По прекращении власти мамасахлисов, первым царем в Иверии был Парнаоз, который произошел из поколения персидского царя Дария Кодомана. Страшась македонян, овладевших Персиею и искавших Дариевых родственников, мать Парнаоза воспитывала тайно сего своего сына. Лишившись покровительства в своем отечестве, она удалилась в Иверию с сыном своим и, чтоб не быть узнанною от Язона, она жила в сей стране скрытно и утаивая[113] свое имя.
Парнаоз в юношеских летах /47r/ своих был пристрастен к охоте и в один день, занимаясь оною, нашел закопанное в земле великое количество золотой монеты. Место, где сие найдено, отстоит от Тифлиса в расстоянии шести верст, близ деревни Дигоми, и называется ныне Кваркили. Фарнаоз взял найденную им вещь и принес к матери своей в Мцхет, которая боясь того, чтоб Язон о сем не узнал, таким образом поступить решилась: в одну ночь она подбросила к воротам многих домов по нескольку найденной Фарнаозом монет /47v/ с таким предложением, чтоб многие, нашедши[е] оную, начали употреблять и Язон бы не мог изыскать от кого сие произошло. Она успела в своем намерении, ибо у многих оказалась такая монета в одно время.
После такого происшествия Фарнаоз удалился в Егрис, в Колхидской провинции Зурзукет, что ныне Сванет[114], к народу, живущему в Кавказских горах, где был владетелем Куджи, которого Фарнаоз преклонил вступить в брак с его сестрою. И, подарив ему не малое количество найденной им монеты, на/48r/шел там довольное число войска, с которым напал на Язона. Тиранство Язона заставило иверцев пристать к Парнаозу. Убив его, [Парнаоз] овладел Всею Ивериею до Дербента. По таковом успехе в своих предприятиях он назвал себя царем, учредил порядок в произведении гражданских дел и распределил сословия народа на шесть степеней, из коих 1-го составляли еристави, то есть воеводы, 2-го — вельможи, 3-го — дворяне, 4-го — купцы, 5-го — служащие царю, вельможам и дворянам, а 6-го — земледельцы. Он постановил различие жреческого /48v/ состояния от светского, назначил судей и правителей под смотрением прокурора; им поставлены были: обер-камергер, сталмейстер, церемониймейстер, правитель Кабинета, государственный казначей, шенк, гоф-интендант, адъютанты, статс-секретари и полиций-мейстеры[115]. Таковое же распоряжение он учинил относительно воинских чинов. Он избрал фельдмаршала, генералов, бригадиров, тысячников, пятисотников, сотников, пятидесятников, десятников и литников. По таковом распределении[116] званий он обратил свою /49r/ тщательность на исправление грузинского языка, изобрел и утвердил способ изображения букв, который и ныне употребляется под названием воинской руки (на грузинском языке “мхедрули”[117] именуется).
По кротким своим качествам, он поступал милостиво и благодетельно с чужеземцами, оставшимися в Иверии после Язона, пожаловал им земли и отличия в народных сословиях. По сему они сделались как дворяне, и сей случай был основанием дворянства в Иверии, от чего и по/49v/ныне на грузинском языке называют дворянина “азонаури”, то есть от Язона оставшийся.
Фарнаоз поставил истукан Ормузда или Юпитера на гробе Картлоса между двумя истуканами, поставленными от Язона и называвшимися Гай и Гацима; первый — Сатурн, коему в жертву приносили детей, а второй — Марс. И с тех времен сие место именуется Армазис, а по древнему — Гарматика, а башня, тогда же построенная им, и доныне еще существует.
По совершении столь полезных для народа /50r/ учреждений, сей благодетельный царь скончался в 5200 году[118] по греческому летосчислению и погребен пред упомянутыми истуканами, коим иверцы после покланялись и при жертвоприношениях закалали своих детей, доказывая с бесчувственным исступлением неизъяснимое уважение дел основателю царства в Иверии.
По смерти Парнаоза был царем в Иверии старший сын его Саурбак. Таковое право наследия постановлено было от Парнаоза и соблюдалось до сих /50v/ времен с присовокуплением того, что при случившейся кончине старшего царского сына был всегда преемником престола старший внук царя, а Другие сыны его почитаемы были князьями.
Иверцы, огорченные поступками Саурбака, хотели лишить его верховной власти и восстановить мамасахлисов. Но царь, предусмотрев действия народного волнения, удалился в Кавказские горы и, приведенным оттуда войском усмирив возмущения своих подданных, оказал язонаурцам великие милости чаятельно за их к нему привер/51r/женность. Для удобнейшего укрощения народных возмущений он укрепил два места и, населив оные иверцами из разных провинций, предполагал всегда иметь в сих укреплениях убежище во время мятежей. Избранные им места для безопасности имели названия Дидо и Сванети.
Саурбак, увлекаясь внушениями идолопоклонства, поставил на пути к Мцхете два истукана, из [коих] один назван был Анианом, а другой — Данианом. Персы, как и иверцы, поклонялись /51v/ Аниану. И был сооружен великолепный храм в сей стране богине Артемизе, которую изображал сей второй истукан в виде Иверской Дианы. В персидских историях изъяснено, что Антиох Великий, обладатель Сирии, увидев в сем храме искуснейшим образом обработанную статую Артемизы, воспламенился будто любовною страстью к изображению сей богини.
Саурбак, не имея детей, избрал наследникам по себе Мирвана, своего зятя.
Приняв царскую власть, Мирван обратился с /52r/ войсками для наказания кавказских народов, находившихся в местах, где ныне занимают кабардинцы, которые опустошали Иверию. Поразив сих неприятелей, он оградил безопасностью пределы Грузии. Повествуют еще, будто он происходил из поколения ассирийского царя Неврода. Но оставляя изыскание древности его рода, поставляю обязанностью упомянуть в столь отдаленном потомстве о достохвальных качествах сего Мирвана. Он был благодассуди/52v/телен, правосуден, щедр и мужествен. Любовь его к отечеству сопровождаема была общею любовью к нему и уважением его добродетелей.
По кончине Мирвана царствовал в Иверии сын его Парначджом. Особенная сего царя склонность к персидским обычаям произвела то, что он запретил поклоняться истуканам с такими предположениями, чтоб обратить иверцов к обоготворению огня. Пренебрежение древних обрядов и потрясение долговременного и укоренившего расположения /53r/ мыслей сделались причиною народных возмущений в Иверии, и Парначджом был изгнан из страны, обладаемой им по правам наследия.
Для предотвращения пагубных следствий безначалия иверцы просили тогда арменского царя Арташеса о позволении Аршаку, сыну его и зятю иверского царя Мирвана, принять царскую власть в Иверии. Желание народа было исполнено: Аршак принял престол и обратил попечения свои к устроению благоденствия своих подданных. Но Парначджом в /53v/ отчаянии своем прибег к персиянам, испросил войска для вспомоществования ему в преодолении иверян[119], и с сими чужеземцами вступил в Иверию. Народ, огорченный его поступками, нимало не поколебался в своих предприятиях, и Парначджом в сражении близ Лори был побежден и убит.
Сим случаем пресеклось поколение царей, называемое Парнаозианским, и сия п[е]ремена произошла в 5300 году от сотворения мира по греческому летосчислению.
Благоразумные постановления Аршака прекратили возмущения иверян. Добродетели его были основанием для утверждения его власти. Во время его царствования иверцы наслаждались тишиною и спокойствием. Кроткое его правление было особенным содействием тому, что по смерти его преемники Иверского царства из поколения, названного Аршакунианским от имени сего Аршака, утвердились на престоле /54v/ иверском и управляли Ивериею в течении многих веков.
Артак или Артабадан, сын Аршака, был царем в Иверии по кончине своего отца. Во время его царствования Азия претерпела угнетения от сириян[120] и Иверия не могла уклониться от всеобщих возмущений, ибо сирийский царь Антиох Великий, покорив Антропотамию, обратился к Иверии по алчности к завоеваниям. Артак, в престарелых /55r/ летах своих, предпочел упорству кроткие средства к примирению с столь сильным неприятелем. Он пришел к Антиоху с предложением готовности быть его данником и сим поступком своим отвратил от Иверии опустошения, каковым неминуемо подвергли бы сирияне. Антиох не отвергнул предложений, учиненных Артаксом и, удовольствовавшись его покорностью, отступил от Иверии, но только взял с собою иверское войско и присовокупил оное к своей /55v/ армии.
По прошествии некоторого времени, вступая в Грецию для начатия войны с римлянами, он имел иверян в своем распоряжении, как обладатель Иверии. Но когда римский полководец Сципион Азиатский поразил сириян[121] и Антиоха привел в отчаяние, тогда Иверия освободилась от ига сирийского и сделалась независимою от чужестранных владетелей.
По кончине Артака принял престол Иверии Бартом[122].
Старания /56r/ сего царя обращены были на укрепление пределов его владения. Во времена его царствования построены многие крепости, и иверцы ограждены были тишиною и спокойствием по кротким расположениям Бартома к соблюдению взаимного согласия с владетелями стран, прилежащих к Иверии. Не имея сынов, он отдал дочь свою в супружество Картому, правнуку царя Саурбака, в том намерении, чтоб зять его был наследником Иверского царства. Но предположения его были разрушены переменою /56v/ обстоятельств. Мирван, сын царя Парначджома, находясь в Персии и узнав о назначениях, учиненных Бартомом, испросил от персиян помощь к возвращению права на иверский престол и с чужеземными войсками приступил к пределам Иверии. Бартом, изыскивая средства к преодолению неприятеля, собрал немалое число иверских и армянских войск и противостал Мирвану, но был побежден и лишился жизни в сражении с персиянами.
При желанных успехах в своем предприятии, /57r/ Мирван овладел Ивериею и принял престол. Несчастия, которые он претерпел вне своего отечества, научили его благоразумию и предусмотрительности. Сделавшись царем, он показал в себе добродетели, которые любезны были иверцам. Кротость его в управлении Ивериею была основанием народного благоденствия. Мир, соблюдаемый с владетелями окрестных стран, содействовал тому, что иверцы в царствование Мирвана II наслаждались тишиною и обилием.
Аршак II-й, сын Мирвана II-го, /57v/ принял престол по смерти своего отца. Грузинские летописцы называют его статным, красивым, сильным и храбрым.
Во время обладания его Ивериею Митридат, понтийский царь, ополчился против римлян, истребил их войска, взял в плен Аквилия, римского полководца и, приказав влить в гортань ему растопленное золото, сказал: “Ужели Аквилий не будет насыщен и ныне в своей алчности?”. По таковом поражении римлян, Митридат обратился к Иверии и, овладев сею страною, поставил в Колхиде правите/58r/лем[123] сына своего Махаре, которого власти покорены были и другие страны Иверии. Но когда римский консул Силла, по вступлении своем в Грецию преодолел усилия понтийского царя, разрушил его умыслы и стеснил предприимчивый его дух истреблением войск, собранных на подавление союзников римского народа, в то время Иверия свергла с себя властительство понтийского завоевателя.
Однако независимость иверцев от чужестранного Владетеля существовала тогда малое время, ибо /58v/ Митридат, раздраженный возмущениями покоренных им народов, скоро вступил в Иверию с войсками, наказав мятежников и умертвил сына своего Махаре. Жестокости его в угнетении иверян пресечены были приближением Лукулла к Понтийскому царству. Митридат, побужденный опасностью, вышел из Иверии для охранения своих владений, и как в сражениях с Лукуллом он был побежден и обращен в бегство, то иверяне предприняли возвратить себе право свободы и избавились от утеснений понтийского властительства. Но /59r/ Митридат не попустил им утвердить независимость. Он, собрав войско, приступил к Иверии и расположил стан свой в Клар[д]жете, на берегах реки Куры.
Неизбежная опасность и ужасные бедствия угрожали тогда иверянам. Но п[е]ремена обстоятельств послужила охранением для сего устрашенного народа. Помпей, вступив на место Лукулла, явился тогда с войсками в близком[124] расстоянии от пределов Иверии и, поразив Митридата в сражении при реке Куре, привел в крайнее отчаяние сего /59v/ непримиримого[125] и ожесточенного неприятеля римлян.
По претерпении столь бедственной потери и лишась всех способов к предотвращению неизбежной для себя погибели, Митридат удалился в одну крепость и в отчаянии принял яд. Но как оный не подействовал, по повествованию историков, то понтийский царь, по жестокосердию своему, пронзил[126] и жену свою и себя кинжалом. Смертию Митридата Иверия обрела независимость.
Помпей, поразив сильного и упорного неприятеля, каков был Митридат, /60r/ вступил в Иверию. Царь Аршак, покорясь[127] власти сего римского полководца, оказал, готовность к доставлению всего, что он мог взять от иверцев для воинских потребностей и, между многими подарками, представил Помпею золотой стул. Помпей, прошедши Иверию при мирных расположениях народа, обратился к Алвандии, дабы овладеть сею страною от имени римского народа. В то время в Алвандии был владетелем Орода или Орезес, который, собрав войско, воспротивился Помпею. Брат Орезеса /60v/ Косис, прославившийся в тех местах неустрашимостью и мужеством, начальствовал над албанскими войсками, к которым присоединились иверцы, изменив в верности римскому полководцу. Но Помпей, рассеяв албанцев, убил своею рукою Косиса в сражении при реке Куре.
После таковой потери иверяне и албанцы удалились в места, окруженные Кавказскими горами, и вступили в переговоры с Помпеем. Римский полководец, по замирении с сими народами, провел с войсками приблизившееся тогда /61r/ зимнее время на берегах реки Куры, а по наступлении весны, прошедши чрез Карталию, прибыл в Колхиду и, наказав владетеля колхидского Олтака, обратился к реке Фазис, где оная впадает в Черное море и где ныне основана турецкая крепость Поти. В сем месте римские войска взошли на корабли и удалились от пределов Иверии.
По прекращении народных возмущений, производимых предприимчивостью Митридата, потрясавшего Азию своими умыслами, царь /61v/ иверский Аршак встретил новые преграды к восстановлению твердого спокойствия в своих владениях. В скором времени Иверия поверглась в пагубные смятения, которых причиною была мстительность, и царь Аршак не мог предотвратить оных.
Когда отец его Мирван овладел Ивериею и Картом, сын его, избранный наследником сего царства, как упомянуто выше, был убит в сражении, в то время жена его, оставшись беременною, нашла средства удалиться в Армению и там родила сына, /62r/ названного Адерком. Сей, достигнув совершенного возраста и ощутив в себе мужественные качества, изыскивал способы, время и обстоятельства для отмщения царю Аршаку за насилия, какие отец его Мирван причинил отцу Адерка. Армяне, принявшие в покровительство свое мать его, признавая справедливым его домогательства, дали ему войска, с которыми Адерк приступил к пределам Иверии, дабы низвергнуть Аршака с иверского престола, /62v/ а потом овладеть Ивериею.
Он успел в своих предприятиях при всех усилиях, употребленных Аршаком к сопротивлению в намерениях своего неприятеля. При сем достопамятным представляется то, что Адерк не хотел пролить крови иверян, над которыми хотел царствовать, но вызывал Аршака на единоборство, который имея антропаданцов[128], пришедших защищать его по убедительным приглашениям, старался вступить в сражение с Адерком. Обстоя/63r/тельства не были для него благоприятны. В один день Адерк, увидев Аршака в близком[129] от себя расстоянии, пронзил его в грудь стрелою столь сильным напряжением лука, что был пробит панцирь на Аршаке. По таковом низложении неприятеля своего, Адерк сделался царем над иверцами.
Адерк, утвердив власть свою, начал царствовать спокойно, пока не подвергся утеснениям римлян. Когда Марк Антоний, /63v/ сделавшись римским триумвиром, обратился с войсками к Азии, то он, по овладении Египтом, во время своих распоряжений пришел в Армению, чтоб оказать помощь армянскому царю Артавазду, который имел тогда войну с мидянами и парфянами. Римский триумвир, по тщеславию ли своему или по видам, предпринятого им защищения Армении от неприятеля, предложил царю Адерку, чтоб он прибыл в Армению. Но как сей не согласился на такое предложение, /64r/ которого цель не была ему открыта, то Антоний послал войска под начальством генерала Кандия для покорения Иверии. Царь Адерк противостал римлянам, но был побежден и удалился для спасения своего в ущелья Кавказских гор. По сем римляне беспрепятственно овладели Ивериею, но недолгое время в сей стране продолжалось их властительство.
Скоро Антоний претерпел поражение от парфян, которые по рассеянии римских войск уловили в плен генерала /64v/ их, по имени Галла. После таковой потери Антоний поспешил быть в Египте и увез с собою армянского царя, сковав его за измену золотою цепью, чтоб представить его в таком виде египетской царице Клеопатре, в которую сей римский триумвир был влюблен страстно. Между тем, как он утопал в сладострастии с сею египетскою царицею, Иверия была угнетаема римлянами. Но как скоро возгорелась вражда между ним и Октавием, тогда по приказанию /65r/ Антония римские войска были выведены из Иверии и царь Адерк возвратился к своим подданным.
Последние[130] времена царствования Адерка ознаменованы воплощением спасителя нашего Иисуса Христа[131].
Адерк, освободившись от утеснения римлян, управлял Ивериею по внушениям благомыслия, которое было плодом претерпенных их несчастий. Для предотвращения междоусобных раздоров, он при кончине своей наименовал наследниками царства своего двоих сынов своих — Бартома и Картами.
По смерти Адерка приняли царскую власть над иверцами Бартом и Картам. Совокупное их управление [было благоразумное]. Иверяне были удалены от всяких внутренних смятений. И хотя верховная власть была разделена между двумя особами, однако оба царя, руководимые благоразумием в делах своих, соблюдали между собою братское согласие, сохраняя в памяти советы отца своего Адерка, который, испытав бедствия сам, оставил детям своим правила к предупреждению или избежанию оных миролюбием.
Во времена, когда Бартом и Картам царствовали в Иверии, распят Христос /66r/ Спаситель в Иудее. Грузинские летописатели повествуют, что двое из евреев, происшедшие из отличного поколения и поселившиеся в Иверии, были приглашены во Иерусалим за год пред сим событием и после возвратились в Иверию. Один из них, по имени Елиос, принес с собою хитон Иисуса Христа. Чудесным происшествием ознаменовано было действие сей священной вещи. Сестра Елиоса, как повествуют, встретив брата своего, возвратившегося из Иерусалима, взяла хитон и в ту же минуту испустила дух. Ее похоронили на том же месте, где впоследствии[132] времени иверяне соорудили Мцхетскую церковь, /66v/ и хитон положен с евреенкою в гроб, о чем обстоятельно упоминается в Житии святой проповедницы Грузии девы Нины.
В царствование Бартома и Картама Иверия не была подвержена властительству чужеземных владетелей и под кротким их правлением наслаждались внутренним спокойствием. По кончине одного из сих царей, другой отрекся от управления народом и по сему приняли царскую власть дети их — Каоз, сын Бартома, и Парсман, сын Картама[133].
Совокупное правление Каоза и Парсмана было бы счастливейшим для иверян, если бы сии цари не опорочили[134] дел своих /67r/ гонением некоторых колхидских жителей, принявших христианскую веру. В их царствование апостолы Андрей и Симон Кананит прибыли в Колхиду и, проповедуя спасительные истинны христианства, насадили в душе некоторых колхидцев благотворные семена православия. По сем Андрей, как повествуют грузинские летописатели, оставил Колхиду и, перешед Кавказские горы, прибыл в пределы древней России, а Симон скончался в Колхиде и погребен в городе Никопсии, существовавшем в то время. Иверские цари, не предвидев спасительных следствий сего события, утеснили /67v/ колхидцев, новообращенных в православие.
После сих царей управляли Ивериею Армазел и Азорк, из коих первый был сын Каоза, а другой — сын Парсмана. В мирные времена их царствования иверяне наслаждались спокойствием. Не имея войны со своими соседями, сии цари не учинили ничего такого, что народы сохраняют в повествованиях своих для прославления царей, которые опустошали страны по влечениям властительства.
Амзасп, сын Армазела, и Деок, сын Азорка, были преемниками Иверского царства после своих отцов. Сохраняя между собою согласие /68r/ и употребляя совокупные попечения о счастии своих подданных, они во время царствования своего жили в мире со своими соседями и, не возмущая спокойствия окрестных народов, не были никогда сами беспокоимы другими.
После столь счастливого царствования Мирдат, сын Амзаспа, и Парсман, сын Деока, владели Ивериею и некоторое время сохраняли между собою согласие, но по происшедшем раздором они сделались между собою жестокими врагами. Мирдат по пылким своим свойствам вознамерился лишить жизни Парсмана, но сие бесчеловечное намерение его не могло быть сокрыто и иверяне, не /68v/ терпя Миртада за насильственные поступки и притеснения народа, преклонились все к Парсману, и угрожали Мирдату низвержением с престола за пагубные его ухищрения.
Смятения в народе день от дня умножались и Мирдат принужден был искать спасения в удалении из своих владений. Прибегнув к армянскому царю Санатроку и изобразив ему бедственные свои обстоятельства, он нашел помощь для возвращения своего в Иверию, ибо армянский царь из сожаления к его несчастиям дал ему немалое число войска, к которому Мирдат присоединил и мидян, пришедших к нему для вспомоществований в его намерении и прекло/69r/ненных к сему одним мидским вельможею, на дочери коего Мирдат был женат. С сими силами он приступил к пределам Иверии.
Но царь Парсман неусыпно наблюдал действия своего неприятеля и заблаговременно приготовил войска к отражению чужестранцев, вспомоществовавших Мирдату. Иверяне ревностно ополчились для защиты отечества и своего царя. Мидяне и армяне устремились с ожесточением, но встретили сопротивление. Тогда в мидийских войсках был один храбрый и неустрашимый рыцарь, по имени Джуаншер[135], который убивал львов на охоте и в сражениях показывал /69v/ самого себя подобным льву. Сей, гордясь своею силою и ловкостию, вызвал царя Паромана на единоборство. Царь не устрашился дерзкого[136] и предприимчивого неприятеля, вступил с ним в прение и, поразив смертоносным ударом сего Джуаншера, обратил в бегство войско мидийское и армянское, ибо иверяне, ободренные примером своего царя, наступили на неприятелей мужественно, несмотря на великое превосходство их сил.
Таким образом, разрушены были умыслы Мирдата. Но он сим не был приведен в отчаяние и, еще испросив помощь у мидян и армян, в скором времени /70r/ вступил в пределы Иверии. Проведши данные ему войска по скрытным путям, он пришел к городу Мцхети и расположил стан свой на реке Арагви[137] в намерении напасть [в]незапно на Парсмана. Но злоумышление его было предотвращено. Парсман, узнав о сем, окружает неприятеля с отборными своими войсками и, убив сам в сражении двенадцать храбрых мидийских рыцарей, рассеял неприятелей, претерпевших великую потерю. Сим Мирдат лишен был всех способов к возвращению под власть свою иверцев и удалился в Армению, по двукратном испытании /70v/ своих сил.
Все усилия его остались тщетными. Лишенный престола, он увидел себя принужденным вести жизнь частного человека. Но предприимчивость его доставила ему средства к преодолению превратностей счастья. В то время армянский царь Санатрок умер и, хотя он оставил детей, из коих старший долженствовал быть его преемником в царствовании, но некто Эруанд, царский родственник, по злоумышлению своему присвоить себе верховную власть, истребил несчастных сирот, из коих один только сын Санатрока[138], Арташес, был сохранен тайным образом, /71r/ по усердности Сумбата Бирамия, Багратидова сына.
По том ужасном злодеянии, Эруанд спешил овладеть, Армениею, но встретил непредвидимое препятствие своим умыслам. Мирдат, пребывающий в сей стране, предпринял обратить в пользу свою междоусобные смятения армян и, по испрошении помощи от иверского царя Парсмана, овладел армянским городом Аною и большею половиною сего царства. Таковым предприятиям Мирдата царь Парсман способствовал с тою единственно целью, чтоб отвлечь сего неприятеля своего от злобственных изысканий к возмущению /71v/ спокойствия Иверии и сим смягчить взаимную между ними вражду. По сем Мирдат, дабы утвердиться в обладании Армениею, признал над собою верховную власть римлян, ибо в те времена как армянские, так и иверские цари повиновались римскому императору Тиверию.
Счастье, казалось, начало благоприятствовать Мирдату, но скоро он испытал новые превратности оного. Император Калигула лишил его присвоенных им владений. По его повелению Мирдат был окован и привлечен в Рим. Тогда Эруанд, о котором сказано, при помощи своих соумы/72r/шленников, овладел Армениею и был признан царем, но недолго пользовался успехами своих злодеяний. Арташес, сын царя Санатрока, сохраненный от рук сего злодея и скрывавшийся в Персии до совершенного своего возраста, испросил помощь от персиян и пришел к пределам Армении для низвержения Эруанда с армянского[139] престола. В сражении с персиянами Эруанд был побежден и убит. Таким образом, Арташес вступил в страну, которою владели его предки и, по правам наследия, провозглашен был армянским царем. Но как персияне, помогшие ему в его предприятиях, усилились в Армении /72v/ по видам, противным могуществу римлян, то император Клавдий дал войско Мирдату, находившемуся до того в Риме, для изгнания персиян из Армении. Мирдат овладел городом Аною и, по успешном совершении повелений императора, вступил в управление Армениею с царскою властью. Царь Арташес не мог ему сопротивляться и удалился в укрепленные места для своей безопасности.
Но царь иверский Парсман, устрашившись того, чтоб Мирдат[140] не обратился ему мстить, прибег к средствам хитрости. Он послал к Мирдату в Армению сына своего Родоманта[141] под предлогом /73r/ раздора, происшедшего между ними, и будто Родомант, боясь жестокого своего отца, удалился под покровительство Мирдата. Зная свойства Парсмана, Мирдат принял под свою защиту его сына. Но Родомант, находясь в Армении, употребил все способы преклонить армянских вельмож к соучастию в намерениях его отца Парсмана и успел наконец в своих изысканиях. По сем он просит Мирдата примирить его с отцом. Мирдат, по неведению своему о зловредных для него ухищрениях, преклонился иметь сношения с Парсманом для примирения его с Родомантом. Парсман упорствует, /73v/ называя сына своего неблагодарным, непослушным и сопротивляющимся его советам. Но усмотрев, что Мирдат нимало не проник в их злоумышления и усильно настоит в примирении их, он позволил Родоманту возвратиться в отечество.
Как скоро Родомант прибыл в Иверию, то Парсман, узнав о успехах общего их ухищрения, собрал войско и напал на Мирдата[142]. Между тем, как сей готовился оказать сопротивление иверцам, армяне, обольщенные коварством Родоманта, произвели возмущение в народе против своего царя и Мирдат[143], увидев отовсюду опасности, удалился в крепость Огормис, в которой нахо/74r/дились тогда римские войска. Родомант не устрашился приступить к оной с иверскими войсками. Но, дабы верный иметь успех в своих умыслах, он уверил Мирдата, что намерения его во всем противны видам его отца Парсмана и что иверские войска готовы действовать для укрощения народного возмущения в Армении. Он уверения свои утверждал призыванием бога Армаза и всех других богов, которым поклонялись тогда армяне и иверцы. Мирдат, не предвидя хитрости своего неприятеля, вышел из крепости и вступил[144] с ним в переговоры.
Для предотвращения всяких сомнений, они реши/74v/лись утвердить свои совещания важнейшею в те времена присягою, которая производима была следующим образом: оба присягающие связывали вместе большие пальцы рук своих, потом, проколов оные, высосали[145] друг у друга кровь, и сие почиталось ненарушимою присягою у иверцев.
Когда Мирдат подал руку свою Родоманту для связывания пальцов, то сей схватил царя, поверг его на землю и с помощью других связав его, привлек легковерного к отцу своему Парсману. Тогда Мирдат узнал все хитрые и пагубные для него умыслы жестоких своих неприятелей, но уже не оставалось более средств к из/75r/бавлению его от рук иверян, и потом лишил жизни.
По уловлении Мирдата, царь Парсман объявил его врагом отечества, возмутителем спокойствия Иверии, опустошителем сел и городов, хищником владений другого, вкоренителем народных раздоров и, все сие увеличив внутреннею своею против него злобою, подверг его раздраженности иверян и потом лишил жизни.
По убиении Мирдата, Родомант овладел Верхнею Армениею и в городе Ане был признан армянским царем. Но жестокость его не могла быть сносною для армянских вельмож, которые, раздражившись строптивостью сего чуже/75v/земца, возмутили против него народ, а в то же самое время и Арташес, армянский царь, изгнанный Мирдатом, испросив помощь у мидян, вступил в пределы своего отечества для возвращения Армении под свою власть.
Тогда Родомант, увидев себя в крайней опасности, берет свою жену, по имени Зиновию, и с поспешностью удаляется из присвоенных им владений. Но как жена его близка[146] была к родам и по сему не могла перенести скорости побега, то Родомант, в избежание препятствий для своего спасения и боясь, чтоб Зиновию не уловили неприятели, ударил ее саблею и поверг в реку Арас, /76r/ предположив, что она умрет от раны, а сам с возможною скоростью обратился в бегство. В близком[147] расстоянии от реки случилось тогда быть пастухам со своими стадами и скоро, по удалении Родоманта, они увидели Зиновию, пришедшую в крайнюю слабость от истечении крови из ее раны. Она не могла говорить, но по одежде ее пастухи заключили о знаменитом ее звании и представили ее к царю Арташесу. О сем и упоминает Анкитиль[148]. После таковых происшествий, иверский царь Парсман начал производить набеги на пределах Армении и опустошать /76v/ все, что ни встречалось, в отмщение за учиненное армянами оскорбление сыну его Родоманту. Разраженный сим армянский царь Арташес собрал свое войско, испросил помощь у мидян и с сими силами послал генерала своего Сумбата для усмирения иверян. Сумбат немедленно вступил в Иверию, сразился с царем Парсманом, победил неприятеля, убил на единоборстве двоих храбрых осетинских князей — Базука и Амбазука, пришедших на помощь Парсману, опустошил Иверию и присоединил к Армении иверскую провинцию, называемую Артааном.
/77r/ Но иверяне нимало сим не укротились. В скором времени по отступлении Сумбата они возобновили свои хищения[149] на пределах Армении. Тогда Арташес послал к Иверии младшего сына своего Зарде с многочисленным войском; но не начальствовал над оным Сумбат — и Зарде, побежденный Парсманом, был уловлен в плен. По таковом происшествии Арташес просил Парсмана о заключении мира и освобождении из плена сына его Зарде. По весьма выгодным распоряжениям, Парсман заключил мир и освободил Зарде.
В то время царь иудейский Ирод, который имел в супружестве Веренику, /77v/ дочь Агриппы Старшего и сестру Агриппы Младшего, произвел мятеж против римлян и отверг зависимость от их властительства. Император Клавдий лишил его царства. Но Вереника, дабы оправдать мужа своего, прибыла[150] в Рим. Клавдий, влюбившись в нее страстно, отдал ей во владение Колхиду, в которой Вереника царствовала малое время, ибо скоро умер ее муж и она вступила в супружество с киликийским царем Палемоном, а Колхида беспрепятственно присоединена была к Иверии, по естественной смежности оных стран.
В то[151] время в Риме Нерон, наследовав императорским престолом Клавдия, послал войско для покорения /77v/ Армении[152]. А как Армения[153] была в связи с Персией, то царь Арташес призвал на помощь Дирита, брата персидского царя Дараса, находящегося с войском на границах Армении[154] Римляне, вступив[155] в пределы Великой Армении[156], предложили соединиться[157] с ними грузинскому царю Парсману, который, имея ненависть к персам и армянам, принял предложение и соединился с римлянами. Персы и армяне были разбиты и прогнаны из Великой Армении[158], а римляне дошли до Малой Армении[159], даже до границ Грузии[160] и расположились при местечке Абарани. Царь же персидский Дарас, возвратившись с победою из Иркании[161] и узнавши о победоносном шествии римлян, не мешкав, подвинулся к ним многочисленным войском и, вкупе с армянами, сразился с римлянами при местечке Абарани, где победил их, как упоминает армянский историк Михаил Чамчиан[162], и стал угрожать иверцам.
Царь иверский Парсман был столь храбр, что отражал все усилия персов и армян мужественно. Между тем, Нероном было войско вторично послано [против] персов, кои[163] заключили[164] между собою мир. И римляне, по причине приходившегося замешательства в Риме и смерти императора, возвратились в свое отечество, и Грузия освободилась от ига римского.
Таким образом, Парсман, преодолев /78r/ внешних своих неприятелей, обращал все старания свои ко внутреннему благоустроению своего царства. Но Арташес, питая непримиримую против него вражду и не находя себя в состоянии нанесть ему вред открытым образом, изыскал способ к погублению иверского царя в сокровенном злодействе. Один персидский повар сделался орудием гнусных его ухищрений. Наущенный Арташесом и обольщенный его обещаниями, сей персиянин, пришедши в иверский город Мцхет, в котором имел пребывание Парсман, объявил, что он признан искуснейшим в приготовлении яств. По народному разглашению о его /78v/ искус[с]тве, он был взят в царский дом, показал себя достойным доверия и потом умертвил царя Парсмана ядом, положенным в яства.
Сим происшествием иверцы повержены были в жестокую горесть. Они соболезновали о том, что лишились царя милостивого, щедрого, сострадательного и в воинских качествах бывшего для них примером. В потомственное уважение его дел они дали ему наименование Квели, то есть Добродетельный.
По смерти Парсмана иверяне возвели на престол младшего сына его Адама, /79r/ ибо Родомант умер прежде своего отца.
В царствование Адама иверцы не имели войны с соседственными народами и не видели никаких внутренних возмущений, подобных тем, которые произошли от взаимного раздора между Парсманом и Мирдатом. Не было учинено перемен в общественном устройстве и как царь, так и подданные его, соблюдая обычаи предков своих, не встречали препятствий для народного спокойствия.
Сын Адама Парсман сделался царем по смерти своего отца. Но как он тогда был еще в юных летах, то бабка его, /79v/ жена царя Парсмана, управляла царством. Достигнув совершенного возраста, Парсман вступил в управление Ивериею сам и, следуя во всем своему отцу, оставил царство свое счастливым во власть сыну своему Амзаспу.
В царствование[165] его римский император Траян, испытав успех своего оружия против датского короля Деневала, обратил потом оное к Востоку. Победив парфян и ассириян, вступил в Армению и наложил на иверцев новое иго римлян.
В первые годы Амзаспова царствования гунны, аланы и другие народы, перешед Кавказские горы, утеснили иверцев. Амзасп обращался всюду для охранения своих владений. Наконец, неприятели приступили к городу Мцхети. Амзасп с отборными своими войсками вышел против чужеземцев, опу/80r/стошавших его царство, и под стенами сего города произошло сражение, в котором Амзасп убил своею рукою пятнадцать рыцарей из аланского народа. В последующий день один аланский же рыцарь, отличившийся своею силою и неустрашимостью, вызвал царя на единоборство, но был побежден и убит от Амзаспа. Потеряв храбрых своих воинов, аланы приведены были в ослабление и Амзасп, побеждая их во всех местах, изгнал их из Иверии. По сем он собрал немалочисленное войско, перешел чрез Дариел, провел иверцев чрез реку Терек, достиг реки /80v/ Вардан (Кубань) и, наказав аланов, возвратился в свое царство.
Возгордившись успехами в войне, Амзасп начал оказывать крайнее нерадение о гражданских делах и, дав особенные преимущества одним воинским чиновникам, презирал гражданских. Сие было причиною, что во внутренних распоряжениях царства открылись великие беспорядки и беспечность гражданских чиновников, презираемых царем, привели все в смятение. Народ начал ненавидеть Амзаспа, а вельможи, раздраженные его гордостью, изгнали его из отечества и просьбами своими преклонили /81r/ армянского царя Тиграна к тому, что он позволил младшему сыну своему Реву быть царем в Иверии.
Царствование Рева для отдаленного потомства достопамятно тем, что он запретил приносить младенцев в жертву идолам и учредил, чтобы при капищах был закаляем скот. С того самого времени существует доныне сей обычай в Иверии, ибо и в настоящие времена иверцы приводят скот к церквам для жертвоприношений.
Мирные качества Рева были преградою для соседственных народов к /81v/ произведению возмущений на пределах Иверии, а предусмотрительность и правосудие, соблюдаемые им с необоримою твердостью духа, охраняли внутреннее спокойствие иверцев. Но сей царь, столь миролюбивый, принужден был поднять[166] оружие, дабы отразить неприятеля, приступившего к пределам его царства для порабощения оного под иго тиранского властительства. Амзасп, изгнанный из Иверии за гордость и пренебрежение отечественных обычаев и презрение гражданских прав, скрывался в Персии и, по испрошении помощи от /82r/ персиян, предпринял возвратить под власть свою иверцев. С персидскими войсками он спешил преодолеть народ, возненавидевший его. Но Рев уничтожил пагубные его умыслы побеждением персиян и, в сражении с иверцами, Амзасп лишился жизни
По сем Рев царствовал спокойно и, имея супругою своею Сефору, дочь одного знаменитого понтийского вельможи, был счастлив в семейственной своей жизни.
По кончине Рева, иверяне возвели на престол сына его Ваче, в царствование коего Иверия ограждена /82v/ была тишиною и спокойствием. Соседственные народы уважали его добродетели, а подданные его обретали в нем отеческие попечения о их благоденствии. Все изящества души человеческой проистекают от воспитания, и Ваче, в юных летах своих руководимый благоразумными правилами отца его Рева, показал совершенства своих чувствований в кротком и миролюбивом правлении Ивериею.
По смерти царя Ваче был царем иверским сын его Бакур, который, при спокойном управлении своем Ивериею, по/83r/строил город Бакурцихе (в Кахетии, близ Кизиха), но впоследствии[167] времени оный разорен.
Сей царь тщательно соблюдал постановления своих предшественников и, не делая перемен в общественном устройстве, охранял счастье подданных своих единственною бдительностью своею о предотвращении[168] замешательств в учрежденном порядке.
Сын Бакура Мирдат возведен на престол иверский по смерти отца своего. В то время как он царствовал в Иверии, Артаксер[к]с или Артаксар, как говорит Анкетиль, /83v/ сын одного башмачника, по имени Бабека, произвел в Персии мятеж против царя своего Артабана, который в одном сражении с сим народным возмутителем был побежден и убит. Артаксеркс, успев в своем злоумышлении, овладел Персидским царством и скоро по сем подверг Иверию под иго своего властительства. От сего самого Артаксеркса произошло поколение персидских царей, называемое Сасанианским или Хосроянским[169].
Но когда сей мятежник, достигший по своим злоухищрениям престола, был побежден римским императором Алексан/84r/дром Севером, тогда иверцы, отвергнув зависимость от персидского самовластия, вступили под покровительство римлян. Приведши в безмятежное состояние своих подданных, царь Мирдат умер.
По правам наследия вступил на престол иверский сын Мирдата Аспагур. В то время владел Персиею Сапор, сын Артаксеркса, подобный своему отцу зверскими своими качествами. Сей, желая распространить свое властительство, обратился к Иверии, дабы поработить сию страну под иго жестоких его угнетений.
Царь Аспагур с поспешностью собирает войска, укрепляет пределы своих владений /84v/ и, приготовясь во всем нужном, идет против неприятеля, но на пути своем подвергся тяжкой болезни и умер. Иверцы скоропостижною смертью царя своего приведены были в отчаяние, однако Сапор не успел вступить в пределы Иверского царства. Причиною сего было то, что римский император Валериан шел тогда с войсками для усмирения персиян в необузданной их дерзости. Сапор, узнав о сем, оставил свои намерения о порабощении Иверии и поспешил противостать римлянам. Скоро произошло сражение между сими неприятелями. Римляне были побеждены и император Валериан /85r/ взят в плен.
Сапор показал беспримерную жестокость в поступках своих с Валерианом. По приказанию Сапора, содрали кожу с римского императора, о чем упоминают[170] Анкитиль и Хронограф Греческой истории. Сколь тягостным бедствиям подверглась бы Иверия, если бы сей тиран поработил оную.
По смерти царя Аспагура не осталось наследника из мужеского пола, а только была дочь по имени Абешура. В таких обстоятельствах иверцы учредили вельможное правление. Но возмущения в соседственных владениях были причиною того, что сей образ об/85v/щественного устроения недолгое время существовал в Иверии.
Тогда, как иверцы подчинили себя во власть вельмож своих, персидский царь Варан II[171] овладел Армениею и простирал виды свои к большим завоеваниям. Он встретил препятствия в своих замыслах, ибо сын армянского царя Косора Трдат[172], со многими армянскими вельможами, прибегнул под защиту римского императора Диоклитиана (о чем упоминает армянской историк Михаил Чамчиан) и с помощью римлян вступил на армянский престол по смерти отца своего Косора, которого армянский /86r/ вельможа, по имени Анак, умертвил ядом, по наущениям персидского царя Варана Второго.
По изгнании персиян из Армении Трдат[173] пошел с войском для укрощения базильцов, обитавших в Азиатской Сармации, которые производили опустошения на пределах Армении, вторгаясь в оную чрез город Дербент. Приступив к жилищам каркарцов близ нынешней Шуши, которые ныне каркирами называются, Трдат предложил иверцам, чтоб они, вооружась, соединились с ним для наказания хищников. Но иверцы не оказали согласия своего на предложение /86v/ армянского царя и остались спокойными зрителями войны Трдата с базильцами. Трдат победил неприятелей своих и, по благоприятном совершении своих предприятий, привел иверцов в сомнение о дружественных его с ними связях.
Таким образом, иверские вельможи, усмотрев, что их отечество подвергнуться может утеснениям чужестранного владетеля, сознали полезным и нужным восстановить царскую власть, которая заключает в себе более средств к единодушному соглашению народа для предотвращения общей опасности. В сих размышлениях они /87r/ прибегли к персидскому царю Варану Второму и просьбами своими преклонили его к тому, что он послал младшего сына своего Мириана быть царем в Иверии.
Приняв иверский престол, Мириан вступил в супружество с Абешурою, дочерью царя Аспагура. И сие происшествие было началом поколения иверских царей, называемого Хосроянским[174].
Мириан[176] был первый царь Хосроянского[177] поколения. В его царствование хазары[178] и гунны делали частые нападения на Гетару (Дербент)[179], но всегда были отражаемы и претерпевали великие поражения от иверцов, имевших тогда владения свои, простиравшиеся[180] по всему Кавказу от Черного моря до Каспийского, которыми царь Мириан[181] всегда предводительствовал сам. Равным образом он укротил народы, имевшие жилища в Кавказских горах до реки Вардана и производившие грабежи на пределах /88r/ Иверии.
Освободив и оградив свои владения от набегов хищных народов, царь Мириан[182] обратился с войсками против армянского царя Трдата, который попущал своим подданным быть дерзкими[183] в отношении к иверцам. Армяне были побеждены и, претерпев великие потери, оставили возмутительные свои виды.
Царь Мириан[184], устроив спокойствие своих подданных, обратил попечения к семейственным своим расположениям. Он отдал дочь свою в супружество персиянину Фирузе, своему родственнику, и поручил в управление его провинции Рани[185] и Каркар (Карабаг). /88v/ В то время скончалась супруга его, царица Абешура. Царь Мириан[186] вступил в супружество с Наною, дочерью одного понтийского вельможи.
Тогда пришла из Греции в Иверию святая проповедница Нина. Прошедши провинцию Саатабаго[187], она прибыла в Урбнис, а из Урбниса в Мцхет. Один царский садовник принял ее в дом свой, как путешественницу из отдаленных стран, а жена сего садовника Анастасия оказала ей благодеяния, какие внушает нам странноприимство.
В последующий день отправляемо было при всенародном торжестве жертвоприношение богу Ормузу[188] или Армазу[189] /89r/ на там самом месте, которое называлось Гармастис, а ныне Армазис-цкали[190]. При великом стечении народа, царь и царица были действующими лицами в отправлении сего языческого обряда. Среди пространной равнины стоял истукан Ормуза или Армаза[191] (Юпитера), покрытый золотом и украшенный драгоценными каменьями; истуканы Заденского Агримана, поставленного царем Парнаджома Четвертого Гаима (Сатурна) и Гаци (Марса), слитые из серебра, окружали оный. Народ в иступлении повергался пред бесчувственными изображениями своего ослепления. Радостные /89v/ крики и громкие пения потрясали воздух.
Святая Нина, увидев заблуждения иверцов и соболезнуя о народе, поверженном в постыдную идолопоклонническую мечтательность, удалилась в одну пещеру, близ сего места бывшую, и воссылала молитвы к творцу неба и земли, благоволившему искупить род человеческий кровию единородного сына своего Иисуса Христа, [чтобы] да разрушит идолов, обоготворяемых иверцами, и да вселит православие в сердце сего народа. Молитвы святой проповедницы вознеслись к престолу всевышнего. Истуканы /90r/ были ниспровержены бурею, вос[с]тавшею в тот же день пред захождением солнца. Сильный град, удары грома и блеск молнии рассеяли народ. Святая Нина осмотрела место, где поставлены были истуканы, и нашедши все разрушенным, сознала ниспровержение оных чудесным действием воли всевышнего. Но иверцы, собравшись к царю и рассуждая о сем ужасном для них происшествии, приписали разрушение их идолов злобе халдейского и персидского бога Итружана, как говорится о сем в пространной Грузинской /90v/ летописи, с которым иверские боги всегда были в непримиримой вражде. Они, как говорили тогда иверцы, “незадолго пред сим навели[192] море на Халдейскую страну и потопили[193] халдейских богов, но ныне сии обиженные внесли бурю, гром, молнию и град в Иверию и поразили наших богов”. Таким образом судили тогда иверцы и уверяли друг друга, что злоба халдейских богов, а не другое что-либо, было причиною разрушения их идолов.
Святая Нина, пребывая в Мцхети, начала сокровенным образом проповедовать христианскую /91r/ веру и, сделав крест из того древа, под которым она всегда проводила ночь в молитвах, обратила многих в православие. Силою святого креста она показала многие чудеса в исцелении жестоких болезней. Сие спасительное действие совершено было над самою царицею. Она подверглась тяжкой болезни и врачи не могли найти средств к излечению оной, но молитвами святой Нины возвращено [было] ей здравие и царица приняла христианскую веру, как упоминается в Житии святой проповедницы Нины.
Царь Мириан был огорчен поступком /91v/ супруги своей, которая, по внушениям святой Нины, презрела идолопоклонство. А окружавшие его вымышляли средства погубить странницу, отвергнувшую мнения, которые в умах иверцов сделались закоренелыми от долговременности заблуждений. Царь Мириан[194] сколько ни любил свою супругу, но наущениями своих наперсников был преклонен к тому, чтоб уничтожить возникающую новую веру в самом ее начале и предать в руки роптавших на сие виновницу непредвидимых перемен в мыслях его супруги и окружавших ее. Святая Нина приближалась к мученической смерти, но одно чудесное событие /92r/ преобратило ожесточение царя и вельмож иверских в благомыслие о поступках сей проповедницы.
В один день царь, со многими служившими при нем, вышел на звериную ловлю и расположился на горе Тхотисе, близ[195] Мухрани. При успешных занятиях в своих забавах придворные, увидев царя удовлетворенным их услужливостью, открыли явным образом негодование свое на Нину и представили сколько царица раздражила богов по доверию своему к сей иностранке. Таковыми наущениями царь приведен был в исступление и решился немедленно наказать свою супругу, а Нину подвергнуть жесто/92v/ким мучениям, от чего он до сего времени удерживался кроткими своими качествами.
Но человеческие замыслы ничтожны пред промыслом всевышнего, располагающего судьбами царств и народов. В то самое время, как вымышляли казнь святой проповеднице, померкло солнце и непроницаемая мгла покрыла место, где находился царь. Пораженные внезапным ужасом иверцы, бывшие при царе, начали умолять своих богов о возвращении дневного света. Но Армаз, Заден[196], Гаим и Гаци были глухи и мрак умножился. Тогда устрашенные, с негодованием на своих богов, с обещанием раз/93r/бить их истуканы, единогласно воззвали к богу, которого проповедовала Нина. Мгновенно рассеялся мрак и солнце осветило все своими лучами.
По таковом событии царь Мириан возвратился в Мцхет, принял христианский закон и в непродолжительном времени отправил посланника к императору Константину для испрошения епископа и священников, ибо прежде сего и при самом вступлении Константина на престол Римской империи царь Мириан имел сопротивление с римлянами. Но видя свое прот[и]ву римлян бессилие, [он] преклонился под /93v/ его покровительство, препроводив к нему сына своего Бакара в залог верности и повиновения иверцев власти сего императора.
По просьбе царя, присланы были в Иверию епископ Иоанн и священники, которые принесли с собою гвоздь, изъятый из ноги Спасителя по снятии его со креста и который хранится ныне в Московском соборе, куда принесен оный грузинским царем Арчилом, прибывшим в Россию во времена императора Петра Великого.
Узнав, что иверцы начали быть обращаемы в христиан скую веру, /94r/ император Константин[197] возвратил к царю Мириану сына его Бакара. Между там, святая Нина, пришедши в Кахетию, обратила жителей сей страны в христианство и по некотором времени скончалась в Кизике, близ селения Кедели. На гробе сей просветительницы тверского народа царь Мириан соорудил святую обитель и определил быть в оной епископу под именованием Бодбели[198].
По таковых событиях царь Мириан скончался и похоронен в церкви Самтаври, на расстоянии одной версты от Мцхета.
Преемником Мириана в обладании Ивериею был сын его Бакар. В его царствование армяне умыслили произвесть смятение между иверцами в том намерении, чтоб поставить царем над ними Трдата, сына Рева, старшего Бакарова брата, ибо Рев имел супругою своею дочь армянского царя и умер прежде своего отца Мириана.
Дабы совершить свои намерения, они вступили в Иверскую область Триалет[199]. Царь Бакар, узнав о великом числе неприятелей, вторгнувшихся в пределы его владений, обратился к персиянам /95r/ и, испросив от них помощь, уничтожил замыслы армян побеждением и рассеянием их войск.
Сделавшись безопасным от домогательств Трдата, которого предприятиям армяне не хотели более содействовать после потери, для них последовавшей, царь Бакар спокойно управлял Ивериею и всевозможные употреблял средства для избежания вражды с своими соседями.
По смерти Бакара иверцы возвели на престол сына его Мирдата. Видев сколь счастливы были иверцы во время /95v/ кроткого правления, водворенного благомыслием отца его, царь Мирдат почитал священною обязанностью охранять владения свои твердым соблюдением мира с соседними народами. В царствование Мирдата Иверия была независима от властительства чужеземцев и наслаждалась тишиною и спокойствием. Не было поновлений в древних гражданских учреждениях, но нравы и обычаи народа улучшены были влиянием христианского вероисповедания на сердца иверцов.
По смерти Мирдата иверцы возвели на престол сына его Барзабакара. Тяжким бедствиям подвергалась Иверия в его царствование и обременяема была игом чужеземных владетелей. Римский император Феодосий Великий, пришедши на пределы Армении, требовал от царя Барзабакара, чтоб он прислал к нему в заложники сына своего Мирваноса и отрекся бы от всяких дружеских сношений с персиянами. Царь Барзабакар не мог оказать сопротивления желаниям императора /96v/ и препроводил к нему сына своего с великими дарами. Сие самое было источником бедствий, какие тогда претерпели иверцы, ибо персидский царь Сапор III, узнав о преклонности Барзабакара к удовлетворению требований императора, прислал войска к пределам Иверии и устрашением хотел отвлечь иверцев от связи с римлянами. Царь Барзабакар, по своему малодушию, не осмелился оказать сопротивления персиянам[200] и, сокрывшись в Кавказских горах, оставил владения свои без /97r/ защиты от неприятелей. Но предусмотрев, каким утеснениям подвергнуться его подданные от его непокорности Сапору, он обратился к нему с крайне униженными просьбами и сим предотвратил[201] опустошения своих владений. Персияне воздержались от насилий и неистовств, однако не оставили иверцам средств к защите себя в предприятиях, противных персидским владетелям. По повелению Сапора построена тогда в Тифлисе крепость, в которой оставлены были персидские войска для воспящения иверцам /97v/ вступить в сношения с римлянами. К большому стеснению Иверии провинции Карабаг и Ширван присоединены в то время к персидским владениям. После таковых происшествий царь Барзабакар скоро умер.
Хотя по смерти Барзабакара остался преемником сын его Парсман, однако иверцы, неизвестно по каким видам, избрали царем Трдата[202], внука царя Мириана[203], родственника Парсмана, человека престарелого, но еще действовавшего в полной мере благоразумием и предусмотрительностью, которые /98r/ возвышены и укреплены были в нем долговременною опытностию.
Утеснения, каковые иверцы претерпевали от персиян, посреди Иверии находившихся, отягощали сердце царя Трдата. Но благоразумие открыло ему средства к освобождению своих подданных от ига чужеземцев. Трдат не мог изгнать их силою оружия из пределов своего царства и по сему употребил сокровенные способы к совершению своего предприятия. Он произвел раздор между начальниками персидских войск, от чего в каждом из них родились негодование и злоба, под/98v/стрекаемые[204] соперничеством. Они начали доносить друг на друга Сапору и один другого бояться. Наконец, все, для избежания пагубных последствий от клеветы, вышли из Иверии. Таким образом, Трдат, удалив персиян из своих владений без пролития крови своих подданных, вступил под покровительство императора Аркадия.
В то время римский император Онорий прислал в Иверию особенного человека с поручением отыскать хитон Спасителя. Но сие благочестивое изыскание не могло увенчаться желанным успехом, /99r/ ибо на том самом месте, где евреенка, как упомянуто выше, похоронена с хитоном, не могли открыть следов к обретению искомого.
Устроив добродетелями своими благосостояние иверцев, Трдат скончался.
Парсман, сын царя Барзабакара, был преемником иверского престола по кончине кроткого и мудрого Трдата, родственника его. Персияне многократно приступали к пределам Иверии в течении его царствования, но всегда были отгоняемы иверцами под предводи/99v/тельством Парсмана, в котором попечительность о благе и спокойствии подданных сопряжена была с великодушием, неустрашимостью и мужеством. Управляя народом с готовностью пожертвовать жизнью для его счастья, сей царь собственным примером своим поселял в иверцах такую твердость духа, что во времена его никто из чужеземных владетелей не мог утеснить Иверию при благоустроенном внутреннем ее состоянии.
По кончине Парсмана вступил на престол /100r/ иверский брат его Мирдат, слабый в соблюдении обязанностей веры, но гордый и неустрашимый в воинских предприятиях. Надменная его предприимчивость навлекла ему гибель. Царь Мирдат пренебрег покровительством императора Аркадия и презрел угрозы персидского царя Варана IV/. Сей, в отмщение нанесенных ему оскорблений, послал полководца своего Убабира с многочисленными войсками для опустошения Иверии.
Царь Мирдат, по безмерному надеянию на свое мужество, поставил малые силы в сопротивление раздражен/100v/ным персиянам. В сражении с сими неприятелями он действовал с беспримерною неустрашимостью, но великим числом персиян иверцы приведены были в расстройство. Убабир взял в плен царя Мирдата и увлек его в Вавилон, где он по некотором времени умер.
Таким образом, напыщенность, не укрощаемая внушениями предусмотрительности, вовлекла в погибель сего царя и подвергла иверцов тяжким бедствиям по претерпенном ими от персиян поражении.
В столь плачевных обстоя/101r/тельствах Арчил, сын Мирдата, поставлен царем. Несчастия отца его послужили ему наставлением в благоразумном управлении Ивериею.
В то время Издигерт сделался обладателем Персии. Опустошив многие провинции Греческой империи, слабо защищаемые Феодосием Младшим, он послал полководца своего Нарзеса для покорения Иверии и Армении под иго своего властительства. В грузинских летописях сохранено его письмо, касающееся сего происшествия. “Иверцы и армяне, — говорит он, — я вступил в пределы Восточной империи и, устрашив /101v/ Феодосия, сделал его моим данником, но вы оставлены мною в покое. Ныне спешу покорить под власть мою северные народы и вы, должны соединиться под мои знамена, когда хотите быть счастливы[205] и не видеть опустошенными ваши страны, сожженными ваши села и города, обращенными в пепел, ибо силе мышц моих ничто противустать не может”. По сем Издигерд[206] скоро сам прибыл с войсками к сим странам.
Царь Арчил послал войска свои в стан к Издигерду, который, прошед 450 года чрез Дербент, покорил можарцов и сарматов. /102r/ По возвращении своем в Персию, он приказал, чтоб иверцы и армяне обратились в веру, существовавшую тогда между персиянами, и поставили бы жертвенники, на которых они должны закалать белых волов и козлов, торжествуя победы, одержанные им над северными народами. Притом, посланы были от Издигерда три тысячи волхвов для научения иверцов и армян покланяться солнцу.
Но сии повеления Издигерда не имели действия. Царь Арчил явным образом воспротивился его намерениям и иверцы /102v/ пребыли непоколебимы в православном исповедании христианства. Тогда иверцы и армяне под предводительством царя Арчила разрушили город, построенный Издигердом за окрестностями Дербента во время покорения сарматов. Мишкин, антропатанский правитель, послан был от Издигерда для укрощения, по его мнению, возмущений, произведенных иверцами и армянами, и для наказания сих народов за непослушание к пременению веры. Сколько ни были многочисленны персидские войска под /103r/ начальством Мишкина, но[207] царь Арчил, соединясь с армянами, победил его в сражении близ места, где находится река Арпачай, и обратил персиян в бегство. В сей битве армянский полководец Вартан лишился жизни.
Издигерд, прежде утеснения иверцев и армян за нанесения ему потери истреблением его войск, обратился с великими силами против мажарцев, но был побежден от сего северного народа. В озлоблении своем, он спросил волхвов о причине претерпенного им /103v/ поражения. А как сии приписали неудачу его грехам христиан[208], то Издигерд велел побить как греческих епископов, так иверских и армянских вельмож, находившихся при нем заложниками. По сем спешил подавить иверцев и армян всеми[209] жестокостями, какие только могут быть вымыслены.
Царь Арчил пришел в отчаяние, усмотрев неизбежную погибель своего народа. Но мать его, царица Ануша, спасла устрашенных иверцев. Она прибыла к Издигерду и униженными просьбами /104r/ откланила его от жестокосердого намерения утеснить Иверию..В скором времени Издигерд умер и страны, возмущаемые алчностью его к завоеваниям, обрели спокойствие.
Царь Арчил, избавясь от столь жестокого и сильного неприятеля, управлял Ивериею без малейших препятствий во внутреннеми внешнем устройстве народного счастия. В его время был Вселенский собор в Ефесе. По кончине Арчила остался наследником сын его Мирдат.
После долговременных /104v/ смятений иверцы ограждены были тишиною и спокойствием в царствование Мирдата. Никакой чужеземной владетель не покушался утеснять сей народ, а кроткие качества Мирдата предотвращали[210] всякие раздоры с его соседями. Он, не желая распространять пределов своего царства, обращал всевозможные попечения к охранению своею наследия и к доставлению своим подданным всех благ, какие в добродетелях миролюбивого государя обретают народы. Быть правосудным и человеколюбивым Мирдат /105r/ предпочитал всем громким титулам, изысканным для обольщений тщеславия управляющих народами, в семейственном его состоянии, как и в общественных распоряжениях всегда сопутствовало ему счастье до самой его кончины.
Преемником Мирдата в управлении Ивериею был сын его Вахтанг[211], наименованный Гургасланом. Как он по смерти отца своего остался малолетен, то мать его, царица Сарандухт, была правительницею Иверского царства и прилагала всевозможные старания /105v/ в утверждении христианского[212] вероисповедания в подвластном ей народе. По приказанию персидского царя Бероза или Фируза, отец ее Барзабуд, управлявший тогда Ранскою (Карабагом) провинциею, начал утеснять иверцов, дабы поселить в них насильственным образом поклонение солнцу и огню. Сарандухт, избегая кровопролитных раздоров, преклонила отца своего к тому, что он, несмотря на строгие повеления Бероза, оставил иверцев свободными относительно вероисповедания и, дабы сокрыть совещания свои с Сарандухтою[213], прислал в Иверию жреца для желающих покланяться солнцу и огню.
/106r/ В то время сарматы, перешед через Дариел, опустошили Кахетию, разорили Барду (Хилу) и разграбили Рани, а потом вышли чрез Дербент с многочисленною добычею. К сим бедствиям присовокупились другие потрясения Иверского царства. Император Маркиан[214], приступив с войсками к Иверии, овладел Егрисом и Колхидою.
Царь Вахтанг, достигнув совершенного возраста, обратился с оружием наказать черкезов, которые производили хищничества на пределах Иверии. Сколь же многочисленны были ополчения сих неприятелей, призвавших тогда на помощь к себе хазаров, но царь /106v/ Вахтанг одержал над ними победу. Вступая в единоборства[215], он поразил хазарского рыцаря Тархана, которого все страшились после того, как сей убил исполина Фарсмана Фаруха, генерала царя Вахтанга, славившегося своею силою, оказанною им в поражении льва на охоте. Тогда осетинский исполин, по имени Багитар, который вооружен был луком, имевшим в длину три аршина, со стрелами в шесть пядей, гордясь необыкновенною своею силою и мужеством, вызвал царя Вахтанга на единоборство, но был поражен и повергся мертв от ударов руки сего юного иверского обладателя и героя[216]. Таковыми подвигами /107r/ царя Вахтанга пресеклась война с народом, где ныне обитают черкезы, и великое пространство страны, прилежащей к Кавказским горам, присоединено было[217] к иверским владениям.
Усмирив сих народов, царь Вахтанг обратился с войсками против греков и изгнал их из Колхиды, которою они овладели во время его малолетства. Но дабы в одно время не вооружить против себя двоих сильных неприятелей, как-то греческого императора Маркиана и персидского царя Бероза, Вахтанг послал ко второму богатые дары, преклонил его в дружеские с ним связи и вступил в брак с его дочерью. /107v/ Будучи безопасен со стороны Персии и получив вспомогательные войска от тестя своего Бероза, Вахтанг с многочисленными силами вступил в пределы Восточной империи, победил греков, убил своею рукою в сражении генерала их Поликарпа и заключил весьма выгодный для Иверии мир с императором Маркианом. Но Бероз[218] почел противными для себя связи иверцев с греками и, дабы прервать оные, послал войска к пределам Иверии, дав повеление опустошить сию страну, ежели царь Вахтанг[219] не отречется от мира, заключенного с Маркианом. Однако намерения его остались тщетными, /108r/ — персияне были побеждены иверцами под предводительством царя Вахтанга[220].
Раздраженный таковым сопротивлением иверцев, Бероз сам приступил с многочисленными силами для утеснения Иверии, опустошил провинции Рани и Мовакани[221] и уловив в плен Раждена[222], прибывшего из Персии с супругою царя Вахтанга[223] и сделавшегося ревностным христианином и бывшего при Вахтанге полководцем, подверг его жесточайшим мучениям за обращение в христианское вероисповедание, как повествуется в Житиях иверских святых. Святой Ражден скончался в мучениях с непоколебимою твердостью духа, напоенного /108v/ внушениями православия. Он произошел от знаменитого рода и с христианскими доблестями совокуплял в себе качества неустрашимого воина и благоразумного полководца. Царь Вахтанг[224] похоронил тело сего страдальца в селении Никозь и на гробу его построил церковь, которая доныне существует, повелев и учредив быть в оной архиерею.
Между тем Бероз, для совершения пагубных своих намерений, обольстил многих иверских князей, которые по его наущениям сделались изменниками пред своим царем. Царь Вахтанг[225] с примерною бодрственностию охранял /109r/ свои владения, сопротивляясь Берозу. Наконец, усмотрев силы свои ослабевающими от необыкновенных напряжений в отражении многочисленных неприятелей, он испросил помощь от греческого императора Леона. И Бероз, узнав о приближении греческих войск, пресек пагубные свои умыслы и возвратился в Персию.
В сии времена умерла супруга царя Вахтанга[226] именем Балендухт, дочь Бероза, и Вахтанг[227] вступил в супружество с Еленою, дочерью императора Леона. Благосостояние Иверии день от дня утверждалось. Продолжавшийся мир с окрестными народами доставил способы царю Вахтангу[228], умножить /109v/ воинские силы своего народа так, что сам Бероза, побежденный гуннами[229] и обеспокоенный возмущениями Синдии, просил царя Вахтанга о помощи для укрощения синдейцев.
Царь Вахтанг[230] не отрекся помогать |Берозу, прибыл в Персию с немалочисленными войсками, вступил в сражение с синдейцами, взял царя сам в плен и представил его персидскому владетелю. Бероз великими дарами благодарил царя Вахтанга[231] и заключил с ним дружественный союз, весьма выгодный для иверцев. Но по некотором времени Бероз сделался непримиримым врагом своему союзнику. Причиной таковой /110r/ вражды было сие происшествие. Царь Вахтанг[232] убил Варсгена[233], армянского вельможу, жившего в провинции Раня, за что сей, быв сам идолопоклонником, мучил жену свою Шушанику за принятие и непоколебимое соблюдение христианской веры. Наказав сего жестокосердного идолопоклонника, царь Вахтанг[234] перенес мощи святой Шушаники[235] в Иверию и поставил оные в Тифлисе[236], в сооруженной им церкви Метехи.
Сей благочестивый поступок раздражил Бероза и он, в идолопоклонническом своем неистовстве, послал сына своего Валенса, или Вагириша, с многочисленными войсками для покорения Иверии и /110v/ для низвержения Вахтанга[237] с престола его предков. Царь Вахтанг[238], собрав войска свои в город Уджарм, а прочим подданным своим повелев укрепиться в Кавказских горах, ожидал удобного случая, дабы напасть на неприятелей. Между тем, персияне опустошили Кахетию и остановились с добычами своими на берегах реки Иори[239]. Царь Вахтанг[240] со всевозможными напряжениями своего мужества и неустрашимости устремился на персиян, поразил сих грабителей и гнал оставшихся до Рустава (Карая). Сто двадцать тысяч персиян осталось на /111r/ месте сражения и двадцать восемь тысяч иверцев пожертвовали собою для спасения своего отечества под предводительством царя, который, поражая персиян как простой воин и поощряя своих воинов к поражению неприятелей как полководец, был жестоко ранен стрелою и запечатлел смертью своею любовь своих подданных, пламеневшую в его сердце.
Дела царя Вахтанга[241] пребудут незабвенными в отдаленном потомстве иверцев. Побеждая внешних неприятелей, он обращал всевозможные попечения о внутреннем благоустроении своего царства. По его прозорливости соблюдаемо было правосудие в гражданских делах; /111v/ по его примеру, непорочность нравов пребывала непоколебимою в семействах; его сердце, напоенное благочестием, утверждало и распространяло в сердцах иверцев православие.
Царь Вахтанг[242] достроил город Тифлис, где была только крепость, и, оставив Мцхету, основал в оном пребывание царей. С сего времени Тифлис сделался столицею Иверского царства.
Наименование Гургаслан[243] приписано было Вахтангу[244] потому, что на шишаке его изображены были лев и волк[245]; на персидском языке “гург” означает волка, а “аслан”[246] — льва.
По кончине Вахтанга[247] /112r/ Гургаслана иверцы возвели на престол сына его Даче. Царь персидский Бероз, приведенный в бешенство поражением его войск, спешил мстить иверцам за нанесенные ему потери. Но обратившись прежде к покорению гуннов и вступив с ними в неприятельские действия, он был побежден и убит. Сим происшествием уничтожились опасности, угрожавшие царю Даче.
Избавившись от столь жестокого неприятеля, он в продолжение своего царствования не встречал никаковых преград к мирному управлению Ивериею. Следуя отцу своему в гражданских учреждениях, он был любим своими подданными /112v/ и уважаем соседними народами за твердое соблюдение общественных прав, клонящихся ко взаимным народным выгодам.
Бакур был преемником иверского престола по смерти отца своего царя Даче. Во время его царствования Иверия не подвергалась никаким утеснениям от чужеземных владетелей и внутреннее ее благоустройство пребыло непоколебимым до самой его кончины. При столь благоприятных обстоятельствах Иверия процветала в спокойствии и народ под правлением миролюбивых и правосудных царей был огражден счастием.
По смерти Бакура иверцы возвели на престол сына его Парсмана. Полагаясь на свои силы, сей царь начал пренебрегать договоры, учиненные с персиянами, которые от времен Бероза не предпринимали ничего, клонившегося ко вреду иверцам.
Непредусмотрительность Парсмана имела пагубные следствия для его подданных. Царь персидский Валенс, раздраженный нарушением существовавших между персиянами и иверцами постановлений, приступил к пределам Иверии со многочисленными войсками в том намерении, чтоб разграбить и опустошить /113v/ сию страну. Устрашившись злобы сего жестокого неприятеля, царь Парсман повергся в отчаяние при невозможности оказать сопротивление в защиту своей предприимчивости. Он, с крайним унижением своего достоинства, просил Валенса о примирении. Сей был укрощен покорностью Парсмана и, сделав иверцев своими данниками, возвратился в Персию.
Таковое происшествие поселило в иверцах негодования на малодушные поступки царя Парсмана и он скоро умер.
Парсман, племянник сего Парсмана, был избран царем. В сие время /114r/ прибыли из Сирии в Иверию святые отцы: Иоанн Зедазенский[248], Давид Гаре[д]жский, Стефан Хирсинский, Иосиф Алавердский, Зенон Икалтойский, Антоний Марткопский, Исе Цилканский, Тате Самебский[249], Шио Мгвимский, Исидор Самтав[|ис]ский, Абибос Некресский[250], Михаил Улумбский, Пироз Бретский и архидиакон Илия. Сии благочестивые мужи обратили в христианское вероисповедание всех тех иверцев, которые не успели просветить умов своих учением святой Нины. Царь Парсман ревностнейше содействовал спасительным их предприятиям, которые увенчаны были повсе/114v/местным истреблением идолопоклонства в иверких владениях.
По кончине Парсмана царствовал в Иверии сын его Бакур. Тяжкие бедствия претерпели иверцы в кратковременное его царствование. Царь персидской Кавад, в ожесточении своем против греков, предложил Бакуру, чтоб он прервал связи с восточным императорам, но его предложение оставлено было в забвении. Сим раздраженный Кавад послал малолетнего сына своего Хозроя с войсками для утеснения иверцов за пренебрежение его совещаний. В приготовлениях поставить /115r/ преграды неприятелям, угрожавшим опустошениями и неистовствами, царь Бакур умер и в сих бедственных обстоятельствах ни один из сынов его не осмелился назвать себя царем.
Хозро отделил от Иверии провинцию Рани и, устрашив иверцев, подверг их под иго властительства отца его Кавада. Большим его насилиям воспрепятсвовали мятежи, возникшие в Персии, куда он немедленно возвратился. Возмутившиеся персияне низвергли Кавада за предписание от него закона, — как упоминает Анкетиль, — по которому /115v/ женщины долженствовали быть общими и удовлетворять желания каждого мужчины без малейшего сопротивления, несмотря на время и место. Но, при содействиях жены своей, Кавад в скором времени возвратил себе власть. Война с греческим императорам Анастасием была для него успешна. Победив греков и возвращаясь в свои владения, он предписал иверцам, чтоб они построили копище и жертвенники для жертвоприношения Итруджане или Адружане, о которой так же упоминает и Михаил Чамчиян, армянский [и]сторик.
/116r/ Иверцы воспротивились идолопоклонническим побуждениям сего персидского владетеля и Кавад по некотором времени послал полководца своего Бургана привесть иверцев силою оружия в идолопоклонство, существовавшее тогда в Персии под видом обоготворения солнца. Иверцы, не имея царя для поощрения их к единодушному защищению христианской веры, просили императора Юстиниана Фракиянина о помощи против персиян. Но сей, вместо того, чтоб защитить единоверцев своих от насилий язычников, писал иверцам, чтоб они повиновались Каваду[251]. Тогда /116v/ Бурган подверг Иверию под тяжкое иго персидского властительства.
К сим бедствиям присовокупились другие ужасные потрясения Иверского царства. В то время (546)[252] сарматы и гунны, перешед Кавказские горы, опустошили Иверию и Армению. Сии зверские грабители предавали огню и мечу все, что встречали в пределах стран, которые подверглись тогда их насилиям и неистовствам. Бурган, полководец Кавада[253], устрашился оказать им сопротивление. Но некто Мужеш, родом ассириянин, собрав иверские и армянские войска, победил груннов и сар/117r/матов и избавил утесненные народы от неистовства сих грабителей. Кавад сделал Мужеша правителем стран, которые были избавлены им от насилия чужеземцев.
Однако Иверия не п[е]реставала быть утесняемою от персиян до смерти Кавада и после него претерпевала насилия сына его Хозроя, подобного в жестокостях Каваду. Дети царя Бакура страшась, чтоб не навлечь на себя гонений сего свирепого персидского владетеля, уклонялись от иверского престола, принадлежавшего им по правам законного наследия. /117v/ Равным образом, иверцы не смели избрать себе царя из детей Бакура, ибо Хозрой запретил им под угрозами повиноваться кому-либо из Бакурова поколения.
В сии столь смутные времена Иверия оставалась персидскою провинциею, но скоро воспоследствовали перемены. Хозрой, объявив войну грекам и прошед с войсками чрез Иверию и Армению, вступил в пределы Восточной империи, но был отражен Велисарием, полководцем Иустиниана. Претерпев поражение от греков, он открыл сношения с готами[254] и старался возмутить их против Восточной /118r/ империя.
Но Иустиниан преклонил на свою сторону гуннов, сарматов, армян и иверцов для уничтожения замыслов своего неприятеля. При таковых раздорах персиян с греками иверцы почли удобным восстановить свое царство и просили императора Иустиниана о избрании для них царя по его благоволению. Гурам Багратион был прислан Иустинианом в Иверию и возведен на престол по единодушному желанию всего народа.
Армянские и грузинские летописатели изъясняют, что Багратионское поколение имеет свое начало от иудейских царей Давида и Соломона. По разорении города Иерусалима Титом Веспасианом, некоторые пленные евреи отведены [были] в Италию, в числе коих находились родственники той самой Клеопы, о которой упоминает в Евангелии Лука Евангелист. Они, достигнув совершенных лет, возвратились в Иерусалим. По некотором времени один из /119r/ них, именем Шамбек или Сумбат, пришел в Армению, вступил в воинскую службу, отличился усердностию, благоразумием и мужеством до того, что препоручаемо было ему полководство. Сын его Баграт имел семь сынов, из которых трое остались в Армении, а четверо других — Гурам, Саак, Асаф и Варварт — перешли тогда в Самцхе (Ахалцих).
Мирдат, самцхетский генерал-губернатор, отлично принял Гурама и отдал ему в супружество дочь свою. Но трое братьев его прибыли в Кахетию, под покровительством народа основали там свое жительство, /119v/ заслужили общую доверенность, изыскали средства к избавлению кахетинцов от притеснения чужеземцов, напали на персидского губернатора Везана и, убив его, овладели Камбечованом (Кизики).
В то самое время Гурам, внук старшего их брата, оставшегося в Самцхе, вступил в службу императора Иустиниана, который впоследствии[255] сделал его константинопольским курапалатом, а впоследствии[256], как упомянуто выше, поставил его царем в Иверии. Сему содействовало происхождение его из поколения царя Вахтанга[257] Гургаслана /120r/ со стороны его бабки.
При отправлении Гурама из Константинополя император Иустиниан дал ему великое количество казны, дабы он вооружил иверцов, армян и другие[258] соседственные народы против пероиян, которыми предводительствуя Хозрой, устрашил греков.
При всех совершенствах ума и сердца царя Гурама, иверцы часто огорчали его неповиновением и упорностию в исполнении введенных им постановлении. Апхазцы, возмутившись против его, навлекли на себя гнев императора Иустиниана и Абхазия присоединена /120v/ была к Иверии. Но когда готы[259], авары и другие севериые народы начали утеснять Восточную империю, то греки, усмотрев владения свои опустошаемыми отовсюду, заключили с персиянами мир: Иверия, Армения и Лазика отданы [были] во власть персидского царя с изъяснением в договорах, чтобы иверцы не были воспящаемы в исповедании христианской веры. Но персияне нарушили сии условия. Царь Хозро, посредством полководца своего Вараздата, подверг гонению иверцов за христианскую веру. Многие из них, /121r/ утвердившиеся в православии, претерпели жесточайшие мучения с непоколебимостию духа. В сие время скончался император Иустиниан, которого имя служило охранением для иверцов. Но по смерти его Иверия и Армения сделались жертвою насилий персидского царя Хозроя. Иверцы просили помощи от императора Юстина II-го, но сей не защитил тогда угнетенных христиан от неистовства идолопоклонников.
В столь бедственных обстоятельствах иверцы принуждены были одними собственными силами противостать утесни/121v/телям их отечества. Отчаяние усугубило их силы, а упование на благость располагающего судьбами царств даровало им победу над опустошителями Иверии. Хозрой, раздраженный поражением его войск, послал с новыми и гораздо большими силами полководца своего Барама, человека свирепого, алчного, кровожаждущего. Устрашась сего жестокого неприятеля, иверский царь Гурам и армянский[260] вельможа Вартая прибегли к императору Юстину с испрошением покровительства и защиты. Юстин /122r/ дал им войска. Таким образом, иверцы и армяне и греки, соединившись с аланцами, пришедшими к ним на помощь под предводительством правителя своего Заре, вступили в сражение с Барамом. Персияне были побеждены и изгнаны из пределов Иверии.
Известием о сей потере Хозро приведен был в бешенство.
Собрав сто тысяч пехоты и сорок тысяч конницы, он приступил к пределам Иверии. Царь Гурген и его союзники претерпели поражение от персиян. Иверия и окрестные /122v/ страны подверглись свирепости победителя, которого мстительность могла быть насыщена только человеческою кровью. Царь Гурген удалился к императору Юстину. Греки отреклись от охранения иверцев и, при заключении мира, оставили Армению и Иверию под властью Хозроя[261], который[262] требовал, чтоб царь Гурген был предан ему. Но император Юстин отверг сей умысел необузданной мстительности. Царь Гурген пребыл и Константинополе, а Хозрой по не/123r/котором времени умер, сказав окружающим его вельможам в последние минуты жизни его: “Жизнь человеческая подобна блужданиям слепого, а воинская слава царей есть мечта бесполезная для них, а для других — пагубная”. Вартан и Степан Асокег, армянские историки, пишут, будто сей Хозрой пред кончиною своею принял христианство.
Избавившись от толь жестокого неприятеля, иверский царь Гурген возвратился в свои владения. Гормиздас, овладев Персиею по смерти отца своего, утеснял, как и он, иверцев. Но скоро воспо/123v/следовала перемена, благоприятная попечениям, какие царь Гурген принимал о счастии своих подданных. Гормиздас, объявив грекам войну, послал против их войска под предводительством полководца своего Барама Чубина, у еврейских историков называемого Варанесом. Сей был побежден и, лишившись всего, едва мог спастись бегством. Гормиздас, в наказание малодушия и трусости Барама Чубина, послал ему женское платье. Но его полководец, оказавшийся слабым против неприятелей и неискусным в распоряжении войск, был довольно предприимчив и хитер /124r/ в возмущении персиян против своего царя. За женское платье он низверг Гормиздаса с престола, выколол ему глаза и поставил царем сына его Хозроя II, против которого в скором времени произвел подобные сим волнения в народе.
Иверский царь Гурген воспользовался такими смятениями в Персии и освободил своих подданных от ига персидских царей. Но Иверия недолго пребыла независимою от сих утеснителей. Хозрой II, с помощью императора Маврикия укротив мятежи, произведенные Барамом, устремился мстить /124v/ Фоке, который тирански лишил жизни Маврикия. Он с многочисленными войсками вступил в пределы Восточной империи, опустошил Каппадокию, Галатию и Пафлагонию[263], овладел Халкидоном[264], Едесом и Антиохиею, покорил Месопотамию, Сирию и Палестину, разорил Иерусалим, увлек в плен иерусалимского патриарха, похитил чудотворный крест, поработил Армению и Иверию. Находясь в Иверии, Хозрой II велел снять кресты с церквей. При столь плачевном состоянии иверского народа царь Гурген[265] умер, /125r/ оставив преемником царства сына своего Стефаноза.
По смерти отца своего Гургена[266], Стефаноз[267], страшась Хозроя, не называл себя царем, а правителем Иверии, ибо Хозрой, овладев сею страною, утвердил в ней свое властительство сими воинскими распоряжениями: он поставил полководца своего Арванда генерал-губернатором в Тифлисе и в других иверских крепостях определил комендантами персиян. Немалое число войск находились под начальством сих чиновников[268], которые /125v/ утесняли народ хищничеством и насилиями. В сие время был мучим за Христа Ефстафий Мцхетский, — о коем пишется в Житиях иверских святых, — который прежде был персиянином, но, переселившись в Иверию, отверг идолопоклонство и принял православную веру, соблюдение которой запечатлел мученическою смертью.
Бедствия, претерпеваемые иверцами, могли прекращены быть преобращением дел Восточной империи, но правитель Стефаноз обратил благоприятный случай его видам во вред иверцам. По /126r/ низвержении Фоки, Гераклий, сделавшись, восточным императором, ополчился против персиян, поразил их всюду, изгнал из пределов своей империи, возвратил все города и страны, отторгнутые ими во время Фоки, овладел Армениею, вступил в Иверию и предложил правителю Стефанозу[269] быть подвластным Восточной империи. Стефаноз, страшась персидского царя Хозроя, оказал сопротивление воле императора. Раздраженный сим, Гераклий приступил к Тифлису. Стефаноз вышел против его с войсками, но в сражении лишился жизни и /126v/ Тифлис был взят греками.
Овладев столицею Иверского царства, император Гераклий изыскивал средства для утверждения могущества своего над сею покоренною им страною. В пределах Иверии он основал город Гори, и построил при оном крепость (622)[270], в которой, по приказанию его, поставлены были все воинские потребности и казна.
В сие время явился Магомед. При возмущениях в Азии, Персия была раздираема внутренними мятежами. Шир, сын Хозроя. — Анкетилем называемый Сирой, — убив своего брата и потом отца своего /127r/ Хозроя, овладел Персиею. Он заключил с императором Гераклием мир и возвратил ему чудотворный крест, похищенный Хозроем из Иерусалима. В 14 день сентября месяца оный принесен был к Гераклию и сей день доныне ознаменовывается празднованием Воздвижения честного креста.
Прервав неприятельские действия с персами, император Гераклий вышел из пределов Иверии, а дабы иметь влияние на политические ее расположения, он поставил правителем сей страны Адранасия, правнука царя Бакура.
Правитель Адранасий[271] скоро был утеснен персиянами. Но возмущения, происшедшие в Персии, доставили иверцам средства к возвращению независимости от властительства персидских владетелей. Ардашир, которого европейские историки называют Ардерером, наследовал Ширу в правлении Персидским царством. Но Себараз, персидский полководец, произвел мятеж, умертвил молодого царя Ардашира и сам начал властвовать в Персии. Вельможи персидские не могли терпеть, чтоб равный им сделался повелителем над ними /128r/ и, низвергнув похитителя престола, возвели на оной Издигерда II, брата царя Шира, о чем и Анкетиль упоминает. В сие время сарацины начали опустошать персидские владения. Посреди таковых смятений, обременивших Персидское царство, Иверия сделалась независимою от персиян и в гражданском ее устройстве беспрепятственно [был] восстановлен порядок.
При столь благоприятных событиях для иверского народа сделался правителем оного Стефаноз III. Хотя Иверия не подлежала тогда властительству персидских владетелей, однако Стефаноз /128v/ еще страшился жестоких утеснений, каковым могли подвергнуться иверцы по свирепости сих чужеземцев. Он не называл себя царем, управляя народам. В его времена Иверия наслаждалась спокойствием. Окрестные народы уважали Стефаноза за правосудное соблюдение взаимных выгод, а внутреннее устройство утверждено было любовью его подданных. Персияне, сколько ни были алчны к опустошениям Иверии, в которой они находили обильные плоды причиняемых ими насилий и неистовств, были тогда обременены внутренними возмущениями и подверглись сами утеснениям /129r/ сарацин, которые, по свирепым внушениям лжепророка Магомеда, распространяясь в близкие страны к Аравии, покоряли[272] все тиранской своей власти, одушевляемой мятежною их религиею. Таким образом, иверцы, избавившись от жестоких неприятелей, каковыми всегда были для них персияне, начали забывать претерпенные ими угнетения и день от дня умножали средства к утверждению общего благосостояния, чему Стефаноз споспешествовал ревностнейшими своими попечениями, и посреди толико полезных занятий скончался, оставив преемником по себе сына своего Мира.
Мир, приняв правление над народом, назвал себя царем, ибо он не усматривал никаковой от сего опасности. Между тем, как царь Мир[273] старался совершить начатое отцом его Стефанозом [дело] к утверждению благосостояния иверского народа, Мурван[274] Глухой, Магомедов родственник, приступил с войсками к пределам Иверии. Сей свирепый араб, находясь генерал-губернатором в Месопотамии, воспользовался междоусобными смятениями своих соотечественников, которые, убив калифа своего Валида, поставили на место его Эзида. /130r/ Но как сей скоро умер от моровой заразы, то брат его Ибраг[и]м объявил себя калифом и, для утверждения своего в сем достоинстве, содержал при себе детей Валидовых под твердым присмотром, Мурван[275] Глухой, дабы успеть в замышляемом домогательстве своем калифского властительства, объявил себя опекуном сих Валидовых детей. Его намерение заключалось в том, чтоб Ибрагим лишил их жизни, как своих соперников, что и случилось: Ибра[г]им предал сих несчастных сирот жестокой смерти для уничтожения причины раздоров с Мурваном[276]. Но сей хитрый злоумышленник не так /130v/ думал. Он вооружился на Ибра[г]има, как на убийцу законных наследников калифства, вступил в сражение с убийцею, рассеял его войска, уловил его в плен, отравил его ядом и сделался сам калифом, по истреблении хитрым образом законных оного наследников. Укротив мятежи между грабами, он овладел Армениею и угрожает порабощением Иверии, к пределам которой, как упомянуто, он приблизился[277]. Царь Мир не мог оказать сопротивления сему кровожаждущему арабу и удалился в Колхиду для изыскания способов к охранению своих владений, /131r/ от совершенной гибели. Мурван[278] вступил в Иверию, опустошил города и села и предал иверцев, не успевших сокрыться, жестоким насилиям и убийствам. Не утолив лютости своей сими жертвами, он идет в места, где находился царь Мир с немалочисленными силами, собранными для спасения отечества.
По вступлении в Имеретию, передовые арабские войска были побеждены имеретинцами под предводительством имеретинских князей Давида и Константина Аргветских. Но поражая мужественно неприятелей, сии защитники /131v/ отечества были уловлены арабами в плем. Мурван[279], удивленный их неустрашимостью, предложил, чтобы Давид и Константин приняли магометанский закон и, за презрение его увещаний, предал их мученической смерти. С непоколебимою твердостью духа сии благочестивые князья претерпели жестокость тирана. Как явствует в Житии святых иверских, они запечатлели усердным пролитием крови своей одушевляющую их веру во Христа Спасителя и, всегда подкрепляясь ее внушениями, оказали незабвенные подвиги в /132r/ защищении своего отечества от жестоких неприятелей. Сии святые мученики[280] похоронены близ города Кутайса и грузинская церковь торжественно празднует память их во второй день октября месяца. Мурван, пришедши в Колхиду, поставил стан свой на берегах реки Тавквери. Царь Мир, или отчаянием побужденный, или обнадеженный удобным местоположением и неосторожностью неприятеля, вступил в сражение с Мурваном и рассеял арабов, но сам был тогда жестоко ранен. Мурван собрал рассеянные свои войска, но претерпел /132v/ новые потери от непредвидимого разлития реки Тавквери, потопившей его стан во время ночи. С сего времени река Тавквери получила название Цхенис-цкали[281] (Река Лошадиная), ибо при большей части арабских войск погибло множество лошадей их от случившегося тогда наводнения. Сим случаем приведены были силы Мурвана в крайнее ослабление. Он немедленно возвратился в Дамаск. Жители сего города возмутились против его насилий. Тиран удалился в Египет и там [был] убит.
Историки повествуют, что сей свирепый араб, находясь в христианских /133r/ странах, вошел по любопытству в женский монастырь и, пленившись красотою одной монахини, сделал ей срамное предложение. Прекрасная и благочестивая отшельница, дабы избежать насилий дерзкого[282] тирана, изъяснилась ему, что она искусна в составлении некоторой мази, которая делает человеческое тело невредимым от ударов сабли. Мурван, укротяся в своей похоти, приказал монахине сделать опыт. Юная отшельница, пред глазами Мурвана намазав себе шею, преклоняется пред ним, чтоб он сам испытал ударом сабли /133v/ силу ее мази. Мурван с сильным размахом руки ударяет ее по шее мечом и отсекает ей голову. Таким образом, благочестивая отшельница избавила себя от посрамления своею смертью и постыдила гордого и глупого тирана.
Греческий император Константин, узнав о победах иверского царя Мира над арабами, прислал ему корону и царские регалии и в приветственном своем письме наименовал его ревностнейшим охранителем христианства. Но царь Мир скоро умер, оставив по себе преемником брата своего Арчила.
Видя владение свое опустошенным арабами, вторгнувшимися в Иверию под властительством Мурвана Глухого, царь Арчил прилагал всевозможные старания о восстановлении благоденствия своих подданных. Разрушенные города и сожженные села были построены вновь общими народными пожертвованиями. Земледельцы под кротким правлением Арчила поправили свое состояние беспрепятственными своими занятиями при уменьшении податей, собираемых с оной части общества. Ремесленники начали успешно и с великими /134v/ выгодами упражняться в своих работах. Занимавшиеся торговлею нашли все способы к обретению собственной своей пользы, умножая общую.
Кратко с Арчилом царствовали правосудие, благочестие, милосердие [и] благоденствие; но сии только счастливые времена для Иверии обращены были в плачевные калифом Абзлабасом. Сей калиф послал полководца своего Чумгум-Асима с многочисленными войсками для опустошения Армении. Чумгум-Асим, называемый у европейских историков Мосеймом, при своей свирепости удовлетворил /135r/ алчность своего властителя и, по разорении Армении, приступил к пределам Иверского царства. С пагубными умыслами он вступил с царем Арчилом в переговоры: хитрым образом привлек его в свой стан и предложил ему принять магометанское вероисповедание. Но как царь Арчил с негодованием презрел Магомеда и закон его, то Чумгум-Асим предал его жесточайшим мучениям и смерти, опустошил Иверию и возвратился к калифу. Грузинская церковь в двадцатый день марта торжественно празднует память святого Арчила, /135v/ претерпевшего мученическую смерть за Христа Спасителя.
По удалении арабов от Иверии возникли другие ужасные утеснения оной страны. Хазары, туркменцы и гунны, перешед чрез ущелья Кавказских гор, овладели Ивериею и Армениею. Устрашась сих неприятелей, сыны царя Арчила Иоанн и Дшуаншер удалились в Колхиду. Ни один из них не осмелился назвать себя царем и старший принял только титло правителя.
Царь Хазарский, /136r/ хакан, для большего утверждения власти своей над иверцами, послал к Иоанну и Джуаншеру[283] полководца своего Булучана с предложениями о заключении мира и о желании его вступить в брак с их сестрою Шушаною. Они согласились быть с неприятелем в мирных сношениях, дабы облегчить сим участь своего народа, и не воспротивились тому, чтоб сестра их Шушана была его женою. Но между сими совещаниями воспоследовало жалостное приключение. Шушана, в то самое время, когда назначено было отправиться ей к хазарскому царю, прекратила жизнь свою ядом, дабы не быть /136v/ в супружестве с утеснителем ее отечества. Узнав о сем, царь хазарский пришел в бешенство, потребовал к себе Булучана, велел привязать его к конскому хвосту и умертвить, влача по каменистым местам. Дети царя Арчила, боясь чтоб поступок сестры их не вовлек их в погибель, изыскивали средств к укрощению гнева в неприятеле и младший из них Джуаншер прибыл к нему для переговоров. Царь хазарский принял Джуаншера с отличными, почестями, обещал оставить их в покое и /137r/ отпустил его с великими дарами.
В скором времени после сего воспоследовали перемены в состоянии иверского народа. Калиф Алманзор, узнав о притеснениях[284], претерпеваемых иверцами и армянами от хазаров[285], пришел с многочисленными войсками и изгнал их из Иверии и Армении. Но хазары[286], убегая из сих стран, разорили Тифлис. Алманзор поправил разрушенные ими части сего столичного города и возвратился в свои владения, нимало не притеснив иверцев. Удовлетворенное славолюбие было пределом его замыслов. Но когда он /137v/ начал строить город Багдад, — как упоминает аббат Милот — тогда иверцы испытали всю жестокость сего арабского властителя: народ был обременен величайшею данью[287], увлечены сокровища из церквей и сняты с оных кресты. Смертью сего тирана не прекратились бедствия иверцов. Сын его Могади, сделавшись калифом, прислал в Тифлис одного из своих полководцев быть правителем Иверии. В сие время претерпел мученическую смерть Або Сарацин, обратившийся в христианство и имевший жительство в Иверии. Присланный от Могада /138r/ губернатор велел умертвить его в жесточайших мучениях за презрение магометанства и за непреоборимое соблюдение христианского вероисповедания. В Истории грузинских святых повествуется, что над телом сего страдальца сниз[о]шла с небес блистающая звезда. На сие чудесное явление не только иверцы, но и все сарацины[288], находившиеся тогда в Тифлисе, и сам губернатор, зверский убийца святого Або, смотрели с великим ужасом. Грузинская церковь торжественно празднует /138v/ в седьмой день января память сего страдальца за православную веру, которого гробница находится близ самого Тифлисского моста, в Авлабаре[289].
По некотором времени калиф Могади объявил грекам войну и вступил в пределы их империи. Между сими народными смятениями Ашот Багратион, бывший в Константинополе куратпалатом, объявил себя иверским царем, прибыл в Иверию, изгнал и[з] сей страны сарацинов, овладел половиною /139r/ Армении и наказал кахетинского дука Георгия за неповиновение его власти.
Могади, победив греков, заключил мир с императрицею Ириною и в договорах поста[но]влено было, чтоб императрица каждый год присылала калифу 70000 златниц. Возвращаясь в свои владения, он послал полководца своего Халила, Езидова сына, против царя Ашота. Халил с многочисленными войсками вступил в Иверию и все, что ни встречал, предавал огню и мечу. Царь Ашот /139v/ противостал сему опустошителю Иверии, но был побежден и удалился в Артануджи[290]. В сам месте окружили его арабы. Несчастный царь сокрылся в церкви святых апостол Петра и Павла, но был найден неприятелями и, по приказанию Халила, умерщвлен в самом алтаре. После таковых злодейств Халил, оставив Али-Шуаба[291] губернатором в Тифлисе, возвратился в Багдад.
Смерть царя Ашота возбудила мстительность в иверцах. Они вооружились против сарацин[292], оставленных /140r/ Халилом, и избрали правителем Самуила Данаура. Калиф Могади, узнав о волнениях в Иверии, послал того же Халила для укрощения иверцев. Сей свирепый исполнитель воли кровожаждущего тирана, обременив жесточайшими утеснениями народ, защищающий права свои, переменил начальников над войсками, находившимися в Иверии, поставил в Тифлисе губернатором Амир-Асана и возвратился к калифу.
По некотором времени иверский народ во[с]стал с большею ожесточенностью против сарацин. /140v/ Для усмирения таковых смятений Могади еще послал Халила, но сей в сражении с иверцами, происшед[ш]ем в Гардебане, был побежден и убит. Раздраженный калиф дал приказание сыну Халилову Магомеду поспешить в Иверию с многочисленными войсками, предполагая, что он в отмщение за смерть отца своего поступит с возмущающимся народом жесточе, нежели кто-либо другой. Уже Магомед вступает в пределы Иверии. Жители городов и селений, устрашенные близкими[293] бедствиями, удалились в /141r/ Кавказские горы. Но сын Ашота Баграт вышел на встречу калифскому полководцу и бестрепетно изъявил ему свою покорность, которою укрощено было жестокосердие Магомеда и он признал Баграта иверским царем.
Свойства Магомеда, укрощенного благоразумною предусмотрительностью царя Баграта, произвели то, что сарацины вышли из Иверии, при всей алчности своей к грабежам и опустошениям. Иверцы, освободившись от жестокого властительства сих чужеземцев, обрели в /141v/ добродетелях царя Баграта все истинные средства быть счастливыми. По восстановлении гражданского устройства, разрушенного сарацинами, царь Баграт прилагал всевозможные старания о распространении народной промышленности и в тишине, водворенной кроткими его качествами, наслаждался плодами ревностных своих попечении о благоденствии своих подданных. Но спокойствие иверцов было возмущено еще сарацинами. Калиф Ал-Муса, — как повествуют армянские историки /142r/ Кирьякоз, Вартан и Самуил, — узнав о возмущении армян против жестокого его властительства, послал полководца своего Бугу с многочисленными войсками для наказания упорности армянского народа. Сей, вступив в пределы Армении, учинил неизъяснимые притеснения, опустошил села и города, разграбил церкви, покусился на истребление христианской веры и умертвил в мучениях весьма великое число людей, которые показали себя непреодолимыми блюсти/142v/телями христианского закона.
После таковых жестокостей, Буга пришел в Иверию и начал утеснения свои осадою Тифлиса. Царь Баграт, дабы предотвратить[294] бедствия своих подданных, вступил в переговоры с сарацинским полководцем и отдал в его распоряжение свой столичный город. Буга удовольствовался сим пожертвованием и удержал войска свои от грабежей и расхищений, каковых страшились иверцы. Находясь в Тифлисе, он послал гордые повеления к окрестным народам, чтоб правители /143r/ оных явились к нему с изъявлением покорности. Абхазский дукс Феодосий, собрав горские и колхидские войска, воспротивился требованиям сего надменного сарацина. Буга наказание упорного и презревшего власть его поручил царю Баграту, который, победив Феодосия, покорил Абхазию и Колхиду. Обрадованный сим, сарацинский полководец благодарил царя от имени калифа и потом, вступив в Арагви, поставил стан свой в Чартале с твердым намерением овладеть Арагвскою областью. Но мужество жителей /143v/ оной[295] и зимнее время воспрепятствовали его замыслам. Он отступил с великою потерею своих войск и решился провести зиму в Барде. В сих местах уловил он иверского князя Константина и предложил ему обратиться в магометанское вероисповедание. Истинный христианин пренебрег обольщения сарацина и, по приказанию ожесточенного тирана, послан [был] в Багдад, где несчастный, но уповающий удостоиться небесных благ, претерпел мучени/144r/ческую смерть за православную веру.
Из Барды Буга пошел за Дербент, устрашил гуннов, хазаров[296] и другие народы, заключил с ними мир и, взяв триста семей в заложничество, поселил оные в Шамкоре. Переходя с войсками из провинции в провинцию, он еще вывел три тысячи семей из Кавказских областей и основал жилища оных в Дманисе[297]. Калифу показались противными распоряжения Буга и на место его был прислан из Багдада генерал-губернатором в Иверию Магомед, сын Халила.
/144v/ По вступлении сарацин в Иверию под начальством Буга, царь Баграт имел во власти своей внутреннее устройство своих владений, но, по прибытии Магомеда, он был лишен всего, кроме царского титула и скоро умер.
По смерти Баграта сарацины не воспрепятствовали быть царем в Иверии сыну его Давиду. Почитая правилом для себя дела отца своего, царь Давид старался облегчить участь своих подданных миролюбивыми сношениями с чужезем/145r/ными властителями, от которых Иверия не могла освободиться. Но абхазский дукс Георгий признал слабостью и малодушием кроткие его качества, отрекся быть у него в зависимости и вступил с войсками в Карталию. Сие возмущение имело бы пагубные последствия, но дукс Георгий скоро умер и сим разрушились его замыслы. Жена его еще хотела действовать, но виды ее ограничены были внутренними в Абхазии смятениями. Она заключила в крепость родственника своего Баграта, дабы успеть в своих намере/145v/ниях. Но сей нашел способ возвратить себе свободу и потом удалился в Константинополь под защиту императора Никифора. В сие время сделался в Абхазии дуксом Иона, сын Георгиев.
Царь Давид, прекратив волнения абхазского народа, ни с кем не имел раздоров до самой своей кончины и иверцы, по претерпении жестоких утеснений от лютости сарацинов, находили счастье свое в его добродетелях.
По смерти Давида был поставлен царем в Иверии сын его Адранос. /146r/ При всех мирных свойствах, сей царь принужден был действовать оружием для укрощения мятежей, возникшим в Абхазии и потом проникших в Иверию. Князь абхазский Баграт, удалившийся в Константинополь, возвратился в Абхазию с греческими войсками, данными ему от императора Никифора, и с помощью оных победил и лишил жизни Адраноса, абхазского дукса, сына Ионы. Таким образом, усилившись в Абхазии и, вступив в союз с колхидским князем Нерсе[298], /146v/ он дерзнул неприятельски действовать против царя Адраноса, у которого надлежало ему быть в зависимости. Мятежники Баграт и Нерсе, собрав Кавказские войска, овладели Имеретией, потом перешли чрез горы, отделяющие сию страну от Иверии, и на реке Куре вступили в сражение с царем Адраносом. Но потерпели поражение от иверцев и князь Нерсе был уловлен в плен и убит.
В сии времена Азия испытала могущество калифа Аорона-аль-Рашида. Сей повелитель /147r/ столь многих народов, вступив в Каппадокию, овладел городом Тианом, победил греков, утеснил осадою Ираклию и принудил греческого императора купить мир за великое количество золота.
Устроив все азийские народы, Аарон-аль-Рашид разделил владения свои детям своим. Старшему сыну своему Амину он отдал Сирию, Ирак[299], Аравию, Египет, Месопотамию и Мидию; второй — Монин или Амин — получил в управление Персию, Караманию и Хоразан; третьего — Казана он сделал /147v/ обладателем Армении, Черкезии[300] и других Кавказских областей.
Жестокие бедствия претерпели армяне и иверцы от Амира Араба, посланного от Казани генерал-губернатором к сим народам. Опустошив Армению, Амир пришел с войсками[301] в Тифлис, овладел крепостями Бочормою и У[д]жармою, построенными на реке Ире, поставил в Кахетии дуксом князя Кирьяна, обратился в Саатабаго, опустошил сию область, взял приступом крепость Квели и предал мучени/148r/ческой смерти за веру иверского князя Михаила, Гоброном называемого, и сто тридцать благородных. Грузинская церковь празднует память сих страдальцев в 17 день ноября месяца.
В таких смятениях протекло время царствования Адраноса, коего преемником был сын его Сумбат.
Мужество и благоразумие были свойствами царя Сумбата. Между тем, как сарацины производили войну с греческим императором Феофилом, царь Сумбат привел в устройство внутреннее /148v/ состояние Иверии. А как сарацины ослабели в местах, прилежащих к Армении, то он предпринял покорить некоторую часть сей страны. Его намерения исполнены [были] утешно и, по вступлении в Армению, он овладел городом Аною. Но во время его отсутствия дукс абхазский Георгий произвел возмущения в недрах Иверии. Усмотрев, что царь находится в отдаленности от своих владений, он умыслил поработить Карталию и Кахетию и утеснить кахетинского дукса Квирика, ибо сей со возможными /149r/ своими силами не мог воспротивиться сему неприятелю, и мятежи распространились во всей Иверии.
Царь Сумбат немедленно оставил Армению и, возвратясь, прекратил возмущения в своих владениях. Он до кончины своей управлял Ивериею бодрственно и правосудно и сие самое почитал основанием народного счастия.
По смерти Сумбата возведен на престол сын его Баграт. Иверцы называют сего царя Глупым. Неизвестно, безрассудные ли предприятия или постыдная не/149v/деятельность доставили ему сие отличное наименование.
Царь Баграт, устрашась сарацинов, оставил притязания свои на завоевания, учиненные отцом его в Армении. Однако сим поступком он не заслуживает порицания, ибо сарацины, рассеяв тогда войска императора Феофила, усилились, как прежде, в местах близких[302] к Армении.
Может быть, Баграт не был столько мужествен и неустрашим, как отец его Сумбат, но грузинские летописцы приписывают ему особенно склонность к экономии.
По смерти Баграта царствовал в Иверии внук его Баграт. Хотя преемником престола быть имел законное право сын его Гурген, но сей принужден был уступить корону своему сыну. Связи родства с абхазским[303] дуксом Георгием были причиною такой перемены в наследии царства. Народы, живущие в Абхазии и Колхиде, часто производили возмущения против иверских царей и, узнав о смерти царя Баграта, объявили сыну его Гургену, что они не будут ему повиноваться, /150v/ если он примет иверский престол. И единственным средством к прекращению раздоров представили то, чтоб он уступил корону сыну своему Баграту, который был племянником абхазского дукса Георгия. Лестно было Гургену быть царем и по законным правам, но он предпочел спокойствие народов своему возвышению, — отрекся от престола, признал царем сына своего Баграта и, во время его малолетства управлял Ивериею кротко и правосудно.
По смерти отца своего /151r/ Баграт вступил сам в правление своими владениями и наказал кахетинского дукса Давида, который по безрассудному своему упорству не хотел отдать царю одной крепости. Неусыпные старания царя Баграта о благе своих подданных привели Иверию в цветущее состояние. Увидев богатство и силы своего народа, он предпринял овладеть Армениею. Под его предводительством многочисленные иверские войска приступили к пределам сей страны. Но узнав, что греческий император Михаил, Феофилов сын, побежден сарацинами, /151v/ царь Баграт оставил[304] свои предприятия и возвратился в Иверию для защищения собственных своих владений, если сарацины обратятся к прежним своим насилиям, какими многократно была обременяема Иверия.
Ранский дукс Фадлон, по мечтательным своим видам, отрекся быть у него в зависимости, но за дерзость свою понес достойное наказание. Мужеством, благоразумием и прозорливостию царя Баграта столько возвысились силы иверского народа, что все страны, лежащие между Черным и Каспийским морями /152r/ во времена его присовокупились к Иверскому царству. Распространив и устроив свои владения, царь Баграт скончался, по исполнении намерений, принятых им о утверждении счастья своих подданных.
Посреди сего благоденствия иверцы возвели на престол Георгия, Багратова сына. Царь Георгий имел пред глазами своими пример добродетелей отца своего и, следуя оному, начал управлять Ивериею безмятежно. Но раздоры сарацинов с греками вовлекли его в возмущения, которых он не мог /152v/ избегнуть при миролюбивых своих намерениях. Между калифом Магомедом[305] и императором Василием воспламенилась война. К умножению сил своих, император обратился к царю Георгию с убеждениями, чтоб он вступил в неприятельские действия с сарацинами. Сколько ни были противны иверцам сии возмутители[306] Азии, однако царь Георгий не согласился содействовать грекам, предпочитая сомнительным выгодам от народных раздоров мирное состояние своих подданных. Император Василий, /153r/ преодолев сарацинов, изгнал их из восточных своих провинций и освободил Армению от жестокого порабощения, в какое сия страна была повержена насилиями последователей Магомеда. Потом, раздраженный отказом царя Георгия, приступил к пределам Иверии, в намерении сделать сию страну жертвою своего гнева.
Дабы воспрепятствовать грекам, царь Георгий немедленно собрал войска и в первом сражении рассеял неприятелей.
Но когда сам император обратился против его со всеми /153v/ своими силами, тогда царь Георгий, усмотрев себя окруженным многочисленностью греков, принужден был отступить и претерпел поражение от императора в Триалете. После такой потери иверцы страшились жестоких утеснений от раздраженных греков. Но император преклонился к заключению мира и вышел из Иверии с войсками, взяв в заложники царского сына Баграта, которого он возвратил через два года. Во времена царя Георгия князь кахетинский /154r/ Ил[л]арион Вачна[д]зе прославился святостью дел своих и чудотворениями. Исполненный ревностнейшим благочестием, сей муж удалился из своего отечества в Иерусалим, а из сего града перешел в Афонские горы, а потом в Фессалоник, где и скончался по святом совершении поприща своей добродетельной жизни. По повелению императора Василия, как повествуется в Житии грузинских святых, тело благочестивого Ил[л]ариона перенесено в Константинополь и на том /154v/ месте, где оно поставлено, сооружен был монастырь, называемый Романом. Грузинская церковь празднует память сего святого в 19 день ноября месяца.
Мирное царствование Георгия возмущено было необузданностью некоторых Саатабегских[307] вельмож, которые, удалившись к императору Константину Багрянородному, ухищрениями своими домогались того, чтоб низвергнуть Георгия с престола. Император, по внушениям окружавших его, дал /155r/ мятежникам войска. Прибыв в Иверию, возмутители спокойствия своего отечества овладели с помощию греков Саатабегом и Триалетом и дошли до Калдекнарии, отстоящего на 80 верст от Тифлиса. В то время царь Георгий был уже обременен старостью. Однако он нимало не устрашился неприятелей, собрал войска, принял начальство над оными сам, победил греков и изгнал их из Иверии. Мятежники исчезли и бодрственностию царя восстановлены [были] тишина и спокойствие.
/155v/ Скоро после сего последовала кончина царя Георгия и сын его Баграт возведен [был] на престол Иверии.
Греческий император Никифор Фока, начав войну против сарацинов, призвал царя Баграта и армян в содействие к обузданию врагов христианства. С помощью сих союзников, император, во многих сражениях победив калифа Мотти, стеснил сарацинов. Война окончена[308] [была] по произволению победителей и царь /156r/ Баграт с великими добычами, к которым присовокуплены были многочисленные дары от императора, возвратился в свои владения. Но во время его отсутствия дукс ган[д]зинский Падлон произвел возмущение внутри Иверии. Сколь ни были велики ухищрения сего мятежника, но царь Баграт в скором времени укротил волнения обольщенных Падлоном и, приведя все в благоустройство, управлял Ивериею кротко и правосудно.
При всей благонамерен/156v/ности, каковую усматривали в делах царя Баграта, император Роман, которого грузинские летописатели называют, Аргиропулом, показал себя против его крайне раздраженным. Дабы предотвратить[309] пагубные следствия сего гнева, царь Баграт послал в Константинополь мать свою, царицу Марию[310]. Император принял ее благосклонно, по ее просьбам, вступил в мирные сношения с царем Багратом и отдал ему в супружество племянницу /157r/ свою Елену, как повествуют Греческие хронографы.
Чрез два года скончалась царица Елена и царь Баграт вступил в брак с Бореною, осетинскою княжною, от которой родившийся сын Георгий был преемникам Иверского царства по смерти Баграта.
Жесточайшие бедствия претерпела Иверия в царствование Георгия. В сии времена Тургул-бей, турецкий предводитель, овладев Персиею, приступил к пределам Восточной империи. Император /157v/ Михаил Пафлагонянин послал войска против возмутителя народов и просил иверского царя и армян о помощи к отражению общего неприятеля. Без отлагательств времени, вооруженные иверцы и армяне достигли Карна (Азрума) и там, соединившись с греками, противостали Тургул-бею. Турки с свирепостью устремлялись на иверцев, стоявших в близком[311] расстоянии от их стана, но во всех сражениях были рассеваемы и обращаемы в бегство. Такие /158r/ успехи иверцев в поражении неприятелей произвели в греках зависть, что слава побед относилась к одним их союзникам. Они, отделясь от иверцев, отступили во внутренние свои провинции.
Тургул-бей, узнав о таких раздорах, обратился со всеми силами своими на иверцов, оставленных греками, одержал над ними победу и взял в плен полководца их Липарита Орбелиана. Ускоряя свои движения, он опустошил Армению, вступил в иверские земли, овладел городами Ахалцихом, Ахалкалаком и Самш/158v/вильдою[312] и четырнадцать тысяч иверцев остались в рабстве у турков. Будучи в юных летах, царь Георгий не мог оказать сопротивления столь сильному неприятелю и, к предотвращению[313] совершенного разорения своих владений, просил Тургул-бея о мире. Султан, насыщенный жертвами своей лютости, заключил мир и взял в жену себе двоюродную сестру царя Георгия.
По удалении турков от пределов Иверии, царь Георгий употребил всевозможные свои старания /159r/ о поправлении разоренного неприятелями. Но между тем, как иверцы, приходя день от дня в лучшее состояние, начали забывать претерпенные ими утеснения от Тургул-бея, готовились для них новые бедствия. После сего султана принял власть над турками племянник его Алп-Фарслан. Предприимчивость, мужество, предусмотрительность доставили ему знаменитую победу над греками и в столь ужасном сражении сам император Роман IV /159v/, называемый Диогеном, был взят / в плен. Когда представили его Алп-Фарслаяу, то султан[314] спросил пленника: “Как поступил бы ты со мною, если бы меня уловил в плен?” “Я бы подверг тебя жесточайшей смерти”, — отвечал император. “Но я, — возразил султан, — не поступлю с тобою столь свирепо и дарую тебе свободу, соображаясь с законом вашего Иисуса Христа”.
Император возвратился в Констан[т]инополь, а Алп-Фарслан, опустошив Армению, вступил в пределы Иверии. Царь Георгий, устрашась сего завоевателя, сокрылся в Кавказских горах. /160r/ Султан, не находя нималого сопротивления от иверцов, послал полководца своего Джакуса для порабощения Карталии и Имеретии. Жители сих областей с покорностью преклонились под иго чужеземцев. Но свирепость турков не могла быть сим укрощена. Опустошения и хищничества обременили Карталию и Имеретию. Но дукс кахетинский Агсартан, приняв магометанский закон, вступил с султаном в благоприятные сношения и сим избавил Кахетию от предстоящих бедствий. По таковом опусто/160v/шении Иверского царства Алп-Фарслан возвратился в Персию и скоро умер. Царь Георгий, избавившись от лютости турков, видел свои владения поверженными в ужаснейшие бедствия, которых началом было действие природы. В течение целого года продолжалось тогда повсеместное в Иверии землетрясение с столь сильными напряжениями, что не только огромные здания, церкви, и крепости разрушились, но во многих местах горы и скалы разверзлись. Грузинские летописцы упоминают, что два и три раза в месяц /161r/ возрождались[315] такие сотрясения земли в пределах иверских владений. В скором времени по прекращении сих бедственных происшествий царь Георгий умер и на престол иверский возведен был сын его Давыд.
В имеретинском монастыре, называемом Гелате, возложена [была] корона на царя Давыда, ибо иверских царей иногда короновали в Мцхете, а иногда в Гелате. Иверия, разоренная Тургул-беем, опустошенная Алп-Фарсланом и разрушен/161v/ная землетрясением, не могла приведена быть скоро в устроенное состояние и царь Давид, будучи в самых юных летах, еще не мог употребить в действие способностей, которыми одарила его природа. Но иверцы, видя раскрывающимися изящные качества юного их царя, исполнены были надеждою, что все претерпенные ими бедствия сокроются в забвении, когда царь достигнет совершенных лет. События показали сколь основательна была надежда народа. Но прежде совершения оной иверцы обременены были ужасней/162r/шими[316] свирепостями турков.
Мелик-шах, сделавшись обладателем по смерти Алп-Фарслана, вступил[317] в Иверию с многочисленными войсками и истребил все, что ни встречала его лютость. Овладев крепостью Самшвильде и столичным городом Тифлисом, сей свирепый турок, для продовольствия многочисленной толпы подвластных ему хищников и грабителей, преобратил в пустыню владения иверских царей. По истреблении всего, что оставалось от насильственных расхищений Тургул-бея и Алп-Фарслана, /162v/ Мелик-шах вышел из Иверии, оставив часть войск своих в Самшвильде и Тифлисе.
Между тем, как иверцы страдали в толь жестоком порабощении, царь Давид достиг совершенных лет и, скрываясь в безопасных местах от свирепых неприятелей, нашел в достохвальных своих качествах способы к облегчению бедственной участи своих подданных. Благоразумие, проницательность, мужество и щедрость, изящные его свойства ободрили иверцев, поверженных в отчаяние. Он, собрав войска из рассеян/163r/ного своего народа и предводительствуя оными благоразумно и неустрашимо, изгнал турков из пределов Иверии.
Мелик-шах, узнав о потерях, претерпенных турками, оставленными в иверских владениях, послал полководца своего Саранга с двумястами тысяч войск для истребления иверского народа. С неизъяснимым остервенением и зверскою мстительностью турки под начальством Саранга приступили к пределам Иверии, но царь Давид бестрепетно противостал сим /163v/ многочисленным неприятелям. В сражении, в котором любовь к отечеству употребила все усилия свои для преодоления алчности к завоеваниям, турки претерпели величайшую потерю и, быв рассеяны, обратились в бегство. Таким образом, царь Давид спас Иверию от конечной гибели. Но Мелик-шах, раздраженный неудачею Саранга и сопротивлением иверцев, вознамерился идти немедленно сам на подкрепление побежденным. Смерть пресекла его умыслы, а завещание его /164r/ — быть по нем младшему сыну его Магомеду наследником турецких владений — произвело междуусобные волнения в народах, им покоренных. Ни один из старших[318] сынов сего султана не хотел повиноваться младшему своему брату.
Во время таких возмущений великое число турков, прибегших в Иверию с своими семействами, поселились по берегам рек Куры[319], Иоры и Алазани. Сии пришельцы начали хищничеством и разбоями беспокоить иверцев. Но царь Давид, при всем истощении сил /164v/ своего народа, претерпевшего ужасные бедствия и умалившегося от столь частых смятений, еще в бодрственности своей нашел способы к охранение своих владений, истребил большую часть чужеземцев, поселившихся в Иверии, и оставшихся изгнал устрашением.
Царь Давид, увидев себя в безопасности от иностранных владетелей, он употребил всевозможные старания о размножении своего народа и благонамеренность сего добродетельного царя была увенчана счастливейшим успехом. В продолжение /165r/ жизни его возобновлены разоренные города, на месте сожженных селений построены новые, земледелие, ремесла и торговля приведены в цветущее состояние по удивительном размножении граждан и поселян во всех частях Иверского царства. К равной пользе иверцев и соседних народов он овладел городами Карсом, Ереваном и Аною и был наименован иверским и армянским царем. После таковых его подвигов Черное и Каспийское моря соделались пределами его владений. Иверия ни одному из царей /165v/ своих не почитает себя обязанною, сколько сему Давиду.
Восстановив, распространив и укрепив Иверию, царь Давид скончался и погребен в монастыре Гелате. Грузинская церковь[320], признав его святым за неутомимую попечительность о благе отечества, сопрягаемую с христианскими доблестями, торжественно празднует память его в 26 день января месяца. Народы, населяющие Иверию, именуя его Давидом Возобновителем, чтут благословенными его подвиги, /166r/ которые, проистекая от совокупных действий веры и разума, украшали престол Иверского царства и которые ясно показывают, что бодрственность царей, преоборующая[321] влечение случая, есть твердая ограда обществ и непоколебимое основание народного благоденствия.
По кончине Давида Возобновителя вступил на престол сын его Дмитрий. Попечительность о благе подданных, благоразумие в гражданском устройстве и неутоми/166v/мая бодрственность в охранении общественного спокойствия поселены были в душе его ревностным воспитанием и примерами добродетелей отца его, который и по смерти своей хотел содействовать благоденствию иверцев. Царь Дмитрий, соблюдая мир с своими соседями, увеличил силы своих владений до такой степени, что все окрестные народы страшились раздражать его нападениями на самые покровительствуемые им области. Он управлял Ивериею, как европейские народы, подвигнутые ревно/167r/стию к религии, приступили к Антиохии.
По видению одного священника, — как повествует аббат Милот, — обретено тогда в земле копье, которым прободены ребра Иисуса Христа, и сие событие послужило ободрением для утомленных воинов, пришедших в Азию из отдаленных стран Европы. Иверцы, утвержденные в православии, почти и доныне почитают несомнительным обретение сего копия в то самое время, как упоминают о сем европейские историки. Но армяне, в /167v/ опровержение сего события, представляют, будто сие копье до крестовых походов хранилось и доныне хранится в их монастыре Эчмиадзине[322], близ горы Араратской. Находившиеся в Иверии миссионеры Андрей, Филипп, Николай и Антоний утверждали, что они сами видели сие копье в Римской церкви святых апостолов Петра и Павла. И, если верить им, то сим ясно открыта несправедливость армян, ибо копье, обагренное кровью Спасителя, по биб/168r/лейской истории должно быть одно и храниться или в Риме или в Армении. Но время показало сомнительность мнения, принятого армянами. В 1799-м году[323] открылась смертоносная язва в городах Тифлисе, Карсе и Баязете[324]. Армяне, живущие в сих местах, послали особенных людей в Эчмиадзин[325] для испрошения священного копья, имеющего, по уверению их, такую силу, что надлежит только показать оное народу и смертоносная язва прекращается. В одно время посланы были /168v/ из Эчмиадзина[326] три копия в Тифлис, Карс и Баязет. По сему армяне имеют не одно, а три копия и, неизвестно, прекращается ли смертоносная язва показанием оных народу.
Волнения азийских народов, произведенные вступлением крестовых воинов, нимало не коснулись иверских владений. И царь Дмитрий, по долговременном, благотворном и кротком правлении скончался, оставив преемником своим Давида, старшего своего сына.
Царствование Давида продолжалось только шесть месяцев. По смерти его, сообразно правам наследия, надлежало вступить на престол сыну его Дмитрию. Но иверцы, по причине малолетства его, поставили царем Георгия, брата царя Давида.
Благоразумие, мужество, кротость и правосудие[327] украшали престол Иверии в царствование Георгия. Он владел всеми странами, лежащими между Черным и Каспийским морями. Города Ани[328] и Ериван[329] /169v/ были в его власти; армяне составляли часть его подданных. Мир, сохраняемый им с соседними владетелями, был основанием благоденствия иверцев и всех народов, которыми управлял царь Георгий.
Шариер, султан, владевший Персиею, обратил виды жадности своей на иверские владения. Алгус, полководец его, вступил в Армению с многочисленными войсками и овладел городом Аною. Царь Георгий ополчился для охранения своих подданных, победил Алгуса /170r/ и освободил город Ану от насилия кровожаждущих неприятелей. Во время Шариера персияне не вступали более в неприятельские действия с иверцами. Но Аслан, султан, которого армянские историки называют Кривошеим, а Анкитиль — Кили-Арсланом[330], окончив[331] успешно войну с греками, пришел к пределам Иверии с восьмьюдесятью тысячами войска для покорения сей страны под свое тиранское властительство. Царь Георгий, в твердом /170v/ намерении противостать неприятелю и уничтожить его пагубные умыслы, немедленно собрал войска, бестрепетно обратился на персиян и рассеял их в сражении, которое описано армянским историком Михаилом Чамчианом. Кили-Арслан, претерпев поражение, возвратился в Персию с остатком рассеянных своих войск.
Преодолев внешних неприятелей, царь Георгий обратил все попечениясвои на устроение благоденствия иверцев внутри своих вла/171r/дений и на восстановление прочной тишины и спокойствия своих подданных. Но благонамеренность его встретила преграды. Племянник его Дмитрий, сын царя Давида, произвел возмущение в народе домогательствами престола, на который вступить по смерти отца его воспрепятствовало ему малолетство. Царь Георгий употребил все кроткие меры для примирения с своим племянником и, не имея детей мужского пола, объявил его своим преемником. Пагубные /171v/ злоумышления некоторых карталинских князей отклонили Дмитрия от приятия благодетельных и справедливых увещаний его дяди. Упорствуя в своих домогательствах, он вооружил немалое число людей в Карталии, Ахалцихе и Лезгинских областях и явным образом открыл свои умысли о низвержении с престола царя Георгия. Но возмутительные виды его уничтожены: он был побежден в сражении с царем Георгием, /172r/ удалился в крепость Лори и, при всевозможной обороне своей, был взят как возмутитель народного спокойствия и, за пагубные умыслы, лишен глаз. Грузинские летописатели повествуют; что царь Георгий с сердечным прискорбием произнес приговор казни, какой подвергся Дмитрий, и к столь жестокому поступку преклонен был единственно всеобщим негодованием иверцев против его племянника.
По укрощении внутренних мятежей, царь Георгий управлял Ивериею /172v/ в тишине и спокойствии и при кончине своей объявил преемницею престола дочь свою Тамару.
Тамара, вступив на престол и приняв корону в Мцхетском храме, оказала в правлении Ивериею бодрственность, свойственную государям героям[332]. Мудрость, правосудие и кротость бли[с]тали в ее неутомимых стараниях о внутреннем благоустройстве иверских владений. Предусмотрительность, обширные соображения, непоко/173r/лебимость и правота были[333] основанием в предпринятом ею распространении Иверского царства. Весь Адребежан и Гилянь до реки Оксуса и до Тавриза, половину Армении с северной стороны и все Кавказские области до реки Вардана она присоединила к своим владениям. И покоренные народы были счастливейшими под ее державою, увидев выгоды, каковых они[334] прежде не имели. Таковое распространение Иверского царства раздражило кичливость персидского султана /173v/ Нукардина, у европейских историков называемого Норадином. Полководец его Отабак-Сергис приступил с многочисленными войсками к пределам Иверии, дабы исполнить волю своего гордого властителя порабощением сей страны под его жестокое иго. Но, быв побежден полководцами царицы Тамары, убег в Персию с малыми остатками своих аил.
В непродолжительном времени сам Норадин прибыл к иверским владениям, имея двести /174r/ тысяч войска, под предлогом освобождения армян от власти царицы Тамары и о чем, как упоминают летописцы, просили его сами армяне. Сколько ни были многочисленны войска Норадина, но царица Тамара в обширных своих владениях удобно могла собрать силы, которыми персияне были обращены в бегство, и уничтожены намерения Норадина, претерпевшего великие потери от иверских полководцев, бестрепетно и благоразумно исполнивших повеления своей царицы.
/174v/ После таких успехов в поражении неприятелей, царица Тамара спокойно[335] управляла Ивериею. Под кротким и мудрым ее правлении соделавшись счастливыми более, нежели когда-либо прежде, иверцы просили царицу вступить в брак с достойным ее человекам, дабы престол иверский не оставался без преемника. Когда царица объявила на сие согласие, то один из тифлис[с]ких купцов, по имени Абул-Асан, донес ей о российском князе Георгие[336], находив/175r/шемся тогда в Кипчаге. По извещениям Абул-Асана, князь Георгий[337], происходивший от поколения Всеволода, князя российского, с достодолжными почестями приглашен был в Иверию, и царица Тамара избрала его своим супругом. Но различие в свойствах произвели между ними несогласие и царица Тамара, оставив сего супруга, вступила в брак с осетинским дуксом Давидом из Багратионского поколения. Раздраженный сим /175v/ князь Георгий[338], пришел к греческому Двору и, получив помощь, вступил в иверские владения со стороны Имеретии. Но его усилия были безуспешны. Как скоро оставили его греки, то он удалился к Норадину и с войсками сего персидского владетеля приступил к Иверии. Но персияне, претерпев урон, оставили князя Георгия[339] во власть царицы Тамары, которая, по кротким своим качествам, поступила с ним человеколюбиво и дала ему свободу удалиться /176r/ из Иверии беспрепятственно.
По двадцатисемилетнем царствовании Тамара скончалась, оставив от второго своего брака сына Георгия, называемого Лаша[340], и дочь Русудану. Добродетели царицы Тамары пребудут незабвенными в Иверии и в позднейшем потомстве иверские народы чтут священною ее память по преданиям, возвещающим ее милосердие, кротость и человеколюбие.
По смерти царицы Тамары принял иверский /176v/ престол сын ее Георгий-Лаша[341] и управлял Ивериею благоразумно и счастливо. Он был страшен для соседей, но не менее того и горд. Провинции Гандза[342] и Рани возмутились против постановленных от него правителей. Но сии народные мятежи скоро были укрощены неусыпною бдительностью царя о соблюдении порядка во внутреннем устройстве иверских владений.
По восстановлении спокойствия в возмутившихся провинциях, царь /177r/ Георгий-Лаша[343] немало не страшился нападения от соседних владетелей и взирал на них с гордостию, свойственною царям, обладающим многими народами и имеющим превосходные силы. Но его высокомерие умалилось в скором времени. Тогда явился Чингиз-хан, именем Темуджин, — как пишут армянские историки Погос и Михаил Чамчиа[н], — сын Эсука, вельможи монгольских[344] калмыков. Сделавшись зятем Унхана, калмыцкого владельца, он покорил Туркмению, Хорасан и Персию.
По /177v/ овладении сими странами, Чингиз-хан послал многочисленное войско для порабощения Иверии. Царь Георгий противостал неприятелям, привлеченным алчностью к пределам его владений. Но был побежден и скоро умер от жестокой болезни, в которую повергло его соболезнование о бедственной участи своих подданных. Войско Чингиз-хана беспрепятственно дошло до Самшвильда и возвратилось еще при жизни царя. Скорого отступления неприятелей причиною /178r/ был мир, заключенный царем Георгием с хлатским[345] султаном Медиком, который требовал, чтоб царь Георгий прислал к нему сестру свою Русудану быть в числе жен сего султана, начальствовавшего тогда над Чингиз-хановыми войсками, вторгнувшимися в Иверию. Царь, вместо Русуданы, отдал ему сестру атабагского князя Ивана и сим были укрощены насилия жестокого неприятеля, угрожавшего Иверии порабощением.
Давид, сын царя Георгия/178v/-Лаша[346], остался преемником престола по смерти отца своего. Но Русудана, тетка его, воспользовавшись его малолетством и будучи его попечительницею, сама приняла корону в Тифлисе, в Сионском соборе, и вступила в правление Иверией, несмотря на права своего племянника. Присвоив таким образом царскую себе власть, она влюбилась в Тургула, одного из фамилии сильных кавказских владельцев, находившегося в ее службе, вступила с ним в брак и родила сына Давида /179r/ и дочь Тамару.
Начало ее царствования было спокойно, но впоследствии[347] возмущалось оно пагубными вторжениями неприятелей в пределы иверских владений. Джалалдин или Саладин, бывший потом египетским и сирийским султаном, опустошив Армению и Ахалцихскую[348] область, вступил с многочисленными войсками в Иверию и предложил царице Русудане быть его женою. Дабы избежать насилий сего жестокого неприятеля, царица Русудана удалилась в город Кутайс.
/179v/ Джалалдин, овладев Тифлисом, приказал сломать купол на Сионской церкви и сел там, наместо престола. А образ Сионской Богоматери, по его повелению, был поставлен близ[349] Авлабарского моста и всех тех предавали смерти, которые покланялись оному, проходя мимо. Иверцы, раздраженные такой жестокостью чужеземного тирана, собрались в великом числе к царице Русудане, которая, предводительствуя сама сим собравшимся к ней народом, вступила в сражение с Джалалдином /180r/ и победила. Немногие из неприятелей спаслись бегством, и Джалалдин удалился из Иверии с остатками пораженных своих войск.
Грузинские и армянские историки повествуют, что по рассеянии иверцами войск Джалалдина, будто Джалалдин отлучился от армии своей и в сем отлучении был убит от ачарцев[350], иверских же народов. Напротив того, господин Марень пишет: Джалалдин или, как называют европейцы, Саладин умер спокойно в своей армии или в своем Дворе. Итак, не известно, /180v/ как кажется мне, кому должно дать более вероятия — европейским ли писателям или армянским и грузинским.
По разбитии Джалалдина, новые бедствия начали угрожать иверским народам. Кияздан, родственник Чингиз-хана, овладев обширными странами, вступил в Иверию с великими силами, дабы поработить и сию страну под иго жестокого своего властительства. Опустошив большую часть иверских владений, он требовал от царицы Русуданы, чтоб /181r/ она прислала к нему дочь свою Тамару быть в числе его жен. Угрозы Кияздана побудили царицу отдать ему свою дочь. Тиран обещался не принуждать ее к оставлению христианской веры и, удовольствуясь сею жертвою, вышел из Иверии.
Но царица Русудана решилась претерпенное ею оскорбление обратить в свою пользу. Стараясь удалить навсегда от престола племянника своего Давида, она послала его к Кияздану, в намерении возбудить против него гнев тирана и вовлечь несчастного в /181v/ погибель. Но умыслы ее были безуспешны[351]. Кияздан, при всем своем жестокосердии, нашел в Давиде качества, укрощающие душу тиранов, и поступил с ним кротко и милостиво, как с человеком, гонимым злонамеренностию. Царица Русудана, видя тщетными свои ухищрения, употребила пагубнейшие злодейства: она писала зятю своему Кияздану, что находящийся при нем племянник ее Давид имеет тайные любовные связи с женою его Тамарою, дочерью. Раздраженный /182r/ сим, Кияздан велел царевну, жену свою, бить палками, пред глазами ее разбить иконы и мучениями принудить ее к отречению от христианского закона, а царевича Давида изгнал из своих владений. Сей несчастный нашел себе убежище в Кесарии.
Царица Русудана мало беспокоилась горестною участию своей дочери, претерпевшей жесточайшие несчастия по ее ухищрениям, и только думала о том, чтоб сына своего Давида сделать по себе преемником иверского престола. /182v/ Но ее намерения были разрушены внутренними раздорами между родственниками Чингиз-хана. Один из них, по имени Манту, послал четырех своих главных приверженцев, называемых ноинами (вельможи на калмыцком языке), для покорения Иверии. Царица Русудана не могла сделать сопротивления сим ноинам, которые, вступи в ее владения, не учинили ни малого притеснения народу. В то время Кияздан находился в Адребежане и, узнав о покорении Иверского царства во власти/183r/тельство его соперника, немедленно приступил к пределам Иверии с многочисленными войсками. Но был побежден ноинами, под начальством коих иверцы мужественно сразились с сим опустошителем их отечества.
Претерпев поражение, Кияздан подвергся власти неприятеля своего Мангу, который не оставил в покое и царицу Русудану. Он потребовал к себе сына ее Давида, которого она объявила своим наследником. Прискорбно было царице согласиться на требование Манту, а не возможно было сопро/183v/тивляться воле сильного. Она страшилась, чтоб Мангу не лишил жизни ее сына в намерении овладеть навсегда Ивериею, по истреблении царского поколения. В таком ее смущении, ноины уверили ее клятвою, что сын ее не увидит ничего для себя противного в поступках Мангу. Ненарушимая клятва у ноинов состояла в том, чтобы золото мыть в чистой воде и после оную пить. Ноины учинили сию клятву пред царицею Русуданою. Она поверила их убежде/184r/ниям, послала сына своего Давида к Мангу и скоро умерла от печали.
По смерти Русуданы никого [не было] в Иверии из царского поколения для принятия престола, и ноины начали управлять народом самовластно. Первою жертвою их тиранского властительства соделались иверские вельможи. По злодейским доносам, они уловили триста иверских вельмож, велели снять с них одежду, намазать их медом и поставить несчастных пред /184v/ солнцем в знойный летний день для претерпения уязвлений от насекомых. Невинные страдальцы подвержены были жесточайшим мучениям, но князь Дадиан Цотне избавил соотечественников своих от столь мучительной смерти. Цотне, сняв с себя одежду и намазав тело свое медом, стал вместе с осужденными. Таковой поступок князя Цотне привел ноинов в недоумение. Они имели полную к нему доверенность, во многих случаях испы/185r/тали его расположение к их выгодам, и тогда, призвав его, спросили: для чего он самопроизвольно подвергает себя мучениям, какие претерпеть осуждены одни виновные в злоумышлениях? “Соотечественники мои, — отвечал Цотне, — столько же невинны пред вами, как и я. Но вы их осудили на жесточайшую смерть. Я не хочу жить, видя страждущих невинно от пагубной клеветы и бедственную их участь разделю с ними, в утешение несчастных при конце их жизни”. /185v/ С удивлением великодушию Дадиана Цотне, ноины освободили вельмож, осужденных ими тирански и слепо.
Во время сие, по повелению Мангу, ноины сделали[352] ревизию народа и наложили тяжкую дань: по 60-ти пиастров с каждого дому или двора, да по рублю с каждого дому в городах. Последняя сия подать называется и доныне мали. Дань же наложена была совокупно на Армению и на Иверию, почему от тяжкой сей дани народ столь был доведен до крайности, что начал питаться саранчою, о чем упоминают /186r/ армянские историки Малахия и Кириакос.
После такого происшествия иверцы оросили Мангу об избрании царя для управления их страною, представив ему, что сын царя их Георгия-Лаша[353] Давид находится в Кесарии, а Давид, сын царицы Русуданы, живет при его Дворе, а кроме них никого нет из царского поколения. Мангу оказал снисхождение на просьбу иверцев. Он призвал к себе из Кесарии царевича Давида и, для предотвращения[354] внутренних мятежей /186v/ между ними, послал обоих царевичей в Иверию, наименовав их царями.
Наученные несчастием, сии цари вступили в правление своими владениями с единодушным рвением к устроению благоденствия своего народа, угнетенного насилиями чужестранных властителей. Цари, при всевозможных своих усилиях, не могли облегчить участи своих подданных и только смерть, поразившая Мангу, могла пресечь бедствия иверского /187r/ народа.
Брат сего тирана, по имени Улага или Улу, сделался тогда властителем в Иверии и пришел в Адребежан для удовлетворения алчных своих видов. Иверские цари и католикос Николай со многими вельможами прибыли к нему в стан для изъявления[355] покорности и униженно просили о сохранении храмов божиих. Улу был доволен униженностью царей, обещался сохранить церкви и пожаловал католикосу золотой жезл и бриллиантовый /187v/ крест для ношения на клобуке. Армянские историки Вартан и Кириакос повествуют, что сей персидский владетель любил христиан и будто он был женат на несторианке.
Сделавшись безопасными от жестокостей персидского владетеля, иверские цари приняли попечение о счастии своих подданных. Соблюдая согласие между собою, они видели успехи благодетельных своих занятий. Но коварные из придворных, по видам корысти и других своих выгод, поселили[356] вражду между царями. Улу /188r/ был их судьею. Он оправдал Давида, сына Лаша[357], и обвинил Давида Нарына, сына Русуданы. Улу, пришедши на Муганскую степь, он призвал к себе иверских царей, а для их примирения, послал Давида Нарына в заточение, коего местом назначен был Нахчевань[358]. Но сей несчастный царь избавился на пути от персиян, прибыл в Имеретию, назвал себя имеретинским царем и поставил в сей стране особливого католикоса. Карталия, Кахетия и Ахалцих остались под властию Давида, сына Лаша[359], который, /188v/ по приказанию Улу, пошел тогда с войсками своими к Багдаду[360]. При взятии сего города царь Давид[361] особенно отличился, и персидский владетель, дав ему великую часть добычи, отпустил его в Иверию.
Но щедрость тиранов всегда имеет пагубные следствия. Улу через год послал своих полководцев Аргуна и Карабуга в Иверию и Армению с многочисленными войсками. В сих странах они сделали исчисление народов и обременили иверцев и армян тягостнейшими налогами.
/189r/ Но Улу еще не удовольствовался сим. В намерениях поработить Египет, он приказал царю Давиду[362] прибыть к нему с иверскими войсками и, раздраженный пренебрежением его требований, послал полководца своего Аргуна для опустошения Иверии. Царь Давид вышел против персиян, сразился и победил. Но страшась того, чтоб Улу не обратил всех своих сил в отмщение за сопротивления его воле, заключил с ним мир и отдал заложниками малолетних детей своих /189v/ Георгия и Димитрия.
По заключении мира, Улу просил царя Давида прибыть в Персию и обещался предать ему одного из придворных евнухов, по имени Ходжу-Азиза, который всегда поносил иверского царя пред султаном. Царь Давид прибыл в Персию. Улу в первом с ним свидании велел представить евнуха. Коварный [был] приведен к султану. “Вот злодей, — сказал Улу, — который поселял между нами вражду. Он в твоей власти, накажи его как хочешь”. Пред глазами султана царь /190r/ Давид отсек евнуху голову. В непродолжительном времени Улу отпустил царя в Иверию и возвратил ему малолетних[363] его сынов, которые были взяты заложниками.
По смерти Улу, внутренние смятения в (bis) персидских владениях были пагубны для Иверии. Барха-хан, называемый Бека в грузинских и армянских летописях, ополчился против Абаги, сына Улу, сделавшегося султаном после отца своего, вступил в Иверию с многочисленною толпою своих привер/ 190v/женцев и, опустошив все до Мцхети, возвратился в Персию. Абага, дабы преодолеть сего мятежника, пригласил к себе иверского царя с войсками, представляя, что он имеет весьма удобный случай отмстить Барха-хану за опустошение иверских владений. Царь, прибыв к Абаге с немалым числом войск, вместе с ним обратился против мятежника, опустошившего Иверию. Барха-хан был побежден, и царь Давид с великою частью добычи, взятой в провинциях, бывших подвластными неприятелю, /191r/ отправился в путь для возвращения в свои владения, но, не достигнув пределов Иверии, скончался.
Со времен избавления своего от персиян, Давид Нарын царствовал в Имеретии спокойно. По его позволению, генуесцы, изгнав из Крыма[364] венециан, основали в Имеретии свое поселение для произведения торговли, что самое весьма много содействовало[365] тогда обогащению имеретинского народа при долговременной тишине и спокойствии. Но внутренние волнения воспрепятствовали царю /191v/ исполнить виды своего благомыслия. Еристов Рачинский Кахабери, вельможа, владеющий обширною областию, произвел мятеж против царя и, не имея сил к совершению своих злоумышлений, прибег к Алихан-Бадуру[366], поставленному от Абаги правителем в Иверии по смерти, царя Давида, [сына] Лаша[367]. Алчный персиянин почел сие удобным случаем для удовлетворения злых своих склонностей и дал Бристову немалочисленное войско, с которым сей мятежник опустошил Имеретию до города Кутайса.
/192r/ Иверцы, раздраженные злонамеренностью Алихан-Бадура[368], искавшего случаев к произведению внутренних раздоров в порученной ему стране, прибегли к султану Абаге и просили поставить царя для управления Ивериею. Абага, без малейшего отлагательства, объявил иверским царем Димитрия, Давидова сына и внука Георгия-Лаша[369].
Вступив на престол, Димитрий бодрственно занялся устроением порядка в своих владениях и в скором времени /192v/ благотворные его попечения о счастии своего народа увенчаны были желанными успехами. Все армянские[370] провинции[371], прилежащие к пределам Иверии, составили часть иверских владений и Димитрий, распространив и утвердив власть свою во многих новоприобретенных областях, объявил себя царем Армении.
Ахмед, сделавшись султаном в Персии после Абаги, своего отца, равнодушно смотрел на распространение Иверского царства и, страшась возмутившегося /193r/ против него Аргуна, просил царя Димитрия прибыть к нему с войсками для укрощения мятежей, произведенных в Персии Аргуном, который, как представлял Ахмед, не оставит в покое иверцев, если в начале не будут истреблены его злоумышления. Царь Димитрий прибыл в Персию с немалым числом своих войск. Ахмед и он немедленно обратились против мятежника. Аргун был побежден. Султан осудил его на смертную казнь, но персияне не /193v/ исполнили султанского повеления и Аргуну даны были средства удалиться из под стражи.
Царь Димитрий, возвратясь в свои владения, почитал себя спокойным со стороны персидского султана, которому он оказал важные услуги в преодолении опаснейшего неприятеля. Но скоро открылось противное. Персияне в народном возмущении убили, султана Ахмеда и на место его поставили Аргуна. Жители Дербентской, Шир/194r/ванской и других Кавказских областей, быв преданными с усердием Ахмеду[372], не хотели покориться Аргуну. Сей свирепый султан с многочисленными силами приступил к Дербенту, но не мог взять сего города. Раздраженный упорностью осажденных, он призвал к себе на помощь иверского царя Димитрия, который, вместе с силами употребив искус[с]тво, в непродолжительном времени овладел Дербентскою крепостью. Аргун удивлялся мужеству иверцев, благодарил царя /194v/ за благоразумные распоряжения и, при возвращении его в Иверию, дал ему великую часть добычи, взятой у побежденных народов.
Но кровожаждущие тираны, превратны в своих мыслях. Аргун в последующий год приступил к пределам Иверии с многочисленными толпами грабителей, вооруженных для опустошения сей страны, соделавшейся богатой под мудрым правлением царя Димитрия. Жид, служивший врачом при дворе персидских султанов и сделавшийся главным визирем при Аргуне, возбудил сего тирана /195r/ вос[с]тать на иверцев, исповедующих христианскую веру, и представляя ему, что царь Димитрий вооружился против него при Ахмеде, успел в пагубных своих ухищрениях. Стан неприятелей расположен был на Муганской[373] степи. Иверский царь прибыл к Аргуну и старался смягчить жестокого неприятеля убеждениями в своей готовности к оказанию услуг, какие только будут от него потребованы. Султан, в неукротимом гневе своем, предложил царю две вещи: смерть /195v/ или разорение Иверии. Царь Димитрий, с свойственною добродетельным порфироносцам твердостью духа, отвечал тирану: “Пожертвую жизнью для спасения своих подданных”.
Аргун приказал взять его под стражу, но не хотел лишить его жизни, представив, что смертью Димитрия пресечется поколение иверских царей, многократно служивших с усердностью султанам. Тогда ахальцихский князь, по имени Сутул-буга, по вражде на царя Димитрия, донес Аргуну, что Давид Нарын — двоюродный брат сего царя, /196r/ обладающий Имеретиею, имеет сына Вахтанга[374], который, по правам наследства, может быть возведен на иверский престол. Аргун[375] приказал представить к нему Вахтанга[376]. Сутул-буга[377] исполнил повеление султана. Вахтанг[378] [был] признан иверским царем, а царь Димитрий предан смерти [в] 1289 [году].
Иверские и армянские историки повествуют, что чрез несколько часов по убиении царя Димитрия, затмилось солнце. Аргун и окружавшие его / приведены были в ужас и сей кровожаждущий султан возвра/196v/тился в Персию, не причинив ни малейших утеснений иверцам.
Память царя Димитрия, нареченного от иверцев Пожертвователем, пребудет священною в стране, которую он спас от тирана пожертвованием своей жизни. И благомыслящие, превознося похвалами афинского царя Кодра, узрят в душе Димитрия то величие, которое украшает человечество и престолы.
Кратковременное царствование Вахтанга[379] не было возмущаемо втор/197r/жениями чужеземных владетелей в пределы Иверии. Благоразумием и предусмотрительностью своею он смягчил жестокосердие Ганжату, сделавшегося владетелем Персии по смерти Аргуна. Пребывая безопасным[380] от алчности персиян, царь Вахтанг[381] обращал ревностнейшие попечения свои ко внутреннему устроению своих владений и соблюдением правосудия, доставлением выгод каждому сословию граждан, отменой не столько нужных, сколько обременительных налогов, распространением торговли, возбуждением /197v/ народной тщательности соделал Иверию счастливою. Столь благодетельно управляв Ивериею три года, царь Вахтанг[382] скончался. Смертию его иверцы повержены были в неизъяснимое[383] прискорбие, а отец его Давид Нарын, царствовавший в Имеретии, не мог перенести столь жестокой потери и умер от печали.
В столь горестных событиях имеретинцы поставили царем Константина, старшего сына царя Давида Нарына, а Карталия оставалась на некоторое время без царя. Три /198r/ сына Димитрия Пожертвователя — Давид, Вахтанг[384] и Георгий — жили в своем отечестве и, по кончине Вахтанта[385], старший из них имел неотъемлемое право вступить на престол своих предков. Но, страшась персидского владетеля, ни один из них не осмелился принять царство.
Внутренние возмущения между персиянами произвели в Иверии важные перемены, которые ясно покажут как необузданность властительства шахов, так и оскорбительное порабощение /198v/ иверских царей [от] власти сих жестоких тиранов.
Тонгус-оглу, поставленный главноначальствующим от Ганжату над многими греческими городами, прилежащими к Армении, произвел мятеж против своего шаха. Для укрощения сих волнений Ганжату призвал к себе Давида, старшего Димитриева сына, с иверскими войсками и, объявив его царем, послал против мятежника. Давид, предводительствуя иверцами, рассеял толпы приверженцев возмутившегося Тонгус-оглу и сам /199r/ с известием о победе прибыл к шаху Ганжату, который, в восхищении своем по преодолении неприятеля, отдал в супружество царю Давиду сестру свою Олджату и, одарив его многими драгоценными дарами, отпустил его с женою в Иверию.
Таким образом, старший сын Димитрия Пожертвователя вступил на престол своих предков. Но царствование его было кратковременно. Ужаснейшие смятения возникли тогда в Персии. Ганжату был убит. Байду, дяде[386] его, сделавшемуся после него шахом, выкололи /199v/ глаза и жестоким подвергли мучениям. Тукал, вооружившийся мстить за смерть Байду, своего брата, погиб от сильных неприятелей. Наконец, преодолев всех, Казан, сын Аргуна, овладел всею Персиею.
Первого из своих приверженцев, по имени Новруза[387], он поставил эмиром во всех своих владениях и в особенное распоряжение поручил ему Иверию. Новруз[388], получив такую власть, начал поступать жестоко и утеснять народы, особливо иверцев. Обременив царя и его подданных величайшими налогами, /200r/ он дерзнул на разрушение храмов божиих. Тягостные его насилия принудили иверцев прибегнуть с жалобою к Казану. Новруз был обвинен в злоумышленном утеснении народов, клонившемся к произведению мятежей против шаха и, по приказанию Казана, [была] отсечена ему голова.
Избавив Иверию от насилий жестокого своего наперстника и неприятеля, шах Казан приказал царю Давиду прибыть к нему в Персию. Толь неожиданным требованием царь приведен был в /200v/ недоумение, и всегда сохраняя в мыслях своих бесчеловечный поступок Аргуна c отцом его Димитрием Пожертвователем, пренебрег приказанием шаха, а для своей безопасности отправил посланника к султану Оркану, сделавшемуся тогда могущественным в областях, прилежащих к Персии.
Шах Казан, раздраженный непокорностью царя Давида, призвал к себе Георгия, младшего брата его, и отдал ему иверские владения в полную власть с титлом царя. Султан Оркан не оказал /201r/ нималой помощи Давиду; иверцы, боясь шаха, начали повиноваться одному Георгию. Таким образом, царь Давид принужден был оставить престол своему брату и скрываться в Арагвской[389] провинции, в которой есть места, укрепленные природою и неприступные для неприятелей.
По некоторым несогласиям, средний брат обоих царей Вахтанг[390] удалился к шаху Казану. Персидский владетель, усмотрев в нем достоинства, поставил его царем в Иверии, а Георгия лишил /201v/ всего: “Не прилично, — сказал Казан, — старшему брату быть в повиновении у младшего”. По приказанию шаха, Вахтанг[391] возвратился в свое отечество и вступил в правление делами царства. Братья его Давид и Георгий, поставленные прежде его царями, принуждены были жить в скрытности. Однако Вахтанг[392] во всех важных делах имел совещания с Давидом, старшим своим братом, и ничего не предпринимал без его согласия.
/202r/ При столь скорой перемене царей, хотя не происходило внутренних смятений, однако трудно было предотвратить[393] беспорядки, которые бывают последствием разномыслия правителей народов. К счастию иверцев Вахтанг[394] утвердился на престоле. Добродетели сего царя, внушенные и запечатленные верою, соделались основанием благоустройства в иверских владениях. Шах Казан умер. Иверцы почли себя безопасными от смятений, производимых его властитель/202v/ством, но смерть сего тирана была столько же пагубна для Иверии, как его жизнь. Хорбат, сын его, сделавшись шахом, призвал к себе царя Вахтанга[395] с иверскими войсками для укрощения мятежей, возникших в Гиляне.
Сия персидская провинция наполнена лесами и болотами. Жители, зная, местоположение своей страны, твердо сопротивлялись шаху и убивали всех, которые вступали в их пределы. Хорбат, потерпев важный урон без малейших /203r/ успехов в своих намерениях, но раздраженный сопротивлением мятежников, приказал царю Вахтангу[396] напасть на гилянцев с иверскими войсками. Навык сражаться в местах, наполненных лесами и болотами, доставил иверцам победу над гилянцами. Царь Вахтанг[397], предводительствуя своими войсками и ободряя их примером своего мужества и неустрашимости, овладел Гиляном и сим прекратились народные возмущения. /203v/ Шах Хорбат, одарив его многими драгоценными вещами, позволил ему возвратиться в Иверию.
С твердою надеждою пребыть в спокойствии по оказании услуг шаху, царь Вахтанг[398] спешил в свои владения. Но тираны легкомысленны. Хорбат велел возвратить с пути царя и войско его по совету своих наперсников, которые ухищрениями своими преклонили его к тому, что он решился принудить иварского царя и весь его народ к перемене /204r/ вероисповедания. Увидев царя, Хорбат сказал: “Храброму царю, управляющему храбрым народом, должно иметь магометанскую веру”. “Я родился в христианстве, — отвечал царь, — и умру христианином. Каждый из моих подданных столько же не поколебим, как я сам, в соблюдении веры своих предков”.
Хорбат, раздраженный ответом царя Вахтанга[399], велел подвергнуть его жесточайшим мучениям, в которых прекратилась жизнь сего добродетельного /204v/ порфироносца, а войска иверские заключены были в разных укрепленных[400] местах посреди Персии. Тиран не был сим удовлетворен. Он приказал одному из своих наперсников вступить в Иверию, разорить церкви и употребить все жестокости для обращения иверцев в магометанство. Смерть пресекла пагубное намерение злодея.
Султан Олджад, называемый европейскими историками Алжи-Абул, заступив /205r/ место Хорбата, освободил иверцев, присланных в заточение, и строго запретил беспокоить иверский народ принуждениями к перемене веры. Таким образом, Иверия избавлена была от волнений, которые могли повергнуть сию страну в ничтожество по разрушении православия.
Султан Олджад еще большее учинил для счастия иверского народа. Проклиная Хорбата, бесчеловечным образом поступившего с царем Вахтангом[401] ока/205v/завшим ему великие услуги, он предложил Давиду, бывшему царем, принять престол, от которого он был удален насилиями тирана. Давид, познав превратность человеческого счастья, не хотел приступить к правлению царством и, послав в Персию малолетнего сына своего Георгия, просил шаха поставить его царем в Иверии. Султан Олджад, вручив царство Георгию, избрал дядю его Георгия, бывшего прежде царем, для него попечителем.
Юный царь, по прибытии своем в Иверию, носил только титло, а правлением располагал его дядя, ибо отец его Давид скоро умер. Продолжавшееся спокойствие доставило попечителю царя средство привести в устройство иверские владения, в которых жестокость Хорвата произвела некоторые потрясения по убиении царя Вахтанга[402].
Царь Георгий, достигнув совершенных лет, начал сам заниматься правлением и, руковод/206v/ствуясь советами дяди своего, привел Иверию в цветущее состояние при содействии сего благоразумного наставника. Совершению его предприятий много споспешествовало и то, что Персия удалена была от междоусобных возмущений во времена султана Олджада, который, построив в Адребежане, как повествует Анкитиль, город Султанию и избрав оный местом своего пребывания, управлял обширнейшими странами правосудно и бдительно.
/207r/ Употребив всевозможные старания о благоденствии своих подданных, царь Георгий скончался и как он не имел детей, то дядя его Георгий принял престол, на который он был возведен еще во времена[403] шаха Казана и лишен оного по насилиям сего персидского властителя, сделавшего в одно время царями в Иверии троих сынов Димитрия Себяпожертвователя и, по необузданной своей пылкости, низвергшего их с престола.
В царствование /207v/ Георгия обрела Иверия силы, каких с давнего времени она не оказывала в себе. При внутреннем ее благоустройстве, царь Георгий распространил владения свои покорением всех Кавказских областей до реки Вардана и присовокуплением половины Армении под свою власть. Покорив кавказские народы, он написал Законы, которыми они должны быть управляемы. Намерения сего царя простирались единственно к тому, чтоб водворить единообразность в общественных /208r/ распоряжениях и сим извлечь из состояния дикости народы, которые до того времени не имели никаких правил общежития, завел школы и училища. Преобразив и устроив таким образом новопокоренные области, царь Георгий обратил все свои старания на укрепление пределов Иверии со стороны Персии и в непродолжительном времени воспользовался успехами своей бдительности.
При междоусобных возмущениях, воспламенившихся в Персии, один из полководцев Мусаити, владевшего /208v/ сею страною по смерти султана Олджада, сделался самовластным правителем Адребежана и, собрав многочисленные войска, опустошил Армению. Увлекаемый алчностью, сей мятежник приступил к пределам Иверии. Но злые намерения его были разрушены бодрственностию царя Георгия, который, несмотря на многочисленность неприятелей, вышел против их неустрашимо, сразился и победил. С малыми остатками своих приверженцев мятежник убег в Персию.
Восстановив тишину /209r/ и оградив безопасностью свои владения, царь Георгий употребил попечения свои на распределение прав каждого гражданского сословия и, утверждая положения свои полезностью на будущие времена, основал счастье своих подданных на твердых правилах благоустроенного общества. При толь достохвальных его занятиях произошли опаснейшие смятения в Иверии от вторжения турков в иверскую провинцию Клар[д]жети. Усилившись в Прузии (sic), в Вифинии и в других окрестных местах, сии возмутители /209v/ Азии вступили в Иверию для порабощения сей страны под свое властительство. Царь Георгий со всеми своими силами противостал сим неприятелям и, рассеяв в сражении толпы опустошителей, истребил всех.
После таковых подвигов, царь Георгий скончался в 1346. Иверцы наименовали его Просветителем отечества и в отдаленном потомстве чтут его добродетели и благотворные попечения о счастии своих подданных.
По смерти царя Георгия /210r/ возведен был на престол Иверии сын его Давид. Спокойно и благоразумно управляя народом, сей царь с неутомимою тщательностью занимался поправлением разрушенных крепостей и городов, которые привести в цветущее состояние воспрепятствовала[404] смерть его отца[405]. В царствование Давида ни турки, ни персияне не беспокоили иверцев неприятельскими действиями. И сие мирное состояние весьма много содействовало /210v/ тому, что в распространенных иверских владениях умножились[406] промышленность, торговля, рукоделия и всякие полезные занятия, клонящиеся к общественному благу и утверждающие благоденствия народов. Управляв Ивериею кротко и мудро, царь Давид умер и преемником своим оставил[407] сына своего Баграта.
По вступлении на престол Баграт принял корону в городе Кутайсе. Мужество, /211r/ кротость, щедрость и бдительность были его свойствами. Наследуя в делах своих добродетелям отца своего, он открыл новые источники выгод для своих подданных распространением просвещения в своих владениях. Но кроткое, мирное, благодетельное и мудрое его царствование было возмущено бедственными событиями. Тогда явился Теймур-Ланг, названный у европейских историков Тамерланом.
Как сей возмутитель /211v/ Азии и покоритель многих стран Европы поверг Иверию в ужасные бедствия, то иверские летописатели старались изыскать его происхождение. Повествуют, что он произошел из низкого[408] рода, между узбекскими татарами, — о чем свидетельствует Тома-Армянин, монах Моцарского монастыря, — и в молодых летах занимался разбоем. Утомясь трудами, соединенными со всегдашнею опасностью быть повешенным или рассечен/212r/ным на части, Теймур-Ланг вступил в службу самаркандского хана и отличился во многих воинских действиях.
Самаркандский хан, именем Санк-ага, усмотрев в нем удивительную неустрашимость и редкое мужество, сделал его главноначальствующим над своим войском и велел ему учинить нападение на хорасанского[409] владетеля. Тамерлан, найдя средство к удовлетворению обширных своих злоумышлений, со стремительностью /212v/ овладел Хорасаном и, по разграблении сей страны, приступил к Вавилону. Калиф Шах-Манзор не мог оказать сопротивления самаркандскому полководцу; Вавилон был взят и опустошен и сам калиф подвергся плену. После таковых успехов Теймур-Ланг поработил Сирию и Армению и вступил с многочисленными войсками в пределы Иверии.
Царь Баграт, устрашась толь алчного и жестокого завоевателя, /213r/ укрепился в Тифлис[с]кой крепости. Теймур-Ланг приступил к Тифлису, овладел беспрепятственно сим городом, взял крепость при упорном сопротивлении осажденных и царя Баграта и царицу, супругу его, увлек в плен. Проходя чрез иверские владения, он разрушил города Бостан и Кутайс и, по разграблении всего Иверского царства, обратился к Персии. На пути он предложил царю Баграту принять магометанский закон. Несчастный царь /213v/ устрашился оказать сопротивление, сколько ни был тверд духом. И Теймур-Ланг[410], за преклонность его к перемене веры, возвратил ему царство, дав ему двенадцать тысяч человек войска для сопровождения его в Иверию.
Царь Баграт, возвращаясь в свои владения, написал к сыну своему Георгию, укрывшемуся от Теймур-Ланга в Кавказских горах, чтоб он с иверскими войсками напал на сопровождающих его магометан. Георгий исполнил /214r/ приказание своего отца и, встретясь с ним в Борчалах[411], истребил всех посланных Теймур-Лангом[412].
Теймур-Ланг, спеша тогда в Индию, оставил до удобного времени мщение за дерзкое[413] побитие его войск. Но по совершении предприятий своих в покорении Индейских стран, он приступил к Иверии в другой раз с величайшими силами. Царь во многих сражениях сделал ему сильное сопротивление, но, наконец, ослабев в противоборствах раздраженному /214v/ неприятелю, он сокрылся в Кавказских горах. Теймур-Ланг в наказание дерзости его, предал на разграбление всю Иверию, разрушил все церкви, в числе коих и великолепный Мцхетский храм был обращен в развалины, но на Ахтальском храме, по приказанию завоевателя, сломан тогда купол, который до сего времени не поправлен. Во всей Иверии оставлена была тогда без повреждения одна Манглис[с]кая церковь[414]; сохранение сего храма приписывают[415] тому, /215r/ что на одной стене оного изображен Магомед, сидящим на льве. Магометане не дерзнули разрушить изображение, представлявшее их пророка в восхитительном для них виде.
Повергнув в столь бедственное состояние Имерию, жестокий завоеватель обратился к Дагистану, истребил дагистанский народ и на место его поселил персиян, называемых зульгадар. В то же время поселены им шамшадильцы в Иверии. Узнав о приближении /215v/ турецкого султана Баязета к пределам Армении, Теймур-Ланг оставил Иверию и пошел против турков.
В сие время (1400)[416] царь Баграт умер от жестоких несчастий, каким подвергла его безрассудочная дерзость, и сын его Георгий был возведен на престол.
Видя владения свои опустошенными, царь Георгий употребил всевозможные старания о поправлении бедственного состояния своих подданных. Великое число селений, /216r/ сожженных неприятелями, были построены вновь, в разрушенных городах возобновлены некоторые храмы и другие общественные строения. И Иверия, при неусыпной тщательности царя Георгия, начинала приходить в устройство по всем частям правления, как Теймур-Ланг, по побеждении турков и по уловлении султана Баязета в плен, пришел еще в сию страну с хищническими своими видами.
Из стана своего сей алчный завое/216v/ватель писал к царю Георгию, чтоб он прибыл к нему и принял бы магометанский закон. Царь воспротивился требованиям тирана. Раздраженный Теймур-Ланг взял Тифлис и предал на разграбление своим войскам иверские владения. Царь Георгий многократно вступил в сражение с неприятелями и побеждал опустошителей, но почувствовал крайнее истощение своих сил, послал к Теймур-Лангу сына своего с дарами, заключающимися в великих /217r/ сокровищах, которых драгоценностью был удивлен неприятель. Укротясь в своей жестокости, Теймур-Ланг прекратил опустошения, наложил на иверцев дань, взял царскую библиотеку, которая повсюду в Азии почиталась знаменитою, оставил войска свои в крепостях и вышел из пределов Иверии, препоручив в ведение Мираншаху, полководцу своему, как Армению, так и Иверию.
Между тем, как царь Георгий, /217v/ избавясь от сего опустошителя стран и изгнав из крепостей неприятельские войска, оставленные Теймур-Лангом[417], питал себя надеждою, что мирное время доставит ему средства привести свои владения в счастливое состояние, турки вступили в пределы Иверии и опустошили все до Нахидура[418]. Сколько ни были устрашены иверцы сим непредвидимым нападением новых неприятелей, однако царь Георгий, нимало /218r/ не предаваясь отчаянию, собрал ополчения, бестрепетно противостал грабителям, рассеял их в жестоком сражении, но сам лишился жизни в пламенных действиях своего мужества (1407)[419]. Сие плачевное для иверцев событие ободрило турков. Собравшись, они обратились на иверские войска, которые, лишась царя и предводителя своего, не могли оказать свойственной им неустрашимости, обратились в бегство и были преследуемы до Тифлиса.
/218v/ Турки, усмотрев, что они по своей малочисленности не могут избежать погибели при малейшем ободрении опечаленных иверцев, немедленно удалились в свои владения.
Константин, сын царя Георгия, был возведен на престол. Первые годы его царствования протекли в тишине и спокойствии. Народ, претерпев неизъяснимые[420] утеснения от неприятельских нападений, /219r/ начал приходить в лучшее состояние под кротким правлением царя, который имел отеческие попечения о своих подданных и счастье свое поставлял в благоденствии своего народа. Но турки, устремясь к опустошению сопредельных владению их стран, приступили к пределам Иверии с хищническими своими умыслами.
Несмотря на многочисленность неприятелей, царь Константин, с свойственною ему твердостью духа, /219v/ вышел для защиты своих владений, неустрашимо устремился на врагов, обратил их в бегство, но преследуя побежденных с чрезмерною пылкостью, был окружен и убит. Турки, усмотрев беспорядок в действиях иверского войска, ободрились, начали сопротивляться, обратили победу на свою сторону, разграбили Клар[д]жетскую и Ахальцихскую провинции и вышли беспрепятственно из Иверии.
По смерти Константина принял престол племянник его Александр. Воспользовавшись мирным временем, он соединил под свою власть все страны, лежащие между Черным и Каспийским морями до реки Кубана и привел в цветущее состояние все свои владения. По восстановлении рукоделий, торговли и всяких народных занятий, служащих источником частной и общественной пользы и обогащающих государства, он преобратил в пре/220v/красные строения развалины городов, крепостей и храмов божиих, разрушенных Теймур-Лангом. С особенным тщанием возобновлены им церкви Мцхетская и Руис[с]кая, кои и доныне существуют, представляя собою огромное здание.
Между тем, как царь Александр занимался совершением видов своей благонамеренности, турки тайным образом овладели крепостью Лори[421]. Царь, раздраженный дерзостью неприятелей, поспешил пресечь их умыслы и в /221r/ сражении истребил всех.
По прекращении сих смятений, царь Александр приведен был в опасность известиями о действиях нового и сильного неприятеля. Шарух, сын Теймур-Ланга[422], Овладев Адребежаном, пришел в Муган со многочисленными войсками и писал к царю, чтоб он повиновался его властительству. Сколько ни были обширны Иверские владения, однако царь и окружающие его вельможи не осмелились воспротивиться явным образом Шаруху, страшась под/22lv/вергнуться тем ужасным бедствиям, в какие поверг Иверию отец его Теймур-Ланг. Благоразумие и предусмотрительность спасли тогда сию страну от пагубных потрясений. Царь и вельможи в совете своем единодушно постановили употребить все меры, дабы преклонить неприятеля к заключению мира с соблюдением чести Иверского царства, а если кроткие соглашения будут тщетны, тогда всякому иверцу ополчиться для защиты своего отечества и умереть, /222r/ окруженным[423] трупами грабителей. По сем немедленно царь послал сына своего Димитрия к Шаруху с богатыми дарами и с предложением взаимного дружеского союза. Персидский владетель был доволен миролюбивыми расположениями царя Александра и, отпустив сына его со многими своими дарами, возвратился в свою столицу.
Таким образом, предотвращены были несогласия[424] с персиянами. Но провинции Шакинская /222v/ и Ширванская отреклись тогда от повиновения иверскому царю и жители сих мест произвели мятежи. Царь Александр прибыл с войсками для укрощения возмутившихся народов и, по наказании производителей бунта, привел оные в послушание законной власти. Но сей обладатель Иверии, соделавшийся незабвенным по благодетельным попечениям о своих подданных, положил начало потрясений могущества своих /223r/ преемников. Он разделил царство свое троим сынам своим: старшему из них Вахтангу[425] он отдал Имеретию, [Д]жикети, Сванетию, Одыши, Абхазию, Аланию и Гурию; Дмитрий, второй сын его, получил в управление Карталию, Кабарду и Ахальцихскую область; младшего сына своего Георгия он сделал правителем Кахетии, Ширвана, Шакинской провинции и Дербента.
Раздробив таким образом владение свое, царь Александр умер в 1442 [году].
Вахтанг[426], получив Имеретию по общему разделению иверских владений, начал царствовать кротко и, как старший между сынами Александра царя, принял корону в Мцхетском храме при единодушном согласии своих братьев.
В сие время овладел Персиею Джанша по обыкновенным кровопролитным в сей стране возмущениям. Влекомый алчностью, он вступил в Ахалцихскую провинцию и начал опустошать /224r/ города и селения.
Царь Вахтанг[427] немедленно прибыл с войсками для защиты своих владений, устремился на неприятелей, несмотря на их многочисленность. Сражение продолжалось целый день и темнота ночи прекратила упорные действия иверцев и персиян. Но Джанша, узнав о великой потери, своих войск и страшась больших поражений, оставил свой стан и ушел с возможною скоростью из пределов Иверии до восхождения солнечного. /224v/ Царь Вахтанг[428], овладев великими добычами, возвратился в свою столицу и скоро умер.
По смерти Вахтанга[429] был возведен на престол младший брат его Георгий, ибо средний их брат Димитрий лишился жизни на звериной ловле, претерпев сильный конский удар.
В царствование Георгия овладел Персиею Асан-бей. Сей алчный опустошитель стран послал войска свои под предводительством Тавриш-Гилана[430] для ограб/225r/ления иверских владений. Царь Георгий употребил все усилия к уничтожению пагубных намерений сего неприятеля, но был побежден в сражении, и Иверия подверглась великим бедствиям. По опустошении многих иверских провинций Таврит-Гилан возвратился в Персию с многочисленными добычами.
В скором времени по удалении персиян народы, населяющие Шакинскую и Ширванскую области произвели мятеж, в намерении /225v/ соделаться независимыми от иверских царей. Потери, претерпенные иверцами в сражении с персиянами, служили для шакинцев и ширванцев ободрением в их умыслах. Но царь Георгий, вступив с войсками в сии области, привел мятежников в послушание и наказал строго[431] главных возмутителей народного спокойствия.
По укрощении сих смятений, царь Георгий усмотрел опаснейшие волнения в Имеретии. Баграт, имеретин/226r/ский воевода, объявил себя царем в сей стране, утверждая права свои на присвоение престола тем, что он произошел из поколения царя Давида Нарына, за несколько времени обладавшего Имеретией. Дабы уничтожить предприятия своего соперника, царь Георгий вступил в Имеретию с великими силами, но был побежден в сражении с имеретинцами, которые решились мужественно защищать восстановление своего престола.
Безо /226v/ всякого успеха царь Георгий возвратился в Тифлис, свою столицу, и услышал о возмущениях, происшедших в Ахалцихской области. Ахальцихский князь Кваркваре Атабаг отверг зависимость свою от Иверского царства и вооружил народ к защите свободы, водворяемой твердостью его духа и благомыслием его о народном счастии. Царь Георгий пошел с войсками для усмирения сих волнений и, прибыв, в Цалке узнал, /227r/ что некоторые из иверцев умыслили лишить его жизни. Дворянин Иотам Зедгинидзе[432] донес ему о сем пагубном умысле. Царь Георгий не мог сему верить. Зедгинидзе, видя царя в опасности, преклонил его к тому, что он позволил ему в наступаемую ночь лечь на его постелю. Заговорщики в назначенное ими время вошли в спальню царя и, представив, что они нашли его спящим, бросились с кинжалами на Иотама Зедгинидзе и покрыли /227v/ его смертоносными ранами. Таким образом, Царь Георгий спасся от злодеев, покусившихся на его жизнь, за что детей Иотама он наградил княжеским титулом и деревнями. Поколение их существует и ныне под названием князей Амилахваровых. По прекращении смятения, происшедшего в иверских войсках от сего ужасного происшествия, царь Георгий вступил в Ахальцихскую область, усмирил мятежи и простил князя Кваркваре, который /228r/ хитрыми своими показаниями оправдал себя в произведении народного возмущения и поклялся быть покорным исполнителем всех царских приказаний. Царь Георгий, с совершенною доверенностью на обещания раскаявшегося мятежника, вступил с ним в совещание о нападении на Баграта, овладевшего Имеретиею и, отпустив войска свои, сам остался в Ахальцихе для избрания действительных /228v/ средств к совершению предприятий о возвращении имеретинцев под свою власть. Князь Кваркваре, пользуясь слепою к нему доверенностью царя Георгия, решился учинить злодейский поступок: по его приказанию, царь Георгий был взят как пленник и отведен в крепость. Иверцы не могли оказать помощи своему царю, ибо имеретинский царь Баграт, как скоро известили его о насилиях князя Кваркваре, немедленно /229r/ вступил в иверские владения и, поработил Карталию, а племянник царя Георгия Давид объявил себя царем в Кахетии.
Таким образом, разделена была Иверия под власть неприятелей народного спокойствия и царь Георгий удержан был под стражею в Ахальцихе до смерти князя Кваркваре. Сын его, по имени Бакдурь, дал царю свободу, заключив с ним договор, чтоб Ахальцихская область была независимою от иверских царей. По совершении сего, царь /229v/ Георгий возвратился в свои владения. Народ, из сожаления к нему, стекся толпами для исполнения его повелений, касательно изгнания овладевших Ивериею во время его удаления от престола. Царь Георгий, пользуясь рвением своих подданных, изгнал имеретинцов из Карталии. А Давид, племянник его, устрашившись быть уловленным, немедленно удалился из Кахетии и сокрылся в Кавказской области Дидо. Соединив под свою власть прежние свои /230r/ владения, кроме Имеретин, в которой усилился Баграт, царь Георгий получил известие о взятии Константинополя турецким султаном Магомедом II-м в 1453 [году] и чрез несколько времени умер.
По кончине царя Георгия [был] объявлен преемником иверского престола старший сын его Константин. В то же самое время Баграт принял корону в Кутайс[с]ком соборе, построенном генуезцами, и Имеретия совершенно отделенною сделалась /230v/ от владений карталинских и кахетинских царей. Начало царствования Константина было возмущено еще смятениями кахетинцев, которые, следуя имеретинцам, умыслили поставить царя в своей провинции и, призвав Давида, скрывавшегося в Дидо двоюродного брата царя Константина, вручили ему неограниченную власть над Кахетиею с царским титулом.
Таким образом, в распоряжениях царя Константина осталась одна Карталия с неко/231r/торыми областями. Но и по сем раздроблении его владений, он не мог быть в спокойствии. Узум-Гасан, которого аббат Милот называет Уцун-Асаном, овладев Персиею и Трапезонтом, вступил в Иверию со многочисленными войсками и облег Тифлис. Но по неизвестным переменам в своих намерениях, он объявил царю согласие на заключение мира. Царь Константин прибыл к нему сам. Узум-Асан принял его с достодолжной /231v/ почестью и, утвердив его на престоле, возвратился в Персию. Однако во многих иверских крепостях оставлены были персидские войска для удержания Карталии под властительством Уцун-Асана.
Таким образом, царь Константин со всех сторон был стеснен как внутренними, так и чужеземными неприятелями.
Но в твердости своего духа он обретал силы к преодолению бедственных влечений случая, при содействии благо/232r/приятных для него обстоятельств.
Уцун-Асан, возвратясь в Персию, умер. Царь Константин изгнал из иверских крепостей персидские войска и начал приводить в устройство Карталию, простирая виды свои к соединению всех иверских владений под свою власть. Возмущения, происшедшие в Персии, воспрепятствовали ему действовать по предположенным делам. Ягуб, овладев сею страною после Уцун-Асана, /232v/ пришел в Ахальцих и, по покорении сей области, послал войска свои в Дманис. Царь Константин вышел против неприятелей, вступивших в пределы Иверии, и в сражении, рассеяв персиян, убил их предводителя, особенно любимого Ягупом.
Сколько ни был раздражен персидский шах сею огорчительною для него потерею, однако виды мстительности его были тогда сокрыты изысканием пагубнейших для Иверии потрясений. Он немедленно /233r/ возвратился в Персию, а царь Константин, по успешных своих действиях в преодолении персиян, вступил в Имеретию и овладел сею страною по правам своих предков. Но он не успел восстановить власти своей в сей обширной части иверских владений, как Халиль-бей, персидский полководец, по назначениям Ягупа, вступил со многочисленными войсками в пределы Иверии, потом пришел на реку Бертуджи[433] около /233v/ 1485 года, построил там город-крепость[434], ныне называемую Аг[д]жакала (Белая крепость), поселил там борчалинцев и возвратился в Персию. Царь Константин не мог оказать сопротивления Халиль-бею, ибо в то же время имеретинцы, пользуясь смятениями иверян, произвели мятеж и поставили царем своим Александра, Багратова сына.
Сим не окончились потрясения Иверии. Ягуп, раздраженный /234r/ недеятельностью Халиль-бея в утеснении иверцев, прислал другого из своих полководцев для совершения пагубных своих умышлений. Персияне овладели Тифлисом и, опустошая окрестности оного, укрывались с добычею в стенах сего города. Царь Константин, собрав войска, окружил неприятелей, овладевших его столицею. Выходившие для грабежа были везде убиваемы, от чего потеря в неприятельских войсках сделалась столь великою, /234v/ что персидский полководец, для предварения совершенной своей гибели, почел единственным средством немедленно удалиться из пределов Иверии. Во время ночи персияне, оставив все собранные ими добычи, обратились в бегство. Царь Константин, преследуя неприятелей, овладел крепостью Агджакала, где они намеревались остановиться для своего ободрения. Таким образом, избавлена [была] Карталия ог жестокостей Ягупа, /235r/ и борчалинский народ, поселенный в Иверии по его назначениям, был приведен в подданство карталинскому царю.
Внутренние смятения, возникшие в Персии после Ягупа, доставили Иверии способы прийти в некоторое устройство при благоразумных распоряжениях, учиненных царем Константином. Но как скоро сделался шахом Измаил, который был основателем Сефийского[435] поколения персидских /235v/ владетелей., и, по кровопролитном укрощении народных мятежей, истребил всех домогающихся престола, то хищнические виды сего завоевателя обратились и на Иверию. В сие время царь Константин умер, оставив наследником своим старшего сына своего Давида.
Когда Давид вступил на престол, тогда в Имеретии царствовал Баграт, а в Кахетии Александр. Таковое разделение /236r/ иверских владений было причиною неустройства, слабости и порабощения Иверии. Царь Давид, владея Карталией, изыскивал средства к воссоединению Всех Иверских провинций под свою власть, чтоб по совокупности разделенных сил прийти в состояние, в каком находились его предки, когда Иверия была под правлением одного царя. К совершению сего намерения он не хотел употребить злых и пагубных ухищрений, но ожидал /236v/ удобного случая, которым бы воспользоваться не воспрепятствовали ему ни[436] частные выгоды, ни общественная польза иверского народа. Время ужасным происшествием расположило обстоятельства к содействию его видам.
Георгий, сын кахетинского царя Александра, убив своего отца и выколов глаза брату своему Димитрию, присвоил себе царскую власть над Кахетией. Народ возненавидел отцеубийцу и не попу/237r/стил ему долго пользоваться успехами злодейских своих поступков. Жизнь Георгия пресеклась скоро. Сын его Леон, оставшийся малолетним[437], не мог управлять народом. Тогда царь карталинский Давид присоединил Кахетию к своим владениям и отрекся быть в зависимости у персидского шаха Измаила.
В то время персидский обладатель находился на пределах Бухарии и, усмирив возникшие против него умыслы в сей стране, пришел со многочислен/237v/ными войсками покорить Иверию. Царь Давид, усмотрев себя не в состоянии сопротивляться столь сильному неприятелю, послал сына своего к шаху с изъявлением[438] покорности, к чему присовокуплены были богатые дары, которые всегда действуют более, нежели слова. Шах Измаил, намереваясь объявить войну туркам, не хотел возмущать иверцев и принял благосклонно готовность сего народа быть под его властью. Потом, дав строгое приказание своим войскам поступать /238r/ кротко, он пришел в Тифлис, утвердил Давида царем в Карталии, а Леону возвратил Кахетию с царским титлом и обратился к пределам турецких владений.
Жестокая открылась тогда война между персиянами и турками. Шах Измаил был побежден султаном Селимом и удалился в город Казмин для избежания угрожавшей ему опасности[439].
Давид, карталинский царь, узнав о потерях, претерпенных шахом Измаилом, /238v/ предпринял намерение воспользоваться несчастиями своего утеснителя и сделаться могущественным, пока персияне не возмогут ему поставить препятствий. Собрав войска, он вступил в Кахетию, дабы овладеть сею страною. Но царь Л[е]он, поставленный шахом Измаилом, противостал своему неприятелю и, вспомоществуемый твердою к нему приверженностию кахетинского народа, рассеял в сражении карталинцов, приведенных царем Давидом.
/239r/ Претерпев поражение от кахетинцев и навлекши на себя негодование от своих подданных, царь Давид отправил посланника к турецкому султану об испрошении помощи для охранения себя на престоле. Противники его известили о сем шаха Измаила, который с поспешностью приступил к Иверии и расположил стан свой в Борчале, в намерении предупредить турков. Царь Давид пришел с войсками в Телети.
/239v/ Произошли сражения с неприятелями. Персидские полководцы Каранфиль и Елиис-бей были обращены в бегство. Наконец, сам шах Измаил вывел все свои ополчения, и царь Давид потерял все. Тифлис был взят, церкви ограблены, иконы брошены в реку Куру[440], в числе коих был чудотворный образ Сионской Богоматери. Тогда построена в Тифлисе, при мосте через Куру[441], мечеть, которая стоит и ныне. Опустошив города и села, шах Измаил /240r/ вышел из Карталии и, по возвращении в Персию, скоро умер.
Царь Давид, избавившись [от] сего жестокого утеснителя, изгнал персиян из своих владений, возобновил опустошенное неприятелями и сделался монахом в 1525 году.
Как дети царя Давида были тогда в малолетстве, то карталинцы возвели на престол Георгия, его брата. Счастливо производя войну с персиянами и турками, /240v/ царь Георгий привел в благоустроенное состояние свои владения. Рукоделия и торговля сделались цветущими по неусыпным его попечениям о благе своих подданных.
Таким образом, Карталия, быв отделенною от Имеретии и Кахетии, обрела силы для сопротивления могущественным неприятелям в царствование Георгия, который, оградив счастьем своих подданных, оставил престол и удалился /241r/ в одну обитель для препровождения монашеской жизни.
Луарсаб, племянник царя Георгия, а сын царя Давида, был возведен на престол по правам законного наследия. В его времена[442] персидский шах Тамаз сделал нападение на Карталию, овладел Тифлисом и, предав огню и мечу жителей оного, вышел. Но дабы удержать Иверию под игом своего властительства, он оставил войска в кахетинских и карталинских кре/24lv/постях.
По удалении шаха Тамаза от пределов Иверии имеретинский царь Баграт обратился с войсками к покорению Ахальциха и в сражении уловил в плен ахальцихского атабага или воеводу Кваркваре. Но турки воспрепятствовали ему совершить свои предприятия. Пришедши в великом числе к пределам сей области, они устремились на царя Баграта, который, усмотрев многочисленность неприятелей, преклонил карталинского царя Луарсаба /242r/ прийти к нему с вспомогательными войсками. Оба царя, для общего охранения Иверии, противостали туркам, но были побеждены. Претерпенные ими потери и угрожавшая опасность владениям каждого принудили их поспешно возвратиться в свои столичные города для приготовления сил к обороне от близких[443] неприятелей. Но турки не произвели больших действий и, овладев Ахальцихом, отступили в свои пределы.
Избавившись от сих /242v/ неприятелей, царь карталинский Луарсаб вступил в совещания с кахетинским царем Леоном и совокупными усилиями изгнали персиян из иверских крепостей. В сем смятении убит персидский полководец Асан-бей, поставленный правителем в Кахетии от шаха Тамаза. Раздраженный шах пришел в Кахетию, разграбил Тифлис и опустошил селения. Но узнав, что турецкий султан приступил к Ахальциху с много/243r/численными войсками, обратился сам со всеми силами в Артаан. Предполагая иметь неприятельские действия с турками, он требовал, чтобы царь Луарсаб пришел к нему со своим ополчением. Требование его было презрено по надежде, что персияне будут рассеяны турками. Но, к несчастию Иверии, султан обратился к Адребежану. Тогда шах Тамаз, под предлогом непокорности его повелениям, возвратился в Карталию, /243v/ разрушил город Гори и увлек в плен мать царя Луарсаба.
Все усилия употреблены были к освобождению царицы из рук жестокого неприятеля. Царь Луарсаб с отчаянием устремился преследовать тирана, рассеял его войска, но не достиг тех, которые составляли стражу над увлеченными в плен. Недолго продолжалась жизнь царской матери. Узнав о злоумышлениях шаха нанести ей бесчестие, она умерла от произвольного принятия яда.
/244r/ Турецкий султан овладел Таврисом, по поражении персиян в упорном и жестоком сражении. Царь Луарсаб, при смятении утесненных своих неприятелей, изгнал персиян из иверских крепостей, приступил к Ган[д]зе, поразил защищавших сей город под начальством Шаверди-хана, который вышел на единоборство с царем, но был низвержен с коня его ударами, сколько ни гордился силою, неустрашимостью и искусством в таких /244v/ действиях. Однако сам царь Луарсаб был тогда жестоко ранен саблею [в]незапно приступившего к нему персиянина. С победою над опустошителями Иверии он возвратился в свою столицу и скоро умер от нанесенной ему раны, оставив преемником престола сына своего Симона.
В царствование Симона персияне овладели Тифлисом. Страшась сих неприя/243r/телей, царь удалился в укрепленные места в Карталии, где усилия персиян к уловлению царя не могли быть действительными. Наконец, по приказанию шаха, ган[д]зинский правитель султан Шаверди, перейдя через Тифлис, напал на царя, находившегося тогда в Цихедиде. Сражение произошло кровопролитное. Карталинцы с непоколебимым мужеством и твердою неустрашимостью действовали для своей обороны, но многочисленность неприя/245v/телей превозмогла; царь отступил, претерпев важную потерю своих ополчений. Шаверди с победою возвратился в Тифлис.
В то время младший брат царя Симона Давид тайным образом удалился к шаху Тамазу с изъявлением[444] ему своей покорности и для совершения злоумышлений, пагубных для царя Симона, принял магометанский закон. Шах Тамаз объявил его карталинским царем и, дав ему наименование Даут-вали, послал его в Тифлис /246r/ для принятия власти народом. Коварная измена брата не привела царя Симона в отчаяние. Он успешно сопротивлялся персиянам. Карталинцы, ненавидя Даут-валия, как магометанина, прибегали под знамена царя Симона и сим сохранялись и умножались его силы. Шах Тамаз для прекращения сих волнений, обременявших Карталию с великим вредом для персиян, склонил лезгинов и князя-шамхала вооружиться против царя Симона /246v/ и помочь Даут-валию в преодолении своего брата, о чем сам Даут-вали убедительно просил шаха.
Таким образом, честолюбие ополчило брата против брата. Лезгины, шамхал, Даут-вали и персияне, соединившись, устремились на царя Симона. Сколь ни были многочисленны неприятели, но царь Симон, начальствуя над приверженными к нему ополчениями, в которых любовь к отечеству была пламенною, рас/247r/сеял толпы опустошителей и обратил в бегство. Преследуя побежденных, царь Симон предался пылкости в своих действиях и соделался жертвою безмерной своей отважности. С весьма малым числом своих воинов, он напал на великую толпу бегущих персиян, которые ободрясь словами армянского дворянина Кахабери (Корганова), служившего прежде при царе и убежавшего после в Персию, окружили царя Симона и взяли в плен, когда узнали /247v/ от Корганова, что это[445] был царь. Уловленный неприятелями был отвезен к шаху и, по его приказанию, послан в заточение в Хорасан.
До смерти шаха Тамаза, царь Симон содержим был под стражею в Хорасане. Сын Тамаза Измаил II, сделавшись обладателем Персии; позволил пленному царю прибыть в Испаган и жить при его Дворе. Измаил II скоро был убит за жестокость. Слабый, малоумный и кривой Худабанда наименован [был] по/248r/том шахом.
В то время турецкий султан Мурат III овладел Таврисом и к пределам Иверии послал Лалу-пашу, который покорил Ширван, Ахальцих и часть Грузинской Сомхитии. Шах Худабанда, устрашась больших потерь, вступил в переговоры с сим пашою и отдал туркам Ахальцихскую и Карс[с]кую области с тем, чтоб возвращены были Персии Ширван, Таврис и Султания, взятые тогда турками. По заключении сих дого/248v/воров Лала-паша был сменен и на место его прислан Магмед Синан-паша. Он, первые свои неприятельские[446] действия обратив на Иверию, овладел городами Тифлисом, Лоре и Гори. В сих смятениях погиб Дауд-вали, управлявший Карталиею.
В Кахетии царствовал тогда Александр III. В его времена открылась первая связь Иверии с Россией. Когда турки овладели Карталиею, тогда персияне старались покорить Кахетию. Царь кахетинский Алек/249r/сандр III просил государя российского Феодора Ивановича о покровительстве (1588)[447]. Прежде прислана была Грамота, в которой изъяснялась благодетельная готовность российского Двора к защите Кахетии и которая хранилась в нашем доме до нашествия Ага-Магомед-хана. Потом прибыли российские войска.
Шах Худабанда, усмотрев тщетными покушения свои поработить Кахетию, обратил виды свои на Карталию. Даровав царю /249v/ Симону свободу, он послал его с персидскими войсками для изгнания турков из Карталии и потом принять власть над народом, которым он управлял до уловления его в плен. Жестокие несчастия не умалили мужества и неустрашимости, каковыми был исполнен царь Симон. Вступив в свои владения, он освободил от турков Тифлис, Гори и Лоре и изгнал их скоро из Карталии и Ахальцихской области. Побежденный им Синан-/250r/паша получил подкрепление и расположил стан свой в Больнисе[448], при селении Хати. Царь Симон в качестве[449] посланника, под чужим именем, прибыл к паше для переговоров и, узнав местоположение, занимаемое неприятелями, возвратился в свой стан. В последующую ночь он напал на турков и обратил их в бегство. За таковую неосторожность Синан-паша был лишен военачальства и на место его определен Джафар-паша.
/250v/ Новый турецкий полководец расположил стан свой по берегу реки Альгеты, при селении Парцхисе[450]. Царь Симон вышел против неприятелей с немалым числом войска. Но осматривая местоположение, где стоял Джафар-паша, и приблизившись к неприятельскому стану с тридцатью человеками, он велел трубачам дагь знак к нападению, в намерении привести турков в страх нечаянным приступом к их укреплениям. Хитрость, вну/251r/шенная чрезмерною отважностью, обратилась на погибель предприимчивому. Турки устремились в то место, откуда услышали звук труб. Царь Симон был окружен толпами неприятелей, взят в плен и отвезен в Константинополь, где он и умер.
Турки, овладев Ахальцихом и учредив в сей области свое правление, пресекли неприятельские действия с карталинцами, которые, избрав царем Георгия, сына пленного царя Симона, /251v/ начали приходить в благоустроенное состояние при неусыпных трудах и попечениях царя Георгия о счастии своих подданных.
В то время царь кахетинский Александр, не предвидя опасности для своих владений со стороны персиян и пользуясь мирным временем под покровительством россиян, привел в желанное устройство Кахетию так, что собственными силами он мог сопротивляться неприятелям, которых он /252r/ прежде страшился. При таковом положении Кахетинского царства российские войска возвратились в свое отечество, причем, в похождении чрез горы, различные горские народы их притеснили.
В непродолжительном времени по выступлении россиян из Иверии, шах Абас I приступил к Еривану и пригласил царей карталинского и кахетинского начать вместе с ним неприятельские действия против турков, которые /252v/ владели тогда Ериваном. Цари прибыли с войсками в стан шаха и оказали усердность к его пользам при взятии города Еривана. Абас отпустил их в отечество с богатыми добычами. Однако для удержания Иверии под игом своего властительства, он поставил свои войска в карталинской крепости Лоре, а от царя кахетинского взял в заложника сына его Константина.
По некотором времени /253r/ Абас велел умертвить ядом карталинского царя Георгия, подозревая его в тайных сношениях с турками. Равным образом, кахетинский царь Александр сделался жертвою тиранских насилий сего персидского владетеля. Взятый заложником сын его Константин, находясь в Персии, принял магометанский закон. Шах Абас позволил ему возвратиться в отечество, обещав поставить его царем в Кахетии, если он /253v/ убьет отца своего, царя Александра. Константин, возвратясь в Иверию, дерзнул совершить сие ужасное злодеяние. Убив своего отца и брата своего Георгия, он присвоил себе царскую власть над кахетинцами. Но вельможи и народ не попустили злодею быть на престоле добродетельных его предков. Убийца был истреблен тем мечом, который обагрил он кровью своего отца и своего брата. Без малейшего смятения вельможи и народ, собрав/254r/шись, вручили царство Кетеване, вдовствовавшей супруге Давида, старшего сына царя Александра.
Шах Абас, сокрыв злобу свою на кахетинцев, позвал царицу Кетевану в Персию, под предлогом сделать с нею тайные совещания о утверждении ее на престоле. Царица проникла тайну пагубных для нее ухищрений. Но страшась, чтоб тиран, раздраженный ее непокорностью, не обратился с зверскою мстительно/254v/стию на ее подданных, она решилась быть в Персии и, по прибытии своем в Испаган, была принята с должными достоинству ее почестями. Шах Абас в первом с нею свидании предложил ей принять магометанство, обещая новые выгоды для ее подданных и хитрым образом угрожая неприятными последствиями, могущими произойти от ее непреклонности. Кровожаждущий властитель был уверен, что /255r/ женщина не может оказать упорности в перемене веры, по слабостям, свойственным ее полу. Но злодейские его мечтания оказались тщетными: обещания были пренебрежены, угрозы презрены. И тиран, в ярости своей, велел предать мучениям непреодолимую соблюдательницу веры во Христа Спасителя.
Царица Кетевана была обнаженная привязана к столпу, по частям резали ее тело, говоря пред всяким /255v/ ударом: “будь магометанкою”. “Никогда”, — отвечала страдалица с неизъяснимою[451] твердостью, духа и смертью своею запечатлела соблюдение веры своих предков. Грузинская церковь[452] празднует мученическое ее страдание 13-го сентября.
По смерти карталинского царя Георгия принял престол сын его Луарсаб. Мужество и благоразумие были свойства царя Луарсаба. Во времена его, возвращаясь /256r/ из Турции, татары, бывшие пред Багдадом по повелению султана, хотели пройти чрез Грузию в Крым[453] в свое жилище. Вступив в пределы Иверии, они расположили стан свой в Манглисе. Нужно было для них найти путь чрез Кавказские горы и тайным образом удалиться из иверских владений по опустошении селений, на которые они намеревались напасть, побуждаясь недостатком съестных припасов.
Уловив одного сельского священника, они тирански принуждали /256v/ его показать дорогу. Но служитель церкви претерпел мучения с твердостью духа, подкрепленного верою, и сокрыл от неприятелей пути, по которым они могли укрыться от преследования иверских войск. Предводитель их Татархан, раздраженный сокровенностью несчастного священника, приказал отсечь ему голову. Таким образом, любовь к отечеству соделалась жертвою жестокости магометан.
Царь Луасарб, узнав о движениях Татархана[454], поспешил собрать /257r/ войска для изгнания из своих владений сего неприятеля и устремился на татар при монастыре Ертацминде, которой они начали тогда осаждать для похищения добычи. Хищники были поражены и обращены в бегство. Царь Луарсаб послал немалое число татарских голов к шаху Абасу, что самое было почтено усердием к Персидской державе и шах препроводил к царю многие драгоценные вещи, в объявление благодарности.
По изгнании татар /257v/ прекратились смятения в Карталии и никаких не происходило возмущений в Кахетии, в которой царствовал тогда Теймураз I-й, племянник царя Александра III-го. Попечительность о соблюдении порядка, неустрашимость в сражениях, благодетельное внимание к нуждам народа и охранение правосудия были качествами царя Теймураза Первого. Но скоро возникли волнения в сих владениях и повергли царей в пропасть, ко/258r/торая имела пагубные следствия.
В то время князь карталинский Георгий Тарханов, шурин царя Луарсаба, назвав себя независимым от власти сего царя, удалился в Персию и оклеветал его пред шахом Абасом, которой, признав справедливыми показания сего мятежника, написал повеление к казахскому[455] хану, чтоб он отрубил голову карталинскому царю Луарсабу. Хан не мог учинить злодеяния, требуемого персидским /258v/ тираном. Тогда обратился шах к царю Луарсабу и внушил ему отрубить голову казахскому[456] хану. Царь Луарсаб, не зная предварительного намерения шаха, умертвил хана и послал его голову к зломыслящему персидскому владетелю, но сим поступком не укротил его гнева.
Князь Тарханов продолжал свои ухищрения и до того довел шаха, что он сам пришел в Грузию с многочисленными войсками, угрожая опу/259r/стошением всех иверских владений. Цари карталинский и кахетинский решились общими силами учинить сопротивление сему страшному неприятелю. Но их народы, боясь жестокости персиян, подвергавших Иверию ужасным бедствиям, не осмелились вооружиться для спасения своего отечества. Тогда цари, увидев себя оставленными от своих подданных, удалились в Имеретию к царю Георгию, который, пре/259v/зрев угрозы шаха Абаса, дал им безопасное убежище. Неприятель, вступив в Кахетию, разорил город Греми[457], столицу Кахетинского царства, и с таковым же ожесточением обратился к Карталии.
Царь имеретинский, по великодушию своему, употребил все средства к примирению шаха с иверскими владетелями, дабы сим спасти от совершенного разорения народы, исповедующие христианскую веру и терпящие /260r/ насилия от магометан. Абас, преклоненный убеждениями сего царя, обещался возвратить Карталию и Кахетию законным владетелям и оставить сии страны в тишине и спокойствии. Положившись на слова шаха, царь Луарсаб прибыл к сему примирившемуся с ним неприятелю. А царь кахетинский Теймураз, боясь злобного персидского тирана, отправился в Константинополь для испрошения у сул/260v/тана турецкого защиты от притеснения персиян и от гонений шаха Абаса. Но [он], усмотрев намерение свое тщетным, прибыл из Турции в Россию, дабы преклонить государя Михаила Феодоровича к защите Иверии. Обстоятельства воспрепятствовали совершению сего изыскания и он, не терпя промедления, возвратился в Имеретию.
Во время странствований кахетинского царя Теймураза, иверские /261r/ народы претерпели поразительное оскорбление от шаха Абаса. Сей тиран увлек карталинского царя Луарсаба в Астрабат и, принуждая его к принятию магометанского исповедания, умертвил его в мучениях за сопротивление в 1622 [году] зверским порывом самовластия. Но необоримое соблюдение православной веры соделало священною память царя Луарсаба. Грузинская церковь[458] торжественно празднует день мученического его страдания 20-го марта.
/261v/ После тиранского поступка своего с Луарсабом шах Абас поставил царем в Карталии Баграта V/I, из поколения кахетинских царей, но сей скоро умер. По единодушному согласию карталинцы избрали тогда царем Симона III, племянника царя Луарсаба, умерщвленного по повелению шаха Абаса. Князь арагвский Зураб Еристов, зять кахетинского царя Теймураза I-го, изменническим образом покусился на жизнь царя Симона и успел в /262r/ своем злоумышлении. В таковых смятениях царь Теймураз овладел Карталиею и, соединив сие царство с кахетинским, сделался довольно могущественным для защите своих владений от неприятельских набегов. В то время князь Тарханов возвратился из Персии и был прощен. Сей непримиримый враг несчастного царя Луарсаба и отечества оказал важные услуги своему отечеству и царю Теймуразу. Встретясь на поле /262v/ с одним персиянином и осматривая сего иностранца, он нашел у него бумагу, на которой написано было приказание от персидского шаха Сефи тифлисскому коменданту, чтоб сей уловил царя Теймураза и карталинских князей, отправил бы всех под стражею в Персию. Князь Тарханов убил посланного и письмо представил царю для принятия нужных мер к уничтожению злых намерений персидского владетеля. Тогда грузины, собравшись, напали на комен/263r/данта и побили всех, находившихся при нем персиян. Персидский шах, раздраженный столь дерзким[459], как он думал, поступком иверского народа, послал полководца своего грузинского князя Ростома Саакадзева с многочисленными войсками в отмщение за убийство коменданта и других персиян. Ростом Саакадзе вступил в пределы своего отечества и расположил стан свой на берегах реки /263v/ Альгети, с бесчеловечной ожесточенностью угрожая иверцам опустошением и грабежами.
К отвращению таковой опасности, царь Теймураз, с беспримерною поспешностию собрав карталинские и кахетинские войска, вышел неустрашимо против персиян, вступил в сражение и победил неприятелей. Но счастье царя в победе было недолговременно. На помощь рассеянным /264r/ пришли новые персидские войска. Побежденные, получив подкрепление, обратились против иверцев. Царь Теймураз оказал всевозможное сопротивление неожиданному нападению со стороны ослабевших уже неприятелей, но, при всех усилиях своих, претерпел ужасное поражение. Двенадцать тысяч иверцев остались на месте сражения, между коими триста человек из отличных благородных фамилий лишились жизни в бестрепетной /264v/ защите своего отечества. Сам царь с удивительным мужеством действовал в сем сражении; он с латами отрубал руки персиянам и в панцири одетых рассекал на части, но не мог ободрить устрашенные свои войска и в отчаянии удалился в Имеретию.
Шах Сефи, по удалении Теймураза, поставил царем в Иверии Ростома, происходившего из рода карталинских царей.
Первые времена Росто/265r/мова царствования возмущены раздорами турков с персиянами, в которые вовлечена была и Иверия. Турецкий султан Амурат IV/, вступив в персидские владения с многочисленными войсками, овладел городом Ереваном. Шах Сефи не мог противостоять сему сильному и страшному неприятелю и по некотором времени заключил мир с Амуратом, отдав ему Ахальцихскую провинцию, Имеретию и половину Туркистана, а султан возвратил /265v/ шаху Ериван и оставил притязания свои касательно Карталии, Кахетии и Ширвана.
По прекращении сих волнений, царь Ростом обратил попечения свои на устроение порядка внутрь своих владений. Приводя в цветущее состояние занятия всех гражданских сословий, он возобновил стены Тифлиса. По видам общественных выгод он сделал редкий в Азии мост чрез реку Кция, известный доныне под названием /266r/ Разломанного, а азиатцы и россияне называют оный Красным.
Царь Ростом, не имея детей, ни близких[460] родственников, объявил преемником царства мухранского князя Вахтанга[461], своего племянника, который впоследствии[462] времени сделался магометанином и был назван Шанавазом. Шах Абас II-й принял Шанаваза[463] в особенное свое покровительство, как одноверца, и поставил его царем в Иверии по смерти Ростома.
Царь Вахтанг[464] или Шанаваз, вспомоществуемый шахом Абасом II-м, соединил под власть свою Карталию, Кахетию и Имеретию и кахетинский народ поручил в управление сыну своему Арчилу. Кахетинцы, усмотрев, что царь Шанаваз, как магометанин, руководствуется в учреждениях своих приказаниями персидского шаха, произвели мятеж, в намерении избавиться от властительства чужеземцев.
/267r/ Для прекращения сих волнений и для обессиления кахетинского народа шах Абас послал из Персии многочисленную орду кочующих магометан, чтоб поселить их посреди Кахетии. Тогда князь кахетинский Бидзина Чолокаев[465], предвидя следствии пагубных замыслов персидского владетеля, вооружился явным образом и с помощью ксанских воеводов, князей Еристовых Елизбара и Шалвы, изгнал из своего отечества пришедших магометан /267v/ для поселения в Кахетии. Но царь Шанаваз, боясь, чтоб защитники Кахетии не обратили против его своих сил, доставил способы Пейкар-хану, бывшему тогда комендантом в кахетинских крепостях, уловить князей Бидзину, Елизбара и Шалва. Сии несчастные, обложенные оковами, были представлены к шаху, который, сколько ни был раздражен их поступком, однако уважая их мужество, предложил им принять магометанскую веру и, /268r/ за упорство, велел предать их смерти.
Жестокосердые исполнители воли злого[466] тирана отсекли голову князьям Елизбару и Шалве, а тело князя Бидзина[467] разрезали по составам. Грузинская церковь[468] признает сих страдальцев священномучениками и [празднует] в 18 день сентября месяца. Мощи сих мужей, пожертвовавших жизнью за православную веру, принесены в иверский монастырь, Икорта называемый, и доныне опочивают в оном.
/268v/ В скором времени после сего жалостного происшествия царь Вахтанг[469] или Шанаваз умер, оставив преемником царства сына своего Арчила.
Властительство персидских шахов еще продолжалось над иверскими владениями. Арчил III-й признал себя зависимым от шаха Сулеймана, Абасова сына, и был утвержден им на престоле своих предков. Вступив в правление Карталиею, Кахетиею и Имеретиею, /269r/ сей царь имел все способы к соделанию своих подданных счастливыми, но подозрения персидского владетеля воспрепятствовали ему привести к окончанию предприятия, полезнейшие для иверских народов. Не терпя порабощения власти жестокого тирана, каков был шах Сулейман, царь Арчил с душевным прискорбием принужден был оставить свои владения — Карталию, Кахетию и Имеретию, — где не мог он /269r/ действовать по благонамеренным своим видам, и удалился в Россию к государю Феодору[470] Алексеевичу. В сей стране он кончил спокойно свою жизнь, пользуясь великими щедротами милосердых и человеколюбивых российских монархов, получив от них более 20 т.[471] душ крестьян во владение потомственное.
По прибытии царя Арчила III-го в Россию, внук царя кахетинского Теймураза Ираклий, /270r/ воспитанный в России, возвратился из России в свое отечество для принятия царской власти над кахетинским народом. Ничто ему не воспрепятствовало вступать на престол своих предков, но он должен был поработить себя властительству персидского шаха. Дабы твердым быть на престоле, он обратился в магометанство и, по малодушию своему, подстрекаемому властолюбием, оставил православную веру своих предков. Сей царь имел разные /270v/ имена: до принятия им магометанства иверцы называли его Ираклием, в России именовали его Николаем, а персияне дали ему, как одноверцу своему, имя Назар-Али-хана. Шах Сулейман оставил во власти его Кахетию и Карталию. Но Гуссейн, сделавшийся шахом после отца своего Сулеймана, признал царем карталинским Георгия, брата царя Арчила, удалившегося в Россию. При таковых разделениях, ни какового общественного устройства /271r/ не могло быть в Иверии.
Чрез несколько времени царь карталинский Георгий был призван в Персию шахом Гуссейном, который послал его своим наместником в Кандаарскую область тогда, как Мирвейс вооружал народы, обитающие в сей стране, против персидского правления, находившегося в руках евнухов, овладевших слабою душою беспечного шаха Гуссейна. По укрощении волнений в кандаарском народе, царь Георгий побудил Мирвейса извиниться /271v/ пред самим шахом в дерзости, учиненной произведением мятежей. Сей коварный кандаарский вельможа, прибыв в Испагань и увидев шаха Гуссейна, погруженным[472] в сладострастие и беспечность, обратился к евнухам, ослепил корыстолюбивую душу сих алчных чудовищ и столько успел в своей хитрости, что шах, признав его преданейшим из своих рабов, позволил ему возвратиться в Кандаар.
Мирвейс, по возвращении своем в отечество, умыслил злодейским образом изба /272r/ виться от царя Георгия, которого он более боялся, нежели шаха. Злонамеренный кандаарский вельможа, призвав царя к себе на пиршество, отсек ему голову и произвел мятежи большие, нежели прежде против персиян, утеснявших народы, обитающие в Кандаарской области.
Таким образом, погиб царь Георгий и, по смерти его, шах Гуссейн отдал Карталинское царство Кайхосру, племяннику царя Георгия, позволив ему именоваться персидским сардалом, то есть фельдмаршалом, /272v/ в вознаграждение услуг, оказанных царем Георгием в Кандааре.
Кратковременное царствование Кайхосра не представляет ничего достопамятного для потомства. В то время, как царь Георгий находился в Кандааре, Карталия была под властью кахетинского царя Ираклия или Назар-Али-хана, который с жестокосердием, свойственным магометанину, управлял карталинским[473] народом. Царь Кайхосро принял[474] оный в свое правление по воле /273r/ персидского шаха и скоро умер.
По смерти Кайхосра сделался царем в Карталии дядя его Леон III-й. Имея благонамеренные виды для выгод и счастья своих подданных, сей царь не мог привести в действие полезнейших своих умосоображений, восхищаемый и утесняемый властительством персидского шаха Гуссейна. Предоставив времени совершение своих благих намерений, он старался воспитать сына своего Вахтанга[475] в правилах /273v/ непоколебимой попечительности о благе иверского народа.
Вахтанг[476], вступив на престол по смерти отца своего царя Леона, обратил всевозможные свои тщания к водворению порядка в своих владениях и, для предотвращения неудобств в совершении начатого, отправился к персидскому шаху Гуссейну, оставив наместником своим в Грузии брата своего Симона. Шах, увидев пред собою покорным царя Вахтанга[477], начал преклонять его /274r/ к принятию магометанства. Царь иверский воспротивился убеждениям персидского властителя и был взят под стражу, по приказанию раздраженного им врага христианской веры.
После таковых усилий, шах Гуссейн поставил царем в Карталии Вахтангова[478] брата Иесея потому, что сей принял магометанский закон и был назван Али-Кули-ханом. Во времена Иесея лезгины начали делать набеги на грузинские селения, что случилось в 1707 году. /274v/ К пагубным опустошениям сих варваров присоединились другие ужаснейшие бедствия, которые в то время претерпели иверские народы. Во всех иверских провинциях саранчою истреблен был посеянный хлеб и жители обременены были голодом, не находив нигде помощи.
Пострадав три года в Персии, царь Вахтанг[479] показал преклонность быть магометанином. Как скоро совершены были над ним обряды, установленные лжепро/275r/роком, то шах Гуссейн возвратил ему Карталинское царство, наименовав его персидским сардалом и адребежанским генерал-губернатором, а сына его Бакара признал наместником его в Грузии. По возвращении своем в отечество, царь Вахтанг[480], наружно показывая себя магометанином, а в сердце своем имея напечатленным православное вероисповедание своих предков, управлял кротко и благо/разумно Иверией по Законам греческим, а для купечества — по Законам армянским, а так же и по Уложению царя Георгия IV /275v/, к которым законам присовокупил потом и свое особенное Уложение.
В царствование родителя моего Георгия XIII мне поручено было пополнить и в большую ясность привести древние узаконения. Стараясь споспешествовать пользам своего отечества и руководствуясь раз/276r/ными законами, я присовокупил к древним грузинским узаконениям многие постановления, которые найдены были полезными для иверских народов.
Кахетиею же в то время управлял царь Давид V/III, который, боясь персиян, принял магометанский закон и был назван Имам-Кули-ханом[481]. По смерти сего сделался царем в Кахетии брат его Константин III, который, по принятии /276v/ магометанства, был наименован Магомед-Кули-ханом. Тамаз, сын шаха Гуссейна, быв наместником Адербежана, лишил Вахтанга[482] Карталинского царства и отдал оное Магомед-Кули-хану, то есть Константину. По сем Тамаз исходатайствовал ему у отца своего шаха Гуссейна чин испаганского губернатора. И Магомед-Кули-хан, управляя Испаганом, ввел такое устройство в сей персидской столице, что /277r/ оной доныне называют рачительных своих правителей — последователями Магомед-Кули-хана, говоря: “он судит, как Кули-хан”. Пользуясь полною доверенностью шаха и благодарным расположением жителей, Магомед-Кули-хан снискал великие сокровища и употребил оные на полезное. Он построил в Испагане великолепный для себя дом, купил гостиный двор и несколько садов, и купчая, касающиеся его /277v/ имения хранились у деда моего, царя Ираклия, но во время нападения на Грузию, учиненного Ага-Магомед-ханом, утрачены со многими другими актами.
Когда Магомед-Кули-хан прибыл из Персии в Иверию с позволением от шаха Гуссейна владеть Карталией, тогда царь карталинский Вахтанг[483], воспротивясь насилиям персидского властителя и несправедливым домогательствам кахетинского царя, укрепился в Тифлисе, дабы защитить /278r/ законные и нерушимые свои права на наследие своих предков. Магомед-Кули-хан, приведши лезгинов, изгнал Вахтанга[484] из Карталии и овладел Тифлисом. Но Вахтанг[485], в гневе и отчаянии, призвал турков и отдал им свои владения, что произошло в 1721 году. Турки, достигнув пределов Иверии, овладели Карталиею и царь Магомед-Кули-хан, не находя способов к оказанию сопротивления сим неприятелям, удалился в Кахетию. Он надеялся /278v/ получить помощь от персиян. Но сии скоро, после его несчастий, утеснены были авганцами под предводительством Махмуда, Мирвейсова сына, который, овладев Испаганом, уловил в плен самого шаха Гуссейна и истребил весь его род, кроме сына его Тамаза, укрывшего от неприятелей в городе Астрабате у Пати-хана, деда Ага-Магомед-хана.
Между тем, как в Персии продолжались народные возмущения, авганцами произведенные, в которые вмешались /279r/ и турки под предлогом защиты прав Тамаза, царь Вахтанг[486] жил в Имеретии, ожидая благоприятного времени для возвращения Карталии в свое владение. Но видя надежды свои тщетными, он отправился в Россию и, по прибытии своем в город Царицын, услышал о кончине императора Петра Первого, по восшествии на престол императрицы Екатерины Первыя. Сия монархиня приняла несчастного царя весьма милостиво и пожаловала ему орден святого Андр[е]я Первозванного.
/279v/ По отбытии царя Вахтанга[487] из Иверии, брат его Иесей в другой раз принял магометанство, по турецким обрядам, и получил от турков во владение свое Карталию с возвращением ему царского титула, которое ж имел в то время, когда Вахтанг[488] находился в Персии под стражею. Турки, господствуя в Иверии, уловили в плен кахетинского царя Магомед-Кули-хана, отсекли ему голову и овладели Нижнею Кахе/280r/тиею, а в Верхней поставили царем Теймураза II-r/o, брата убитого ими Магомед-Кули-хана, а моего прадеда.
При таких возмущениях не могло быть в Иверии ни малого устройства. Города и села были опустошаемы неприятелями, которые, под видом охранения права преемников царства, обременяли народ насилиями всякого рода.
В повествовании о притеснениях, претерпенных тогда грузинами от турков /280v/ не излишним почел я упомянуть о поступке одного священника, который пожертвовал жизнью в непоколебимом соблюдении правил веры. Когда грузины усмотрели, что начальники турецких войск не оказывают ни малого правосудия по жалобам обиженных и не обуздывают насилий и грабежей, чинимых их подчиненными, то сами начали защищать свою собственность всевозможными способами и охранять себя оружием от насилия /281r/ грабителей. По таковом ожесточении, один грузин, защищаясь от турка, хотевшего отнять нечто насильственным образом, убил сего дерзкого[489] я сокрылся. Подозрение обратилось на другого и сей несчастный приговорен был к смертной казни.
Убийца злодея, видя, что невинный вместо него погибает, прибег к своему духовному отцу и изъяснялся как на исповеди в том, что он убил турка, но, имея семейство, боится открыть свой поступок для /281v/ спасения жизни невинного. Тогда священник, убежденный правилом веры, что добрый пастырь полагает душу свою за овцы, предстал пред турецкое судилище и просил пощадить осужденного невинно. “Кто ж виноват?” — спросил его паша. “Не он и не я, — отвечал священник, — но только в том клянусь именем божиим, что приговоренный к смерти не был убийцею турка”.
Паша угрозами побуждал его показать убийцу и, раздраженный его тайною (bis), велел освободить /282r/ осужденного к смерти, а священнику отсечь голову. Столь сильно действие веры, столь твердо грузинские священнослужители соблюдают ее правила.
Теймураз II-й царствовал в Кахетии, как Надир, по [н]извержении Тамаза, защищаемого турками, объявил себя шахом. Одержав победу при городе Ериване над турецким сераскиром Корпили-оглу и изгнав турков из Тифлиса и некоторых других иверских провинций, сей персидский /282v/ властитель поставил в Карталии своих ханов. Но чрез несколько времени он отдал Карталинское царство Али-хану, сыну племянника царя кахетинского Теймураза II-го. Причиною счастья Али-хана были заслуги, оказанные Надиру родителем[490] Али-хана Магомед-мирзою, племянником царя Теймураза, который пожертвовал жизнью своею для спасения сего шаха в сражении с турками под городом Багдадом[491], где паша Топал-Осман рассеял персиян и сам /283r/ Надир, бросив подстреленную лошадь свою, остался пешим и был бы уловлен в плен или убит. Но Магомед-мирза, царя кахетинского Давида сын, а племянник царя Теймураза, увидев предводителя своего в такой опасности, отдал ему свою лошадь, а сам был окружен турками и рассечен на части. Потом шах Надир и наградил за сие сына его Али-хана Карталинским царством. В то время некто, по имени Саам, оказался в Адербежане и, назвав /283v/ себя сыном шаха Гуссейна, пришел из Ширвана в Ган[д]жу с намерением возмутить народы против Надира. Царь Теймураз, уловив сего мятежника, поручил сыну своему Ираклию отвести его в Персию. Шах Надир, наказав самозванца, благодарил царя Теймураза за усердие и отдал ему провинцию Арагви в вознаграждение услуг, какие оказал сей царь истреблением в Карагаче турецкого войска, поспешавшего в Ширван на помощь Сурхаву, когда сей владелец сопро/284r/тивлялся Надиру, с надеждою на содействия турков.
При всех усилиях царя Теймураза, подкрепленных ополчениями персиян, турки еще не были изгнаны из некоторых иверских провинций и, находясь в Руисе, послали немалое количество казны в Дагистан для собрания вооруженных лезгинов. Дабы уничтожить сии замыслы неприятелей, царь Теймураз приказал сыну своему Ираклию, возвратившемуся тогда из Персии в Кахетию, употребить все способы /284v/ к преграждению путей чрез Кавказс[к]ие горы. Ираклий, собрав войско, напал на турков, поспешавших в Дагистан, вступил с ними в сражение в Арагве, победил неприятелей и овладел казною, которую они везли для преклонения лезгинов к принятию оружия против персиян я иверцев.
Шах Надир, обрадованный известием о сей победе над турками, взял у Али-хана Карталинское царство и отдал оное царю кахетинскому Теймуразу, /285r/ а Ираклия, его сына, а моего деда поставил царем в Кахетии, что воспоследовало в 1744 году.
Таким образом, цари Теймураз и Ираклий, приняв в правление свое Иверию, обратили попечения на приведение в устройство всего, что было разрушено и опустошено в пределах их владений от стоявших там немалое время турецких войск. Совокупными силами и неусыпною тщетностью сии цари восстановили тишину, учредили порядок дел, открыли пути народной /285v/ промышленности и оградили владения свои от пагубных вторжений внешних неприятелей и хищников, которыми окружена Иверия. Но в скором времени открылась преграда их благонамеренным и полезнейшим начатиям со стороны Персии.
Шах Надир, огорченный непостоянностью и возмутительным духом персиян, искал средств к укрощению строптивости своих подданных, для которых продолжительная тишина бывает утоми/286r/тельным[492] состоянием. Употребив беспримерные жестокости, сей шах еще не мог быть удовлетворен в своих видах и по нетерпеливости, свойственной самовластным правителям государств, обременил жителей всех, подвластных ему стран, тягостнейшими налогами. По исчислениям шаха, Грузия должна была доставить полмил[л]иона рублей серебром. Народы, обремененные такою жестокостью персид/286v/ского владетеля, произвели волнения и начали переселяться в другие страны.
Царь карталинский Теймураз, для предотвращения кровопролитий, сам отправился в Персию. Зная свойства шаха, он надеялся преклонить его к кротким мерам и избавить Грузию от налога, которым могли быть подавлены иверцы. Но, не достигнув Хоросана, он услышал, что шах Надир[493] был убит от Магомед-хана Каджара, который жил прежде /287r/ в городе Ереване и убить Надира преклонен был наущениями Надирова племянника Али-Кули-хана. По смерти Надира, сей Али-Кули-хан принял Персию в свое властительство и назвал себя Адиль-шахом. Царь Теймураз прибыл к нему для засвидетельствования покорности своей и был принят сим зятем своим с отличными почестями, — ибо Адиль-шах[494] был женат на грузинской царевне, дочери сего царя Теймураза. /287v/ Адиль-шах[495] в первые дни своего властительства уничтожил все налоги, поставленные Надиром, и иверцы избавились от крайнего разорения. Но царь Теймураз скоро опечален был несчастием сего кроткого шаха. Брат сего нового шаха, именам Ибраим, бывши тогда генерал-губернатором в Испагане, подстрекаемый завистию, назвал себя независимым, преклонил на свою сторону Амир-Аслан-хана, управлявшего Адребежаном, /288r/ вышел с многочисленным ополчением против Адиль-шаха[496], победил его в сражении при городе Миане и захваченному в плен шаху выколол глаза.
Во время таких возмущений между персиянами, царь Ираклий имел пребывание в Тифлисе, а царь Теймураз еще находился в Персии. Иверцы избавившись от налога, поставленного Надиром и названного Арбабскою эпохою, начали безмятежно заниматься рукоделиями и торговлею, /288v/ чему особенно споспешествовали неусыпные попечения царя Ираклия о благе народов, обитающих в Иверии.
Однако волнения, возникшие в Персии по смерти Надира, коснулись и иверских владений. Килижли-Али-хан, бывший некогда губернатором в Грузии, быв начальником после в городе Ган[д]же и умыслил возвыситься свойственными персидским ханам средствами. Он, нашедши одного развратного персиянина, назвал его сыном /289r/ шаха Гуссейна и с многочисленною толпою своих приверженцев приступил к Тифлису, в намерении преклонить царя Ираклия к принятию участия в его замыслах. Царь Ираклий, рассеяв сих мятежников, изгнал самозванца и его соумышленников из пределов Иверии.
По отвращению сих возмущений, царь Ираклий принужден был принять оружие против Абдула-бега, сына бывшего карталинского царя Иесея. Сей Абдула-бег, поставленный от /289v/ царя Теймураза начальником в Сомхетии, вступил в соумышления с бывшим тогда в Тифлисской крепости комендантом персиянином Дура-ханом, испросил войска[497] от адребежанского правителя Амир-Аслан-хана и предпринял овладеть Карталиею, в которой был некогда царем отец его Иесей. Но намерения сего мятежника были тщетны. Царь Ираклий с малым числом грузин одержал победу над своим /290r/ неприятелем, который вступил в Иверию с многочисленными персидскими войсками. В сражении с Абдула-бегом грузины оказали беспримерную храбрость и в такой страх привели персиян, что один садовник армянин взял в плен десятерых персиян и привел их к царю.
По уничтожении замыслов Абдул-бега, царь Ираклий обратился против лезгинов, которые вторглись тогда /290v/ в селение Мартиоби и опустошили оное. Сии хищники с великими добычами возвращались уже в свои жилища, как царь Ираклий с некоторым числом отважнейших из иверского народа, догнав, утеснив и обратив их в бегство, взял все, что грабители влекли с собою в плен. Устрашенные опустошители старались укрыться бегством, но крайнею поспешностью пробегая по берегу реки Иоры, были поражены непредвидимым /291r/ и ужасным бедствиям: от сильного топота их лошадей обрушилась высочайшая над ними гора и подавила пятьсот лезгинов с лошадьми. Но сии бегущие лезгины, встретившись с другою толпою лезгин и соединившись вместе, они напали на царя Ираклия, расположившего тогда стан свой в месте, называемом Дедопалисцкали. Но претерпев еще поражение от царя, удалились в свои жилища.
/291v/ По изгнании сих хищников из пределов Иверии, царь Ираклий пришел в Тифлис и изгнал из Тифлисской крепости персиян. В то время царь Теймураз возвратился из Персии в Иверию и вступил паки (sic) в правление Карталии спокойно. Но как в Персии сделалось замешательство после убиения Ибраим-шаха от внука шаха Надирова Шаруха, которого потом народ персидский и самого сего Шаруха, /292r/ поймав и выколов глаза, сделали слепого шахом, то во время сие усилился в Адербежане Мамед-хан Каджар, убийца шаха Надира. Он, пришед под Еривань, начал оный блокировать.
Тогда царь Теймураз, по просьбе ериванцев, пришел с войсками на помощь ериванцам, куда вперед послал с авангардом сына своего, царя Ираклия, который, встретившись с Мамед-ханом[498], разбил его тогда же, после чего Мамед-хан бежал в крепость Хортураб. /292v/ Но [он] был там царем Ираклием взят [в плен] и представлен царю Теймуразу, который принял его с честью и с честью же потом дал[499] ему свободу и отпустил на волю; на Ериван[500] же наложил дань, которую они и платили всегда, даже до времени моего правления Грузиею. Потом царь Теймураз, по собрании войск, поспешил оказать помощь жителям города Ган[д]жи, который был окружен тогда войсками шушинского Пана-хана. Сей, узнав о приближении /293r/ царя, оставил осаду Ган[д]жи. Но царь Теймураз преследовал его, вступил с ним в сражение и победил Пана-хана Карабагского. Избавив ган[д]жинцев от предстоявшей им опасности, царь Теймураз, вступил в совещания с шакинским ханом Аджи-Чалабом и пошел вместе с ним наказать чарцев за чинимые сим народом набеги на иверские селения. Но Аджи-Чалаб, завидуя могуществу иверских царей, изменил царю /293v/ Теймуразу, соединился с дагестанцами и чарцами, напал на иверские войска совсем неожиданно и обратил оные в бегство.
Обстоятельства воспрепятствовали царю Теймуразу отмстить[501] коварному союзнику за пагубную его измену, ибо Азат-хаи, один из мятежников, возмущавших Персию, приступил тогда к городу Еривану и угрожал жителям оного разорением и пленением. Ериванцы, [не] находя себя в состоянии оказать /294r/ сопротивление сильному и жестокому своему неприятелю, прибегли к царю Теймуразу и он, как из жалости к осажденным, так и для воспящения умножению сил мятежника, послал сына своего царя Ираклия с некоторым числом войск против опустошителя Ериванской области.
Азат-хан, окруженный многочисленными толпами своих приверженцев, с презрением смотрел на малочисленность иверских войск и пред начатием сражения /294v/ велел на прекрасных коврах поставить пред собою кушанье, предварительно торжествуя победу над неприятелем, который, по его мечтаниям, искал сам себе смерти. Прежде еще нападения, два отважнейших авганца обещали Азат-хану непременно поймать и привесть царя Ираклия к Азат-хану. И во время сближения один из них вызвал именно царя на единоборство, а другой требовал против себя наихрабрейшего /295r/ из всех. Царь Ираклий и подлинно вышел, а с ним вместе и князь Луарсаб Макаев и, в виду обоих армий, царь Ираклий поразил одного авгана мгновенно, а другого поразил так же князь Луарсаб. После чего, ободренные примером царя, иверцы устремились столь сильно на удивленных персиян, что мгновенно обратили всех персиян в бегство, и Азат-хан нашел только средство, чтоб спасаться бегством [так], что оставил[502] весь /295v/ свой лагерь и все сокровища в добычу победителям. Иверцы, узнав потом о хвастовстве Азат-хана, уселись на коврах, разосланных для Азат-хана и уставленных различными яствами, [и] торжествовали победу над сильнейшим неприятелем.
Таким образом, охраняя своих соседей, иверские цари были уважаемы от владельцев окрестных стран и некоторые из сих платили им дань, дабы в опасных случаях /296r/ иметь защиту и помощь. Ган[д]жинский хан Шаверди, как весьма близкий[503] владелец к иверским пределам, всегда был охраняем иверскими царями и пользовался особенными их о нем попечениями. Но в 1752 году он отложился от карталинского царя Теймураза и отрекся платить дань, какая на него возложена была по взаимным условиям. Царь Теймураз вместе с сыном своим царем Ираклием вышли с немалым числом войск усмирить /296v/ сего неблагодарного своего союзника и побудить к соблюдению договоров. Но Шаверди-хан[504] предварительно вступил в соумышления с шакинским ханом Аджи-Чалабом[505], который, собрав великие толпы ширванцев и лезгинов, пришел к городу Ган[д]же, сразился с иверскими царями, кои с некоторым уроном возвратились. Аджи-Чалаб, сколько ни был предприимчив, однако не отважился приступить к пределам Иверии. Но по некотором[506] вре/297r/мени сын его. Ага-Киши, сделавшись в Шакинской области ханом, вторгся в пределы Иверии с дагистанскими, ширванскими, дербентскими и ган[д]жинскими войсками и поставил стан свой в Байдаре, расстоянием на 50 верст от Тифлиса.
В надменной мечтательности о своих силах, он требовал [покориться его желаниям обоим царям Иверии], именем Мамед-Асан-хана, усилившегося тогда в Персии. Но царь Теймураз немедля соединил свои войска с войсками, приведенными царем Ираклием /297v/ из Кабарды, устремился на Ага-Киши, поразил ширванцев и дагестанцев и самого Ага-Киши поверг в такую опасность, что он едва мог спастись бегством в город Шаки. В сем сражении цари Теймураз и Ираклий лично начальствовали над войсками, которые, быв ободрены примерною неустрашимостию своих предводителей, в первом движении раздробили толпы неприятелей, обратили их в бегство и на растоянии 50 верст пресле/298r/довали их, поражая и истребляя приведенных в расстройство.
Но сим не были прекращены беспокойствия в иверских владениях. Нурсал-бек, аварский владелец, с лезгинскими войсками приступив к пределам Иверии, окружил крепость Мчадис-джвари[507], но царь Теймураз рассеял и прогнал сих хищников.
В то же время издавна остававшиеся для жительства в Иверии татарские орды переселились в Ереванскую область.
Царь Ираклий, посланный отцем своим для возвра/298v/щения оных, принудил татар прийти в прежние жилища, а с ереванцев взял штраф за то, что они позволили татарам вступить в Ериванскую область.
Под бдительным правлением царей своих иверцы сделались безопасными от нападений окрестных владельцов, одни только лезгины не могли быть обузданы в своих хищениях. Собираясь тогда в местечке Гартискаре, сии горцы немалыми толпами нападали на иверские /299r/ селения и, опустошив оные, увлекали людей. Царь Ираклий сам вышел с довольным числом войск для прекращения беспокойств и пресекши дорогу хищникам, истребил всех.
По восстановлении тишины отовсюду, цари Теймураз и Ираклий видели владения свои в цветущем состоянии. Но в 1757 году Иверия претерпела ужасные бедствия, которых невозможно было предотвратить царям, имевшим /299v/ отеческие попечения о своих подданных. Все иверские провинции пострадали тогда от голода и многие жители оных, не находив ничего, кроме растений для своего пропитания, рассеялись по чужим владениям.
При столь тягостном положении народа, лезгины великими толпами вторглись в Карталию, а турки от Ахалциха и, разорив селения Али, разделились на две части, из коих одна окружила крепость Атоци, а другою [была] осаждена крепость Авневи. Царь /300r/ Теймураз немедленно собрал войска и пригласил имеретинского царя Соломона I-го в содействие к изгнанию хищников из пределов Иверии. Совокупными силами они обратились на осаждавших крепость Атоци и поразили неприятелей, которые, обратившись в бегство, бросили все похищенное ими в Карталии. Но другие, услышав о сем, оставили осаду крепости Авневи и удалились из Иверии в ночное[508] время.
Во времена царя Тейму/300v/раза католикос[509] Антоний склонился принять католическое вероисповедание, по проискам католических, в Тифлисе находившихся монахов. По сей причине [он] уволен был от своей паствы и отправился в Россию. Императрица Елизавета[510] Петровна пожертвовала ему в правление Владимирскую епархию.
В 1759 году царь Теймураз отправился в Россию, боясь Азат-хана, который, овладев Ираком и Адребежаном, назвал /301r/ себя шахом и злобствовал на иверских царей за претерпенное им от царя Ираклия поражение при городе Ериване. Отбытие в Россию царя Теймураза состояло единственно в том намерении, дабы испросить помощи от императрицы Елизаветы[511] Петровны. Но кончина монархини воспятила совершению его намерений, столь спасительных для народов, обитающих в Иверии. Находившись несколько /301v/ времени в Санкт-Петербурге[512], он сам умер и похоронен в Астраханском соборе.
По смерти [Теймураза II-го], сын его кахетинский царь Ираклий принял в свое владение Карталию, наименовав себя царем Карталинии и Кахетии, совокупно. По смерти царя Теймураза, царь Ираклий [вызвал Антония I-го из России и] возвратил его на свою паству.
В сие время усилился в Персии Керим-хан, который, победив Магмет-Асан-хана, деда нынешнего шаха, овла/302r/дел всею Персиею. Счастье в преодолении неприятелей везде ему сопутствовало. Все домогавшиеся престола и самовластия истреблены были ело оружием и, наконец, сильнейший из мятежников — авганский хан Азат претерпел поражение от Керим-хана. Побежденный прибег к царю Ираклию и просил о защите. Но царь Ираклий, страшась пагубных для Грузии последствий Керим-ханова[513] гнева, отправил Азат-хана в Персию, чем заслужил /302v/ благосклонное мнение нового персидского шаха.
Между сими происшествиями явился в Адребежане Патали-хан из Авшарцев, бывший первым генералом Азат-хана, и с адребежанскими войсками приступив к городу Шуше, просил царя Ираклия содействовать ему в покорении Шушинской области. Царь Ираклий, вступив с ним в союз, послал к нему свои войска. Но Керим-хан[514], узнав о сем народном волнении между персиянами, обра/303r/тился с многочисленным ополчением к городу Уруми. Тогда Патали-хан, оставив Шушу, вышел против Керим-хана[515], но находившиеся у него грузинские войска не вступили в действие против шаха и возвратились в отечество. Патали-хан не мог сопротивляться Керим-хану[516] и в сражении был взят в плен.
По укрощении сих волнений, царь Ираклий оказал помощь ган[д]жинскому Шаверди-хану, /303v/ который был изгнан из своих владений шушинским Пана-ханом и, в несчастиях своих, просил царя Ираклия защитить его от неприятеля. При помощи царя Ираклия он был восстановлен в Ган[д]же ханом. Но жители сего города, огорченные его жестоким властительством, произвели мятеж и лишили его жизни. Сыновья Шаверди-хана, убитого в народном возмущении, прибегли к царю Ираклию и старший из них Магомед-Асан был поставлен ханом в Ган[д]же /304r/ по укрощении мятежей силами царя Ираклия.
В то время лезгины приступили к месту Супкулиан, но царь Ираклий отразил сих нападающих. И тогда же наказал курдов[517], живущих в турецком владении, в Карсе и Багдаде[518], которые многократно производили грабежи и опустошения на пределах Грузии.
Попечения царя Ираклия о благосостоянии Грузии простирались всюду при неусыпной его бдительности. Имеретинские вельможи произвели возмущение против /304v/ своего царя Соломона I-го и не хотели ему повиноваться. Но дабы успеть в своих умыслах, они привели в Имеретию турецкие войска и, изгнав царя Соломона I-го из отечества, поставили над собою царем двоюродного брата его Теймураза. В столь бедственных обстоятельствах царь Соломон прибегнул к России. Но ожидая помощи, он собрал лезгинов и приверженных к нему имеретинцев, поразил много раз турков, напоследок и самого Аджи-Али-пашу, присланного от султана, /305r/ разбив, совершенно выгнал всех турок из Имеретии, [и] новый царь Теймураз был взят им в плен. Как лезгины отпущены были от него с пленниками, украденными скрытно из рачинского народа, то царь Ираклий, по сострадательности к сим несчастным единоверцам, принял нужные меры для их освобождения и, рассеяв лезгинов в сражении, доставил свободу рачинцам, которые беспрепятственно возвратились потом в свое отечество. В 1769 [году] пришел в Грузию граф Тотлебен[519] /305v/ с войсками российскими для вспоможения имеретинскому царю Соломону в освобождении имеретинских трех крепостей, в которых еще находились турки. Соединившись с царем Ираклием, граф Тотлебен[520] обратился к турецкой провинции, Ахальцих называемой. Но при деревне Аспин[д]зе произошло между ними несогласие, которого следствием было то, что граф Тотлебен[521] отступил со своими войсками, а царь Ираклий, оставив свои предприятия, пошел обратно /306r/ в Грузию. Турки, предполагая, что отступление их произошло от страха, устремились преследовать царя Ираклия с многочисленными силами, где весьма великое число находилось лезгинов. Турки, дабы окружить отовсюду царя Ираклия, поступили так: одна, наибольшая часть их перешла чрез реку Куру[522], а другая осталась за оною. Царь Ираклий, узнав о намерении неприятелей, приказал снять тайным образом Аспин[дз]ский мост для пресечения пути /306v/ оставшимся за рекою и на другой день вступил в сражение с перешедшими чрез реку. Турки и лезгины, кои [не ожидали этого], после кровопролития были поражены и обращены в бегство. В сем сражения царь Ираклий сам убил Кохта, храброго и знатного лезгинского начальника.
Между тем, граф Тотлебен[523] прибыл в Имеретию и был встречен царем Соломоном на пределах сего царства. По вступлении российских войск в Имеретию немедленно изгнаны были турки из /307r/ крепостей Цуцхватской, Шорапанской и Кутайс[с]кой. Во время бомбардирования Кутайса разбита была церковь[524], почитаемая как монумент весьма древний, которая построена была от генуезсцов во время распространения торговых их колоний на Черном море и до Каспийского, от которой церкви и ныне находятся еще знаки в развалинах в Кутайсе.
Турки, всегда злобствуя на грузинов, нападали на пределы сего царства и грабили жителей. /307v/ Но добычи были равномерны потому, что и грузины не оставались без действия и мстили неприятелям опустошением пограничных турецких мест. Таковыми вторжениями грузинских войск столько были утеснены турецкие провинции Карс, Баязет и Ахальцих, что Диван турецкого султана просил персидского шаха, чтоб он обуздал грузинов и сим прекратил бы опустошения, производимые ими в турецких владениях. Почему, по /308r/ повелению персидского шаха, царь Ираклий заключил с турками мир и получил от султана в подарок шубу, богато убранную лошадь и драгоценную саблю, по древнему обыкновению.
По восстановлении спокойствия со стороны Турции, лезгины, под начальством аварского Нурсал-бея, напали на провинцию Кизики, но были разбиты князем Ревазом Андрониковым, кизикским моуравом. И Нурсал-бей, спасши жизнь свою бегством, /308v/ удалился в Шамахию, где Патали-хан Дербентский, угостив его, и убил изменническим образом сего лезгинского начальника. Но лезгинам ничего не было преградою делать набеги на Грузию. Однако они всегда были отражаемы новозаведенным войском при царе Ираклие, которое называлось Мориге, то есть очередное войско, и служило твердою защитою для отечества.
При всех стараниях царя Ираклия о соблюдении мира и согласия /309r/ с окрестными владельцами, не могла быть в том крае долговременная тишина. Ган[д]жинский хан Магомед столько огорчил царя Ираклия коварными своими умыслами, что сей, соединившись с тушинским ханом Ибраимом, приступил с войсками к городу Ган[д]же и, овладев оным, взял в плен самого хана с его семейством. Для отвращения мятежей были там от царя Ираклия и тушинского хана поставлены правители, и город Ган[д]жа шесть лет находился /309v/ под властью сих владетелей.
По укрощений народа, населяющего Ган[д]жинскую область, царь Ираклий обратился с войсками против ериванского хана Усейн-Али, который, быв данником грузинских царей, предпринял освободиться от наложенных на него обязанностей и, вооружившись, отрекся от платежа дани. Во многих сражениях персияне были разбиты и Усейн-Али-хан подвергся необходимости платить большую еще дань царю Ираклию.
/310r/ Таким образом, Грузия под правлением царя Ираклия соделалась могущественным царством.
По смерти Керим-хана[525], сделавшись в Персии шахом Али-Мурат-хан, он предлагал царю Ираклию быть под покровительством персидских шахов, по примеру предшествовавших ему грузинских царей. Но он, пренебрегая[526], их предложения оставил без внимания и, дабы не подвергнуться его мщению, вступил под покровительство россий/310v/ской императрицы Екатерины Второй. В 1783 году он учинил касательно таковой с Россиею связи Трактат, по совершении коего прибыли в Грузию два егерских батальона российского войска. И в скором времени пришел туда с немногими войсками и генерал-поручик Потемкин, но оставив там генерал-майора Самойлова, сам он возвратился в Россию.
Царь Ираклий и генерал-майор Самойлов обратились против чарцев в намерении /311r/ наказать сей народ за непокорность царю. Но при переправе чрез реку Алазань[527], по причине великого ненастья и разлития вод, возвратились. Возвращаясь же, встретились с лезгинами, коих хотя и разбили, но в сражении сем убит был подполковник принц Гессен-Рейнфельский.
Союз, утвержденный царем Ираклием с Российскою империею, произвел в мыслях турецкого правительства огорчительные предположения для Грузии. Предписано было ахальцихскому паше /311v/ производить набеги на грузинские владения. Турки и лезгины, собравшись в немалом числе, вторглись в Карталию и опустошили селение Сакашети. Для наказания грабителей посланы были майор Сенберг с 200 егерей и грузинский князь Амилахваров с 500 конных грузин. Турки, увидев себя в неизбежной опасности, оставили все похищенное ими и от страха бросились в реку Куру[528], где их более тысячи человек погибло.
По наущениям Отоманской Порты аварский /312r/ Омар-хан приступил с многочисленными толпами лезгинцев к пределам Грузии. Но боясь царя и встречи с российскими и грузинскими войсками, поспешавшими к отражению хищнических его движений, удалился в Ахальцих и на пути к сей турецкой области разорил в Грузии Ахтальский серебряный завод. Царь Ираклий со всевозможною скоростью преследовал сего, но не мог достичь его. Омар-хан, пришедши в Ахальцих и присоединив к лезгинам /312v/ немалое число турков, напал на селение Вахань, принадлежащее князьям Абашидзевым и стоящее на пределах Имеретии. Разграбил оное, взял в плен князя Абашидзева со всем его семейством, но спасаясь [от] царя, шедшего на него с войсками, возвратился в свои владения чрез Ериван[529].
При таковых смятениях все живущие в Грузии татары и народ, называемый казахи[530], переселились в Шуши, а шамшадильцы — в Ган[д]жу. Ган[д]жинцы, возмутившись, выгнали /313r/ из своего города правителей, поставленных там от грузинского царя и шушинского хана, и поставили ханом Раима, меньшего сына владевшего прежде там хана Шаверди.
Царь Ираклий послал[531] войско к Ган[д]же. Раим-хан не мог сопротивляться немалочисленным грузинским ополчениям. Город Ган[д]жа был взят и ханом поставлен был по воле царя Ираклия брат Раима Джават. Но попечения царя Ираклия особенно обращались /313v/ к тому, чтоб возвратить казахских[532] татар, удалившихся в Шушинскую область, и переселить в Грузию армян, обитающих в шушинских владениях. И дабы совершить сии предприятия, царь Ираклий в 1787 году пошел к Шуши с многочисленными своими войсками, к которым присовокуплены были российские войска.
По вступлении в ган[д]жинские владения, находившийся с ними российский полковник Бурнашев получил повеление возвратиться /314r/ с войсками в Россию. До возвращения российских войск в свое отечество, царевич[533] Иулон был послан с войсками в Карабаг и, встретясь с шушинцами, разбил их в сражении. Но как скоро российские войска выступили из пределов Ган[д]жинской области, то и царь Ираклий почел нужным возвратиться в свои владения и вызвать[534] сына своего царевича Иулона из Карабагской области, а шамшадильцы [были] переселены обратно в Грузию.
/314v/ Дабы ограничить замыслы шушинского хана, царь Ираклий вступил в союз с дербентским Патали-ханом и шакинским[535] Магомед-Асан-ханом, и соединенными силами положили они, чтоб овладеть Шушою. Ган[д]жинский Джават-хан, имев связи с тушинским ханом, укрепился в Ган[д]же, но устрашившись пагубных следствий своей упорности, добровольно покорился[536] по-прежнему царю Ираклию. А смерть Патали-хана разрушила /315r/ намерения, предпринятые против шушинского хана.
Турки, не п[е]реставая злобиться на Грузию и соединившись с лезгинами, они вторглись в грузинские пределы и окружили крепость Карагачи. Царевич[537] Иоанн, посланный против сих неприятелей, рассеял их пагубные умыслы, одержав над ними победу. Но претерпенные потери увеличили их злобу. В скором после сего времени они вместе с лезгинами приступили к Карталии, угрожая много/315v/численностью своих ополчений причинить величайший вред жителям сей провинции. Царь Ираклий, дабы отвратить пагубные покушения сих неприятелей, послал меня с войсками в турецкую область, называемую Джавахети, а сам вышел против турков, приблизившихся к Карталии. Предприятия наши имели успех, какого надеялся царь Ираклий по своим соображениям, ибо турки, узнав о взятии мною крепостей их Вачиани /316r/ и Кулалиси, немедленно отступили от пределов Грузии и поспешили[538] защищать свои владения.
По некотором времени царь Ираклий, для воспрепятствования туркам в замышляемых ими приготовлениях к нападению на пределы Грузии, послал меня с войсками во владение Карс[с]кое. Поступая по предназначениям царя Ираклия, я взял три турецкие крепости — Инджадару, Жомушли и Полдереван, для освобождения коих /316v/ пришли турецкие вспомогательные войска, с коими и происходило сражение. Турки были разбиты, и в плен взято до 1000 человек. Во время же сражения напал на меня один знатный по фамилии турок, который почитался между ними отличнейшим по храбрости. Он, напав на меня, семь раз успел поразить меня ударами сабли своей, от которой защищен был счастливо панцирем. Наконец, и я успел сразить его, счастием чем поединок наш и окончился.
Продолжавшаяся не/317r/малое время тишина доставила грузинам средства к обогащению, ибо со всеми окрестными народами была производима беспрепятственно торговля, весьма выгодная для народов, обитающих в Грузии. Но благосостояние сей страны разрушено было персиянами, которые, после кровопролитных внутренних смятений, обратились к опустошению областей близких[539] к Грузии.
Ага-Магомед-хан, евнух, сын Магомед-Асан-хана и внук Пати-хана, который был первым вельможею /317v/ при шах Тамазе и владетелем Астрабата, усилившись стечением приверженцев, овладел весьма многими персидскими провинциями [и] обратился с многочисленным ополчением к покорению Шушинской области. Ага-Магомед-хан, вступив в Шуши, предложил царю Ираклию быть под его покровительством. Царь, находясь под покровительством России, оставил без внимания все то, к чему преклонял его сей персидский шах.
/318r/ Огорченный таковою непреклонностью грузинского царя, Ага-Магомед-хан приступил к Тифлису. Царь Ираклий, несмотря на многочисленные толпы персиян, решился противостать неприятелю и в первом сражении персияне были прогнаны грузинами, порученными в мое распоряжение. В следующий день царь Ираклий сам вышел против Ага-Магомед-хана и расположил войска свои на выгодных местах.
Персияне овладели Тифлисом, что произошло в /318v/ 1795 году. По разрушении большей части сего города, было взято в плен до 2000 жителей Тифлиса, которые в столь краткое время не могли удалиться в горы. Но больший вред тогда учинили городу ган[д]жинцы и ериванцы, которые всегда питали злобу на грузинов и сожгли многие в Тифлисе здания в отмщение того, что грузины по взятии городов Ган[д]жи и Еривана сожигали их домы. Ага-Магомед-хан, в надменности своей, почел грузинов своими поддан/319r/ными и многим из пленников дал свободу.
Чрез некоторое потом время пришли в Грузию российские войска, состоящие в двух баталионах. А в 1796 году вступил в те края с немалочисленными войсками граф Валериан Зубов и овладел персидскими городами Дербентом, Бакою, Сальяном, Кубою и Шамахиею.
Ибрагим-хан Шушинский приступил тогда к городу Ган[д]же, чтоб отмстить ган[д]жинскому хану Джавату за обиды. Но дабы успеть /319v/ в своих предприятиях, Ибра[г]им-хан просил царя Ираклия о помощи, в чем не было ему отказано. Царь Ираклий послал меня с царевичем Александром пропив ган[д]жинцов, и город Ган[д]жа находился два месяца в осаде. Жители оного много раз вступали в сражение, но всегда были прогоняемы с уроном. Царь Ираклий, /320r/ для ускорения действий против Ган[д]жинского хана, прибыл сам с войсками. Но как граф Зубов намеревался сам взять Ган[д]жу, то[540] по причине сей царь Ираклий, взяв контрибуцию и всех пленных, оставшихся там после взятия персиянами Тифлиса, возвратился в Грузию.
По отступлении нашем от Ган[д]жи пришел в сию область по предписанию графа Зубова генерал-майор Римский-Корсаков. Ган[д]жинский хан без малейшего сопротивления позволил ему вступить с войсками в крепость Ган[д]жинскую. Но генерал-майор Римский-Корсаков, оставив в оной один батальон войска, сам с другими /320v/ войсками пришел в Грузию.
В то время скончалась всероссийская императрица Екатерина Вторая, и на престол Российской империи вошел Павел Первый. Он повелел, чтобы все российские войска, в Персии и Грузии находившиеся, возвратились в свое отечество.
По выступлении российских войск из персидских пределов Ага-Магомед-хан, занимавшийся покорением Хорасана и овладевший сею страною, пришел /321r/ с многочисленным ополчением в Шушинскую область. Хан шушинский ушел в Дагестан и оставил город свой без всякой защиты. Ага-Магомед-хан вступил в Шушинскую крепость, не встретив ни малейшего сопротивления. Но остановясь там на некоторое время, был убит своим служителем, что случилось в 1797 году. А в 1798-м скончался царь Ираклий и, по смерти его, вошел на грузинский престол сын его, а мой /32lv/ родитель Георгий XIII.
Царствование родителя моего было мирное. Все его старания обращались к тому, чтоб народы, населяющие Грузию, оградились благоденствием, каким они наслаждались до нашествия Ага-Магомед-хана. По неусыпным попечениям царя Георгия ремесла и торговля начали приходить в цветущее состояние. С окрестными владетелями твердо соблюдаемы были союзы взаимных выгод. Одни только /322r/ лезгины нападали на [Кахетию и] Карталию, но всегда были отражаемы братом моим царевичем Иоанном, который, по повелению царя, находился с войсками в сей стране для охранения сей части грузинских владений.
Турки, в отмщение за претерпенные ими поражения во времена царя Ираклия, намерены были утеснять грузинов, живущих в смежности с ними. Для воспящения сим неприятелям и для охранения своих подданных, царь Георгий послал меня с войсками в Карс, турецкую область. /322v/ Паша Магмед, управлявший оною, вышел пропив меня со многочисленными ополчениями. Сражение между нами произошло кровопролитное. Турки защищались с крайним упорством, но были побеждены. Сам паша обратился в бегство, и я, по рассеянии неприятелей, овладел крепостью Кизил-Чакчак. Родитель мой, царь Георгий, по миролюбивым своим видам, пресек сии неприятельские действия, и я немедленно возвратился с войсками в отечество. Последствием сих проис/323r/шествий было то, что турки не нападали более на пограничные грузинские селения. Но со стороны Персии открылась опасность для Грузии. По смерти Ага-Магомед-хана [власть шаха захватил в Персии его племянник Баба-хан]. Он, чрез посланника своего, преклонял царя Георгия войти под покровительство Персии и просил, чтобы я прислан был к нему заложником. Но послать меня заложником в Персию предстояла невозможность потому, что я был наследником Грузинского царства и находился в российской службе. /323v/ Таким образом, прерваны были сношения с Персиею.
Всероссийский император Павел Первый, узнав о восшествии на грузинский престол (нового царя Георгия], послал, по силе существовавшего между Россией и Грузией Трактата, регалии и Грамоту царю Георгию на подтверждение его царствования, при чем прислано было несколько и российского войска.
Омар-хан Аварский, по просьбе шушинского хана, имевшего злобу на Грузию, с коим[541] Омар/324r/-хан имел и родство, собрав войска, пришел в Кахетию. Но на реке Иоре[542] был разбит соединенными российскими и грузинскими войсками. Российские войска находились под командою генерал-майора Туликова, а грузинские под командою братьев моих Ивана и Баграта царевичей.
По смерти родителя моего царя Георгия прибыли из России грузинские посланники князья Авалов и Палавандов и принесли мне, как наследнику /324v/ царства, Акт, утвержденный подписанием министра иностранных дел графа Растопчина. По сему Акту сделан был правителем Грузии. Я послал сих же князей в Россию с дополнением некоторых пунктов на препровожденный ко мне Акт. Но до прибытия их в Санкт-Петербург, скончался государь император Павел Первый.
В непродолжительном времени после сего прибыл в Грузию генерал-лейтенант Кнор[р]инг /325r/ и, учредив там судопроизводство по правам российским, обратно возвратился в Россию. Но в 1802 году он еще прибыл в Тифлис и в соборной церкви обнародовал Манифест государя императора Александра Первого. Грузины, с благоговением исполняя высочайшую волю, учинили присягу верноподданства. Церемония была великолепная, воинские чины были все в мундирах и шарфах, кругом всей церкви стояли в параде войска, грузины были все в лучших и /325v/ богатых одеждах, и в наряде церковный обряд совершал католикос Антоний. Потом у Кнорринга был [устроен] стол великолепный, после чего — фейерверк[543] и весь город был иллюминован[544].
По совершении сего, генерал Кнорринг отправился в Россию, оставив правителем Грузии по гражданской части действительного статского советника Петра Коваленского[545], который был министром от российского Двора в царствование моего родителя, но войско поручил он генерал/326r/-майору Лазареву.
По присовокуплении Грузинского царства к Российской империи, прибыл главноуправляющим в Грузию генерал-лейтенант князь Павел Цицианов. Он послал войско в деревню Белакан, которую и покорили. В деревне сей были жители, бежавшие из Грузии татары и лезгины. А как Ган[д]жа принадлежала персиянам, то Цицианов пошел против оной. Ган[д]жинцы не могли противостоять /326v/ русским войскам, ибо были жители оной народ торгующий и войною никогда не занимавшийся, то и была Ган[д]жа взята, во время чего был убит и хан ган[д]жинской с сыном его, после чего наименована была Ган[д]жа Елизаветополем[546]. Но семейству [хана] ган[д]жинского дана была свобода жить в городе Ган[д]же и пользоваться монаршими милостями.
Возвратясь в Грузию, князь Цицианов обратил старания свои на укрощение /327r/ лезгинов, которых хищничества и разбои еще не могли быть укрощены. Для сего послан был от князя Цицианова генерал-майор Гуляков на лезгинскую деревню Чари. Но в сражении с чарцами он лишился жизни, вступив в узкие места, где не возможно было действовать артил[л]ерией.
По прошествии некоторого времени князь Цицианов отправился для завоевания Еревана[547] и при отправлении своем /327v/ в Ереван отрядил с войском генерал-майора Сергея Тучкова чрез Гумри. Тучков, прибывши к сему месту, застал там персидское войско, разбил оное и отбил у персиян около пяти тысяч армянских жителей, переселившихся туда из Еревана, которых персияне хотели переселить в свои владения. А, между тем, князь Цицианов прибыл в армянский монастырь Ечмиадзин[548] и застал там с войском Шах-Заду Абаз-мирзу, и между ними произошло /328r/ там сражение. Во время же сражения Шах-Зада, узнав, что в русском лагере[549] не оставалось более пехоты, кроме одного только кавалерийского казачьего и драгунского полка, отрядил свою персидскую кавалерию, которая, как скоро только достигла туда, то н начала грабить ла/герь русского войска. Князь Цицианов, находившись тогда сам в тесном положении, не мог сделать никакой помощи[550] для защиты лагеря от грабежа персиян. Генерал же Тучков, стоявши /328v/ тогда в стороне с своим полком, пришел на помощь к князю Цицианову[551], что увидев, персияне отступили.
Шах-Зада, возвратившись оттуда, встал в лагерях под Ереваном. Князь Цицианов, спустя четыре[552] дня, пошел атаковать персидское войско и, остановивши, отбил их лагерь и стал осаждать крепость Ереван. Между тем, персидский шах Баба-хан пришел с шестидесятью тысяч человек своего войска и расположился /329r/ в лагерях на реке Гарне. В то самое время оставалось у князя Цицианова в малом количестве провианта, который бы должен быть доставлен казахским[553] моуравом князем Чавчавадзевым Гарсеваном. Но провиант сей не был в свое время доставлен, почему князь Цицианов и послал за оным майора Монтрезора с двумя ротами солдат и двумя орудиями в Панбак. Персидский шах, узнавши о том, послал Пир-Гули-хана /329v/ с войском для нападения на Монтрезора. Пир-Гули-хан, прибывши в Панбак, напал на Монтрезора, рассеял его две роты, а самого майора убили и взяли находившиеся при нем два орудия.
В то самое время в Грузии, в провинции Арагви поднялся бунт теми обывателями против российского начальства. Управлявший тогда в Грузии генерал-лейтенант князь Волконский, не нашедши другого средства к укрощению /330r/ арагвцов, послал генерал-майора Талызина с отрядом с ним. Генерал Талызин, прибывши к арагвинцам, не мог нисколько успеть в порученном ему деле. Между тем, князь Волконский послал на Линию тифлис[с]кого жителя, армянина Микиртума Сургунашвили[554], чрез коего и требовал оттуда войска. С Линии послан был один казачий полк. Микиртум не повел тот полк прямою дорогою в Тифлис, а повел /330v/ на Осетию. Близ Нары, видя такую необыкновенность, осетинцы собрались все, дабы воспрепятствовать проходу чрез свою дорогу, где и сделалась ссора и дошло до перепалки, довольно жаркой так, что с немалою потерею остатки казаков едва прошли чрез оное место.
Между сими происходившими делами, князь Цицианов отрядил генерал-майора Портнягина атаковать персидского шаха на реке Гарничае. /331r/ Портнягин, атаковавши[555] шаха, не успел а своем предприятии по причине превосходства персидского войска, не мог устоять против оного и принужден был отретироваться назад и возвратиться в свои лагеря. Напоследок, шах атаковал самого князя Цицианова, который был стеснен местоположением, не имея к тому же более в запасе провианта, и, сверх[556] того, не благоприятствовал ереванский климат российским войскам. /331v/ По сим обстоятельствам князь Цицианов стал ретироваться назад. И при ретираде персиянами были взяты в плен многие знатные особы из грузин, в том числе взят был генерал-майор князь Иван Орбелианов. И Цицианов, напоследок, возвратился в Грузию. После [этого Цицианов], собравши в Грузии войско, пошел в Осетию отмстить осетинцам за казачий[557] полк, разбитый ими. Но по причине трудного там место/332r/положения не могши ничего важного сделать, [он] возвратился назад и отправил из Грузии в Россию царицу Дарию, супругу царя Ираклия, и сыновей его, царевичей Иулона и Парнаоса, из коих первый взят был в Имеретии, а последний — в Казахе[558].
В 1805 году персидский шах Баба-хан или, иначе, Фатали прибыл с войском в Бардавель[559]. Ибраим же, хан шушинский, испугавшись приближения шаха, вошел под покро/332v/вительство России. Князь Цицианов пошел сам к хану Ибраиму и уверил его сохранить Шушинскую крепость от нападения неприятеля и оставил там на сей предмет российское войско. Персидский шах, прибывши на Араз, послал сына своего Абаз-мирзу с войском в Грузию, а Цицианов, будучи тогда в Ган[д]же (что ныне Елизаветополь[560]), отрядил оттуда с отрядом полковника Караина. Полковник Караин, вышедши с (bis) /333r/ отрядом, встретился с персиянами близ реки Зейба. Но как персидское войско превосходнее было силою против русского, то Караин[561], не могши устоять против оного, был ранен и спасся в одной разваленной крепости.
Потом персидское войско пришло в Ган[д]жи, и переселили оттуда некоторых жителей в Еревань. Абас же Мирза, по приезде своем в Казах[562], получил там повеление от своего родителя отправиться в /333v/ Еревань, ибо сам шах возвратился в Гилянь по той причине, что российский отряд перешел[563] из Астрахани в Гилянь[564]. А как здесь российской отряд имел неважный успех, то и перешли оттуда под Баку[565]. А Абаз-мирза поднялся из Казаха[566] чрез Акстафскую[567] дорогу. Но как сия дорога была узкая и гористая, то при переходе сего места напали на Абаз-мирзу грузинские казахи[568] и шамшадильцы. Татары при/334r/чинили оному немалый урон.
Когда князь Цицианов, перешедши с войском реку Куру, отправился в Баку[569] для занятия сего города, тогда находившийся в Шушинской крепости при Ибраим-хане полковник Лисаневич[570] и подполковник Котляревский напали на шушинского хана Ибраима и убили его, имевши подозрение на него, будто бы он, Ибрагим-хан, имел переписку с персидским шахом. В то время князь Цицианов, прибывши под /334v/ Баку[571], предложил бакинскому хану Усейну о сдаче крепости. Хан Усейн просил к себе лично для переговоров князя Цицианова. Князь Цицианов с князем Елисбаром Еристовым пришли под крепость Баку[572] по приглашению хана Усейна. Сей хан вышел[573] из крепости с двумя человеками на встречу князю Цицианову и, вместо положенного между ними переговора, приказал застрелить Цицианова и Еристова. И, по учинении такого вероломства, отрублены были /335r/ им головы и отправлены к персидскому шаху.
После такового нечаянного и печального происшествия, российское войско, находившееся под Баку[574], отправилось чрез море в Кизляр, по случившемуся недостатку у него в провианте и потому еще, что против них стоял Пир-Кули-хан, персидский сардал с войском.
На место князя Цицианова послан [был] в Грузию главнокомандующим генерал-фельдмаршал граф Гудович[575]. И [он], по прибытии туда, отрядил /335v/ с войском генералов: Булгакова — в Баку[576], а Глазенапа — в Дербент. Оба сии генералы, дошедши к назначенным им местам, овладели Бакинскою и Дербентскою крепостями. Сам же граф Гудович[577] пошел с войском в Ахалкалак, на границу Турции, и осадил турецкую крепость Ахалкалака. Однако ж не мог [он] ее взять потому, что коротки были лестницы, сделанные для штурмования крепости сей.
Во время осады Ахалкалакской крепости /336r/ турецкий паша Усуп прошел на реку Арпачай[578] с войском туда на помощь. Гудович[579], узнавши о том, оставил крепость и. пошел на встречу против Усупа-паши, разбил его и обратил в бегство. Сей паша, приехавши в Карс, хотел собрать вновь турецкое войско и напасть на Грузию. Однако ж воспрепятствовал намерению его учинившийся тогда в Константинополе бунт, усилившийся до такой степени, что и сам турецкий султан /336v/ Селим был от турок убит. По сей причине Усуп-паша оставил свое предприятие.
Граф Гудович[580], разбивши Усуп-пашу, послал генерала Булгакова покорить чеченцев. Однакож ущелия и гористые места были препятствием исполнению [дел] Булгакова, ибо чеченцы, укрывши в горах жен и детей своих, встретились с Булгаковым, и произошла между русскими и чеченцами сшибка. Булгаков, видя невозможность между горами и ущельями, препятство/337r/вавшими ему более сражаться, возвратился назад.
Туркам было досадно, что мингрельский владетель Дадиан взошел под покровительство России и что русские на берегу Черного моря, в месте, называемом Кулеви[581], сделали крепость и гавань для пристанища кораблей. Турецкое войско, собравшись в Батуме, пришло ночью в Кулев и напало на русских, из коих несколько было побито турками, а остальные, спасшись, укрепились.
/337v/ В 1808 году граф Гудович[582] сам пошел с войском в Еревань, а генерал-майора Несветаева послал в Нахичевань. Сей город, по прибытии в оный генерала Несветаева, был им занят. А крепость Ереван графом Гудовичем была осаждена и штурмована, однако ж не была взята, поелику у Гудовича не было осадных орудий, почему граф Гудович[583] и принужден был возвратиться назад.
Персияне, узнав о возвращении Гудовича, на/338r/пали на генерала Несветаева. Несветаев, хотя не без урона, однако ж славно пробился между персиян и пришел в Карабаг. После сего граф Гудович[584] отправился из Грузии в Россию, а на место его прибыл в Грузию главнокомандующим генерал Тормасов.
Во время управления Тормасовым[585] Грузиею персидский шах Фатали или Баба-хан послал своего сына Мамед-Али-мирзу[586] с войском против Грузии. Мамед-Али-Мирза[587], при/338v/шедши в Грузию, разорил Борчалы и другие татарские селения до самого Тифлиса [и] возвратился назад.
В то самое время генерал Тормасов[588] послал князя Дмитрия Орбелианова к Черному морю под крепость Пот, которая и была осаждена Орбелиановым. Турки же, узнав о сем, послали туда вспомогательное войско. Между тем, генерал Тормасов[589] послал князю Орбелианову на помощь кабардинского полка майора Каплана /339r/ с отрядом. Каплан встретился близ Пота с турецким войском [и] разбил его.
Для взятия крепости Пота очень много сделала пособия русским войскам сестра моя, правительница мингрельская Нина, которая и сама даже была там в сражении при крепости.
Между тем, Тормасов[590] вызвал к себе имеретинского царя Соломона II-го. Царь приехал в горы, где его Тормасов[591], арестовавши, отправил в Тифлис. /339v/ Сам же Тормасов[592] отправился в Карабаг для переговоров с персами, ибо от шаха был послан к Тормасову[593] вельможа персидский, мирза Бузурк[594].
В то время, когда Тормасов[595] занимался переговорами с персиянами, ушел из под ареста в Тифлисе, находившийся там имеретинский царь Соломон и, доставши в Ахальцихе войско, пошел в Имеретию. А племянника своего Леона, сына царевича /340r/ Иулона, [он] послал в Осетию, куда собрались осетинцы и стали драться с командовавшим тогда там генералом-майором Афердовым и сожгли местечко Цхинвала.
В самое то время учинился в Имеретии бунт и генерал-майор Симонович[596], командовавший тогда в Имеретии, послал майора Калатузова с двумя ротами солдат для усмирения жителей деревни Закара, куда Калатузов пришедши, был убит /340v/ от них. Смертию Калатузова ободрены были имеретинцы и заперли потом генерала Симонов[ич]а в породе Кутайсе. Генерал Тормасов[597], узнавши о том, послал туда на помощь с войском генерал-майора князя Димитрия Орбелианова, коего на дороге, на горе Кортохте встретило имеретинское войско. Орбелианов не мог более сопротивляться [и] возвратился с уроном оттуда чрез Сурамскую дорогу. /341r/ Генерал Тормасов, получив[598] сведение о сем, послал на помощь к князю Орбелианову генерал-лейтенанта Розена с войском. Розен, соединившись с князем Орбелиановым, дошли вместе с величайшею трудностью до Кутайса, где присоединился к ним еще мингрельский владетель Дадиан. Князь же Зураб Церетели[599] изменил тогда царю Соломону и царь не мог тогда устоять против соединенных /341v/ сил, — отправился обратно в Ахальцих.
Князь Леон, узнавши о удалении царя Соломона, уйдя из Осетии, попался на дороге лезгинам и был от них убит. Чрез некоторое время по сем персидский шах послал Гусейна, генерала своего, с царевичем Александром с тем, дабы они соединились в Алкалах (sic) с ахальцихским пашею и сделали бы нападение на Грузию. Генерал Тормасав[600], стоявши тогда в лагерях в Цалке, послал свое войско напасть /342r/ на персов и, по нападении, персидское войско от русских было разбито. Потом Тормасов[601], пошел с войскам в Ахалцих, стал оный осаждать. Однако ж Тормасов[602] имел неудачный сей поход: 1-е, что была тогда зима; 2-е, что провианту не достало у него и, 3-е, что чума показалась в войске его, по чему Тормасов[603] и принужден был возвратиться назад. И по возвращении в Грузию, отправился [он] оттуда в Россию. А на место Тормасова[604] прибыл в Грузию главнокомандующим /342v/ генерал-лейтенант маркиз Паулуч[ч]и.
В продолжение правления Грузиею генерала маркиза Паулуч[ч]и сделался вообще в Кахетии бунт и в Сигнагской[605] крепости был убит комендант. Маркиз Паулуч[ч]и находился тогда в Ширване. Узнавши о происшедшем в Кахетии бунте, [он] послал туда войско для усмирения кахетинцов, где и происходили между ими небольшие стычки.
Между тем, Абаз-мирза с персидским войском пришел в /343r/ Карабаг. А близ Болта стоял малый отряд русского войска, где Абаз-мирза напал с своим войском на русских. Но как персидская сила была гораздо превосходнее русской и русские дрались храбро, находившиеся же тогда при Абаз-мирзе европейцы, распоряжаясь всем, как войском, так и артиллериею, устроили батареи против российских орудий. По причине же многочисленной персидской артиллерии у некоторых орудий русских были сбиты лафеты. И как /343v/ долгое время продолжалось сражение и порох был со стороны русских весь издержан и сикурсу ниоткуда нельзя было получить, по сему случаю половина солдат была побита персиянами, а остальная взята была в плен.
Генерал маркиз Паулуч[ч]и из Ширвана прибыл в Хашмы и там произошла между маркизом и тамошними жителями небольшая стычка, после чего хашминцы усмирились. Потом маркиз Паулуч[ч]и прибыл /344r/ в Кизик, где и кизикцы пришли в послушание. Из Кизика пришел маркиз Паулуч[ч]и в Чумлаки, где так же с жителями произошли стычки. Наконец, и они усмирились.
После сего генерал маркиз Паулуч[ч]и потребован из Грузии в Россию и на место его прибыл генерал Ртищев.
По приезде генерала Ртищева в Грузию сделался там великий голод, по чему генерал Ртищев стал требовать от жителей недоимки податей хлебом. Некоторые /344v/ провинции из грузинов не соглашалися на таковое предложение и вышло чрез то самое неудовольствие между грузинами и русскими. Ртищев послал войско на взбунтовавшихся в Кахетии и тем усмирил их. Однакож неудовольствие всегда оставалось в сердцах грузинов и голод все еще продолжался. В то время кахетинцы вызвали царевича Александра из Еревани. Царевич[606] прибыл в кахетинскую деревню Тианет, куда собрались некоторые кахетинцы и отправи/345r/лись оттуда во внутрь Кахетии, где присоединилась к ним и лезгинская[607] часть войска помогать, как по соседству, кахетинцам.
Генерал Ртищев, находившись тогда на реке Аразе для переговоров с персидским наследником Абас-мирзою, послал генерала Котляревского с войском на Абас-мирзу, находившемуся уже на Асландусе. И по нечаянном нападении ночью русскими на персиян, персияне были рассеяны. Потом генерал Ртищев отправил его же, генерала /345v/ Котляревского, с войском на Ленкорань. В Ленкорани был тогда персидский редут, где находился и отряд персидского войска. Котляревский напал на персиян, где и хан ленкоранский Усей-Кули держал сторону русских. Генерал Котляревский взял персидский редут, однако ж не без урону, ибо и сам Котляревский ранен был в челюсть. И Ленкораном завладели русские, оставив там охранительное войско.
После сего учинилось /346r/ в Кахетии народное взволнование, куда отправился для усмирения кахетинцов генерал Дмитрий Орбелианов из грузин, бывший тогда в русской службе. Между царевичем Александром и генералом Дмитрием Орбелиановым произошли стычки в Шильде, так же на поле Фафры, в Сигнаге и в Сакобе, где иногда русские одерживали верх[608] над кахетинцами, а иногда кахетинцы над русскими. К сему времени подоспел гене/346v/рал Симонович[609] с войском на помощь к генералу князю Орбелиану. Тогда кизикцы, казахцы и многие из дворян карталинских и кахетинских оставили Александра и близ Манавы были рассеяны русскими, по чему царевич[610] Александр удалился в горы — Пшавы, из Пшав — в Хевсур[ет]ы, а из Хевсур[еты][611] — в Дагестан. Генерал же Симонович[612] и Сталь преследовали царевича до Пшав, где пшавцами были приняты хорошо. Оттуда отправились потом и в /347r/ Хевсур[ет]ы. Симонович[613], будучи недоволен весьма хевсурцами за то, что они упустили из рук царевича Александра, наказал из них тех, коих деревни были близ его, [и] дошел до Кистани, границы дагестанцев и чеченцев.
Хевсурцы, взирая как бы равнодушно и в молчании на участь товарищей своих, питали однако в сердце своем досаду и ненависть к генералу Симоновичу. И [они этому генералу отомстили за все свои обиды тогда], когда [он] с войском возвращаяся назад и не взяв никакой предосторожности, думая, /347v/ что хевсурцы совершенно усмирены, пошел по дороге к Цкалкули, которое есть место самое узкое[614] и по обеим сторонам оного продолжаются высокие горы, покрытые густым лесом, между коими протекает еще быстрая река, называемая Черный Арагви, так, что, идучи, по сей дороге[615] должен[616] беспрестанно то на ту, то на другую сторону переправляться; сею дорогою нельзя проходить взводами и, [также], отделениями почти невозможно, а должно проходить ря/348r/дами, и передний человек не может дать пособия заднему, а задний — переднему, — и тут встречены были от хевсурцов. Русские хотя и получили от них урон, однако оный был маловажен в рассуждении опасности, в какой они тогда находились. При сем ранен был довольно майор князь Орбелианов Каплан. По окончании таковых происшествий, генерал Ртищев вызван был из Грузии в Россию, а на место его угодно было его императорскому величеству послать /348v/ ваше превосходительство.
Многие думают, что грузины не имели ни книг, ни типографии и даже будто не умели ни писать, ни читать. Однако сие несправедливо, ибо, как выше упомянуто, что во время еще греческих императоров посланы были воспитанники из Грузии от царей неоднократно в довольном количестве для научения нужным в то время предметам, особенно же, чтоб сделать перевод книг греческих на грузинской язык, что /349r/ и действительно было потом с немалым успехом сделано и переведено. И переведено с эллино-греческого на грузинский язык более 300-т разных книг, которые потом, [чтоб] не были бы потеряны от каких-либо политических превратностей и перемен, переписаны все генерально и все экземпляры посланы для хранения в Афонские горы, где и ныне хранятся в Иверском том монастыре; так же, многие из книг сих хранятся еще и в Имеретии, в Гелате, /349v/ на случай скорого их, от какой-[нибудь] потери, восстановления.
Между тем, неуместно кажется упомянуть здесь хотя [бы] о некоторых, особенно же о главнейших из оных с означением, притом, от кои[х] именно книги те были переведены. Грузинская церковь, вообще, почитает святыми отцами тех, кои трудились в переводе книг священного писания, кои и следуют здесь по порядку, хотя и не все, а именно:
1. Святой Иоанн перевел Евангелие.
2. Святой Евфимий /350r/ перевел:
1-е. Толкование евангелистов Иоанна и Матвея;
2-е. Толкование Псалтыря Лественника[617];
3-е. Апокалипсис и с Толкованием Андрея Критского;
4-е. Книга Григория Богослова;
5-е. Ифика Василия Великого;
6-е. Иоанна Дамаскина и другие многие, всех до 60-и книг, о коих ненужным почитаю упоминать здесь именно. Сей святой Евфимий был сын помянутого Иоанна, переведшего Евангелие.
3. Святый Георгий, Афонский называемый, перевел:
1-е. Библию;
/350v/ 2-е. Толкование Библии Иоанном Златоустом;
3-е. Апостол;
4-е. Псалтырь;
5-е. Триодь;
6-е. Эфесский собор;
7-е. Четьи-Минеи[618];
8-е. Октоих[619] или Параклитикос;
9-е. Задики или Титекос;
10-е. Синаксар;
11-е. Ермос;
12-е. Шестидневник Василия Великого и другие многие, до 20-и книг.
4. Философ и богослов Иоанн Петрицкий перевел Метафизику Диадоха[620] Прокла с собственным Иоанна Петриция Толкованием, так же Порфирия и Диалектику, а Лественника[621] перевел, подражая /351r/ со всевозможностью витийству эллинского подлинника. Сверх[622] того он сочинил в ямбических стихах книгу, Схоластика называемую. Причем, сказать можно вообще, что грузинский язык должен быть, без сомнения, весьма обширен и богат, когда при переводе толикого множества книг ни один переводчик не жаловался на недостаток своего языка и переведены, как известно, с наибогатейшего и прекраснейшего в свете языка, со всею витийственностью и диалектикою эллинского языка.
/351v/ Иной период сочинений и переводов:
1. Штатс-секретарь царицы Тамары Руствел сочинил на грузинском языке в стихах героическую[623] поэму, называемую Вепхисткаосани (Барсокожий).
2. Штатс-секретарь царицы Тамары Моисей Хонский сочинил в прозе героический роман, называемый Даре[д]жаниани, который и доныне читается с удовольствием особенным.
3. Штатс-секретарь той же царицы Тамары Чахрухадзе[624] сочинил роман, Чахрухаули[625] называемый.
/352r/ 4. Царь Теймураз Первый сочинил романическую поэму, Батониани называемую.
5. Католикос Бессарион сочинил книгу против католиков, называемую Грдемли[626].
6. Саба[627] князь Орбелианов сочинил Грузинский словарь.
7. Царевич[628] Вахушти сочинил Грузинскую историю.
8. Досифей, епископ Некрес[с]кий, перевел полную Риторику[629] с армянского.
9. Мзечабук князь Орбелианов перевел сокращенную Грамматику армянскую.
10. Католикос[630] Антоний, будучи еще во Владимире /352v/ архиереем, перевел Баумейстерову полную Философию и физику, а с армянского языка — Грамматику армянскую и Мхи-тарову[631] сокращенную Риторику[632] с армянского же. Сам же сочинил Мартирику, то есть [Жития] святых мученик[ов], грузинских святых.
11. Князь Саридан [Чолокаев], российской службы артиллерии майор, перевел Телемака и Арифметику.
12. Князь Давыд Орбелианов, сардал, перевел с персидского историю рыцарскую Тамарскую, царя Ушанга и генерала его Карамана.
13. Глаха Котети /353r/ перевел роман английского[633] Милорда.
14. Архиепископ астраханский Гай перевел многие книги с российского и, между прочим, Марка Аврелия, Велисария, Агатия-архидиакона, императора Юстиниана и многие другие книги.
15. Я же перевел г-на Монтескю О разуме законов, первые две части, так же Ансильона О изящном; сокращал грузинскую Грамматику; сочинил роман в письмах под именем Шаха; перевел краткую Митологию и Шаха Надира историю с персидского.
/353v/ 16. Иван царевич[634] перевел Кондильяка.
17. Мириан царевич[635] перевел многие проповеди минятии и другие.
18. Князь Авалов перевел Полидора.
19. Дворянин Иван Базлидзев перевел Дворянскую грамоту.
20. Священник Игнатий Иосельян перевел Натуральную историю с армянского.
Итак[636], в заключение всего упомянуть еще намерен, что школы у нас были всегда устроены[637], в коих всегда учились с хорошим успехом словесности и языкам. Типография так же была издавна[638] /354r/ на грузинском языке и царь Арчил напечатал Библию; царь Вахтанг — Евангелие, Апостол, Псалтырь, Служебник и поэму в стихах Вепхисткаосани[639], сочиненную Руставелом. Архиерей Иосиф Самебский напечатал Триодь, Пентекос и Иоанна Дамаскина. Афанасий, архиерей тифлисский, напечатал Часослов и некоторые другие книги.
При деде моем, царе Ираклие, усовершена была в Тифлисе типография, где для всей Грузии отпечатано было книг /354v/ в довольном количестве, для всех мест по всей Грузии и Имеретии.