История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко

Е. С. Голубцова, В. М. Смирин. К попытке применения «новых методик статистического анализа» к материалу древней истории[17]

У любого читателя этой рецензии может возникнуть и наверняка возникнет вопрос; заслуживает ли столь краткая брошюра (изданная к тому же малым тиражом) такого долгого разговора? Ответим так: поскольку авторы брошюры пытаются доказать, что утвердившиеся в исторической науке представления могут быть перевернуты, по сути дела, без прикосновениях истории (к смысловой стороне ее материала) при помощи неких формальных выкладок, поскольку именно такой — игнорирующий методы и опыт работы историков — подход они объявляют объективным, а всякий иной, по их мнению, влечет к «субъективизму в выводах» (с. 9), поскольку, наконец, они избрали полем для своих упражнении древнюю историю, — мы должны высказаться. Затрагиваемые при этом разговоре методические и методологические вопросы имеют очень широкое значение — именно поэтому мы не сочли себя вправе уклониться от пристального рассмотрения самих предлагаемых в брошюре «методик», их собственно методической стороны (предпосылок, обращения с материалом, логики рассуждений).

Авторы брошюры хотели бы продемонстрировать читателю лишь часть своей концепции, утверждая, что «никаких содержательных хронографических выводов» из их методик в брошюре, «как правило, не делается» (с. 3). Это утверждение неточно. Такие выводы в ней есть, только они, «как правило», не следуют из методик, а предшествуют им. Авторы прямо говорят, что отправным пунктом для них были «известные концепции Н. А. Морозова», содержание которых они предпочитают полностью не раскрывать и в основе которых, напомним, лежит тезис о фиктивности древней истории и античной культуры. Мы отнюдь не разделяем убежденности авторов брошюры в научной значимости этих совсем не «новых» и более чем парадоксальных построений. В конце рецензии нам придется остановиться на концепциях Морозова более конкретно, пока же мы будем рассматривать их лишь как составную часть концепции авторов брошюры, пишущих сегодня. И если, по их словам, в брошюре «излагаются только методики и получающиеся на их основе статистические факты», то мы должны помнить, что «новые методики» (в разработке которых принимал участие А. Мищенко), как явствует из авторского введения (с. 3), полностью подчинены целям подкрепления или модификации старых умозрений Н. А. Морозова.

Что же касается собственно «статистических фактов», то авторы, думается, более осмотрительны, когда на той же странице именуют их скромней — «результатами». Еще точнее было бы говорить лишь об интерпретациях результатов (порой — даже еще не полученных, как в § 1.2 и 1.3). Так или иначе, в брошюре ее авторы предполагают ограничиться «обзором тех новых результатов, которые имеют математико-статистический характер и могут быть сформулированы в более или менее формальных терминах» (с. 3). Разумеется, чтобы такие результаты получили значение «фактов» недостаточно их соответствия некоей «методике». Для их оценки — не формальной, а по существу — необходимо рассмотрение вопросов: о применимости конкретных методик к конкретному материалу тех наук, где их предполагается использовать; о содержательной стороне (т. е. смысле) полученных результатов и возможных их интерпретаций; о соотношении полученных результатов и интерпретаций со всей системой фактов и закономерностей, установленных в ходе развития данной науки. Для всего этого одной «статистической» стороной не обойтись.

Видимо, недаром В. Н. Тутубалин в своей книге «Теория вероятностей» подчеркивает, что уже при преподавании этой теории «важно соблюдать равновесие между чисто математическим и естественнонаучным[18] материалом, так как … пренебрежение вторым наносит ущерб правильной оценке роли теории вероятностей в науке».[19] Предостерегая от опасностей, связанных с возможностями приложения теории вероятностей к материалам конкретных наук, Тутубалин указывает и на такую: «…Вполне квалифицированный математик может быть, к сожалению, лишен здравого смысла естествоиспытателя и предлагать применять теорию вероятностей во всех случаях жизни, в том числе и в тех, когда она неприменима» (там же, с. 143). Из пояснений того же автора следует, что применение математических методов не решает вопроса об объективности или субъективности получаемых результатов. «…Ясно, — пишет он, — что вопрос о применимости вероятностных методов в каждом отдельном случае решается на интуитивном уровне (интуиция, конечно, основана на личном и общенаучном опыте). Научная добросовестность требует от каждого исследователя применения доступных методов проверки статистической устойчивости,[20] но наличие ее редко можно вполне гарантировать» (там же, с. 6 cл.) Цитируемые замечания имеют для нас двоякое значение. Во-первых, они показывают, что в нашем случае речь должна идти не о мнимой конфронтации методов математики (или астрономии) и истории (как это пытаются представить авторы рассматриваемой брошюры), а об умении или неумении (желании или нежелании) автора методики считаться с материалом конкретной науки (даже просто о владении или невладении им). Во-вторых, подчеркиваемая математиком необходимость обращения к здравому смыслу подсказывает нам мысль о возможности и необходимости нематематической критики тех или иных попыток приложения математических методов к историческому материалу.

Исходя из этого, мы и хотим не то чтобы вступить с авторами брошюры в спор (для всякого, кто стоит на позициях историзма и хоть сколько-нибудь представляет себе характер, разнообразие и объем материала древней истории, сами результаты применения «новых методик» являют собой их лучшее опровержение, так что спор о деталях неинтересен), но просто попытаться понять, с чем же, собственно говоря, мы имеем дело.

Первый параграф брошюры озаглавлен «Три идеи Морозова», но, рассматривая затронутые в нем вопросы, мы не будем касаться историографической стороны. Отклоняясь от порядка изложения «методик» в брошюре, начнем с тех, которые, судя по изложению самих авторов, не дали им определенных результатов.

§1.2. брошюры посвящен «распределению жанров античной литературы по времени». Его неравномерность, по мнению авторов брошюры, не отвечает «теоретико-вероятностным» возможностям. Прежде чем рассматривать это предположение по существу, приведем сначала длинную выписку, которая нам покажет, на каком уровне ведется ими изложение: «История литературы в Древней Греции, не считая легендарных Орфея и Музея, начинается с VIII–VII вв. до н.э. полулегендарными Гомером и Гесиодом. С 700 по 500 г. до н.э. в Греции преобладают, в основном, представители лирического, эпического и сатирического направлений. К 500 г. до н.э. все эти направления исчезают и расцветает трагедия, а вслед за ней — комедия, бесследно исчезающие к 400 г. до н.э. На их месте появляются философы. Не успели они прекратиться (sic!), как вновь возникает комедия, чтобы с 300 г. до н.э. уже больше никогда не возродиться. Незадолго до этого выдыхается и философская мысль. На смену комедии и философии приходят дидактика и буколика, завершающие историю литературы в Древней Греции. Если не считать гомеровского периода, то на все литературное творчество в Древней Греции приходится около 600 лет, а на трагедию всего 100 лет. В остальные 500 лет, ни до, ни после не появилось ни одного автора трагедий. На комедию приходится 150 лет, а сатира лишь промелькнула около 500 г. до н.э. и никогда более не возобновлялась. Аналогичная картина наблюдается и в Древнем Риме. В течение первых 150 лет в Риме были только драматурги. К 100 г. до н.э. драматурги исчезли и вместо них на 200 лет появилась волна поэтов и т. д. и т. п.» (с. 7).

Этот грубый шарж на историю античной литературы едва ли заслуживает опровержений. Для греческой литературы в этой схеме вовсе не находит себе места нефилософская проза V–IV вв. до н.э., не говоря уже о более поздних временах (историки, ораторы), а за пределами краткого периода, которым авторы брошюры произвольно ограничивают «все литературное творчество» древних греков, остаются такие авторы (упоминая лишь наиболее известных в русских переводах), как Плутарх (I–II вв. н.э.), Лукиан, Арриан (включая его записи лекций философа Эпиктета), Павсаний (все трое — II в. н.э.) и мн. др. Важнейший для дальнейшей истории литературы жанр — греческий, роман (дошедшие до нас в полном виде образцы — II–V вв. н.э.) — тоже остается за пределами схемы (как и весь важнейший для развития греческой литературы период римского владычества). С римской литературой дело обстоит еще хуже: напомним, что одновременно с «драматургами» писал Катон, между ними и «волной поэтов» — вся проза «золотой латыни»: Цезарь, Цицерон, Варрон, Саллюстий; современником «волны поэтов» был Тит Ливии. Дальше авторы брошюры не продолжают. Видимо потому, что для римской литературы послеавгустовского времени ее многожанровость очевидна.

Но главное — не в этом. Изложив свою схему (некорректность которой еще и в том, что делается вид, будто синхронного развития разных жанров не существовало), авторы брошюры уверяют читателя, будто «эта смена жанров историкам литературы известна, но они не обращали на нее серьезного внимания,[21] Морозов был первый, кто подчеркнул необходимость ее объяснения и указал на неудовлетворительность тех объяснений, которые имеются. Например, считать, что в первый период затерялось все, кроме поэтов, а во второй — все, кроме драматургов и т. д., — значит вступать в противоречие с теорией вероятности, согласно которой из всех родов должно было затеряться приблизительно одинаковое число процентов. Последнее теоретико-вероятностное утверждение представляется очевидным;[22] однако не совсем ясно, как его теоретически обосновать» (с. 7–8).

Но ведь никто, кроме авторов брошюры и Н. А. Морозова, и не думал объяснять последовательность зарождения отдельных жанров, периоды их расцвета и упадка и т. п. чисто механически «потерей и забыванием» (это объяснение придумано лишь затем, чтобы было, что опровергать на формальном, несодержательном уровне). Начать с того, что историкам известны имена авторов, названия и фрагменты (порой достаточно представительные) подавляющего большинства утерянных сочинений, которые, таким образом, выпадают лишь из окарикатуренной схемы истории античной литературы.

История ее жанров объяснялась ее историками исторически, т. е. исходя из обусловленности литературных явлений закономерным развитием культуры, к которой они принадлежали. Вопрос же о том, почему утрачены те, а не другие произведения в данной связи второстепенен, хотя и для него можно найти осмысленный ответ (основывающийся на таких факторах, как популярность в последующих эпохах, вхождение в определенный канон, распространенность в школах и т. п.).

Однако решение вопроса на содержательном уровне не устраивает авторов брошюры, так как оно исходит не из гипотезы о случайности утрат, а из необходимости исследовать их причинную обусловленность, что исключает применение теоретико-вероятностной модели. Поэтому они просто замалчивают это объяснение (единственное, существующее в научной литературе) и предпочитают ломиться в открытую дверь, критикуя предложенную А. Мищенко «модель потери и забывания», правомерность которой им «не ясна» (с. 8). На деле же очевидна ее неправомерность (помимо ее безотносительности к интересующему нас вопросу). Вот эта «модель»: «А. Мищенко предложил взять достаточно полный, но не всеобъемлющий обзор средневековой и новой литературы какой-нибудь страны и по определению считать „забытыми и потерянными” сочинения, не упомянутые в обзоре. Он проделал такого рода эксперимент … и получил графики, подтверждающие тезис о равномерности забывания» (с. 8). Но ведь включение тех или иных произведений в описанного рода обзор обусловливается сознательным отбором, в основе которого лежат: концепция составителя и стремление к представительности обзора. Поэтому он вообще не может служить вероятностной моделью.[23] Заключение авторов брошюры: «Здесь безусловно требуется еще много работы» (с. 8) должно создать впечатление/перспективности самого направления поисков, указанного их сотрудником. Но дело не только в желании направить читателя по ложному следу. Речь идет о последовательном недопущении содержательного, т. е. исторического объяснения. Сама мысль о нем просто не допускается к рассмотрению авторами брошюры, предпочитающими критиковать не существующую в исторической науке гипотезу.

§1.3 брошюры — «Проблема авторского инварианта» (с. 8–10) — стоит особняком, так как речь в нем идет об использовании статистических методов в лингвистике (а также в литературоведении), которое, как пишут сами авторы (с. 8), сейчас уже стало общераспространенным.[24] Они применяются, между прочим, и «для решения проблем хронологии и атрибуции».[25] Вопрос о приоритете Морозова (чьи конкретные выводы оказались вскоре опровергнутыми) в развитии этой идеи принадлежит истории науки и здесь касаться его мы но будем. Все, что могут предъявить читателям авторы брошюры, сделано на материале русских литературных текстов и относится только к ним. Согласно Фоменко (с. 10), «процентное содержание служебных слов» «…может считаться устойчивой характеристикой („авторским инвариантом”) и использоваться для атрибуции, хотя — с осторожностью». «Для историографических целей» авторы брошюры ограничиваются пожеланием: «Нужен авторский инвариант для латинского и греческого языков», который позволит де «проверить, например, принадлежность диалогов Платона одному лицу … и решить аналогичный вопрос для „Илиады” и „Одиссеи” (считается, что последний вопрос положительно решен проведенным в Америке исследованием на ЭВМ, показавшим определенное ритмическое единство обеих поэм, но подробности этих исследований нам неизвестны…)» (с. 10).

Итак, в том, что касается «материала древней истории» авторами брошюры не сделано ничего, а о том, что сделано без них, они имеют достаточно смутное представление. Вообще же исследования такого рода действительно могут показать стилистическую или ритмическую однородность или неоднородность текстов (т. е. распределить исследуемые тексты по группам), но дальнейшее — уже вопрос интерпретации. Так, «ритмическое единство» гомеровских поэм (особенно при отсутствии современного им сравнительного материала) может указывать и не на одного автора, а на принадлежность к одному историко-литературному пласту. Выбор той или иной из различных интерпретаций, допускаемых результатом количественного анализа, будет зависеть от других — выводящих за его пределы — критериев. Убежденная поборница «точных методов в стиховедении», М. Г. Тарлинская пишет (ук. соч., с. 185): «Использованные нами критерии оценки стиха не могут претендовать на окончательность суждений при решении столь сложных проблем, как хронология и атрибуция; это относится вообще к любым другим отдельно взятым критериям. Такие проблемы могут быть решены только при использовании самых различных критериев в совокупности».

А теперь перейдем к более существенному вопросу — к рассмотрению «статистики древних затмений» (§1.1), которой в аргументации Постникова и Фоменко отведена ударная роль (недаром они начинают свое изложение именно с нее). Более интересна она и для нас, поскольку здесь мы можем обратиться к конкретному материалу и поскольку при предельной простоте и общедоступности математического содержания этого раздела мы получаем возможность разобрать его аргументацию целиком и всесторонне ознакомиться с типичным (и важным в общей концепции авторов брошюры) образцом «новых статистических методик».

Опять длинная выписка из брошюры:[26] «Идея использовать имеющиеся в древних документах сообщения о затмениях Солнца н Луны для датировки этих документов появилась еще в XVI в. ... Однако астрономические соображения обычно комбинировались при этом со всем комплексом имеющейся у историков информации и потому лишались надежности и определенности чисто астрономических данных. Морозов предложил методику непредвзятого астрономического датирования, состоящую в том, что из текста извлекаются характеристики затмения и на основе астрономических таблиц чисто механически выписываются даты всех затмений с этими характеристиками. Непредвзятость отражается в том, что не обращается внимания ни на какую иную „неастрономическую” информацию. Это четко выделяет астрономический субстрат проблемы и препятствует прикрытию авторитетом астрономии шатких построений историков» (с. 3–4).

Прежде чем приступить к нашему анализу, укажем на странное понимание «непредвзятости» авторами брошюры. Они видят её, во-первых, в заранее принимаемой (т е. именно предвзятой по буквальному смыслу этого слова) оценке исторической науки как «шатких построений», во-вторых, в сознательном отсечении части (заведомо большей части) информации на основании опять-таки заранее принимаемой (т. е. тоже предвзятой) ее оценки.

Переходя от психологии к логике, обратим внимание на уверенность авторов брошюры в том, что иссеченные ими из целого элементы текста обладают «надежностью и определенностью чисто астрономических данных». Но на чем зиждется эта уверенность? Ведь без внимательного исследования исходного материала никакая верификация выводов вообще невозможна. Налагая вето на подобное исследование, авторы брошюры придают используемым ими понятиям — таким, как «текст» или «характеристики затмения» и т.п., — принципиально нераскрываемый, мистифицированный характер и тем самым немотивированно упраздняют вопрос о сопоставимости используемых ими данных. Для демистификации такой «методики» есть два пути: идти от ее материала или от получаемых в результате ее применения выводов. Начнем с первого — он потребует от нас терпения и обстоятельности.

Сделаем именно то, чего Постников н Фоменко так боятся: попытаемся по возможности детально рассмотреть один из упоминаемых ими фактов в комплексе имеющейся у нас информации. В качестве такого примерного факта возьмем известное по Фукидиду и упоминаемое у других авторов солнечное затмение. Это будет полезно как потому, что трактовке сообщения Фукидида Постников и Фоменко уделяют роль одного из краеугольных камней их построения, так и потому, что фукидидовское описание действительно не тривиально.

«…За описанное Фукидидом, — уверяют нас авторы брошюры, — традиционно принимается затмение 3 августа 431 г. до и. э.,[27] хотя это затмение было частным, а Фукидид описывает полное затмение» (с. 5). Последнее утверждение не аргументировано, но его нетрудно проворить — приведем текст Фукидида (II, 28): Tou d autou qerouV noumhnia kata selhnhn, wsper kai monon dokei eivai gignesqai dunaton, o hlioV exelipe meta meshmbrian kai palih aneplhrwqh, genomenoV mhnoeidhV kai asterwn tinwn ekfanentwn.[28]

Научные (т. е. снабженные точными ссылками на тексты) словари Папе и Лиддела-Скотта[29] позволяют увидеть употребляемые Фукидидом слова и понятия в их историческом развитии. Затмение обозначено непереходным глаголом ekleipw — аорист 3-го л. ед. ч. от глагола ekleipw. В первом значении «покидать» этот глагол употребляется с прямым дополнением, т. е. как переходный. В такой форме он может применяться и для обозначения затмения. См., например, у Геродота (VII, 37): ormomenw de oi o hlioV eklipwn thn ek tou ouranou edrhn afanhV hn out epinefelwn eovtwn aiqrihV te ta malista, anti hmerhV te nux egeneto «…во время сборов царя в поход солнце, покинув свою обитель на небе, стало невидимым, хотя небо было безоблачное и совершенно ясное, и день обратился в ночь», — пер. Г. А. Стратановского). Глагол ekleipw тут употреблен не терминологически, само затмение обозначено словами afanhV hn — «стало невидимым». Но имеем ли мы дело с конкретным описанием полного затмения или со стандартным описанием затмения вообще, из текста не видно. Словоупотребление — свободное до метафорического. Геродот не был очевидцем описываемого явления, рассказ о затмении имеет литературную функцию (вводит разъяснения магов и новеллу о лидийце Пифии). «Астрономический субстрат» неотделим от литературного контекста. Подобное же употребление глагола ekleipw в описании затмения (лунного) мы встречаем и у Аристофана (Nub. 584–586): h selhnh d exeleipe taV odouV o d hlioV thn qruallid eiV eauton euqewV xunelkusaV ou fanein efasken umin, ei strathgei Klewn («Луна покинула свои пути и солнце, тут же спрятав свой светильник, сказало вам, что не станет показываться, если будет властвовать Клеон»). Из подобного сообщения вряд ли можно извлекать «чисто астрономические данные», хотя оно даже снабжено датирующими указаниями: «Когда вы избрали Пафлагонца (т. е. Клеона) стратегом» (V. 581). И тут «астрономическое» неотделимо от литературного. И Геродот, и Аристофан — старшие (по крайней мере в литературе) современники Фукидида.

У младшего его современника — Платона — мы. находим ужо знакомое нам по Фукидиду специфическое употребление глагола ekleipw как непереходного. Речь идет (в «Федоне», 99 d) о «наблюдающих и исследующих затмение солнца» (букв. затмевающееся солнце): oper oi ton hlion ekleiponta qewrounreV kai skopoumenoi. Отглагольное существительное ekleiyiV (первое значение «оставление», «уход» и т. п.) тоже становится термином, когда речь идет о затмениях. Астроном II в. н.э. Клеомед употребляет его с уточнениями: ekleiyiV teleia (или eilikrnhV) — полное затмение; ekleiyiV merikh — частичное (цит. по Лидделу — Скотту). Таким образом, слова ekleipw, ekleiyiV — по крайней мере в терминологическом употреблении — применимы к любому затмению солнца: и полному, и частичному.

Так же и у Фукидида. В начале труда (I, 23, 3), рассказывая обо всем обрушившемся на Элладу в годы войны, он не забывает упомянуть и «солнечные затмения (hliou te ekleiyeiV), случавшиеся чаще запомнившегося о прежних временах» (пер. цит. по кн.: Историки Греции). Одно из них и есть затмение первого года войны, другое же (датируемое 21 марта 424 г. до н.э.) описано у Фукидида (IV, 52, 1) так: tou d epigignomenou qerouV euquV tou te hliou eklipeV ti egeneto peri noumhnian. Примечательно, что на этот раз затмение обозначено прилагательным eklipeV. Г. Стратановский, вероятно, относя ti к tou, переводит: «В начале следующего лета в новолуние затмилась часть солнца». Словарь Лиддела — Скотта, однако, для нашего места дает: eklipeV = ekleiyiV, как кажется, видя здесь субстантивированное прилагательное среднего рода. Тогда eklipeV ti — «некое затмение». По смыслу удачным представляется перевод в словаре Дворецкого (s. v.): «произошло небольшое затмение солнца». При том, что словоупотребление Фукидида, сравнительно с Геродотовым или Аристофановым, терминологично, оно остается достаточно свободным. Фукидид не астроном, хотя (как видим) не чужд астрономическим познаниям своего времени и проявляет пристальное внимание к затмениям, наряду с другими явлениями природы (землетрясения, эпидемии), которые он ставил в связь с войной (см. I, 23, 3).

Теперь, представляя себе диапазон значений и словоупотребления глагола ekleipw н производных от него, вернемся к фукидидовскому описанию затмения первого года войны (II, 28, цит. выше). Нетрудно понять, что слова exelipe … kai palin aneplhrwqh, указывают лишь на то, что затмение произошло и закончилось (т. е. солнце вернулось к прежнему = полному состоянию). Никакой специальной информации о характере затмения эти слова не несут. (Заметим, что и в нетерминологическом употреблении эти два глагола, сочетаясь друг с другом, возможно, образуют некое речевое клише — ср. в «Пире» Платона (188е): ei ti exelipon, son ergon anaplhrwsai — «если я что-либо упустил из виду, твое дело дополнить».) Описание самого небесного явления Фукидид дает в виде двух причастных оборотов: 1) genomenoV mhnoeidhV «сделавшись месяцевидным» — здесь перфектная форма причастия согласована с подлежащим (o hlioV) и поясняет сказуемое, указывая на результат действия (разумеется, поясняемым глаголом тут может быть только exelipe, а не anaplhrwqh); 2) asterwn tinwn ekfanentwn — gen. absolutus, указывающий на сопровождающее обстоятельство; «при этом стали видны отдельные (букв.: кое-какие) звезды». Не приходится сомневаться, Фукидид описывает максимальную фазу этого затмения (не мог самый эффектный момент быть оставлен без внимания наблюдателем, столь скрупулезно описавшим все симптомы и течение афинской «чумы»). Итак, именно полагаясь на Фукидидово описание, можно утверждать, что затмение было неполным, и общепринятая датировка не расходится с данными астрономических таблиц, не столько подтверждающими, сколько обосновывающими ее.

Однако далеко не все древние источники допускают такой однозначный подход. Связанные с этим проблемы можно показать на примере группы более поздних источников, где упоминается то же самое затмение, которое столь четко описано у Фукидида.

К этой группе можно отнести сообщение Цицерона («О государстве», I, 25–54–51 гг. до н.э.), Валерия Максима (VIII, 11, ext. 1–10–30-е гг. I в. до н.э.), Плутарха («Перикл», 35 — конец I — начало II в. до н.э.). Варианты Плутарха и Цицерона (от второго, видимо, зависит и краткий рассказ Валерия Максима) разнятся очень заметно (контекстом, характером изложения, подробностями). Тем не менее, все они объединены формой краткого поучительного рассказа, который может быть вставлен в любой контекст. Эта традиция — школьного происхождения («Так рассказывают в школах философов», — пишет Плутарх). Школьной дидактике принадлежит и тема, которой подчинено изложение всех трех рассказов: оратор (представляющий философскую мудрость) может прекратить панику, разъяснив людям природу явления, внушающего им неоправданный страх. Оратором выступает Перикл, повод к речи — затмение.

Вариант Плутарха поставлен в исторический (биографический) контекст и явно соотнесен с рассказом Фукидида. Он наиболее риторичен: речь Перикла приурочена к эффектному моменту — отплытию эскадры под командованием Перикла (ср. Thuc., II, 56). Плутарх не смущается тем, что для этого ему пришлось перенести затмение на следующее лето (без сопоставления с Фукидидом это, впрочем, вряд ли можно заметить).

Такая вольность и обращении с фактами вообще свойственна античной риторике и не воспринималась ею как неправдивость.[30]

С более содержательным цицероновским вариантом дело обстоит сложнее. В интересующей нас части трактата речь идет о важности философии и о пользе или бесполезности изучения небесных явлений (ложных солнц, затмений). На нас обрушивается поток сведений из истории древней астрономии: мы узнаем об изобретенной Архимедом движущейся модели небесной сферы, на которой демонстрировались затмения о его предшественниках — Фалесе Милетском и Евдоксе Книдском, о поэте-астрономе Арате и прежде всего о знакомом с учением Архимеда римлянине Гае Сульпиции Галле (консул 100 г. до н.э.), который прекратил панику в войске, объяснив неосведомленным людям причину лунного затмения. В связи с этим и вспоминает Цицерон рассказ о Перикле, слушателе Анаксагора, от которого тот еще прежде узнал, что затмение Солнца происходит «в положенный и неотвратимый срок, всякий раз, как луна целиком пододвинется под солнечный диск», что бывает «не каждое новолуние, но не иначе, как в новолуние». (Деталь, заставляющая нас вспомнить о словах Фукидида: «в новолуние, — кажется, только тогда это и возможно». Фукидид, несомненно знал учение Анаксагора, произведшее сильное впечатление на современников.) Цицерон, верный римскому патриотизму, от Анаксагора обращается к Эннию (III–II вв. до н.э.), который сообщил, что в 350 г. от основания Рима (т. е. в 400 г. до и. э., если Цицерон следует здесь счету Полибия)[31] «Луна и ночь противостали Солнцу в июньские ноны». Возможность расчетов, добавляет Цицерон, тут такова, что по этому дню, зафиксированному у Энния и в «Больших анналах», было определено время прошлых затмений, начиная с «квинтильских нон в царствование Ромула». (Вот, оказывается, когда уже существовала идея астрономической хронологии.) Но датировка «Периклова» затмения у Цицерона более чем приблизительна: «во время величайшей войны между афинянами и лакедемонянами».[32] Видимо, начитанный в астрономической литературе Цицерон сам расчетов не производил, да и не нуждался здесь в точном определении времени затмения, как и в его «характеристиках». Оно упомянуто Цицероном только как повод для применения астрономических знаний, прочее же было тут ему безразлично.

Краткое изложение Валерия Максима, тоже упоминающее Анаксагора как наставника Перикла, не содержит более никаких конкретных сведений и, как говорилось, возможно, подсказано Цицероном[33] (тем более, что здесь же мы находим и рассказ о Сульпиции Галле, который выступил перед напуганным войском, «рассуждая с большой осведомленностью об устройстве неба и природе светил» — VIII, 11, 1).

Описание «Периклова» затмения у всех троих авторов дано по одному шаблону: солнце затмилось и внезапно наступила темнота (tenebrae, skotoV). Можно ли на этом основании говорить о полном[34] или неполном затмении? Подумаем. Описание стертое — оно приложимо к любому затмению (очевидцы неполного московского затмения 31 июля 1981 г. тоже говорили «стало темно»). Правда, в Цицероновом изложении учения Анаксагора речь идет только о полном затмении и даже не упоминается о том, что оно может быть неполным (хотя рассуждение посвящено природе затмений вообще). Мы, однако, не знаем, изначально ли входило изложение Анаксагора в риторизованный рассказ или оно добавлено контаминатором (самим Цицероном?). Не было ли оно при этом упрощено? (Тем более, что точность в «характеристике» затмения не имеет значения для дидактических целей рассказа, а полное даже выглядит эффектней.) Исходя из того, что вся эта группа источников поздняя и несет на себе явный отпечаток риторизации, допускавшей очень свободное обращение с материалом, следует сказать, что в контексте этой традиции затмение оказывается скорее литературным, чем историческим фактом. А если переводить данные этих рассказов в исторический контекст, то они будут значить только одно: в начале Пелопоннесской войны (до смерти Перикла) произошло какое-то затмение солнца.

Итак, очевидно, сведения, которые мы можем почерпнуть из «древнего документа», из исторического источника, отличаются, скажем, от научных фотографий уже тем, что они не даны нам в готовом виде. Они извлекаются из текста на мертвом языке, который для этого должен быть прочитан и понят, а при наличии нескольких источников поставлен в связь с другими текстами. Но это и есть историко-филологическая критика источника. Методика «непредвзятого астрономического датирования» просто неосуществима.

Более того, сама идея, лежащая в основе этой «методики», содержит в себе порочный круг. Отвергая источник в целом (по Морозову, как известно, это одни подделки, а согласно авторам брошюры, это — невесть что, невесть как появившееся, например, в XII в.), ее последователи проявляют абсолютное доверие к произвольно вырванному из него и произвольно истолкованному фрагменту (обосновывая им самые парадоксальные датировки).

Но и этого мало. Ведь действительно существует возможность поверять данные источника данными астрономии. Зная методы обращения античных авторов с материалом и пределы точности исторической хронологии (об этом чуть ниже), мы можем указать на содержащиеся в конкретном источнике неточности или, напротив, на отсутствие таковых. Отвергая возможность применения астрономии для уточнения данных источника, исходя из немотивированной дихотомии: либо полное подтверждение «исторической» датировки, либо полное отвержение ее, авторы брошюры покидают почву всякого здравого смысла. А здравый смысл мог бы помочь нам понять реальное содержание самих результатов предлагаемой авторами «статистики» древних затмений.

Для этого надо прежде всего установить реальный характер примененной ими методики. Сама попытка прочесть и понять источник относится к сфере методики историко-филологической. Но авторы идут и дальше: отказываясь от рассмотрения 10 сообщений, которые «совершенно неудовлетворительны (в половине случаев даже неясно, идет ли речь о затмении, а не, скажем, о каком-то метеорологическом явлении)» (с. 4), различая «однозначные» описания от неоднозначных, авторы брошюры, вопреки своим заверениям, пытаются оценить не что иное, как историческую надежность источника. Пользуясь для этого лишь одним критерием — тем, что им представляется четкостью астрономического описания (но что может быть и стандартностью клише риторического общего места), — они обеспечивают своему подходу отнюдь не «непредвзятость», но односторонность (которая никогда не уменьшала, а всегда увеличивала число возможных ошибок). Однако, что греха таить, так же поступали и поступают поныне иные историки, которые берут из источника то, что им нужно для подтверждения их концепций, и не обращают внимания на контекст. Так что в данном разделе брошюры мы сталкиваемся именно с традиционной методикой, причем применяемой безотчетно на эмпирико-эклектическом уровне, снижающем и ее надежность.

К каким же результатам привело авторов брошюры рассмотрение 79 затмений с IV (как они полагают)[35] в. до н.э. по VI в. н.э.? «Ни одно затмение до середины IV в., — пишут они, — не подтверждается астрономией и 75% ею опровергаются. Напротив, после середины IV в. лишь 2 затмения (8%) отвергаются астрономией» (с. 6).

Прежде всего нужно отделить собственно результаты подсчетов от их экстраполирующей интерпретации. Авторы брошюры считают, что «астрономия опровергает историю» там, где «традиционные хронологи меняли их (затмений. — Рец.) характеристики (скажем, вместо июньского затмения предлагали сентябрьское или вместо утреннего вечернее)» (с. 5). Ясно, что сами по себе результаты сопоставления данных авторами брошюры говорят не об «опровержении» или «подтверждении» истории астрономией, а всего лишь о случаях совпадения или несовпадения данных, извлекаемых из исторических источников, с данными, извлекаемыми из астрономических таблиц.

Далее, необходимо учесть возможность ошибок. Приведенный разбор фукидидовского текста дает нам (вопреки утверждениям авторов брошюры) пример совпадения астрономических и исторических данных для затмения 431 г. до н.э., а значит и для «сцепленного» с ним затмения 424 г. до н.э. (т. е. уже для двух затмений, предшествующих середине IV в. н.э.). Очевидно, что предпринятая авторами брошюры попытка тотальной дискредитации исторических данных для более ранней группы затмений (назовем ее группой A, а более позднюю группой Б) оказалась несостоятельной. Вероятно, вообще процент несовпадения двух рядов данных для группы A преувеличен авторами брошюры и от их «точных» цифр следует отказаться.

Само же различие этих групп по частоте и точности совпадения исторических и астрономических данных представляется нам, как мы покажем ниже, естественным. Но прежде всего надо посмотреть, не объясняется ли такая разница между группами А и Б уже на источниковедческом уровне (что делало бы излишними поиски более сенсационных объяснении). Мы уже указывали на факты сознательно свободного обращения с датами в определенной литературной (в частности, исторической) традиции древности. Обследование — с этой точки зрения — источников о всех 79 затмениях выполнимо. Но здесь мы хотели бы подчеркнуть одно существенное обстоятельство, ускользнувшее от не слишком пристального взгляда авторов брошюры.

Нам приходится просить извинения у читателя за повторение некоторых элементарных сведений,[36] но тут нужно их припомнить, хотя бы вкратце. Как известно, в основе нашего летосчисления лежит так называемый юлианский календарь, введенный в Риме Юлием Цезарем с 1 января 45 г. до н.э. Этот календарь основан на солнечном годе, продолжительность которого принимается за 365 дней, а так как действительная длина солнечного (тропического) года превышает указанную приблизительно на 1/4 суток, то для выравнивания календаря применяется система високосных годов, подвергшаяся впоследствии (в 1582 г.) уточнению (после чего реформированный юлианский календарь получил название григорианского).

Римский доюлианский календарь был одним из тех, о которых Бикерман (ук. соч., с. 46) пишет, что они «расходились с солнцем, не совпадали с фазами Луны и отличались друг от друга». Достаточно сказать, что Цезарю пришлось прибавить к году, предшествовавшему реформе, «90 дней для того, чтобы месяцы вновь совпали с соответствующими временами года» (там же, с. 42). Случись в этот период затмение, его календарная дата в самый момент события оказалась бы смещенной относительно астрономической на целое время года (т. е. по логике авторов брошюры оно «опровергалось бы астрономией» и подлежало бы списанию в Средние века). Но так, видимо, и бывало не раз (см. там же, с. 41). Для подгонки гражданского года к солнечному римляне до юлианской реформы пользовались добавлением вставного месяца (интеркалацией), которое было частым, но не регулярным, так как всякий раз определялось решением жреческой коллегии, ведавшей календарем, а оно было подвержено воздействию внешних обстоятельств, в результате чего римский календарь оказывался «блуждающим». Таким образом, римляне (как и вообще древние) были вынуждены пользоваться двойным счетом времени: по официальному календарю и по солнечному году (определяемому по солнцестояниям, движению звезд и т. п.). Второй способ позволял отсчитывать время лишь внутри года, но и в официальном календаре не было точки отсчета лет, год устанавливался по именам магистратов и отсчитывался от какого-либо известного события. Не вдаваясь в подробности, скажем, что такой счет лет вносил свои неправильности в хронологические расчеты, не говоря уже о трудностях перевода даты с одного календаря на другой. А ведь реформа Цезаря не унифицировала летосчисление даже в пределах Римской империи. На местах юлианский год вводился постепенно, местные календари существовали рядом с ним веками.

Известным шагом на пути к унификации хронологии явилась эра Диоклетиана (с 284 г.) Диоклетиан, собственно, ввел в Египте счет времени по юлианским консульским годам, но астрономы и астрологи, которые прежде пользовались старым египетским календарем, стали считать время по годам царствования самого Диоклетиана и продолжали это делать при последующих императорах. Распространению эры гонителя христиан Диоклетиана парадоксальным образом способствовали сами христиане, «потреблявшие ее при вычислении дня пасхи. В VI в. при составлении новых таблиц ими были использованы таблицы александрийской церкви, составленные на основе эры Диоклетиана, но ненавистное имя было изгнано; счет начали вести от даты, отождествленной с „воплощением” Христа (532 г. по этому счету следовал за 247 г. эры Диоклетиана)».

Таким образом, — заключает Бикерман (с. 76), — наше летосчисление просто является продолжением римского. Следовательно, все древние датировки, которые прямо или косвенно могут быть соотнесены со счислением по годам правления Диоклетиана, могут быть переведены в даты по юлианскому летосчислению.

Какое отношение имеет этот затянувшийся экскурс к предлагаемой нам «статистике древних затмений»? Полагаем, — прямое. В самом деле, представим себе любую расположенную в хронологической последовательности серию датировок, обоснованных историческими данными, которая охватывала бы время с IV или V в. до н.э. по VI в. н.э. Простое соотнесение такого ряда с датами юлианской реформы календаря и начала Диоклетиановой эры покажет, что составляющие этот ряд датировки не однородны по возможной точности и что степень возможной точности в большой мере связана с местом той или иной датировки в нашем ряду. Ясно, что датировки событий, относящихся ко времени после Диоклетиана (как в нашем случае датировки затмений группы Б) должны легче ложиться в юлианские годы по его эре. Для событий, предшествующих юлианской реформе (а точнее — ее широкому распространению и установлению определенной эры), идентификация таких дат будет представлять значительные (иногда очень значительные) трудности, поскольку здесь речь пойдет о переводе разнородных хронологических сведений источников в систему отсчета, более позднюю, чем сами эти сведения. Допуски здесь неизбежны. И, если мы наложим на наш ряд датировок параллельный ряд астрономических сведений, которые могут быть использованы (в тех не частых случаях, когда это возможно, как, скажем, при датировках затмений) для уточнения сведений исторических, то само собой ясно, что легче ждать совпадения обоих рядов для второй группы датировок и несовпадения (в тех или иных пределах) для первой. В нашем случае эти две группы и будут соответствовать группам А и Б.

Теперь напомним еще одну общеизвестную вещь, а именно, что историческая хронология, основываемая на перекрестных проверках сведений о синхронных исторических событиях и (где возможно) астрономических явлениях (см. Бикерман, с. 80), отнюдь не претендует на абсолютную точность каждой устанавливаемой ею даты (для интересующего нас периода допуск может достигать нескольких лет);[37] она знает и существенные передатировки, и хронологические загадки. Правда, сами ее неточности могут находить себе объяснение в объективном ходе исторического развития.

Поэтому отвечающее (для интересующего нас периода) хронологическому порядку событий распределение их датировок по точности (или, что то же самое, по совпадению «исторических» и астрономических данных) отражает их (тоже отвечающую хронологическому порядку) статистическую неоднородность, которая в нашем случае и выразилась в распределении материала по группам А и Б (различающимся между собой: формально — местом в хронологической последовательности, а по существу — несопоставимостью). Иными словами: попытка статистически обработать последовательность датировок, надежность которых изменяется на протяжении хронологического ряда (если не равномерно, то в целом все-таки отвечая их месту в этом ряду) дает нам в лучшем случае распределение материала, «портретирующее» его статистическую неоднородность.

Итак, интерпретация «статистики древних затмений» в направлении, предложенном авторами брошюры, невозможна, поскольку она требовала бы принятия трех абсурдных предположений: 1) что каково бы ни было наше отношение к историческому источнику в целом, мы вправе пользоваться вырванным из него фрагментом как готовой астрономической документацией; 2) что каждая предлагаемая исторической наукой датировка должна рассматриваться как притязающая па абсолютную точность хотя у самих историков таких притязаний нет; 3) что астрономия не может помочь уточнению исторической хронологии, но может только «подтверждать» или «опровергать» ее. Неприемлемость таких постулатов очевидна.

В изложении «новых, неизвестных Морозову методик» (параграф 2–3) авторы брошюры используют математический аппарат. Математик и писатель И. Грекова предупреждает: «То, что математический язык часто непонятен гуманитариям …, создает вокруг исследовании, написанных на этом языке, некий „ореол непогрешимости”. Принято считать, что выводы, полученные при помощи математического аппарата, тем самым уже непререкаемы. Отнюдь нет! Само по себе наличие математического аппарата никак не придает точности и достоверности научному исследованию. С помощью этого аппарата исследуется не само явление, а его математическая модель (курсив автора. — Рец.), которая может быть как удачной, так и неудачной (к сожалению, последнее в гуманитарных областях встречается чаще, чем хотелось бы)».[38]

Некритическое отношение авторов «методик» к своим детищам показывает, что к нашему удивлению, и некоторые математики, обращаясь к предметам гуманитарных паук, могут оказаться подвержены магическому обаянию того же «ореола непогрешимости» не в меньшей мере, чем не понимающие математического языка гуманитарии. Значит, дело в непонимании не самого языка, а того, что его употребление само по себе не имеет верифицирующей силы: ложное рассуждение (или суждение) остается ложным, независимо от языка, на каком оно выражено. Поэтому попробуем разобраться в предлагаемых брошюрой «методиках», рассматривая их на доматематическом уровне, а также на уровне общей логики, посылок, материала, выводов и интерпретаций.

Обе «методики» основаны на априорных «моделях», которые теоретически должны затем «проверяться». Это ставит перед нами два вопроса: 1) не приходит ли предлагаемая «модель» в противоречие с материалом уже до математической проверки, и 2) насколько корректны предлагаемые нам способы проверки. Проверкой методики должен служить каждый случай ее применения.

«Методика», именуемая «принцип максимума Мищенко» (описана в параграфе 2.1, с. 15–17), имеет целью найти способ определения относительной хронологии ряда текстов, связанных между собой «общими ссылками и взаимными цитатами» («параллельными местами»). Авторы ее пытаются пользоваться для этого подсчетами «параллельных фрагментов» в попарно берущихся текстах и строить соответствующие «частотный график» и «частотную матрицу», составляемую из численностей «параллельных мест» для всей взятой совокупности текстов.[39] Авторы спрашивают: «Можно ли теоретически предсказать строение этой матрицы?». Но для методики, рассчитанной на применение, важен и другой вопрос: возможно ли практически построить и проверить такую «матрицу», которая исчерпывала бы весь материал или хотя бы основывалась на выборке, представительность которой могла бы быть доказана, а пределы точности определимы (т. е. мы могли бы быть уверены, что оставшийся за пределами выборки факт не ломает всю модель)? Постараемся показать, что авторам брошюры это так и не удалось.

Автор рассматриваемой «методики», не входя в эти сложности, заключает: «Для этого нужна некоторая априорная модель поведения цитаторов. Простейшая модель состоит в том, что чаще цитируются тексты, близкие по времени к цитатору, а более отдаленные тексты цитируются реже» (с. 15). Дальше описывается ожидаемый внешний облик графика, который отвечал бы этой «модели».

Но почему она вообще заслуживает проверки? Ведь и так видно, что она не может быть универсальной (вспомним хотя бы «Опыты» Монтеня или «Круг чтения» Толстого, ничуть ей не отвечающие). Разными бывают «цитаторы», разной — роль цитат в тексте, разными — типы культур, к которым «цитаторы» и тексты принадлежат. Предложенная Мищенко модель естественна разве для сегодняшнего диссертанта с его установкой на то, что новая литература отменяет или поглощает собой предшествующую. Но в традиционалистских культурах (а к ним относятся все культуры, предшествовавшие развитому капитализму), древность текста есть безусловное мерило его ценности. Греческое слово neoV в древних текстах, как пишет С. С. Аверинцев, «означает не только „новое”, но и „молодое”, а потому в соответствии со взглядами традиционалистского общества легко приобретает смысл порицания („новое” как юное и постольку чуждое старческой многоопытности, как экстравагантное и постольку чуждое устоявшейся мудрости)».[40]

Так что же, предложить в качестве альтернативной модели противоположную? Но традиционализм не означает абсолютного застоя. Литературные жанры развивались; менялись вкусы и моды — рядом со старыми традициями появлялись более молодые. На «поведение цитаторов» влияют и идеологическая борьба, политическая и литературная полемика и т. д. Короче, именно «простейшая» модель, несомненно, должна быть ложной (поскольку историческая, идеологическая, литературная ситуация всегда сложна), а более сложная модель не может быть универсальной.

В какой-то мере это понимают и авторы брошюры. «Например, — пишут они, — особо авторитетный текст будет цитироваться ненормально долго» (с. 16). Думаем, что подчеркнутые нами слова никакой нагрузки, кроме эмоциональной, не несут. (В чем именно состоит «особость» «особо авторитетного текста»? Кем пли как устанавливается «норма» давности для цитирования? «Нормально» ли сегодня цитировать Пушкина, Ломоносова и т. д. в глубь веков?) Поэтому, вычеркнув неинформативные слова, мы получаем утверждение: «авторитетный текст будет цитироваться долго». Оно бесспорно, но тривиально и основы для универсальной модели тоже не дает.

Автор «методики» пытается выйти из затруднения за счет усложнения теоретической модели. В своей второй модели Мищенко относит каждому автору «„коэффициент компилятивности” …, измеряющий интенсивность, с которой он цитирует предшественников, и „коэффициент авторитетности” …, измеряющий интенсивность, с которой его цитируют последователи…» (с. 16). Но измеримы ли практически эти величины? И этот вопрос не волнует авторов брошюры, полагающих, что недостаточность «согласия теории с практикой» не отменяет «простейшей модели», а лишь требует «уточнения» результатов ее применения.

Перейдем теперь — за авторами брошюры — сначала к двум примерам, «имеющим, в основном, иллюстративное и проверочное значение» (с. 18). Начнем со второго (п. 2.3), более наглядного в своей некорректности. Приведем его почти целиком: «Фоменко применил методику Мищенко к последовательности 25 римских императоров от Августа до Каракаллы. Каждый император имел много имен (например, Цезарь Август Антонин Пий Тит Аврелий Фульвий Бойоний Аррий Элий Адриан),[41] что позволяет построить частотную матрицу (таким образом, „текстом” здесь является полное имя императора, а „параллельными местами” — общие имена). Оказалось, что эта последовательность идеально удовлетворяет принципу максимума…» (с. 18 — далее следует строка описания графиков).

Несостоятельность этой попытки проверить модель, лежащую в основе методики, обусловлена подменой этой модели другой моделью: точнее — двумя взаимодействующими моделями. А именно: 1) моделью наследования императорской власти (ее, как правило, наследовал сын или усыновленный) или (в случае ее захвата) ее последующей легитимизации; 2) моделью римской системы антропонимии (о теми ее модификациями, которые характерны для императоров и их семей). Об этой системе можно прочесть в соответствующих пособиях.[42] Здесь заметим только, что в римском сложном имени каждый элемент имел определенное происхождение, место и значение; при нарушении же этого порядка значимым (а по случайным) было само нарушение. Часть элементов имени наследовалась от отца или переходила от усыновителя, а такие элементы, как Caesar и Augustus очень быстро стали фактически титулами. Присоединение имени (или его элементов) одного из предшествующих императоров к собственному (или даже замена последнего первым) тоже было обычной практикой (служа целям легитимизации). Таким образом, реальная модель, перехода части элементов имени от одного императора к другому объясняется из собственных закономерностей этого явления и не имеет отношения к надуманной частотной «модели поведения цитаторов».[43] (Тем более, что уподобление полных имен «текстам», а повторяющихся элементов имени «параллельным местам» есть просто сравнение или метафора и относится к области риторики, а не строгой научной методики.)

Другой пример иллюстрации-проверки, претенциозно озаглавленный «История древнего Рима», к сожалению, маловразумителен. Приводим выписку: «Для проверки своей методики Мищенко рассмотрел последовательность 34 авторов, сообщавших информацию, касающуюся истории древнего Рима от Софокла до Зонары. В обзоре [8][44] для каждого события римской истории перечислены авторы, описавшие это событие, что, очевидно, немедленно позволяет составить частотную матрицу. Оказалось, что в этом примере методика срабатывает уже на первом этапе…» (с. 17–18, следуют неполные две строки о поведении графика).

Очевидно, что материал брался из вторых рук, но какой и как остается неясным. Почему «рассматривалась» последовательность «авторов», а не текстов (как предполагалось бы «методикой»)? Какую информацию об истории Рима сообщает Софокл? Его, естественно, нет в указателе к «Очеркам» Низе, но, судя по словам авторов, «частотная матрица» составлялась при посредстве этого пособия. Что, однако, легло в ее основу: краткие источниковедческие введения к каждой главе пособия (они составлены не по «событиям», а по периодам и рассматривают не сохранившиеся источники в одном ряду с сохранившимися) или обычные сноски со ссылками на источники? В том и другом случае авторы «матрицы» имели дело не с текстами источников, а с их оценкой или использованием Б. Низе, т. е. либо с устанавливаемой им генеалогией источников, либо с его подборками глухих ссылок на источники, которые казались ему предпочтительными. Так или иначе основой проверки служили результаты старой работы, отразившей тогдашний уровень науки,[45] который и «моделировался». Иными словами, мы вновь сталкиваемся с подменой.

Итак, оба «иллюстративно-проверочных» примера построены на произвольных моделях произвольной модели (так как авторы не обосновывают постулируемую ими связь моделей, примененных в примерах 2.2 и 2.3 с общей моделью 2.1), которые не могут служить проверке «методики».

Казалось бы, авторы должны были непосредственно столкнуться с материалом источников в параграфе 2.4 «Параллельные места библейских книг». Но и тут мы опять находим подмену основной (или упрощение «простейшей») модели. Поясним. Авторы брошюры пишут: «В результате многовековой деятельности теологов в Библии было обнаружено около 18 тыс. параллельных мест (они указаны на полях каждого полного издания Библии» (с. 18). Не будем останавливаться на том, что список этот не исчерпывающ даже для библейских книг (не говоря об отсутствии в нем апокрифических) и в отдельных случаях отражает субъективную направленность работы его составителей (то и другое можно было бы показать). Дело даже не в этом. Простой просмотр «указанных на полях» параллельных мест, например, к 1-й главе Апокалипсиса (ниже будет видно, почему мы выбрали эту книгу), показывает, что понятия «параллельных мест» и «цитаты» не совпадают. Наряду с действительными цитатами (например, из книг пророков) мы находим среди «параллельных мест» любые виды переклички: общие мотивы, словесные формулы, вообще устойчивые словосочетания (такие, как «верный свидетель»), — короче, «общие места». К тому же границы между цитатой и общим местом здесь настолько размыты, что очень часто без смыслового анализа нельзя понять (или вообще нельзя установить), имеем ли мы дело с заимствованиями или с элементами общего (для определенного круга памятников) языка. Поэтому и параллельные места Библии не могут быть механически связываемы ни с какой «моделью поведения цитаторов». Нетрудно также увидеть, что по объему «параллельное место», как правило, не совпадает со стихом, но составляет его часть, нередко небольшую (скажем, два слова). Между тем все изложение данного параграфа основывается на идентификации «параллельного места», во-первых, с цитатой и, во-вторых, с целым стихом.

«Из 77 книг библейского канона»[46] авторы брошюры выбирают 55, которые, как они полагают, имеют более или менее определенные датировки у «историков». Остальные 22 книги они отбрасывают. Итак, «расположив 55 библейских книг в их хронологической последовательности, Фоменко составил и изучил соответствующую частотную матрицу (размером 55x55). Оказалось, что почти все (а именно 50 из 55) библейских книг удовлетворяют принципу максимума…» (с. 18 cл.). Это-де «показывает, что традиционное упорядочение библейских книг в основном верно» (с. 19).

Заметим, что слова «в основном» здесь могут иметь только количественное значение — мы вскоре увидим, что авторы «методик» отвергают как раз основу упомянутого ими упорядочения, а именно представление о ветхозаветных книгах как о предшествующих новозаветным. Уже то, что мы знаем о «модели» Мищенко и ее несоответствии материалу, указывает на очень высокую (по меньшей мере) вероятность ошибок в выводах из предлагаемых подсчетов. Отметим еще два фактора, которые могут влиять на подсчеты независимо от модели. Во-первых, в Библии есть группы книг, связанных между собой теснее, чем с остальными (это — Пятикнижие, хроники, книги изречений, пророки, в Новом завете — евангелия). Во-вторых, библейские книги (особенно более ранние) подвергались позднейшей обработке, так что многие из параллельных мест могли появиться в ходе этого (многовекового) редактирования.

Но возвратимся к выводу Фоменко. Из пяти «особых», т. е. не «удовлетворяющих принципу максимума», книг от трех авторы отделываются утверждением, что они-де «имеют малую амплитуду и их тип слабо выражен» (с. 19 — не будем доискиваться, что это значит), от одной (книги Даниила) — «сдвигом … к другим пророкам» (т. е. изменением датировки), и, наконец, о последней — Апокалипсисе — мы читаем: «Частотный график Апокалипсиса поразителен. Он … тождественен с графиками первых книг канона. Это может означать только одно: Апокалипсис стоит в традиционном списке не на своем месте; его истинное место — в начале списка» (с. 19). Но почему же «только одно»? Мы помним, как авторы брошюры тремя страницами выше писали: «Иное же поведение графиков будет указывать па неправильность либо модели, либо хронологии» (с. 16).[47] Все постепенно становится на свои места. Если даже считать график Апокалипсиса хоть сколько-нибудь связанным с «моделью поведения цитаторов», то ничто не может воспрепятствовать заключению: неправильна модель.

Авторы брошюры и сами ощущают недостаточность чисто формального обоснования для своего столь сенсационного вывода. «…Этот вывод Фоменко подкрепляет независимым наблюдением, касающимся характера цитирования Апокалипсиса новозаветными авторами» (с. 19). Предлагаемое «независимое наблюдение» являет нам такую примитивизованную логику, такое непонимание природы литературного произведения, роли цитаты (и вообще «чужого слова», по терминологии М. М. Бахтина) в литературе, что нам остается (в который раз) продемонстрировать все это читателю.

«Всего Апокалипсис, — читаем мы в брошюре, — содержит 394 стиха, а после вычеркивания повторений (?) остается 340 стихов. Из этих стихов другим книгам Библии параллельны 167 стихов. При этом 150 стихов цитируют предшественников (в основном, ветхозаветных авторов), 44 стиха цитируются более поздними авторами (новозаветными), а 27 стихов принадлежат обеим группам» (с. 19). Заметим, что единицей «измерения» цитат (этот термин, как мы помним, по смыслу неадекватен предмету) здесь служит стих, неадекватный «цитате» и по объему. Отсюда — утверждение, неверное фактически: «Таким образом, во-первых, почти половина Апокалипсиса заимствована из Ветхого запета…». Дальнейший вывод неверен логически: «…что очень странно, ибо трудно понять, почему столь несамостоятельная книга получила столь широкую известность». Самостоятельность или несамостоятельность произведения не определяется числом цитат, так как в новом контексте цитаты могут получать совсем иное звучание, а целое — иной смысл. Но можем ли мы вообще думать, что те, к кому обращен, был Апокалипсис, должны были ценить его за «самостоятельность» (авторы, кажется, опять сбиваются на «диссертантскую» модель)? Этот критерий в истории культуры очень молод. Читателей (или слушателей) Апокалипсиса интересовали не собственные мысли автора,[48] не его художественные приемы, а то, в чем они видели божественное откровение, лишь переданное им через человека. Они ждали от книги не «самостоятельности», а того, что считали истиной, в чем видели весть о предстоящих (как им представлялось) событиях. Возвратимся к тексту брошюры: «Во-вторых, почти две трети новозаветных цитат из Апокалипсиса являются его заимствованиями из Ветхого завета. Казалось бы, это означает, что послеапокалиптические авторы пользовались Апокалипсисом, как сборником ветхозаветных цитат (почему? — Рец.). Однако этому противоречит то, что их прямые цитаты из Ветхого завета (минуя Апокалипсис) существенно многочисленны (порядка тысячи)» (с. 19 cл.).

Указав еще раз на неправомерность упрощающего отождествления параллельного текста с цитатой, заметим, что сам по себе описанный здесь характер цитирования совершенно естествен и не дает оснований говорить о «трудностях», как делают авторы брошюры. Их заключение оказывается совершенным паралогизмом: «Все эти трудности отпадут, если мы поместим Апокалипсис в начале списка: цитат в Апокалипсисе не будет, и, напротив (?), он окажется одним из самых цитируемых произведений» (с. 20). Думаем, что книгу без «цитат»,[49] т. е. книгу, никак не ориентированную в мире окружающей ее литературы (и вообще культуры), не обращающуюся к читателю на языке уже знакомых ему образов и «общих мест», вряд ли можно представить себе на месте Апокалипсиса. (Если вообще возможно: книг без «предшественников» и без контекста нет, хотя контекст может быть и неписьменным.)

Логика продемонстрированного «независимого наблюдения», впрочем, абсурдна не только применительно к древней религиозной литературе, но и к любым литературным произведениям, связанным «взаимными цитатами». По такой «логике» «Памятник» Пушкина должен быть сочтен написанным раньше «Памятника» Державина, так как иначе будет «трудно понять», почему первый «получил столь широкую известность»!

Итак, из того очевидного обстоятельства, что авторы брошюры, постоянно прибегая к подменам моделей или понятий, так и не смогли предъявить читателю ни одного примера прямого применения методики, основанной непосредственно на «модели поведения цитаторов», можно заключить, что такое применение ее практически неосуществимо, точно так же, как это было показано выше для методики «непредвзятого астрономического датирования». (Разумеется, неосуществимость методики не снимает остальных связанных с ней вопросов).

Последняя встреча с очередной модификацией «принципа максимума» предстоит нам в «предложенной и разработанной Мищенко и Фоменко» «методике ономастограмм» (п.3, с. 20–26). Она представляется нам самой прихотливой из «новых методик» и дает наиболее удивительный пример паралогизма, облеченного в наукообразную форму. Показать противоречие между ее априорными посылками и результатами ее применения оказывается до смешного легко, но сначала попытаемся дать ее краткое описание.

В основу применения этой «методики» кладется «конкретная шкала, построенная Фоменко», т. е. «некая последовательность текстов, покрывающих всю историю Византии (с IV по XV в. и. э.)». Шкала «содержит 51 текст» от Дексиппа Афинянина[50] до Георгия Франдзы (с. 21). Для каждого текста авторы составляли список имен, занося в него каждое один раз, «сложные имена разбивались на составляющие». Число имен, общих каждому тексту и другим текстам, клалось в основу «соответствующих частотных графиков», которые авторы и именуют «ономастограммами». Авторы (основываясь на наблюдениях) главное значение придают «общему ходу» «ономастограмм», допуская их «сжатие или растяжение по вертикальной оси» (с. 22), т. е. не интересуясь абсолютным числом совпадающих имен или процентным соотношением совпадающих и не совпадающих (последние, таким образом, вообще устраняются из подсчетов). Вне поля зрения авторов остаются и частотность употребления одних и тех же имен, и всякая связь имен с конкретными лицами. Для «уточнения» датирования авторы предлагают брать три текста: А (датируемый), В (с такой же, как у А «ономастограммой»), X (из «шкалы»). Теперь, по мнению авторов, если «множество общих имен тройки А, В, Х мало, по сравнению с множеством общих имен пар А, Х и В, X, то текст A одновременен с текстом В. Тексты A и В, удовлетворяющие условиям этого критерия, — заключают авторы брошюры, — мы будем называть ономастоподобными» (с. 23).

Непостижимым образом (впрочем, об авторских обоснованиях см. ниже) авторы «методики» верят в ее датирующую силу. Они, правда, делают оговорку: «здесь, конечно, а приори предполагается, что текст А (т. е. датируемый текст. — Рец.) относится к интервалу III–XV вв.» (с. 21 cл.). Без этого априорного предположения «методика», по заверению ее авторов, «может установить лишь событийную одновременность (в пределах 1–2 столетий) данного текста с одним из текстов шкалы» (с. 22). Больше того, они берут на себя смелость утверждать, что «если … текст А уже имеет в исторической науке датировку, то расхождение ее с датировкой текста В будет указывать на ложность этой[51] датировки» (с. 23).

Ну, а теперь познакомимся с образцами ономастографических[52] датировок. Мы обойдем вниманием попытку передатировок нескольких церковных авторов (с. 23), так как диапазон большинства из них — лишь 3–4 века, а предполагаемые пределы точности «методики» — 1–2 столетия.[53] Рассмотрим лишь несколько примеров «датировок» античных текстов. «Греческую историю» Ксенофонта авторы брошюры датируют концом XII в. — она-де «ономастоподобна (и значит одновременна) текстам Никиты Хониата»; Плутархову биографию Агесилая — тоже XII в. («ономастоподобна» и «одновременна» «текстам Евматия Макремволита»), а его же биографию Александра — VI в. (сопоставляется с «текстами Прокопия Кесарийского»); Илиада «также ономастоподобна текстам Евматия Макремволита» (все датировки принадлежат Фоменко — с. 25).

Авторы брошюры с серьезным видом заключают: «Обратим внимание, что, таким образом, методика ономастограмм распределяет античных авторов по Средним векам по каким-то нетривиальным правилам …, а не относит их к эпохе Возрождения как это делал Морозов». Они странным образом забыли, что не «методика» относит датируемых ими авторов к Средневековью, а их собственное априорное предположение, ясно сформулированное ими на с. 21 cл. и цитированное нами чуть выше!

«Ономастограмма» «текстов Прокопия Кесарийского (VI в.)» упоминается авторами брошюры среди тех, которые послужили им критериями для датировок, а значит, датировку текстов самого Прокопия они считают надежной (ср. о тексте В на с. 23) и текст его аутентичным (иначе он не мог бы служить основой для датирующей «ономастограммы»). Между тем в «Воине с готами» Прокопий дважды цитирует Гомера. Правда, обе цитаты — из Одиссеи, а Фоменко датирует XII в. Илиаду. Но авторы брошюры, напомним, уже писали, что вопрос о принадлежности гомеровских поэм «одному лицу», как они слышали, «положительно решен … в Америке…» (с. 10). Благодаря намеренно слепому изложению брошюры мы не знаем имен большинства византийских авторов, включенных в «шкалу» Фоменко и, следовательно, считаемых им, «датированными надежно». Но сам факт такого использования 51 из них позволяет нам обратить внимание на то, как цитируют «передатированных» Фоменко античных авторов не только Прокопий, но и другие византийские историки. Продолжатель Прокопия Агафий (VI в.) цитирует Илиаду; Феофилакт Симокатта (VII в.) цитирует обе поэмы Гомера, упоминает и Фукидида, и Ксенофонта; Михаил Пселл (XI в.), рассматривая способы хронологического распределения материала, упоминает о Фукидиде (называя его просто Историком)[54] и т. д. Таких примеров можно привести очень много и часть их, без сомнения, придется на авторов, включенных в «шкалу». Таким образом, если верить Фоменко, то византийские авторы систематически цитировали еще не написанные книги и знали писателей грядущих веков! Альтернатива этому абсурду одна: «методика» не выдерживает первого же столкновения с содержательной стороной используемого ею материала и дает фантастические результаты.[55] Можно лишь удивляться: неужели авторы методики даже не читали «обрабатываемых» ими текстов?

Хотя все уже ясно и так, посмотрим все-таки, что за автор Евматий Макремволит[56] и какие имена мы находим в его «текстах». Автор этот действительно датируется XII в. Напомним, однако, что, по условию, под «текстом» авторы брошюры обещали понимать отдельное сочинение (или отрывок сочинения), освещающее некоторый отрезок истории Византии длительностью не менее столетия (с. 20 сл.). Более того, текст В должен быть найден «среди текстов шкалы» (с. 23), а «шкала текстов», как мы помним, по замыслу авторов должна покрывать «всю историю Византии». Сочинение Евматия этому условию не отвечает. Это — аллегорический роман, действие которого протекает где-то в античности, но вне конкретного времени и пространства (см. Полякова. Ук. соч., с. 96–98). Мы попытались выписать из романа все имена — их более 60.[57] Из них к действующим лицам относятся всего 11, из которых 10 встречаются у античных писателей того или иного периода (от классического до римского), но ни одно — у Гомера![58] 50 имен — мифологические (из них 30 — имена богов). Совпадения с гомеровской ономастикой несомненны именно в этой — самой многочисленной — группе имен. Упоминаются (и цитируются) в романе и сам Гомер, наряду с Гесиодом, и отдельные литературные или исторические персонажи, чьи имена употреблены нарицательно (Сократ, Крез и Абрадат). Что же могут сказать такие совпадения имен (какова бы ни была конфигурация «ономастограммы»)? Что время деятельности Зевса, Афины и других богов приходится на XII в. н.э.?!

Мы попытались выписать все имена также из Плутарховой биографии Агесилая. Из 97[59] имен в ней всего 10, общих с Евматием (7 имен богов, 3 имени гомеровских героев). И вот, столь смехотворный материал предлагается нам как основа для графиков, конфигурация которых должна механически переводиться в сенсационно-паралогические выводы!

На этом можно было бы и покончить с «методикой ономастограмм», «простой, надежной и наглядной», как рекламируют ее авторы брошюры (с. 20). Но из любопытства (возможно, праздного) попробуем посмотреть, на каком основании авторы вообще предполагают за ней датирующее значение (это — самое непонятное), и есть ли какое-нибудь реальное содержание у графиков-«ономастограмм».

Авторы «методики» связывают ее с тем же пресловутым «принципом максимума». «Естественно полагать, — пишут они, — что автор текста Х использует имена соответствующей эпохи, употребляя имена других эпох тем реже, чем они дальше от эпохи X» (с. 21). Это, с их точки зрения, — опять-таки «простейшая ономастическая модель». Опять же очевидно, что она не может быть универсальной (вспомним «Руслана и Людуилу» или «Маленькие трагедии» Пушкина, значащие имена в литературе классицизма и т. д., вплоть до имен в произведениях А. Грина и И. Ефремова). Да и к какой вообще эпохе отнести такие имена, как Алексей, Александр, Андрей, Эдуард и сотни других? Срок их жизни исчисляется столетиями и тысячелетиями. Многие из них могут встречаться и в виде образованных от них фамилий и т. д. Все это не значит, что датировка по именам невозможна,[60] но она не может быть механической. Имя должно рассматриваться в связи с системой антропонимии, с просопографией, с социальным звучанием имен, с историей религий и многим другим. Для имен, встречаемых в литературных произведениях, существен контекст: имеем ли мы дело с именем конкретного реального лица, с именем, бытующим в литературе, с историческим или литературным примером, с нарицательным употреблением имени и т. д. Изолированные от связей и контекста подсчеты имен ничего датировать не могут.

Непосредственную связь имени (не персонажа) с конкретной эпохой можно постулировать далеко не всегда. Имена, встречающиеся в византийских источниках, будут делиться на греческие и «варварские». Среди первых окажутся: часть крестильных имен, родовые и индивидуальные прозвища, а также античные имена, приводимые для сравнения, для исторического примера, как нарицательные. Византийские прозвища не похожи на античные имена. Среди крестильных имен уже окажется некоторая часть античных (принадлежавших лицам, канонизированным впоследствии церковью). Но наибольшее число имен, общих для византийских и античных текстов, будет, конечно, попадать в «ономастограммы» за счет приводимых у византийских авторов цитат, примеров или просто нарицательного употребления античных имен (вспомним о романе Евматия; такое же словоупотребление можно встретить и у историков — ср. вступительные разделы сочинения Феофилакта Симокатты и т. и.). Поэтому совпадения имен у византийских и античных авторов и общий ход «ономастограмм» (если они основаны на реальных списках имен) должны отражать прежде всего характер и колебания популярности античных авторов в разные периоды истории Византии (недаром, видимо, на двух разных «ономастограммах», приведенных на с. 24 брошюры, горбы и падения графиков античных имен приходятся в большинстве на те же номера византийских авторов). Но, конечно, нет смысла выяснять столь громоздким путем то, что и так общеизвестно.[61]

Почему математизированные «методики» §2 и 3 оказались не поддающимися подтверждению или явно несостоятельными? Вернемся к цитированной уже статье И. Грековой. «В изобилии появляются, — пишет она (с. 225), — работы, где применяется математический аппарат, а науки нет и в помине. Порок этих работ — отсутствие доматематического, качественного анализа явления, подлинной постановки задачи» (курсив наш. — Рец.). Этот аппарат оказывается приложен «к решению вздорной, надуманной, уродливо поставленной задачи, не имеющей никакого отношения ни к чему. Подобного рода научные пустоцветы чаще всего растут на почве новых … отраслей знания, где пока нет установившихся традиций» (там же). Конечно, историческая наука к таким отраслям знания не относится, но ведь для авторов брошюры она не то что «нова», она им по существу незнакома. Традиций ее они знать не хотят, материалом ее не владеют.

Остается еще одна «методика», описанная в §4 «Династические параллелизмы». Мы не располагаем местом для столь же подробного ее рассмотрения, да оно и не представляется нам необходимым. Авторы тут полностью зависят от Н. А. Морозова, о чьих взглядах нам, наконец, придется кратко сказать. На их собственную долю приходится лишь (выполненная Фоменко) попытка формализации и некоторого расширения сферы применения одного из морозовских «наблюдений».

Поэтому на сей раз мы начнем не с изложения методики, а с препаровки материала Морозовым: с «обнаруженных» им «среди древних династий „параллельных” (изоморфных) пар» (с. 26). Составленные Морозовым и лишь слегка подправленные таблицы воспроизведены в брошюре (две из трех). О прочих «параллелизмах» лишь сообщается (см. ниже). Рассмотрим лишь первую из этих таблиц: «Сравнение Римских империи II и III. Струи, найденные Морозовым» (с. 30).[62] Будем только говорить не о неизвестных истории «империях II и III», а просто о левом и правом рядах таблицы. В левом перечислены «императоры» («династы», «правители») Рима от Суллы до Каракаллы, в правом — от Аврелиана до… Теодориха с указанием для каждого числа лет правления. Ряды, по Морозову — Фоменко, должны демонстрировать полную симметрию. Какими же средствами она достигается?

1. Верхняя и нижняя границы этих рядов произвольны. Если «империей» считать территориальную державу римлян, то ее возникновение надо относить ко времени после I Пунической войны (III в. до н.э.), если — форму правления, то надо начинать с Августа.[63] (Деятельность Суллы и даже Цезаря принадлежит предыстории, империи.) Если же считать «императором» всякого человека, получившего на время исключительное влияние или чрезвычайные полномочия в римском государстве, то и Сулла отнюдь не был первым. Одоакр и Теодорих не были ни императорами (как бы их ни характеризовали византийские авторы), ни даже римлянами. Это были германские завоеватели — варварские короли, деятели сложной переломной эпохи, последовавшей за падением Западной Римской империи. Произволен и обрыв левого ряда на Каракалле. На нем не прекратилась даже династия Северов, к которой относятся также недолгое правление Элагабала (218–222) и долгое — Александра Севера (222–235).

2. Сам характер используемого материала таков, что предоставляет Морозову, а за ним и Фоменко широкие возможности подбора угодных им вариантов при определении длительности правлений. С какого, например, года начинать «правление» Суллы? С 88 г. до н.э. (взятие Рима его войсками)? С 83 г. (высадка в Италии после войны с Митридатом)? С конца 82 г. (провозглашение диктатором)? Каким годом его кончать? 79 г. (сложение полномочий) или 78 (смерть)? Морозов и Фоменко отводят «правлению» Суллы четыре года. Варианты — от 10–11 до трех! Серторий в качестве римского династа придуман, видимо, Фоменко (у Морозова здесь сказано просто «сдвиг в 8 лет»). Серторий не правил Римом и дня. При господстве Цинны и Мария в Риме (87–83 гг. до н.э.) он был в рядах их сторонников. При Сулле и после Суллы находился вне Рима на положении политического изгнанника и в течение нескольких лет с группой своих приверженцев и в союзе с местными племенами вел в Испании партизанскую войну против римских войск. 21 год, отводимый на «правление» Помпея, — явная натяжка: Помпей в этот период действительно принадлежал к самым влиятельным политикам Рима и не раз получал чрезвычайные командования за пределами Италии и чрезвычайные полномочия в Риме.[64] На «правление» Цезаря, который перешел Рубикон в 49 г. до н.э. (с этого года его сторонники держали в руках Италию) и погиб в 44 г., Морозов и Фоменко отводят один год. На правление триумвиров (II триумвират) Фоменко — 17 лет (у Морозова здесь «сдвиг в 21 год»), но один из них — Лепид — был отстранен от власти уже через 6 лет после создания триумвирата, который так и распался. Уже с этого времени Октавиан (будущий император Август) остался властителем Запада (Антоний был на Востоке), так что и его время правления растяжимо. (Отметим еще две неточности в левом ряду: пропущены два эфемерных императора 69 г. Отон и Вителлий, а два других — Веспасиан и Тит — объединены в одном «правлении».) Что касается правого ряда, то система соправлений, развившаяся в Поздней империи, предоставляет еще больший простор для произвольного подбора «параллелизмов». Некоторые императоры вообще выпадают из списка — в их числе непосредственный преемник Диоклетиана Галерий (293–311), Лициний (308–324), Констант (337–350). В других же случаях императоры, правившие совместно или одновременно, включаются в ряд последовательных правителей, как Валентиниан I (364–375) и Валент (364–378), как Гонорий (395–423) и Аркадий (395–408), причем Гонорий был правителем Западной Римской империи, а Аркадий — Восточной (единственный восточный император, включенный в этот ряд!). Иногда «соправитель», включаемый в ряд, — вообще не император, как полководец Аэций, который помещен перед Валентинианом III. Далее следует еще один полководец-временщик Рецимер (Рици-мер), на чье время деятельности приходятся несколько императоров, выпадающих из ряда. Об Одоакре и Теодорихе уже говорилось. В результате подобного подбора появляется «смутный период» в 4 года между Диоклетианом и Констанцием Хлором, хотя разрыва в датах между этими императорами нет (более того, их правления частью перекрываются): между Констанцием Хлором и Константином появляется 18-летний период «тетрархов» (у Морозова отсутствует), хотя и между этими императорами нет разрыва в датах. Несомненно, что вариантность при таких подборах столь же велика, сколь и возможность подгонки цифр.[65]

Такой подход к материалу и его результаты были подвергнуты уничтожающей критике уже в 1925 г.[66] Авторы брошюры полагают, однако, что Фоменко (при участии Мищенко), «развив и формализовав» методы Морозова, получил «объективную методику» (с. 26). В чем же ее преимущества перед морозовской?

Уже Морозов указал-де и на «определенный событийный … параллелизм» «струй» (т. е. в нашем случае — двух рядов таблицы), Фоменко же проследил его «более последовательно (и на базе некоего полуформального алгорифма) …) Оказалось, что он распространяется очень глубоко, доходя иногда до полного тождества биографий (соответствующим образом формализованных)» (с. 31). Можно только спросить, до какой степени отвлечения от смысла должна была дойти «формализация», чтобы предположить тождество биографий, скажем, Сертория, который никогда не правил Римом, и Проба, который правил; Помпея — сына видного полководца и политика — и Диоклетиана — сына безвестного вольноотпущенника (добавим, что первый был прирезан на чужбине во время бегства, а второй спокойно умер в собственном дворце); полубезумного эротомана Калигулы и умудренного философией аскета-неоплатоника Юлиана и т. д. и т. п.?

В противоположность «не владевшему общей методикой» Морозову, Фоменко начинает с терминологии, придумывая новое значение для слова «династия», под которым он понимает «последовательность фактических правителей какой-нибудь страны безотносительно к их титулатуре и родственным связям» (с. 26). «Последовательность чисел, выражающих длительности правлений династии, Фоменко называет династическим потоком, а ее подпоследовательности, получающиеся отбрасыванием тех или иных соправителей, — династическими струями» (с. 26–27). Итак, исторический материал рассматривается абстрактно в виде ряда чисел, причем главным приемом выстраивания этого ряда оказывается «отбрасывание» материала (реального и конкретного), не ведущего к угодным результатам. Далее авторы брошюры сами перечисляют применяемые в «методике» приемы подгонки материала (на с. 27)[67] и заботятся об «ограничении произвола» (собственного), хотя проще было бы его избегать. Но главное в том, что сами «струи» суть построение (а не материал), причем построение ни математическое и не историческое (оно не основано на историческом осмыслении источников). И если фактически поздняя Империя была системой[68] соправлений, то на каком основании не считаясь с фактами, преобразуют сложную реальность в линейный ряд?[69] Систематизация принципов «методики» оказывается здесь всего лишь попыткой упорядочения произвольных приемов трактовки материала ее автором.

Авторы брошюры перечисляют еще девять «династических параллелизмов», добавленных Фоменко и морозовским. Они обещают, что после некоторых формальных операций над их материалом «восстановится исходная схема» истории Средиземноморья и смежных стран, и заканчивают свою брошюру вопросом: «… В чем причина такого устройства хронологической схемы (и других описанных в этой статье феноменов)?» (с. 35). Чтобы понять, в какую сторону этот вопрос нас обращает и на какую направленность методики он указывает, пора, наконец, перейти к «известным концепциям Морозова», которые многими позабылись и которые брошюра оставляет в тени.

Морозов просто отождествлял друг с другом «Римскую империю II» и «Римскую империю III», а также еще кое-что из «параллельных» рядов. Таким путем конструировалась единая «латино-эллинско-сирийско-египетская империя», властители которой (начиная с Аврелиана) «короновались четырьмя коронами» в четырех странах и «при каждом короновании получали особое официальное прозвище на языке этой страны», а в наших разноязычных источниках мы, по Морозову, имеем четыре истории той же самой империи, где те же цари выступают под разными именами. Возникшая в результате путаница и дала-де нам то, что считается историей древнего мира, вообще же вся письменная история укладывается в 1700 лет и те события, которые мы считаем разновременными, происходили параллельно, а древние литературы созданы в эпоху Возрождения, которая на деле была «эпохой фантазерства и апокрифирования» («Христос», I, с. 418. cл.).

Что же было до конца III в.? На этот вопрос Морозов отвечал, как выразились бы авторы брошюры, «простейшей моделью»: были века I, II и III. I век, но Морозову, — «конец каменной эпохи», II век — бронзовый, III век — «вероятное начало выплавки железа из руды». К 368 г. Морозов относит распятие («столбование») Христа (он же восточный ученый Аса, он же… один из византийских отцов церкви Василий Великий), к 395 г. — написание Апокалипсиса (там же, с. 516 сл.). А как быть с историей за пределами Средиземноморья? Древность индийской культуры Морозов, во всяком случае, считает вымыслом и пишет об Индии как о стране, «не имеющей в действительности никакой своей хронологии ранее XVI в. н.э.» (с. 421).

Эта странная фантазия на исторические темы, так сказать, выпрямлявшая действительность и сводившая все богатство и разнообразие истории человечества к вариантам изложения одного и того же, а все противоречившее априорным гипотезам ее автора объяснявшая подделкой, породила (рядом с этой простой) дублирующую — сложнейшую историю фальсификаций и т. п., к которым сводилась, по существу, вся культура человечества. «Подделки» достигали (в воображении автора) такого размаха и слагались при этом в столь цельную систему, что для их создания требовалась бы (и должна была бы действовать на протяжении долгих веков) такая организация, неосуществимость которой очевидна.[70]

Как вышеописанная единая империя могла возникнуть через каких-нибудь двести лет после «каменной эпохи» и притом в условиях «невозможности» денежного хозяйства, Морозова не интересовало. Для нас тоже более интересен вопрос, как подобная фантазия вообще могла появиться на свет. Для ответа надо и к ней подойти исторически, т. е. обратиться к истории деятельности самого Н. А. Морозова и его месту в общественной мысли его эпохи. У нас нет возможности углубиться здесь в эту тему. Мы лишь хотим напомнить хотя бы о двух малоизвестных брошюрах Морозова: «Террористическая борьба» (Лондон, 1880) н «Наука и свобода» (Пг., 1917), позволяющих заключить, что мысли их автора всегда была свойственна утопическая окраска, связанная со стремлением разглядеть в историческом развитии самые простые пути от первобытного «демократа», который «был людоедом»,[71] к обществу будущего. Подробное развитие исторических концепций Морозова началось с книги «Откровение в грозе и буре» (1907), задуманной в одиночке Шлиссельбургской крепости, где автор провел более 20 лет. Предложенная в этой книге «астрономическая» датировка Апокалипсиса, была немедленно опровергнута в серии рецензий как основанная на произвольном толковании образов Апокалипсиса, которое само по себе лежало за пределами астрономии.[72] Но слишком выстраданная идея превратилась в неподвижную. Отказаться от нее Морозов уже не мог, а попытки ее защиты неизбежно вели к необходимости опровергнуть всю историю человечества (всю потому, что за картиной античности отвергалась и картина эпохи Возрождения, а это должно было вести и далее), чему и посвящены семь томов морозовского «Христа».

Нетрудно видеть, что движимые пафосом простоты, неприятием «неестественности» античной культуры, излишне усложнявшей, в представлениях Морозова, историю человечества, эти фантазии были тоже утопическим построением, опрокинутым на этот раз в прошлое. Вне системы общетеоретических представлений Морозова они не имеют ни смысла, ни почвы, а у современных эпигонов Морозова сами становятся почвой для некоей абстрактной игры ума.

Мы, впрочем, не собираемся механически отождествлять построения Морозова с их модификацией, предлагаемой авторами брошюры. Как мы из нее узнаем, Фоменко, оказывается, нашел, что «начальный отрезок средневековой Римской (Германской) империи (от 962 до 1264 г.)» параллелен «Римской империи II (82 г. до н.э. — 217 г. н.э.)», а также «следующему отрезку той же Германской империи (от 1308 г. до 1637 г.)», и, таким образом, нижняя граница «династических параллелизмов» еще на тысячу лет (сравнительно с Морозовым) придвигается к нашим дням. Авторы брошюры, как мы помним, не дают своей развернутой хронологической схемы, но, судя по изложению на с. 35, они исходят из того, что «нужно отождествить изоморфные струи». Мы помним, что эти «струи» получены посредством искусственного и насильственного вытягивания многомерной исторической реальности в одномерный ряд. Но откуда сама идея «отождествления», проблема двойника? Оттуда же, откуда и сами «струи» — из концепций Морозова. А ему она была подсказана модным в его время гиперкритицизмом[73] в историографии и источниковедении (крайности которого Морозов и довел до абсурда). Таким образом, претендующая на объективность методика включает в себя исторические фантазии Морозова в качестве постулата, сказывающегося и на обработке материала и на выводах. Поэтому, если при помощи отождествления автор методики получает «некоторую систему абстрактных династических потоков», а дальнейшие операции предполагают «отождествления наложенных друг на друга идентичных отрезков этих абстрактных потоков», то следует напомнить, что упомянутая «идентичность» возникает в абстрактных рядах и в результате такого обращения с материалом, какое исключает возможность обратного хода к конкретной истории.[74]

Заканчивая рецензию, мы не можем ограничиться логическим анализом «новых методик» и уклониться от смысловой оценки получаемых с их помощью результатов. Хотя авторы брошюры намеренно скупы на конкретные «хронографические выводы» тем не менее даже приведенных ими достаточно, чтобы кратко сказать и об общей концепции, позволившей им принимать такие выводы всерьез. Но можно ли вообще говорить о взглядах авторов брошюры на историю?

Вернемся к их приводившимся выше словам: «Это (т. е. морозовский подход — Рец.) … выделяет астрономический субстрат проблемы и препятствует прикрытию авторитетом астрономии шатких построений историков» (с. 4). Парадоксальным образом тот же упрек и почти в тех же словах предъявлялся и Морозову в 1908 г.: «Говорить же об астрономической точности книги — это значит … скреплять авторитетом астрономии то, что не имеет с нею ничего общего».[75] (Курсив в цитатах наш. — Рец.) Не знаем, чем объяснили бы эти «параллельные места» авторы брошюры, но, думается, уже это показывает, что дело не в «астрономических» или «статистических» методах, а в способе их использования. Именно тут — в точке сопряжения с историческим материалом — «новые методики», претендующие на объективность, обнаруживают свой крайний субъективизм, выражающийся в нежелании считаться с самим существованием исторической науки, с объективными закономерностями, устанавливаемыми всей системой общественных наук. А ведь выводы, получаемые от применения математики к любой конкретной науке (будь то история, будь то медицина), относятся к области конкретной науки и должны оцениваться в ее контексте.

Возьмем для примера всего три датировки из брошюры: Гомер — XII в.; Фукидид и его продолжатель Ксенофонт — тот же XII в.; византийские писатели XII века — тоже XII в. Датировки Гомера и Ксенофонта — «ономастографические», т. о., по мнению авторов брошюры, указывающие на «событийную одновременность» (с. 22).

Как они понимают эту одновременность: следует ли отсюда, что Троянская воина с ее битвами бронзовым оружием, как и описанная Фукидидом (с точки зрения идеологии античного рабовладельческого полиса определенной ступени его развития) политическая н социальная борьба в Греции, как и византийская историческая действительность XII в. (реальность которой не оспаривается в брошюре) совмещались во времени? Но где и как? Ведь уже между «Илиадой» и Фукидидом — большая эпоха исторического развития (и даже просто истории языка). Мы взяли только примеры, относимые авторами брошюры к одному веку, но в ней все датировки античных памятников такого же рода.

А если мы примем (кажется, это единственная допускаемая авторами альтернатива), что все эти произведения просто придуманы (нафантазированы или подделаны) в эпоху того же Средневековья или Возрождения, то и это ничего не изменит. Ведь всякое литературное произведение непосредственно или опосредованно отражает историческую (экономическую, социальную, идеологическую) реальность своего времени. (Даже фантазии Морозова, как мы могли убедиться, имели какие-то корни в современной ему позитивистской историографии.)

Таким образом, все равно, оказывается ли XII век в представлениях авторов брошюры удивительной эпохой, сжавшей в себе историческое развитие многих веков, или Средневековье и Возрождение оказываются столь же удивительной эпохой, когда было нафантазировано все прошлое человечества, и эти выдумки, принятые потомками на веру, не только составили важнейшую часть культуры будущего, но и сами сложились в столь цельное и сложное единство, что лишь века спустя стали постигать природу описанного в них общества, непонятную самим «выдумщикам». В любом случае, если допустить, что античные памятники были созданы в XII веке или позже — рядом со средневековыми или возрожденческими, то из этого должно следовать, что не только древней истории (и соответственно древних рабовладельческих обществ) не существовало, но и сами Средневековье и Возрождение (а значит и феодальное общество) были не тем, чем их считает история, и т. д. Итак, при первой же попытке систематизировать по смыслу содержательные выводы рассматриваемой брошюры они приходят в противоречие со всем материалом и выводами общественных наук.

В основе подхода авторов брошюры к историческому материалу лежит допущение, будто в любую эпоху могло быть сделано или придумано что угодно — вне зависимости от ее собственного исторического содержания. Для их представлений не существует никаких исторических границ: эпох, культур, общественно-экономических формации — с такой легкостью перебрасывают они памятники или события одной эпохи, культуры, формации в другую. По существу, авторы брошюры не вносят свои методики в историческую науку, а отвергают саму возможность истории как процесса.

И это — не только следствие попыток применения «новых методик» к истории, но к восходящая к Морозову их методологическая предпосылка. Вспомним, как на с. 21 сл. брошюры все памятники античной литературы были априорно отнесены «к интервалу III–XV вв.», а потом делался вывод, что это методика-де «распределяет античных авторов по Средним векам…» (с. 25). И в логическом, и методологическом аспекте в основе применения «новых методик» оказывается замкнутый круг.

В заключение укажем на то, что авторы брошюры идут против течения современной науки, абсолютизируя отдельные (к тому же основанные по преимуществу на бессодержательных элементах материала) методы и тем самым отвергая комплексный подход, который один может дать основу для определения границ применимости математических методов в изучении истории и таким образом сделать их, где это возможно, действенным орудием исторического познания.

А. Е. Петров. Прогулка по фронтовой Москве с Мамаем, Тохтамышем и Фоменко

Все мы помним, насколько помпезно и широко в 1997 году проводились торжества, посвященные 850-летию Москвы. Сдача в эксплуатацию новых городских объектов, реставрация памятников культуры и храмов, награждения выдающихся москвичей и издание тысяч красивых книг — все это сопровождало народное веселье. Однако, наряду со множеством изданий, рассказывающих о более чем восьмивековой истории города, на книжных полках крупнейших магазинов — Дом книги, «Библиоглобус» и Академкнига — бойко продавались научные издания А. Т. Фоменко, Г. В. Носовского и ряда их коллег. Эти «научные издания» (так значится в выходных данных) наполнены целой коллекцией «историософских откровений». Согласно одному из положений авторов, оказывается, что Москва, прозябавшая в виде незначительного литовского поселка городского типа, лишь в 1382 году, после взятия ее Дмитрием Донским получила статус города. Это событие, по мнению авторов, стало переворотным в истории нашей столицы. С того момента Москва как административная единица перестала подчиняться Смоленску (именно этот город и был в представлении авторов столицей Литвы). Ключевым событием, перевернувшим ход московской истории, согласно «Новой хронологии Руси»,[76] стала Куликовская битва.

Мамаеву побоищу посвящена целая глава (одна из одиннадцати) этого научного труда! Это единственный пример такого подробного освещения Новой хронологией одного события русской истории. Из главы мы узнаем о вопиющей фальсификации, произведенной романовскими историками, — они придумали ту самую Куликовскую битву, которая в итоге и попала на страницы учебников истории. Но благородные авторы Новой хронологии не только разоблачают и разрушают «химеры официальной истории», они созидают (или «возвращают»?) «подлинную историю».

«Подлинная новохронологическая научная история» при первом же знакомстве с ней поразительно напоминает виртуальный мираж — абстрактную модель, насыщенную лицами, именами и наименованиями из подлинной истории. Вероятно, о феномене Новой хронологии не пришлось бы даже подробно говорить, если бы данный абсурд не был столь опасен для интеллектуального здоровья всего общества. Главный урок, который А. Т. Фоменко преподал нам, профессиональным ученым-гуманитариям, состоит в том, что российское общество (или по крайней мере та его часть, что является регулярным потребителем интеллектуальной литературы) при обсуждении феномена Новой хронологии менее всего прислушивается к мнению профессионалов-историков, астрономов, филологов. С точки зрения здравого смысла это странно, а порою и опасно. Представьте себе: профессионал слесарь-сантехник говорит, что надо перекрыть воду, а уже затем откручивать гайку, но вы его не слушаете, а делаете наоборот потому, что это посоветовал ваш сосед — академик. Пускай сам он кроме книг по геологии ничего в жизни не видел, но в Ваших глазах он академик! Уверен, что несмотря на академический гриф на таком совете, Вы все равно зальете водой свою квартиру, а возможно, еще и квартиру соседей. В итоге, устранять неполадку будет все равно тот же сантехник, а не мудрейший академик-геолог. Наверное, именно поэтому мы все прислушиваемся в соответствующих случаях к рекомендациям врачей, электриков, автослесарей и пр. А вот к мнению историков общество не прислушивается.

Это отнюдь не означает, что историки не должны и не будут давать оценку новохронологической химере. Оценки и анализ писаний А. Т. Фоменко в печати теперь уже не редкость. По-настоящему редки профессиональные выступления историков, археологов, физиков, астрономов. На некоторые из них академик-математик ответил. Разбор замечаний историков у него сводится к тому, что очередной критик не воспринял разумной, доброй и вечной константы новохронологической теории, которая базируется отнюдь не на исторической эмпирике, а на высокофундаментальных основаниях астрономии и статистики. Фоменко сетует, что историки подвергают критике одну-две из не самых существенных его гипотез, опровергнуть в целом концепцию не могут, а предложить вместо его хронологии свою не в состоянии[77]. Вместо этого они упражняются в насмешках над положениями, вышедшими под грифом «научное издание» и в придумывании юмористических каламбуров по поводу «научных» аргументов А. Т. Фоменко.

У историков же почти в каждом выступлении сквозит мысль, что аргументированное опровержение всех выводов Фоменко потребует вдвое больший бумажный объем и огромные затраты времени, которого им попросту жалко! Я отметил, что на такую позицию профессионалов очень болезненно реагируют сторонние наблюдатели. Многие с радостью подхватывают лозунг — «Вы отвечаете не по сути!»

Пожалуй, в этом и состоят обе причины, которые заставили меня разобрать по параграфам, разделам и подпунктам целую главу из книги А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского «Новая хронология Руси». Думаю, что предлагаемый комментарий удовлетворит наблюдателей дискуссии и подтвердит априорные высказывания историков о том, что опровержение положений Фоменко потребует более длительного изложения. Поэтому сразу предупреждаю: не обессудьте за вынужденную многословность — она обусловлена предложенной структурой полемики с комментированием каждого пункта и раздела.

Главную цель данных комментариев к новохронологической интерпретации Куликовской битвы вижу отнюдь не в том, чтобы убедить в неправоте А. Т. Фоменко и всю его группу. Такое разъяснение необходимо отнюдь не авторам «Новой хронологии», а тем людям, которые однажды поставили и продолжают ставить по сей день на книгах Фоменко, Носовского, Калашникова и их новохронологических соратников гриф: «научное издание», объявляют эти работы одним из главных достижений Московского государственного университета, испытывают гордость за молодого, активного и яркого академика в стенах Большой Академии. Эти размышления для издателей, издающих новохронологическую серию многотысячными тиражами, поставив коммерческую выгоду выше доброго имени своего предприятия.

Куликовская битва 1380 года — очень хороший повод для разговора о научности новой хронологии. Чем так привлекло авторов именно это событие? По их реконструкции, сражение произошло в 1380 году (так же как и в официальной «фальсифицированной» истории) и никаким хронологическим сдвигам не подвергалось. По мнению Фоменко-Носовского, с этим событием произвели другую сознательную манипуляцию: «когда они (романовские фальсификаторы) изменяли освещение русской истории и в связи с этим произвели географическую перелокализацию некоторых событий нашей истории».[78]

Такая перелокализация потребовалась фальсификаторам для того, чтобы скрыть от потомков не столь древние, как нам представляется сейчас, корни Москвы. Миллеры и Шлецеры захотели утаить, что еще около 1382 года на месте Москвы и города-то никакого не было — так… пограничный поселок — обычное место пограничных стычек и битв между литовскими и волжскими татарами. Все это очень существенные положения для базового построения А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского.

Конечно же, Москва не сразу строилась, и там, где теперь стоят дома, было широкое поле. Вопрос только — когда было поле, а когда стали дома? У авторов новой хронологии ответ привязан к дате Куликовской битвы — 1380 году. Это очень важное для нас обстоятельство. Уважаемые авторы тем самым признают, что по отношению к данному сражению их астрономические и статистические методы подтвердили общепринятую датировку. Иными словами, новые хронологи щедро позволили историкам, не искушенным в методиках изучения звездных каталогов и теориях интегрируемых гамильтоновых систем, поучаствовать в обсуждении вопросов истории Куликовской битвы с их скромными познаниями о прошлом и крайне приблизительными по своей точности источниковедческими методиками. Этим я и собираюсь воспользоваться. Полное совпадение новохронологической и официальной датировок Куликовской битвы отодвигает проблемы определения координат звезд по долготам и широтам, а выносит на первый план вопрос о месте боя и комплекс проблем, связанных с выяснением причин, итогов и последствий сражения, а также определением и идентификацией его участников.

Переходя к подробному разбору главы о Куликовской битве, должен уведомить и о том, что географическая перелокализация от Фоменко тесно увязана со всеми прочими достижениями его концепции, поэтому я уже не буду подробно комментировать его выводы о том, что Иван Калита = Батый, Новгород Великий — это консорциум из трех городов (Ярославль, Кострома, Ростов), Симеон Гордый = Александр Невский, тем более, что это достаточно подробно сделано другими историками.[79] Структура разделов и пунктов в главе о Куликовской битве «Новой хронологии Руси», а также их подробные заголовки предопределили и форму ответа. Это прогулка по «мемориальным местам» фронтовой Москвы 1380 года.

Итак:

Глава VI Куликовская битва

1. Смута в Орде в конце XIV века. Дмитрий Донской = Тохтамыш. Куликовская битва и «Московское взятие». Общий взгляд

Начинают авторы с утверждения, что в результате завоеваний Батыя = Ивана Калиты в первой половине XIV века государство разделилось на три части: Волжское царство (Золотая Орда), Белая Русь (Белая Орда) и Северская земля (Украина). Заметим, что А. Т. Фоменко в одном из мест своего повествования Север отождествил с Сибирью. А Белая Орда (Белая Русь) — это, понятно, Беларусь с Литвою. Астрономические, хронологические, статистические и даже геометрические источники не дают сведений о разделе великой империи на такие три части. Поэтому, как я уже предупреждал, в виде исключения позволим себе обратиться к весьма неоднозначным и требующим серьезных калибровок историческим и географическим сведениям.

Исторические же источники оказались проникнуты духом антиимперского сепаратизма и представили раздел ордынского государства отнюдь не в виде развала грандиозной евразийской империи, а в качестве разделения одного лишь улуса Джучи на Ак-Орду («Белую орду», именно она в русских летописях именовалась «Золотой ордой») и Кок-Орду («Синюю Орду»).[80] Арабские и персидские авторы, а также русские летописцы уже тогда хотели скрыть от нынешних белорусов и их амбициозного президента великие корни белорусского народа.

В отличие от Белоруссии, независимая Украина благодаря открытой новохронологической истине оказывается в двойственном положении: то ли ей, в связи с открывшейся исторической правдой, начинать присоединять к себе Сибирь, то ли начинать добычу нефти и газа прямо на своей территории. Трудность выбора состоит еще и в том, что в первом случае Украине придется решать непростые вопросы Северного завоза и нелегальной китайской колонизации, а во втором случае — выполнять обязательства Газпрома и Тюменской нефтяной компании по поставкам нефти и газа как перед Волжской Ордой, так и перед Литвой, Белой Ордой и прочими административными округами Мегалиона.

2. Куликовская битва

2.1. Где находится Куликово поле?

В этом разделе авторы книги выражают свои сомнения относительно справедливости отождествления Куликова поля с местом впадения реки Непрядвы в Дон в современной Тульской области. Веских причин для опровержения традиционной версии две: 1) «никаких следов знаменитой битвы на этом Тульском „Куликовом Поле” почему-то не обнаружено. Нет ни старого оружия, ни следов захоронений погибших воинов и т.п.»; 2) «размер поля явно мал для такой крупной битвы».[81] В последнем случае авторы опираются на мнение «авторитетнейшего историка» А. А. Гордеева, который (правда не на стр. 111, как значится в сноске авторов, а на стр. 100) в своей книге «История казаков. Золотая Орда и зарождение казачества» действительно утверждает, что Куликово поле не могло вместить такого количества воинов, какое называет летопись. Сам А. А. Гордеев почему-то любые письменные известия характеризует как летописные, в данном же случае он полемизирует с цифрами, сообщаемыми «Сказанием о Мамаевом побоище», — 200–400 тысяч человек, и приходит к собственному выводу, что войска состояли из 50–60 тысяч человек. Вот из этого заключения автора «Истории казаков» А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский делают производную: многие, мол, историки обращали внимание, что размер поля явно мал. Действительно, стоило ли ехать почти за 300 верст серьезным людям, да еще в сопровождении нескольких сот тысяч воинов, чтобы обнаружить перед собой лесостепную полянку — ни тебе широты, ни глобальности?

Утверждение новохронологов о том, что на поле в Тульской области не найдено «никаких следов знаменитой битвы» вызвано либо невежеством авторов, либо их намерением утаить от читателей истинные факты. Археология Куликова поля берет свое начало с 20-х годов XIX века. Тогда декабрист С. Д. Нечаев, чье имение находилось на территории нынешнего природно-культурного заповедника «Куликово поле», начал сбор коллекции находок, сделанных в основном крестьянами при распашке правобережья Непрядвы и Дона. По сохранившимся сообщениям, коллекция эта была весьма внушительной. К сожалению, большую часть своих находок Нечаев раздарил друзьям. Известно сообщение писателя-декабриста А. А. Бестужева журналисту Н. А. Полевому о подаренном С. Д. Нечаевым кольце с Куликова поля.[82] Нечаев посылал вещи в Петербург Президенту Академии художеств А. Н. Оленину. Наконец, самая существенная часть коллекции была передана тульскому губернатору Г. В. Васильеву, который, в свою очередь, поместил ее в Тульский музей. После революции известия об этих предметах, как собственно о коллекции, исчезли. Скорее всего собрание рассыпалось на отдельные вещи, которые со временем потеряли свою привязку к Куликовской битве и полю.

Тем не менее, С. Д. Нечаев успел опубликовать ряд находок в журнале «Вестник Европы». Его заметки сопровождаются прорисями вещей. По этим прорисям можно судить о характере находок. Надо сказать, что предметы, представленные им, весьма различны по времени: рядом с наконечниками стрел, мощевиками XIV столетия изображены бердыш и кремниевый пистолет XVII века.[83] Для уровня научных исследований начала прошлого столетия это не является большим недочетом. Однако такой факт свидетельствует о том, что на территории правобережья Непрядвы и Дона оружие оставалось и в XIV, и в XVI, и в XVII веках. По какой причине это оружие там оставалось — это особый вопрос. И ответ на него имеется. Разрядные книги и летописные источники сообщают о столкновениях русских войск с татарами в этом районе в XVI–XVII веках.

Дальнейшее археологическое изучение Куликова поля было продолжено уже в XX веке. В 50-е годы там были проведены разведки, а в 80-е, 90-е — после юбилея Куликовской битвы — начались полномасштабные исследования. Археологической экспедицией на Куликовом поле руководит М. И. Гоняный. Находки вооружения на предполагаемом месте битвы оказались крайне скудны — 4 наконечника стрел и несколько крестиков-мощевиков.[84] Надо сказать, что это совсем не удивительно. Иначе и не могло быть — победители собирали все оставшееся на поле боя оружие. Единичные находки сделаны на периферии площади основного столкновения, в труднодоступных местах (овраги и облесенные балки), по маршруту отступления побежденных войск и т.п. Заметим, что ни одна средневековая битва не сохранила до нас в земле обилия вещей, свидетельствующих о давнем кровопролитии. Это относится к таким битвам, как сражения на р. Вожа, р. Ворскла, р. Пьяна, Грюнвальдская битва, битва при Креси и многим другим сражениям Средневековья. Не означает же это, что всех этих столкновений не было?

Крайне положительным итогом экспедиции на Куликово поле уже сегодня можно считать открытие комплекса из 5 расположившихся вдоль Непрядвы и Дона русских селищ XIII–XIV веков, а также палеогеографические и палеоботанические наблюдения. Результаты этих исследований приводят к двум выводам: 1. Поле в XIV столетии в этом месте имело несколько иную конфигурацию и было значительно более лесистым, чем теперь. 2. Участки для проведения битвы на правобережье Дона и Непрядвы оказываются небольшими по площади — шириной 2–3 км, что заставляет значительно скорректировать оценки численности войск и уточнить распространенные реконструкции сражения, согласно которым протяженность фронта сражения составляла 8–10 км.[85] Место непосредственного столкновения полков находилось, вероятнее всего, гораздо ближе к береговой линии Непрядвы и Дона. А во времена битвы облесенность всего участка не позволяла свободно столкнутся воинской массе, превышающей 50–60 тысяч человек с обеих сторон.

Количество и характер находок на Куликовом поле, расположенном у впадения Непрядвы в Дон в Куркинском районе Тульской области, а также размеры этого поля вполне достаточны для события 620-летней давности. Отмечу, что по количеству вещей, найденных на месте битвы, Куликово поле превосходит многие поля средневековых сражений.

Высоконаучные авторы новой хронологии с подобными доводами историков и археологов-фальсификаторов не согласны, правда, кроме причитаний — «явно мал!» и «ничего не найдено!» никаких астрономических, матстатистических аргументов не приводят. Это, однако, вовсе не мешает им строго в соответствии со своими сомнениями отказаться от локализации Куликова поля в Тульской области и передислоцировать его в иное место. Куда? На это мы получаем ответ в следующем пункте.

2.1. Кулишки в Москве и церковь Всех Святых в честь воинов Куликовской битвы на Славянской площади (станция метро «Китай-Город»)

Это ключевой пункт в доказательстве. Смысл его в том, что московские Кулишки отождествляются, да, что там — приравниваются к Куликову полю. Тем самым обнаруживается истинное место сражения, вместе с ним находится и дубликат описания этой битвы (а как без него?) — это сражение между Тохтамышем и Мамаем в том же 1380 году на Калке, а историки в очередной раз уличаются в сокрытии истины. Подумать только! Эти историки нам говорили, что Поле русской славы в Тульской области, а «некоторые летописи прямо говорят о том, что Куликово поле находилось в Москве».[86]

— Что же это за летописи такие? Да еще во множественном числе? — спрашивают историки.

— А вот какие, — отвечают А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский, — «известный Архангелогородский летописец, описывая встречу иконы Владимирской Божьей Матери в Москве во время нашествия Тимура в 1402 году, сообщает, что икону встретили в Москве „на поле Куличков”».

— Может быть еще есть такие летописные сведения? — вопрошают историки. Но их вопрос остается без ответа, так как больше таких упоминаний нет. При использовании Архангелогородского летописца следует учитывать, что он включает в себя Устюжский летописный свод 1516 года.[87] Описание событий нашествия Тимура и перенесения иконы Владимирской Богоматери в Москву в 1395 году в этом своде вторично. Переписчики Устюжского свода допустили целый ряд ошибок, наиболее грубой из которых является неверная дата. В Архангелогородском летописце — 1402 год. В этот год Тимур сражался в Турции с Баязетом и после битвы при Анкаре пленил его. Поход Тимура на Русь произошел в 1395 году.

По другим, более ранним источникам, о событиях 1395 года известно, что Сретенский монастырь был основан тогда на месте встречи иконы под Москвой, т.е. на Кучковом поле.[88] Скорее всего, поздний переписчик действительно ошибся в созвучных названиях. С такими случаями историкам нередко приходится сталкиваться — люди не звезды и даже не статистические модели, поэтому они иногда допускают непроизвольные ошибки (например, вместо 1395 пишут 1402 год).

В данном случае ошибка в наименовании поля объясняется тем, что составители и переписчики Устюжского свода XVI столетия были не москвичами и вполне могли допустить неточность в передаче незнакомых и к тому же созвучных московских топонимов. Тем более не исключено, что при переписывании скорописного текста писцы встретили написание буквы «Ч» в слове «кучково» с вынесенной над строкой петлей, которую можно непроизвольно отождествить с литерой «Л», а оставшаяся в строке часть буквы в этом случае читается как лигатура «ИЧ» .[89]

В этой связи позволю себе обратить внимание на источниковедческую методику Фоменко-Носовского. Для реконструкции событий 1380 года они привлекают текст, излагающий события 1395 года, и ссылаются при этом на поздний и вторичный для описания событий XIV столетия Архангелогородский летописец. Очевидно, для Новой хронологии не столь важно качество исходного материала, неинтересно, насколько близко к событию то или иное его описание. Иначе возникает закономерный вопрос: почему авторы привлекают для реконструкции событий XIV столетия поздние и вторичные летописи, когда в их распоряжении имеются весьма ранние источники? Для XIV века таковыми являются Рогожский летописец (список XV века, т.е. до начала глобальной фальсификации), Симеоновская, Новгородская I младшего извода, Новгородская IV, Софийская I и II летописи. Это достаточно подробные и точные источники. Описания Мамаева побоища в них, конечно, уступают по количеству использованных букв, слов и абзацев романам о Куликовской битве Ф. Шахмагонова и Д. Балашова, но почему-то никто (включая самих авторов Новой хронологии) не использует труды исторических беллетристов в качестве исторических источников.

Но вернемся к поискам Куликова поля. Не вполне понятно, что собственно А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский хотят доказать приведенной ими из Архангелогородского летописца цитатой об основании Сретенского монастыря на «Куличковом поле»: что Кучкова поля не было, или то, что Владимирскую икону принесли на Куликово поле? Так вот, о Кучковом поле известно по целому ряду других сообщений, даже если не принимать в расчет упоминание о нем в «Повести о Темир-Аксаке». Так этот район Москвы назывался и до, и еще долгое время после основания Сретенского монастыря.

Кучково поле упоминается, к примеру, в Рогожском летописце (список XV века) при описании событий 1379 года: «Того же лета месяца августа въ 30 день на память святаго мученика Филикса, въ вторникъ до обеда въ 4 часъ дни убиенъ бысть Иван Василиевъ сынъ тысяцького, мечемъ потятъ бысть на Кучкове поле у града у Москвы».[90] И Кучково поле упомянуто, и «град Москва» до своего основания. И источник достаточно древний, использовавший сведения конца XIV века.

В Москве существовали и Кучково поле, и Кулишки. Никто и никогда не отрицал наличия урочища Кулишки под Москвой, а затем и в черте Москвы. Если такое многообразие пугает авторов Новой хронологии, то я, со своей стороны, предложил бы им объяснение в духе новохронологической методики, снимающее все сомнения: Кучково и Кулишки-Кулички — одно большое Куликово поле. Это лишь разные его названия. Кучками называли небольшие горки песка, а Кулич — это тоже горка. Не случайно детишки всех «мегалионских» народов с удовольствием забираются в кучки песка и с помощью лопатки и ведерка делают куличики. Думаю, что в соответствии с общей практикой, Куличково поле должно находится внутри Кучкова, подобно тому как песочный куличик должен располагаться внутри кучки песка в песочнице.

Далее в этом пункте авторы акцентируют внимание читателей на том, что даже Императорское Московское Археологическое Общество, призванное, судя по наблюдениям А. Т. Фоменко, фальсифицировать историю, было вынуждено признать, что Кулишки существовали в Москве прежде Куликовской битвы. Но совершенно напрасно уважаемые авторы приписывают данной группе историков рубежа XIX–XX веков «благородные помыслы» и «веру в светлые научные истины новой хронологии»: оказывается, «новые хронологи» ошиблись в интерпретации смысла сказанного. Коварные скалигеровы заговорщики вовсе не то имели в виду, — они пытались обмануть нас и уверить, что московские Кулишки не имеют отношения к Куликовской битве, и даже церковь Всех Святых, вопреки позднейшей легенде, построена вовсе не в память о павших в Мамаевом побоище.

Фоменко восстанавливает истину, ссылаясь на авторитет историка М. Н. Тихомирова, писавшего, что «по старому преданию она (церковь „Всех Святых на Кулишках” — А.П.) была построена Дмитрием Донским в память воинов, убитых на Куликовом поле».[91] К сожалению, М. Н. Тихомиров не учел всех известий о церкви Всех Святых на Кулишках. Впрочем, он и не ставил перед собой такой цели. Делая обзор предместий средневековой Москвы, он отметил в числе прочих и Кулишки. Этот древний топоним сохранился до нашего времени в привязке к церкви Всех Святых. Однако ни М. Н. Тихомиров, ни тем более А. Т. Фоменко и его соавтор не учли, что церковь Всех Святых была сооружена в 1360-х годах, более чем за десятилетие до Куликовской битвы, повелением Дмитрия Ивановича (будущего Донского).[92] В Рогожском летописце имеется описание московского пожара 1366 года: «Того же лета бысть пожаръ на Москве, загореся церковь Всехъ Святыхъ и отъ того погоре весь градъ Москва, и посадъ и кремль и загородие и заречие».[93] До конца XV столетия название церкви употреблялось без привязки к местности и лишь в 1488 году летописец назвал эту церковь «Всех Святых на Кулишках».[94]

Таким образом, нет веских научных доводов для утверждения, что церковь в урочище Кулишки была основана в память о Куликовской битве, и тем более на основании сходства топонимов Кулишки — Куликово совершать «перелокализацию» места сражения.

Далее в этом «концептуально насыщенном» пункте главы А. Т. Фоменко с соавтором обосновывают мысль о тождестве Дмитрия Донского и Тохтамыша и, соответственно, Куликовской битвы и битвы на Калке в 1380 году между Мамаем и Тохтамышем. Это, по мнению авторов, два отражения одного и того же события.[95] Уверенность в этом базируется на созвучии «Калка», «Калки» = «Кулики» (везде одинаковый набор согласных — КЛК). В обеих битвах участвовал Мамай, а противниками выступали Дмитрий Донской и Тохтамыш. Пожалуй, это тяжеловато для восприятия — не проще ли объединить две битвы, а Дмитрию Ивановичу присвоить фамилию Тохтамыш?

Вероятно, такая операция в действительности уменьшает количество недоуменных вопросов, но имеет один недостаток: она недопустима, т. к. противоречит всем языковым нормам и историческим источникам (астрономических, геометрических и статистических данных по этой проблеме нет, или же авторы намеренно их скрывают, не желая обнаруживать истину). Лингвистической основы под отождествлением Калка — Кулики нет. Если же пользоваться новаторской методикой Фоменко-Носовского — прочтением «без огласовок», то можно отождествить что угодно с чем угодно.

Вот пример по нашей теме: Куликово и Калка одно и то же название, т. к. без огласовок (!) и то и другое пишется как КЛК. КЛК означает кулек — куль — мешок. Хорошо известно, что в такие кули собирали дань, которую чаще всего называли ясак или яссак (иссык). Ясак и куль — две вещи, близко связанные друг с другом, потому и записывались зачастую слитно или же через дефис: ясак-куль, иссык-куль. Из этого следует, что летописцы, записывая название места битвы в сокращенном варианте — КЛК, в виде Куликово или же Калка, отменно представляли себе настоящее место сражения на озере Иссык-Куль. Каково, Анатолий Тимофеевич! Берете к себе в бригаду?

Не выдерживает критики и отождествление Тохтамыша с Дмитрием Донским. Вот что нам повествует об этом человеке Рогожский летописец: «В лето 6891… Тое же весны князь великии Дмитреи Ивановичь отпусти въ Орду къ царю Токтамышу сына своего стареишаго Василиа…».[96] Что же получается: если князь Дмитрий — это Тохтамыш, то выходит, что он отправил сына сам к себе в заложники?

А вот описание столкновения на Калке 1380 г. из той же летописи: «…и се прииде ему весть, что идеть на него некыи царь со востока, именемъ Токтамышь изъ Синее Орды. Мамаи же, еже уготовалъ на ны (него. — А.П.) рать, съ тою ратию готовою поиде противу его, и сретошася на Калкахъ. …Царь же Токтамышь посла за нимъ (Мамаем. — А.П.) въ погоню воя своя и оубиша Мамая… и отътуду послы своя отъпусти на Русскую землю ко князю великому Дмитрию Ивановичю и ко всемъ княземъ Русскымъ…».[97] Я живо себе представляю, как, победив Мамая, Дмитрий Иванович пишет грамоту с победной реляцией себе в Москву, видимо, еще в Кострому и ряд других городов лишь затем, чтобы вернувшись домой, обнаружить в почтовом ящике приятное сердцу напоминание о славной победе.

Видите, как тяжело новым хронологам, — уже на ранних этапах историописания наши историки были большими путаниками и никак не могли уяснить простых истин Новой хронологии.

В описанных здесь тезисах сконцентрирована вся суть Новохронологической трактовки Куликовской битвы. Символично, что только после изложения основных выводов авторы новой хронологии сочли необходимым указать то, какими источниками они пользовались, какими методами обрабатывали извлеченные данные. Все это очень напоминает алгоритм: сначала сказал, а потом подумал.

2.3. Как и в каком виде дошли до нас сведения о Куликовской битве?

По прочтении этого весьма лапидарного источниковедческого сообщения А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского (менее страницы) читатель, очевидно, должен ощутить сочувствие к пытливым исследователям, испытывающим явный недостаток в источниках. Авторы полагают, что «основным первоисточником по истории Куликовской битвы считается „Задонщина”». Они справедливо указывают на существование более позднего «Сказания о Мамаевом побоище» и летописной «Повести о Куликовской битве». «Отсюда следует, — заключают авторы, — что „Задонщина” — это основной источник». В каком же виде дошел до нас этот основной источник? — вопрошают они. Шесть списков «Задонщины» полны такого количества искажений и дефектов, что «издание произведения по какому-либо одному из списков не дает достаточно полного и ясного представления о тексте произведения. Поэтому уже с давних времен принято давать реконструкцию (! — Авт.)». Авторы искренне недоумевают. Оказывается, что реконструированы едва ли не все географические названия. Кем реконструированы? Естественно, позднейшими историками. Не удивительно, что вся эта «критика источника» завершается законным вопросом: «а какие же исходные географические имена стояли здесь в первичном памятнике? На каком основании они заменены на названия Дон и Непрядва?».[98]

Несведующий читатель, прочтя все это, может подумать, что в розысках источников А. Т. Фоменко и его верный Г. В. Носовский портили зрение в рукописных отделах и архивах, задыхались в библиотечной пыли. Но нет же. Это не их стиль. Они просто взяли в руки том «Памятников литературы Древней Руси. XIV — середина XV века» (М., 1981) и все необходимые им сведения обнаружили там. В этом томе опубликована реконструкция «Задонщины» на основе списка Ундольского, Пространная летописная повесть по списку Новгородской Карамзинской летописи и вариант «О» Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище». Только эти тексты и оказались в поле зрения авторов. Кроме текстов памятников, новохронологические источниковеды внимательно прочли комментарии к публикациям, написанные Л. А. Дмитриевым и М. А. Салминой. Избранные (причем очень тенденциозно) фрагменты этих комментариев А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский перенесли в свою книгу. Но весьма существенные детали, особо выделенные в цитируемых комментариях, они так и не заметили.

Так, упущено из виду указание на то, что, помимо публикуемых в томе текстов, существует краткий летописный рассказ «О побоище иже на Дону», отразившийся в текстах Симеоновской, Троицкой летописей и Рогожского летописца. А ведь это древнейшее из дошедших до нас повествований о Куликовской битве. М. А. Салмина отметила это обстоятельство в своем тексте.[99] Вторым является рассказ о Куликовской битве в Новгородской I летописи младшего извода. Но это ученым новохронологам уже неведомо, т.к. не упомянуто в имеющемся у них комментарии.

Точно также им не известно, что, помимо повествовательных русских источников, есть краткое сообщение немецких хроник (Торунские анналы, Хроника Дитмара Любекского и Хроника Иоганна Посильге), помещенное с точной датой 8 сентября 1380 г.[100] Сведения этих хроник восходят к информации, полученной во время съезда ганзейских купцов в Любеке в 1381 году. На этом съезде специально обсуждались вопросы торговли с русскими землями (Новгородом). Неудивительно, что тогда там собрались осведомленные и часто бывающие на Руси люди.[101] Сохранилась запись Успенского синодика с именами павших на Дону.[102] Существует, наконец, информация в текстах московско-рязанских договоров, где недвусмысленно указывается на то, что рязанцы при возвращении русских войск с Дона «мосты переметали» (разрушили переправы), кроме того, в договорах регулируются отношения по поводу части отнятых рязанцами трофеев и возвращения захваченных тогда в рабство участников битвы.[103]

Но, честно говоря, трудно винить авторов новой хронологии в том, что им неведомы источники, не упомянутые в единственном использованном ими пособии. Как они могли узнать обо всем этом, если они не увидели даже в цитируемых ими комментариях такой простой фразы: «Тексты отдельных списков „Задонщины” издавались неоднократно».[104] Далее Л. А. Дмитриев отсылает любопытных (к таковым не относятся А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский) к последнему на тот момент фундаментальному изданию всех списков «Задонщины».[105] Получается, что историки не боятся издавать списки «Задонщины» по отдельности. Зачем же понадобилась реконструкция? Неужто и вправду затем, чтобы получить достаточно полное представление о тексте литературного произведения? Именно так, Анатолий Тимофеевич! При этом обращу Ваше внимание на одну особенность: реконструкции публиковались и использовались в основном литературоведами (именно литературоведы готовили имеющийся у Вас том ПЛДР). Кроме того, реконструкция «Задонщины» осуществлена по определенным правилам, указанным Л. А. Дмитриевым в тексте комментария. Эти правила тоже остались незамеченными новохронологами. А ведь, судя по этим правилам, в задачу авторов реконструкции не входила замена Москвы-реки на Дон, а Коломенского на Коломну. Курсивом эти названия выделены лишь потому, что различные списки дают различные созвучные варианты написания географических названий: «на поле Куликове на речке Непрядне…; бысть Мамаевчина… за Дономь на усть Непрядвы (Кирило-Белозерский список); на поли Куликове на реце Непрядене (Синодальный список); на поле Куликове на речьке Напряде (список Ундольского)».[106] А в списке Исторического музея вообще Непрядва написана как «Направда».

Пародийность всего этого новоисточниковедческого эссе А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского состоит в том, что, проделав некоторый анализ единственного «основного первоисточника», они больше этот источник не используют. Вообще неясно, почему авторы так переживают за плохое состояние «Задонщины». Во всей своей системе доказательств они лишь два раза сделали ссылку на «Задонщину». Несмотря на все заверения ученых новохронологов, подлинно основным источником для новой хронологии является «Сказание о Мамаевом побоище».

«Сказание» — это самый поздний из литературных памятников Куликовского цикла. Оно создано на рубеже XV–XVI веков. При создании «Сказания» были использованы как ранние источники о Куликовской битве (в том числе и «Задонщина»), так и более поздние литературные произведения. Сюжеты и образы литературы конца XV столетия были перенесены автором в исторический контекст событий 1380 года. Именно поэтому очень многие сообщения «Сказания» являются недостоверными. По сути, полное доверие историков вызывают лишь те сообщения «Сказания», которые очевидно заимствованы из Летописной повести и «Задонщины». Так называемый «географический блок» памятника, прямо связанный с описанием маршрута движения войск к Дону, в таком пространном виде — плод творчества книжника конца XV века. Правдоподобность описываемого в «Сказании» маршрута связана с тем, что до конца XVI века южные и юго-восточные пути из Москвы оставались направлениями контактов (очень часто военных) с Большой Ордой, а затем и с ее осколками — Казанским, Астраханским, Крымским ханствами и Ногайской ордой.

Подробность описания движения войск в «Сказании» стала основной причиной того, что А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский моментально забыли о более лапидарной и образной «Задонщине» и большинство своих фактов добывали именно из текста «Сказания». Однако авторы пользуются «Сказанием» точно так же, как и текстами упомянутых комментариев в издании «Памятники литературы Древней Руси». То есть по принципу: «здесь вижу, а здесь не вижу». Не знаю, стоит ли за этим особенность навыков чтения у авторов (скажем, они привыкли читать через абзац), или же откровенная предвзятость в выборке фактов?

Интересно, что даже в пространном и не лишенном литературной фантазии тексте «Сказания», авторам новой научной реконструкции Куликовской битвы не удалось собрать достаточное количество фактов, отвечающих масштабу их научного полета. Видимо, в связи с этим обстоятельством среди реально используемых исторических источников они привлекают сочинения А. А. Гордеева и Л. Н. Гумилева. А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский не упоминают эти источники в своем источниковедческом разделе, как не упоминают и о существовании многих подлинных документов о событиях 1380 года. Правда, в отличие от летописных повестей и археологических материалов, забытых новой хронологией, Гордеев и Гумилев стали очень важным каналом поступления исторических сведений. Обращения к сведениям Гордеева и Гумилева существенно превышают цитирование «Задонщины» и часто сопровождаются вводными фразами такого содержания: «Согласно русским источникам», «В летописях говорится»…

2.4. Ставка Мамая на Красном Холме у Куликова поля. Московский Красный Холм, Краснохолмский мост и Краснохолмская набережная, Московская Красная площадь

Совершенно напрасно авторы всенаучнейшего труда вслед за своими источниковедческими изысканиями поместили именно этот раздел. Поясню: тут они с блеском обнаруживают следы Красного холма на Куликовом поле, хотя в самих источниках о Куликовской битве ни о каком «Красном холме» не упоминается вовсе. Лишь в позднем памятнике — «Сказании о Мамаевом побоище» есть текст, повествующий о том, что «Безбожныи же царь (Мамай — А.П.) выеха на высоко место с треми князьми».[107] Название этого «высокого места» не приводится. Тема «Красного» холма появилась лишь под пером историков и романистов конца XVIII–XIX веков.[108] Так что считаю помещение раздела, посвященного поискам выдуманного холма, сразу вслед за описанием источников глубоко символичным выражением отношения авторов Новой хронологии к источниковедению вообще и к источникам о Куликовской битве, в частности.

Для А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского сообщение о Красном холме полюбившегося им сочинителя А. А. Гордеева вполне заменяет собой молчание по этому поводу древних источников.[109] Но поиски Красного холма в Москве, на мой взгляд, закончились полным фиаско научных следопытов. Нет, дело не в том, что они не нашли искомого объекта в нашей столице — они обнаружили сразу четыре Красных холма: Таганскую площадь, возвышенность у Краснохолмской набережной, Красную горку, через которую проходит Охотный ряд, а так же Красную площадь. Сразу же бросается в глаза вопиющая несправедливость наших следопытов. По их мнению, только эти четыре места в Москве могут претендовать на перенос с Красного холма в Тульской области памятника Дмитрию Донскому. Совершенно очевидно, что возможных претендентов на звание ставки Мамая значительно больше даже в пределах Москвы, не говоря о других городах и весях. Думаю, что в вероятном споре за право проживания на мемориальном месте нельзя исключать возможные претензии обитателей районов, примыкающих к станциям метро Красносельская и Красногвардейская, а также жителей Краснобогатырской и Краснопролетарской улиц.

2.5. Кузьмина гать Куликовской битвы и Кузьминки в Москве

Откровение А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского о Кузьмине Гати и московских Кузьминках также обусловлено неразборчивостью в источниках. Авторы вновь полемизируют с очень поздним описанием сражения в «Сказании о Мамаевом побоище». Только там упоминается Кузьмина гать.[110] Историки довольно обоснованно предполагают, что так называлось село в верхнем течении реки Цны в 20 км от современного Тамбова. В конце XV–XVI вв. это был первый русский населенный пункт на пути из татар.[111] Местоположение указанной Кузьминой Гати несколько расходятся с нашими представлениями о возможном маршруте войска Мамая в 1380 году. Однако, это вовсе не обязательно означает, что: а) Кузьмина Гать была где-то поблизости от впадения Непрядвы в Дон; б) что этот топоним обязательно нужно соотнести с Кузьминками в Москве. Наиболее вероятное объяснение появления названия в тексте созданного на рубеже XV–XVI веков «Сказания о Мамаевом побоище» состоит в том, что автор повести, желая подробно описать маршруты войск и не обнаружив подробных сведений на этот счет в своих источниках (ни в ранних летописных рассказах, ни в «Задонщине» нет подробных описаний маршрута движения войск), применил обычный прием — указал географический пункт, известный его современникам как последнее русское поселение по пути в Орду.

Конечно, и такое объяснение не закрывает вопроса о локализации Кузьминой Гати «Сказания о Мамаевом побоище», но отождествление искомого средневекового географического объекта с произвольным (полюбившимся?) местом недопустимо, даже если предлагаемое место находится в твоем любимом городе. Используя такую методику, можно соотнести любые упоминаемые в источниках топонимы с улицами, площадями и районами современных мегаполисов (причем не только российских). Например: в «Сказании о Мамаевом побоище» упоминается Серпухов — совершенно очевидно, что это местность около московской станции метро Серпуховская. Как известно, через это место часто проходили воинские контингенты (богатыри, добрые молодцы = добрыни), именно поэтому расположенная рядом станция Кольцевой линии метрополитена сохранила древнее название «Добрынинская».

2.6. Из какой Коломны выступил Дмитрий Донской на Куликовскую битву?

Этот раздел продолжает блестящую презентацию новонаученнейших методов новохронологического источниковедения. Тут мы видим пример всеобщности открытого А. Т. Фоменко закона исторического дублирования. Оказывается, это дублирование в сведениях источников проявляется не только на, так сказать, макроисторическом уровне, но и в микроисторических сюжетах. Авторы обнаружили дубликат сообщения о выступлении русских войск из Москвы — это, оказывается, рассказ о выступлении рати Дмитрия Донского из Коломны, помещенный несколькими абзацами ниже все в том же позднем и подробном «Сказании о Мамаевом побоище». По мнению соавторов, несуразность состоит в том, что: а) Дмитрий приказал своим соратникам явиться в Москву, а чуть ниже по тексту следует приказ Дмитрия собраться уже в Коломне; б) после приказа о сборе войск в Коломне следует описание выступления дружин из Москвы. А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский недоумевают: «нельзя не обратить внимание на другой весьма вероятный вариант: Дмитрий Донской выступил на битву из знаменитого села Коломенского, находящегося сегодня внутри Москвы (метро „Коломенская”)».[112]

Действительно, уважаемые читатели, к чему такие сложности? Тем более, что изложение аргументов против такого научного откровения потребуют значительно больше места, а истина, как известно, проста, и краткость — сестра таланта. Но тем не менее, наши историоматические астрономы, очевидно, полагают, что в XIV веке небольшой литовский поселок, каковым, по их же утверждению, являлась «практически не основанная» еще Москва, включал в себя село Коломенское. Если иначе, то как можно утверждать, что описывая выступление из Москвы, автор имел ввиду выход из Коломны = Коломенского? Допустим, упоминание Москвы — плод изнурительного труда поколений фальсификаторов XVIII–XIX веков. Но в таком случае — вновь возникает вопрос о допустимости отождествления двух разных населенных пунктов. Напомню, что село Коломенское вошло в черту Москвы только в XX веке, а до тех пор являлось самостоятельной административной единицей Московской губернии. Точно такое же удивление вызывает то, что, по данным Новой хронологии, село Коломенское в XIV веке имело собственного епископа. А ведь согласно тексту летописной повести, Коломенский епископ встречал и провожал войска Дмитрия в воротах Коломны.

Есть еще одно настораживающее обстоятельство. В одном из древнейших вариантов «Сказания о Мамаевом побоище» (напомню, что «Сказание» является главным, помимо сочинений Гордеева, источником А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского), а именно — варианте Ундольского Основной редакции, подробно описано возвращение русских войск с Дона. Согласно этому тексту: «Князь же велики пребысть на Коломне 4 дни и хотяще изыти из града в пятыи день, на память преподобныа Ефросении. Архиепископъ же проводы деяше … проводиша его до реки до Серыи (в других списках река Севера или Северка — приток Москвы-реки близ Коломны. — А.П.)». Далее написано следующее: «Князь же великыи приде в Коломеньское село». Еще дальше: «Князь же великыи отпусти свое воиско преже себя на Москву и повели всему воиску стати оп сю страну Яузы».[113] Возникает закономерный вопрос к авторам Новой хронологии: если уж их научные методы позволяют считать все сведения «Сказания о Мамаевом побоище» достоверными, то почему они игнорируют приведенные выше известия о Коломне, р. Северке, селе Коломенском, р. Яузе? Апофеозом триумфального возвращения с битвы стал торжественный въезд в Москву: «Иде князь великыи з братомъ своим съ княземъ Володимером и с литовскыми князми на град Москву».[114] Митрополит и княгиня Евдокия встречали Дмитрия во Фроловских воротах. Въехав в стены Москвы, князь с женой и детьми отправился в Архангельский собор, где молился перед образом Архангела Михаила и поклонился гробам своих прародителей — московских князей (какая получается славная история у безымянного литовского поселка! — А.П.); потом со всеми князьями Дмитрий отправился в Успенский собор, где молился у гроба митрополита Петра (оказывается, этот поселок был весьма крупным центром духовной и церковной жизни! — А.П.).

Однако Новой хронологии эти сведения не нужны, так как они не вписываются в заданные рамки: Коломенское — Котлы-Кулишки. Нашим высоким ученым безразлично, что в их «любимом» источнике возвращение с Куликова поля расписано с точностью до дней: «Князь великы пришелъ на Коломну в осмыи день и был на Коломне 4 дни, и поиде с Коломны на 5 день и пришел на Москву въ осмыи день».[115]

Уверен, что несмотря на всю привлекательность выводов А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского, сотрудникам музея-заповедника «Коломенское» не стоит торопиться с открытием нового зала славы героев Куликовской битвы и переименованием домика Петра I в «походную избу Дмитрия Донского».

2.7. Котлы Куликовской битвы и Котлы в Москве

Предыдущий раздел А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский завершают интригующим пассажем: «Куда он (Дмитрий Донской. — А.П.) направился далее со своими войсками?»[116] Ответ приводит в замешательство — оказывается, к современной железнодорожной станции «Нижние Котлы». Авторы обнаруживают там еще и реку Котловку и отождествляют место с упомянутыми в «Сказании о Мамаевом побоище» «Котлами». Редчайший случай совпадения Новой хронологии с так называемым «официальным учебником истории»! Действительно, буквально все историки до сих пор соотносили местоположение Котлов из «Сказания» почти точно с тем местом, которое указал А. Т. Фоменко. Правда, делалось это не потому, что там находится станция Нижние Котлы, а в связи с тем, что на этом месте долгое время существовало селение Котлы, вблизи которого проходила Ордынская дорога. Следует, тем не менее, отметить удачную находку наших авторов, а также отдать должное умеренности их научной фантазии. Еще бы! Ведь совсем недалеко от Нижних Котлов находится станция метро Нагорная. Представляете как оживилось бы их повествование, если бы они написали что-нибудь вроде того, что станция Нагорная названа так в честь нагорной проповеди Григория VII Гильдебранда?!

Примечательно, что в «Сказании о Мамаевом побоище» Котлы упомянуты в связи с дорогой, по которой князь Дмитрий двинулся из Москвы. При этом он отправил своего брата Владимира Андреевича с войском по Брашевской дороге: «Князь же великыи отпусти брата своего князя Владимера на Брашеву дорогу, а самъ князь великыи поиде на Котел дорогою».[117] Брашевская дорога шла по левому берегу Москвы-реки. Она не проходит ни через Котлы, ни через Коломенское. Чуть выше Коломны дорога пересекала реку Москву по Брашевскому перевозу. «Сказание» упомянуло и переправу Владимира Андреевича, двигавшегося по этой дороге через реку: «князь Володимеръ Ондриевичь Москву реку възится на Красномъ перевози на Брашеве».[118]

Однако, совпадение взглядов историков-традиционалистов и новохронологов на локализацию объектов, проявившееся в определении местоположения Котлов, по счастью, представлено этим единственным случаем. А. Т. Фоменко, вопреки всем известиям привлекаемого им источника, настойчиво «прокладывает» путь Дмитрия из Коломенского (в Москве) к Кулишкам (близь Москвы) через Котлы, то есть прямо в противоположном направлении от Коломны, Оки и Дона (Дона, который впадает в Азовское море, а не в Оку, как следует из сочинений авторов).

2.8. Смотр перед битвой войску Дмитрия Донского на Девичьем поле с Девичьим монастырем. Московское Девичье поле с Новодевичьим монастырем

Кстати, реке Оке отведена совершенно особая роль в повествовании А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского. Упоминание этой реки настолько важно в реконструкции событий Куликовской битвы, что оно удостоено новыми хронологами полного забвения. С одной стороны, это позволило самой Оке избежать произвольного соотнесения, скажем, с Хуанхэ или Нилом, но, с другой стороны, дало возможность новонаучнейшим хронологам совершать мыслительные спекуляции, подобные тем, что мы видим в разделе, посвященном Новодевичьему монастырю.

Упоминание в некоторых редакциях «Сказания о Мамаевом побоище» и у Н. М. Карамзина Девичьего поля позволило авторам заявить следующее: «В рамках нашей реконструкции мы обязаны указать Девичье поле и Девичий монастырь в Москве. Долго искать не надо. Это — знаменитое поле в излучине Москвы-реки, на котором сегодня стоит Новодевичий монастырь».[119]

Безусловно, указанное авторами название почти полностью созвучно «Девичьему полю» из «Сказания». Но есть несколько обстоятельств, заставляющих усомниться в столь удачной локализации. Во-первых, это упоминание в «Сказании» Девичьего перевоза через Оку: «И сам великии князь Дмитреи Иванович перевезеся славную реку Оку под Коломною на Девичье перевозе со всем своим воинством».[120] Как следует относится к этому сообщению памятника? Может быть, правильнее будет поставить вопрос так: как относиться к новохронологическим выводам и методам их получения?

В приведенном сообщении упомянуты наиболее вредные для стройности новохронологической реконструкции объекты: река Ока и город Коломна. Даже если на минуту представить, что Коломна, как заявляет А. Т. Фоменко, — это Коломенское, и допустить, что Москву-реку в данном случае обозвали Окой (наверняка ведь на каком-нибудь наречии «ока» означает либо воду, либо реку), все равно не получается состыковки новохронологических данных. Новодевичий монастырь находится в изрядном отдалении от Коломенского и даже на метро добираться туда нужно с пересадкой. Кроме того, судя по тексту «Сказания», Коломна и Девичье поле находились на одном берегу Оки. У А. Т. Фоменко же с. Коломенское и Новодевичий монастырь — на разных берегах Москвы-реки. Но, как видите, можно просто не заметить в своем главном источнике такого сообщения, и все получается довольно стройно.

Второе: авторы, ссылаясь на не вполне точный перевод «Сказания о Мамаевом побоище» в «Памятниках литературы Древней Руси»,[121] в обязательном порядке привязывают Девичье поле к монастырю. Но, строго говоря, в тексте памятника нет речи о монастыре. Это станет понятным, если посмотреть не перевод, а оригинальный текст «Сказания», соответствующий фрагмент которого помещен на том же развороте издания: «На утрие же князь великий повеле выехати всем воемъ на поле к Дивичю».[122]

Третье: очень кстати подвернувшийся авторам новой трактовки Куликовской битвы Новодевичий монастырь был основан в 1525 году, т.е. через 145 после сражения. Монастырь посвятили Смоленской иконе Богоматери Одигитрии. Сохранились известия о начале строительства нового женского монастыря на древнем Самсоновом лугу. Эти работы финансировались казной.[123] А уже после освящения обители топонимика прилегающей к ней местности стала включать в себя именование монастыря. Отсюда произошли названия проездов Девичьего поля, набережной и переулка.

Но, Бог мой, как мелочны мои придирки по сравнению с целым научным зданием Новой хронологии, так сказать, в глобальном масштабе. Раз есть созвучие, значит можно делать вывод, что — «Таким образом, как мы видим, Дмитрий, выступив из Коломенского, перешел Москва-реку и попал на Девичье поле, где устроил военный смотр. В летописи этот переход реки непосредственно перед битвой назван „переходом через Дон”».[124] Подумать только, как суров «глобальный закон дубликатов», ведь чтобы прочертить такой маршрут, нужно либо пропустить в тексте упоминания о Москве и Коломне, о переправах последовательно через Москву-реку, Оку и Дон, об уряжениях полков на Девичьем поле под Коломной и на Куликовом поле после перехода через Дон; либо необходимо признать, что три переправы — это дубликаты одной единственной сразу через Москву, Оку и Дон, а уряжение, в действительности, было одно — после перехода через Дон.

Может быть, поэтому обоснование тезиса Москва = Дон имеет в книге А. Т. Фоменко особую важность — не случайно авторы возвращаются к этому обоснованию несколько раз. Методику первого обоснования авторам следует запатентовать как свое научное открытие. Они считают, что реки получали названия от городов, которые на них возникали, а поскольку Москва по их реконструкции в 1380 году «фактически еще не заложена», то названия Москва-река могло и не быть. Раз не было в названии слова «Москва», значит остается… Что? Правильно — «Река». А как блестяще доказало прогрессивное учение глобальной хронологии — Дон = река. В связи с этим не могу не задать авторам вопрос: почему река Нева не называется «С.-Петербургом», а Волга «Саратовым»?

2.9. «Трубные гласы» на Куликовом поле и Трубная площадь в Москве

Раздел о «Трубных гласах» в Новой хронологии Руси состоит из восьми строчек, суть которых в том, что звучание боевых труб с Кулишек слышали в районе Цветного бульвара, оттого и прозвали ближайшую площадь Трубной. Знатоки Москвы тут же в забавном недоумении возразят, что там, где теперь проходит ул. Неглинная, раньше текла одноименная река. В том месте, где река выходила за пределы Белого города, была воздвигнута башня, в которой вместо ворот была сооружена арка длиной почти пять метров, где и протекала речка. Эта арка была перегорожена железной решеткой. Все сооружение получило название «Труба». Вскоре точно так же стали называть и прилегающую к башне местность.[125]

Вполне допускаю, что недоумения московских краеведов покажутся творцам светлого новоучения смешными. Тогда позволю себе задать наивный вопрос: почему Трубных переулков, закоулков и тупиков не сохранилось в других районах Москвы по периметру предполагаемого поля битвы? Ведь жители окрестностей маленького литовского поселка, который еще не был Москвой (неважно, люди это или лесные звери), наверняка слышали и «трубные гласы», и конское ржанье, и треск ломающихся копий.

2.10. «Дон» Куликовской битвы и Подонское подворье в Москве

В этом разделе развернуто одно из ключевых для авторов Новой хронологии доказательство того, что река Дон в описаниях Куликовской битвы есть Москва-река. Предупреждая закономерное возражение читателей: «А как же тогда назывался собственно Дон?» — А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский пишут: «современная река Дон в средние века чаще называлась Танаис». А поскольку слово Дон — это просто река и именно в этом значении оно вошло в состав названий рек Днестр, Днепр, Дунай, то следовательно, «Доном должны были называться многие реки».[126]

Как будто не удовлетворившись одним объяснением, авторы тут же «на выбор» предлагают возможное второе: что «Дон может означать в русском языке донный, нижний, от слова дно» Конечно же, в этом случае «Донской» означает «низовой». Авторы допускают, что так назывались ордынские войска, располагавшиеся ниже по течению Волги.

А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского нисколько не заботит, что две предложенные версии абсолютно противоречат друг другу — в одном случае река, в другом — дно. Вероятно, они искренне считают, что чем больше они предложат взаимоисключающих гипотез, тем очевиднее будет абсурдность традиционной трактовки. Этот прием мы уже наблюдали на примере четырех вариантов местонахождения Красного холма. Не смущает авторов и то обстоятельство, что способы доказательства внутри этих противоречащих друг другу гипотез негодны с точки зрения научности.

Скажем, утверждение о том, что современники чаще называли Дон Танаисом, просто надумано. А. Т. Фоменко и соавтор ссылаются на сборник «Иностранцы о Древней Москве»,[127] где действительно, в сочинении Альберта Кампенского «О Московии», написанном в двадцатых годах XVI столетия, Дон назван «Танаисом», а Волга именуется как «Ра». Отмечу, что подобное именование некоторых географических объектов встречается еще в целом ряде сочинений иностранцев о Московии. Но вот что интересно: обнаружив два удачных и полезных для собственного построения совпадения, задумались ли А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский над тем, почему в трактате фигурируют еще названия «Борисфен» — Днепр, «Меотийские болота» — Азовское море, «Понт Евксинский» — Черное море, «Сарматия» и «Скифия»? Наконец, почему наряду с этими греческими именами употребляются не столь изысканные: «Вятка», «Новгород», «Москва», «река Двина» и т.д.?

Вопрос не возник бы, отнесись новохронологи к этим названиям без предвзятости. Большинство европейских трактатов XVI века написаны на латыни и ориентированы вовсе не на русских, а на образованных европейских читателей, воспитанных в традициях возрожденческого гуманизма. Привлеченное А. Т. Фоменко и Г. В. Носовским сочинение Альберта Кампенского, согласно посвящению, было адресовано папе римскому Клименту VII. Главной темой трактата стала весьма распространенная среди гуманистов конца XV — первой половины XVI столетия идея союза всех христианских государств и совместной войны или крестового похода против турок.[128]

Традицией и своего рода эстетической нормой ренессансной литературы того времени являлась апелляция к античному наследию. Эта особенность в страноведческих и географических трактатах проявлялась в уважении к авторитетам античной космографии (Птолемей, Страбон, Помпоний Мела, Солин). Ренессансные писатели и в первой четверти XVI века придерживались принятых в древности гео- и этнографических названий: Днепр — Борисфен, Дон — Танаис и т.д.[129] Объекты же, не обозначенные в античных космографиях, чаще всего именовались названиями, принятыми у народа, проживающего на данной территории (таковы, например, в описаниях Московии реки Ока и Двина). Более того, на картах и планах Московии, сделанных по описаниям европейских путешественни ков, видны и попытки приведения в соответствие античной традиции с топонимической реальностью. Так, на карте Московии Антона Вида 1555 г. видим надпись на изображении реки Дон: «Tanais fluvius nunc Don» (Танаис-река, теперь — Дон).[130]

Согласно другой гипотезе о значении названия реки Дон, А. Т. Фоменко опровергает свой же тезис о том, что Дон = река. Оказывается, что согласно новохронологической научной теории перевертышей Дон происходит от слова дно. Но ведь дно, вовсе не река. Конечно, иногда дно имеет прямое отношение к реке, но отнюдь не только к ней — ведь дно есть и у моря, и в ведре, и в чемодане. В целом же по своей универсальности, эластичности и возможности доказать что угодно новохронолингвистическая теория перевертышей не уступает методу прочтений «без огласовок». С такой методикой можно существенно обогатить семантику слов русского языка. Представляете, какое море значений и образов открывается после суммирования значений слов рога и гора, или лось и соль?

Вероятно, при случае авторы с легкостью пожертвовали бы своими гениальными лингвистическими гипотезами, признав их неверность, если бы не одно обстоятельство. Данные их филологических догадок счастливо подтвердились топонимикой московских монастырей. Оказывается, в непосредственной близости от Москвы-реки расположены Крутицкое подворье (резиденция епископов Сарских и Подонских), а также Донской монастырь. Что и говорить — находки просто замечательные. Но как всегда, авторы не учли сущих мелочей.

Сарайская епархия была учреждена митрополитом Кириллом в 1261 г. в Старом Сарае (Берке). Уже третий епископ Сарайский стал называться Сарским и Подонским. Границами епархии, по сути, являлись границы Золотой Орды и некоторые земли южного Переяславля до пределов Рязанской епархии. Около 1460 года (через 80 лет после Куликовской битвы), в связи с нестабильной ситуацией в Орде, кафедра была перенесена из Сарая в Москву на Крутицы. Первым епископом Сарским, разместившимся в Москве, был Вассиан. Затем Сарайская епархия была разделена между ближайшими к ней епархиями (значительная часть территорий отошла в ведение рязанского архиепископа), а распологавшийся на Крутицах епископ заведовал делами митрополии до образования особой Крутицкой епархии.[131] Похожая картина и с упомянутым вскользь Донским монастырем. Обитель основана в 1591 году царем Федором Иоанновичем в честь иконы Донской Богоматери, с заступничеством которой связывают избавление от нашествия крымского хана Казы-Гирея.

Но нашим авторам не до шуток: Подонский епископ, по их мнению, переехав в Москву, наконец-то оказался на р. Дон. Если авторы последовательны в своих подходах к интерпретации фактов, то они должны быть убеждены в том, что Москва– это Петроград — Ленинград, так как до переезда в Москву в 1918 году советское правительство располагалось в Петрограде.

2.11. Отступление в сторону от темы Куликовской битвы. О русской и татарской архитектурах

Неудивительно, что сразу вслед за изложением сути новаторской методики атрибуции гидронимов следует очень эмоциональное повествование о личном открытии авторов в области культурологии. А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский, наконец-то, работая над Новой хронологией, открыли для себя, что культурные стили и направления имеют тенденцию к взаимовлиянию и обогащению друг друга. В связи с этим собственным прозрением, они еще больше обиделись на Скалигера и историков-традиционалистов, которые, по мнению новых хронологов, считают буквально так (наши авторы настолько убеждены в солидарности всех профессиональных историков с мнением этого вымышленного виртуального «Скалигера», что даже закавычили свою фразу): «на каждую эпоху — ровно один свой стиль, один свой почерк, одна своя архитектура и т.д.».[132]

На мой взгляд, этот раздел в книге А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского внушает самый большой оптимизм. Авторы в результате своих высоконаучных занятий узнали хотя бы что-то действительно полезное и стоящее. Может быть, в дальнейшем они еще и откроют для себя существование огромной литературы, посвященной вопросам культурных контактов, сопоставительным исследованиям цивилизаций, сравнительно-историческому языкознанию и т.п.

2.12. Река Меча на поле Куликовом и Москва-река, либо река Моча — приток Москва-реки.

2.13. Река Непрядва на поле Куликовом и река Напрудная в Москве на поле Кулишки. А также московская река Неглинка.

Сделав краткую передышку в «архитектурном отступлении», авторы продолжили свою триумфальную прогулку по «фронтовой Москве». Целью очередных опытов в области новогидронимики вслед за Доном стали реки Меча и Непрядва. В атрибуции этих названий А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский довели свой метод до совершенства. Неискушенному читателю уже ни за что не разобраться, почему Меча является либо Мочей, либо той же Москвой-рекой, которая уже и так Дон, а Моча, что существенно (!), длиной 52 километра, впадает в Пахру — приток Москвы = Дона (?) и, что характерно, название «Меча» является лишь легким искажением имени Москвы.

Несмотря на столь бойкое словообращение, мне никогда уже, видимо, не понять и не осознать, почему цепочка: Москва — Мосох, или Мешех — МСХ (без огласовок) — Mosh — Moch — Moscow, является «легким искажением».[133] Зачем же авторы приуменьшают свои заслуги? Ничего легкого тут нет. Пожалуй, ни один академик-филолог не сумел бы выстроить этимологический ряд от слова Мосох, через Министерство сельского хозяйства (МСХ) к слову Мох, производным которого и является Moscow.

Автор «Задонщины», в отличие от авторов новой хронологии, конечно же, не смог довести до нас всей сложности своего миропонимания. Хотел, но не смог. Поэтому и получилось у него нечто невразумительное: «У Дону стоят татарове поганыи Мамаи на речкы Мечи, хотят брести и живот свои предати нашеи славе».[134]

С рекой Непрядвой коллизия совершенно иная. В Москве она соответствует то ли Напрудной, то ли Неглинной, а лучше всего — обеим рекам. Какие аргументы? — спросите Вы. Пожалуйста: И. Е. Забелин писал: «Главная, так сказать, становая возвышенность направляется … сначала по течению речки Напрудной (Самотека), а потом Неглинной прямо в Кремль; …идет по Сретенке и Лубянке (древним Кучковым полем) и вступает… в Китай-город». Из этой цитаты авторы делают вывод, что — «Все это — район большого Куликова поля в Москве».[135]

Этот прием, примененный А. Т. Фоменко и Г. В. Носовским, я бы назвал методом чилийских патриотов . Помните песню: «Пока мы едины — Мы непобедимы!» В объединении всего и вся, а также в присоединении к своей концепции фактически любых цитат сила научной новохронологии: объединим Кучково поле и Кулишки — получим «Большое Куликово поле»; объединим Напрудную и Неглинку — выйдет Непрядва. К этому еще присоединим авторитет И. Е. Забелина. Пусть историк описал вовсе не район Куликова поля и даже не окрестности Непрядвы, а местоположение главной «становой» Московской возвышенности. Забудем прочесть у того же И. Е. Забелина о том, что через Кулишки течет ручей Рачка, а не река Напрудная, как считают авторы.[136] Добавим в аргументацию несколько названий Напрудных и Прудовых улиц, переулков и проездов (неважно, что некоторые из них находятся ближе к Московской кольцевой автодороге и даже за ее пределами! — А.П.)… Так и хочется добавить — «соль, сахар и перец — по вкусу, а сверху — толстый слой шоколада!»

Меня искренне удивил архисложный способ доказательства тождества Непрядвы и Напрудной. Зачем так натужно приводить гидроним Непрядва в соответствие со значением слова «пруд»? Ведь можно было отталкиваться от слова «пряжа», зашифрованного в имени Непрядвы. Пряжа — прядь — прядильный станок — текстиль — текстильщики. Представляете! В копилку аргументов можно было бы добавить название целого района Москвы (кстати близкого к уже задействованным Кузьминкам), со всеми своими улицами и проездами Текстильщиков! Правда, в этом случае у администрации города Иваново тоже нашлись бы основания для претензий на проведение Куликовской битвы.

2.14. Засада Владимира Андреевича на Куликовом поле и Владимирская церковь в Москве.

К сожалению, «историки романовской школы» за два с лишним века исследований так и не смогли твердо определиться с местоположением засадного полка Владимира Андреевича Серпуховского на Куликовом поле в Тульской области. А вот А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский нашли его моментально, и естественно, вблизи московских Кулишек. Это место, где теперь стоит церковь Владимира в Садах, что в Старосадском переулке. Раньше в этом месте были сады — вот в них то и спряталась победоносная рать сибирских и волжских казаков.[137] Этот вывод в очередной раз демонстрирует неподражаемую оригинальность мышления, присущую проповедникам новой хронологии. Все историки-традиционалисты наивно считали, что слово «засадный» — от существительного «засада» (укрытие, ловушка). Нет же! «Засадный» — это значит «за садом»!

Поскольку рассказ о засадном полке содержится только в «Сказании о Мамаевом побоище», новоследопыты на этот текст и ссылаются. Выглядит весь пассаж серьезно и научно — даже сносочка имеется. И все же… — если бы уважаемые авторы дали не слепую ссылку на «Сказание», а цитату, то читатели бы увидели, что там речь идет вовсе не о садах, и даже не об огородах, а о дубраве. Согласитесь, имеется некоторая разница в системе природопользования садом и дубравой. Вот этот текст: «И отпусти брата своего князя Володимера вверхъ по Дону въ дуброву, яко да утаитися полку его».[138] Если бы авторы привели эту цитату, то им пришлось бы объяснять: 1) как дубрава трансформировалась в «сад»; 2) почему великий князь отправил своего брата от места переправы (по Фоменко — это Новодевичий монастырь) вверх по Дону = Москве-реке, т.е. в сторону МИДа, «Белого дома», Краснопресненской набережной и Московского зоопарка? Может быть правильнее было назвать этот полк «зоосадным»?

Уверен, что если бы прогулки по историческим местам «фронтовой Москвы 1380 года» заканчивались бы для авторов Новой хронологии в Старосадском переулке д.9. — Государственной публичной исторической библиотеке, нам не пришлось бы столь подробно комментировать исторические выводы «новой хронологии».

2.15. Ярослав и Александр в описании Куликовской битвы.

Систематические занятия в библиотеке, чтение научной литературы и особенно исторических источников очень негативно сказываются на формировании будущего историка. Любитель долгих занятий в библиотеках не замечает, как зомбируется романовскими фальсификаторами истории. Он теряет всякую способность к оперативному фантазированию и свободному поиску-игре. На него давит какой-то необъяснимый моральный груз, ломающий психику и заставляющий думать, что история уже была и ее не переделать, можно лишь более или менее удачно восстановить и расчистить ее фрагменты, попытаться составить их в наиболее полную мозаику, предположив, как выглядели недостающие фрагменты.

А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский счастливо избежали этой напасти. Именно поэтому их путь в истории счастлив и бесповоротен, как путь бульдозера. Основной этический принцип Новой хронологии — как хочется, так и истинно.

Нужно, чтобы Иван Калита был отцом Дмитрия Донского — пожалуйста, так и есть! Постойте… Вы говорите, что Иван Калита умер за десять лет до рождения Дмитрия Донского? Так вот вам — Иван Калита, это еще и Батый (батька), и Ярослав Владимирович, и, даже, чтобы больше не спорили, — Пресвитер Иоанн. На этом фоне назначение Симеона Гордого братом Дмитрия Донского выглядит мелким недочетом: подумаешь, он ведь был дядей.

Рассуждения о Ярославе и Александре в описании Куликовской битвы, несмотря на кажущуюся отдаленность от главной темы главы о Куликовской битве, носят очень важный характер для обеспечения связи между главами книги и построения общей глобальной концепции. В игру с этими двумя именами заложено априорное признание идей параллелизмов, хронологических сдвигов и дубликатов.

Именно поэтому авторы навязывают мысль о том, что описания Куликовской битвы «постоянно упоминают о двух знаменитых полководцах прошлого, предках Дмитрия Донского — о Ярославе и Александре».[139] По новохронологическому ученому мнению, эти персоны упоминаются потому, что они ближайшие предки Дмитрия, а именно отец и брат. Если это не так, то для авторов Новой хронологии возникает непреодолимый вопрос — почему «другие знаменитые его предки вовсе не упоминаются»?

Недоумение авторов вызвано неумением или нежеланием внимательно читать текст даже того единственного источника, который они привлекают в собственном исследовании. Ярослав Мудрый и Александр Невский в «Сказании о Мамаевом побоище» впервые упоминаются в эпизоде, описывающем совет русских князей, решающих переходить ли на правый берег Дона: «И рекоша же ему Олгердовичи: аще хощеши, княже крепка воиска, то повели возитися за Дону, …яко не в сили Богъ, но в правде: Ярославъ перевозися реку Святополка победи, и прадедъ твои князь великыи Александръ , иже реку перебреде, короля победи; тебе же, нарек (призывая. — А.П.) Бога, такоже творити подобает…».[140] Оказывается, автор «Сказания» вовсе не намеревался особо выделять брата и отца Дмитрия (тем более, что он отдал должное всем прямым родичам князя, описав посещение Дмитрием могил «прародителей своих»). Более того, он сделал отнюдь не произвольную выборку славных предков донского героя, а вполне обдуманную. Примеры Ярослава и Александра были привлечены в диалоге на военном совете в качестве аргумента за то, чтобы перейти Дон.

Как, по Вашему мнению, можно охарактеризовать такую ошибку — как невнимательность или как преднамеренное искажение?

Повторюсь, я вовсе не призываю считать «Сказание о Мамаевом побоище» единственным и абсолютно достоверным источником о Куликовской битве. Наоборот, источник этот очень поздний и большей частью вымышленный. Но если уважаемые глобальные хронологи черпают из него сведения, почему они всячески скрывают от своих читателей контекст того или иного упоминания?

В комплексе памятников Куликовского цикла упоминаются и другие персонажи русской истории, скажем, Святополк в том же «Сказании», или Владимир Святой — в «Задонщине». Но они не столь важные персоны для глобальной хронологии и вполне могут быть «сокращены при делении». Недоумение у меня вызывает другое обстоятельство: как А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский пропустили уподобление русских полков войску Александра Македонского, а также упоминания Навуходоносора, Дария, Давида, Голиафа, Юлиана Отступника, — ведь это дает такой простор для построения «параллелизмов»?!

2.16. Кто с кем сражался на Куликовом поле.

Наконец, когда мы убедились, что: 1) источники о Куликовском сражении в плохом состоянии и единственным достоверным документом являются околоинтеллектуальные фантазии авторов; 2) битва никак не могла произойти в Тульской области; 3) состоялось сражение в Москве, т. к. Дон — это Москва, Кучково поле и Кулишки — это Куликово поле, Кузьмина гать — это Кузьминки, Коломна — это Коломенское, Девичье поле — это район Новодевичьего монастыря, Непрядва — это среднее арифметическое Неглинки и Напрудной; 4) Дмитрий Донской = Тохтамыш; и, наконец, 5) Ярослав и Александр — это отец и брат Тохтамыша, нам осталось узнать главное, а именно — кто же с кем воевал?

Ответ не разочарует никого: «Куликовская битва — это сражение волжских и сибирских казаков во главе с Дмитрием Донским с войском польских и литовских казаков, возглавляемых Мамаем».[141]

На чем же основан этот вывод? Здесь авторы могут гордиться: главным источником выступают не какие-то скорописные фальсификаты вроде «Сказания о Мамаевом побоище», и даже не их собственная фантазия. Тут в основу положен добротный и проверенный временем источник — Л. Н. Гумилев.

Историко-географические трактаты Л. Н. Гумилева, пройдя через горнило горячих дискуссий и жесткой критики, после смерти «певца степной симфонии» были оставлены оппонентами в покое (вероятно, из уважения к поэтическому дару его родителей). Оказалось, что бессмертные идеи Гумилева и без ажиотажа вокруг себя способны жить и завоевывать почитателей. А. Т. Фоменко оказался среди последних. Хотя он и позволяет себе полемизировать с великим предшественником, но видно, что критикует он Льва Николаевича в основном за недостаток историографического радикализма и экстремизма в выводах. Так что в случае с новой хронологией семена, посеянные Л. Н. Гумилевым, попали на благодатную почву.

Среди тысяч небогатых по своему литературному воплощению строк, вышедших из под пера А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского, эти наиболее ярко передают ощущение авторской радости. С каким упоением они цитируют «великого предшественника»: «волжские татары неохотно служили Мамаю…» — ага, значит они служили Дмитрию! Его «войска состояли из поляков, крымцев, генуэзцев…, финансовую помощь Мамай получал от генуэзцев»; «конница… была сформирована из крещеных татар, перебежавших литовцев и обученных бою в татарском конном строю русских» — ага, вот вам и состав войска Мамая! Спасибо, Лев Николаевич!

Что еще остается? Ах, да — соотнесение русских войск с Ордой. Пожалуйте — из «Задонщины» (кстати, редкий для Фоменко случай использования этого текста): «то тя била орда Залеская».

Конечно, то обстоятельство, что «Задонщина» в этом фрагменте передает речь иноязычных персонажей, в чьих устах слово «орда» должно было восприниматься естественно, выглядит просто убогим доводом на фоне монументальной мозаики новохронологических аргументов. А то, что источник знаний А. Т. Фоменко — Л. Н. Гумилев любил выдумывать необходимые ему факты, является позавчерашним днем передовой науки. Выдумки Гумилева меняли лишь полюса оценки исторических событий на прямо противоположные, что в его историческую эпоху часто воспринималось как вызов застойной номенклатуре и историческому официозу. Теоретическим достижением А. Т. Фоменко и его коллектива является признание необходимости «изъятия из оборота» целых периодов истории, а в источниковедении от мелкого шулерства в интерпретации источников он перешел к глобальному отнесению целых комплексов исторических документов в разряд фальсификатов.

3. Братская могила героев Куликовской битвы в Старом Симонове монастыре в Москве.

3.1. Где захоронены воины, павшие в Куликовской битве?

3.2. Старый Симонов монастырь сегодня (в 1994 году) — древняя братская могила воинов Куликовской битвы.

3.3. Где находилось село Рожествено, пожалованное Дмитрием Донским Старо-Симонову монастырю после Куликовской битвы?

Теперь, когда авторы «новой хронологии» поведали о месте Куликовской битвы, а также о составе сражающихся войск, они задаются вопросом — где же похоронены павшие герои сражения. Их поиски увенчались успехом неподалеку от московской станции метро «Автозаводская», в Старом Симонове монастыре. Описание новохронологических поисков места захоронения павших героев Куликовской битвы до предела насыщено теоретическими и методическими новациями А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского. Историкам, прочитав этот раздел, остается лишь развести руками — сами они в силу своего воспитания и пробелов базового образования не в состоянии применять на практике новаторские методические наработки новой хронологии, а не применяя их, несчастные историки-заговорщики так и сгинут во мраке своего сфальсифицированного невежества. Им только и остается, что высказывать наивные ноты протеста по поводу инноваций академика-математика.

Почему именно некрополь Симонова монастыря так приглянулся А. Т. Фоменко и Г. В. Носовскому? Прежде всего, авторы нашли упоминание, что участники битвы Пересвет и Ослябя были похоронены у церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове, и отнесли это ко всем павшим воинам. Здесь налицо ноу-хау — методика «новохронологического домино». Суть метода в том, что если известно, что какой-нибудь объект из множества (в данном случае могила Пересвета и Осляби) находится в определенном месте (Симонов монастырь), а также известно, что этот объект имел в прошлом общую судьбу с остальными объектами из множества (прочие павшие в Куликовской битве воины), то значит, что все множество объектов расположено там, где и один. То есть — где похоронены Пересвет и Ослябя, там похоронен и Михаил Бренок, где Бренок, там и белозерские князья и т.д. по принципу домино.

Традиционная история совершенно не готова к такому неожиданному «подарку», ведь получается, что там, где расположена могила Наполеона, там и находятся захоронения всех павших солдат наполеоновской армии, а ведь это не так. Кроме того, заскорузлым историкам трудно отделаться от устаревших и никому не нужных знаний, согласно которым сведения о захоронении Пересвета и Осляби носят характер местного предания, в котором нет ничего, что резко расходилось бы с известиями надежных источников. Кроме того, если учесть, что скорее всего, Пересвет и Ослябя являлись не иноками Троицкого монастыря, а митрополичьими боярами, то нет ничего неестественного в том, что их тела были доставлены именно в Москву. Известно, скажем, о местных ростовских преданиях, согласно которым, тела погибших в Куликовской битве ростовских князей были доставлены в их отчины к родовым усыпальницам.[142] Напомню, что в стольный Владимир было отвезено и тело Александра Невского, умершего по дороге из Орды. Родовитые люди придерживаются традиции хоронить своих близких на родовых кладбищах до сих пор, а А. С. Пушкин в своем творчестве не раз упоминал о любви «к отеческим гробам» и о «кладбище родовом».

Другое соображение, препятствующее ретроградам-историкам, состоит в том, что являясь с начала XVIII века местом массовой распашки земли, Куликово поле в Куркинском районе уже отдало исследователям практически все находки, имеющие отношение к битве. Оговорюсь, что таких находок не могло быть много: победители собирали оставшееся на поле брани оружие (оружие во все времена стоило очень дорого и просто так его не бросали), хоронили тех воинов, которых никто не взялся доставить в их отчину. Исследования всех известных полей средневековых сражений (Грюнвальд, Липица, Вожа, Креси и др.) принесли лишь единичные находки оружия, собранные на периферии площади сражения (путь отступления побежденных) или в труднодоступных местах (овраги, реки). Интересно, является ли это обстоятельство основанием для вывода, что в Средневековье вообще не было крупных сражений?

Имеются также сообщения о находках костей в XIX веке на Куликовом поле. Один из первых исследователей места сражения С. Д. Нечаев в 1820-е годы отмечал, что прежде земледельцы при распашке наталкивались на человеческие кости, а в разных местах поля возвышались насыпи, которые со временем опустились, и на месте вероятных могил обозначились глубокие ямы.[143]

Второй аргумент А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского связан с тем, что битва произошла в праздник Рождества Богородицы, поэтому «естественно, что при погребении на поле брани должны были построить церковь, посвященную Рождеству Богородицы».[144] Отсюда гипотеза: «Симонов монастырь в Москве был основан и построен прямо на московском поле Куликовской битвы (или непосредственно около него) как усыпальница павших здесь русских воинов». В подтверждение своей гипотезы авторы ссылаются на цитату из опубликованного в «Московском журнале» «Московского летописца», где авторы сообщают о дате основания монастыря (1379 год), о судьбе монастырских построек в 1930-е годы и нынешнем состоянии обители. Из этого краткого комментария А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский заключили, что — «Таким образом, и традиционная история согласна с тем, что Симонов монастырь основан практически одновременно с Куликовской битвой».[145] Вот так. Монастырь основан после битвы в 1379-м, а битва произошла в 1380-м!

В действительности, А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский изложили здесь тезис и синтез (без антитезиса) второго теоретического открытия. Авторы блестяще применили новохронологическую методику «практической одновременности». А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский цитируют некий «догматический текст», в котором, в частности, упоминается дата основания монастыря — 1379 год, и делают, согласно новому методу, вывод о том, что монастырь основан практически одновременно с Куликовской битвой 1380 года. Что тут неясного? 1380 год расположен на хронологической шкале сразу вслед за 1379м — т.е. они находятся рядом, соответственно, все события, произошедшие за эти 730 дней, произошли практически одновременно. Это так же естественно как то, что человека сначала хоронят, а только потом он умирает — ведь это же происходит практически одновременно! Если к этому методу добавить еще и методику «новохронологического домино», то вывод «Практически одновременно» можно распространять на любые события сколь угодно далеко разнесенные по хронологической шкале: 1379 и 1380 — практически одновременно, 1380 и 1381 тоже — практически одновременно, значит, 1379–1381 — «практически одновременно», и т.д. до Рождества Григория VII Гильдебранда.

Пожалуй, историкам не осилить и эту новацию. Они так устроены, что не смогут понять, как монастырь, возникший, если уж быть до конца добросовестным, в период между 1370 и 1378 годами, мог быть построен в качестве усыпальницы воинов, которые погибнут неподалеку отсюда лишь через год (или даже через несколько лет)? Какое предвидение Дмитрия Донского! Какая стратегическая дальновидность!

Но это еще далеко не все! Оказывается — заговорщики-историки хранят молчание о месте захоронения. Авторам «Новой хронологии» с большим трудом удалось разыскать рассказ о захоронении останков Пересвета и Осляби в «очень редкой книге» Н. Розанова «История церкви Рождества Пресвятыя Богородицы на Старом Симонове, в Москве к ее пятисотлетию (1370–1870)» (М., 1870).

Обвинения А. Т. Фоменко и Г. В. Носовским историков в заговоре молчания по поводу захоронения русских воинов мы должны молча принять: тиражи и качество обложек изданий, подготовленных «историками романовской школы», заметно уступают тиражам новохронологической саги, и разыскать эти книги, в силу весьма скудного комплектования российских библиотек, объективно трудно. Чего нельзя сказать о дореволюционных изданиях. К слову, «очень редкую» книгу Н. Розанова о Симоновом монастыре можно без проблем заказать хотя бы в библиотеке, расположенной на месте укрытия Засадного полка, в Старосадском переулке. Название этой книги глубоко символично. Она посвящена 500-летию церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове (1370–1870). Это древнейшая из вероятных дат возникновения монастыря. Согласно сообщению «Жития Сергия Радонежского», монастырь основан до смерти митрополита Алексия (ум. в 1378 г.): «Феодор же, получив благословение от святого старца (Сергия. — А.П.)… Пришед архиепископу кир Алексиу в град, хотя от него благословениа… Митрополит благословив его, рече: „иди, сыну, иде же благоизволит прославлятися святому Его имени, место обрет пакы приди, яко да и азъ шед, вижду место то… Обрет же место таково, зовомое от древних Симоново, близ рекы Москвы, недалече от града… И от святителя благословение получивше и тако основашя церкву въ имя Пречистыа Владычица нашя Богородица честнаго Еа Рожества”».[146] То есть Симоновский монастырь основан до 1378 года. Означает ли это, что на все десятилетие от 1370 до 1380 года распространяется определение «практически одновременно»?

Благородные ученые новохронологи в силу своего миролюбия призывают снисходительно относиться к заблуждениям историков, ведь «в их теории в год Куликовской битвы Москва уже давно существовала как крупный город», и соответственно, Кулишки уже были застроены. На самом же деле «Лишь после Куликовской битвы Дмитрий стал отстраивать Москву, что и говорит летописец: „Князь великий Дмитрий Иванович заложи град Москву камену и начаша делати безпрестани”». (Отмечу, что данная цитата взята из книги И. Е. Забелина. — А.П.)

Вслед за демонстрацией научной силы метода практической одновременности, авторы утверждают очередную новацию: метод ситуативного цитирования. Суть метода до гениального проста. Если очень хочешь что-то доказать, то можно сделать это, взяв подходящую цитату из любого контекста. Этот закон распространяется и на исторические источники. Скажем, исследователь утверждает, что Москва основана после Куликовской битвы и дает цитату из летописи о том, как князь Дмитрий заложил каменный город (правда, А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский не знают, из какой именно летописи, так как приводят выдержку из книги И. Е. Забелина). Обратимся, минуя И. Е. Забелина, к летописям. Сообщение о строительстве каменного кремля содержится в целом ряде летописей, к наиболее ранним следует отнести известие Рогожского летописца. Там в летописной статье 1367 года вслед за сообщением о свадьбе Дмитрия Ивановича следует текст: «Тое же зимы князь великыи Дмитреи Ивановичь, погадавъ съ братомъ своимъ съ княземъ съ Володимеромъ Андреевичемъ и съ всеми бояры стареишими и сдумаша ставити городъ каменъ Москву, да еже умыслиша, то и сътвориша. Тое же зимы повезоша камение къ граду».[147] Другими словами, каменный кремль (а не город Москва) заложен за 13 лет до Куликовской битвы. Вопрос: как следует относится к подобным цитатам новохронологов? Ответ: это либо научный прорыв в источниковедении, либо прямой подлог!

С целью разрешения своих сомнений новые хронологи снарядили научную экспедицию. Путешествие самого А. Т. Фоменко к собору Рождества Богородицы открыло массовые захоронения XIV века. Рабочие вынимали грудами кости и черепа с абсолютно целыми молодыми зубами (!) из земли вокруг храма и в больших ящиках перезахоранивали поблизости. Кое-где наряду с человеческими останками обнаружены белокаменные надгробные плиты, которые в представлении авторов должны были обозначать место братских могил.[148]

Экспедиционные изыскания А. Т. Фоменко на территории Симонова монастыря закрепляют один важный для концептуальной стройности «Новой хронологии» тезис о приблизительности археологических методов. Ученые авторы упрекают археологов-ретроградов в том, что они совершенно произвольно датируют свои находки с помощью дендрохронологического, радиоуглеродного и др. методов. Здесь наши авторы блестяще подтверждают, что для получения произвольных результатов вовсе не обязательно применять столь сложные и весьма дорогостоящие методики. Достаточно просто заявить непротиворечащий новой хронологии постулат и тут же его доказать. Так, согласно выводам передовой научной теории новой хронологии , Куликово поле — в Москве, а тела погибших похоронены в Симоновом монастыре. И действительно, на территории монастыря обнаружены останки. Спрашивается: каким временем датируются эти кости? — А какой год нужен? — 1380-й! — Так вот, эти останки датируются 1380 годом! Сами посудите: от какого времени могли дойти черепа со здоровыми зубами. Вот так! И не нужно никаких дорогостоящих технологий.

Обращу внимание на очевидное достоинство экспедиционных методик А. Т. Фоменко. Если бы нужно было доказать, что захоронение 1380 года находилось в Кремле, любом другом московском монастыре, а также, практически, в любом месте на территории Китай-Города и Белого города, то без труда будут найдены доказательства в виде захоронений или известий о находках костей. Очевидно, авторы забыли поговорку: «Москва стоит на костях». Эта поговорка очень близко отражает реальность, так как на территории старой Москвы были расположены и сотни погостов при приходах и монастырях, и массовые захоронения погибших от набегов и эпидемий. Одна из последних опустошающих эпидемий холеры случилась уже в XIX столетии. Сложившаяся инфраструктура старых городских кладбищ и последствия смертоносных катаклизмов оставили в память о себе массу человеческих останков под землей. Часть этих костей еще не истлела. Эти очевидные данные можно обработать методами новой хронологии и датировать с точностью до того года, который необходим.

Последнее наблюдение наших авторов, связанное с Симоновым монастырем, навеяно «редкой книгой» Н. Розанова, в которой сообщается, что Дмитрий Донской после битвы передал этой церкви село Рождествено, находившееся на Куликовом поле. Это вызвало законное недоумение наших авторов. Безусловно странно, что пожалование находилось более чем за триста верст от монастыря. Поэтому они решили, что село Рождествено — это Симонова слобода.

Думаю, стоит особо отметить предложенную тут методику новохронологического передела исторической собственности. Данную методику авторы изобрели вынужденно, т.к. не пожелали ознакомиться с «традиционной исторической литературой». Они считают странным, что Дмитрий в честь победы пожаловал вновь основанному монастырю село, удаленное от Москвы более чем на 300 верст. «Источником» А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского явилась все та же книга Н. Розанова. Автор новохронологического источника Н. Розанов в своем юбилейном труде честно изложил позднюю монастырскую легенду. При этом он серьезно полагал, что пожалование Симоновому монастырю находится в Тульской губернии. С этим никак не могли согласиться авторы новой хронологии. Поэтому они применяют метод мены исторической недвижимости. Нечто подобное они уже осуществили с Новгородом Великим и Ярославлем. В данном случае, масштаб и комиссионные поменьше — всего лишь село. Но зато село Рождествено-Монастырщина получило московскую прописку и обрело покой на месте Симоновой слободы.

Прислушайся наши авторы к слабому и малотиражному голосу «романовских фальсификаторов», отпала бы необходимость в осуществлении «мены исторической недвижимости». Дело в том, что село Рождествено-Монастырщина возникло лишь в 80-х годах XVII века на пустоши, принадлежавшей митрополиту Сарскому и Подонскому.[149] Монастырское предание о пожаловании села Дмитрием Донским возникло через несколько столетий после битвы и обусловлено, вероятно, какими-то спорами вокруг прав на это село. Добросовестный «традиционный историк» просто отсеял бы это сведение как недостоверное, но наши авторы поступили изысканней — они подвергли это известие обработке одним из новейших методов, специально разработанным новой хронологией.

3.4. Битва Мамая с Тохтамышем в 1380 году как еще одно описание Куликовской битвы 1380 года.

Осуществив блистательную презентацию методических новинок научной новохронологии, авторы перешли к повторению своих глобальных истин. Ибо повторение — мать учения! Повторение способствует также привыканию читающего глаза к набору словосочетаний и топиков проповедуемого учения. Уже как на родные смотришь на все эти «КЛК без огласовок», на невозможность двух поражений одного полководца в один год, на «очень важный вывод», что Тохтамыш — это Дмитрий Донской. Важность этого вывода, на мой взгляд, состоит в том, что он, цитирую: «идеально укладывающийся в нашу общую реконструкцию».[150] А как иначе? Летописи считают Тохтамыша потомком Батыя, а «мы уже отождествили Батыя с Иваном Калитой», — радуются авторы (надо же, уже успели отождествить! — А.П.). «Дмитрий Донской — внук Ивана Калиты. То есть, он действительно — потомок Батыя. Здесь летописи абсолютно правы».

Вероятно, летописи действительно правы, считая Тохтамыша потомком Батыя, а Дмитрия внуком Ивана Калиты. А вот какие из авторов «Новой хронологии Руси» правы: те, что на стр. 141 доказывают, что Дмитрий — сын Ивана Калиты, или те, что на стр. 149 заявляют, что летописи правы в том, что Дмитрий — внук Ивана Калиты?

4. Наша реконструкция географии Куликовской битвы

Подытоживает повтор схема новохронологической реконструкции военных действий в 1380 году. На схеме отражена суть проделанной А. Т. Фоменко и Г. В. Носовским работы по перетранспортировке Куликова поля в Москву. Представленное в графическом виде действо по масштабности можно смело назвать «Куличково-Кузьминской операцией 1380 года». Несомненным достоинством представленного плана является конкретизация ряда вариативных гипотез авторов. Скажем, на схеме отсутствуют упоминания о реке Моче-Мече. Видимо, авторы остановились на варианте — Меча = Москва. Очевидно, методом жеребьевки был выбран «Красный холм» (из четырех полуфиналистов). Кроме того, авторы предпочли Москву-Дон обозначить для понятности в переводе: Москва-река. Имеются на схеме и настораживающие элементы. Так, «массовое захоронение павших воинов в Старо-Симоновом монастыре» обозначено на противоположной стороне мыса, образованного излучиной Москвы-реки, от места, где располагается Старый Симонов монастырь сегодня, в 2000 году. Вероятно, за шесть лет с момента посещения обители великими гуру новой хронологии знак, обозначающий монастырь, сполз по висящей на стене схеме.

Другое важное для подземной инфраструктуры Москвы изменение связано с тем, что авторы Новой хронологии, судя по изображению на схеме, перенесли русло протекающей под Александровским садом реки Неглинной на границу Зарядья и Кулишек. Надеюсь, что авторы хотя бы проинформировали об этой инженерной операции соответствующие муниципальные службы.

В целом же, глядя на маневр Дмитрия Тохтамыша, наглядно воплощенный в этой схеме, вспоминаешь народную поговорку: «Бешеной собаке — семь верст не кривуля» (рис. 1).

Рис. 1. Наша реконструкция географии Куликовской битвы в Москве. Топографические ошибки, отмеченные на схеме реконструкции географии Куликовской битвы в Москве из книги «Новая хронология Руси» (с. 150). Стрелки указывают на действительное местоположение отмеченных объектов.

5. По-видимому, Москва основана около 1382 года. Еще один дубликат Куликовской битвы: «Московская» битва русских с татарами в 1382 году.

Однажды поведав о том, что Москва на самом деле младше, чем «традиционно считают», на 233 года, авторы решили затвердить этот тезис еще раз. Мол, знайте: практически одновременно с Куликовской битвой Дмитрий = Тохтамыш построил каменный кремль, а благодарные борзописцы ознаменовали это событие новой версией рассказа о Мамаевом побоище, назвав его «Нашествием Тохтамыша». Потом они быстренько позабыли о своей придумке и уже не могли «догадаться, что это — два описания одной и той же битвы (более полное и краткое)». Их сбила с толку еще и практическая одновременность обоих событий внутри календарного года — 8 сентября и 26 августа. В результате забывчивые и бестолковые летописцы «слегка раздвинули их во времени (всего на два года)».[151]

Обидно как-то за летописцев — что ж они такие путаники? Еще больше обидно за работодателей этих книжников — смотреть надо, кому поручаешь описание подвигов. Но к этому чувству обиды примешивается еще удивление. Как же надо было исковеркать описание события в дубликате, чтобы самим же потом его не распознать? Ни А. Т. Фоменко, ни Г. В. Носовский даже не подозревают, насколько варварски должны были обойтись с текстом о Куликовской битве сочинители рассказа о взятии Москвы Тохтамышем. Представляете, незадачливые сочинители летописи забыли даже о том, что Тохтамыш = Дмитрий Донской: «Того же лета (1382) царь Токтамышь посла въ Болгары и повеле христианскыя гости русскыя грабити…, а самъ, собравъ воя многы, подвижася къ Волзе со всею силою своею и со всеми своими безбожными плъкы татарьскыми, и перевезеся Волгу, поиде изгономъ на великаго князя Дмитрея Ивановича и на всю землю Русскую».[152] Мало того, что судя по летописи, Тохтамыш напал сам на себя (Дмитрия Донского), так еще вместо реки Ра форсировал какую-то Волгу. Кроме того, они будто не слыхали, что Москва «практически еще не основана»: «И прииде къ граду Москве месяца августа въ 23 день, в понедельникъ».[153] Напутали и с противником Тохтамыша: вместо Мамая хану противостоял какой-то литовский князь Остей. Не история, а сплошная абракадабра.

Все это ярко иллюстрирует, что новохронологическая реконструкция событий — «вещь далеко не самоочевидная, весьма запутанная и зыбкая». Видимо, я так и не понял, что же новая хронология хотела сказать своими гипотезами, риторическими вопросами и утверждениями о дубликатах, но сделал для себя следующий неожиданный вывод: в случае со средневековыми битвами дубликатные описания ни при чем. Очевидно, наши предки решали исход принципиально важных воинских споров не по итогам случайного результата одного боя, а серией сражений, скорее всего, до четырех побед (как теперь определяют победителя в североамериканской Национальной хоккейной лиге и российском первенстве). Вот перечень матчей за Новохронологический «Кубок Москвы»: битва 1299 между Тохтой и Ногаем = Мамаем, битва Дмитрия Донского = Тохтамыша с Бегичем, дублером Мамая на р. Воже, битва на Калке Тохтамыша с Мамаем, Куликовская битва Тохтамыша = Дмитрия с Мамаем, Тохтамышево нашествие 1382 года; в этой же серии состоялись матчи темника Едигея (= Мамая?) с Тохтамышем и Витовтом на р. Ворскле 1399 г., а также нашествие темника Едигея (=Мамая?) на Москву.

Как видите, это не дубликаты и не результаты хронологических сдвигов. Это запланированные и проведенные практически одновременно сражения за право обладать пограничной Москвой. Очевидное преимущество такого выяснения отношений в том, что исключается фактор случайного исхода, т.к. необходимо одерживать победу минимум в четырех боях. В данном случае победил Дмитрий Тохтамыш. В качестве награды князь получил выгодный подряд на строительство Московского Кремля, а также почетное право основать вокруг кремля самостоятельное княжество и чеканить монету.

Уверен, что такое объяснение событий имеет не меньшее право на существование, нежели новохронологический ракурс.

6. Когда в Москве начали чеканить монету?

Косвенным доказательством начала функционирования Москвы как столицы княжества для А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского является дата начала монетной чеканки в Москве. Нумизматические изыскания авторов новой хронологии уже подверглись анализу моих коллег.[154] Позволю лишь обратить внимание на очередной пример удачного использования новыми хронологами метода практической одновременности: «Более точно: начало чеканки монет в Москве традиционно относится к 1360 году, а более широкий выпуск московской монеты начался лишь с 1389 года, то есть практически сразу после Куликовской битвы».[155] Ничего себе, практически сразу после! Период, который приходится на время, предшествующее этому самому «практически сразу после», охватывает не менее 15 лет. Это как раз такой же по длительности отрезок времени, как тот, что приходится на эпоху активной пропаганды Новой хронологии.

7. Хан Тохта и темник Ногай — дубликаты-отражения хана Тохтамыша (= Дмитрия Донского) и темника Мамая.

Напрасно авторы считают, что указанная ими путаница имен произошла из-за 100-летнего сдвига в хронологии. В любом детском саду им объяснят, что когда с тахты убегает мышь, то остается одна тахта. А тахта практически идентична Тохте. Так же несложно объясняется и трансформация Мамая. Если полководца разбили, ограбили и выгнали из царства, то он становится совсем «нагой» — перестановка гласных, и получается — Ногай.

8. Где была столица Дмитрия Донского = Тохтамыша до Куликовской битвы?

Наши авторы не приемлют Москву в качестве столицы княжества без своей монетной чеканки. Другое дело — Кострома! Это настолько значительный город, что его и без собственной монеты можно признать за столицу. Или, может быть, А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский обнаружили где-нибудь костромские «деньги» и «полушки»?

Нет. Скорее всего, следов костромской чеканки XIV века авторы не нашли. Зато они открыли важный для общей реконструкции новой хронологии методический принцип: «ищу одно, а нахожу то, что надо». Искали авторы, искали канон в честь особо чтимой в Москве иконы Владимирской Богоматери — не нашли. Зато нашли весьма важный для себя канон в честь костромской иконы Федоровской Богоматери, которая внешне очень похожа на Владимирскую. И что же в этом каноне: «Днесь светло красуется преименитый град Кострома и вся русская страна…» — А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский посчитали, что такие слова можно говорить только о столице. После такого тропаря никакой монетной чеканки не надобно!

Я все же решил поискать канон праздника иконы Владимирской Богоматери, отмечаемого трижды в году. И, о чудо! Нашел. Что же возглашает тропарь службы Владимирской иконе: «Днесь светло красуется славнейший град Москва… да избавит град сей и вся грады и страны христианския невредимы от всех навет вражиих и спасет души наша…» Получается, что Москва не какой-то «преименитый», а «славнейший». Да еще чеканка там рано или поздно началась, а Кострома так и прозябала без собственной монеты.

Но новая хронология неумолима: Кострома — столица, Москва — обычное пограничное место битв между русскими князьями. Как мускулы взыграют у этих князей-ханов, так прямиком в Златоглавую. А после — кто в Кострому, а кто в Симонов монастырь.

Картина просто идиллическая, но снова имеются препятствия в виде древних источников. Вот что записано в договоре 1375 года между великим князем Дмитрием Ивановичем и тверским князем Михаилом Александровичем: «А вотчины ти нашие Москвы, и всего великого княженья, и Новагорода Великого, блюсти, а не обидети. А вотчины ти нашие Москвы, и всего великого княженья, и Новагорода Великого, под нами не искати, и до живота, и твоим детем, и твоим братаничем».[156] А-у-у! Кострома-а! Где ты-ы-ы! Нет Костромы. Растворилась во «всем великом княженьи» — тоже мне, столица!

Или вот одно из многочисленных летописных известий: «В лето 6858 (1350)… кончанъ бысть притворъ приделъ каменъ у церкви святаго Спаса на Москве. …Тое же осени месяца октября 12 на память святыхъ мучениковъ Прова и Тарха и Андроника князю Ивану Ивановичю родися сынъ и нареченъ бысть князь Дмитри» (это о рождении Дмитрия Донского).[157] Вот еще: «В лето 6869 прииде въ Орду князь Дмитрии Московьскыи сынъ князя великаго Ивана Ивановича къ царю Кыдырю».[158]

Уважаемые высокоученые авторы новой хронологии, войдите в трудное положение несчастных историков-традиционалистов. Ведь когда они читают в тексте, появившемся в самом начале XV века, сообщение о том, что московский князь Дмитрий пришел в Орду к ее царю Кыдырю — они, в силу пробелов в своей профессиональной новохронологической подготовке, вынуждены этому верить.

Вот такой получилась реконструкция Куликовской битвы 1380 года у А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского. В качестве заключения по этой главе напрашивается переделанная поговорка: «Как Фоменко прошел»! На протяжении всего новохронологического повествования мне удалось отметить лишь один случай, когда утверждение авторов приблизительно соответствует действительности (помните упоминание Котлов?). Все остальное пространство текста разбираемой главы с точки зрения исторической науки наполнено ложью, подтасовками фактов, некорректным цитированием, образчиками неполной и тендециозной выборки фактов. Имей история статус юридического или физического лица, она могла бы подать в суд иск о защите чести и достоинства и несомненно выиграла бы такой процесс (как, впрочем, и астрономия, физика, химия и др. «задетые» науки). Но, к сожалению, Гражданский и Процессуальный кодексы не дают оснований для осуществления подобного иска. Единственное, что остается — это суд ученых, представляющих свою науку. Результатом такого суда, конечно, не может стать материальная компенсация пострадавшим[159] или публичное сожжение книг (это только способствовало бы росту популярности). Зато лишение книг новохронологической серии грифа «научное издание» следует осуществить обязательно. Абсолютно необходимо также произвести в книжных магазинах перенесение новохронологических изданий из исторических отделов в отделы фантастики и эзотерики, поставив на одну полку с произведениями Толкиена, «Дианетикой» и «Бхагавадгитой».

Можно было бы принять всю новохронологическую эпопею за своеобразное творческое выражение протеста против схоластики, догматизма и скуки большой науки, напоминающего эмоциональный бунт троечника Сыроежкина в фильме «Приключения Электроника», уставшего от занудства школьных программ:

А нам говорят, что Волга

Впадает в Каспийское море,

А я говорю, что больше!

Не вынесу этого горя!

А нам говорят, что катет

Короче гипотенузы,

А я говорю, — хватит!

Устал я от этой обузы!

Но оказывается, это сделать не так просто. Сопротивляется этому прежде всего сам Анатолий Тимофеевич, методично повторяющий из книги в книгу, напоминающий в каждом ответе оппонентам, что Новая хронология — это именно научное достижение, а критикуют его лишь потому, что официальная (еще используется термин «традиционная») история погрязла во лжи и заблуждениях и не готова признать революционного открытия академика — продолжателя традиций И. Ньютона и Н. А. Морозова.

Историки возражают. Пытаются рассуждать о научных подходах, источниковедении, источниках, фактах, пробуют указать на бессовестность авторов «Новой хронологии», подсмеиваются над комическими потугами А. Т. Фоменко выстроить хоть сколько-нибудь правдоподобную цепочку доказательств. Однако, в итоге получается спор «немого с глухим». В своих ответах оппонентам А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский совершенно игнорируют любые рациональные доводы, отвечают только на те замечания, которые им интересны, и доказывают свою правоту ссылками к другим положениям, главам и книгам своей виртуальной теории.

Поразительно, но сам того не подозревая, А. Т. Фоменко нисколько не затрагивает основ исторической науки. Новая хронология в своем «праведном гневе» апеллирует не к выводам исторической науки, а к положениям некоего виртуального «учебника истории». Возмущение новых хронологов лживостью этого «традиционного учебника» нарастает тем больше, чем изощреннее авторы выдумывают его содержание.

Думаю, А. Т. Фоменко искренне не понимает, почему с историей нельзя обращаться так же, как и с математикой. Математик вне связи с окружающей нас реальностью производит мысленное конструирование абстрактных систем. Корректность такой системы обусловлена соответствием изначально определенным аксиомам.

Перенесем методику в историю. Определим аксиомы:

- «древняя и средневековая история — вещь далеко не самоочевидная, весьма запутанная и зыбкая»;

- представления о древней истории основаны не на источниках, а на подделках, ставших «результатом специальной работы нескольких поколений историков и хронологов»;

- один и тот же реальный человек или событие могли быть представлены несколько раз под разными именами (названиями) и в разные эпохи (дубликаты);

- слова, имена и названия могли со временем менять свое значение, а географические названия «перемещались по карте» (помните, как «сполз» по висящей карте Фоменко Симонов монастырь? — А.П.).

Если исходить из этих абстрактных аксиом, то, пожалуй, ничего иного, кроме Новой хронологии вместо истории, мы получить и не сможем. К счастью, история необратима. Она уже состоялась, и ее не изменить. Все, что вокруг нее, — это наши попытки более или менее честно, более или менее удачно ее анализировать и интерпретировать. И как бы сильно кому-то из нас ни хотелось бы, чтобы было именно так, а не иначе. Это невозможно. История уже была. Была и Римская империя, был и Аттила, были Куликовская битва и Тохтамышево нашествие. Победы, поражения, взлеты и унижения, великие события и маленькие. Прошедшая жизнь оставляет нам факты. Справедливость исторической реконструкции проверяется ее соответствием всем достоверным историческим фактам. Особенность и главное отличие исторического знания от математического в том, что история восстанавливает имевшую место действительность, поэтому вынуждена ориентироваться на реалии земного бытия и человеческой природы.

По части соответствия действительности концепция Фоменко — химера. Она абсолютный антипод рационального знания. Правда, этот продукт самим производителем фасуется в «научную» упаковку, ставится вполне научный лейбл и копирайт уважаемого академика РАН. В этом дуализме (эзотерика в академической оболочке) есть своеобразный шарм. Такой жанр неизменно привлекал повышенное внимание образованного советского, позднее российского обывателя, особенно на фоне догматизма и скупости учебников гуманитарного цикла. Появление любого бреда, опровергающего набившие оскомину кондаки и тропари учебников, вызывало повышенный ажиотаж. Вспомните: О. Сулейменов, Л. Н. Гумилев, «Влесова книга». Фоменковская химера, появившись как манифест свободной личности в тоталитарном государстве с ангажированной наукой истории, теперь, когда тоталитаризм и массовая ангажированность ушли в небытие, стали блестящим коммерческим предприятием, процветающим на почве общественного равнодушия к истине, здравому смыслу и рациональному знанию. В таком обществе классный ученый обречен на нищенское существование, а вот мистика (вместо созидательной активности), астрология и уфология (вместо естественных наук), интеллектуальное шарлатанство вроде «Новой хронологии» пользуются спросом. Этот широкий спрос получает предложение. Теперь уже академик Фоменко вряд ли сможет оставить свой бизнес. Поэтому убеждать его в чем-либо бесполезно.

Степень рентабельности новохронологического бизнеса ощущается почти повсеместно. Практически в любой компании друзья-технари любопытствуют: «Вот ты историк, скажи, это правда, что Китая не было?». Отвратительное зрелище продолжается на телеэкране, когда самодовольный «властитель дум» из массмедиа, претендующий на роль интеллектуального лидера ночного эфира, посвящает цикл передач пропаганде светлого учения. Мерзкое впечатление оставляют сообщения о том, что театральные авторитеты и, кажется, все еще чемпионы мира по шахматам, по привычке мнящие особенную весомость своего гласа в общественном мнении, смешно и неуклюже прислоняют свой авторитет к светлому новонаучному учению. Однако, все это только накипь, пена над самим явлением. Пена исчезнет с растворением Новой хронологии. Журналист будет муссировать тему, пока она интересует подписчика и телезрителя. VIP-персоны будут мудрствовать на эту тему, пока о ней можно говорить перед телекамерой и слыть при этом не просто интеллектуалом, а еще и шествующим в ногу с модой. Вопросы же приятелей про Китай закончатся сами собой — либо они наконец спросят об этом у китайцев, либо сборная России по футболу выйдет в финал чемпионата мира и тогда будет не до новой хронологии.

Но, тем не менее, разъяснения и критика нужны. Уже теперь обильная критика измышлений Фоменко начинает достигать своей цели. Нередко потребители интеллектуальной литературы (надо отметить, что таковых теперь в России не столь уж и много), беря на полке книгу Фоменко, Носовского и прочих эпигонов, твердо знают, что их ждет обращение не собственно к анализу истории, а скорее, некоторое виртуальное шоу в жанре history наподобие компьютерной игры-стратегии с построением собственной Империи. Такая виртуальная модель очень хорошо согласуется с процветающей ныне эстетикой создания вокруг себя мистического мира, наиболее отвечающего желаниям и устремлениям собственного я. Фоменко идет дальше этого — он предлагает, точно в соответствии с мультимедийными приоритетами нашего времени, не только виртуальный кокон настоящего, но и реконструированное под индивидуальное желание прошлое. В данном случае нашему академику захотелось, чтобы родная история оказалась древнее и величественней истории других стран, и он это осуществил. Но не традиционным путем — удревняя историю Руси до основания Рима и дальше, а новаторским — разрушив все древние цивилизации. Открытый им жанр — призыв и провокация на другие интерпретации прошлого, которые, кстати, будут неизбежно вступать в конфликт с эмпирикой новой хронологии.

Но, безусловно, Фоменко и Новая хронология — вовсе не «Конец истории»[160] и уж точно не начало. История — это социальная и частная память. История существует и будет существовать, даже если кто-то попытается запретить ей существовать. Научное изучение истории будет продолжаться вне зависимости от того, что говорится в проповедях секты новохронологов. Ученые-историки (не до смерти «размазанные по стенке в дебатах» с апостолом учения Г. К. Каспаровым) будут и дальше копаться в архивах и библиотеках, археологи — в земле. И сколько бы ни соблазнял Великий Гуру Анатолий Фоменко ленивых москвичей экскурсией на метро к Куликову полю и далее, с пересадкой, — к месту захоронения павших, эти неохочие до выездов столичные жители будут отправляться 8 сентября за 300 с лишним километров в Тульскую область, чтобы у места впадения Непрядвы в Дон почтить память своих предков, добывших славу в Куликовской битве. А затем вернутся в свою древнюю златоглавую Москву, унося впечатления от соприкосновения с историей.

А. Л. Пономарев. Когда Литва летает или почему история не прирастает трудами А. Т. Фоменко

Читатель, вероятно, еще не забыл русскую классическую литературу, ее персонажей и своего учителя, объяснявшего нам на уроках литературы, какими приемами пользовался драматург, чтобы показать дикие нравы обитателей города Калинова. Рационального объяснения словам земляков Дикого и Кабанихи нам никто не предлагал, хотя мы уже знали разницу между ударными и безударными гласными и легко бы согласились с тем, что в их понимании падающие с неба предметы должны были уметь литать. Вспомнить Островского меня заставила книга со скромным заглавием - "Датировка звездного каталога "Альмагеста"[161], которая благодаря способностям авторов, их известности и средствам, выделяемым на фундаментальные исследования, была издана, однако, не хуже, чем всем известная "Бхагавадгита, как она есть" или "Источник вечного наслаждения".

Эта работа посвящена в основном статистической обработке произведения, известного под арабским заглавием "Альмагест" - "Великое творение",[162] автором которого считается живший во II в. н.э. в Александрии греческий астроном Клавдий Птолемей. Несмотря на то, что на титуле книги указано три автора, работа по сути является своеобразным "Альмагестом" профессора, доктора физико-математических наук и академика А.Т. Фоменко. В ней наиболее подробно разобран источник, отталкиваясь от которого он обосновывает свое видение истории человечества, предложенное уже более пятнадцати лет назад. В коротких главах, следующих за анализом самого звездного каталога, собран ряд достижений и выводов, сделанных в немалочисленных работах прошедших десятилетий.

Прежние работы автора касаются многих сторон методологии науки, затрагивают философскую проблему возможности познания действительности, однако их главный пафос состоит в том, что четырехтысячелетняя история человечества, которую оно воссоздавало последние четыреста лет, не могла быть воссоздана правильно, поскольку историки использовали негодные методы и не понимали источники. Взамен А.Т. Фоменко предлагает универсальную методу, основанную на использовании математики, статистики и астрономии, с помощью которой он получает неожиданные и интригующие результаты. Ее применение позволяет автору говорить о том, что еврей Иисус Навин, римлянин Гай Юлий Цезарь и франк Карл Великий - одно и то же лицо, что гомеровская Троя - то же, что и Неаполь, а библейский Иордан - не что иное, как река По в Италии (но не путать итальянцев с евреями!). И наоборот, сохранившиеся сведения о восьми женах Ивана Грозного говорят автору, что этих Иванов было пятеро. Среди прочего, повторяемость имен персонажей, отмеченная математиком в произведениях древних писателей, убеждает его в том, что авторы, употребившие сходный набор имен, творили тоже в близкое время. И так далее, и тому подобное.

Но все же, несмотря на все богатство материала, который предоставляют для критики более ранние труды А.Т. Фоменко,[163] ниже подробно будет по следующей причине рассмотрен только "Альмагест". В этой книге в явном виде прослеживается комбинация, которая за четыре хода позволяет сделать Птолемея автором XVI века. Поскольку в работе используются методы точных наук, кажется, что традиционная, пользуясь словами А.Т. Фоменко, история, действительно, не в ладах с хронологией.

Первым ходом комбинации становится доказательство того, что координаты звезд в каталоге Птолемея соответствуют их положению не во II в. н.э., как можно было бы ожидать, а, в лучшем случае, в VII. Далее следует уточнение датировки по астрономическим событиям, которые описывают положение планет; оно дает еще более позднюю дату - 1009 год н.э. Третьим ходом автор переносит составление каталога на XIV век, поскольку это следует из анализа затмений Луны, описанных у Птолемея. И наконец, последнее - установление подлинного имени правителя, при котором Птолемей и составил свой "Альмагест", делает астронома старшим современником Галилео Галилея.

Что дает А.Т. Фоменко эта комбинация? Анализ "Альмагеста" позволяет получить, по его мнению, единственно возможную объективную - математическую и астрономическую - датировку текста. Связь труда Птолемея с античной и средневековой культурой привязывает всю культуру к той дате, которую академик определил как минимально возможную для "Альмагеста". Из-за того, что этой датой оказывается XIV век, у А.Т. Фоменко-историка оказываются развязанными руки для любой датировки и толкования любых сведений, извлекаемых из исторических источников.

Читателю, который понаслышке знает о творчестве А.Т. Фоменко, следует объяснить суть новаций, которые предлагает математик для истории. Если следовать А.Т. Фоменко, существует три способа измерения времени и, соответственно, три времени. Время истинное существует помимо человеческого сознания, в нем реализуются законы материального мира, к примеру, законы небесной механики. Время историческое, которое течет, по общему мнению, синхронно со временем истинным , истинным, судя по работам исследователя, не является. Чтобы установить соответствие первого и второго, нужно ввести еще одного измерение времени - параллельное или, скажем, "время Фоменко". Необходимость его введения следует из открытий ученого. По различным его расчетам, исторические даты античности и средневековья отличаются от истинных в большую сторону. Если бы все было на поверхности, можно было бы сказать, что исторический год просто короче истинного. Однако, даже элементарные знания генеалогии подсказывают ученому, что при таком толковании пришлось бы предусмотреть, что короли и им подобные начинали плодиться с восьми, а в среднем - с двенадцати лет, причем, в истинном времени. Этого принять, естественно, было нельзя, однако множество династий Европы и их смена давали пищу для размышлений, которой не могла дать, скажем, история Японии, где вторую тысячу лет правит одна династия. В результате небеспристрастных вычислений был найден ряд параллелей в истории, которые позволили отождествить, в частности, множество деятелей античной и библейской истории с деятелями средневековья. (Справедливости ради надо сказать, что параллелизм не был открытием А.Т. Фоменко - уже один из родоначальников истории - Плутарх составил "Сравнительные жизнеописания знаменитых греков и римлян", по принципу которых, например, во Франции вплоть до XVIII века составлялись параллельные жизнеописания - Plutarque française). Параллелизм должен был охватывать целые пласты исторических источников, чтобы в восемь веков истинного времени поместилось минимум три тысячелетия исторического. А.Т. Фоменко выделяет четыре основных слоя исторического времени, которые перекрывают друг друга на интервале истинного времени 900-1600 гг. Эти слои описаны в разных источниках, однако, большинство рукописей стало известно, по мнению А.Т. Фоменко, подозрительно одновременно - в эпоху Возрождения и поэтому, наверняка, является и продуктом этой эпохи.

Отношение к историческим источникам является, замечу, следствием астрономических и статистических изысканий ученого. Оно, однако, лишает историка, для которого древний свиток всегда был ultima ratio, всякой возможности спора на привычном для его науки уровне. Ему остается лишь принять систему ценностей математика и постараться понять, что стало почвой, что послужило отправной точкой и что питает мысль школы А.Т. Фоменко.

* * *

Важным показателем развития науки является появление новых объяснений давно известным фактам. У древних греков Гелиос запрягал в колесницу своих коней, а Афродита - голубей, и по небу катились Солнце и Венера. С высоты своей теории Птолемей показал, как эти светила движутся - уже по геоцентрическим орбитам и эпициклам. Христианство с его догматами и Птолемей, объяснявший, как устроено небо, надолго обеспечили астрономическими знаниями Европу. Сомнения в незыблемости сотворенного Господом неба и в справедливости объяснений Птолемея рассеивала наиболее просвещенная и начитанная часть средневекового общества - монахи-доминиканцы, с начала ХIII века по совместительству трудившиеся в Святой Инквизиции. Лишь Реформация освободила астрономию от опеки религии, и экспериментальные наблюдения стали постепенно обрастать современным математическим аппаратом, который позволил, к примеру, на возмущениях движения Урана обнаружить неизвестные древним планеты - Нептун и Плутон.

Нечто подобное происходило и с историей пересмотра истории. Древние лунные затмения, в которых, по мнению А.Т. Фоменко, так и не разобрался исследователь "Альмагеста" Р. Ньютон, стали одной из отправных точек для академика Н.А. Морозова (1854-1946) - предтечи А.Т. Фоменко, которому кто-то присвоил титул энциклопедиста. Н.А. Морозов, отбывая пожизненное заключение в одиночке Шлиссельбургской крепости, изучал языки, историю и астрономию и в конце концов уверил себя в том, что все современные ему историки заблуждаются. В начале советской власти, когда преподавание истории было исключено из программ средней и высшей школы, установки партии на борьбу с буржуазной историей позволили классово-близкому ученому реализовать свои взгляды энциклопедиста-самоучки в цикл работ по истории христианства.

Исторические труды Н.А. Морозова, в которых нашла применение астрономия, не могли не импонировать представителю естественных наук, избравшему в качестве одного из хобби историю. Возможность применить методы точных наук к истории, очевидно, на всю жизнь потрясла А.Т. Фоменко и, надо отдать ему должное, обладая естественнонаучной подготовкой, он стал применять их одним из первых. Кажущаяся простота ремесла историка позволила ему перейти от астрономии непосредственно к глобальным историческим концепциям.

* * *

Всякое новое обращение к любой старой теме оказывается правомерно только на уровне, которого достигла к данному моменту наука как совокупность различных направлений исследования. Поэтому нельзя руководствоваться только откровениями исследователей прошлого, даже если они и были энциклопедистами. Любая наука предполагает структурность знаний. В отдельных областях происходит накопление информации, которой свободно владеют, конечно, достаточно немногочисленные специалисты. В то же время наиболее важные выводы из их работ становятся достоянием более широких кругов, которые уже должны соотносить свои исследования с результатами, достигнутыми их коллегами. Научное общение позволяет устранять из оборота идеи, не согласующиеся с результатами конкретных исследований.

Физик-ядерщик, наверное, легко может определить ценность работы по своей специальности, если ее автор никогда не слышал ни о какой теории относительности или не ведает о том, что Шредингер написал какое-то уравнение. Астроном лишь посмеется над современными исследованиями геоцентрической вселенной. В истории и, прежде всего, в древней и средневековой роль теорий естественных наук выполняют так называемые вспомогательные исторические дисциплины. Их немало, и многие историки посвятили всю жизнь источниковедению, палеографии, исторической хронологии или генеалогии и нумизматике.

Первое ощущение гуманитария, прослушавшего, как минимум, учебный курс этих дисциплин и тратящего лет десять жизни на свою книгу, перед академиком, в качестве хобби тиражирующего монографии - это растерянность - вот ведь какой даровитый ученый! По мере чтения все больший туман обволакивает мозги историка, который почти ничего не понимает в математике, применяемой А.Т. Фоменко (как и рядовой читатель, среднестатистический историк думает, что если автор написал какие-то формулы, то они, несомненно, верны). Поэтому историк не может оценить и строгость мысли автора. Результаты же, приводимые, скажем, в "Глобальной хронологии", исключают для него всякую возможность полемики - каждое отождествление, ненароком полученное А.Т. Фоменко, затрагивает явления, которые описываются томами. Роскоши оспаривать каждое слово никто себе позволить, конечно, не может.

Другие читатели, способные к математике, считают, что если формулы верны, значит и полученные исторические параллели безупречны, безотносительно к тому, что стоит за каждым объектом, включенным в параллель. Они как-то не задумываются над тем, что у явления, процесса, предмета и личности множество свойств. Поэтому, если начать устанавливать тождество по минимуму - допустим, имени, - можно стать основоположником не только глобальной хронологии и нетрадиционной истории, но и любой другой науки - скажем, нетрадиционной физики.

Простую идею и эффективную методику озарений, заимствованную А.Т. Фоменко у энциклопедиста Морозова, можно применять в любой науке. Например.

Задолго до того, как на Исаака Ньютона упало яблоко, англичане знали, что кинетическая энергия тела определяется его массой и скоростью:

Е=mv2 /2

Англичане всячески старались скрыть истинный смысл "v" от французов, поэтому только после предательства Бойля Мариотт[164] смог определить, что

PV=const

К сожалению, еще один узник самодержавия - Н.И. Кибальчич - не был энциклопедистом. Иначе, разрабатывая свой реактивный летательный аппарат и, без сомнения, зная оба закона, он наверняка бы заметил, что в них фигурирует одно и то же "вэ" и уже тогда, более века назад, всем открылось бы естество природы:

E=const2m /2P2 или

кинетическая энергия, накопленная телом, зависит от массы и давления газа, полученного при сжигании яблок. Справедливость этого закона природы очевидна всякому постороннему на примере того же ракетного движения: чем быстрее летит ракета, тем больше топлива она сожгла и тем меньше давление газа в струе позади ракеты.

Из сказанного и из методологических принципов, которых, не всегда, правда, последовательно (игнорируя Плутарха) придерживается А.Т. Фоменко-историк, для Фоменко-математика неизбежна следующая теорема:

Если у двух любых множеств существует общее подмножество, эти множества тождественны.

Следствия, вытекающие из этой теоремы, читатель найдет во множестве в работах А.Т. Фоменко-историка. Я заострю внимание только на одном. Гей-Люссак, немало потрудившийся над раскрытием сути величины "вэ", придерживался совершенно другой сексуальной ориентации, чем знаменитая Клеопатра - ведь ее возлюбленный - соратник и шурин императора Августа - Марк Антоний, был, по убеждению А.Т. Фоменко, никем иным, как гетерой Антонией.

Из указанной теоремы вытекает и четвертый ход комбинации, о которой говорилось в начале, а именно, отождествление римского императора Антонина Пия - государя Птолемея, с императором Священной Римской империи германской нации Максимилианом Габсбургом. Хотя неизвестно, могли ли древние греки понять словосочетание "Анатолий Тимофеевич Фоменко" как ανατολή τών τιμοθέων τών θομάτων - "явление богоугодных чудес", древние римляне и Европа, сохранившая латынь как язык культуры и религии, совершенно точно употребляли слово "pius" не только как имя, но и в изначальном его смысле - "благочестивый". Максимилиан был благочестив и, если вдобавок вспомнить, что императоры после Юлия Цезаря были цезарями, а после Октавиана Августа - еще и августами, становится понятно, что, согласно теореме, никаких трудностей не возникает в отождествлении римского императора Тита Элия Адриана Антонина, которого сенат за добродетель удостоил почетного имени Пий, с Максимилианом - благочестивым и августейшим кайзером, как говорят теперь немцы, их империи. Просто писавшие, да и печатавшие, все подряд с прописной буквы, когда - на немецком, а когда - и на латыни римляне из средневековой Вены (или же австрийцы из Рима?) ставили при основном имени Пий то Антонина, то Максимилиана, хотя имели в виду одного и того же человека.

* * *

По сравнению с глобальными проблемами, на которые обратил свое внимание А.Т. Фоменко, вопросы определения авторства текстов представляются ничтожными. Само собой разумеется, что каталог звезд, содержащийся в "Альмагесте" составил конкретный автор - астроном Птолемей. Такова и обычная точка зрения рядового читателя. Однако даже ему понятно, что для садовника "корень" обозначает нечто иное, чем для математика. Привычный для всех нас автор не похож на автора литературоведов, историков или библиотекарей; с результатами их трудов по определению авторства многие, наверняка, сталкивались в библиотеках, которые с середины XIX в. имеют обычай вести свои каталоги именно по алфавиту авторов. Как оказывается, автором не обязательно называется конкретный человек - ведь и Козьма Прутков и Бурбаки - коллективные псевдонимы, но, тем не менее, авторы. Новый псевдоним придумывать вовсе необязательно, вполне подходит и самое обычное имя - например, Гай Юлий Цезарь, под которым нам известны не только "Записки о Галльской войне", которые заканчивал Авл Гирций, но и все остальные "Записки" - об Александрийской, Африканской и Испанской, целиком написанные то ли Гирцием, то ли кем-то другим. Многовековые исправления и дополнения первоначальных текстов не меняли сути фундаментальных трудов, поэтому и по сию пору авторами словарей средневековой латыни и греческого языка считаются Шарль Дюканж и Анри Этьен - эрудиты XVI и XVII веков.

В авторскую строку описания книг попадают и становятся авторами в каталоге слова, которые обычно почитаются за заглавие - Библия, Песнь о Нибелунгах, Слово о полку Игореве или коллективы, учреждения и должности - парламенты, министерства, президенты. Среди авторов много достойных и смешных, великих и ничтожных, но среди самых полезных - Курский вокзал, создавший произведение, скажу более, - каталог, не менее почитаемый у москвичей, чем "Альмагест" у средневекового астролога или астронома. Он содержит в себе координаты в пространстве и во времени множества физических объектов, под которыми пассажиры, в отличие от Птолемея, понимают не звезды, а электрички. Сметливый читатель, конечно, догадался, что называется сей труд - "Расписание движения пригородных поездов". Удивительное свойство этого каталога - то, что он все время меняется в соответствии с изменением пространственных или временных координат описываемых объектов, но почему-то никому никогда не приходит в голову писать книги о том, что сегодняшнее расписание составлено еще в царствование Александра Второго - когда построили Курскую железную дорогу, и выводить из этого, что царь - на самом деле - наш современник.

Другое дело - "Альмагест", рукопись которого видел редкий академик. Впрочем, когда А.Т. Фоменко начинал свои вычисления, его не интересовали рукописи "Альмагеста". Ему были известны лишь первые гуманистические издания труда Птолемея, и он потратил немало сил на доказательство очевидного для историка книги или литературоведа факта - того, что издатели изменяли текст "Альмагеста". Это было бы удивительно, если бы не было совершенно обычной практикой начала книгопечатания. Без ложной скромности ученые мужи Возрождения прямо указывали на титульных листах своих изданий, что они улучшили, исправили или очистили от ошибок тексты Аристотеля, Цицерона или Вергилия. Труды Птолемея подверглись этой операции, как написано на титульном листе, приводимом в "Альмагесте" Фоменко, "summa cura et diligentia" - "с величайшим тщанием и старанием".

Время внесло свои поправки в сведения А.Т. Фоменко о рукописях "Альмагеста", но не изменило его отношений с первоисточником анализируемых им данных. Признаться честно, я не очень понимаю, какие данные в конечном итоге обрабатывает ученый. Слова о том, что для анализа взята версия, называемая "канонической", способны впечатлить лишь дилетанта. Составление канонического для А.Т. Фоменко каталога Птолемея произошло в начале нашего века. К этому времени филологи давно уже избавилась от самовлюбленности гуманистов и, публикуя древние тексты, не ставили цели создать идеальный текст, а наоборот, старались отразить в издании его варианты. Астрономы, составлявшие "канонический" текст, отдали дань новой традиции и все-таки привели звездные координаты, имеющиеся в различных рукописях "Альмагеста". Дальше филологов они пойти не могли, а те только узнали, что после сравнения различных списков русских летописей А.А. Шахматов положил начало новой вспомогательной дисциплине - текстологии - науке, которая позволила устанавливать последовательность появления и генетические связи рукописей одного и того же текста вместо того, чтобы составлять из расписаний Курского вокзала за разные годы одно, но очень и очень правильное и весьма каноническое.

В понимании же А.Т. Фоменко составление канонического текста и есть реконструкция оригинального текста. Это понимание дает ему возможность искать соответствие исторического периода, в который творил сам Птолемей, истинному времени, которое ретроспективно определяется ученым из координат звезд, содержащихся в "оригинале" "Альмагеста". Текст Птолемея вернулся в Европу от арабов, минимум, в IХ веке,[165] а для латинских рукописей известна и точная дата составления перевода - 1136 год. Судя по комментарию, сопровождающему изображение в Интернете рукописей Птолемея из Ватиканской библиотеки,[166] для архивистов давно не нов тот факт, что к этому латинскому переводу восходит большинство известных списков "Альмагеста" XII-XVI вв.[167] Поэтому дата, получаемая А.Т. Фоменко в результате статистического анализа координат "канонического" каталога - X век - с точки зрения историка-источниковеда понятна: поправки, вносимые арабскими пользователями "Альмагеста", омолодили координаты, а переход текста в догматическое пространство христианства законсервировал омоложенное звездное небо каталога. Точность установленной даты, как указывает сам исследователь, невысока - плюс-минус 350 лет. По этой причине его статистические упражнения и астрономические расчеты остаются интересны лишь с точки зрения статистики и астрономии; они условно пригодны лишь для датировки считанного числа рукописей четырех-пяти звездных каталогов. И даже в этом случае польза подобного анализа эфемерна - вспомогательные исторические дисциплины дают на порядок лучший результат. Давно уже составлены альбомы филиграней, поэтому по водяным знакам на бумаге только продукция крупнейших мастерских переписчиков (например, при папской канцелярии, где были большие запасы бумаги) датируется с точностью ниже пятидесяти лет, греческие же палеографы достигли уровня криминалистов-почерковедов и способны не только датировать рукописи с точностью до четверти века, но и установить по почерку манускрипта скрипторий и даже имя писца. Поэтому прибылью, которую получает история от трудов школы А.Т. Фоменко, кажется, можно пренебречь.

Таким образом, несмотря на знакомство с трудами Н.А. Морозова, в которых описана практика поправок к Птолемею, применявшаяся в средневековом мусульманском мире, несмотря на то, что ему известен и арабский вариант "Альмагеста", называемый каталогом Аль-Суфи, А.Т. Фоменко анализирует известный ему текст звездного каталога, как статичный. Поэтому вместо того, чтобы задать обычный вопрос, который задает себе источниковед, исследующий текст, содержащий косвенные указания на время его составления - в какой момент времени этот текст перестал меняться, А.Т. Фоменко отождествляет время жизни Клавдия Птолемея с этим моментом. В такой логике он находит опорную точку своих хронологических изысканий. Мне, однако, больше импонирует другая логика: фундаментальный труд Птолемея не потерял своего значения за тысячу лет потому, что он оставался учебным и практическим пособием по звездному небу; пособие менялось за изменением неба, хотя и сохраняло имя своего первого составителя.

* * *

Методика использования астрономических данных "Альмагеста" для его датировки у А.Т. Фоменко двулика. В одном случае - при анализе эфемерид - координат тел Солнечной системы – среди всех вычисляемых дат астрономических событий производится поиск сочетания, которое соответствовало бы временной последовательности, которую А.Т. Фоменко черпает из текста Птолемея. Таким способом якобы определяется дата, ранее которой "Альмагест" не мог быть составлен.

Принцип отбора данных для определения даты "Альмагеста" уже по звездным координатам прямо противоположный. Автор не пытается определить, какому моменту времени соответствует положение всей тысячи звезд, отмеченных в каталоге, а наоборот, последовательно исключает из рассмотрения различные области звездного неба. Делает он это на том основании, что координаты, указанные Птолемеем, определены с большой ошибкой. (В результате этого окончательные вычисления даты составления каталога производятся примерно по десяти звездам). В подобной процедуре присутствует ошибка, которая, даже если и не влияет на результат, то характеризует методы автора в целом. А именно. Решить вопрос о том, ошибочны ли координаты "Альмагеста" и какова эта ошибка, можно только сравнив их с координатами, вычисленными для какого-то момента времени, отталкиваясь от сегодняшнего положения звезд. Каков этот момент, исследователь не может знать заранее, поскольку он как раз и ставит себе задачу определить его по данным "Альмагеста". Когда А.Т. Фоменко отказывается от исторической даты составления каталога, ему не остается ничего другого, как обосновывать свое доказательство ошибок каталога верой - верой в то, что каталог был составлен, к примеру, не 60 тысяч истинных лет назад, а меньше тысячи.

Эта вера проявляется и в выборе интервала, в котором он ищет подходящие эфемериды: 500 г. до н.э. - 1600 г. н.э., т.е. всего за 160 лет до самого древнего наблюдения, отмеченного у Птолемея (342 г. н.э.), но зато - на 1840 лет - позднее последнего (240 г. до н.э.). Результат налицо - вместо того, чтобы прибавить своим трудом к истории цивилизации десяток-другой веков, ученый крадет у человечества большую половину его культурной памяти.

Существенный момент в моделирования - доказательство правильности модели, в частном случае - модели изменений звездного неба, грешит аналогичным недостатком. А.Т. Фоменко упирает на то, что в запечатанный конверт вкладываются координаты звезд, вычисленные для какого-то года в прошлом, по программе, составленной специально для А.Т. Фоменко. Его сподвижники, проанализировав данные с помощью той же самой программы, определяют этот год. Такая проверка имеет доказательную силу. Она доказывает, что программа написана без программных ошибок и поэтому работоспособна.

* * *

Необходимый для естественнонаучного (в первую очередь) исследования момент - повторимость полученных результатов. До тех пор, пока школа Фоменко была единственным держателем программ, с помощью которых ретроспективно рассчитывалось положение небесных объектов, историк мог лишь верить, что с астрономией в работах школы не происходит то же самое, что и с историей. Теперь - с приходом в Россию глобальной компьютерной информационной сети Интернет - любой желающий может сравнить расчеты, приводимые в трудах А.Т. Фоменко, с результатами, которые дают программы, составленные для профессиональных астрономов. Их можно найти через сервер http://www.rahul.net, расположенный в Литлтауне (Колорадо, США).

Самая мощная из них - "Home planet-2" (http://www.fourmilab.ch/homeplanet/homeplanet.html) имеет вполне утилитарное назначение - с ее помощью можно управлять телескопами. Эта программа дает возможность определить координаты небесных объектов от галактик до искусственных спутников Земли в интервале времени 4000 г. до н.э - 4000 г. н.э. Она позволяет выбрать место на земном шаре и как бы с него увидеть на экране компьютера положение и перемещение планет среди звезд и над горизонтом. С ее помощью можно проследить собственные движения звезд за тысячелетия или суточное движение ночной тени по поверхности Земли и многое другое. Вы можете изменять масштаб изображения, а также, поскольку программа работает в среде Windows, одновременно смотреть и на движения планет, и на изменение их небесных координат. Даже ребенок в состоянии, воспользовавшись "Home planet", выбрать, скажем, Лондон 1066 года, и увидеть то же самое, что видел саксонский король, перед тем, как Вильгельм Завоеватель высадился со своими норманнами в Англии - предвестника своей гибели - комету Галлея, бегущую по небу.

* * *

С помощью этой программы я позволил себе проверить вычисления А.Т. Фоменко; результаты оказались удручающими: лишь в самом простом случае - при определении положения Венеры - его расчеты почти совпали с цифрами, которые показала "Home planet". Сначала было рассмотрено решение задачи, приводимой в "Альмагесте" Фоменко; условия задачи - текст Птолемея, как его приводит А.Т. Фоменко:

"Среди старых наблюдений мы выбрали одно, которое Тимохарис описал следующим образом: в 13 год Филадельфа, 17-18 египетского Месора, в 12 часу Венера в точности накрыла звезду, находящуюся напротив звезды Превиндемиатрикс" (X.4).

"... мы взяли одно из старых наблюдений, согласно которому ясно, что в 13 году Дионисия, Айгон 25, утром Марс накрыл северную звезду во лбу Скорпиона" (X.9).

"... мы взяли опять одно из старых наблюдений, очень аккуратно проведенных, согласно которому совершенно ясно, что в 45 году Дионисия, Партенон 10, Юпитер на восходе Солнца накрыл северную Асс" (XI.3).

"... мы снова взяли одно из тщательных старых наблюдений, согласно которому ясно, что в 82 халдейском году 5 Ксантика вечером Сатурн находился в двух единицах ниже южного плеча Девы" (XI.7).

Теперь решение - текст А.Т. Фоменко с определением даты этих наблюдений по истинному времени.

"... Таким образом мы точно поставили математическую задачу.

Сформулируем ответ.

Теорема 1. На историческом интервале от 500 г. до н.э. до 1600 г. н.э. существует только два решения поставленной выше задачи.

Первое решение:

1) в 887 году н.э., 9 сентября, в полночь по Гринвичу Венера покрыла звезду η Девы (расчетное расстояние меньше 1');

2) в 959 году н.э., 27 января, в 6 часов 50 минут по Гринвичу Марс покрыл звезду β Скорпиона (расчетное расстояние 3');

3) в 994 году н.э., 13 августа, в 5 часов 15 минут по Гринвичу Юпитер приблизился к звезде δ Рака на расстояние приблизительно 20' (это расстояние близко к минимально возможному между Юпитером и d Рака в рассматриваемом интервале времени);

4) в 1009 году н.э., 30 сентября, в 4 часа 50 минут по Гринвичу Сатурн оказался на расстоянии 50' от звезды ϒ Девы (ниже ее).

... Второе решение, строго говоря, решением не является ..."

Строго говоря, решением не является именно первое решение, благодаря которому А.Т. Фоменко продолжает кромсать и укорачивать историю человечества. Приведенная последовательность астрономических событий позволяет ему отождествить 747 г. до н.э. исторического времени (первый год эры Набонассара) с 480-490 г. н.э. истинного времени. Однако, сопоставляя четыре пункта задачи Птолемея с четырьмя пунктами решения А.Т. Фоменко-астронома, я, в свою очередь, получил четыре пункта комментариев к этому решению.

1) При вычислении покрытия Венерой звезды η Девы математик допустил пять ошибок. Во-первых, указанное у Птолемея время - 12 часов - не гринвичское (хотя я, возможно, просто не нашел упоминания о том, что Гринвич - это пригород Александрии Египетской, которая была столицей Британии до того, как кто-то из Иванов Грозных не приказал перевезти пирамиды на их прежнее место). Во-вторых, покрытие звезды в 887 г. произошло не в 24 часа, а в 17.06 - эта ошибка, вероятно, объясняется тем, что A.T. Фоменко принял сидерический год Венеры не за 224.700, а за 224.701 суток - как округлено в "Астрономическом календаре".[168] В-третьих, в полночь Венера была за горизонтом не только в Александрии, но даже в Индии. В-четвертых, А.Т. Фоменко думает, что Тимохарис считает время суток так же, как и он сам - двенадцать (равных!) часов от полуночи до полудня и двенадцать - от полудня до полуночи, а не так, как это делали в древнем Египте или Греции: двенадцать одних - от заката до восхода Солнца и двенадцать других - от восхода до заката. В-пятых, расчеты A.Т. Фоменко, повторяясь из одного труда в другой, очевидно, вследствие изначальной слабости его вычислительной базы не учитывают сопутствующего положения тел Солнечной системы. Из них ближе всего к Венере - всего в двух градусах, в тот момент 887 г., который стоит первым пунктом в первом решении А.Т. Фоменко, было - можете удивляться, плакать или смеяться - Солнце. Если у Тимохариса не было под рукой слабенького радиотелескопа, он не мог наблюдать Венеру, прячущуюся в лучах светила (чтобы стать видимой невооруженным глазом, она должна отойти от Солнца градусов на пятнадцать). Отсутствие даже одного наблюдения делает решение, приводимое А.Т. Фоменко, фикцией, датировку по нему "Альмагеста" - выдумкой, а основанное на этой датировке полосование истории - мистификацией. Тем более, что и прочие расчеты нетрадиционного историка кажутся весьма приблизительными:

2) 27 января 959 г. Марс находился около ϒ Весов; он приблизился к β Скорпиона лишь 13 февраля.

Рис.1. Часть горизонта Александрии в момент захода Солнца 9 сентября 887 г. Венера пересечет линию горизонта через пять минут.

3) Юпитер приблизился к δ Рака на расстояние примерно 24' в полночь 25 июля.

4) Очевидно, А.Т. Фоменко спутал Сатурн с Меркурием, именно тот был ниже ϒ Девы 30 сентября 1009 года. Если не спутал - то искомое сближение произошло - но 16 августа и на 40'.

На приводимой таблице видны не только отличия программы А.Т. Фоменко от "Home planet", но и то, что при "традиционной" датировке наблюдений планеты покрывают звезды точнее, чем в "единственном решении" А.Т. Фоменко. Точнее, хотя бы потому, что при этом время, прошедшее между первым и последним покрытием, составляет не 122 года, как у академика, а 113 - как у Птолемея.

Таб.1. Экваториальные координаты звезд и планет; расстояния между ними.

Таблица показывает, что при традиционной датировке наблюдений, описанных у Птолемея, расстояние между звездой и планетой (восьмая колонка), меньше, чем при датировке по Фоменко. Расстояния, которые дает сам А.Т. Фоменко, как сказано, не могут не отличаться от данных "Home planet"; кроме того, что они приведены для моментов времени, не совпадающих с моментами, указанными Птолемеем - восхода и захода, только Марс у А.Т. Фоменко сблизился со звездой лучше (лучше для невооруженного глаза), чем при нормальной датировке.

* * *

Единственное решение, которое А.Т. Фоменко нашел для покрытий звезд планетами и на его основе передатировал "Альмагест" и историю, подкреплено еще одним "единственным решением".

Рис.2. Положение Венеры, Солнца, Меркурия и Марса на небе в 24 часа по Гринвичу 9 сентября 887 г. Венера, действительно, покрыла звезду, но при этом всего в двух градусах от нее - Солнце.

Каждому астроному хотя бы раз в жизни в качестве практики приходилось вычислять даты и определять условия наблюдения лунных затмений. Такую же задачу решает и А.Т. Фоменко, беря из наблюдений, описанных у Птолемея, только фазу лунного затмения и его год. Читателю следует запомнить слова А.Т. Фоменко о том, что "...ввиду того, что лунное затмение видно сразу с половины земного шара, указание места, где было наблюдено затмение, существенного значения для нас не имеет". По уже описанной методе автор находит, когда после рождества Христова последовательность затмений совпала с интервалами времени, извлекаемыми из списка затмений Птолемея. В результате 18 затмений "Альмагеста" получают даты от 491/492 г. н.э. до 1350 г. н.э., а его автор становится, современником, по меньшей мере, Дмитрия Донского и деда астронома Улугбека - завоевателя Тамерлана.

Каждый астроном, который хотя бы раз в жизни вычислял даты и определял условия наблюдения затмений, знает, что у них есть неприятное для единственного решения свойство: "последовательность затмений повторяется почти точно в прежнем порядке через промежуток времени, который называется сарос (сарос - египетское слово, означающее "повторение")".[169] Лунные затмения происходят в полнолуние. Из-за того, что лунная орбита наклонена к эклиптике - плоскости вращения Земли вокруг Солнца, полная Луна может попасть или не попасть в земную тень. Чтобы Луна попала в тень - случилось затмение, узел ее орбиты (точка, в которой она пересекает эклиптику) должен отстоять от центра тени меньше чем на 10.6°. Полнолуние повторяется в среднем через 29.53059 суток (синодический месяц); через один и тот же узел своей орбиты Луна проходит через 27.21223 суток (драконический месяц). 223 синодических месяца практически равны 242 драконическим - 6585.32 и 6585.36 суток. Хотя любая последовательность затмений повторится через сарос - 223 синодических месяца, условия затмения будут несколько иными - Луна за каждый сарос опаздывает к своему предшествующему месту на орбите на 0.04 суток, поэтому изменятся фаза и продолжительность затмения. Если не учитывать место наблюдения, месяц и день, как это делает А.Т. Фоменко, для того чтобы найти дополнительное решение к его единственному, достаточно определить дату, когда в момент затмения Луна находилась на таком же расстоянии от любого узла своей орбиты, что и в затмение, определенное А.Т. Фоменко.

Не мудрствуя лукаво, посмотрим на последнее полное затмение Птолемея (849 год эры Набонассара), которое А.Т. Фоменко относит на 1349 год, и сравним его с полным затмением, произошедшим в год 130 нашей эры - традиционную, как сказал бы математик, дату. Между ними прошло 445232.17009 суток или 15077 лунных месяца. В полнолуние 1 июля 1349 г. в 00:06 (а не в 23:00 30 июня, как думает А.Т. Фоменко), Луна отошла от узла на 0.7°, в полнолуние же 8 июля 130 г. ей оставалось до узла 0.25°.

Как было объяснено выше, с таким же сдвигом в 1° все вычисляемые А.Т. Фоменко затмения находят себе аналогию за 1219 лет до его дат. Проверять, однако, сказывается ли на фазе затмений сдвиг Луны по орбите на 1°, нет никакой нужды и смысла по следующей причине.

Рис. 3. Полное затмение Луны 8 июля 130 г. н.э.

Приступая к анализу лунных затмений "Альмагеста", А.Т. Фоменко заявил, что место их наблюдения роли не играет. Поэтому среди 18 затмений, для которых он установил дату и время, фигурируют восемь, произошедших в 16, 14, 13, 5, 19, 7, снова в 7 и в 12 часов по Гринвичу - в те часы, когда над Александрией светило яркое солнце. Самое замечательное из них - затмение в 7:00 23 апреля 1046 года. На карте видно, где в этот момент проходила граница дня и ночи, и становится ясно, что, согласно А.Т. Фоменко, сведения о затмении 1046 г. Птолемей (если сам он не был эскимосом) получил либо от американских индейцев, либо от пингвинов Антарктиды. Если это не так, то расчеты А.Т. Фоменко свидетельствуют о том, что древние умудрялись одновременно видеть над земным горизонтом и Солнце, и Луну, на которую Земля бросила свою тень. Хотя академик еще не прилагал свои способности к разработке нетрадиционной оптики, объяснение напрашивается само собой: свет распространяется по кривой, крутизна которой зависит от того, на сколько слоев надо покромсать историю.

* * *

Рассмотрим, однако, более общую задачу: может ли исследователь, исповедующий слоеность истории, доказать неадекватность исторического времени истинному по схеме, предлагаемой А.Т. Фоменко?

1) Вспомним, что четыре астрономических события, которые Птолемей позаимствовал у разных авторов - покрытие звезд Венерой, Марсом, Юпитером и Сатурном, выстраиваются в хронологическую цепочку с промежутками в 70, 32 и 11 лет (72, 35 и 15 - у А.Т. Фоменко).

Рис.4. Граница дня и ночи во время лунного затмения 23 апреля 1046 г. Видно, что на всей территории Старого Света в этот момент светило солнце и не было видно никакой Луны.

2) Оставим на совести исследователя, что с помощью сомнительного программного обеспечения он ищет совпадения этой цепочки с астрономической реальностью в одном направлении по шкале времени и, таким образом, сразу предусматривает сжатие истории человеческой цивилизации. Напомню, что конечный результат предусматривает слоеность времени и совпадение по истинному времени событий, отличающихся по историческому. Вспомним опять:

3) Временная последовательность четырех событий известна по Птолемею, т.е. по историческому времени, поскольку грек другого не знал.

4) Прежде чем искать в астрономической реальности события, отстоящие друг от друга на 70, 32 и 11 истинных лет, надо доказать, что 70, 32 и 11 исторических лет "Альмагеста" им равны, т.е., что наблюдения не относятся к разным хронологическим слоям.

5) Появление слоев и их количество зависит от того, к какой дате истинного времени исследователь школы А.Т. Фоменко приравняет дату первого наблюдения - 406 год эры Набонассара (342/341 г. до н.э. по историческому времени).

6) Приравнять 406 год эры Набонассара к какому-нибудь году нашей эры исследователь может, после того, как найдет в астрономической реальности временную последовательность, соответствующую последовательности из "Альмагеста" Птолемея (см. пункт 2).

7) Временная последовательность четырех событий известна по Птолемею, т.е. по историческому времени, поскольку грек другого не знал.

8) Прежде чем искать в астрономической реальности события, отстоящие друг от друга на 70, 32 и 11 истинных лет надо доказать, что 70, 32 и 11 исторических лет "Альмагеста" им равны, т.е., что наблюдения не относятся к разным хронологическим слоям.

9) Появление слоев и их количество зависит от того, к какой дате истинного времени исследователь школы А.Т. Фоменко приравняет дату первого наблюдения - 406 год эры Набонассара (342/341 г. до н.э. по историческому времени).

10) Приравнять 406 год эры Набонассара к какому-нибудь году нашей эры исследователь может, после того, как найдет в астрономической реальности временную последовательность, соответствующую последовательности из "Альмагеста" Птолемея (см. пункт 2).

11) далее, если Вы не слышали о логических тупиках агностицизма или не знаете сказку про белого бычка, см. пункт 3.

* * *

Я допускаю, что академик А.Т. Фоменко решил подняться в нарушении законов логики от откровенного зубоскальства авторов Сатирикона (писавших в своей "Всемирной истории", что, ожидая Одиссея, Пенелопа днем ткала, а ночью порола сотканное, а заодно и сына своего Телемаха) до мистификации. И допускаю, что он пишет все новые свои труды лишь потому, что никак не дождется, когда же рядовой читатель начнет хвататься за бока, читая то место книги, где ему - академику - нарушения логики мозолят глаз.

Возможно и другое: к истории стремились приобщиться многие - писали мемуары, как Юлий Цезарь или Казанова, правили летописи, как Иоанн Грозный; если с литературным даром было неважно - как у Герострата - поджигали храм Артемиды, словом, разные были способы. Если дело только в этом, можно лишь повторить за Овидием - "Пусть не все удалось, но намерение похвально".

Точное знание, научная методология и формальная логика необязательны для религии. Так как вера не приемлет сомнения, адепты не сомневались в точности подсчетов А.Т. Фоменко, в том, что они доказывают слоеность времени. Поэтому вера вполне может быть оправданием любых новых публикаций последователей А.Т. Фоменко - ведь каждая религия должна создавать свою мифологию и свою систему мироздания. И никто не скажет, что эта вера будет уступать христианству - ведь у христиан всего один Бог един в трех лицах, а методика, объясняющая воздухоплавательные способности Литвы, уже дала "школе" Фоменко бессчетное число Троиц, не говоря уже о возможностях расширять свой пантеон от Чукотки до Огненной Земли.

Существует еще одна простейшая возможность - умение играть на флейте от рождения не дается, игре надо учиться, иначе все, что можно будет услышать, даже если ты был стеклодувом и у тебя отменные легкие - это какофония. Если кому-то это покажется справедливым, он, наверняка, найдет место, где обучают, и не игре на флейте, но истории, а при желании - применению математических и статистических методов в истории.

P.S. Когда результаты знакомства с "Альмагестом" Фоменко уже были воплощены в прочитанный Вами текст, мне принесли невыразительно оформленный двухтомник того же автора - "Новая хронология Греции: Античность в средневековье. М., 1996". Следуя мудрому совету, кажется, Бернарда Шоу, убеждавшего, что не надо есть всю яичницу, чтобы понять степень свежести яиц, из которых она приготовлена, читать дальше семнадцатой страницы этот новодел я не стал. Обнаружив там комбинацию, благодаря которой хронология античной Греции за один ход превращается в средневековую, и не обнаружив астрономического подлога, я обратил внимание на то, что этот ход - датировка как 1039, 1046 и 1057 гг. двух солнечных и одного лунного затмения, известных по описанию из "Истории" Фукидида (431, 424 и 413 гг. до н.э.), сопровождается отнюдь не лаконичным текстом Фукидида, a художественным переводом, который Вы найдете в стоящих, быть может, на Вашей полке в "Литературных памятниках".[170]

Основываясь на приводимом им переводе, А.Т. Фоменко, как и раньше, решает астрономическую задачу - ищет во времени полное солнечное затмение, соответствующее описанию Фукидида. Всю сложность этой задачи давным-давно, по-философски и по-китайски, объяснил Конфуций - трудно поймать черного кота в темной комнате, особенно, когда его там нет. Решение задачи, однако, известно - надо поймать любого кота на улице и покрасить его. Но как это проще сделать?

Эскимосу, вся жизнь которого связана со снегом, похоже, достаточно одного эскимосского слова, чтобы обозначить то, что русский человек назовет "снегом, по которому на восходе солнца хорошо скользят нарты". Для древних греков затмения не были делом повседневной жизни, поэтому они и не придумали отдельных слов для полного, частичного или кольцевого затмений, а обходились, как и все остальные, одним - эклипсис. Естественно, у Фукидида оно есть, но оно одно не дает ничего для астрономических поисков А.Т. Фоменко. К нему должны быть даны пояснения. На них Фукидиду потребовалось пять слов, которые исследователь обязан понять и перевести для тех, кто не знает древнегреческого. Любой перевод, понятно, зависит от понимания, а степень понимания зависит от уровня знания языка и от того, насколько заинтересован переводчик в отрывке, чтобы исследовать его углубленно.[171] Поэтому самое интересное в очередном труде А.Т. Фоменко - не то, что Троянская война - средневековое событие и не то, что покончивший в 1453 г. с Византией турецкий султан Мехмед II - отец Александра Македонского, а то, как толкует всего два греческих слова – γενομένος (сделавшись) μηνοείδης (месяцевидным) - два слова, которые описывают вид солнца во время этого затмения, сам математик, этому языку не обученный.

Для него описание вида солнца является отдельным событием, происходящим между началом и концом затмения - "Некоторое время солнце имело вид полумесяца" - а потому и абсолютно незначимым. После этого дополнение Фукидида о том, что стали видны "кое-какие (τινών) звезды", становится единственной характеристикой затмения. Поэтому, если верить тому, что Вега, Денеб и Альтаир - три ярчайших звезды летнего неба - не могут быть видны при любом неполном затмении, задача, которую Конфуций поставил перед A.Т. Фоменко, получает решение.

Для тех, кто знает древнегреческий язык, причастный оборот (в оригинале - независимый родительный падеж), в котором говорится о появлении звезд, лишь украшает главное событие предложения - превращение солнца в полумесяц. Главным событием появление звезд, вопреки грамматике, становится только в единственном случае - если необходимо заменить дату 431 г. до н.э. на 1039 г. н.э. Превратив в своем изложении затмение, описанное в "Истории", в полное, и приведя расчеты астрономов, показывающие, что в 431 г. до н.э. оно, как и написано у Фукидида, было неполным, А.Т. Фоменко далее может осуществить свою основную идею - найти полное затмение, там, где, как мы видели по "Альмагесту", ему есть большая нужда - как можно ближе к нашему времени. Ожидать, что античность не станет средневековьем, когда она осуществлена, могут только те, кто сам такой нужды не испытал.

Последние четыре абзаца меня вынудило написать появление на книгах А.Т. Фоменко грифа МГУ. Читатель, интересующийся историей, взяв в руки такую книгу, ожидает, что марка Университета гарантирует ему качество ее содержания и может не подозревать, что Исторический факультет МГУ, в стенах которого исторически собирались не худшие из историков, не имеет никакого отношения то ли к затянувшейся шутке, то ли - к религиозной проповеди, то ли - к небезобидному виду графоманства.

Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко. Ответ на статью А. Л. Пономарева

Статья А.Л. Пономарева опубликована в информационном бюллетене ассоциации "История и компьютер", №18, стр.127-154, июль 1996 г., Москва. В ней обсуждается наша работа по астрономической датировке "Альмагеста" Птолемея [1], [2], а также пародируются наши работы по применению математических методов к хронологии. Отвечать на пародию мы не будем, а что касается астрономической части, дадим краткий ответ.

1. А.Л. Пономарев заявляет, будто бы мы датируем "Альмагест" какой-то "комбинацией в четыре хода", последовательно якобы сдвигая датировку с VII века н.э. вплоть до эпохи Галилея (с.129). Ничего подобного в нашей работе нет. Мы четко сформулировали наш результат в разделе "Выводы" главы "Датировка звездного каталога Альмагеста" [1], с.180. А именно: "Интервал датировки, получаемый предложенными статистической и геометрической процедурами, составляет от 600 года н.э. до 1300 года н.э."

2. А.Л. Пономарев: "Если следовать А.Т. Фоменко, существует три способа измерения времени и, соответственно, три времени" (с.129). Далее следуют производящие странное впечатление рассуждения А.Л. Пономарева об этих якобы "трех временах". Никаких оснований для таких фантазий в наших работах не содержится.

3. На стр.139 А.Л. Пономарев в пародийном ключе пытается изложить геометрико-математическую процедуру нашего метода датировки звездного каталога. Существа метода он не понял вообще, поэтому пародия А.Л. Пономарева выглядит нелепо. Конечно, понимание нашего метода требует специальных знаний и именно потому наша книга [1] опубликована как НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ, что прямо и сказано на ее выходном листе.

4. Во второй части своей статьи А.Л. Пономарев уделяет основное внимание нашим вычислениям, связанным с планетными конфигурациями: датировке списка лунных затмений из Альмагеста и покрытий звезд планетами. Из его текста видно, что А.Л. Пономарев не отдает себе отчета в том, что современная планетная теория — это вещь довольно сложная, сильно менялась вплоть до самого последнего времени, что различные планетные теории до последнего времени давали несколько разнящиеся ответы. По крайней мере, для расчета положений планет в прошлом, для тех эпох, когда надежных телескопических наблюдений еще не было. Даже для самых современных теорий планетных движений фактически нет надежных оценок точности в случае таких расчетов в далекое прошлое.

Поэтому наши расчеты, связанные с планетами, и в первую очередь с накрытиями звезд планетами в прошлом (событие тонкое и требующее аккуратных расчетов) отнюдь не рассматривались нами как строгие доказательства. В то же время согласованность получившихся здесь результатов со строгой датировкой звездного каталога показалась нам достаточным основанием, чтобы привести их.

А.Л. Пономарев фактически не опровергает здесь наших выводов. Приведенные им результаты расчетов достаточно близки к нашим и ни в коей мере не опровергают их. Дело в том, что А.Л. Пономарев просто пользовался другими формулами для расчета планетных положений и, естественно, получал чуть другие результаты (с.146).

5. На стр.144-145 А.Л. Пономарев доказывает, что накрытие звезды Венерой не могло наблюдаться в Александрии, так как в этот момент там светило Солнце. Однако ниоткуда не следует, что в качестве возможной точки наблюдения следует рассматривать только Александрию. Напротив, из наших работ вытекает, что наблюдения, которые попали в Альмагест, могли делаться не только во всей Европе, но и в Азии.

6. На стр.148-149 А.Л. Пономарев сообщает, что одно из восемнадцати датированных нами лунных затмений, упомянутых в Альмагесте, было видно лишь в Америке и не видно в Европе, Азии и Африке. Но приводимые им данные фактически взяты из нашей книги [1], где мы даем координаты зенитной точки этого затмения (как и всех других). Ничего нового к приведенным у нас координатам зенитной точки его рисунок 4 для специалистов не добавляет. Хотя это затмение и не было видно в Евразии, тем не менее оно могло быть замечено, cкажем, мореплавателями у западных берегов Африки или Испании. Обо всем этом достаточно подробно рассказано в нашей книге [1], и здесь мы не имеем возможности ее повторять.

1. Калашников В.В., Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Датировка звездного каталога "Альмагеста": статистический и геометрический анализ. — М.: Факториал, 1995.

2. FomenkoA.T., Kalashnikov V.V., Nosovsky G.V. Geometrical and Statistical Methods of Analysis of Star Configurations. Dating Ptolemy's Almagest. — USA: CRC Press, 1993.

А. Л. Пономарев. О некоторых результатах знакомства с "Ответом на статью А. Л. Пономарева"

Полемика в печати имеет тот недостаток, что в ней неуместно повторять уже приведенные аргументы. Здесь нельзя воспроизвести, что и как было сказано по поводу трудов А.Т. Фоменко. Однако реакция соавторов — А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского — и то, насколько они поняли мою работу с непроизносимым для них заглавием, несомненно, заслуживают специального внимания. Как минимум, это необходимо для того, чтобы у тех, кто не читал эту статью, не возникло впечатления, что А.Т. Фоменко понимает то, что там написано, лучше других читателей.

Нельзя не согласиться с соавторами, что дискуссия с пародией не нужна. Именно по этой причине нет смысла спорить с сочинениями школы Фоменко, посвященными истории. Попытки дискутировать с ними серьезно — интеллектуальное расточительство, что хорошо продемонстрировал в том же восемнадцатом выпуске "Бюллетеня" не удостоившийся отповеди Д.М. Володихин.

Дискуссия возможна только когда оппоненты готовы говорить об одном и том же и на одном языке. Поэтому применение такого языка — методов школы Фоменко — в области естественных наук могло создать поле для дискуссии, на котором оппонентам лучше не употреблять слово "фантазии" применительно к своим работам и их восприятию читателем. Этого, однако, не произошло.

Соавторы, которые пятнадцать лет не обращали внимания на возражения историков, решились обсудить с ними проблемы, связанные с астрономией, лишь после того, как историк определил и использовал в их вотчине основной гносеологический принцип школы: если два любых множества имеют общее подмножество, эти множества тождественны.

Последовательно придерживаясь этого принципа, они в своем "Ответе" отождествляют "Альмагест" с одной из его частей — каталогом звезд. Психологически такое отождествление оправдано, если именно с каталогом связана самая трудоемкая работа — выработка геометрико-математической процедуры, позволяющей определять дату рукописей и бесполезную для истории дату изменений, внесенных в один из разделов труда Птолемея, с бесполезной точностью плюс-минус 350 лет (с.180). Но, как явствует из "Ответа на статью", его авторы так и не поняли, что они датировали в своем "Альмагесте".

Размах этой работы может объяснить, почему они больше не считают датировками "Альмагеста" Птолемея взятые из предшествующих трудов А.Т. Фоменко точные и, на первый взгляд, более убедительные датировки по покрытиям звезд планетами и по затмениям. Чтобы проверить эти датировки, требуется элементарное внимание к цифрам и специальные знания на уровне основ астрономии, и это ясно любому, читавшему мою работу. Однако, если Вы уверены, что надпись "НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ" влияет на содержание работ, Вы можете не понять статью, рассчитанную на неподготовленного читателя.

Некоторым может показаться, что в своем "Ответе на статью" соавторы говорят о том, что, хотя планетарная астрономия — недостаточно точная наука, которую нельзя использовать для датировок, ее позволительно привлекать тогда, когда она дает результаты, совпадающие с другими датировками школы Фоменко (см. выше). На самом деле авторы признаются в "Ответе", что датировка по покрытиям уже не является для них веским доказательством того, что "Альмагест" создан позднее X в. При этом они не понимают, что нельзя в качестве доказательства позднего происхождения "Альмагеста" приводить свой отказ считать это доказательство веским.

Но самое интересное, все же, не это. Из моей работы А.Т. Фоменко и Г.В. Носовский не поняли, что я опровергаю их выводы "фактически". Они не поняли, что приводимые мною результаты расчетов не могут быть "достаточно близки" к их результатам, просто потому, что в моих расчетах — на одно тело солнечной системы больше, чем у них. Они так и не поняли, что это тело — Солнце и, соответственно, не поняли, что при определении положения на небе этого тела безразличны различия в современных планетных теориях. На десять градусов не ошибся бы и Птолемей со своей теорией.

Не поняв этого, авторы "Ответа на статью" имеют право обсуждать возможное место наблюдения покрытия звезды Венерой. Ведь они не поняли, что покрытие звезды Венерой 9 сентября 887 г. нельзя было наблюдать не потому, что Солнце было на небе в указанное А.Т. Фоменко время, а потому, что Солнце было слишком близко к планете, чтобы последнюю можно было видеть. Поэтому они так и не поняли, что Венеру нельзя было видеть не только во всей Европе, но и в Азии, и в Австралии, и в Африке, и в Америке тоже (теоретически возможные наблюдения древнегреческих космонавтов я отвергаю). Не поняв всего этого, они не могут понять, что если не было всего одного наблюдения, не может существовать и их датировка "Альмагеста", основанная на дате 9 сентября 887 г.

Далее, А.Т. Фоменко и Г.В. Носовский так и не поняли, что на землях греко-римской цивилизации нельзя было наблюдать не одно, а семь из восемнадцати лунных затмений, указанных ими. Они не поняли, что в своем "Ответе" им надо говорить не о том, что сведения об одном могли дойти до Птолемея от мореходов Атлантики, а о том, что Птолемей предпочитал астрономические известия из самых невероятных для историка и для древнего грека источников. Если А.Т. Фоменко предпочитает, чтобы это были мореходы, то это будут мореходы, плававшие за пределами античного мира — там, где остальные шесть затмений, возможно, кто-то из них и видел — в Тихоокеанских морях и в Индийском океане восточнее Цейлона.

Но даже если бы соавторы и поняли это, они могут не понять того, что в последнем своем рассуждении они подменили причину следствием — ведь они определили необходимые них источники информации о затмениях, исходя из положения ночной тени на поверхности Земли в моменты, вычисляемые согласно их гипотезе. Проще говоря, согласно сказанному в "Ответе", Птолемей получал сведения оттуда, откуда надо школе Фоменко, а древние греки наблюдали затмения везде, где требует жизнеспособность ее "открытий". Никто не отнимает у этой школы права применять подобные методологические приемы в "исторических" трудах, с ними, однако, мы всегда будем иметь не науку, а в лишь пародию на нее.

Трудно судить по краткому "Ответу", что еще в статье, написанной, как я полагал, доступно не только для естественников, но и для историков, осталось непонятым названными соавторами, но можно надеяться, что данное краткое и повторное изложение окажется для последних более доходчивым.

Г. В. Носовский, А. Т. Фоменко. Еще раз о накрытиях звезд планетами, описанных в "Альмагесте" Птолемея

В последнее время результаты наших статистических исследований астрономических данных – “Альмагеста” Птолемея – вызвали интерес у историков. Однако наша книга “Датировка звездного каталога Альмагеста”, опубликованная в 1995 году, была написана в расчете на физико-математическую и астрономическую аудиторию. Стремясь к расширению сотрудничества с историками, мы решили изложить один из сюжетов нашей книги, – а именно, датировку накрытий звезд планетами, – в более подробном виде, рассчитанном на студентов-историков. (Надеемся, это изложение будет понятным и для А.Л. Пономарева, опубликовавшего в бюллетене “История и компьютер”, февраль 1997 г., результат своего непонимания данной темы).

Наши расчеты покрытий звезд планетами, приведенные в Х главе книги “Датировка звездного каталога Альмагеста” [1], были основаны на астрономических формулах из справочника Г.Н. Дубошина [3]. При этом, в 1990 году, когда мы проводили эти расчеты, мы пользовались лишь средними элементами орбит. Которые в XIX-XX веках были определены с большой точностью, однако без учета периодических добавок дают несколько огрубленное положение планет. Отсутствие периодических добавок в наших расчетах накрытий планет ясно видно из планетных формул, которые мы приводим в книге [1]. Для целей, которые мы тогда ставили перед собой, такого расчета было вполне достаточно. В самом деле, из чисто геометрических соображений нетрудно понять, что найденное нами приближенное решение (по средним элементам) обладает достаточной устойчивостью, поэтому точное решение можно получить из него, лишь несколько “пошевелив” даты. Этого точного решения мы тогда не искали, ограничившись достаточно грубым расчетом (который тем не менее полностью отражал суть дела), по следующим причинам.

Во-первых, расчеты накрытий и затмений были в нашей книге “Датировка звездного каталога Альмагеста” вещью второстепенной. Они лежали в стороне от ее основной темы, – датировки старых звездных каталогов, – и служили лишь для того, чтобы наметить возможные направления дальнейшего анализа Альмагеста с целью датировки других его частей, а не только каталога звезд.

Вторая причина, почему мы не пользовались в то время более точной планетной теорией, а считали лишь по достаточно грубым (но зато надежным) формулам средних элементов, состояла в том, что до восьмидесятых годов существовало НЕСКОЛЬКО РАЗЛИЧНЫХ ВЕРСИЙ вычислительной планетной теории, которые давали разнящиеся ответы для далеких эпох. И это понятно. Попытки уточнения планетных формул основаны в значительной степени на различного рода эмпирических поправках. Такие поправки делаются на основе современных наблюдений. Это означает, что поправки существенно уточняют формулы для современной эпохи, но насколько хороши эти уточнения для далеких от современности эпох (и есть ли они вообще) – вопрос сложный.

Поэтому мы и ограничились в то время (в 1990 году) грубыми расчетами по средним элементам.

Однако за последние годы вычислительные методы в планетной теории были значительно усовершенствованы. Различными коллективами астрономов (на основе различных подходов) были предложены формулы, которые дают близкие ответы даже для далеких от современности эпох. Конечно, это еще не доказательство надежности этих теорий для далеких эпох, но, по крайней мере, – веский довод в пользу этой надежности. В целом, состояние вычислительной планетной теории на сегодняшний день несколько отличается от того состояния, которое было зафиксировано в книге Г.Н. Дубошина на 1976 год.

Поэтому сегодня имеет смысл еще раз вернуться к задаче датировки накрытий звезд планетами, воспользовавшись на этот раз более современными, уточненными формулами, уже с учетом периодических возмущений. Такую проверку мы и сделали в 1997 году.

Для уточненных расчетов положений планет мы воспользовались известной компьютерной программой Т5КУ, составленной в 1995 году астрономом А.Волынкиным (Астрономический институт имени Штернберга, МГУ). Программа позволяет также определить условия видимости тех или иных небесных светил по отношению к местному горизонту для произвольной точки земного шара (в зависимости от времени и места наблюдения). Поэтому с ее помощью можно проверить такие подробности описаний накрытий звезд планетами у Птолемея, как время дня (утро, на рассвете, вечер и т.п.). В своих предыдущих, более грубых расчетах, мы эти подробности просто не рассматривали (поскольку с точки зрения грубых формул это не имело смысла).

Начнем с того, что сформулируем получившийся результат. Оказывается, что уточнение обнаруженного нами астрономического решения, а именно, –

888 год н.э. (Венера),

959 год н.э. (Марс),

994 год н.э. (Юпитер),

1009 год н.э. (Сатурн),

– УДОВЛЕТВОРЯЕТ ОПИСАНИЮ ПТОЛЕМЕЯ НАМНОГО ТОЧНЕЕ, ЧЕМ ЭТО СЛЕДОВАЛО ИЗ НАШИХ ПРЕДЫДУЩИХ РАСЧЕТОВ. Другими словами, астрономическая компьютерная программа А.Волынкина не только подтвердила полученный нами ранее грубый результат, – то есть САМ ФАКТ СУЩЕСТВОВАНИЯ АСТРОНОМИЧЕСКОГО РЕШЕНИЯ ЗАДАЧИ, – но и позволила увидеть практически полное согласование этого астрономического решения с подробностями, сообщаемыми Птолемеем в Альмагесте.

Начнем с того, что напомним суть дела. В Альмагесте описано четыре накрытия или сближения (в случае Сатурна) планет со звездами. Во всех четырех случаях Птолемей ссылается на наблюдения “древних” (даже для него) астрономов. Все четыре наблюдения снабжены датировками по тем или иным эрам. Эти даты Птолемей берет у “древних”, а затем располагает их по стандартной для него эре Набонассара. В результате все четыре наблюдения получают у Птолемея датировки ПО ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ ЭРЕ. Таким образом, Птолемей указывает интервалы в годах между этими астрономическими событиями. Если бы нам удалось найти точное астрономическое решение с именно такими взаимными временными интервалами, это позволило бы надежно установить начало эры Набонассара по Птолемею. (Скалигер отнес начало этой эры в эпоху VIII века до н.э., что, как мы понимаем, – ошибочно). Дело в том, что точное совпадение планеты и звезды на небе (то есть неразличимое глазом) означает их сближение на расстояние меньше одной минуты. А такое событие, скорее всего, не могло быть теоретически рассчитано в прошлом С ТАКОЙ ТОЧНОСТЬЮ даже и в XVIII веке.

К сожалению, такого идеального решения здесь не существует вообще. Например, Юпитер вообще не сближается со звездой, указанной в Альмагесте, на расстояние менее 10'. Это, конечно, сильно снижает ценность данных наблюдений для независимой датировки. Возникает подозрение, что либо эти данные испорчены, либо сфальсифицированы. Такую мысль высказал Р.Ньютон в [2]. Хотя подложность этих наблюдений он доказать не смог и снабдил их комментарием “могут быть подлинными” ([2], с.335).

Тем не менее, если понимать слова Птолемея “планета накрыла звезду” просто как сильное сближение, то решение можно указать. Причем именно с такими временными промежутками, как у Птолемея. Конечно, таких решений можно найти несколько, поскольку понятие накрытия становится весьма расплывчатым. Одно такое решение, – в III веке до н.э., – было предложено скалигеровскими хронологами.

Другое решение нашли мы [1]. Оно оказалось даже лучше “скалигеровского”, причем попало как раз в центр интервала датировки звездного каталога Альмагеста, а именно, в эпоху X-XI веков. То есть оказалось идеально согласованным с независимой датировкой звездного каталога.

Подчеркнем, что при поиске решения мы основывались только на тех данных, которые Птолемей заимствует (по его словам) У ДРЕВНИХ. И вообще не учитывали его собственные последующие рассуждения и РАСЧЕТЫ по поводу этих наблюдений. Например, помещенные тут ВЫЧИСЛЕНИЯ положений “среднего Солнца” и т.п. Эти РАСЧЕТЫ представляют собой в частности попытку автора или позднесредневекового редактора Альмагеста ДАТИРОВАТЬ эти древние наблюдения. Поэтому анализ этих “птолемеевских” РАСЧЕТОВ скорее всего позволит нам выяснить лишь мнение позднесредневекового астронома о хронологии. Которую он мог выучить УЖЕ ПО ТРУДАМ СКАЛИГЕРА ИЛИ ДАЖЕ КЕПЛЕРА. Что в данном случае нам будет только мешать. Дело в том, что в эпоху Скалигера и Кеплера уже достаточно хорошо рассчитывали положения планет в прошлом. И у хронологов-редакторов Альмагеста вполне могла возникнуть мысль “датировать” эти наблюдения третьим веком до н.э.

Перейдем к подробностям. Согласно хорошо известным [2] традиционным отождествлениям птолемеевских звезд с современными, в Альмагесте говорится о следующих покрытиях звезд планетами:

1) Около “двенадцати часов” (по Птолемею) Венера покрыла звезду η Девы.

2) Утром Марс покрыл звезду β Скорпиона.

3) На рассвете Юпитер покрыл звезду δ Рака.

4) Вечером Сатурн оказался “в двух единицах” ниже звезды ϒ Девы.

Отметим, что у нас не возникло повода сомневаться в правильности этих отождествлений птолемеевских звезд с современными.

Рассмотрим все эти четыре события по отдельности.

1) НАКРЫТИЕ ЗВЕЗДЫ η \ЭТА ДЕВЫ ВЕНЕРОЙ. Текст Птолемея звучит так: “Среди старых наблюдений мы выбрали одно, которое Тимохарис описал следующим образом: в 13 год Филадельфа, 17-18 египетского Месора, В 12 часу Венера В ТОЧНОСТИ накрыла звезду, находящуюся напротив звезды Виндемиатрикс” [4], с.319, глава Х.4.

Найденное нами ранее по средним элементам решение: накрытие Венерой звезды η Девы произошло 9 сентября 887 года н.э. Со звездой η Девы исследователи Альмагеста обычно отождествляют птолемеевскую “звезду, находящуюся напротив звезды Виндемиатрикс”, о которой идет речь.

Более точный расчет по программе А. Волынкина показывает, что действительно в 887 году н.э., 9 сентября, в 16 часов 12 минут по Гринвичу Венера В ТОЧНОСТИ НАКРЫЛА звезду η Девы. Однако условия видимости с Земли этого накрытия были плохими (см. об этом ниже). Тем не менее, на северных широтах Венеру, вероятно, все же можно было видеть на закате в течение нескольких минут.

Однако Венера очень часто проходит около звезды η Девы, причем во многих случаях накрывает ее практически точно. Неудивительно, что по Венере существует и другое решение, БЛИЗКОЕ ПО ВРЕМЕНИ К ПЕРВОМУ. На этот раз идеальное.

В 888 г. н.э. утром 21 октября примерно в час ночи по Гринвичу (то есть в 3-4 часа утра на долготах Восточной Европы) Венера прошла от звезды η Девы на расстоянии меньше 5 дуговых минут. Яркости Венеры и η Девы отличаются на 8 звездных величин (М=-3,4 для Венеры и М=3,89 для η Девы). При такой резкой разнице в яркости сближение Венеры со звездой на 5 дуговых минут должно было восприниматься КАК ТОЧНОЕ НАКРЫТИЕ. Тусклая звезда η Девы сливалась с близко подошедшей к ней яркой Венерой, теряясь в ее свете (cм. рис.1).

Астрономические условия видимости накрытия η Девы Венерой 21 октября 888 года были ОЧЕНЬ ХОРОШИМИ. В Александрии, например, Венера взошла около 3 часов утра по местному времени (1 час ночи по Гринвичу), на Волге – около 4 часов утра. Солнце взошло на 3 часа позже, поэтому НАКРЫТИЕ ЗВЕЗДЫ η Девы ВЕНЕРОЙ МОЖНО БЫЛО НАБЛЮДАТЬ в 888 г. н.э. В ТЕЧЕНИИ ТРЕХ ЧАСОВ перед восходом Солнца.

Отметим, что небольшое смещение даты накрытия Венерой на год вперед (888 г. н.э. вместо первоначально найденного нами 887 г. н.э.) только УЛУЧШАЕТ средневековое решение по Венере. После такого смещения хронологическое соответствие с описаниями Альмагеста становится еще лучше. Это хорошо видно из рис.2.

Вкратце обсудим указанное нами первоначально решение по Венере: вечером 9 сентября 887 г. н.э.

Рис. 1.

Рис. 2.

Согласно программе А. Волынкина, накрытие 887 г. н.э. было точным даже в 25-кратный телескоп. То есть при увеличении с помощью телескопа Венера продолжает в точности закрывать собой звезду η Девы. Это накрытие звезды Венерой продолжалось больше часа, то есть примерно с 15 до 16 часов по Гринвичу. Но из-за того, что Венера в это время находилась близко от Солнца, условия видимости были плохими и сильно зависели от широты наблюдения.

В то же время, уточненное решение 888 года н.э. (по Венере) прекрасно подходит под описание Птолемея. Накрытие звезды Венерой в 888 году БЫЛО ХОРОШО ВИДНО НА ВСЕХ ШИРОТАХ.

Что касается времени наблюдения, указанного в Альмагесте (“в двенадцатом часу”), то оно в любом случае хорошо подходит для Венеры, поскольку Венера, всегда находясь не очень далеко от Солнца, видна на небе около шести часов вечера или шести часов утра по местному времени. То есть на восходе (и некоторое время до него) или на закате (и некоторое время после него). Как и написано в Альмагесте: "в двенадцатом часу". Напомним, что в средние века отсчет времени часто велся от шести часов (вечера или утра), то есть либо от весеннего (осеннего) заката, либо от весеннего (осеннего) рассвета. Поэтому как закат, так и рассвет приходились приблизительно на двенадцать часов вечера или утра, а не на шесть часов, как в привычном нам сегодня отсчете времени от полуночи.

Во всех этих расчетах мы опирались на указание Птолемея в [4], что накрытие звезды Венерой наблюдалось в 406 году по эре Набонассара. Однако здесь возможна опечатка. (На это обстоятельство нам указал М. Поляков). Дело в том, что Птолемей тут же приводит расчет, согласно которому от этого накрытия до 884 года по Набонассару прошло 408 лет [4], с.319. Следовательно, по этой версии накрытие произошло в 476 году по Набонассару. Поэтому следует рассмотреть и этот вариант.

Рис. 3.

Оказывается, Венера накрыла звезду η Девы и в 960 году н.э., что как раз и соответствует 476 году по Набонассару (cм. рис.2). Это накрытие утром 18 октября 960 года было таким же хорошим, как и накрытие 888 года. Расстояние между Венерой и звездой составляло 1-2 минуты, то есть звезда полностью терялась в лучах Венеры.

Мы видим, что накрытие Венерой звезды η Девы - событие довольно частое и в общем-то малоинформативное. Возникает даже вопрос - почему такое ординарное явление на небе было специально отмечено древним астрономом и процитировано в Альмагесте? Возможный ответ напрашивается из рис.3, на котором изображено накрытие Венерой звезды η Девы в 960 году. Оказывается, в этот момент совсем рядом с Венерой, на расстоянии всего около 10 минут от нее, оказался Юпитер. То есть Венера накрыла звезду, почти совпадая с Юпитером. Возможно, именно это яркое обстоятельство привлекло внимание астронома, и он отметил, что Венера в такой обстановке накрыла звезду.

Кстати, накрытие звезды Венерой 960 года удовлетворяет и утверждению Птолемея, что “Венера в то время уже прошла свою наибольшую утреннюю элонгацию” [4], с.319. В самом деле, из рис.4 ясно видно, что Венера недавно прошла свою максимальную элонгацию.

Рис. 4.

2) НАКРЫТИЕ ЗВЕЗДЫ b \БЕТА СКОРПИОНА МАРСОМ. Текст Птолемея звучит так: “Мы взяли одно из старых наблюдений, согласно которому ясно, что в 13 году Дионисия, Айгон 25, утром Марс накрыл северную звезду во лбу Скорпиона” [7], с.342, глава X.9.

Найденное нами ранее по средним элементам решение таково: накрытие Марсом звезды b Скорпиона (“северной звезды во лбу Скорпиона”) произошло в январе 959 года н.э. (cм. [1]).

Более точный расчет по программе А. Волынкина дает следующий ответ: в 959 году н.э., в ночь с 13 на 14 февраля Марс прошел на расстоянии около 15 дуговых минут от звезды b Скорпиона. Затем были проведены также расчеты по современным формулам французских астрономов Ж. Симона и П. Бретагнона (эти расчеты проводил М.Е. Поляков). Они также подтвердили, что расстояние между Марсом и звездой в ту ночь было около 15 дуговых минут (cм. рис. 5).

Рис. 5.

Нам могут возразить, что такое сближение Марса со звездой точным накрытием не является, поскольку человек с острым зрением способен все же различать две звезды на таком расстоянии. Заметим однако, что в случае Марса Птолемей не употребляет слов “в точности накрыл” (как в случае Венеры), а говорит просто “накрыл”. Является ли выбор Птолемеем выражений “накрыл” и “в точности накрыл” случайным? Рассмотрим все четыре накрытия.

Вспомним, что в звездном каталоге Альмагеста координаты всех звезд приведены с округлением до 10'. То есть измерения звездных координат в эпоху Птолемея проводились с шагом (ценой деления) около 10'. Это расстояние и было, следовательно, той самой “единицей”, о которой говорит Птолемей. Мы видим очень хорошее согласование текста Птолемея с обнаруженным нами астрономическим решением: расстояние в 25' между Сатурном и звездой оценено Птолемеем в “две единицы”. Для оценки “на глаз” это – очень хорошая точность.

Из этой таблицы напрашиваются следующие выводы.

1) “Единица” (то есть – единица измерения), использованная в Альмагесте, равна приблизительно 10-15 дуговых минут. Это значение очень близко к цене деления птолемеевской сетки координат в звездном каталоге.

2) Сближение планеты со звездой на расстояние порядка одной единицы (10'-15') в Альмагесте названы “накрытиями”. Это – случаи Марса и Юпитера.

3) Сближение на расстояние 1'-2' названо в Альмагесте, естественно, ТОЧНЫМ НАКРЫТИЕМ. Поскольку даже при самом остром зрении наблюдатель не мог различить неяркую звезду на таком малом расстоянии от исключительно яркой Венеры.

Таким образом, мы видим, что выбор Птолемеем выражений “накрытие” и “точное накрытие”, по-видимому, не случаен. Их смысл таков: ТОЧНОЕ НАКРЫТИЕ – означает, что две светящиеся точки на небе неразличимы “на глаз”; просто НАКРЫТИЕ – означает, что расстояние между светящимися точками сравнимо с единицей измерения (в Альмагесте – это 10').

Обратим внимание на указание Птолемея, что накрытие Марсом звезды произошло именно УТРОМ. Оказывается, это АБСОЛЮТНО ТОЧНО соответствует астрономической обстановке 959 г. н.э. В этом году Марс взошел только после полуночи по местному времени (на долготах Александрии и Восточной Европы). ПОЭТОМУ НАКРЫТИЕ БЫЛО ВИДНО ТОЛЬКО УТРОМ – ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ. Что аккуратно отмечено в Альмагесте.

3) НАКРЫТИЕ ЗВЕЗДЫ d /ДЕЛЬТА РАКА ЮПИТЕРОМ. Текст Птолемея звучит так: “Мы взяли опять одно из старых наблюдений, очень аккуратно проведенных, согласно которому совершенно ясно, что в 45 году Дионисия, Партенон 10, Юпитер на восходе Солнца накрыл северную Асс” [4], с.361, глава XI.3.

Найденное нами ранее по средним элементам решение таково: в 994 году н.э., 13 августа, в 5 часов 15 минут по Гринвичу Юпитер приблизился к звезде d Рака на расстояние приблизительно 20'.

Более точный расчет по программе А. Волынкина подтвердил: в 994 году н.э., 25 июля Юпитер действительно прошел на расстоянии примерно 15 дуговых минут от звезды d Рака (cм. рис. 6).

Рис. 6.

Обратим внимание, что Птолемей подчеркивает: Юпитер накрыл звезду НА ВОСХОДЕ СОЛНЦА. И в самом деле, 25 июля 994 года ЮПИТЕР ПОКАЗАЛСЯ НАД ГОРИЗОНТОМ ЛИШЬ ЗА ЧАС ДО ВОСХОДА СОЛНЦА. Поэтому сам Юпитер, и накрытие им звезды могло быть видно только на восходе Солнца. Что и отмечено (очень аккуратно) в Альмагесте.

Опять, как и в случаях Венеры и Марса, мы видим, что указанное Птолемеем время дня, когда было видно накрытие звезды планетой, очень хорошо соответствует найденному нами средневековому решению.

4) СБЛИЖЕНИЕ САТУРНА СО ЗВЕЗДОЙ g /ГАММА ДЕВЫ. Текст Птолемея звучит так: “Мы снова взяли одно из тщательных старых наблюдений, согласно которому ясно, что в 82 халдейском году 5 Ксантика вечером Сатурн находился в двух единицах ниже южного плеча Девы” [4], с.379, глава XI.7.

Найденное нами ранее по средним элементам решение таково: в 1009 году н.э. 30 сентября в 4 часа 50 минут по Гринвичу Сатурн оказался на расстоянии 50' от звезды g Девы (ниже ее).

Более точный расчет по программе А. Волынкина подтвердил: в 1009 г. н.э. 16 августа Сатурн действительно прошел на расстоянии около 30 дуговых минут от звезды g Девы (cм. рис.7).

Рис. 7.

Почему Птолемей говорит здесь о расстоянии в “две единицы”? Мы уже видели в случае Марса и Юпитера, что сближение на 15 дуговых минут Птолемей называет “накрытием”. Здесь возникает в два раза большее расстояние – около 30 минут. Его Птолемей называет “двумя единицами”. Таким образом, “единица” для него – это примерно 10-15 дуговых минут. Если планета оказывается на расстоянии около одной такой единицы от звезды, то Птолемей говорит о “накрытии”, если же таких единиц расстояния между планетой и звездой несколько, то Птолемей указывает – сколько именно. В случае зрительного совпадения планеты и звезды Птолемей употребляет выражение “точное накрытие”.

Как и во всех предыдущих случаях, указание Птолемея на время дня является совершенно точным (если брать наше средневековое решение). А именно, в 1009 году (16 августа) Сатурн опустился под горизонт всего через час после того, как зашло Солнце. Поэтому он был виден ТОЛЬКО ВЕЧЕРОМ, на только что потемневшем небе и сразу же опустился под горизонт. При этом он действительно оказался НИЖЕ звезды (по отношению к местному горизонту в Александрии) (cм. рис.7).

Таким образом, и в этом последнем случае найденное нами средневековое решение полностью удовлетворяет всем без исключения описанием Птолемея, связанным с обстоятельствами наблюдения.

В “скалигеровском” же решении. Юпитер, например, был виден рядом со звездой d Рака всю ночь, что делает несколько странным (по крайней мере излишним) указание древнего автора, что Юпитер накрыл звезду именно “на рассвете”. То же самое относится и к Сатурну, который тоже находился (в “скалигеровском” решении) рядом со звездой всю ночь, а не только вечером (как в нашем решении). А ведь в Альмагесте отмечено, что Сатурн оказался рядом со звездой именно вечером. Таким образом, найденное нами решение более точно подходит под процитированные Птолемеем древние описания, чем “скалигеровское”. Напомним, что “скалигеровское” решение таково: Венера – 12 октября 272 года до н.э. (расстояние 1'), Марс – 16 января 272 года до н.э. (расстояние 10'), Юпитер – 4 сентября 241 года до н.э. (расстояние 15'), Сатурн – 1 марта 229 года до н.э. (расстояние 30'). Расстояния приведены для момента видимости из Александрии (cм. [2]).

ВЫВОД. Оказалось, что найденное нами средневековое астрономическое решение, – 960 год н.э. (или 888 год н.э.) для Венеры, 959 год н.э. для Марса, 994 год н.э. для Юпитера и 1009 год н.э. для Сатурна, – прекрасно удовлетворяет всем описаниям Птолемея. Даже тем, на которые мы ранее, в наших приближенных расчетах, не обращали внимания (“утром”, “на восходе Солнца” и т.п.). Это усиливает наш вывод о том, что Альмагест содержит описания астрономических событий эпохи не ранее IX-XI веков н.э.

Однако еще раз повторим: надо отдавать себе отчет в том, что накрытия звезд планетами с такой точностью (около 15 минут) вполне могли быть рассчитаны по теории Кеплера в XVII веке. После того, что мы узнали о ложных выходных данных книг якобы XVI века (напечатанных на самом деле в XVII веке и снабженных фальшивой “ранней” датой), мы не можем быть уверены, что имеющийся сегодня в нашем распоряжении Альмагест был зафиксирован в XVI веке. Очень вероятно, что Альмагест дошел до нас в редакции именно XVII века. В таком случае он может содержать результаты астрономических расчетов по теории Кеплера. Эти “вычисленные” астрономические явления могли быть представлены в Альмагесте как якобы наблюденные на небе. Это, конечно, снижает ценность датировки “по накрытиям звезд планетами”. Поскольку возникает подозрение, что эти накрытия (как и некоторые другие “астрономические наблюдения”) были вычислены уже с оглядкой на скалигеровскую хронологию. Или даже более того, с целью ее “подтверждения”. Ведь именно в XVII в. “свежеизготовленная” скалигеровская хронология особенно нуждалась в “документальных подтверждениях”. Каковые спешно изготавливались путем “правильного” редактирования действительно старых документов. Как, например, Альмагест.

Подобные подозрения не относятся к звездному каталогу Альмагеста. Который, как мы показали в [1], является действительно старым документом, составленным по наблюдениям около X-XI веков н.э.

1. Калашников В.В., Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Датировка звездного каталога “Альмагеста”. М., изд-во Факториал, 1995.

2. Ньютон Р. Преступление Клавдия Птолемея. М., Наука, 1985.

3. Дубошин Г.Н. Справочное пособие по небесной механике и астродинамике. М., Наука, 1976.

4. Ptolemy /The Almagest/ (Great Books of Western World, vol.16). Translated by R.Catesby Taliaferro. The Univ. of Chicago, Encyclopaedia Britanica, 1952.

А. Л. Пономарев. О чем свидетельствуют новые датировки Птолемея

Анатолий Тимофеевич! и Глеб Владимирович!

Хотя я и не студент, как вы себя тешите, я прочитал очередную вашу заметку - с чувством понимания и облегчения. И должен вас огорчить - вы заблуждаетесь, что ваши труды вызывают у историков интерес - и у студентов они вызывают отвращение или, что менее приятно - смех. Меня же огорчает то, что вы взялись пересказывать и растолковывать мою статью "Когда Литва летает, или почему история не прирастает трудами А.Т. Фоменко", а сами говорите, что я вас не понял. Чтобы этого больше не происходило (возможно, вы потеряли ее оттиск), я просто повторю здесь отрывок, из которого вы впервые (как я понимаю) узнали, как древние считали время суток и когда же случились астрономические события, о которых вы ведете речь у себя выше. Хоть это и не будет мне льстить, вы можете на него ссылаться, вместо того, чтобы повествовать об уточнениях, новых программах и своих новых датировках.

* * *

1) При вычислении покрытия Венерой звезды η Девы математик допустил пять ошибок. Во-первых, указанное у Птолемея время - 12 часов - не гринвичское (хотя я, возможно, просто не нашел упоминания о том, что Гринвич - это пригород Александрии Египетской, которая была столицей Британии до того, как кто-то из Иванов Грозных не приказал перевезти пирамиды на их прежнее место). Во-вторых, покрытие звезды в 887 г. произошло не в 24 часа, а в 17.06 - эта ошибка, вероятно, объясняется тем, что A.T. Фоменко принял сидерический год Венеры не за 224.700, а за 224.701 суток - как округлено в "Астрономическом календаре". В-третьих, в полночь Венера была за горизонтом не только в Александрии, но даже в Индии. В-четвертых, А.Т. Фоменко думает, что Тимохарис считает время суток так же, как и он сам - двенадцать (равных!) часов от полуночи до полудня и двенадцать - от полудня до полуночи, а не так, как это делали в древнем Египте или Греции: двенадцать одних - от заката до восхода Солнца и двенадцать других - от восхода до заката. В-пятых, расчеты A.Т. Фоменко, повторяясь из одного труда в другой, очевидно, вследствие изначальной слабости его вычислительной базы не учитывают сопутствующего положения тел Солнечной системы. Из них ближе всего к Венере - всего в двух градусах, в тот момент 887 г., который стоит первым пунктом в первом решении А.Т. Фоменко, было - можете удивляться, плакать или смеяться - Солнце. Если у Тимохариса не было под рукой слабенького радиотелескопа, он не мог наблюдать Венеру, прячущуюся в лучах светила (чтобы стать видимой невооруженным глазом, она должна отойти от Солнца градусов на пятнадцать). Отсутствие даже одного наблюдения делает решение, приводимое А.Т. Фоменко, фикцией, датировку по нему "Альмагеста" - выдумкой, а основанное на этой датировке полосование истории - мистификацией. Тем более, что и прочие расчеты нетрадиционного историка кажутся весьма приблизительными:

2) 27 января 959 г. Марс находился около ϒ Весов; он приблизился к β Скорпиона лишь 13 февраля.

3) Юпитер приблизился к δ Рака на расстояние примерно 24' в полночь 25 июля.

4) Очевидно, А.Т. Фоменко спутал Сатурн с Меркурием, именно тот был ниже ϒ Девы 30 сентября 1009 года. Если не спутал - то искомое сближение произошло - но 16 августа и на 40'.

На приводимой таблице видны не только отличия программы А.Т. Фоменко от "Home planet", но и то, что при "традиционной" датировке наблюдений планеты покрывают звезды точнее, чем в "единственном решении" А.Т. Фоменко. Точнее, хотя бы потому, что при этом время, прошедшее между первым и последним покрытием, составляет не 122 года, как у академика, а 113 - как у Птолемея (интервалы 72, 35 и 15 лет вместо 70, 31 и 13 лет).

Находясь под впечатлением этого текста, вы нашли новую дату для Венеры, что, действительно, нетрудно. Дата может быть хоть 888, хоть 887, даже 960 г. или какой-то еще, но любая из них все равно будет служить для вас свидетельством того, что "Альмагест" составлен в средние века. Объясняется это просто: когда есть две разных датировки - традиционная античная и ваша - средневековая, одна из них неверна.

* * *

Традиционная неверна, потому что история делится на изобретенные вами слои. Ну, а обоснованием того, что слои существуют, служит, как понятно, правильность вашей. Поэтому неважно, что в обретенной ныне датировке (хотя это и подтверждает опасения С. Новикова, писавшего в журнале "Природа" об опасности, которую представляют для математики исторические упражнения Фоменко) покрытия Марса и Сатурна, случившиеся у Птолемея с интервалом в 43 года, "прекрасно" (так у вас написано) соответствуют вашим, случившимся с интервалом в 50 лет. Вместо 50 может быть любое число - это новая арифметика адептов новой хронологии. Те, кто пожелал прочесть в двадцатом выпуске "Бюллетеня" мой с вами обмен любезностями, могут заметить, что выраженная там надежда, что мое краткое изложение окажется доходчивым, оправдалась - в этом "Бюллетене" уже нет басен о солнечных и лунных затмениях, наблюдавшихся в Антарктиде, или уверений в том, что я не могу понять вашу книгу, потому что на ней есть надпись "НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ". Читавшие "Когда Литва летает...", в свою очередь, согласятся, что дискуссия донельзя сузилась тематически и что в ней потеряно главное - вы не имеете права датировать сведения Птолемея, дабы оправдать появление хронологических слоев, пока не докажете, что он взял их из источников, относящихся к одному слою, - чего доказывать нельзя, не доказав, что слоев больше одного.

Но дискуссия и фактически кончилась - и не по моей вине. Людей, многословно описывающих свою исследовательскую кухню, чтобы прикрыть признание своих ошибок, назвать оппонентами по дискуссии я уже не могу. И мне очевидно, что в дискуссии с людьми, которые думают, что все историки и астрономы подделывали исторические документы и фальсифицировали прошлое, достигнута грань, после которой дискутировать можно только о том, должна ли в человеческой культуре существовать еще одна - хотите - новая, а хотите - глобальная логика.

На прощание желаю вам потратить как можно больше времени на пересчет в своих слоях разных других цифирек - вы ведь полагаете, что начало нашей эры совпадает с датой появления Вифлеемской звезды и не догадываетесь, что Дионисий Малый, который ввел эру от Рождества Христова, ошибся года на три. Еще раз настоятельно рекомендую вам программу "Home planet" - она избавит вас от средневековой привычки рисовать от руки карты звездного неба.

Д. Э. Харитонович. Новая хронология: между неизбежным и невозможным (полемические заметки о методологии исторического исследования)

Известный отечественный историк Л. М. Баткин как-то заметил, что история развивается в промежутке между неизбежным и невозможным. Что-то произойдет с неизбежностью, что-то не может произойти в соответствующую эпоху, и между этими двумя пределами и возможна вариативность истории. Мне представляется, что данное наблюдение можно распространить и на историю науки, в частности на историю исторической науки. Неизбежным является периодический пересмотр неких принципов исторического исследования. Например, в кон. XVIII — нач. XIX века история, являвшаяся до того историей почти исключительно событийной, основанной на анализе хроник и обращенной в первую очередь к событиям политическим, включила в поле своего рассмотрения документы не повествовательные — государственные акты, судебные постановления, финансовые документы и прочее, — и стали возникать история права, экономическая история, социальная и иные. В 1-й пол. ХХ века начался «коперникианский» переворот в истории, поиски основного элемента исторического процесса привели к тому, что ряд научных направлений, например, т.наз. Школа «Анналов», призвали считать единицей исторического процесса не большие исторические структуры: классы, государства, цивилизации и т.п., а человека. Позднее началось и продолжается доныне возрождение интереса к цивилизациям.

Невозможным в исторической науке, как и любой другой, является нарушение следующего запрета: новое знание никогда полностью не отменяет старое, а дополняет и уточняет его, и общераспространенные примеры обратного попросту неверны. Так, представления о том — возьмем прямо-таки общее место, — что земля плоская, не являются абсолютно ложными, ибо в случаях относительно небольших расстояний, когда кривизна поверхности не замечается, а это и происходит в нашей с вами обыденной жизни — оные представления достаточно полно описывают реальность.

Именно в рамках системы «невозможное-неизбежное» мне хотелось бы рассмотреть весьма активно ныне распространяющееся учение о Новой Хронологии (далее она будет обозначаться НХ).

Около 1980 года крупный специалист по топологии академик Анатолий Тимофеевич Фоменко, опираясь на математико-статистические выкладки и отраженные в древних источниках наблюдения небесных явлений, выдвинул предположение о том, что вся традиционная хронология (он называет ее «скалигеровской», по имени французского ученого Жозефа Жюста Скалигера, выпустившего в свет в 1583 году трактат «Новый труд об улучшении счета времени», где впервые была предпринята попытка создать сводную хронологию всемирной истории) неверна, а следовательно, ошибается и вся мировая историческая наука, базирующаяся на этой хронологии. Нельзя сказать, чтобы эта идея была абсолютно нова. Первым — и А. Т. Фоменко с коллегами признают это — хронологию, резко отличающуюся от общепринятой, предложил известный террорист-теоретик, многолетний сиделец Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей Н. А. Морозов. Морозовские теории Фоменко и его соратники, в частности Г. В. Носовский, а также В. В. Калашников и другие (в дальнейшем я буду именовать их Авторы, ибо не знаю, кому из них принадлежит честь того или иного открытия, доказательства, аргумента и т. п.), развили, модифицировали и изложили в целом ряде книг на русском и английском языках — я насчитал всего восемнадцать — это и есть учение о Новой Хронологии, как назвали его сами создатели.

Я ознакомился с рядом трудов создателей НХ, которые, как мне представляется, дают довольно полное представление о ней,[172] равно как и с рядом работ, полемизирующих с указанным учением (эти работы упоминаются по ходу статьи в сносках).

В чем же суть НХ? По утверждению ее создателей, все существующие ныне описания мировой истории неверны, подлинная история была совершенно иной. Мы ничего не знаем о том, что было до IX — начала X века н.э., все источники до 900 года должны быть передатированы, более или менее точные сведения (и те достаточно искажены) появляются с 1300 года, и только с конца XVI–XVII века НХ сливается с общепринятой. До VIII–IX веков царил каменный век, в упомянутую эпоху появились медные орудия и где-то в X–XI веках — железные. Единственным известным нам государством тогда был Древний Египет, он же Древний Рим, ибо Римом (по Авторам — Рим I) тогда называлась Александрия Египетская. В те же X–XI века зародилась первая иероглифическая письменность. Тогда же, скорее всего в XI веке, происходит перенос столицы в Рим II — Константинополь, он же Иерусалим, он же Троя. Указанный Рим II был мировой империей, в которую входили Египет, Русь, Турция, Германия, Франция, Испания, Италия и др. Западные провинции империи в XII веке отпали и пошли войной на столицу. Произошел раскол Второй империи, Запад обрел своего главу — германского императора. Однако в XIV веке возникло новое государство — Русь, она же Орда, она же Монголия, государство русско-славянское в основе своей, хотя и с включением тюркских народов. Это государство с центром в Новгороде, как тогда именовался нынешний Ярославль (Москва основана лишь около 1380 года), охватывало всю Европу, в том числе Западную, Сибирь, Турцию, Балканы, Китай, Индию — словом, весь почти Старый Свет, кроме Юго-Восточной Азии, Аравии и Африки к югу от Сахары. Возглавлял эту Третью империю русский царь, он же великий князь, он же хан. В XV веке начинается раскол, в первую очередь религиозный, но и политический, именно тогда прежде единое христианство распадается на православие, католицизм, ислам, иудаизм, буддизм, западная часть империи-III стремится отделиться и создает свое первое государство (или государства), собственно Рим — итальянский, — только и возникший в конце XIV века, но Русь и Турецкая Оттоманская (что значит Атаманская, от казачьих атаманов) империя, то ли в союзе, то ли представляя еще единое государство, захватывают Константинополь и обрушиваются на Запад (точная хронология событий, видимо, не вполне ясна и самим Авторам), укрепив империю и даже заселив ее русскими и беженцами из Византии. В XVI веке внутри Руси-Орды начинается гражданская война: Русь и Турция, подстрекаемые Западом, поднимаются друг на друга во второй половине XVI века. Запад при помощи военной агрессии и внутренней смуты свергает древнюю Ордынскую династию и сажает на престол «западников» Романовых, в результате чего откалывается Китай, великая империя распадается на Россию, Турцию, Индию и ряд иных государств, чтобы никогда более не воспрянуть (пока?) в полном объеме, разве что — и то в существенно меньших размерах — в XIX веке, когда в Российскую империю входили и Аляска, и Польша, и Финляндия, да в период 1945–1985 годов, когда СССР возглавил социалистический лагерь, включающий Восточную Европу, Монголию, Афганистан и даже временами Китай («Империя», стр.270; неясно, правда, почему концом эпохи назван 1985 год, ведь советская империя начала распадаться в 1989–1990 годах, — возможно, имеется в виду приход к власти М. С. Горбачева). Такова сочиненная Авторами «подлинная» всемирная история.

Отметим, что для Авторов оные теории если и не являются абсолютной истиной, то чем-то приближенным к ней. Их книги пестрят заявлениями типа: «По-видимому, окончательная в целом версия ПРАВИЛЬНОЙ ХРОНОЛОГИИ (сохраняю здесь и далее все особенности графики трудов Авторов, которые ОЧЕНЬ любят БОЛЬШИЕ буквы. — Д. Х. ) древней и средневековой истории была предложена А. Т. Фоменко в 1979 году» («Империя», стр.20).

Возникает естественный вопрос: а как быть со старой хронологией, со всем корпусом исторических текстов, хотя бы летописей и хроник, на которых строилась существующая историческая наука? Авторы отвечают: с помощью астрономических и математико-статистических методов анализа источников мы выяснили, что на самом деле различные летописи и хроники описывали одни и те же события под разными названиями, одних и тех же людей под разными именами, одни и те же географические пункты под разными наименованиями, а позднейшие историки этого не поняли, все указанные события, имена, топонимы сочли различными и, сводя летописи воедино, вынуждены были неоправданно расширить хронологию, чтобы в ней всему нашлось место. На деле же все это дубликаты, одно и то же. Например, вся история Китая есть история Древнего Рима, он же Византия, занесенная в Китай миссионерами в XVI веке, Первый крестовый поход 1096–1099 годов и исход евреев из Египта есть одно и то же, как одно и то же — Четвертый крестовый поход 1203–1204 годов, Троянская война в XIII веке до н.э., распад Израильского царства на Израиль и Иудею около 922 года до н.э., изгнание царей из Рима и установление там республики в 509 году до н.э. и многое другое. Чингисхан — это великий князь Московский Георгий Данилович; Батый — князь Ярослав Всеволодович, он же Иван Калита, он же Ярослав Мудрый, и не исключено, что он же — еще и Тамерлан, турецкий султан Мехмед (Магомет) II Завоеватель и египетский фараон Тутмос III. Троя, как уже было сказано, — это и Константинополь и Иерусалим, Фракия — Африка, Армения — Германия, Самара — Самарканд, готы — казаки — хетты, русские — монголы. И т.д. и т.п. «Долгая» же хронология, разводящая указанные события, людей, географические названия и наименования народов, есть результат как ошибочной интерпретации текстов, так и целенаправленной деятельности историков, стремившихся исказить подлинную историю и — особенно — место в ней Руси-Орды. Злонамеренные историки переписали в XVI–XVII веках древние летописи и даже Писание, дабы исключить оттуда всякие упоминания о великой русской империи, и особо усердствовали в этом историки отечественные, побуждаемые узурпаторами Романовыми, которые желали скрыть великое прошлое своего Отечества — из низкопоклонства перед Западом. Более всего преуспел в этом немец на русской службе Г. Ф. Миллер, но не отставали от него Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский. Французские археологи тем временем бесчинствовали в Египте, уничтожая иероглифические надписи, также свидетельствовавшие о подлинных событиях.

Как видим, история, весьма и весьма отличающаяся от «нормальной». Спешу оговориться, что слово «нормальный» я употребляю никак не в психиатрическом смысле: я не специалист в этой сфере и просто не имею права судить о психическом здоровье Авторов .[173] Нет, я употребляю указанный термин в науковедческом его значении: «нормальной» именуется наука, развивающаяся в рамках некой парадигмы, некой не ставившейся под сомнение базовой теории; эта «нормальная» наука добывает факты в рамках указанной парадигмы, пока наблюдаемые данные не начинают противоречить базовой теории. Тогда-то и свершается научная революция, возникает новая парадигма, новая базовая теория, объясняющая в рамках новой теории необъяснимые прежде факты, а далее снова идет «нормальное» развитие науки.[174] Так, существовала геоцентрическая теория Вселенной, пока Коперник, дабы объяснить обнаруженные, но неистолковываемые явления, не выдвинул новую теорию — гелиоцентрическую. Кстати сказать, Авторы без ложной скромности именно так оценивают свою НХ в сравнении со старой: «Напомним только, что когда-то люди ИСКРЕННЕ верили, будто Земля — плоский блин на спинах четырех слонов. И будто Солнце вращается вокруг Земли. И никто их СПЕЦИАЛЬНО НЕ ОБМАНЫВАЛ. Просто таков путь эволюции научного знания: от ошибок к истине» («Империя», стр.431).

Если данная теория «ненормальная», то она требует особо мощных обоснований. Надо сказать, что Авторы так не считают. Они полагают, что несогласные с их теорией должны не критиковать их, а приводить аргументы в пользу «скалигеровской» хронологии.[175] Я никак не разделяю такой позиции. Как принято не только в юриспруденции, но и в науке, бремя доказательств лежит на обвиняющей стороне. Классическая хронология подтверждается огромным корпусом источников (об этом чуть ниже), наука хронология наработала немало приемов независимой проверки дат,[176] и для отвержения традиционной системы дат требуется не менее разработанный инструментарий, применимость которого следует не прокламировать, а доказывать, притом на конкретном материале, употребляя принятые в науке принципы исследования.

Коснусь только одного, но зато фундаментального принципа, выдвинутого еще в XIV веке английским философом-схоластом Уильямом Оккамом, — так называемой «бритвы Оккама», или принципа лаконичности мышления. Он заключается в том (передаю его в современной терминологии), что мы не имеем права объяснять неизвестное неизвестным, громоздить гипотезу на гипотезу. Например, обнаружив при наблюдении звездного неба некие необъяснимые с позиций современной науки явления, астроном обязан указанной «бритвой» отсечь гипотезы типа «это непонятно, а посему есть проявление деятельности разумных существ», ибо в таком случае мы ничего не объясняем, а лишь выдвигаем положение, которое ни подтвердить, ни опровергнуть не в состоянии.

Увы, с «бритвой Оккама» Авторы никак не знакомы. Одним из важнейших предположений Авторов является следующее: «…многие географические названия ПЕРЕМЕЩАЛИСЬ ПО КАРТЕ с течением веков» («Новая хронология», т.1, стр.23; ср.: «Империя», стр.27), скажем, «Монголия» или «Троя», «Индия» вообще значило «далекая страна», и лишь весьма поздно, около XVI века, эти наименования обрели свое нынешнее место на карте. Весьма сильное предположение, требующее доказательств. Но доказательств нет. И тогда Авторы заявляют: «Поясним нашу мысль УСЛОВНЫМ ПРИМЕРОМ: а) сначала возникли краткие СПИСКИ стран и народов Европы, Азии и Африки… б) списки карты, созданные В РАЗНЫХ СТРАНАХ, неизбежно отличались друг от друга во многих деталях. Например, итальянский картограф назвал Фракию „Фрикой” или „Африкой”, а германский „Фракией”… в) и итальянский, и германский списки-карты… попадают к французскому ученому… Обрадовавшись, что ему достались два древних списка, картограф объединяет их, уточняет и развивает. НО НЕ ПОНИМАЕТ, ЧТО „АФРИКА” И „ФРАКИЯ” — ЭТО ОДНО И ТО ЖЕ. Он решает, что это — две разные страны. Он знает, что Фракия — это часть Европы. Но тогда французский картограф приходит к неизбежному выводу, что „Африка” — название какой-то другой, НЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ страны. …Ученый начинает искать подходящий участок Земли, чтобы поместить туда название „Африка”, и в силу тех или иных причин решает, что это — „черный континент” в современном смысле» («Империя», стр.429). Ну а как быть с местными жителями, знавшими свои собственные топонимы? «В путь отправлялись миссионеры, путешественники, ученые. Они сообщали местным жителям не только „наконец-то открытое старое наименование” их страны, но рассказывали об их древней истории, описанной в таких-то и таких-то книгах» (там же, стр.430). А если туземцы сразу же не соглашались, то миссионеры, согласно Авторам, заявляли: «Кто там возражает? Старик-мудрец? Говорит, что ничего такого ни он, ни его предки не помнят? Тогда он наверняка языческий шаман или колдун. А значит, он против нашей религиозной миссии. На этот случай у нас есть костер, на котором мы воспитываем язычников» (там же, стр.431). И наконец, по утверждениям Авторов, наступает трогательное взаимопонимание. «И местные жители постепенно преисполняются чувством гордости при виде богатых туристов, которые толпами начинают прибывать в их деревню — взглянуть на „развалины древней столицы”» (там же).

Видимо, творцы НХ всерьез полагают, что «УСЛОВНЫЙ ПРИМЕР» может заменить факты. Вполне естественен вопрос: что это за списки-карты, где они опубликованы или, хотя бы, хранятся? Из каких рассказов о путешествиях явствует, что некий миссионер рассказывал неким аборигенам об их псевдодревней истории? И т.д. и т.п. Ответов нет и быть не может, ибо перед нами УСЛОВНЫЙ ПРИМЕР, как говорилось. То есть, вся вышеприведенная «история» никакими источниками не подтверждается, но принимается за доказанную или, хотя бы, основательную гипотезу, хотя на деле это утверждение типа — «мне так кажется». А это уже аргумент, допустимый в искусстве («я так вижу»), но никак не в науке.

Разумеется, все эти, с позволения сказать, аргументы ничего не доказывают. Но ведь и сами Авторы на них не очень-то и настаивают: «…наши истолкования многих древних имен и названий ни в коем случае не являются самостоятельным доказательством чего-либо. Это лишь необходимая попытка заново прочесть древние летописи и документы с новой точки зрения, сложившейся у нас в результате применения математических методов к истории» («Империя», стр.22). Даже некоторые источники — в частности, незаслуженно забытая, как считают Авторы, книга Мавро Орбини «Славянское царство», вышедшая в свет в 1601 году, — вроде бы подтверждающие НХ, создателям ее не нужны. «НАША КОНЦЕПЦИЯ НЕ НУЖДАЕТСЯ В ПОДТВЕРЖДЕНИИ КНИГОЙ ОРБИНИ. Скорее наоборот, именно его утверждения… становятся осмысленными ТОЛЬКО В РАМКАХ НАШЕЙ НОВОЙ ХРОНОЛОГИИ, основанной на статистических результатах» (там же, стр.289).

Итак, мы перешли к самой сердцевине учения о Новой Хронологии. Пусть строгие принципы научного исследования и не соблюдены, но должны же быть некие факты, взрывающие старую парадигму, делающие неизбежным пересмотр научной концепции.

С точки зрения Авторов, таких фактов существуют три группы. О первых двух скажем кратко. Одна группа аргументов — астрономическая. Академик Фоменко с последователями утверждают, что традиционная датировка «Альмагеста» Клавдия Птолемея (137 год н.э.) неверна, что описанное в ней положение звезд соответствует Х веку н.э., а значит, все даты в истории необходимо сдвинуть приблизительно на тысячу лет; скрупулезный, как считают фоменкисты, математический анализ показывает, что это сдвиг на 1053 года.[177] Исследования современных отечественных астрономов показали, что описание Птолемея действительно не совсем точно: он пользовался описанием положения звезд, приведенным у древнегреческого астронома Гиппарха (II век до н.э.), и ни сам Птолемей, ни некие фальсификаторы XV–XVI веков, когда, по мнению академика и был написан «Альмагест», не могли сочинить указанный каталог, да еще по Гиппарховым данным, если бы только не обладали знаниями ХХ века, что, полагаю, все же невозможно.[178]

Вторая группа аргументов в пользу необходимости и даже неизбежности пересмотра традиционной хронологии — неточность принятых естественнонаучных методов датировки материальных остатков прошлого. Имеется в виду то, что известный радиокарбонный метод нередко дает неверные результаты, причем во многом ввиду неверности исходных предпосылок теории; кроме того, малейшие добавки того или иного вещества в исследуемый объект резко искажают картину. Все так — да не так. Позднейшими исследованиями установлено, что хронологические показатели, определенные при помощи базовой теории, дают более поздние даты, нежели те, что были на деле, добавки же омолаживают объект. То есть классический (но не исправленный и дополненный) радиокарбонный метод дает картину, искаженную в сторону, прямо противоположную устремлениям фоменкистов, определенные с помощью уточненного метода даты оказываются древнее, чем в традиционной хронологии, а не моложе, как это должно следовать из НХ.[179]

И, наконец, третья, самая главная группа аргументов — статистико-вероятностная. О проблеме «математика и история» поговорим подробнее. Мы уже говорили о том, что с помощью теории вероятности Авторы смогли обнаружить дубликаты в истории. Это было проделано, во-первых, с помощью так называемого «принципа корреляции максимумов».[180] Суть его в следующем. Берутся некие хроникальные тексты, разбитые на четко фиксируемые отрезки, например, погодные летописи. Вычленяются некие единицы текста (слова, знаки, строки, страницы, указания года, имена исторических персонажей и т.п.), подсчитывается число оных единиц и строятся графики объема этих единиц; по оси абсцисс откладываются годы, по оси ординат — объемы. Для каких-то лет объемы будут невелики, для каких-то — тех, когда происходили значимые события, — значительны. Эти всплески именуются «локальными максимумами». Засим сравниваются подобные графики для разных хроник, и если максимумы совпадают, то делается вывод, что эти тексты зависимы, причем неважно, что они могут содержать повествования о разных событиях, происходивших, согласно традиционной хронологии, в разное время. Принимается следующее: если графики, построенные на материале, скажем, римской и средневековой германской хроник, совпадают, то это означает, что на самом деле рассказ идет об одних и тех же событиях, просто имена, топонимы и т.п. употребляются разные, но в действительности это дубликаты. При этом графики должны быть схожи, но не идентичны, ибо максимумы в более поздних текстах будут ниже максимумов в более ранних из-за потери информации во времени и, соответственно, уменьшения объемов единиц текста. Если же корреляция максимумов не наблюдается, то исследуемые тексты совершенно независимы.

Д. М. Володихин[181] сделал то, чего не сделали, — хотя по всем правилам научного исследования обязаны были сделать — Авторы: предпринял экспериментальную проверку указанного принципа. Он взял два заведомо зависимых текста — Суздальскую летопись по Лаврентьевскому списку (она же Лаврентьевская) XIV века и Никоновскую летопись XVI века, то есть тексты, один из которых, опять же, заведомо более поздний, выделил сведения, относящиеся к Византийской империи с 850 по 1200 год, то есть, опять-таки, заведомо одинаковые события, построил, согласно приведенной методике, графики, сравнил их и никакой, абсолютно никакой корреляции не обнаружил. Более того, в позднейшем тексте максимумы оказались выше, чем в раннем. Из этого можно сделать два вывода: либо Никоновская летопись, во-первых, древнее Лаврентьевской, а, во-вторых, они повествуют о разных событиях, либо методика Авторов попросту неверна. Второе вероятнее.

Еще одна группа статистико-вероятностных аргументов — исследование так называемых «династических параллелизмов», которое присутствует практически во всех трудах Авторов. Творцы НХ настаивают: если мы читаем в летописях, что правитель А правил M лет, а правитель Х — те же М лет, то вероятность такого совпадения довольно значительна, но если мы имеем совпадение некоего ряда продолжительности правлений (последовательно царствовавшие правители А, В и С восседали на троне соответственно М, N и Р лет, а правители X, Y и Z — столько же в той же последовательности), то вероятность такого совпадения ничтожно мала, и мы в случае такого «династического параллелизма» имеем дело, скорее всего, с дубликатом, удвоением реальных событий.

Рассмотрим источники, которыми пользуются Авторы. Об их надежности поговорим ниже, а сейчас лишь отметим, что исследованию подвергается исключительно событийная, попросту политическая, история. У Авторов, видимо, бытует мнение, что главными, пусть и не единственными, источниками являются нарративные, то есть повествовательные, тексты — летописи и хроники (и этот взгляд, к сожалению, разделяют большинство людей, не сведущих в профессии историка). На деле таковые источники составляют незначительную часть писаных текстов. Даже если принять далеко не точное мнение творцов НХ о том, что «известная нам сегодня история — это ПИСЬМЕННАЯ история, т.е. основанная в основном на письменных документах» («Новая хронология», т.1, стр.21–22), то большинство этих документов, подавляющее большинство, как говорилось, составляют не летописи, а государственные акты, хартии, судебные решения, купчие и т.д. и т.п. Многие из них датированы, и их датировка никак не вписывается в НХ. Скажем, согласно НХ, живший в VIII — нач.IX века Карл Великий и правивший в XIII веке император Фридрих II Гогенштауфен — одно и то же лицо, Карл — дубликат Фридриха (там же, т.2, стр.630). Поскольку Карл жил до Х века, сведения о нем, с точки зрения фоменкистики, заведомо неверны, вольно или невольно сфальсифицированы. Но до нас дошли их жизнеописания, из коих мы узнали, что в биографиях этих императоров не было ничего общего, если, конечно, не считать того, что оба они носили указанный титул. Можно, конечно, предположить, что жизнеописание одного из них (или обоих?) сфальсифицировано, было составлено позднее. Но почему мы должны верить этим же источникам в части длительности правлений? И главное, «скалигеровскую» версию хронологии подтверждает огромное количество изданных этими государями датированных законов и распоряжений, из которых явствует, что они относятся к разным государствам с различным социально-экономическим и политическим устройство. Или эти документы тоже подделаны? А как быть с историей быта, искусства, техники и многого другого, от чего остались не письменные, а материальные памятники?

С этими моими заявлениями Авторы не согласны. Они пишут: «Д. Харитонович указывает нам, что современная историческая наука опирается не столько на эти летописи, сколько на уцелевшие хозяйственные документы: купчие, судебные решения, государственные акты (последние два вида документов никак не являются хозяйственными — Д. Х. ) и т. д. Может это и так, но только не по отношению к хронологии. Дело в том, что скалигеровская хронология была установлена именно на основе летописей, а не купчих. Среди историков распространено убеждение, что если рассмотреть совокупность всех уцелевших хозяйственных документов, то из них «встанет» та же самая скалигеровская хронология. Это убеждение абсолютно ни на чем не основано. Не существует ни одного исследования, в котором в основание хронологии были бы положены уцелевшие хозяйственные документы».[182]

Подобный метод полемики весьма характерен для Авторов. Если им что-то неизвестно, то это и не существует.[183] На деле, в современной хронологии (со времен Скалигера прошло не одно столетие) проверка дат с помощью ненарративных документов (совершенно не обязательно, как было сказано, хозяйственных) проводится постоянно. Например, хронология Древнего Египта — сегодня, а не для Скалигера — оказывается весьма ненадежной. Великий хронолог опирался на написанное по-гречески в III веке до н.э. сочинение египетского жреца Манефона «Египетские хроники» (иначе — «Египетская история»), где приводится список всех фараонов с указанием дат их правления. Этот список сегодня признан недостоверным, особенно в древнейшей его части. Так вот, чтобы выяснить продолжительность правлений IV и V династий (по современным и очень приблизительным данным, они правили с 2723 по 2423 год до н.э.) независимо от Манефона, ученые складывали годы жизни сменявших друг друга дворцовых чиновников, а годы эти известны из дворцовых документов и надгробных надписей, то есть ненарративных источников.[184] «Хронология древней Индии обусловливается датой царя Ашоки, в одном из указов которого упоминается пять эллинистических правителей (Антигон Гонат и др.)».[185]

Так вот, при учете всех видов исторических источников получается довольно странная картина. Получается, что некая группа людей придумала целую цивилизацию, да не одну, а несколько. Если принять, что, например, св. Василий Великий и император Генрих IV — одно лицо (см. ниже, примеч.17), то получается, что ранневизантийская цивилизация IV века тождественна германскому варианту западноевропейской средневековой цивилизации XI века, либо всю ранневизантийскую цивилизацию придумали авторы XVI века. А также древнеримскую и древнегреческую. Нам предлагается поверить в то, что существовала некая группа гениев, которые смогли сочинить литературные памятники, правовые нормы, финансовые документы, сфальсифицировать разнообразные материальные предметы, даже создать языки. Лишь в XIX веке было установлено, что развитие языков подчиняется определенным законам, согласно которым, например, латынь классического периода (I век до н.э. — I век н.э.) перешла в современные романские языки — французский, испанский, итальянский и др. Но адепты НХ, видимо, всерьез полагают, что анонимные гении XV–XVI веков, когда по традиционной хронологии происходило возрождение классической латыни, уже знали (или придумали, но как тогда быть с развитием тех же романских языков до ХХ века?) эти законы, но никому ничего не сказали. Мне представляется, что это уже из разряда невозможного.

В рамках того же принципа «возможное-невозможное» рассмотрим применимость (и границы этой применимости) математического подхода к истории. Нам с детства внушали, что наука в полной мере является таковой, когда начинает говорить на языке математики, что математическое доказательство — единственно надежное и т. п. А так ли это? Насколько вообще математика описывает реальность, не важно, природную или социальную? Так, формула y = a sin x пригодна для описания движения маятника, пульсации переменного тока и колебаний земной оси, но сама по себе ничего не говорит о часах, генераторах или земном шаре. Математик исходит из неких предпосылок, не обращая внимания на их связь с наблюдаемым миром. Евклид узрел очевидный факт: через точку, взятую вне данной прямой, можно провести одну, и только одну, прямую, параллельную данной, и построил на этом свою геометрию. Лобачевский же принял за основу совершенно неочевидный, ненаблюдаемый даже феномен возможности проведения через указанную точку бесконечного количества параллельных прямых — и создал совершенно непротиворечивую систему. Понятие истины в математике отличается от такового в любых иных науках. Авторы выдвигают некий принцип правильности списка последовательной череды событий (в данном случае — имен), предлагают гипотезу проверки и далее пишут: «Если эта гипотеза в результате применения математико-статистической процедуры ОТВЕРГАЕТСЯ, то данный список, по всей видимости, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРАВИЛЬНЫМ» («Империя», стр.665). На языке любой науки, кроме математики, это звучит так: «Если теория не подтверждается фактами — тем хуже для фактов». Но в рамках математического подхода, где важно лишь соответствие заданным предпосылкам, это верно. Авторы, когда выступают в качестве математиков, отмечают, и не раз: «Вывод справедлив в рамках данной модели» (см., напр.: там же, стр.671).

Одна из таких моделей описана в «Империи» (Приложение 2, гл. 1, § 4, стр.671–676). Предположено, что некая условная хроника со скалигеровской хронологией есть результат «сшивания» нескольких хроник, созданных в единственно верной НХ. В качестве модели взята колода карт. «Пусть вначале имелось несколько совершенно одинаковых по составу и порядку колод карт, которые затем сложили подряд в одну общую колоду (малые колоды есть „краткие”, „новохронологические” списки событий, большая — „сшитый” список. — Д. Х. ) и перетасовали ее „блоками”. Задача состоит в том, чтобы, ЗНАЯ СОСТАВ И ПОРЯДОК КАРТ В ПЕРЕТАСОВАННОЙ КОЛОДЕ, ВОССТАНОВИТЬ (ХОТЯ БЫ ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО) СОСТАВ И ПОРЯДОК КАРТ В ИСХОДНЫХ МАЛЫХ КОЛОДАХ» («Империя», стр.673). И эта задача успешно решается, определяется даже «сдвиг» между картами-событиями, то есть выясняется, насколько от «реального», то есть находящегося в малой колоде, места ушла эта карта в большой колоде. Список сдвигов (боюсь, что он может быть неполным, в разных местах разных книг Авторов упоминаются разные сдвиги, и я что-то мог пропустить) впечатляет и даже несколько смущает: 100, 110, 120, 210, 275, 300, 333, 360, 380, 540, 600, 720, 750, 780, 800, 850, 950, 1050, 1150, 1250, 1400, 1450, 1778, 1800 лет. Конечно, некоторые близко лежащие сдвиги могут значить одно и то же, 600 может быть удвоенным 300, но все же многовато что-то. При столь расширенном списке любое событие можно сдвинуть на нужный отрезок времени. Дело, однако, не в этом, да и я могу, не будучи математиком, чего-то не понять. Дело в ином. Что доказано решением (скорее всего, безупречным) данной задачи? То, что ЕСЛИ некий текст является составным, то можно (хотя бы приблизительно) установить дубликаты и показать их расположение в этом составном тексте. А если он составным не является? Авторы такую возможность признают: «…предлагаемые математико-статистические процедуры основаны на некоторой вероятностной модели, и наши предположения имеют смысл лишь в пределах этой модели (т. е. в предположении, что она соответствует историческим данным)» (там же, стр.656). А если не соответствует? В том-то и дело, что математика описывает мир не реальный, а виртуальный, каковой может соответствовать, а может и не соответствовать реальному.

Авторы же настаивают на тождестве этих миров. Для них любое совпадение маловероятно, они, конечно, могут иметь место, но не слишком часто. «Для неспециалистов в теории вероятности, говоря на качественном уровне, отметим, что возражение типа „да, это событие маловероятно, но все-таки оно произошло в силу случайных причин” НЕ МОЖЕТ ВЫДВИГАТЬСЯ СЛИШКОМ ЧАСТО. Его можно высказать один раз, два раза, ну — три раза. По конкретному поводу. Но когда оно начинает выдвигаться ОЧЕНЬ ЧАСТО и относится не к одному-двум, а к ЦЕЛОМУ КЛАССУ, СЕРИИ ПОРАЗИТЕЛЬНЫХ СОВПАДЕНИЙ В ТРАДИЦИОННОЙ ИСТОРИИ, ТО ОНО ПОЛНОСТЬЮ ТЕРЯЕТ СВОЙ СМЫСЛ. …Почему все эти „массовые серийные совпадения” в истории заканчиваются лишь в XIV–XV веках н.э.? Почему их нет в последние 600 лет? Что случилось с историей? Почему она только в последние 600 лет СТАЛА ПОДЧИНЯТЬСЯ ЗАКОНАМ ТЕОРИИ ВЕРОЯТНОСТЕЙ?» («Империя», стр.179).

Я, не специалист в теории вероятностей, мог бы назвать ЧЕТЫРЕ (подражая Авторам, я выделяю ударные слова) совпадения, имевшие место в течение даже не 600, а 200 последних лет.

1. В годы, оканчивающиеся на одни и те же цифры, в столицах европейских государств произошли события, заключавшиеся, среди прочего, в угрозе (или осуществлении этой угрозы) обстрела из пушек здания высшего законодательного органа. Это одно событие? Читая об этих событиях как различных, мы, по логике Авторов, убеждаемся, что перед нами дубликат, что «хронология Скалигера неверна. И совпадения в ней не случайны, а являются результатом дублирования хроник» («Империя», стр.179). Нет, это события 31 мая — 2 июня 1793 года, якобинский переворот, и кризис 21 сентября — 4 октября 1993 года в Москве.

2. Примерно в одни и те же годы коалиция, в которой принимали участие в основном те же самые государства, разгромила некую державу на Востоке. Одно событие? Два: Восточная (у нас именуемая Крымской) война 1853–1856 годов Англии, Франции и ее союзников против России и Вторая опиумная (Англо-франко-китайская) война 1856–1860 годов.

3. Держава, претендовавшая на мировое господство, была дважды разгромлена в одном столетии союзом почти тех же самых государств. Ну, это уж явный дубликат. А ведь это Первая и Вторая мировые войны.

4. В одно время в столицах двух стран Европы, причем даже названия столиц звучат сходно, произошли студенческие волнения, приведшие к значительным переменам в политике этих государств. Проницательный читатель, конечно, догадался, что я говорю о «ПРАЖСКОЙ весне» и ПАРИЖСКОМ «красном мае» 1968 года.

Мне можно возразить, сказать, что совпадения слабые, что я прибегаю к натяжкам. Но вот примеры того, что считают совпадениями Авторы. Согласно НХ, китайская история есть дубликат византийской. Совпадения: «Византия: В 1203–1204 годах крестоносцы-европейцы нападают на Византию и осаждают Константинополь. Это — нападение ЧУЖЕЗЕМЦЕВ. Китай: В 1125 году на столицу Китая Кайфын нападают ЧУЖЕЗЕМЦЫ — чжурчжени… Разница в датах — около ста лет» («Империя», стр.195). И это, вот это самое, — совпадение? Дубликат? То, что на два разных государства напали ЧУЖЕЗЕМЦЫ (напишите это слово сколь угодно большими буквами), — это поразительное совпадение, невозможное или хотя бы маловероятное событие?

По-моему, достаточно. Перейдем к дальнейшему обсуждению теории Авторов.

Проблема соотношения математической гипотезы с истинной действительностью связана с проблемой материала, который подвергается математико-статистической обработке. Математика, как я не раз говорил, не интересуется реальным наполнением формул. Авторы это вполне осознают: «…мы стремимся создать методы датирования, основанные на количественных характеристиках хроник и не требующие анализа смыслового содержания текстов, которое может быть весьма многозначно и расплывчато» («Империя», стр.47; ср. стр.50 и др.). В качестве материала берется, например, число страниц или строк, посвященных описанию некоего события, хронологически составленный список имен тех или иных исторических персонажей с учетом дат жизни или продолжительности правления, частота упоминаний того или иного лица и т. п. Но что мы при этом изучаем? Некий источник или список, то есть текст, повествующий о реальности, а не саму реальность. Для математика тут нет проблемы, а для историка? Секретарь Карла Великого Эйнхард создал жизнеописание своего государя, причем для характеристики его использовал «Жизнеописания двенадцати цезарей» Светония, так что не только формальное количество слов, но и содержание их, смысл в этих источниках совпадают. Что это — дубликат? Никоим образом. Обнаруживая указанные заимствования, мы мало что узнаем о Карле Великом, зато очень много об Эйнхарде. Для него, как и для его эпохи, — я исхожу, правда, из исследований ученых, не прибегавших к НХ, — главным в человеке были не его неповторимые черты, но соответствие вечному, неизменному идеальному образу. Карл — император, и для описания его вполне достаточно описаний других императоров. Так что наличие повторов в разных текстах может объясняться и не «сдвигами».

Суть, качество исходного материала, если он должным образом упорядочен, неважны для математики. Но в естественных и социальных науках это не так. Если, скажем, реактив, предназначенный для анализа крови, некачественен, результат этого анализа никогда не будет правильным, сколь бы тщательно его ни проводили.

Так каков же исходный материал? Авторы постоянно заявляют, что они обращаются только к подлинным средневековым источникам, но это по меньшей мере неточно. Большую часть используемой литературы составляют различные монографии, то есть тексты, прошедшие предварительную обработку, содержащие уже отобранный автором той или иной монографии материал. Среди указанных источников-монографий есть глубоко ненадежные, полные домыслов и фантазий, как, например, труды Н. А. Морозова, книга А. А. Гордеева «История казаков»[186] или сочинение поклонника «тайн египетских пирамид» Х. А. Ливраги «Фивы». Есть труды безнадежно устаревшие. Так, для опровержения принятой в СОВРЕМЕННОЙ науке хронологии критике подвергается труд Ж. Блера «Таблицы хронологические, объемлющие все части всемирной истории из года в год от сотворения мира до XIX столетия» (М., 1808–1809). Этот труд, написанный в конце XVIII столетия и переведенный на русский в начале XIX века, объявляется последним словом «скалигеровщины». Для опровержения мнений египтологов и доказательства того, что они на деле не умеют читать древнеегипетские тексты, не знают правил написания имен и топонимов, приводится русский перевод 1880 года книги немецкого ученого Г. Бругша «История фараонов», а ведь огласовка древнеегипетских слов в XIX веке была, как доказано ныне, неточной, а тут еще передача их в немецкой транскрипции в давно устаревшем переводе на русский. Есть и весьма своеобразные научные источники — например, написанный на английском современный туристический путеводитель по Стамбулу (№ 245 и № 246 в «Списке литературы» в «Империи»). Кстати сказать, большинство текстов дается в переводах, и это касается и тех не слишком многочисленных подлинных средневековых источников, которые приводятся Авторами. Англо-саксонские хроники, например, выдаваемые за действительный средневековый текст, приведены на современном английском («Новая хронология», т.2, стр.507–509), хотя написаны на древнеанглийском.

И этот материал еще подвергается упорядочению. У Авторов в математических разделах их трудов часто встречаются совершенно естественные — для математиков — высказывания типа: «можно считать (для удобства)…», «для простоты рассуждений мы будем считать…» (напр., «Империя», стр.688). С точки зрения математики все в порядке, но в применении подобного метода к историческому исследованию не окажется ли, по поговорке, эта простота хуже воровства?

Вот список римских императоров («Империя», стр.662 и 695). В него попали все, кто так или иначе правил в Риме или претендовал на власть над ним, — и цари маленького городка на Тибре, и цезари (я имею в виду титул) Римской империи, и готские короли, владычествовавшие в Италии после распада оной империи, и франкские короли из династии Каролингов, и германские владыки Священной Римской империи (почему-то они все названы Гогенштауфенами и время их правления обозначено как X–XIII века, тогда как они восседали на римско-германском престоле в 1138–1254 годах), и австрийские императоры из дома Габсбургов. При этом Авторы как бы и не знают, что государи от Каролингов до Габсбургов никогда и не царствовали в Риме, а лишь являлись туда за получением императорской короны. Династию Каролингов Авторы отсчитывают от 681 года («Методы», стр.142 и др.), когда первый майордом (военный правитель Франкского государства, практически отстранивший от власти совершенно безвластных королей из династии Меровингов) из этого рода Пипин Геристальский объединил Франкское государство, но ни сном ни духом не помышлял не только об императорской короне, которую получил его правнук Карл Великий в 800 году, но даже и о королевской власти во Франкском государстве, первым королем из Каролингов в котором стал в 751 году внук Пипина Геристальского и отец Карла Великого Пипин Короткий.

Мне могут возразить, что историческая последовательность правителей согласно «скалигеровщине» иная, чем утверждают создатели НХ, что по «старой» хронологии здесь описаны разные государства, но Авторы в целом и г-н Фоменко в частности упорядочивают последовательность правителей Рима, исходя из собственных идей. Но так ведь делать нельзя. Приведению, упрощению подлежит именно «скалигеровщина», и она должна подвергаться математико-статистической обработке. Если Авторы сначала приводят ее в соответствующий вид исходя из «новохронологических» воззрений, то они обязательно получат то, что хотят. Это известнейший пример логической ошибки, называемый «предвосхищение основания»: в основу доказательства кладется то, что только требуется доказать.

Еще один пример. Дабы показать, что история Англии есть дубликат истории позднего Рима и Византии («Новая хронология», т. 2, гл. 11–14, особенно стр.408–421), Авторы анализируют «династический поток» (это их термин) правителей этих государств. Известно — из «нормальной» истории, — что после завоевания римской Британии германскими племенами англов, саксов и ютов на ее территории образовалось семь королевств (на деле их число постоянно менялось, они сливались и распадались, но все же в среднем их оставалось семь, и период их существования так и называется — «гептархия», то есть «семивластье»). Известно также, что в поздней Римской империи нередки были случаи соправительства, раздела Империи, причем правившие в разных частях ее владыки также считались соправителями, а иногда соправителями правящие монархи соглашались признать и разнообразных узурпаторов, чтобы на время прекратить междоусобицу. Так вот, в целях, видимо, «упорядочивания» Авторы называют только шесть англосаксонских государств — пять реальных и почему-то остров Британию в целом (впрочем, некоторые владыки одного из королевств называли себя королями или даже императорами Британии, но это означало лишь претензии на гегемонию над остальными), всех королей всех королевств объявляют соправителями и сравнивают с соправителями в Риме, после чего, естественно, получают идентичность этих «династических потоков». Все равно как если бы всех правителей на территории США в XVII–XIX веках тоже объявили соправителями — и губернаторов колоний, впоследствии образовавших США, и французских и испанских губернаторов тех владений, которые были присоединены к Соединенным Штатам в XIX веке, и президентов, и индейских вождей. Династический поток у нас получится весьма своеобразным, но не более своеобразным, нежели у Авторов.[187]

Может показаться, что я отвергаю применение математико-статистических методов к истории. Нет, не совсем и не вполне. Вот Авторы подвергают анализу Библию. Выдвинута гипотеза о так называемом «возрасте имени». Суть ее в следующем. В упорядоченном по оси времени списке имен персонажей той или иной хроники или совокупности хроник имя персонажа появляется в момент рождения его или незадолго до этого, чаще всего встречается при описании событий, где оный персонаж принимал участие, а после смерти его упоминается все реже и реже, и спад частоты упоминания описывается некой формулой (Авторы при этом делят имена на «обычные» и «вечные», встречающиеся с постоянной частотой, — см.: «Империя», стр.665). Так вот, анализируя Библию, где упомянуто около 15 500 имен — достаточно представительный материал, — они подметили, что график «возраста имен» имеет правильный характер в ранних разделах Писания, до IV Книги Царств, а в более поздних частях Ветхого и Нового Заветов упоминание давних персонажей встречается много чаще, чем это должно следовать из формулы. Тут же делается вывод: «ОСНОВНУЮ МАССУ БИБЛЕЙСКИХ СОБЫТИЙ ПРИ ФОРМАЛЬНОЙ ДАТИРОВКЕ НАДО ОТНЕСТИ К ХРОНОЛОГИЧЕСКОМУ ПРОМЕЖУТКУ, ОХВАТЫВАЕМОМУ КНИГАМИ I–IV ЦАРСТВ» (там же, стр.668). Согласиться с такими выводами я не могу, но — факт налицо. Однако, мне представляется, здесь можно обойтись и без НХ. В IV Книге Царств рассказывается о распаде Израильского царства, последующие книги Библии повествуют о дальнейшей горестной судьбе еврейского народа под властью Вавилона, персов, Селевкидов, римлян. С VI века до н.э. начинается превращение иудеев из этноса в замкнутую религиозную группу, растут мессианские настроения, причем Мессия понимается и как грядущий спаситель мира, и как боговдохновенный царь грядущего Великого Израиля, как харизматический лидер, который восстановит государство евреев, и в этом государстве станет править Господь. Именно поэтому в поздних текстах Писания столь часто упоминаются имена тех, кто жил во времена величия страны, кто общался с Богом и от Него получил обетование грядущей славы народа Израиля. К «сдвигам» прибегать нет ни малейшей необходимости.

И еще одно, может быть, самое главное. Зададимся вопросом: а имеем ли мы право вообще применять теорию вероятности к исторической действительности, не к соответствующим образом препарированным текстам, а к самой реальности? Сошлюсь на мнение замечательного французского историка Марка Блока: «…Математические расчеты случайного основаны на воображаемом допущении. При всех возможных случаях постулируется в исходном моменте равновесие условий: причина, которая заранее благоприятствовала бы одному или другому, была бы в этих расчетах инородным телом. Игральная кость теоретиков — идеально уравновешенный куб; если в одну из его граней впаять свинцовый шарик, шансы игроков уже не будут равны. Но критика свидетельств почти сплошь имеет дело с краплеными костями. Ибо тут постоянно вмешиваются тончайшие элементы человеческого, склоняя чашу весов в сторону одной какой-то преобладающей возможности».[188] Жизнь того или иного общества обусловлена множеством самых разнообразных и притом взаимосвязанных причин: географическими условиями, историческими традициями и многим, многим иным. Потому повторяются и события (например, набеги степняков на Русь или Китай), и имена правителей (имя популярного исторического персонажа, одного из предков или предшественников, дается потомкам и преемникам — отсюда, скажем, обилие Людовиков и Карлов в западноевропейской истории), и, опять же, многое иное. История — царство уникального, даже при наличии повторов и совпадений, потому применение математических методов, допустимое по отношению к абсолютно идентичным объектам (молекулам газа, например), не всегда корректно в сфере гуманитарного.

На этом можно было бы поставить точку. Ведь сами Авторы говорят, что именно математико-статистическая модель есть основа НХ, а все остальное — необязательное дополнение. Так что если модель неверна — неверны и выводы. Собственно математическая часть, однако, занимает не так уж много места в трудах Авторов, да и массовый читатель не слишком следит за математическими доказательствами и явно обращает куда большее внимание на иное: на историческую концепцию, на доказательства лингвистического, географического, общеисторического и т. п. характера. Посему обратимся к ним.

Спешу оговориться, что примеров будет немного, и не потому, что я согласен в большинстве случаев с приводимой Авторами интерпретацией фактов, да и с тем, что создатели НХ считают фактами. Наоборот, как отметил Д. М. Володихин, «по каждому АБЗАЦУ в сочинениях уважаемых Авторов, посвященных конкретике новой глобальной хронологии, можно написать МОНОГРАФИЮ контраргументов».[189] Так что кратким я буду по необходимости.

Не стану углубляться в лингвистические аргументы Авторов.[190] Приведу лишь два примера. Для доказательства идентичности Древней Ассирии с Русью из подлинного, не грецизированного имени Ассирии — АШУР — изымаются гласные, слово читается справа налево, вставляются другие гласные и получается РАША, то есть, по-английски, Россия, что и требовалось доказать. В другом месте Авторы утверждают, что викинги-норманы тождественны римлянам: «норманы = ронманы» («Новая хронология», т.2, стр.624). Действительно, в истории письма встречаются написания текстов и слева направо, и справа налево, но случаи чтения всего текста слева направо, а одного слова наоборот, как в примере АШУР-РАША, либо части слова так, а другой части того же слова этак (норманы — «ронманы») нигде и никогда не зафиксированы. Равно весьма своеобразной оказывается методика творцов НХ, если в соответствии с ней слова древнего языка (ассирийского) можно читать, исходя из языка современного (английского).

Или вот, одно весьма важное для всей теории Фоменко отождествление Орды с Русью. Аргументация следующая. «Монголия» есть искаженное греческое слово «мегалион» — «великий» (кстати сказать, с точки зрения греческого языка такая форма слова невозможна[191]). Доказательств этому не приводится, само же отождествление заимствовано у Н. А. Морозова (см.: «Новая хронология», т.1, стр.31), а далее идет такое рассуждение: Монголия — «просто греческое слово МЕГАЛИОН, что означает „Великий”. До сих пор Восточная Русь называется Велико-Россией (Великороссией). Поэтому „Монгольская Империя” — это „Великая Империя”, т.е. средневековая Русь» (там же, стр.35).

В другом месте указывается, что «Монголия» происходит от старославянского «моглъ», являющегося причастием глагола «мощи», то есть «мочь», или от «могый» — «могучий», либо от «моужь» — «муж», либо от «мъногъ» — «многий, многочисленный» (там же, стр.718). Эти объяснения явно противоречат друг другу, но Авторов это не смущает. «Важно не каждое совпадение в отдельности, а ИХ СКОПЛЕНИЕ. …Иногда мы будем предлагать противоположные и даже взаимоисключающие интерпретации одного и того же документа. …Но мы сознательно идем на это, стремясь ввести в научное обращение как можно больше новых фактов» (там же, стр.23). Я чего-то не понял. Что хотят ввести в оборот Авторы — факты или интерпретации? Это ведь не одно и то же… Что бы ни говорили Авторы, нагромождение ненадежных элементов не делает надежной всю конструкцию. Что же касается прямо противоположных и даже взаимоисключающих интерпретаций, то вспомнил я хорошо известный анекдот. Некая женщина взяла у соседки горшок и разбила его, после чего, защищаясь от обвинений в небрежности, заявила, что: а) горшка этого в глаза не видела, б) взяла его уже битым и в) вернула совершенно целым. Так что нестыковка аргументов может свидетельствовать об интерпретации, мягко говоря, не соответствующей фактам.

Теперь о географических рассуждениях Авторов. Для отождествления всех и всяческих географических пунктов принят довольно своеобразный «принцип географической локализации по современной географической карте» («Новая хронология», т.2, стр.558). Неясно, правда, как Авторы могут тогда рассуждать, например, о Кенигсберге — ведь города с таким названием на современной карте не существует. Но их это, видимо, не смущает. Вот они повествуют о Первом крестовом походе: «…по дороге в Сирию крестоносцы захватывают город Едессу… Мы можем отождествить город Едессу с современной Одессой (другой возможности, по-видимому, нет)» («Новая хронология», т.2, стр.558). Эдесса-то (так правильно!), положим, есть — сегодня это город Урфа в Турции, а вот Одессы как раз и не было ни в XI веке, когда Первый крестовый поход имел место на деле, ни в XIII веке, к которому относятся крестовые походы согласно НХ. Неужели Авторы действительно не слыхали о появлении названия Одесса в 1795 году, то есть много позже того, как, по их же учению, географические наименования перестали беспрерывно перемещаться по карте. Был, правда, в античные времена город Одессос на месте нынешней Варны в Болгарии — наверное, корректнее было бы с ним отождествить оную Едессу. Иногда, впрочем, Авторы безуспешно ищут на карте то, что там вполне наличествует. Доказывая, что никакого князя Василька Теребовльского никогда не существовало, а тождествен он великому князю Московскому Василию II Темному, они заявляют: «Города Теребовля, от имени которого и назван Василько Теребовльский, сегодня почему-то не существует» (там же, т.1, стр.123). Город Теребовля (так! Теребовль — старая форма) преспокойно существует в Тернопольской области Украины.

В иных случаях аргументы, прошу прощения за резкость, измышлены. Авторы доказывают, что славяне некогда жили на побережье Северного моря (надо сказать, они там действительно обитали в раннее Средневековье, так что все нижеприведенные доказательства бьют мимо цели) Аргументация: «…любопытный факт: в течение всей своей истории Романовы брали себе невест, как правило, из одной и той же области: Голштин-Готторпской» (там же, т.1, стр.80). Факт действительно чрезвычайно любопытный, ибо ни один из Романовых ни до, ни после Петра I этого не делал. В реальности любимая дочь Петра Анна Петровна была замужем за герцогом Карлом Фридрихом Шлезвиг-Гольштейн-Готторпским, а сын их Карл Петер Ульрих стал российским императором Петром III Федоровичем — отсюда Голштин-Готторпская ветвь Романовых; ни одной же голштинской принцессы на российском престоле не бывало.

Своеобразны познания Авторов в области истории искусств. Они отмечают, что известный фараон Тутанхамон захоронен в нескольких вложенных друг в друга гробах, форма которых повторяет человеческую фигуру. «Не напоминает ли вам это все что-то очень хорошо знакомое? — вопрошают Авторы. — Ну конечно же, это знаменитые РУССКИЕ МАТРЕШКИ! …Насколько нам известно, этот символ — матрешка — сегодня известен ТОЛЬКО НА РУСИ. И, как мы видим, в „ДРЕВНЕМ” ЕГИПТЕ — тоже! Не означает ли это, что в русском народном творчестве сохранилось воспоминание о ДРЕВНЕМ РУССКО-ОРДЫНСКОМ ОБЫЧАЕ — хоронить ЦАРЕЙ В ГРОБАХ-МАТРЕШКАХ?» («Империя», стр.564). Нет, не означает — по очень простой причине. Не было никаких старинных русских игрушек-матрешек, а сделаны они впервые были на рубеже XIX и XX веков в Абрамцеве по образцу японских кукол и поименованы в честь кухарки абрамцевских мастерских — некой Матреши.

Теперь об историко-технических познаниях творцов НХ. С их точки зрения, монголы не могли являться кочевниками, ибо были — как действительно указывают средневековые источники — защищены в бою доспехами из железных пластин. «Но ведь не в диких же степях ковались эти латы? Значит, были и металлургические заводы, и развитое оружейное производство» («Империя», стр.263). Неужели Авторы всерьез считают, что плавить руду и ковать железо можно лишь на металлургических заводах? И каждый деревенский кузнец на кузнечном прессе работал?

И, наконец, самая, пожалуй, экстравагантная гипотеза Авторов. Они заявляют, что известное письмо старца псковского Трехсвятительского монастыря Филофея к великому князю Московскому Василию III (там впервые появилась формула «Москва — Третий Рим») было, оказывается, увещеванием о введении инквизиции («Империя», стр.403–404). И инквизиция была учреждена в Испании, «видимо, СРАЗУ ПОСЛЕ ПРИКАЗА ИЗ МОСКВЫ» (там же, стр.404).

Еще одно рассуждение. Согласно НХ, когда после инспирированной Западом гражданской войны в России воцарились Романовы, «они резко сменили политический курс России, пытаясь подчинить страну западному влиянию. Прозападная ориентация новой династии привела к распаду Империи. Отделилась Турция, с ней начались тяжелые войны. Отделился и Китай. И фактически был утрачен контроль над значительной частью Северной Америки. В конце концов была потеряна и Аляска» (там же, стр.206).

В чем же экстравагантность приведенных высказываний? В том, что истинность их может быть подтверждена при одном-единственном условии — при условии существования машины времени. Письмо старца Филофея было написано между 1514 и 1521 годами (сами Авторы указывают это на стр.398), а инквизиция введена в Испании раньше, в 1478–1483 годах (что Авторы признают на стр.404), кстати сказать, в правление Ивана III, отца Василия. Аляска открыта Дежнёвым в 1648 году, а достигнута экспедицией Беринга и Чирикова в 1733–1741 годах, тогда как Романовы взошли на престол в 1613 году. Следствие наступает ранее причины, что лежит, опять-таки, в пределах невозможного.

Нет, ни с методологической, ни с фактической точки зрения теории академика Фоменко и его соратников на полновесную научную гипотезу не тянут. С помощью предложенной ими методики опровергнуть традиционную хронологию не удается. Учение о НХ явно лежит вне пределов возможного. Что же касается неизбежности появления гипотез подобного типа, то обсуждение этого вопроса находится в ведении психологии, культурологии, политологии, публицистики даже,[192] но не истории и теории исторической науки.

А. Л. Хорошкевич. Новое неизданное издание «Сигизмунда Герберштейна»

В нежданно-негаданно попавшем мне в руки экземпляре книги Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Империя»[193] из серии «Новая хронология» оказалось никому доселе неведомое послание известного австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна XVI в., адресованное, как это ни парадоксально, авторам вышеназванного сочинения. Оно написано на австрийском диалекте средневерхненемецкого языка, как и остальные сочинения и письма имперского посла. Думается, это произведение Герберштейна представляет интерес и для воссоздания душевного строя знаменитого «открывателя России», и для понимания творчества авторов указанного выше сочинения, в особенности методики их анализа. Поэтому приводим его в переводе на русский язык, снабдив лишь скромными ссылками:

Светлейшие господа, позвольте поблагодарить Вас за благосклонное внимание к моей ничтожной особе, за то, что Вы решились оставить меня в моем веке, положении, национальности, звании барона, дарованном мне моим светлейшим и могущественнейшим государем эрцгерцогом австрийским Фердинандом в 1532 г., а сочинение мое «Записки о Московии» сочли достойным упоминания в Ваших поистине гениальных по дерзости трудах.

Однако осмеливаюсь довести до Ваших высочайших светлостей сомнения относительно тех мест, которые кажутся неясными и нуждающимися в исправлении.

Параграф 8 введения к книге «Империя» посвящен проблемам хронологии Древней Руси. Ответ на вопрос «Что такое великое переселение народов?» Ваши милости ищут в истории Древней Руси и в связи с этим обращаются и к моему сочинению. На с. 55–56 Ваши светлости приводят фрагмент моих «Записок о Московии» в русском переводе А. И. Малеина и А. В. Назаренко: «Московиты весьма похваляются этим именем, так как их-де подданные некогда опустошили большую часть Европы».[194] Из этой фразы Вы, почтенные господа, делаете вывод: «…по свидетельству Герберштейна, АТТИЛА СЧИТАЛСЯ РУССКИМ ВОЕНАЧАЛЬНИКОМ».[195]

В латинском издании 1549 г. первому фрагменту предшествовали опущенные Вашими светлостями фразы, посвященные описанию области Югра, в том числе и такая: «Это та Югра, из которой некогда вышли венгры и заняли Паннонию [и под предводительством Аттилы покорили много стран Европы]». Аттилу я в своем рассказе, изданном на латинском языке в 1549 г., отнес не к Югре, а к венграм, захватившим Паннонию и продолжавшим свои завоевания.

В немецком переводе или редакции 1557 г. я изъял находящиеся в скобках слова, показавшиеся мне неточными и лишними. К моему глубокому сожалению, Ваши светлости не обратили внимания на квадратные скобки в русском издании, которыми выделены опущенные в немецком издании 1557 г. тексты.[196] Это кажется в высшей степени удивительным, так как дошли до меня непроверенные, впрочем, слухи, будто Ваши светлости причастны к точным наукам, которые в Ваше время якобы очень развиты, а разного рода значки полностью меняют смысл написанного.

Под термином «имя» я в своем рассказе — и 1549, и 1557 г. имел в виду название народа — «югра», а вовсе не Аттилу, как полагают Ваши светлости. В связи с этим осмеливаюсь обратить Ваше благосклонное внимание на множественное число существительного «подданные», что вряд ли может быть, даже математиками, отнесено к одному Аттиле.

Хотел бы порекомендовать почтенным ученым проверить мои утверждения по оригинальным изданиям — латинскому 1549 г. и немецкому 1557 г. При всем моем уважении к переводчикам серьезные исследователи обязательно должны пользоваться оригинальными текстами, а не только переводами, пусть даже самыми точными. В этом я совершенно согласен с моим почтенным соотечественником и, кажется, даже поклонником академиком Вальтером Ляйчем, сочинения которого рекомендую Вам изучить столь же досконально, как и те новые материи, именуемые топологией, за которые Вас уважает ученый мир, занимающийся науками, именуемыми «точными».

Таким образом, вывод о том, что «…по свидетельству Герберштейна, АТТИЛА СЧИТАЛСЯ РУССКИМ ВОЕНАЧАЛЬНИКОМ», несомненно нуждается в исправлении.

Общий ход мысли Ваших милостей представляется сомнительным. К сожалению, Ваши милости, видимо, в спешке не дочитали этот рассказ до конца. В моих «Записках» я излагал мнение одного из греков, прибывших вместе с Софьей Палеолог, которого русские звали Юрием Малым, — Георгия Траханиота. Я честно признался, откуда получил такие сведения: «Я только пересказываю то, что было мне сказано». Должно быть, Ваши светлости не имели времени дочитать мой рассказ о Югре до конца, а посему сделали столь важный, но в корне неточный вывод.

Вряд ли все русские, названные мною «московитами»,[197] придерживались такой точки зрения. Сын главы двора византийской «царевны», Георгий Дмитриевич Траханиот, как и другие греки, был одержим идеей восстановления Византийской империи и, подобно Вашим светлостям, развивал самые фантастические идеи. Глубоко сожалею, что светлейшие господа не имели возможности или не пожелали прочитать статью вашего соотечественника Б. Н. Флори 1982 г.,[198] который совершенно правильно сумел не только понять, но пересказать и оценить изложенное мною.

Прошу извинения у Ваших светлостей, но вынужден защищать свою честь, ибо не желаю прослыть баснописцем и лгуном.

Есть, к сожалению, и другие места в книге «Империя», которые нуждаются в исправлении.

В немецком переводе и редакции 1557 г. я позволил себе сделать краткий обзор событий, произошедших после отъезда от двора Его величества Василия III Ивановича в 1526 г. Я рассказывал об отношениях великого князя литовского и короля польского (к сожалению, видимо, для Ваших милостей осталось тайной, что эти государства были объединены личной унией и имели одного общего государя) Сигизмунда I Cтарого с тем же самым государем всея Руси Василием Ивановичем. Из этого рассказа Ваши светлости на с. 72 Вашего ошеломительного труда выбрали фразу: «В 1527 году они [здесь Ваши светлости в квадратных скобках изволили вставить слово „московиты”, которого, простите, нет в цитируемом Вашими светлостями издании] снова выступили с татарами(?) (mit den Tartaren angezogen), в результате чего произошла известная битва при Каневе (?) (bey Carionen) в Литве».[199] К сожалению, за давностью лет (как-никак прошло почти 450 лет: 2000–1557) я не могу сейчас припомнить точно, о ком я вел речь: то ли эти «они» были «московитами», то ли «христианами», т. е. подданными Сигизмунда Старого, как я тогда весьма неосторожно противопоставил их «московитам» (ведь и те в основной своей массе были христианами, но не католиками, а православными). В любом случае — и на стороне Василия III, и на стороне Сигизмунда Старого могли выступить татары. Да будет ведомо Вашим сугубо просвещенным светлостям, что в Литовском княжестве со времен Витовта (почтительнейше просил бы не путать с Батыем или сыном Дмитрия Донского Василием I Дмитриевичем) жило очень много татар, которые получили название «литовских татар», входили в состав литовского войска и принадлежали к привилегированному сословию шляхты.[200]

Жили татары и на Руси, в частности, в Касимове, они также участвовали в войнах Руси.[201] Со времени распада Большой орды в начале XVI в. поток татарских беженцев на север усилился. Распри в Крымском ханстве также выталкивали на Русь неудачливых соперников. Один из сыновей знаменитой крымской ханши Нурсалтан Абдул-Латиф жил также в Москве, как я имел возможность рассказать в «Записках».[202] Дипломатическое общение с татарами накладывало определенной отпечаток и на русский протокол.[203] Все это общеизвестно. Да я и сам застал еще в Москве казанского царевича Худайкула, крещеного под именем Петра и женатого на сестре великого государя Василия Ивановича — Евдокии, и его племянников Федора и Василия Мелехдаировича.[204]

Ваши почтенные светлости, я вынужден вступиться и за доброе имя ваших соотечественников и современников. Ваши милости полагают, будто знаки вопроса вслед за словами «татары» и «при Каневе» «поставлены здесь современными комментаторами, которым, конечно, все это не очень нравится» (С. 72). Оставляю на совести Ваших милостей мелкую погрешность: «переводчик» — это лишь отчасти комментатор, а комментатор — это вовсе не переводчик. Однако именно эти «комментаторы» подробно рассказали обо всем этом, в чем Ваши милости могут убедиться, открыв московское издание «Записок» на с. 340.

Прошу прощения Ваших милостей, но сейчас не могу точно сказать, каких именно татар я имел ввиду. Беда заключается в том, что кроме вышеперечисленных татар — «литовских», «касимовских» и, условно говоря, «русских», в 20-е годы были очень активны татары крымские,[205] которые с необычайной легкостью переходили то на сторону Сигизмунда Старого, то на сторону Василия Ивановича. Главным для них была величина «поминков», полударов-полудани, которую отправляли в огромных количествах из обоих великих княжеств — Литовского и всея Руси и Короны Польской, и в зависимости от этого они выступали то союзниками, то противниками этих княжеств, ведших борьбы за земли Древней Руси.[206]

Однако, как бы неточны не были мои сведения о событиях 1527 г. (в свое оправдание могу сказать, что получал их через очень много рук, а потому надеюсь, что мои заблуждения извинительны), они не дают никаких оснований для того вывода, который делают Ваши светлости на основе сообщения о 1527 г. Вывод этот звучит так: «ТАТАРЫ и были КАЗАЦКИМ ВОЙСКОМ, т. е. казацкой Ордой московских царей. И все становится на свои места» (С. 72). Решаюсь огорчить Ваши милости. Но на мой взгляд из XVI столетия, напротив, все ставится с ног на голову… В бытность в Москве мне не доводилось даже слышать этого слова. Позднее узнал, что и мои, и Ваших милостей весьма ученые соотечественники нашли следы его употребления в XIII в.,[207] но на территории Европы даже они до середины XVI столетия этого термина не обнаружили. А вместе с тем исчезает и одно вполне весомое доказательство того, что Русь и была Монгольской ордой, что Ваши светлости пытаются внушить несведущим в истории читателям. Подозреваю одновременно, что Ваши светлости захватил — надеюсь, на время — поток произведений лже-ученых, небрежно собирающих в кучу непроверенные сведения в угоду политическим интересам сегодняшнего дня (на этот раз речь идет об «Истории казаков» А. А. Гордеева 1992 г.). Или, может быть, в Ваших милостях заговорила родная казацкая кровь?[208]

Прошу извинения за некоторую сбивчивость изложения, но должен вернуться к термину «Литва», которому Ваши просвещеннейшие светлости посвятили особый параграф (Часть I. гл. IV, § 7. C. 132–133). В нем Ваши светлости изволили открыть сразу несколько «Америк», обильно и щедро цитируя сочинение 1991 г. Е. Е. Ширяева, который в глазах Ваших светлостей, видимо, приобрел почти божественный авторитет.[209] Одна из этих «Америк» — наименование государственного образования. Термин Литва, согласно Ширяеву, употребляется якобы со второй половины XIX в., а по Ваших милостей утверждению, «ЛИТВА И ЕСТЬ СТАРОЕ НАЗВАНИЕ БЕЛОЙ РУСИ, ОНА ЖЕ — МОСКОВИЯ». В предшествующем сочинении одного из Ваших милостей — А. Т. Фоменко я прочитал, будто сам утверждал («Герберштейн прямо пишет»), «что Литва — это русское княжество».[210] Увы, увы и увы… Я об этом не писал. Цитирую перевод латинского издания моих «Записок»: «Ближе всего к Московии Литва. Я имею здесь не одну (собственно литовскую) область, но и прилегающие к ней страны, которые разумеются под общим именем Литва». В своей немецкой редакции я уточнил этот текст: «Великое княжество Литовское с принадлежащими ему княжествами граничит с землями московитов».[211]

Утверждение Ваших милостей о том, что Литва это — Русь, заблуждение… Литва — это сокращенное и собирательное название Великого княжества Литовского, Жмойтского и Русского.[212] Поскольку мне довелось неоднократно посещать столицу этого государства и общаться с Сигизмундом Старым, то позвольте мне сообщить Вашим милостям, что это княжество включало в себя этническую Литву, Жмудь (Жемайтия, Жомойть, Западная Литва) — с 1454 г., многие земли Древней Руси — и те, которые позднее стали Белоруссией, и те, которые вошли в состав княжества всея Руси, как, например, Смоленск. Восточная граница Литовского княжества при Витовте проходила несколько далее 100 верст от Москвы.[213] Территория же современной Беларуси распределялась между Литовским княжеством, отчасти Короной Польской и княжеством всея Руси.[214] Если бы Ваши милости обратились к иным источникам, то заметили бы разницу между Литвой и Жмудью, Литвой и «Русью», поскольку последние области сохранили свои этнические и даже административные особенности на протяжении всей истории.[215]

Почтенный господин Ширяев, кажется, обуреваем идеей Великой Беларуси и ради этого готов поступиться истиной. Господин Ширяев исповедует веру в то, что Великое княжество Литовское образовалось на территории Беларуси со столицей в Новогрудке в 1240 г., а основателем его был некий Палемон, бежавший от Нерона. Миф о Палемоне и Новогрудке как центре Литовского княжества возник, скорее всего, в связи с попытками Гаштольдов и Гольшанских утвердить идею давности своих родов и исконности принадлежности этой территории Литовскому княжеству. По форме же эта легенда — перенесение власти и основание нового государства переселенцами — типично ренессансное сочинение конца XV — начала XVI в.[216]

Впрочем, господин Ширяев и его единомышленники имеют много противников в Ваше время, в том числе даже в Беларуси, предпочитающих придерживаться исторической действительности.[217] Следуя примеру Ваших почтенных милостей, решаюсь привести столь же длинную цитату из труда М. Ф. Спиридонова, вряд ли доступного Вашим милостям: «Вопреки неубедительно аргументированному мнению историка-этнографа М. Ф. Пилипенко (см.: Пилипенко М. Ф. Возникновение Белоруссии: Новая концепция. Мн., 1991. С. 104–108 и др.[218]), мы полагаем, что в эпоху феодализма общепринятых терминов для обозначения территории, заселенной белорусской народностью, не существовало. Приводимые М. Ф. Пилипенко для обозначения своего мнения несколько особых случаев употребления термина „Белая Русь” интерпретируются, к сожалению, без серьезного источниковедческого анализа и учета соответствующих данных всей совокупности разнообразных видов источников XVI в., когда якобы „…и возникло общее название этнической территории (Белая Русь) и общее (этноним) всего народа (белорусы)” (Там же. С. 107). Это, как мы считаем, сомнительное утверждение полностью опровергается уже тем достаточно значимым в данном случае фактом, что, изучая в течение 25 лет историю Белоруссии XIV–XVI вв., в том числе и ее историческую географию, в источниках этого периода мы не встретили ни одного специального термина, включая и „Белая Русь”, для обозначения всей территории, заселенной белорусской народностью».[219] В доказательство своего мнения М. Ф. Спиридонов (в соавторстве с В. Насевичем) предпринял специальный анализ термина "Русь" и исследовал территорию, которая подпадала под это наименование в XVI столетии (это район к югу от Полоцка и Витебска, между Минском и Мстиславлем и к юго-востоку от Минска до верховьев Березины)[220] и (самостоятельно) белорусскую территорию, которую в средние века можно было причислить к "Литве".[221]

Если же Ваши милости соблаговолят открыть свои уши и прислушаться к голосу разума, то, может быть, согласятся почитать труды и других авторов, увы, почивших ранее господина Ширяева. Дабы не обременять Ваши светлости поисками подобных раритетов в частных библиотеках, осмеливаюсь указать названия трудов классиков отечественной и зарубежной литуанистики и белорусистики — Ю. М. Бардаха,[222] Х. Ловмяньского,[223] М. К. Любавского,[224] Е. Охманьского,[225] В. Т. Пашуты,[226] В. И. Пичеты,[227] Н. Н. Улащика[228] и др.

Хотел бы выразить надежду, что по ознакомлении с ними Ваши светлости откажутся от столь несообразного с действительностью утверждения, будто «ЛИТВА И ЕСТЬ СТАРОЕ НАЗВАНИЕ БЕЛОЙ РУСИ, ОНА ЖЕ — МОСКОВИЯ». Конечно, если бы авторы «Империи» были бы правы во второй половине своего вывода, то не стал бы на протяжении XII–XVI вв. Полоцк яблоком раздора между Московским, а после 1485 г. княжеством всея Руси и Литовским княжеством,[229] то не стоял бы литовский князь Ольгерд со своими войсками под Москвой в 1368 и 1370 гг., не предпринял бы он третьего похода на Московское княжество в 1372 г. и, в мое время, т. е. в XVI в., не буйствовали бы русско-литовские войны,[230] а мне не пришлось бы приезжать в Москву, чтобы посредничать от имени моих могущественнейших государей между Литовским, Жмойтским и Русским княжеством и княжеством всея Руси. Впрочем, тогда бы я не смог и написать своих «Записок о Московии», которыми Ваши милости столь благосклонно пользуются. Может быть, хотя бы это последнее обстоятельство умягчит сердца Ваших светлостей, и Вы решитесь отступить от утверждения, что «ЛИТВА И ЕСТЬ МОСКОВИЯ».

Вторая «Америка» — это употребление в качестве государственного — «РУССКОГО ЯЗЫКА, точнее старобелорусского — западного наречия старорусского языка». Речь, на самом деле, должна идти о преобладании в делопроизводственных текстах старобелорусского языка,[231] на котором, в частности, написана так называемая Литовская метрика, то есть документы, вышедшие из различных канцелярий центральной и местной власти. На старобелорусском языке написаны и многочисленные белорусско-литовские летописи, видимо, не обратившие на себя внимания Ваших светлостей.[232]

Не могу не выразить сожаления, что Ваши милости пропустили те пусть и скудные сведения, которые я собрал относительно русских летописей. Часть их я изложил в своих «Записках», а о части, о которой узнал лишь в Короне Польской и Великом княжестве Литовском, не успел поведать там. Восполню этот недостаток теперь. Ян Длугош, знаменитый польский хронист XV в., имел в своем распоряжении русские летописи, включавшие Повесть временных лет и не дошедшие до нашего времени, и включил их в свою «Историю Польши», сохранившиеся тексты которой были написаны в 60–90-х годах XV в.[233] Непонятно мне, каким образом независимые друг от друга хронисты и летописцы могли бы использовать эту Повесть, если бы она, согласно Ваших милостей представлениям, была бы поздним памятником.

Еще раз вынужден вступиться за Ваших соотечественников. Вы, почтенные авторы «Новой хронологии», сетуете на медленность издания летописей, и в связи с этим ополчаетесь на академические учреждения: за два столетия издано-де всего 40 томов только по 200 страниц.[234] Конечно, первые издания летописей увидели свет в XVIII в., и формально Ваши милости абсолютно правы. Но если Вашим милостям доводилось видеть книги XVIII в., то можно было бы Вашим наметанным глазом заметить, что это примитивные, не критические, не академические публикации. В XVIII в. их издавали по одному произвольно выбранному тексту. Поэтому далеко не всегда это был самый ранний список или список, ближайший к оригиналу (это, кажется, называется протограф). Ведь большинство-то летописей сохранилось в нескольких списках, даже редакциях. Ученому человеку важны все варианты, показывающие жизнь текста в зависимости и от заказчика текста — государя батюшки, и от его склонностей к дружбе или вражде с соседями и собственными подданными,[235] да и просто от аккуратности писца. Установить жизнь летописей, их переделки, переписывание и дописывание стало возможным лишь благодаря гениальным изысканиям А. А. Шахматова в начале ХХ в. С этого времени и можно отсчитывать начало издания русских летописей.

Ваши милости, до меня дошли слухи о том, что в Вашей стране с 1925 по 1965 г. летописи не издавались, А. А. Шахматов за свою принадлежность к каким-то «кадетам» (не знаю, что это такое) подвергся различным оскорблениям, правда, после смерти в 1921 г., и лишь благодаря усилиям М. Н. Тихомирова, о котором наслышан от одного из русских комментаторов моих «Записок», летописи снова начали издавать. За эти 35 лет опубликовали томов 20. Теперь, Ваши светлости, мода на летописи прошла. Президенты ими не интересуются, летописные группы исчезли, частные издатели думают только о прибыли.[236] А наука ее не приносит. Неужели Ваши милости этого не заметили?

Но довольно о летописях. Можно было бы поговорить и об актах, но это в другой раз…

Одной из ведущих идей в многократно тиражируемых книгах Ваших светлостей является мысль о том, что Русь — это Орда, православная часть Монгольской империи, что монгольское завоевание исходило из Владимиро-Суздальской Руси и началось лишь в XIV cтолетии (С. 21). Для «доказательства» теории Ваши светлости прибегают и к моим «Запискам». На этот раз речь идет об иллюстрациях.

С глубоким прискорбием вынужден также обратить внимание Ваших светлостей на странный подход к выбору иллюстраций из моих сочинений. В доказательство Вашей ярко неожиданной и захватывающей дух мысли о том, что Русь-де и была «Монгольской ордой», Ваши светлости поместили в указанной книге две гравюры из издания ничтожного врунишки, использовавшего мое честное имя для добывания денег. Некий магистр диалектики, физики и математики (опять ученый!), а заодно и поэт Генрих Панталеоне воспользовался событиями Ливонской войны и интересом всей Европы к столь грозному врагу на востоке и перевел — увы, кое-как — латинское издание «Записок», издав его в Базеле в 1563 г. По-видимому, он не знал о моем переводе и редакции 1557 г., поэтому наделал массу ошибок.[237] Зато его издание благодаря удачной коньюнктуре пользовалось большим спросом у европейского читателя и неоднократно переиздавалось (неправда ли, знакомая картина. Ведь и в Ваше время, пользуясь сумятицей в умах, читателю можно подсунуть любую белиберду…).

Зигмунд Фейерабенд, владевший типографией во Франкфурте, не имел, по-видимому, под рукой гравюр, сопровождавших мое издание 1557 г., а посему новое издание «Записок» 1576 г. снабдил гравюрами, очень широко распространенными в Европе в это время. Одна из них, воспроизведенная на с. 63 московского издания 1988 г., изображает прием посла турецким султаном. Да будет Вашим милостям известно, что турецкая тема в Европе во второй половине XVI в. была более чем актуальна.[238]

Поэтому, да не прогневаются Ваши милости, гравюра на странице 63 не имеет ни малейшего отношения к Руси, если, конечно, не допустить, что Русь и Россия — это то же самое, что Турция (Османская, Оттоманская империя или султанат), а турецкий султан — это и есть Василий III, великий князь всея Руси, при дворе которого я имел счастие пребывать в 1517 и 1526 годах. Но осмеливаюсь лелеять надежду, что Вашим светлостям угодно будет и великого князя Василия Ивановича оставить в своей стране, как и меня, его посещавшего.

Также мало имеет отношения к Руси и моим «Запискам» и вторая гравюра, на которой изображен государь в европейском платье и обычной короне городками, в каких в Европе обычно изображали королей. Великий князь всея Руси не был коронован и не носил европейского костюма, впрочем, если Вашим светлостям угодно, можно считать его одновременно и императором Священной Римской империи Германской нации Максимилианом и австрийским эрцгерцогом Фердинандом. Ведь за математическими доказательствами этого тождества дело не станет, не правда ли?

Прошу Ваши светлости лишь об одном — не вмешивать меня и мои «Записки» к Вашим свободным, почти как у Карлсона, что живет на крыше (помните?), перемещениям исторических личностей и событий во времени и пространстве. Мне бы очень не хотелось, чтобы мои «Записки» легли прочным камнем в фундамент того воздушного замка, который Ваши милостивые светлости именуют «Новой хронологией».

На вопрос «Какой сейчас век?»,[239] поставленный одной из Ваших светлостей, я по ознакомлении с книгой «Империя» хотел бы ответить: судя по ней, — глухое средневековье, эпоха варварства и дикости; до эпохи Возрождения, тем более позднего (в которой довелось действовать и мне), еще очень далеко.[240] Ложная схоластика, полное отсутствие рационального подхода, замененного магией цифр, воздействие на подсознание — со всем этим мои современники гуманисты боролись, но, видно, без особого успеха, коль скоро псевдоистория XVI в. смогла явиться на свет Божий в конце второго тысячелетия от Р.Х. в такой стране, как Россия, где даже в мое время не поощрялись ни колдовство, ни заговоры.

Ваших светлостей слуга

Сигизмунд Герберштейн

собственноручно.

Переводчику, комментатору и издателю послания Сигизмунда Герберштейна, адресованного творцам «Новой хронологии», остается добавить к этой эпистолии барона слова самой искренней благодарности ему за попытку спасти доброе имя его поклонников, а также той науки, которая называется история и не терпит несоблюдения ее законов и пренебрежения ее методами, и той страны, которая была столь гостеприимна к Герберштейну в XVI в., страны, много страдавшей от варварства и дикости ее правителей, собственного невежества и неуважения к ней и ее прошлому разных дельцов, готовых продать ее историю оптом и в розницу, подобно нефти и газу, лишь бы набить свои собственные карманы звонкой монетой…