История двух О

Глава 4

14.07.01

Дом Алены Левченко. Суббота, четырнадцатое. Три часа пополудни. На кухне колдуют три ведьмы. Операция "Жертвоприношение" началась.

— Когда твой приедет? — спросила Ирина, постукивая пестиком в маленькой ступке.

— Часам к шести — ответила Алена, старательно переливая водку из бутылки в хрустальный графин.

Я закончила выкладывать фасолевый салат из банки в салатник и негигиенично облизала ложку.

— Итак, дамы, у нас есть три вида салатов, огурчики-помидорчики, зелень, а сыр пока резать не буду, засохнет. Мясо пора ставить в духовку, как думаете?

— И выпивка сейчас будет готова, — сказала Ирина, высыпая белый порошок из ступки на тетрадный лист. — Алена, что он принесет?

— Думаю, как обычно — водку для себя, шампанское мне.

— Отлично. Проследи, сначала пусть выпьет своей, чтобы расслабился и потерял бдительность, потом нальешь из графинчика нашего зелья.

— Ирка, а он, часом, не траванется? — тревожно спросила Алена.

— Да ну, что за бред! Это не мышьяк, а обыкновенное снотворное. Я в прошлом году бессонницей маялась, съела не меньше, чем полкило, и жива, как видишь.

— Главное, девочки, самим не потерять голову раньше него, — вмешалась я. — Мне, когда волнуюсь, чайной ложки спиртного достаточно.

— У тебя всегда на выпивон голова слабая, — отмахнулась Ирина. — Волноваться надо будет завтра утром, а то как Аленка наша войдет в роль и поубивает нас по-настоящему.

— Ты скажешь тоже! Я не такая страшная, как кажусь.

— Да, девочки, — мечтательно сказала Ирина, — это будет последняя авантюра моей беспутной молодости, так сказать, ее финальный аккорд.

Мы с Аленой, крайне удивленные, синхронно повернулись к ней. Ирина довольно улыбнулась и, подойдя к вешалке, достала из сумочки маленькую коробочку красного бархата. Нашим изумленным взорам предстало изящное золотое колечко. Увенчивающий его бриллиантик рассыпал радужные искры.

— Замуж я выхожу, девочки. Приглашения вручу позже.

Мы с Аленой хором заорали, требуя подробностей.

Героем Ирининого романа оказался занимающийся туристическим бизнесом седовласый красавец на иномарке, о котором она нам рассказывала пару месяцев назад. Это был тот самый случай, удивительный и в то же время банальный, когда два человека встречаются и понимают, что созданы друг для друга. Ему была нужна красивая и неглупая молодая жена, умеющая вести себя в обществе, а Ирина, когда ей этого хотелось, могла быть истинно светской дамой. Ей нужен был солидный и состоятельный муж, способный стать опорой в нашем неспокойном мире. Вдобавок к этим практическим соображениям Ирина и Алексей Иванович обнаружили совпадение мнений по многим жизненным позициям и подружились, а дружба, по моему глубокому убеждению, гораздо более верный фундамент для семейной жизни, чем быстро улетучивающаяся страсть.

— Поздравляю, Иришка, — от души сказала я. — Очень за тебя рада.

Виталий Ворошильский прибыл в начале седьмого. Раньше я всегда видела его только мельком. Внешне он вполне симпатичен: голубоглазый, круглолицый, с коротко стрижеными русыми волосами, полноват, но не рыхлый, а упругий и легкий в движениях как каучуковый мячик. Мне показалось, что нашу компанию Виталий обозрел без всякого восторга, видимо, хотел последний вечер в Энске провести наедине с Аленой.

Мы с Ириной переглянулись.

— Ну что, сделаем так, чтобы этот вечерок он запомнил до конца жизни? — шепотом спросила Ирина.

— Запомнит, не сомневайся, — так же тихо успокоила я. — Будет с визгом просыпаться от ночных кошмаров, где мы будем главными монстрами.

Мы немного нервничали, поэтому постоянно хохотали, пили шампанское, отчаянно кокетничали с Ворошильским и болтали без умолку. Не подозревая о наших коварных планах, Ворошильский быстро смирился с ролью объекта заботы трех очаровательных дам и оказался приятным собеседником, обладающим чувством юмора. Правда, его снисходительное отношение к женщинам как к существам слабым и бестолковым периодически вызывало у меня острое желание сбить с него спесь, но я подавляла его, утешаясь мыслью о том, что предстоит Ворошильскому завтра утром. Пусть порезвится напоследок.

Около десяти часов вечера настало время "Ч" — Ворошильский откровенно засыпал в кресле.

— Как думаешь, хватит с него? — с сомнением спросила Алена.

Ирина решительно замотала головой:

— Еще стопарик, чтобы точно до утра не очухался.

— Может, не надо? Я все-таки волнуюсь, как бы ему плохо не стало.

— Слушай, тогда какого черта мы вообще все это затевали? — вскипела Ирка. — Если ты раздумала, то я могу и домой отправиться.

— Тихо, тихо, девочки, — зашипела я, тревожно оглядываясь. — Он еще не совсем спит.

— Прости, господи, меня, грешную, — пробормотала Алена и налила водку из графина. — Виталик! Виталюшка, ты меня слышишь?

Ворошильский что-то неразборчиво промычал.

— Тогда давай по последней — и баиньки.

Ворошильский приоткрыл один глаз, нетвердой рукой взял стопку, выпил и уронил голову на спинку кресла.

— Да, девчонки, — мрачно сказала Алена, — теперь эту тушку надо тащить в спальню.

К счастью для нас, Ворошильский еще был в состоянии слегка шевелить ногами, хотя вряд ли что-то соображал. Во всяком случае, он не сопротивлялся, когда мы втроем раздели его и уложили на кровать в гостевой спальне на первом этаже, а, едва коснувшись головой подушки, тихонько засопел. Алена заботливо прикрыла его простыней.

— Все, сматываемся, — шепотом скомандовала я, и мы на цыпочках убежали, столкнувшись в дверях.

— Теперь, девчонки, тяпнем по рюмашке… Нет, не так. Дорогие дамы, давайте поднимем бокалы за нашу подругу, которая завтра обретет свободу, — провозгласила Ирина.

Алена неожиданно загрустила:

— Ты, Ирка, замуж выходишь, у Ольки такая любовь, что позвонить лишний раз некогда, только я буду одна-одинешенька…

— Не горюй, подруга, найдешь такого, чтобы и для души, и для тела. Мы еще тебя замуж выдадим за красивого, умного и богатого.

— В нашем городе такого чуда не найдешь.

— Выпишем специально для тебя из Москвы…

— … или из Парижа.

— Спасибо, девочки, вы настоящие подруги.

Во втором часу ночи мы решили, что и нам пора на боковую.

— Девочки, — жалостно спросила Ирина, — а мне обязательно прямо сейчас к нему в койку запрыгивать? Может, я посплю с вами наверху, а завтра утречком встану пораньше и…

— А если он завтра утречком проснется пораньше? — возразила я. — Нет уж, не отвиливай, все должно быть достоверно.

Ирка скривилась, как будто вместо компота хлебнула уксуса.

— Алена, он храпит?

— Вроде не замечала.

— И на том спасибо. Слушайте, а вдруг он в темноте не разберется и ко мне приставать начнет?

— Ты же сама говорила, что он до утра не очухается, — успокаивающе заметила я, — ну, а в случае чего ори погромче, совсем хорошо получится.

— Хорошо!.. Кому хорошо, кому не очень. Ладно, пошла я, девочки, не поминайте лихом. Аленка, будильник включила?

— Включила, включила, не дергайся ты так. Ни пуха, не пера, Иришка.

— Идите к черту!

Ирина нырнула в темноту, откуда доносилось тихое посапывание Ворошильского, а мы отправились на второй этаж.

— Как думаешь, получится? — спросила Алена тревожно.

— Конечно, получится, — со всей возможной уверенностью в голосе ответила я, хотя, честно говоря, очень в этом сомневалась.

15.07.01

Мы спали плохо и подскочили с первым писком будильника. Алена быстро накинула халатик и испуганно посмотрела на меня:

— Пойдем?

— Подожди, давай все проверим. Виталькина одежда здесь?

— Здесь.

— У родителей в спальне, где я по легенде спала, постель разобрана?

— Да, я еще вчера подушку помяла.

— Молодец. Что же, тогда можно идти.

— Олька, я боюсь, — пожаловалась Алена.

— Спокойно, Аленушка, спокойно, — обняла я подругу. — Вздохни поглубже… Теперь настраивайся: ты только что проснулась, открыла глаза и увидела, что Ворошильского нет. Что ты подумала?

— Что?.. Что в туалет пошел, наверное…

— Вот иди и поторопи его, потому что тебе тоже туда надо.

— А ты?

— А я тоже проснулась от твоего шебуршания и иду за тобой.

Алена коротко вздохнула и решительно пошла вниз по лестнице. Посетив туалет, она, уже вполне войдя в роль, сказала совершенно серьезно:

— Его там нет.

— Может, на кухне компотиком отпивается после вчерашнего? — так же серьезно предположила я. — Кстати, и мне не помешало бы.

Мы выпили по стакану компота и продолжили поиски

— Ну, что, подруга, — подмигнула я. — Давай Ирку разбудим, пусть помогает искать пропажу?

— Давай, — согласилась Алена, открывая дверь в гостевую спальню, и тут у нее очень натурально широко распахнулись глаза, а рот стал похож на букву "О": — Нет, ты только глянь сюда!!!

Я глянула. Ирина и Ворошильский мирно спали, причем Виталий очень ласково обнимал во сне нашу подругу, уткнувшись носом ей в затылок. Я развел руками:

— Ну, это уже ни в какие ворота…

— Я не поняла, что за приколы?! — рявкнула Алена в полный голос. — Что здесь творится?!

Ирина проснулась от этого вопля и, обнаружив руку Ворошильского на своей груди, завизжала. Я с удовольствием внесла свою лепту, заорав:

— Девочки, девочки, только не волнуйтесь!

Насильственно выдранный нашими истошными криками из сладкого сна, Ворошильский открыл глаза, ошалело посмотрел на визжащую в его объятиях Ирину, на разъяренную Алену в дверях, на мою ехидную физиономию, маячившую на заднем плане, и выскочил из постели как ошпаренный.

— Алена, что случилось? — спросонья хрипло спросил он, непонимающе таращась и пытаясь завернуться в простыню.

— Ты МЕНЯ спрашиваешь, что случилось?! Нет, это ТЫ мне скажи, что за бардак в моем доме?!

— Да я сам не понимаю ничего!!!

Ирка осторожно проскользнула мимо Алены и, схватив меня за руку, утащила в коридор.

— Слушай, я так испугалась, — зашептала она. — Аленка-то как разошлась, с ума сойти!

Действительно, голос Алены был слышен во всех уголках дома.

— Мало того, что ты напился, так еще в МОЕМ доме с МОЕЙ подругой решил поразвлечься?!

— Да не было ничего! — возмущенно вопил в ответ Ворошильский. — Я за столом отключился…

— Отключился?! Да ты полночи так фестивалил, что стыдно было девчонкам в глаза смотреть!

— Не помню такого!

— Ах, значит теперь у нас провалы в памяти! А что в Иркиной постели проснулся, это ты еще помнишь?!

— Я вообще не знаю, как там оказался!

— Зато я отлично знаю! Если ты даже при мне совершенно не стесняешься, представляю, что ты вытворяешь, когда меня нет!

Мы с Ириной переглянулись, потихонечку прокрались на кухню и принялись нервно уничтожать остатки салатов прямо из салатниц, прислушиваясь к раскатам скандала.

Наконец все стихло и щелкнул замок входной двери. Мы прошелестели в прихожую. Алена стояла на пороге, Виталий на ступеньках крыльца.

— Алена, ты не права, — убедительно проговорил он. — Ты же сама прекрасно понимаешь, что все это ерунда, идиотское недоразумение.

— Уходи, Ворошильский, я не хочу больше тебя видеть, — сурово сказала Алена и, отступив за порог, захлопнула дверь. В окошко прихожей нам было видно, как Ворошильский потоптался еще минуту на крыльце, потом резко повернулся и быстро зашагал по переулку.

— Неужели получилось? — неуверенно спросила Ирина.

Алена обернулась с каким-то странным выражением на лице.

— А знаете, девочки, — растеряно сказала она, — мне его жалко.

Я почему-то (может, потому, что сама испытывала сходное чувство) разозлилась:

— Сбегать вернуть? Я могу, только потом не жалуйся.

— Не психуй, — сказала Алена. — Все нормально, только… не очень-то радостно.

— Ладно, что сделано, то сделано, — Ирина взмахнула ложкой, которую до сих пор держала в руке, — причем вышло все так, как мы планировали. Все мы, девочки, гениальные сценаристы, режиссеры и актрисы, особенно ты, Алена. Это было великолепно!

— Правда? — слабо улыбнулась Алена. — Я старалась.

— Если бы Зубкова, прима из нашего драмтеатра, увидела твою игру, она бы умерла от зависти, — заверила я.

Совместными усилиями Алену удалось развеселить. К тому же в холодильнике нашлась бутылка шампанского, и слабое попискивание нечистой совести было заглушено гордостью за свою ловкость. Бедняга Ворошильский!

16.07.01

Идея устроить вечеринку принадлежала Сане.

— Скучно живем, ребята! — разглагольствовал он, сидя за столом на кухне у Олега и жестикулируя в ударных местах своей речи вилкой с наколотой сосиской. — Лето проходит, да что там — жизнь проходит, а мы все интересное откладываем на "когда-нибудь потом". Потом! Потом мы будем старичками и от жизни нам будут нужны только манная кашка и теплое белье, вот тогда пожалеем, что упускали возможность повеселиться…

— Короче, — перебил Олег, — что предлагаешь?

— Собраться и отвязаться, что же еще? — мгновенно ответил Саня.

— Где?

— Да хоть у тебя. Свободная хата, гуляй до утра и слова никто не скажет.

— Когда?

— Блин, я, по-твоему, магистр игры "Что? Где? Когда?"? Дай подумать… О! В субботу катит?

Олег посмотрел на меня.

— Я свободна и согласна.

— Тогда я сейчас сажусь на телефон… — обрадовался Саня.

— Лучше рядом с телефоном, а то раздавишь.

— Оленька, не ехидничай, а то я из-за тебя мысль потеряю. Я сажусь на телефон и звоню ребятам.

— А кто еще предполагается? — поинтересовалась я.

— Естественно, моя Светка, Вовик…

— И Марина?

— Это вряд ли. У него новая, я ее еще не видел.

— Опять, — буркнул Олег.

— Парень в активном поиске и это правильно, — авторитетно заявил Саня. — Не вцепляться же в первую попавшуюся сразу на всю оставшуюся жизнь.

— Как ты тактичен, Саня, — ласково сказала я.

— Да ладно, Оленька, я не имею в виду присутствующих, — засмеялся Саня. Смутить его было невозможно.

В результате телефонных переговоров выяснилось, что в субботу свободны все, включая неизвестную девушку Вовика. Заодно позвали и Вовикова двоюродного брата, который, как мне сообщили, известен тем, что сохраняет абсолютную трезвость ума, сколько бы ни выпил. Я искренне позавидовала этой способности, и, в свою очередь, позвонила Алене, а то после разрыва с Ворошильским моя подруга явно впала в депрессию. С некоторой неохотой она согласилась. Алена, без настроения идущая на вечеринку — это было что-то новенькое и не очень приятное, и я решила при первом же удобном случае прояснить ситуацию.

21.07.01

В субботу Олег подвез меня к Алениному дому, но зайти категорически отказался, сказав: "Подожду в машине". Я привычно прорвалась через собачий кордон и, увидев грустную подругу, с порога спросила:

— Что с тобой происходит?

— Так, пустяки, — уклончиво сказала Алена.

— Мне-то не ври, пожалуйста.

Алена стыдливо отвела глаза:

— Олька, понимаю, что это идиотизм, но… я по нему скучаю.

Мне не надо было уточнять, по кому скучает моя лучшая подруга. Увы, пока имеем — не храним, потерявши — плачем, но говорить это вслух я не стала, только сочувственно вздохнула. Слишком хорошо я помнила собственное состояние после развода, а ведь мой бывшенький гораздо противнее Ворошильского.

— Аленка, может, ну ее к черту, эту вечеринку? — решительно сказала я. — Посидим, поговорим, а Олегу я объясню, он поймет.

Алена энергично замотала головой:

— Нет уж! Я и так целую неделю кисну, хватит! Слишком много чести Ворошильскому, чтобы я из-за него в монахини записывалась.

Мы поправили перышки. На Алене было яркое оранжевое платье с белой отделкой, открывающее выше колен стройные ножки; я надела любимый черный брючный костюм, в котором мой небольшой бюст выглядел достаточно волнующим, а талия — тонкой.

— Мы с тобой рядом как лента георгиевского креста "цвета наваринского дыму с пламенем", — заметила я.

— И победоносны как весь российский флот, — в тон мне ответила Алена.

Мы засмеялись и, взяв сумочки, отправились к ожидавшему нас Олегу.

В машине Алена уже вполне стала собой: веселой, очаровательной и чуть кокетливой. С Олегом она общалась так, как будто знала его лет сто, и было похоже, что они понравились друг другу. Я тихо радовалась.

В доме у Олега было душновато, и нам пришла в голову мысль устроиться во дворе под навесом, увитым пышным виноградом. Олег носил табуретки, а мы с Аленой суетились с посудой, когда открылась калитка и появился нордический красавец Вовик с двумя спутниками. Последовали приветствия и представления.

— Как я понимаю, ребенок слева и есть мой кавалер на сегодняшний вечер? — вполголоса спросила Алена, ослепительно улыбаясь крепкому пареньку с простецкой физиономией и торчащими ушами.

— Не устраивает — отбивай Вовика у этой Мэрилин Монро, — так же негромко посоветовала я.

"Мэрилин Монро", щедро накрашенная блондинка с абсолютно стеклянными голубыми глазами, чьи роскошные формы почти не скрывали зеленая мини-юбка и символический малиновый топик, тем временем подошла к нам.

— Слышь, бабы, — небрежно бросила она, — где у вас тут сортир? Обделаться можно, пока до вашей хибары доберешься.

Я указала направление и, глядя ей вслед, сказала Вовику:

— Миленькая у тебя подруга. Главное, непосредственная такая.

— Простая как первый трактор, — согласился Вовик. — Юрка, где ты застрял? Любуешься ржавой тачкой?

— Как ты назвал мою машину? — грозно спросил Олег.

— Великолепным образцом отечественного автомобилестроения, — невозмутимо отозвался Вовик.

Мы захохотали, а Олег показал ему кулак.

— Я не поняла, чё, так и будем во дворе как придурки торчать? — вклинилась в наше веселье вернувшаяся "Мэрилин". — Вовичек, ты говорил, будет классный музон, где он?

— Виолетта, помолчи, будь любезна, — с легким раздражением попросил Вовик.

— Могу и помолчать, — мгновенно оскорбилась Виолетта. — Я могу и вообще уйти, делов-то!

Конечно, никуда она не ушла, но демонстративно отвернулась от всех и стала ощипывать кисточку винограда, громко сплевывая косточки.

— Олег, телефон! — крикнул Юрик. Они с Аленой разбирали большой пакет, в котором что-то загадочно позвякивало.

Через несколько минут Олег вышел из дома с ключами от машины.

— У Саньки мотик гавкнулся, — объяснил он. — Надо съездить за Светкой, у нее дома все горючее и кассеты. Поехали, Оль?

— А сам не можешь? — сердито спросила я. Мне не хотелось оставлять Алену с Виолеттой.

— Мне одному как-то неудобно… Давай вместе, а?

Света жила в стандартной девятиэтажке. Дом был новый, но местные любители граффити успели украсить торец здания выполненным в три краски популярным английским четырехбуквенным словом. Я хмыкнула:

— Растет культура масс. Даже матерятся только по-англицки.

— А ты знаешь английский мат? — оживился Олег.

— Детишки в лицее просветили.

— Научишь меня?

— Чему бы хорошему… Нам в какой подъезд?

— Сюда.

В подъезде курили трое, похожие как близнецы коротко стриженые ребятки лет по семнадцать с тупыми мордами. Я почти физически ощутила, как меня ощупали взглядами, а когда мы шли к лифту, услышала нагловатый голос:

— Ништяк у телки задница.

Олег нажал кнопку вызова и коротко сказал:

— Шакалята.

Я подумала, что у него, слава богу, хватило ума не начинать выяснять отношения с малолетними ублюдками.

На восьмом этаже нам открыл дверь совершенно седой мужчина с тонкими чертами лица и молодыми глазами. Я вежливо поздоровалась, но объяснить причину визита не успела.

— Вы, если не ошибаюсь, Ольга и Олег? — дружелюбно спросил мужчина и продолжил, не дожидаясь подтверждения: — А я Светланин папа, Сергей Леонидович. Проходите, молодые люди, и позвольте предложить вам чашечку кофе или стакан сока, пока Светлана наложит последние сто грамм косметики.

— Папа, как не стыдно на родную дочь наговаривать! — весело крикнула откуда-то из глубины квартиры Света. — Я была готова уже полчаса назад.

Она стремительно вылетела в прихожую:

— Привет, ребята! Кофе будете?

— Нет, спасибо, — ответила я за нас обоих. — Извините, но нам надо ехать. Люди ждут.

— Тогда не смею настаивать, — понимающе кивнул Сергей Леонидович. — Передавайте от меня поклон Александру. Светлана, веди себя прилично.

— Хорошо, папа, — откликнулась дочь и чмокнула его в щеку. — Олежек, вот это наши припасы, забирай.

Когда мы вошли в лифт, я заметила:

— Олег, кажется, ты жмешь на третий вместо первого.

— Мы выйдем на третьем, — сказал Олег, и я вздрогнула. Я еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким не терпящим возражений тоном. — Я пойду первым. Вы на пять шагов сзади. Возьмите барахло. Если что — не визжать и не путаться под ногами. Все поняли?

К моим немногочисленным достоинствам относится то, что я умею понимать, когда можно возразить, а когда следует беспрекословно подчиняться. Я схватила за руку попытавшуюся что-то сказать Свету:

— Тихо. Делай, как он велел.

Света умолкла. Меня слегка зазнобило от волнения. Лифт остановился, мы вышли и стали спускаться по лестнице.

Шакалята ждали на первом этаже, загораживая путь к двери подъезда. Олег остановился и мирно сказал:

— Дайте пройти, пацаны.

— Слышь, ты, — сказал тот же нагловатый голос, что оценивал мои внешние данные. — Слишком жирно тебе одному две телки. Поделиться надо.

Я так и не смогла потом вспомнить, что именно сделал Олег. Просто через мгновение один из шакалят лежал, скорчившись, около мусоропровода и тихо скулил. Другой надрывно кашлял, согнувшись и привалившись к стене, и на пыльном полу перед ним звездочками разбивались капли крови. Третий пятился, трясясь и прикрываясь руками.

— Стоять, — ровным голосом приказал Олег и пацаненок замер. — Еще раз вас здесь увижу — грохну на хер. Понял?

Мальчишка быстро-быстро закивал.

— Не слышу.

— П-понял.

— Пошел вон.

Пацан пулей вылетел из подъезда. Олег обернулся. Он был мелово бледен и улыбался:

— Вперед, девочки.

Мы со Светой вышли и на ватных ногах направились к машине. Олег забрал у нас сумки.

— Олег, — тихо сказала я, — у тебя на кроссовке кровь.

— Да, в берцах оно удобнее, — усмехнулся Олег.

А ведь это доставило ему удовольствие, неожиданно поняла я. Он сразу просек ситуацию, был готов и ничуть не волновался. Скорее наоборот, он был бы разочарован, пропусти нас троица спокойно. Ой-ой, как, оказывается, плохо я знаю своего милого…

В машине я села назад рядом со Светой и всю дорогу вынуждена была слушать взволнованное щебетание, как она сначала ничего не поняла, как жутко потом испугалась и какой Олег молодец. Это мешало сосредоточиться на собственных мыслях. Я думала о недавнем разговоре с Борисом. Мы сидели у него дома и скромно обмывали пивком свежекупленый бэушный, но еще вполне дееспособный компьютер.

— Кончились мои халявные пельмени, — посетовала я.

— Не горюй. Буду время от времени угощать по старой памяти, — чуть насмешливо утешил Борис. — А где твой мотоциклист? Даже странно видеть тебя одну, вы же теперь попугайчики-неразлучники.

— До понедельника у нас общение исключительно по телефону. Работы завал, Боря, а на выходные кое-что намечается.

Намечалась акция по устранению Ворошильского, но Борису это знать было совершенно не обязательно.

— И что ты в нем нашла? — пожал плечами Борис.

Я засмеялась:

— Ты же сам говорил: "Разве любят за что-то? Любят просто потому, что любят".

Борис не отозвался на мое веселье.

— А ты уверена, что действительно его любишь? По-моему, ты сочинила себе романтическую сказку — красивая и умная женщина пожалела одинокого мальчика…

— Какого черта, почему я должна его жалеть?! — вспылила я. — Олег не урод, не дебил и не нищий калека!

— Оля, успокойся. Хорошо, заменим слово "жалость" на "сочувствие", если тебе так больше нравится, но сознайся: не будь в моих словах большой доли правды, ты бы так не взорвалась.

— Чуть-чуть есть, — неохотно признала я.

— Осмелюсь заметить, что я неплохо тебя знаю. Тебе нравится одаривать его вниманием и лаской, это так приятно и возвышает в собственных глазах. Думаю, что и в любовной игре ты ведущая, верно? Но твой мотоциклист совсем не такой уж безобидный хомячок. У него есть характер, причем непростой и жесткий.

Все это было слишком близко к истине, чтобы мне понравилось.

— Борис, — сердито сказала я, — мне кажется, ты необъективно относишься к Олегу.

После небольшой паузы он кивнул:

— Верно. Но это не из-за того, что он считает всех гомосексуалистов психически ненормальными, которых надо изолировать от общества…

— Боря, не преувеличивай!

— …ради бога, пусть думает как хочет. Каждый человек имеет право на свое мнение и не мое дело кого-то переубеждать. На самом деле причина моей необъективности гораздо более примитивна. Я тебя ревную.

— Н-не поняла, — я даже заикаться начала от такого заявления. — Б-боря, но ты же… Мы же с тобой вроде только друзья…

— Именно так, Оля, — невесело усмехнулся Борис. — Мы дружили три года, а теперь ты меня стыдишься и не смеешь сказать своему приятелю, что среди твоих знакомых гей, по его терминологии — "гомик".

— Не то, чтобы стыжусь… Лишних дискуссий не хочется.

— Я все понимаю, не оправдывайся. Но все равно он рано или поздно узнает и поставит тебя перед выбором: или друг, или любимый. Кого ты выберешь, я не сомневаюсь.

Я немного помолчала, потом медленно сказала:

— Очень надеюсь, что никогда не буду стоять перед таким выбором, но… Боря, ты плохо думаешь обо мне. Я не предаю друзей.

Борис долил пиво в стаканы.

— Все, хватит об этом. Как бы я не относился к твоему Олегу, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Только помни, он не травоядное, он хищной породы.

И вот сегодня я увидела другого Олега, не трогательного мальчика, а мужчину решительного, надежного и… жестокого. Увидела и, пропади оно все пропадом, влюбилась еще сильнее.

Подъезжая к дому, Олег, как обычно молчавший всю дорогу, сказал не оборачиваясь:

— Девчонки, только без лишнего трепа. Ничего не было.

Народ, скучно сидевший у накрытого стола, с нашим возвращением слегка оживился. Олег врубил магнитофон, и Виолетта весьма грациозно задвигалась в танце посреди двора.

— Роскошная девица, но, по-моему, тупая как валенок, — поделилась впечатлениями Алена.

— У Вовика всегда такие, — отозвалась Света. — Я удивляюсь, где он их находит.

— Да ладно вам, — с укором сказала я. — Посмотрите на нее, если краску смыть — совсем девчонка. Естественно, хочется повыпендриваться.

— Эй, люди! — послышалось от калитки. — Вы меня еще ждете или уже похоронили?

— Сашка! — расцвела Света и бросилась к нему. Тот подхватил ее на руки и закружил. Света счастливо завизжала.

Саня, несомненно, рожден быть душой компании. Только с его появлением все встряхнулись, и покатилось веселье, которым Саня управлял как опытный дирижер: произносил тосты, сыпал анекдотами и комплиментами, менял кассеты, танцевал сам и увлекал других. Было здорово и даже Виолетта, ухитрявшаяся все время ляпнуть что-нибудь невпопад, казалась переносимой.

Как всегда в наших южных краях, темнота упала внезапно и быстро. Олег принес зажженную керосиновую лампу, около которой сразу закружились ночные мотыльки. Все уже подустали и лениво болтали, сидя вокруг стола. Во время одной из пауз в разговоре магнитофон щелчком оповестил, что кассета закончилась. С минуту стояла полная тишина, только стрекотал кто-то в огороде. Я прислонилась к Олегу, чувствуя приятную тяжесть руки, обнимавшей меня за плечи.

— Тихий ангел пролетел, — сказала Алена.

— Юрка, чего сидишь, поставь музон повеселее, — потребовала Виолетта.

— Подожди, — остановил Юрика Олег. — Я сейчас.

Он зашел в дом и вернулся с гитарой.

— Спой, Вовчик.

— Не хочется, — покачал тот головой.

— Ну, будь другом, спой, — настойчиво попросил Олег.

Вовик взял гитару, пробежал пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, снова тронул струны и негромко запел:

То не вечер, то не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

Я очень люблю эту печальную старую песню. Есть в ней что-то такое, от чего у меня странно щемит сердце. Или это генетическая память от казачьих предков по маминой линии? Незаметно для себя я стала подпевать и ничуть не удивилась, услышав, как присоединяются остальные. Сидя в очерченном мерцающим светом круге, мы пели для себя, для души, и нам было тепло.

Виолетта, единственная из нас молчавшая, грубо нарушила настроение.

— Нашел чего петь — русские народные, — презрительно пробурчала она.

— Ну, извини. Репертуар Меладзе не исполняю, — отрезал Вовик.

— А что-нибудь свое давай? — просительно сказал Юрик. — Про зимнюю ночь, а? Или про острова.

— Нет, ребята, не сегодня, — решительно отказался Вовик и положил гитару.

— Володя, ты стихи пишешь? — спросила я.

Он сделал небрежный жест рукой:

— Так, рифмую понемногу.

— А может, все-таки споешь? — робко попросила я. — Честно говоря, хочется послушать.

Вовик слегка улыбнулся.

— Хорошо, уговорила. Только не ругайся, что песенка грустная, сама напросилась.

Что случилось со мной,

Стал я сам не свой,

А рядом с тобой —

лучший друг мой.

Он почти мне как брат,

Ну, кто виноват,

Что раньше, чем я,

он встретил тебя?

Где ты раньше была,

Где раньше был я,

Как я жил без тебя,

нежная?

Я тебя бы обнял,

И тебя бы украл,

Но ты не моя,

милая!

Он так счастлив с тобой,

Лучший друг мой,

А я сам не свой

и словно больной.

Что мне делать, скажи,

И как дальше жить?

Ведь ты для меня —

лучшая!?

Вовик неожиданно резко прижал струны ладонью, оборвав мелодию, и сказал излишне весело:

— Все, хватит грусть-тоску наводить. Сейчас что-нибудь забавное вспомню…

— А я тоже недавно стих сочинила, могу прочитать, — снова влезла Виолетта и, не дожидаясь нашего согласия, затараторила:

Я мечтаю пташкой быть,

Собирать с цветов нектар

И хочу тебя любить

Ощущая в сердце жар.

Чтоб как роза на лугу

Расцвела наша любовь,

Без тебя жить не могу,

Я страдаю вновь и вновь

Приходи ко мне скорей

И руками обними,

Я люблю тебя сильней

В эти солнечные дни.

Юрик бестактно фыркнул, Света выразительно закатила глаза к небу, а Саня зааплодировал:

— Супер, просто супер! Особенно начало. Так и представляю тебя масюсенькой колибри…

— Почему колибри?

— Потому, деточка, что из всех пташек только они собирают с цветов нектар.

— Олька, теперь ты, — неожиданно потребовала Алена.

Я поморщилась. Стихи я пишу редко и отношусь к ним крайне критически. Да и незачем превращать вечеринку в соревнование двух плохих рифмотвориц.

— Давай-давай, читай, — почему-то сердито сказала Алена. — Мое любимое, "На тему Горация".

Я поняла, что она не отстанет, и, обреченно глядя на пламя лампы, стала читать:

Я памятник хочу воздвигнуть в Вашем сердце

Из легкой болтовни, случайной встречи рук,

Привычки на плечо Ваше легонько опереться

И вздоха, когда Вы уходите, мой друг.

Как мысль — неощутим, невидим, невесом…

Я обещаю Вам — пока я буду рядом,

Его Вы не заметите, не вспомните о нем

И я не намекну ни голосом, ни взглядом.

Когда же неизбежно жизнь нас разведет,

Я в Вашей памяти всегда незримо буду.

Мой хрупкий памятник вовек не упадет,

Вы не забудете меня, я Вас не позабуду.

И мне ни лет, ни расстояний груз не страшен —

Я памятник себе воздвигла в сердце Вашем.

Я замолчала, стыдливо отведя взгляд.

— А что, неплохо, — удивленно сказал Вовик. — Даже не ожидал, уж прости за откровенность.

— Красиво, — одобрила и Света. — Только я не поняла, при чем тут Гораций?

— "Я памятник себе воздвиг нерукотворный…" в школе учила? Так вот, и пушкинское стихотворение, и до него державинское написаны на тему стихотворения римского поэта Горация, — объяснил Вовик.

— Державин, Пушкин и Серова. Как в "Золотом теленке": Гомер, Мильтон и Паниковский, — кокетливо улыбнулась я. Было чертовски приятно, что не обхихикали, даже щеки запылали. Люблю, грешница, когда меня хвалят. И Олег смотрит с интересом…

— Ой, какие вы тут все образованные, сил нет, — скривилась Виолетта. — Стихи должны быть простые, чтобы нормальные люди без словаря понимали.

— Не все же люди простые как амебы! — рявкнул Вовик. — Витка, заткнись, когда говорят о том, в чем ты не фига не смыслишь!

— Вовик, не кипятись, — успокаивающе заговорил Саня, а Виолетта непонимающе захлопала густокрашеными ресницами.

— Да задолбала она меня своей простотой! — почти кричал Вовик, не обращая внимания на попытки Сани его утихомирить. — Что за гадство, попадаются все время такие дуры! Олег вот счастливый, повезло…

— Ну, все, проехали, — оборвал его Саня. — Ты, парень, перебрал чуток, проветриться надо. Олег, мы за домом погуляем.

— Ноги не поломайте, там разрыто, — Олег потряс пачку "Примы", но вместо сигареты высыпались только табачные крошки.

— Сиди, — сказала я. — Все равно в дом иду, заодно прихвачу курево.

Посетив нужное место, я включила на кухне свет, пошарила на шкафчике, где Олег обычно хранил запасы своей отравы, и почти сразу натолкнулась на полную пачку.

— Эй ты, умная, — сказали за моей спиной.

Я обернулась. В дверях стояла Виолетта. На хорошеньком личике была лютая злоба.

— Ты из меня дурочку не делай, — прошипела она. — Я вижу, как ты на Вовика облизываешься. Еще бы, сама только такого заморыша подцепить и смогла. А хрен тебе, Вовик мой, поняла? Мой!

Это Олег-то "заморыш"?! Мне стало смешно.

— Тебе нельзя много пить, Вита, — сочувственно сказала я. — Во-первых, нос краснеет, во-вторых, глупости болтать начинаешь. Пропусти.

На мгновение показалось, что Виолетта сейчас вцепится в меня, как сорвавшаяся с цепи злобная собачонка, но она все же отступила и только бросила мне в спину:

— Смотри, пожалеешь.

Выходки парочки подпортили настроение, да и Саня, видимо, выдохся. Приведя обратно успокоенного Вовика, он устало сказал:

— Что, ребятишки, убираем со стола — и по коням?

Возражений не было, и народ засобирался. Юрик, действительно выглядевший абсолютно трезвым, хотя и пил больше всех, галантно вызвался доставить Алену в целости и сохранности к самому дому.

— К самой двери, — благожелательно согласилась Алена.

Мы с Олегом приводили гостей до калитки. Саня задержался, пропуская остальных, и тихо спросил:

— Рука в порядке?

— Светка трепанула? — недовольно сказал Олег. — Ведь просил же… Не бери в голову, Сань, все нормалёк.

Саня неожиданно коротко и крепко обнял Олега.

— Ну, будь.

— Угу, и ты.

— А что у тебя с рукой? — поинтересовалась я, когда Олег закрыл калитку.

— Так, ерунда, — неохотно ответил он. — Повредил зимой в одной разборочке.

— Я смотрю, ты любитель подраться, — хмыкнула я, возвращаясь к столу, где все еще горела керосиновая лампа. Олег подсел рядом на скамейку и спросил:

— Ты считаешь, что я слишком жестко обошелся с этими сопляками?

— Почему? — искренне удивилась я.

— Ну, ты человек добросердечный…

Я пожала плечами:

— Детки сами напросились, а я не сторонник непротивления злу насилием. Другое дело, что насилием не сделаешь человека лучше. Встретят в следующий раз не такого подготовленного, как ты, и сорвут зло на нем, только и всего.

— А может, в следующий раз они сначала подумают, стоит ли цепляться. На лбу ведь не написано, у кого какая подготовка.

— Тоже верно, — задумчиво кивнула я.

Одной из немногих тем разговора, на которые было наложено жесткое табу, была служба Олега в армии. На завуалированные намеки он не велся, а на прямой вопрос: "Где служил?" коротко ответил классической фразой из культового фильма: "При штабе, писарем", что в переводе явно означало "Не твое дело". Я решила не лезть в душу человеку немытыми руками. Если сам захочет, когда-нибудь расскажет.

Я взъерошила Олегу волосы и поцеловала в кончик носа. Он обнял меня и твердо сказал:

— Сегодня я тебя никуда не отпущу.

— А я сегодня никуда и не собираюсь, — ответила я.

22.07.01

Будильник Олега верещал еще противнее, чем мой. Было воскресенье, но я знала, что отчим попросил Олега отвезти с утра товар на одну из своих рыночных точек.

Олег продолжал сладко спать. На фоне белой простыни его нагое тело казалось особенно смуглым. Бронзовый донателловский Давид. Каким он был ночью — нетерпеливым, властным, почти грубым, и я повиновалась ему, сначала не очень понимая, нравится мне это или нет, потом — забыв обо всем кроме бездумного животного наслаждения. Впервые в жизни я почти теряла сознание в объятиях мужчины, и разноцветные искры кружились перед глазами. А когда чуть выровнялось дыхание и вернулась способность соображать, я испугалась. Испугалась самой себя и той силы, что неодолимо тянет меня к Олегу. "Ты попалась", — сказала Алена. Нет, не хочу. Как спокойно было мне с компьютером и котом, пока не появился Олег. Олеженька… Солнышко мое…

Однако надо было вставать. Потормошив Олега и услышав обычное "Иду, иду…", я пошла готовить завтрак и тут вспомнила о кое-чем важном, что не сделала вчера вечером.

— Тебе нехорошо? Заболела? — обеспокоился Олег, войдя на кухню и увидев, как я запиваю водой таблетку.

— Нет, все нормально, — ответила я, но он продолжал смотреть так вопросительно-тревожно, что пришлось объяснить: — Это контрацептивное.

— Так ты предохраняешься… Жалко, — разочаровано протянул Олег.

— Естественно, предохраняюсь, — удивленно подняла я бровь. — А что такое? Я думала, мужчины обычно только рады подобной женской предусмотрительности.

— Ну, я бы не возражал, если бы ты залетела, — серьезно сказал Олег. — Тогда бы ты точно вышла за меня замуж.

Я открыла рот. Закрыла. Собралась с мыслями.

— Олег, не будем пока об этом говорить.

— А почему нет? Переезжай ко мне и все дела.

Я засмеялась немного принужденно:

— Ты думаешь, мы уживемся вместе?

— Конечно. Я же тебя люблю.

— Но мы постоянно спорим.

— Ну и что? Ты умная, с тобой интересно.

— Спасибо.

— Я серьезно. Ты умная… и добрая… и красивая…

Каждое новое определение сопровождалось поцелуем. Я чувствовала, что таю, как мороженое на солнышке, но все же собрала остатки здравого смысла.

— Давай поговорим об этом в другой раз, когда тебе не надо будет спешить на работу.

— И заботливая, — Олег снова поцеловал меня. — Мы с тобой очень хорошо уживемся…

— Олег, не надо!

Лицо Олега потухло.

— Да, конечно, — ровно сказал он. — Я понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, — жалобно проговорила я. — Дело не в тебе. Просто я уже была замужем и меня само это слово пугает.

— Голову оторвал бы твоему бывшему, — проворчал Олег. — Ладно, молчу, но учти — я тебя люблю и я очень упрямый.

— Знаю, — согласилась я.