История Англии и шекспировские короли

15 Война роз (1455–1475)

Первая сцена третьей части «Генриха VI» начинается с разбора битвы в Сент-Олбансе, которую проводят торжествующие йоркисты, и заканчивается согласием короля завещать корону герцогу Йорку и угрозами королевы Маргариты, означающими не что иное, как объявление войны. Фактически она охватывает исторический период в пять с половиной лет. За это время произошли короткие, но чрезвычайно кровавые стычки при Блор-Хите и Нортгемптоне, принесшие победу дому Йорков, разгорелась небольшая война на западе, ланкастерцы совершили нападение на Кале, а йоркисты — на Сандвич; в эти годы враждующие стороны предпринимали великодушные, но абсолютно безнадежные попытки примириться, а страна неуклонно скатывалась в пропасть хаоса и гражданской войны, и королева Маргарита постепенно оттесняла от власти бесхарактерного супруга. Один современник характеризовал Маргариту Анжуйскую как «женщину необычайно волевую и энергичную, готовую принести в жертву кого угодно и что угодно ради достижения своих целей». Потеря самого верного союзника герцога Суффолка, похоже, только укрепила ее решительную натуру: она уверенно забирала бразды правления в свои руки.

В те же годы заявила о себе еще одна выдающаяся личность — граф Уорик. Все эти пять с половиной лет он оставался неизменно преданным герцогу Йорку и даже затмил дядю своими незаурядными способностями. Граф взял на себя командование армией в Нортгемптоне, когда герцог в очередной раз пребывал в Ирландии. Похоже, он в равной мере успешно действовал и на суше, и на море. Смог бы какой-нибудь другой губернатор Кале, лишенный лондонским казначейством средств для выдачи жалованья гарнизону, построить десяток судов, захватить шесть испанских кораблей в Ла-Манше и даже напасть на ганзейскую флотилию, совершавшую ежегодный переход от Атлантического побережья Франции в города лиги в Северной Германии и Прибалтике?

Только в октябре 1460 года Уорик позволил себе поступиться дружбой с Йорком. В сентябре Ричард ушел из Ирландии, высадился возле Честера и двинулся на юг в свой четвертый поход на Лондон, обрастая по пути сторонниками. Если прежде герцог всегда подчеркивал верность королю, то теперь не скрывал, что намерен завладеть короной. Дойдя до Абингдона, Йорк, как нам сообщают хронисты, «назвал трубачей и глашатаев, чтобы они сопровождали его в Лондон, вручил им там знамена с королевскими гербами и повелел нести перед ним меч». Прибыв 10 октября с отрядом в 500 человек к Вестминстерскому дворцу, герцог сразу же направился через главный зал в палату, где король с лордами проводил парламент. Он размашисто подошел к трону и положил на него руку с видом человека, который собирается взять то, что ему давно и по праву принадлежит. Герцог сделал паузу, потом отнял руку с трона и, повернувшись лицом к публике, стал ждать аплодисментов, не выходя из-под балдахина.

Аплодисментов не последовало. Первым возмутился Уорик. Но Йорк закусил удила, потребовав от палаты лордов формального признания его прав на корону на основании прямого происхождения от Генриха III[196]. Лорды, воодушевленные Уориком, напомнили герцогу о том, что и они, и сам он присягнули на верность королю Генриху VI. Йорк ответил: Генриху корона досталась от деда, который ее узурпировал, и потому все три последних монарха были нелегитимными. Спор закончился компромиссом, вошедшим в историю как «Акт согласия», заключенный 24 октября 1460 года. Корона сохранялась за Генрихом пожизненно, но после его смерти переходила к Йорку и его наследникам. (Герцогу тогда было сорок девять лет, а королю — тридцать девять, однако никудышное здоровье Генриха предполагало, что Йорку ждать долго не придется.)

Король, как всегда, пошел на уступки. Но его супруга вовсе не собиралась соглашаться с тем, чтобы их юного сына лишили прав наследования трона. Она на паруснике отправилась в Шотландию набирать союзников при дворе восьмилетнего Якова III, три месяца назад перенявшего корону у отца, и призвала всех своих сторонников сойтись для встречи на севере. Ланкастерцы живо откликнулись на ее призыв. Джаспер Тюдор, граф Пембрук незамедлительно вышел со своими людьми из Уэльса; герцог Сомерсет и граф Девон с войском двинулись на север с юго-запада; спешно начали собирать отряды на севере граф Нортумберленд с лордами Клиффордом и Русом. Наконец 9 декабря против них выступила армия йоркистов во главе с Йорком и Солсбери и их сыновьями Эдмундом, графом Ратлендом, и сэром Томасом Невиллом. Сомерсет напал на них близ Уэрксопа, они потеряли довольно много людей, но 21 декабря все-таки добрались до замка герцога Йорка Сандал, располагавшегося рядом с Уэйкфилдом. Здесь они провели и Рождество, а 30 декабря Ричард Йорк, поняв, что его войска не подготовлены для осады, повел их навстречу противнику.

Это было самоубийственное решение: йоркисты значительно уступали в численности ланкастерцам. Сам Ричард погиб. Его голову, украшенную, по свидетельству хрониста Невиллов, бумажной короной, накололи на копье и подняли над стенами Йорка. В числе многих жертв были и его семнадцатилетний сын граф Ратленд, убитый на мосту в Уэйкфилде Клиффордом, и сэр Томас Невилл, чей отец граф Солсбери был взят в плен и казнен на следующий день в Понтефракте. Получив известия о победе, королева Маргарита поспешила из Шотландии на юг, встретилась со своими военачальниками в Йорке и вместе с ними в середине января направилась в Лондон: грубые солдаты-северяне, как нам сообщают хронисты, крушили и разоряли деревни и города, по которым они проходили.

Вести о битве при Уэйкфилде докатились и до Уэльса, где за командующего оставался старший сын Ричарда Эдуард, граф Марч. Эдуард, теперь уже герцог Йорк, без промедления двинулся с местной армией в Лондон, но, узнав о подходе Пембрука и графа Уилтшира, недавно высадившегося на юге Уэльса с войском, состоявшим из французов, ирландцев и бретонцев, решил их перехватить и в начале февраля 1461 года нанес им сокрушительное поражение у Мортимерс-Кросса в Херефордшире. Отца Пембрука, Оуэна Тюдора, отчима короля, поскольку он после смерти Генриха V женился на королеве Екатерине, казнили на рыночной площади в Херефорде. Самому Пембруку, как и Уилтширу, удалось бежать. Возможно, это обстоятельство и вынудило Эдуарда не покидать свои безопасные западные пределы.

Йоркистская армия в столице, таким образом, оказалась в руках графа Уорика, который должен был править страной и надзирать за королем Генрихом в Тауэре. В середине февраля, прихватив с собой короля, герцогов Норфолка и Суффолка, графа Арундела и брата Джона Невилла, маркиза Монтегю, Уорик двинулся во главе внушительной армии — в нее входил и грозный контингент воинов с аркебузами, присланных Филиппом Бургундским, — к Сент-Олбансу, месту блистательной победы, одержанной им и Йорком шесть лет назад. Однако повторить прошлый успех он не смог. Детали второй битвы малоизвестны, но ясно одно: вина за поражение лежит в основном на нем. Уорик не провел должным образом разведку. Армия королевы Маргариты появилась раньше, чем он ожидал, и пришла совсем другой дорогой. Не лучше обстояло дело и с командованием. Ланкастерцы, оттесненные с рыночной площади градом стрел йоркистов, зашли флангом к Барнет-Хиту в нескольких милях к северо-востоку от города и напали на авангард Уорика, все еще пребывавший в замешательстве, и после ожесточенной схватки обратили его в бегство. Вынуждены были отступить и рассеянные остатки армии, бежал и ее командующий. Покинутого, растерявшегося и перепуганного короля (в данном случае история повторилась) подобрали жена и сын и увели в уже знакомое нам аббатство.

После такого унизительного поражения йоркисты, казалось, уже не могли помешать королю, королеве и ее победоносной армии войти в столицу. Однако Маргарита остановилась в Барнете. Почему она это сделала? О том мы никогда не узнаем. Возможно, королева решила прежде провести переговоры с властями города. В любом случае это промедление оказалось роковым. Неожиданно граждане города, встревоженные слухами о зверствах северян, которые намеренно распространял Уорик, восстали против ланкастерцев. Королева Маргарита отступила в Данстабл. Эдуард Йорк, встретившийся с Уориком в Берфорде (Оксфордшир), медлить не стал: в сопровождении валлийцев 26 февраля он с триумфом вошел в Лондон и заявил о своих правах на корону. Через шесть дней, 3 марта, совет, собравшийся в Бейнардском замке, признал его законным монархом, постановив, что Генрих и Маргарита действовали вопреки последнему парламентскому решению. На следующий день, уже сидя на троне в Вестминстер-Холле, под одобрительные возгласы присутствующих Эдуард объявил себя королем, а потом отправился в аббатство помолиться у мощей своего тезки Эдуарда Исповедника. 5 марта были выпущены первые королевские прокламации под его именем — Эдуард IV, король Англии.

Эдуард стал королем. Но либо он сам, либо епископы решили обойтись без коронации. Церемония, безусловно, укрепила бы его власть и избавила бы от неприятного ощущения неуверенности в своем новом положении. Однако война не закончилась, и это все прекрасно понимали. Королева Маргарита, разочарованная, но не побежденная, снова ушла на свой любимый север, где она могла рассчитывать на поддержку более половины знати страны. Не могло быть и речи о мире и спокойствии в нации, пока Маргарита командовала немалой вооруженной силой и безвольным болезненным Генрихом. Став королем, Эдуард пробыл в Лондоне всего десять дней и вновь отправился в дорогу: через Кембридж на север, без спешки, в ожидании подхода контингентов из Восточной Англии и Мидлендса. По мере продвижения к Йорку его силы нарастали; к тому времени, когда он достиг Понтефракта, в его армии насчитывалось до 50 000 человек.

Но Маргарита тоже не сидела сложа руки. Ее армия была не менее внушительной, и сражение, происходившее под Таутоном в субботу и Вербное воскресенье, 28 и 29 марта 1461 года, уже ничем не напоминало прежние, даже самые кровопролитные стычки. В первый день ожесточенная схватка завязалась, когда йоркисты попытались перейти реку Эйр у Феррибриджа, расположенного между Понтефрактом и Йорком. Ланкастерцы держались стойко, но все-таки были вынуждены отступить. Уорика ранили стрелой в ногу, много людей с обеих сторон потонуло в ледяной воде. Дрожа от холода, насквозь промокшие, солдаты Эдуарда заночевали в открытом поле. Войско Маргариты страдало не меньше от ненастной холодной погоды, и наутро противники горели желанием поскорее сойтись в решающей битве.

Первым атаковал Эдуард. Наклон местности был не в его пользу: армия королевы занимала возвышенность на дороге между Феррибриджем и Тадкастером. С другой стороны, ему благоприятствовал ветер: он дул в спину, ослепляя снегом лучников Маргариты, замедляя полет их стрел и помогая стрелам йоркистов. У ланкастерцев не оставалось иного выхода, кроме как тоже пойти в наступление. Тысяч двадцать, не меньше, воинов двинулись вниз по склону во главе с Сомерсетом, лордом Риверсом и сэром Эндрю Троллопом, и казалось, что армия Эдуарда должна обратиться вспять или ее уничтожат. Но йоркисты выдержали натиск, и в продолжение шести часов ни на минуту не прекращалось, наверное, одно из самых беспощадных кровопролитий, когда-либо происходивших на английской земле. Эдуард, спешившись, постоянно находился в гуще битвы, сражаясь попеременно то мечом, то топором, то булавой и вдохновляя своих воинов. Рослый, 6 футов 3 дюйма плюс 6 дюймов шлема, он, конечно, не шел ни в какое сравнение с тщедушным и слабым здоровьем Генрихом, прятавшимся за спиной королевы.

Начинало темнеть, когда со свежими войсками прибыл герцог Норфолк, ударив во фланг ланкастерцам. Их боевые порядки развалились, и уже ничто не могло удержать людей королевы Маргариты от панического бегства. Сотни тяжеловооруженных рыцарей утонули при попытке перейти вброд речушку Кок; еще несколько сот воинов не смогли выбраться из Тадкастера, где они сами и разрушили единственный мост два дня назад, чтобы преградить путь йоркистам. Пленников было мало: захваченных в плен сразу же убивали. Пали на поле боя Нортумберленд, Клиффорд и Невилл, погиб и сэр Эндрю Троллоп, один из самых отважных и многоопытных ланкастерских лидеров. В стане йоркистов погиб только один высокородный вельможа — лорд Фицуолтер, хотя потери тоже были велики. Говорили, будто снег превратился в темно-красное месиво, а по реке Уорф и ее притокам текла не вода, а кровь. Можно верить и не верить свидетельствам современников о том, что герольды тогда насчитали 28 000 тел на поле сражения. Однако и эта жуткая цифра не кажется слишком преувеличенной, если учесть, что яростная рукопашная схватка длилась десять часов. Мертвыми телами было усеяно шестимильное пространство шириной в полмили.

Войдя с триумфом в Йорк, Эдуард снял со стен головы отца и других вождей йоркистов, убитых в Уэйкфилде, заменив их головами графа Девона, захваченного в плен и затем казненного, и других видных ланкастерцев. Он оставался в городе еще три недели, укрепляясь во власти. Великие ланкастерские северные семьи — Перси, Клиффорды, Дакры — лишились своего былого могущества, их традиционные родовые связи нарушились. Казалось, что теперь Эдуард мог подмять под себя весь регион. Он посетил также Дарем и Ньюкасл, где присутствовал при казни своего злейшего врага — графа Уилтшира, а в мае вернулся в Лондон, и там его наконец короновали 28 июня в Вестминстерском аббатстве. В церемонии участвовали оба брата, Джордж и Ричард, возвратившиеся из Утрехта, куда герцогиня Йоркская отослала их после гибели мужа. Они сразу же получили титулы герцогов — Кларенса и Глостера.

Однако Маргарита не чувствовала себя побежденной. Она опять наведалась к шотландцам, заручившись их поддержкой в обмен на уступку Берика-на-Твиде, а в начале 1462 года отплыла во Францию. Здесь королева уговорила кузена Людовика XI — он после двух безуспешных попыток свергнуть отца Карла VII все-таки в июле наследовал ему естественным путем — одолжить денег и отправить ей в помощь экспедиционную армию, пообещав отдать Кале. (Из этой затеи ничего не вышло, так как Филипп Бургундский наотрез отказался пропустить французские войска через свою территорию.) В 1463 году Маргарита еще раз попробовала создать на дальнем севере надежную ланкастерскую базу, и тоже безуспешно.

Правда, на следующий год герцог Сомерсет (его отец был главным оппонентом Ричарда Йорка, но Эдуард простил ему этот грех и даже сдружился с ним) поднял мятеж в Нортумберленде вместе с сэром Ральфом Перси и сэром Хамфри Невиллом. 25 апреля они атаковали армию йоркистов под Хеджли-Муром близ Алнуика, но брат Уорика, маркиз Монтегю, командовавший войском, разбил их наголову. Перси погиб, Сомерсет смог убежать и перегруппировать свои силы. Однако маркиз сокрушил и эту армию, в которой оказалась вся ланкастерская северная знать вместе с королем Генрихом, напав на них внезапно 15 мая возле Хексема. Сомерсет и еще несколько ланкастерских вождей были пленены и обезглавлены. Король успел скрыться и почти год скитался в глуши северных холмов, находя приют в монастырях или в домах своих приверженцев. За трапезой в Уоддингтон-Холле (Рибблсдейл) Генриха кто-то все-таки узнал, его арестовали, увезли в Лондон и поместили в Тауэр, где ему было суждено провести следующие пять с половиной лет.

Снова брал верх король Эдуард, хотя он и не был причастен к победам йоркистов при Хеджли-Муре и Хексеме. Новоиспеченный монарх был озабочен другими делами. Ранним утром 1 мая 1464 года он нанес тайный визит в Графтон под Стоуни-Стратфордом: здесь проживала постаревшая герцогиня Бедфорд, вдова регента, правившего сорок лет назад Францией. После его смерти она вышла замуж за Ричарда Вудвилла, лорда Риверса, и родила ему дочь Елизавету, мужа которой, ярого ланкастерца сэра Джона Грея из Гроуби, убили во второй битве в Сент-Олбансе. Двадцатисемилетняя вдова была на пять лет старше Эдуарда, но поразительно красива. Он уже несколько месяцев волочился за ней, однако, как все уже поняли, Елизавета соизволит удостоить его своей благосклонности только после бракосочетания, а до этого она ему не поддастся, даже если «Эдуард будет угрожать ей кинжалом»[197]. Видимо, уступил король, поскольку из Графтона он фактически уезжал ее мужем.

О женитьбе не было объявлено. В числе его потенциальных невест значились гораздо более знатные особы[198], и на этот предмет уже велся дипломатический зондаж. Среди них была, например, и принцесса Изабелла Кастильская, которая потом вышла замуж за Фердинанда Арагонского и посылала Христофора Колумба открывать Америку, и свояченица Людовика XI Бонна Савойская. За Бонну Савойскую особенно ратовал граф Уорик, стремившийся к союзу с Францией и Бургундией, и Эдуард прекрасно знал, что брак с Вудвиллами выведет графа из душевного равновесия. Король четыре месяца держал в секрете свое обручение с Елизаветой, тая его даже от ближайших друзей, и раскрыл тайну только в сентябре, когда она уже все равно стала явной.

Реакция Уорика оказалась даже более суровой, чем ожидал король. Женитьба на Елизавете не только расстраивала все политические замыслы графа, но и наносила ему немалый вред в личном плане. Как вскоре стало абсолютно ясно, Эдуард сочетался браком не просто с красивой женщиной, а с целым кланом. Помимо двух сыновей от первого мужа Елизавета имела еще пять братьев и семь незамужних сестер, и все они рассчитывали на получение щедрых даров. Тремя годами раньше с удовлетворением их желаний не было бы никаких проблем: в распоряжении Эдуарда находились конфискованные ланкастерские владения. За это время все они были дарованы многочисленным друзьям йоркистам, помогавшим ему завладеть троном. Единственное, что можно было сделать для Вудвиллов, — это устроить выгодные браки. Все последующие шесть лет они и сыпались как из рога изобилия: ни один наследник английского графства не мог уклониться от женитьбы на невесте из семейства Вудвилл. Сам Уорик, имевший только двух дочерей, вынужден был искать для них женихов тоже среди родственников королевы. Его родная тетя Екатерина Невилл, герцогиня Норфолк, вышла замуж за одного из братьев королевы — Джона Вудвилла: жениху исполнилось только двадцать лет, а невесте, по словам хрониста Невиллов, «чуть ли не в четыре раза больше». Уорик чувствовал себя кораблем, тонущим в море Вудвиллов и быстро утрачивающим позиции при дворе.

Уорик не любил оказываться в положении утопающего и начал подыскивать себе новых друзей. Он никогда не скрывал своих связей с французским двором, и к началу 1467 года по обе стороны пролива уже обсуждались слухи о его контактах с королевой Маргаритой, которую приютил Людовик XI. В действительности его настоящий союзник находился гораздо ближе к дому: Джордж, брат короля, теперь герцог Кларенс, тоже имевший виды на корону. Уорик давно уже настроился на то, чтобы старшую дочь Изабеллу выдать за Кларенса. Герцог тоже не возражал: как-никак леди была одной из самых завидных наследниц в Англии. Оба они страшно разгневались, когда Эдуард запретил брак на том основании, что мать Кларенса, Сесилия Йорк, приходилась Изабелле и двоюродной бабушкой, и крестной матерью.

Уорик не согласился с решением короля. Тайно получив от папы Павла II особое позволение, в июле 1469 года он вызвал в Кале, где уже находилась Изабелла, Кларенса. Здесь их и обвенчал в церкви Богородицы его брат Джордж Невилл, архиепископ Йоркский. После этого трое сановников выпустили манифест, провозглашая, что намерены представить королю «петицию со здравыми и полезными статьями», и призывая всех «истинных верноподданных» участвовать в вооруженной демонстрации, проводящейся в Кентербери в субботу, 16 июля, с требованиями реформ. «Статьи», отражавшие якобы интересы «различных партий», состояли из обычных жалоб на «непосильные обложения» и «чрезмерные поборы», в чем Уорик прежде и неоднократно обвинял и Ланкастеров. На этот раз под стандартными сетованиями на тяжелую жизнь скрывалось недовольство Уорика тем, что король отстранил от себя «великих единокровных лордов» и подпал под влияние Вудвиллов и других «совратителей».

В Кенте его встречали доброжелательно, и на всем пути Уорик не переставал заявлять о верности королю — подобно тому как это делал пятнадцать лет назад Ричард Йорк. Последующие события показали, что его намерения далеко не мирные. Уже в Йоркшире вспыхнул мятеж во главе с неким Робином из Редесдейла — им, вероятнее всего, был землевладелец из Марека в Суэйдейле (и близкий друг Уорика) сэр Уильям Коньерз. Эдуард сразу же двинулся на север, чтобы разобраться с бунтовщиком, приказав одновременно графам Пембруку[199] и Девону собрать войска в Уэльсе и встретиться с ним в Нортгемптоне. Войска они набрали, но 26 июля их перехватили и разгромили люди Робина под Эджкотом в шести милях к северо-востоку от Банбери. В тот вечер полегло несколько сот валлийцев. Пембрука и его брата сэра Ричарда Герберта привезли в Нортгемптон и обезглавили по приказу Уорика.

Король Эдуард узнал об этом в городке Олни, куда он прибыл на пути из Ноттингема в Нортгемптон. Что там произошло, нам в точности не известно. Похоже, его люди разбежались, а сам он, расстроенный поворотом событий не в его пользу, потерял бдительность. В любом случае король каким-то образом умудрился оказаться в руках архиепископа Йоркского, вернувшегося недавно с братом из Кале. Тот и отправил его со всеми почестями сначала в замок Уорик, а потом в крепость Невиллов Миддлхэм в Йоркшире.

Неясно только, чего хотел этим добиться Уорик. Говорили, будто он намеревался объявить Эдуарда бастардом, чтобы корона перешла к зятю Кларенсу. С другой стороны, он не предпринимал для этого никаких действий, а если бы и попытался, то наверняка потерпел бы неудачу. Более вероятной представляется такая версия: он просто-напросто хотел приручить короля, превратить в послушного исполнителя своей воли. Если это действительно так, то он крупно просчитался. Командовать собой Эдуард никому не позволял.

Очень скоро стало ясно, что арест короля был большой ошибкой. Когда Уорик попытался набрать войска на севере, чтобы подавить очередное восстание ланкастерцев, возглавленное его дальним родственником сэром Хамфри Невиллом из Брансепета, то сделать ему это не удалось. Пока Эдуард пребывал в заточении, страна была неуправляемой. Испытывая явную неловкость, Уорик предложил королю вернуться в Лондон, воссоединиться с женой и показаться народу. Лондонцам, в свою очередь, было велено тепло приветствовать монарха. Эдуард, чье заточение проходило со всеми удобствами — он даже регулярно выезжал на охоту, — с радостью обо всем позабыл и простил Уорику и Кларенсу их проступки.

Но вскоре ему пришлось сожалеть об этом. Его шталмейстер сэр Томас Берг из Гейнсборо в Линкольншире уже давно не ладил с соседом лордом Уэллсом и Виллоби, и в начале 1470 года Уэллс со своим сыном напал на поместье Берга, разрушив дом и унеся все содержимое. Междоусобные стычки не были редкостью в XIV и XV столетиях, и споры рано или поздно разрешались сами собой. Берг, однако, был членом королевского двора, и Эдуард посчитал своей обязанностью прийти ему на помощь. Кларенс и Уорик только и ждали этого момента. Втайне заняв сторону партии Уэллса, они представили дело так, как будто король намеревается отомстить Линкольнширу за восстание Робина из Редесдейла. В воскресенье, 4 марта, сын Уэллса сэр Роберт выпустил собственную прокламацию, утверждая, что Эдуард собирается расправиться со «всеми общинами» Линкольншира. Ничего не подозревавший король успел дойти только до Ройстона, где ему доставили письмо от Кларенса, предупреждавшего его о том, что они с Уориком скачут ему навстречу. Эдуард в ответном послании простодушно поблагодарил их и поручил им набрать войска в Уорикшире и Вустершире.

В понедельник, 12 марта, король добрался до Стамфорда и там получил очередное письмо от Уорика и Кларенса: они обещали прибыть вечером. Одновременно он узнал о том, что всего в 5 милях, у деревушки Эмпингем, к нему в быстром темпе идет враждебная армия под началом сэра Роберта Уэллса. Эдуард сразу же принял решение перехватить ее. Силы Эдуарда были малочисленнее, но он превосходил противника в кавалерии и артиллерии, и сражение было коротким. Уэллс и его люди постыдно бежали, сбрасывая с себя доспехи и одеяния в таких количествах, что место битвы получило название «Лузкоут-Филд» («Поле брошенных кафтанов»). Однако более важными оказались другие последствия сражения. Среди убитых был найден человек в ливрее герцога Кларенса и со шкатулкой, в которой содержались его письма Уэллсу: они ясно указывали на то, что восстание пользовалось поддержкой и Кларенса, и Уорика, и это потом подтвердил сам Уэллс, изловленный через пару дней.

19 марта в Донкастере на глазах у всей армии были обезглавлены Уэллс и его пехотный капитан Ричард Уоррен. А что делать с Кларенсом и Уориком? Как бы ни велико было их предательство, Эдуард не хотел братоубийства, а Уорику он был обязан короной. Король несколько раз призывал их к себе, они отвечали, что уже в пути, и не появлялись. Наконец Эдуард написал им, что, несмотря на предательство, не забыл «узы крови, любви и взаимной привязанности» и готов «принять их благосклонно и проявить милосердие». Однако туманных заверений было явно недостаточно. Они потребовали полного прощения и свободы для себя и для своих приверженцев, с чем король уже не мог согласиться. Наконец 24 марта в Йорке он выпустил последнюю прокламацию. Король давал им четыре дня для явки, обещая свою благосклонность; в противном случае за их головы будет объявлена цена и они уже не смогут рассчитывать на какое-либо милосердие с его стороны.

Но мятежные лорды не собирались сдаваться и, не найдя больше сторонников в Англии, решили скрыться во Франции. Когда Эдуард 14 апреля прибыл за ними в Эксетер, то обнаружил, что они уже несколькими днями раньше отплыли на другую сторону пролива, взяв с собой жену и дочь Уорика и беременную герцогиню Кларенс. Едва беженцы успели добраться до Кале, как у герцогини начались роды. Но и тогда их не пустили в город. Герцогиня уцелела, а младенец прожил всего несколько часов, и его похоронили на берегу. В это время в проливе показалась фламандская флотилия, шедшая с северо-востока, и Уорик, несмотря на то что его жизнь была в опасности, не смог отказать себе в удовольствии предаться разбою — напал на суда и ограбил их. Потом они с Кларенсом отправились под парусами в Онфлёр и оттуда формально попросили защиты у короля Людовика.

Французский владыка согласился с превеликой радостью. Король Эдуард отторгнул от себя почти всех своих самых важных сподвижников, и теперь наконец появилась возможность восстановить на троне Генриха и скрепить англо-французский альянс против злейшего врага Карла, герцога Бургундии[200]. Единственное препятствие создавала королева Маргарита. Сможет ли она перебороть свою ненависть к Уорику и стать его союзником? Людовик все предусмотрел и подготовил: 22 июля 1470 года граф Уорик предстал перед Маргаритой и упал ей в ноги. Она выдержала солидную паузу, как сообщают нам хроники, заставляя Уорика подольше полежать ничком, и лишь потом великодушно простила его, потребовав, правда, повторить покаяние в Вестминстере после возвращения во власть супруга. Уорик тем временем получил разрешение подняться на ноги и возможность закрепить вскоре примирение конкретными делами. Сына Маргариты принца Уэльского обручили с младшей дочерью Уорика Анной Невилл в церкви Святой Марии в Анжере, и там же все присутствующие на церемонии венчания поклялись у реликвии Креста Животворящего Господня в верности Генриху VI.

Теперь Людовик мог приступить и к реализации второй части своей программы — вторжению в Англию. В продолжение некоторого времени он уже занимался строительством военного флота, угрозу которого Эдуард со своей стороны пытался всячески минимизировать, блокируя, например, порты Барфлёр и Ла-Хог. В летнее время у него это получалось. Но 8 сентября мощный шторм раскидал английские корабли, отбросив их, как нам сообщают хронисты, даже к голландским и шотландским берегам. Уорик воспользовался благоприятным моментом и уже на следующий день вышел в море, высадившись в Дартмуте и Плимуте. Он сразу же выпустил прокламации от имени Генриха VI, призывая истинных англичан объединиться вокруг своего настоящего короля. Затем вместе с Кларенсом и графом Оксфордом Уорик отправился на северо-восток, к Ковентри, набирая по пути войска.

Эдуард, усмирявший север, незамедлительно пошел на юг ему навстречу. Похоже, нашествие его сверх меры не встревожило. Маркиз Монтегю, хотя и приходился Уорику братом, был по-прежнему верен королю, деятельно вербовал рекрутов в северных провинциях, и Эдуард не сомневался в том, что у него будет значительно больше сил. Однако в Донкастере его поджидали неприятности, поколебавшие его самонадеянность. Шесть лет назад Эдуард вознаградил Монтегю за преданность титулом графа Нортумберленда, а недавно, проявив недомыслие, уговорил его уступить графство наследнику из семейства Перси, предложив взамен ранг маркиза. Монтегю, видимо, обиделся, поскольку сказал тогда: «Король дал мне сорочье гнездо, чтобы сохранить свои хоромы». В результате маркиз перешел на сторону Генриха и в последний момент — уже в Понтефракте — надумал двинуть свои войска против армии йоркистов.

Узнай об этом Эдуард двумя-тремя днями раньше, он, возможно, успел бы поправить ситуацию. Его поддерживали многие могущественные магнаты, в том числе собственный брат Ричард и шурин лорд Риверс, и у каждого из них были свои дружины. Но силы йоркистов были рассеяны и собрать их воедино для битвы с Монтегю уже было нереально. Оставаться на месте означало верную гибель или пленение. Надо было срочно уходить. Король, взяв с собой Глостера, Риверса, гофмейстера лорда Гастингса и около 800 воинов, спешно направился на юго-восток, к побережью Линкольншира, воспользовавшись темнотой, на небольших судах перебрался через залив Уош в Кингс-Линн, а оттуда 2 октября вся его экспедиция отплыла в Нижние страны. Их сразу же обнаружили и преследовали до голландского берега, и только там они смогли отбиться от погони с помощью людей бургундского губернатора Голландии. Через девять дней Эдуард поселился в доме губернатора в Гааге в качестве его гостя.

В Лондоне вести о бегстве короля вызвали не столько панику, сколько хаос. Ланкастерцы выползли из своих укрытий на улицы, воссоединившись в бурном ликовании с приверженцами Уорика, на мирных граждан наводили страх разного рода уголовники и головорезы, выпущенные из тюрем. Елизавета Вудвилл с двумя дочерьми спряталась в святилище Вестминстера, где через месяц она родила Эдуарду первенца-сына.

5 октября архиепископ Невилл, брат Уорика и престарелый епископ Уэйнфлет пришли в Тауэр к королю Генриху, находившемуся в заточении уже более пяти лет, и огорчились, увидев, что «он и одет, и выглядит не столь почтенно и чисто, как подобает государю». Они распорядились облачить его в другие одеяния и привели Генриха как «безмолвного теленка» в Вестминстер. Уорик и Кларенс появились в столице на следующий день, а за ними и граф Шрусбери с лордом Стэнли. Все они отметили, что король сильно сдал: за годы заточения его физические и умственные способности еще больше деградировали. Совершенно ясно было, что он годится только на роль номинального главы государства, и к тому же не очень привлекательного. 21 октября его показали народу с короной на голове. Утешало одно: по крайней мере подданные могли успокоиться, видя, что король снова на троне. И Уорик, назначенный наместником королевства, приступил к управлению страной.

Но правил он недолго. Положение его было шатким, и Уорик знал это. Королева Маргарита по-прежнему относилась к нему недоброжелательно. Она отказалась плыть вместе с ним в Англию, однако ей рано или поздно предстояло вернуться домой с сыном принцем Уэльским, которому теперь уже было семнадцать лет. Вспыхнет ли снова застарелая вражда и каковы будут последствия? Самый главный союзник Уорика в Англии — Кларенс — был человеком вероломным и своекорыстным, и ему нельзя было доверять ни на йоту. Конечно, Уорик мог положиться и на других людей, более надежных, хотя и менее влиятельных. Однако они рано или поздно потребуют даров, а их у него в наличии уже не имелось: он лишился всех более или менее значительных конфискованных владений, которыми можно было поделиться с друзьями. Кроме того, в Голландии на свободе разгуливал Эдуард IV, ему всего двадцать восемь лет, и его никак нельзя было сбрасывать со счетов, тем более что за ним стоял могущественный зять Карл Смелый, герцог Бургундский.

Правда, поначалу Карл разочаровал Эдуарда. Герцог предоставил ему флотилию и с готовностью приютил его, но главное место в его внешних заботах занимала борьба с королем Франции, и в этом противостоянии ему был нужен сильный союзник, а не беженец. Карл вступил в переговоры с Уориком и только после их срыва — Уорик все-таки был накрепко привязан к Людовику XI — соизволил принять своего шурина. Тогда же Людовик начал проявлять агрессивность, и Карл со всей охотой выделил Эдуарду необходимые средства для снаряжения флота, к которому беженец добавил две дюжины кораблей, полученных от Ганзейского союза. В понедельник, 11 марта 1471 года, Эдуард IV наконец отправился на родину во главе флотилии из 36 кораблей и армии численностью 2000 человек. Через три дня его корабль «Антоний» пришвартовался в Рейвенскаре на Хамбере, там же, где 72 года назад сходил на берег Генрих Болингброк. Это было неплохое предзнаменование.

Сам того не подозревая, Эдуард следовал за Болингброком по пятам. Не видя особого энтузиазма, он представил дело так, как будто прибыл не за короной, а за герцогством. Только тогда ему позволили войти в Йорк, который по иронии судьбы был в руках ланкастерцев, и оттуда он направился в свой замок Сандал, где одиннадцать лет назад был убит его отец. Но даже и в родных землях у него оказалось не так уж много сторонников. Лишь когда он появился в Мидлендсе, в Лестере и Ноттингеме, под его знамена люди пошли толпами.

Граф Уорик тоже спешно набирал войска. В конце марта он обосновался в Ковентри, игнорируя попытки Эдуарда выманить его для битвы и ожидая подкрепления, с которыми должны были подойти Оксфорд, Эксетер, брат Монтегю и герцог Кларенс. Менее чем через неделю прибыли Оксфорд, Эксетер и Монтегю; Эксетеру на пути пришлось выдержать стычку с йоркистами. И тут случилось то, чего и опасался Уорик. Кларенс переметнулся на сторону брата и ушел к нему со своим войском в 4000 человек. Эдуард уже больше не скрывал своих подлинных намерений, и его устраивало только решающее сражение. Но Уорик знал, что у него сил намного меньше, и упорно ждал, когда прибудет из Франции Маргарита с сыном принцем Уэльским и подкреплениями, предоставленными королем Людовиком. Зачем ему надо ввязываться в заведомо проигрышную битву?

5 апреля Эдуард двинулся на Лондон. Никакой разумный полководец не пойдет вперед, зная, что у него в тылу остаются грозные вражеские силы, но у него не было иного выхода. Он решил отвоевать столицу вместе с Генрихом VI. Поняв его замысел, Уорик засыпал герцога Сомерсета и других ланкастерских вождей в городе настоятельными требованиями продержаться до его прихода. Тем временем поступили известия об отплытии из Гарфлёра Маргариты с сыном и армией. Со дня на день они должны были высадиться на южном побережье, и Сомерсет отправился их встречать. За хозяина в столице остался брат Уорика Джордж Невилл, архиепископ Йоркский. 9 апреля он устроил нечто вроде парада с участием короля Генриха, но Генрих в поношенной голубой мантии, едва сидевший на коне и хватавшийся за руку архиепископа, производил такое жалкое впечатление, что от этого спектакля было больше вреда, чем пользы. На следующий день у Невилла сдали нервы, и 11 апреля Эдуард вошел в город, не встретив ни малейшего сопротивления. Наспех совершив повторную коронацию в Вестминстерском аббатстве — Генрих вернулся к себе в Тауэр, — король помчался в святилище к жене, дочерям и сыну, которого еще не видел.

События развивались быстро. Уорик шел к Лондону и уже приближался к Сент-Олбансу. В ретроспективе кажется странным, что он не стал ждать подхода армии Маргариты. Однако его положение было крайне неопределенным. Когда она прибудет? Где высадится? Какова численность ее армии? И самый главный вопрос: насколько она доверяет ему как союзнику? В любом случае его позиции только усилятся, если он предстанет перед ней как победитель, выигравший решающее сражение. К тому же с каждым часом нарастают силы и Эдуарда. Чем раньше они сойдутся в битве, тем лучше.

Король думал точно так же. Всю Страстную пятницу 12 апреля он готовился к сражению, а после обеда в субботу отправился по Большой северной дороге к Сент-Олбансу с Глостером, Кларенсом, Гастингсом, Риверсом и армией, насчитывавшей не менее 10 000 человек. Он взял с собой и Генриха, как всегда пребывавшего в смятенном состоянии духа, — на всякий случай. Эдуард встретил армию Уорика — с Монтегю, Оксфордом и Эксетером — раньше, чем ожидал, более многочисленную, чем предполагал, и занявшую возвышенность в миле к северу от маленького городка Барнет. В ту же ночь, пользуясь темнотой и туманом, он расставил боевые порядки непосредственно перед вражескими линиями, предполагая лобовое противоборство.

Как только забрезжил рассвет (это было Светлое Христово воскресенье), Эдуард дал команду начать атаку под оглушающий рев труб. Туман стал еще гуще, и король с трудом рассмотрел, что допустил ошибку в организации позиций своих войск. Его правый фланг сместился далеко в сторону, обнажив для нападения левое крыло. Более того, воины, стоявшие на одном конце линии, не могли видеть, что происходило на другом конце, хотя это обстоятельство в дальнейшем оказалось полезным, когда левое крыло не выдержало натиска ланкастерцев графа Оксфорда и побежало: йоркисты, сражавшиеся на правом фланге, не видели их бегства и продолжали биться. И снова в самой гуще побоища высилась мощная, закованная в броню фигура короля, командовавшего центром. Рукопашная сеча длилась три часа, пока люди Уорика не начали отходить. Утро еще не перешло в день, когда сражение стихло, а на поле боя остались лежать не меньше тысячи убитых, среди них был и Монтегю. Уорик успел вскочить на коня и исчезнуть, но его изловили возле Роутем-Парка и изрубили мечами. Тела Уорика и его брата потом увезли в Лондон и по приказу короля выставили «непокрытыми и нагими» для всеобщего обозрения в соборе Святого Павла. Сделано это было не в назидание, а для того, чтобы не распространялись слухи о том, будто они все еще живы. Король Генрих, которого облачили в доспехи и чересчур оптимистично поместили в центр побоища, не только уцелел, но и не получил ни одной царапины, и его пришлось отвезти обратно в Тауэр.

В тот же вечер после трехнедельных проволочек и ссылок на непогоду в Ла-Манше наконец в Уэймуте высадились королева Маргарита, теперь ей был сорок один год, и ее сын принц Эдуард. На следующий день она прибыла в аббатство Серн, и здесь Сомерсет и граф Девоншир сообщили ей о печальной участи Уорика. Тем не менее королеву на западе везде встречали тепло и радушно, а в Дорсете, Девоне и Корнуолле вспыхнули мятежи. Она стояла перед выбором: либо идти сразу на Лондон по прибрежной дороге или через Солсбери, либо направиться на север, в Ланкашир и Чешир. Там Маргарита могла рассчитывать на серьезную поддержку и встретить Джаспера Тюдора, который набирал для нее войска. Но в обоих случаях, и она это знала, Эдуард не оставит ее в покое.

И действительно: его агенты следили за каждым ее движением с первого дня. Когда королева избрала второй вариант своих действий, король узнал об этом почти сразу же. Для него не составило никакого труда разгадать и ее несколько обманных ходов. В тот же день — 29 апреля — когда она прибыла в Бат, его армия появилась в Сиренстере. Маргарита отошла в Бристоль и оттуда двинулась по долине Северна; Эдуард следовал за ней параллельным курсом через холмы Котсулдс. 3 мая, проведя всю ночь в походе, она подошла к Глостеру и обнаружила, что и ворота, и мост за ними для нее закрыты. Ее измотанные войска, при полном снаряжении, в жару, почти без воды, в условиях труднопроходимой местности преодолевшие за 36 часов 50 миль, едва стояли на ногах. А им теперь надо было идти еще 10 миль до Тьюксбери, где они могли перебраться через реку по мелководью.

Но им так и не пришлось воспользоваться бродом. Когда войска наконец доплелись к вечеру до места, люди и их лошади так устали, что валились с ног. Они желали только одного: отдохнуть хотя бы несколько часов. А утром в субботу, 4 мая, на них навалился Эдуард.

Это было, наверное, одно из самых свирепых и беспощадных сражений. Йоркисты обладали несомненным преимуществом в подавлении противника артиллерией и аркебузами, не говоря уже о ливне стрел, который обрушился на ланкастерцев. У Сомерсета, командовавшего армией королевы, не было иного выхода, кроме как пойти в наступление и напасть на левый фланг Эдуарда. Благодаря тому, что местность была лесистая, покрытая живыми изгородями с узкими тропами, он застал йоркистов врасплох, но Ричард Глостер, командовавший авангардом, быстро пришел на помощь брату. Когда они уже начали теснить противника, подоспела мобильная колонна из 200 тяжеловооруженных всадников, которых король Эдуард держал в резерве на случай засады в лесу. Налетев по склону, они моментально расправились с отходившими ланкастерцами. Юный Эдуард, которому поручили контролировать «сердцевину» армии, не участвовал во фланговой атаке, но и его люди, видя, как гибнут их товарищи, тоже начали пятиться назад, не обращая внимания на отчаянные призывы принца стоять и сражаться.

Бойня под Тьюксбери наградила местность, где она происходила, звучным названием «Кровавый луг», сохраняющимся и по сей день, но и она не идет ни в какое сравнение с кровавым безумием, последовавшим за ней. Йоркисты не брали пленных. Ланкастерцев, не успевших бежать с поля битвы, она закалывали на месте. Многие укрылись в аббатстве, которое можно увидеть и сегодня. Люди Эдуарда вышибли двери и перебили всех до одного. Крови было столько, что здание пришлось закрыть на месяц и заново освящать[201]. Сомерсета и тех его сподвижников, которые, как и он, предавали Эдуарда, обезглавили. Ланкастерских вожаков, ни разу не изменивших своему долгу, пощадили и отпустили.

Обстоятельства гибели Эдуарда, принца Уэльского, не совсем ясны. Основная версия: он был убит во время сражения. Однако Холл утверждает, что его захватил бывший учитель короля Ричард Крофт, польстившийся на королевское обещание наградить поимщика ежегодной рентой в сто фунтов и сохранить жизнь принцу. Крофт привел пленника к Эдуарду, и тот спросил принца: «Как он посмел вторгнуться в его владения с развернутыми знаменами?» И юноша ответил: «Чтобы вернуть королевство отцу». Король ударил его латной рукавицей, а Кларенс, Глостер, Дорсет и Гастингс, стоявшие рядом, изрубили его мечами. Принцу было тогда семнадцать лет.

Мать принца королева Маргарита не принимала участия в сражении. Она со своими дамами уединилась в «скромном, угодном Богу месте» на Вустерской дороге, где ее через три дня после битвы взяли под стражу и привезли к королю в Ковентри. Потом Маргариту доставили в Лондон, и там во вторник, 21 мая, ее заставили участвовать в парадном вступлении Эдуарда в столицу: она шла по улицам перед язвительно улыбающейся Елизаветой. Следующие четыре года Маргарита находилась, выражаясь современным языком, под домашним арестом: она вела вполне достойный образ жизни, но ее перевозили с места на место. В 1475 году Людовик XI выкупил ее за 50 000 золотых крон и отказ от каких-либо претензий на английский трон.

А как же сложилась судьба Генриха? Ночью в тот же день, 21 мая, он умер в Тауэре. Обстоятельства его смерти тоже неясны. Согласно официальной прокламации, он скончался от «неудовлетворенности и меланхолии». Однако и в самой Англии, и за ее рубежами мало кто сомневался в том, что он был убит и почти наверняка Ричардом Глостером. Косвенное свидетельство насильственного характера смерти нам оставил Джон Уоркуорт, мастер колледжа Питерхаус Кембриджа, написавший через двенадцать лет после кончины Генриха:

Согласно преданию, Генриха убили в Восьмиугольной палате первого этажа башни Уэйкфилд. Похоже, он действительно умер насильственной смертью. Когда в 1910 году вскрывали его гроб, то обнаружили, что череп несчастного монарха размозжен.

Генриха VI называли и мучеником и святым, а Генрих VII не раз предлагал папе Юлию II его канонизировать. Тем не менее святым он так и не стал. Кто-то скажет: не заслужил. Действительно, Генрих был исключительно набожным человеком, преданным жене, чутким и заботливым семьянином, но таких людей много. Святые обычно обладают и другими качествами: у них и характер потверже, и воля посильнее. Кроме того, правителям, как правило, несвойственно быть чересчур простодушными, смиренными и доверчивыми. Из Генриха мог получиться добросовестный и интересующийся познаниями чиновник: он был создан для спокойной, безмятежной жизни. Король же из него вышел никудышный — мягкотелый, робкий, нерешительный, неспособный вывести страну из кризиса и хаоса, в который она неуклонно скатывалась. Генрих унаследовал трон в возрасте девяти месяцев и пребывал у власти почти пятьдесят лет — самый, пожалуй, горестный период в истории Англии. Его смерть была ужасна. К сожалению, ее трудно назвать несвоевременной.