Секунду они смотрят друг другу в глаза, их тяжелые взгляды скрещиваются, потом снова разбегаются.
— Как Надин? — с тревогой спросил Жорж.
— До ночи или даже до завтрашнего утра ничего не скажут. Доктор Моро мне все объяснил. Он сказал, что надежда есть.
— В котором часу это произошло?
Элен рассказала о телефонном звонке Пиды, о своем возвращении в Шату, о больнице. Жорж внимательно выслушал.
— Время идет так медленно, — устало проговорил Жорж, опускаясь в кресло. — Но остается только ждать. Почему она это сделала? Почему?
«Разве он не знает ответа на этот вопрос, — недоумевала Элен, — разве не догадывается?»
Потому что Филипп мертв, и кто-то убил его. Потому что обстоятельства сложились таким образом, что Надин подозревает в этом преступлении мать. Потому что на этот шаг ее толкнули родители. Оба! Ведь каждый из них пожертвовал дочерью ради своего эгоизма, удовольствия, ревности, ненависти.
Если бы Элен из желания развлечься и из любопытства не уступила ухаживаниям молодого человека, ничего не произошло бы. Если бы Жорж набрался терпения и подождал, когда жена сама вернется к нему, утолив последнюю жажду молодости. Ведь ее увлечение не могло длиться долго. Если бы он не поддался своему оскорбленному самолюбию…
Элен захотелось подойти к Жоржу, сесть рядом, обнять за шею и сказать: «Милый мой, Надин пыталась покончить с собой, потому что мы оба плохие родители. Мы думаем только о себе и недостаточно любим своих детей, считая их уже взрослыми. Но на самом-то деле они взрослые дети. Они хрупкие и чрезвычайно ранимые. Мы с тобой чуть не убили свою дочь.»
Но ей не хватает смелости завести разговор, по крайней мере сейчас. Она слишком устала и неспособна сделать нужное усилие, чтобы преодолеть пространство в два шага, которое разделяет ее с Жоржем.
Чтобы прервать тягостное молчание, которое начинает давить на них физически, она принялась искать спасения в будничных делах.
— Ты голоден?
— Нет. Мне кажется, я не способен что-нибудь проглотить.
— Надо. Неизвестно, что еще нас ждет. Тебе нужно набраться сил.
— А Даниеля будем ждать?
— Вообще-то уже пора ему быть. Он не предупреждал, что задержится.
Задержка сына явно обеспокоила Жоржа. Не отдавая себе отчета, он испугался, что сын может последовать примеру сестры, попав в этот кошмарный водоворот событий.
Элен села напротив Жоржа за стол. Ели они мало и нехотя, по привычке, рефлексу, выработанному годами. Сначала немного супу, потом — холодное жаркое. Опустив головы, не поднимая глаз от тарелок, они молчали, перебрасываясь лишь словами, необходимыми людям, которые сидят за одним столом. Каждый по-своему переживал происходящее, чувство вины тяжело легло на душу. Постепенно тишина становилась непереносимой, их обоюдное молчание, словно сгущающийся туман, превращалось в плотную стену. Стена крепнет и растет, делая из супругов врагов. Еще немного и стена станет непроницаемой, в ней невозможно будет пробить даже небольшую брешь. Элен это чувствует, словно действительно видит перед собой стену. Еще немного и они с Жоржем уже никогда не смогут найти общий язык. Их уделом на всю жизнь станет одиночество. Элен подняла голову и снова встретилась взглядом с мужем.
— Послушай, Жорж.
Сейчас она бросится без оглядки в омут. Будь что будет. Плевать на усталость, скромность, стыд!
— Послушай, Жорж, мне кажется…
Резкий и неожиданный телефонный звонок прервал ее на полуслове. Она вздрогнула, опрокинув стул, подбежала к телефону.
— Алло!
— Ма! Это Даниель. Я в префектуре полиции.
— В префектуре, — эхом повторила Элен. — Правильно тебя поняла? Что ты там делаешь?
— Меня арестовали.
У Элен подкосились ноги, она упала на стул.
— Ты ар… ар…
— Передаю трубку инспектору. Он сейчас тебе все объяснит.
Секундная пауза, затем в трубке раздался голос, кажущийся Элен знакомым.
— Мадам Кутюрье? С вами говорит инспектор Дюшмен.
Да. Это тот самый полицейский, который приходил к ним домой.
— То, что сказал ваш сын, не совсем правильно. Он не арестован, по крайней мере в юридическом смысле этого слова. Мы его пока задержали.
— Тогда почему вы не отпускаете мальчика домой?
— Ваш сын пришел к нам, чтобы дать свидетельские показания по поводу убийства Филиппа Марвье. То, что он пришел сам, говорит в его пользу. Но в его показаниях есть моменты, которые мы должны проверить.
— Короче — вы его подозреваете?
Некоторое время инспектор молчит.
— Сын попросил разрешения позвонить вам. Несмотря на то, что мы обычно не позволяем таких вещей, на этот раз я взял на себя ответственность, потому что видел вас и считаю, что у вас достойная семья.
— В котором часу вы его освободите?
— Пока не могу сказать, мадам. Все будет зависеть от проверки его показаний.
— Значит, он останется у вас всю ночь?
— Возможно, мадам, даже весь следующий день.
Жорж тоже подходит к телефону. Прекрасно поняв суть происходящего, он взял у жены трубку, а Элен подбежала ко второму аппарату.
— Инспектор, у телефона Жорж Кутюрье, отец Даниеля. Мы могли бы увидеть сына?
— Когда?
— Прямо сейчас. Мы выезжаем.
— Я не знаю, как комиссар… — в голосе полицейского не слышно энтузиазма. Он готов уже отказать, как вдруг — крутой поворот. — Может быть, ваш разговор с сыном облегчит нашу задачу. Договорились, я жду.
— Спасибо, инспектор.
Элен уже идет одеваться, как вдруг Жорж останавливается.
— А если позвонят из больницы, а дома никого не будет? Может, тебе лучше остаться?
Элен разрывается: сын нуждается в материнской поддержке, но дочь на больничной койке без сознания…
— На твоем месте я бы остался, — настаивает Жорж.
Остаться… Бросить Даниеля, когда его некому защитить. Вряд ли доктор позвонит, скорее всего это случится позже. Элен решает ехать, хоть Жорж и не одобряет этого.
Они идут через сад, и она замечает, что трава подросла, и Жоржу пора ее подстричь. Дорога… Автомобиль теряется в ночи, которую дырявит свет фонарей… Они молчат. Элен чувствует, как между ними снова начинает расти ужасная стена. Но теперь у нее уже нет ни сил, ни мужества, чтобы сделать новую попытку откровенного разговора. Она окончательно выдохлась. Ее широко открытые глаза смотрят на летящую под колеса дорогу. Время от времени она косится в сторону мужа, видит его профиль, нахмуренные брови, золотую оправу очков. Он рядом с ней, но бесконечно далеко. Как трудно бывает говорить с мужем! Это случалось и раньше, не только во время кризисов. За двадцать лет семейной жизни накопилось множество тем, на которые они с Жоржем даже не пытались говорить. Например, о сексе. Наверное, с этого и началось их непонимание в постели.
А вот с Филиппом было легко. В первый же день он сказал ей смеясь: «Ну, чтобы я все знал, покажи мне, что ты умеешь.» Дерзко, грубо, почти оскорбительно. Элен покраснела, но подчинилась. А позже и она говорила ему: «Сделай мне так… или вот так». У нее пропали все комплексы. Она не испытывала неловкости от грубых выражений, которыми обозначается любовь. Их отношения обрели невероятную простоту и удивительную полноту, о существовании которых Элен даже и не подозревала.
Дорога до Парижа в это время не загромождена, поэтому они добрались туда довольно быстро, и вот уже мчатся мимо Триумфальной Арки, потом по набережной Сены. Они оставили автомобиль в подземном паркинге и у входа в префектуру спросили инспектора Дюшмена.
— Мадам, месье, вы пришли повидать сына?
— Как… как он? — не смогла удержаться Элен.
— Внешне — успокойтесь — он держится прекрасно. Но, по нашему мнению, его положение совсем не блестящее. Обстоятельства говорят не в его пользу. Он был последним, кто видел Филиппа Марвье, зайдя к нему примерно в то время, когда было совершено преступление. Во-вторых, Марвье был должен ему деньги.
— Пятьдесят франков, — пожал плечами Жорж. — Человека не убивают из-за пятидесяти франков.
— Ошибаетесь, месье, убивают и за меньшее, — спокойно возразил инспектор. — Сцену убийства воспроизвести не так уж трудно. Ваш сын явился к товарищу, чтобы потребовать возвращения долга. Тот попросил об отсрочке. Спор перешел в ссору, потом в драку. Ваш сын схватил первый попавшийся под руку тяжелый предмет и, сам не осознавая, что делает, ударил Марвье. Конечно, он не убийца, не закоренелый преступник, но все-таки совершил преступление.
Нет! Все было не так. И Элен это знает, потому что она разговаривала с Филиппом после его встречи с Даниелем. Ей достаточно сказать всего несколько фраз, чтобы доказать невиновность сына.
— К тому же версия подтверждается царапинами, которые есть на шее у вашего сына, продолжает полицейский.
— Но его оцарапала Барбара, его знакомая, — возразил Жорж.
— Он сообщил. Мы все проверим.
— Одним словом, у вас есть только подозрения, — холодно подчеркнул Жорж.
— Это верно, — согласился полицейский. — Вполне возможно, что он невиновен, чего я желаю от всего сердца. Но если все было так, как я рассказал, то в его интересах как можно скорее признаться. Я рад, что вы здесь и сможете объяснить ему создавшуюся ситуацию.
Вскоре инспектор привел Даниеля. У мальчика усталый осунувшийся вид, волосы в беспорядке. Элен бросилась к сыну и обняла его. Она едва сдерживала слезы.
— Ну, ма, не расстраивайся так, — бубнил Даниель, смущенный душераздирающей сценой. — Я еще не в тюрьме.
Жорж был тоже взволнован, но старался это скрыть.
— Послушай, парень, — сказал он серьезно. — Сейчас главное одно — скажи, все произошло так, как говорит инспектор?
Даниель пожал плечами.
— Они и вам рассказали роман, который тут сочинили? Это просто полный идиотизм.
— Согласен. Но если ты каким-то образом замешан в деле, то лучше рассказать правду.
— Нет, я не могу взять на себя убийство, только для того чтобы доставить удовольствие инспектору.
— Можешь поклясться, что ты ни при чем?
Элен бросает на мужа истерический взгляд. Жорж! Как только у него язык поворачивается говорить такое! Да еще после той роли, которую он сыграл в этом деле! Главную роль… Какая двуличность!
— Клянусь, пап! — отвечает Даниель. — Если все было так, как говорят полицейские, то я давно бы признался. Я знаю, что это в моих интересах. Но вся их версия и выеденного яйца не стоит. Я был у Филиппа не больше десяти минут, он пообещал, что отдаст деньги, а потом выставил меня за дверь, потому что ждал подружку.
Подружку… Элен прислушивается. Имел ли Филипп в виду ее? Или же разговор о другой женщине? Неужели студент принимал подружек по конвейеру, назначая каждой определенное время, как дантист своим больным?
— Я вышел от него и отправился на Елисейские Поля. Послушал новые диски в Лидо-Мюзик, а потом пошел домой.
— Очень хорошо. Надеюсь, продавщица из Лидо тебя вспомнит. В таком случае, не поддавайся давлению, держись стойко своей версии и говори правду. А я тем временем найду толкового адвоката.
— Хорошо, па.
Элен попыталась взять себя в руки.
— Ты хоть ел что-нибудь?
— Не бери в голову. Мне дали толстый сандвич с паштетом и бутылку пива. Но мне все еще хотелось есть, и они принесли еще один сандвич на этот раз с сосиской. Я даже не платил за них.
Тут появился инспектор и сообщил, что их время истекло. Он взял Даниеля за руку.
— Ну, пошли, старина, смелее. Все скоро закончится.
— Держись, парень, — напутствовал его Жорж. — Помни, о чем я тебе сказал.
Элен не могла говорить. Горло свело рыданиями. И вдруг ее словно прорвало. Когда он вышел из комнаты и обернулся, чтобы помахать им рукой, она увидела слезы в его глазах и не смогла больше сдерживаться.
Она бросилась к двери, за которой исчез Даниель вместе с инспектором.
— Инспектор… — позвала она.