Вышеупомянутый Амиго – тоже друг детства. И тоже значительная фигура в моей биографии и в моем творчестве5. Мы с ним знакомы с самого моего и его щенячьего возраста.
Мы с Амиго в детстве
Ну, моего уже осознанного. И дружили мы с ним практически до моей юности – сохранилась фотография, где я уже девушка-девушка, а Амиго рядом ещё не старый.
Мы с Амиго в юности-зрелости
Жил он у двоюродного дедушки в частном доме, куда мы с родной бабушкой часто ходили в гости. Двоюродный дедушка – двоюродный брат бабушки.
До Амиго у дедушки жил пушистый кот Барсик и собака Джек. Кстати, Амиго и Джек, кажется, пересекались. Только Джек был старше, но меньше. Бабушка отдала мне в игрушки двух маленьких керамических собачек – коричневую и белую в черных пятнах. Белую звали Райт, в честь собаки, про которую я или книгу читала, или фильм смотрела. А коричневую – Джек, в честь того Джека. Но с Джеком у нас сложилась не такая тесная дружба, как с Амиго.
Амиго меня почему-то сразу полюбил, и так радовался, так радовался, когда мы с бабушкой приходили, что аж уписывался. Благо встреча происходила во дворе – в дом ему нельзя было заходить. Он жил в большой будке, только зимой его пускали в предбанник, на теплую подстилку из старого ватника.
Он любил меня так сильно, что, когда дедушка в шутку замахивался на меня и говорил:
– Вот я буду Таню бить! – проверяя на «вшивость», он, хоть и, явно смущался, гавкал и бросался на него. Но это было великое исключение. Он защищал своего хозяина ВСЕГДА, дедушка для него был «светом в окошке».
Думаю, из уважения ко мне, Амиго ел жердёлы и тютину, только потому что я угощала. Нам всегда было очень интересно друг с другом. Если меня обижали в школе, это легче было пережить, когда я представляла себе, что рядом Амиго. Тогда никто бы не отважился меня обижать.
Мы часто ходили гулять с Амиго и дедушкой в разные интересные красивые места. Например, купаться на речку. Там мы вместе плавали. Я заходила в воду «по шейку» и звала Амиго. Он плыл за мной, возле меня разворачивался, я хваталась за его ошейник, и обратно к берегу уже добиралась на нём. Дедушка считал, что не плыла, а топила пса, потому что через некоторое время тот не стал заходить в воду, когда его звали, ни со мной, ни с дедушкой.
Ещё мы гуляли в санатории. Тогда в него можно было свободно войти, сейчас – забор и охранники. Это был прекрасный парк, в котором очень наглядно сменялись картины времен года.
Весной звенели ручьи, пробивая себе дорогу сквозь снег, вылезали первоцветы, или, вдруг, среди снежной белизны открывался нежно изумрудный холм, покрытый молодой травкой.
Летом речка с мостиком, отражала в себе зеленые деревья.
Осенью – те же деревья, но непередаваемых цветов – жёлтые, красные, фиолетовые. Похожие краски я видела только со смотровой башни в Сочи в ноябре, при хорошей погоде, откуда было видно Кавказский хребет.
Зимой очаровывали белые пушистые сугробы и протоптанные дорожки в них. Деревья, отражающиеся в речке в это время года, были серые. А однажды, на границе зимы и весны, встретилось сказочное дерево, всё в сверкающих ледяных сосульках!
Там мы играли с Амиго в прятки. Дедушка закрывал ему глаза, а я пряталась. Он меня искал. Я думала, что пёс будет «брать след» как пишут в книгах, но такое чувство, что он слушал, куда я побежала. И, либо находил меня сразу, либо быстро терял интерес, и без особого энтузиазма обегал окрестности, надеясь на меня просто наткнуться. Получается, у нас было много общих дел и интересов.
Амиго отличался большим умом (и сообразительностью). Когда мы переходили дорогу, существовала команда «машина!». Тогда Амиго останавливался, и пропускал транспорт. Часто мы с бабушкой отправлялись из гостей домой не на автобусе или трамвае, а пешком, и дедушка с Амиго провожали нас до самого подъезда. Мы переходили через дороги, пропуская машины, проходили мимо речки, где плавали вместе, пугали бабушек-соседок на лавочке возле нашей пятиэтажки. Как правило, Амиго шёл без поводка, умел по команде ходить «рядом» и вовремя прибегать «ко мне!». Дедушка его прекрасно воспитал.
Если Амиго и дедушка сами приходили к нам в гости, то я узнавала об этом по громкому лаю Амиго под окном большой комнаты, выглядывала, убеждалась, что это, правда, они, и срывалась в подъезд, навстречу.
Амиго прожил долго – до глубокой собачьей старости.
Это были мои восьмидесятые.