Истории из армянской истории

Все вылезают.

Нжде смотрит.

Вид оттуда всегда потрясающий – Ереван, дальше – долина – до самого Арарата. У меня, кж на что привычный, каждое утро там на работу ездил – а и то дыхание перехватывало.

А тут ещё то, что внизу лежал не одно-двухэтажный заштатный городок, из которого он уезжал. Заново отстроенный по единому проекту город розового туфа.

Потом все садятся в воронок и уезжают.

Вы можете представить себе начальника Московского ГБ, показывающего Шкуро Москву, скажем с Воробьёвых Гор?

Словом, обратно во Владимирскую тюрьму Нжде поехал, не пикнув.

Умер в 1955, там же, в заключении.

В Музее Истории Армении хранятся два экспоната: его Маузер и последнее письмо жене – на отличном русском.

История девятая. О рыбаках и рыбах

Годы – 1970-ые.

Министерство рыбного хозяйства всерьёз озабочено длиной рабочего дня рыбаков Севана.

Работают, понимаешь, от восхода до восхода, а как там насчёт завоеваний социализма? Типа восьмичасового рабочего дня и пятидневной недели?

Наконец в недрах министерства рождается проект указа. Что-то типа "Перевести рыболовные хозяйства озера Севан на восьмичасовой рабочий день – с 8:00 до 16:00".

Хорошо, министр Ерзинкян был человек с чувством юмора. Прочитал он проект и наложил высочайшую резолюцию:

"Настоящий указ довести до сведения рыб"

История десятая. Как разогнать толпу?

1940-50-ые годы.

Лето.

Пыль.

Скука.

И тут событие – трамвай задавил ишака.

Почти немедленно собирается толпа численностью в половину тогдашнего города. Разгонять бесполезно – масса, изнурённая сенсорным голодом наконец обрела ЗРЕЛИЩЕ.

Все призывы типа "Граждане, разойдитесь" не действуют.

Наконец появляется легендарная личность. Милиционер Андрей.

Подходит. Осматривает место происшествия.

И произносит ровно четыре слова, в общем-то обычных в таких обстоятельствах, после которых толпа рассеивается в две минуты:

"Родственников пострадавшего попрошу остаться"

История одиннадцатая. Конд, или о цыганах и граффити

Конд – район Еревана.

Краткий экскурс в историю: в одна тысяча семьсот лохматом году на Ереван движется армия очередного завоевателя. Жители, понимая, что надеяться не на кого – кроме себя, а бояться нечего – кроме страха – лезут на стены и штурм отбивают. Вместе с коренным населением в обороне участвует случайно оказавшийся в городе цыганский табор.

При последующей раздаче наград, благодарная мэрия выделяет цыганам на поселение ближний холм. Где табор и оседает.

За два века цыгане смешиваются с окружающим населением и порядком ассимилируются.

Впрочем, нелюбовь к всйческим властям здесь сохранили намертво.

Ещё в советскую эпоху бульдозеры, приезжавшие сносить древние развалюхи бывало встречали пулемётным огнём.

Да и район откровенно хулиганский. Словом, ходить через холм и утомительно и небезопасно.

И решают прорыть под ним тоннель. Как в анекдоте про Брежнева – прокапывают два.

На некоторое время довольны все.

Кроме неугомонного Первого Секретаря. Каковой завёл моду ходить на совещания к главному архитектору города и давать ценные указания.

И приносит нелёгкая начальство именно на то совещание, где решается, где строить

Почтампт. Проект здания всем ужасно нравится – высоченное здание – стекло, бетон, алюминий.

Первому секретарю он тоже нравится. Берёт он макетик, обходит кругом рельефную карту города и говорит: "А поставим мы его на холме. Чтоб был ещё выше".

Спорить с начальством желающих не было. Объяснять, что именно в этом месте холм – полый, как у Мэри Стюарт тоже никто не решился.

Словом, вышло чудо природы – небоскрёб, построенный на пустоте.

А вот в туннелях стали твориться дела дивные. Стальные стены под действием чудовищного давления постепенно поплыли. Вспарывая асфальт. И приобретая причудливо изогнутые формы переполненного водой резинового шарика.

Плюс полумрак и неуверенность, что всё это не обрушится именно на твою голову – пока ты идёшь весь этот километр – создают в туннелях совершенно психоделическую атмосферу приправленную ещё и клаустрофобией.

Которую прохожие стали выражать в виде граффити.

Такой выставки психованного граффити, как в этих тоннелях, я не видел нигде, ни до, ни после.

История двеннадцатая. Ереван. Клондайк.

Вначале был Дом Специалистов.

Дом повышенной благоустроенности построили в 1937-ом году – специально для советской научной интеллигенции. В тот же год сдали в эксплуатацию и ещё два объекта: здание НКВД – знаменитый Ледокол (архитектор Кочар, как водится, стал первым зеком в своем детище) и соединяющую оба здания улицу Московскую (расстояние – 200-300 метров). Ибо не фиг казённую горючку зря палить. Благо маршрут обещал стать накатанным.

Так вот, когда известный журналист Владимир Григорян наконец сумел переехать из этой благоустроенной клетки в новый дом, его поразил там жуткий дубильник. "Как в Клондайке, Ей-Богу!". Так и адрес свой стал писать: "Ереван, улица такая-то, дом такой-то (Клондайк)". Потом номер дома плавно выпал, но письма приходили. Выпало название улицы – но письма всё равно продолжали приходить. Так и жил он по адресу всего из двух слов:

Ереван. Клондайк.

История триннадцатая. Хромой Марк

История Марка Григоряна начинается году эдак в 1938-ом.

Когда некой несчастливой ночью в Ереване приземляется правительственный самолёт. И не один. В самолёте – группа зачистки, в главе с самим Анастасом Микояном.

Сколько врагов народа хватают в ту ночь неизвестно, да и не суть важно.

Что к стенке ставят самого начальника НКВД Хачика Мугдуси – мелочь, а приятно. Но отношения с рассказываемой истории не имеет.

Где-то под утро, злой и невыспавшийся Микоян интересуется, какой вредитель проектировал ЭТОТ город. И КАК этот вредитель представляет себе эвакуацию построенного им города в случае войны. За главным архитектором посылают воронок, но вразумительного ответа не получают. Вызывают – в порядке иерархии – следующего. Результат – тот же. Всех путей эвакуации – грунтовая дорога по дну ущелья с соответствующей пропускной способностью.

В конце концов очередь доходит до молодого (38 лет) архитектора Марка Григоряна. У коего в загашнике обнаруживается проект однопролётного моста через вышеупомянутое ущелье.

Микоян ободряюще рыкает: "Будешь главным архитектором" – и переходит к делам прочим.

Южный мост, названный Киевским, был построен в рекордные сроки – уже через два года.

Огромнейшая арка на наиболее вероятном направлении вторжения с юга – она могла бы сложиться при подрыве уже одной опоры. А на противоположном берегу противника ждал голый плац, окружённый в виде буквы П двумя высоченными зданиями-близнецами. Окна – бойницы, по башенке на крышах.

Между ними начиналась улица Киевская – резкий подъём в гору, здания того же дизайна, и ни единного деревца. Словом – готовый коридор смерти.

Кстати, о смерти – сам Киевский мост стал любимым местом самоубийц. Каждая зарубка на его перилах – человеческая жизнь.

А Марк Григорян построил ещё много чего. Тут и здание ЦК (о нём поговорим позже), и площадь Ленина – как писала Большая Советская Энциклопедия второго издания – одну из красивейших в мире – наравне с площадью Звезды, Тянь-янь-мень и Красной площадью. Уже в Лондоне меня поразило точное сходство бортика бассейна на Трафальгарской площади, с аналогичным бортиком площади Ленина.

Её иногда так и называют: Площадь Хромого Марка

История четырнадцатая. Меня зовут к себе большие люди, чтоб я им пел "Охоту на волков"

Апрель 1970. Ереван. Народ валом валит в КГБ, точнее в его клуб.

Далее – цитата.

По словам Татарского, Высоцкому однажды предложили выступить в Ереване, причём, пообещали заплатить наличными весьма немалую сумму.

Высоцкий согласился, прилетел в Ереван, где у трапа его уже ждала машина. Отработал концерт, получил, как договаривались, конверт с деньгами, а в придачу ещё и ящик с фруктами и коньяк, и только после этого решил поинтересоваться: "Кстати, ребята, где я хоть выступал, скажите. Что за организация?" – "Это Комитет государственной безопасности, Владимир Семёнович".

История пятнадцатая. Злой мальчик