История инквизиции. том 3

Глава 7. КОЛДУНЬИ

Трудно провести резкую границу между магией и простонародным колдовством, так как и то, и другое было порождено одними и теми же верованиями. До XV в. колдовство официально не преследовалось. Его адептами были невежественные крестьяне и по большей части даже женщины; иногда эти люди выдавали себя за одаренных способностью помогать себе подобным или губить их, иногда эту способность приписывали им их соседи, боявшиеся и ненавидевшие их.

Усилиями теолога, направленными на доказательство еретического характера всех суеверных обрядов, в которых, по определению Парижского университета, всегда был молчаливый договор с Сатаной, на невинные приемы добрых женщин, собиравших лекарственные травы и наговаривавших чары, стали смотреть, как на проявление культа демонов. А так как подобная идея засела глубоко в умах судей и инквизиторов, при помощи пытки они добывали от своих жертв признания, отвечавшие их желанию.

Отличительной чертой этого колдовства было поклонение Сатане на шабаше, т. е. на собрании, происходившем обыкновенно ночью. На этих собраниях совершали адские обряды и предавались грязному разврату. Верование в подобные собрания издревле встречается в суевериях всех народов. Церковь объявила еретиками всех, кто верил в существование этих ночных сборищ. Это учение, как часть канонического права, оставалось неизменным; но наряду с этим, вместе с развитием ереси возникли басни о том, что еретики почитают демона под видом кошки или какого-нибудь другого животного и совершают в честь него святотатственные и нечестивые обряды.

Веру в ночные полеты во второй половине XV в. объявили еретической; всякий, кто будет упорно держаться этого заблуждения, будет объявлен худшим, чем язычник. Когда «добрые женщины» из деревень были допрошены об их сношениях с Сатаной, они под пытками рассказывали судьям о своих ночных полетах по воздуху. Вскоре стали считать неполным всякое признание колдуньи, если в нем не было рассказа об участии ее на шабаше, что признавалось окончательным доказательством ее преданья себя Сатане.

Колдунья

Инквизитор Николай Жакерий в 1458 г. заявил, что ведьмы действительно присутствовали на шабаше, он приводил множество дел, с которыми ознакомился в качестве духовного судьи. Шпренгер, так много содействовавший формулировке учения и организации преследования, заявлял, что если шабаш был плодом воображения, то и все колдовство было пустой выдумкой. Поэтому он утверждал, что дьявол неоспоримо обладал способностью переносить тела, а присутствие ведьмы часто было только мысленное; Около 1500 г. инквизитор Бернард Комоский прибавил к этим доводам тот факт, что много людей было сожжено за присутствие на шабаше; наказание это не могло быть наложено без согласия папы, и оно вполне достаточно подтверждает действительность ереси, так как Церковь карает только доказанные преступления.

Около этого времени ученый юрист Джанфранческо Понцинибио написал трактат о колдовстве. Ссылаясь на огромное число авторитетов, он доказывал, что современные колдуньи не составляют особую секту; что не следует принимать признаний колдуний, так как они рассказывали вещи фантастические и невозможные; равным образом следует отвергать их разоблачения об соучастниках, так как в своем заблуждении они могли только обмануть другого. Эти утверждения получили отпор теолога Сильвестра Маццолино из Приерио, магистра Священного Двора, написавшего в 1521 г. многотомный трактат о ведьмах. Он доказывает, что современные ему колдуньи представляют новую секту, возникшую в 1404 г., и заявляет, что отрицание действительного присутствия колдуний на шабаше подрывает доверие к бесчисленному количеству дел, рассмотренных инквизицией. Его преемник на посту магистр Св. Двора, Барталомео де Спина, посвятил три работы опровержению Понцинибио, который, ссылаясь на каноны середины XV в. и более древние установления Анкирского собора, напомнил, что еретиками признавались те, кто верил в телесное перенесение колдуний на шабаш, и что инквизиторы, накладывая на кающихся епитимьи, должны были их заставлять отречься от этой ереси одновременно с отречением от других заблуждений. Это утверждение привело Спину в негодование: «Можно ли называть ересью учение, которое защищают инквизиторы и согласно с которым они судят врагов веры?» Кончает он призывом к святому трибуналу преследовать Понцинибио, как «тяжело подозреваемого» в ереси, как покровителя и апологиста ереси и виновного в помехе деятельности святого трибунала. Шабаш ведьм был принят, как доказанный факт.

В Комо и Брешии в XV в. много детей от восьми до двенадцати лет, которые были обращены инквизиторами, описывали шабаш с такой уверенностью, что подтверждало их присутствие там.

Демонологисты утверждали, что чародеи и колдуны предлагали свои услуги, чтобы выполнить желания иногда похвальные, иногда преступные, колдуньи были всегда злыми и всегда проявляли над людьми разрушительную силу по воле дьявола. Шпренгер различает три вида колдуний: одни могут производить зло, но не могут излечивать его; другие могут излечивать, но не могут производить его; а третьи могут и производить зло, и излечивать его; последние наиболее опасны; чем больше они оскорбляют и поносят Бога, тем больше дьявол делает их могущественными. Они убивают и поедают детей, вызывают выкидыш у женщин или исчезновение молока; поднимают бури и наводят грозовые тучи, напускают саранчу и гусениц, поражают мужчин бессилием, а женщин — бесплодием, заставляют лошадей закусывать удила; могут находить спрятанные вещи и предсказывать будущее; могут порождать любовь или ненависть, насылать смертельные болезни, убивать людей ударом молнии или одним взглядом; могут даже обращать людей в животных и т. п. Каждая из этих подробностей послужила основанием для обвинений, которые привели на костер бесчисленное множество людей.

Все демонологисты решительно свидетельствуют, что демон ловил в свои сети гораздо больше женщин, чем мужчин. Шпренгер нападает на женщин и благодарит Бога, что сохранил мужчин от подобной испорченности. В маленьком городке возле Базеля была сожжена акушерка, сознавшаяся в том, что убила более сорока детей. Другая, из Страсбургской епархии, также погубила бесчисленное количество детей. В Швабии возникло дело по одной из ведьм восьми лет отроду, невинно открывшей свое могущество отцу; мать, посвятившая дочь Сатане, была сожжена. Акушерки-ведьмы были так многочисленны, что почти в каждой деревушке имелись свои.

Шпренгер рассказывает, что один из его товарищей во время инквизиторского объезда прибыл в город, где почти все население было уничтожено чумой. Ему рассказали, что одна только что погребенная женщина пожирает свой саван и что, пока она не съест его весь, смертность не уменьшится; инквизитор велел открыть гроб и удостоверился, что покров съеден наполовину. Мэр города отрезал голову от трупа и бросил ее за городской вал; тотчас же чума прекратилась. Было начато расследование и обнаружено, что покойная давно уже являлась ведьмой.

Злокозненное могущество ведьм было много раз описано в буллах различных пап для полного назидания верных; в 1487 г. Кельнский университет, одобряя «Молот ведьм» Шпренгера, определил, что всякий, кто будет оспаривать действительность искусства ведьм, должен быть преследуем, как «мешающий» деятельности инквизиции.

Под пыткой жертвы инквизиции давали почти всегда нужные судьям показания, а отречение влекло продолжение пытки.

Целительная магия была делом выгодным, и много колдуний занимались только ею; однако и они подвергали себя опасности быть осужденными за то, что заключили договор с дьяволом, так как признавалось непреложным фактом, что они могли помочь больному, только перенеся болезнь на другое лицо при помощи запрещенных приемов. Шпренгер сообщает, что в Германии нельзя было пройти одну или две мили, чтобы не встретить подобных колдуний. В Рейхсгофене жила одна колдунья, промысел которой процветал настолько, что сеньор этого места обложил платой в размере одного денье всех больных, приходивших лечиться к ней, и получал хороший доход. Однако всякое несчастье, всякий несчастный случай в деревушке приписывали колдуньям, подозрение сосредоточивалось на какой-нибудь старой сварливой женщине; ее тотчас же арестовывали, так как в глазах инквизиторов простая угроза: «Ты раскаешься в этом!», брошенная мимоходом, если за ней следовало малейшее несчастье, считалась достаточным основанием для оправдания ареста и процесса. Все соседи охотно выступали в качестве обвинителей. Под пыткой несчастная женщина выдумывала какую-нибудь историю, отвечала на каждый пункт обвинения, перечисляла своих соучастников в каждом деле, называла людей, виденных ею на шабаше, который она регулярно посещала. Нет показаний, собранных в процессе колдуньи, или признаний, исторгнутых у обвиненной, которые не объясняли бы колдовством самые ничтожные случаи, самые пустые несчастья, малейшие случаи болезни или смерти: всякое обвинение влекло за собой гибель новых жертв. Число костров росло; напуганная община начинала верить, что половина ее членов, если не больше, была рабами Сатаны и что она может избавиться от «того злокозненного исчадия только тогда, когда все эти враги будут уничтожены». В течение более двух столетий этот страшный террор царствовал в различных странах Европы; суеверие тщательно поддерживалось и возбуждалось папами и инквизиторами, Иннокентием VIII и Львом X, Шпренгером и Инститорисом, Бернардом Комоским и епископом Бинсфельдом; невозможно определить, сколько мук причинило это дикое безумие.

Могущество ведьмы, однако, не помогало ей защитить себя от людей, которые пытали и сжигали ее. Демонологисты объясняли это тем, что по милости Бога ведьма теряла свою силу, лишь только рука служителя правосудия прикасалась к ней.

Богословы утверждали также, что все, кто работал над уничтожением колдуний, не были доступны их влиянию и козням демонов. Шпренгер говорит, что на него и на его товарищей не раз нападали демоны в виде обезьян, собак или козлов; но с помощью Бога им всегда удавалось победить врага.

Чтобы одолеть столь распространенное и столь заразительное зло, нужны были соединенные силы Церкви и государства. Компетенция светских и епископских судов была одинаково неоспорима. С 1374 г. уже именно инквизитор Франции, например, преследовал колдуний, а Григорий XI предложил инквизитору вести преследование по всей строгости законов. В указах, данных в 1409 и 1418 гг. инквизитору Прованса, упоминаются среди многих преступников, которых следует уничтожить, чародеи, заклинатели и призыватели демонов. Евгений IV в 1437 г. побуждал инквизиторов проявить усиленную деятельность: такие же инструкции были изданы вторично в 1445 г. В 1451 г. Николай V расширил привилегии инквизитора Франции, поручив ему ведение преступлений ворожбы с «признаком» ереси или без него.

Инквизиция была призвана на борьбу против демонов Сатаны. Можно было вынести вердикт, что преступление «осталось недоказанным», но инквизитору было строго запрещено признавать обвиняемого невиновным. Впрочем, исчерпывали все средства обмана и насилия, хитрости и пытки, чтобы установить виновность. Инквизитор уже заранее был убежден в виновности лиц с репутацией чародеев. Упорство перед пыткой являлось лишним доказательством виновности, так как Сатана пытался спасти своего слугу; на обязанности судьи лежало победить демона, хотя бы, как говорит Шпренгер, колдунья позволяла разорвать себя на куски и не сознавалась. Пытку нельзя было повторять, но можно было бесконечно продолжать. Признание не было абсолютно необходимым: если свидетельские показания были достаточно убедительны, то можно было осудить обвиняемого и без его признания; но обычное право требовало признания самого преступника, и поэтому применяли пытку, если не удавалось добиться его другими средствами. Но ввиду сатанинского дара молчания лучше было избегать ее применения; поэтому следовало прибегать к обещаниям прощения, определявшим легкую епитимью или изгнание. Если обман удавался, то инквизитор мог передать светскому или епископскому суду право произнести приговор или дать пройти сравнительно большому промежутку времени, прежде чем послать на костер пойманную в ловушку жертву. Признаком виновности колдуньи была невозможность плакать во время пытки или перед судьями; но если жертва плакала, то это считали хитростью демона, и эти слезы могли только повредить обвиняемой.

Когда светские суды признавали колдуний виновными, они все предавались костру, и инквизиция усвоила эту систему. Еще в 1445 г. Руанский собор, если колдуньи отрекутся, давал епископам право отпустить их на свободу, наложив на них епитимью соответственно с их преступлением, после чего, в случае вторичного падения, духовных следовало подвергать пожизненному тюремному заключению, а мирян выдавать светской власти. Однако уже в 1458 г. установили, что колдунья не заслуживает того, чтобы с нею обращались, как с другими еретиками, и щадили ее в случае отречения. В 1484 г. Шпренгер говорит, что если еретика после отречения следует подвергнуть тюремному заключению, то колдунью надо предать смерти, если даже она раскаялась. Всю ответственность за казнь возлагали на светские власти; Шпренгер добавляет, что духовный судья должен удовольствоваться только тем, чтобы снять с раскаявшейся и обращенной колдуньи тяготевшее на ней отлучение от Церкви и «освободить» ее, выдав светским судьям, чтобы она искупила на костре причиненные ею бедствия.

В сущности, судьба обвиняемой находилась всецело в руках инквизиторов. Единственным средством защиты, которым располагал обвиняемый, был отвод свидетелей, как личных его врагов; но судьям было приказано принимать во внимание только самую сильную вражду, потому что колдуньи были всем ненавистны. Первое подробное описание колдовства, дошедшее до нас — трактат Нидера, написанный в 1437 г. Хотя Нидер иногда сам действовал в качестве инквизитора, тем не менее он заявляет, что свои сведения почерпнул главным образом из работ Петра Бернского, светского судьи, сжегшего огромное число колдуний и колдунов и изгнавшего массу их с бернской территории, пораженной этой заразой уже лет пятьдесят. Это известие относит происхождение колдовства в этой стране к концу XIV в.; другие относят его к первым годам XV в.

По сообщению Бернарда Комоского, колдовство началось за сто пятьдесят лет до этого. Великий юрист Бартоло, умерший в 1375 г., в качестве судьи в Новаре осудил одну женщину, сознавшуюся в том, что она повиновалась дьяволу, топтала крест и убивала детей, околдовывая их. Уже в 1353 г. упоминаются пляски ведьм в одном деле, разбиравшемся в Тулузе. В 1424 г. колдунья была сожжена в Риме за то, что многим причинила смерть, а многих околдовала.

Одна колдунья, судимая в Провансе в 1462 г., заявила, что во всей Франции и Бургундии колдуний было не более шестидесяти, но ни один суеверный человек не принимал такого малого числа. В 1453 г. вспыхнула эпидемия колдовства в Нормандии. В том же году возникло дело Гильома Эделина, вызвавшее большое удивление, так как обвиняемый был знаменитым доктором богословия и приором из Клерво во Франш-Контэ. В своем отречении он говорит, что попросил в 1438 г. допустить его на шабаш, где принес присягу в верности демону и отрекся от христианской веры, для того, чтобы примириться с одним знатным соседом, ненависти которого он боялся. Неофиту были обещаны разные земные блага, если он согласится утверждать в своих речах ложность рассказов о колдунах; его проповедь, говорят, страшно увеличила число колдунов, помешав судьям наказывать их. Против него было возбуждено преследование перед епископом Эврё и инквизитором Франции; он убедил Каннский университет взять на себя его защиту, но инквизитор заручился поддержкой Парижского университета, и обвиняемый был признан виновным. Он не был сожжен, а присужден после отреченья на пожизненное тюремное заключение на хлеб и воду. На аутодафе инквизитор в своей речи напомнил о том высоком положении, которое некогда занимал осужденный, и о вредном характере его учений; несчастный просил прощения у Бога. Его заключили в подземную тюрьму, где он томился четыре года. Однажды его нашли мертвым в его темнице в положении молящегося.

В 1446 г. несколько колдуний было сожжено в Гейдельберге инквизитором, казнившим в 1447 г. еще одну колдунью, которая считалась наставницею первых. Но еще не усвоили в делах подобного рода однообразной практики, так как в том же самом 1447 г. одна женщина, уличенная в колдовстве в Бранденбурге, была просто выслана на расстояние двух немецких миль, после того как с нее взяли три залога.

Около того же времени тулузские инквизиторы сожгли множество колдуний из Дофинэ и Гаскони. В это самое время в Комо преследование было в полном разгаре. В 1456 г. две жертвы были сожжены в Кельне; эти колдуньи в мае вызвали такой сильный мороз, что были уничтожены все растения. В 1459 г. Пий II обратил внимание аббата Третье на подобное же колдовство, распространенное в Бретани, и дал прелату папский указ подавить его. Это папское вмешательство показывает, насколько было бесплодно все рвение герцога Артоса III (умер в 1457 г.), который сжег множество колдуний во Франции, Бретани и Пуату.

Преследование, порученное ловким инквизиторам, могло всюду найти благоприятные условия для своего развития. «Бич еретических колдунов», составленный в 1458 г. инквизитором Николаем Жакериусом, показывает, что святой трибунал начал организовывать свои усилия против колдовства.

Среди самых низких и презираемых классов общества не было недостатка в людях, которые вступали в ряды бесчисленной армии колдуний, созданной горячим воображением демонологистов.

Все более свыкались с мыслью, что колдуньи со всех сторон окружали людей и что самое пустое несчастие, самый ничтожный случай был следствием их злой воли. Церковь, напуганная успехами этой новой ереси, в своих усилиях уничтожить ее способствовала только ее чрезвычайному усилению. Где бы ни появлялся инквизитор, его заваливали доносами на всех, кого только можно было считать виновными, начиная с ребенка самого нежного возраста и кончая старухой. Джироламо Висконти в Комо поднял такую бурю против колдовства, что в 1485 г. сжег не менее сорока одной жертвы в одном только маленьком округе Вормсербад кантона Граубюнден.

Особенно сильный толчок дала эпидемии охоты на колдуний булла «Покорнейше просим», изданная Иннокентием VIII 5 декабря 1484 г. Папа утверждает, что все немецкие области полны мужчин и женщин, творящих злодеяния колдовством, и описывает действия их с ужасающей подробностью. В течение некоторого времени обязанности инквизиторов в этих странах исполняли Генрих Инститорис и Яков Шпренгер, но среди подсудных им дел нет специального упоминания о колдовстве. Поэтому Иннокентий дает им полную свободу действий в этом отношении, приказывая страсбургскому епископу подавлять всякую попытку обструкции или вмешательства и в случае надобности прибегать к помощи светской власти. Вооруженные такой властью, два инквизитора объехали страну, оставляя за собой реки крови и огня; только в маленьком городке Равенсбург они за пять лет сожгли сорок восемь колдуний.

Совместный труд Инститориса и Шпренгера «Молот ведьм» — самый удивительный памятник суеверий, когда-либо созданный миром. Они пустили в ход всю свою огромную опытность и свою богатую эрудицию, чтобы доказать действительность существования колдовства и распространенность бедствий, причиненных им, и наставить инквизиторов, как обойти козни Сатаны и наказать его адептов. Они глубоко убеждены в безмерности зол, которые нужно уничтожить, они безусловно верят, что их трибунал вовлечен в борьбу, чтобы вырвать у Сатаны души людей, и поэтому они старательно оправдывают все обманы и все жестокости, пускавшиеся в ход, чтобы провести врага, против которого бессильна законная борьба. Это были убежденные фанатики. Труд их представляет собой неистощимый сборник чудес, к которому прибегали последующие поколения всякий раз, когда надо было доказать какое-нибудь проявление могущества или злобу колдуний. Сочинение написано строго логически и прочно основано на схоластическом богословии и каноническом праве, так что нет ничего удивительного, что оно пользовалось доверием больше чем целое столетие, как высший авторитет в вопросе, весьма важном в жизни. На него ссылались и последующие писатели, и оно более чем все остальные влияния, кроме папских булл, содействовало возбуждению и усовершенствованию преследования, увеличив в то же время поводы к этому.

Ведьмы и Сатана

Таким образом, во второй половине XV в. инквизиция пережила новую вспышку деятельности. Впрочем, ей не всюду позволяли действовать, как ей хотелось, против этой новой категории еретиков. Во Франции эдикты 1490 и 1493 гг. считают этих преступников подсудными только светским судам, если только виновные не подлежали ведению духовного суда; об инквизиции не упоминается. В то же время возраставшая строгость преследования во Франции сказалась в постановлениях, налагавших одинаковые наказания на некромантов и колдунов и на тех, кто обратился к ним за советами: отставка, пожизненные ограничения в правах и произвольные штрафы грозили судьям, которые не арестовывали этих преступников.

Корнелий Агриппа, ученые трактаты которого о тайных науках касались запрещенных областей, в 1519 г., когда был адвокатом города Меца, спас от когтей инквизитора одну бедную женщину, обвиненную в колдовстве. Единственным основанием к ее обвинению было то, что ее мать была сожжена как колдунья. Инквизитор ссылался на авторитет «Молота ведьм» в доказательство того, что если эта женщина и не была рождена от инкуба, то была посвящена Сатане с самого дня рождения. Присоединив к себе епископского судью, он подверг обвиняемую жестокой пытке, а затем морил ее голодом в своей тюрьме. Когда Агриппа явился защищать ее, то его выгнали из суда, пригрозив ему преследованием, как покровителю ереси; мужу обвиняемой запретили вход в зал заседаний из боязни, чтобы он не подал апелляции. Епископский судья, смертельно заболев, составил документ, в котором говорил о своем глубоком убеждении в невиновности этой женщины и просил капитул выпустить ее на свободу. Но инквизитор настаивал, чтобы она снова была подвергнута пытке и сожжена. Агриппе удалось добиться от преемника судьи и капитула оправдания бедной женщины; но этот успех стоил ему должности, и он был вынужден покинуть Мец. Освободившись от его присутствия, инквизитор тотчас же нашел другую колдунью, которую сжег, вырвав у нее предварительно пыткой сознание во всех ужасах шабаша и обычных злодеяниях, совершенных благодаря могуществу Сатаны. Он принялся искать другие жертвы, руководясь признаниями первой; он заключил в тюрьму много несчастных, другие бежали; и он беспощадно продолжал бы свои убийства, если бы священник в приходе Св. Креста не выступил открыто против него и не победил его в публичном споре; двери темницы отворились, и бежавшие смогли вернуться в город.

Поражение в этой новой сфере деятельности инквизиция потерпела в Венеции. Между синьорией и Святым Престолом возник спор по поводу колдуний Брешии; республика категорически отказалась привести в исполнение приговоры, вынесенные инквизиторами. И это притом, что в течение двух поколений Церковь по всей Ломбардии постоянно поддерживала преследование и уничтожала всякое сопротивление со стороны просвещенных мирян, так что в конце концов она сделала из Верхней Италии настоящий очаг ереси. В 1457 г. Каликст III предписал своему нунцию энергично подавить распространение колдовства в Брешии, Бергамо и их окрестностях. Тридцать лет спустя брат Джироламо Висконти нашел широкое поле деятельности в Комо. В 1494 г. Александр VI предписал ломбардскому инквизитору усилить деятельность, так как колдуньи в Ломбардии были очень многочисленны и причиняли большие бедствия людям, скоту и урожаям. В первых годах XVI в. инквизитор, старавшийся уничтожить в Кремоне бесчисленное множество процветавших там колдуний, встретил препятствие со стороны некоторых духовных и мирян, думавших, что он превышает свои судебные полномочия; тогда Юлий II определил права инквизитора и предложил всякому, кто будет содействовать святому делу, индульгенции, как за крестовый поход; в 1523 г. Адриан VI распространил эти постановления на инквизитора Комо. Церковь говорила, что демоны обладают безграничным могуществом; верные без всякого колебания должны верить тому, чему учит Церковь. Просвещенные люди скептически относились к утверждениям инквизиторов об опасностях, вызываемых колдуньями.

Конфликт между Церковью и рационализмом просвещенных людей сказался в Венеции. Республика всегда сохраняла за светским судом преступления чародейства. В 1410 г. решение Великого Совета позволяет инквизиции действовать в подобном случае только тогда, когда преступление заключает в себе ересь или святотатство; но если преступление чародейства наносит вред частным лицам, оно подлежит ведению светского суда. Когда в 1422 г. несколько францисканцев были обвинены в жертвоприношении демонам, Совет Десяти поручил дело комиссии, в которой участвовали член Совета, капитан, инквизитор и адвокат. Брешия была особенно заражена колдовством. Уже в 1465 г. инквизитор требовал содействия сената для подавления заразы; ему была дана эта помощь; но когда в 1486 г. вспыхнуло новое преследование, подестат отказался привести в исполнение вынесенные инквизитором приговоры; синьория поддержала это сопротивление, что вызвало энергичные протесты Иннокентия VIII.

В 1510 г. в Брешии было сожжено семьдесят женщин и столько же мужчин, в 1514 г. — триста в Комо. В подобной эпидемии всякая новая жертва была новым источником заразы, стране грозило полное уничтожение населения. Распространился слух, что в долине Тонале близ Брешии на шабаш собралось больше двадцати пяти тысяч колдуний и колдунов. В 1518 г. сенату было официально сообщено, что инквизитор сжег семьдесят колдуний в Валькамонике, столько же находится в тюрьмах, и общее число подозреваемых или обвиняемых достигает пяти тысяч — четверти всего населения долин. Синьория энергично вмешалась, но Рим по этому поводу резко протестовал. 15 февраля 1521 г. Лев X выпустил буллу «Достойным уважения образом», в которой приказывал инквизиторам широко применять отлучение и интердикт, если не будут приводиться в исполнение приговоры, вынесенные ими против колдуний. Совет Десяти 21 марта ответил на эту меру регламентацией всех процессов, в том числе и дел, бывших в производстве; приговоры, вынесенные по ним, были признаны недействительными, залоги подлежали возврату. Допросы должны вестись без применения пытки одним или двумя епископами, инквизитором и двумя докторами Брешии, причем все эти лица должны быть выбраны среди людей, известных своей честностью и просвещенным умом. Легата просили обратить внимание, что преследуемые в Валькамонике были простыми и невежественными людьми, которые нуждаются в хороших проповедниках, а не в преследователях. В эпоху разнузданных суеверий это заявление Совета Десяти явилось редким образцом обдуманной мудрости и здравого смысла.

Как ни омерзительны преследования колдовства до XV в., они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII в. Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир и что Сатана мог радоваться поклонению, которое воздавалось его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв, свидетельствовавших о его торжестве над Всемогущим. Протестанты и католики соперничали в смертоносной ярости. Сжигали колдуний десятками и сотнями. Один женевский епископ сжег в три месяца пятьсот колдуний; епископ Бамберга — шестьсот; епископ Вюрцбурга — девятьсот; восемьсот было осуждено за один раз сенатом Савойи. В 1586 г. в Рейнских провинциях запоздало лето и холода держались до мая; трирский епископ сжег сто восемнадцать женщин и двух мужчин, у которых исторгли признание, что это продолжение зимы — следствие их заклинаний. В течение полутора столетий святой трибунал сжег более тридцати тысяч колдуний, «дабы спасти от гибели весь мир».