История евреев Советского Союза (Уничтожение еврейского населения 1941-1945)

ОЧЕРК ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЫЙ

Юденраты. Еврейская полиция

1

Немецкая администрация создавала на занятых территориях юденраты – еврейские советы, председателями которых становились обычно местные жители, пользовавшиеся авторитетом и доверием у еврейского населения. На сотрудников юденратов возлагалась полная ответственность "за точное и неукоснительное соблюдение всех указаний" оккупационных властей – в противном случае их ожидало суровое наказание. Порой евреи не желали принимать участия в деятельности юденратов, и если не оказывалось желающих, коменданты или бургомистры назначали в еврейские советы по собственному усмотрению.

Юденраты появлялись, как правило, вскоре после прихода немецких войск, и первым делом их обязывали провести регистрацию еврейского населения города или местечка, переселить всех в гетто и разместить там на ограниченном пространстве. Если евреи населенного пункта подлежали скорому уничтожению, вместе с ними погибали и сотрудники юденрата; там же, где гетто существовали продолжительное время, еврейские советы становились местными органами управления под наблюдением и руководством германского командования. Служащие юденратов занимались внутренними делами гетто – здравоохранение, образование, снабжение продовольствием, пожарная охрана, жилищное хозяйство, социальная помощь, взимание налогов, обеспечение чистоты и порядка на улицах; существовали погребальные отделы, у которых было немало работы, действовала даже почтовая служба – до тех пор, пока жителям гетто разрешали отправлять и получать письма.

Отделы труда в юденратах отвечали за ежедневную поставку необходимого количества рабочих и специалистов для нужд немецкой администрации. Из гетто посылали на работы для восстановления разрушенных зданий, по расчистке улиц, ремонту дорог и мостов, на строительство домов и казарм, на разгрузку и погрузку всевозможных грузов, на фабрики, в гаражи и мастерские по ремонту военной техники, в железнодорожные депо для обслуживания паровозов и вагонов. Чтобы доказать экономическую пользу еврейского населения и хотя бы частично уберечь от уничтожения, юденраты создавали на территории гетто всевозможные производства; это могло заинтересовать оккупационные власти, которые получали продукцию по чрезвычайно низкой стоимости. Интерес был и у частных немецких предпринимателей, зарабатывавших огромные деньги, используя труд практически бесплатной рабочей силы.

Во Львове немецким предпринимателям принадлежали оружейный завод, фабрика по переработке утильсырья, мастерские по пошиву обмундирования для армии и прочие предприятия, в которых работали сотни евреев из гетто. Эфраим Бараш, председатель юденрата Белостока, говорил: "Каждый, кто работает руками, укрепляет общую безопасность".

Еврейские советы искали пути к выживанию и, чтобы прокормить население гетто, поощряли создание мастерских для производства всевозможных товаров, которые сбывали оптовым покупателям для продажи окрестному населению. Изготавливали мебель, одежду, белье, обувь, дамские шляпки, картонные коробки, щетки и корзины, всевозможные кожаные изделия, даже предметы роскоши; в химических лабораториях выпускали крем для обуви, зубную пасту и мыло. Владельцы мастерских платили зарплату своим работникам и вносили налоги в финансовые отделы юденратов; собранные средства шли на нужды жителей гетто, а также на прочие непредвиденные расходы. Очень трудно было доставать сырье; порой помогала взятка, иногда этому способствовали перекупщики, а то и смекалка тех, кому надо было непременно выжить.

Председатели и сотрудники еврейских советов отвечали перед германским командованием за выплату ежемесячных налогов с каждого жителя гетто и за сбор всевозможных контрибуций, которые налагали оккупационные власти. В Днепропетровске, к примеру, обязали евреев города сдать в комендатуру 30 миллионов рублей, а затем провели массовую акцию уничтожения; в Белостоке потребовали, чтобы еврейский совет собрал 5 миллионов рублей, 5 килограммов золота, 300 килограммов серебра. Время от времени в юденраты поступали приказы: "Еврейское население обязано предоставить для госпиталя три тысячи комплектов одеял, матрацев и белья…" – "Евреи должны сдать свитера, фуфайки, шарфы, рукавицы…" – "Пятьдесят мужских пальто для нужд командования‚ обувь‚ белье..." – "Пятнадцать пар хромовых сапог, шесть персидских ковров и 100 000 рублей…"

В юденрате львовского гетто были специально выделенные люди по "накоплению подарков": они ходили по еврейским домам и собирали вещи, имевшие какую-либо ценность, для передачи оккупантам; однажды сотрудник юденрата отказался выполнить очередную просьбу немецкой полиции – его вызвали туда на "заседание" и застрелили. В городе Ивье в Белоруссии чиновник германской администрации потребовал от жителей гетто 1000 рублей золотом. После этого большинство евреев расстреляли, отобрав перед казнью часы и кольца, а чиновник сообщил оставшимся в живых, что "помнит про ту тысячу рублей, которую он получил, поэтому уничтожены не все".

Пинск: "Офицеры-эсэсовцы вызвали лучших сапожников, приказали каждому за ночь сшить по их заказу по паре сапог. На следующее утро эсэсовские бандиты надели сшитые сапоги, а сапожников погнали на расстрел…"

2

В каждом гетто создавали местную полицию – еврейскую службу порядка. Полицейские носили особые нарукавные повязки, у них не было оружия – лишь резиновые дубинки; во время очередной акции их обязывали собирать узников гетто, выбранных для казни, грузить их в машины и железнодорожные вагоны, разыскивать убежища, в которых прятались обреченные. Полицейские охраняли входы на огороженную территорию (наружную охрану несли немецкие солдаты и местные полицейские), взимали штрафы и контрибуции с жителей, отправляли по утрам на работу и вылавливали уклоняющихся от нее, арестовывали и наказывали преступников; в гетто Вильнюса даже казнили несколько человек, которые во время ограбления совершили убийство.

Одни шли в полицию, чтобы обеспечить дополнительным пайком свою семью и спасти ее от очередной облавы, другие надеялись поживиться имуществом увезенных на расстрел, третьи упивались властью и старались выслужиться перед немцами, исполняя любой приказ. В полицию попадали и бывшие уголовники, которые грабили обитателей гетто и помогали их убивать, но даже те из них, что добросовестно выполняли обязанности и оставались в живых дольше других, погибали при ликвидации гетто.

Среди евреев-полицейских было немало таких, что тайком выводили людей из гетто, доставали оружие и передавали его партизанам. В гетто Тернополя полицейские входили в состав подпольной группы, а затем ушли в леса. В Мире с помощью евреев-полицейских около 200 человек вырвались из гетто перед окончательным уничтожением. Руководители еврейской полиции в городах Ивье и Барановичах участвовали в сопротивлении и погибли; в гетто Минска казнили Зиновия Серебрянского, начальника еврейской полиции, за помощь подпольщикам и партизанам. В Девятом форте расстреляли более тридцати евреев-полицейских из Каунаса и их начальника Моше Левина – за отказ раскрыть убежища евреев, которые прятались во время облав.

Рига: "В еврейскую полицию… пошли лучшие парни… Они надеялись, что смогут помогать евреям в эти страшные дни. И они действительно помогали, чем только могли…"

Минск: "Многие евреи-полицейские… были связаны с подпольем и оказывали ему всяческую помощь… Частенько предупреждали нас на идиш: "Убегайте…" Когда опасность миновала, они сообщали: "Евреи, выходите. Погром закончился…" Но были и предатели… Они работали на немцев, полагая, что этим спасут свою жизнь. Но они получили лишь некоторую отсрочку…"

Из рижского гетто пыталась убежать группа молодежи, и во время перестрелки они убили трех немецких солдат; за это казнили 150 жителей гетто, среди них сорок двух евреев-полицейских, "заподозренных в оказании помощи бежавшим".

Судьба евреев-полицейских и сотрудников юденратов не отличалась от судеб прочих узников гетто. В июле 1941 года расстреляли членов еврейского совета города Бельцы в Бессарабии. В августе казнили Давида Альпера, председателя юденрата Пинска: во время первой карательной акции он отказался от должности и разделил судьбу уничтоженных. В сентябре среди расстрелянных оказался Вейлер, председатель еврейского совета во Владимире-Волынском; его убили за попытку нелегально доставить продовольствие жителям гетто.

В Минске председатель еврейского совета Илья Мушкин и сотрудники юденрата были связаны с партизанами, посылали в леса одежду, лекарства, оружие; врачи из гетто лечили раненых партизан, – за это Мушкина расстреляли, и руководителем юденрата стал Моше Яффе. Перед очередной акцией уничтожения немцы под каким-то невинным предлогом собрали обитателей гетто, однако Яффе сообщил им об истинной цели сбора, и его тут же застрелили.

В Калуге старосту гетто избили за то, что в списке узников он применил слова "еврей", "еврейский" взамен – "жид", "жидовский". В Великих Луках "ответственный за евреев" должен был ежедневно рапортовать коменданту по установленной форме: "Я, жид Лабас, докладываю вам… что все жиды на месте".

"Какой-то генерал заказал пару галош, но община не успела предоставить к сроку галоши нужного размера. За это престарелый председатель юденрата получил пощечину…"

3

Перед очередной акцией немцы требовали от юденрата предоставить нужное количество людей, и тогда перед его руководителем вставала неразрешимая проблема – кого отправить на уничтожение. В Барановичах председатель еврейского совета Б. Исаксон сказал: "Я не Бог, чтобы решать, кому жить, а кому умирать", – на следующий день Исаксона расстреляли. В Самборе Львовской области немцы распорядились составить списки людей для массовой ликвидации, и глава юденрата ответил на это: "Четверо у меня уже есть: я, моя жена и двое детей. Остальных я не в состоянии вам предоставить".

В гетто Шяуляя немцы потребовали от еврейского совета 50 заложников. "О восстании думать не приходилось. Оружия не было. Вместо пятидесяти человек погибло бы всё гетто… Члены юденрата единодушно приняли решение самим явиться к тюрьме".

В октябре 1941 года Йосефа Парнеса, председателя юденрата львовского гетто, обязали составить список 500 мужчин для отправки в трудовые лагеря, где их ожидала гибель от истощения и непосильной работы. Парнес заявил в ответ, что еврейский совет создан не для того, чтобы посылать евреев на смерть; "Людей не отдам", – сказал он, и после жестоких избиений его казнили. Парнеса сменил Адольф Ротфельд, который вскоре умер, не выдержав психологической нагрузки, и взамен него председателем назначили Хенрика Ландсберга.

Весной 1942 года стало известно, что немцы собираются ликвидировать в гетто Львова больных, стариков и нетрудоспособных. Кое-кто соглашался пожертвовать малым количеством узников для спасения остальных, но собрались виднейшие раввины города и решили, что даже ради этого нельзя приносить кого-либо в жертву. Рав Давид Кахане вспоминал: они пошли к Ландсбергу и заявили ему, что "по еврейскому обычаю и по велению своей совести он обязан изыскивать иные пути. Когда придут к нам наши ненавистники и скажут: "Выведите одного из вас и убьем его, а иначе убьем всех – лучше всем умереть, но не предать одну душу из числа сынов Израиля в руки врагов". Так требует еврейский Закон… Но у Ландсберга не было ни малейшего намерения вступать в пререкания с гестапо и рисковать своей жизнью. Перед нами был человек сломленный и раздавленный…"

Карательные акции во Львове продолжались, и вскоре Ландсберга повесили вместе с двенадцатью еврейскими полицейскими. "В тот день стояла чудесная погода. День золотой польской осени, пронизанный солнцем. Тела качались под легким ветерком. Жители Львова вышли поглядеть на чудовищное зрелище…" – "Ян Каминский прибыл в сопровождении жены и двухлетнего сына. Он объяснил, что привел ребенка для того, чтобы тот смог похвастаться, когда вырастет: он видел последних евреев, болтающихся на виселице".

После казни немцы прислали в юденрат счет на веревки, приобретенные для повешения, и потребовали его оплатить. Преемника Ландсберга, последнего председателя юденрата Эдуарда Эберзона, убили при ликвидации львовского гетто вместе с остальными сотрудниками еврейского совета.

В многовековой истории еврейского народа известно немало трагических периодов, однако никогда прежде не было попыток полного уничтожения народа. Законы прошлого не рассматривали подобную ситуацию, а потому духовные авторитеты городов и местечек расходились во мнении. Раввины Вильнюса – подобно львовским раввинам – считали, что нельзя "выдавать сынов Израиля в руки врагов". В Каунасе рав Авраам Кахане-Шапира постановил: "Если еврейскую общину ожидает… физическое уничтожение и существует возможность спасти некоторую ее часть, руководители общины должны набраться мужества и взять на себя ответственность, чтобы спасти тех, кого можно спасти".

Споры возникали во многих гетто: одни из раввинов считали, что следует выдать часть узников ради спасения остальных, другие полагали, что лишь каратели должны решать – кого убивать, а кого оставлять в живых.

4

В гетто и рабочих лагерях возникали такие проблемы, которых не знали прежде, и верующие евреи обращались к раввинам за разъяснениями – как поступать в тех или иных обстоятельствах, чтобы не нарушить законы Торы. В гетто Каунаса ответы на их вопросы давал раввин Э. Ошри: разрешается ли пользоваться одеждой убитых; могут ли оставшиеся в живых после массового уничтожения благодарить Всевышнего за свое спасение; позволено ли по требованию "проклятых убийц" разъяснять им содержание страниц Торы и Талмуда; можно ли покончить жизнь самоубийством перед карательной акцией, чтобы не видеть, как на глазах родителей станут убивать их детей, – и многое другое.

Вопрос: "Разрешено ли женщине в гетто искусственно прерывать беременность, так как постановили нечестивые, что каждая еврейская женщина, которая забеременеет, будет убита вместе с зародышем?"

Ответ: "Поскольку не вызывает сомнений, что будут умерщвлены и женщина, и ее зародыш, то, конечно же, следует разрешить искусственное прекращение беременности, чтобы спасти жизнь женщины".

Вопрос: "Разрешается ли ходить по улицам города, которые вымостили плитами, взятыми с еврейских могил?"

Ответ: "Вне всякого сомнения, запрещено еврею ходить по улицам, вымощенным могильными плитами, которые взяли проклятые нечестивцы с еврейских кладбищ, чтобы не наступать на эти камни и не добавлять унижения мертвым – в дополнение к тем унижениям, которое уже нанесли им злодеи".

В особом положении находились дети, которых, как правило, убивали в первую очередь, и родители, желая их спасти, отдавали сыновей и дочерей христианским священникам, обращавшим их в свою веру. Это была сложная, мучительная проблема, которая требовала раввинского разъяснения, и рав Э. Ошри постановил:

"В гетто Каунаса, в дни гибели и убийств, когда теряли мы цвет наш, потомство наше, спросили меня… разрешено ли это? Разрешено ли отдавать детей иноверцам, чтобы их прятали до конца войны и падения Гитлера, да будет проклято его имя, когда неизвестно, выживут ли их родители, и детям придется оставаться среди иноверцев, жить в их вере и по их обычаям?

Ответ… Если ребенка не отдадут иноверцам, то он наверняка погибнет, а среди иноверцев дети останутся в живых. Возможно также, что останутся в живых и родители, которые потом заберут ребенка и вернут его в еврейство. Возможно даже, что сами иноверцы передадут ребенка в еврейское заведение, и могут еще открыться иные пути спасения…"

5

Руководители юденратов находились в безвыходной ситуации. Хотели они того или нет, сопротивлялись или покорно подчинялись, но волей-неволей они оказывались проводниками нацистской политики, выполняя распоряжения германской администрации. Это и поставили им в вину после войны, обвинив в сотрудничестве с оккупантами; выживших судили советские трибуналы, их присуждали к расстрелу или к длительным срокам тюремного заключения. Однако в те страшные времена лишь у председателей еврейских советов была хоть какая-то возможность повлиять на решения немцев, и если им не удавалось сохранить жизнь обитателей гетто, то кое-где они ее продлевали – в надежде на то, что часть из них доживет до освобождения.

Даниил Кловский, гетто Гродно: "Штраф за малейшее нарушение был один – смерть. И если мы "отвечали" перед гестаповцами только за себя да еще за своих близких, служащие юденратов – за всех нас. Они были, по сути, нашими заложниками в руках гестапо…"

Сотрудники еврейских советов пытались бороться с голодом и болезнями, организовывали бесплатные столовые и раздачу продовольствия, детские дома для сирот и дома для престарелых, создавали в гетто больницы, амбулатории, аптеки, проводили профилактические меры для предотвращения эпидемий, открывали бани, где выдавали мыло и полотенца. Не было почти лекарств, перевязочных материалов, хирургических инструментов; врачи, стоматологи, фармацевты, медсестры в тяжелейших условиях оказывали медицинскую помощь под постоянной угрозой собственной гибели; они скрывали от немцев инфекционных больных, потому что при появлении эпидемии эсэсовцы могли уничтожить всех жителей гетто, опасаясь распространения болезни.

В гетто Каунаса кухня для малоимущих отпускала по пониженным ценам до 800 обедов в день; в гетто Вильнюса работали столовые, которые содержали за счет пожертвований; в Белостоке выдавали в день тысячи обедов – безвозмездно или за небольшую плату. В Бресте еврейский совет содержал детский дом на 80 мест, детский сад на 135 детей, больницу на 75 кроватей, дом престарелых на 80 человек, а также ночлежный дом, в котором ночевало порой до 300 бездомных.

Ружка Корчак:

"Гетто живет лихорадочно, опасно, но живет. Во всех практически областях обнаруживается творческая сила и непоколебимая жизнестойкость еврейского Вильно. Возникают мастерские, даже солидные фабрики, и это – невзирая на невероятные трудности, без средств, почти без сырья и станков... Работают слесарные, столярные, портняжные мастерские, фабрика керамики, выпускаются пасты, мыло, варенье, плетеные и кожаные изделия…

Особое место занимают механические мастерские под руководством инженеров Маркуса и Рейбмана. Мастерские разделены по отраслям: слесарные, токарные, точная механика, работы по жести, обточка дерева, сварка, цех по изготовлению мебели, деревянных сабо и прочего… Все необходимые производству станки были сконструированы еврейскими инженерами… Во всех этих мастерских заняты сотни евреев… Гетто мало-помалу превратилось в важный для немцев промышленный центр…

В этом и заключалась политика Я. Генса: сделать гетто экономически выгодным и тем самым увеличить шансы на защиту его жителей от уничтожения. "Работа спасает жизнь!" – гетто уверовало в этот лозунг, подстегиваемое могучим желанием выжить..."

Яков Генс был главой гетто в Вильнюсе и начальником еврейской полиции. Он считал, что лучше пожертвовать некоторыми, чем потерять всех, перед каждой акцией торговался с немцами о количестве требуемых евреев, стараясь отдавать стариков и неизлечимо больных, а потому определял – кому жить и кому умереть. Григорий Шур, из дневника: "19 октября 1942 года, в понедельник, из Вильно выехала "карательная экспедиция"… для "чистки" евреев в Ошмянах. К великому стыду и позору, экспедиция состояла из евреев, которые должны были сами произвести эту " чистку" своих несчастных собратьев… "Работа" свелась к тому, что участники экспедиции выбрали 406 евреев и застрелили самым холодным и циничным образом… Первоначально гестапо требовало 1500 молодых женщин и детей… Но благодаря стараниям г. Генса удалось "отделаться дешевле": выбрали 404 человека старшего возраста и двух малых детей, их-то и отдали в руки палачей. Это считалось за "удачу"…"

После акции в Ошмянах Генс сказал сотрудникам юденрата: "Мы отобрали таких, кому жить оставалось недолго… и пусть простят нас те, кем пришлось пожертвовать. Вы должны знать, что это мой долг – обагрить руки в крови своего народа, ибо на мне, на вас лежит обязанность сохранить молодежь, интеллигенцию, наше завтра… Я только жалею, что мы отсутствовали во время акций в Кимлишках и Быстрице, где уничтожили всех евреев".

В сентябре 1943 года Генса вызвали в гестапо и сразу же застрелили. Из воспоминаний узников гетто: "Каждый знал, что у Генса была масса возможностей спасти себя… но он пренебрег личной безопасностью. Он верил в свои способности и был до последнего мгновения убежден, что сможет спасти остатки гетто…" – "Хотя раньше было два мнения о Якове Генсе, были у него сторонники и противники, теперь все сходились в одном: гетто потеряло человека, игравшего огромную роль в жизни евреев… Весть об убийстве Генса молнией пронеслась по гетто и поразила его обитателей. Все сразу почувствовали себя осиротевшими и беззащитными".

Эфраим Бараш, председатель юденрата Белостока: "Счастье, что мы не можем предвидеть будущее, ибо в противном случае не захотели бы оставаться в живых".

6

В Транснистрии, в гетто Жмеринки, главой еврейской общины стал адвокат из Черновиц Адольф Гершман. "Это был выхоленный самодовольный мужчина лет сорока. Носил драгоценные перстни, щеголял дорогой тростью. На именины к нему пришла целая делегация румынских и немецких офицеров…" – "Он был деспотом. Он был, если угодно, монархом. Он не терпел ни малейших отступлений от своих распоряжений. Он требовал беспрекословного подчинения. Он не считался ни с кем и ни с чем. За любую провинность евреи получали тяжкие наказания. Но он сохранил евреям Жмеринки жизнь".

Еще в мирные годы, во время адвокатской практики, Гершман помог выпутаться из беды румыну Ионеску, который во время войны стал начальником жандармерии Жмеринки. Ионеску не забыл той услуги, и между ними установились хорошие отношения, благодаря которым Гершману удалось спасти 3000 узников гетто. Среди прочего Гершман добился того, чтобы евреев не избивали и не отправляли на работы в немецкую зону оккупации; по его просьбе румынские солдаты и местные полицейские не заходили в гетто без специального разрешения.

Эфраим Вольф:

"Гершман прекрасно владел немецким, румынским и французским языками. Походка у него была важная, движения – уверенные, одежда – шикарная. С немцами и румынами он говорил с чувством собственного достоинства, и не было случая, чтобы его кто-нибудь оскорбил. С евреями он говорил на идиш… иногда властно, а иногда с отеческой снисходительностью…

По инициативе Гершмана и с одобрения Ионеску в гетто открыли… цехи – кожевенный, мыловаренный, гвоздильный, веревочный, по производству спирта, по производству газированных вод, портняжную и сапожную мастерские… При содействии Ионеску цехи и мастерские получали сырье по ценам для неевреев и сбывали свою продукцию оптовым покупателям вне гетто. Прибыль делилась между румынской администрацией, правлением общины, владельцами цехов и мастерских; рабочим тоже кое-что перепадало…

Благодаря денежным поступлениям в общину… бедные семьи время от времени получали продукты и топливо, а некоторые – готовую пищу из общественной столовой, где питалось постоянно около двухсот сирот. Правление общины субсидировало в гетто также поликлинику, аптеку, инвалидный дом на двадцать два человека, больницу на двадцать пять мест… Ежедневные богослужения происходили в синагоге в Хлебном переулке. В гетто были общеобразовательная школа, детский сад и хедер…

Гершман ввел в гетто железную дисциплину и наложил на евреев тяжелое бремя выполнения требований румынской администрации... Он знал, что невыход на работу требуемого количества людей означает гибель для всех, и был беспощаден к уклоняющимся. По его указанию не один из них получил двадцать пять ударов резиновой дубинкой по голому телу…

Гершман правил как маленький царек: кого хочу – казню, кого хочу – милую. Иных он спас от голода и холода, иных – от смерти. Но было немало случаев, когда он проявлял себя как самодур и садист… Одни считали Гершмана добрым человеком, другие – злым и аморальным, одни – справедливым отцом, другие – своевольным самодуром. Кем он был на самом деле – трудно сказать, но благодаря ему все мы остались живы".

Евреи из немецкой зоны оккупации бежали в Транснистрию, чтобы спастись от неминуемого уничтожения. В гетто Жмеринки укрылись 300 евреев из местечка Браилова, расположенного неподалеку; немецкие власти потребовали вернуть их обратно, в противном случае грозили ликвидировать всё гетто. Чтобы предотвратить это, Гершман вынужден был возвратить евреев в Браилов, где их немедленно уничтожили. После освобождения Жмеринки это поставили ему в вину, и Гершмана расстреляли по приговору советского военного трибунала.

***

В Кременце оккупанты убили председателя юденрата Б. Каца. Расстреляли Ш. Круха, главу юденрата города Чорткова на Украине, за отказ сотрудничать с немцами. Начальник гетто в Гродно лично застрелил Д. Бравера, председателя юденрата; в Орле казнили после пыток главу юденрата И. Фельдмана; в Белостоке отправили в лагерь уничтожения Э. Бараша, руководителя еврейского совета, который передавал подпольщикам золото для приобретения оружия.

***

Г. Ландау, председатель юденрата Кишинева, отказался предоставить списки на депортацию и принял яд. М. Бергман, председатель еврейского совета Ровно, покончил с собой, чтобы не выполнять указания немцев. Покончили жизнь самоубийством председатели юденратов Ц. Видер в Белостоке и А. Мадер в Гродно; в гетто Пружан пытались покончить с собой более сорока сотрудников еврейского совета вместе со своими семьями.

Подобное происходило не только на территории СССР. Глава юденрата варшавского гетто Адам Черняков записал в дневнике в июле 1942 года: "Нам объявили, что – за немногими исключениями – все евреи любого возраста и пола будут вывезены на Восток. Сегодня до 16 часов надлежит поставить 6000 человек. То же самое (если не больше) и в другие дни". Председателю юденрата приказали подготовить к отправке эшелон детей; Черняков оставил жене записку: "От меня требуют, чтобы я собственными руками убивал детей моего народа. Мне остается только умереть" – и принял яд. На его похоронах траурную речь произнес Януш Корчак.

***

В 1919 году Яаков Выгодский стал министром по еврейским делам в правительстве Литовской республики, жил в Вильно, был затем депутатом польского сейма, написал на идиш несколько книг мемуаров. Когда немцы заняли Вильнюс, Выгодский вошел в состав юденрата и отказался поставлять евреев на работы, пока не поступят известия от тех, кого увезли прежде.

Из воспоминаний: "Выгодскому восемьдесят пять лет, и он не клонит головы перед насилием. 24 августа его забрали и увезли в тюрьму Лукишки… Тяжелобольной старик лежал, изнывая от страданий… в забитой до отказа камере, куда немцы натолкали 75 заключенных… Когда всех забрали из камеры, кто-то хотел оставить ему свое пальто, но Выгодский отказался: ему оно уже не понадобится, а другим, может, еще пригодится. Так в одиночестве, на стылом тюремном бетоне, в муках ушел из жизни заступник евреев "Литовского Иерусалима" Яаков Выгодский".

***

Яков Генс, из выступления на вечере интеллигенции гетто Вильнюса:

"Многие из вас считают меня изменником… Я, Генс, веду вас на смерть, и я, Генс, хочу спасти евреев от смерти… Я веду счет еврейской крови, а не еврейской чести. Если у меня требуют сто евреев, я отдаю. Потому что, если мы, евреи, этого не сделаем, то придут немцы и всё гетто будет уничтожено. Жертвуя сотней людей, я спасаю тысячу; тысяча, которую я отдаю, спасает десять тысяч.

Вы, интеллектуалы, не прикасаетесь к грязи гетто. Вы выйдете из гетто чистыми… Но я, Яков Генс, если выживу, выйду грязный, мои руки будут обагрены кровью. И несмотря на это, я добровольно предстану перед судом евреев. И я скажу: я сделал всё, чтобы спасти как можно больше узников гетто и вывести их на свободу. И для того, чтобы хоть немногие евреи остались в живых, я должен был вести евреев на смерть. А чтобы евреи вышли на свободу с чистой совестью, я должен был валяться в грязи и поступать бесчестно".

***

Раввин Э. Беркович:

"Существует огромная разница между жестокостью палачей и жестокостью жертв. Первые – уверенные, что они хозяева мира, жиреющие на награбленном, по собственной воле выбрали путь служения злу. Вторые – несчастные жертвы, мораль которых сломлена чудовищным варварством. Жестокость первых – противоестественна. Жестокость вторых – естественный результат невообразимой бесчеловечности убийц.

При этом невозможно понять, как удалось подавляющему большинству узников сохранить человеческий облик до самого конца и достичь таких высот самопожертвования! Это и есть истинная загадка гетто и лагерей".