История двух О

Глава 2

07.05.01

Просыпаться в половине седьмого от телефонного звонка всегда противно, а после такой бурной ночки — вдвойне, поэтому, боюсь, мое "Слушаю!" звучало очень неприветливо.

— Привет, доча! — засмеялся в трубке знакомый голос. — Что, не выспалась? Долго гуляла вчера?

— Какие гулянки, папа? — довольно правдоподобно возмутилась я, мгновенно просыпаясь. — Я тружусь как пчелка.

— Не собираешься нас навестить?

— С удовольствием, пап. Сегодня договорюсь на работе, а завтра с утра приеду.

— Эх ты, — укоризненно сказал отец. — А если бы я не позвонил, сколько бы ты еще собиралась?

— Ну, па-а… — жалобно протянула я. — Ты-то сам когда последний раз у меня был?

— У меня, доча, хозяйство. И еще новости.

— Какие?

— Приедешь — расскажу.

— Папа, я не доживу, умру от любопытства.

— Не умрешь. Жду завтра. Пока!

— Пока, пап.

Я повесила трубку и решила, что пора "принять ванну, выпить чашечку кофе…". Впрочем, осуществить первое весьма затруднительно, ведь именно ванны-то у меня нет. Когда наш столетний дом снабжали благами цивилизации, то есть газом и водопроводом, место удалось выкроить только для крохотной душевой. Из зеркала на меня смотрела помятая рожа со следами не смытой вчера косметики. "Чертова лентяйка!" — выругала я себя и стала приводить лицо в порядок.

За ночь ветер унес тучи и о вчерашнем дожде напоминали только лужи на тротуаре. Я шла на встречу с начальством упругой походкой, чувствуя себя молодой, красивой и довольной мироустройством. Взгляды встречных мужчин подтверждали мою самооценку.

Старинный двухэтажный особняк с множеством архитектурных излишеств сиял после недавнего ремонта, красно-золотая вывеска "Центр народного творчества" радовала глаз. Я пташкой взлетела на второй этаж, мимоходом послав кокетливый взгляд курившему на лестничной площадке мужчине, и спиной почувствовала, как он провожает меня глазами.

— Здравствуйте, Елена Степановна! — бодро поприветствовала я шефиню, сунув голову в комнату с табличкой "Отдел печатной продукции" на дверях.

Миловидная дама с пышной прической и роскошным бюстом строго посмотрела на меня поверх очков:

— Здравствуйте, Оля. Вы закончили работу?

— Да, Елена Степановна. Вот диск, оригинал и распечатка.

Леди-босс сунула диск в дисковод и жестом указала на стул. Я села и закурила без приглашения, Елена и сама дымила как паровоз. Некоторое время слышалось только гудение вентилятора и покликивание мышки. Наконец Елена выщелкнула диск и сняла очки.

— Хорошо, Оля. За деньгами можете зайти одиннадцатого. Другой работы для вас пока нет. Отдыхайте.

Я состроила печальную мину, хотя про себя обрадовалась, что можно спокойно ехать к отцу.

— Что же, Елена Степановна, встретимся после праздников. До свидания.

— До свидания, Оля.

Елена прикурила новую сигарету от окурка и снова погнала мышку по коврику. Она никогда не тратила время на непродуктивные разговоры.

Я спустилась и, толкнув тяжелую дверь, вышла на улицу. На ходу еще раз прикинула, сколько, за вычетом комиссионных Елене, мне причитается. Неплохо вышло, почаще бы такие начинающие авторы попадались. Теперь надо договориться с соседом, чтобы он кормил кота в мое отсутствие, и не забыть оставить ему ключи. Сейчас он вроде должен быть дома.

На звонок Борис открыл так быстро, как будто караулил под дверью.

— Привет, Борис, — шепотом сказала я. — Клиентов нет, к тебе можно?

— Можно, — хмуро ответил Борис. — Я один и одинок.

— Что так тоскливо, Боренька? — поинтересовалась я, проходя в комнату. — Народ перестал верить в астрологию, хиромантию и геодезию, пардон, картографию Таро?

Борис остановился в дверном проеме, и я залюбовалась. Он был великолепен — высоченный, с огромными черными глазами и вороной гривой, потертые джинсы обрезаны выше колен, на щиколотке цепочка.

— Борис, а почему ты ухо не проколешь? — неожиданно спросила я. — К твоей пиратской внешности серьга очень бы подошла.

Сосед пожал плечами.

— Не вписывается в мой образ, Оленька. Мои клиентки в основном добропорядочные обывательницы, зачем их шокировать? Садись. Кофе будешь?

— Не откажусь.

За чашечкой кофейку я изложила соседу, зачем пришла. Он, не споря, согласился кормить кота и тут же выдвинул встречную просьбу:

— Раз тебя не будет, могу на твоем компьютере поработать?

— Когда свой заведешь? — задала я риторический вопрос, на что Борис только грустно развел руками. — Ладно, работай и считай, что один ужин ты сэкономил.

— Не сэкономил. Оля, позвони Эжену, пожалуйста.

— Сейчас?

— Вечером, если тебе не трудно.

Я опустила глаза и без надобности помешала кофе ложечкой.

С Борисом я познакомилась года три назад, когда в нашем доме как всегда без предупреждения отключили воду, и мы таскали полные ведра со двора на второй этаж по узкой лестнице. Понравились мы друг другу не сразу. Я тогда пребывала в перманентной депрессии после развода, а индивидуальная трудовая деятельность Бориса — гадание на картах и составление гороскопов — не вызывала у меня уважения. Однако сблизили нас именно гороскопы, точнее, компьютерная программа для их составления и обработки. Приятель, компьютером которого пользовался Борис, по каким-то сугубо личным причинам расторг договор о сотрудничестве и сосед постучался ко мне. Мы быстро договорились, приравняв сеанс работы на моей персоналке к ужину в пельменной, что на первом этаже нашего дома. Подобный бартер устраивал обоих: я не люблю готовить, а Борис — ездить через весь город с двумя пересадками.

Постепенно мы сдружились. Борис оказался интересным собеседником с независимым и своеобразным взглядом на окружающий мир. Хотя, в отличие от большинства моих знакомых, он не любил распространяться о себе, со временем из отдельных фраз и обмолвок я узнала, что у Бориса есть родители и сестра, но он не поддерживает с ними никаких отношений, что он учится в университете на заочном отделении и выплачивает "скромную" сумму в несколько тысяч "зеленых" за свою крохотную однокомнатную квартиру. По нашим провинциальным меркам, когда сто пятьдесят-двести долларов в месяц — очень хорошая зарплата, это были безумные деньги. Я в то время сама была по уши в долгах и от сочувствия предложила Борису пользоваться компьютером безвозмездно. Он отказался:

— Не люблю быть обязанным. Это портит отношения.

Причину разрыва Бориса с родителями я узнала совершенно случайно. Мне надо было сделать срочный звонок, а телефон по закону подлости хрипел, чихал и не желал работать. Дерганье шнура, стук по корпусу и устные высказывания не помогали, и я отправилась к соседу.

— Борь, можно от тебя позвонить? — виновато спросила я. — Позарез надо.

— Погоди, сейчас телефон принесу, — ответил он и вышел из прихожей, плотно прикрыв за собой дверь. Обычно он сразу приглашал меня в комнату, и я поняла, что пришла в неподходящий момент.

— Слушай, ты не один? — зашептала я Борису, вернувшемуся с аппаратом в руке. — Извини, я быстренько.

— Оля, не суетись, — он успокаивающе поднял ладонь. — Если бы ко мне было нельзя, я бы так прямо и сказал, ты меня знаешь.

Это была чистая правда и, немного утешенная, я стала набирать номер. Закон подлости продолжал действовать, трубку не брали. Я мимикой изобразила раскаяние, Борис засмеялся и тут за моей спиной раздался звонкий голосок:

— Боречка, куда ты пропал?

Я повернулась, едва не уронив телефон. В дверях комнаты стоял хрупкий юноша в коротком махровом халатике. На ангельской красоты личике под шапкой золотых кудрей было обиженное выражение.

У Бориса окаменело лицо.

— Эжен, иди в комнату, — негромко велел он.

— Боречка, не сердись, — "ангелочек" гибким движением скользнул ему за спину, обхватил обеими руками, положил голову на плечо. — Мне без тебя скучно.

"Алло!" — сказали мне в ухо, я от растерянности дала отбой и попятилась к двери:

— Спасибо, Боря. Я пойду, извините.

Дома я полчаса искала телефонную карточку и приходила в себя. Будучи сама закоренелой гетеросексуалкой, ко всяким "голубым" и "розовым" я относилась вполне терпимо, по принципу "У вас своя свадьба, у нас — своя". Но то, что Борис, мой сосед и друг, оказался из "этих", никак не укладывалось в голове.

Дозвонилась я в тот вечер только из скрипучего таксофона в трех кварталах от дома.

Через несколько дней мы поутру столкнулись с Борисом в застекленном коридоре, куда выходили двери наших квартир.

— Привет, Борис, — сказала я, вертя на пальце ключи. — Что не заходишь, заявок на гороскопы нет?

— Есть, — ответил сосед, глядя на меня без обычной улыбки, — но не хочу ставить тебя в неловкое положение.

— О чем ты говоришь… — начала было я, но он перебил:

— Оля, не притворяйся. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Я сунула, наконец, ключи в сумку и твердо сказала:

— Борис, твоя личная жизнь меня не касается и к нашему деловому сотрудничеству отношения не имеет

— Я рад. Тогда, если не возражаешь, зайду вечером около восьми.

У него был усталый вид, и я решила, что леди-босс обойдется без меня еще часок-другой.

— Ты уже завтракал?

— Даже не ужинал. Нечем.

— Приглашаю в нашу пельменную.

Борис усмехнулся:

— Учти, платишь ты, я сегодня без гроша.

— Ладно, мой бюджет это выдержит.

В маленьком чистеньком заведении было пусто. Стоявшая за стойкой толстуха приветствовала нас почти по-родственному:

— Постоянным посетителям доброго утречка. Вам как всегда?

— Мне — да, а ему двойную порцию, пожалуйста.

Мы устроились за столиком в углу и принялись за "Пельмени русские ручной лепки" (цитирую прейскурант).

Борис поглядывал на меня, пока мы ели, и, наконец, сказал:

— Оля, по твоему лицу видно, что ты хочешь задать мне десяток вопросов, но стесняешься. Правильно?

— Извини, Борис. Я не думала, что это так заметно.

Он чуть улыбнулся:

— Не надо извиняться. Любопытство — вещь вполне естественная.

Входная дверь хлопнула, вошел кругленький рыжеусый мужичок, распространяющий благоухание вчерашних возлияний, увидел нас и понимающе подмигнул:

— Что, ребята, тоже с утра трубы горят?

Мы переглянулись и сначала потихоньку, а потом во весь голос захохотали.

— Пошли ко мне, — предложил Борис, когда мы немного успокоились. — У меня еще остался хороший кофе.

Я не стала отказываться.

Борис не признавал растворимый кофе в полулитровых кружках. Мне всегда нравилось наблюдать, как он священнодействует с кофемолкой и джезвой и торжественно разливает крепчайший ароматный напиток в хрупкие чашечки.

— Боря, это не кофе, а мечта. И почему я не додумалась включить его в обязательную плату?

— Ты можешь переиграть.

— Нет уж, уговор есть уговор. Сама прошляпила.

— Ты молодец, хорошо держишься, — сказал Борис. — Обычно в нашем провинциально-старомодном Энске таких, как я, иначе, чем извращенцами не называют. Правда, меня это уже не задевает. Я есть то, что я есть и другого не дано. Таким уродился. Когда это понял, то сначала переживал, комплексовал и, возможно, именно поэтому рано начал интересоваться психологией, в частности, психологией пола. Потом поступил в институт на факультет педагогики и психологии. Там у меня появился друг. Эжен внешне его очень напоминает, это, пожалуй, единственный привлекательный для меня тип. Этот человек был неглуп, начитан, умел красиво говорить о традициях античности, цитировал Платона и очень тактично внушал, что все, с нами происходящее, естественно и прекрасно. Конечно, мы конспирировались, но однажды потеряли бдительность, и его родители застали нас в самой недвусмысленной ситуации. Им очень не понравилось, что я, по их словам, "развратил их дорогого сыночка". Мой друг поддержал эту версию. Я его не виню, он зависел от родителей и спасался, как мог. Они были людьми весьма влиятельными и быстро устроили так, что меня под благовидным предлогом выставили из института. Этого показалось мало, они заявились к нам в дом и устроили жуткую сцену. Мой отец человек консервативный, можешь представить его реакцию. Думаешь, я сам из дома ушел? Нет, Оля, меня выкинули на улицу в домашних тапках и с разбитой физиономией, сопроводив пожеланием убираться ко всем чертям.

Борис замолчал.

— Боря, — осторожно сказала я, — ты ведь не обязан ничего мне рассказывать.

— Не обязан, верно, но я хочу, чтобы ты меня поняла. Сейчас все прошло, перегорело, а тогда жить не хотелось. Я ведь был то, что называется "ребенок из хорошей семьи", ничего о жизни не знал. Для полного счастья оказалось, что отсрочки больше нет, и российская армия не может существовать без Бориса Серебрякова. Я не стал косить, пошел в армию потому, что тогда мне некуда было больше идти, а теперь даже ей благодарен. Там надо было не переживать, а выживать. Я перестал быть домашним мальчиком и научился защищать если не родину, то хотя бы собственное достоинство, не рефлектируя, гуманно ли бить человека тяжелой табуреткой по голове. Когда вернулся, жил, где придется, подрабатывал то тут, то там, а потом знакомые, которым я гадал ради шутки, посоветовали заняться этим всерьез и, как видишь, результат налицо.

— Да уж, — искренне сказала я. — Ты молодец, Боря.

Наши отношения остались по-прежнему добрососедскими. Я даже из соображений конспирации время от времени звонила Эжену, когда это прелестное, но глупенькое создание в очередной раз капризничало и дулось на Бориса за какие-то выдуманные обиды.

Что поделаешь, придется и на этот раз сделать доброе дело.

— Борис, что ты нашел в этом оболтусе?

— Он милый, забавный и беспечный, — улыбнулся Борис. — Разве любят за что-то, Оля? Любят просто потому, что любят.

Он был прав как всегда.

Вернувшись домой, я проверила холодильник и убедилась, что коту еды хватит на неделю, сама же вполне перебьюсь остатками колбасы и "Роллтоном". Увы, ленива я готовить. Успокоившись на этот счет, я провела день в сладостном ничегонеделании: посмотрела видак, поиграла на компьютере, почитала в очередной раз любимого Савченко. Незаметно подкрался вечер. Я жевала бутерброд, когда пришел Борис.

— Что, пора? — кисло осведомилась я.

— Два ужина, — пообещал Борис.

— Брось, я не вымогатель… Клавдия Петровна? — проворковала я, набрав номер и услышав недовольное "Кто это?". — Здравствуйте, это Оля, Женина знакомая. Можно его к телефону?

— Оля? — переспросила мать Эжена, как будто не слышала мой голос добрый десяток раз. — Должна вам заметить, девушка, что Женечке необходимо готовиться к занятиям и отвлекать его без необходимости не следует. Вам понятно?

— Понимаю, — смиренно ответила я и показала Борису кулак. — Обещаю долго его не задерживать.

— Ну, хорошо, — неохотно согласилась женщина и громко позвала: — Женечка, сыночек, тебя к телефону. Что? Опять эта Оля.

— Алло! — послышался через мгновение серебристый голосок. — Привет, это ты?

— Эжен, у тебя нет совести, — сурово сказала я. — Тебе совершенно наплевать, что из-за тебя страдают люди. Ты думаешь только о себе.

— Что случилось? Почему ты так говоришь? — у Эжена задрожал голос.

— А ты сам не знаешь, злой мальчик? Ладно, передаю трубку Борису.

Чтобы дать ребятам возможность пообщаться свободно, я удалилась на кухню заварить чай. Вскоре там появился повеселевший Борис, погладил вертевшегося под ногами Котю, но от чая отказался, сославшись на дела. Я послала ему вслед воздушный поцелуй и опять подсела к телефону. Надо ведь сказать Олегу, что меня не будет пару дней, а то еще решит, что я его бросила.

Трубку не брали так долго, что я начала злиться. В тот момент, когда я решила, что никому не обязана отчитываться в своих передвижениях, Олег, наконец, ответил.

— Приветствую, — сухо сказала я. — Как настроение?

— Оля! — обрадовался Олег. — Настроение отличное. Встретимся сегодня? Я как раз мотик отладил, покатаемся.

— Нет, не получится.

— Тогда давай девятого в Парк Победы пойдем, обещали большой фейерверк и гулянье до утра.

— Я не смогу.

— Понятно, — голос Олега погас. — Ну, извини.

— Я звоню предупредить, что ненадолго уезжаю, — объяснила я, чувствуя, что его надо утешить. — Вернусь, тогда и договоримся, хорошо? — Олег молчал. — Олег, ты меня слышишь?

— Слышу, — бесцветно ответил он. — Я понял. Пока.

— Пока.

Я обалдело повесила трубку. Черт подери, кем этот мальчишка себя воображает? Я что — должна нестись к нему сломя голову по первому свисту? Вот наглец! Кто дал ему право так обрывать разговор, по гвоздю ему в каждое колесо и по посту ГАИ на каждом перекрестке?! Не буду ему больше звонить.

08.05.01

Утром в пригородном автобусе было почти пусто. Это в конце дня набьется столько народа с сумками, что бока прогнутся. Я примостилась на жестком сиденьи и невнимательно глазела в окно. С отцом мы виделись редко, хотя от города до села, где он теперь жил, не более шести километров. В этом селе я частенько бывала при жизни бабушки Ксени. Мать летом то и дело подбрасывала меня на недельку-другую к бывшей свекрови, с которой, как, впрочем, и с бывшим мужем, у нее сохранились неплохие отношения. Вот в этой самой школе, напротив которой остановился автобус, бабушка Ксеня работала техничкой. На школьном дворе малышня играла в футбол. Жарким летним днем лет двадцать назад здесь тоже гоняли мяч, только ребята были постарше, класс восьмой-девятый. Мама с бабушкой что-то обсуждали в вестибюле, а я соскучилась и вышла посмотреть, стояла, накручивая кончик косы на палец. Тяжелый пыльный мяч ударил в лицо неожиданно и больно, в ушах зазвенело, и перед глазами поплыли разноцветные пятна. С трудом сдерживая слезы, я бросилась к школе, откуда как раз выходили мама и бабушка Ксеня.

— Олюшка, что у тебя с лицом? — забеспокоилась мама. — Щечка красная, прямо помидор, смотрите, Ксения Ивановна.

— Солнышком, видать, напекло, — отозвалась бабушка, запирая дверь, и, повернувшись, тоже всполошилась: — Да ты, никак, упала?

Мама присела около меня, ласково взяла за руку:

— Олюшка, что случилось?

Я искоса глянула на мальчишек. Они не играли, просто стояли и смотрели на нас.

— Ничего не случилось, — сказала я.

— Ну, смотри, — покачала головой мама.

Уже через много лет я осознала, что именно ощущала тогда — сладенькое чувство самодовольства: "Могу устроить неприятности, ребята, да жалко вас". Бабушка Ксеня была женщина с характером и сильно испортить настроение тому, кто рискнул обидеть ее внученьку, ей не составило бы труда. В моей жизни еще несколько раз складывались ситуации, когда люди пусть в мелочах, но зависели от меня, и это всегда доставляло мне искреннее наслаждение. Есть в моей натуре что-то от садиста.

Я провела у отца два чудесных дня: дышала свежим воздухом, помогала сажать картошку, кормила кроликов и с уважением наблюдала, как Татьяна, моя мачеха и почти ровесница, доит корову. При взгляде на нее мне в голову всегда начинают лезть садово-огородные сравнения: глаза цвета черной смородины, щечки-персики, вишневые губки, грудь как две налитые дыньки и так далее, и тому подобное. Отец женился в один год со мной, когда переехал в село после смерти бабушки Ксени, и, насколько я знаю, ни разу об этом не пожалел.

А вот новость папочка припас офигительную: к ноябрю следовало ожидать братишку или сестренку. Услышав об этом, я минуты три молчала, переваривая, а потом стала верещать на Татьяну за то, что она несла два полных ведра воды. Она расхохоталась:

— Ольга, остынь! Это вы, городские, хлипкие, чашку подняли — и сразу спинку заломило, а за меня не боись. Лучше ешь, воблочка сушеная, и свежим молочком запивай.

Я залпом хлопнула стакан молока и провозгласила:

— Папка, ты орел!

10.05.01

Насчет хлипкости городских Татьяна была права: две здоровые сумки, которые они с отцом загрузили, не обращая внимания на мои протесты, я доволокла от автовокзала до дому вся в мыле, задыхаясь и матерясь. На кухне я обессилено рухнула на табурет и, постепенно приходя в себя, стала соображать, что сначала — нырнуть в душ или разобрать привезенное. Решила начать с последнего, а уж потом с чистой совестью предаваться отдохновению. Одна сумка уже почти опустела, когда зазвонил телефон. Я чертыхнулась и подняла трубку:

— Слушаю.

На том конце провода молчали. Я немного послушала тишину, вежливо попросила:

— Будьте любезны, перезвоните вечерком. У меня бессонница, а вы так усыпляюще сопите, — и повесила трубку.

Спустя сорок минут позвонили в дверь. Я шарахнула дверцей холодильника и поплелась открывать.

На пороге стоял Олег с мотоциклетным шлемом в руке.

Сказать, что я удивилась — значит, ничего не сказать. Я стояла и пялилась на него, как на пришельца с Бетельгейзе, чувствуя, что постепенно закипаю.

— Привет, — сказал Олег, неуверенно улыбаясь.

Я проглотила пару нецензурных словечек, которые вертелись на языке, и очень спокойно спросила:

— Я приглашала тебя в гости?

— Оля, я…

— Спрашиваю еще раз. Я. Тебя. Приглашала?

— Нет.

— Тогда свободен.

Он повернулся и, опустив голову, пошел к лестнице. У меня что-то сжалось внутри.

— Олег!

Он остановился, не оборачиваясь.

— Иди сюда.

Олег молча вернулся, и я посторонилась, пропуская его:

— Заходи. Посиди там, в комнате, пока я закончу.

Пересыпав картошку в ящик, я заглянула в комнату. Олег сидел на краешке кресла и рассматривал мое жилище. Я тоже окинула обстановку критическим взором. Когда я въезжала сюда после развода, длинная комната с драными обоями и щербатым полом была забита разваливающейся мебелью, мешками с грязными тряпками, заплесневелыми огрызками и прочей фантастической гадостью, оставшейся от полусумасшедшей бабки, бывшей владелицы этой квартиры. С деньгами на ремонт помогла мама. Пришли здоровые мужики, выволокли на помойку все, включая посуду (мы с мамой переглянулись и брезгливо решили даже не пробовать ее мыть), перестелили пол, заменили стекла вместе с рамами, выбелили закопченный потолок, наклеили светлые зеленоватые обои в мелких травинках, привели в порядок душевую, и только тогда я поверила, что здесь действительно можно жить. С помощью шкафа и книжных полок я очень удачно поделила комнату на небольшую гостиную, в которой сейчас сидел Олег, и крохотную спальню-кабинет, где стояла моя еще девичья узкая кровать и размещался компьютер, ласково называемый "машинкой". Мне было хорошо в этой уютной норке и допускались сюда очень немногие. Из мужчин Олег был здесь четвертым после папы, Бориса и электрика.

— Вот что, солнце мое, — строго сказала я ему. — Я только приехала, поэтому пыльная, потная и злая. Вот пульт от телика, вот книги, а я пока пойду ополоснуться и уж потом мы с тобой поговорим.

Я вымылась с рекордной быстротой и высушила волосы феном. Душ смыл раздражение и усталость, поэтому я вернулась в гораздо лучшем настроении и улыбнулась Олегу вполне доброжелательно. Почему-то мне казалось, что он обнимет меня и поцелует, но я ошиблась.

— Олежка, — весело спросила я, — ты картошку чистить умеешь?

— Да, конечно. А что?

— Пойдем, будешь помогать готовить обед.

Мы готовили тушеного кролика с картошкой и казалось, что все происходит в сотый раз, настолько согласно у нас получалось.

— Олег, — поинтересовалась я, закуривая, когда кастрюля тихонько забулькала на плите, — скажи честно, как ты меня нашел?

— Бить не будешь? — серьезно спросил Олег.

— Ну… не очень сильно.

— Я элементарно пошел за тобой до самого дома, помнишь, когда мы на озеро ездили. Поздно ведь было, вдруг какой идиот прицепится.

— Выследил, — покачала я головой. — И не стыдно?

— Оля, не обижайся, — Олег положил картофелечистку, которую вертел в руках, и посмотрел мне в глаза. — Когда ты позвонила, я подумал, что ты просто не хочешь больше со мной встречаться, даже напился вечером, так было хреново. На следующий день решил: позвоню и спрошу прямо. Весь день звонил, никто не отвечает. Второй день звоню — то же самое, значит, думаю, правда уехала. А сегодня твой голос услышал и растерялся, молчал как дурак. Ты трубку повесила. Дядя Петр, ну, отчим мой, на меня посмотрел и говорит: "Знаешь что, на склад я сам съезжу, а ты топай-ка, все равно толку от тебя сегодня не будет". Я на мотоцикл и к тебе. Оля… Ты очень злишься?

— Эх ты, горе мое… Нет, уже не очень.

— Оля… Я, кажется, в тебя влюбился.

Он ждал, а я не знала, что сказать, поэтому поцеловала. Его губы горячо и охотно ответили мне. Я за руку потянула его в комнату. Было слишком долго раскладывать маленький диванчик, я бросила на пол покрывало и не осталось ничего, кроме сплетения тел, солоноватого вкуса на губах, влажного ритма взлетов и падений и блаженной усталости, приходящей за последним всплеском.

Я лениво перекатилась с Олега на пол. Он лежал, закрыв глаза, смуглая кожа повлажнела от пота.

— В душ пойдешь? — спросила я.

— Если встану, — жалобно ответил Олег.

Я засмеялась:

— Неужели так утомился? Топай-топай, полотенце сейчас дам.

Пока Олег плескался, я проверила содержимое кастрюли. К счастью, наш обед не подгорел.

Я накрыла на стол и мы принялись за еду с огромным аппетитом, что впрочем, не мешало мне болтать, описывая свое недолгое путешествие в деревню.

— Конечно, время провела замечательно, — заметила я в завершение повествования, — но все-таки жить в деревне не хотела бы. Я стопроцентная горожанка, дитя асфальта. Да и с работой там проблематично.

— Ольга, а ты где работаешь? — поинтересовался Олег.

— Если формально-официально, то в Центре народного творчества, а фактически — дома.

— Это как?

— Набираю тексты на компьютере.

— У тебя компьютер есть? Покажи!

Я продемонстрировала свое рабочее место. Олег в этом деле оказался человеком совсем темным и я, включив машинку, стала показывать, как загружать программу, открывать и закрывать окна, набирать текст, а заодно стерла несколько ненужных файлов.

— Хорошая игрушка, — с уважением сказал Олег.

— Это, друг мой, не игрушка, а инструмент для работы.

— И сколько зарабатываешь?

— Опять-таки, официально моя зарплата тысяча пятьдесят рэ, а по факту за первую декаду мая я заработала… — и я назвала сумму.

— Ого! А как у тебя получается?

— Моя начальница находит клиентов, знаешь, всякие курсовые, дипломные, рукописи и тому подобное. Конечно, она со всего имеет свой процент комиссионных, но меня это устраивает: трудовая пристроена, стаж капает, за клиентами бегать не надо, график свободный.

— Класс! — сказал Олег, по-моему, с легкой завистью.

— Игрушки тебе показать? У меня, правда, шутеров нет, я их не люблю.

— Чего нет?

— Шутеров, стрелялок. Погоди, сейчас одну квестушку загружу…

Мы потратили почти три часа и не менее полутора литров кофе на поиски личного счастья бедолаги Ларри в Стране Ящериц. Древнюю игрушку я знала почти наизусть, но Олег страшно увлекся и то требовал: "Подожди, дай, я сам!", то вопил: "Оля, на что сейчас жать?", и я охотно показывала все приколы, которых на пути Ларри было предостаточно.

Наконец мы добрались до счастливого финала. Олег потянулся, потер глаза, глянул на часы и взвыл.

— Да, солнце мое, засиделись мы с тобой, — поддержала я.

— Тогда я поеду? — нерешительно спросил Олег.

— Поезжай, а завтра позвони часа в два, я буду знать, как у меня с работой и со временем.

— Хорошо.

Олег взял с холодильника шлем, я поцеловала его в щеку и проводила до двери. Потом выключила свет и подошла к окну. Через минуту Олег вышел из нашего подъезда и пошел на другую сторону улицы. Из-за деревьев мне не было видно, где он оставил мотоцикл, но я услышала звук двигателя и дождалась, пока он затихнет вдали. Над головой зашуршало, и в открытую форточку пролез Котя.

— Нагулялся, зверушка, и домой вернулся? — спросила я. — Вот и я своего отправила, а, спрашивается, зачем? Теперь волнуйся, как он доберется…

17.05.01

Когда позвонила Алена, Олег снова был у меня, пил чай и читал распечатку детектива "Следы ведут в ремроту", которую по моей просьбе в ЦНТ переплели и вклеили в обложку с золотым тиснением. Я в это время добивала дипломную работу о девиантном и делинквентном поведении детей из социально неадаптированных семей.

— Привет, Олька, куда пропала? — грозно спросила Алена.

— Привет, солнышко мое, любовь моя, — запела я, прижимая трубку плечом к уху и сохраняя файл. — Никуда я не пропала, твоего звонка жду. Гость уехал?

— Уехал, слава тебе, господи. Ты когда ко мне придешь?

— Да хоть завтра. Переночевать оставишь?

— Без проблем. Я к трем часам уже буду дома, приезжай.

— Лады. До завтра, моя радость.

Я повесила трубку, прикинула, что добить библиографию и сделать распечатку успею с утра, и решила закончить на сегодня работу, тем более что Олег заждался. Вырубив машинку, я подсела к нему на диван.

— Бросай читать.

Олег отложил книгу.

— Я и не читаю.

— Что же ты делаешь?

— Думаю.

— И о чем думаешь? — я погладила его по волосам. Олег слегка отстранился. Не поняла, что за новости?

— Ольга?..

— Слушаю тебя.

— Ты говорила, что ночуешь только дома.

— Когда это я такое говорила?

— Когда я просил тебя у меня остаться.

— Ну, это совсем другое дело. Женщинам надо много времени на разговоры, поэтому у подруги я могу и заночевать.

— Понятно, — насмешливо хмыкнул Олег.

Мне не понравилось, как он это сказал, и я резко спросила:

— Что тебе понятно?

Олег, видимо, сообразил, что разговор начинает приобретать нехороший оборот.

— Ладно, Оля. Я же ничего такого не сказал. Ночуй, где хочешь, это твое дело.

— Рада, что ты тоже так думаешь, — холодно сказала я, закуривая. Черт, с мужиками нельзя по-хорошему, они сразу начинают воображать, что могут предъявлять тебе претензии и контролировать.

Олег помолчал минуту и вдруг уткнулся головой мне в колени.

— Оль, не сердись. Лучше врежь мне как следует.

— Олег, — сказала я, старательно подбирая слова, — слушай внимательно, чтобы больше к этому не возвращаться: или ты мне доверяешь, или нет, третьего не бывает. Никакой ревности, никаких подозрений я просто не потерплю. Если не доверяешь — уходи сразу, прямо сейчас.

На какой-то момент мне показалось, что я пережала и Олег действительно встанет и уйдет, но иначе я не могла. За время жизни с моим бывшим муженьком я четко уяснила: чем больше ты оправдываешься, тем больше тебя считают виноватой в том, чего ты не делала. Однако Олег обнял меня и стал целовать, приговаривая:

— Никуда я от тебя не уйду. Ты моя лапонька…

И маленькое недоразумение завершилось наилучшим образом тут же на диванчике.