История Испании

8. Мавры и христиане

В начале существования мусульманской Испании христианские государства севера представляли собой всего лишь сноску в самом низу страницы в истории страны по имени Аль-Андалус. Значимые события происходили на земле мавров, в то время как христианам и одной заботы хватало – выживать, цепляясь за обрывистые склоны астурийских гор, и получалось у них это скорее еле-еле, чем уверенно. Весь этот мифический дух реконкисты, священный огонь испанской нации, вестготско-римское наследие, а также прочие прибамбасы появились гораздо позже, когда северные государства уже подросли, а их королям и придворным подхалимам пришлось оправдывать и изобретать некую традицию и даже идеологию. Однако действительность была куда более прозаичной. Те христиане, что терпеть не могли мусульман, а было их негусто, бросились в горы и сидели там столько, сколько сил хватало, чисто по-испански, то есть погрязши в неграмотности и дерзновенности на манер Курро Хименеса[18] тех времен, при этом очень сильно досаждая равнинным маврам со своих недостижимых утесов. Дон Пелайо, к примеру, был, несомненно, одним из этих бестрепетных бандитов, кому случилось как-то раз в долине под названием Ковадонга перерезать заблудший отряд мавров, сунувшийся туда, куда не следовало, а также удалось ловко приписать свой успех заступничеству Девы Марии, чем он и прославился. И тут же разом в рост пошли как его калибр, так и его земли, а также число подражателей из круга других предводителей, не склонных корешиться с маврами. Сам Пелайо, а он был астурийцем, некий Иньиго Ариста, наваррец, и другие подобные им грубияны (культурные приложения к воскресным газетам они наверняка не слишком жаловали, но вот мечом, палицей и боевым топором владели со стопроцентной эффективностью) образовали, стало быть, зародыш того, что позже выросло в серьезные королевства с несравненно большим весом и протоколом, а кроме того, дали начало династиям, ставшим позже наследственными монархиями. Доказательством же того, что поначалу весь проект реконкисты – наряду со словами «нация» и «родина» – еще не вполне четко оформился, являются альянсы и заигрывания, нередко возникавшие в последующие века между христианами и мусульманами, вместе со смешанными браками и взаимовыгодными интрижками. Вплоть до того, что матери многих королей и эмиров (как с той, так и с другой стороны) были и мусульманками, и христианками – и вовсе не рабынями, а законными женами, выданными замуж в обмен на нужный союз или территориальные приобретения. В конце концов, ровно так, как это водится у цыган, многие из них звали друг друга кузенами, и страшная резня той эпохи совершалась практически в кругу семьи. Так что в начальный период существования христианских государств севера это была скорее не реконкиста как таковая – война за обратное отвоевание своей земли, – а взаимные набеги на вражескую территорию, кавалерийские наскоки и летние военные экспедиции за трофеем, скотом и рабами (арабская конница в ходе одного такого набега как-то раз разорила Памплону, тем самым поставив крест, думаю я, на праздновании Сан-Фермина[19] в том году). Все это создавало своеобразную межеумочную зону – безлюдную и опасную, простиравшуюся до реки Дуэро, где и зародился один любопытный феномен, очень напоминающий сюжеты фильмов об американских пионерах Дикого Запада: христианские бедняки-колонисты целыми семьями – по принципу «пан или пропал» – селились там и обрабатывали эту землю, своими силами защищаясь от мавров, а порой и от тех же христиан. И так или иначе, но им для более надежной защиты приходилось объединяться, строить укрепленные фермы и монастыри, а также обзаводиться вооруженной милицией. Тем самым это они на свой манер – геройский, жестокий и отчаянный – и положили начало реконкисте, даже не подозревая, что они что-то там обратно отвоевывают. А еще на этой суровой и опасной границе появлялись группы солдат – христиан и мусульман – что-то среднее между разбойниками с большой дороги и наемниками. И брались они служить тому, кто предложит за их услуги лучшую цену, не обращая при этом ни малейшего внимания на религиозную принадлежность заказчика; так что дело порой доходило до того, что мусульманским отрядам случалось решать проблемы христианских королей, но и на службе у мавров попадались отряды христиан. Это была долгая, страстная, кровавая и жестокая эпоха, о которой, будь мы американцами, Джон Форд снял бы чудные киноэпопеи; но эпоха эта, коль скоро мы испанцы, просто-напросто сгинула, погребенная под слоем дешевых стереотипов и позднейшего католико-имперского славословия. Хотя это ни в коей мере не лишает ее интереса и ценности. Приблизительно в то же самое время император Карл Великий, а он был французом, пожелал оттяпать себе жирный кусок Полуострова; однако наваррские партизаны – только представьте себе этих нежных созданий – запихнули ему это странное желание обратно в глотку в Ронсевальском ущелье, вдарив как следует по арьергарду войска лягушатников и насадив его на пику, словно гамбургер. Так что Карлу Великому пришлось утереться и удовольствоваться всего лишь вассальным положением современной Каталонии, известной в те времена под именем Испанской марки. А еще именно в те времена из региона Ла-Риоха начал распространяться тот великолепный язык, на котором сегодня говорят во всем мире пятьсот с хвостиком миллионов человек. И тот факт, что эта местность, колыбель испанского языка, не входит сегодня в Кастилию, – это одна из многих загадок, которыми еще удивит нас такая своеобразная история Испании.