Истории приюта блаженного Хорса

Глава 29. Повороты судьбы

— Клава, а кто у тебя родители?

Светловолосая девчушка внимательно посмотрела на стоящих вокруг нее Чариту, Иванку, и Савика — своих друзей.

— Моя мама готовит в харчевне, а отец стоит за прилавком и присматривает за порядком в зале.

— Ты тоже будешь готовить? — поинтересовалась Чарита.

— Не только! — с гордостью ответила Клава. — Меня научили не только готовить, но и считать и писать. Я теперь смогу вести учетные книги.

— По тебе ребята будут скучать! Твои пироги вкуснее, чем у тетушки Иберан-той. — Савик даже сглотнул, вспоминая последний шедевр Клавы.

— Я сама буду скучать по всем вам и по тетушке Иберан-той тоже.

— Мне немного страшно: как меня примут бабушка и тетя? — Савик не был уверен в правильности своего решения. — Может мне не стоит к ним возвращаться, они же уже привыкли, что я погиб?

— Решай сам, тебе жить с ними, — Клава, как всегда была настроена решительно. — Иванка, ты все свои вещи собрал?

— Ну, не знаю! Я, когда каждый раз в свою комнату прихожу, обнаруживаю, что у меня на кровати новая гора подарков. Ребята со всех сторон тащат!

Друзья заулыбались, у каждого из них та же проблема. Хорошо, что все это самим тащить не надо, ребята-маги обещали сами все доставить на место.

— А у тебя Чарита, кто остался в живых?

Чарита обернулась к Савику и задорно блеснула своими серыми глазищами, мелкие колечки светлых, коротко стриженых волос, образовывали вокруг ее головы светлое облако, делая всю фигурку карикатурно смешной — огромная голова и маленькое хрупкое тело ребенка десяти лет от роду.

— У меня живы папа и два младших брата — они близнецы. Разбойники — спасу нет! Отцу некогда с ними возиться, он у меня сапожник. Он их к делу пытается пристроить, а они его обманывают: один выдает себя за другого, а отец не замечает. — Она засмеялась, вспомнив, увиденную в магическом зеркале, какую-то их проделку, — вот вернусь и займусь их воспитанием. Они у меня в школу пойдут, — размечталась девочка.

— А, ты будешь дальше учиться? — заинтересовалась не любящая уроки Клава.

— Нет, наверное, — печально ответила Чарита, она-то любила учиться и преподаватели всегда хвалили старательную ученицу. — Мне придется готовить, стирать, штопать на всю семью. Учиться будет некогда. Я должна помочь своим, — и ее лицо вновь осветилось улыбкой.

— Вечером Камилла-сан просила нас прийти к ней в кабинет, — Савик даже задохнулся от волнения, ему так трудно прожить эти несколько оставшихся часов. Клава тепло улыбнулась:

— Камилла-сан — самый лучший человек из всех на свете! Нам так повезло, что мы попали сюда!

— Ты, правда, так думаешь? — спросил Иванка.

— Да! — удивленно протянула Клава, — а, ты что, не согласен?

— Ну, ты и дура! — Иванка покачал головой, — ты вообще представляешь, как мы будем врать, выкручиваться и, как будем всю жизнь бояться, что люди узнают о том, что мы росли вместе с магами! У тебя нет счетного знака на руке. Как мы без этой татуировки сможем вообще остаться в живых?

— Иди ты к Савру, как нибудь справимся! — но на глазах у Клавы и Чариты появились слезы: прекрасное будущее становилось опасным и страшным. Иванка серьезно посмотрел на своих товарищей.

— Вам надо башкой думать, а не сиропиться! Ишь, размечтались! — он сплюнул и, угрюмо опустив голову, пошел прочь.

Вечером многое, о чем с тоской думал Иванка, разрешилось прямо в кабинете у Камиллы-сан: Скрываторий-маг дал каждому подержать магический кристалл, чтобы еще раз удостовериться, что никто из них не обладает магическими способностями. Они сняли и отдали Камилле-сан свои нагрудные медальоны, чтобы никто не мог связать их с замком Ингорлон.

Старый маг нанес каждому из них на руку счетный знак столицы — это наименее опасно. В городе слишком много беспризорных детей, которых никто и не считал. Их отлавливали, татуировали и отпускали выживать на улицы города. В маленьких же селениях начали с некоторых пор ставить порядковые номера и вносить имена в книгу регистрации.

Скрываторий-маг раздал каждому по простому медному колечку с небольшим камушком: девочки одели их на палец, мальчики повесили на цепочку. Колечко могло перенести предмет, к которому прикасались камнем, в замок Ингорлон. Скрываторий-маг заставил выучить порядок манипуляций с кольцом и настойчиво просил детей потренироваться.

Вот уж об этом он мог не волноваться!

— Вы сами можете попасть в сложную ситуацию, — Камилла-сан пыталась воззвать к разуму. Но затем решила за благо отпустить ребят — пусть наиграются с новой игрушкой, разговор можно продолжить и потом.

Дети гурьбой убежали на берег озера, прихватив с собой Бублика и Хватая.

— Зачем нам выдали туттамы? Мы ведь не сможем исчезать из дома, потом появляться, нас же сразу застукают! — Клава вопрошающе смотрела на друзей.

— Правильно! — Иванка одобрительно посмотрел на Клаву и, переведя взгляд на остальных, сказал с нажимом, — это средство спасения! Крайняя мера! Очень опасная штука!

— А, можно ею переместить сразу нескольких человек?

— Попробуй взять Хватая на руки, а я вас перемещу! — Савик подошел поближе.

Иванка поднял извивающегося от восторга пса на руки:

— Давай скорее! Мне его так долго не удержать!

Миг, и они с Хватаем стояли по среди двора замка. Рядом, из ниоткуда, возникли Савик, Чарита с Бубликом и Клава.

— Никого на руки брать не надо! Можно просто взяться за руки, — Клава была в восторге от своей выдумки, — пошли еще раз попробуем! Сколько людей можно переместить одним разом?

— Давай позовем еще кого-нибудь! — Савик уже махал рукою своим одноклассникам, бежавшим к конюшне.

Камилла-сан и Скрываторий-маг из окна смотрели на кутерьму во дворе.

— Нашим детям ничего и объяснять не приходиться, — улыбнулась Камилла-сан, — жаль с ними расставаться!

— У каждого из них своя судьба и не нам ее менять, — Скрываторий-маг задумчиво смотрел в окно, — неисповедимы пути Духов и их влияние на наши судьбы.

— Вы сможете помочь выжить тем, кого чисты будут стремиться уничтожить. Вы сможете опередить их и с помощью туттама проверить новорожденных в своих семьях, или семьях знакомых на наличие Дара, — она взяла в руки один из перстеньков и приложила палец к камню. Почти мгновенно темный невзрачный камень полыхнул темно-фиолетовым светом.

— Вы в любой момент сможете отправить их к нам, но это надо делать так, чтобы никто не мог проследить вас, связать их исчезновение с вами. Будьте осторожны. Никому из родителей не рассказывайте о нас. Вы были на воспитании в благотворительном столичном приюте, вас учили, но вы сбежали оттуда, случайно узнав о том, что родные живы. Рассказывайте о друзьях, об учебе, но не упоминайте Ингорлон и названий соседних деревень.

Вы всегда сможете вернуться к нам, мы вас любим, — Камилла-сан прерывисто вздохнула, — долгие проводы — лишние слезы! Ренни, Гришака начинайте!

Не успело сердце каждого провожающего стукнуть несколько раз, как дети исчезли из кабинета Камиллы-сан.

Пробираясь между лужами, дрожа не только от непривычного холода, но и от нетерпения Клава в сгущающемся вечернем сумраке постаралась незаметно войти в харчевню своих родителей. Боковая дверь черного хода открывалась в темный коридор и вела прямо на кухню. Дверь чуть скрипнула. На кухне уже не было жарко, плита остывала после бесконечной дневной работы. Масляные лампы мягким светом освещали выскобленный деревянный стол и сидящую за ним усталую женщину. Светлые волосы убраны в гладкую прическу, натруженные руки спокойно и деловито разбирают гору высыпанных на стол бобов.

— Кого принесла нелегкая? — Мать подняла голову и начала беспокойно всматриваться в лицо подходящей к ней девочки. Три года назад у матери не было таких морщинок под глазами и такого усталого лица.

— Мама! — вскрикнула Клава, — Мамочка! — и она, наконец, после долгой разлуки прижалась к матери. Мать пахла теплом, домом и сладостями. Клава беззвучно заплакала.

— Лесох! Лесох! — Варвара — мать Клавы в восторге звала мужа, убирающего свободную от посетителей залу харчевни.

Высокий сильный мужчина подхватил девочку на руки, поднял ее, как когда-то в детстве, вверх к потолку.

— Что ты, папочка! Я же взрослая! — Клава переводила взгляд с одного из родителей на другого. Ее мать была красивой, видной женщиной с гладкими светлыми волосами, таким же светлым лицом и с широко расставленными темно-серыми глазами. Отец рядом с ней еще казался более темноволосым, смуглым и обманчиво хрупким.

После слез, расспросов и долгого сидения в обнимку на кухне было решено сообщать любопытствующим, что дочь вернулась от тетки из столицы, чтобы помогать родителям. Отец был доволен, что дочь получила образование, что научилась готовить и сможет разнообразить меню его харчевни, что жена, наконец, успокоится. Что все для них складывается, как нельзя лучше.

Маленькая сапожная мастерская была зажата между другими лавками на главной улице Скормеля. Отец сидел на скамейке перед столом, на котором лежали деревянные колодки всевозможных размеров. Дверь, открываясь, звякнула.

— Пап! Папа, смотри, кого мы привели!

Не отрывая глаз от работы, мужчина с перевязанными кожаным ремешком буйными светлыми кудрями, благодушно кивнул головой.

— Накормите и отпустите. У нас больше нет места. У вас и так уже три собаки, хватит!

Близнецы захохотали.

— Пап! Да это не собака, это девочка, она тебя ищет.

— Папа! — робко начала Чарита, — папа! — Она с обожанием смотрела на отца. В одно мгновение сидящий великан поднялся, схватил девочку в охапку и прижал к себе.

— Чарита! Моя Чарита! Грин, Гран, это ваша сестра! Маленькая моя! — он с нежностью держал ладонями голову девочки и любовью в глазах изучал ее лицо. — Выросла то как! Большая-то какая! Радость моя!

Мальчишки удивленно разглядывали сестру.

— Она похожа на нас!

— Как две капли воды!

— Как три капли воды!

— Нет, как четыре!

Они переглянулись и захохотали. Все члены семьи были похожи друг на друга: все были светловолосы, кудрявы, сероглазы, нос у всех был чуть вздернут. Светлые брови и ресницы одинаково выделялись на смугловатых лицах. Отец и трое его детей были, казалось, вылеплены по одному образцу.

Вечер в этом доме был полон радости и ничем не замутненного счастья. Расспросы, рассказы. Смех и слезы. Воспоминания о прошлом, о временах, когда была жива мать. Гринель и Грансель с удовольствием слушали истории о самих себе, о маме, которую они уже плохо помнили, о временах до Краха. Отец не мог поверить, что дочь нашлась, что она жива, что уже так выросла. Мальчики очень удивились тому, что Чарита ни разу их не перепутала, хотя они несколько раз незаметно менялись местами. Отец так не умел. Уважение братьев сразу было завоевано.

Поздно вечером, когда братья успели уснуть, Чарита стала расспрашивать отца о новых порядках в городе. О проверке населения чистами, о счетных знаках. В Скормеле детей проверяли до того, как семья вернулась в эти края из деревни. Староста Северного края города записал новоприбывших в регистрационную книгу, и при первом же приезде чистов, им должны будут сделать соответствующие татуировки.

— Значит, братье еще ни разу не проверяли с помощью кристалла?

— Нет! Некому было. Деревня наша удаленная, туда чисты не наведывались.

— Папа! Пойдем сами посмотрим! На всякий случай. Пойдем прямо сейчас.

— Дочка, у тебя что? Кристалл есть? — чуть ли не с ужасом спросил отец.

— Не кристалл, но почти.

Камень ее перстня дважды полыхнул фиолетовым светом, когда она приложила к нему пальчики спящих братьев. Чарита демонстративно приложила палец к камню, от ее прикосновения камень не светился. Затем она протянула перстень отцу.

— Ох! Беда, дочь! Беда! — побледневший мужчина с ужасом смотрел на перстень.

— И ты, приложи палец!

— Духи святы! Да какой я маг!

Под его рукой полыхнул фиолетовый отблеск. Лицо этого всегда веселого человека выражало всю бездну отчаяния, в которую рушилась судьба его семьи. Ему до этого момента и в голову не приходило, что кто-то из его детей может оказаться магом. А, что до собственного Дара, то он его никогда не ощущал и теперь никак не мог в это поверить.

— Папа! — Чарита обняла отца. — Не переживай, не бойся. Нам помогут!

К полудню в городе распространился слух о таинственном исчезновении сапожника Ванс-тоя с семьей. Бесследно исчезли сильный молодой еще мужчина и двое его детей. Мастерская частично разграблена, но мертвые тела обнаружены не были. Собаки, подобранные детьми на улицах города, так же необъяснимо пропали.

Тетка и бабушка Савика молились Духам. Надежда и единственная опора их маленькой семьи тихонько посапывала носом в наспех собранной кровати. Женщины смотрели на лицо спящего ребенка и изредка взглядывали друг на друга, улыбки тогда освещали усталые лица. У их семьи вновь появилось будущее.

К деревне Иванка пробирался уже ночью. Собаки, учуяв его, подняли, было шум, но мать, выйдя на крыльцо в накинутом на плечи шерстяном платке, прикрикнула на них. Она долго стояла, прислушиваясь, вдыхая холодный ночной воздух, а Иванка долго не решался выйти к ней. Наконец, поборов в себе робость, он сделал несколько шагов.

— Мама!

Он хотел выйти на свет, падающий из окна кухни на двор, но не успел сделать и двух шагов. Собаки вновь залились бешеным лаем, а мать тоненько вскрикнула и начала валиться с крыльца на землю. Стрела, войдя глубоко в тело, торчала из левого плеча.

Небо рассек вихрь огненных искр, в крыши домов, стены втыкались горящие стрелы. Вспыхнул под навесом прошлогодний стог. Становилось все светлее. Мать застонала и попыталась подняться. Иванка кинулся к ней.

— Мама! Мама! — мальчик бессильно смотрел на тяжелое древко и цветное оперенье боевой стрелы. Вытащить ее Иванка скорее всего не смог бы.

Глаза женщину широко раскрылись. Изумление, восторг, надежда и ужас по очереди, как в калейдоскопе, сменялись в ее глазах.

— Ты жив? — удалось прошептать ей, — спаси брата! Он спит, возьми его и беги!

— Как же? Откуда брат? — мальчик растерянно смотрел в полные боли глаза матери. Его отец умер, когда он был еще совсем маленьким.

— Его отца убили! Чисты… Спаси брата! — силы женщины таяли на глазах, — Беги!

Иванка ужом скользнул в полуоткрытую дверь дома. На кухне горела масляная лампа. За занавеской у печки стояла детская кроватка, в ней, свернувшись клубочком, спал малыш. Иванка сгреб его в охапку вместе с одеялом, прижал к груди и выскочил на крыльцо. Огонь разгорался, в деревне было светло, как днем. Звон оружия, яростные крики нападающих — говорили об отпоре, который чисты встретили при нападении.

Иванка наклонился к матери: пламя пожара отражалось в неподвижных зрачках мертвой женщины. Малыш завозился на руках Иванки. Повернув перстень несколько раз и, ощутив знакомое головокружение, Иванка открыл глаза в сонной темноте замкового двора. Хватай сонно тявкнул, затем вышел из будки и залился призывным лаем. Разбуженный малыш ударился в рев. Спиридон-тай выйдя из караулки, удивленно присвистнул:

— Хорс спаситель! С пополнением нас! — Наклонился к Иванке, внимательно взглянул на измученное лицо ребенка. Ловко перехватил из его рук испуганного малыша. — Пойдем-ка к Валентине-той. Она устроит это дитя. И полюбопытствовал:

— Это кто? Мальчик, или девочка?

— Брат! — дрожащими губами еле выговорил Иванка.