Испытание

Глава 2

На сбор дополнительной провизии и подготовку аппаратуры ушло два часа. Всё это время процессия не покидала космопорта, хотя и переместилась в здание. В основном здесь велись оживлённые дискуссии по поводу сказанного Стригоном. Я в разговорах не участвовал и, поскольку имел право на уединение перед полëтом, отправился прямиком на челнок, где и сидел до последнего, изредка поглядывая в иллюминатор и размышляя о том, как мне теперь быть. В руках у меня был медальон. Обычная безделушка в форме урны для праха, в которой хранился яд на четверых.

Над поверхностью земли начал собираться туман, и точно так же конденсировалась тревога у меня внутри. От старейшин я бы ещё улизнул. Тем более, что никто такого от меня не ожидал. В крайнем случае я бы их отравил. Но теперь я под колпаком, и совершить задуманное будет гораздо сложнее, учитывая, что яда теперь недостаточно. Хуже всего, что Стригон очень сильный воин, и я боюсь, что в честной схватке мне несомненно грозила бы гибель.

Несколько раз к челноку подъезжал погрузчик, и рабочие носили провизию и дополнительное оборудование в трюм. Работник космопорта расконсервировал ещё одну спальную ячейку для Стригона и ушёл.

Наступила глубокая ночь. Единственная луна посылала нам отражённый свет Ро, придавая всему вокруг металлический оттенок.

Скоро из здания космического ведомства вышел отец, а за ним и остальные. Кажется пора.

Я вышел из челнока, чтобы, как того требовал ритуал, попрощаться и пообещать своим вернуться. Отец пожал мне руку и напоследок сказал:

– Бей первым!

В ответ я кивнул. Хотелось бы, чтобы его совет мне не пригодился, но я всегда питал подобные иллюзии; они редко оправдывались, поэтому я решил, что совет всë-таки хороший, и добавил:

– Спасибо, отец.

Не уверен, что я когда-либо говорил ему это, потому что он, судя по выражению глаз, был обескуражен. Вряд ли отец вообще знал, как реагировать на благодарность. Он отошёл от меня, уступив место Архариксу.

– Кратус Арихигон! – громогласно объявил он, глядя мне в глаза. – Иди же и забери из вселенной жизни, которые ты намерен сотворить своим семенем. Уплати смертельную дань и вернись достойным продолжателем рода своего отца! – сказав это, он повернулся к Стригону и старейшинам. – Вам же, наблюдатели, поручено проследить за тем, чтобы сей муж уплатил свой долг перед судьбой честно. Помогайте ему словом, но не делом, и смотрите, как бы он не сбился с пути воина. А если оступится или нарушит Кодекс – судите его на месте по всей строгости. И пусть всем вам сопутствует удача!

Когда предки впервые зашли в корабли небесного флота, они не нашли там признаков жизни. Я поднимался по трапу и, пытаясь отвлечься от мыслей о ненавистном Стригоне, представлял себя одним из них. Что чувствовали они, проникая на территорию неведомого? Страх? Любопытство? И то, и другое?

Впрочем, загадок хватит и на наш век. Даже теперь, спустя столько времени, после всего того, чему мы от них научились, никто так не знает, как выглядели те, кто создал небесный флот. Что это за существа? Откуда у них такое могущество? Эти корабли могут переносить нас повсюду, куда мы только захотим, и сами залечивают свои раны. Техническое обслуживание сводится к консервации, а оружие и топливо поистине неиссякаемы, поскольку черпаются прямо из вакуума. Нам хватило смекалки разобраться во всëм этом только потому, что оборудование было специально сделано так, чтобы в нём мог разобраться любой идиот. Но я твёрдо верил, что оно никогда не сообщало больше, чем нам было положено знать.

Идиотам нельзя знать всего.

Экипаж собрался в контрольной рубке. Здесь был отличный обзор на то, что происходило снаружи. Луна висела прямо перед нами. Луч белого света рассекал поднявшийся туман, серебря нашу небесную дорогу. Я незаметно сделал дыхательное упражнение и попробовал перестать думать, отдавшись созерцанию.

Мы дождались, пока площадку космопорта освободят, и Бериатри́кс, старейшина северного округа столицы, дал разрешение на разогрев тяги. Он был назначен старшим наблюдателем, поэтому решение о движении судна мог принимать только он.

Парисици́д, представлявший восточный округ, запустил движки. Он летал на чужие испытания каждые несколько лет. Старик был опытным пилотом и, по слухам, совершенно безответственным наблюдателем. Кажется, его в этих путешествиях больше интересовал сам факт управления подобной машиной.

Стригон всё это время упорно изучал меня, но я старался этого не замечать. Ещё не хватало попасться на его провокацию.

Вскоре нам дали разрешение на старт.

– Поехали, – сказал Бериатрикс.

Пилот отдал нужные команды системе, включились основные атмосферные двигатели, и машина начала плавный подъëм, постепенно ускоряясь. В контрольной мы ощущали лишь небольшую вибрацию. Корабль шёл невероятно легко, и уже через семь минут мы оказались за пределами атмосферы.

Макергурей – староста южного округа – отлично разбирался в системе жизнеобеспечения корабля, поэтому отправился готовить спальные ячейки.

– Покажи карту обитаемых миров, – сказал Парисицид кораблю, и мне показалось, что я услышал в его тоне нотки тëплой фамильярности.

Над центральным проектором возник классификатор пригодных для жизни планет с сопутствующей информацией. Я знал, что мы посетили тысячи из них, и поработили десятки. Но ещё большее их количество оставалось неисследованными. Обычно для испытаний выбирают именно такие миры.

Впервые с момента, как закрылся шлюз, голос подал Стригон:

– Благородные старейшины. Объясните мне такой факт. Как так вышло, что до сих пор мы ни разу не встречали никого, кто мог бы противопоставить что-то нашему могуществу?

– Космос безграничен, – ответил я.

– Я разговариваю не с тобой, дражайший, – огрызнулся Стригон.

– Но Арихигон совершенно прав, – сказал Бериатрикс. – Это самая важная причина. Кроме прочего, юный Ириадис, хоть ты и прошёл своë испытание, ты всё же должен был изучить памятку наблюдателя. Из неё тебе было бы ясно, что мы к такой встрече совершенно не стремимся. Более того, на случай контакта с высокоразвитой расой существует специальный регламент, предписывающий уничтожение корабля при возникновении самой возможности его сдачи врагу. К счастью, воспользоваться этими рекомендациями до сих пор никому не приходилось, и я искренне надеюсь, что мы с вами не станем первыми в этом списке.

– Выходит, мои высокородные друзья, что мы с вами представители самой продвинутой расы во всëм обозримом космосе? – заключил Стригон.

– Такое течение мысли называется париксеизм, – пространно ответил Бериатрикс. – Лично мне кажется, что его адепты совершенно забыли про пагубное влияние самоуверенности, но кто я такой, чтобы спорить с системой, так? Я просто старик.

Мне эта мысль понравилась, поэтому я промолчал. Стригон, очевидно, взвешивал услышанное на предмет измены, потому что выглядел очень глупо.

В разговор поспешно вступил Парисицид. Он со знанием дела заявил:

– На карте нет ни одной планеты, чьи жители были бы способны самостоятельно покинуть свою солнечную систему, поэтому Стригон абсолютно прав. Мы – сильнее всех, о ком только знаем. Это просто факт.

Тем временем Фарициáн – мастер тихих убийств – изучал список вооружения, предоставленного мне для испытания. Видимо, краем уха услышав, о чëм мы говорим, он посмотрел на меня и сказал:

– Добрый Арихигон, да тут столько оружия, что при определённой сноровке можно было бы убить саму смерть. Никаких сомнений в своëм превосходстве у тебя быть не должно. Вообще, все эти испытания – чисто избиение младенцев. Любой болван бы справился. А кто не справился – значит и впрямь был тюфяк и ничтожество. Нам давно пора поработить ещё пару-другую миров. Вот, где работёнка! А тут – тьфу. Проще только секс, который ты получишь в награду.

– Никаких сомнений в этом у меня нет, почтенный Фарициан, – ответил я. – Это всё Стригон. Кажется, он большой поклонник страшных историй. Рад, что ты нашëл правильные слова, чтобы успокоить несчастного.

Фарициан усмехнулся, но ничего не сказал. Его определённо забавляло наше противостояние.

– Не думай, философ, что я позволю тебе и дальше безнаказанно тренироваться в красноречии, – сказал Стригон.

Слово "философ" звучало в его устах оскорблением (впрочем, только для него самого).

– Я всë ещё Ириадис, – добавил он. – Не забывай об этом.

"Забыл топнуть ножкой", – подумал я.

И снова в перепалку влез Бериатрикс.

– Боюсь, что это не совсем верно, мой чистокровный друг, – сказал он. – На время экспедиции все мы становимся равны по статусу.

– Но мы всё равно вернëмся, и…

– И тогда ты сможешь применять свои санкции, но до тех пор ты должен перестать ссылаться на своё происхождение. Я говорю это тебе как старший наблюдатель. Такое поведение неприемлемо. Внутри кораблей все париксейцы равны – и точка.

– Я думаю, мы друг друга поняли, старший наблюдатель, – ответил Стригон, делая упор на слове "старший".

– Надеюсь на это, – сказал Бериатрикс и сурово нахмурился, напоровшись на самодовольную ухмылку молодого воина.

Старик не стал развивать конфликт, но явно что-то для себя такое отметил, поскольку хмурил он лоб не менее минуты.

Вернулся Макергурей и объявил, что спальный отсек готов принять пассажиров.

– Приказывай, великочтимый Бериатрикс, – сказал Парисицид. – Пришло время пронзить ткань мироздания.

– Хорошо, – отозвался старший наблюдатель и обратился ко мне. – Загадай число.

– Загадал.

– Умножь его на семь.

– Хорошо.

– Делится ли на два?

– Да.

– Дели.

– Поделил.

– Делится ли на два?

– Нет.

– Хорошо. Что это за число?

Я сказал.

– Значит сто сорок седьмой сектор, – сказал Бериатрикс. – Любой случайный мир, новый для нас. Разрешаю разрыв.

– Таймер на разрыв – двадцать минут, – отозвался Парисицид и произвёл необходимые манипуляции. – Можно идти спать. Молодые! Не вздумайте есть, а то просыпаться будет очень плохо. Особенно это касается тебя, светлейший Арихигон. Тебе надо быть в форме.

Он похлопал меня по плечу, после чего все отправились в свои ячейки.

Я задержался в уборной, и на выходе меня встретил Стригон. Я еле удержался от того, чтобы вздрогнуть.

– Ты умрëшь там, Арихигон, – сказал он, преграждая мне путь.

– Мой благородный соплеменник, – не выдержав, ответил я. – Поскольку всякие мыслимые границы пересечены, и мы здесь равны, я должен наконец спросить тебя, отчего ты столь остро настроен ко мне? Тебе и впрямь так нужно имущество моей семьи? Неужто род Ириадисов пал так низко, что стал промышлять мошенничеством и воровством, пусть и законным?

Вопреки моим ожиданиям Стригон не попытался оторвать мне голову. Вместо этого он горько рассмеялся.

– Вот! – сказал он сквозь смех. – Вот из-за этой заразы, которую ты источаешь, я и потерял своего младшего брата.

– Объяснись, – потребовал я.

– Вероятно ты не слышал, ведь был так занят своей миссией…

– Что случилось?

– Брат мой Ириадис Феритрид, твой воспитанник, два дня как покончил с собой.

Я был потрясëн. Совсем недавно этот живой и подвижный мальчик мечтал посетить тысячу миров и открыть новые законы природы. Я провёл три года рядом с ним, и вдруг его не стало.

– Соболезную твоей потере, благородный Стригон, – сказал я. – Но мальчика окружали многие вещи, которые были мне неподвластны. Нечестно винить в этом только меня, ты не находишь?

– Это было бы справедливо, если бы в тот день в его дневник не было вписано следующее: "Учитель открыл мне глаза, и я отказываюсь принимать всë, как есть".

– И всë?

– Для меня этого вполне достаточно, – сказал Стригон. – Мне плевать, какую именно ересь ты подсадил в его голову, но ты за это заплатишь.

Договорив, он резко развернулся ко мне спиной, постоял ещё секунду и только потом степенным шагом направился в спальный отсек.

Я проследовал за ним, обдумывая услышанное. Слишком много всего произошло за этот день, и усталость давала о себе знать. У меня не оставалось сил даже на панику, поэтому я решил, что буду разбираться с этой проблемой, когда проснусь.

Макергурей показал мне, какую позу лучше всего принять и только потом лëг сам. Ячейка Стригона была рядом с моей. Перед сном он повернул ко мне голову и беззвучно произнëс:

"Ты умрёшь".