История о высоком напряжении

Банкет с препятствиями

По случаю запуска первого генератора на электростанции состоялось «скромное торжество» в канцелярии старосты, на котором было выпито много превосходных вин и водки. Осецкий сначала отказывался, потому что это только начало, это всего лишь маленький генератор на сто киловатт, не о чем и говорить, но уступил. Всеобщая тенденция «празднования» нашла выражение в длинных, очень нудных выступлениях, после которых провозглашались различные лозунги и тосты. Это последнее меньше всего нравилось Осецкому, у которого на самом деле болели почки. Что еще хуже, кое-кому не понравилось, что он пригласил на банкет Петруса. Второй инженер, который недавно приехал, молодой парень с послевоенным дипломом, он на всякий случай постоянно носил в карманах маленькие немецкие справочники, смеялся и даже хотел выпить с Мисько на брудершафт, но господин почтмейстер и госпожа староста (не говоря уже о начальнике станции) были несколько оскорблены. Мисько почти весь банкет вел себя вполне корректно. Лишь когда открылись двери в зал, в котором должны были состояться танцульки, — случилось страшное.

После очередной речи и ответа несчастного Осецкого, который чувствовал, как у него колет в боку (особенно ему досаждала рябиновка), наступила минутная тишина. Осецкий встал и направился к двери, чтобы заказать себе крепкий чай, когда шофер приблизился к нему, явно взволнованный.

— Господин инженер, кто это там, тот тип в углу?

Белоснежный стол после двухчасовой обработки с помощью ртов, челюстей и рук выглядел как поле битвы. Наиболее полному разгрому подвергся десерт. Госпожа староста решила, что цветы являются недостаточным украшением банкета, и представительский бюджет был потрачен на кондитерские изделия местной фабрики шоколада и кексов. Несколько прекрасных подносов, щедро заполненных сладкими, вкусными кондитерскими изделиями, было расставлено на столе в симметричном порядке. Однако странным образом, а точнее, под влиянием необычно притягательных сил, источник которых находился на другом конце стола, все вместилища сладостей (не говоря уже об изысканных винах) переместились в противоположном направлении. Вдобавок одна лампочка в люстре мигала, и темнота ежеминутно скрывала проделки тамошних участников пиршества. Только бульканье, лязг, чавканье и другие звуки поедания пищи указывали, что банкет продолжается и в этой относительной темноте. Сейчас, когда шофер обратился к инженеру, во тьме сияла чья-то превосходная золотая челюсть, ощерившаяся в хохоте, прерываемом чавканьем и икотой.

— Тот, с золотыми зубами?.. Это комендант железнодорожной охраны, а что…

От праведного гнева волосы на голове Мисько встали дыбом. Он с такой силой треснул стулом, который держал в руках, об пол, что отскочила поперечина. Воцарилась смертельная тишина.

Раздалась короткая, прерывистая дробь, выбиваемая пальцами, а затем какая-то неизвестная мелодия, которую просвистел шофер.

— Слуга милостивого государя! А что это вы не встаете по стойке «смирно», когда поют «Ще не вмерла Украина», а? Ты по-украински уже забыл, сволочь? А я тебя искал, искал и все-таки нашел. Неплохую ты себе должность подыскал, негодяй! Ты, гитлеровский гаденыш, мало тебе было среди немцев, теперь ты здесь в порядочные люди пролез? Подожди, ты отсюда так не выйдешь! Скинь этот мундир, я тебе дам кокарду с орлами, чтоб тебя черти взяли! Посмотрите на начальника! Вы его не знаете? Это обер-ефрейтор из Галичины, немцам ж… лизал, наших убивал, а теперь сразу господин комендант. Погоди, я тебе дам коменданта!

Говоря это, Мисько схватил поудобнее стул, поднял его над собой и кинулся на онемевшего украинца.

Осецкий схватил своего любимца за плечи и удержал на месте; раздались возмущенные голоса, а старший лейтенант Гжендош, шеф отделения милиции, предупредительно похлопал по карману, в котором он носил элегантный «бельгиец» для особых случаев, и приблизился к коменданту железнодорожной охраны.

Тотчас их окружило несколько мужчин, и они вышли с не слишком сопротивлявшимся и побледневшим украинцем, у которого слюна стекала на серебряные пуговицы мундира. За ними потянулся и Мисько с неотлучным Осецким. В зале забурлило. С волнением обсуждался факт разоблачения, но нашлись и такие особы, которые считали, что Мисько позволил себе слишком много. Мало того, что его привел инженер, мало того, что он наелся и напился, так еще и выразился при дамах неподобающим образом. Господин почтмейстер особенно преуспел в суровом осуждении невоспитанности шофера.

— Хам, он хам и есть, — приняла решение госпожа староста, мама которой по-прежнему торговала сосисками и ветчиной на главной улице в Кельце.

Мисько вскоре вернулся в отличном настроении. Но то, что он услышал в зале, сильно его рассердило.

— Уж слишком хорошо они живут, — заявил он инженеру. — А, было не было, бух бабке в рыло. Ну что, может, станцуем? — обратился он к молодой девушке в жутком зеленом платье.

Они исчезли среди пляшущих, и через минуту, когда расталкиваемые могучими плечами шофера господа начали отскакивать от него в стороны, можно было прекрасно наблюдать двойные лычаковские[6] па, клепаровские[7] выкрутасы и достойное высшего света «качание» левой руки партнерши.

— Господин трубач, а может, штайерок[8]? — предложил в подходящий момент Мисько.

Но музыканты не знали ни одного из штайеров, хотя Мисько даже попытался им насвистеть мелодию. Это его окончательно разочаровало.

— Что ж это за музыканты, которые даже штайерка не знают, — заметил он и вскоре исчез вместе со своей подружкой.

Где-то за окнами раздалась песня, что «кто над верою смеется, живо кровью обольется, а кто верит вместе с нами, счастлив, как дитя при маме», — и лишь некоторое время спустя госпожа почтмейстерша с ужасом в глазах принялась искать потерянную дочь.

— Вы не видели Ядвиню? Извините… — с сахариновой улыбкой обратилась она к Осецкому, который лечился то чаем, то пивом, то даже с отчаяния и по принципу клин клином — рябиновкой. — Вы не видели моей доченьки? Она была в зеленом платьице.

— Видел, конечно, с господином Петрусом. Наверное, пошли прогуляться, — ответил вежливый инженер.

Матрона охнула и исчезла.

Осецкий улыбнулся в душе и продолжил лечение, потому что почка отзывалась все сильнее.

— Господин инженер, — обратился к нему пожилой господин с милой улыбкой, на лысине которого бушевал огонек серебристых волос, — позвольте представить вам моего шурина.

Чопорный мужчина среднего возраста с совершенно невыразительным лицом поклонился Осецкому.

«Выглядит как железобетонный столб», — подумал инженер.

Тот некоторое время нес какой-то бред о мире, Англии и электрическом токе, даже до Индии добрался, и наконец, когда решил, что для вступления хватит, конфиденциально продолжил:

— Уважаемый господин инженер, как специалист вы не могли бы оказать мне большую услугу? Дело в том, что у меня есть некоторые аппараты, которые я приобрел по случаю, оптом… потому что я, вы понимаете… то есть я был бы вам благодарен, если бы вы произвели их настоящую оценку, как вы думаете? Возможное затраченное время я бы, так сказать, с огромным удовольствием, конечно же, возместил, то есть чтобы без ущерба для вас…

«Что за липкая личность», — подумал Осецкий, с неприязнью наблюдая за жестикуляцией говорящего.

— Так у вас оптовый склад… именно таких аппаратов?

— Нет… я… у меня, значит, склад пера и пуха… но это было с транспортом, поэтому купил на вексель, понимаете, а когда сроки выплаты были просрочены, я через суд получил, а потом на аукционе…

«Что за чушь он несет?» — подумал Осецкий, но, поскольку с юных лет чувствовал влечение ко всяким аппаратам и ему никогда не надоедало знакомство с новыми, согласился.

— Так, может быть, прямо сейчас… потому что… у меня тут машина… значит, «фордик» мой, — говорил скользкий господин, все живее потирая руки.

Осецкий даже обрадовался, что сможет так вот, по-английски, исчезнуть. (Дома у него была книжка, которую он хотел прочитать. Он привез ее еще из Катовиц, но за последние три недели из-за отсутствия времени даже не открывал ее.) Сейчас он представил свою маленькую, но уютную комнатку, ночную лампу, одеяло и раскрытый детектив. Что за роскошь после таких трудов. «Фордик» оказался великолепной современной машиной. Должен был стоить неплохих денег, если только не оказался в обладании предупредительно вежливого господина в связи с его странными сделками, во время которых, начав покупки пера и пуха, можно было дойти до приобретения электрических аппаратов.

Проехались недалеко, машина остановилась у какого-то сарая. Здесь владелец автомобиля повел себя по крайней мере странно. Он осмотрелся кругом, потом, включив фонарик, достал ключ и открыл висячий замок. Показались груды ржавой, скрипящей при прикосновении жести. Что-то в глубине посыпалось.

Отбросив несколько верхних листов, хозяин таинственных устройств добрался до слоя мешков с соломой. Когда и те были отброшены, показались перепутанные, как макароны, клубки старых диванных пружин. И это было преодолено. Наконец был убран большой лист уже совсем свежей и чистой фанеры, и округлое пятно света поплыло по темно-красному мрамору. Осецкий затаил дыхание: перед ним лежали распределительные щиты, переключатели, предохранители, счетчики; все, почти в полном составе, столь необходимое ему оборудование покоилось на толстом слое соломы.

— Вот… это… как состояние… превосходное, я думаю, не правда ли? — уже снова потирал руки торговец пером и пухом. — И хотелось бы узнать, для чего это предназначено, а также… какая могла бы быть цена… как вы считаете?

— Много вы за это не получите, — сказал Осецкий, с трудом сдерживая радостный смех. Ну, на этот раз тип нарвался.

— Неужели, как это, столько тут и… металл замечательный; все новое, превосходное.

— Вы умеете расхваливать товар, — согласился Осецкий. Он достал портсигар, закурил сигарету. — Завтра, извините, я приеду сюда с грузовиком. Потому что это из нашей электростанции. Раздобытое, как здесь говорят. А если попросту, то украденное.

— Что? Вы мне? Вы… украденное?! Мои, ведь это мои аппараты, вы что?! — пробормотал торговец. Круг света подпрыгнул. Показалось его лицо, налитое кровью, серое и липкое.

— К сожалению, в соответствии с законом украденный предмет должен быть возвращен настоящему владельцу.

— Кто? Кто этот владелец? Может быть, вы?!!

— Государство.

— Кто это? Что это значит — государство?

— Я, мой шофер, мои работники, даже вы, к сожалению. Мне жаль, что я вас так разочаровал, но другого выхода нет. Без этих аппаратов электростанция не заработает.

— Не заработает?!

Какие-то мысли отразились на ошарашенном лице торговца. Минуту он стоял неподвижно. Потом свет фонаря дрогнул и погас. Раздался шипящий голос в темноте:

— Господин инженер… будьте благоразумным человеком. Вам нужны для электростанции некоторые устройства, которые есть у меня. Я их вам продам. Продам, — протянул он явно сладкое для него слово. — Составим акт купли-продажи, все законно. Моя фирма известна…

— Что вы имеете в виду?

— Ведь это не ваши деньги… и вы могли бы, пользуясь случаем… того…

Осецкий не знал, что говорить или делать. В темноте он чувствовал себя неловко. Он вдруг ясно осознал, что стоит в полном мраке рядом с явным прохвостом и что его тело могло бы лежать под этими старыми жестяными листами веками, и никто бы его не нашел. Мурашки пробежали у него по спине.

— Я отвечу вам завтра, — сказал он и направился к выходу. Торговец остался в центре. Слышно было, как он заботливо накрывает аппаратуру и нянчится со своим оборудованием.