Я посмотрела на календарь: сегодня 1 марта. Прошло больше 2 лет с момента нашего знакомства с Артемом. И около 1,5 лет с момента, когда Саша Подкорытов стал Сашей Коганом. Процесс усыновления чуть затянулся, но в целом прошел гладко. Мальчик к удивлению всех очень быстро адаптировался.
Но не к моему: я знала, что наши отношения с Сашей сложатся легко. Ребенок с первого дня, когда мы стали его забирать его домой, льнул ко мне. Он видел во мне маму. Маму!
Конечно, отрицать не буду, были и тяжелые моменты. Просто Артем настроил меня заранее на то, что сложности могут возникнуть, и я была к ним хотя бы в теории готова. Были и истерики, и слезы, и даже крики «зачем вы меня взяли?», но после того, как мы оба успокаивались (я и Саша, Артем же, как обычно, всегда был спокоен), мы находили силы подойти друг к другу и извиниться. Артем был для Саши непререкаемым авторитетом: мальчик почти не помнил собственного отца, и Тема удачно занял эту пустую нишу в детском сердце. Саша, никогда никого не звавший «папой», в первый раз оговорился: они с Артемом на детской площадке играли в футбол. Саша отвлекся, пропустил гол, и тут же закричал: «Папа, так нечестно!». У меня, как у самой эмоциональной в семье, сразу же подступили слезы, сжалось горло. А Артем молодец, он спокойно ответил что-то типа: «Сын, надо быть внимательнее». Мои мужчины обменялись понимающими взглядами, и с этого момента без проблем перешли на такой интимную форму общения «папа-сын».
Со мной было сложнее… Саша привык звать меня Ольгой Сергеевной, к тому же в его жизни была мама, и воспоминания о ней были живы. Долгое время мальчик избегал любой формы обращения ко мне. Мне было обидно, но Артем ежедневно твердил мне, что как только ребенок будет готов, он скажет это долгожданное для меня слово. Пару месяцев назад Саша вместе с соседскими детьми (он возглавил местную ватагу ребят) пытались вытащить кошку из подвала старого заброшенного здания, который был наполнен водой. Вода была холодной, за палку кошка цепляться не хотела, и Саша решил любой ценой спасти животное. Он весь вымок, хлебнул воды, но достал несчастного зверя. Домой он еле дошел: одежда намокла, на улице было — 15 градусов, ребенок жутко замерз, но упорно нес домой вырывавшуюся кошку, такую же мокрую и испуганную, как он сам. Когда они оба (Саша и кошка) зашли в квартиру, у меня чуть инфаркт не случился. Я так перепугалась, что сначала схватила кошку, завернув ее в полотенце, и только потом, спохватившись, начала раздевать Сашу. Конечно, ребенок слег с температурой. Я сутки просидела у его кровати, не позволяя Артему заменить меня. И все это время Саша говорил: «Мама, давай оставим кошку. Мама, пожалуйста. Мама, я хочу кошку». В тот момент мне было не до кошек, и я даже не обратила внимания на обращение «мама». Но когда Саша выздоровел, это обращение осталось. Как и кошка, которую Артем в этот же день свозил в ветеринарную клинику, где ей ампутировали перемерзший хвост. В остальном, спустя неделю оба (Саша и кошка) чувствовали себя хорошо.
Мои родители сначала настороженно отнеслись к идеи усыновления. Они убеждали меня в том, что я сама еще ребенок, и мне не потянуть такую ношу. Но я упрямо стояла на своем. И, судя по тому, что половину прошлого лета Саша провел в деревне, мои родители не то, что смирились, а со временем поняли, что это было одно из самых лучших решений в моей жизни.
Скажу честно, я не знаю, как бы я справилась без Артема. Точнее как-нибудь бы справилась, я не из тех людей, что отступают. Но Артем помог сделать переход Саши в новую семью более гладким и грамотным. Он много времени проводил с ребенком, в отличие от меня, зная, как именно нужно с ним общаться, и учил меня.
Я зашла в детскую комнату, Саша читал, лежа на животе. Рядом лежала толстая, довольная жизнью кошка. Мальчик не видел меня, но я внимательно всматривалась в его фигурку. В комнате царил идеальный порядок. Саша всегда был аккуратен с вещами и игрушками. Тяжелое прошлое оказало на него влияние. Первое время он пытался сам стирать, мыть каждую кружку. Но я старательно внушала ему, что при наличии стиральной и моечной машин — это пустая трата времени. Тем не менее, мы с Артемом оба чуть не расплакались, когда увидели рубашку Артема и мою майку, сушащимися на батареи: мальчик постирал наши вещи вручную. Так он хотел показать признательность и заботу.
Я перевела взгляд на семейную фотографию: на ней Артем, я и Саша, а снизу подпись «Семья Коган». Мы с Артем расписались ровно через месяц после того, как между нами состоялся разговор об усыновлении Саши Подкорытова.
Маленькому Савелию Германовичу Ларину на днях исполнилось 5 месяцев. Ларису в тот злополучный вечер открытия «Феникса» тошнило не из-за крови, и не из-за переживаний. А просто потому что она была беременна: оральные контрацептивы тоже дают сбой. Лариса стала просто идеальной матерью. Я смотрела на нее и ее сына, и чувствовала, как расцветает моя любовь к моему приемную ребенку. Дядя Гена, отец Лары, как только узнал, что скоро станет дедом, приободрился и начал в 2 раза активнее заниматься с реабилитологом. К моменту рождения внука Савы дед уже сам ходил. «Мне главное теперь бегать начать! А то не услежу за ребенком», — шутил дядя Гена. На новогодние каникулы из Мюнхена прилетал младший сын Германа — Марк. Мы отмечали новый год у Лариных. Интересным было то, что Марк был огненно рыжий, а Сава родился с богатой для младенца черной шевелюрой. При этом и Марк, и маленький Савелий были абсолютными копиями Геры. Все шутили, что Лариса и мать Марка, по всей видимости, не участвовали в процессе.
Мать моего Саши уехала из города, оставив квартиру сыну. Она честно сказала на суде, что ребенок не был желанен. Она жила с ним только ради его отца, после смерти которого начала пить. Подкорытова все время тяготилась ребенком, и хотела бы начать жизнь заново. Я, как обычно, всепрощающе подумала: ей всего лишь 25 лет. Пусть она начнет свою пропащую жизнь заново, и навсегда забудет о Саше. Женщина подписала документы, по которым отказывалась от всяких прав на ребенка. Он периодически вспоминал мать, но без тоски. Просто констатировал, что она была в его жизни. А вот бабушку он вспоминал часто, и мысли о ней давались ему тяжело. Артем часами обсуждал это с мальчиком, рассказывая свои воспоминания о родителях, и о своих эмоциях в связи с их гибелью. Рассказывал о методиках, которые помогают смириться со смертью близких. И однажды Саша выдал фразу: «Я тоже хочу быть психологом!», из-за которой у Артема загорелись глаза.
Я остановилась перед зеркалом в коридоре: живот еще не было видно, но я точно знала, что скоро нас будет уже четверо. Я никому не говорила, но почему-то была уверена: Артем, как обычно, обо всем догадался.
— Мам! Я не могу понять, как решать эту задачу, — озадаченный голос Саши застал меня врасплох. — Помоги мне!