Испытание

Глава 1

– Арихигóн!

– Да, отец.

– Теперь, когда мы все собрались здесь, чтобы засвидетельствовать твою клятву, загляни в самое сердце Шакарáты и скажи, готов ли ты пройти испытание и доказать своё право на продление рода?

Храм был высечен прямо в скале. Ритуальное копьё отца указывало вниз – в жерло спящего, но живого вулкана. Гора дышала жаром и дымилась, распространяя едкий серный запах. В самое сердце тьмы вели чёрные ступени из вулканического камня.

Я молчал. Немногочисленные собравшиеся вперили в меня свои глаза, ожидая, что я скажу. Их жвалы не двигались. Все они знают, что я не должен быть здесь. Я лишь третий отпрыск в роде Крáтусов. Поэтому меня, как и полагалось знатным в подобных случаях, с ранних лет определили в касту придворных философов без права размножения.

Но судьба распорядилась иначе. Двое моих братьев – Гиринтрóп и Фукураду́к – погибли в нелепой катастрофе, и теперь я оказался единственным наследником рода. С тех пор я не испытывал нужды, но сразу же стал всем вокруг должен.

– Да, – наконец, сказал я. Мы это репетировали. – Я готов пройти испытание и клянусь, что буду действовать согласно Кодексу.

– В противном случае ты сгоришь в недрах Шакараты, а вместе с тобой и весь наш род.

– Только если я переживу испытание, – заметил я.

А вот это был экспромт. Кто-то из присутствующих, по-моему, это был Стригóн, громко хмыкнул. Отцу это не понравилось. Он не верил в мой успех, но надеялся на него. В конце концов, род Крáтусов действительно мог прерваться вместе с моей жизнью. Такой старик, как мой отец, уже не мог самостоятельно зачать. Да и кому нужно его старческое семя? Оно накопило слишком много мутаций, чтобы считаться чистым.

– Честь! Род! Слава! – прокричал отец, поднимая копьё над головой, и все присутствующие повторили за ним.

Здесь, на церемонии эти слова должны были звучать возвышенно. Но когда я произнёс их, то понял, что никогда не поверю в это. Да я и не должен был. Нам не вдалбливали с младенчества, что мы единственная надежда своих отцов на сохранение богатства семьи. Работа придворного философа сочетала в себе функцию советника и ментального тренера для самых глупых из знатных. Нас учили хитрить, недоговаривать и обдумывать варианты этических дилемм. Последний навык, в частности, презирает военная каста, исповедующая особый род избирательной слепоты, являющийся важным источником их силы. Имя этой слепоте – Культ Шакарáты.

Культ смерти.

– Теперь ты живёшь по другим правилам, – сказал отец, во время долгого спуска со Священной горы. – Ты был философом. А станешь воином. Не так уж и плохо, если забыть о ничтожности твоих шансов на успех.

Я не отвечаю. Он называет подобный подход обратной мотивацией. Мы, париксейцы, народ, воспитанный в традициях соревнования и превосходства. Только лучшие достойны славы. Участь остальных – выказывать уважение мастерам и героям.

Я знаю, отец просто пытается запустить во мне соревновательный инстинкт. Так он показывает, что ему есть до меня дело. Но мы с ним слишком по-разному воспитаны. Отец никогда не интересовался образом мышления других каст и всегда полагал, что цели, установленные им для себя, являются наилучшими для всякого живого существа. Откуда ему знать, насколько мне плевать на продолжение нашего славного рода? В его вселенной таких как я попросту не существует.

Мы медленно двигались в сторону космодрома. По традиции весь этот путь нужно было проделать пешком. Шествие продвигалось по лабиринту, вырубленному в пуреновых зарослях. Те, кто был постарше, шли уверенно, остальные всё же озирались по сторонам, проверяя дистанцию до смертоносных шипов, свисающих со всех сторон.

Ко мне, протискиваясь между старейшин окраинных кланов, шёл Стригон. Ещё чуть-чуть, и он толкнул бы одного из них на верную смерть, но тот и бровью не повёл, только пробубнил что-то вслед. Стригон был важной шишкой, хотя и был ещё молод. Он происходил из семьи, в которой я прислуживал (до недавних пор я был ментором его младшего брата, также определённого в касту философов). Фамилия Ириáдисов была столь почитаема, что даже спихни он одного из этих стариков прямо на пурену, ему бы это сошло с рук.

– А знаешь ли ты, досточтимый сын Крáтусов, зачем Совет однажды распорядился высадить целый лес этих жутких ядовитых сикулентов? – спросил он, поравнявшись со мной.

Я ответил цитатой:

– "Идя по смертоносному лабиринту, париксеец, следующий на испытание, должен думать о смерти, ведь именно смерть он собирается сеять, и смерть станет ему расплатой в случае провала".

– Это из "Наставлений" Наприкигóра? – Стригон любил блеснуть умом, что не очень уважали его соратники, но ему было плевать. – Хорошо сказано, дражайший друг. А ведь немало средств тратит Париксея на ритуалы, не так ли? О смерти ведь можно думать в любой момент.

– Это так, – коротко отвечаю я.

С этим парнем опасно иметь дело. Такой как он может из чистого озорства разрушить вашу репутацию. Я хочу знать, к чему он клонит, раньше, чем окажется, что он душит меня моими же словами ради собственного удовольствия.

– А ты, Арихигон, ты веришь в силу этого ритуала? – не унимается Стригон. – Думаешь ли ты сейчас о смерти?

– Всегда, – отвечаю я. – А сейчас в особенности.

– Интересно, почтенный, что же ты станешь делать, когда прибудешь на дикий мир? – снова спросил меня Стригон так, чтобы слышали остальные.

– Я добьюсь своего, – ответил я.

Я полагал тогда, что у меня всё получится, хотя детального плана побега я так и не составил. Слишком глубоко проникли технологии в жизнь париксейцев, поэтому я, как и все прочие, всегда, каждую секунду был на виду и почти никогда не мог работать в секрете от других.

Мы всё шли и шли, и наконец лабиринт вывел нас на опушку тысячелетнего леса. Дальнейший путь лежал через его благородные земли. В небе над нами висели флагманы нашего небесного флота. Я разглядывал их и думал о том, как технологии изменили мир; представлял, каково это – жить без них? Ведь они буквально рухнули нам на голову всего восемь поколений назад.

Когда вереница небесных кораблей приземлилась посреди нашего царства, мы жили разрозненными племенами и находились лишь на пороге изобретения первых механизмов, вроде винта и подвижных блоков. Наш мир был похож на один из тех диких миров, на которые сегодня отправляюсь я.

Но с прибытием флота чужих, прогресс нашей цивилизации пошёл противоестественными темпами. За одно поколение мы изучили их язык. Их знания легли в основу нашей новой философии. Даже их техника не сделала с нами столько, сколько сделал их способ рассуждать. Одна лишь теория естественного отбора до основания потрясла этот мир, построенный вокруг ритуалов и мистического поиска совершенства; и уже спустя пару поколений в целях выведения лучших из лучших в Париксее были установлены жёсткие соревновательные законы, результатом которых в конце концов стало создание современного кастового общества.

Небесный флот – поистине величественное и невероятное зрелище, но это лишь малая часть нашей мощи. На каждом из больших линкоров находится маленький флот хорошо вооружённых катеров. Они-то и сыграли ключевую роль в допариксейском конфликте, и на одном из таких я отправляюсь на дикие миры, чтобы доказать своё право на бессмысленное, никому не нужное размножение.

– Суть испытания проста, – говорил мне отец сразу после смерти братьев; они ещё остыть, наверное, не успели. – Ты должен будешь убивать, пока не соберёшь определённое количество трофеев.

– Омерзительно, – сказал тогда я.

Отец поморщился и продолжил:

– Ты будешь убивать только таких, которые убивали себе подобных. Что в этом омерзительного? Это справедливость в чистом виде! Всё! Не спорь. Слушай меня, если хочешь пережить испытание. Даже последние дикари бывают очень хитры! Отпрыск Декритидóна, к примеру, угодил в самую примитивную засаду. В итоге он покончил с собой, чтобы избежать позора. Но враг его выжил, и случилось нечто хуже позора: его род навсегда стал посмешищем в глазах всей Париксеи.

– Не такие они и дикари, раз смогли побороть одного из нас?

– Следи за языком!

– Конечно, отец, – соглашался я, чтобы не выслушивать очередную лекцию о величии нашего народа.

Мы вышли из леса и пришли на космодром уже вечером, но никто ни разу не пикнул о своей усталости, голоде или жажде. Все наши традиции так или иначе связаны с выражением или доказательством превосходства. Наприкигóр, виднейший политический деятель времён становления Париксеи, говорил: "Мы терпим боль, когда приходим в этот мир, следовательно мы должны терпеть её всякий раз, выходя на очередной уровень собственного бытия". Перед обучением языку и счёту, нас отнимали у матерей на долгие месяцы и били за малейшую провинность. Чтобы стать мужчинами, мы должны были изрезать своё тело и испить крови своих братьев. А когда мы вступаем в касту, нас ждут ещё более тяжкие испытания, связанные с избиениями и всяческими лишениями. Но больше других должны сделать те, кто выбран для продления рода.

Если я выживу, то буду первым, кто прошёл испытания в двух кастах. Отец высказался по этому поводу так:

– Либо ты станешь самым могущественным и мудрым полководцем короля, либо пойдёшь на корм инопланетным червям.

– И то, и другое, по-своему, незаурядно, – отшутился я.

– Я предпочту посредственного отца своих незаурядных внуков, любому сколь угодно незаурядному, но мёртвому и бездетному сыну. Поэтому просто сделай то, что делали тысячи воинов до тебя, а затем возьми то, что станет твоим по праву. Это естественный порядок вещей.

– Естественный порядок? – мой внутренний философ всегда брыкается в ответ на подобные истины. – По-твоему, право – это естественная вещь? Общественная наука считает иначе…

– Право есть только у сильного, так? – парирует отец. – Поэтому на испытаниях ты должен доказать вовсе не право, а силу, дарующую право в глазах соплеменников. Именно это – естественный порядок вещей, а не право само по себе.

Вот таков был мой отец. Мудр, силëн и абсолютно слеп. Интересно, что он будет делать, когда поймёт, что я сбежал? Мысль эта доставила мне злорадное удовольствие.

Специально в честь церемонии были убраны все кордоны, поэтому процессия прошла на взлëтную площадку, минуя здание космического ведомства, контролирующего использование всех кораблей. Облачённый в ритуальную одежду управляющий ждал нас в окружении своих слуг и охраны возле спущенного трапа моего челнока.

– Приветствую Несущих Смерть! – громогласно объявил он.

– Несущие Смерть приветствуют тебя! – отозвался согласно регламенту отец.

– Кратус Гурихимет! – сказал управляющий. – Ты явился сюда третий раз. Кто бы мог подумать, что твои отпрыски сгинут так скоро. Я скорблю вместе с тобой.

– Моя скорбь в прошлом, Архари́кс. Перед тобой надежда моего рода, и все мои чаянья направлены сейчас на его успех.

– Рад слышать, что ты, не взирая на возраст, не поддаёшься слабостям и всë ещё предпочитаешь смотреть вперëд.

– Решается моя судьба, как и судьба моего наследия, – сказал отец. – Только это сейчас важно.

– Да будет так! – сказал Архари́кс. – Пусть претендент встанет рядом со мной. Пришло время выбрать наблюдателей, которые отправятся вместе с ним.

Я вышел к трапу. Обычно наблюдателями становились старейшины. Для них в этом было хоть какое-то приключение. Всем остальным командировка неопределённой длительности, в течение которой нельзя покидать челнок, вовсе не казалась радужной перспективой.

Так получилось и в этот раз. Вызвались четверо самых старых и отборно неповоротливых стариков. Я подумал было, что судьба наконец-то встала на мою сторону, но в этот момент в толпе раздался голос Стригона:

– Я тоже хочу поехать!

– Ты? – удивился Архарикс. – Боюсь, почтенный Стригон, для тебя это путешествие может стать нежелательной паузой в карьере. Кроме того, команда собрана. Хочешь ли ты поставить на кон своё будущее ради работы, с которой справляются те, кому она пойдёт на пользу?

– У меня есть сомнения в лояльности досточтимого Арихигона, – сказал Стригон. – Я хочу видеть сам, как он будет убивать, а если не будет, то прослежу за тем, чтобы трибунал прошёл согласно установленному стандарту.

Собравшиеся забормотали, обсуждая услышанное.

– Это серьёзное обвинение, – сказал мой отец. – С чего бы ты, многоуважаемый Стригон, стал говорить в таком ключе о моём сыне? Неужто по пути сюда ты проглотил пурену и разум твой начал гаснуть?

Некоторые засмеялись. Стригон грозно посмотрел на них, и они замолкли.

– Я ещё посмотрю, как угаснет твой род, Кратус Гурихимет. Напомню тебе, мудрейший из воинов, что твоё имущество отойдёт моей семье, если Арихигон проявит на испытаниях свою настоящую сущность. А именно это он и сделает. Он мягкий, как тëплое масло и сделал таким моего младшего брата. Я не верю, что он способен пройти испытание. Я думаю, он будет хитрить, и собираюсь это пресечь.

– Да как ты смеешь?…

– Тихо! – оборвал спор Архарикс. – Космодром – это священная земля. Здесь не место для брани. Благочестивый Гурихимет может подать жалобу в королевскую инстанцию. И я его в этом полностью поддержу. Однако, согласно Кодексу, Ириадис Стригон озвучил достаточное основание, чтобы присоединиться к экспедиции. Чтобы не оскорбить старейшин, мы не станем заменять никого из них, а вместо этого расширим команду наблюдателей до пятерых. Почтенный Арихигон может выказать протест сейчас или пусть молчит вовеки.

– Я не собираюсь дополнять чужую ложь позором объяснений, – сказал я.

– Прекрасно, – резюмировал Архарикс.

Отец молчал и пожирал глазами обидчика. Стригон же смотрел мне прямо в глаза. Я выдержал его взгляд, но тем самым открыл ему доступ в свои сокровенные мысли и намерения. Я понял, что он понял, и он понял, что понял я. И обоим нам стало ясно, что один из нас уже не вернётся домой живым.