История Англии

Глава 1 О соборе в Лондоне, об утверждении архиепископов и о наводнении в Голландии.

В году 1175 от того времени, когда на земле родилась Истина, который был 22-м годом правления короля Генриха II, в Лондоне торжественно заседал провинциальный собор на котором присутствовали архиепископ кентерберрийский Ричард, легат святого престола, и полное собрание его суффрангов и других людей церкви. Однако, на следующий год, уж я не знаю по какой причине, в Англию приехал легат апостолического престола Гуго. Собираясь, с одобрения и при благосклонности короля, созвать общий собор для всей Англии, он созвал в Лондон духовных особ из обоих провинций — Лондона и Йорка. В день, назначенный для открытия собора, когда он намеревался отправиться с инсигниями к своему месту, между двумя архиепископами возник неистовый спор по поводу председательства на соборе, подтвердив, насколько апостольский закон «в почтительности друг друга предупреждайте» (Римлянам, 12,10) игнорируется епископами нашего времени, — настолько, что они, отложив в сторону свои пастырские заботы и нанося ущерб своему достоинству, стали упрямо бороться друг с другом, и почти целиком весь спор между епископами касался лишь притязаний на почести. Короче, архиепископ йоркский, придя пораньше, занял председательское кресло, претендуя на него, как на свою собственность и ссылаясь при этом на древний декрет Св. Григория, которым постановлялось, что тот, кто был посвящен в сан первым, тому и следует быть главой митрополии Англии. Однако, архиепископ кентерберрийский, словно человек, которому нанесли ущерб, отказался занять более низкое место и торжественно заявил о своей обиде по поводу того, что председательское кресло оказалось преждевременно занятым, а его приближенные, еще больше ревнуя о его достоинстве, перешли от простого словопрения к шумному скандалу. Так как противная партия оказалась сильнее, то архиепископ йоркский с оскорблениями был согнан с того места, которое он столь преждевременно занял, и демонстрировал легату свою порванную мантию, как доказательство примененного к нему насилия, и высказал намерение призвать архиепископа кентерберрийского вместе с его сторонниками к суду святого престола. Таким образом, пока митрополиты боролись друг с другом, все дела были приведены в беспорядок, и собор не состоялся, но рассеялся, а все, кто был на него созван и явился, чтобы принять участие в совместных заседаниях, вернулись по домам.

В том же году, в котором вышеупомянутый кардинал приехал в Англию, Океан, как будто разгневался на детей человеческих, и поднявшись выше, чем обычно, прорвал дамбы Голландии, которые были в старину воздвигнуты против бурной силы волн, и обрушился на плоскую низменную страну на седьмой день январских ид (7 января), утопив почти всех коров, а вместе с ними и множество людей. Оставшиеся с трудом спаслись, взобравшись на деревья или на крыши своих домов. Спустя примерно 2 дня, когда ярость волн насытилась, море вернулось в свои берега, но это наводнение оказалось сверх всякой меры смертельным для людей и животных, поскольку оно явилось, словно вор, ночью, и не было возможности ни его вовремя заметить, ни от него защититься.

Глава 2. О примирении владыки папы и императора.

В году 1177 от разрешения Девы и на 18-м году понтификата владыки папы Александра, умиротворился неиссякаемый гнев императора Фридриха на почтенного понтифика. Гнев его был отвратительным, и поскольку он был свирепым, ярость его находила себе выход в жестокости. И благословен будет Господь, который «касается гор и они дымят», поскольку он укротил этот гнев и успокоил эту ярость. Главные схизматики исчезли, благодаря правосудию Божьего суда — то есть Октавиан, которые первым незаконно захватил папское место, и наследник его опрометчивости — Гвидо из Кремы. И когда Иоанн, аббат Струмы (Strumae), стал уже третьим, кто продолжал заблуждение, император, которого наконец-то, коснулось раскаяние, через посредничество мудрых и благородных людей начал переговоры о мире.

Таким образом, эти два великих государя, сакральный и императорский, милостью Божьей, торжественно встретились в девятые календы августа (24 июля) и стали друг другу отцом и сыном. Церковь вновь стала единой, после того как все зачинатели и разжигатели схизмы либо покаялись, либо уже были мертвы. Человек, который после кончины Октавиана и Гвидо стал продолжателем схизматической ярости, теперь, когда истекла прежде окружавшая его благосклонность императора, был наконец, повергнут в смущенное, удрученное и томительное состояние. По поводу этих счастливых событий, наш владыка папа, желая торжественно отметить радость воссоединения, произошедшего после столь долго длившихся раздоров, назначил всеобщий собор, который должен был собраться в Латеране в 5-е иды марта (11 марта), на 20-м году его понтификата, в 1179 году от разрешения Девы. На этот собор он созвал епископов со всего латинского мира и аббатов главных монастырей. Однако, его приглашение приехать на собор было не очень искренним, как выяснилось из ловкого условия, продиктованного римской жадностью — поскольку многие из приглашенных были повинны в симмонии, и многим путешествие на собор представлялось делом трудным или невыносимым, то они получили послабление при условии уплаты денег, и плата эта была очень оскорбительна и не уплачиваема добровольно, но бесчестно взимаема. Мы думаем, что декреты этого собора должны быть вставлены в нашу историю.

Глава 3. Декреты Латеранского собора.

Хотя нашими предшественниками были изданы достаточно ясные вердикты о том, как избежать разногласий при выборе римского понтифика, но поскольку часто случалось, что после этих выборов, из-за дерзости дурной гордыни, церковь испытывала серьезную схизму, то также и мы, по совету наших братьев и с одобрения священного собора, во избежания этого зла, должны постановить, что кое-что еще должно быть добавлено в эти предыдущие установления. Поэтому, мы постановляем, что если случиться так, что враг посеет разногласие среди кардиналов, и среди них не будет полного согласия относительно того, кого избрать понтификом, и две части из них придут к согласию, а третья откажется согласиться с ними или будет намерена выдвинуть из своих рядов другого кандидата, то пусть тогда, епископ, который был избран и признан двумя частями, да будет принят вселенской церковью. Но если кто-нибудь, доверившись выбору третьей части, сам собой узурпирует имя епископа, на которое не может в действительности претендовать, то пусть и он, а также и те, кто признает его, будут отлучены от церкви, и пусть они будут наказаны тем, что будут лишены всех священных обрядов, и даже последнего причастия, кроме только самого последнего конца; и до тех пор, пока они не вернуться на путь мудрости, пусть им будет уготована участь Датана и Абирама, которых живьем поглотила земля. Кроме того, если кто-нибудь будет избран на апостолический престол менее, чем двумя частями, то до тех пор, пока на его избрание не согласится большее число и не наступит большее согласие, то пусть он никоим образом не считается избранным, и если он сам не пожелает смиренно отступиться, то пусть подвергнется вышесказанному наказанию. Однако, пусть от этого постановления не возникнет ущерба каноническим институтам и другим церквям, в которых должно возобладать постановление простого большинства более мудрой части. Потому, что если у них могут возникнуть какие-то разногласия, то они могут быть разрешены постановлением суда высшей власти, но Римский двор и Римская церковь – случай особый, поскольку здесь нельзя обратиться за помощью ни к кому более высокому.

Возобновляя то, что было сделано нашим предшественником, счастливой памяти Иннокентием, мы настоящим объявляем, что те назначения, которые были сделаны ересиархами Октавианом и Гвидо, а также наследовавшему им Иоанном из Струмы, будут недействительны, и также недействительны и те, что были сделаны назначенными ими лицами. Мы также постановляем, что те, кто получил церковные назначения или бенефиции от вышеупомянутых схизматиков, настоящим постановлением лишаются всего, что получили. Отчуждения или посягательство на церковные имущества, которые были сделаны этими же схизматиками или мирянами, равным образом являются лишенными всякой силы и возвращаются церкви без всяких претензий. Если кто собирается противодействовать этому, то ему надлежит знать, что он попадет под отлучение; и тем же самым мы постановляем, что те лица, которые добровольно приняли обеты ради продолжения схизмы, будут временно лишены своего положения в священных орденах и своего достоинства.

Поскольку, вообще, во всех членах святых орденов и служителях церкви ожидается и желается видеть зрелость возраста, серьезное поведение и знание литературы, но еще больше ожидается видеть эти достоинства в лице епископа, который управляя другими, должен показывать им своим примером, как надлежит вести себя в доме Господнем. По этой причине, и как бы это не задевало некоторых лиц, руководствуясь требованием времени и необходимостью создать прецедент для потомков, мы настоящим декретом постановляем, что никто не будет избран епископом, пока ему не исполнится полных 30 лет, он должен быть рожден в законном браке и при этом, должны быть явными и достойными похвалы и его образ жизни, и его знания. Когда избранный, получив подтверждение своего избрания и получив в свое управление достояние церкви, пусть он, по истечении времени определяемого каноном для посвящения в епископы, получит право свободного распоряжения теми бенефициями, которые ему полагаются и которых он до сих пор был только хранителем. Что до нижестоящих служителей церкви, а именно, деканов, архидиаконов и других, имеющих на попечении вверенные им души, то пусть эти звания не принимает ни один человек, даже от управления церковного округа, до тех пор, пока не достигнет 25-ти летнего возраста и не будет достоин похвалы и за свои знания и свое поведение. Но если тот, кто был назначен архидиаконом, либо деканом, или те, кто был намечены для этих должностей, но еще не были рукоположены в священники в течении установленного каноном времени, то пусть они будут отстранены от этих должностей, и пусть для занятия этих должностей рассмотрят кандидатуру другого человека, который, соответственно, и будет более пригодным и более подготовленным занять ее. И да не поможет никому защититься никакая апелляция, если он пожелает воспользоваться ею при нарушении настоящего декрета. Далее, мы приказываем, чтобы этот декрет соблюдался не только по отношению к тем, кто получит назначение в будущем, но (если этому не противоречат каноны) также и к тем, кто назначения уже получил. Поскольку нам представляется, что строгость церковной дисциплины заставит подчиниться тех, кого от делания зла не останавливает страх перед Богом, то пусть будет известно клирикам, что если они изберут кого-нибудь против этого установления, то будут лишены права избирать, и кроме того, еще будут отстранены от церковных бенефиций сроком на 3 года. И еще, если епископ будет поступать в отношении вышеупомянутых должностей вопреки вышесказанному, или станет известно, что он намеревается так поступить, то пусть он будет лишен своей власти собранием каноников, а если каноники не пожелают этого сделать – то властью митрополита.

Хотя церковная дисциплина, которая основывается на суде священнослужителей, как сказал благословенный папа Лев, избегает наказаний, связанных с пролитием крови, все же, допустимо, чтобы ей сопутствовали законы католических государей, поскольку люди часто могут видеть благодетельное средство, только когда боятся телесного наказания или предвидят то наказание, которое может их постигнуть. По этой причине, поскольку с некоторых пор в Гаскони, в графстве Альбижуа, и на землях вокруг Тулузы, и в других местах набрали силу заслуживающие осуждения упрямствующие еретики (которых одни зовут катарами, другие публиканами, иные патаренами, а остальные — другими именами) так, что теперь они проповедуют свое зло между людьми не в тайне, подобно другим подобным еретикам, но объявляют о своем заблуждении открыто и увлекают простых и слабых людей в общению с собой, то мы объявляем, что и они, и те, кто их защищает, и те, кто их принимает находятся под анафемой. И мы запрещаем под угрозой анафемы кому бы то ни было держать их у себя в доме, или укрывать их на своей земле и предписываем воздерживаться от ведения каких бы то ни было дел с ними. И если им суждено умереть во грехе, то ни под каким предлогом, ни в коем случае, они не должны пользоваться теми дарами, что мы даем всем людям — они должны быть лишены причастия и им не должно быть дозволено погребение среди христиан.

Относительно людей Брабанта и Арагона, Наварры, Басконии и Котрелля (Coterell), которые выказывают такие злодеяния перед христианами, что не различая ни церквей, ни монастырей, не разбирая ни возраста, ни пола, не щадя ни вдов, ни сирот, ни детей, ни стариков, но подобно язычникам разрушают и уничтожают все сущее, мы, подобным же образом, постановляем, что и они и те, кто берет их на службу, или содержит, или поддерживает их — все они да будут отлучены от церкви, о чем всенародно будет объявляться по воскресеньям и в другие праздничные дни во всех церквях во всех землях, которые они наводняют, и что к ним следует относиться с твердостью и подвергать такому же наказанию, как и еретиков, и не принимать их в общение с церковью, пока они не откажутся от этого зловредного сообщества и ереси. Кроме того, пусть они знают, что они освобождены и от уз вассальной верности, и от оммажа, и от обязательств любого рода, так долго, пока они продолжают это беззаконие, и никто с ними не связан никакими узами и не может по отношению к ним ничем сдерживаться. Мы также предписываем всем верным христианам, ради отпущения их грехов, противостоять этим бедствиям и с оружием в руках защищать от них христианский народ. Также, пусть их добро будет конфисковано и пусть государи будут вольны продавать таких вредоносных людей в рабство. Но что касается тех, кто умрет в истинном раскаянии, то пусть они не сомневаются, что получат отпущение, даруемое всем грешникам и смогут воспользоваться плодами вечного блаженства. Полагаясь также на милосердие Господа, и властью благословенных апостолов Петра и Павла, мы смягчаем двухлетний срок эпитимии для тех верных христиан, которые выступят с оружием против этих еретиков, и по совету епископов или других прелатов, будут воевать с ними ради их уничтожения. Если же на них наложена более длительная эпитимия, то мы вверяем рассмотрение этого на суд епископов, к которым должна быть отнесена забота об этом деле, и по их решению, в зависимости от заслуг, им может быть дарована и еще большая индульгенция. Но относительно тех, кто по наблюдению епископов, с презрением относится к повиновению в этом вопросе, мы постановляем, что они должны быть лишены причастия телом и кровью христовой. Кроме того, тех, кто в порыве веры, принял на себя труд воевать с этими людьми, мы принимаем, равно как и тех, кто отправляется к гробу Господню, под защиту церкви, и мы постановляем, что они будут оставаться под защитой, как их имущество, так и они сами. И если со временем, кто-нибудь вознамерится предпринять что-нибудь против них, то пусть епископ данного округа отлучит того от церкви. Пусть это положение соблюдается всеми людьми до тех пор, пока не восстановится порушенная добродетель и не будут получено соответствующее воздаяние за причиненные бесчинства. Но пусть епископы и священники, которые не оказывают сильного сопротивления таким людям, будут отстранены от своих должностей до тех пор, пока не удостоятся вернуть себе милость святого престола.

Существует великое зло (и ущерб тех, кто страдает от него, не меньшее, чем грех тех, кто делает его) в правителях и советниках государств в разных частях мира, а также и в тех, кто имея власть, чинит столь много трудностей церквям, и облагает их такими тяжелыми и частыми поборами, что кажется сан священника пребывает в еще худшем положении, чем мог бы быть при фараоне, который был лишен знания божественного права. В самом деле, тогда, когда все другие были обращены в рабство, он вернул к прежней свободе и самих священников, и их достояние, и еще снабдил их имуществом из государственной казны. Но зато те люди, что сейчас перекладывают на церкви едва ли не все свои собственные трудности, и вовлекают их во многие беспокойства, поступают так, что кажется прямо к ним относится порицание Иеремии: «Государыня между странами, как же она стала данницей!» (Плач Иеремии, 1,1 (русский перевод: «... великий между народами князь над областями сделался данником»)). Всякий раз, то ли для постройки укреплений, то ли для похода, то ли для любых других целей, которых они захотят достичь — всякий раз они хотят, чтобы все это делалось на средства, вверенные церкви и бедным служащим Христа. Они также умаляют суд и авторитет епископов, так что кажется, тем не остается никакой власти над их собственными людьми. Вещи эти для церквей не менее горестны, чем жалость к тем, кто, по-видимому, совершенно отбросил прочь страх перед Богом и почтение к церковному порядку. Отныне мы, под страхом анафемы, строго запрещаем им предпринимать любые попытки так поступать в будущем, если только сам епископ или клирики не признают существование такой необходимости и полезности, и тогда, если средства мирян не будут достаточны для общих нужд, то помощь со стороны церкви можно оказывать без ограничения,. Но если канцлеры, или другие лица и впоследствии будут совершать такие дела, и после предупреждения не откажутся от них, то пусть они, также как и их соучастники, знают, что они попадут под отлучение от церкви, и они не будут воссоединены с миром верных христиан до тех пор, пока не покаются и не дадут достаточную компенсацию.

Кроме того, поскольку дерзость некоторых мирян простирается так далеко, что они, пренебрегая властью епископов и институтом клириков в церквях, еще и смещают их, когда им это угодно, и таким же образом, распределяют владения и прочее добро церкви, в большинстве своем, руководствуясь только своим желанием и намереваясь обременить залогами и вымогательствами и сами церкви, и людей церкви. Поэтому, мы постановляем, что те лица, которые уже совершили такие действия, будут покараны анафемой. Однако, священник или клирик, который смог получить церковь от мирянина помимо власти своего собственного епископа, пусть будет отлучен от общения с христианами, а если он продолжит упрямиться, то пусть будет низложен со своей должности, и его достояние будет у него конфисковано.

Поскольку некоторые миряне заставляют священнослужителей, и даже самих епископов, подчиняться своему суду, то мы постановляем, что тот, кто впредь вознамериться поступать таким образом, должен будет быть отлучен от общения с христианами. Кроме того, мы запрещаем тем мирянам, которые к ущербу для своих душ удерживают у себя десятины, передавать их каким-либо образом другим мирянам. Но если те получат их, и не вернут церкви, то пусть они будут лишены христианского погребения.

В некоторых местах основатели церквей или их наследники злоупотребляют той властью, которой до сих пор они оказывали поддержку церкви. Хотя в Божьей церкви должен быть один председательствующий, но тем не менее, они выбирают многих, никак не соотнося это с иерархией, и хотя одна церковь должна принадлежать одному пастору, но они, ради того, чтобы расширить свой патронаж, отдают ее многим. Имея это в виду, мы устанавливаем настоящим декретом, что если случится так, что желания основателей разделятся на несколько частей, то пусть в церковь будет назначен тот, кому помогают наибольшие достоинства и тот, кто будет избран и одобрен согласием большинства. Но если, при этом не обойдется без скандала, то пусть епископ, таким же образом, подарит церкви того, кто покажется ему наилучшим исполнителем Божьей воли. Пусть также ему представится возможность сделать это и в том случае, когда между несколькими патронами возникнет спор по поводу прав патронажа, и если они сами в течении 3 месяцев не решат, кто из кандидатов является наиболее подходящим.

Принимая во внимание то, какая жестокая алчность захватила умы некоторых людей, что хотя они и гордятся именем христиан, но передают свое оружие, железо и дерево для галер сарацинам, и они становятся равными им (или даже худшими, чем они) злодеями, снабжая их оружием и необходимыми припасами для борьбы против христиан; и принимая во внимание, что есть также люди, которые ради своей корысти командуют и управляют галерами и пиратскими кораблями сарацин, мы постановляем, что этих людей надо отторгнуть от общения с церковью, и мы накладываем на них отлучение за их беззакония, а католическим государям и правителям государств следует, когда они со временем будут схвачены, наказать их, лишив имущества и обратив в рабство. Мы также приказываем, чтобы против них в приморских городах объявлялись частые и торжественные отлучения. Пусть впредь будет налагаться наказания в виде отлучения от церкви на тех, кто намеревается захватывать или грабить добро тех римлян и прочих христиан, которые по торговым или благородным причинам заняты мореплаванием. Также и те, кто из-за достойной осуждения жадности, намеревается грабить добро тех христиан, что потерпели кораблекрушение, и которым, в соответствии с принципами веры, они обязаны бы оказать помощь — пусть такие знают, что до тех пор пока они не вернут то, что взяли, они будут находиться под отлучением.

Монахи не могут принимать в монастыре деньги, и им не дозволяется владеть частной собственностью. Они не могут назначаться поодиночке в поселки и города, или в какие-либо отдельно стоящие церкви, но пусть они остаются пребывать в составе больших общин. Если же, когда их может ожидать конфликт с их духовными врагами среди светских людей, пусть они будут вместе с кем-нибудь из братьев, ибо Соломон сказал: «Горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его» (Экклезиаст 4,10). Но если кто-нибудь, по выдвинутому требованию, заплатит что-нибудь за свое назначение, то пусть его не допускают к святым таинствам, а тот, кто примет эту плату пусть будет наказан лишением своей должности. И еще, тот, кто владеет частной собственностью, если только это не было поручено ему аббатом для выполнения возложенного на него поручения, то пусть тот будет отстранен от вхождения в алтарь, а тот, кто окажется владеющим собственностью в свой смертный час, пусть не получит ни причастия, ни права погребения среди братьев. Мы также настоящим приказываем, чтобы это соблюдалось в отношении различных духовных орденов, и пусть аббат, который не заботится о соблюдении этих вещей знает, что ему грозит потеря должности. Ни приорства, ни должности подчиненные приорству нельзя отдавать за плату тому, кто платит за них. Более того, пусть платящий и получающий будут изгнаны из рядов служителей церкви. Но приоры, которые уже были назначены в монастырские церкви, не будут смещаться, если только для этого не найдется ясного и основательного повода, например, если они не станут немощными, или если будут вести невоздержанную жизнь, или сделают что-нибудь, за что могут быть спокойно удалены, за исключением, конечно, тех случаев, когда они, по совету братии, будут переведены на другое место, если в том возникнет такая нужда, или же для занятия более высокой должности.

Хотя апостол Павел говорит, что большее внимание следует оказывать слабым членам, все же, вопреки этому, некоторые лица, блюдя интересы свои, но не христовы, не позволяют, чтобы прокаженным, которым не дозволяется жить вместе со здоровыми, была бы добавлена должность их собственного священника, и это надо рассматривать как дело, самое далекое от христианского милосердия. Поэтому, в нашей апостолической доброте, мы приказываем, что там, где есть их достаточное число, и они собирается вместе в общину, и там, где есть возможность поставить церковь вместе с кладбищем для них, и если их можно обрадовать поставив священника из их собственных рядов, то это и следует допустить, не допуская какого-либо противодействия. Однако, пусть они никоим образом не нарушают приходские права старых церквей, поскольку мы не хотим, чтобы то, что мы предоставляем им из жалости способствовало ущербу для других. Мы также постановляем, что они должны будут платить десятины за свои сады и пастбища для своего скота.

Ни евреям, ни сарацинам да не будет дозволено иметь христианских слуг в своих домах, ни под предлогом обучения их детей, ни в качестве рабов, ни для каких бы то ни было других целей. Более того, пусть будет отлучены те, кто намеревается жить вместе с ними. Далее, мы объявляем, что свидетельство христиан против евреев должно рассматриваться во всех случаях, когда евреи выдвигают своих собственных свидетелей против христиан; и мы постановляем, что все лица, кто бы они не были, которые в этом отношении предпочтут евреев христианам, будут преданы анафеме, потому, что евреи обязаны быть подчинены христианам, а не только из соображений простой гуманности поддерживаться ими. Однако, если какие-нибудь евреи, вдохновленные Богом, обратятся к христианской вере, то у них в коем случае нельзя урезать их имущество, поскольку они должны радоваться своей лучшей доле, по сравнению с той, что несли до тех пор. Но если произойдет обратное, то мы предписываем государям или правителям тех мест, под страхом отлучения, возвратить им в полном объеме все их наследственное достояние и добро.

Поскольку некоторые люди, не имея пределов своей жадности и вопреки установлениям святых канонов, стремятся заполучить по несколько церковных должностей и множество приходских церквей, так, что хотя они едва ли способные исполнять одну должность, но при этом урывают для себя доходы от многих, то мы самым строгим образом предписываем, чтобы в будущем этого не происходило. Поэтому, когда ожидается, что церковь, или должность при церкви должна к кому-нибудь перейти, то следует отыскать такого человека, который смог бы жить на одном месте и самолично исполнять положенные обязанности. Но если это было сделано иначе, то пусть тот, кто это получил, потеряет то, что было получено вопреки священным канонам, и пусть тот, кто дал ему это, будет лишен власти давать. И поскольку честолюбие некоторых людей простирается так далеко, что (как об этом докладывают) они удерживают и не два, и не три, но шесть или более мест, в то время как сами неспособны служить должным образом и на двух, то мы приказываем, чтобы это было исправлено нашими собратьями — нашими верными епископами, а с того множества людей, которые поступали противно канонам, что служило причиной распущенной жизни и пренебрежения своими обязанностями, да еще несло некоторую для душ, должно взыскать рельеф в помощь тех бедных, которые окажутся способными служить в церквях.

Поскольку почти повсюду преступление ростовщичества получило такую силу, что люди откладывают в сторону другие виды деятельности и занимаются ростовщичеством, как будто оно является законным, и не никак не принимают во внимания то, с каким осуждением о нем написано в обоих Заветах, то мы приказываем, чтобы явные ростовщики никогда не допускались к алтарю, не имели бы христианских похорон, в том случае, если умерли в этом грехе, и чтобы никто не принимал от них пожертвований. А тот, кто примет его, или даст им христианское погребение, должен будет не только возвратить все, что получил, но его еще следует временно отстранить от должности, до тех пор, пока он не сделает за это достаточного возмещения, размер которого определяется волей его епископа.

Хотя в обителях милосердия мы должны быть благодарны в первую очередь тому, благодаря кому мы, как это осознаем, и получили данный бенефиций, все же, в противоположность этому, некоторые клирики, хоть и получили многие привилегии от своих церквей, предпочитают те богатства, что приобрели благодаря этим церквям, передавать другим людям. Теперь, хотя это уже и было достаточно определенно запрещено древними канонами, мы также, еще раз, это запрещаем. Также, желая обеспечить целостность церквей, в случаях, когда кто-нибудь умер без завещания, или желал бы отдать церковную собственность другим, мы приказываем, чтобы его добро оставалось в распоряжении церкви.

Кроме того, поскольку некоторые лица были назначены за деньги в различные места под именем деканов, и за некоторую сумму денег осуществляют епископскую юрисдикцию, настоящим декретом мы приказываем, что те кто будущем вознамерится так поступить, будут отстранены от должности, а епископ потеряет право назначения на такую должность.

Хотя во всех церквях должно выполняться беспрекословно то, что представляются добрым старшей и более многочисленной части братьев, но существует прискорбное зло, которое само по себе достойно осуждения — когда в некоторых церквях несколько человек препятствуют решениям многих и не позволяют идти своим чередом церковному распорядку, и не по какой-нибудь достойной причине, а лишь из-за своего хотения. По этой причине мы принимаем настоящий декрет, что если меньшая и худшая часть не покажет разумность [своего мнения}, то пусть на совете возобладает решение большей и более мудрой части, и это решение должно осуществляться беспрекословно. И при этом не должно быть препятствий, если кто-нибудь, согласно обычаю своей церкви, вдруг скажет, что он де связан клятвой — для таких это будет скорее не клятвой, а лжесвидетельством, которое было дано без какого-либо согласия со стороны церкви, и без согласия с установлениями святых отцов. Но если кто-нибудь захочет поклясться в соответствии с таким обычаем, который не имеет разумного основания и не согласуется со священными установлениями, то пусть тот будет лишен причастия Тела Господня до тех пор, пока не исполнит наложенную на него эпитимию.

Кроме того, таким же образом, мы приказываем, что священники, клирики, монахи, чужестранцы, новообращенные, купцы и землепашцы, и отправляющиеся в путь, и возвращающиеся, и занятые земледелием, и занятые разведением скота, который они или впрягают в плуг, или которым они засевают семенами поле — все они должны наслаждаться полной безопасностью; никто и нигде не должен иметь намерения издавать новые статуты, требовать новых пошлин, или каким-либо образом увеличивать старые. Если кто-нибудь будет поступать противно этому декрету, и не успокоится после предупреждения, то пусть тот будут лишен христианского общения до тех пор, пока не заплатит за это полного возмещения.

Поскольку апостол решил, что он и его последователи должны поддерживать себя трудом рук своих, для того, чтобы лишить лже-апостолов возможности проповедовать, и еще для того, чтобы не быть бременем для тех, кому он проповедовал, то представляется очень прискорбным, и подлежащим исправлению, то, что некоторая часть нашей братии и собратьев-епископов столь тягостны своим подчиненным при ведении своих дел, что подчас заставляют их продавать церковные украшения, и в короткое время истребляют те продукты, что накапливались долгое время. Посему мы постановляем, что архиепископы, при посещении своих диоцезов (принимая во внимание различие между их провинциями и доходность их церквей) никоим образом не должны передвигаться с обозом более 40 или 50 лошадей; епископы — 30 или 20, кардиналы — 9 или 15, архидиаконы — 5 или 7, а назначенные им в подчинение деканы должны довольствоваться двумя лошадьми. И при этом они не должны отправляться в свои поездки с охотничьими собаками или птицами; но пусть они едут с такими вещами, о которых никто не подумает, что они могут принадлежат им самим, но которые принадлежат Иисусу Христу. Мы также запрещаем епископам угнетать тех, кто ниже их налогами и вымогательствами, но мы поддерживаем их, в том случае, если для этого есть ясная и разумная причина, как, например, когда среди многих нужд, которые возникают время от времени, они требуют от них умеренной помощи ради дела милосердия. Поскольку, как говорил апостол, не дети должны запасать средства для родителей, но родители для детей, то представляется весьма далеким от отческих обязанностей, то, когда главы церкви угнетают тех, кто стоит ниже их, тех которых они обязаны, в случае необходимости, лелеять, подобно пастырю. Однако, пусть архидиаконы или деканы не требуют никаких выплат и налогов от священников или клириков. Более того, пусть то, что было решено относительно ограничения числа лошадей соблюдается в тех местах, где доходы и средства духовенства вполне достаточны; однако, мы желаем, чтобы в более бедных местах были приняты такие меры, чтобы нижестоящие могли не испытывать нужды при прибытии вышестоящих, и чтобы те, кто привык использовать меньшее количество лошадей, не подумал бы, что настоящим декретом ему дозволяется пользоваться большей властью.

Также, никакая церковная бенефиция, или должность, или церковь не могут быть отданы или обещаны кому бы то ни было, пока не станут вакантными — чтобы они не достались такому человеку, у которого проявится желание смерти ближнего своего, чье место он рассчитывал бы унаследовать. Ведь даже законы самих закоренелых язычников воспрещают это, ведь это есть основа основ, и такое желание заслуживает всяческого порицания на божественном суде, а именно то, что нам не пристало рассчитывать занять место в церкви Господа, дожидаясь ее наследования его в будущем, хотеть то, что осуждают даже язычники. Поэтому, когда где-нибудь случится, что вышеупомянутые церкви, или какие-нибудь церковные должности станут вакантными, или являются вакантными уже сейчас, то пусть они не долго остаются в ожидании, но пусть будут в течении 6 месяцев отданы тем, кто может быть пригодным для несения этой должности. Но если епископ, на котором лежит это дело, без достаточного основания отложит назначение, то пусть назначение будет сделано собранием каноников. Но если назначение находится в ведении капитула, и таким же образом будет не сделано в назначенный срок, то пусть епископ исполнит свой долг, ради Господа и по совету благочестивых людей. Или, если быть может, случится так, что все они пренебрегут этим, то пусть митрополит, безусловно распорядится этим, в соответствии с волей Господней.

Кроме того, если епископ назначит либо диакона, либо священника не владеющего определенной собственностью, посредством которой тот мог бы обеспечивать себя всем необходимым, и если человек получивший назначение находится в таких обстоятельствах, что не имеет достаточных средств, из семейного ли наследства, или из каких-нибудь еще других честных источников, то епископ должен обеспечить его пропитание прежде чем назначить на соответствующую должность в церкви.

Поскольку все в среде духовенства должно осуществляться с милосердием, и поскольку то, что свободно дается, столь же свободно может быть и отнято, то представляется наиотвратительнейшим то, что, в ряде мест, как говорят, в церкви существует продажность, доходящая до такой степени, что запрашивают за поставления на должности епископов или аббатов, или других церковные лиц; и за введение священника в храм, и за похороны, и за отпевание, и за свадебные благословения, и за прочие церковные обряды. В соответствии с этим, человек, в котором нуждаются эти должности, не может получить их до тех пор, пока он не удовлетворит требование того, кто, по своей власти, имеет право наделить его. Многие люди полагают, что имеют право так поступать, поскольку они воображают себе, что это, выросши из обычая, стало уже законом, и из-за своего ослепления жадностью, они не хотят знать, что степень вины за совершенные преступления только возрастает с течением времени, начиная с того момента, когда душа впервые угодила в ловушку. Чтобы это не имело места в будущем, мы запрещаем какие-либо требования и за поставление духовной особы, и за рукоположение в священники, и за погребение умерших, и за благословение брака, и за проведение любого другого священного обряда. И если какой-нибудь человек, намеревается нарушить этот запрет, то пусть он знает, что разделит свою участь с Гиезией, чьи вымогательства были наказаны проказой (4 Царств, 5).

Мы запрещаем наложение любого нового налога на церкви со стороны и епископов, и аббатов, и других прелатов. Пусть они увеличивают лишь старые и пусть они не стараются использовать часть этих доходов для своих собственных нужд. Но пусть такая же свобода, какую старшие требуют допустить по отношению к ним самим, будут предоставлена и их подчиненным. Если кто-нибудь поступит противно этому, то его действия будут недействительными.

Каноники в святых орденах, которые держат в своих домах, в качестве прислуги женщин, упрекаются в невоздержанности, и должны отказаться от них и жить в целомудрии, или же лишиться своих церковных бенефиций.

Если кто-нибудь будет найден виновным в той невоздержанности, что противна природе, и из-за которой гнев Господень обрушился на детей неповиновения и уничтожил огнем 5 городов, то если они будут принадлежать к духовенству, то должны быть изгнаны из церкви или заключены в монастыре для отбывания эпитимии, а если они будут мирянами, то пусть будут отлучены от церкви и отделены от сообщества верных христиан.

Кроме того, если какой-нибудь клирик, без явной причины или без необходимости, будет часто посещать женские монастыри, то это должно быть воспрещено ему епископом, и если он не воздержится от этого, то его следует признать недостойным занимать церковную бенефицию.

Поскольку церковь Господа, подобно нежной матери, должна заботиться о бедных, как в вещах, касающихся их плоти, так в тех, что способствуют спасению их душ, поэтому, для того, чтобы беднякам, которым не могут помочь в этом средства их родителей, была доступна возможность научиться читать и совершенствоваться в этом знании, мы приказываем, чтобы в каждой кафедральной церкви был бы выделен достаточный бенефиций для магистра, который мог бы бесплатно преподавать как клирикам этой же церкви, так и нищим ученикам, чтобы таким образом, была обеспечена потребность в учителе, а для учеников открылся бы путь к знаниям. Также и в других церквях — если уже это существовало в прежние времена, то пусть это и будет восстановлено. Пусть никто ничего не требует за право преподавать и не просит ничего у преподавателя, под предлогом какого-нибудь обычая, и пусть не запрещает заниматься преподаванием никакому компетентному человеку, который имеет на это право. Кроме того, тот, кто вознамерится поступать вопреки этому постановлению, будет оштрафован лишением всего церковного бенефиция; поскольку представляется справедливым, чтобы человек, который по жадности своего ума торгует свободой обучения, и тем самым препятствует духовному совершенствованию, не получал бы никаких средств в церкви Господа.

Клирики находящиеся на должностях субдиакона, а также и на более высоких и на более низких, не должны выступать в качестве адвокатов по светским вопросам перед светскими судьями, если только не разбирается дело их самих, или их церкви, или быть может, если не разбирается дело таких несчастных людей, которые не могут отвечать за себя сами. Пусть ни один клирик не имеет намерения управлять делами имений или чего-нибудь еще, находящегося под светской юрисдикцией, под властью какого-нибудь благородного или светского лица, ибо тогда он становится им подсуден. Пусть никто не пытается противиться этому, поскольку в светских делах он будет поступать противно учению апостола, который сказал: «Никакой человек сражающийся, да не впутает себя в дела этой жизни» (2 Послание Тимофею, 2,4. Русский канонический перевод «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтоб угодить военачальнику»), и пусть он будет отставлен от служения церкви по причине отказа от своей церковной должности и пренебрежения ею, и пусть окунется самостоятельно в суету мира, добиваясь расположение знатных людей. Кроме того, мы приговариваем к суровому наказанию любого монаха, который попытается нарушить любое из вышеуказанных постановлений.

Следуя по стопам наших предшественников, благословенной памяти пап Иннокентия и Евгения, мы запрещаем эти отвратительные состязания, что зовутся турнирами, на которых рыцари, в назначенное время, гордо показывают свою силу и участвуют в стремительных схватках, отчего часто случаются смерти людей и исходит опасность для их душ. Если кто-нибудь умрет на этом месте, то поскольку на него уже нельзя будет наложить эпитимии, хоть бы он о ней и просил, то пусть ему будет отказано в церковном погребении.

Мы приказываем, чтобы нерушимо соблюдалось перемирие во все дни с заката солнца в пятый день недели до восхода на второй день недели, от Богоявления (4 недели до Рождества (прим.пер.)) до 8-го дня после Крещения, и от Септуагесимы (2.5 недели до Великого поста) до Октав (8-го дня (прим. перев.)) Пасхи. И если кто-нибудь будет нарушать это перемирие, и если он, после третьего предупреждения, не сделает возмещения за это, то пусть его епископ произнесет над ним положение об отлучении и письменно ознакомит об этом соседних епископов. Ни один епископ не может принять отлученного в церковное общение, напротив, он должен будет при получении этого положения подтвердить его своей собственной подписью. Однако, если кто-нибудь нарушит эти постановления, то тем самым он подвергнет свой сан опасности. И подобно тому, как нелегко порвать втрое скрученную веревку, так и мы приказываем, чтобы епископы, служа одному только Богу и делу спасения людей, отложили в сторону всю свою жадность, и советовались бы друг с другом, и помогали бы друг другу в деле твердого поддержания мира, и не пренебрегали бы этим делом по причине как любви, так и ненависти. Если кто-нибудь будет уличен в равнодушии к этому делу, то должен будет лишиться своего сана.

Весьма предрассудительный обычай получил распространение в некоторых местах, когда наши братья, епископы или архидиаконы, полагая, что определенные люди подадут аппеляцию по своему делу, швыряют в них постановлениями о временном или постоянном отлучении, без какого-либо предварительного уведомления. Также и другие, будучи подчиненными вышестоящих и находясь под страхом отлучения и под властью дисциплины, не терпя никакой обиды, подают свои аппеляции еще прежде, чем на них будет наложено наказание и, таким образом, извращают ради своей защиты ту привилегию, что была, по всеобщему мнению, дана ради защиты невинных. По этой причине, чтобы ни эти самые прелаты не могли без особой причины принести огорчения своим подчиненным, ни сами подчиненные не могли бы из-за простого каприза, под предлогом подачи аппеляции, уклониться от наказания со стороны прелатов, настоящим мы постановляем, что ни прелаты не могут разбрасываться против своих подчиненных временными или постоянными отлучениями, без предварительного канонического предупреждения и без того, чтобы преступление их было такого рода, которое предусматривает наказание в виде временного или постоянного отлучение, ни их подчиненные не могут, вопреки церковной дисциплине, подавать предварительные аппеляции, еще до того, как их дело будет расследовано. Но если кто-нибудь, из-за безотлогательности его дела, решит, что следует подать аппеляцию, то пусть для такой аппеляции будет установлено необходимое время, и если за это время он не обратиться к суду, то в таком случае, пусть епископ свободно осуществит над ним свою власть. Но если кто-нибудь, подаст по какому-нибудь поводу аппеляцию, и в суд явится тот, на кого подана жалоба, а сам жалобщик пренебрежет сделать это, то если он владеет какой-нибудь собственностью, то должен дать пришедшему достаточную компенсацию за его ожидание, так чтобы, по крайней мере, этим внушить страх, и чтобы никто не мог с легкостью подавать аппеляции на беззакония другого. Особенно мы приказываем, чтобы это соблюдалось относительно церковных домов, чтобы монахи или другие духовные лица, когда им, по их прегрешениям, будет грозить поправка со стороны их прелатов или главы капитула, не вознамерились бы подавать аппеляцию, но пусть они смиренно и искренне подвергнутся тому наказанию, которое послужит для их же пользы.

Поскольку мы обязаны лелеять нашу святую религию, когда она уже выросла, и растить ее, чтобы она питалась всеми средствами, мы никогда лучше не выполним эту нашу обязанность, если, по данной нам Богом властью, мы не будем способствовать росту того, что является правым и не останавливать того, что может препятствовать росту добродетели. Однако, из тяжелый упреков наших братьев и верных епископов, мы находим, что тамплиеры и госпитальеры, и прочие люди такого же монашеского достоинства, превышают привилегии данные им апостолическим престолом и поступают во многих вещах против епископской власти, что становится камнем преткновения для людей Господа и порождает серьезную опасность для людских душ. Поскольку они взяли себе за правило, что могут получать церкви из рук мирян, допускать отлученных и находящихся под интердиктом к церковным обрядам и допускать их погребение, назначать и смещать священников в своих церквях без законных полномочий и с явным пренебрежением к лучшей осведомленности в этих делах вышестоящих лиц. И поскольку их братствам было пожаловано, что когда они идут собирать милостыню, то, при их прибытии, церкви раз в год должны открываться, и в них должна проходить церковная служба, то очень многие из братии, съехавшись в местность, находящуюся под интердиктом, переезжают от одного дома к другому, и злоупотребляя этой индульгенцией, данной им нами в привилегию совершать службы и хоронить умерших; хоронят умерших в церквях, находящихся под интердиктом. И таким же образом, на основании привилегий их общин, которые они образуют во многих местах, они ослабляют силу епископальной власти, когда, вопреки приказам епископов, под предлогом неких своих привилегий, решаются поддерживать всех тех людей, что хотят стать членами их братств.

По этой причине, во всех вещах, в которых они виновны в превышении власти, и не столько из-за замыслов и намерений своих руководителей, сколько из-за суждений некоторых дурных людей, мы решили устранить то, в чем они наносят оскорбление другим, а также определить вещи, представляющиеся нам сомнительными. Мы запрещаем им, также как и всем другим лицам монашеского звания, получать церкви или десятины из рук мирян без согласия епископов, и приказываем им оставить даже те, что они получили в последнее время, вопреки этому постановлению. И мы приказываем, что все отлученные от церкви, а также и те, на кого наложен именной интердикт, отвергались бы и ими и всеми другими, в соответствии с приговором епископов. Они должны предоставить возможность епископальным священникам быть назначенными в такие церкви, которые не полностью, полноправно принадлежат им, и на которых они и должны возложить заботу о людях, и которые должны отплатить тамплиерам строгой отчетностью в мирских делах. И они не смеют смещать назначенных туда священников без совета с епископами. Но если тамплиеры или госпитальеры все же придут в церковь, находящуюся под интердиктом, то они только раз в году должны допустить там проведение церковной службу, и они не должны хоронить там никаких мертвых тел. Более того, мы делаем это постановление относительно общин, если только они живут отдельно от вышеупомянутых братьев, предпочитая пребывать в своих собственных владениях, и они вовсе не должны на этом основании освобождаться от власти со стороны епископов, которую те имеют над ними такую же, как и над другими своими подчиненными, и также могут, в случае необходимости, поправлять их в случае нарушений. Такое же, как относительно вышеупомянутых братств, мы делаем постановление и для других духовных особ, которые самонадеянно присваивают себе право епископов и, вопреки истинному значению наших привилегий, противостоят их каноническим приговорам, но если они все же нарушат эти постановления, то на церкви, в которых они намереваются действовать, будет наложен интердикт, и все их акты будут считаться не имеющими законной силы.

(Прим. переводчика. На самом деле, канонов Латеранского собора было всего 27 и их содержание далеко не всегда совпадает с текстом данной хроники, а именно (согласно Catholic Encyclopedia):

описание I, II, и III канонов совпадают,

IV (о еретиках) и V (о бандах наемников) настоящей хроники соответствуют XXVII,

XII (о прокаженных) = XXIII,

XIII (о евреях) = XXVI,

XV (о ростовщиках) = XXV,

XX (о свите епископов при объезде епархий) = IV

XXI (о 6-ти месячном сроке замещения вакансий) = VIII,

XXII (об обеспечении священников) = V,

XXIII (о запрете плат священникам) = IV,

XXV и XXVII (о запрете служанок-женщин для священников и об ограничении посещения женских монастырей) = XI

XXVIII (о школах и преподавателях) = XVIII,

XXIX (о запрете заниматься светскими делами) = XII,

XXX (против турниров) = XX,

XXXI (о Божьем мире) = XXI,

XXXII (о порядке наложения церковных наказаний) =VI,

XXXIII (о злоупотреблениях госпитальеров и тамплиеров) = IX.

Согласно книге М.Балдуина ”Александр III и двенадцатый век», СПб 2003, стр.178-192, при описании Латеранского собора также говорится о 27 канонах, но их описание и порядок следования несколько отличаются от данных Catholic Encyclopedia)

Глава 4 О смерти короля Франции и о событиях, которые произошли в Константинополе.

В году 1180 от разрешения Девы, который приходился 27-м годом царствования Генриха, короля Англии и 44-м годом Людовика, короля Франции, этот король Франции ушел из этой жизни. Он был человеком пылко преданным Богу и отличался исключительным милосердием к своим подданным, а также глубоко благоговел перед членами священных орденов. Однако, его было легче сбить с пути, чем это подобало бы государю, и в некоторых своих поступках он оправдывал слова апостола, что «худые сообщества развращают добрые нравы» (1 Послание Коринфянам, 15,33), поскольку слишком часто, следуя советам некоторых ноблей, которые мало помнили о том, что было правым и благородным, он в немалой степени пятнал свою репутацию, которая отличалась чувством справедливости в других отношениях. Такой случай произошел, когда он поддержал негодного сына против его благочестивого отца и поддерживал всеми силами королевства этого преступника против природы. Ему наследовал его сын Филипп, его отпрыск от дочери наиславнейшего графа Теобальда, которая стала его третьей женой. Поскольку, после Элеоноры (которая, как было подробно рассказано в своем месте, оставила ему двух дочерей и после развода с ним стала супругой короля Англии) он взял в супруги носительницу королевской крови Испании, которая подверглась участи всех людей, оставив ему также двух дочерей. Старшая из них была хорошо известна как жена Генриха Молодого, короля Англии, но не оставила наследника. Третья его королева так же принесла ему дочь невероятной красоты, о чьей судьбе стоит кратко упомянуть.

Умирая, император Константинополя оставил наследником своего трона сына, пребывавшего еще в нежном возрасте, и вверил его попечению дяди. За этим государем наблюдали со всей осторожностью подобающей его возрасту, в то время как его опекун, Андроник, управлял царством. Греческой знати показалось подходящим, чтобы дочь короля Франции соединилась бы в браке с этим видным юношей, и так и было сделано. Послы соответствующего ранга были отправлены во Францию, и получив из рук отца принцессу, которая еще не достигла брачного возраста, с большой торжественностью препроводили ее в Константинополь. Но когда он достиг возраста мужественности, а она — возраста, пригодного для брака, и этот имперский союз уже мог состояться, этот негодный и могущественный человек, Андроник, в качестве регента царства, соблазнив и подкупив дворцовых слуг, убил юного императора, который приходился ему племянником – как говорили, он тайно удалил его из дворца на какой-то остров так, чтобы об этом не узнали люди, и там тайно предал смерти с помощью своих приближенных. Сразу же после этого, надев императорский пурпур, он захватил власть над империей, и чтобы уж больше ни в чем нельзя было превзойти нечестие его замыслов, он, очарованный красотой нареченной невесты своего племянника, взял ее в жены. После того, как самым наглым образом он стал злоупотреблять узурпированной властью, он возбудил против себя заговор тех людей, которые ненавидели его злодеяния или же презирали его правительство. Этот заговор, наконец, принял достаточный размах, и внезапно заговорщики в большом числе яростно ворвались во дворец и низвергнув жестокого узурпатора с трона, они наисправедливейшим образом наложили на него цепи, а чтобы империя не пострадала от междуцарствия, они немедленно выбрали нового государя, по чьему приказу этот негодяй Андроник и был замучен до смерти. Из-за этого дочь короля Франции была обманута в своих долгих ожиданиях и надеждах на брак в Греции и осквернена связью с позорным негодяем, так и не получив ожидавшего ее императорского достоинства.

Глава 5 О переделе общественных денег и о смерти архиепископа Йоркского.

На 27-м году правления короля Генриха II была изменена форма общественных денег за счет ухудшения пробы. Мера эта была в то время весьма необходима для государственных нужд, хотя и чрезвычайно жестока для бедняков и землепашцев.

В следующем году, который был 1181-м от разрешения Девы и 23-м годом понтификата папы Александра, этот почтенный понтифик отдал дань природе. Ему наследовал Луций.

В том же году умер еще и Роджер, архиепископ йоркский, муж ученый и красноречивый, и в светских делах аккуратный, даже исключительно аккуратный. Действительно, исполнявшиеся им обязанности епископа, вообще, заключаются в заботе о духовном и лишь в малой степени в делании чего-либо, но он самым тщательным образом заботился о сохранении и приумножении таких вещах, которые Бог прямо ему не поручал, но которые соединяли этот мир с Богом. Например, в своей светской деятельности он так обогатил архиепископство йоркское, что едва ли его приемники могли испытывать огорчения как по поводу увеличенных доходов, так и по поводу великолепия его зданий. Он так использовал свои возможности в денежных делах, и столь превосходил других в распоряжении ими, что едва ли когда-нибудь упустил или плохо использовал какую-либо возможность для их увеличения. Вместо того, чтобы выбирать людей выдающихся, которыми, подобно драгоценным камням, церковь Йорка блистала прежде, он раздавал бенефиции подросткам или даже мальчикам, находящимся под властью своих учителей, рассудив, что по их возрасту для них лучше строить детские домики, собирая мышей в маленькие загончики, где они бы возились бы все вместе и катались бы на соломе, чем содержать их в соответствии с их саном в церкви. И это дело он довел до конца, так что до тех пор, пока они не входили в возраст, он мог осуществлять опекунство над их бенефициями и таким образом, мог забирать себе все их доходы. Христианских философов, к которым относятся люди из церковных орденов, он ненавидел до такой степени, что, как передавали, один раз он сказал, что блаженной памяти прежний архиепископ йоркский Тарстэн никогда не делал большего преступления, чем когда построил это уникальное зеркало христианской философии — аббатство Фаунтинс, и когда он понял, что присутствовавшие при этом покороблены таким выражением, то сказал: «вы — миряне и не можете понять смысла этого высказывания». Он имел обыкновение говорить, что церковные бенефиции надо присуждать людям, имеющим свои слабости, а не монахам, и этому правилу он неукоснительно следовал всю свою жизнь и сделал жизнь монахов почти во всем хуже, чем жизнь светских каноников. Кроме того, пребывая в этом исключительном заблуждении (поскольку в других отношениях он был чрезвычайно проницательным) он полагал, что именно таким образом он и служит Богу, что подтверждается таким случаем:

Когда он лежал в постели во время своей последней болезни, будучи уже накануне кончины, то к нему пришел старший одного церковных домов, которого я хорошо знал, и который был человеком уважаемым и искренним, и смиренно просил его, чтобы он соизволил подтвердить, с приложением своей собственной печати, благочестивый дар святых людей, как делали его преподобные предшественники, которые ради любви к Богу, подтверждали дарения этому дому заверяя их в подлинности. На эту просьбу он ответил: «Смотри, я умираю, и поскольку я боюсь Бога, то я не хочу делать то, о чем ты просишь», и он столь твердо упорствовал в своем решении, что такой дар мог быть дан кому угодно, но только не философам такого рода. Но то, что его намерением во время жизни было в большей степени стричь, а не пасти агнцов Господних, ясно проявилось при его уходе – поскольку уже лежа при смерти, этот престарелый прелат продолжал хранить в сокровищнице многие тысяч марок серебра, тогда как так много христовых бедняков страдали от нужды. Когда он больше не мог восседать на своих богатствах, он запоздало завещал раздать часть из них бедным, часть отдать церквям, а часть — своим друзьям и родственникам. Но после его смерти король, посредством своих чиновников, захватил все, что было найдено, и изъял то, что не нашел у тех, кому это было дадено, говоря, что богатства накопленные любым человеком, после его смерти являются единоличной собственностью короля. По воле Божьей, это случилось именно так, чтобы и другие могли устрашиться этим примером и понять, что следует копить свои сокровища на небесах, куда никакой вор не проползет тайком, и не прорвется никакой грабитель.

Сразу же после этого, на примере архидиакона Иоанна, всем ясно было явлено правосудие Божие. Этот человек, лукавый и жадный, который был советником и помощником архиепископа во всех вещах, последовал за своим хозяином на следующий день, также оставив все свое добро королю. Таким образом, эти два человека, неразлучные при жизни, были и в смерти разделены самым коротким из возможных промежутков. Описанный архиепископ умер на 28-м году после своего посвящения, и сразу же архиепископство йоркское попало в руки короля, и престол Йорка оставался вакантным в течении 10 лет.

Глава 6 О Сверрире (Sverre), короле Норвегии.

Именно в эти времена весьма печально известный священник Сверрир, по прозвищу Биркбейн (Sverre Birckebain) захватил власть в той части Германии, что именуется Норвегией, и долгое время свирепствовал там имея титул короля. Наконец, после кончины властителя этой страны, он получил управление над ней как бы законным образом, быть может ради того, чтобы по Божьему промыслу испытать тот же конец, что и прочие короли этой земли. Поскольку, как говорят, в течении более чем 100 лет, хотя много королей сменило друг друга, но ни один из них не окончил свои дни по старости или от болезни, но все они погибли от меча, оставляя царское достоинство своим убийцам, которые становились при этом как бы законными наследниками, так что, воистину, восклицание «Ты убил, и еще вступаешь в наследство?» (3 кн.Царств, 21, 19), очевидно, приложимо ко всем, кто правил там в течении столь долгого времени. Знать этой страны, незадолго до этой узурпации власти этим священником, возгорелась благочестивым рвением найти средство, чтобы устранить это позорное зло — которое из-за давности обычая стало уже законом, — и постановила, чтобы новый король был торжественно посвящен в короли путем священного помазания и коронован, так чтобы в будущем никто не посмел поднимать руку на помазанника Божьего. Поскольку до этих пор, никто в этой стране не был посвящен в короли на церковной церемонии, а просто тот, кто жестоко убивал короля, с этого же момента и принимал королевское достоинство и власть, чтобы вскоре после того и самому испытать ту же судьбу от рук своего убийцы, в соответствии с законом неискоренимого обычая. По некоему роду христианской простоты, то чтобы это постановление и самом деле осуществилось, поддержало множество людей, поскольку до сих пор никто из прежних королей не озаботился о том чтобы в торжественной церемонии не излить на себя королевское помазание.

По этой причине, после смерти Хокона, наследника короля Инга (которого он же и убил) (прим.пер.: Инг — король Норвегии 1142-1161, Хокон II, его племянник, сын его брата Сигурда, король 1157-1162), когда оказалось, что право на наследование принадлежит некоему юноше по имени Магнус, племяннику этого Инга (точнее двоюродному племяннику — прим.пер.), то наиболее мудрая и благородная часть королевства, по общему согласию, решила, чтобы этот юноша и был бы торжественно посвящен в короли в качестве помазанника Господа и был бы удостоен диадемы. Так и было сделано. Теперь они полагали, что этот государь стал для них священным и позор прежнего порядка будет устранен. Но когда этот Магнус, который теперь повзрослел, процарствовал в течении нескольких лет, равно с энергией и с успехом, и все полагали, что сделано уже достаточно для предотвращения бурь узурпации, злой умысел дьявола, в качестве своего орудие, породил вышеупомянутого священника с тем, чтобы тревожить мир этого христианского народа.

Прослужив некоторое время в полученной им церкви и исполняя богослужения, этот действительно смелый и лукавый человек, умеющий внушить к себе необычайное доверие, начал стремиться к королевской власти. Вскоре он обратил свой взор на целый округ, и стремительно продвинулся в осуществлении задуманного плана, хитростью собрав вокруг себя банду смелых и отчаянных людей, привлеченных надеждой на грабеж, и укрываясь в непроходимых пустынях как в крепостях, он раздражал короля своими бесконечными набегами. И когда суверен преследовал его с многочисленной армией, он хитростью обратился в ложное бегство, остановился в неких известных ему узких проходах, и там так разбил королевские силы, так несчастливо попавшие в окружение и в ловушки, что сам король, вынужденный прятаться среди мертвых тел, лишь с трудом смог бежать от врага. Возликовав от этого успеха, и ежедневно получая пополнение, он еще заполучил и флот, который дал ему возможность захватить несколько провинций этого королевства. Однако, король собрав свои силы и снарядив флот, выступил на врага. Сверрир был об этом осведомлен, и еще раз хитро устроил ложное бегство, отступив далеко в море. Когда об этом стало известно королю, то он поверил, что уход этих грабителей был настоящим, и вернулся с флотом в один порт. Здесь, когда армия радовалась победе над врагом, и дала себе волю, устроив с роковой беспечностью пир, этот мерзкий священник вместе со своими сторонниками, на следующую ночь, вошел в гавань и напал на королевские войска, которые были одолены вином и сном, и без большого труда уничтожил почти всю вражескую армию, вместе с отцом короля (ярлом Эрлингом, мужем Кристины, дочери короля Сигурда I — прим. пер.) и прочими знатными людьми. Однако, когда прочие пали, король бежал и укрылся (как говорили) на несколько дней в находившемся там женском монастыре, и безуспешно разыскиваемый врагами, по воле Божьей, сумел от них скрыться.

Тиран, возликовав при этом бедствии и опустошении, которое он причинил своему врагу, с жестокостью равной его дерзости проходил повсюду с триумфом, выказывая себя подавленным обывателям в качестве беспощадного хозяина. Но король, скрывшись на некоторое время, вернулся в безопасное место к своим друзьям и начал постепенно увеличивать свои силы и собирать со всех сторон союзные войска. Теперь, защищаясь от хитростей своего врага он был осторожен, и наконец, с огромным множеством войска выступил против него. Оценив теперь обстановку, Сверрир увидел, что после своих прошлых неудач юноша стал действовать более осторожно и сдержанно, и что он имеет превосходство в числе кораблей и войск. Тогда он обратился к колдовству. У него в свите была одна дочь дьявола, могущественная в колдовстве, и достойная того, чтобы ее сравнили с ее предшественницами старых времен, о которых благородный поэт заметил, что:

Ведьма желает, чтоб ее заклинаньем могучим Души одних становились свободны, а других ощущали проклятье. И нравится ей, что силой владеет Течение рек повернуть иль останавливать звезды, Призраков ночи рождать, а коль ей угодно — Хохочет земля и деревья нисходят по склонам. (Виргилий, Энеада, 4,487)

(В переводе «Энеады» С. Ошерова: Жрица сулит от любви заклинаньями душу избавить Иль, коль захочет, вселить заботы тяжкие в сердце; Рек теченье она остановит, и звезд обращенье Вспять повернет, и в ночи из Орка вызовет тени, Землю заставит стонать и вязы спускаться по склонам.)

Наконец, как говорили, эта ведьма, поразительно полагавшееся на свое искусство спросила у защищаемого ею узурпатора – какой бы погибели он желал для врагов, что стояли перед ним. И как только он выбрал, что они должны быть утоплены, так сразу же, посредством дьявола (который, когда это ему разрешено высшей властью, вследствие могущества своей природы ангела имеет наибольшее влияние на земные элементы) спокойное море разверзло свои уста, и на виду у врага, поглотило большую часть королевского флота. Видя это, этот негодяй священник сказал: «Смотрите, соратники мои, сколь действенно стихии воюют за нас. Будьте внимательны, чтобы бы тот, кто спасся от ярости моря не ускользнул бы от вашей доблести, ибо тогда может оказаться, что еще не все закончено». Затем остаток королевской армии, пришедшей в смятение из-за гибели своих товарищей, был легко разбит, а сам король — убит.

После его смерти испуганное королевство покорилось тиранической узурпации. Сверрир отказался от своего священнического звания и женившись на дочери короля готов (шведского короля — прим.пер.), стремился быть торжественно коронованным архиепископом этой страны, но тот, был человеком твердого характера, и поскольку ни просьбами, ни угрозами его не удавалось заставить окропить эту мерзкую голову священным елеем, то он был изгнан из страны. Спустя несколько лет, подрос очень храбрый юноша, из рода старых королей, по имени Иоанн, и к нему многие обратились и стали поддерживать. Хотя его первые попытки были столь успешными, что он уже стал страшным тирану, все же, в конце концов, бросившись из-за юношеского пыла в жар битвы, он, к несчастью, преждевременно погиб. После него появился другой юноша из королевской фамилии, подававший большие ожидания, и поддержанный многими сторонниками, но даже и он, спустя много лет, был побежден в битве этим тираном, в священный день Вербного Воскресенья, и полностью уничтожен вместе со своими сторонниками. Таким образом, розгой Божьего гнева, почти все королевское семя, также как и все внутренние враги — все они были казнены или изгнаны. И наконец, этот великий и ужасный человек, руками некого епископа, принужденного к тому угрозой смерти, получил диадему королевства вместе со священным помазанием. Его тирании, исход которой был неясен, долго везло, и постоянными успехами ему удалось обезопасить ее будущее. Говорят, что на его печати было начертано следующее: «Сверрир, великий король, свирепый как лев, смиренный, как ягненок» – так он выказал милосердие к своим подданным и уважение церквям и монастырям.

Глава 7. О смерти короля Генриха III и его брата Жоффруа.

В году 1183 от разрешения Девы, который был 30-м годом правления Генриха II, короля Англии, преждевременно умер молодой король Генрих III, преждевременно, если судить по возрасту, но очень зрелым, если судить по его делам – поскольку, как об этом говорилось выше, он запятнал свои молодые году позорным пятном, подобно наираспутнейшему Асессалому. Когда же он подошел к возрасту зрелости, то решил, что его поведение должно повторить его мальчишеские дни, и он восстал второй раз против своего отца.

Причина восстания была такая: его отец передал управление Аквитанией своему сыну Ричарду, другого своего сына, Жоффруа, который теперь вступил в возраст зрелости, он также наделил всем доменом его жены — Бретанью, тогда как Генрих, его старший сын, находясь в ожидании законного наследства, либо ждал, либо путешествовал по империи своего отца. Но при случае между братьями возникла какая-то ссора, и Генрих возгнедовав на то, что его отец возвысил его брата Ричарда до ранга правителя Аквитании и, войдя в союз со своим братом Жоффруа, графом Бретани, и другими ноблями Аквитании, напал на него, как будто бы он был врагом,. Их отец тщетно попытавшись успокоить своих непослушных сыновей миролюбивыми предложениями, вторгся со своей армией в пределы Аквитании, чтобы силой разрушить их злобные планы. Вскоре после этого, Генрих Молодой, по воле Божьей заболел лихорадкой (в отмщение за оба его вероломных поступка), и все те, кто был связан с ним в заговоре, пали духом. Когда, из-за серьезности болезни, его врачи отчаялись, то он, охваченный раскаянием, послал за своим отцом, смиренно признавая свои прегрешения и прося, чтобы тот проявил напоследок родительскую привязанность и снизошел посетить своего умирающего сына. Получив это сообщение, внутренне отец затосковал, но его друзья напомнили ему, что для него небезопасно будет довериться тем заговорщикам, что окружали его сына. Однако, любя своего доставившего ему огорчения сына, но не идя к нему из-за опасения ареста, он все же, как символ прощения и своих отцовских чувств, послал ему известное кольцо. Получив подарок, тот поцеловал его и испустил дух на руках архиепископа бордосского.

Его тело с великолепной многочисленной процессией, было привезено к отцу, который с нежностью встретил его и приказал, чтобы оно было отвезено в Нормандию, где и было похоронено в Руане. Такой конец достался этому беспокойному юноше, рожденному для гибели многих, но бывшему так любимым и приятным своим сторонникам (ибо сказано, «число немудрых — бесконечно»), что даже когда он был мертв, с ним связывалось много необычных вещей. Наконец, после его кончины, некоторые люди, побуждаемые любовью к неправде и самым бесстыдным тщеславием, широко и до такой степени распространили слух, что на его могиле происходили исцеления больных, что им стали верить в том, что либо он имел достаточно оснований выступать против своего отца, либо что благодаря своему предсмертному раскаянию, он стал чрезвычайно угоден Вседержителю.

Однако, Генрих, горе которого от потери сына смягчалась сознанием того, что он лишился врага, энергично надавил на заговорщиков, смущенных бедственной судьбой своего вождя, в короткое время покорил их всех и взял своего сына Жоффруа под свое покровительство. Но Жоффруа не сделал ничего для отплаты всех полученных им доказательств родительской любви, и как позже выяснилось, не оставил свои враждебные замыслы. Ведь вскоре после этого, колеблясь и сомневаясь относительно своего отца, он стал использовал каждую возможность для поиска расположения и для дружбы с французами, которые, как он знал, ревновали к славе его отца. И когда он не получил от отца округ Анжу, поскольку Ричард, старший брат, ни в коем случае не хотел передавать его ему (хотя сам король Франции хлопотал об этом, но безрезультатно), то Жоффруа прибегнул к помощи французской партии, как будто бы с помощью их силы он мог заполучить от отца и брата то, что не смог получить в результате спокойной просьбы. Таким образом, когда он стал активно служить французскому королю, то сделал много того, что раздражило отца. В разгар этих дел он был поражен суровой местью Господа и окончил свои планы и свою жизнь в Париже, где и был похоронен, оставив лишь малое сожаление своему родителю, по отношению к которому он вел себя столь неподобающе, но к гораздо большему огорчению французского короля, который возлагал на него большие надежды. От единственной дочери графа Бретани у него был сын, родившийся после его смерти. И когда король, его дед, распорядился назвать его своим именем, то это встретило возражение бретонцев и в торжественной церемонии, при святом крещении он получил имя Артура. Таким способом бретонцы, которые как говорилось выше, долго ожидали сказочного Артура, теперь лелеют реального, и с большими надеждами, выразившимися, согласно мнению некоторых пророков, в их великих и знаменитых легендах об Артуре.

Глава 8. О смерти архиепископа кентерберрийского и утверждении епископа в Линкольне.

В то же году, в котором Генрих III испытал покорность судьбе, также ушел из жизни и Ричард, архиепископ кентерберрийский и наследник достопочтенного Томаса. На самом деле, он был человеком лишь посредственной учености, но отличался похвальной безобидностью, и если он что-то не понимал в вопросах, слишком высоких для него, то благоразумно оставался в сфере своей компетенции. Ему наследовал Балдуин, человек религиозный и ученый, который до этого из должности аббата Форда был сделан епископом Уорчестера. Кроме того, в том же году, Уолтер Котенский (Coutances) был сделан епископом Линкольна, после того как престол оставался вакантным в течении почти 17 лет. Благодаря этому было аннулировано пророчество, или скорее предсказание, некого брата Тама (Thame), который больше вдохновлялся своим собственным духом, а не духом Божиим, о том, что церковь Линкольна никогда больше не будет иметь епископа. Это предсказание, по причине долговременной вакантности этой церкви, так влияло на многих людей, что вышеупомянутый Уолтер, отправившийся в свою епархию после обряда посвящения в сан, сопровождался не малыми мрачными предчувствиями. Однако, его пребывание здесь было лишь кратковременным, поскольку вскоре, после своего избрания архиепископом Руанским, он сказал прощай, и променял недавно обретенную невесту, польстившись на более красивую. Здесь можно говорить о большом влиянии тщеславия, и о том, насколько сильно оно превосходит любовь к деньгам, даже в самом жадном человеке. В самом деле, достаточно печально известно, что насколько церковь Руана превосходит по своему рангу церковь Линкольна, настолько же она уступает ей в мирских богатствах. Тем не менее, человек, который столь сильно полюбил епископство Линкольна по причине его вполне приличных доходов, предпочел оставить его и занять более высокое место, но с меньшими доходами. Действительно, говорили, что он колебался в течении долгого времени, тщательно взвешивая, что же предпочесть — больший почет или большее богатство, но наконец, блеск более высокого престола одержал верх на любовью к большой выгоде. После его перевода церковь Линкольна вновь несколько лет оставалась вакантной.

Глава 9. О походе против Роланда и о некоторых событиях в Ирландии.

После смерти Генриха III, славный король Англии Генрих II приехал в Англию и выступил со своей армией против Роланда, принца Гэллоуэя. Поскольку этот Роланд, после смерти Гилберта, который (как об этом говорилось выше) бесчестно убил своего брата Актреда (кн.2, гл.34) и благодаря военному счастью одолел его сыновей (это было в то время, когда король Шотландии находился в плену у наших войск), завоевал для себя все провинцию Гэллоуэй. Король Англии, к которому обратились сыновья Актреда, приказал Роланду вернуть свои двоюродным братьям их отцовское наследство, и поскольку тот оставил этот приказ без внимания, то король, разгневавшись на это, выступил в поход на эту провинцию вместе с большой армией как конных, так и пеших воинов. Здесь, получив некоторые очень приятные сведения из Ирландии, он так обрадовался от них, что его стало легко умиротворить. Вследствие этого, получив возмещение от Роланда, он вскоре увел свою армию назад.

Но чтобы значимость этих вестей была бы лучше объяснена, и поскольку предоставляется удобный случай, то пожалуй, надо упомянуть о некоторых обстоятельствах касающихся ирландского государства. Выше рассказывалось о том, как граф Ричард был вынужден оставить свои ирландские приобретения королю, а последний, своевременно приехав в Ирландию, уладил тамошние дела к своему собственному удовольствию. Но после его возвращения в Англию, полководцы, оставленные им там для управления покоренной провинцией, желая то ли богатства, то ли славы, постепенно расширили вверенные им границы. Один из них по имени Жан де Курси (John de Curci), вместе с сильной армией пеших и конных, подумал, что надо сделать вражеский набег на ту провинцию Ирландии, что зовется Ольстером и которая отделена от королевства Шотландии лишь узким проливом. Случилось так, что в это место из Шотландии приехал наикрасноречивейший человек по имени Вивиан (Vivian), легат святого престола, и будучи с почетом встречен королем и епископами этой провинции, он устроил свою временную резиденцию в приморском городе Доуне (Down). Однако, когда стало известно о приближении врага, ирландцы совещались с легатом о том что должно делать в такой критической ситуации, и он ответил, что они должны сражаться за свою страну и накануне военных действий он дал им свое благословение и отслужил торжественный молебен. Вдохновленные таким образом, они ринулись в битву, но их легко одолели лучники и воины, одетые в кольчуги, и они перед ними бежали. После этого город Доун был взят. Римский легат со своей свитой нашел убежище в церкви, славной мощами своих святых. На такой случай этот благоразумный человек для себя предусмотрел и имел наготове письма от короля Англии, адресованные его ирландским полководцам с приказом, чтобы те защищали его и помогали ему, чтобы он мог осуществлять свои миссию легата среди нецивилизованного народа. Благодаря этому, обеспечив для себя мир и личную безопасность, он отправился в Дублин и пользуясь доверием, действуя то от имени правящего папы, то от имени короля Англии, он собрал прелатов и аббатов Ирландии и стал держать общий собор. Однако, он желал, чтобы Рим играл главенствующую роль над нецивилизованными церквями, но королевские чиновники объявили ему, что он должен либо оставить страну, либо действовать в согласии с ними, и он вернулся в Шотландию, не тяжело нагруженный тем ирландским золотом, что он так сильно жаждал.

Жан де Курси со своими людьми, которые взяли Доун и его окрестности позже подвергся безрезультатному нападению королей Ирландии. Покорив Армагх (Armagh), который в честь Св. Патрика и других местных святых, чьи священные мощи лежат в этом месте, зовется главным престолом Ирландии, он привел к покорности и всю эту провинцию. Как говорили, люди этой местности до этого времени, при праздновании Пасхи, выделялись особым суеверием среди других ирландцев. Ведь как я узнал из сообщения одного почтенного епископа этого народа, они полагали, что служат Богу, накопляя в течении года воровством и грабежом то, что затем они могли бы расточать во время празднования Пасхи на самых дорогостоящий пирах, как бы во славу воскресения Господа нашего, и среди них существовало большое соперничество, чтобы один превзошел другого в самых сумасбродных приготовлениях и показе блюд. Завоевание Ирландии, однако, положило конец этому наисуевернейшему обычаю, так же как и конец пришел их состоянию свободы.

Среди ноблей короля Англии находящихся в Ирландии, самым главным и самым могучим считался Гуго де Ласци (Hugh de Lasci). После кончины наидеятельнейшего графа Ричарда, король присудил ему самые обширные владения в этой стране и вверил ему управление своими владениями, но этот Гуго в короткое время так расширил свои границы и увеличил свои богатства, а его состояние и могущество выросли до такой степени, что он стал грозным не только для врагов, но даже для своих соратников — других людей короля и ноблей, поскольку, если они не были ему достаточно послушны, то он обращался с ними как с врагами, и теперь казалось, что в королевстве Ирландия он действует скорее ради себя самого, а не ради короля Англии, и это дошло до такой степени, что (как утверждало известие) он примеряет к себе королевскую диадему. Узнав об этих обстоятельствах, король послал за ним. Но тот отнесся к этому приказу с презрением, и этим отказом дал доказательство истинности того, о чем уже верили в народе. Однако, спустя короткое время, поскольку фортуна ревностно пеклась о короле Англии, он пал от рук одного предателя, одного дружественного ирландца, который был пажом в его доме — когда он покинул свою крепость и отправился вглубь страны для воинских учений, и удалившись от своей охраны на расстояние броска камня, случайно наклонился, заметив что-то на земле, то вероломный негодяй, обрадовавшись, что заполучил такую долгожданную возможность, с яростью ударил его топором по голове и отделил ее от туловища. Напрасно бежали стражники, чтобы отомстить за своего господина — убийца, воспользовавшись близлежащим лесом и быстротой своих ног, бежал от погони. Новости об этом деянии доставили радость королю Англии, который находился в это время (как я говорил) на самой границе своего королевства, а спустя недолгое время ирландские дела были им урегулированы с большей осторожностью.

Глава 10. О приезде патриарха в Англию, о смерти короля Иерусалимского, о правлении его сына и о Саладине.

В году 1184 от разрешения Девы, который был 31-м годом короля Генриха II, в Англию приехал патриарх Иерусалимский, посланный со срочными делами Восточной Церковью. Чтобы эти обстоятельства стали более понятными, мы должны кратко осмотреть дела Иерусалима начиная со времени короля Амальрика, о котором наша история уже не умолчала.

После многих лет великого и удачного правления, Амальрик умер и оставил королевство своему сыну Балдуину, который еще не достиг возраста зрелости. Он был многообещающим юношей, но по неисповедимым путям Господним, был поражен проказой, и пока оставался жив, он правил королевством силой своего ума, но не своего тела. Чтобы ни у кого не возникло желания стать наследником, так как из этого могли проистечь угрожавшие государству опасности, он решил, что королевский род должен продолжиться от брака его сестры. Около этого времени умер король Сирии и Месопотамии Норадин, который, после своего кровожадного отца, был бичом Божьего гнева на христиан. Вместо него появился Саладин, который был больше не бичом, но молотом. Он был племянником Сарако, который (как об этом говорилось выше) был главнокомандующим в армии Норадина, и он наследовал должность дяди после его кончины. Был он человеком исключительной хитрости и владел тысячью вредоносных искусств. Кроме того, после кончины Норадина, он попросил о браке его вдову, а после ее согласия попросил Дамаск и его окрестности, и захватил также и их. Чрезвычайно любя турецкое воинство, и строя свою власть с помощью хитростей, а хитрости — с помощью своей власти, он лишил наследства сына Норадина и заполучил его весьма обширную империю. Затем, обратив свою армию на Египет и избавившись от государей этой станы, он захватил богатейшее королевство Вавилон. Захватив также Ливию и Аравию, он добился великой славы, превзойдя прочих земных властителей. Наконец, подчинив (как говорили) более восьми самых богатых королевств, он подумал, что им сделано лишь немного, раз христиане, отделенные великим заливом, которым является Средиземное море, все еще владеют Иерусалимом, Антиохией и приморскими городами Сирии. Посему, направив против них все силы своих наиобширнейших владений, этот человек, несравненный в мирской власти и в хитрости, попытался всеми возможными способами проглотить людей Господа подобно кусочку хлеба и сокрушить крест Христа на всем Востоке, где бы он до сих пор не был воздвигнут.

Глава 11. О том, как Саладин сначала был побежден и о том, как позже возобладал.

Около этого времени, Филипп, славный граф Фландрии, охваченный благочестивым пылом, пришел с многочисленной армией в землю Иерусалима, желая что-нибудь сделать против Саладина и расширить христианские земли. Однако, будучи оскорблен тамплиерами, он, по приглашению тамошнего князя, увел христианскую армию в Антиохию, и при его содействии, начал осаду сильно укрепленного города, называемого Харенгом (Hareng). Однако, он ничего против него не сделал и уехал с позором. Услышав, что земля Господня, вследствие ухода его войск, более, чем обычно лишена своей защиты, Саладин во главе бесчисленных войск сделал внезапное вторжение, и не останавливаясь на границах, сразу же проник в сердце страны, так как если бы он был ее властителем. Христианский государь, украшая проказу своего тела силой своего ума, собрал, за время, которое ему оставалось, большую армию, и он не тревожился по поводу численности своих врагов, поскольку был готов сражаться в бою за своего Бога, а не за себя самого. Поэтому, выступив вместе с крестом Господним, он подошел к городу Рама (Rama), который осадили его противники, и положась на Божественную помощь, разбил эти грозные армии этой распутной расы. Обратившись в бегство, Саладин с трудом бежал, тогда как тысячи его воинов были убиты. Эта битва была успешно выиграна христианами, с помощью Христа, в седьмые календы декабря (25 ноября).

Но в следующем году, за грехи, которые в этой жизни Божественное провидение спускает своему народу в меньшей степени, чем другим, гнев Небес обрушился на тех христиан, что обитали в Святой Земле, поскольку сами они вели себя отнюдь не святым образом. Будучи лучше экипированным и более грозным, Саладин вторгся на христианские земли жаждя смыть позор предыдущего года, а наши люди, также будучи лучше собраны и более многочисленны, чем прежде, и поэтому меньше полагающиеся на Бога, были самонадеянны и дали сражение на границе. И Бог, который прежде явил милость к смиренному, теперь отказал гордому, произошло огромное смертоубийство христиан, было убито большое число рыцарей вместе с магистром тамплиеров и большим числом знатных людей, но это было только началом горестей.

Гнев Божий не прошел, но напротив, десница его простерлась еще дальше. После того, как Цезарея Филиппа (которая нынче зовется Белинасом (Belinas) и является ключом к христианским землям, лежащим против Дамаска) попала в руки врагов, тампиеры, как своими собственными силами, так и с теми, что они выпросили со всех сторон, построили важную крепость на месте, называемом Бродом Иакова, для того, чтобы препятствовать противнику совершать неожиданные набеги вглубь христианской территории со стороны Цезареи. Стены росли с каждым днем, и чтобы работе не воспрепятствовало никакое вражеское вторжение там нес охрану большой отряд вооруженных людей. Долгое время турки смотрели на это сквозь пальцы и терпели, но с завистью и с горем в сердце, до тех пор, пока христианское войско не уменьшилось. Но когда они увидели, что оно ослаблено недавним поражением, то найдя в этом свой шанс, они осадили вышеупомянутую крепость, и будучи теперь оснащены людьми и оружием, и применяя свои машины, они с воодушевлением начали свой штурм. Чтобы снять осаду, христианская армия собралась в Тиверии, но не со своей обычной готовностью. Там наши полководцы, совещаясь о том, что следует делать, ни в коем случае не считали безопасным для себя столкнуться со столь многочисленным врагом, тогда, когда отсутствовал Святой Крест. В Иерусалим были посланы люди, чтобы немедленно доставить его. В этот промежуток времени крепость и была взята. Она была быстро уничтожена, и турки удалились с обильными трофеями, поскольку там было захвачено большое количество вооружений, и щедро была пролита христианская кровь.

Вскоре после этого, Саладин неожиданно напал на христианскую землю, захватил и разрушил Неаполис (прежде называемый Сихемом (Sychem)) и не преминув устроить значительную резню, и вновь ушел в свое королевство, пока наши войска еще только собирались.

Глава 12. О причине приезда патриарха в Англию.

В это время, король Иерусалима, избавленный от проказы любезной рукой смерти, оставил свое королевство своему племяннику со стороны сестры, мальчику девятилетнего возраста. Тот был помазан королем и затем, как требовал его возраст, был отдан под опекунство графа Триполи, при котором, казалось, было полностью брошено управление всеми делами. Поэтому, когда дела Иерусалима каждый день приходили в упадок, и умные из людей постоянно размышляли о словах Соломона «Горе тебе, земля, когда твой правитель отрок, и когда князья твои едят рано» (Экклезиаст, 10,16), было постановлено общим решением, что славный муж, чей авторитет, также как и серьезность его дела, могли бы иметь вес, а именно, патриарх Святого Вознесения, должен быть направлен в Европу с целью потребовать помощи от христианских государей против наижесточайшего врага — Саладина, и особенно, у благородного короля Англии, от которого ожидали более сильную и быструю поддержку, чем от других. Столкнувшись в пути с опасностями моря, этот самый патриарх приехал в Рим, и объединив свое патриаршество с апостолическим авторитетом, в начале своей миссии от получил такое послание от папы Луция к королю Англии:

Глава 13. О том каким образом патриарх вернулся назад не добившись успеха.

Вследствие этого, почтенный патриарх, по приезде в Англию старательно посвятил себя делу, которое привело его сюда. Будучи принят королем со всем подобающим уважением, он объяснил причины своего трудного путешествия, и обратил все влияние своего авторитета ради того, чтобы Генрих мог бы сослужить эту святую службу, как будто бы предназначенную ему Богом, и ревностно поспособствовал бы тому, чтобы опрокинуть гордость наиотвратительнейшего Саладина. Когда король самодовольно принял его целительный совет и обещал дать свой ответ через некоторое время, необходимое для обдумывания, патриарх еще некоторое время продолжал оставаться в Англии, но король, сославшись на определенные и чрезвычайные опасности, которые должны последовать после его отъезда из королевства, пообещал достаточную суму денег в помощь Восточной церкви, вместо своего личного присутствия. И патриарх, с надеждами гораздо менее жизнерадостными, чем те, с которыми он прибыл сюда, уехал во Францию. Король также уехал за море, чтобы уладить свои дела на континенте, и именно тогда, проросли семена смертельного раздора между ним и королем Франции, что случилось по наущению дьявола, который использовал любую возможность для воспрепятствования христианским государям, взаимно ослаблявшим силу христианства, от оказания любой помощи этой земле и тому городу, из которого истекает всеобщее спасение, и который теперь вновь стал уязвим для всевозможных угроз, а почтенный патриарх вернулся в свою страну не добившись выполнения своей цели.

Глава 14. О раздоре королей и их последующем примирении.

Зло этого, возникшего между королями раздора, затронуло многих людей. Поскольку каждый народ был предан своему монарху, то они стали столь враждебны друг другу и решительны в своих намерениях, как будто бы лично радели о своем собственном имуществе и добром имени, или как будто бы собирались отомстить за свои собственные обиды. Множество вооруженных людей, воспламенившихся яростнейшим духом, собралось со всех сторон, из различных провинций к замку Шатору (Chateauroux), намереваясь в своем странном рвении пролить свою кровь ради славы, или вернее — ради гордости своих королей. Что может быть более нелепым, чем жажда тщеславия, и не для себя, а для кого-то другого? И что может быть более несправедливым и более жалким, чем то, что столь многие тысячи христиан бросались в опасности ради блага или ради гордости какого-то одного человека? После того, как эти две великие армии простояли несколько дней, злобно изучая друг друга со своих противостоящих позиций, а люди с миролюбивым характером в это время трудились либо ради мира, либо ради какого-то соглашения — но тщетно. И наконец наступил роковой и грозный день расплаты. Войска были выстроены для битвы и стояли уже приготовившись к схватке, когда вдруг, больше благодаря (как говорили) секретным перешептыванием, чем открытым переговорам, голоса герольдов в каждой из армий объявили о перемирии на несколько дней. Объявление об этом прозвучало для ушей всех, кто там был, намного более приятно, чем звук труб, зовущих в бой. Народы, в которых только что перед этим бушевала ярость, и люди, которые столь поздно, благодаря милостивой воле Господа, осознали тщетность своих целей, с радостью повернули по домам так и не пролив крови. Но король Англии, распустив свою армию, оставался на континенте, больше для того, чтобы заниматься налаживанием мира, чем для того, чтобы вызвать новое столкновение, поскольку его сердце уже давно устало от войн, и теперь, по причине своих лет он обращался к военным действиям не по своему желанию, а только по необходимости.

Глава 15. О привилегии земли иерусалимской, по причине которой она столь часто пожирает своих обитателей.

В году 1187 от того времени, когда Слово стало плотью, во время правления Фридриха в Германии, Филиппа во Франции и Генриха II в Англии, когда на святом престоле восседал Урбан, наследовавший Луцию, десница Господа со всей тяжестью обрушилась на землю Иерусалима, и говоря словами Иеремии, удар врага поразил ее суровой карой. Святой город, в котором имя Бога произносилось с древнейших времен, в котором изобиловали священные пророчества, в котором были явлены знаки человеческого искупления, и из которого к самым дальним уголкам земли текли воды спасения, и город и — даже страшно подумать об этом, — вся святая земля попали в руки нечестивого и грязного народа. Земля, говорю я, святых пророков, живших от начала мира, земля апостолов, нет! — земля нашего Господа и Спасителя, которую он удостоил таинством Своего воплощения и рождения, земля прославленная и Его жизнью, и проповедями, и чудесами, земля освященная Его страстями, погребением и воскресением, освященная триумфом Его вознесения и пришествия Утешителя; землю эту захватил этот скотский Саладин, очистил ее от правоверных и уничтожил символы христианской веры, осквернил ее гнусностями своей отвратительной секты, и ему был дан не только рот, чтобы говорить о великих вещах, но даже и рука, столь много сотворившая против Господа и против народа Его Христа. Для этого народа исполнились слова Иеремии, или вернее, слова Господа, говорившего его устами: «Отгони их от меня, и пусть они идут прочь, кто обречен на смерть — иди на смерть, и кто под меч — под меч, и кто на голод — на голод, и кто на плен — тот в плен» (Иеремия, 15,2).

В самом деле, никто не должен сомневаться, что причина этого жалкого и знаменательного ниспровержения проистекает из подавляющей тяжести грехов, и совершенно определенно, с самого начала, в любой стране под небесами, Бог относился к грехам с большим терпением, чем в этой земле, которая от милости столь многих великих и знаменательных Божественных деяний, либо уже чудесным образом свершившихся там, либо готовых свершиться, обязана (если мне позволят такое выражение) иметь своего рода привилегию в необходимости обладать святостью, и еще не было того, чтобы она долгое время оставалась безнаказанной. Действительно, Бог с самого начала избрал эту землю, для того, чтобы в доброе время облагородить ее Своим чудом Своего исключительнейшего снисхождения, которое воистину, далеко превосходит все прочие Божественные деяния — я имею в виду чудеса Его воскресения и искупления человечества. В самом деле, благодаря таким вещам, в свое время свершенным в этой земле, она всегда имела выдающуюся привилегию перед прочими странами, привилегию, которая воистину известна всем и которая проистекает из того, что свершилось в этой земле. Потому, что именно в святом Писании, во многих местах, столь ясно сформулирована эта привилегия. Если же обратить внимание, либо на славу ее богатств, либо на изобилие ее плодов, то можно допустить, что вещах этого рода, с ней могут соперничать и многие другие народы, а может быть и превосходить ее, если только мы будет доверять описаниям Индии, поэтому, общепризнано, что она и была и сейчас выделяется среди других земель исключительно тем обстоятельством, что в ней было предначертано свершиться, и что действительно свершилось — великое и чудесное таинство человеческого искупления. Поскольку, если бы Бог был склонен даровать Своему избранному народу, тому, что происходит от семени Авраама, земное наследие в виде всевозможного изобилия, то Он бы предписал им поселиться в Индии, а не в Сирии. Но ведь народу, избранному Его Божественным провидением, для того, чтобы из него, во время Его, произошла Жертва ради человеческого искупления, он дал во владение именно ту землю, что Он избрал с самого начала, чтобы именно там была предложена Жертва искупления.

По этому поводу Он называл эту землю нечто большим, чем Своею собственной, когда говорил: «Землю эту не должно продавать вновь, ибо она Моя, поскольку вы здесь странники и временно проживаете у Меня» (Левит, 25, 23). Действительно, первыми жителями этой земли после Потопа были ханаанитяне и аморейцы, и народы им родственные, но Бог воистину предвидел, что они должны быть в будущем рассеяны, по причине их гнусных обычаев, и из города Ура, что в стране халдеев, привел туда Авраама, будущего отца благородной расы, сказав: «Потомству твоему отдам я землю сию» (Бытие, 12,7). Кроме того, самому Аврааму он дал там, как говорит апостол, «не на стопу ноги» (Деяния Апостолов, 7,5) и поскольку, согласно Слову Божьему, грехи аморейцев были еще не завершены, то есть еще не приобрели такой законченности и силы, чтобы побудить Господа, который смотрит на прегрешения скорее с милосердием, чем со строгостью, полностью истребить этих грешников. Поэтому, все предвидящий и снисходительный Бог терпеливо ждет, когда преисполнится мера вины, и уничтожение виновных откладывается до того момента, как они полностью совершат грехи свои. Тогда Авраам не был сделан владетелем этой земли, но был лишь странником, но потомство его, после того как преисполнились грехи аморитян, взяло эту землю себе во владение, и поскольку они взяли эту землю в качестве дара Божьего, то, по Его приказу, они также и истребляли злодеев. Должны ли мы предположить, что тот греховный народ совершал еще большие жестокости, чем другие народы вселенной, так что если прочие могли спастись бегством, то только один этот должен был быть полностью уничтожен? Несомненно, тьма заблуждения затронула мир, и никому не запрещалось делать то, что было угодно Божественному правосудию, о существовании которого никто просто не знал.

Народ этот подвергся суровости Божественного суда, не просто потому, что был хуже всех остальных народов, но потому, что было необходимо, чтобы земля вокруг впредь служила знаком наиярчайшего символа небесного искупления. В то же время, надо было уменьшить число ее обитателей, и она должна была быть очищена их путем их истребления и отдана в наследственное владение избранному народу, то есть потомством Авраама, который владел образцом святой веры, по причине чего об этом народе сказано Моисеем в книге Второзаконие: «Не за справедливость твою вступишь ты и будешь владеть землей народов сих, но погибнут они при приходе твоем по причине собственных нечестий, и для того, чтобы Бог мог сдержать слово данное клятвенно твоим отцам Аврааму, и Исааку, и Иакову» (Второзаконие, 9,4-5, Русский синоидальный перевод: «Не за праведность твою и не за правоту сердца твоего идешь ты наследовать землю их, но за нечестие народов сих, Господь, Бог твой, изгоняет их от лица твоего, и дабы исполнить слово, которым клялся Господь отцам твоим Аврааму, Исааку и Иакову»). Кроме того, в книге Левит сказано словом Божьим сыновьям Авраама: «Не оскверняйте себя всеми вещами, которыми запятнаны народы, что я изгоню при вашем появлении — я смотрю на нечестие тех, кто оскверняет землю эту только для того, чтобы мог бы изгнать ее обитателей» (Левит, 18,3. Русский синоидальный перевод: «... и по делам земли Ханаанской, в которую Я веду вас, не поступайте и по установлениям их не ходите»). Поэтому учтите, что подобным же образом изгонят и вас, как изгоняли другой народ перед вами, если и вы будете поступаете подобным же образом. Другие же земли, однако, не обладают такой привилегией и не пожирают и не изгоняют своих обитателей, хотя они и глубже погрязают в грехах, чем в этой земле, из которой позже было изгнано даже и потомство самого Авраама, которому она была дана в наследственное владение — когда потомство это было осквернено многочисленностью своих преступлений. И действительно, в Вавилон была изгнана большая часть его, а именно 10 колен, которые пропали безвозвратно, но 2 колена на некоторое время остались, а именно, колено Иуды, из которого был рожден в плоти Сам Господь, и колено Вениамина, которое должно было произвести избранный сосуд, чтобы прежний был бы в надлежащее время отозван. Но поскольку они не знали времени их явления и своим отвратительным безумием убили своего собственного Спасителя, то эта же самая земля, славная исполнением свершающихся в ней небесных таинств, своим принятым с болью приговором, изгнала их, чтобы они туда никогда не возвращать, и при этом, римские императоры Веспасиан и Тит были лишь исполнителями Божественного мщения.

Таким образом, плотское семя Авраама было изгнано, поскольку оно настолько выродилось, что Сам Бог сказал: «отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому» (от Матвея, 10, 15); по святилищу Господа ступала нога язычника, и так было до времени благочестивого императора Константина Великого. Благодаря благочестивым замыслам этого государя, в его время Святая Земля была очищена от следов языческих обрядов и была отдана в наследственное владение истинному семени Авраама, а именно — христианам, при которых в течении многих лет радовалась жизни, до тех пор, пока наконец, вскоре после времени Святого Григория, даже эти ее обитатели вызвали на себя Божественный гнев из-за возросшего числа своих прегрешений. И Святая Земля, оскверненная ими, либо пожрала, либо изгнала их, и тогда, ее своим самым скотским пребыванием запятнали агаряне, и было так до 1099 года с того времени, когда Слово стало плотью. Как говорилось выше, в это время святой город, благодаря пришедшей из Европы христианской армии, был очищен от своих жителей, и здесь в точности исполнилось пророчество Ноя: «Да распространит Господь Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых» (Бытие, 9, 27), потому, что от Сима произошли народы Азии, а народа Европы — от Иафета. Таким образом, когда люди из Европы, изгнав агарян, сами стали обосновываться в Палестине, провинции Азии, он [Иафет] получил места в шатрах Сима.

Пребывание сынов Иафетовых в Святой Земле продлилось почти 87 лет, а именно от года 1099 от разрешения Девы и до года 1187. Поскольку, в это время Святая Земля, по своему обыкновению, изгнала даже и этих людей, потому, что (мы не можем повторить это без стона) насколько росли прегрешения их, то пропорционально этим прегрешениям роста и сила агарян, поскольку теперь жили в Иерусалиме и его земле, не набожные люди из всех обитающих под небесами народов, как это было прежде, но из всех христианских стран туда съехались распутные, расточительные и невоздержанные люди, всякого рода мимы и актеры — все они обосновались в Святой Земле, как будто в обыкновенном месте, и осквернили ее непристойными обычаями и поступками. Более того, предыдущие уроженцы этой страны, которых они называли пулленами, будучи зараженными из-за близости с сарацинами, лишь немного отличались от них как в вере, так и характере, и казалось, были нейтральными между христианским и сарацинским населением. Таким образом, земля Господа нашего равно теряла достоинство как от пришельцев, так и от аборигенов, и наконец, по Божественному суду, из нее были изгнаны они все, и теперь она терпит этот наираспутнейший народ агарян — несомненно, лишь временно, до тех пока Богу не будет угодно сожрать и их. Действительно, она была отвоевана христианами во времена папства Урбана II и вновь попала в руки агарян в понтификат Урбана III, по истечении, как уже говорилось, 87 лет. О том, как это случилось надо объяснить более подробно, не ради современников, так как об этом деле еще сохраняются свежие и всем известные воспоминания, но ради сохранения знания о знаменательных делах, произошедших в наше время, которые, быть может, благодаря моему перу, станут известны потомкам.

Глава 16. О Гуго, короле Иерусалима.

Этот юноша 9 лет от роду [Балдуин V], что был помазан королем Иерусалима после своего дяди, вскоре после этого был похищен из этого мира, будучи, как подозревали, отравлен своим собственным опекуном, графом Триполи, который был человеком великим и могущественным, приходился родственником прежним королям и стремился к верховной власти, которая, как он надеялся, легко попадет в его руки после устранения его юного подопечного. Однако, патриарх и часть вождей той страны, вместе с тамплиерами и госпитальерами, отдали королевство матери почившего мальчика, дочери весьма славного короля Амальрика, как самой близкой и самой законной наследнице, хотя они и обвиняли ее в недостойном браке, поскольку во времена ее брата короля, во исполнение своей собственной прихоти, она связала себя вторым браком с иностранцем, Гуго из Пуатье, который бежал из Аквитании от короля Генриха II и заслужил большое доверие у короля Иерусалима. Заполучив власть над крепостями и городами при помощи тамплиеров и патриарха, она отдала королевскую диадему своему мужу. По этому поводу, знать была рассержена сверх меры, они не могли стерпеть ни того, что человек, который был пришельцем и не принадлежал к королевской крови, должен будет вознестись над их головами, в то время как еще оставался отпрыск из королевской семьи, которому (как они верили) королевство достоинство было бы более подходяще, и который мог бы царствовать с большей честью. Правда, многие из них скрыли свой гнев, либо из-за страха, либо старались притвориться немыми на лишь время, и пока не предоставлялось явной возможности, повиновались этому пришлому принцу, ожидая шанса сбросить с себя его ярмо. Но граф Триполи, который был охвачен более яростным негодованием и полагался на свое собственное могущество и умение, восстал открыто и вместе с другими отказался подчиняться его власти. И когда он подвергся серьезному нападению королевских войск, и был вынужден сдаться из-за недостатка своих средств, то попросил и легко получил помощь от Саладина, который прилагал усилия, чтобы подорвать христианскую власть тем, что хитростью разжигал раздоры между партиями.

Вскоре после того, в месяце мае, он послал на землю христиан турецкие войска, со стороны Тиверии, которой в это время владел. Они столкнулись с каким-то отрядом тамплиеров и устроили немалую побоище среди наших людей, и нагруженные добром, отправились с победой назад. Но вскоре после этого, этот самый граф, по советам своих друзей заключил мир с королем, как потом выяснилось — притворный, поскольку и он сам и почти все вожди его земли, из-за своего чрезмерного негодования, заключили тайное соглашение с Саладином, в чьи руки (как говорили) они, в соответствии с этой договоренностью, собирались предать христианского короля, а сам он, в свою очередь, получил заверения, что если таковое случится, то ему не будут мешать свободно распоряжаться королевством Иерусалима. И они заключили союз со смертью, и их договор был с адом. Они полагали, что когда бич коснется других, их самих он минует, но случившееся показало им, что святое пророчество полностью применимо именно к ним: «И ваш союз со смертью рушится, и договор ваш с преисподней не устоит. Когда пойдет всепоражающий бич, вы будете попраны, (Исайя, 28, 18) и лишь в нищете вы все поймете» (последних слов в русском переводе Библии нет – прим. перев.)

Глава 17. О битве, в которой погибла христианская армия, и был взят в плен король вместе со Святым Крестом.

Саладин, вместе с 80 тысячами (и даже, говорят, больше) всадников, вторгся в пределы христиан с большей уверенностью, чем прежде, быстро продвинулся до города Тивериада и атаковал замок, в котором укрылась местная сеньора вместе с несколькими солдатами. Получив об этом известия, король с наивозможной быстротой собрал отовсюду армию христиан. Однако, прежние короли, когда собирались идти в бой, всегда оставляли в городах и замках достаточные гарнизоны, чтобы не подвергать королевство двойной опасности, и чтобы не лишать скелет, который состоит из городов и замков с необходимыми гарнизонами, его же собственных костей. Таким образом, хотя враги и часто одолевали их в бою, все же никогда королевство не оказывалось под угрозой уничтожения. Но этот король, что был назначен женщиной к погибели христианского королевства, приказал (пусть сама женщина будет невиновна в столь великом злодеянии как это) самым настоятельным приказом, чтобы все население выступило бы на битву как один человек, будто бы он мог их числом устрашить Саладина. Таким образом, когда все выступили на бой, словно жертвы, а не воины, и лишь несколько человек осталось в городах вместе с женщинами и детьми, то все королевство иерусалимское оказалось в зависимости от исхода одной битвы.

Граф Триполи, который командовал христианской армией, хорошо зная местность, завел ее, надо думать, преднамеренно в скалистую область и в такие ущелья, где она оказалась под угрозой. Когда, таким образом, армия попала в затруднительное положение, враги начали угрожать ей со всех сторон. Тогда король, по совету своих ноблей, решил презреть все опасности и дать сражение. Он разрешил рыцарям тамплиеров начать атаку, а сам выстроил свое войска, готовые к ринуться в рукопашную схватку, как только для этого представится благоприятная возможность. Тамплиеры самым доблестным образом обрушились на врага, сломали плотный порядок вражеских войск и либо обратили их в бегство, либо зарубили мечом, и затем, случилось так, что стали явью позорнейшая измена наших собственных людей и их неправедный сговор с врагом. А именно, граф Триполи и другие нобли со своими отрядами, позабыв последовать за рыцарями Храма, обратили в ничто все сделанные королем построения, и тем самым, бросили их в опасности, пока те храбро бились с врагами. А те тесно перемешались с рядами своих противников, и были либо пленены, либо убиты. Теперь наша армия осталась на одном месте без воды и страдала от жары и жажды, и в это время шесть самых бесчестных солдат дезертировали из лагеря к Саладину, и после отречения от христианской веры, раскрыли ему бедственное положение наших людей. Получив эти сведения, Саладин приказал атаковать наши войска каждый день, и после того они были уже близки к полному истреблению, король обратился в бегство. Токедин (Tokedin), племянник Саладина преследовал его и взял в плен вместе с древом креста Господа нашего. Таким образом, почти вся христианская армия были либо перебита, либо взята в плен, бежать удалось лишь немногим.

Рыцари Храма и Госпиталя, коих меч не сразил на поле брани, были отделены от остальных пленников, и Саладин приказал обезглавить их в своем присутствии и услаждал свои глаза этим долгожданным удовольствием.

Тиран испытывал личную ненависть к наихристианнейшему мужу, Реджинальду де Шатильону, славного как своим искусством в бою, так благородством своего ума. Прежде он энергично управлял княжеством Антиохии и отличался в то время среди всех христиан на границах Аравии. Его он со злобой допросил и получив твердый ответ, достойный столь великого мужа, собственноручно убил, полагая, что лишится большого удовольствия, если кто-нибудь другой, а не он, прольет такую драгоценную кровь. Граф Триполи, однако, бежал с поля битвы вместе со своими приближенными, а турки (как говорили) и не пытались их преследовать.

Глава 18. О том, каким образом Саладин занял Землю Обетованную и Святой Город.

Таким образом, победоносная армия уже пресытившаяся резней, обратилась к грабежу, и захватив после битвы громаднейшую добычу и множество людей, которые были либо убиты, либо взяты в плен, этот кровожаднейший тиран отправился со всеми своими силами к цветущему городу Птолемаиде, который ныне зовется Акрой, и сразу же взял его, так как (как мы упоминали выше) он был оставлен без гарнизона и был глупо вверен тем, кто либо по причине своего пола, либо по причине своего возраста был не пригоден для войны. Уже пресытившийся резней и испытывая новое для себя чувство милосердия, он позволил уйти без вреда множеству людей, которых он там нашел. Затем, обратившись к другим городам и поселкам, которые после короткой кампании были заняты без кровопролития, Саладин подчинил своей власти всю силу земли иерусалимской, кроме самого города, а также Тира и Аскалона. Поскольку судьба в одном сражении уничтожила все гарнизоны городов и замков, этот наиудачливейший тиран не встретил трудностей в овладении сильнейшими крепостями христиан, которые иначе могли быть взяты только голодом. Теперь этот бич Божий яростно двинулся к святому городу. Он заставил сдаться охваченных страхом патриарха и народ и даровал им жизнь и свободу — что может быть отнесено к его милосердию, — но он изгнал их после того, как они оставили все свое оружие и деньги. Вступив с большим великолепием в город, он осквернил церкви, которые были разграблены, и уничтожил крест — символ нашего Господа, после того, как поиздевался и высек его. Храм Господень, который когда-то уважался даже самими сарацинами, он приказал торжественно очистить розовой водой, как будто он был загрязнен христианами, а затем освятил его кощунственными обрядами. Но он выказал некоторое небольшое уважение гробу Господню, поскольку, взяв все золотые и серебряные украшения, он приказал сирийским христианам, которые происходили из его земли принять его себе на сохранение, и он издал указ «что никакой чужеземец не должен приближаться к нему с непочтительностью».

То ли ради человеколюбия, толи ради собственной славы, он проявил милость к больным людям, что лежали в прославленном Госпитале Св. Иоанна, и он приказал, что за ними должен продолжаться уход до тех пор, пока они или не умрут, или не выздоровеют, и он возложил эту обязанность на нескольких братьев госпитальеров, которые остались на свободе и в безопасности. Эти события произошли в Иерусалиме спустя примерно 3 месяца после ужасной битвы, в которой погибло христианское население — резня христиан произошла на 8-й день после праздника Святых Апостолов Петра и Павла (6 июля), сдача города состоялась около времени торжеств по случаю дня Св. Михаила Архангела (29 сентября). Аскалон, тоже благородный город, в который многие после битвы бежали по причине его исключительно сильных укреплений, и который тщетно был наполнен запасами оружия и продовольствия, не избежал власти тирана, поскольку этот разнесчастный король Иерусалима, что был во время битвы взят в плен, отдал город в обмен на свое собственное освобождение. Знаменитый город Тир, который с древности имел обычай сопротивляться самым большим нападениям, теперь был единственным, кто отвергал власть врага. Действительно, как пишут историки, впервые он был занят Навуходоноссором, а позже потребовал великих трудов от Александра Великого. Он таким же образом попал бы в руки врагов, как и другие города до него, но каким-то провидением Небес намерения тирана были разрушены. Как написано в строках из Исайи: «Когда в виноградной кисти находится сок, тогда говорят: не повреди ее, ибо в ней благословение; тоже сделаю Я и ради рабов Моих, чтобы не всех погубить» (Исайя, 65,8). Ради спасения рабов Своих, Господь, очевидно, не желал изгнания и уничтожения их всех, с тем, чтобы беженцы могли бы дождаться в подходящем месте прибытия христиан, которые должны были прийти в эту страну, поскольку этого просто требовали возросшие преступлений нашего века, и поэтому Господь сохранил этот город подобно виноградине церкви, как не малое благословение Своему народу. Хотя о том, как это произошло, благодаря милости Христа, достаточно хорошо известно ныне живущим, все же, ради потомков, нельзя, не рассказав, пройти мимо этого.

Глава 19. О том, как маркграф Конрад укрепил Тир и о смерти графа Триполи.

Маркграф Монферратский, муж великий и могучий, один из первых ноблей римской империи, отправился с благочестивыми целями в Иерусалим, оставив свои собственные земли на попечение своего сына Конрада. Когда он провел здесь несколько дней в благочестивых заботах, а также за свой собственный счет мужественно служа Богу в деле защиты Святой Земли, он был, вместе с остальными знатными людьми, взят в плен агарянами в той битве, что всю эту землю предала в руки неверных. В это же самое время, молодой маркграф, о котором я упомянул, спешил к Иерусалиму с отрядом отважных людей, намереваясь помолиться там и помогать своему отцу. И случилось так, что на третий день после взятия Птолемаиды, маркграф, приблизившись к берегу на своих судах, в том месте, где христианские корабли привыкли видеть порт, зорко присмотрелся к городу со стороны моря и увидел произошедшие в нем изменения. Христианские штандарты больше не развевались на вершинах башен и храмов, являя свое великолепие наблюдателям, поскольку отвращение к ним врагов быстро удалило их, не было слышно звона колоколов, как это было обычно, когда путешественники прибывали в порт. Таким образом, этот мудрый муж понял, что город попал в руки врагов и повернул назад, в Тир, где высадился и нашел всех жителей города столь потрясенными горем и ужасом, что они помышляли о сдаче города, по примеру Птолемаиды, поскольку дух их был подавлен, а появление тирана ожидалось уже вскоре. Но по прибытии столь благородного гостя, они немного вернули себе смелость, и рассказав ему о несчастной резне христиан, положились на его благодетельный совет, как на человека, посланного Богом для утешения тех немногих, что еще оставались. Однако, он будучи благоразумным и очень храбрым человеком, связал их всех, от мала до велика, клятвой повиноваться ему во всем, тогда как он, со своей стороны, обязался честно взять на себя заботу о них всех, мудро пояснив им, что ничего нельзя поделать, если они не будут действовать единодушно, под руководством единого вождя и предводителя.

Когда это было сделано, он тщательно укрепил город, а все жители ему помогали. На следующий день приехали граф Триполи и Реджинальд Сидонский, будто бы, либо для того, чтобы найти убежище, либо для защиты города. И когда они вместе с несколькими спутниками были впущены внутрь городских стен, то тщетно пытались подкупить народ и захватить цитадель, но их замыслы вскоре были раскрыты, и им с трудом удалось бежать, бросив, однако, нескольких своих людей в городе, которых маркграф, из-за своей ревности, приказал повесить как явных изменников имени Христа. Но когда граф Триполи (о котором я упоминал) и его спутники увидели, что при их стесненном положении, Саладин нарушил обещание и захватывает Иерусалимское королевство для себя, изгоняя оттуда всех жителей, и делит его между своими собственными людьми, тогда, наконец, их несчастье дало им осознание того, что они наделали, и они смогли постичь, что договор, который они заключили со смертью и погибелью, аннулирован Божьим судом, и связь, которую они установили с адом, уничтожена все тем же судом, и что по ним самим, по заслугам их, ударил бич, что пронесся над ними и низверг их. Поэтому этот граф, хотя и слишком поздно, раскаялся и вернулся в свой собственный город. Острота его горя ввергла его в безумие, и умер он ужасной смертью. Еще говорили, что ни болезнь, ни возраст, но лишь невыносимое бедствие и позор, в короткое время погубили его сообщников из той земли, которую они предали. Кроме того, жители Триполи, после зрелого размышления, и поскольку дни были тревожные, выбрали своим государем сына князя Антиохии, Боэмунда, юношу, одаренного доблестью и благоразумием, при правлении которого область Триполи лишь изредка подвергалась турецким набегам, и говорили и считали, что хотя Саладин и опустошил всю страну вокруг, но щадил Триполи и его границы по причине клятвы, которая была между ним и графом Триполи.

Глава 20. Об осаде Тира и о возвращении короля из плена.

И таким образом, Иерусалим и все другие города, кроме Тира, были захвачены и сразу же перешли под власть Саладина, который осадил также и тот город, что преданно сражался под руководством маркграфа Конрада. Хотя, согласно писаниям древних историков, Тир прежде стоял на острове, но благодаря искусству и труду Александра Великого, он был соединен с материком, и таким образом, весь город, почти окруженный морем, представлял из себя исключительно безопасный порт. Соответственно, тиран расположил вокруг города свой флот так, чтобы море не было открыто для осажденных, а с той стороны, где он не был защищен морем, начал штурмовать его всеми возможными средствами. Однако, маркграф и его полководцы, предвидя, что продовольствие, которое могло бы доставляться в город итальянскими кораблями из Сицилии и Апулии, может быть перехвачено, решили атаковать вражеский флот в море. Так и было сделано, и Бог был благосклонен к ним, и множество врагов было либо убито, либо утонуло, несколько кораблей было захвачено, тогда как остальной флот, пытаясь бежать, разбился на берегу, на глазах у Саладина. Тот был так поражен страхом при этом событии, что сжег свои осадные машины, снял осаду и ушел, не пытаясь больше ничего предпринимать против города.

Вскоре после этого, обратив ярость своего тиранства на приграничных жителей Антиохии, он ослабил христианского князя этого города и умалил его власть до такой степени, что, после того, как Лаодикея и другие находившиеся под его управлением города были взяты, у него едва ли что оставалось вне пределов стен самой Антиохии. Он также так стеснил и сам великий город, и смог так устрашить его жителей, что вошел с ними в соглашение, что они сдадут ему город к определенному дню, если до этого не случится так, что из Европы явится более могущественная армия и не помешает этому. Кроме того, наша армия в Тире под руководством маркграфа преуспевала и усиливалась с каждым днем, поскольку из христианских стран, через море, в нее вливалось большое количество людей. Король Сицилии также послал им ценные припасы. После чего, они прошлись по стране вдаль и вширь в поисках добычи, и преуспев в своих отважных предприятиях, вернулись назад нагруженные награбленным добром. Случилось так, что среди прочего, в руки маркграфа попал пленник необычного достоинства, и по достойному похвалы решению, он обменял его на своего отца, который, как я упоминал выше, был взят в плен в великой битве и жил в нищете, находясь во власти врага. Однако, король Иерусалима, о чьем возвращении из плена я едва упомянул, был скорее помехой, чем утешением нашим людям, поскольку он претендовал на то, чтобы в силу своего королевского права забрать Тир у маркграфа, а маркграф отказался уступить ему город, поскольку именно он один противостоял врагу до конца, и именно он, с большим трудом, сохранил его. Король удалился в Триполи, и собрав вокруг себя многих людей действовал против маркграфа, как будто бы тот был его врагом. Пока они были таким образом, в раздоре, и некоторые приняли сторону одного, а другие — другого, дела христиан в Сирии едва ли улучшались. В этом деле мы можем видеть тонкую хитрость, с которой Саладин, или вернее дьявол в Саладине, освободил из плена короля Иерусалимского, который с самого начала и был причиной смут и гибели — несомненно, он освободил его при появлении другого, правого мужа, в ущерб интересам христиан. Хотя это уже частично проявилось в этом раздоре, все же, гораздо больше это сказалось в тех событиях, которые произошли позднее.

Глава 21. О смерти папы Урбана и о назначении Григория.

Пока на Востоке происходили такие события касающиеся христианского народа, римский понтифик Урбан, отправился по последнему пути всех людей, и ему наследовал его канцлер, почтенный Альберт, который был назвал Григорием. Он был мужем воистину замечательной мудрости и отличался простотой жизни. Будучи ревностным во всех делах перед Богом, в соответствии со своей мудростью, он резко порицал практику тех суеверий, к которым многие обратились, благодаря чрезвычайной простоте некоторых людей церкви, не опирающихся на авторитет Священного писания. По этому поводу, некоторые скудоумные люди полагали, что он стар, а его разум поврежден чрезмерным воздержанием. Надо признать, что хотя истребление христиан на Востоке и нашествие на Святую Землю произошли при понтификате этого Урбана, тем не менее, о нем говорили, что об этих событиях он был обеспокоен так мало, насколько это вообще было возможным при получении известий о подобных бедствиях. Когда, около праздника Св. Луки Евангелиста (18 октября) гонцы прибыли к апостолическому престолу, принеся новости о тех событиях, которые, к сожалению, случились в октавы апостолов Петра и Павла ((6 июля), Урбан только что ушел из этой жизни, и его место занял Григорий. Этот почтенный понтифик, глубоко обеспокоенный печальными известиями, был глубоко тронут, и тяжело переживал степень своего горя, безутешно сожалея о том огромном ударе, что был нанесен по репутации христиан. Однако, заботясь о том, чтобы принять какие-то меры и встретить столь великое зло с благочестивой предусмотрительностью, чтобы оно не пошло еще дальше, он вслед за этим направил свое послание христианскому миру.

Глава 22. О смерти папы Григория.

Это послание было разослано по всему миру, а сам преподобный понтифик, под влиянием благочестивых забот, отправился в Пизу с намерением то ли, с Божьей помощью, примирить людей этого города с жителями Генуи (поскольку их разделяла долгая вражда и непримиримые разногласия), то ли побудить их приостановить свою смертельную вражду договором о продолжительном перемирии, так чтобы по прекращении или временном приостановлении этой вражды, каждая из сторон (богатство которых было огромно, так же как и могущество на земле и на море), ради своих собственных интересов, могла бы действовать сообща в христианском походе. Приехав в город Пиза и постав за главными людьми Генуи, он сам занялся тем, чтобы смягчить ярость их умов, в соответствии с данной ему мудростью, которая подкреплялась еще и их уважением к понтифику. И пока, благодаря его благочестивым трудам, миротворческая деятельность продвигалась, и непримиримые воззрения этих воинственных людей стихали благодаря посредничеству и тому, что они уже вступили на этот превосходнейший путь, он заболел в Пизе лихорадкой и через несколько дней распрощавшись с этим миром, он соединился (как мы полагаем, поскольку он был таким добрым человеком) с добрыми пастырями на небесах. Ему наследовал Климент, который был избран, посвящен в папы, и с благочестивой заботой лелеял семена мира, которые были уже брошены, и выращивал их, чтобы пожать плоды.

Глава 23. О том, как короли и многие нобли приняли крест.

Этот прискорбный слух о том, как плохо обстоят наши дела на Востоке в короткое время распространились по всему миру, и принес смятение и ужас в сердца всех христиан. Все же он и пробудил дух многих к соперничеству, благодаря представившейся великолепной возможности проявить свою доблесть. Ричард, граф Пуату, сын короля Англии и его будущий наследник, имел счастье встретить гонца с этим посланием в конце дня. Без дальнейших раздумий, его сердце сразу же охватило похвальное желание, и рано утром следующего дня (как передавали) он торжественно принял знак креста, как символ своего будущего пилигримства и похода. Узнав об этом, его отец хранил молчание до прибытия сына, и когда тот приехал несколькими днями позже, он сказал: «Ты ни в коем случае не должен был предпринимать такое трудное дело без совета со мной, тем не менее, я все же не хочу выдвигать возражений против твоего благочестивого замысла, но я буду ускорять его, так чтобы он мог быть благородно тобой исполнен». После этого, в зимнее время, больше ни один из великих государей все же не принял знака креста, все колебались в сомнениях на этот счет, но и постоянно испытывали опасения насчет Божественного гнева. Наконец, архиепископ Тира, приехавший с Востока, принес еще более плохие известия — он публично плакал о бедствиях уже постигших Восточную церковь, а еще о тех, которые представлялись уже неизбежными. Тогда два могучих короля — Англии и Франции, вместе с епископами и большим собранием ноблей встретились вместе на границе своих земель на торжественный съезд, чтобы обсудить те шаги, которые они должны предпринять для освобождения земли Иерусалимской от врага, и хотя у них незадолго до этого произошла размолвка (как я описывал выше), и их взаимная вражда еще не прошла, все же они на время приостановили ее перемирием. Однако, на этом съезде, созванном с благочестивыми намерениями, они искали не собственной выгоды, но обсуждали вещи, касающиеся Христа, и не было никакого, даже легчайшего намека на их прежнюю вражду. Но ради Христа, вся их прежняя враждебность и прежний спор были забыты, уснули и были похоронены, так что вы могли бы подумать, что они с равным пылом поглощены служением Христу.

Так, проникнувшись высоким рвением служения, они приняли знак Короля королей из рук вышеупомянутого епископа, намереваясь вскоре опоясаться мечами на службе Ему, и посвятить не только все свое достояние, но даже и самих себя цели этого благородного военного похода. Герцог Бургундский, граф Фландрский и много других ноблей их королевств, Англии и Франции, и огромное число воинов с радостной преданностью Господу последовали их примеру. И они тоже сочли за славу украсить свои плечи знаком Господа и подвергнуть себя трудам и опасностям на службе Ему. Немедленно определив время начала похода, они, по общему согласию, утвердили следующий договор, необходимый для приготовления к столь великому предприятию и путешествию, который, будучи подписан епископами, был разослан по всем провинциям обоих королевств.

Глава 24. О сборе десятин и том, как император и его люди приняли крест.

Съезд, на котором короли приняли знак Господень и издали эти ордонансы с согласия всех присутствовавших там епископов и ноблей, был распущен. Славный король Англии быстро вернулся в свое королевство, созвал там в пригодном месте великий собор, и с одобрения прелатов и ноблей Англии он выставил на обозрение эти ордонансы, которые уже были приняты во всех его заморских владениях. Тогда архиепископ Кентерберри, епископы Дархэма и Норвича, и много ноблей его королевства, воспламенившись королевским примером, торжественно приняли священный знак — многие действительно из-за своей великой преданности Богу, но другие с меньшей искренностью, а так сказать, либо по приказу короля, либо для того, чтобы заранее заслужить благосклонность своего сюзерена, предчувствуя его приказ. Великое множество клириков, рыцарей, горожан и землепашцев со всех концов Англии позаботились о том, чтобы последовать примеру короля и знати, то же происходило и во французских провинциях. Также, в соответствии с королевским предписанием были затребованы десятины, и с самой большой тщательностью были сделаны приготовления всего необходимого для столь долгого похода.

И римский император Фридрих не долго чувствовал в этом отношении себя менее набожным или менее активным, чем вышеупомянутые короли. Созвав главных людей своей империи, он обнародовал намерение своего великодушного духа, и торжественным образом, украшенный диадемой своего императорского достоинства с символами смирения перед Господом, он показал своим принцам и подданным какой герб есть самый величественный. Столь великий пыл веры и преданности затем воссиял и дальше, в могучих вождях и воинственном народе Германии, предпринявших этот наирискованнейший поход во имя Христа, так что воистину можно сказать, что это есть «перст Божий», и таким образом, почти все народы, носящие имя христиан, с пылом занялись громадными приготовлениями для начала задуманного ими похода.

Глава 25. О том, как королем Франции был нарушен договор и о последовавшей затем смерти короля Англии.

В то время как верность правоверных государей и народов была столь пылкой, злобные козни древнейшего врага не прекращались, и он желал любыми средствами испортить то дело, что начиналось так хорошо. Как только славный король Англии, едва приехав в своем королевство, стал делать разного рода приготовления для будущего похода, столь великий монарх, как король Франции, спровоцированный не знаю чем, разорвал верность этому договору, что был торжественно заключен между ними так, чтобы продлиться до их возвращения с Востока, и ни во что не ставя знак креста, который они оба приняли как союзники, вспыхнул в конвульсии внезапной ярости и, как говорили, он помог в измене неким неправедным людям. Он внезапно, подобно узурпатору, вступил в благородный замок, называемый Шатору, которым владел король Англии. Возликовав от этого успеха и поменяв, или вернее удушив, план похода в Иерусалим, он стал думать, как бы добиться еще большего успеха.

Об этих печальных событиях скоро стало известно, и король Англии думал о том, как бы ради их благочестивого предприятия действовать помягче, и перед тем, как пересечь море, он вперед себя послал к этому лживому дельцу, весьма уважаемых людей со словами мира, но тот был не только тверд и несгибаем ко всем справедливым предложениям, но даже с еще более необузданной гордостью выражал готовность к осуществлении своих опасных замыслов. Как только король Англии пересек море, то благодаря посредничеству добрых людей, они встретились друг с другом. Король Англии намеревался предъявить жалобы на нарушение их договора и об ущербе нанесенном ему самому, а король Франции, как будто бы он был полностью прав в этом дурном деле, притворялся честным в своей прямоте, но тем не менее, как показало дальнейшее, он скрывал тайну своей неправды. Это проявилось, когда сын короля Англии Ричард, тогда еще граф Пуату, который, как говорилось выше, был первым, кто принял знак креста, был, по-видимому, хитростью короля Франции соблазнен и сбит с пути, и на этой торжественной встрече королей покинул своего отца и примкнул к враждебной партии. Когда семена зла разрослись, и все стало так серьезно, потрясенный этим бедствием отец, бесполезно потративший слова в мирных предложениях тем, кто ненавидел мир, вернулся домой, едва ли зная теперь, кому еще можно доверять, после того как испытал неблагодарность от собственного сына. Поэтому, война была начата обеими сторонами, но с неравными силами и уверенностью, поскольку граф Ричард, которому его отец доверил герцогство Аквитанию, перешел с войском на сторону короля Франции, и многие могущественные и пустые люди в Нормандии, Анжу и Бретани открыто покинули отца ради сына, и ради него увеличили армию французов. И так пошло это дело, что за исключением наемников, лишь очень немногие помогали королю Англии, но даже и их верность колебалась.

Таким образом, король Франции, вместе с графом Пуату и бесчисленными войсками, не встречая сопротивления, вторглись на земли короля Англии и продвинулись до города Ле Манс (Le Mans), где со своей армией стоял король. Узнав об этом и осмотрев свои войска, он увидел что слишком слаб, чтобы рискнуть на битву, и испугавшись того, что будет осажден врагом, он сжег город и бросив многое из своего обоза, отошел в более безопасное место. После этого, армия, которая, казалось, последовала за ним, постепенно растаяла. Тогда Джон, младший из его сыновей, которого он любил наиболее нежно, чтобы не отличаться от остальных своих братьев и сотворить не меньше, чем его брат, бросил своего отца. Враги, заполучив город Ле Манс и его замок, продвигались стремительно, штурмом взяли город Тур и его замок и следовали дальше, чтобы осадить город Анжер. Король Англии, оказался смущенным столь многими неудачами, и глубоко переживал по поводу бегства своего младшего сына — поскольку он чувствовал, что раздражал старшего сына именно тем, что с особым вниманием относился к возвышению младшего. Но все же, его горе дало ему понимание, и он увидел руку Господа простершуюся против него, и понял, что именно Он сотворил такие великие изменения в его судьбе как наказание за все то зло, что он совершил. Наконец, от великого горя, он заболел лихорадкой, которая подорвала его силы, и через несколько дней окончил свои дни в Шиноне.

Так умер этот знаменитый король Генрих, самый известный среди земных королей, и не было другого среди них равного ему как по величине своих богатств, так и, до последнего времени, по такой счастливой удачливости. Услышав о его болезни, враги стали продвигаться более медленно, и торопливо заключив перемирие, приостановили войну, ожидая когда будет объявлено, что погасла звезда, которая прежде сияла столь ярко. Узнав об этом, граф Пуату забеспокоился, стал сожалеть о своей потере и во искупление того, что он мало служил отцу, когда тот был жив, он, хотя и с запозданием, своим поведением на похоронах показал себя как сын. Также и его враги, которые всегда завидовали его доблести и непреходящей славе, посчитали нужным хвалить и оплакивать его теперь, когда он умер, и для умов всех людей было очевидно, насколько велико тщеславие и обманчивость мирского владычества, когда столь несчастливо зла судьба внезапно поразила того, кто незадолго до этого столь блистательно сиял над землей. Его тело (как он сам, с благочестивой преданностью Богу, распорядился перед смертью) было отнесено в тот знаменитый и благородный монастырь, что зовется Фонтевро, и там, в присутствии его сыновей и в сопровождении множества ноблей, оно было похоронено с королевским великолепием. Поскольку это монастырь (знаменитый именем прославленного духовного ордена) он особенно любил при жизни и обеспечил его многими привилегиями, поэтому всех удовлетворило то, что взамен, в ожидании последнего воскресения, он должен был получить место для своего тела. Это было справедливым, как по причине той благосклонности, что он ему оказывал, так и потому, что это было согласно его последней воле.

Я думаю, что не должен обойти молчанием следующий эпизод, который я, помнится, услышал от одного почтенного человека, который, в свою очередь, утверждал, что слышал это от брата этого самого монастыря. Некий почтенный человек из нашей конгрегации, известный своей чрезмерной привязанностью к королю Англии, как главному покровителю своего монастыря, еще до того времени, как король принял знак креста, вознес Всемогущему Боге искреннюю мольбу о его здоровье, и когда он возжаждал узнать, что уготовано этому королю – то ли милость, то ли приговор Верховного Судии, то получил во сне такое предсказание от Господа, по поводу его возлюбленного короля: «Он поднимет знамя мое выше себя, но среди его мук будет и такая: чрево его жены восстанет против него, и в конце концов, он должен будет укрыться среди тех, кто носит покрывало». Истинность этого пророчества стала ясна, когда из-за своей преданности Богу он принял знак Господа, и в тех событиях, что последовали за этим, даже в том, что его гробница оказалась среди тех, кто носит покрывало, как ясно видно из предшествующего рассказа.

Глава 26. О характере короля Генриха.

По правде, как хорошо известно, этот король обладал многими достоинствами, которые украшали личность короля, и все же ему были присущи и некоторые недостатки, неподобающие христианскому государю. Он был склонен к похоти и превысил супружеские ограничения, придерживаясь в этом обычая своих предшественников, хотя, все же, пальму первенства в этой невоздержанности удерживает его дед. Он жил с королевой достаточное время, чтобы произвести потомство, но когда она стала неспособна зачинать детей, он впал в распущенность и имел незаконнорожденных отпрысков. Так же как и его дед, и намного большее, чем следовало, он находил удовольствие в охоте, но он был и более умеренным, чем дед, при наказаниях нарушителей лесного закона, поскольку, как говорили, его дед видел мало разницы при наказании, или совсем не видел ее, для того, кто убил человека и для того, кто убил зверя, но король Генрих наказывал нарушителей такого рода тюремным заключением или временной ссылкой. Он поощрял больше, чем следовало, вероломный и враждебный христианам народ, а именно евреев, по причине тех великих выгод, которые он получали от их ростовщичества, и до такой степени, что они стали наглы и упрямы по отношению к христианам и причинили им много затруднений. Он был несколько неумерен в стремлении добывать деньги, но его оправданием в этом отношении может служить чрезмерно дурное время, и были доказательства, что он соблюдал в этом некоторые ограничения. С этим исключением, он допускал, чтобы вакантные епископства долгое время оставались свободными, что позволяло ему получать их накопленные доходы, которые он пересылал в свою казну, вместо того, чтобы использовать их для церковных нужд. Все же он, как говорят, пытался защитить эту практику, оправданием, которое было не очень королевским. «Не будет ли лучшим потратить эти деньги для нужд королевства, чем использовать их для удовольствия епископов? Ведь по сравнению с древностью, прелаты нашего времени слишком мало строги к себе, но будучи небрежными и слабыми в выполнении своего долга, они держат мир в своих руках». Говоря так, хотя он и заклеймил позором наших прелатов, все же защита к которой он прибег в свое оправдание выгладит целиком несостоятельной. Конечно, он полностью провалился при выполнении своего долга по отношению к церкви Линкольна, которая, как известно оставалась вакантной долге время, а он получал с нее вполне достаточные доходы. Все же, для того, чтобы исправить это нарушение, он за несколько лет до смерти думал над тем, кому вверить пастырские заботы об этой церкви.

От королевы Элеоноры у него родились самые известные сыновья, но как было показано в предшествующем повествовании, имея этих наиславнейших сыновей, он был самым несчастным отцом. Полагают, что так случилось по воле Божьей, по двум причинам. Во-первых, эта же королева прежде была в браке с королем Франции, и когда она устала от того брака, то устремилась к союзу с ним и нашла предлог для развода. Когда она, вопреки церковному порядку, законно развелась со своим первым мужем, по какому-то беззаконному праву, если мне позволят так выразиться, он вскоре после этого женился на ней. Но когда пришло свое время, то Всемогущий тайно уравновесил все — он породил от нее благородных отпрысков, но только на свою собственную погибель. Он любил своих сыновей с такой чрезвычайной нежностью, что известно, как он причинял ущерб многим людям только из своего желания ставить их интересы, впереди даже права. И поэтому, он был справедливо наказан их злобным мятежом и тем, что именно из-за них он преждевременно умер. Все же ясно, что все это случилось по прекрасному приговору Того, кто наблюдает за всем этим свыше.

Кроме того, во-вторых, как я полагаю, он недостаточно сожалел о суровости того несчастного упрямства, что было проявлено им по отношению к почтенному архиепископу Томасу. Потому, как я думаю, конец столь великого государя и был столь печален. И поскольку Господь, со своей святой суровостью, не пощадил его в этом мире, то наш долг — верить, что Он проявит милосердие к нему в жизни другой, поскольку, по своему высокому положению в королевстве, он был самым прилежным при охране и соблюдении общественного спокойствия, самым достойным меченосным орудием Господа при наказании злодеев и при защите спокойствия добрых людей, и поскольку он особенно рьяно защищал и сохранял достояние и свободы церкви, что ясно стало видно после его смерти. В своих законах он проявлял большую заботу о сиротах, вдовах и бедняках, и во многих местах он открытой рукой раздавал благородную милостыню. Он особенно уважал благочестивых людей и распоряжался так, чтобы их собственность защищалась законом, с такой же действенностью, как и его собственные земли. В самом начале своего царствования, он, с исключительным благочестием, исправил древний и жестокий обычай в отношении потерпевших кораблекрушение и постановил, что в отношении людей, пострадавших от опасностей моря, должен проявляться долг человеколюбия, и он предписал, чтобы на тех, кто рискнет их любым образом обидеть, или на тех, кто вздумает разграбить что-либо из их добра, накладывалось бы тяжкое наказание. Он никогда не накладывал тяжелых налогов ни на английское королевство, ни на свои заморские владения, вплоть до того последнего налога в виде десятины, предназначенного для похода в Иерусалим, но ведь и этот налог десятины был наложен также и в других странах. Он никогда не накладывал, под предлогом разного рода отговорок, податей на церкви или монастыри, как это делали другие государи, но с благочестивой заботливостью он даже обеспечивал их иммунитет от несправедливых вымогательств и государственных налогов.

Внушая ужас к кровопролитию и человекоубийству, он стремился установить мир, когда не мог действовать иначе — то вооруженной рукой, но если у него была такая возможность, то более охотно — с помощью денег. Обладая этими и другими хорошими качествами, украшавшими его королевское достоинство, тем не менее, он был противен многим людям, глаза которых видели в нем лишь дурное. Люди, которые были так неблагодарны и ненадежны в своей лживой покорности, без конца порицают неудачи этого государя, и не могут слушать о его достоинствах. Таким понимание смогли дать лишь невзгоды последовавшего времени, когда опыт сегодняшнего зла вернул воспоминание о его добрых временах, и хотя при жизни он был нелюбим почти всеми людьми, но тем не менее теперь стало ясно, что он был выдающимся и достойным государем. Еще и Соломон, миролюбивый царь, который возвысил народ Израиля на высоту высочайшей славы и превосходного благосостояния, все же лишь не сильно удовлетворял своих подданных, о чем свидетельствуют эти сокровенные слова, обращенные ими к сыну: «Отец твой наложил на нас тяжкое иго, но ты облегчи жестокую работу отца своего и тяжкое иго, которое он наложил на нас, и мы будет служить тебе» (Паралипоменон, 10, 4). Кроме того, этот сын ответил жаловавшемуся народу, с ребячьим легкомыслием угрожая ему: «мизинец мой толще чресл отца моего. Отец мой наложил тяжкое иго, а я увеличу иго ваше, отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами» (Паралипоменон, 10, 10-11). Это, как я заметил, было сказано им по легкомыслию, но это же, по здравому размышлению, можно сказать и применительно к нашим временам, и самым подходящим образом подходит ко времени, в котором мы живем, хотя теперь глупцы, жалимые скорпионами, жалуются меньше, чем несколько лет назад, когда их наказывали только бичами.

Генрих II, славный король Англии, герцог Нормандии и Аквитании, граф Анжу, умер на 35-м году своего царствования и на второй год после того, как принял крест Господень, и когда прошло 2 года христианской войны на Востоке.

Глава 27. О трудной и длительной осаде Акры.

Согласно предыдущему повествованию, вышеупомянутые короли боролись друг с другом и лишь немного внимания уделяли договору, который они незадолго до этого заключили вместе с Христом, хотя, пожалуй, это было еще простительно тому, кто был сбит с пути своих благочестивых намерений не собственной волей, а внешней силой. Тогда римский император Фридрих, справедливо негодуя на подобный разлад, решил их не ждать, и вверив заботу об империи своему старшему сыну, которого он поставил королем Ломбардии, решил выступить в поход вместе с другим своим сыном, герцогом Швабии, через Паннонию и Фракию, и выбрав для похода время года, вышел с большой армией самых доблестных воинов, выбранных из всех народов Германии. Еще и Жак де Авенис (James de Aveniis), муж отважный и благородный, вместе с людьми из французского королевства и с не малыми силами из других королевств христианского мира коротким путем, через море, приехал в Тир, тогда как император латинян, продвигался, но из-за вероломства императора греческого, очень медленно, через подвластные тому страны. С разрешения маркграфа, который в это время действовал как правитель Тира, французы присоединились к тамплиерам и госпитальерам и двинулись осаждать Птолемаиду (ныне называемою Акрой), которую удерживал сильный гарнизон. Имея перед собой город, они окружили себя крепким валом, чтобы обезопаситься от нападения вражеской армии с тыла, но вскоре с неисчислимым войском подошел Саладин и расположил свои палатки вокруг валов, и всякий раз, когда наши люди штурмовали город, турки нападали на валы. Отсюда можно понять, что осада длилась долгое время, с предельным напряжением сил и крайней опасностью для наших людей. Пока наши люди получали подкрепления через море, то так же и турки, пользуясь благоприятными ветрами, в изобилии снабжали город людьми, оружием и продовольствием. Таким образом, этот город, который попал в руки врагов с очень малыми хлопотами, был наконец, взят только после того как христианская армия в течении долгого времени затратила на это много трудов, как об этом и будет рассказано в надлежащем месте.

Глава 28. О смерти Вильгельма, короля Сицилии, и о тех злодеяниях, что за этим последовали.

В это время десница Господа нашего тяжко обрушивалась на наших людей, который оказался в крайне стесненном положении, и особенно это проявилось, когда она забрала их покровителя, славного Вильгельма, короля Сицилии и герцога Апулии, благодаря благочестивой и могущественной поддержке которого еще сохранялись бедные и слабые остатки христиан в Сирии. Действительно, с самого начала их бедствий, когда они ничего не могли получить из более отдаленных королевств, и когда ярость Саладина пылала наиболее ярко вследствие его недавней победы, он заботился о том, чтобы им поступала помощь в виде необходимыми припасов,. Однако, эту потерю еще можно было бы снести, если бы после его смерти не поднялись гибельные раздоры по поводу наследства королевства, и из-за этого, этот прекраснейший уголок мира был ввергнут в такую смуту и так опустошен, что никакая помощь, до этого предоставлявшаяся сражающимся христианам в Сирии, больше не могла поступать из этого источника. Как хорошо известно, причина этой смуты была следующей: король женился на дочери короля Англии и умер не оставив от нее наследника, кроме того, его двоюродная сестра, которая, казалось, должна была унаследовать королевство по его смерти, была замужем за королем Ломбардии, сыном императора Германии, но сицилийцы и апулийцы, питая отвращение к немецкому господству и при благосклонной поддержке святого престола избрали своим королем знатного человека по имени Танкред, происходившего из рода предыдущих королей. Разгневанный этим, король Ломбардии объявил им войну, а вскоре после этого ушел из жизни его отец (как будет рассказано в надлежащем месте). Его ярость была непримирима, он послал против них армию итальянцев и немцев, но об итогах этого императорского похода будет также рассказано в также другом месте. Столь великая смута в делах сицилийцев и апулийцев отрезала оставшихся в живых христиан на Востоке от поступления необходимой помощи, которую они привыкли получать. И здесь мы прерываем третью книгу нашей истории, что бы четвертая могла бы начаться с царствования славного короля Ричарда.