Испытательный срок

– Кто это был?..

– Где? Чего? Да убери ты ствол-то, дура! – Мошков неуклюже отмахивался от автомата, которым Эллина едва ли не тыкала ему в лицо.

– Отвечай! – продребезжала она. – Что это за баба была?

– Сама ты баба! – немедленно окрысился Мошков. – Дура ты! И сука! Ясно?

– Пристрелю, тварь! – Эллина передёрнула затвор, и в воздухе мелькнул отброшенный нестреляный патрон.

Мошков машинально отметил это, – значит, автомат у Эллины уже был заряжен. И это слегка отрезвило его. Он поглядел на Эллину, на Колобка с Катей – со всех них, как и с Мошкова, потоками лилась на землю вода. Все трое дрожали от холода. В глазах Эллины сверкали молнии. Мошков и сам не понимал, чем вызван её гнев. Колобок вообще ни на кого не смотрел, не до того ему было. Слишком уж он перенервничал. Он и сам не мог понять, от чего он больше дрожит – от холода или от перенесённых переживаний. Катя же разглядывала Мошкова с любопытством, словно перед ней сидел неизвестный, но заведомо безопасный зверёк. И видно было, что Катя, как и все остальные, ждала ответа. Которого Мошков дать просто не мог.

Тогда Мошков завертел головой, нашёл глазами Максима Игнатьева и повернулся к нему.

– Говори! – потребовал он.

– Чего? – не понял Максим.

– Почему промолчал? Видел же эту дрянь в окне! Почему не сказал?

– Пошёл ты! – рявкнул Максим. – Придурок! Чего ты ко мне цепляешься всё время?

– Убью! – Мошков кинулся к Максу, но после первого же шага полетел на землю, сбитый с ног ударом Эллины.

– Встать! – заорала она, пиная Мошкова ногой в бок. – Встать, ублюдок!

– Да пошла ты! – орал в ответ Мошков, пытаясь подняться, – ноги дрожали, и он никак не мог встать.

Максим просто стоял над Мошковым, с интересом наблюдая, как тот ворочается на земле. Точно так же – спокойно и с интересом – смотрела на Мошкова и Катя. И во взгляде её было что-то неестественное, какое-то необъяснимое веселье. Словно только что произошло что-то забавное, над чем после можно будет вдоволь посмеяться у костра.

– Макс! – хрипло каркнула Эллина. – Ты видел?

Игнатьев пожал плечами.

– Видел бы – предупредил, – совершенно спокойно ответил он.

– Видел ты, видел, Макс. – Мошков всё-таки встал на ноги и теперь злобно смотрел на Макса.

– Если бы я хоть что-то заподозрил, – ответил Макс, – я бы сказал. Что же я, враг себе, что ли? Эта дрянь могла и на меня броситься.

– Могла, – неожиданно спокойно заявил Мошков. – Но не бросилась. На них она бросилась, а не на тебя.

– И что? – с неподдельным интересом спросил Макс.

– И то!.. – ответил Мошков.

Все замолчали, переводя недоуменные взгляды с Игнатьева на Мошкова. Минуты две царила тишина. Потом Юрий робко кашлянул. Эллина от этого звука вздрогнула и встрепенулась.

– Прыжок! Пойдёшь со мной, – приказала она. – Первым. Вторыми – Малахов с Катей. Потом – Игнатьев с Дарьей. Последним – Коновалов. Вперёд!..

До конца дня не переставая моросил дождь. Серая, мрачная и почти пустая Москва в такую погоду становилась ещё более серой и выглядела бедной сироткой. Постепенно начали сгущаться сумерки. Чёрно-синяя бездонная масса долго висела над городом, не решаясь опуститься. Она то робко обволакивала пустые головы полуразрушенных многоэтажек, то вновь сползала и отплывала подальше, в страхе, что её заметят.

Эллина продолжала идти не останавливаясь. Шла она, а значит, шла и команда. У всех на лицах читалась безумная усталость, но командир не думал о привале, а следовательно, об отдыхе надо было забыть и остальным. Оставалось ждать, когда Эллина устанет.

Ближе к ночи дождь усилился. Крупные холодные капли били усталых путников по лицу, но они продолжали идти. Воздух намертво застыл ледяной массой, призрачная водная пелена повисла между небом и землёй, словно не желая пропускать людей вперёд. Серые бездушные глыбы, бывшие некогда жилыми зданиями, словно бездомные псы, беспомощно съёжившись от холода, озирались по сторонам в поисках несуществующего укрытия. Тёмно-серое небо стало почти чёрным, и лишь молнии изредка освещали мрачный небосклон, пламенеющий на горизонте непонятными, пугающими багровыми сполохами. Эллина наконец остановилась.

– Привал, – продребезжала она. – Ищем место для ночлега…

– Тут местечко одно неподалёку… – вставил Макс.

– Ты хорошо знаешь эту местность?..

Случись этот диалог раньше, все бы наверняка заподозрили неладное. Однако сейчас команда настолько устала, что слова Игнатьева (как, впрочем, и слова Эллины) все пропустили мимо ушей. Против ночлега в предложенном Игнатьевым месте никто не протестовал. Тем более что полуразрушенное здание в темноте чем-то отдалённо напоминало хибарку Дарникова.

Наскоро перекусив, все разошлись по углам и вскоре отбыли в царство Морфея. Не спала только Эллина. Её тощий силуэт маячил в оконном проёме…

«Чёрная-чёрная темнота. А она ещё бывает какой-то другой? Нет, не бывает… Почему она так давит? Почему так навязчиво и зло? Если сжать пружину, та после резко распрямится, вернётся в исходное положение… А если ничего не происходит? Если она, сжавшись, так и остаётся… проржавела… Я больше не борюсь… устала… – размышляла Эллина. – Тьфу ты, чёрт! Что за чепуха?! Пора спать ложиться…»

– Не помешаю? – Мошков облокотился на дверной косяк.

– Помешаешь, – отрезала Эллина.

– Да ладно тебе, строишь из себя крутую…

– Чего тебе надо? – сурово спросила она.

– Да так… – неопределённо пожал плечами Мошков.

– Бежать собрался? – спросила Эллина.

Мошков вздрогнул, растерялся и захлопал глазами. Эллина понимающе хмыкнула.

– Знаешь, – сказал Мошков, – я-то типа хотел смыться. Не, правда! Нафига мне ваша компания сдалась? И всё такое…

– Ну, смывайся, – предложила Эллина.

Мошков промолчал.

– Никуда ты не смоешься, – заявила Эллина. – Чувствую. Знаю…

– Почему это?! – удивился Мошков.

– Что-то тебя здесь держит. Есть у тебя какой-то интерес в этом деле. Нет?

– Интерес? – переспросил Мошков и усмехнулся: – У меня один интерес: живым остаться. А для этого самое необходимое – смотаться отсюда нафиг, пока всех вас не перебили. И меня заодно.

– Вали, пока жив! – Эллина передёрнула затвор автомата.

– Угу, сейчас ты устроишь пальбу посреди ночи. Так я и поверил, – буркнул Мошков.

– Жаждешь получить подтверждение? – Эллина вновь отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

Эллина слышала, как Мошков ещё немного потоптался в дверях. Потом стало тихо. Но ночной визит обеспокоил Эллину, и мысли её потекли уже в ином направлении.

Анатолий Мошков… Действительно, почему он не сбежал до сих пор?! Ведь была же тысяча возможностей. То ли он хорошо понимал, что его сразу же пристрелят (нужно быть полным дураком, чтобы не понимать этого), то ли просто бежать ему было некуда.

Про заинтересованность Мошкова Эллина брякнула просто так. Но теперь у неё зародилась мысль, что это высказывание, может быть, не так уж и далеко от истины.

Эллина присела на пол, положила автомат рядом с собой и обхватила колени руками. В спину дул холодный ветер. Но не сильно дул – его дыхание лишь слегка холодило бок.

Эллина закрыла глаза и попыталась вызвать в памяти знакомое ей и такое ненавистное лицо. Сейчас бы это здорово пригодилось, образ врага всегда помогал ей мобилизоваться. Она попыталась вспомнить глухое подземелье, узкий коридор, по которому невозможно было бежать из-за низких потолков. И то, как её спутник упал. И как она обернулась на его зов о помощи…

И как он выстрелил в неё…

Ослепительная, до боли яркая вспышка…

Но лица его Эллина не увидела. Вместо этого перед ней предстало лицо Анатолия Мошкова, Прыжка. И вспышку выстрела представить себе у неё тоже не получилось.

«Почему он не стреляет?!» – слабо недоумевала Эллина, соскальзывая в сон…

Утро, хмурое и неуютное, нехотя вступало в свои права. Дождь прекратился ещё ночью, но солнце не спешило показываться. Без его лучей груды серых развалин, в которые превратилась Москва, выглядели ещё более потерянными и одинокими, чем прежде.

Угрюмое настроение царило повсюду. Уныние вползло в развалины, служившие команде ночлегом, чтобы поселиться там навечно.

«Нет Бога. Нет Дьявола. Нет судьбы. Есть только люди, гоблины и война. Война, которую никто не объявлял. Война, в которой не считают потерь и не ставят могильных крестов. Мы – люди этой войны… Слишком много ошибок… Нет сил на борьбу… Нет сил, чтобы проснуться…»

– Эллина!..

«Кирпичи апатии и морального опустошения выстроили прочную стену… только один шаг… пути назад нет, его просто не существует… Что впереди?»

– Эллина?! – Дарья тщетно пыталась докричаться до неё. – Эй, ты с нами вообще? – Дарья принялась размахивать руками перед носом Эллины.

– Что?.. – Эллина с трудом вынырнула из тягостных сновидений и попыталась оттолкнуть Дарью.

– Хватит в облаках витать, командир фигов! Народ ждёт распоряжений! – Дарья сердито сдвинула тонкие брови.

– Нефиг мне глазки строить! – мигом взвилась Эллина и вскочила. – Со мной эти штуки не пройдут, я тебе не мужик! Вали давай! Сама знаю, что делать надо! – прохрипела она.

– Блин! Ты, дребезжалка тощая, завидуй молча, – огрызнулась Дашка.

– Ща в глаз получишь! Вон пошла! – рявкнула Эллина.

– Так, дамы, спокойно, давайте не будем ругаться! – Пётр пытался разрядить обстановку.

– Не надо меня успокаивать, иди эту чувырлу утихомирь, – отбрыкнулась Дарья.

– Сама чувырла! – Глаза Эллины превратились в две узкие щёлочки, метавшие искры. – Возомнила о себе невесть что!

– Ишь как разошлась! Причину нашла наехать… как будто никто не знает, чего ты так злишься. Кто виноват, что у Макса вкус хороший?..

Вконец разозлённая Эллина бросилась на Дарью с кулаками. Выскользнувший откуда ни возьмись Мошков с трудом удержал её.

«Тощая, а силища та ещё!» – промелькнуло у него в голове.

– Слышь, ты, фифочка, чё на командира хавалку раскрываешь?! – рявкнул он на Дарью.

– Чего?! – Дарья явно не ожидала такого поворота событий.

– Заткнись, тебе говорят! – оскалился Мошков.

– Ты, попрыгунчик, умолкни, а? Пока тебе не досталось…

– Заткнись! – Мошков чувствовал, что Дарья отступает, и начал напирать ещё сильнее.

– Да ты вообще на испытательном сроке! Мал ещё указывать! – Дашка сдавала позиции.

– Топай давай! Вон!

Дарья оглянулась вокруг. Все присутствующие смотрели на неё волком, даже Макс… И она вынуждена была ретироваться.

Мошков глянул на Эллину – в её глазах стояли слезы. Эта высокая, всегда напряжённая и сильная женщина была в шаге от того, чтобы разреветься, подобно пятилетнему ребёнку.

– Эй, ты чего? Из-за Дашки, что ли? Да забей ты на неё! Дура она, не видишь, что ли?

Эллина не отвечала. Её огромные глаза стали ещё больше и глубже, а нижняя губа начала предательски подрагивать.

– Блин, ну не умею я с женщинами… Эллина…

Эллина продолжала молча изучать корявые обшарпанные доски пола. Внимательно так изучала. Мошков опустил взгляд на землю, – может, там действительно было что-то интересное?..

– Ладно, я это… пойду… В общем… это… не парься из-за Дашки. Стерва она… и всё такое…

Мошков вышел, а Эллина подошла к окну.

Паутина темно-серых, грязных туннелей и пустынных дорог. Вечная полутьма. Вечная война. Серебристо-металлические столбы, равнодушные холодные плиты, груда камней и железобетона. Пустота… Одиночество ещё до восхода стояло у дверей… Теперь обнимает за плечи ледяной рукой… Или душит… Тишина, лишь изредка прерываемая железным лязгом… скрежетом, свистом пуль…

Люди. Когда пришли гоблины, они не восстали. Да они и не могли. А многие просто перевоплотились, стали другими… И кое-кто поверил им, этим перевоплотившимся. Поверил в их правду… Серость и боль перестали казаться нелепыми, а уж тем более страшными. Они воспринимали всё, как должное…

Мы должны… перебороть тьму… пока она не искрошится и не превратится в жалкую тень. И не останется больше ничего, что напоминало бы о ней. Мы должны бороться до конца. Безжалостно. Жалости нет, когда доходишь до отчаяния, когда понимаешь, что нет и не будет другого пути. Только борьба. Уничтожение. Тех, кто не такой, как ты. Если не ты их, то они тебя. Таков закон серого города…

Она вдруг вспомнила, что вчера ей так и не удалось вызвать в памяти лицо того негодяя. Сейчас, утром, Эллина представила его себе совершенно отчётливо. И это придало ей сил.

«Я буду жить, – подумала она. – Назло тебе. Назло всем. Назло этому миру…»

– Эллина! – Голова Петра показалась в дверном проёме.

– Да! – Эллина подняла глаза. – Выходим!..