Глава 1. Страницы истории

Распространение христианства, признание его государственной религией в Римской империи, а затем в других государствах как европейского, так и азиатского континентов внесло в жизнь верующих благоговейное отношение перед восточными святынями, перед теми местами, за которыми закрепилось одно название – Святая земля. А следует сказать, что практически все жители Европы стали ревностными верующими христианами. Для них Святая земля становилась не каким-то неведомым местом, не «землей незнаемой», – под этим именем фигурировала территория Ближнего Востока, Палестина, те земли, где жил, проповедовал, творил чудеса и был распят на кресте Христос.

Особое почитание этих мест старательно культивировалось, и уже в III–IV вв. верующие начинают совершать паломничества в эту далекую землю, откуда начинают привозить в Византию, а впоследствии и в Европу святыни, частички мощей, даже куски земли из этих мест.

Как писал Филипп Шафф в своей книге «История христианской Церкви» (глава VIII, §§ 87, 88): «Первые признаки поклонения мощам известны уже во II веке, в Антиохийской Церкви, где кости епископа и мученика Игнатия (умер в 107 г.) сохранялись как бесценное сокровище; и в Смирне, где наполовину сожжённые кости Поликарпа (умер в 167 г.) считались более ценными, чем драгоценные камни и золото высшей пробы». Автор «Апостольской Конституции» (6-я книга, относящаяся к концу III в.) призывает почитать мощи святых, которые находятся вместе с Богом живых, а не мёртвых, приводя такие примеры, как чудо оживления костей Елисея, почитание Иосифом останков Иакова, перенесение костей Иосифа в Землю обетованную Моисеем и Иисусом Навином. Евсевий утверждает, что епископский престол Иакова Иерусалимского сохранился до его времени, почитаясь, как святыня[10].

Для паломников начинают создавать своеобразные путеводители. Один из самых ранних и знаменитых был Бордоский итенерарий. Он содержит описание путешествия из Бордо (Бурдигалы) до Иерусалима по святым местам, которое было совершено в 333 г. Историкам известен «Свод сведений об Иерусалиме», составленный в V–VI вв., «О положении Святой земли» («De situ Terrae Sanctae») Феодосия и приписываемый Антонину из Плаценции. Этот итенерарий представляет описание паломничества в Иерусалим, совершенного около 570 г. Особое место занимает итенерарий Эгерии. Такие итенерарии представляют собой важный документ для изучения ментальности населения того времени и паломнического движения вообще, а также содержат ценнейшие сведения по географии, топографии и археологии Палестины.

Но далеко не все просто было в судьбах многочисленных паломников, их поджидали опасности по всему пути, а начавшееся вскоре арабское нашествие все равно не остановило пыл верующих, а лишь раззадорило многих из них. Желание любым путем попасть в Иерусалим стало еще сильнее, популярность паломничества только возросла. И тут на помощь пилигримам пришли воины.

Западной христианской Церкви было вовсе не чуждо взятое из Ветхого Завета крылатое выражение «Жизнь человека есть борьба». В переводе Священного Писания на латинский язык, сделанном в III в. н. э. (так называемой «Вульгате»), слово «борьба» переведено на латинский язык словом «милиция» («militia»). Это слово в его латинском значении не имеет ничего общего с аналогичным по звучанию современным русским словом «милиция» и никак не связано с какой-либо правоохранительной деятельностью. Русское слово, несомненно, имеет латинское происхождение и родственно связано с оригиналом, но сегодня это два разных существительных с совершенно разным смыслом. Итак, латинское «militia» происходит от слова «miles», что в VIII–IX вв. означало тяжеловооруженного воина. В Средние века этим словом стали называть рыцарей, которые также участвовали в военных походах и сражениях как свободные воины, добровольцы, участники ополчения, в отличие от рекрутированных подневольных крестьян и регулярных наемных войск. В буквальном смысле слово «miles» означало «рать», «воинство», «ополчение». Таким образом, главное в этом понятии – это принцип добровольности участия[11].

В конце IX – начале X в., во время наступившей анархии феодальной власти в Каролингской империи (она существовала на территории нынешней Франции), реальная власть из рук королей, графов и герцогов переходит к шателенам, которые жили в замках в окружении воинов-рыцарей. Они-то и становятся оплотом порядка, к ним обращаются простые люди и церковь с просьбой о защите. Происходит быстрое укрепление их власти. С этого времени за рыцарями закрепляется только военная функция. Шателены со своими «milites» сосредоточивают судебную и военную власть, налогооблажение в своих руках. И хотя, как считают историки, эти процессы были характерны для Франции, но и на территории всей Священной Римской империи германской нации происходят подобные явления. «Milites» выполняют вассальную службу в пользу сюзерена и принимают участие в господстве над местным населением. Уже в каролингскую эпоху появляется специальный обряд опоясывания мечом, который позднее трансформировался в обряд посвящения в рыцари, сохранившийся до сих пор. Этот обряд был исполнен особого смысла, суть которого заключалась в том, что с возложением на человека меча на него возлагалось обязательство творить справедливость, защищать церковь и народ.

Жан Флори, занимаясь проблемой идеологии средневекового дворянства, сделал несколько интересных выводов, которые относятся непосредственно к сути нашего исследования. Анализируя слова, обозначающие самоназвание рыцарей, он отметил, что еще с начала крестовых походов как к «мирским» солдатам, так и к крестоносцам стало применяться для их обозначения слово «militia». Правда, уже в XI–XII вв. оно стало употребляться и к членам военных орденов – госпитальерам и тамплиерам, и даже к монахам и епископам, которые часто именовались «milites Dei» или «milites Christi» («Божьи воины» или «воины Христа»). Даже когда просто называли словом «milites», все понимали, о чем и о ком идет речь[12].

Как считает С.И. Лучицкая, уже с конца XI в. начинается процесс слияния рыцарства со знатью, его социального и идеологического возвышения, в котором немалую роль сыграла церковь. Интересно, что в документах 1032 г. слово «miles» стало обозначать особый титул аристократов, который вытесняет все другие устные формы, выражавшие социальное превосходство, а к концу XI в., например, словом «miles» обозначают аристократов Макона, семейную группу[13]. Это лишь краткий очерк происхождения слова «milites», который крайне необходим для правильного понимания его значения. Ведь из-за незнания этих фактов произошла позднейшая ошибка, столь часто встречающаяся в наши дни.

В современном английском названии Суверенного Мальтийского ордена: The Sovereign Military Hospitaller Order of Saint John of Jerusalem of Rhodes and of Malta, слово «Military» ошибочно переводят как «военный». В то время как правильно его надо переводить как «рыцарский». Именно так он переводится, например, на немецкий язык: «Der Souveräne Malteser-Ritter-Order». На самом же деле правильный перевод будет таким: «Суверенный Рыцарский орден госпитальеров святого Иоанна, что в Иерусалиме, Родоса и Мальты».

Однако первые христиане вели «духовную брань» и бились исключительно «духовным мечом», ибо руки их были нередко в оковах. Но вели они хоть и духовную, но все же брань, и, видимо, потому св. Бенедикт Нурсийский, основатель западноевропейского монашества, назвал в 543 г. монастырскую жизнь «духовной ратной (т. е. военной) службой», а монахов, оставляющих мир и все, что в миру, ради Господа, – «ратью Христовой» или «Христовым воинством» («militia Christi»).

Известный русский историк и философ Л.П. Карсавин в своей книге, посвященной истории христианского монашества, писал: «Братство стремящихся к Богу, представляется св. Бенедикту в виде военного отряда. Поэтому и деятельность монаха выражается словом militare – “служить”; и устав не что иное, как lex, sub quia militare vis – закон нерушимый и непреложный, как непреложен закон воинской дисциплины. Святой устав содержит все нужное для воина Господня; это – “устав-наставник”. И само послушание – дисциплина монастыря – и неограниченная власть аббата превращают братство в воинство Христово»[14]. Итак, образ христианина как воина Божия присутствует в Церкви с самого момента ее основания и является неотъемлемой частью христианской традиции.

Это лишь краткий очерк происхождения слова «milites», который крайне необходим для правильного понимания его значения. Ведь из-за незнания этих фактов произошла позднейшая ошибка, столь часто встречающаяся в наши дни.

В современном английском названии Суверенного Мальтийского ордена: The Sovereign Military Hospitaller Order of Saint John of Jerusalem of Rhodes and of Malta, слово «Military» ошибочно переводят как «военный». В то время как правильно его надо переводить как «рыцарский». Именно так он переводится, например, на немецкий язык: «Der Souveräne Malteser-Ritter-Order». Правильный перевод будет таким: «Суверенный Рыцарский орден госпитальеров святого Иоанна, что в Иерусалиме, Родоса и Мальты».

Следует сказать, что «мальтийскими», рыцари ордена святого Иоанна Иерусалимского стали называться лишь со времени их появления на острове Мальта. Пребывание это длилось недолго – всего 268 лет из 750 лет его тогдашнего существования. На протяжении своей девяти вековой истории Орден не раз вынужден был менять свое местонахождение, и рыцари часто именовались по географическому признаку.

Вначале они были «рыцари-госпитальеры», затем прибавилось «рыцари-иоанниты», с 1291 г. они стали еще и «рыцари Кипра», с 1306 г. «рыцари Родоса», а когда получили в 1530 г. во владение от императора Священной Римской империи Германской нации Карла V острова́ Мальта, Гоцо и Комино и город Триполи на севере Африки, стали «рыцарями Мальты». Впрочем, и позднее Орден продолжали именовать «орденом иоаннитов», «орденом госпитальеров» или «Орденом святого Иоанна Иерусалимского».

* * *

В специальной монографии профессора университета штата Мэриленд (США) Гаррисона Смита и писателя-историка Джозефа Е. Сторейса история возникновения Ордена госпитальеров сведена к фразе: «Истоки Ордена св. Иоанна Иерусалимского не вполне ясны»[15]. Им вторит и такой известный специалист, как профессор современной истории из Оксфорда Генри Сир, уделивший менее двух страниц этим историческим фактам[16].

Мы не знаем имен настоятелей этого монастыря и тех, кто руководил госпиталем при нем ни в VII, ни VIII, ни IX, ни даже X в. История сохранила только имя человека, который возглавил братство странноприимников во второй половине XI в., его звали Герард[17] де Торн.

Его считают первым главой Ордена госпитальеров, и о нем мало что известно. Все сведения, приводимые историками, носят легендарный характер. Он был причислен Католической церковью к лику блаженных. Он особо почитается Мальтийским орденом как собственный святой, о нем, наряду с одиннадцатью другими канонизированными членами Ордена госпитальеров, составлено небольшое житие, ему написана молитва[18].

Известно, что, проживая в Иерусалиме под властью мусульман, глава братства госпитальеров находился в весьма затруднительном положении. Главная задача, с которой Герарду удалось-таки справиться, заключалась в сохранении монастыря и своего госпиталя. Но ему приходилось еще постоянно восстанавливать работоспособную часть своего братства, а это было совсем не просто. Существовало немало препятствий со стороны мусульманских городских властей по вовлечению в ряды госпитальеров новых послушников, которые давали бы клятву «бедных братьев госпиталя святого Иоанна»: «служить рабами и слугами своим господам и повелителям, каковыми являются все слабые и больные». Они не могли исполнять во всей полноте свой обет, поскольку с одной стороны было вмешательство мусульманских правителей, установивших немало запретов христианам, а с другой – невозможность новым лицам христианского вероисповедания, из числа паломников, не проживавших в городе, оставаться в Иерусалиме даже на ночь.

* * *

События в Палестине, возрождение братства при госпитале, деятельность Герарда проходили при знаменитом Византийском патриархе Михаиле Керулларии (1043–1058 гг.) в царствование императора Константина IX Мономаха. Рядом с домом для паломников (госпиталем) вскоре появилась церковь, освященная в честь святой Девы Марии. Вероятнее всего, эта церковь была восстановлена на месте, где в прошлом был храм во имя Богородицы. День рождества святого Иоанна Крестителя становится у насельников монастыря особо чтимым праздником, и именно этого святого они избирают себе в покровители. Вот почему спустя несколько веков за госпитальерами закрепляется еще одно имя – «иоанниты».

Однако госпитальеров было в то время в Иерусалиме слишком мало, и занимались они исключительно делами своего лечебного заведения. В те годы у руководителя братства госпитальеров были более важные задачи. Он был занят вовлечением в свои ряды новых послушников, которые приняли бы на себя монашеские обеты безбрачия, нестяжания и послушания, дали бы клятву «бедных братьев госпиталя святого Иоанна»: «служить рабами и слугами своим господам и повелителям, каковыми являются все слабые и больные».

Вскоре госпитали при храмах, подобные иерусалимскому, стали открываться и в других городах Палестины, а затем и Европы, особенно в средиземноморских портах, где происходило скопление большого количества паломников.

Все это время, вплоть до взятия Иерусалима войсками первого Крестового похода, странноприимное братство при иерусалимском госпитале св. Иоанна Крестителя подчинялось греческому патриарху Иерусалима.

* * *

Как ни отрезаны, на первый взгляд, одна географическая территория от другой, далекие восточные земли и Европа, но в мировой истории все оказывается взаимосвязанным. Если на Востоке шла исламизация, то на Западе – христианизация населения. В это время в Европе шла активная борьба между германским императором и римской аристократией. И в этой борьбе папский престол стал местом раздора. Папы сменялись один за другим; нередко выбранный одними представителями сменялся еще при жизни силой более властного покровителя. В теснейшем союзе с церковью осуществлялось верховенство Германско-римской империи, которая позже превратится в «Священную Римскую империю германской нации» (Heiliges Romisches Reich Deuscher Nation). Как метко заметил Л. Ранке: «Немцев также завоевывали, обращая их в христианство»[19].

В это время на Западе в течение всего XI в. идет активная борьба за место первосвященника в Риме. Эпоха классического христианского религиозного сознания приближалась к своему апогею. Власть и авторитет папства укреплялись от папы к папе. Но в это же время осложняются отношения между Константинопольским патриархом и папой римским. Уже с 1009 г. имя нового папы не включается в диптих и его не поминают при богослужении. Начало раздора было положено прибавлением при чтении Символа веры Filioque[20].

В середине XI в. во главе римской церкви стоял ряд немецких пап, пользовавшихся доверием императора и проводивших весьма умеренную церковную реформу. С приходом в 1049 г. папы Льва IX, все резко меняется. Новый папа собирает вокруг себя духовных руководителей движения за церковную реформу в Европе. Будучи выходцем из семьи эльзасских графов, Лев IX привлек лиц из своего лотарингского окружения, часть из них станет впоследствии новыми папами. В понтификат Льва IX произошел окончательный разрыв с восточной церковью, о чем мы скажем более подробно в специальной главе.

При папе Григории VII (1073–1085 гг.) Гильдебранде процесс укрепления папской власти вступил в свою решающую фазу. Григорий, бывший монах бургундского Клюнийского монастыря, центра реформ, призванный еще папой Львом IX (1049–1054 гг.) в Рим, ставший кардиналом-диаконом, после своего восшествия на папский престол, стремился к осуществлению идеи Царства Божия на земле под руководством папы. Он требует ото всех духовных и светских властей безусловного подчинения папе как наместнику Христа на земле. Его целью было устроение христианского сообщества таким образом, чтобы руководство им осуществляла только папская власть.

Итак, на папский престол воссел Григорий VII – человек, который в течение 20 лет, находясь рядом со своими предшественниками, подготавливал дело обновления всей Западной церкви, которое по его папскому имени получило название григорианской реформы. На синоде, созванном в Риме в 1074 г., Григорий VII перечислил суровые наказания для духовенства за нарушение целибата, а также за продажу и покупку церковных должностей (симонию). Верующим было запрещено принимать причастие от женатых либо корыстолюбивых священников. Реализацию этих решений папа доверил легатам, разосланным по всей Европе. Они призваны были выполнять функции связных между папой и епископами, которых Григорий VII считал лишь исполнителями своей воли. Постановления синода были с недовольством встречены духовенством западного христианства. Весной 1075 г. Григорий VII сформулировал свою программу в коротком, не предназначенном для широкого ознакомления документе, названном «Dictatus papae» («Диктат папы»). 27 пунктов не только провозглашали вселенскую юрисдикцию папы, его право созывать соборы и низлагать епископов, но, согласно этому документу «Бог возложил на папу сохранение божественного порядка на земле. Поэтому папа вправе выносить суждение неизменяемо и непогрешимо», даже если это касается правителей и князей. Отсюда выводилось право папы низлагать любых светских правителей или вновь давать им власть[21].

Позже Григорий VII сформулировал свою мысль следующим образом: «Апостольская (папская) власть подобна солнцу, а королевская власть – луне. Подобно тому как луна светит отраженным светом солнца, так императоры, короли и князья существуют лишь по воле папы, а папа – по воле Божией. А потому власть папского престола неизмеримо больше власти тронов. Король ниже папы, подчинен ему и обязан ему послушанием, ибо папа – наместник самого Бога по воле Божией, и все подчинено ему»[22].

Именно Григорию VII – умному и дальновидному политику, сумевшему подчинить своей власти не только европейское духовенство, но и государей, рыцарей и весь народ, пришла мысль о необходимости готовить поход в Святую землю.

Этим претензиям папы на абсолютную верховную духовную и светскую власть противостояли претензии королевской и императорской власти, носившей сакральный характер еще со времен Константина Великого. При этом римском императоре была разработана теория христианского государства. На первом, созванном по воле Константина, Никейском, так называемом Вселенском соборе была провозглашена идея о Римской империи как христианской державе и об императоре как носителе не только верховной светской, но и верховной духовной власти и наместнике Бога на земле. В этой идее коренятся истоки «Священной Римской империи германской нации». Ее владыки, императоры, как наследники и правопреемники владык христианской Римской империи, считали себя вправе требовать решающего голоса и в чисто религиозных вопросах, рассматриваемых духовенством в качестве своей безусловной прерогативы. Символически это выражалось в их елеопомазании, посвящении и возложении на них омофора при коронации как символа духовной власти. В этом своем качестве императоры совершали инвеституру имперских епископов и аббатов, вручая им перстень и посох.

Вследствие столкновения претензий пап и императоров Запада одновременно на верховную светскую и духовную власть между ними произошел конфликт всемирно-исторического значения – так называемый «спор об инвеституре». Своего пика этот конфликт достиг, когда папа Григорий VII был объявлен низложенным императором Генрихом IV на Вормском синоде в 1076 г. и, в свою очередь, отлучил императора от Церкви. Столкновения между папами и императорами продолжались на протяжении десятилетий, поэтому крестоносное движение, организованное по инициативе папы, первоначально не нашло большого отклика в германских землях. Император и вельможи его империи были всецело заняты внутренними распрями. Бесконечные волнения в собственной стране не позволяли им участвовать в походах в Святую землю.

Иначе повел себя король французский. Он охотно откликнулся на папский призыв, но не мог внести в крестоносное предприятие особо существенного вклада из-за ограниченности сил и средств, находившихся в его распоряжении. Территория тогдашних владений французских королей ограничивалась лишь центральной и северо-восточной Францией. Бургундия и Лотарингия входили в империю, а весь Запад сегодняшней Франции – во владения королей английских.

С наибольшим воодушевлением на призывы папского Рима откликнулись различные государства, основанные норманнами в Северной Франции, Англии, Ирландии, Южной Италии и на Сицилии.

Правда, на какое-то время борьба Григория VII с Генрихом IV, появление антипапы Климента III, вызванные притязаниями папы на верховенство не только церковной, но и светской власти, отодвинули воплощение в жизнь идеи крестового похода в Святую землю. Ситуация с римским первосвященником год от года становилась все сложнее. На одном папском престоле начинают появляться два, а иногда и три претендента – ставленники различных церквей и светских властей. Не признанного католической церковью римского первосвященника, стали называть антипапой. В далекую Палестину известия об этом приходили с большим опозданием.

Известны случаи, когда из Иерусалима обращались к одному папе, но когда документы приходили в Рим, то оказывалось, что такового на месте уже нет. Подобным примером служит следующий факт, связанный с госпитальерами. Так, в 1061 г., несмотря на противодействие германского двора, папой был избран другой кандидат, епископ Луккский Ансельм, принявший имя Александра II. Германское правительство поддержало кандидатуру епископа Кадалуса Пармского, принявшего имя Гонория II и ставшего антипапой, от которого отказались только в 1064 г.

В этой связи заслуживает внимание одна интересная подробность, приведенная И.К. Антошевским. В своей книге, посвященной ордену госпитальеров, он писал: «Жерар установил для всех братьев-монахов одинаковую черную, длинную одежду, с нашитым на ней белым восьмиконечным крестом, а также утвердил некоторые правила, одобренные папой Гонорием II»[23]. Таким образом, получается, что настоятель госпиталя св. Иоанна, обратившись к антипапе, по-видимому, хотел установить канонические связи с Римом. Отсюда выходит, что прибывший в Иерусалим Панталеоне был, скорее всего, сторонником прогерманской партии, поддерживавшей именно этого антипапу.

Тем временем на исторической сцене Востока появилось новое молодое государство, сменившее Аббасидский халифат, По мере того как арабская империя в XI в. пришла в окончательный упадок, «династия турок-сельджуков заполнила вакуум своей собственной империей, исламским государством, опиравшимся на традиции халифата Аббасидов и вобравшим в себя другие тюрко-мусульманские образования»[24]. Поражение и пленение в 1071 г. византийского императора Романа IV Диогена в битве при Манцикуерте открыло туркам границу в Малую Азию. Они напали на Иерусалим, изрубили гарнизон халифа. Многие граждане были убиты. Больница св. Иоанна была разграблена, но храм Гроба Господня остался цел «из-за корыстолюбия турок. Варвары не хотели лишиться богатой дани, получаемой от западных странников»[25].

В Европе к концу Х – началу XI в., в связи с формированием феодализма, все народы стали христианскими, и воевать между собой за новые владения стало антихристианским делом. Вот почему завоевания, связанные с христианской миссией, вынуждены были обратиться в сторону новых территорий. Основное направление виделось на востоке, в Палестине. Прежде всего потому, что эти места являлись колыбелью христианства, где находились величайшие святыни. Психология человека того времени была настолько наглядна и проста, что ни у кого не возникало вопросов, почему внимание всех обращено на Палестину. Все только и мечтали поклониться святыням и окончить свои дни в Святой земле. Многочисленные склепы в разрушенной кладбищенской церкви госпитальеров, сооруженной в конце XI – начале XII в., как пишет Дж. Райли-Смит, «до сих пор хранят кости этих благочестивых христиан»[26].

Изучая психологию латинской Церкви в XI–XII вв., Маркус Булл обратил внимание на отношение Церкви к насилию, которое было в то время распространенным явлением. За предшествующие почти десять столетий «Церковь унаследовала от римского права, Ветхого и Нового Заветов и ранних христианских отцов Церкви (особенно от блаженного Августина) систему понятий, в рамках которой возможно было анализировать случаи насилия и выносить оценочные суждения. Общепринятая точка зрения, восходящая к блаженному Августину и доведенная до совершенства в более поздние века, сводилась к тому, что о нравственной стороне поведения нельзя судить только по его событийному содержанию, вырванному из общего контекста; при оценке меры жестокости того или иного поступка принимали во внимание состояние духа совершившего его человека, преследуемые цели и правомочность действий лица или учреждения, по чьей воле или с чьего попущения этот поступок совершался»[27].

Данный постулат превратился в точку зрения всей Церкви и стал допускать идеологическую гибкость в суждениях. Церковь в полной мере могла принимать самое активное участие в военных действиях на разных фронтах, и особенно там, где латинское христианство вступало в прямой контакт с мусульманским миром. И папы поддерживали борьбу с мусульманами, «играя только пассивную роль в этом процессе, поддерживая его морально и занимаясь вопросами церковной организации на захваченных территориях»[28]. Новый папа Виктор III (1086–1087) попытался начать военную кампанию против мусульман в Палестине, но преждевременная смерть помешала этому. События на захваченных мусульманами европейских территориях в Испании и на Сицилии, где уже два века шло ожесточенное отвоевывание у мусульман прежних христианских территорий, был для всех живым примером. Эта религиозная война сама собой подготавляла почву для освобождения Святой земли, уже несколько столетий находившейся под властью мусульман. Нужен был лишь толчок. И он произошел.

Настоящим потрясением для всего христианского мира стала судьба крупнейшего паломничества XI в., проходившего под предводительством архиепископа Майнцского и епископов Бамбергского, Регенсбургского и Утрехтского, за которыми в Святую землю последовало от 7000 до 12 000 пилигримов. В соответствии с традицией, пилигримы не имели при себе никакого оружия. Воспользовавшись этим, сельджуки напали на беззащитных пилигримов и ограбили их, а многих ранили и даже убили.

И тогда в возмущенных христианских сердцах и умах зародилась мысль о необходимости вырвать из рук неверных землю, освященную земным пребыванием Спасителя. К тому же Иерусалим был важен христианам не только как место страданий и Гроба Спасителя, но и с точки зрения их мистических представлений об Иерусалиме Небесном. Последний как бы отбрасывал на земной Иерусалим небесный отблеск горнего мира. Насколько эта идея привлекала сперва мирных пилигримов, а затем и крестоносцев, со всей очевидностью явствует из сохранившейся проповеди епископа Венецианского Энрико перед своими земляками, собравшимися 25 июня 1100 г. у Святого Гроба. Епископ напомнил им о чувстве безграничной благодарности, которое каждый христианин должен испытывать к Господу, который выполнил обетования, данные народу Божию в Ветхом Завете: «…ибо ныне вступили мы в Святыню Господа, однако что пользы в том, чтобы войти в Иерусалим земной и в рукотворный Храм, если христиане не станут также причастниками общины Иерусалима небесного, невидимого Храма Царства Божия…»[29].

Десятилетняя борьба привела на римский престол француза Оддона де Лажери, принявшего имя Урбана II (1088–1099), которому наконец удалось осуществить идею Григория VII.

Существовало еще одно обстоятельство, имевшее немаловажное значение. Одновременно с захватом сельджуками власти над Палестиной христианская Византия подверглась нападениям воинственных племен печенегов (печенеги и турки-сельджуки – одного происхождения), которым она оказалась не в состоянии сопротивляться. Попавший в безвыходное положение восточно-римский император Алексей I Комнин обратился в 1094 г. к папе Урбану II с просьбой о помощи против турок-сельджуков. Эти мотивы имели значение при призыве к первому Крестовому походу, но на самом деле Крестовые походы находятся в полной связи с «тогдашним состоянием Византийской империи и принятое ими направление может быть выяснено из рассмотрения политических условий, в каких находилась тогда Византия»[30].

Действительно, как метко подметил российский византинист академик Ф.И. Успенский, цели и результаты крестовых походов были далеки от только духовных потребностей тогдашнего христианского населения Европы. «Религиозная и национальная вражда к мусульманству, одушевлявшая первых крестоносцев и поддерживавшая их в перенесении громадных лишений и потерь, скоро уступила место другим побуждениям, которые, однако, оказались нисколько не слабее первых и продолжали увлекать на Восток новые и новые западные ополчения. Когда первоначальная цель крестоносного движения перестала быть руководящим мотивом, выдвинулись на первое место политические соображения. Не об Иерусалиме и не об освобождении Гроба Господня из рук неверных стали помышлять вожди крестоносцев, а об основании независимых княжений на Востоке, о завоевании Византии, наконец, о торговых преимуществах в областях византийских и мусульманских»[31].

27 ноября 1095 г. в овернском городе Клермоне, расположенном в южной Франции закончился церковный собор. В поле около города собралась многотысячная толпа верующего люда. Наконец появилась процессия, сопровождающая папу Урбана II. Все затихли, и из уст папы они услышали слова, которые дошли до нас благодаря трем хроникерам первого Крестового похода. И хотя они сами слышали речь папы, передана она была спустя несколько лет, по памяти, и имеет значительные отличия. Это свидетельствует о внесении хроникерами личных дополнений.

Мы приводим слова папы, изложенные в хронике Фульхерия Шартского «Иерусалимская история» («Деяния франков, совершивших паломничество в Иерусалим»):

«О, сыны Божьи, поелику мы <уже> обещали Господу установить у себя мир прочнее обычного и еще добросовестнее блюсти права Церкви, есть и другое, Божье и ваше, дело, стоящее превыше прочих, на которое вам следует… обратить свои доблесть и отвагу. Именно необходимо, чтобы вы как можно быстрее поспешили на выручку вашим братьям, проживающим на Востоке, о чем они уже не раз вас просили. Ибо в пределы Романии вторглось и обрушилось на них… персидское племя турок… Занимая все больше и больше христианских земель, они семикратно одолевали христиан в сражениях, многих поубивали и позабирали в полон, разрушили церкви, опустошили царство Богово. И если будете долго пребывать в бездействии, верным придется пострадать еще более. И вот об этом-то деле прошу и умоляю вас, глашатаев Христовых, – и не я, а Господь, – чтобы вы увещевали со всей возможной настойчивостью людей всякого звания, как конных, так и пеших, как богатых, так и бедных, позаботиться об оказании всяческой поддержки христианам и об изгнании этого негодного народа из пределов наших <т. е. христианских> земель. Я говорю <это> присутствующим, поручаю сообщить отсутствующим, – так повелевает Христос. Если кто, отправившись туда, окончит свое житие, пораженный смертью, будь то на сухом пути, или на море, или же в сражении против язычников, отныне да отпускаются ему грехи. Я обещаю это тем, кто пойдет в поход, ибо наделен такой милостью самим Господом. О, какой позор, если бы столь презренное, недостойное, отвратительное племя, служащее дьявольским силам, одолело бы народ, проникнутый верою во всемогущество Божье… О, каким срамом покроет вас сам Господь, если вы не поможете т ем, кто исповедует веру христианскую, подобно нам … пусть выступят против неверных, пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым… Те, кто намерен отправиться в поход, пусть не медлят, но, оставив собственное достояние и собрав необходимые средства, пусть с окончанием зимы, в следующую же весну горячо устремятся по стезе Господней». А в хронике Роберта Реймского приводятся и такие слова папы: «Особенно же пусть побуждает вас святой Гроб Господень… Гроб, которым ныне владеют нечестивые, и Святые Места, которые ими подло оскверняются и постыдно нечестием их мараются… Иерусалим – этот пуп земли, край плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта – словно второй рай. Ее прославил Искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее своими деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением. И этот-то царственный град… ныне находится в полоне у своих врагов и уничтожается народами, не ведающими Господа. Он… жаждет освобождения, он не прекращает молить о том, чтобы вы пришли ему на выручку»[32].

Итак, начало было положено. Первым принял крест из рук папы епископ Адемар Монтейский, толпа кричала: «Так хочет Бог!». Услышав эти слова, папа, как сообщил другой хронист, Роберт Реймский, сказал:

«Дражайшие братья… если бы не Господь Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы единодушный глас ваш, и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Пусть же клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом… И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество, и даст обет Богу, и принесет Ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться, пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток…»[33]

Как комментирует это событие Дж. Райли-Смит, «остается впечатление, что тогда был разыгран хорошо поставленный спектакль, где все действия актеров и реакция толпы были тщательно продуманы»[34].

Анализ действий папы, проделанный академиком Ф.И. Успенским, свидетельствует о том, что роль Урбана II сводилась к столь незначительным мероприятиям, которые никак нельзя назвать организацией крестового похода.

Добровольцы, пожелавшие отправиться в крестовый поход, стали, по инициативе папы Урбана, высказанной на Клермонском соборе, нашивать себе на одежду кресты из цветной ткани. Впервые в истории Средневековья большая группа мирян стала носить на одежде единообразный опознавательный знак. Это нововведение сохранилось по сей день, как в военной, так и в гражданской сфере. Знак Креста стал первым знаком принадлежности к единому войску и выражением решимости участников крестового похода умереть на пути к Святому Граду Иерусалиму или довести дело его освобождения от власти неверных до победного конца. С тех пор крест считался отличительным знаком христианского ополчения, воинства (militia). Использование креста в качестве военного знака отличия служило выражением новой для того времени идеи слияния Воинства Небесного с воинством земным. Отсюда было уже рукой подать до креста oрденских рыцарей-монахов, которые со знаком креста на своем облачении, указывавшим на главный, религиозный, смысл их служения, мечом защищали христианские святыни от неверных.

О дальнейших событиях все историки Мальтийского ордена повествуют примерно одинаково. Они не преминули пройти мимо действий странствующего проповедника Петра Пустынника (он же Петр Амьенский), которому якобы было видение в храме Гроба Господня: его призывам к освобождению Гроба Господня, прозвучавшим еще до Клермонского собора, о годичном путешествии папы с проповедью идеи борьбы с неверными и освобождения Святой земли. Наконец, в 1096 г. собравшаяся под предводительством папского легата епископа дю Пюи Адемара Монтейского и графа Тулузского Раймунда Сен-Жильского армия, почти вся провансальская знать «приняла крест» и двинулась в неблизкий путь.

Однако сага о Петре Амьенском оказалась недостоверной, поскольку, как выяснилось, он никогда не был в Иерусалиме, а рассказ о некоем видении, – попросту вымысел составителей хроник, который кочует из одного исторического труда в другой. Да, он, как и другие лица, обращался к народу с проповедью о борьбе с неверными, почему «идея крестового похода стала популярной в народных массах»[35].

Призывы таких проповедников, а затем и папы, оказались необычайно успешными. Желающих участвовать в крестовом походе оказалось так много, что возникли серьезные проблемы с транспортировкой таких громадных масс крестоносцев. Их передовой отряд, фактически не имевший над собой единого командования, был уничтожен в Малой Азии. Главное войско, ядро которого составляли отряды герцога Нижней Лотарингии Готфрида Бульонского и его брата Балдуина, переправившись через Дунай, собралось зимой 1096–1097 гг. близ Константинополя, где вождям крестоносцев даже пришлось принести ленную присягу императору Византии. Но крестоносный энтузиазм гнал христиан вперед. Даже трудности пути не могли остановить их победного марша.

Первые отряды, состоявшие из бродяг, преступников, беглых крестьян и монахов, двинулись весной 1096 г. Эти толпы нападали на жителей встречавшихся на их пути городов и селений, грабили, насиловали и даже убивали. Местные князья со своими подданными встали на защиту своих земель и безжалостно уничтожали участников этого разбойного похода. К границам Византии подошло лишь около 180 тыс. крестоносцев. Увидев роскошь и богатство Константинополя, они не удержались и стали грабить и поджигать дома горожан. Алексей Комнин дал возможность огромной толпе переправиться на азиатский берег. Но к октябрю почти все самонадеянные воины были перебиты турками-сельджуками.

Летом того же года в Святую землю через город Бари в Южной Италии устремились норманнские крестоносцы и южно-французские воины Креста во главе с папским легатом, которые двинулись через Далмацию. В Константинополе, после многочисленных проволочек, Византийский император принял от всех вождей крестоносцев ленную присягу и помог переправить их на противоположный берег, в Малую Азию.

Все три армии соединились под Антиохией в Сирии. И тут выяснилось, что у них нет ни единого командования, ни даже желания действовать совместно. Хотя почти все предводители христианской армии находились между собой в родственных или вассально-сеньориальных отношениях, «голос крови» и вассальная верность играли «за морем» еще меньшую роль, чем на родине. Трудности начались с того, что Балдуин, брат герцога Лотарингского, и его люди, самовольно отделившись от остальной армии, на свой страх и риск завоевали весьма удаленное от Иерусалима, как главной цели похода, графство Эдессу, более 50 лет остававшееся в руках христиан.

Вслед за Балдуином аналогичную активность проявил норманн Боэмунд, после продолжительной осады и кровопролитных боев завоевавший город Антиохию (2 июня 1098 г.). Но уже на следующий день они были окружены мосульским эмиром Кербуга с 300-тысячной турецкой армией. Наступила тяжелая трехмесячная осада, сопровождаемая голодом. Некоторые крестоносцы и знатные рыцари пытались бежать по реке Оронто, но большая часть сдавалась на милость мусульманам. В это время появляется большое количество народных сказаний и саг, явившихся, как считал Ф.И. Успенский, продуктом болезненного фантастического настроения народных масс. И только 28 июня 1098 г. крестоносцам удалось во время очередной вылазки завладеть лагерем перессорившихся между собой мусульман. Антиохия была освобождена от осады, но еще целый год между вождями крестоносцев шли споры о том, кто ею будет владеть.

Следует заметить, что эти победы крестоносцев были бы невозможны, если бы не значительная поддержка со стороны населения завоеванных ими территорий, состоявшего в основном из христиан. Новые господа стали придавать своим заморским владениям привычную западноевропейскую форму. Рыцари получили в лен новые земли и расселились по всему Ближнему Востоку, не думая о продолжении похода. Только незначительная часть руководителей похода боролась за свое влияние. Одни довольствовались сиюминутной победой, но другие были настроены на дальнейший поход к Иерусалиму.

Но остаток войска Готфрида, решившийся продолжать поход на Иерусалим, оказался столь незначительным, что возникли сомнения в возможности отвоевать Иерусалим у мусульман без новых подкреплений из Европы. К счастью для крестоносцев, в порт Яффу, только что захваченный христовым воинством, прибыла небольшая, состоявшая всего из 4-х кораблей, итальянская флотилия, преследуемая отрядом египетского военного флота вплоть до самой гавани. Находившиеся на кораблях генуэзцы успели не только благополучно сойти на сушу, но и вытащить на берег свои суда и грузы. Эти спасенные от египтян корабли очень пригодились крестоносцам. Теперь в их распоряжении оказалось достаточно дерева и других материалов для постройки осадных машин, а матросы оказались весьма опытными в этом деле мастерами. С огромными трудностями, преодолевая бесчисленные опасности, крестоносцы доставили все в свой лагерь у стен Святого Города.

В соответствии с религиозным характером крестоносного предприятия, приступу предшествовала основательная богослужебная подготовка. Не подлежало никакому сомнению, что если крестоносцам и суждено взять город, они смогут сделать это лишь в силу религиозного воодушевления и безграничного упования воинов Христовых на свою победу, которую они считали первым делом. Поэтому 8 июля 1099 г. все воины Креста, босые, но в полном вооружении, взошли крестным ходом на Елеонскую гору, а затем на гору Сион. То обстоятельство, что наблюдавшие со стен за крестным ходом мусульмане на глазах у крестоносцев оскверняли кресты, еще больше распалило религиозные чувства и боевой дух последних.

Однако до самого утра 15 июля штурмующие не могли похвастать особыми успехами. Им помогло неожиданное видение. Многие увидели на вершине Елеонской горы некоего рыцаря, указывавшего штурмующим, куда направить решающий приступ. Отряду герцога Готфрида, последовавшему указанию неведомого рыцаря, удалось, подведя к указанному месту осадную башню, взойти на крепостную стену и отогнать с этого места защитников города.

15 июля 1099 г. крестоносцы ворвались в Иерусалим, тесня отступающих во все большем беспорядке мусульман, убивая их, разя направо и налево, до самого «Храма Соломонова» (а точнее – до расположенной на месте храма мечети Аль-Акса), где они учинили такую резню, что буквально ходили по щиколотки в крови. Но и в городе воины Божии стали вести себя отнюдь не по-божески. Словно обезумев от сознания своей великой победы, завоеватели бегали по улицам Иерусалима, убивая без разбору всех подряд – мужчин, женщин и детей. Они отпраздновали свою победу ужасающей «кровавой баней». Методы ведения военных действий крестоносцами повергли мусульман сначала в изумление, а затем в ужас. До сих пор на Востоке не было принято вести войну с такой степенью беспощадности.

Однако поводы для возвращения святых мест в действительности были, на наш взгляд, намного прозаичнее. Наиболее заинтересованными в этом с материальной точки зрения были торговые города-республики Италии, которые за большие деньги брались оснастить войско и перевезти его по морю. В ходе завоеваний они намеревались создать для себя новые торговые базы. Турецкая экспансия угрожала восточным торговым интересам Венеции, Генуи, Пизы, занимавшихся посреднической торговлей уже длительное время[36].

Иерусалим предоставили во власть нижнелотарингского герцога Готфрида Бульонского, княжество Эдесса досталось его брату Балдуину. Так, в руках одного герцогского дома оказались два самых больших владения, которые могли всегда соединить свои силы и оказывать влияние на политику других княжеств.

Однако добрый и уступчивый, а с другой стороны – весьма недалекий Готфрид Бульонский был еще и религиозно одержимым человеком. Чем не преминули воспользоваться новые духовные лидеры Иерусалима, которые стали стеснять его действия, доведя его власть до минимума. Этим особенно воспользовались настоятели монастырей, среди которых первыми были госпитальеры. Они стали получать от Готфрида земельные угодья, замки и многочисленные привилегии.

Тем временем далеко от Иерусалима, в разных местах Европы по призыву папы Урбана II собралось многотысячное войско, которое двинулось сушей и морем в Иерусалим. Это был вовсе не поход завоевателей, как пытались представить советские историки. Для подавляющего большинства участников это было паломничество к святым местам Палестины, и в этом заключалась главная притягательная сила, которая влекла тысячи путешественников. Следует сказать, что религиозная жизнь Средневековья может показаться странной, а порой и просто непонятной нашим современникам. Как пишет Маркус Булл, то, что «многое из того, что сегодня считается католическим, на самом деле является продуктом контрреформации». И далее автор выделяет несколько аспектов, проливающих свет на притягательность идеи крестовых походов.

Одной из основополагающих черт религиозного чувства населения Средневековья было острое понятие греха, результатом которого было неотвратимое возмездие за него. Как в Средневековье, так и в настоящее время искренне верующие люди осознают, что практически все проявления бытия – как отдельного человека, так и общества – не бывают свободны от греховности. И только те, чья жизнь намеренно проходила в строго регулируемых и социально нетипических условиях, те лица, которые дали обет безбрачия – духовные лица, отшельники, монахи и монахини, ведущие аскетический образ жизни – могли надеяться избежать бесчисленных соблазнов и греховных падений повседневной жизни. «Миряне уважали монашеские общины и оказывали им всяческую помощь, потому что считалось, что нравственная чистота поддерживалась внешним поведением»[37].

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что все европейские участники предстоящего первого похода к святыням Палестины были одержимы идеей не только поклониться святым местам, но и совершить что-то, что освободило бы от личного греха. Пусть это будет маленькое пожертвование монастырю или посвящение себя монашескому подвигу, но именно там, на Святой земле. Все это понималось как естественное бытие. Психологически все, кто, не задумываясь, принял участие в походе к святым местам Палестины, были к этому готовы.

Вот почему с началом крестовых походов (1096–1291 гг.) значение братства госпитальеров особенно возрастает. В нем, во-первых, появилась необходимость. Община госпитальеров была самой известной на Святой земле. Братство уже давно оказывало реальную помощь больным и раненым паломникам, которые стали прибывать в большом количестве. А они требовали не только лечения и ухода, но и погребения по христианскому обряду. Тем более что многие из пилигримов отправлялись в Палестину с желанием именно там окончить свои дни, именно там быть погребенным в земле, по которой ступали Спаситель и апостолы. Ну и конечно, члены братства являлись образцом христианского служения в борьбе с грехом. Вот почему любая помощь, оказанная братьям-госпитальерам, засчитывалась, как в это свято верили, в снятии хоть какой-то части грехов каждого конкретного лица.

Как мы уже писали, в момент приближения войск крестоносцев к Иерусалиму настоятелем (на латинском языке он назывался «ректором») странноприимного дома был некий Герард. Все современные хронисты крестовых походов в голос утверждают, что Герард был родом из Италии, то ли из города Амальфи, то ли из Скала. Историк Ордена святого Иоанна Иерусалимского Делавиль даже утверждал, что еще в 1705 г. на главной площади города Скала стоял памятник Герарду с надписью на пьедестале, где он именовался основателем Ордена госпитальеров[38].

Когда отряды вооруженных пилигримов подошли в 1099 г. к стенам Иерусалима и окружили его, они не думали, что осада затянется на длительный срок. К этому участники похода не были готовы. Дело дошло до того, что в их рядах начался голод. Сохранилась легенда о подвигах главы госпитальеров блаженного Герарда, который находился среди врагов в осажденном Иерусалиме. Прознав о голоде среди осаждавших франков, он стал бросать со стен не камни, как это повелевали мусульмане, а хлеба. Узнав об этом поступке, Герарда схватили и доставили к мусульманскому правителю Иерусалима. Герарда ожидала неминуемая казнь, но вдруг на глазах у халифа хлеб в руках Герарда превратился в камень такой же величины[39]. Он был помилован. Скорее всего, эта легенда возникла позже, она стала необходимой, когда собирался материал для канонизации Герарда. Но другой факт, связанный с взятием Иерусалима, оказался записан несколькими средневековыми хронистами.

Перед решающим штурмом по требованию одного священника из Прованса, которому якобы во сне явился епископ Адемар и дал распоряжение совершить вокруг укрепленного города крестный ход, все войско пилигримов босиком, но хорошо вооруженное, предприняло эту большую и длительную процессию. Из Гефсиманского сада через Иоасафову долину крестоносцы обошли город до самого Сиона под градом неприятельских стрел[40].

15 июля 1099 г. осажденный Иерусалим пал, и войска под предводительством Готфрида Бульонского и Танкреда Отвильского, с одной стороны, и Роберта Нормандского и Роберта Фландрского, с другой, вошли в город.

С завоеванием Иерусалима оказалась достигнутой главная цель крестового похода – возвращение верующим величайших святынь христианского мира. Однако война на этом не закончилась, крестоносцам пришлось продолжать борьбу теперь уже с египтянами, у которых они отвоевали Палестину. Кроме того, завоеванные земли нуждались в налаженной системе управления. Уже 17 июля князья крестоносцев собрались на совещание, чтобы принять решение о государственном строе своей ближневосточной державы и избрать кого-либо из своей среды правителем Иерусалимского государства. Мнения разделились. Одни выступали за теократию, за своего рода церковное государство во главе с патриархом (которого еще предстояло избрать). Другие предпочитали видеть во главе нового государства короля. В конце концов было решено избрать и патриарха, и короля. Это решение, стимулировавшее внутренние распри, наряду со многими другими факторами позднее сыграло роковую роль в судьбе Иерусалимского королевства.

Первым латинским патриархом Иерусалимским стал капеллан герцога Роберта Нормандского, а королем Иерусалимским был избран 22 июля герцог Готфрид Нижнелотарингский, больше известный под именем Готфрида Бульонского. Герцог Готфрид, как писали хронисты, «преисполненный истинного крестоносного духа, отказался от предложенной чести; потом он заявил о согласии принять на себя власть, но просил избавить его от необходимости титуловаться королем, ибо он, по его собственным словам, не желал носить королевский венец там, где Христос носил венец терновый». Он избрал для себя титул «Охранителя Святого Гроба». Его правление длилось недолго, ибо он умер уже 18 июля 1100 г. За неполный год правления он успел, однако, заложить основы для развития и расширения своего королевства. К моменту его смерти в состав его державы, кроме Иерусалима, входили Хеврон, Вифлеем, Рамла, Лидда, Наблус, Тивериада и Назарет. Главные порты страны – Акра, Кесария и Аскалон – изъявили готовность к уплате дани.

О простоте, смирении, благочестии и вере Готфрида Бульонского, как и об отваге в бою, сохранилось немало свидетельств в лотарингском эпосе, где его подвиги воспеты в большом цикле героических песен. Внешне отказавшись от титула короля, он полностью подчинился патриарху Иерусалима, постоянно посещал святые места и храмы, где подолгу молился. Известно, что в первые же дни своего правления, Готфрид посетил госпитальеров и подарил для содержания их госпиталя деревню Сальсола под Иерусалимом, а также местечко Монтбуар со всеми принадлежащими ему землями, которые составляли часть его доходов в Брабанте. Это было первое владение госпитальеров в Европе. Весьма примечательно, что, узнав о таком даре, многие европейские князья и богатые сеньоры, отправлявшиеся в поход на Восток, старались не отставать, а порой и превзойти друг друга своими дарами госпитальерам. В короткое время странноприимница при храме св. Иоанна Крестителя «увидела себя обогащенною землями и доходами, как в Палестине, так и в Европе»[41]. Тогда же четыре рыцаря из его свиты добровольно остались у Герарда, приняв вскоре монашеские обеты. Это были Раймонд де Пюи и Дюдон Компе из Дюфине, Гасть (Касти), происхождение которого осталось неизвестным, и Конон Монтегю из провинции Овернь. А российские историки Мальтийского ордена XVIII в. А.Ф. Лабзин и А. Вахрушев дополняли, что, кроме них, остались «и многие другие»[42]. Так братство госпиталя святого Иоанна стало пополняться новыми членами, готовыми принимать монашеский сан, давать обеты, вести строгую затворническую жизнь.

Для нас весьма интересен тот факт, что в 1104–1106 гг. игумен Даниил совершил свое знаменитое путешествие из Руси в Святую землю. В составленном им описании своего паломничества он не раз указывает на небезопасность передвижений. Так, от города Яффы, стоящего недалеко от Иерусалима, простиралась пустынная местность, где имелся хороший источник воды, у которого путники часто останавливались для отдыха, но рядом находился город Аскалон, «а оттуда выходят сарацины и избивают странников на тех путях. Так что очень боязно от места того входить в горы. От святого Георгия до Иерусалима двадцать больших верст, но все в горах каменных»[43]. Интересно и еще одно место из «Хождения», в котором игумен Даниил рассказывает, как ему и семи его спутникам удалось безопасно посетить Галилею благодаря тому, что «остановился на обед князь Балдвина (Балдуина. – Авт.) с воинами своими». Они пристали к армии и смогли походить «без страха и без боязни по всем тем святым местам»[44]. Так же удачно под охраной шедшего в Акру отряда крестоносцев он от Каны Галилейской дошел до Акры, а через четыре дня с таким же отрядом отправились в Иерусалим.

Игумен Даниил ничего не сообщил о госпитальерах, но то, что он мог видеть Герарда, не подлежит сомнению. Описывая «о свете небесном: как сходит ко Гробу Господню» (речь идет о схождении Благодатного огня в храме Воскресения Христова в Иерусалиме), игумен пишет, что придя в храм, он попросил разрешение у короля Балдуина поставить на Гробе Господне лампаду «от всей Русской земли». Получив разрешение, он купил большую стеклянную лампаду и поставил ее на Гроб Господень в ногах, а в головах стояла лампада от православного монастыря св. Саввы и еще одного греческого монастыря.

«И благодатию Божиею те три лампады загорелись», а пять лампад, повешенных сверху от каждого из латинских монастырей, «а тех ни одна не загорелась»[45]. Но прежде чем все это произошло, король Балдуин со свитой, «латинскими попами и наместником греческого монастыря», пришли в храм, где внутри и снаружи находилось «великое множество народа», который специально собрался, чтобы увидеть это чудо. Естественно, что главы всех иерусалимских духовно-рыцарских орденов тоже находились в храме. Но для Даниила это были латиняне, которые совершали богослужение иначе, чем греки, и они его тогда мало интересовали.

Еще одной важной темой, которую нам необходимо объяснить, это отношение к так называемым крестовым походам, которое существовало в православном мире.

Во-первых, дело в том, что его современникам словосочетание «Ккрестовый поход» было совершенно неведомо. Как справедливо отметил переводчик книги «История крестовых походов» Е. Дорман, война за Гроб Господень обозначалась непосредственными участниками тех событий, т. е. их современниками, совершенно другими терминами. Те войны называли тогда: «странствованием», «походом», «путем в Святую землю», «заморским странствованием», «походом по стезе Господней» и т. д. Словосочетание «крестовый поход» впервые появляется во Франции, когда придворный историк короля Людовика XIV иезуит Луи Мэмбур (1610–1686) опубликовал в 1675 г. свой труд «История крестовых походов.

Во-вторых, отношение православной Византийской империи к участникам крестовых походов было отрицательным, если даже не сказать – резко отрицательным. Почему?

Дело в том, что к началу Первого крестового похода Алексею I удалось справиться с турками-сельджуками. А когда под стенами Константинополя появились толпы грубых оборванцев, грабивших и разорявших все, что попадало им под руку, то отношение к ним со стороны византийцев не предвещало хороших отношений между Западом и Византией.

В-третьих, существовала еще одна причина, которая удалила Византию от крестоносного движения. Она носила религиозный характер. По православному учению, основанному на точке зрения, высказанной св. Василием Великим, воин, в силу своей профессии не может не убить. Но поскольку это не его личный выбор, а выполнение приказа, которому он обязан повиноваться, воина не считают убийцей, даже если он ведет войну с неверными. Но в то же время за эту борьбу он не получает и ореол святости; больше того – даже смерть в бою не рассматривается церковью как мученичество.

Отсюда профессия воина в православном мире не была окружена такой романтикой и уважением, как это постоянно встречалось в Западной Европе. Не существовало поэтического воспевания рыцарских подвигов. Всякий православный воин был обязан, по призыву св. Василия Великого, к трехгодичному покаянию. Византийский священник не имел права брать в руки оружие, а тем более становиться воином. Вот почему в православной традиции отсутствует такое явление, как духовно-рыцарские ордена, получившие в это время большое распространение в Западной Церкви. А вот по учению св. Августина и других учителей католической Церкви, война могла вестись по изволению Бога. Вот почему для крестоносцев именно война с неверными, а затем и со всеми противниками их исповедания веры была позволительной, даже законной, поскольку давала «средства к спасению»[46]. Как это ни странно, но в 1204 г. именно Византия, а не исламский мир в конце концов стала жертвой крестоносцев.

Нас, конечно же, интересует, когда возник Орден. Выше мы приводили точку зрения западноевропейских историков, мнение которых сводится к фразе, что «истоки Ордена св. Иоанна Иерусалимского не вполне ясны». Но историки лукавят, на самом деле возникновение Ордена восходит еще к IV в., т. е. до разделения церквей. Да, именно к тому самому времени, когда из многих христианских стран Западной Европы устремились паломники в Святую землю. Дальность и трудность путешествия приводила к тому, что многие пилигримы прибывали в Иерусалим тяжелобольными. И вот заботу о них взяли на себя члены монашеского братства, устроившие небольшой госпиталь недалеко от храма Гроба Господня. История не сохранила имен руководителей этого братства тех времен.

В середине VI в. римский папа Григорий Великий послал в Святую землю аббата Проба. Ему было поручено восстановление старых и постройка новых странноприимных домов для паломников, поток которых в Иерусалим значительно увеличился.

В VII в. о паломниках-египтянах позаботился патриарх Александрийский Иоанн II Милостивый (609–619/20 гг.), впоследствии канонизированный[47]. В течение нескольких веков госпиталь при храме св. Иоанна Крестителя находился под покровительством патриарха Иерусалимского, возглавлявшего всю христианскую общину в Святой земле, когда эта территория находилась под властью мусульман.

К началу первого тысячелетия существования христианства утихло так называемое великое переселение народов. Осевшие племена сформировали самостоятельные государства: Францию, Германию, Италию, Византию, государства скандинавских и западных славян, Киевскую Русь. Этой христианской цивилизации противостоял Арабский халифат, который тоже насчитывал несколько отдельных государств – халифаты Багдадский, Персидский и Египетский.

Тем временем, к началу Х в. сарацины уже завоевали большую часть Малой Азии, дотоле принадлежавшую крупнейшей державе восточного христианства – православной Восточно-Римской империи, и попытались, используя свое военное превосходство на море, покорить также средиземноморские христианские страны Запада. Эта череда мусульманских завоеваний в VII, VIII и особенно в XI вв. поставила христианскую церковь на грань катастрофы, лишив ее больше половины земель, причем наиболее процветающих, богатых и культурных. Но именно в это время мореплавание сыграло особую роль в развитии средневекового общества. История ганзейских городов таких итальянских республик, как Амальфи, Венеции, Генуи, Пизы, показывает не только, как купцы-мореходы создавали средиземноморский рынок, но и как обосновывались на новых землях, занятых мусульманами.

Около 1000 г. богатый гражданин из северо-итальянского города Амальфи (в ту пору входившего в состав православной Византийской империи), некий ди Мавро (Мауро) возобновил в Иерусалиме, на месте старого странноприимного дома времён аббата Проба, рядом с храмом во имя св. Иоанна Крестителя, новый дом для больных паломников. Позднее дело Мавро продолжил его сын Панталеон (Пантелеймон), который к 1052 г. заново его отстроил[48]. Все это время, вплоть до 1113 г., странноприимное братство при иерусалимском госпитале св. Иоанна Крестителя подчинялось православному патриарху Иерусалима, поскольку даже отнявшие Святую землю у византийцев мусульмане продолжали уважительно относиться к православным (или, как их тогда называли, – греческим) иерархам и сохраняли за ними главенствующее положение среди палестинских христиан.

Именно амальфийцы привезли на Святую землю изображение креста, ныне известного под названием «мальтийского». Дело в том, что именно такой крест носили граждане республики Амальфи[49], а его изображение постоянно присутствует на монетах города Амальфи IX – XI вв.[50]

Рядом с домом для паломников вскоре появились церковь, освященная в честь святой Марии Латинской, и госпиталь при ней. Они располагались, как писали современники, на расстоянии всего лишь «полета камня от Гроба Господня». В госпитале было два отдельных здания – для мужчин и женщин, а в церкви служили монахи-бенедиктинцы, монастырь которых находился недалеко от госпиталя. День рождества Иоанна Крестителя становится у них особо чтимым праздником, и именно этого святого они избирают себе в покровители. Вскоре за монахами-госпитальерами закрепляется еще одно имя – «иоанниты». Но иоаннитов было в то время мало, и занимались они исключительно делами своего госпиталя. Правда, госпитали при храмах, подобные иерусалимскому, стали открываться и в других городах Европы.

Но празднование в 1999 г. 900-летнего юбилея Ордена с исторической точки зрения вряд ли соответствует действительности. Ордену уже давно перевалило за тысячу лет. Странноприимный иерусалимский дом существовал как минимум с VI в. Блаженный Жерар, признаваемый S.M.O.M. за своего основателя, возглавил Орден иоаннитов с 1048 г.[51] Утверждение Ордена папой римским состоялось лишь в 1113 г. А 1099 г. в истории Ордена абсолютно никакой роли не играл, это был просто год взятия Иерусалима западными крестоносцами, после чего начался постепенный процесс переподчинения иерусалимского госпиталя, изначально находившегося под властью греческого патриарха Иерусалима, под власть римского первосвященника, завершившийся к 1113 г. Чем же объясняются эти исторические противоречия?

Ответ на этот вопрос лежит на поверхности. В 1048 г., когда блаженный Жерар возглавлял Орден иоаннитов, христианская церковь была еще единой, а так называемая схизма произошла в 1054 г., поэтому современным католическим историкам важно стереть из памяти все, что было в истории Ордена иоаннитов до прихода крестоносцев в Иерусалим, и создать впечатление о якобы изначально католическом характере Ордена св. Иоанна.

К концу Х в. в Европе в связи с формированием феодализма все народы стали христианскими, и завоевания, связанные с христианской миссией, вынуждены были обратиться в сторону новых территорий. Основное направление виделось на востоке, в Палестине. К тому же в Рим пришли отчаянные просьбы Византийского императора Алексея Комнина об оказании помощи в борьбе с сельджуками. Папа Григорий VII – умный и дальновидный политик, сумевший подчинить своей власти не только европейское духовенство, но и государей, рыцарей и весь народ, – стал готовить такой поход. Но прошло около 10 лет, прежде чем папа Урбан II осуществил идею Григория VII. В Клермоне он призвал христианских государей и народы отвоевать Палестину, освободить Святую землю от неверных: формальной причиной было восстановление безопасности паломников, стремящихся на Святую землю.

По призыву папы сотни тысяч обездоленных людей, собранные в вооруженные отряды крестоносцев[52], в период 1096–1291 гг., в так называемую эпоху Крестовых походов, отвоевали и долго удерживали перед лицом превосходящих сил ислама Сирию и Палестину – Святую землю, с главнейшими святынями христианского мира. Крестоносцы (называвшие себя пилигримами, т. е. паломниками в Святую землю) во главе с рыцарями, т. е. конными ратниками, шли на брань под знаменем креста, с боевым кличем «Deus vult!» («Так хочет Бог!»).

Больше всех от этих походов выиграли итальянские купцы, чьи расчеты оправдались довольно быстро. Торговые пути на Восток стали более надежными, строились новые поселения. Купцы находились под защитой крестоносцев, полувоенное государство которых – Иерусалимское королевство – создало своеобразные организации, так называемые рыцарские ордена. Эти монашеские корпорации, находившиеся под покровительством Рима, хотя и были предназначены в первую очередь для ухода за больными рыцарями – членами орденов, защиты пилигримов, но осуществляли и другие церковные функции, в частности, следили за внедрением католических идей и пресечением ересей. Из этих монашеских общин к XII в. сложились военные монашеские или духовно-рыцарские ордена. Первыми членами Орденов тамплиеров, иоаннитов и немецкого (тевтонского) рыцарского ордена были рыцари, давшие монашеский обет.

Появившиеся первоначально стихийно, для оказания помощи паломникам в святых местах Палестины, небольшие группы лиц, объединившиеся в общины, вскоре стали необходимы политическим, но особенно – религиозным деятелям. В ходе «священной войны» крестоносцам удалось преодолеть противоречие между религиозной и ратной службой. Поэтому возникшие в эпоху крестовых походов рыцарские (или военно-духовные союзы, или братства) ордена были вскоре полностью уравнены в правах с возникшими несколько ранее чисто монашескими орденами. Отныне рыцари, сражавшиеся с мечом в руке, могли одновременно принять монашеский постриг и носить поверх брони рясу с изображением креста. Так возникло новое «militia Christi» («Христово воинство», в буквальном смысле слова), признававшее над собой только власть главы римской Церкви – папы.

Первым руководителем братства странноприимников называют Жерара (Герарда) де Торна. Он стал главой братства в 1048 г. в молодом возрасте. Его главной задачей стало вовлечение в ряды своего братства новых послушников, которые приняли бы на себя монашеские обеты безбрачия, нестяжания и послушания; дали бы клятву «бедных братьев госпиталя святого Иоанна»: «служить рабами и слугами своим господам и повелителям, каковыми являются все слабые и больные».

С началом крестовых походов (1096–1291 гг.) значение братства иоаннитов возрастает, в нем появилась необходимость. Больные, раненые прибывали в больших количествах, и они требовали не только лечения и ухода, но и погребения по христианскому обряду. Как считается, в 1099 г. братство иоаннитов было преобразовано в монашеский орден, и его главой стал Жерар (Герард) де Торн. Однако никаких документальных подтверждений на этот счет не имеется. А дата, как мы отметили выше, вероятно является вымышленной. При посещении странноприимного дома иоаннитов первый король Иерусалима Готфрид Бульонский, как мы уже упоминали, подарил для его содержания деревню Сальсола под Иерусалимом. Тогда же четыре рыцаря из его свиты, среди которых был Раймонд де Пюи, добровольно остались у Жерара, приняв монашеские обеты.

Говоря о деятельности госпитальеров, необходимо отметить, что Герард весьма умело распоряжался полученной собственностью. Все это оказалось для него «твердым капиталом, который обращал он на помощь бедным и страждущим. До сих пор Герард имел только вид обыкновенного надзирателя, и общество, в коем он начальствовал, уподоблялось всякому другому добровольному дружественному союзу». Естественно, что так продолжаться долго не могло. Но надо было решить главный вопрос: как и на каких условиях всем собравшимся объединиться. Герард решил, что необходим общий совет. Он собрал всех братьев и сестер, которые находились в разных гостиницах и госпиталях Иерусалима и других мест, и предложил им «посвятить себя навсегда служению больным и странным, отречься от мира и дать сему союзу их пристойный вид и надлежащую прочность». Тогда же он предложил выделить всех членов своего братства особой одеждой. Предложение было принято всеми собравшимися, тем более что все эти лица уже давно несли, по сути, монашеское послушание.

Вот только с этого времени «благочестивое общество получило вид ордена, который под названием Ордена святого Иоанна долгое время продолжался в Иерусалиме»[53], – писали А.Ф. Лабзин и А. Вахрушев, по всей видимости, пользуясь сведениями из книги аббата Верто. С этого времени отличительной одеждой госпитальеров стала черная длинная рубаха, на левой стороне ее верхней части, «у сердца», был нашит из белого холста восьмиконечный амальфийский крест. Этот крест много позже стали называть «мальтийским».

Обряд облачения в орденские одежды был обставлен очень торжественно. К сожалению, не сохранилось указания на дату этого события, поэтому нет возможности указать имя латинского патриарха Иерусалима, совершавшего это посвящение. Хотя известно, что все происходило в храме Гроба Господня, братство которого находилось под покровительством духовного главы Иерусалима. Ясно, что произойти это могло до сентября 1120 г., т. е. до кончины Герарда. Попытаемся наметить хоть приблизительные кандидатуры того, кто «сам возложил сию одежду на братьев и сестер орденских и принял от них при Гробе Господнем три духовные обета»[54].

Ситуация с патриархом в Иерусалиме в то время была довольно непростая. Известно, что греческий патриарх Симеон бежал на Кипр еще перед взятием Иерусалима, крестоносцы назначили на его место своего человека, Арнульфа де Роола, но его выборы папой Пасхалием II были признаны незаконными. Прибывший с низложением 21 декабря 1099 г. папский легат Даимберт Пизанский приказал избрать себя патриархом. Он принял клятву верности от Защитника Гроба Господня и князя Антиохийского – Готфрида Бульонского. Однако непомерные амбиции Даимберта, алчность, требование передать ему не только Иерусалим, но и Яффу, вмешательство в династические споры вызвали к нему враждебность всего духовенства. Это привело к тому, что уже в сентябре 1102 г. собор в Иерусалиме низложил его. Новым патриархом был избран Эвремар (1102–1108), но и эти выборы были признаны папой недействительными. Прибывший папский легат Гибелин де Сабран тотчас занял патриарший престол в том же 1102 г., на котором пробыл до своей смерти в 1112 г. Арнульф де Роол вновь занимает место патриарха до своей смерти в 1118 г. Его преемником стал Гормонд де Пикиньи (1118–1128).

Думается, что патриархом, принявшим обеты у госпитальеров, мог быть Даимберт, поскольку он ввел практику принимать клятвы от короля и его приближенных именно в храме Гроба Господня. Тогда дата превращения братства в монашеский орден находится между декабрем 1099 г. и сентябрем 1102 г. Но обращаем внимание, что это только предположение. Вопрос этот нуждается в дополнительном исследовании.

Как бы то ни было, но члены ордена госпитальеров, после принесения надлежащих обетов, стали с этого времени как бы полноправными членами общины. В Палестине и Сирии они занимались своими прямыми обязанностями, Герард же стал обустраивать свой, узаконенный в Иерусалиме, орден в Европе. Вскоре госпитальеры открывают новые гостиницы: «Сент-Жильская в Провансе, Севильская в Андалузии, Тарентская в Италии, Мессинская в Сицилии»[55].

Несмотря на то, что орден госпитальеров возник в среде духовенства, отношения между ними и другими духовно-рыцарскими орденами не очень-то сложились.

Дело в том, что Иерусалимский патриарх, например, требовал не только подчинения себе по духовной линии, но видя, как успешно богатеют госпитальеры, а за ними и тамплиеры, он не мог упустить такой искусительный и столь вожделенный источник доходов. Но и госпитальеры не хотели ничего отдавать кому бы то ни было.

Вот почему нежелание подчиниться местному патриарху вылилось у них в желание подчиняться непосредственно папе. Каким образом они это сделали – неизвестно. Можно лишь предположить, что госпитальерам пришлось отправить к папе своих гонцов, которые доказали, что Орден уже давно перерос рамки своего региона, что он является интернациональной структурой и ведет большую благотворительную деятельность. Возможно, что в защиту Ордена выступали и высокопоставленные ходатаи, которых было немало.

Как бы то ни было, но 15 февраля 1113 г. папа Пасхалий II подписал буллу «Pio Postulatio» («Благочестивые основы»), которой дал благословение «моему достопочтенному сыну Жерару и наследникам его на вечные времена». Этот документ разрешал Ордену «свободно избирать своего главу» независимо от любых светских и духовных властей. Он подтвердил статус возглавляемого Герардом странноприимного братства как самостоятельного учреждения, обладающего правом свободно избирать своего предстоятеля и освобожденного от уплаты церковной десятины. Своей буллой папа также утвердил братство во владении имуществом и владениями, принадлежащими ему в Азии и Европе, и подчинил Орден себе. Папа явно пророчил новому сообществу долгое будущее, ибо обращал свою буллу не только к Герарду лично, но и к его преемникам на посту ректора госпиталя.

Герард еще семь лет возглавлял Орден госпитальеров. 3 сентября 1120 года он умирает в весьма преклонном возрасте. На его могильном камне, как сообщают позднейшие историки, была высечена следующая надпись:

«Здесь упокояется Жерар, смиреннейший из обитателей Востока; был нищим слуга и странникам искренний друг; непритязателен ликом, но в груди его пламенело благородное сердце; меру его добродетели дано нам узреть в сих стенах; многое он предуведал и ревностен был он во всех предпринятых им многоразличных деяниях; руки свои распростер он на многие земли, черпая отовсюду, дабы снискать пропитание людям своим».

После смерти Герарда Раймонд де Пюи становится его преемником. Он активно взялся за установление юридических гарантий существования вверенного ему Ордена св. Иоанна, несмотря на существование буллы папы Пасхалия II. Все это было необходимо по целому ряду обстоятельств. Прежде всего, Раймонд де Пюи хотел иметь существенное отличие от ставшего не менее популярным и очень быстро богатевшего Ордена, образованного значительно позже, в 1119 г., всего девятью собравшими вместе рыцарями. Речь идет об ордене Храма (больше известного как Орден тамплиеров). Возникшее между двумя орденами негласное соперничество длилось несколько столетий, вплоть до ликвидации тамплиеров в 1318 г. Вот почему несколько слов нам придется уделить тамплиерам, и прежде всего по причине несовместимости идейных и духовных основ. Кроме того, вероятно, был и еще один фактор, повлиявший на взаимоотношения этих двух орденов.

Госпитальеры, как мы теперь знаем, появились намного раньше в Иерусалиме; больше того, им пришлось изведать все тяготы подневольного положения, когда они жили в соседстве с мусульманами. Появившись в Иерусалиме, Гуго де Пейн, родственник влиятельных графов Шампанских и бывший другом Бернарда и Годфруа де Сент-Омер – основатели ордена, явились к патриарху, которому поклялись хранить обет послушания и целомудрия. Затем они пришли к королю Балдуину II, которому пообещали верную службу. Он предоставил им временное убежище у себя во дворце, который стоял на южном склоне Храмовой горы. И король, и патриарх, как писал архиепископ Тирский Вильгельм, «сразу обеспечили Ордену поддержку, выделив ему некоторые из своих земельных владений – одни пожизненно, другие во временное пользование – благодаря чему члены ордена могли получать средства к существованию»[56].

Таким образом «воинство бедных рыцарей Христа», как они себя называли, сразу оказалось в более привилегированном положении по отношению к своим собратьям из других орденов.

Иерархическая структура у тамплиеров значительно отличалась от структур всех духовно-рыцарских орденов Палестины. Он был более гражданский, чем монашеский. Он состоял из трех классов: монахов, куда входили рыцари знатного происхождения, сержантов, которых набирали из горожан, и клириков, заботившихся только о богослужении. Но в Орден принимали рыцарей и на время, что было скорее похоже на наемничество. В 1128 г. первый глава Ордена Гуго де Пейен прибыл в Европу. Его послал король Балдуин II, который задумал призвать на помощь новый крестовый поход для захвата Дамаска[57]. И хотя миссия Гуго де Пейена не увенчалась успехом, основатель ордена тамплиеров воспользовался этой возможностью для юридического узаконения своего Ордена. На соборе в Труа в том же 1128 г. Орден был признан, а Бернарду Клервоскому поручили составить его Устав, в который были сведены воедино основные законы ордена. Написанный на принципах ордена св. Бенедикта, Устав состоял из семидесяти двух статей, определивших структуру Ордена.

В эти же годы, при Раймонде де Пюи, Орден госпитальеров начинает довольно быстро разрастаться. И его глава предпринимает следующие шаги. Во-первых, в связи с большим притоком в ряды Ордена молодых дворян из разных европейских государств, де Пюи разделяет Орден на 7 языков, или лангов: Прованский, Овернский, Французский, Итальянский, Аррагонский, Германский и Английский. Во-вторых, он устанавливает существование особого органа управления Орденом, который стал называться Советом, его возглавлял сам Магистр и имел два голоса. Потребность в таком коллегиальном органе появилась в связи с возрастанием разбросанных в разных странах, порой далеко одно от другого, владений (маетностей), которые стали передаваться Ордену. Для их управления и нужен был Совет, посылавший во владения старших из рыцарей (их называли кавалерами), в звании прецепторов. Они и являлись экономическими управителями маетностей, посылая в Иерусалим доходы.

Одновременно де Пюи создает свой орденский устав, в основу которого, как считали историки, также был положен устав бенедиктинцев. Возможно, это произошло вскоре после 1128 г. как бы «в пику» тамплиерам. Но можно предположить, что де Пюи в эти же годы сам создавал этот основополагающий документ. Как считает Адам Винанд, эти правила были составлены около 1150 г., во всяком случае, не ранее 7 июля 1153 г. – даты их утверждения папой Евгением III (1145–1153). Эти правила были выработаны, с течением времени, на основе директив в области общежительства и совместного труда (Consuetudines), которые странноприимное братство первоначально само разработало для себя, и которые не включали обязательное принесение монашеских обетов (професса). Статуты, сформулированные при Раймонде дю Пюи, имели решающее значение для развития Ордена госпитальеров. Они стали основой для всех последующих уставных конструкций. Поэтому первая глава его правил, в которой речь идет об особых целях Ордена и его обетах, всегда предшествовала тексту всех последующих редакций орденского Устава. В этих дошедших до наших дней первых правилах госпитальеров речь идет лишь о трех обетах – нестяжания (бедности), целомудрия и послушания: tria quae promittunt Deo.

Что касается специфического для госпитальеров обязательства нести служение убогим или бедным, то оно, вопреки распространенному мнению, отнюдь не содержится в правилах в качестве «четвертого обета». Аналогичная ситуация сохраняется и во всех последующих орденских уставах, хотя они и содержат многочисленные положения касательно служения «господам больным» (seignors malades), как их всегда именовали члены Ордена, указывающие на наличие этого специфического обязательства. В то же время, судя по всему, члены Ордена в определенный период приносили обет воинского служения, хотя в правилах, как таковых, ничего не сказано об этом. Дело в том, что в момент переговоров о планировавшемся одно время папой слиянии всех военно-монашеских орденов воедино на Лионском соборе 1274 г., чему сами ордены противились всеми силами, присутствовавшие на соборе госпитальеры заявили: «Мы по-прежнему готовы выполнять наш обет вести непрерывную борьбу за Святую землю…».

Подтверждающей права и обязанности ордена госпитальеров булле папы Евгения III предшествовала булла папы Калликста II (1119–1124) от 19 июня 1119 г., подтверждавшая привилегии Госпиталя. Третья папская булла, обнародованная папой Анастасием IV (1153–1154) 21 октября 1154 г., была адресована: «…возлюбленному сыну Раймонду, магистру дома пилигримов Святого Града Иерусалима, и его нынешним и будущим братьям, которые станут его преемниками в соответствии с Правилами». В ней содержалось следующее определение орденского сообщества:

«Мы воспрещаем вашим благочестивым, принятым в Ваше сообщество братьям, принесшим обеты и надевшим орденское облачение, возвращаться обратно в мир, и да не дерзнет никто из них, после принесения обетов, снять с себя взятый им на себя Крест Господень и свое обетное облачение, и перейти в иное место или в иной монастырь под предлогом более или менее строгой орденской дисциплины против воли или вопреки совету братии или без дозволения того, кто является магистром»[58].

Эта папская булла имела чрезвычайное значение для Ордена и благодаря подтвержденной папой Иннокентием II (1130–1143 гг.) независимости госпитальеров от подчинения местным епископам, а также благодаря данному им дозволению впредь принимать в свои ряды клириков и священников, причем не только в главный госпиталь, расположенный в Иерусалиме, но и во всех подчиненных ему орденских владениях. Эти духовные лица подчинялись, кроме орденского Капитула, только лично папе. Тем самым госпитальерами была получена полная церковно-правовая гарантия независимости. Странноприимное братство, с точки зрения канонического права, превратилось в полноценный Орден. Многочисленные дошедшие до нас папские буллы и бреве однозначно свидетельствуют о заботе, которой папы окружали Орден госпитальеров. Невозможно даже перечислить все знаки папского внимания и благоволения, полученные орденом в эпоху крестовых походов. Принципиально важные для него буллы Иннокентия II и Анастасия IV постоянно подтверждались их преемниками на Апостольском престоле.

Что же касается вопроса, как этот возникший на базе братства по уходу за больными монашеский орден превратился в рыцарский, деятельность которого, наряду с выполнением изначальной задачи – уходе за больными и убогими – приобретала все более ярко выраженный военный характер, то ответить на него нелегко. Невозможно зафиксировать в истории ордена какую-то определенную дату начала этого процесса.

В то время, как рыцари-тамплиеры изначально поставили себе целью вооруженную защиту пилигримов по пути к святым местам и обратно, и, соответственно, изначально несли воинское служение, связанное с ведением боевых действий, госпитальеры пришли к этому в ходе долговременного процесса. Правда, многие историки толкуют буллу папы Иннокентия II «Quam amabilis Deo» 1131 г. как содержащую указание на военную деятельность госпитальеров. Булла, в частности, гласит:

«Ибо там (в Иерусалимском госпитале) вновь возвращают силы бедным и нищим, там больным на тысячу ладов выказываются примеры любви к ближнему, и все, здоровью которых был причинен вред вследствие многочисленных опасностей и трудностей, восстанавливают там свои прежние силы, дабы иметь возможность посетить места, освященные земным пребыванием Спасителя нашего. Братья сего Дома, вместе с избранными ими и содержащимися за их счет солдатами и лошадьми, всегда готовы отдать свою жизнь за свою братию (пилигримов). Они защищают пилигримов от нападений неверных как по пути к святым местам, так и на обратном пути»[59].

Другие историки толкуют данный текст таким образом, что госпитальеры содержали наемных солдат или рыцарей, обеспечивая вооруженную охрану пилигримов силами этих наемников, не являвшихся членами ордена как такового. То есть, госпитальеры стали заниматься тем же, что и тамплиеры, но не силами членов самого странноприимного братства. С точки зрения этих историков, гарнизон замка Бейт Джибрин, подаренного королем Иерусалима Фулько в 1136 г. госпитальерам, также состоял не из членов их Ордена, а из наемников. По мере нарастания мусульманского давления на Иерусалимское королевство госпитальеры оказались вынужденными, начиная с 1140 г., поставлять в королевскую армию воинские контингенты, состоявшие из получавших от Ордена плату наемных рыцарей, именовавшихся в орденских документах той поры «сервиентами» (servientes).

Этих наемных рыцарей XII в., хотя и получавших от Ордена жалование за свою военную службу, но принадлежавших к благородному сословию, не следует путать со «служащими братьями», появившимися в Ордене позднее, также именовавшихся «сервиентами», но не имевшими рыцарского звания. Примерно начиная с 1140 г. в Госпитале имелось три различные группы «сотрудников» (collaboratores). Наряду с занятыми уходом за больными и убогими братьями, имелись нанятые за счет Госпиталя воины и приглашенные священники, занимавшиеся духовным окормлением госпитальеров и пациентов. Принимать в Орден священников было дозволено лишь в 1154 г. И до сих пор отсутствует необходимая ясность в вопросе, с какого именно времени члены Ордена святого Иоанна Иерусалимского стали подразделяться на хорошо известные, казалось бы, всем и каждому три категории: братьев-рыцарей, братьев-священников и «служащих братьев».

История с Уставом госпитальеров, автором которого традиционно считают Раймонда де Пюи, непроста. И в западноевропейской, и в российской литературе, как правило, публиковался небольшой текст, который называли Уставом, он состоит из 18 пунктов и известен под названием «Правила Ордена св. Иоанна Иерусалимского». Этот документ оказался действенным в течение нескольких последующих веков, лишь иногда его дополняли в связи с новыми обстоятельствами существования Ордена госпитальеров. Мы приводим его по публикации И.К. Антошевского:

«Я, Раймонд де Пюи, слуга нищих Христовых и страж Странноприимницы Иерусалимской, с предварительно рассужденным согласием братьев моих и всего Капитула утвердил следующие правила в странноприимном доме св. Иоанна Крестителя в Иерусалиме.

I. Каждый брат, который приемлется и вписуется в сей Орден, свято хранит три обета: целомудрия, послушания и добровольной нищеты без собственного стяжания.

II. За веру Христианскую да стоит твердо; да придерживается всегда справедливости; обиженным да помогает; угнетенных да защищает и освобождает; язычников, неверных и магометян да гонит по примеру Маккавеев, которые гнали врагов народа Божия; да прилежит всем христианским добродетелям; да печется о вдовах и сиротах. Нарушители же сего правила да подвергаются временному и вечному наказанию.

III. В оные дни и собрания, которые в определенные времена каждой четверти года обыкновенно наблюдаем, да читается сие постановление в присутствии всех братьев.

IV. Всякий, кто обременен долгами; или сильно кому обязан правом служения, в сей Орден да не приемлется. Хотя кто и обнадежен братьями к получению креста, однако прежде нежели облачится в орденскую одежду, да спрашивается: не вписался ли уже в другой какой Орден и не обязан ли супружеством, либо гражданскими долгами? Ибо в случае положив, что одно из сих окажется, то таковой не может уже быть принят в сей Орден.

V. Одежду кавалерскую, черную (vestem pullam) да носит со знамением белого креста на левой стороне; сия одежда обыкновенно да будет в знак мира; в военное же время, когда должно идти на сражение, та же одежда червленого цвета с белым крестом да будет знаком войны.

VI. Никто незаконнорожденный да не приемлется в Орден, выключая натуральных детей высокоименитых и высокородных лиц, и то – если таковых мать не будет раба.

VII. Так всеконечно да исключаются из сего Ордена, кто рожден от родителей-язычников, т. е. от маранов, иудеев, сарацын, магометан, турок и сих подобных, что должно разуметь и о детях таковых князей, хотя оные суть высокородные.

VIII. Равным образом, кто определился в иной какой ни есть Орден, или обязан супружеством, либо учинил человекоубийство и другие важные законопреступленья, в Орден да не приемлется.

IX. Кто желает быть принят в сей Орден, тот, по меньшей мере, должен иметь 13 лет своего возраста, при том был бы телом здоров, сложением крепок и здравого рассудка; также трудолюбив, терпелив и благонравен.

X. Всякий, прежде принятия в сей Орден, да докажет надлежащим образом благородство предков своих, или фамилий пред некоторыми от Приора и Капитула в обыкновенное собрание нарочно для сего отправленными.

XI. Священнослужению и Богопочитанию все братья ревностно да прилежат и вместо обыкновенного у монахов, под правилами живущих, междочасия, 150 крат ежедневно да чтут молитву Господню; в определенные времена да постятся; ежегодно 3 краты да причащаются Св. Тайнам, т. е. всегда в три торжественнейшие праздники: Рождества Христова, Пасхи и Пятидесятницы.

XII. Всякий кавалер, по званию своему отправляющийся на флот в море, да исповедается прежде священнику, и таким образом очистивши от всех мирских вещей свою совесть, да простится, сделав духовную или другое распределение.

XIII. При отправлении священнослужения и моления, в хорах близ к алтарю да не приступают, чем бы один другому не могли быть препятствием.

XIV. В том порядке, в котором всяк прежде или после другого в рассуждении времени вступил в Орден, да ходят и садятся.

XV. В известные времена благоговейные крестные ходы да учреждают, и в оных о мире христиан и постоянном согласии, о благословении Великого магистра и всего Ордена да призывают Бога.

XVI. О всяком усопшем кавалере 30 литургий да отправляют, в память которого каждый кавалер приносит горящую свечу с денарием.

XVII. В конвенте чрез все время поста Рождества Христова и Четыредесятницы, да имеют проповеди слова Божия и поучения.

XVIII. Никому в свете да не обязуют себя клятвою; никакого военного корабля да не снаряжают без согласия и признания Великого магистра; когда произойдет война между двумя христианскими государями, да не прилепляются ни к одной стороне, но всевозможно да стараются о прекращении раздора и о утверждении между ними согласия и мира»[60].

Существует еще один текст Устава, впервые переведенный на русский язык М. Фанченко с двух текстов – с английского и латыни. Он опубликован в качестве приложения к книге И.А. Настенко и Ю.В. Яшнева и значительно полнее предыдущих «Правил». Его нельзя рассматривать как первоначальную редакцию вышеприведенного документа. Это самостоятельный текст, который существовал наряду с «Правилами», и он действительно может быть назван Уставом. Введение этого Устава впервые в научный оборот в прошлом году не должно остаться незамеченным. Находка, сделанная М. Фанченко, заслуживает самой высокой похвалы и вносит большой вклад в изучение истории Ордена госпитальеров.

«УСТАВ,

предписанный братом Раймондом[61]

Во имя Господа нашего [аминь]. Я, Раймонд, слуга бедняков Христовых, настоятель Иерусалимского Госпиталя, в согласии со всем Капитулом, монахами и братьями-мирянами, утвердил сии заповеди в Доме Госпиталя Иерусалимского.


[1] О том, как братья должны исполнять свои обязанности.

Прежде всего, я предписываю всем братьям, призванным к служению бедным, соблюдать с Божьей помощью три обета, данные Богу, а именно: целомудрие, повиновение, что означает безусловное исполнение приказов их магистров, а также отказ от собственности, и да взыщет Бог с них эти три обета на Страшном суде.


[2] О том, чего братья могут требовать в качестве своих прав.

И не позволено им требовать ничего сверх хлеба, воды и одеяния, что им обещаны. А одеяние их да будет простым, ибо бедняки Господа нашего, которым мы призваны служить, ходят обнаженными [и грязными]. А гордость неподобающа для слуги, когда господин его скромен.


[3] Касательно поведения братьев, службы в церквах и приема больных.

Кроме всего, постановляется, что их поведение в церквах должно быть приличным, и что их речь должна быть подобающей, все лица в духовном сане, диаконы и иподиаконы должны прислуживать священнику в белом одеянии, и если это будет необходимо, то другое лицо в духовном сане должно оказать услугу, и должно быть светло каждый день в церкви, как днем, так и ночью, и священник должен облачиться в белое одеяние при посещении больного, почтительно неся частицу Тела Господа нашего, а диакон или иподиакон, или, по меньшей мере, служка, должны следовать впереди, неся фонарь с горящей свечой и губку со святой водой.


[4] О том, как братья должны выходить в мир и вести себя там.

Кроме всего, когда братья должны идти в города и замки, не позволено им следовать по одному, но лишь по двое или по трое, и они не должны идти туда с теми, с кем им хотелось бы, но только с теми, с кем укажет их Магистр, и когда они придут туда, куда шли, они должны вести себя одинаково <и быть одинаково одетыми>. И да не будет ничего в их движениях [и одежде], что могло бы быть оскорбительным для любого взгляда, но только то, что доказывает их святость. Кроме того, когда они в церкви или в доме или в любом другом месте, где есть женщины, да уберегут скромность[62] свою, и не позволят никаким женщинам мыть им голову или ноги, или стелить им постель. Пусть Господь наш, живущий среди Святых, обережёт их в этом [Аминь].


[5] О том, у кого и как следует искать милостыни.

Пусть служители церкви, как монахи, так и братья-миряне, ходят и собирают милостыню во имя святой бедности; когда они ищут себе ночлег, пусть идут в церковь или к какому-либо подходящему[63] человеку и просят у него для себя пропитания во имя милосердия, и да не позволено им покупать ничего иного. Но если они не могут найти никого, кто даст им необходимого, пусть при покупке пищи отмеривают лишь столько еды, сколько им нужно для пропитания.


[6] Касательно милостыни и полученного от домов.

Не позволено им ни приобретать земли на средства от собранной милостыни, ни отдавать её под залог, но должно им доставить её их Магистру с присовокуплением письменного отчета, и должно Магистру с присовокуплением письменного отчета доставить её бедным в Госпиталь; и пусть Магистр получает от всех Послушаний[64] третью часть хлеба, вина и всего продовольствия, а то, что будет сверх этой части, должно добавляться к милостыне, и да будет передана она бедным в Иерусалим с присовокуплением письменного отчета.


[7] О том, кто и каким образом выходит в мир для проповеди.

Не должно братьям из любого Послушания читать проповеди или собирать пожертвования, за исключением лишь тех, которых послал Капитул [церкви] или Магистр <церкви>. И пусть сами братья, направленные для сбора пожертвований, будут приняты в любом Послушании, куда они придут, и возьмут себе столько пропитания, сколько братья назначили себе, и не позволено требовать сверх этой меры. <Также позволено им нести с собой лампаду, и в любом доме, где они будут размещены, пусть зажигают эту лампаду пред собой>.


[8] Касательно одежды и продовольствия братьев.

Кроме всего, мы запрещаем братьям носить в любое время ярко раскрашенные ткани[65] или меха животных или бумазеи. Также не дозволяется им есть более двух раз в день, а также вкушать мясную пищу по средам или субботам, или в период с Семидесятницы[66] до Пасхи, кроме тех, кто болен или слаб[67]; и не дозволено им никогда ложиться обнаженными, но только одетыми в рубашки из полотна или шерсти, или в другие подобные одеяния.


[9] Касательно братьев, виновных во внебрачной связи.

Но если любой из братьев, да не свершится сие, чрез греховную страсть вступит во внебрачную связь, и если он согрешит втайне, то назначьте ему тайную епитимью, и пусть он сам на себе возложит соответствующую епитимью; в случае открытия греха и наличия совершенно точных доказательств, в городе, в котором был свершен грех, в воскресенье после Мессы, когда миряне оставят церковь, да будет он строго побит или выпорот его Магистром или другими братьями, под командованием Магистра, твердыми прутьями или кожаными плетьми на виду у всех; и да будет он изгнан из нашего Братства[68], и позднее, если Господь наш просветит сердце того человека, и вернется он к Дому Бедных, и признает, что был виновным, грешником и нарушителем Божьего закона, и обещает исправиться, он должен быть принят, и в течение целого года нужно считать его странником[69], и братья должны следить за ним в течение этого времени, надлежащим ли образом он вёл себя[70], и впоследствии да определят они, как им поступать с ним.


[10] Касательно ссор братьев и нанесения побоев друг другу.

Также, если какой-то из братьев спорит с другим братом, и Прокуратор Дома услышит жалобу, епитимья должна быть следующей: да будет поститься в течение семи дней, по средам и пятницам на хлебе и воде, и он должен есть на полу без стола и без скатерти[71]. И если брат ударит другого брата, то будет поститься в течение сорока дней. И если в это время он уезжает от Дома, или из-под присмотра Магистра, под юрисдикцией которого он находится, по своей воле и без отпуска его Магистром, то, по возвращении, он должен есть в течение сорока дней на полу, и будет поститься по средам и пятницам[72] на хлебе и воде; и столько же времени, сколько он отсутствовал, считаться ему странником[73], за исключением тех случаев, когда время отсутствия было настолько долгим, что Капитул решит изменить это наказание.


[11] Касательно молчанья братьев.

Также и за столом, поскольку так учил Апостол, должно каждому есть его хлеб в тишине, и да не позволено ему пить после Повечерия. Также должно братьям соблюдать тишину в их постелях.


[12] Касательно плохого поведения братьев.

И если любой брат не будет отличаться добрым поведением, то должно его Магистру или другим братьям дважды или трижды его предупредить и поправить, и если, подстрекаемый дьяволом, он не будет исправляться и слушаться, то необходимо послать его пешком к нам с письменным описанием его проступка; при этом необходимо выдать ему небольшое пособие, достаточное для прибытия к нам, и мы исправим его; и ни один брат не должен бить сержантов в его подчинении за любую провинность или грех, которые те могут совершить, но пусть Магистр Дома и братья свершат возмездие в присутствии всех; и да свершится полностью правосудие Дома.


[13] Касательно братьев, обнаруженных с собственностью.

И если любой из братьев сделал распоряжение о своей собственности по своей смерти, скрыв её от его Магистра, и будет это открыто о нём, то пусть те деньги будут привязаны вокруг его шеи, и да будет он проведён обнажённым по Госпиталю Иерусалимскому, или через другие здания, где он живет, и строго побит другим братом, и да будет наложена епитимья на него в течение сорока дней, и да будет он поститься по средам и пятницам на хлебе и воде.


[14] О том, какие службы должны быть исполнены по покойному брату.

Кроме всего, мы приказываем и вносим эту статью устава, которая в высшей степени необходима нам всем; и мы распоряжаемся о том, чтобы для всех братьев, которые умирают в вашем Послушании, тридцать месс были исполнены за упокой души каждого[74]; и на первую мессу каждый из присутствующих братьев, должен поставить одну свечу и дать один день. Эти деньги, сколько бы их ни было, должно раздать бедным <во имя Божье>; священник же, читающий мессы, если он не относится к этому Дому, должен быть обеспечен пропитанием на те дни; и, по завершении служб, Магистр должен дать подаяние этому священнику[75] и всю одежду покойного брата нужно раздать бедным; положено же братьям священникам, читающим мессы, также молиться за упокой души усопшего брата Господу нашему Иисусу Христу, и да читают все священнослужители Псалтирь, и да прочтёт каждый из братьев-мирян 150 раз «Отче наш». Да будут рассмотрены и отпущены все грехи усопшего и жалобы на него в Капитуле со справедливым суждением[76].


[15] О неукоснительном исполнении сказанного здесь.

Всё сказанное, так, как оно описано выше, мы предписываем во имя Господа Всемогущего, Благословенной Марии и благословенного святого Иоанна, и бедных [и своей властью], поэтому всё надлежит исполнять неукоснительно.


[16] О том, как должны быть приняты и обслужены больные Господа нашего.

И в том Послушании, в котором Магистр и Капитул Госпиталя дозволяют, когда больной прибудет туда, да будет принят он надлежащим образом; да будет дано ему Святое Причастие, по исповедании им грехов его священнику, и впоследствии да будет отнесён он на ложе, как будто он сам Господь; каждый день, перед тем как братья принимают пищу, да будет он подкреплен едой бесплатно и в соответствии с возможностями Дома; также в каждое воскресенье да будут читаться Послания Апостолов и Евангелие в Доме том, и да будет Дом окроплен святой водой. Также, если кто-то из братьев, относящихся к Послушанию в других землях, [наполнившись мятежного духа,] придёт к любому мирянину и будет предлагать тому человеку деньги бедных <и союзничество> для того, чтобы выйти силой из послушания от Магистра, да будут те братья изгнаны из своего братства.


[17] О том, каким образом братья могут наставлять других братьев.

В том случае, если вместе будут двое или более братьев, и один из них встанет на путь зла, другие братья да не осудят его <перед людьми или> Приором, но сперва позволят ему наказать себя самостоятельно, и если он не захочет наказать себя сам, то да обратится он к двум или трём братьям, для того чтобы они его наказали. И если он исправится этим путём, то пусть возрадуются они, но если не желает он встать на путь истинный, то да запишут они вину брата и отправят записанное [своему] Магистру приватно; и да воздадут Магистр и Капитул тому брату по вине его.


[18] О том, как один брат может обвинить другого брата.

Пусть ни один брат не обвинит другого брата, за исключением тех случаев, когда он может доказать это; и если он обвинит его и не способен доказать обвинение, то он не является истинным братом.


[19] О ношении братьями на груди знака креста.

Да будут все братья всех Послушаний, кто отныне и впредь посвятил себя служению Богу и Святому Госпиталю Иерусалимскому, носить на груди, на рясах и мантиях знак креста, во имя Бога и Святого Креста, с тем, чтобы Бог со всеми нашими христианскими заступниками при помощи этой хоругви чрез веру, тягости и повиновение, мог спасти и сохранить наши души и тела от власти дьявола и в этом мире, и в последующем.

Аминь».

[Ни одному человеку не дозволено лишать силы письменные пометки, обоснование и изменения, содержащиеся в нашей настоящей рукописи, или необдуманно иметь дерзость противоречить им. Если кто-нибудь совершит подобную попытку, то он навлечет на себя негодование всемогущего Бога и Святых Апостолов Петра и Павла. Латеранская дата 7 иды апреля[77] шестой год нашего понтификата.]»[78]

Судя по этому документу, мы видим, что порядки, существовавшие в Ордене госпитальеров, были непростыми. Братья находились под строгим контролем не только главы Ордена, но и старших членов братства. которые строго следили за исполнением данных ими обетов. В Уставе немалую роль отводили нравственности членов ордена.

Чтобы госпитальеры могли защищать паломников на дорогах Святой земли, ведущих к Иерусалиму, в Орден стали принимать рыцарей, бравших на себя обязанность вооруженной защиты паломников в пути.

Во многих приморских городах Востока, Византии и Западной Европы госпитальеры открыли странноприимные дома-госпитали. Однако после окончания Первого крестового похода Орден госпитальеров превращается преимущественно в воинское, рыцарское объединение, полностью сохранившее тем не менее монашеское обличие. Уже в первой половине XII в. Орден становится «головным боевым отрядом государств крестоносцев и папской теократии». Как считают историки Ордена, булла папы Пасхалия II и последующие акты римских первосвященников вывели рыцарей-госпитальеров из юрисдикции епископов. С одной стороны, это так, но с другой – в этих актах четко отражено желание римских пап подчинить Орден непосредственно только себе. Так, согласно булле 1143 г. папы Иннокентия II, Орден госпитальеров не подчинялся никаким духовным и светским властям – только персонально самому римскому папе. В 1153 г. папа Анастасий IV буллой «Christianae Fidei Religio» разделил членов Ордена госпитальеров на рыцарей, одевавшихся в красную полумонашескую-полувоенную одежду с черным плащом-накидкой, и оруженосцев.

Вскоре Орден госпитальеров стал независимым от местной власти и иерархии. Этот факт позволил впоследствии дать повод историкам Мальтийского ордена утверждать, что с этого времени Орден госпитальеров стал суверенным. Однако подобная точка зрения не выдерживает критики. Мы считаем, что подлинный суверенитет Орден получил только после того, как обосновался на острове Родос и создал там рыцарское государство. Многие папы с большим вниманием и покровительством относились к госпитальерам. Орден получил различные привилегии от пап Адриана IV, Александра III, Иннокентия III. А папа Климент IV даже присвоил главе Ордена титул: «Великого магистра Святого Госпиталя Иерусалимского и Настоятеля Рати Христовой»[79]. Орден обладает сотнями деревень, где трудились десятки тысяч крестьян, находящихся в полной феодальной зависимости от Ордена. Превратившись в мощный военный союз, Орден изменил и свое название – он стал именоваться: «Рыцари-госпитальеры Ордена святого Иоанна Иерусалимского».

По мере роста славы Ордена в него вступало все больше аристократов и рыцарей со всей Европы. За 30-летнее управление Орденом Великим магистром Раймондом де Пюи задачи этого братства намного переросли чисто местные масштабы деятельности, и Орден стал превращаться в своеобразную корпорацию, имеющую международное значение. Такое положение поддерживалось практически всеми феодальными властителями Западной Европы, видевших в лице госпитальеров надежных защитников своих новообретенных владений.

К этому времени Орден одержал немало военных побед, еще более увеличил свою казну и земельные владения и основал немало госпиталей по всей Европе. Все эти факторы обусловили рост высокого военного и политического значения Ордена, и одновременно увеличивали его экономическую мощь. У Ордена появилось и новое положение, сходное с положением наднациональной организации, которой надлежало вести войны против мусульман и охранять паломников на Святой земле вместе с двумя другими орденами: тамплиеров и тевтонских рыцарей. Эта задача решительным образом повлияла как на внешнее значение, так и на внутреннее устройство Ордена. Для ведения боевых действий, также как и для управления владениями, разбросанными по всей Европе, была необходима четкая централизованная организация. Вскоре Орден был разделен на три класса: рыцарей, которые должны были иметь благородное происхождение и выполнять как воинские так и обязанности сиделок, капелланов – контролировавших религиозную жизнь его членов, и оруженосцев – на которых возлагалась обязанность обслуживать представителей первых двух классов. В то же время нередки были случаи включения в члены Ордена сестер-послушниц. Все члены братства госпитальеров должны были верно служить своим религиозным и духовным идеалам.

Все остальные монашеские ордена приобрели независимый статус только на IV Латеранском (1215) и II Лионском соборах. На них были сформулированы основные положения, касающиеся деятельности этих организаций. Они были напрямую подчинены папе римскому, и все подразделения этих организаций были освобождены от власти епископов. В то время как орден госпитальеров получил такой статус значительно раньше других – в 1113 г.

В первые годы своего существования молодой Орден, подобно большинству орденов Западной Церкви, был составной частью строгой церковной иерархии. И хотя по своей правовой природе Орден был религиозной корпорацией, он отличался от других орденов, поскольку располагался не в христианской стране, а за ее пределами, находясь на территории господства мусульманских правителей. Но к этому времени Орден перерос рамки исключительно религиозного объединения. Вооруженная защита Церкви от неверных ставила перед ним военные и политические задачи, что обусловило его превращение в духовно-рыцарский Орден, и было документально оформлено в Генеральном уставе Великого магистра Хуго де Ревеля в 1272 г.

В течение всего XII в. Орден играл одну из главных ролей в вооруженной защите христианских государств в Палестине. Долгое время рыцари-госпитальеры защищали Иерусалим от вторжения войск мусульман, но в 1187 г. Орден был изгнан из города султаном Египта и Сирии Саладдином. Приорат Ордена перебрался в Аккру, где была сделана первая попытка создания орденского государства. Однако в 1291 г., несмотря на всю доблесть рыцарей Красного креста (тамплиеров) и рыцарей Белого креста (госпитальеров), сражавшихся бок о бок, Аккра была потеряна перед лицом подавляющего численного превосходства мусульманских войск, а с нею и вся Святая земля[80].

Великий магистр Жан де Вилье и его рыцари прорубили себе дорогу на орденскую галеру. Разбитые и раненые рыцари высадились на Кипре, где Орден имел свои замки и поместья.

История Мальтийского ордена полна страниц благополучия и драматизма, у него были периоды возвышения и времена смут и даже безвластия.

На Кипре Орден стал вассалом короля Кипра Ги де Лузиньяна, от которого получил в качестве лена феодальное владение Лимассол (Лимиссо). Вскоре на острове оказался и изгнанный из Иерусалима Орден святого Самсона, который слился с Орденом госпитальеров, после чего этот союз стал именоваться «Орденом рыцарей Кипра». В соответствии со средневековым ленным правом Орден хотя и сохранял определенную свободу в решении своих собственных дел, но был вынужден находиться в определенной зависимости у своего сеньора, что выражалось, в частности, в уплате дани и несении воинской повинности. Конечно, такое зависимое положение от светской власти мало устраивало руководство Ордена.

Но этого было мало. Рыцари не смогли спокойно ужиться в мире Восточного Средиземноморья тех лет, особенно после того как Орден втянулся в местные династические распри, а это внесло разлад с властями Кипра. К Ордену стали относиться с едва скрываемой неприязнью. Великий магистр Гийом де Вилларэ (1296–1303 гг.) посчитал единственным выходом из создавшегося положения, захватить остров Родос. Но выполнение этого решение выпало на долю его брата Фулька де Вилларэ (1305–1319 гг.), ставшего Великим магистром. В 1306 г. Орден захватил Родос и перенес туда свою резиденцию, приобретя территориальный суверенитет, и с тех пор он стал именоваться Орденом Госпиталя св. Иоанна Иерусалимского и Родоса.

Военная защита христианства, необходимая в то время, требовала не сидения в укрепленной крепости, а активного действия на море. Фульк де Вилларэ вырабатывает новую военную стратегию госпитальеров. Орден вступает во владение мощным флотом, патрулировавшим воды Восточного Средиземноморья и сражавшимся с врагом во многих известных битвах. Этот флот участвовал в крестовых походах в Сирию и Египет и оказывал помощь христианскому королевству Армения (Киликия). С этого времени госпитальеры становятся своеобразными «стражами морей» в борьбе с пиратами, а впоследствии – и с турками.

Благодаря притоку новых рыцарей из Европы Орден вновь обрел былое могущество и претерпел решительное преобразование, в отношении как его внутренней структуры, так и положения в сообществе народов Западной Европы. Оно в конечном счете, послужило предпосылкой его дальнейшего развития. С момента овладения Родосом Орден становится полноправным суверенным государством, «сувереном Родоса».

После разгрома Ордена храмовников (тамплиеров) Орден св. Иоанна получил многие из их прежних владений, которые были разбросаны во многих государствах Европы. Да и на Родос в больших количествах стали прибывать со всей Европы дворяне, желавшие стать членами Ордена иоаннитов. Орден был вынужден создать структуру территориальных подразделений – наподобие провинций и приорств тамплиеров.

Многие короли и владетельные сеньоры христианских государств Европы жертвовали иоаннитам деньги и земли, из которых были образованы крупные земельные образования, получившие название командорств или комтуров, и подчинялись приорам или Великим приорам-провинциалам, контролировавшим все командорства. Командорства составляли Бальяжи или Великие приорства, приорства были объединены в «языки» (или «нации», или «ланги»).

На Родосе окончательно сложилась иерархическая структура Ордена иоаннитов. Уже с начала XIV в. члены Ордена группируются, в соответствии с национальностью, в языки, или «ланги». Они стали приниматься в подразделения, соответствовавшие их родным языкам и возглавлявшиеся «байлифами» (бальи) в качестве глав языка и представителей в Ордене. Был запрещен переход из одного «языка» в другой. Первоначально Орден состоял из семи «языков»: Прованс, Овернь, Франция, Италия, Арагон (Наварра), Англия (с Шотландией и Ирландией)[81] и Германия. В 1462 г. Кастилия и Португалия отделились от Арагонского языка и образовали восьмой ланг. Каждый язык состоял из приоратов или Великих приоратов, бальяжей и командорств.

Глава Ордена – Великий магистр – был ограничен в своих действиях Капитулом, который он был обязан созывать во всех важных случаях жизни братства. За Великим магистром следовали бальи конвентуальные (в древности они назывались еще пилье – т. е. столпы), стоявшие во главе языков. Затем шли Великие приоры (или бальи капитулярные). Все они были рыцарями (кавалерами) Большого Креста. За ними следовали командоры и, наконец, простые рыцари. Свои земельные владения Орден предоставлял Великим приорам, бальи и командорам во временное владение, при условии уплаты в орденскую казну определенного дохода, который назывался «респонсии».

Респонсии в течение многих веков служили главным источником дохода Ордена. В позднее Средневековье, вместо единого Ордена госпитальеров, этот союз превратился в своего рода федерацию национальных обществ, действовавших во многих странах.

Великий магистр имел также право каждые пять лет назначать командором одного из рыцарей. Кроме того, существовало несколько командорств, доходами от которого пользовались капелланы и оруженосцы.

Наднациональный характер Ордена проявился и в разделении исполнительной власти в правительстве Ордена, которое состояло из Великого магистра и Малого совета. Каждый из высокопоставленных членов Малого совета избирался из одного из языков Ордена и становился главой соответствующего ланга в Конвенте и одновременно главой одного из ведомств, которое Генеральный капитул 1445 г. выделил каждому языку для постоянного руководства. Высшие должностные посты в Ордене были раз и навсегда закреплены за представителями разных языков, и резиденция Ордена – Конвент – состояла, по существу, из нескольких национальных образований.

Из указанных выше восьми языков Ордена язык Прованса был представлен Великим командором (он же казначей, управлявший финансами Ордена и член комиссии казначейства). Язык Оверни – Великим маршалом, который возглавлял сухопутные вооруженные силы и был председателем третейского суда, разрешавшим разногласия между рыцарями. Язык Франции – Великим госпитальером (или гостеприимником), которому надлежало нести ответственность за госпитали, врачей, ухаживающим персоналом и приобретением медикаментов. Язык Италии – Великим адмиралом, осуществлявшим командование всеми морскими судами Ордена, офицерами и рядовым составом экипажей, а также наемниками, служащими на кораблях. Снабжение вооруженных сил находилось в совместной компетенции адмирала и Великого командора. Язык Арагона – Великим консерватором (или драпиером), являвшимся интендантом. В его обязанности входил контроль ежегодных выплат рыцарям на их личные потребности. Язык Англии – Туркопольером, командовавшим кавалерией, а также возглавлявшим караульные войска и вспомогательные силы Ордена. Язык Германии – Великим бальи, ответственным за сохранность оборонительных сооружений, обеспечение боеприпасами и продовольствием. Язык Кастилии и Португалии – Великим канцлером, являвшимся министром иностранных дел. Он готовил все декреты и решения правительства Ордена и вместе с Великим магистром подписывал их. Он также руководил государственным архивом.

Позднее, в XV в., в Ордене была введена должность главного санитара – Инфермерария, считавшаяся одной из самых главных.

Подобное разделение высших постов между различными лангами позволяло достичь умелой и действенной концентрации сил при одновременном учете национальных особенностей, что не в последнюю очередь способствовало усилению Ордена.

Процветающее, не зависимое от светских князей, признанное уже в 1309 г. папой Клементом V, орденское государство подтвердило свои права в 1448 г. Тогда папа Николай V признал полную юрисдикцию Ордена над его территорией, независимость Ордена от папы в вопросах управления, финансовых вопросах, право обмена посольствами с другими государствами, международно-правовую свободу договоров и действий, право чеканить монету и взимать налоги. Папа также признал Великого магистра независимым, свободным князем, предоставив ему соответствующие привилегии и почести. Эти права Ордена были еще раз подтверждены папой Пием II (1458–1464 гг.) и папой Иннокентием VIII (1484–1492 гг.).

Итак, владение Родосом было поводом, но не причиной эмансипации Ордена в качестве наднациональной организации в общности народов и государств Западной Европы, определившей для него то особое место среди субъектов международного права, в соответствии с которым он в течение нескольких веков является членом международно-правовой общности.

Более двух веков продолжалась жизнь Ордена на Родосе. За это время он не только перенял, но и усовершенствовал лучшие достижения родосцев, прекрасных кораблестроителей и моряков. Мощный флот и прекрасное вооружение давали возможность постоянно отбивать многочисленные турецкие нападения. Но в 1522 г. остров был атакован стотысячной армией Сулеймана Великолепного. Длительная осада закончилась поражением рыцарей, хотя им и было дозволено покинуть Родос 1 января 1523 г. с воинскими почестями.

Загрузка...