[1. Многие герцоги лангобардов вторглись с войском в Галлию. Их приход, Госпитий, муж Божий, предававшийся в Никее[77] единственно службе Господу, путем откровения святого Духа, предсказал уже давно и жителям этого города возвестил о несчастьи, которое приближается. Он же был мужем строжайшей умеренности и праведного образа жизни: на теле он носил железные цепи и власяницу, и вся его пища состояла из одного хлеба и немногих фиников; в дни же поста питался он корнями египетских трав, что составляют пищу отшельникам и привозятся торговцами. Господь удостоил его быть орудием прекрасных дел, что записаны в книге почтенного мужа Грегора, епископа Туронского[78]. Итак, этот святой муж предсказал появление лангобардов в Галлии такими словами: «Придут лангобарды в Галлию и опустошат семь городов, оттого, что умножилась злоба ваша пред Господом. Ибо весь народ погряз в лжесвидетельствах, кражах, грабежах и убийствах и не находится в нем страха пред справедливостью: не дается [церковная] десятина, не вспомоществуют бедным, не облачаются нагие и не привечаются чужаки. Оттого придет такое наказание на этот народ.» Своим монахам же приказал он следующее: «Удаляйтесь и вы от места сего и возьмите с собой, что имеете. Ибо вижу, близится народ, о котором я говорил». Когда же они молвили: «Мы не покинем тебя, святой отец!» сказал он: «Не бойтесь за меня, случится, что мне причинят вред, но до смерти они меня не доведут».
2. После того как монахи ушли оттуда, явилось войско лангобардов. Когда же опустошили они все что нашли, достигли они и места, где в полном уединении жил святой муж, чрез окно башни он показался им. И тогда двинулись они вокруг башни и искали дверь чтобы проникнуть к нему. Не найдя же ничего, взобрались двое из них на крышу и разобрали ее, и когда увидели Госпития, закованного в цепи и во власянице, молвили: «Это злодей, совершивший убийство, потому держат его в оковах». Чрез переводчика спросили они его, из-за какого преступления сидит он в таком строгом заключении ? Он же объяснил, [что] он является убийцей и признает свою вину. И вытащил тогда один [из них] меч свой и возжелал отрубить ему голову, но посредине удара омертвела правая [рука] его и не смог он более замахиваться и выронил он меч и пал на землю. Увидя это, подняли его товарищи громкий крик и молили святого чтобы тот милостиво открыл, что им делать. И тогда сделал он знаком исцеления, усохшую руку снова здоровой, исцеленный лангобард скоро обратился в веру Христову, вступил в духовное сословие, стал позднее монахом и до конца жизни пребывал в службе Господу в этом месте. Святой же Госпитий проповедовал лангобардам слово Божие, и два герцога, с почтением внимавшие его словам, благополучно вернулись на родину, некоторые же другие не обратившие на его проповедь внимания, чудесным образом погибли еще в Провинции[79].
3. В то время когда лангобарды опустошали галльские земли, Аматий, патрикий провинции, подчинявшийся франкскому королю Гунтрамну, с войском преградил им путь, но в битве бежал и был убит. И такое побоище устроили лангобарды среди бургундов, что невозможно было сосчитать количество изрубленных. Отягощенные неизмеримой добычей, они затем отошли в Италию домой.
4. После их ухода призвал король Гунтрамн Эуния, который также звался Муммул, к себе, и произвел его в сан патрикия. Когда же лангобарды снова вторглись в Галлию и прошли до Мусциаскальма[80] (Musciascalmes) у города Эбредунум, собрал Муммул мужей и вместе с бургундами двинулся туда, окружил лангобардов войском, проторил дорогу сквозь лесные чащобы, напал на них [лангобардов] и перебил многих, некоторых взял в плен и отослал королю Гунтрамну. Лангобарды же возвратились затем в Италию.
5. Затем саксы, пришедшие в Италию вместе с лангобардами, вторглись в Галлию, разбили лагерь в области Региа у деревни Стабло[81], прошлись по районам прилежащих городов, грабили, уводили жителей в полон и опустошали все. Как только это достигло ушей Муммула, напал он на них со своим войском, убил многих из них и только ночь закончила избиение. Ибо он нашел саксов совершенно неосмотрительными и ничего из того что ожидало их, не предполагавшими. На другое же утро они выстроили свое войско и мужественно вооружались к битве. Тем временем посланец способствовал заключению мира, они сделали Муммулу подарки и оставя пленных и всю добычу, вернулись в Италию.
6. После же их возвращения в Италию, порешили саксы снова двинуться в направлении Галлии и взять с собой жен и детей и все имущество, дабы найти приют у короля Сигисперта, [и] потом с его помощью вернуться на их древнюю родину. Известно, что эти саксы с женами и детьми прибыли в Италию, дабы там поселиться, [и] что они, как кажется, не желали подчиняться лангобардам: так как те не желали предоставить им даже собственное право на жизнь, и оттого, как думают, те [и] возвращались на старую родину. Вступя же в области Галлии, они разделились на два отряда, один двинулся через город Никею, другой же-по тому пути, по которому они возвращались в прошлом году, через Эбредунум. Так как стояло время жатвы, они косили и молотили зерно и питались тем и давали его в пищу своему скоту; при этом уводили они скот и не обходились без пожарищ. Когда они прибыли на реку Родан, чтобы переправиться в царство Сигисперта, им навстречу выступил Муммул с сильным войском. При виде него напал на них великий страх, они заплатили за предоставление им свободного прохода множество золотых и были допущены к переправе через Родан. По пути к королю Сигисперту они обманули многих, с кем торговали, давая им железные слитки, которые они, я уж не знаю как, выкрашивали, так что они казались натуральным и опробованным золотом. Некоторые были введены в заблуждение этим обманом, бедняги, отдающие золото и получавшие железо. Когда же они явились к королю Сигисперту, [то] он разрешил им вернуться в ту область, из которой они некогда вышли.
7. Но, дойдя до своей родины, они нашли ее занятой свевами и другими народностями, как я об этом сообщал выше[82]. И тогда поднялись они против тех и начали их выгонять и уничтожать. Те же предложили им третью часть страны и молвили: «Мы можем существовать вместе и без войны совместно населять страну». Когда саксы не пошли на это, они предложили им половину, наконец – две трети и лишь остаток желали оставить себе. Когда же те [саксы] и этого не захотели, им предложили также и весь скот, только чтобы не быть вовлеченными в войну. Саксы же и этим не были удовлетворены, но желали войны и договаривались уже до того, как они будут делить женщин свевов. Но дело пошло не так как они предполагали. Ибо, когда дошло до битвы, было 28 000 их [саксов] изрублено, из свевов пало только 480, остальные вернулись с победой. 6000 саксов, переживших битву, поклялись не стричь волосы и бороду, пока они не отомстят своим врагам, свевам. Они снова начали борьбу, потерпели, однако, тяжелое поражение и были вынуждены оставить войну.
8. Затем в Галлию вторглись три лангобардских герцога, Амо, Забан и Родан. Амо прошел Эбредунум до поместья Махао[83], что Муммул получил в подарок от короля, и разбил здесь свой лагерь. Забан двинулся через город Деа[84] на Валенсию. Родан, наконец, атаковал город Грацианополь[85]. Амо покорил провинцию Арелат с прилегающими городами и опустошал, все что находил по всей стране, вплоть до каменистой равнины у города Массилии. Когда он вознамерился осадить Аквы[86], жители заплатили ему двадцать два фунта серебра, после чего он отошел. Родан и Забан, опустошали, подобным же образом, все огнем и мечом. Когда об этом было доложено патрикию Муммулу, выступил он с сильным воинством и первым делом сразился с Роданом, осаждавшим Грацианополь; он перебил многих из его войска и принудил самого Родана, получившего удар копьем, бежать от него на вершины гор, откуда тот, с 500 людьми, остававшимися у него, пробился сквозь лесные чащи к Забану, который как раз осаждал Валенсию, и сообщил ему все, что произошло. Когда же они, опустошая все, достигли Эбредунума, ударил на них Муммул с многочисленным войском и победил их в битве. На обратном пути в Италию, прибыли Забан и Родан затем к городу Секусий[87], в котором еще именем императора держался полководец Сисинний. К этому послал Муммул слугу с письмом, где сообщал о своем скором приходе. Услышав об этом, Забан и Родан немедленно снялись и поспешили домой. В ответ на это сообщение Амо собрал всю свою добычу и выступил в обратный путь в Италию; но ввиду сильного снегопада ему пришлось бросить большинство добычи и лишь с большим трудом удалось перейти со своим войском через Альпы. И таким образом он вернулся домой.
9. В эти дни, подошедшим франкам сдался замок Анагний, лежащий выше Триента на границе Италии. Оттого двинулся Рагило, лангобардский граф Лагария[88], в Анагний и разграбил его. Возвращаясь же обратно с добычей, натолкнулся, на роталианском поле, на него король франков, Храмнихий, и убил его и многих его людей. Немного спустя , прибыл это Храмнихий, опустошая все, в Триент. Все-же Эвин, герцог Триента, преследовал его, зарубил его вместе с его людьми в местечке Салурний, отнял у него всю добычу, которую тот награбил, прогнал франков и отвоевал всю область Триента обратно.
10. В это время Сигисперт, король франков, был коварно умерщвлен своим братом Хильперихом, против которого он пошел войной. Его царство перешло к его сыну Хильдеберту, бывшему еще отроком, и исполнявшему правление вместе со своей матерью Брунхильдой. Эвин, вышеупомянутый герцог Триента взял в жены дочь Гарибальда, короля баваров.
11. В то время в Константинополе, как уже упоминалось выше, правил Юстин Младший, муж, пораженный всеми видами корыстолюбия, презиратель бедняков, грабитель сенаторов, и настолько исполненный неистовой жадности, что приказал изготовить железные ящики, в которые он собирал таланты золота, которые награбил. Также впал он в пелагианскую ересь. Но, отвративши ухо сердца своего от божеских заповедей, утерял он, согласно справедливому Божьему суду, рассудок, и сошел с ума. Он сделал Тиберия своим цезарем, что должен был царствовать во дворце и в провинциях, справедливого, деятельного, усердного и мудрого мужа, бывшего притом мягкосердечным, справедливым в суде, прославленного победами и – что говорит более чем все остальное – бывшего верующим христианином. Так как он из той казны, что Юстин насобирал, многое раздал бедным, императрица София неоднократно его упрекала, что он пускает по миру государство, говоря: «То, что я собрала за многие годы, расшвыриваешь ты расточительно в краткое время». Он же отвечал: «Я надеюсь на Господа, что в нашей казне не будет недостатка в деньгах, дабы давать милостыню бедным и выкупать пленных. Ибо первое, является большим сокровищем согласно словам Господа: Собирайте ваши сокровища на небесах, ибо [там] не едят их моль и ржавчина и не крадут и не выкапывают их воры[89]. Давай же и мы, тем что дал нам Господь, будем собирать наши сокровища на небесах, и сделает [тогда] нас Господь богатыми также и в этом мире». Проправив одиннадцать лет, безумие, поразившее его рассудок, довело наконец его жизнь до конца. В эти же времена патрикием Нарсесом велись войны против готов и франков, о которых я уже говорил выше. Когда, во время папы Бенедикта, лангобарды опустошили все вокруг Рима, то он приказал привезти тысячу мер зерна из Египта на судах и помог городу силой своего милосердия.
12. После смерти Юстина на трон взошел Тиберий Константин пятидесятым римским правителем. Когда он, как уже говорилось, еще при Юстине как император правил во дворце и ежедневно раздавал много милостыни, вознаградил его Господь великим количеством золота. А именно, когда он однажды шел по дворцу, то узрел в мраморном полу плиту, на которой был вырезан крест Господень и молвил: «Смотри, крест Господень, каковым [знамением] мы должны осенять лоб и грудь, попираем мы ногами». И немедленно повелел он, вынуть плиту. Когда ее вынули и поставили, нашлась под нею другая с тем же знаком. Он приказал вынуть также и ее: под нею оказалась третья, когда же и ее изъяли, на свет божий явился великий клад, составлявший более 100 000 фунтов золота. Он приказал поднять его и одаривал бедных еще обильнее чем до того.
Нарсес, патрикий Италии, владел в одном городе этой страны, большим домом; в этот город явился он с немалыми сокровищами и приказал соорудить в доме потайную и объемистую полость и заложил туда многие сотни тысяч фунтов золота и серебра. Затем он приказал истребить всех, кто об этом знал, и доверил тайну лишь одному-единственному старику под клятвой. Когда же Нарсес скончался, прибыл этот старец к императору Тиберию и произнес: «Если это принесет мне прибыль, то я сообщу Тебе, император, весьма важную вещь». Тиберий отвечал: «Говори, что пожелаешь, будет тебе прибыль, если ты изложишь что-либо для нас полезное». Тот сказал: «Я сокрыл сокровища Нарсеса, чего я не желаю утаить, ибо нахожусь в конце [своей] жизни». Возрадовался тогда император Тиберий и послал своих слуг в то место; ошеломленно последовали они за старцем, который шествовал впереди. Пришли они к тайнику, был он открыт, и вошли они вовнутрь. Там нашли они столько золота и серебра, что им потребовались много дней, дабы вынести его наружу. Тиберий же раздал, по привычке, почти все богатыми пожертвованиями бедным. Когда же он должен был получить императорскую корону, и его, согласно обычаю, уже ожидал народ к играм на ипподроме, при этом был составлен заговор, чтобы привести на трон племянника Юстина, Юстинана, [то] посетил он сперва освященные места, созвал к себе патриархов города и двинулся в сопровождении консулов и префектов, в пурпурном плаще и с диадемой на голове, во дворец, воссел на императорский трон и под беспредельное ликование был утвержден в своем прославленном правлении. Услыша это, пришли его злопыхатели в большое замешательство, ибо не могли они причинить ничего тому, кто возложил надежду на Господа. Чрез несколько же дней явился Юстиниан, бросился в ноги императору и передал ему, чтобы заслужить его прощение 1500 фунтов золота. Тиберий принял его, по своему обычаю, милостиво и поселил его во дворец на своей половине. Императрица же София, забыла обещание, данное прежде Тиберием и совершила на него покушение. И когда он [Тиберий] уехал в свой загородный замок, дабы здесь, по императорскому обычаю, тридцать дней подряд наслаждаться с друзьями сбором винограда [т.е. свежим вином – прим. пер.], призвала она тайно Юстиниана к себе и хотела возвести его на трон. Когда узнал о том Тиберий, вернулся он в величайшей поспешности в Константинополь, приказал схватить императрицу, отнял у нее ее сокровища и оставил ровно столько, сколько ей требовалось для проживания. Затем он удалил от нее ее слуг и на их место поставил других из своих людей, на верность которых он мог полагаться и дал им строжайший наказ, не пускать к ней никого из прежних. Юстиниана же он наказал лишь словами и тем завоевал позже такую его любовь, что обещал его сыну в жены свою дочь и наоборот для своего сына желал дочь Юстиниана. План этот все-же – по какой причине, мне неизвестно – не претворился в реальность. Он послал войско против персов, которое их начисто разбило и вернулось победоносно, с двадцатью слонами и такой огромной добычей, что любая человеческая алчность, могла быть удовлетворена.
13. Когда король франков Хильперих отослал посланцев к нему, получил он много ценных вещей и также однофунтовые золотые присланными от него [Тиберия], имевшие на одной стороне изображение императора и вокруг него надпись «Тиберий Константин, вечно император»; на другой же стороне – квадригу с возницей на ней и надпись: «Славе римлян». Во время Тиберия составил пресвятой диакон Григорий, ставший позже папой и бывший тогда папским посланцем в царственном граде, свою книгу о нравах, и, в присутствии императора, опроверг Евтихия, епископа сего града, который учил ложным воззрениям на Воскресение.
В это время двинулся Фароальд, первый герцог Сполето, с лангобардским на Классий[90], разграбил богатый город полностью и затем отошел.
14. После смерти патриарха Пробина Аквилейского, возглавлявшего церковь только один год, на управление священниками был избран Элия.
15. Констанций Тиберий, продержав бразды правления семь лет, почувствовал приближение кончины, призвал, по совету императрицы Софии, каппадокийца Маврикия, храброго мужа, на царство и передал ему свою, явившуюся в королевских одеяниях, дочь со словами: «Да будет тебе с этой девушкой передано мое царство, правь им счастливо и никогда не забывай радоваться правде и справедливости». И промолвив это, ушел он из этой жизни на тот свет и оставил в народе глубокую печаль о его смерти. Ибо был он муж великой доброты, щедрый в подаяниях, справедливый в судебных приговорах, умеренный в наказаниях, никого не презиравший, объявший всех своей доброй волей, всех любивший и любимый всеми. По его смерти Маврикий, облаченный в пурпурную мантию и с диадемой на голове, показался на ипподроме: всеобщее ликование встретило его, он раздавал народу значительные подарки и был первым из греческого рода, кто вступил на престол.]
16. Лангобарды, управляемые в течение десять лет герцогами, поставили, по общему решению, своим королем Автари, сына вышеупомянутого короля Клефа[91]. За его достоинства, они дали ему прозвище Флавия[92]. Это прозвище счастливо удерживалось с того времени всеми лангобардскими королями. В то же время, по случаю восстановления королевства, все тогдашние герцоги уступили половину своего имущества на покрытие королевских расходов, чтобы король мог на это содержать свою свиту и всех, кто служил ему в различных должностях. Порабощенные же народы были разделены между лангобардскими пришельцами[93]. Это было поистине удивительно в королевстве лангобардов: в нем не было никакого насилия, не замышлялся никакой тайный заговор, никого несправедливым образом не принуждали к повинности, никого не грабили; не было ни воровства, ни грабежей, и каждый мог спокойно и без страха идти, куда ему угодно.
[17. В это время император Маврикий послал с посольством королю франков Хильдеперту 50 000 золотых, в ответ на что тот должен был со своим войском обрушиться на лангобардов и изгнать их из Италии. Хильдеперт ворвался с бесчисленным множеством франков в Италию, лангобарды же запершись в городах, выслали посланцев с дарами к Хильдеперту и заключили с ним мир. Когда он вернулся в Галлию, император Маврикий, в ответ на сообщение о том что он [Хильдеперт] замирился с лангобардами, потребовал деньги, которые он дал тому для причинения ущерба лангобардам, назад. Хильдеперт же, в сознании своей силы, даже не ответил на это.
18. Затем король Автари прибыл пред город Брексилл[94], лежащий на берегу Пада и осаждал его; дело в том что туда бежал от лангобардов герцог Дроктульф, будучи разбитым на стороне императора, и вместе со своими солдатам храбро сопротивлялся войску лангобардов. Он происходил из народа свевов или аламаннов, вырос среди лангобардов и, ибо имел выдающееся телосложение, получил почетный титул герцога. Но, как только ему представилась возможность отомстить за свою неволю, он восстал против лангобардов. Те должны были вести тяжкую борьбу против него, в конце концов они победили его вместе с его помощниками и оттеснили его в Равенну. Брексилл был захвачен и его стены сравнены с землей. Затем король Автари заключил с патрикием Смарагдом, тогда начальствовавшим в Равенне, мир на три года.
19. С помощью названного Дроктульфа гарнизон Равенны часто сражался против лангобардов и с помощью флота который они построили при его [Дроктульфа] участии, вытеснили лангобардов из города Классиса. Скончавшись, он был с почетом похоронен пред церковью святого мученика Виталия и ему была поставлена прославляющая надгробная надпись.
20. После папы Бенедикта был без разрешения императора выбран Пелагий, ибо лангобарды кольцом осаждали Рим, так что никто не мог выйти из города. Этот Пелагий направил епископу Элии из Аквилеи, не желавшему признавать три положения Халкедонского собора[95], замечательное письмо, которое составил святой Григорий, бывший тогда еще диаконом.
21. В это время Хильдеперт, король франков, вел войну с испанцами и победил их в одном сражении. Поводом для этой войны было следующее: король Хильдеперт дал свою сестру Ингунду в жены Херминигильду, сыну короля Леовигильда Испанского. Этот же Херминигильд, проповедями епископа Леандра Гиспалийского[96] и увещеваниями своей супруги, перешел из арианской ереси, в которой пребывал его отец, в католическую веру. Поэтому безбожный отец приказал казнить его на святую пасху секирой. Ингунда, после мученической смерти своего супруга, хотела бежать из Испании, но по пути в Галлию попала в руки солдат стоявших на сторожевом посту против испанских готов, была, вместе с маленьким сыном, схвачена ими и увезена на Сицилию, где закончила свою жизнь; ее же сын был послан к императору Маврикию в Константинополь.
22. Император Маврикий сызнова послал посланцев к Хильдеперту и склонил его ввести войско в Италию против лангобардов. Хильдеберт, думая, что его сестра Ингунда еще живет в Константинополе удовлетворил желание посланцев Маврикия, дабы получить сестру обратно, и приказал франкскому войску выступить против лангобардов. Но, когда лангобарды противостали им, франки и аламанны вступили в споры между собой и не добившись никакой выгоды вернулись домой.]
23. В это время случилось наводнение в областях Венеции, Лигурии и в других частях Италии, какого, говорят, не было со времени Ноя. Погибло много имущества, загородных домов, а также людей и животных. Улицы были разрушены, дороги размыты, и река Атезис[97] так тогда разлилась, что в базилике св. мученикам Зенона, которая находилась вне стен города Вероны, вода достигла верхних окон; впрочем св. Григорий[98], впоследствии папа, писал, что во внутренность базилики вода не проникла совсем. Также стены того же города Вероны частично были разрушены наводнением. Случилось же это наводнение в шестнадцатый день до ноябрьских календ[99]; при этом сверкала молния и раздавались такие сильные удары грома, какие не часто случается видеть и в летнее время. Спустя два месяца пожаром была выжжена большая часть этого же города Вероны.
24. Во время того наводнения воды реки Тибра, в Риме, также поднялись выше стен города и залили в нем большую часть кварталов. Тогда же появился в русле реки дракон удивительной величины, сопровождаемый множеством змей, который и уплыл в море. Вскоре за этим наводнением последовала тяжкая моровая язва, которую называют inguinaria[100]. Она произвела в народе такое опустошение, что из бесчисленного множества остались в живых лишь немногие. [Первым она поразила достопочтенного папу Пелагия и как только прибрала его, распространилась по остальному населению.
В этой великой нужде всеми был единодушно выбран папой святой Григорий, бывший тогда левитом[101]. Когда по его распоряжению служилась семичастная литания, на протяжении одного часа восемьдесят из присутствовавших, моливших бога, пали неожиданно на пол и отдали богу душу. Название же семичастной литании происходит оттого, что все население города был разделен святым Григорием на семь частей, дабы так молить бога. К первому хору принадлежало все духовенство, ко второму – все аббаты с их монахами, к третьему – аббатисы с их монашками, к четвертому – все дети, к пятому – все мужчины не духовного звания, к шестому – все вдовы, к седьмому – все замужние женщины. Я воздержусь от того чтобы сказать большее о святом Григории, так как с Божьей помощью несколько лет назад составил его жизнеописание и все что потребно было сказать, описал согласно моим слабым силам.
25. В это время святой Григорий послал Августина, Меллита и Иоанна со многими другими богобоязненными монахами в Британию и посредством их проповедей обратил англов в христианство.
26. В эти дни умер Элия, патриарх Аквилейский, управлявший в своей должности пятнадцать лет, и Север в качестве его наследника принял управление церковью. Патриций Смарагд, прибывший из Равенны в Градо, лично вытащил его из церкви и вместе с тремя другими истрийскими епископами, Иоанном Парентийским, Севером[102] и Виндемием, тогда еще бывшим Антонием, убеленным летами патроном церкви, силой увел в Равенну. Он грозил им изгнанием, чинил им насилие и принудил их этим, присоединиться к епископу Иоанну Равеннскому, который проклял три положения[103] и во время папы Вигилия отпал от римской церкви. По прошествии же года они вернулись из Равенны на Градо. Но ни народ не хотел с ними иметь дела, ни другие епископы не признали их. Патрикий Смарагд был в качестве праведной кары поражен злым духом и вернулся, поставив патрикия Романа своим преемником, обратно в Константинополь. Затем в Мариане[104] собрался собор из десяти епископов, на котором вновь был признан Север, патриарх Аквилейский, после того как он предъявил письмо, в котором признавал ошибочным то, что [он] в Равенне присоединился к тем, что прокляли три [халкедонских] положения. Имена же епископов, не участвовавших в той схизме следующие: Петр Альтинский, Клариссим[105], Ингенуин Сабионский, Агнелл Триентский, Юниор Веронский, Хоронций из Виценции, Агнелл Акилский, Лаврентий Беллунский, Максенций Юлийский, Адриан из Полы. На стороне же патриарха стояли епископы Север, Иоанн Парентийский, Патрикий, Виндемий и Иоанн.
27. В это время король Автари послал войско в Истрию и поставил его начальником герцога Эвина Триентского. Этот заключил, опустошив страну огнем и мечом, мир на один год и привез королю много денег. Другое лангобардское войско осаждало малого военачальника Франкио на острове Комацина[106], бывшего здесь еще со времени Нарсеса и державшегося уже двадцать лет подряд. После шестимесячной осады Франкио сдал остров лангобардам, сам он получил согласно своему желанию, от короля право свободного выхода со своей женой и имуществом и ушел в Равенну. На острове нашли огромные богатства, сокрытые здесь некоторыми городами.]
28. Между тем король Флавий Автари отправил послов к королю франков Хильдеперту и просил у него руки его сестры. Хотя Хильдеперт, приняв богатые подарки от послов лангобардских, обещал выдать сестру за их короля, но когда явились послы готов из Испании и он услышал, что народ готов перешел в католичество[107], то обещал уже свою сестру готскому королю.
29. В то же время Хильдеперт отправил послов к императору Маврикию[108] и велел ему передать, что он теперь предпримет войну против лангобардов, чего прежде он не сделал[109], с тем, чтобы по его совету изгнать их из Италии. И он без промедления отправил свое войско в Италию для подчинения лангобардов. Но король Автари вместе с лангобардами быстро выступает ему навстречу и мужественно сражается за свою свободу. В этом сражении лангобарды одерживают победу. А франки потерпели жестокое поражение: некоторые из них попали в плен, очень многие бежали и едва добрались до отечества. Войско франков понесло здесь такой урон, какого нигде больше не помнят. Поистине удивительно, что Секунд[110], который много писал о деяниях лангобардов, обошел молчанием такую их победу, тогда как мой рассказ о поражении франков приводится в их Истории[111] чуть ли не в тех же самых выражениях.
30. После этого король Флавий Автари отправил послов в Баварию просить себе в жены дочь короля Гарибальда. И он, приняв их благосклонно, обещал выдать дочь свою Теоделинду за Автари. Когда послы, по возвращении, известили об этом Автари, то он, желая собственными глазами увидеть свою невесту, пригласил немногих, но надежных лангобардов, и, назначив одного из них, наиболее ему преданного, будто бы главным над ними, без промедления отправился вместе с ними в Баварию. Когда они по посольскому обычаю были представлены королю Гарибальду, и тот, кого Автари поставил главой посольства, произнес, после приветственных слов, речь, то Автари, никем не узнанный, приблизился к королю Гарибальду и сказал: «Мой господин, король Автари направил меня к Вам, собственно, затем, чтобы я, посмотрев Вашу дочь, его невесту и нашу будущую госпожу, мог вернее рассказать ему о ее красоте». Услышав это, король приказал позвать свою дочь. Автари молча разглядывал ее и, так как была она очень красива и ему во всех отношениях очень нравилась, сказал королю: «Видя такую красоту Вашей дочери, мы желаем, чтобы она как достойная сделалась нашей королевой, а прежде мы хотели бы, если это будет угодно Вашему Величеству, выпить кубок вина из ее рук, как впоследствии она должна будет это делать для нас». Когда король дал согласие на то, чтобы она это сделала, она, взяв кубок вина, поднесла его сначала тому, кто, казалось, был старшим послом. Потом, когда она предложила кубок Автари, не подозревая, что это был ее жених, он, выпив вино и возвратив кубок, незаметно для всех коснулся ее руки пальцем и провел правой рукой по ее лицу ото лба к носу. Красная от смущения, рассказала Теоделинда об этом своей кормилице. Кормилица ответила ей: «Не будь этот человек королем и твоим женихом, не осмелился бы он ни в коем случае коснуться тебя. Впрочем, давай помолчим, чтобы не узнал об этом твой отец; потому что в самом деле это человек, который достоин править королевством и жениться на тебе». А был в ту пору Автари юношей в цветущем возрасте, стройный, с белокурыми волосами и весьма красивой наружности. Вскоре после этого, получив от короля провожатых, они отправились обратно в отечество и быстро прошли по земле нориков. Провинция же нориков, которую населяет племя баваров, граничит с востока с Паннонией, с запада со Швабией, с юга с Италией, а на севере омывается Дунаем. И вот когда Автари, все еще сопровождаемый баварами, приблизился к границам Италии, привстал он, насколько мог, на своем коне и изо всех сил вонзил секиру, которую держал в руке, в ближайшее дерево; оставив ее там вонзенной, он промолвил: «Вот так обыкновенно поражает Автари». Когда он это сказал, сопровождавшие его бавары поняли, что это и был сам король Автари. Спустя немного времени, когда из-за нашествия франков король Гарибальд оказался в бедственном положении, дочь его со своим братом, Гундоальдом, бежала в Италию и дала знать Автари, что она прибыла к своему жениху. Он тотчас же отправился к ней навстречу, чтобы пышно отпраздновать свадьбу, на поле Сардис, выше Вероны, и женился на ней при всеобщем веселье в майские иды[112]. Был там, между прочими лангобардскими герцогами, Агилульф[113], герцог Туринский. Во время разразившейся в этом месте грозы было поражено ударом молнии, сопровождаемой сильным раскатом грома, дерево на королевском дворе; тогда один юноша из свиты Агилульфа, который был гадателем и дьявольским искусством постигал то, что предвещал в будущем удар молнии, сказал украдкой Агилульфу, когда тот по естественной надобности отошел в сторону: «Эта женщина, на которой женился теперь наш король, в скором времени станет твоей женой». Услышав это, Агилульф пригрозил, что снимет с него голову, если он хоть заикнется кому-нибудь об этом. Но тот возразил: «Убить меня, конечно, можно, но ведь неминуемо то, что эта женщина пришла в нашу страну, чтобы сочетаться с тобой браком». Впоследствии все так и случилось. [В то же время неизвестно по какой причине был убит в Вероне Ансул, родственник короля Автари.
31. Когда Гриппо, посланник Хильдеперта, короля франков, вернулся из Константинополя и сообщил королю насколько почетно он был принят императором Маврикием, и как император, согласно воле короля Хильдеперта, пообещал дать возмещение за оскорбление, перенесенное тем [Хильдепертом] у Карфагена, Хильдеперт немедленно снова[114] ввел войско франков с двадцатью герцогами в Италию, для покорения лангобардского народа; из этих герцогов наиважнейшими были Аудуальд, Оло и Гедин. Оло, неосмотрительно приблизившийся к замку Билито[115], упал, пораженный дротиком ниже грудного панциря и умер. На остальных франков, выдвинувшихся для грабежа, напали лангобарды и перебили их, рассеявшихся по разным местам. Аудуальд же и шесть других франкских герцогов дошли до Милана и на некотором расстоянии от города разбили лагерь. Здесь к ним прибыли послы императора с известием, [что] для их поддержки приготовлено войско и молвили «Через три дня мы появимся вместе с ним и знаком этого должно быть следующее: как только вы увидите что дома того имения, что стоит там на горе, горят, знайте, что мы приближаемся с обещанным войском». Герцоги франков ждали, согласно договоренности, шесть дней, но не узрели ничего из обещанного императорскими посланцами. Гедин же с тринадцатью герцогами двигался по левой стороне Италии, взял пять замков и принял от местного населения присягу верности. Вплоть до Вероны дошло войско франков; большинство замков сдались без сопротивления, поверив клятвенным заверениям, что с ними не случится ничего дурного. Имена же замков, что были разрушены в стране тридентинов, таковы: Тезана, Малетум, Сермиана, Аппианум, Фагитана, Цимбра, Витианум, Брентоникум, Воланес, Эннемазе, два в Алсуке и один в Вероне. И после того, как все эти замки были разрушены, все их жители были уведены в полон. Замок Ферруга смог откупиться посредством вмешательства епископов Ингенуина Сабионского и Агнелла Триентского и должно было заплатить за голову мужчины – один солид, всего же – шестьсот солидов. В это время в войске франков разыгрался, ибо было лето, из-за непривычной давящей жары, страшный понос, отчего многие умерли; и проведя три месяца в Италии и ничего не совершив, и не имея сил ни отмстить врагам, запершимся в крепчайших местах ни также-достать короля, которому желали отомстить и каковой держался за стенами Тицина, и так войско, ослабленное непривычным климатом и голодом, решило вернуться домой. Таким образом они отошли, и все-же и постиг такой голод, что они давали свои собственные одежды, и даже – оружие, дабы купить еду, пока не достигли своей страны.]
32. Полагают, что к этому же времени[116] относится событие, рассказываемое из жизни короля Автари. По преданию, в это самое время, король через Сполето дошел до Беневента, занял эту область и достиг даже Регия, крайнего города Италии, соседнего с Сицилией. Там-то, среди морских волн, высится, говорят, столб. Автари подъехал к нему на коне, коснулся его острием своего копья и сказал: «До этого места должны простираться границы лангобардов». Этот столб, говорят, стоит там и до сегодняшнего дня и называется колонной Автари.
[33. Первый же лангобардский герцог в Беневенте звался Зотто и правил там двадцать лет подряд.]
34. Между тем король Автари отправил послов с мирными предложениями к королю франков, Гунтрамну, дяде короля Хильдеперта. Послы были приняты им благосклонно, но отправлены затем к Хильдеперту, сыну его брата, с тем, чтобы и тот присоединился к договору и тем самым укрепил мир с лангобардами. А был этот Гунтрамн, о котором я говорю, самым миролюбивым королем и во всем самым благонамеренным человеком. Один весьма удивительный случай из его жизни хочется мне вкратце вставить здесь в мою историю, тем более, что, как мне известно, в истории франков[117] о нем совсем не упоминается. Случилось ему однажды быть в лесу на охоте, и, как это обыкновенно бывает, его спутники разбежались в разные стороны, а сам он остался только с одним самым верным ему человеком; тут стал одолевать его сильный сон и он, склонив голову на колени своего спутника, крепко заснул. И вот выползло из его рта маленькое существо, вроде ящерицы, и стало пытаться переползти узкий ручей, протекавший поблизости. Тогда тот, на коленях которого отдыхал король, вынув свой меч из ножен, протянул его над ручьем, и по нему эта ящерица, о которой я говорю, перебралась на другую сторону. Потом она заползла в какую-то неглубокую щель в горе и, спустя некоторое время, выползла оттуда, перешла по мечу через упомянутый ручей и опять скользнула в рот Гунтрамну, откуда вышла. Гунтрамн, проснувшись, рассказал, что он видел чудесное видение. Он говорил, что привиделось ему во сне, будто перешел он по железному мосту реку и, взобравшись на какую-то гору, нашел там огромную кучу золота. Тот же, у кого на коленях лежала голова спящего короля, в свою очередь рассказал ему по порядку, что он видел. Короче говоря, то место было прорыто и были найдены там несметные сокровища, положенные туда еще в древние времена. Впоследствии король приказал из этого золота отлить кубок[118], необыкновенной величины и тяжеловесный, и, украсив его множеством драгоценных камней, намеревался отправить его в Иерусалим к гробу Господню. Но когда ему не удалось исполнить этого, приказал он поставить его над гробницей св. мученика Марцелла, похороненного в Кабаллоне[119](где была резиденция короля); там она находится и до сего дня. Нигде нет ни одной вещи, сделанной из золота, которая могла бы с ней сравниться. Но коснувшись мимоходом этого достойного упоминания случая, я возвращаюсь к своему рассказу.
35. В то время как послы короля Автари оставались во Франции, король Автари умер, как говорят, от яда, который принял, в сентябрьские ноны[120], в городе Тицине, после 6 лет правления. Тотчас лангобарды отправили посольство к Хильдеперту, королю франков, с тем, чтобы оно известило его о смерти короля Автари, и просило у него мира[121]. Хильдеперт же, услышав об этом, принял послов и даже обещал сохранить мир на будущее. Спустя несколько дней он отпустил упомянутых послов с этим обещанием. А королеве Теоделинде, которую лангобарды очень любили, было позволено сохранить королевское достоинство; ей посоветовали выбрать себе из всех лангобардов мужа, какого она сама пожелает, лишь бы у него было достаточно сил для управления государством. И она, посоветовавшись с разумными людьми, выбрала себе в мужья, а лангобардам в короли, Агилульфа, герцога Туринского. Был этот Агилульф доблестным и воинственным человеком, способным принять бразды правления, как по своей телесной, так и духовной силе. Королева немедленно пригласила его к себе и сама вышла ему навстречу до города Лаумелла[122]. Когда он явился к ней, она после нескольких слов, приказала подать ей кубок с вином и, первая отпив из него, поднесла остальное Агилульфу. Он, взяв кубок, почтительно поцеловал руку королеве, а она, улыбнувшись, с краской на лице, заметила: «Тому, кто может поцеловать меня в уста, не следует целовать мне руки». Затем она, предложив ему встать и поцеловать ее, объявила о свадьбе и о возведении его в королевское достоинство. Что дальше? Свадьбу отпраздновали с большим ликованием, и Агилульф, бывший родственником короля Автари по матери, принял на себя в начале ноября королевский титул. Но на престол его возвели только в мае месяце, на всеобщем собрании лангобардов в городе Милане.