История одной истерии

Глава пятая

Надлежало закричать, отскочить в сторону, полностью прикрыть собой Настасью… Вместо этого я тупо наблюдала за странными движениями Петровича. Вытаскиваемый им предмет зацепился за что-то внутри комбинезона и никак не хотел высовываться наружу.

– Может, вам помочь? – поражаясь собственной глупости, вежливо поинтересовалась я. – Только учтите, если вы намерены вытащить оттуда оружие, я, помогая, могу случайно поранить вас.

Прочитав по моим губам суть произнесенного, глухонемой замотал головой еще более отчаянно и под звук рвущихся ниток вытащил на свет небольшую книжицу в твердой обложке. «Хомутов П. С. Рассказы для Животных», – было написано на обложке.

– Это мне? – все так же вежливо поинтересовалась я. – Большое спасибо. Ну, мы пойдем…

Стоит заметить, что столь приветливые интонации мое естество всегда включало, когда требовалось скрыть испуг или растерянность. Пятясь от улыбающегося Петровича, я чуть не упала, споткнувшись. Забрызгала себя и сестрицу грязью, неприлично выругалась и попыталась заставить себя успокоиться. На тыльной стороне обложки красовалась обещанная дарственная надпись: «Нежданным посетительницам от автора».

– А чего так расплывчато? – прочитав надпись, возмутилась Настасья. – Именную же обещали!

В этот момент мне позвонил Шумилов.

– Слушаю, – отозвалась я, с досадой понимая, что опоздала на встречу.

Пришлось оправдываться:

– Как это не иду к вам? Именно этим и занимаюсь. Только дойти все никак не могу. Но я уже близко. Вижу даже, что вы вышли на балкон своего кабинета. Хотите, помашу вам рукой? Короткий светлый плащ, мокрые волосы. Хотя, клянусь, я пыталась попасть к вам вовремя и в нормальном виде. Но тут, знаете, то «Музей литератора» под ноги бросается, то молчаливый здоровяк Петрович атакует. Аж жуть берет.

– Я вас тоже вижу, – глядя в противоположную от нас с Настасьей сторону, изрек Шумилов. – Именно такой я себе и представлял протеже Зинаиды. Здравствуйте!

Я находилась уже непосредственно под балконом. Шумилов же смотрел на внушительных лет и размеров даму в светло-сером плаще, пересекающую в данный момент улицу.

– Жаль, что представляли такой. Потому что это не я, – сообщила я трубке. – Я стою прямо под вами.

Шумилов, нахмурившись, заглянул под балкон.

– Эта девочка – вы?! – недоуменно воскликнул он, встретившись глазами с приветливо скалящейся Настасьей.

– Нет. Я рядом. – Я вышла из-под навеса и помахала рукой. – А девочка – мой ассистент.

– Вас двое? Хорошо, поднимайтесь!

В двери громко щелкнул замок, и мы, оставляя на вылизанной до блеска лестнице грязные следы, помчались наверх. Честно говоря, теперь я шла производить на спонсора впечатление с куда большим энтузиазмом. Оказалось, что никакой он не старик. Джентльмен с шармом, немногим старше меня, держащийся с большим достоинством. Благородная посадка головы, плавные движения, тихий, но уверенный и немного хриплый голос – все это придавало Шумилову какой-то абсолютно нездешний, практически рыцарский вид.

Почти весь периметр кабинета, что выглядело вполне логично для рабочего пространства издателя, занимали книжные полки. Чего только тут не было! Я потрясенно озиралась по сторонам.

– Присаживайтесь, – хозяин жестом указал нам с сестрицей на кресла. – Простите, мне необходимо договорить, – добавил он, грустно кивая на выкрикивающую что-то неразборчиво оправдательное телефонную трубку.

Во все глаза я смотрела на г-на Шумилова и прилагала неимоверные усилия, дабы не выдать своего волнения. Усталые серые глаза, тонкие черты лица… Такому спонсору, чего греха таить, хотелось нравиться.

«Внимание! Внимание! – горланил сиреной здравый смысл в моей голове. – Тебя несет куда-то не туда! Остановись!»

Пришлось заставить себя опомниться. Выражение моего лица моментально приняло суровый и отстраненный вид. Для убедительности я достала блокнот и принялась что-то записывать. Издатель наконец оторвался от телефона и даже демонстративно выключил на нем звук. Потом огляделся и отключил еще кучу окружающих девайсов.

– Нужно, чтобы никто не звонил, не приходил, не писал и желательно еще не заглядывал в окна. – Он с серьезным видом опустил роллеты на окне. – Иначе нам точно не дадут поговорить. Воскресенье – то самое время, когда все думают, будто я свободен, и пытаются решить рабочие моменты, которыми боялись отвлекать меня на протяжении недели… Простите, – вдруг перебил он сам себя, всем своим видом выражая наивное удивление, – я чем-то обидел вас? Мне кажется, у вас резко испортилось настроение. Что-то не так?

О нет! Еще и приятен в общении! Это уж явное издевательство. Вообще говоря, я терпеть не могу мужчин, которые мне нравятся. Их появление на моем горизонте всегда влекло за собой массу проблем.

– Все хорошо, – отрезала я. – Настроение не влияет на качество моей работы. Перейдем к делу.

Шумилов, видимо, решил, что перед ним барышня с прескверным характером, и, пожав плечами, затих. Какое-то время мы сидели молча, вопросительно глядя друг на друга и не зная, с чего начинать разговор.

– Собью ли я вас с делового настроя, если предложу чаю? – поинтересовался наконец хозяин кабинета, решив, видимо, что в окружающей его сейчас обстановке присутствие барышни с отвратительным характером является естественным.

Образ строгой бизнес-леди не позволял мне принять столь соблазнительное предложение.

– Нет, нет, не собьете. Если уж у нее какой настрой имеется, то его ничем не перебить, – опасаясь, что рискует остаться без чая, все же поспешила заверить хозяина Настасья.

– Секретарь сегодня выходная… Воскресенье как-никак. Я пойду поставлю чайник. Или…

Я поняла Шумилова с полуслова.

– Настасья, будь добра, разберись с чаем, – попросила я сестрицу. – Сахар, заварка и чашки – в прихожей на серванте, а чайник – на тумбочке возле вешалки.

– Откуда вы знаете? – поразился Шумилов.

– Профессия обязывает замечать все, – холодно ответила я, мысленно ставя себе плюсик. На самом деле обычно я не запоминала вообще никаких мелочей. Просто, заранее предполагая необходимость продемонстрировать свое профмастерство, я нарочно постаралась зафиксировать в голове как можно больше деталей из окружающей обстановки.

Настасья послушно вышла, и мы с Шумиловым остались один на один. Наши взгляды встретились, и я невольно покраснела.

Нет, вы не подумайте, я вовсе не легкомысленная влюбчивая особа. Просто существует тип мужчин, которые магнетически действуют на мою психику. Конечно, наличие в моей жизни Георгия не давало любой вспыхнувшей в душе симпатии перерасти во что-то большее. Но факт оставался фактом. В присутствии г-на Шумилова легкомысленной части меня стоило больших усилий оставаться хладнокровной и не начинать строить глазки.

Между прочим, я имела полное право на подобное поведение. Манеры Георгия в последнее время оставляли желать лучшего. Вот я и желала лучшего! И ничего удивительного, что, встретив этого лучшего, я с трудом удерживала себя от флирта. В конце концов, Жорик сам виноват! За мной нужно ухаживать, меня нужно носить на руках, мне нужно назначать свидания и являться на них исключительно с цветами и по водосточной трубе! Ну и что, что мы живем на первом этаже с решетками на окнах! Романтика от этого страдать не должна! В общем, ничего плохого в антиделовом настрое несерьезной части меня по отношению к рыцареподобному издателю не было. Ну или почти ничего…

Одна часть меня старалась на корню пресечь любые мысли о кокетстве и перебарщивала с суровостью, другая надумала изображать хрупкую одинокую барышню и пыталась противостоять первой.

– Как называется ваше агентство? – так не вовремя отвлекая меня от важных мыслей, спросил Шумилов.

– Э… – Я вдруг с ужасом обнаружила, что не знаю, как нужно ответить.

Назови я ему сейчас агентство, он тут же проассоциирует его с именем детектива Собаневского, поймет, кто я, и образ одинокой блондинки будет повержен.

– Я забыла, – брякнула я, чувствуя, что впадаю в панику от собственной бестолковости. – Но обязательно вспомню. Должна вспомнить, по крайней мере.

Шумилов слегка расширил глаза, склонил голову набок, но тактично промолчал.

– Давайте считать мой визит личным, – та, другая я все же вырвалась наружу. – Частный детектив Катерина Кроль, и всё. Название агентства сейчас никакой роли не играет.

– Но… Я хотел бы навести кое-какие справки… – осторожно начал он, но вдруг хитро сощурился. – Впрочем, кажется, я понимаю, о чем вы говорите.

Он раскрыл верхний ящик стола и заглянул туда с таким видом, будто там находилась кнопка вызова охраны на случай неадекватного поведения посетителей. Мне сделалось стыдно, и я уже хотела было рассказать про детектива Собаневского и извиниться, но тут в кабинет вошла Настасья с чаем.

– Катюш, я посижу в приемной, полистаю журналы, ага? – невинно спросила она.

Подозрительное отсутствие любопытства сестрицы меня слегка насторожило. По идее, наш разговор с Шумиловым должен был вызывать у нее дикий интерес.

– Пока вы говорили, к нам пришла моя племянница, – пояснил Шумилов, кивая на монитор, отображающий пространство перед подъездом. – Наверное, ваша, гм, ассистентка хочет с ней побеседовать.

Понятно. Настасья выбрала замечательное время для заведения новых подружек! Впрочем, тем лучше. Не будет мешать при разговоре. Хотя, собственно, чему тут уже можно помешать? Все и так безнадежно испорчено.

– Давайте начистоту, – решительно произнес Шумилов спустя миг. – Вы упомянули в разговоре Петровича и «Музей литератора». Почему? Откуда вы могли узнать про этот музей? – тоном разоблачителя поинтересовался Шумилов.

– Мы прятались там от дождя. – Я искренне не понимала, чего от меня хотят. – А вы что подумали?

– Прятались от дождя?! – недоверчиво прищурившись, прошептал Шумилов. – То есть вы знакомы с Хомутовым и зашли к нему, когда начался дождь. А там как раз находился этот детина, да?

– Нет! – растерялась я. – Детина пришел позже. Когда начался дождь, мы с сестрой зашли в подъезд, наткнулись на музейную вывеску и решили исследовать экспозицию. А Хомутова я не знаю. В глаза никогда не видела. Разговаривала только с работником его музея.

– Маленький, темноволосый. Бесконечно галантен. Глаза чуть на выкате, темные.

– Точно.

– Это Хомутов. – Шумилов вдруг перестал подозрительно щуриться и, издав странное «б-р-р», замотал головой так, будто пытался избавиться от какого-то наваждения. – До чего же странно все складывается. Этот тип действительно устроил у себя дома музей самого себя? Еще вчера, когда я заходил к нему, никакой вывески на подъезде не было.

– Он сумасшедший? – поинтересовалась я.

– Нет. Просто шутник. Талантливый писатель и талантливый шутник. Правда, не для широкой публики. Отсюда масса материальных проблем и клоунада, иллюстрирующая попытки разрешить их. Значит, вы утверждаете, что попали к Хомутову случайно, а к исчезновению Ларисы с Аллой никакого отношения не имеете?

– Как не имею? – растерялась я. – Именно из-за этого исчезновения я к вам и пришла. От вас зависит, буду я в деле или нет.

– И при этом, – лицо Шумилова стало неожиданно серьезным, – вы ничего не говорите мне откровенно и отказываетесь объясниться со мной по поводу глухонемого?

В голосе собеседника теперь слышалась едва сдерживаемая ярость. Ну вот! Я, конечно, знаю, что умею выводить из себя даже самых спокойных людей. Но чтобы так быстро и незаметно для самой себя… Это рекорд.

Изо всех сил я старалась не выдать возникшего у меня по этому поводу расстройства, отчего ответ мой снова прозвучал резко и самоуверенно.

– Ну почему же отказываюсь? – чеканя слова, проговорила я. – Всему свое время. Сейчас я хотела бы получить ваше согласие на мое…

– Верните девочек, – шепотом перебил собеседник, глядя прямо мне в глаза.

Несколько секунд я осмысливала услышанное. Потом осознала, что фактически это моя победа. Данный призыв – практически и есть согласие на мое участие в деле. Призыв приступить к расследованию прозвучал.

– Верну, – подчиняясь установившемуся ритму беседы, лаконично ответила я. Потом уточнила: – То есть, опять же, все от вас зависит.

– Сколько? – все еще не сводя с меня глаз, спросил Шумилов.

– Двоих. А скольких надо? – Я запнулась, наткнувшись на почти физически ощутимые потоки гнева, исходящие от издателя. Кажется, он спрашивал не о количестве девочек, которых я обязалась найти. – А-а… Вы о деньгах? Пока не знаю. Все зависит от затратности мероприятий. Получу наконец от вас и других свидетелей полную картину происшедшего, составлю план и тогда смогу назвать сумму.

Шумилов перестал сверлить во мне дырку глазами и покосился на телефон, который, судя по подсветке экрана, давно разрывался от всевозможных звонков и сообщений.

– Довольно интересный метод финансирования, – спокойным тоном произнес он. – Что ж, если вы все-таки назовете мне цифру, на которую я должен буду рассчитывать, и если она меня устроит… то будем, гм, сотрудничать. Я правильно назвал наше возможное взаимодействие?

Я кивнула, не вполне понимая суть его вопроса.

– Да. И мне сразу хотелось бы поговорить о вашей дочери, – я наконец перешла к делу. – Вы знаете, что сегодня она ушла из театра? Сказала Зинаиде Максимовне, что боится и не станет больше приходить на репетиции.

Шумилов вдруг тяжело вздохнул и, издав странное лошадиное «б-р-р», приложил ладонь ко лбу.

– Ничего не понимаю, – в конце концов соизволил высказаться он. – Ни в вас, ни в Ксении, ни в Зинаиде.

– Не расстраивайтесь, – решила подбодрить я собеседника, – все мужчины ничего не понимают в женщинах. И прекрасно себя при этом чувствуют.

Шумилов не удостоил мою последнюю фразу вниманием, снова уставившись на свой телефон. В этот раз он не смог совладать с соблазном, все же взял его и стал быстро что-то набирать на клавиатуре.

– Знаете что, – проговорил он внезапно тоном, не терпящим возражений, – вы уверяете, что собираетесь заниматься расследованием? Так занимайтесь. При чем здесь Ксения? Нет ничего удивительного в ее решении уйти из театра. Она напугана исчезновением подруг.

– Почему Ксения не верит, что девочки ушли из дому по собственному желанию? Милиция ведь считает это доказанным фактом. Чего боится Ксения?

Думаю, если бы взгляд действительно мог испепелять, я немедленно прекратила бы свое существование.

– Нет, это уж слишком, – раздраженно вздохнул Шумилов. – Вы приходите ко мне, рассказываете про глухонемого, а теперь еще пытаетесь выяснить, чего боится моя дочь? Ну хорошо. – Он вдруг перешел на мягкий и доверительный тон. – Знаете, меня вдруг посетила здравая мысль. Давайте встретимся вечером. Где-нибудь на нейтральной территории. Здесь я все равно не смогу нормально с вами общаться.

«Да-вай-те встре-т-тим-ся вече-ро-ом! – нараспев повторила донельзя довольная легкомысленная часть меня. – Ха! А что же мне надеть?»

– Отлично, – назло самой себе решила я все испортить. – Только приходите с дочерью. Заодно выясним причину всех ее страхов. Поверьте, Ксения наверняка знает об исчезновении подруг больше нас с вами.

– Мы с Ксюшей будем ждать вас в ресторане «Буль и Компания». Некоторые называют его просто «Бульк».

Шумилов вопросительно глянул на меня и после моего утвердительного кивка застыл с удивленным выражением лица.

– Вы знаете этот ресторан?

Его удивление я восприняла как нечто унизительное. Казалось, будто Шумилов прямо вслух говорил: «Неужели какой-то жалкий частный детективишка, какая-то Катерина Кроль, бывает в приличных местах?»

– Разумеется знаю, – с достоинством соврала я, ощущая, что симпатии к издателю у меня резко поубавилось.

– Приятно удивлен. Г-н Буль открыл это заведение чуть больше недели назад, оно работает в тестовом режиме, там сейчас бывают только свои. А вы вот о нем знаете.

– Профессия такая – все знать, – насупилась я.

– В семь вас устроит?

Я уже хотела было возмущенно вскинуть брови, спросив невинное «так поздно?». Пусть знает, что я не из тех, кто занимает деловыми встречами собственное свободное время.

Но в этот момент дверь без стука отворилась, и я застыла как изваяние, с приоткрытым ртом и вскинутыми бровями.

– Сколько можно трепаться? – бесцеремонно входя в кабинет, поинтересовалась Тигра, растягивая губы в своей дурацкой улыбочке. – Мы уже устали подслушивать!

– Гм! – выдавил из себя хозяин кабинета.

– Шутка, – быстро пошла на попятную налетчица. – Мы просто рассматривали журналы. Я зашла спросить, долго ли еще вас ждать.

– Кого? – поинтересовался Шумилов подозрительно спокойно.

– Катерину Кроль, – тоном хорошо обученного дворецкого весомо заявила Тигра. – Я устроилась к ней на стажировку. Помощником ассистента.

Я хотела было закричать, что меня нагло оклеветали. Ни на какую стажировку это возмутительно ведущее себя существо я не принимала. Но издатель не дал мне вставить и слова.

– Довольно любезно с вашей стороны пытаться приобщить ее хоть к какому-то делу, – неуверенно улыбнулся он. – Теперь вижу, что вы, возможно, действительно хотите вернуть девочек. Наверное, очень любите детей. В противном случае общества моей племянницы вы бы не выдержали.

Племянница?! Так вот что имело в виду существо, предлагая помощь в общении со спонсором… Я строго глянула в победоносно светящиеся глаза Тигры и незаметно для Шумилова показала девочке кулак. Как она могла не сказать мне все начистоту сразу?!

Тут в дверь тактично постучали. На пороге возник хрупкий юноша с ворохом газет. Он пристально оглядел нас и спросил нелепое:

– Простите, кто из вас Эдуард?

Мы с Тигрой, не сговариваясь, прыснули со смеху.

– Ох, заработался. Двадцать второй офис за сегодня. Я – курьер. Вам просили передать это…

Курьер вручил Шумилову продолговатый почтовый конверт без надписей и направился к выходу. Получатель недоуменно осмотрел конверт, затем нахмурился, нервно глянул на маленький монитор, стоящий на столе, и нахмурился еще больше.

– А как вы зашли в подъезд? – спросил Шумилов курьера.

Ничего не отвечая, хрупкий юноша кинулся бежать прочь, спотыкаясь и роняя по дороге газеты. Мы с Тигрой и Шумиловым, быстро засунувшим письмо во внутренний карман пиджака, кинулись следом. Выскочив в приемную, я оторопела – Настасьи там не было. Зато на диване, где сестрица сидела минуту назад, валялась фольга, явно вытащенная из пачки сигарет.

– Кто из вас курит? – дрожащим голосом проговорила я, осматривая фольгу, на которой не было написано ни слова. – Скажите, ради бога, что кто-то из вас курит…

Не было Настасьи ни на лестнице, ни в виднеющемся внизу вестибюле. Если бы Тигра не схватила меня за руку, я, наверное, грохнулась бы с лестницы.

– Что с вами? Вам плохо? – тоном вполне разумного человека обеспокоенно спросила Кристина.

Вместо ответа я протянула Тигре злополучную фольгу.

– А-а… Так это моя… – улыбнулась девица. – Я, когда на вас обиделась, вернулась в ДК. Мне Зинаида Максимовна про вашу переписку рассказала, я поняла, что вы не злая, а просто за меня волнуетесь и потому хотите от расследования держать подальше, ну и решила проявить храбрость и от дел не устраняться. А фольгу я прихватила из шкафа. Ту самую, которую вы считаете ответом злодея на ваше послание. Вы ее там забыли почему-то. А с нее ведь отпечатки пальцев снять можно…

– Так, ладно! – ничего не поняв из нашего разговора, Шумилов махнул рукой и ушел обратно в кабинет. – Мне надо еще немного поработать. В семь в «Бульке», не забудьте!

В этот момент я увидела внизу голову Настасьи. Через секунду вслед за головой появились и остальные части тела сестрицы. Пыхтя и что-то бормоча себе под нос, она поднималась вверх по ступенькам.

– Куда ты пропала? – снова озвучила мой вопрос Тигра. Тоже мне, «специалист по связям с общественностью».

– Я отследила курьера! – торжественно заявила сестрица. – Он сразу показался мне подозрительным, поэтому я пошла вниз посмотреть, отчего это ему так легко удалось войти в подъезд с кодовым замком, а тут он несется как умалишенный…

Представив, что этот ребенок оставался с глазу на глаз с возможным злоумышленником и даже пытался ему помешать, я позеленела.

– Катюш, – голос сестрицы вдруг стал жалобным, – ты чего так смотришь? Я что-то сделала не так? Ты чего, Катюш?

Правильнее было бы не пугать сестрицу раньше времени. Но в этот день я, похоже, все делала неправильно: честно рассказала всем о том, что преступник угрожал мне потерей близких и что сестра, как ни крути, единственный мой родственник, задействованный в расследовании, а потому, не обнаружив Настасью на месте, я, конечно, испугалась, пусть даже и узнала, что фольгу оставила в прихожей наша несносная Тигра.

– У тебя одна сестра? Может, тебе стоит побеспокоиться о какой-нибудь другой? – с надеждой игриво поинтересовалась Настасья и ответила сама себе: – Жаль. Предъявлю маме претензии. – И тут же переключилась на деловой лад. – Но все ведь оказалось не так плохо, да? У нас есть фольга, с которой можно снять отпечатки, и… – жестом фокусника сестрица выставила на всеобщее обозрение свой телефон, – фото убегающего курьера! – Тут она немного смутилась. – Ну, то есть я его не отследила, а просто сфотографировала. Но ведь дяде Жорику будет достаточно фотографии, чтобы выяснить, кто этот тип, да?

– Не знаю, как вашему дяде, а вот мне, наверное, ее будет достаточно, – задумчиво протянула Тигра. – Хотя я не уверена. Скинь мне фотку, Крона, надо кое-что обмозговать…

– Тигра, – решилась я в итоге на окончательное принятие существа в команду. И не только потому, что племянница спонсора в команде – верная гарантия получить дело. – Ты молодец. Прости, что сомневалась в тебе. Давай ты сейчас расскажешь мне все, что знаешь об исчезновении девочек. И, конечно, подумай про фото, и… Слушай, уж очень мне интересно, что в этом письме. Сомневаюсь, что твой дядя признается мне в этом добровольно. Расспроси-ка ты его, ладно? Справишься?

– Постараюсь, – неуверенно проговорила девочка. – Дядька, конечно, у меня мировой, и меня очень любит… Но в дела посвящать вряд ли станет. А любую хитрость легко раскусит. Но можно попробовать.

Этим ударом я убила сразу массу зайцев. Получив задание, Тигра наконец почувствовала себя при деле и без лишних пререканий согласилась временно оставить меня в покое. Кроме того – чем черт не шутит! – существовала все-таки надежда, что Тигре действительно удастся узнать содержание таинственного письма. Да и ее подробный рассказ об исчезновении актрис тоже мог пригодиться. Сама же я собиралась подробнейшим образом пересказать все Георгию и стребовать с него предварительный план действий. Кроме того, мне необходимо было продумать все нюансы предстоящего разговора с Шумиловым и Ксенией.

Свои мысли относительно возможной причастности дочери Шумилова к написанию угрожающих записок я решила пока не высказывать. Ксении это однозначно не понравится, и она может замкнуться. Издатель же и без этого довольно странно реагировал на мои расспросы о дочери. Впрочем, и на все остальные вопросы тоже. И не только на вопросы.

Я вдруг посмотрела на нас с Шумиловым со стороны и, стараясь давать объективную оценку происходящему, прокрутила в памяти состоявшийся разговор.

Он вообще был странным, этот издатель. Не удивлюсь, если даже…

«Так, – отрезвила меня пробудившаяся во мне самоирония, – подозревать своих нанимателей, похоже, уже становится у тебя дурной привычкой. Зачем им обращаться к детективу, если они не хотят, чтобы дело было распутано?»

Но, с другой стороны, из всего, что я наговорила Шумилову, он просто обязан был сделать вывод о полной моей непригодности к расследованию. Нанять меня мог лишь человек, страстно желающий запутать дело…

Нехорошие предчувствия заставили меня прибавить газу. Скорее к Георгию. Уж он-то сумеет во всем разобраться. Сумеет защитить меня и сестрицу, сумеет найти пропавших девочек, сумеет поставить на место негодяя, который подбрасывает мне свои мерзкие записки. Нет-нет, я не изменила принятому еще утром решению взяться за дело режиссерши как за свое личное дело. Просто каждый решает возникающие проблемы собственными методами. Я – путем привлечения Георгия. Если мне удастся привлечь внимание Жорика к исчезновению актрис, то он, несомненно, докопается до истины. От этого дело не станет менее «моим», ведь именно я заставлю Георгия это сделать. Скорее к Жорику!

«Ничего не скажешь, хорош этот издатель! Совсем заморочил мне голову! И как только я могла ему поверить?» – возмущалась измученная подозрениями и разочарованная во всех на свете легкомысленная часть меня.

Подъезжая к подъезду, я с грустью констатировала, что все мои симпатии к Шумилову испарились без следа. Как обычно, когда очередная влюбленность оказывалась мимолетной, я немного расстроилась. Вкупе с общим негативным состоянием дел это расстройство уничтожило остатки моего хорошего расположения духа. Эх, а утром это театральное дело казалось таким приятным и привлекательным…

Настасья, видимо, почувствовав мое настроение, притихла, глядя за окно. А мамочка еще жаловалась, что ребенок давно уже ни секунды не сидит спокойно. Хм… Похоже, я делала первые педагогические успехи.