Исповедь матери

Эта история особая. Потому что это история дочери Любови Ивановны – Юли. Когда-то, будучи семнадцатилетней девушкой, а по сути еще совсем ребенком, Люба дала обещание себе и Богу: «Господи, когда я вырасту, если я не буду испытывать нужды, я обязательно возьму на воспитание ребенка, даже если у меня будут свои дети. И даже если муж не захочет этого, я его брошу и все равно возьму ребенка». И несмотря на прошедшие годы, на обретенный опыт и жизненную мудрость, Люба осталась верна своему обету.

Родив сына в первом браке, она истово мечтала о дочери, но беременность не наступала. Люба объездила многие санатории, побывала у многих врачей, надеясь с их помощью забеременеть вновь. Но все безрезультатно… Когда сыну исполнилось шестнадцать лет, она поняла, что взять девочку на воспитание – единственный способ удовлетворить потребность иметь дочь. На дворе были непростые девяностые годы. Но, как выяснилось потом, взять ребенка не так-то просто в любое время! Она была уверена, что тех, кто желает подарить ребенку счастье, встречают в детских домах с распростертыми объятиями. На самом деле их встречали с открытым карманом. Работая в торговле, Люба за свою жизнь повидала многое. Но в ее мозгу не укладывалось, что нужно «дать на лапу» директору детского дома, чтобы взять грудного ребенка. Большие дети – пожалуйста, сколько угодно, а за грудничка нужно было «платить». Дело было вовсе не в плате как таковой, а в том, что она в наше время столкнулась со средневековой дикостью – торговлей детьми, другое название этому явлению подобрать трудно! Получив отказ в одном из детских домов, она не успокоилась и стала продолжать поиски уже не в Магаданской области, а на материке. Везде она слышала одно и то же: «Вы знаете, маленького ребенка взять не так-то просто, у нас такие очереди!» В одном из детских домов ей посоветовали взять ребенка с трех до шести лет, объяснив это тем, что с детьми такого возраста проблем намного меньше. В это самое время из детского дома на Украине взяла ребенка ее приятельница, мальчику было всего лишь полтора года. Когда она спросила у счастливой матери, как это ей удалось за короткий срок взять ребенка, подруга призналась, что им пришлось дать взятку. Люба была в шоке, она была уверена, что каждый человек, желающий помочь маленькому человечку, совершает благородный поступок, что в детских домах должны радоваться, что дети идут жить в семью, а не чинить препятствий им. Сейчас, вспоминая себя в том возрасте, она понимает, как была глупа и наивна, до этих детей до сих пор нет никому никакого дела! И даже сейчас, когда много говорят о гуманности наверху, внизу идет совсем не гуманная политика! Пережив такое потрясение, она не опустила руки, не потеряла решимости и позвонила в очередной детский дом, он находился в поселке Талое Магаданской области.

Поскольку ее муж, как уже говорилось, был метис: его мать была эвенка, а отец – русский, у него было желание взять ребенка северной национальности – эвенку или чукчу. Они долго вели переговоры с директором детского дома, но в этом детском доме были дети только от шести лет и старше. После очередного телефонного разговора Любаша получила приглашение приехать вместе с семьей, чтобы познакомиться поближе. Приехали, познакомились, поговорили. Но Любе не хотелось уезжать ни с чем, и она стала умолять директора найти для нее ребенка, на что та ответила: «Я посмотрела на вас, на вашего сына, на вашу сестру. Ребенок, который у меня есть – это девочка, ей почти семь, но она чистокровная чукча. Как вы сможете ей потом объяснить, почему вы внешне разные?» Любаша не думала о том, что ей придется кому-то что-то объяснять. Ее сердце горело одним желанием: прижать маленькое сокровище к своей груди и согреть своей любовью. И тогда директор уступила: «Хорошо, – сказала она. – У нас есть правило выходного дня, когда мы отдаем детей на один или несколько дней. Вы можете взять этого ребенка. Если все будет хорошо – мы оформим документы, а если нет – вы привезете девочку обратно».

Когда Любаша увидела Катеньку, девочка с первой секунды понравилась ей. Однако родные и знакомые наперебой отговаривали ее от удочерения, но она была непреклонна: «Ребенок останется со мной!». Но вот беда – девочка сторонилась ее. Никакие подарки и сладости не вызывали у нее радости, она, как черепашка в свой панцирь, ушла в себя. Люба не понимала, что происходит. На третий день, вечером, она спросила Катю: «Чего ты больше всего хочешь?» Тихая, скромная, нежная Катюша, опустив глаза в пол, еле слышно прошептала: «Я в детский дом хочу. И игрушки хочу взять с собой». Люба, с горечью в душе, прижала к себе ребенка и сказала: «Ну что же, милая, завтра мы поедем в детский дом и заберем с собой все твои игрушки, наряды, детям купим сладостей». И тогда впервые за эти несколько дней она увидела на лице девочки улыбку. Она улыбалась, а ее черные раскосые глазки светились радостью. Что это было? Долгое время Люба не могла найти ответа на этот вопрос. И только гораздо позже, она поняла: Катюша была очень чуткой, она ощутила неприязнь, идущую от других членов семьи и отвергла любовь Любаши, чтобы не создавать той проблем. С тех пор прошло много лет, но Любовь Ивановна до сих пор сожалеет о том, что все сложилось именно так. Сейчас, анализируя этот случай, она понимает – та Люба не стала матерью Катюши, эта, сегодняшняя Люба не отпустила бы ее от себя ни на секунду, она смогла бы устоять перед натиском родных, а девочку убедить остаться. Но время упущено, назад ничего не вернешь… Когда Любаша привезла девочку обратно, директор детского дома успокоила ее: «Вы не огорчайтесь, у меня есть замечательная девочка, хорошенькая, она вам очень понравится! Главное – сделать документы, мать лишена родительских прав, а отец – нет. И согласие на удочерение детей не дает». Девочку звали Юлей, ей было тогда шесть с половиной лет. Никакие уговоры на отца девочки не действовали, оставалось только ждать и молиться. И ожидание было недолгим: спустя несколько месяцев отец девочки умер, и не осталось преград для оформления документов. Люба не желала смерти этому человеку, как не желала ее никогда и никому, но она искренне радовалась тому, что скоро обретет долгожданную дочку. Вскоре Любе удалось впервые поговорить с Юлей по телефону. И разговор этот вызвал двойственные чувства. Девочка сказала буквально следующее: «Здравствуй, мама, я так тебя жду, я так по тебе скучала! Мне было плохо без тебя, приезжай скорей!» Чувство жалости к ребенку, судьба которого была не из легких (в год и восемь месяцев ее привезли в детский дом в истощенном состоянии, так как мать не кормила ее), захлестнуло Любу. Но вместе с тем в душу закралась тревога: слишком легко Юля говорила ей эти слова – это настораживало и даже пугало. Тогда она еще не знала, что любому ребенку, оставшемуся без родителей, очень легко произнести это непростое слово «мама», только бы не остаться в стенах детского дома! Непонятная тоска навалилась на Любу, да так, что отбивала всякое желание ехать в детский дом, но она не могла подвести девочку, ждущую свою «маму».

Впервые увидев Юлю, она про себя отметила: «Девочка симпатичная, но, кажется, не робкого десятка, да что уж там – наглая». Люба испытывала мучительные угрызения совести из-за таких мыслей о маленьком и беззащитном существе, нуждавшемся в ее помощи и защите, и это толкнуло ее на необдуманный шаг – она сразу удочерила Юлию. Самое печальное, что не любовь к ребенку, не желание стать для него родным человеком сыграли главную роль в принятии этого решения, а ведь именно эти чувства должны были главенствовать. Ссоры с мужем из-за ребенка начались с первых дней, как только Юля появилась в доме. «Наглая, невоспитанная, жестокая!» – кричал муж, но Любаша всеми силами старалась защитить девочку от любых нападок, хотя зачастую признавала про себя, что претензии мужа справедливы. Но вот признаваться в этом не хотела – любить, так любить безоглядно. В один из вечеров такая ссора с мужем навсегда поставила точку в их отношениях.

Конечно, Люба время от времени допускала ошибки в воспитании дочки, порой делала что-то неправильно, но ведь невозможно все знать от рождения, так и материнству, а особенно неприродному, нужно учиться постепенно. И Люба училась. Училась старательно, отдавая все силы этой девочке. И с годами Юлечка выравнивалась, становилась мягче, добрее, женственнее. Ее рассказы о детском доме приводили в ужас. Детей заставляли спать под кроватями на голом полу за малейшую провинность. Ребенка закрывали в темной комнате на замок, стоило ему взять лишнюю ложку сахара со стола. Если ребенок, не наевшись, брал кусочек хлеба с собой в комнату – приносили две булки хлеба и под смех остальных заставляли есть этот хлеб без воды до тех пор, пока ребенка не начинало рвать. Ночные няни их били и издевались над ними! А с виду все было так мило и безупречно в образцово-показательном детском доме. Постепенно эти воспоминания стали забываться, девочка росла, становилась старше, пришла к Юле и первая любовь. Увидев первого избранника дочери, который был на полтора года моложе ее, Люба решила для себя так: «Ладно, шестнадцать лет, первая любовь. Пусть повстречаются немного». И хотя парень был красивым, милым и с виду нежнейшим ребенком, Любаша почувствовала, что где-то глубоко внутри его души прячется дьяволенок, который обязательно даст о себе знать в будущем и причинит ее дочери вред. Люба исподволь стала убеждать Юлию в том, что этот мальчик вовсе не «тот единственный», о котором она мечтала. Она указывала дочери на разные неприятные моменты, которые имели место в их отношениях. Но это привело лишь к тому, что влюбленные стали встречаться тайно. И чего только не предпринимала мать, чтобы расстроить эти отношения! В какой-то момент Любаша увидела ясно и четко, что придет день, однажды парень в пьяном виде рассердится на Юлю и причинит серьезный вред ее организму. Так же ей открылась информация о том, что у дочери есть два пути: один – расстаться с ним немедленно (медлить с разрывом было нельзя), второй – жить с ним до тех пор, пока он сам от нее не уйдет, в противном случае только хуже будет. И Любаша решила: «Будь что будет! Расскажу Юле о том, что знаю, это должно ее остановить».

Но молодые решили по-другому: «Мы докажем маме, что наша любовь сильней ее предсказаний! И никогда не разлучимся с друг другом! И еще всем покажем, как мы счастливы!» В две тысячи девятом году, рано утром одиннадцатого июля, в комнате у Любаши парикмахер готовила к свадьбе семь невест. Среди них была и Юлия. Любовь Ивановна уступила молодым. Смирилась и решила для себя: «А может, правда, они будут счастливы? И не стоит думать о плохом?» В душе отпустив ситуацию, в этот день она была счастливой матерью. Она отдавала замуж семь дочерей и приняла в свое сердце, с большой любовью, семь сыновей.

Юля с Владимиром серьезно поссорились, не успев прожить в браке и двух месяцев. И Юля, забыв о предупреждении матери, решила уехать в Москву. Она быстро нашла себе хорошую работу и была почти счастлива, но предсказаниям матери суждено было сбыться. Владимир нашел Юлю… Двадцать седьмого декабря, спустя ровно двадцать два года с тех пор, как у Любаши начались первые видения, она сидела у дверей реанимации и просила: «Господи, прости этой девочке все, сохрани ей жизнь сегодня. Если ей чего-то не хватает, то возьми это у меня. Положи на чашу весов недостающее, чтобы ей остаться здесь, на Земле. Господи, двадцать два года назад Ты показал мне чудо, не за нее прошу, за других, не дай возможности усомниться многим поверившим в том, что Ты есть, что Ты способен творить чудеса! Не дай возможности окружающим меня завтра сказать такие слова: „Да какая она ясновидящая, если своей собственной дочери не смогла помочь!“ Господи, Ты один знаешь, что я сделала все для того, чтобы этого не случилось! Сейчас прошу Тебя об одном – сохрани ей жизнь! Я обещаю Тебе, я не буду ее ругать. Ты же знаешь, что я давно приняла ее такой, какая она есть. Обещаю Тебе – с этой минуты она станет мне еще родней и ближе, чем была раньше!»

Эти девять часов были для нее вечностью. Анестезиолог, вышедший ненадолго в коридор, сказал ей тогда: «О какой надежде вы спрашиваете меня? Семь ножевых ранений, задето легкое, желудок, уже удалены селезенка и желчный… Только Бог может помочь вашему ребенку!» И она вновь молилась. В какую-то минуту ей показалось, что она теряет дочь навсегда, она даже почувствовала ее присутствие рядом с собой. Сердце сжалось от боли, и она закричала во весь голос: «НЕТ!» Брат с сестрой схватили ее за руки, успокаивая, а она еще громче и надрывней закричала: «НЕ-Е-Е-Т!» И, едва не потеряв сознание, почувствовала облегчение, ей действительно стало легче, словно что-то отпустило. Через два часа им объявили, что операция окончена, теперь нужно надеяться только на Бога и на выносливость молодого организма.

В течение десяти дней Любаша каждый вечер приходила в реанимацию, брала дочь за руки и успокаивала ее. Оттуда ее просто уводили, создавалось впечатление, что все силы, которые были у нее, она отдавала своей дочери. Несмотря на тяжелые ранения, практически несовместимые с жизнь, после которых люди восстанавливаются месяцами и остаются инвалидами на всю оставшуюся жизнь, через две недели после происшедшего Юля уже бодро шагала на шпильках по Москве. В апреле на суде она простила Владимира и счастливая вышла под руку с ним из зала суда. Через некоторое время начались новые побои и новые травмы. Но теперь Юля, помня наказы матери, просто ждала, когда же Владимир сам уйдет. И ждать пришлось недолго, скоро этот красивый и «нежный» мальчик нашел себе новую «игрушку».

Выздоровление Юли было одним из чудес, которое показал Любаше Господь. Прошло еще немного времени, и Юлечка случайно встретила парня, которому нравилась еще в школе. Она полюбила его. Молодым сыграли красивейшую свадьбу. Теперь у них растет маленькое чудо – Даниил. Зять Любаше нравится, и за дочь она счастлива.