История Бирмы: краткий очерк

ГЛАВА VII БИРМА В СОСТАВЕ БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ (1886–1939)

Третья англо-бирманская война, закончившаяся в несколько дней, была самой быстрой, самой бескровной и самой стремительной из всех войн, которые когда-либо вели англичане против крупной независимой страны. Успех казался полным, и даже самые осторожные и предусмотрительные из завоевателей не ожидали, что сейчас же после окончания военных действий в покоренной стране начнется сопротивление, подавление которого потребует от Великобритании в десятки раз больше усилий, нежели предшествовавшая кампания.

Первые сообщения о нападении бирманских отрядов на захваченный англичанами Мандалай поступили в Лондон почти одновременно с известиями о полной победе над войсками Тибо и пленении монарха. Английская пресса, несколько смущенная подобным оборотом дела, сначала комментировала эти события как бунт, подавленный быстро и энергично, признавая при этом, что «в подавлении бунта было потеряно больше жизней, чем в любом сражении во время экспедиции». В последующие дни версия о подавленном бунте уступила место сообщениям о столкновениях с разбойниками — дакойтами.

Напуганное неожиданным восстанием, командование британских войск в Мандалае ввело военную цензуру, пытаясь пресечь утечку сведений о действительном положении дел. Был издан строгий приказ о немедленной сдаче всего оружия, включая холодное; за невыполнение приказа грозила смертная казнь. Однако эти меры не по-могли: повстанцев становилось все больше.

Во время «официальной» войны англичан с Тибо большинство бирманцев полагало, что наступление английских войск приведет лишь к замене Тибо другим царем. С окончанием войны стало ясно, что англичане собираются остаться навсегда, и с этого момента отношение бирманцев к завоевателям и к судьбам страны резко переменилось. У бирманцев, конечно, не возникало вопроса о том, быть или не быть монархии, — неизвестно было лишь, кто станет царем и вождем движения. И бирманские солдаты, офицеры, чиновники, крестьяне, поднявшиеся на борьбу за спасение родины, ждали появления нового Алаунпаи.

В первые же дни после пленения Тибо объявились два претендента на престол — Тхе Тин и Бьян Сейн, оба принца царской крови. Через несколько дней к ним добавилось еще несколько претендентов. Каждый из них вел себя по-царски: раздавал золотые зонты, поднимал над ставкой белые с синей полоской флаги, символизирующие цвет шеи павлина — государственного герба Бирмы, собирал налоги и окружал себя свитой. Каждый из них недооценивал силы противника и с подозрением относился к «параллельным правителям».

В начале восстания англичане, не ожидавшие такого оборота событий, оборонялись. Им было необходимо удержать Мандалай — столицу страны, сохранить в своих руках коммуникации для подвоза подкреплений и ключевые пункты в долине Иравади. Яростные атаки повстанцев на города, укрепленные пункты и отдельные колонны британских войск не приносили решающих результатов. Британские войска несли значительные потери, но решающего, объединенного штурма Мандалая не после-довало, и англичане смогли даже перейти в контрнаступление.

Взоры бирманцев в эти дни обращались к Шуэбо — родине Алаунпаи, откуда ждали вестей о появлении освободителя. Именно против Шуэбо и направили англичане первый удар. Несмотря на то что мьовун Шуэбо признал власть англичан и даже выдал им одного из претендентов на престол, английское командование направило вверх по Иравади бригаду генерала Нормана. Высадившейся в Шуэбо бригаде пришлось сразу же вступить в бой с бирманцами, отряды которых стекались к городу в ожидании сигнала к большому походу. Повстанцам удалось даже временно захватить город, но удержаться в нем они не смогли и огступили в окрестные селения, где между несколькими претендентами на престол сразу же начались разногласия.

Тем временем освободительное движение охватило всю Бирму. Повстанцы заняли Сагайн, местность между Минле и Паганом, осадили Нинджан, проявляли активность в северных провинциях, шанских княжествах и т. д. Волнения распространились и на давно «умиротворенную» Нижнюю Бирму — там начались восстания, причем повстанцы временно занимали даже такие крупные центры, как Пегу, Ситаун, Билин.

Изображая бирманских повстанцев разбойниками, грабителями, дакойтами, руководители британской колониальной политики наряду с этим принимали экстренные меры, пытаясь изменить соотношение сил в Бирме в свою пользу. Время в данном случае работало на них; ресурсы Индии и Англии были несравнимы с возможностями Бирмы, Иравади оставалась все время в руках английских войск, и каждый день, потраченный повстанцами на бесплодные споры, укреплял положение англичан.

В декабре 1885 г. в Бирме насчитывалось 10 тыс. английских и индийских солдат, и эти войска были разбросаны по огромной территории. Число восставших превосходило оккупантов в десятки раз. В феврале 1886 г. англичанам удалось довести численность войск до 18 тыс. человек, в июле того же года их уже насчитывалось почти 33 тыс. Соотношение сил резко изменилось.

Первая волна всеобщего восстания, в ходе которого бирманские части захватывали города и осаждали крепости, к этому времени схлынула. Отчаянные и неорганизованные атаки повстанцев, надежда на появление нового Алаунпаи, уверенность в том, что не сегодня-завтра оккупация прекратится, — все это ушло в прошлое. Если до середины 1886 г. бирманцы, поднимаясь против англичан, руководствовались абстрактными идеями, не знали толком противника, обращались к ложным авторитетам неспособных эгоистичных принцев, то со второго года борьба качественно изменилась. Повстанцы отступили от городов, ушли в леса и горы, перешли к партизанской войне. Их вожди многому научились у англичан, и есте-ственный ход событий привел к тому, что во главе движения встали уже не самые знатные, а самые способные военачальники.

Конец 1885 — начало 1886 г. был фактически последним и самым ожесточенным этапом третьей англо-бирманской войны. С весны-лета 1886 г. мы можем уже говорить о начале упорного партизанского движения в Бирме.

В середине 1886 г. британские власти, обеспечив тылы и убедившись в том, что у бирманцев нет надежды на объединение армии под единым командованием, перешли в наступление. Они частично отказались от методов борьбы с повстанцами путем организации летучих отрядов и перешли к созданию укрепленных опорных пунктов по всей стране (к ноябрю 1886 г. их было уже около 100). Кроме того, создавались посты военной полиции из индийцев. Большое внимание уделялось также созданию надежных путей сообщения — шоссейных дорог и железнодорожной линии Рангун — Мандалай.

В октябре 1886 г. командование британскими войсками в Бирме было передано генералу Робертсу, энергичному колониальному деятелю, нашедшему положение в стране крайне неудовлетворительным. Вместе с увеличением числа и укреплением опорных пунктов и полицейских постов генерал потребовал увеличения численности войск до 40 тыс. человек, что и было сделано к концу 1886 г. С такими силами Робертс обещал установить в стране порядок в течение трех месяцев. Однако ничего из этого не вышло. Если на первом этапе бирманцы недооценили силы англичан, то теперь британские генералы недооценили силы повстанцев и их решимость продолжать борьбу.

Расходы на военные действия, возложенные Англией в основном на Индию, все увеличивались. Англичане внезапно обнаружили, что вместо широко разрекламирован-ной британской прессой и чиновниками страны изобилия, богатой рисом, тиковыми лесами, драгоценными камнями, нуждающейся в английской мануфактуре, им достался источник убытков. Посчитав, что движение повстанцев идет на убыль, колониальная администрация решила переложить часть расходов на ведение войны на саму Бирму. Были увеличены поземельный и подворный налоги, введены новые налоги и акцизы. Кроме того, бирманцы были обязаны содержать английские воинские части, снабжать их средствами транспорта, жильем и т. д. Эти меры вызвали вспышку голода и способствовали подъему повстанческого движения.

Получился заколдованный круг: с усилением налогового гнета, призванного компенсировать расходы на борьбу с партизанами, увеличивалось число партизан, их враждебность к англичанам, что вело, в свою очередь, к дальнейшему увеличению военных расходов. Военные действия против повстанцев приняли особо жестокий характер. Англичане практиковали сожжение деревень, связанных с партизанами, истребление «сочувствующих», переселение в другие районы и города, тюремное заключение, ссылки в Индию и т. д. С начала войны по август 1888 г. только в Индию было выслано 50 тыс. человек.

На втором этапе повстанческого движения можно отметить определенную локализацию партизанских сил и большую организованность их действий.

Важным районом повстанческого движения были окрестности Мандалая, где действовали отряды, в большинстве своем подчинявшиеся принцу Мьин Сейну. С по-встанцами были связаны некоторые городские жители, в том числе известные монахи. Помимо нападений на посты предпринимались попытки вызвать восстание в городе, овладеть им одновременным ударом снаружи и изнутри. Однако все заговоры были раскрыты англичанами, которые уже обзавелись осведомителями и союзниками в Мандалае, переманив на свою сторону часть знати, чиновничества и купечества, заинтересованного в мире любой ценой.

Крупным районом партизанской войны был округ Шуэбо. Действовавшие здесь отряды временами даже захватывали города и опорные пункты англичан.

Севернее, в районе рубиновых копей Могока, одного из центров устремлений английских войск, власть Великобритании установилась лишь в конце 1886 г. Однако разработка рудников так и не началась в течение еще нескольких лет, настолько активными были действия партизан в этом лесном горном районе.

Интересная ситуация сложилась в самом северном районе Бирмы, в округе Бамо, граничащем с Китаем. Несмотря на англо-китайское соглашение, предусматривавшее невмешательство Китая в английские дела в Бирме, к действовавшим в этом районе повстанцам по инициативе губернатора Юньнани и с молчаливого согласия китайского двора присоединились китайские отряды. В боях на севере участвовали также качины и другие горные племена.

В Центральной Бирме партизаны были весьма активны в густонаселенных районах Авы и Сагайна, где борьбу вели десятки отрядов, практически блокировавшие англичан в городах. Это положение сохранялось до 1889 г.

Ниже по Иравади, в районах Пагана, Мьинджана, Минбу, Таемьо, Магуэ, партизанское движение также причиняло много хлопот англичанам. В этих районах дей-ствовали талантливые командиры, такие, как Бо Шуэй и У Оттама, неоднократно наносившие энергичные удары по английским отрядам.

Повстанцы проявляли активность в районах Таунгу, Пегу, Тенассерима и угрожали окрестностям Рангуна.

Даже краткое перечисление районов действия партизан в собственно Бирме, не говоря уже о крупных восстаниях чинов, качинов, шанов, борьба с которыми ослож-нялась для англичан труднодоступными горами и джунглями, свидетельствует о необыкновенном размахе партизанской войны. Сорокатысячная оккупационная армия почти беспрерывно находилась в боях. Резко возросли потери англичан.

Однако победы партизан были местными и не могли привести к решающему успеху. Если повстанцам удавалось разгромить роту англичан или сипаев, то на смену ей приходил батальон; вместо уничтоженного опорного пункта или полицейского поста немедленно возникал новый, лучше укрепленный, а рядом с ним создавался еще один. Основной бедой бирманских повстанцев и на втором этапе партизанской войны продолжала оставаться раздробленность сил, множественность независимых отрядов, возглавляемых зачастую враждующими друг с другом вождями. Крупные отряды создавались лишь на время отдельных операций, и этим отлично пользовались англичане, умело отыскивавшие трещины в возможных союзах и громившие повстанцев по частям.

К концу 1889 г. военные действия окончательно локализовались в лесных и горных районах и большинство партизанских отрядов перешло к тактике отдельных нападений на населенные пункты и посты англичан с последующим уходом в горы. Прошло время открытых сражений тысячных партизанских отрядов с британскими войсками — небольшие группы партизан оказались более жизнеспособными в новой обстановке.

До середины 90-х годов продолжалось сопротивление в районе Бамо и рубиновых копей. В 1893 г. вспыхнуло восстание качинов, подавленное окончательно лишь через два года. В горах Пегу и Тенассерима повстанцы также продолжали боевые действия до середины 90-х годов; лишь к 1896 г. были подавлены выступления шанов.

К концу XIX в. Великобритания наконец покорила Бирму. Последняя англо-бирманская война, таким образом, продолжалась более 10 лет и обошлась Англии куда дороже двух предыдущих. Однако бирманцам, несмотря на размах и упорный характер их сопротивления, не удалось сломить колониальную машину: у них не было должной организации, вооружения, отсутствовала ясная и общая цель.

Система управления Бирмой складывалась в обстановке продолжающейся войны, и это наложило отпечаток на некоторые особенности административного устройства колонии. В первые месяцы после низложения Тибо в среде колониальной администрации существовало мнение о желательности посадить на престол послушного царя и сохранить Верхнюю Бирму формально самостоятельным, но фактически полностью подвластным государством. Однако этот план не мог быть проведен в жизнь не только из-за сопротивления экспансионистски настроенных представителей коммерческих кругов, но и из-за отсутствия подходящего кандидата на престол. По тем же причинам пришлось отказаться и от идеи создания протектората. Сильные, связанные с Индией и Англией торговые компании Рангуна требовали прямого управления страной.

В результате в 1886 г. вся Бирма была включена в Индию в качестве особой административной единицы, управляемой верховным комиссаром. Такое положение сохранилось до 1897 г., когда Бирма была выделена в отдельную провинцию Британской Индии, во главе ее поставлен вице-губернатор (впоследствии губернатор) и создан Законодательный совет из девяти членов, ни один из которых не избирался.

Включение Бирмы в Британскую империю повлекло за собой дальнейшую перестройку административной системы. Верхняя Бирма, как и Нижняя, была поделена на несколько областей; в каждую область входило несколько округов (дистриктов), делившихся на более мелкие единицы. Действовавшее с 50-х годов в Нижней Бирме законодательство, общее для Британской Индии, было постепенно распространено и на Верхнюю Бирму. Во главе областей были поставлены комиссары, во главе округов — заместители комиссара. Нижние ступени административного деления на первых порах, для удобства налогового обложения, оставили без изменения. Мьотуджи, объединявшие под своей властью одну или несколько деревень, также остались на своих постах.

Подобное положение сохранялось недолго. В условиях непрекращавшейся партизанской войны мьотуджи были олицетворением старой независимой Бирмы и часто вставали во главе восстаний в своих районах. Вместо того чтобы перетянуть их на свою сторону, что требовало времени и усилий, верховный комиссар Бирмы Кростуэйт, приверженец системы прямого администрирования, решил упразднить должность мьотуджи и сделать основной административной единицей Бирмы деревни.

Опубликованный в 1889 г. «Закон о деревнях Бирмы» преследовал двоякую цель. С одной стороны, была достигнута унификация административной системы, при которой деревня несла ответственность за любые антианглийские действия кого-то из ее жителей. С другой стороны, замена мьотуджи, связанных корнями со своими деревнями, вершивших суд и собиравших налоги, безликими чиновниками мьо-о, старостами деревень, которых часто меняли и перебрасывали с места на место, уничтожала основу феодального строя и создавала условия для четкого контроля и управления страной.

Проведенная англичанами административная реформа носила антифеодальный характер и по своему содержанию была прогрессивной. Однако в созданной колонизаторами системе прямого управления бирманцам нашлось место только на низших ступенях. Комиссары, заместители комиссаров и другие высшие чиновники назначались в Бирму из Англии и Индии и чаще всего мечтали вернуться обратно; они не знали ни языка, ни обычаев страны, мерили увиденное вокруг неприемлемыми для Бирмы мерками. С течением времени эти противоречия нарастали, усугубляя конфликт между народом и британскими властями.

Горные районы Бирмы были исключены из системы прямого управления и поставлены под косвенный контроль. В шанских княжествах, в государстве Каренни и других районах во внутренней жизни сохранялась власть князей и вождей племен. Эти районы рассматривались администрацией как не имеющие прямого отношения к Бирме, и государство Каренни даже было объявлено независимым под британским протекторатом.

Подорвав основы социальной организации бирманского общества, обескровленного к тому же длительной войной и репрессиями, административные мероприятия первых лет британского колониального господства в короткий срок изменили всю внутреннюю жизнь Бирмы.

Сопутствовавшие государственным преобразованиям экономические перемены, поддерживаемые колониальными властями, сказались прежде всего на положении бир-манского крестьянства.

В независимой Бирме крестьянское хозяйство, в значительной степени натуральное, велось без накоплений. Упорядочение налогового обложения и введение денежной системы, прежде почти не проникавшей в сельскохозяйственный сектор бирманской экономики, поставили крестьян в трудные условия. Особенно нелегким стало их положение в результате рисовой политики британских властей.

Новую колонию следовало использовать в огромном механизме, именуемом Британской империей. Пряностей в Бирме не было, да они и не являлись уже тем товаром, из-за которого шли войны. Не было в Бирме и очевидных минеральных богатств: запасы нефти оказались сравнительно невелики, действующие оловянные, серебряные и свинцовые рудники далеко уступали малайским, а добыча драгоценных камней и вывоз тика вряд ли могли покрыть расходы на управление колонией. Плоские, жаркие, прорезанные обильными реками, равнины Бирмы почти не поставляли товарной продукции.

Однако уже после окончания второй англо-бирманской войны, т. е. с середины XIX в., колониальным администраторам стало ясно, что Бирма может быть использована в системе империи как поставщик продовольствия, а именно риса. Выращивая различные сельскохозяйственные продукты, бирманская деревня кормила только себя и небольшие бирманские города; перейдя на преимущественное выращивание нужной во всей Азии культуры, Бирма обретала рентабельность. Она не могла из-за сравнительно небольшой численности населения стать крупным потребителем английских товаров, но смогла играть роль житницы Британской империи. Особенно усилилась эта роль Бирмы после 1869 г., с открытием Суэцкого канала, стимулировавшего рост мировой торговли.

В промежуток между второй и третьей англо-бирманскими войнами площади под рисом выросли втрое. В дальнейшем этот рост продолжался столь же интенсивно, и к 1914 г. уже более 10 млн. акров (4 млн. га) земли было занято в Бирме под рисом.

Подобная специализация целой страны на производстве монокультуры неизбежно вела к быстрой ломке социальных отношений и к массовой перекачке населения из одних областей в другие с изменением при этом структуры сельскохозяйственного населения.

Основное внимание англичан уже с середины XIX в. было обращено на большие пустующие пространства Нижней Бирмы, в первую очередь дельты Иравади. В 1856 г. в Нижней Бирме жило около 1,5 млн. человек, к началу нашего века там проживало уже более 5 млн., а к 1911 г. — свыше 6 млн. Такое быстрое увеличение численности населения в этом районе страны объяснялось не только естественным приростом, но и притоком крестьян с севера, а также ввозом в страну индийских крестьян и батраков-сезонников.

Спрос на рис продолжал расти. Спекуляции земельными участками вели к укреплению ростовщичества — единственного реального источника кредита для крестьян, вынужденных изыскивать средства для подъема целины и расчистки зарослей. И если в Верхней Бирме сохранялось еще в значительной мере старое владение, то в Нижней Бирме земля постепенно переходила в руки помещиков нового типа — индийских ростовщиков, четтьяров, отбиравших землю за долги у крестьян. К началу нашего века Нижняя Бирма в значительной части стала вотчиной помещиков-абсентеистов, к которым к 1901 г. перешло уже более 15 % всех земель в 13 главных рисопроизводящих районах, а к 1910 г. — более 20 %. Сохранявшие еще землю крестьяне в той или иной степени зависели от ростовщиков. К началу первой мировой войны в Нижней Бирме более трети земли крестьянами арендовалось.

Появление товарных рисоводческих хозяйств вызвало потребность в дополнительной рабочей силе. До тех пор, пока надобность в ней не могла быть покрыта за счет внутрибирманских ресурсов, большое число сельскохозяйственных рабочих ввозилось из Индии. Отлично понимая важность подобной меры, британская администрация поощряла сезонную иммиграцию, идя даже на введение премий пароходным компаниям за перевозку кули. Ввоз наемного труда из Индии в Бирму неуклонно рос, и в 1913 г., например, в Бирму приехало 280 тыс. индийских иммигрантов. Часть из них по окончании сезонных работ возвращалась домой, часть — оставалась в Бирме, изменяя не только национальный, но и социальный состав страны, ибо индийцы в массе своей оставались пролетарским, беднейшим слоем населения Бирмы.

Развитие бирманской промышленности также было связано с особенностями сельского хозяйства. Абсолютное число рабочих, занятых в традиционных отраслях бирманской промышленности — в копях, на лесоразработках и на нефтяных промыслах, — было невелико. Качественный скачок был вызван увеличением экспорта риса и тика и развитием соответственно морского и речного транспорта, а позже — и современной нефтяной промышленности. Все эти отрасли находились в руках иностранного капитала.

Первая паровая рисовая мельница появилась в Бирме в 1859 г. В 1910 г. в стране было всего 301 фабричное предприятие, в том числе 165 рисовых мельниц. Рабочими на них в основном были индийцы, они же составляли армию кули — портовых рабочих, грузчиков и докеров. Развитие промышленности способствовало и постепенному увеличению числа промышленных наемных рабочих-бирманцев, хотя вплоть до конца колониальной эпохи они составляли меньшинство.

Изменения в социальной структуре Бирмы коснулись и верхних слоев бирманского общества. Лишь в сельском хозяйстве Верхней Бирмы бирманским помещикам удалось сохранить господствующие позиции. В промышленности страны и в сельском хозяйстве Нижней Бирмы основную роль играли англичане и индийцы. Бирманская буржуазия, появившаяся в конце XIX в., была в начале XX в. все еще слишком слабой по сравнению с индийцами и европейцами. И тем не менее бирманская буржуазия понемногу росла и желала приобщиться к доходам более сильных конкурентов. Вот почему первые попытки политической оппозиции в новой форме исходили именно со стороны буржуазных элементов, в том числе национальной интеллигенции, и были направлены уже не на возвращение к старому строю, а на завоевание места в новом обществе.

Несмотря на то что к началу XX в. прошло лишь 15 лет со дня утраты Бирмой независимости, зародившаяся на рубеже двух веков политическая оппозиция ко-лониальному режиму не была прямо связана с остатками аристократии и не направлялась феодальными идеологами. Бирманская аристократия была в значительной степени уничтожена в годы сопротивления, а Верхняя Бирма, являвшаяся ее оплотом, уступила главенствующее место Нижней Бирме, ставшей к концу XIX в. более населенной и экономически самой развитой частью страны. Именно там, в колониальной столице — Рангуне, в портовых городах Бассейне и Моулмейне, формировалась бирманская буржуазия, до какой-то степени приспособившаяся к английским порядкам (нельзя забывать, что Нижняя Бирма к 1900 г. уже обладала полувековым «стажем» колониального режима) и испытывавшая к ним двоякое чувство: возможности обогащения и внедрения в новый порядок примиряли ее с англичанами, сознание слабой конкурентоспособности и политической неполноценности делали это примирение непрочным. Насильственная, грубая ликвидация бирманского государства иноземцами, не желавшими считаться с национальной самобытностью порабощенного народа, придала оппозиционным настроениям своеобразный психоэтнический характер, обусловленный стремлением народа сохранить свою культуру, свои национальные черты. До 1885 г. забота о сохранении национальных традиций была прерогативой бирманского государства; с его исчезновением ответственность за это первоначально легла на но-сителей буддийской идеологии.

В такой стране, какой была Бирма в начале XX в., с полным господством религии в мировоззрении широчайших народных масс, борьба за национальную самобытность неизбежно превращалась в борьбу за сохранение национальной религии. И не случайно первой формой национального протеста стала в Бирме организация буддийских ассоциаций.

После ухода с руководящих постов в Бирме администраторов типа Фейра, Слейдена, Фитча, знакомых с обычаями и культурой страны, у власти в провинции находились, как правило, чиновники, рассматривавшие свое пребывание там либо как источник обогащения, либо как временную ссылку и, в лучшем случае, мерявшие бирманскую ситуацию индийскими мерками. Это равнодушие к особенностям страны выразилось, в частности, в отказе оставить за бирманской буддийской церковью право на внутреннюю юрисдикцию, что привело к подрыву дисциплины в монашеском ордене, к разладу в религиозных делах и к частичному падению авторитета церкви среди ве-рующих. Буддизм в Бирме оказался в положении пренебреженного института, которому грозила опасность не только со стороны британской администрации и поддерживаемых ею христианских миссионеров, но и со стороны самих монахов, лишенных управления.

В 1897 г. в Мандалае было организовано первое Общество буддизма. Эта организация ставила целью защиту религии и соответственно национальной культуры. Через несколько лет подобные общества и ассоциации начали возникать в других городах страны, пока наконец в 1906 г. не были созданы Буддийская ассоциация молодежи (БАМ) и Общество пропаганды буддизма — оба с центрами в Рангуне. Таким образом, хотя зарождение обществ буддизма произошло в Мандалае, руководство ими вскоре перешло к нижнебирманским элементам и стало принимать все более светский и политический характер. Несмотря на то что буддийские общества организовывали национальные школы и даже начали издавать газеты и журналы, их деятельность поначалу не встречала противодействия администрации. Одной из причин этого была подчеркнутая верноподданность руководителей ассоциаций: на ежегодном собрании БАМ, например, делегаты хором исполняли британский гимн «Боже, храни короля», и лишь по истечении нескольких лет БАМ пошла на «смелый шаг», заменив слово «боже» на «Будда». Впрочем, одно мероприятие, за которое БАМ боролась активно, указывало на потенциальную возможность рождения из ассоциации в будущем более радикальных организаций. Этим мероприятием был «башмачный вопрос». У входа в бирманские монастыри и пагоды обычно прикреплялась оскорблявшая религиозные и национальные чувства бирманцев надпись: «Вход в обуви запрещен всем, кроме европейцев». БАМ неоднократно обращалась к британским властям с просьбами распространить запрет на европейцев, что и было в конце концов сделано.

Вплоть до конца первой мировой войны оппозиция колониальному режиму, нашедшая наиболее четкое выражение в деятельности буддийских обществ, оставалась лояльной по отношению к Великобритании. Во главе движения находились в основном адвокаты, получившие образование в метрополии и твердо уверенные в непоколе-бимости британского владычества в Бирме. Сам тот факт, однако, что дотоле изолированная от внешнего мира Бирма была втянута в мировую политику, способствовал росту и радикализации национального движения. Все большее число состоятельных бирманцев получало образование европейского типа в Индии и Европе, все большую роль начали играть газеты, как издававшиеся в Бирме, так и ввозимые из метрополии. События, происходившие за пределами Бирмы, приобретали реальность, могущую повлиять на дальнейшие судьбы страны.

Не удивительно поэтому, что в Бирме, как и в других порабощенных странах Азии, с большим вниманием следили за русско-японской войной. Япония была первой азиатской страной, победившей в новое время крупную европейскую державу, и это способствовало росту националистических настроений в колониях. Немаловажным фактором формирования национального сознания в Бирме был быстрый рост индийского национализма, известный бирманцам. Но наиболее важную роль в развитии бирманского национально-освободительного движения сыпрали первая мировая война и Октябрьская революция в России.

Несмотря на то что Бирма не соприкасалась с районами военных действий и ее непосредственное участие в мировой войне ограничивалось отправкой на Ближний Восток менее чем 20 тыс. солдат, набранных в основном в горных районах, война решительно повлияла на положение в стране.

Нужда Британской империи в стратегических материалах вызвала качественные изменения в бирманской экономике. Вольфрам, олово, свинец, нефтепродукты, а также тиковая древесина были нужнее, чем рис, вывоз которого из Бирмы во время войны несколько снизился. К концу войны Бирма уже давала треть мировой добычи вольфрамовой руды, в ней ежегодно добывали 300 млн. галлонов (13,5 тыс. т) нефти, расширилась также добыча серебра, олова и свинца. Численность рабочего класса в фабричной и горнорудной промышленности выросла с 50 тыс. до 70 тыс. человек. Ввоз в Бирму товаров широкого потребления из метрополии снизился, что способствовало некоторому оживлению национального производства.

В целом за годы войны роль бирманской буржуазии в экономике Бирмы возросла, положение крестьянства ухудшилось, а ореол непобедимости, окружавший англичан, потускнел.

Определенную роль в изменении политической ситуации в стране сыграли попытки английской администрации убедить население Индии (и Бирмы как ее провинции) в справедливости и благородстве устремлений и целей Великобритании в мировой войне. Попытки эти помимо чисто пропагандистских действий выражались и в весьма робких шагах, направленных на некоторое расширение законодательных органов в колониях (например, в Бирме число членов Законодательного совета при губернаторе было увеличено с 17 до 19 человек). Однако эти меры привели к противоположному результату: вспышка антиколониального движения, эпицентром которого в Южной Азии стала Индия, распространилась и на Бирму.

Численность индийских иммигрантов в Бирме во время войны достигла 800 тыс. Лишь малая их часть принадлежала к эксплуататорским классам; основная масса индийцев представляла собой наиболее низкооплачиваемый слой городского и сельского населения. Среди этих индийцев во время войны весьма активно действовала подпольная националистическая организация Гадр, штаб-квартира которой находилась в Бенгалии. Деятели этой и других антианглийских групп вели пропаганду среди индусов и мусульман. Особое внимание они обращали на состоявшую из мусульман и сикхов военную полицию, с помощью которой надеялись поднять в конце 1915 г. вооруженное восстание. Этот заговор не удался, но всерьез обеспокоил англичан.

Деятельность индийских экстремистов почти не затрагивала бирманцев, и положение в колонии, в общем, не вызывало у англичан тревоги. Однако, несмотря на ка-жущееся спокойствие, в Бирме назревал подъем национального движения, и начался он уже в последние годы войны.

Во время войны в Бирме наряду с буддийскими ассоциациями стали возникать светские объединения, как просветительского, так и чисто политического характера. Они известны под общим названием «вунтану атинов», или бирманских ассоциаций. С 1917 г. многие из них вливались в БАМ, что не могло не изменить характера этой организации. К 1918 г. в Бирме уже насчитывалось 50 местных отделений БАМ, и решающую роль в БАМ начали играть молодые лидеры, которые противостояли старому руководству ассоциации — «солидным адвокатам и джентльменам». «Башмачный вопрос», в котором отразилась борьба за власть в молодом национальном движении, часто вставал на первое место в дискуссиях и собраниях, и отношение к нему стало пробным камнем для националистической деятельности вообще.

Первую попытку дать открытый бой традиционным руководителям БАМ «младобирманцы» предприняли на всебирманской конференции БАМ в 1917 г., которую можно считать первым бирманским съездом националистов. Конференция приняла ряд резолюций чисто политического характера, которые свидетельствовали о поражении старого руководства. Приняв резолюцию по «башмачному вопросу», конференция выступила также против существования железнодорожных вагонов «только для европейцев», потребовала принятия закона против перехода земель в руки иностранцев и постановила отправить для встречи с министром по делам Индии делегацию, которая должна была требовать политических реформ для Бирмы. Отделение от Индии признавалось необходимым. Последнее требование, конечно, было продиктовано моло-дой бирманской буржуазией. Однако ликвидации индийского засилья, в первую очередь в сельском хозяйстве, желали и крестьяне, которые надеялись, что изгнание индийских ростовщиков позволит им вернуть себе землю.

Решения конференции БАМ означали переход ассоциации к политической деятельности и привлекли к себе внимание британской администрации. Если до 1917 г. бирманские чиновники, находившиеся на колониальной службе, имели право состоять в БАМ, то после 1917 г. было издано постановление, запрещающее им входить в. эту организацию. Таким образом, не только бирманские националисты осознали непримиримость своих интересов с интересами колониальной администрации, но и администрация отмежевалась от бирманских националистов, лишив их признания в лояльности.

Крупные социальные перемены, происшедшие в Европе в конце мировой войны, и в первую очередь Великая Октябрьская социалистическая революция в России, оказали на Бирму огромное влияние. Оно было и прямым, способствуя возникновению интереса к проблемам социализма и к вопросам классовой борьбы, и косвенным, отражаясь в настроениях и переменах в английской колониальной политике.

Парламентские выборы в Англии, спешно проведенные в декабре 1918 г. (дабы в них не успели принять участие возвращавшиеся с войны и зараженные новыми идеями солдаты), показали стремительное падение роли либералов и появление новой силы в политической жизни страны — лейбористов, которые через пять лет, в 1923 г., уже усилились настолько, что смогли сформировать первое в истории Англии лейбористское правительство. В первые годы после войны в Англии быстрыми темпами росло профсоюзное движение: в 1920 г. уже более 8 млн. рабочих было объединено в тред-юнионах. Британское общество раскололось по вопросу о «домашней» колониальной войне против стремившихся к независимости ирландцев. Все это не могло не отразиться на британской колониальной политике, которая всегда исходила прежде всего из политической борьбы в самой Англии.

Вскоре после окончания войны правительство Великобритании было вынуждено пойти на некоторые уступки национальным интересам жрулнейших колоний, особенно тех, где оппозиция колониальному господству была ярко выражена. Наряду с этим оно стремилось для поддержания расшатанной войной экономики выкачивать из колоний максимальную прибыль и принимало все меры, чтобы не упустить своих позиций в подвластных государствах.

Этой двойственностью и двусмысленностью характеризовались и действия британской администрации в Бирме.

Еще до окончания войны, в августе 1917 г., министр по делам Индии Монтегю заявил, что политика Англии имеет в виду «образование ответственного правительства в Индии как неотъемлемой части Британской империи». После войны, в 1919 г., был принят «Закон об управлении Индией», более известный как «Закон о диархии». По этому закону в непосредственном ведении британской администрации оставались такие ключевые посты, как оборона, внешняя политика, финансы, тогда как здравоохранение, образование, сельское хозяйство и т. д. передавались в руки провинциальных властей, находящихся частично под контролем избираемых органов. Соответственно расширялись законодательные советы и их права.

Сторонники традиционных методов управления колониями были еще достаточно сильны, и потому законы о диархии были направлены в первую очередь не на дейст-вительное расширение участия населения колоний в управлении, а на успокоение общественного мнения в Англии и колониях без особого ущерба для доходов и власти метрополии.

Закон о диархии вызвал ожесточенное сопротивление в Индии, так как многочисленные благие пожелания администрации о введении самоуправления по окончании войны оказались невыполненными.

Сравнительное спокойствие в политической жизни Бирмы привело авторов реформ к ошибочному заключению, что в стране нет сил, желающих самоуправления. Поэтому Бирма была исключена из диархической системы со следующей формулировкой: «Ее народ принадлежит к другой расе, находящейся на другом этапе политического развития, и ее проблемы совершенно особые». В законе утверждалось, что в Бирме нет сильного стремления к выборным институтам. Более того, в ряде документов проводилась мысль о желательности отделения Бирмы от Индии, дабы предотвратить в будущем пагубное влияние индийского национализма на Бирму — важную сырьевую базу империи.

Бирманские политические организации также выступали за отделение Бирмы от Индии, однако требовали наряду с этим проведения в Бирме политических реформ, более широкого доступа бирманцев к государственной службе и т. п. «Отлучение» Бирмы от реформы вызвало в ней неожиданный для англичан взрыв негодования. Найти выход из создавшегося положения должен был назначенный в 1918 т. в Бирму новый губернатор Р. Крэд-док. Колониальный администратор старой школы, сторонник сохранения статус-кво, Крэддок всегда появлялся в бирманских пагодах в обуви, подчеркивая тем самым свое пренебрежение к требованиям националистов. Не удивительно, что выработанный им план ничего не говорил о прямых выборах, предусматривал полное подчинение министров губернатору и в качестве избирателей называл лишь деревенских старост — государственных чиновников. Даже по сравнению с предложенной Индии реформой этот план был шагом назад.

Опубликование в конце 1918 г. «плана Крэддока» способствовало дальнейшему размежеванию бирманских патриотических сил и привело к отходу от руководства БАМ «стариков», которые предпочли принять план, дабы не обострять отношений с администрацией. В политическую деятельность втягивались все более широкие слои бирманского общества. Этому способствовали события в Индии, где после расстрелов в Амритсаре (март — апрель 1919 г.) началась кампания гражданского неповиновения, распространившаяся на индийское население Бирмы.

В августе 1918 г. прошла всеобщая забастовка докеров (в основном индийцев), в следующем году забастовали конторские служащие компании «Бирма Ойл» в Енанджауне, которых поддержали рабочие-нефтяники. В 1920 г. состоялось несколько крупных забастовок. Неспокойно было и в деревне. В этой обстановке осенью 1919 г. в Англию направилась делегация БАМ, которая должна была потребовать политических реформ для Бирмы. Формально поездка в Англию закончилась безрезультатно, так как официальные круги игнорировали ее присутствие. Фактически делегации удалось наладить связи с некоторыми деятелями Англии, привлечь поддержку такой влиятельной газеты, как «Таймс», и даже добиться постановки вопроса о Бирме в палате общин (это обсуждение не состоялось из-за отсутствия кворума в парламенте). Если до поездки делегации Бирма практически не упоминалась на страницах газет и в парламенте, то начиная с 1919 г. «друзья Бирмы» в Лондоне периодически публиковали сообщения о положении дел в далекой колонии; в палате общин неоднократно делались запросы о Бирме.

Молодые политики Бирмы возглавили национальное движение в сентябре 1920 г., когда на очередной ежегодной конференции БАМ было принято решение переименовать ее в Генеральный совет бирманских ассоциаций (ГСБА). Отныне в Бирме существовала чисто политическая организация, не ограничивающая себя просветительскими целями. Конференция отвергла «план Крэддока» и призвала к бойкоту иностранных товаров. Было выдвинуто требование передать бирманцам земли, попавшие в руки индийских ростовщиков. На съезде произошло полное размежевание «стариков» и «молодых», в результате чего вышедшие из ГСБА политики сохранили БАМ как чисто просветительско-религиозную организацию.

На съезде выяснилось, что ГСБА стал массовой организацией и что число крестьян в нем значительно увеличилось. Центральный совет ГСБА требовал ограничиваться легальными действиями, но в местных организациях на этот счет не было единства. Политика ненасильственного сопротивления, бойкота и т. п., заимствованная частично из Индии, не всегда была ясна бирманцам, у которых понятие сопротивления связывалось именно с вооруженной борьбой. Низовые организации ратовали за ликвидацию долгов ростовщикам, отмену налогов и стремились к действительной борьбе за права крестьян. Характерно, что в деревнях параллельно с существованием легальных отделений ГСБА в это время создаются первые тайные общества «бу-атины» — крестьянские общества «неподчинения», которые прибегали к потраве посевов и даже убийствам особо ненавистных старост и офицеров лесной охраны.

Несмотря на кампанию протеста и напряженное положение, решение вопроса о распространении реформ на Бирму все затягивалось. Оппозиция исходила прежде всего от кадровых колониальных администраторов в Нью-Дели, которые в секретной переписке с министерством по делам Индии повторяли доводы о неподготовленности Бирмы к реформам.

Решающую роль в этом конфликте сыграл университетский бойкот, еще более обостривший обстановку в Бирме. Закон об учреждении Рангунского университета был принят в августе 1920 г. Создание университета ожидалось в стране с нетерпением, так как до этого единственной возможностью для получения высшего образования была отправка молодых людей за границу. Однако после опубликования закона об университете обнаружилось, что он никак не меняет создавшегося положения. В нем должно было обучаться (включая христианский Джадсоновский колледж) чуть более 1 тыс. человек; обучение было платным, а знание бирманского языка было необязательным. Если учесть, что значительная часть студентов оказалась небирманской — в университет отдали своих детей состоятельные индийские, англо-индийские и англо-бирманские торговцы и чиновники, — то окажется, что для бирманцев дорога к высшему образованию была так же закрыта, как и ранее.

Форма протеста против открытия такого университета была подсказана опытом индийского национально-освободительного движения: это был бойкот «западного про-свещения, воспитывающего рабов».

После нескольких митингов у пагоды Шведагон, на которых учащиеся и активисты ГСБА требовали изменения закона об университете и реформ в системе образования вообще, и после отказа правительства пойти на уступки была принята резолюция о бойкоте университета. Бойкот был объявлен в начале декабря 1920 г., через несколько дней после вступления в силу закона. Бойкот немедленно распространился на другие учебные заведения, и вскоре вся система просвещения была парализована. Даже в миссионерских школах пустовали классы. Одновременно с этим в качестве положительной альтернативы «западному просвещению» в Бирме началось создание на частные средства «национальных школ». Некоторые из них просуществовали в течение нескольких лет, и из их стен вышли крупные деятели национально-освободительного движения.

Бойкот не ограничился системой просвещения, но распространился и на другие сферы жизни. Бойкотировались иностранные товары, крестьяне отказывались платить налоги, рабочие и служащие бастовали. Обстановка в стране настолько накалилась, что сам Крэддок отступил с первоначальных позиций и вопреки мнению делийских властей обратился в Лондон с просьбой провести требуемые реформы.

В марте 1921 г. законопроект о распространении на Бирму диархической системы был внесен на обсуждение в палату лордов.

Однако эти меры запоздали: к 1921 г. диархия уже не удовлетворяла бирманскую общественность. Часть буддийских монахов, предводительствуемая У Оттамой, требовала фактически полной независимости; левое крыло ГСБА выступало с программой «гомруля» — внутренней автономии в составе Британской империи. В октябре 1921 г. очередная конференция ГСБА приняла резолюцию о гомруле, за которую голосовали даже умеренные элементы. При этом из формулировки гомруля были исключены слова «в составе империи», что давало возможность понимать резолюцию как требование независимости вообще.

Когда в Бирму прибыла комиссия, призванная разработать детали диархической системы, ГСБА постановил бойкотировать ее работу. Более того, бойкотировался даже приезд в Рангун принца Уэльского, совершавшего поездку по Индии в надежде вызвать верноподданнические чувства в колонии. Разгневанная колониальная администрация пошла на жесткие меры: в 1922 г. был введен «Закон против бойкота», по которому участники и организаторы бойкота могли быть арестованы и заключены в тюрьмы. Тюрьмы были переполнены, причем в первую очередь власти постарались изолировать лидеров Генерального совета бирманских ассоциаций и других ведущих деятелей бирманского национально-освободительного движения.

Были приняты и «успокаивающие» меры. Губернатора Крзддока сменили. Сама система диархии трактовалась в Бирме шире, чем в других провинциях; право голоса было предоставлено всем главам семей, достигшим 18 лет, независимо от пола; в ведение Законодательного совета были переданы лесные ресурсы и т. д. Наконец, были сделаны попытки расколоть ГСБА, для чего умеренные деятели ГСБА привлекались на государственную службу и им обещали предоставить выгодные посты в администрации.

Эта политика принесла свои плоды. В июне 1922 г. ГСБА раскололся. Восемь членов исполкома вышли из организации в знак несогласия с решением о бойкоте вы-боров, назначенных на ноябрь. Вскоре ГСБА покинули еще два десятка политиков умеренного направления, создавшие потом Националистическую партию. Несмотря на это, бойкот выборов прошел успешно и голосовало менее 7 % избирателей.

Образованный в Бирме Законодательный совет состоял из 103 членов, 79 из которых избирались, а остальные были назначены. Умеренные, столь вовремя покинувшие ГСБА, вошли в Законодательный совет, получив на выборах 28 мест. Двоим из них даже были предоставлены министерские посты.

Законодательный совет был лишен реальной власти, так как все бразды правления оставались в руках губернатора, и даже если бы весь Законодательный совет выступил против администрации, это ничем не грозило существованию британской власти в Бирме. Совет был чисто совещательным органом, и политики, боровшиеся за место в нем, боролись скорее за власть, за близость к администрации, за популярность, которую можно было использовать в личных целях. Национально-освободительное движение развивалось вне стен Совета, помимо него и вопреки ему.

Послевоенные годы не принесли улучшения ни крестьянам, ни рабочим, ни национальной буржуазии Бирмы. Результатом был общий рост недовольства в стране и все ширившееся осознание того, что лишь возвращение независимости может разрешить назревшие проблемы.

Бирманское крестьянство продолжало разоряться и терять землю. К концу 20-х годов в дельте Иравади уже половина земель перешла к ростовщикам и помещикам, а большая часть земли, оставшейся еще у крестьян, находилась в закладе. Так как и налоги и долги взыскивались с крестьянина обычно в конце года, когда он еще не успел продать новый урожай, рис уходил к перекупщикам по низким ценам, и крестьянин еще более разорялся, тем более что само хозяйство велось примитивными методами и ни о каком повышении урожайности речи не было. Недовольство крестьян вело к дальнейшему увеличению числа тайных обществ, к расширению участия крестьян в политической жизни страны и к развитию антииндийских настроений.

Сезонные иммигранты из Индии, сбивая цены на рабочую силу, объективно выступали в роли штрейкбрехеров как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Большая часть рабочих Бирмы состояла из индийцев, поскольку бирманских крестьян, разорявшихся, но упорно державшихся за свое рисовое поле, мало привлекала работа в порту или на фабриках. К тому же оплата труда в промышленности находилась на минимальном уровне, рассчитанном на индийцев, уровень жизни которых был ниже бирманского.

В одном лишь 1927 г. в Бирму приехало 428 тыс. индийцев, из них осело более 70 тыс. К концу 20-х годов индийское население страны выросло до 1 млн. человек, причем большинство иммигрантов концентрировалось в крупных городах и окружающих местностях Нижней Бирмы. Индийцы соглашались на любую работу, жили и работали в таких условиях, что каждый десятый из них умирал в первый год жизни в Бирме. Обилие полунищих иностранцев, которых надо было прокормить, а также большого числа индийских торговцев, индийских полицейских, индийских чиновников на железных дорогах и в конторах не могло не раздражать местное население. И не удивительно, что внушительная доля ненависти, которую неизбежно вызывали колонизаторы-англичане, направлялась по другому руслу — против индийцев.

Бирманская буржуазия продолжала чувствовать себя неполноправной. Цены на рис диктовались британским картелем, крупнейшие фабрики, лесопилки, рисорушки принадлежали иностранцам. Попытки конкурировать с индийцами и англичанами проваливались, ибо бирманских предпринимателей некому было кредитовать. Так потерпела неудачу, например, попытка бирманского капитала создать акционерное общество — «Бирманскую прядильно-ткацкую компанию». Просуществовав шесть лет, компания разорилась, не выдержав конкуренции с индийским и британским текстилем. В то же время как грибы росли иностранные компании, пользовавшиеся кредитом, доверием банков и поддержкой соотечественников. К середине 20-х годов в Бирме насчитывалось около 300 иностранных компаний — вдвое больше, чем сразу после войны. Крупнейшие компании, контролировавшиеся британским капиталом, получали огромные прибыли. Достаточно сказать, что в 1923–1926 гг. общая сумма дивидендов компании «Стил Бразерс» превысила основной капитал компании. К тому же многие из наиболее важных компаний были зарегистрированы как иностранные и подоходным налогом не облагались.

В послевоенные годы в Бирме быстро рос слой разночинной интеллигенции — явление для Бирмы новое, до определенной степени детище колониальной системы, плод как сознательных, так и неосознанных изменений в системе просвещения, работы миссионерских и государственных школ и колледжей, национальных школ, уни-верситета. Необходимость в подготовке низшего слоя чиновников для колониального аппарата, школьных учителей, среднего медицинского персонала привела к появлению значительного отряда молодых людей, из числа которых и формировались наиболее активные и радикальные силы политической оппозиция. Молодая интеллигенция Бирмы превратилась в значительную силу, опасную для существующего строя не только своей антиколониальной направленностью, но и распространением в ней социальных идей, в том числе марксизма.

Продолжавшаяся в 20-е годы перестройка бирманского общества вела к накоплению в нем горючего материала. Однако до наступления в конце 20-х годов мирового кризиса положение в Бирме не угрожало Великобритании революционным взрывом. Национально-освободительное движение переживало еще время петиций и резолюций, не выходящих в основном за рамки лояльной оппозиции, хотя отдельные акты насилия уже имели место.

Поляризации сил в национально-освободительном движении способствовало, с одной стороны, наличие Законодательного совета, с другой — все большее вовлечение в политику народных масс. Законодательный совет привлекал правых и умеренных политиков: одних (их было большинство) — возможностью завоевать популярность, обогатиться, приблизиться к власти, других (таких было меньше) — искренней надеждой на возможность повлиять на судьбы Бирмы, используя легальные, официальные каналы, трибуну Законодательного совета, участие в административной деятельности. Из сторонников последней точки зрения образовалась партия «Гомруль», принявшая участие в Законодательном совете второго созыва (осень 1925 г.). Это привело к новому расколу ГСБА, из которого выделилось радикальное крыло. Руководство ГСБА во главе с У Чит Хлайном выразило согласие с действиями «Гомруля» и поддерживавших эту партию деятелей ГСБА. Радикальное крыло получило поддержку группы монахов во главе с У Оттамой и У Визарой — сторонниками бескомпромиссной борьбы за независимость.

Несмотря на раскол и сложность обстановки в ГСБА, число его членов непрерывно росло. На конференция 1924 г. присутствовало около 1 тыс. представителей районных организаций и более 30 тыс. гостей. Процент крестьян в организации вырос настолько, что даже умеренные в ГСБА не могли игнорировать крестьянских интересов, дабы не остаться в изоляции. ГСБА поддерживал, например, требование крестьян об отмене налогов.

Наряду с отделениями ГСБА в деревнях продолжали существовать уже упоминавшиеся бу-атины и экономические общества, боровшиеся против ростовщиков как дозволенными, так и насильственными методами. При получении информации о деятельности подобных обществ колониальные чиновники спешили запретить их, не без основания считая их опаснее стремящихся остаться в рамках закона организаций ГСБА. К сентябрю 1925 г. в Бирме было запрещено более 300 крестьянских обществ, но это не привело к свертыванию стихийного крестьянского движения. В течение 20-х годов неоднократно проходили процессы в связи с убийствами старост или сборщиков налогов. Отказ от уплаты налогов был наиболее частой причиной крестьянских волнений.

К началу 20-х годов относится также последнее чисто феодальное восстание в Бирме. В 1922 г. один из шанских князей совместно с последним оставшимся в живых членом бирманской царской фамилии поднял в горах восстание. Оно не было поддержано местным населением и было быстро подавлено. Британская пресса с удовлетворением отмечала, что ликвидация последнего претендента на бирманский престол автоматически снимает угрозу объединения бирманцев под знаменем монархии. Ликвидация рейда горцев во главе с последним принцем была воспринята колонизаторами как последний штрих в успокоении страны, управлять которой отныне можно чисто полицейскими и административными мерами.

Однако британская администрация ошибалась. Бирманское крестьянство было охвачено все растущим недовольством. Крестьянскому поколению 20-х годов независимая Бирма уже стала представляться «золотым веком», веком без ростовщиков, без старост, без иностранных торговцев, когда у каждого крестьянина была собственная земля, а «свой» феодал или чиновник вершил суд по обычаю и закону предков. И бирманский крестьянин верил, что, как только прогонят индийских ростовщиков и анг-лийских чиновников, все вернется на свои места.

Начавшийся в 1929 г. кризис ударил по различным слоям населения Бирмы весьма неравномерно. Менее всех пострадали от него крупнейшие британские и индийские компании. Хотя их прибыли значительно сократились, все-таки по сравнению с компаниями в метрополии дела шли неплохо. Рисоторговые компании резко снизили закупочные цены на рис и потому уменьшили потеря, вызванные падением спроса на мировом рынке. А у нефтяной компании «Бирма Ойл» в середине 1931 г., в разгар кризиса, даже сохранился положительный финансовый баланс, и она выплачивала дивиденды в размере 22,5 %.

Сохранили и даже укрепили свои позиции ростовщики-четтьяры и крупные индийские помещики, ибо нужда в кредите привела к росту залога, выкупить который крестьяне часто не могли, а также к увеличению залогового процента.

Для бирманских помещиков и владельцев рисорушек и других мелких предприятий последствия кризиса были более болезненны. Многие бирманские рисорушки и лесопилки закрылись; потеряли часть земельных владений бирманские помещики. Однако каковы бы ни были потери бирманской буржуазии и помещиков, все же в целом они сохранили свои позиции, поскольку спрос на бирманский рис и на продовольствие даже в разгар кризиса сохранялся.

Сохранение позиций помещиков и буржуазии было возможно в основном за счет крестьянства. Для того чтобы получать прибыль на торговле рисом, помещики и предприниматели снижали закупочные цены. А так как прибыль делилась между скупщиками риса, помещиками, владельцами рисорушек и оптовыми торговцами, то с каждым месяцем кризиса закупочные цены ползли вниз. Это особенно ударяло по крестьянам Нижней Бирмы — района товарного рисоводства. В середине 20-х годов за 100 корзин риса на внутреннем рынке платили до 200 рупий, в 1929 г. — 160, в 1930 г. — 130, в 1931 г. — 64 рупии. Уже при цене 150 рупий крестьянское хозяйство теряло рентабельность, а при цене 100 рупий дефицит составлял 54 рупии на каждые 100 корзин. Впрочем, такие цены были на рынке в Рангуне, а скупщики в деревнях платили крестьянам и того меньше: 100 корзин необрушенного риса временами стоили всего 10–15 рупий. Падение цен на рис привело к падению цен на землю (в 2 раза в некоторых районах Бирмы). Крестьянин иногда не мог расплатиться с кредиторами даже продажей земли. К концу кризиса в руки четтьяров перешли лучшие земли Нижней Бирмы.

В эти годы резко возросла безработица. Разоренные арендаторы и поденщики устремились в города. Там же скапливались рабочие, уволенные с каучуковых плантаций Тенассерима, нефтепромыслов, рудников, рисорушек. И если раньше наиболее низкооплачиваемые слои населения — индийские рабочие порта, кули, поденщики — не встречали серьезной конкуренции со стороны бирманцев, то теперь за каждое, даже самое низкооплачиваемое, место шла борьба.

Не удивительно, что в такой обстановке резко обострилась национальная рознь. Озлобление бирманской бедноты вызывали иностранцы, казавшиеся зачастую прямой причиной всех несчастий. Когда в мае 1930 г. началась забастовка индийских докеров, британские компании наняли на место бастующих бирманцев. Начались столкновения, приведшие к бирмано-индийской резне, в ходе которой погибло и было ранено более 1 тыс. человек. Были и бирмано-китайские столкновения.

В годы кризиса произошла дальнейшая поляризация национально-освободительного движения. Бирманские политические паргии и организации все более четко отражали интересы различных слоев населения страны: представители общественных слоев, менее затронутых кризисом, поддерживали британское правительство; организации, связанные с разоренным, доведенным до отчаяния крестьянством, выражали свою оппозиционность в более решительных формах. К этому примешивалась характерная для Бирмы связь той или иной партии с личностью ее руководителя или руководителей, что вносило в политическую деятельность очевидный личный элемент, имеющий к политике, как таковой, лишь самое косвенное отношение. Характерно, что крупнейший писатель и общественный деятель Бирмы Кодо Хмайин написал в те годы ставшую знаменитой «Тику о собаках» — сочинение, повествующее о политиках, забывающих за сварами о судьбах страны.

В разгар кризиса в национально-освободительном движении существовало несколько основных группировок. Это были прежде всего три фракции ГСБА: умерен-ные во главе с У Чит Хлайном, радикальная группа У Со Теина, отколовшаяся еще в 1925 г., и выделившаяся из группы У Со Теина фракция У Су, занявшая промежуточное положение между двумя первыми. В 1930 г. в ГСБА (во всех трех фракциях) насчитывалось до 2 млн. человек, т. е. абсолютное большинство бирманцев, прини-мавших участие в политической жизни страны, поддерживало ГСБА. Однако борьба между фракциями отнимала у политиков большую часть времени, и реально возглавить национально-освободительное движение не смогла ни одна из них. Единственное, в чем все три фракции ГСБА были единодушны, это в противодействии выводам так называемой комиссии Саймона, которая в конце 20-х годов, изучив положение в Индии и Бирме, наконец-то рекомендовала Бирму от Индии отделить. Однако на этот раз боязнь отрыва от более опытного и сильного национального движения Индии привела к тому, что все три фракции ГСБА бойкотировали работу и выводы комиссии Саймона.

Трем фракциям ГСБА соответствовали три монашеских союза, каждый из которых поддерживал наиболее близкую ему по духу фракцию.

Правые партии, среди которых были сильны сторонники отделения от Индии на предложенных англичанами условиях, группировались в основном в Законодательном совете.

К 1930 г. относится рождение новой политической организации, которой в дальнейшем было суждено сыграть важную роль в национальном освобождении Бирмы и стать первой общебирманской революционной организацией. Во времена кризиса эта организация, получившая название «Добама Асиайон» («Ассоциация „Наша Бирма"»), лишь делала первые шаги и казалась незначительной на фоне могучих фракций ГСБА. «Добама Асиайон» зародилась как союз радикально настроенных студентов. Они называли друг друга «такин», что означало «господин», «хозяин». В сложной символике бирманского языка, имеющего префиксы для разных степеней уважения при обращении к тому или иному лицу, слово «такин» употреблялось в течение многих лет лишь по отношению к англичанам. Употреблением такого обращения к себе члены «Добама Асиайон» подчеркивали право бирманцев на господство в собственной стране.

Лишь одна из фракций ГСБА — фракция У Со Теина — поддерживала тесную связь с крестьянами. В 1928 г. У Со Теином была создана комиссия по обследованию положения крестьян, во главе которой стал член исполкома ГОБА Сая Сан. Комиссия провела большую работу, посетив множество деревень и выявив ряд случаев беззакония при сборе налогов. Есть основания полагать, что уже в это время Сая Сан пришел к выводу о готовности крестьян Бирмы восстать. Для успеха такого восстания требовалась организация, руководство, единый центр, чего не могла предоставить ни одна из политических организаций Бирмы. Центром политической деятельности бирманских партий оставался город, формами этой деятельности — митинги, кампании протестов, бойкот, демонстрации и петиции. К решительным действиям в ГСБА не были готовы: руководители ГСБА сочувствовали крестьянам, но не были выразителями их интересов.

Поняв это, Сая Сан вышел из ГСБА, хотя и не совсем разорвал связи с левыми элементами в ассоциации, и приступил к организации тайного общества галонов (Галон — мифическая птица, убившая в поединке дракона Нага). Члены общества вербовались как в деревнях, где у Сая Сана установились крепкие связи с тайными обществами, так и среди наиболее решительных членов ГСБА (возможно, не без молчаливого согласия фракции У Со Теина, за что говорит немедленное запрещение англичанами этой фракция после начала крестьянского восстания). Участие в организации общества галонов и подготовке восстания принимали также многие буддийские монахи, как связанные с тайными крестьянскими обществами, так и просто лично знавшие Сая Сана — бывшего монаха и знатока народной медицины. Этому способствовало то обстоятельство, что монахи были чаще всего выходцами из крестьян и были тесно связаны со своей деревней, с ее нуждами и заботами.

Восстание в Бирме оказалось неожиданным не только для англичан, но и для большинства бирманских политиков. В декабре 1930 г. исполнявший обязанности находившегося в отъезде английского губернатора бирманец сэр Дж. А. Маун Джи (из числа верных «адвокатов») отказался принять петицию крестьян округа Таравади, просивших сократить налоги, ибо платить их было нечем. У крестьян не оставалось иного пути, кроме восстания, и оно в несколько дней охватило округ Таравади и перекинулось на соседние районы.

Организация галонов, в течение года проводившая подготовку к восстанию, не считала, что всё к нему готово, но, поставленная перед фактом, взяла руководство в свои руки. Во главе восставших встал Сая Сан. Центром восстания оказалась Нижняя Бирма, крестьянство которой наиболее сильно пострадало от кризиса. Однако очаги восстания наметились и в некоторых районах Верхней Бирмы и даже в шанских княжествах.

Восстание под руководством Сая Сана нельзя рассматривать как очередной крестьянский бунт, лишь количественно превосходивший подобные выступления 20-х годов, как делают некоторые английские авторы. Вряд ли возможно рассматривать его и как общенациональную революцию. Будучи по составу участников крестьянским движением, восстание приняло характерные формы крестьянской войны, чему способствовала позиция его руководства. Сая Сан отлично сознавал, что вряд ли прихо-дится рассчитывать на прямую помощь национальных политиков, одна часть которых ограничится сочувствием, другая — публично отречется от действий крестьян. Понимал Сая Сан и то, что лозунги предоставления Бирме статуса доминиона или введения свободно избираемого парламента непонятны крестьянам, требовавшим земли и риса. Восстанию нужно было знамя, под которым объединились бы массы неграмотных, суеверных, обнищавших людей, и Сая Сан обратился к традиционным чувствам бирманцев. Через несколько дней, после того как Сая Сан взял на себя руководство восставшими, он основал новую столицу на горе Алаун и объявил себя царем Бирмы.

Обращение к прошлому послужило делу объединения крестьян и дало восставшим знамя и лозунги. Однако этот путь неизбежно вел к частичной изоляции восставших, к возрождению методов борьбы, с которыми англичане могли и умели бороться.

У восставших была боевая организация — общество галонов, однако не было ни опытных командиров, ни кадровых военных. Крестьяне были вооружены пиками, топо-рами, ножами, некоторым количеством ружей, захваченных на застигнутых врасплох полицейских участках и лесных постах, и защищены от английских пуль татуировкой, которая должна была сделать галонов неуязвимыми. Восстание характеризовалось невиданным в Бирме размахом, но широкое географическое распространение центров восстания, прослоенных «мирными» территориями, привело к разрозненности действий отдельных отрядов. У Сая Сана не было возможности объединить крестьян под единым командованием и координировать их действия в масштабе страны, тем более что сам он был лишь идеологическим вождем движения и никак не военным руководителем.

Отсутствие оружия, общей организации, командования — все говорило за то, что восстание должно быть быстро подавлено англичанами. Но в дело вступил один неучтенный фактор — упорство и непримиримость восставших.

Первый этап восстания (декабрь 1930 — февраль 1931 г.) характеризовался захватом населенных пунктов и отчаянными, но безуспешными боями с английскими регулярными частями. К февралю, потерпев поражение в первых боях, повстанцы почти прекратили военные действия, что дало основание губернатору Бирмы заявить, что восстание закончилось. Однако с началом дождливого сезона отступившие в джунгли отряды и те крестьяне, что временно вернулись в деревни, вновь начали военные действия. К. июню 1931 г. восстание охватило территорию в 50 тыс. кв. км. Из Индии прибыли дополнительные воинские части, в стране было объявлено военное положение, почти все левые и даже умеренные националистические организации были запрещены. Одновременно, чтобы расколоть силы восставших, был на четверть сокращен подушный налог.

Восстание подавлялось жестоко и беспощадно. Было убито не менее 2 тыс. повстанцев, еще около 300 казнили по приговору военных судов. В августе 1931 г. был арестован, а затем после суда в Рангуне казнен Сая Сан. Однако окончательно подавлено восстание было лишь к концу 1932 г.

Поражение восстания показало невозможность свергнуть власть колонизаторов с помощью средств и методов, которыми пользовался Сая Сан. Путь к освобождению лежал в единстве национальных сил, в организации мощного движения за независимость. И как бы признавая это, Сая Сан, уже находясь в тюрьме в ожидании приговора, передал гонорар за издание своей книги «Признаки болезней» на покупку социалистической литературы.

Крестьянское восстание не было прямо поддержано городским пролетариатом, студенчеством и буржуазией, однако оно оказало решительное влияние на все классы бирманского общества. И если бирманские политики старшего поколения официально отмежевались от восставших, то шедшие им на смену националисты заявляли, что они берут с галонов пример. Отныне наибольшей поддержкой и популярностью в Бирме стали пользоваться те силы и политические организации, которые решительно требовали независимости и не шли на компромиссы с ко-лониальными властями.

К 1933 г. наиболее тяжелый период экономического кризиса миновал. Улучшилась конъюнктура на рисовом рынке. Крестьянское движение было подавлено, наиболее активные элементы, особенно в Нижней Бирме, погибли или находились в тюрьмах. Центр политической борьбы опять переместился в города.

Основной политической проблемой первой половины 30-х годов был вопрос о дальнейшей судьбе Бирмы в составе Британской империи. Еще в конце 20-х годов пра-вительство Великобритании пришло к выводу о желательности отделения Бирмы от Индии и превращения ее в самостоятельную колонию. Это решение было продиктовано как боязнью влияния на Бирму индийского освободительного движения, так и тем, что индийская буржуазия стала серьезным конкурентом английских предпринимателей в Бирме. На состоявшейся в конце 1930 г. Индийской конференции круглого стола, где Бирму представляли проправительственные делегаты, английский план отделения Бирмы от Индии был принят единодушно. Однако у большинства бирманцев этот план, инициа-тива которого исходила от английского правительства, вызвал недоверие. Отделение от Индии, национально-освободительное движение которой добилось значительных успехов, означало, что Бирма останется один на один с Великобританией и что все дальнейшие успехи индийцев, направленные за достижение независимости, Бирмы не коснутся. Поэтому бирманцы были готовы поддержать английский план только при гарантии соответствующих реформ, которые будут сопровождать отделение.

Отрицательная реакция большинства бирманцев на отделение от Индии заставила англичан пойти на специальную конференцию в Лондоне по вопросам будущей судьбы Бирмы. Несмотря на то что из 24 делегатов от Бирмы лишь 12 представляли собственно бирманцев (остальные были представителями малых народов, а также индийцев и англичан), да и среди самих бирманцез лишь пять делегатов являлись противниками отделения, выступления были весьма резкими. Даже самые умеренные националисты не могли не учитывать силы общественного мнения. Более того, как сторонники, так и противники отделения требовали для Бирмы статуса доминиона, на что Лондон не соглашался.

В конце конференции английское правительство заявило, что предоставляет самим бирманцам право решать вопрос об отделении во время выборов в Законодательный совет. В любом случае, объявляли англичане, у Бирмы будет два пути: либо выйти из состава Индии на основе британских предложений, либо остаться в ней, но без права самоопределения в будущем. Расчет был на национальные чувства бирманских избирателей, недовольных засильем четтьяров и обилием в стране индийских иммигрантов. Англичане полагали, что перспектива навечно остаться в составе Индии заставит избирателей выбрать меньшее зло: отделение на английских условиях.

Однако этот план провалился. Позиции противников отделения от Индии были сильнее, чем предполагалось. Созданная бирманцами Лига противников отделения ре-шила принять участие в выборах и, получив в Совете большинство, голосовать в нем против отделения.

Острота борьбы против отделения от Индии, как и острота в прошлом борьбы вокруг «башмачного вопроса», объяснялась не столько значением этих проблем для жизни бирманского общества, сколько тем, что они становились выражением всего комплекса проблем, волновавших Бирму. И до тех пор, пока независимость не была достигнута, вопросы, подобные «башмачному» или вопросу об отделении, продолжали оставаться в фокусе политической борьбы.

В период подготовки выборов на политической сцене Бирмы быстро выдвинулся один из лидеров Лиги противников отделения, Ба Мо, получивший впервые известность в качестве адвоката Сая Сана, что было для бирманцев доказательством его искренности в деле национального освобождения. Наряду с этим Ба Мо пользовался негласной поддержкой индийских дельцов, тративших значительные средства на подкуп бирманских политиков, чтобы провалить план отделения. В результате сторонники Лиги, и в первую очередь Ба Мо и его окружение, получили в два раза больше голосов, чем сепаратисты, и завоевали абсолютное большинство в Законодательном совете.

Войдя в Совет, Ба Мо и его сторонники резко изменили свою позицию. Продолжая на словах выступать против отделения, Ба Мо, как и руководители ГСБА, по-шел на контакты с администрацией и начал борьбу за власть в Совете. В 1934 г., когда Ба Мо удалось добиться министерского поста, среди министров уже были его помощники и друзья. Впоследствии Ба Мо стал премьер-министром Бирмы.

Перетянув на свою сторону оппозицию, британская администрация добилась принятия проекта отделения Бирмы, который был утвержден английским парламентом в 1935 г. Для успокоения бирманского общественного мнения в проекте предусматривалось проведение некоторых реформ. Он должен был вступить в силу с 1 апреля 1937 г. и вошел в историю как «Закон 1935 г. об управлении Бирмой».

По закону 1935 г. Бирма становилась отдельной колонией и в ней создавался двухпалатный парламент, состоящий из палаты представителей и сената. В палату представителей входило 132 человека. Сенат в составе 36 человек наполовину избирался нижней палатой, наполовину назначался губернатором. Совет министров утверждался губернатором и был формально ответствен перед парламентом. При этом в руках губернатора были сосредоточены все ключевые позиции, включая оборону, внешние сношения, охрану порядка, финансовую политику и т. д. В ведении губернатора также оставались районы, где проживали малые народности Бирмы. Эти районы занимали почти половину всей территории страны. Кроме того, Бирма должна была выплатить индийскому колониальному правительству долг в размере 570 млн. рупий, который включал в себя расходы на покорение Бирмы, на строительство железных дорог и т. д.

С 1935 г. деление бирманских политиков на сторонников и противников отделения от Индии потеряло смысл и было быстро забыто. И те и другие сконцентрировали свои усилия на борьбе за места в правительстве, на подготовке партий и группировок к будущим выборам в первый колониальный парламент. Какой бы резкой критике ни подвергали политики в ходе предвыборной кампании британскую администрацию, какие бы радикальные лозунги они ни выдвигали, делалось это в основном для привлечения голосов избирателей и с некоторой оглядкой на губернатора: судьба политиков в значительной степени зависела от отношения к ним англичан.

Вхождение в Совет делало покладистыми даже самых независимых прежде политических деятелей. Лидер ГСБА У Чит Хлайн был избран спикером Законодательного совета; возглавляемая им организация, перестав фактически отличаться от ранее проникших в Совет партий, начала терять поддержку радикальных кругов бир-манского общества.

Утратило свое прежнее значение и монашеское движение. Последней вспышкой активности монашеских союзов была поддержка ими Ба Мо и прочих противников отде-ления. Трансформация победителей внесла полный разброд в ряды монашества, верхушка которого предпочла в создавшейся обстановке обратить главное внимание на чисто религиозные проблемы. Левое крыло монашества, сильно поредевшее после поражения восстания Сая Сана и обескураженное нулевыми результатами выборов в За-конодательный совет, также ослабло. Таким образом, за два-три года и ГСБА и примыкавшие к нему монашеские организации сошли с политической сцены.

Ввиду того что наиболее известные политические деятели и наиболее крупные партии Бирмы перестали быть выразителями интересов бирманской общественности, все большую роль начала играть оппозиция, никак не связанная с колониальной администрацией, с Законодательным советом и интригами политиков старого толка. Такой оппозицией стала организация такинов — «Добама Асиайон», созданная перед восстанием Сая Сана.

Если в первые годы своего существования «Добама Асиайон» была немногочисленной организацией, состоящей в основном из студентов Рангунского университета, то после ухода ведущих партий в Законодательный совет она начала быстро расширяться. Молодые руководители такинов вели агитацию в массах, проводили собрания, формировали ячейки организации, целью которой было полное изгнание англичан из страны. Несмотря на то что такины зачастую маскировали свою деятельность просветительскими лозунгами, наиболее дальновидные британские администраторы уже в 1934 т. обратили особое внимание на новую организацию. Сведения о содержании речей лидеров такинов дошли до колониальных властей, и некоторые из них были арестованы.

Подобные репрессивные меры лишь укрепляли авторитет такинов. В 1935 г. с «Добама Асиайон» объединилась Всебирманская лига молодежи. Тогда же такинам удалось привлечь на свою сторону большинство студентов университета, в результате чего руководство Союза студентов с 1935 г. стало фактически легальным отделением «Добама Асиайон». В эти же годы такины продолжали агитацию среди крестьян, создавали ячейки в деревнях, а также среди рабочих, например на нефтяных промыслах.

Политическая платформа такинов существенно отличалась от программ старых политических партий. Такины не только выступали как националисты, утверждая: «Бирма — наша страна, бирманский язык — наш язык. Будем же любить свою страну, уважать свой язык», не только призывали отказаться от «рабского склада мышления», но и призывали к равенству бирманцев. Однако в пределах этой общей позиции взгляды такинов сильно разнились, ибо молодые лидеры зачастую не могли похвастаться глубоким образованием. Среди такинов были и ницшеанцы, и суньятсенисты, и марксисты, и фабианцы, и даже поклонники фашистов. Будучи широкой демокра-тической организацией, «Добама Асиайон» не была единой партией и не стала ею.

«Добама Асиайон» противостояла не только британским властям, но и всем политическим партиям, вошедшим в Законодательный совет. Бирманские политики счи-тали такинов «бунтарями», «подрывателями основ», «темными личностями» и т. п. Однако опасения лидеров ГСБА и других партий, что такины станут серьезными конкурентами на выборах в первый парламент, оказались напрасными. Разногласия в среде такинов, принимать участие в выборах или бойкотировать их, привели к тому, что политическая группа «Комин-кочин», решившая от имени «Добама Асиайон» бороться за места в парламенте, слишком поздно приступила к агитации и выдвижению кандидатов и не смогла составить серьезной конкуренции старым партиям.

Первым крупным политическим выступлением такинов стал так называемый второй университетский бойкот в 1936 г.

В январе 1936 г. президент находившегося под контролем такинов Союза студентов Ко Ну выступил с критикой ректора и с протестом против антидемократических порядков в университете. За это он был из университета исключен. В защиту Ко Ну выступил студенческий журнал, главным редактором которого был студент Аун Сан. Аун Сан также был исключен из университета.

Обстановка в университете была накалена, и исключение Аун Сана стало последней каплей, переполнившей чашу. 25 февраля Союз студентов решил начать общую забастовку, руководили которой лидеры студенчества: Аун Сан, Ко Ну, Чжо Нейн и другие, большинство из которых впоследствии стали во главе национально-освободительного движения.

Бастующие студенты университета, требовавшие демократизации системы образования и восстановления исключенных, разослали гонцов в другие районы Бирмы с просьбой о поддержке. Вскоре к ним присоединились студенты и школьники большинства учебных заведений страны. Симпатии бирманской общественности к студентам выражались весьма недвусмысленно: холм у пагоды Шведагон, где располагался штаб бастующих, стал местом паломничества жителей Рангуна — студентам приносили пищу, одежду и деньги. Даже руководители умеренных партий, входившие в Законодательный совет, выступили в защиту студентов и создали свой комитет помощи бастующим. Ба Мо, в те дни министр образования, приезжал к студентам и вел с ними переговоры.

Как в начале века «башмачный вопрос», как в 1932 г. вопрос об отделении от Индии, так в 1936 г. студенческий бойкот всколыхнул всю Бирму и стал фокусом, в ко-тором отразились настроения в стране. И если умеренные политики, торговцы, верноподданные и чуть-чуть оппозиционные деятели Бирмы поддерживали студентов из-за того, что их поддерживали все без исключения бирманцы, то для бирманской молодежи, для передовой интеллигенции, для такинов студенческая забастовка была первым звеном в цепи выступлений против британской власти. В течение трех месяцев студенты оставались в центре внимания всей Бирмы. Наконец 10 мая бойкот был прекращен, так как Совет университета согласился пересмот-реть университетский устав, ввести представителя Союза студентов в свой состав и принять обратно исключенных.

Победа студентов привела к выполнению их требований; победа такинов, стоявших за спиной бастующих, выразилась в сдвигах в политической жизни страны. В мае был создан Всебирманский союз студентов, вскоре объединивший 35 местных студенческих союзов страны. Всебирманский союз студентов находился иод влиянием та-кинов и быстро превратился в крупную и активную организацию, о чем свидетельствует хотя бы то, что на его вторую конференцию в 1937 г. приезжал из Индии лидер Индийского национального конгресса Дж. Неру.

Студенческие лидеры, выдвинувшиеся во время забастовки, не только взяли в свои руки руководство Всебирманским союзом студентов, но и внесли свежую струю в деятельность такинов вообще. Именно у них были все данные для того, чтобы возглавить «Добама Асиайон» и национально-освободительное движение в целом. В среде студентов широко распространялись социалистическая литература и социалистические идеи, студенческие лидеры были знакомы и с историей революции в России, и с деятельностью революционеров в Индии и Китае и отлично понимали, что путь к свободе лежит не через беспомощный Законодательный совет и не через стихийные крестьянские восстания.

Выборы в первый бирманский парламент, который должен был начать работу с апреля 1937 г., состоялись в конце ноября 1936 г. В ходе предвыборной кампании большинство старых партий объединилось в аморфный «Союз пяти цветков». Союз выступал за проведение реформ, однако не помышлял об обострении отношений с администрацией. Союз был сильнее любой другой партии или организации в финансовом отношении (его поддерживали промышленники), однако лидеры его были к этому времени полностью скомпрометированы, а лозунги не пользовались популярностью. Реальными целями Союза было достижение максимального числа министерских и прочих постов.

Остатки ГСБА У Чит Хлайна, выступавшие за статус доминиона и отмену подушного налога, также оказались на позициях вчерашнего дня.

Партия «Синьега» («Бедняк») во главе с энергичным Ба Мо, сохранившая связь с деревней еще со времени выборов 1932 г., выступала с демагогической программой, насыщенной левыми («пролетарскими», по словам Ба Мо) лозунгами, в том числе требованиями бесплатного начального образования, свободного кредита, раздачи земли безземельным. Ба Мо снова прибегнул к способу, принесшему ему успех четыре года назад: обещать как можно больше, лишь бы пробиться в парламент. Следует учесть также, что, как'бы ни приспосабливался Ба Мо к действительности, как бы ни сотрудничал с англичанами, в отличие от воспитанных в Оксфорде политиков он оставался решительным противником английского господства. Пока на горизонте не было видно силы, способной противостоять англичанам, Ба Мо оставался в рядах легальной оп-позиции. Стоило англичанам через несколько лет столкнуться с Японией, и Ба Мо быстро перешел на прояпонские позиции.

Большинство мест в палате представителей досталось «Союзу пяти цветков». 16 мест добыла партия «Синьета», не обладавшая солидной финансовой поддержкой. ГСБА был вынужден довольствоваться 12 местами. Представлявшая такинов партия «Комин-кочин», поздно вступившая в борьбу, добилась трех мест. Но и этого было достаточно на первых порах — была получена трибуна для легальной критики правительства. В основном же «Добама Асиайон» осталась внепарламентской оппозицией, что сослужило ей добрую службу: лидеры такинов на том этапе никак не были связаны с администрацией, ни в какой степени не служили ей.

Во главе правительства, после яростной борьбы и торговли с другими партиями, вновь встал Ба Мо. После этого «Союз пяти цветков» распался, и Ба Мо оставался премьером до 1939 г. Вплоть до начала второй мировой войны парламент Бирмы был ареной драки за власть, за портфели, источником коррупции, интриг и мелких заговоров. Реальная угроза британскому правлению шла извне парламента.

Расцвет деятельности «Добама Асиайон» падает на конец 30-х годов, когда танинам удалось проникнуть в слои общества, ранее не охваченные политической деятельностью (например, к нефтяникам), а также сильно потеснить позиции партии «Синьета» и остатков ГСБА в деревне. Наиболее активной частью такинов оставались го-родская интеллигенция, мелкая буржуазия и, конечно, молодежь. Особенно это касается левых такинов, наиболее известным руководителям которых не исполнилось еще и 30 лет, а избранному в 1938 г. новому генеральному секретарю Аун Сану было всего 23 года.

Успехам такинов немало способствовала экономическая обстановка. С 1937 г. в мировой экономике наблюдался спад, в резгультате чего неустойчивая стабильность в сельском хозяйстве Бирмы нарушилась и обезземеливание крестьян продолжалось весьма интенсивно. В 1938 г. более половины земель в Нижней Бирме принадлежало помещикам, среди которых наиболее сильны были индийские четтьяры. В некоторых округах более 60–70 % земли перешли в их руки. Остальная земля была заложена и обременена долгами. Правительство Ба Мо не могло и не хотело менять сложившуюся систему аренды. Созданная под давлением общественности в 1937 г. комиссия по аграрному вопросу заседала почти до начала войны, однако единственным результатом ее деятельности был закон об аренде 1939 г., в котором содержался призыв к «справедливой ренте». А так как понятия справедливости у крестьян и помещиков разнились, сдвигов в положении крестьян не произошло.

Крестьянство, среди которого, особенно в Верхней Бирме, личность Ба Мо прежде пользовалась популярностью в связи с его шумной избирательной кампанией, ис-пытывало разочарование в премьер-министре. Способствовала этому и деятельность недовольных Ба Мо монахов — основных идеологов деревни, и выступления поли-тических соперников Ба Мо в палате представителей, неустанно разоблачавших деятельность премьера ради того, чтобы занять его место.

Еще большим было разочарование в рабочем классе Бирмы, численность которого только в обрабатывающей промышленности к 1939 г. возросла до 90 тыс. Рабочие Бирмы были разобщены, не охвачены профсоюзами, и условия труда, особенно на мелких предприятиях, были крайне тяжелыми. Трудности для объединения и роста сознательности рабочего класса создавал и его многонациональный характер. В порту и на фабриках больших городов были заняты в основном индийцы, на лесоразработках и в рудниках трудились представители малых народов, индийцы и бирманцы. Такое же положение было на нефтепромыслах, но здесь концентрация рабочих была наибольшей. Именно среди нефтяников условия для агитации тамгаов были наиболее благоприят-ными.

В начале 30-х годов нефтяники Бирмы считались «спокойными». Несмотря на то что на промыслах официально существовал двенадцатичасовой рабочий день и жилищ-ные условия были ужасными, ни забастовок, ни тайных организаций здесь не было, если не считать периодического появления политических агитаторов из Бенгалии, которых арестовывали, или партийных деятелей в период предвыборных кампаний, которые угрозы спокойствию не представляли. Однако, после того как такины завязали связи с наиболее сознательными рабочими, процесс объединения нефтяников совершился крайне быстро. К концу 1937 г. рабочие уже были частично объединены в профсоюзы: Рабочий конгресс в Енанджауне охватывал 1500 рабочих, Рабочий союз насчитывал около 4 тыс. членов. Эти профсоюзы, как и находившаяся под контролем левых такинов Ассоциация служащих нефтепромыслов, считались нелегальными и не признавались администра-цией. Не без помощи такинов рабочие компании «Бирма Ойл» обратились с несколькими письмами к руководству компании, требуя улучшения условий труда. Администрация не ответила на письма рабочих и в качестве ответной меры уволила профсоюзного лидера — такина. В январе 1938 г. на митинге, чуда спешно прибыли из Рангуна руководители такинов, решено было начать забастовку. Помимо требований экономического порядка, забастовщики выдвинули и политические требования — такие, как национализация нефтепромыслов.

Начавшись в Чау — втором по размеру центре нефтедобычи, забастовка перекинулась на другие промыслы, и через несколько дней 95 % рабочих бастовали. При этом забастовка охватила вначале почтя всех рабочих без различия национальности и вероисповедания.

Отказавшись выполнить требования рабочих, администрация, поддержанная не только колониальными властями, но и бирманским правительством Ба Мо, объявила локаут. Начались аресты среди лидеров забастовки и такинов.

Через несколько месяцев примерно половина рабочих, потеряв надежду на успех, вернулась к работе, но остальные продолжали забастовку с помощью местных отделений «Добама Асиайон», организовавших сбор средств. С каждым днем пример бастующих заражал рабочих других отраслей промышленности Бирмы: бастовали текстильщики, водители автобусов, рабочие нефтеперегонного завода. Создавались новые профсоюзы, организовывались крестьянские союзы. В ходе движения 1938 г. возникла новая форма протеста: походы рабочих и крестьян в Рангун для представления петиций правительству. Первыми в такой поход отправились крестьяне Таравади. Готовились и другие походы, которые, по замыслу такинов, должны были стать частью борьбы за права рабочих и крестьян, наглядной агитацией за новые методы борьбы. Собирались отправиться через всю страну и нефтяники, однако, прежде чем их поход начался, в Рангуне произошли события, отвлекшие внимание бирманской общественности от рабочего движения.

Используя общую накаленную обстановку в Бирме, такины направляли недовольство народных масс в область социальных действий, связанных с движением за политическое освобождение страны. Однако в то же время активизировались силы другого порядка. На политической сцене появилась одна из наиболее одиозных фигур в истории Бирмы — У Со. Этот рвавшийся к власти политический деятель явился изобретателем бирманской формы национал-социализма, в которой псевдореволюци-онные лозунги (себя У Со называл «галоном», подчеркивая связь с восстанием Сая Сана) смешивались с шовинистическими идеями типа «Бирма для бирманцев». Политики традиционного толка чурались его воинственных лозунгов и речей, однако с помощью некоторых промышленников и торговцев У Со создал частную армию галонов, которую нетрудно было навербовать из люмпенов большого города и групп молодежи. Определенную роль в партии У Со «Мьочит» («Патриот») играла Шовинистически настроенная часть монашества.

Агитация У Со не прошла бесследно. Взывая ж национальным чувствам, сетуя на упадок буддизма, У Со острие атаки направил против индийцев, особенно мусульман, отлично понимая, что антииндийские настроения сильны в бирманском обществе и память об индо-бирманских столкновениях 1930 г. жива.

После отделения Бирмы от Индии положение индийцев в Бирме практически не изменилось. В Бирме жило более 1 млн. индийцев, и население Рангуна было наполовину индийским. Более того, в колониальной армии Бирмы в 1938 г. из 6200 человек было всего 159 бирманцев, остальные были представителями горных народов и индийцами. Подобное же положение существовало в полиции. Британская администрация по старому проверенному рецепту предпочитала охранять порядок в колонии с помощью солдат из другой колонии, чувствовавших себя в Бирме чужими.

В своем печатном органе, газете «Сан», У Со развернул антииндийскую кампанию, использовав в качестве предлога опубликованные еще в 1931 г. антибуддийские высказывания одного бирманского мусульманина. Тогда никто не обратил на них внимания, но в 1938 г. эти высказывания были перепечатаны другим бирманским автором и упали в благоприятную почву. У Со и близкие к нему правонационалистические круги призывали к крестовому походу в защиту буддизма и способствовали организации в Рангуне массового митинга, после которого разгоряченные страстными речами монахи двинулись во главе толпы погромщиков в индийские кварталы. Полиция пыталась остановить погромщиков, но так как боль-шинство полицейских были индийцами, это еще более разожгло страсти.

Погромы и столкновения, от которых пострадало множество индийцев, продолжались до осени. Наводя в стране порядок, власти воспользовались случаем, чтобы снова произвести аресты такинов, хотя организация «Добама Асиайон» не принимала участия в расовых конфликтах. В официальном заявлении «Добама Асиайон» говори-лось, что столкновения провоцируют агенты британского империализма, дабы отвлечь народ от главной цели. Не будучи организованной англичанами, резня 1938 г. объективно оказалась на руку властям, ибо и в самом деле на несколько месяцев приковала внимание бирманской общественности и дала повод применить резкие меры против всех неугодных политиков, имели они какое бы то ни было отношение к погромам или нет.

Преследования такинов не оказали существенного влияния на размах деятельности этой организации. Более важными представляются процессы, происходившие внутри самой «Добама Асиайон». Одновременный подъем борьбы рабочих и крестьян и вспышка национализма способствовали политическому размежеванию такинов. «Добама Асиайон», составленная из деятелей различной идеологической окраски, объединенных лишь стремлением к достижению независимости, раскололась на две организации. В основной, более радикальной, сохранившей прежнее название, к руководству пришли деятели второго университетского бойкота, молодые социалисты: Аун Сан, Ну, Хла Пе, Тан Тун и др. Аун Сан стал генеральным секретарем «Добама Асиайон».

В конце 1938 г. в Рангун отправилось более 1 тыс. нефтяников. За два месяца рабочие прошли половину Бирмы. Полиция пыталась задержать нефтяников, их лидеров арестовывали, однако колонна продолжала стой путь к столице. Движимые их примером, со всех сторон к столице стекались другие отряды, состоявшие в основном из крестьян. В общей сложности эти колонны насчитывали 20 тыс. человек.

Голодный марш нефтяников приковал внимание всей страны. Вновь забастовали студенты. В ходе одной из студенческих демонстраций на студентов напала полиция. Несколько десятков человек было ранено, один студент убит. Похороны его превратились в массовую антианглийскую демонстрацию. Еще одна демонстрация, организованная монахами, была расстреляна в Мандалае. Там погибло несколько человек.

Тем временем нефтяники дошли до Рангуна и разбили лагерь на склонах холма у пагоды Шведагон. Там жз остановились колонны крестьян. Однако, несмотря на яростные схватки в парламенте, где, по разным соображениям, дело рабочих поддерживали и такины и сторонники У Со, правительство Ба Мо, ощущая поддержку губернатора, не шло на уступки. Проведя несколько месяцев в Рангуне, нефтяники были вынуждены уйти из города. Покинули город и крестьянские делегаты. Но голодные походы не прошли даром. Одним из реальных плодов этого движения стало создание Всебирманской крестьянской организации, президентом которой был избран Такин Мья, член парламента от «Добама Асиайон».

Борьба рабочих и крестьян, голодные походы, забастовки и демонстрации студентов и монахов вылились весной 1939 г. во всеобщую забастовку в Рангуне. Город вымер: не работал ни один завод, замолчал порт, опустели школы и колледжи, не работали конторы. В создавшихся условиях англичане решили принести в жертву Ба Мо, место которого занял У Пу, политик правого толка. На волне возмущения поднялся и У Со, которому в новом правительстве достался министерский пост. Замена скомпрометированного излишней преданностью правительства другим, принципиально от него не отличающимся, была единственной уступкой, на которую пошла британская администрация. Она отлично понимала, что антианглийские выступления в Бирме, несмотря на их размах, не представляют реальной угрозы положению в колонии. Ни одна из политических организаций в стране не была готова к тому, чтобы возглавить и успешно провести борьбу за национальное освобождение. Даже деятельность наиболее реального противника, такинов, не была достаточно организованна и широка, чтобы объединить все патриотические силы. К тому же такины, переживавшие организационный период и сами далекие от внутреннего единства, предпочитали мирные действия.

Решительная и жесткая политика британской колониальной администрации в Бирме на том этапе оправдала себя и дала результаты. Вспышка рабочего и крестьянского движения с середины 1939 г. пошла на убыль. Определенная часть городской буржуазии и интеллигенции, не видя дальнейшей перспективы, старалась убедить себя в том, что смена правительства является в некоторой степени победой, дающей моральное право отойти от борьбы. Сравнительно немногочисленный и разрозненный рабочий класс Бирмы был разочарован неудачей стачечного движения. Крестьяне также потеряли веру в действенность голодных походов и депутаций. Влияние такинов несколько ослабло, так как предложенные имя методы борьбы, казалось, не дали результатов. Все большее число бирманцев понимало, что одними демонстрациями и петициями с англичанами не оправиться, и взоры радикально настроенных такинов обращались к красному Китаю. Практически это выразилось в посылке в Китай ряда миссий доброй воли, руководящую роль в которых илрали такины. Некоторые другие националистические политики связывали свои планы с активизацией Японии в Азии. Еще в 1935 г. в Японии была создана ассоциация «Бирма — Япония». Тогда же в Японии побывал У Со, проповедовавший союз с Японией ввиду расовой и религиозной общности. Япония оказывала финансовую помощь У Со, и в благодарность У Со публиковал в своей газете прояпонские материалы. Японцы нашли также пути к Ба Мо, ушедшему в оппозицию и озлобленному на предавших его англичан. Наметились связи японской разведки и с частью деятелей «Добама Асиайон». Эти деятели выдвигали лозунг «Трудности для Англии — шансы для Бирмы», оправдывая таким образом союз с Японией как с потенциальным врагом Великобритании. Японские агенты со своей стороны не жалели заверений в помощи, в том, что освобождение Бирмы явится в грядущей войне одной из основных задач Японии. Под влиянием такой агитации в 1940 г. внутри «Добама Асиайон» возникла Народно-революционная партия, ставившая своей задачей вооруженное свержение английского господства и ориентировавшаяся на Японию. Несколько ранее, в 1939 г., также внутри «Добама» была создана Коммунистическая партия Бирмы, являвшаяся на том этапе небольшой группой левых такинов, которую скорее можно рассматривать как марксистскую фракцию в составе «Добама Асиайон».