Но независимо от причин наличие такого института свидетельствует о существовании в вестготском обществе отношений зависимости, которые, однако, ограничиваются патроно-клиентскими связями в рамках военных дружин.

Однако только членством в дружинах роль клиентов, видимо, не ограничивалась. Во всяком случае это ясно в отношении королевских клиентов. Клиент Торисмунда Аскальк сообщил заговорщикам, что король во время выпускания у него крови из вены был безоружен (Iord. Get. 228). Это могли знать только довольно близкие люди, обслуживающие короля. Вероятнее всего, этот Аскальк был личным слугой короля. Другой королевский клиент, на этот раз Теодориха II, Агривульф, был поставлен своим патроном во главе разгромленных им свевов (Iord. Get. 233). Из этого видно, что король мог распоряжаться клиентами по своему усмотрению. Вероятно, это относилось и к другим патронам. Рассказ Иордана (Get. 233—234) об отношениях между Теодорихом II и Агривульфом проливает некоторый свет на отношения между патроном и клиентом вообще. Клиент должен соблюдать абсолютную верность по отношению к патрону. Нарушение этой верности может быть наказано смертью. Конечно, можно думать, что такая суровость кары объясняется королевским достоинством патрона. Но из рассказа видно, что воины, разгромившие Агривульфа, сами потребовали наказания, соответствуюшего его поступкам (congruam factorum eius… ultionem). Смерть, таким образом, воспринималась как естественное следствие нарушения верности. Несколько выше Иордан пишет, что Агривульф вероломно стал пренебрегать приказаниями короля (praevaricatione… neglexit imperata), и в этом явно заключалось его преступление, потребовавшее военной экспедиции и последующей казни вероломного клиента. Такое поведение Агривульфа Иордан объясняет низостью его происхождения, приведшей его и к пренебрежению свободой, и к несоблюдению верности (пес libertatem studens пес patrono fidem reservans). Свобода клиента и его верность патрону оказываются явлениями одного порядка. Иордан уточняет, что Агриульф был не готом, а варном. Варны — тоже германское племя, видимо, вовлеченное в готский союз. Возможно, что в вестготском обществе они занимали более низкое положение. Но в любом случае они были германцами, а не римлянами. Так что можно говорить, что патроно-клиентские связи существовали именно в германской среде. Рассказывая об Агривульфе, Иордан упоминает, что тот вместе с королем участвовал в разгроме свевов и на этом основании полагал, что своей доблестью получил управление подчиненными свевами (credens se ea virtute provinciam obtinere, qua dudum cum domino suo ea subigisset). Это показывает, что Агривульф был не простым воином, но командиром какой-то воинской части. Клиент, таким образом, по крайней мере клиент короля, мог и командовать каким-либо отрядом. Иордан употребляет слово cliens, не уточняя, является ли этот клиент букцеларием или сайоном. Видимо, сточки зрения отношений между патроном и клиентом это было неважно. И те, и другие были обязаны полностью выполнять все распоряжения своего патрона независимо от конкретного поручения, ими полученного. Патрона Иордан называет «господином» (dominus). Это свидетельствует о значительной его власти над клиентом. Говоря о судьбе Агривульфа, Иордан говорит только о казни по требованию вестготских воинов, но совершенно умалчивает о каком-либо виде суда над неверным клиентом. Вероятно, патрон (господин, dominus) имел в отношении своего клиента право любого наказания.

Большинство вестготов оставалось явно вне этих отношений. Они составляли основную массу вестготского войска, как это было на Каталаунских полях. Там они, по крайней мере, подтверждали появление нового короля. Но уже скоро, как мы видели, эта роль переходит к знати. Согласно законам Эйриха (СССХХ и особенно CCCXXVII), все дети, а в случае смерти сына и внуки, наследуют имущество умершего. Если тому или иному вестготу принадлежало сравнительно небольшое имущество, а имущественное неравенство явно существовало, то доля каждого последующего наследника неумолимо сокращалась. Новые же переделы земли, как говорилось выше, запрещались. Это не могло не вести к появлению и дальнейшему увеличению числа малоимущих вестготов. Упомянутое выше запрещение продавать своих детей ясно говорит о существовании такой практики у вестготов, что, в свою очередь, свидетельствует о разорении какой-то части вестготского населения^{440}. По-видимому, в V в. процесс расслоения еще не очень ощущался, так как со времени поселения в Аквитании сменилось всего два-три поколения, но в будущем он мог грозить распадом вестготского общества и, следовательно, составлял потенциальную угрозу положению германцев перед лицом римского населения.

В эту эпоху начинает формироваться вестготский государственный аппарат. Во главе государства, естественно, стоял король. Он издавал законы, как это делали Теодорих I, Эйрих и его безымянные предшественники (как уже говорилось, вероятно, его старшие братья), командовал войсками и осуществлял общее руководство обществом. Командование отдельными армиями он мог передавать и другим лицам. Так, против багаудов воевал брат короля Фредерих (Hydat. 158). При короле состояли комиты, или графы. Они, например, присутствовали при ответе Теодориха I послам римского императора, одобрив при этом ответ. «Сильные», т. е., вероятнее всего, те же графы, как уже говорилось, приветствовали его преемника при вступлении в Тулузу. Они явно составляли королевский совет, переняв те функции, которые ранее принадлежали всему народу.

Статья CCCXXII кодекса Эйриха упоминает графа общины (comitem civitatis). Наряду с ним упоминаются также милленарий (millenarius) и судья (iudex). Все они выполняют одну и ту же судейскую обязанность: на их суд отдают сыновья обвинение против матери, если та из-за ненависти или небрежения разоряла ту часть имущества детей, которую она приняла как узуфрукт. Мы уже видели, что термин iudex применялся, вероятно, к тем готским правителям, которые не имели королевского титула и, по готским понятиям, не могли на него претендовать. Были ли судьи времени Эйриха наследниками этих готских «магистратов» или же эта должность была вестготами заимствована из римской юстиции? Ответить на это вопрос пока невозможно, хотя вероятнее все же последнее. Упоминания судей относительно часты в кодексе Эйриха, что говорит о попытке королевской власти ввести спорные дела в более определенные и четкие юридические рамки. Что же касается милленариев, то это была ранее чисто военная должность. Милленарий, или thiufadus, по своему происхождению — чисто военная должность. В готском войске он командовал тысячью воинов. До принятия в той или иной степени римского строения армии войско готов делилось по десяткам, сотням, пятисотням и тысячам. Во главе последней единицы и стоял «тысячник» — милленарий, тиуфад. С оседанием вестготов на землю значение военного командования, по-видимому, уменьшилось, и милленарий получает и гражданские функции. Насколько эти полномочия были шире судейства по имущественным вопросам, мы не знаем, так как сохранилась лишь относительно незначительная часть кодекса Эйриха. Можно только предполагать, что спорами детей с матерью эти полномочия не ограничивались.

Выражение comes civitatis предполагает, что эти должностные лица назначались из тех comites, которые окружали короля. В римской Галлии civitates являлись не городами, а низшими административными единицами, созданными на основе прежних племен. После кризиса III в. значение общин еще более выросло за счет городов. Вероятнее всего, вестготы, не изменяя принятого административного деления, во главе общин поставили своих графов. Упоминание в одном ряду этих графов, милленариев и судей говорит о нерасчлененности судебных полномочий между различными вестготскими должностными лицами и о еще сравнительной слабости государственного аппарата. Об этом же может говорить и статья CCLXXX, предусматривающая обязанность обворованного самому найти вора.

Законы Эйриха относились к вестготам и спорам между ними и римлянами. Тем не менее многие детали судопроизводства и особенно решения различных споров были заимствованы вестготами из римского права. Так, в случае спора между готами и римлянами по поводу тех границ имений, которые не будут четко определены на местности, надлежит избрать по согласию сторон специальную инспекцию судящих (inspectio iudicantium) (CCLXXVI). В период Поздней империи инспектор являлся низшим административным чиновником, определявшим, в частности, реальную стоимость чего-либо. В Вестготском королевстве это было перенесено на определение границ имений. Такая инспекция избиралась самими спорящими, так что подобные дела изымались из юрисдикции государства и его судей. В некоторых случаях третейский суд (arbitrium) мог решать дело о справедливом возмещении убытков должника и кредитора в случае несчастья, постигшего первого (CCLXXII). Арбитры и их приговоры были широко распространены в римской юридической практике.

Среди судей в одной из статей (CCLXXXIIII) упоминаются местные судьи (locorum iudices). Они разбирают споры между продавцом и покупателем. В статье ничего не говорится об их избрании по согласию сторон, так что ясно, что это — не зависимые от тяжущихся сторон лица, скорее всего — государственные чиновники. Их введение свидетельствует о попытках властей все же довести полномочия государственной власти до самого нижнего уровня общества.

В законах неоднократно упоминаются различные штрафы, которые должны платить свободные вестготы (ingenui) за те или иные проступки. Штрафы эти определяются в солидах; например, за нарушение границ имения виновный должен был заплатить 20 солидов (CCLХХIIII). В не-сохранившейся много большей части кодекса упоминаний таких штрафов явно было больше. Эти штрафы были одним из главных источников пополнения королевской казны. В законе, сохранившемся от времени Эйриха (L. Vis. X, 1,6), говорится о фиске. Это свидетельствует о существовании государственной казны, отделенной от личного имущества короля. Определение штрафов в денежной форме свидетельствует о распространении денежного хозяйства в вестготском обществе. Об этом же говорят и статьи о ростовщичестве (CCLXXXV) и о залоге под проценты (CCLXXXI). Наличие таких статей ясно свидетельствует об имущественном расслоении среди вестготов. Королевская власть устанавливает предельный ростовщический процент приблизительно в 12,5% или солид на восемь взятых в долг. Это довольно высокий процент. Но он практически соответствовал римской практике того времени; только в следующем веке Юстиниан снизил ростовщический процент наполовину, доведя его до 6%. Так что можно считать, что закон в данном случае зафиксировал практику, какую застали вестготы при своем поселении в Галлии и которую они заимствовали.

Вестготская экономика обладала несомненным товарным характером. В кодексе Эйриха выделена специальная глава «О продажах», тщательно регламентирующая различные сделки. При этом определяется возможность письменного закрепления той или иной продажи, и такая продажа становилась нерушимой, а при отсутствии письменного закрепления сделки таковая утверждается при наличии ее свидетелей (CCLXXXVI). Предусматривались самые разные варианты купли-продажи, что говорит о разнообразии товарных отношений. Предметами купли-продажи были и рабы, и различные вещи (species), и даже драгоценные металлы — золото и серебро (CCLXXX). В статье CCCVIII упоминается завещание (testamentum), действенность которого распространяется на самые разные дары, не уточняемые в этой статье (в несохранившихся статьях содержание завещания могло быть рассмотрено подробнее), и лишь земля, как об этом уже говорилось, изымалась из возможности передать ее другому лицу по своей воле.

Таким образом, вестготское общество накануне переселения вестготов в Испанию было уже довольно развитым. Это был не союз племен, а полноценное государство во главе с королями из рода Балтов. Уже формируется государственный аппарат, на который довольно значительное влияние оказали римские порядки. В этом государстве существуют два кодекса законов, действенных для двух его составляющих частей: кодекс Эйриха для вестготов и отношений между ними и римлянами и кодекс Алариха для римлян. Последний с небольшими изменениями воспроизводил и упорядочивал существующее римское право. Вестготы не вмешивались в хозяйственную жизнь римского населения своего государства, а их собственная экономика все более приближалась к римской и по способам хозяйствования, и по товарно-денежному характеру. В вестготском обществе наряду с существованием и, пожалуй, даже увеличением рабства сохранялись и развивались патроно-клиентские отношения, но они не распространялись на производственную сферу. Ни о каком равенстве между вестготами говорить уже не приходится. Старые племенные институты, вроде народного собрания, если еще формально и существовали, то значительной роли уже не играли. Можно говорить, что в социальном, экономическом и в меньшей степени политическом плане вестготское общество сближается с римским. Но политическое господство вестготов, различия в религии и языке, запрещение смешанных браков, наличие двух правовых систем — все это резко разделяло вестготов и римлян.

В правление Эйриха Вестготское королевство стало наиболее сильным из всех варварских государств, возникших на территории Западной Римской империи. Но период его политического могущества оказался недолог.