Глава 6

Когда пришла машина такси, я забилась на заднее сидение, и позвонила Ларисе. Попросила ее приехать: я знала, что она не откажет. Испортила подруге вечер. Испортила вечер Артему. Испортила наши отношения и свою жизнь. В машине я пережила еще один приступ паники, цепляясь в обивку сидения, молча глотая слезы, пытаясь дышать. Водитель бросил несколько подозрительных взглядов в зеркало, но промолчал. И только после того, как я отдала ему деньги, спросил, не нужна ли мне помощь. Я не ответила, быстро покинула салон и побежала к подъезду. И только в тишине пустой квартиры смогла расслабиться. Заставила себя снять хотя бы куртку, умыться. Упала на Ларискину кровать, и сжалась в клубочек. В глухой тишине квартиры я слышала, как вибрирует телефон в кармане куртки, но я знала, что это Артем, а сказать мне ему было нечего.

Что делать дальше? Я могу взять отпуск на свой счет, уехать к родителям. Или вообще куда-нибудь далеко, за границу. Можно к Джессике, она меня еще на прошлые соревнования по водным видам спорта звала, они проходили в Будапеште. Джесс, мой дорогой друг, мой лучик света. Если Лара постоянно говорила так про меня, то я, рядом с Джессикой, была очень унылой личностью. Мы познакомились на таких же соревнованиях, в Мельбурне. Тогда я еще была…. Была самой собой, нормальной, искренне веселой. Это были последние недели моего детства. В сентябре 2007 года произошло то, что разделило мою жизнь на две половинки. Кто-то более менее легко переживает подобное, а кто-то — я. Я смогла восстановиться: полностью физически, и частично эмоционально. Эти воспоминания навсегда останутся со мной, и никакая терапия, никакие транквилизаторы, никакая любовь и поддержка не смогут помочь мне забыть ее.

Одним прекрасным утром, после субботней тренировки, тренер Валентин Николаевич позвал меня зайти к нему в тренерскую, обсудить предстоящее выступление на всероссийских соревнованиях. Валентин Николаевич тренировал меня с 7-летнего возраста. Ему я обязана своими спортивными успехами, формой, техникой, всеми победами. И незаживающей болью от воспоминаний того сентябрьского утра. Тренер попросил меня закрыть за собой дверь, хотя в этом не было необходимости: в бассейне никого не было. Мы всегда брали для тренировок ранние субботние часы, никто не мешал, и между нами прозрачной нитью тянулось то, что называется «незримой связью тренера и спортсмена». Валентин Николаевич начал вспоминать, как он впервые меня увидел. Каким я была тощим ребенком. Как мне тяжело давались первые тренировки, он даже пытался отказаться от меня, советовал родителям отдать меня в другой вид спорта или вовсе, забыть о мечтах взрастить из меня спортсмена. Но папа настоял. И вот теперь я — мастер спорта, призер многочисленных всероссийских и международных соревнований, самый технически оснащенный спортсмен в его группе и он питает относительно меня большие надежды. Я всегда относилась к старому тренеру, как к дедушке, которого у меня не было. Я в ответ благодарила его, расхваливала его тренерский талант, призналась, что он мне практически самый родной человек (из-за частных разъездов я видела тренера чаще, чем родителей). Мы пили чай, пересматривали альбомы с соревнований, как делали это каждый раз перед очередным спортивным испытанием — такая техника настроя ребенка на победу. Спустя полчаса я почувствовала, как ноги начинают становиться ватными, а в голове начал раздаваться шум прибоя. Я потерла виски и сделала вид, будто все нормально. Дурочка. Я боялась, что если скажу тренеру, что плохо себя чувствую, то он не даст мне пропуск на соревнования. Еще через пять минут мне показалось, что я как во сне, всё вокруг стало серым и смотрелось так, будто я гляжу на предметы в воде. Я испугалась, но сказал тренеру, что «устала». Он ответил, что это нормально, «так бывает», и помог лечь на живот на кушетку для массажа, стоявшую в тренерской. Как только моя голова опустилось в отверстие для лица на кушетке, я тут же провалилась в сон. Последней мыслью было: «Хоть бы до соревнований всё прошло!». Очнулась я от боли, прорезавшей сознание. Всё было по-прежнему как в тумане, но теперь я ощущала еще кое-что: я вяло дернула ногой и поняла, что не могу двигаться. Лодыжки будто были скованы. Я потянула ногу резче, и в нее вонзилась веревка. Я открыл глаза, и увидела свои руки, связанные между собой под кушеткой. Я невнятно (во рту было много слюны) позвала:

— Валентин Николаевич.

— Не волнуйся, Олюшка. Я здесь.

— Помогите мне. Я не могу встать.

— Сейчас помогу, Олюшка.

И я тут же почувствовала, как что-то касается паха. До этого момента там меня касались только гинеколог, проверку у которого нужно было проходить перед каждыми соревнованиями, и мастер шугаринга, которая удаляла все волосы на теле перед соревнованиями. Я дернулась. Но тут же ошарашено замерла. Догадки стали появляться в моей голове.

— Валентин Николаевич, что вы делаете?

— Не бойся, Олюшка. Больно не будет. Я аккуратно.

Тренер всегда отращивал длинные ногти, и сейчас я чувствовала, как его когтистая лапа трогает мои бедра, ягодицы, раздвигает шире ноги. Я изо всех сил задергалась, пытаясь проверить, насколько крепко связаны руки. Но плотные канатные веревки не оставляли шанса на побег. От отчаяния я заплакала. Тренер погладил меня по плечу:

— Ничего… Ничего, не ты первая, не ты последняя.

— Я все расскажу родителям, и директору!

— Расскажи. Кто тебе поверит? На меня постоянно клевещут. Я тренер успешный, у меня все девочки на звания выходят. Ты одна из многих. «Имя вам — легиона», а я — один такой.

— Ну, пожалуйста! Не надо! Я же девственница, — хваталась я за попытку остановить тренера.

— Я знаю, Олюшка. Я знаю. Вас же моя сестра всех осматривает. Она гинеколог при поликлинике. Я про всех всё знаю.

Я начала кричать. Визжать. Орать. Я не знаю, какое слово точнее опишет те яростные звуки, которые вылетали из моего горла. Но тренерская находилась в самом конце цокольного этажа, там не было окон, и не было никакой связи с другими помещениями. У меня быстро осип голос, и я закашлялась, выплевывая на пол слюну и слизь из горла.

— Можешь кричать, все кричат. Но мы тут одни. Уборщица придет к 11 утра, а тренировка младшей группы в 12 часов. У нас еще много времени, — протянул тренер.

— Валентин Николаевич, ну как же так? — просипела я. — Я же к вам, как к родному дедушке отношусь. А вы…

— А я люблю всех своих девочек. И тебя люблю.

Я почувствовала как нечто склизкое, мокрое касается промежности. Тренер мазал мою вагину смазкой. Я завертела тазом, пытаясь увильнуть от мерзких движений.

— Меня это возбуждает еще сильнее, Олюшка. Какая узенькая щелочка, — когтистый палец проник во влагалище, царапая слизистую.

От бессилия и отвращения из глаз полились слезы. Пальцы усиленно ковырялись во мне, царапая, травмируя, но это было не самое страшное. Через пару минут я услышала, как скрепит кушетка под телом тренера, почувствовала, как голые волосатые бедра прижимаются к моим, как что-то толстое проникает в меня.

— Расслабься, деточка. Будет не так больно, — противно шипел на ухо Валентин Николаевич.

Я стиснула зубы, чтобы не выдать крика. Было больно. Член медленно вползал в меня, с каждым сантиметром боль увеличивалась с геометрической прогрессией. Момент дефлорации не отличался от всего остального действа: было одинаково больно и противно. Тренер поелозил на мне буквально пару минут, потом мерзко заскулил, прикусывая мое плечо. Я почувствовала, что его зубы до крови ранили нежную кожу, но по сравнению с ощущением боли во влагалище, это было ерундой. Тренер сполз с меня, уселся голой задницей на бетонный пол, и начал развязывать мне руки. Я смотрела на его еще большой, толстый член, и чувствовала, как подступает тошнота. Мои руки затекли, и я стремилась для начала только к одному — растереть ватную кожу. Потом он распутал мои ноги, и вышел из тренерской со славами «Спасибо, Олюшка». Я спешно натянула спортивный костюм, схватила сумку и вылетела из комнаты. Я так торопилась, я так боялась, что он догонит меня, и это случится еще раз…. Я не могу передать даже части тех эмоций, которые бушевали в тот момент во мне. Выбежав из бассейна, я пошла медленнее, чтобы не привлекать внимание. Завернула за угол, и пробралась через потайную отодвигающуюся доску в заборе на незаметную с дороги тропинку. Курящие там проводили много времени, они говорили, что из-за стресса им необходимо курить, а потом задыхались на тренировках, снижая показатели. Я вприпрыжку заскочила в ближайшие кусты. Меня вырвало. Мне смертельно хотелось помыться. Но я решительным шагом направилась в сторону ближайшего отдела милиции. Дойдя до крыльца участка, я резко повернулась и побежала домой. Я не смогла. Я была просто маленькой испуганной девочкой, я подумала о том, как на меня будут смотреть милиционеры. Я попыталась вслух произнести фразу «Меня изнасиловали», и запнулась на слове «меня». Что бы я сделала, будь взрослым человеком? Я много раз прокручивала этот вариант в голове. Я бы накинула на тренера сразу же, как он развязал меня.

Я бы схватила первое попавшееся под руку (а на его столе стоя мой кубок, очень тяжелая вещь) и била бы его по голове. Била, била. Даже сейчас меня разъедает злость! А прошло столько лет… Потом я бы все-таки зашла в участок, написала заявление, сходила бы к гинекологу, чтобы врач зафиксировал факт насилия. Но тогда я была просто ребенком. Мне было страшно и стыдно.

На соревнования я не поехала. Я вообще больше не выступала. Никогда.

Через пару дней мама заметила, что со мной творится что-то странное. Ей потребовалось всего пару минут разговора, чтобы вынуть из меня правду. После того, как я увидела ее взгляд, я закрылась в своей комнате и наглоталась таблеток. Неделю была в коме. За это время с моего плеча сняли отпечаток зубов тренера, провели гинекологический осмотр. Тренера задержали, он признался не только в том, что изнасиловал меня, а еще в пяти случаях. Все девочки были его ученицами. Все были успешными спортсменками. И только одна после изнасилования смогла вернуться в профессиональный спорт. Но ни одна не смогла рассказать о случившемся близким.

Через месяц после начала расследования тренер повесился на собственных штанах, привязанных в стояку отопления в камере СИЗО.

Загрузка...