История Рунного посоха

Глава первая Сориандум

Старый город почернел от времени. Развалины домов, покосившиеся башни, обвалившиеся стены, камни, исхлестанные ветром… Дикие овцы щипали траву, проросшую меж камнями мостовой, а пестрые птицы вили гнезда среди колонн, украшенных выцветшей мозаикой. Некогда этот грозный город пугал величием – теперь он был прекрасен безмолвием. Это и был оставленный жителями Сориандум.

Два путника въехали в него в нежной утренней дымке, пока легкий ветерок тоскливо прогуливался по тихим пустынным улицам. Среди позеленевших от времени башен и заросших оранжевыми и пурпурными цветами стен раздавался приглушенный стук копыт.

Всадники, густо припорошенные бурой дорожной пылью, походили на ожившие статуи. Ехали они неторопливо, с восхищением глядя на мертвый город.

Первый из них был высок, худощав и, несмотря на явную усталость, держался в седле с выправкой опытного военного. Его длинные светлые волосы выгорели на солнце и стали почти белыми, а в светло-голубых глазах можно было различить легкое безумие. При взгляде на него внимание сразу привлекал тусклый камень, чернеющий на лбу между бровей, – клеймо, оставленное в память о магии ученых чародеев Гранбретани. Этим всадником был Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский, изгнанный с земли предков завоевателями Темной Империи, вознамерившейся царствовать над всем миром. Хоукмун поклялся отомстить самой могущественной державе на истерзанной войной планете.

Соратник его был вооружен большим костяным луком, за спиной у него висел колчан со стрелами. Из одежды на нем были только штаны и сапоги из мягкой кожи, зато все его тело, включая лицо, покрывала рыжая шерсть. Ростом он не доставал Хоукмуну даже до плеч. Это был Оладан, полукровка, сын мага и горной великанши с Булгарских гор.

Оладан стряхнул с себя песок, с недоумением озираясь по сторонам.

– Ни разу не видел столь прекрасного города. Отчего он опустел? Разве кто-то захотел бы покинуть подобное место?

Хоукмун потер черный камень во лбу – он всегда так делал, когда был чем-то озадачен.

– Может, какая-то болезнь? Кто знает. Если так, то будем надеяться, что зараза уже исчезла. Но об этом я подумаю чуть позже. Я слышу, где-то журчит вода, и сейчас это главное. Потом – еда, сон, и лишь только после этого, мой друг Оладан, размышления…

На какой-то из городских площадей они обнаружили резную стелу из синевато-серого камня с изображениями дев. У одной из них текла из глаз чистейшая родниковая вода, собиравшаяся в чаше у ее ног. Хоукмун, присев, напился и смыл с лица бурую пыль, а потом уступил место Оладану.

Утолив жажду и напоив лошадей, он достал из седельной сумки рассохшуюся карту, которую получил в Хамадане. Провел по ней пальцем и, остановившись на слове «Сориандум», с облегчением улыбнулся.

– Мы не так уж сильно отклонились от нашего пути, – сказал он. – За этими холмами течет Евфрат, за ним еще неделя пути – и Тарабулус. Переночуем сегодня здесь и двинемся дальше. С новыми силами мы поедем быстрее.

Оладан улыбнулся.

– А ты, как я понимаю, до нашего отъезда исследуешь город. – Он плеснул воды на свой рыжий мех, затем наклонился, чтобы поднять лук со стрелами. – Давай займемся следующей после воды необходимостью. Я заметил в холмах дикого барана, так что сегодня обедаем жареной бараниной. Я обернусь быстро.

Он снова сел в седло и помчался к разрушенным городским вратам. Хоукмун тем временем сбросил одежду, погрузил руки в прохладную родниковую воду и, застонав от блаженства, окатил тело водой. Затем достал из седельной сумки чистую одежду: шелковую рубаху, подаренную королевой Фроброй из Хамадана, и синие хлопковые штаны с раструбами. Он с облегчением избавился от тяжести железа и дубленой кожи, надетых на случай, если подданные Темной Империи сумеют их выследить, и довершил свой наряд парой сандалий. И хотя прежние справедливые опасения все же заставили его опоясаться мечом, он сам с трудом верил в то, что кто-то способен настигнуть его здесь, – настолько мирным казался этот город.

Хоукмун расседлал коня и прилег в тени от разрушенной башни, где и решил дождаться Оладана с обещанным барашком.

Когда миновал полдень, Хоукмун начал гадать, что же могло задержать его друга. Подремав еще час, он окончательно обеспокоился и взялся снова седлать коня.

Хоукмун был уверен, что умелый лучник не потратил бы столько времени на дикого барана. Однако в то, что столь пустынное место может таить в себе опасность, верилось с трудом. Быть может, Оладан просто устал и решил сначала отдохнуть, а только потом везти добычу обратно. Но – решил Хоукмун – если причина задержки именно такова, другу стоит помочь.

Он миновал обвалившуюся внешнюю стену и поскакал дальше, к холмам. Конь, стоило ему ступить на траву, словно бы обрел второе дыхание, его даже пришлось придерживать, и все равно к холмам Хоукмун подъехал легким галопом. Неподалеку паслось стадо диких овец под предводительством крупного барана – возможно, того самого, о котором говорил Оладан, – однако самого человека-зверя нигде видно не было.

– Оладан! – прокричал Хоукмун, озираясь по сторонам. – Оладан! – В ответ доносилось лишь приглушенное эхо.

Хоукмун нахмурился и пустил коня галопом, решив взобраться на самый высокий холм – быть может, оттуда он сумеет заметить друга. Дикие овцы испуганно разбегались перед конем, несущимся по густой траве. Хоукмун достиг вершины холма и, прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, оглядел все окрестности – Оладана видно не было.

Еще немного поозиравшись в надежде увидеть друга, он перевел взгляд на город и заметил какое-то движение на площади с фонтаном. Это был обман зрения или он и в самом деле увидел человека, скрывшегося в тени улицы к востоку от площади? Вдруг Оладан вернулся другой дорогой? Если так, то почему он не откликнулся на зов?

В глубине души зарождалась тревога, но Хоукмун все еще отказывался верить в то, что город может быть опасен.

Он пришпорил коня и, спускаясь с холма, перескочил через кусок разрушенной стены.

Приглушенный слоем пыли, стук конских копыт гулко разносился по улицам – Хоукмун мчался к площади, продолжая звать Оладана. Ответом ему вновь стало лишь эхо. На площади не было и следа малорослого горца.

Хоукмун нахмурился, утвердившись в подозрении, что они с Оладаном в городе не одни. Правда, никаких следов обитатели не оставили.

Он выехал было обратно на улицу, когда до его ушей откуда-то сверху донесся глухой, хорошо знакомый ему звук, заставивший Хоукмуна обшарить взглядом небо. Наконец он заметил вдали темные очертания, затем на металлической поверхности сверкнуло солнце, а звук сделался более отчетливым – это стучали и хлопали огромные бронзовые крылья. Сердце Хоукмуна упало.

С неба, и в этом не было никаких сомнений, спускался богато украшенный синими, красными и зелеными самоцветами орнитоптер в виде громадного кондора. Это была машина Темной Империи: только одна держава в Европе обладала подобными изобретениями.

Загадка исчезновения Оладана разрешилась. В Сориандуме были солдаты Гранбретани, и, что весьма вероятно, они узнали Оладана и поняли, что Хоукмун где-то неподалеку.

Дориан Хоукмун. Заклятый враг Темной Империи.

Глава вторая Гюйам Д’Аверк

Хоукмун метнулся к укрытой тенью улице в надежде, что с орнитоптера его не заметили.

Могли ли гранбретанцы все это время в пустыне преследовать его? Маловероятно. Но как еще объяснить их присутствие в подобной глуши?

Хоукмун вынул из ножен свой огромный, закаленный в боях меч, спешился и бросился искать укрытие. В тонкой одежде из шелка и хлопка он ощущал себя крайне уязвимым.

Орнитоптер летел уже всего лишь в нескольких футах над башнями Сориандума – почти наверняка высматривал человека, которому король-император Хуон поклялся отомстить за «измену» Темной Империи. И хотя барон Мелиадус, по всей видимости, погиб в битве за Хамадан, король Хуон, без сомнения, поручил охоту на ненавистного Хоукмуна новому посланцу.

Молодой герцог Кёльнский не надеялся на мирное путешествие, но и не думал, что его выследят так скоро.

Темное, наполовину разрушенное здание, из дверного проема которого веяло прохладой, обещало укрытие, и Хоукмун, войдя, оказался в зале со стенами из блеклого резного камня, кое-где поросшими мхом и лишайником. Лестница возле одной из стен вела на второй этаж, и Хоукмун, сжимая в руке меч, поднялся по крутым мшистым ступеням. Наверху обнаружилась небольшая комната, солнечный свет в которую проникал сквозь зияющие в полуразрушенных стенах дыры. Вжавшись в стену и осторожно выглянув в один из проломов, Хоукмун сумел окинуть взглядом немалую часть города и увидел, как раскачивается в потоках воздуха и ныряет вниз орнитоптер. Разглядел он и пилота в маске стервятника, занятого осмотром улиц.

Неподалеку, ближе к центру города, высилась башня из выцветшего зеленого гранита. Орнитоптер какое-то время кружил над ней, и Хоукмун решил было, что ищут его именно там, однако вскоре машина опустилась на плоскую, обнесенную зубчатой стеной вершину. Откуда-то снизу показались еще люди и присоединились к пилоту – они тоже явно были гранбретанцами.

Каждый из них – всего шестеро – носил тяжелую броню, и огромные металлические шлемы-маски скрывали их головы, несмотря на жару. То была зловещая манера солдат Темной Империи – они настолько зависели от своих масок, что не могли с ними расстаться ни при каких обстоятельствах.

У этих солдат личины шлемов были красными, цвета ржавчины, и темно-желтыми. Изображали они морды диких кабанов с драгоценными, сверкающими в свете солнца камнями вместо глаз и огромными бивнями из слоновой кости, торчащими из разинутых в ярости пастей.

Очевидно было, что это воины из ордена Кабана, снискавшего в Европе дурную славу своей жестокостью. Они стояли вокруг командира, высокого и стройного мужчины, маска которого, выполненная из золота и меди, своим чрезмерным изяществом едва ли не высмеивала символ ордена. Командир опирался на двух своих товарищей, приземистого крепыша и великана, чьи обнаженные руки и ноги поражали нечеловечески густым волосяным покровом.

Быть может, командир болен или ранен, подумал Хоукмун. Однако в том, как он опирался на своих подчиненных, чувствовалась некая наигранность. Хоукмун догадывался, кем может быть командир Кабанов – почти наверняка это предавший Францию Гюйам Д’Аверк, некогда блистательный художник и архитектор, присоединившийся к Темной Империи задолго до завоевания Франции. Д’Аверк был загадкой, и пусть и прикидывался больным, менее опасным от этого не становился.

Командир Кабанов о чем-то спросил пилота-Стервятника, тот в ответ покачал головой и махнул рукой туда, где Хоукмун оставил коня. Д’Аверк, если это и правда был он, лениво кивнул одному из солдат, тот скрылся внизу и почти сразу же вернулся, волоча за собой яростно сопротивляющегося, рычащего Оладана.

Хоукмун вздохнул с облегчением – по крайней мере, его друг жив.

Двое солдат подтащили Оладана к краю стены. Затем командир снова подал знак, пилот-Стервятник склонился над кабиной своей летучей машины, вынул изогнутый колоколообразный рупор и передал его великану, на которого по-прежнему опирался вожак. Великан поднес рупор к маске своего предводителя.

Тишину города заполнил скучающий, утомленный голос вожака Кабанов:

– Герцог фон Кёльн, мы знаем, что ты здесь, – твой слуга у нас в плену Солнце сядет через час. Если к тому времени ты не явишься, мы начнем убивать коротышку…

Теперь Хоукмун точно знал, что это Д’Аверк. Никто другой во всем мире не мог бы так говорить и так выглядеть. Хоукмун увидел, как великан отдал рупор обратно пилоту, потом с помощью своего коренастого товарища подвел господина к частично обвалившейся стене – Д’Аверк прислонился к ней, вглядываясь в городские улицы внизу.

Хоукмун сдержал нахлынувший гнев и прикинул расстояние между своим укрытием и башней. Если спрыгнуть через отверстие в стене, то по череде плоских крыш он сможет добраться до горы обвалившейся кладки, примкнувшей к башне. Оттуда, решил он, можно легко залезть на крышу. Вот только стоит ему покинуть свое укрытие, его сразу же заметят, и, значит, осуществить план можно лишь после заката – а с наступлением ночи они начнут пытать Оладана.

Хоукмун, задумавшись, дотронулся до Черного Камня, своей рабской метки. Он сознавал, что стоит ему себя выдать, его убьют сразу или же потащат обратно в Гранбретань, где его будет ждать медленная смерть на потеху развращенным лордам Темной Империи. Он подумал об Иссельде, которой обещал вернуться, о графе Брассе, которому обещал помочь в борьбе с Гранбретанью, об Оладане, которому поклялся в дружбе после того, как тот спас ему жизнь.

Сможет ли он пожертвовать другом? Возможно ли как-то оправдать подобное, пусть логика и подсказывает, что его жизнь куда ценнее для борьбы с Темной Империей? Хоукмун знал, что логика здесь бессильна. Вдобавок даже такая жертва могла оказаться напрасной, ведь не было никакой уверенности в том, что командир Кабанов, заполучив Хоукмуна, отпустит Оладана.

Хоукмун кусал губы, крепче сжимая меч; наконец он принял решение, высунулся в дыру в стене и, держась за каменную кладку, отсалютовал людям на башне сверкающим клинком. Д’Аверк медленно поднял голову.

– До того как я приду, вы должны отпустить Оладана, – прокричал Хоукмун. – Все гранбретанцы – лжецы. Я же даю слово, что сдамся, если вы его отпустите.

– Может, мы и лжецы, – едва слышно донесся до него безжизненный голос, – но не глупцы. Разве я могу полагаться на твое слово?

– Я герцог Кёльнский, – ответил Хоукмун просто. – Мы в Кёльне не лжем.

Из-под маски кабана вырвался ироничный смешок.

– Сэр Гюйам Д’Аверк, в отличие от герцога Кёльнского, не столь наивен. Впрочем, я готов предложить компромисс.

– Какой же? – недоверчиво спросил Хоукмун.

– Подойди ближе – так, чтобы тебя могло достичь пламя огненной пушки с орнитоптера, и тогда я отпущу твоего слугу. – Д’Аверк картинно закашлялся и тяжело привалился к стене. – Что скажешь?

– Не очень похоже на компромисс, – прокричал Хоукмун. – Ведь тогда вы сможете убить нас обоих, не подвергнув себя опасности.

– Мой дорогой герцог, ты же понимаешь, что король-император хотел бы заполучить тебя живьем. К тому же на кону мои интересы. Убью тебя сейчас – и получу в лучшем случае титул баронета. А вот если доставлю тебя живым, к удовольствию короля-императора, то почти наверняка он пожалует мне целое княжество. Разве ты не слышал обо мне, герцог Дориан? Гюйам Д’Аверк – человек амбициозный.

Доводы Д’Аверка звучали убедительно, но Хоукмун помнил о знаменитой лживости француза. Живой он действительно более ценен, но ведь изменник может решить не рисковать и отдать приказ стрелять, стоит их цели оказаться на линии огня.

Хоукмун немного поразмыслил, потом вздохнул.

– Я согласен на твое предложение, сэр Гюйам. – Он приготовился к прыжку через узкую улицу, отделявшую его от крыш внизу.

– Нет, герцог Дориан! – закричал Оладан. – Пусть они убьют меня! Моя жизнь ничего не стоит!

Хоукмун сделал вид, что не слышал друга: он спрыгнул со стены, приземлился на крышу. Старое строение содрогнулось, и в какой-то миг он подумал, что крыша под ним может просто проломиться. Но она все-таки выдержала, и молодой герцог начал осторожно пробираться в сторону башни.

Полукровка с Булгарских гор снова закричал, пытаясь вырваться из рук врагов.

Не обращая на него никакого внимания, Хоукмун упорно продвигался вперед; он по-прежнему держал меч в руке, но хватка была слабой – об оружии он словно забыл.

Внезапно Оладан вырвался и метнулся к другой стороне башни, за ним с проклятиями бросились двое солдат. Хоукмун видел, как тот подбежал к дальней стене, замер на мгновение – и перепрыгнул через парапет.

Герцог Кёльнский оцепенел от ужаса, с трудом осознавая жертву друга, а потом, сжав рукоять меча, окинул испепеляющим взглядом и Д’Аверка, и его людей. Пригнувшись, он добрался до края крыши – огненная пушка как раз начала поворачиваться в его сторону – и, перепрыгнув через бортик, повис на руках, пропустив над головой поток огненного жара и торопливо оглядывая улицу внизу.

По левую сторону от него, довольно близко, из стены выступали резные орнаменты, спускаясь почти до самой мостовой. Двигаясь очень осторожно, он ощупал ближайший из них. Камень, казалось, готов был рассыпаться в труху. Выдержат ли они его вес?

Медлить было нельзя, и Хоукмун взялся за первый выступ. Тот зашатался и начал крошиться под пальцами, словно гнилой зуб. Молодой герцог торопливо ухватился за следующий элемент орнамента, тут же снова сменил опору – мелкие каменные обломки сыпались на улицу далеко внизу.

Наконец он спрыгнул на покрытую пылью мостовую и бросился бежать – но не прочь от башни, а прямиком к ней. В голове царило одно лишь желание отомстить Д’Аверку.

Он нашел вход в башню и, вбежав внутрь, услышал, как стучат по ступеням подбитые железом сапоги гранбретанцев. На лестнице нашлось удачное место, не позволявшее противникам Хоукмуна подступиться к нему иначе, чем поодиночке, и герцог Кёльнский изготовился к бою.

Первым появился Д’Аверк, замер, увидев разъяренного Хоукмуна, и потянулся рукой в латной перчатке к длинному мечу.

– Глупо было не воспользоваться шансом на побег, который предоставил твой друг своим нелепым самоубийством, – презрительно проговорил наемник в кабаньей маске. – Что ж, теперь придется тебя просто убить… – Он закашлялся, сгибаясь пополам от кажущейся боли, бессильно привалился к стене и вяло махнул рукой крепышу, стоявшему за ним, – это его видел Хоукмун на башне, именно он подводил Д’Аверка к стене. – Дорогой герцог Дориан, мои извинения… болезнь настигает меня в самое неподходящее время. Экардо, будь добр…

Крепко сбитый Экардо с гневным сопением рванулся вперед, на ходу вынимая короткий боевой топор. В другую руку он взял меч и, предвкушая грядущее кровопролитие, издал смешок.

– Спасибо, господин. Поглядим, как скачет тот, что без маски. – Он двигался плавно, по-кошачьи, готовясь к атаке, и в следующий момент прыгнул, испустив оглушительный звериный вопль.

Боевой топор мелькнул в воздухе, звонко скрестившись с клинком Хоукмуна. В следующее мгновение взметнулся короткий меч Экардо, и Хоукмун, ослабевший от усталости и голода, едва успел отпрянуть, ощутив кожей касание холодного металла: меч прорезал тонкий хлопок штанов.

Клинок самого Хоукмуна выскользнул из-под лезвия топора и полоснул сверху вниз по ухмыляющейся кабаньей маске, выбив один из бивней и оставив на рыле страшный рубец. Экардо выругался, вновь замахнулся мечом, но Хоукмун не дал довершить удар, прижав его руку с оружием к стене. Выпустив свой меч, повисший на темляке, он попытался вырвать у противника топор.

Закованное в доспех колено Экардо врезалось Хоукмуну в пах, но, несмотря на боль, молодой герцог не ослабил хватки, следующим движением сильно толкнув своего противника.

Экардо рухнул вниз на каменные плиты с грохотом, от которого содрогнулась вся башня, и остался лежать.

Хоукмун посмотрел вверх на Д’Аверка.

– Ну как, сэр, вам уже лучше?

Д’Аверк сдвинул на затылок изящную маску, открыв бледное лицо с тусклым взглядом больного человека. Рот его скривился в усмешке.

– Приложу все усилия.

Он шагнул вперед; в стремительности его движений чувствовалась необычайная сила.

На этот раз Хоукмун нанес удар первым и, казалось, застал противника врасплох, но тот с невероятным проворством отразил атаку. Вялая речь его никак не вязалась с боевой сноровкой.

Д’Аверк оказался не менее опасен, нежели могучий Экардо. Который, как себе напомнил Хоукмун, был всего лишь оглушен, что обещало в скором времени сражение сразу с двумя врагами.

Противники не уступали друг другу – удары наносились с такой скоростью, что мечи, казалось, слились в один металлический вихрь. Д’Аверк улыбался – его великолепная маска была сдвинута на затылок, а в глазах читалось явное удовольствие. Казалось, будто он наслаждается музыкальным представлением или другим столь же мирным занятием.

Измотанный после скитания по пустыне, мучимый голодом, Хоукмун понимал, что долго такой темп он не удержит, и отчаянно высматривал уязвимое место в блистательной обороне Д’Аверка. Один раз тот чуть оступился на выщербленной лестнице, Хоукмун стремительно атаковал, однако его удар был отражен в последний момент, а сам герцог Кёльнский заработал порез на предплечье.

За спиной Д’Аверка его подчиненные с нетерпением ждали, когда им представится возможность добить Хоукмуна.

Молодой герцог стремительно терял силы. Он уже в основном защищался, едва успевая прикрывать горло, сердце, лицо и живот от острой стали. Вскоре ему пришлось отступить на шаг, потом еще – и в это же мгновение он услышал за спиной стон, означавший, что Экардо приходит в себя. Еще немного, и Кабаны изрубят его на куски.

Впрочем, после смерти Оладана его это уже не волновало. Собрав последние силы, Хоукмун вновь принялся атаковать, и Д’Аверк широко улыбнулся, чувствуя близость победы.

Чтобы Экардо не смог атаковать его с тыла, Хоукмун, не оборачиваясь, молниеносно перепрыгнул вниз через несколько ступеней и, столкнувшись с кем-то, развернулся, изготовившись к бою.

А в следующий миг от изумления едва не выпустил из руки меч.

– Оладан!

Маленький горец как раз заносил меч – клинок самого Экардо – над головой зашевелившегося гранбретанца.

– Ага, живой. Не спрашивай как. Сам не знаю. – Он со звоном ударил по шлему Экардо плоскостью клинка. Воин вновь потерял сознание.

У них не было времени на беседы. Хоукмун едва успел отбить следующий удар Д’Аверка, не менее изумленного видом живого Оладана.

Молодому герцогу удалось пробиться сквозь защиту француза и задеть его плечо, тот отбил удар и перешел в наступление. Спустившись на несколько ступеней, Хоукмун тем самым лишился выгодной позиции: солдаты бросились вниз по лестнице, кабаньи маски торжествующе ухмылялись.

Хоукмун с Оладаном попятились к двери, надеясь вновь завладеть преимуществом, но шансов на это почти не оставалось. Еще около десяти минут они держались, сумев убить двоих гранбретанцев и ранить еще троих. Но молодой герцог уже едва удерживал меч, и он и Оладан стремительно теряли силы.

Он кое-как сосредоточил взгляд на врагах, одержимых жаждой крови. Услышал торжествующий крик Д’Аверка:

– Брать живьем!

А в следующий миг его уже поглотил стальной вихрь.

Глава третья Призрачный народ

Хоукмуна с Оладаном заковали в цепи так, что пленники едва могли дышать. Их потащили вниз по бесконечной башенной лестнице, которая, казалось, уходит под землю на столько же пролетов, на сколько над ней возвышается.

Наконец солдаты приволокли их в комнату, которая когда-то явно служила складом, а сейчас оказалась превосходной темницей, и бросили лицом вниз на шершавый камень пола. Так они и лежали, пока их не перевернули пинком – они заморгали от беспокойного света факела, который держал крепыш Экардо. Его пострадавшая в бою маска, казалось, расплывалась в довольной ухмылке. Д’Аверк, чья маска была по-прежнему сдвинута на затылок, стоял между Экардо и громадным волосатым воином, которого Хоукмун уже видел раньше. Сам Д’Аверк прижимал к губам кружевной платок, тяжело опираясь на руку великана.

Француз деликатно кашлянул и улыбнулся своим пленникам.

– Боюсь, мне скоро придется оставить вас, господа. Воздух подземелий мне вреден. Но двум столь крепким молодым людям он повредить не должен. Впрочем, уверяю вас, вам не придется провести здесь больше суток. Я уже послал за большим орнитоптером, который унесет вас обоих на Сицилию, где расквартированы мои войска.

– Вы взяли Сицилию? – сухо поинтересовался Хоукмун. – Остров уже захвачен?

– Да. Темная Империя времени даром не теряет. По правде говоря… – Д’Аверк снова с притворной скромностью кашлянул в платок, – это я герой Сицилии. Благодаря моему командованию остров покорился так быстро. Впрочем, эта победа – лишь одна из многих, у Темной Империи хватает умелых полководцев. В последние месяцы мы захватили немало земель в Европе, да и на Востоке тоже.

– Но Камарг все еще держится, – отозвался Хоукмун. – Это не может не раздражать короля-императора.

– О, Камарг не сможет долго выдержать осаду, – беззаботно отмахнулся Д’Аверк. – Эта маленькая провинция заслужила особое внимание с нашей стороны. Быть может, она уже пала…

– Пока жив граф Брасс, этого не случится, – улыбнулся Хоукмун.

– Это правда, – согласился Д’Аверк. – Я слышал, он был серьезно ранен в последнем сражении, а второй командир, фон Виллах, пал.

Хоукмун не знал, говорит ли Д’Аверк правду. Он постарался встретить новость с подобающим безразличием, но в душе был потрясен. Неужели Камарг вот-вот падет? И если он все же падет, что будет с Иссельдой?

– Очевидно, что эти новости тебя тревожат, – пробормотал Д’Аверк. – Но ты не волнуйся, герцог, – если все пойдет по плану, Камарг после завоевания перейдет ко мне. В награду за твою поимку я собираюсь попросить себе эту провинцию. А вот этим благородным воителям, – он указал на своих жестоких приспешников, – я доверю править Камаргом в свое отсутствие. Они делят со мной все тяготы – им я доверяю все тайны, все радости. Будет справедливо, если они разделят и мой успех. Экардо будет моим наместником, а Питера я подумываю сделать графом.

Из-под маски великана раздался животный рык. Д’Аверк улыбнулся.

– Ума у Питера не так много, но вот его преданность и мощь сомнений не вызывают. Быть может, он заменит графа Брасса.

Хоукмун гневно дернулся в цепях.

– Ты хитрец, Д’Аверк, но тебе не вывести меня из себя, если именно этого ты добиваешься. Я подожду. Может, мне еще удастся сбежать. И в этом случае ты будешь жить, в страхе ожидая того дня, когда мы поменяемся ролями и это ты будешь в моей власти.

– Боюсь, герцог, что ты большой оптимист. Отдохни пока, насладись покоем – в Гранбретани о нем можно будет забыть.

Насмешливо поклонившись, Д’Аверк ушел вместе со своими людьми. Свет факела померк, и Хоукмун с Оладаном оказались в кромешной тьме.

– Ох, – произнес полукровка через какое-то время, – после всех сегодняшних событий мне тяжело в полной мере осознать свою участь. Я до сих пор не могу понять, сон ли это, смерть или все происходит на самом деле.

– Что с тобой случилось, Оладан? Как ты пережил тот прыжок? Я думал, ты расшибся насмерть.

– Так и должно было случиться, – согласился тот. – Но во время падения меня перехватили призраки.

– Призраки? Ты шутишь?

– Нет. Эти создания, похожие на призраков, показались из окон башни и осторожно спустили меня на землю. Они похожи на людей ростом, и силуэты у них человеческие, вот только они неосязаемы…

– Да ты упал и ударился головой, вот тебе и померещилось!

– Может, ты и прав. – Оладан вдруг замолк. – Но если так, то морок все еще здесь. Взгляни налево.

Хоукмун обернулся и охнул от изумления. Он отчетливо увидел очертания человека. Вот только сквозь его тело, словно через молочную пленку, можно было рассмотреть противоположную стену.

– Действительно, – признал молодой герцог. – Призрак. Как странно делить с тобой один и тот же сон…

Негромкий мелодичный смех раздался со стороны стоявшего неподалеку создания.

– Это не сон, чужестранцы. Мы люди, как и вы. У нас несколько изменилась масса тела, вот и всё. Мы существуем в другом измерении, но мы вполне реальны. Мы – жители Сориандума.

– Так вы, значит, не покидали город, – отозвался Оладан. – Но как же у вас получилось достичь столь… странной формы существования?

Призрачный человек снова засмеялся.

– С помощью контроля над мыслями, научных опытов, понимания природы времени и пространства. Сожалею, но невозможно описать, как мы достигли этого состояния, так как мы пришли к нему, в числе прочего, через работу с совершенно новыми терминами и вам они окажутся непонятны. Но в одном будьте уверены – мы по-прежнему неплохо разбираемся в людях и видим в вас возможных друзей, тогда как те, другие, для нас враги.

– Ваши враги? Отчего же? – спросил Хоукмун.

– Объясню позже.

Призрак заскользил вперед и склонился над Хоукмуном. Герцог Кёльнский ощутил загадочное давление, и в следующий миг его подняли. Пусть этот человек и казался неосязаемым, силы в нем, похоже, было куда больше, чем в обычном смертном. Из темноты выплыли еще два призрака. Один из них подхватил Оладана, а второй поднял руку, и подземелье вдруг залил мягкий свет, позволивший осмотреться. Хоукмун отметил, что призрачные люди стройны и высоки, а на их красивых узких лицах застыли бледные, словно бы незрячие глаза.

Хоукмун поначалу решил, что жители Сориандума способны проходить сквозь стены, но теперь он понял, что они спустились сверху – высоко в стене виднелся широкий тоннель. Возможно, в отдаленном прошлом к этому тоннелю был пристроен пандус, по которому спускали мешки с припасами.

Люди-призраки поднялись в тоннель и поплыли по нему вверх, пока вдалеке не показался свет луны и звезд.

– Куда вы нас несете? – шепотом спросил Хоукмун.

– В безопасное место, где мы сможем освободить вас от цепей, – отозвался тот, кто его нес.

На выходе из тоннеля их встретила ночная прохлада. Пришлось подождать, пока призрак, лишенный ноши, не убедится в отсутствии поблизости гранбретанских солдат. Наконец он подал знак остальным, и все спустились на полуразрушенные улицы безмолвного города. Добравшись до простого трехэтажного строения, сохранившегося лучше прочих, но почему-то лишенного дверей и окон на первом этаже, призрачные люди вновь подняли Хоукмуна и Оладана и через широкое окно второго этажа внесли в дом.

– Что это за место? – спросил молодой герцог, все еще с трудом веря собственным органам чувств.

– Здесь мы живем, – пояснил призрак. – Нас не особенно много. Пусть мы живем по нескольку столетий, производить себе подобных мы не можем. Этой способности мы лишились.

В дверь уже входили другие призрачные люди, мужчины и женщины. Все они были одинаково красивы и грациозны, с молочно-белыми полупрозрачными телами. Одежды призраки не носили. Они лишь отдаленно напоминали людей, их лица и тела были лишены следов возраста, но от них веяло такой безмятежностью и спокойствием, что Хоукмун ощутил себя в безопасности.

Один из вновь прибывших принес с собой маленький инструмент, размером чуть больше указательного пальца, и начал по очереди вскрывать замки на цепях. Наконец Хоукмун с Оладаном были освобождены.

Молодой герцог сел, растирая затекшие мышцы.

– Благодарю вас. Вы спасли меня от незавидной участи.

– Мы рады помочь, – отозвался один из призраков ростом чуть ниже остальных. – Я Райнал, некогда глава городского совета Сориандума. – Он шагнул вперед, улыбаясь. – И мы желали бы узнать, не сможете ли вы помочь нам.

– Я буду счастлив оказать любую услугу в благодарность за то, что вы для меня сделали, – искренне отозвался Хоукмун. – Чего вы хотите?

– Эти странные воины в нелепых звериных масках угрожают и нам. Они хотят сровнять Сориандум с землей.

– Разрушить город? Но зачем? Он находится слишком далеко, чтобы тратить силы на его присоединение, и не представляет никакой опасности.

– Не совсем так, – возразил Райнал. – Мы слышали их разговоры и знаем, что Сориандум важен для них. Они хотят построить здесь огромное сооружение, которое будет принимать десятки и сотни этих их летучих машин. Отсюда они смогут посылать их во все сопредельные земли, угрожать и вести войны.

– Понимаю, – пробормотал Хоукмун. – Разумно. Вот почему для этой миссии выбрали именно Д’Аверка, он архитектор. Материалы для строительства здесь уже есть, город можно превратить в базу для орнитоптеров. При всем этом место это настолько удаленное, что лишь немногие заметят – если вовсе заметят! – что здесь что-то происходит. Темная Империя сможет неожиданно нанести удар в любой момент. Их необходимо остановить!

– Необходимо. Хотя бы ради нас. Понимаете ли, мы с городом связаны в большей степени, чем может показаться. Мы с ним одно целое. Если он будет разрушен, мы погибнем вместе с ним.

– Но как их можно остановить? И чем я могу быть полезен? Должно быть, у вас есть какие-то замысловатые научные методы. А у меня только меч, да и тот остался у Д’Аверка!

– Я же сказал, что мы привязаны к городу, – терпеливо пояснил Райнал. – И в этом вся суть. Мы не можем его покинуть. От тяжеловесных машин мы избавились много лет назад. Они погребены в холмах во многих милях от Сориандума. Сейчас нам нужна одна особенная машина, но сами мы добраться до нее не в силах. Но вы с присущей людям свободой передвижения можете добыть ее для нас.

– Охотно, – отозвался Хоукмун. – Если ты укажешь нам точное место, где хранится машина, мы ее доставим. И лучше нам выйти как можно скорее, пока Д’Аверк не узнал о нашем побеге.

– Я согласен, что машину необходимо вернуть как можно быстрее, но я еще не всё вам рассказал. Машины были спрятаны нами в те времена, когда мы еще могли удаляться от города. Чтобы обезопасить их, для охраны мы оставили механического зверя – смертоносное орудие, созданное, чтобы отпугивать незваных гостей. Однако металлический зверь может убить – и убьет – любого чужака другой расы, стоит тому войти в пещеру.

– Как же нам миновать зверя? – спросил Оладан.

– Существует только один способ, – со вздохом признался Райнал. – Вам придется сразиться с ним и уничтожить.

– Понятно, – улыбнулся Хоукмун. – Значит, я спасся из одной переделки, чтобы угодить в новую, не менее опасную.

Райнал поднял руку.

– Нет-нет. Мы ничего не требуем, и если вы считаете, что будете нужнее где-то еще, забудьте о нас и ступайте своей дорогой.

– Я обязан вам жизнью. Я не смогу покинуть Сориандум с чистой совестью, зная, что город и вы вместе с ним обречены, а Темная Империя продолжит сеять хаос на Востоке с еще большим успехом. Я сделаю все, что в моих силах, хотя без оружия это и будет непросто.

Райнал подал знак одному из своих соплеменников – тот выплыл из комнаты, а затем вернулся, протягивая Хоукмуну его закаленный в боях клинок, а Оладану – лук, стрелы и меч.

– Вернуть их оказалось нетрудно, – улыбнулся Райнал. – Помимо этого у нас есть кое-что еще. – Он вручил герцогу небольшое приспособление, которым ранее вскрывали замки на их оковах. – Мы оставили это, когда прятали все прочие машины. Отмычка откроет любой замок, всё, что требуется, – приставить острие. Она поможет вам пробраться в главное хранилище, где механический зверь стережет древние машины Сориандума.

– А какую именно машину вы хотите вернуть? – спросил Оладан.

– Это небольшое устройство размером примерно с человеческую голову. Ярко переливается всеми цветами радуги. Похоже на кристалл, но на ощупь скорее металл. Основание из оникса, на нем виден светящийся восьмигранник. В хранилище таких приборов должно быть два. Если получится, принесите оба.

– На что способно это устройство? – заинтересовался Хоукмун.

– Увидите, когда вернетесь.

– Если вернемся, – по-философски уныло заключил Оладан.

Глава четвертая Механический зверь

Подкрепившись едой и вином, украденными призраками у солдат Д’Аверка, Хоукмун с Оладаном взяли оружие и с помощью двух жителей Сориандума благополучно опустились на землю.

– Да защитит тебя Рунный посох, – прошептал один из провожатых, когда они добрались до городских ворот, – мы слышали, что ты служишь ему.

Хоукмун повернулся к нему, собираясь расспросить подробнее: уже второй раз ему говорят, что он служит Рунному посоху, а он об этом не имеет ни малейшего понятия. Но не успел он и рта раскрыть, как призрачный человек исчез.

Нахмурившись, молодой герцог двинулся к выходу из города.

В нескольких милях от Сориандума они остановились, чтобы осмотреть окрестные холмы. Райнал велел им искать пирамиду из резаного гранита, возведенную сотни лет назад. Наконец Хоукмун заметил древнее строение, светлый камень в мерцании луны казался серебром.

– Отсюда движемся на север. Ищем холм, из которого добыт этот гранит.

Еще полчаса они провели в пути, и холм был найден. Выглядел он так, словно его поверхность изрубил мечом великан. Впрочем, долгие годы скрыли эту рану травой, и потому казалось, что рельеф создан самой природой. Один из склонов зарос густым кустарником, и Хоукмун с Оладаном, миновав заросли, наконец обнаружили узкую щель – это и был тайный вход в хранилище машин, принадлежавших народу Сориандума.

Протиснувшись в щель, путники оказались в просторной пещере. Оладан зажег принесенный с собой факел, и в дрожащем свете они разглядели большую квадратную пещеру явно искусственного происхождения.

Помня об указаниях Райнала, Хоукмун подошел к дальней стене пещеры и принялся искать небольшую отметку на уровне плеч. Наконец он увидел знак, состоящий из незнакомых символов, а под ним – маленькую замочную скважину. Молодой герцог вынул из-под рубахи выданное ему устройство и поднес к отверстию.

Он немного нажал на отмычку и ощутил легкое покалывание в пальцах. Скала перед ним задрожала. Мощный порыв ветра качнул пламя факела, едва не задув его. Стена засветилась, стала прозрачной, а потом и вовсе исчезла. «Она останется на прежнем месте, – объяснил им Райнал, – просто на время переместится в другое измерение».

Сжимая в руках мечи и настороженно озираясь, они вошли в огромный тоннель, стены которого испускали прохладный зеленоватый свет и, казалось, были созданы из расплавленного стекла.

Впереди показалась еще одна стена. На ней выделялась одинокая красная точка, к которой Хоукмун и приставил свою отмычку. Они снова ощутили сильный порыв ветра, который на этот раз едва не сбил их с ног, а стена засветилась и, моргнув молочной голубизной, исчезла окончательно.

Следующий отрезок тоннеля светился таким же молочно-голубым цветом, а вот преграда впереди оказалась черной. Когда и она, в свою очередь, растворилась, они вошли в тоннель из желтого камня и поняли, что перед ними главное хранилище и его страж.

Хоукмун помедлил, прежде чем приставить отмычку к высившейся перед ними белой стене.

– Нам придется действовать быстро и с умом, – сказал он, – потому что существо, которое находится за стеной, оживет, как только почует нас…

Не успел он договорить, как они услышали приглушенный шум, похожий на клацанье, а затем – невероятный грохот. Белая стена содрогнулась, словно с другой стороны в нее врезалось нечто очень тяжелое.

Оладан с сомнением посмотрел на преграду.

– Может, еще не поздно передумать. В конце концов, если мы даром сложим здесь головы, нам…

Но Хоукмун уже взялся за отмычку – стена начала менять цвет, и в лицо ударил поток холодного ветра. А изнутри донесся жуткий вой, в котором звучали боль и недоумение. Стена порозовела, растаяла – и перед собой они увидели механического зверя.

Кажется, неожиданное исчезновение стены на миг отвлекло его: он даже не шагнул в их сторону. Он изрядно возвышался над ними на своих металлических ногах, и от блеска его разноцветной чешуи можно было ослепнуть. Весь он, кроме разве что шеи, был покрыт острыми, похожими на ножи шипами. В целом тело зверя походило на обезьянье – с короткими задними конечностями и длинными передними, которые оканчивались металлическими когтями. Фасеточные, как у мухи, глаза мерцали, радужно переливаясь, а в пасти виднелись острые, словно бритвы, металлические зубы.

За спиной механического зверя располагались многочисленные машины, аккуратными рядами расставленные вдоль стен просторного помещения. У центра левой стены Хоукмун заметил два кристаллических прибора, о которых им говорил Райнал, и, молча указав на них, попытался проскочить мимо монстра в хранилище.

Когда они с Оладаном побежали, зверь словно бы вышел из ступора – издав громкий крик, он погнался за ними, источая неприятный металлический запах.

Краем глаза Хоукмун заметил, как к нему потянулась гигантская когтистая лапа, и метнулся в сторону, сбив на пол изящную машину, от которой во все стороны разлетелись обломки металла и осколки стекла. Лапа мелькнула в каком-то дюйме от его лица; зверь замахнулся снова, но Хоукмун успел отскочить в сторону.

Звякнув металлом о металл, по морде зверя скользнула стрела, не оставив даже царапины на желто-черных чешуйках. Тот, взревев, развернулся ко второму врагу. Оладан отпрянул, но недостаточно быстро – монстр, схватив его, потянул к разинутой пасти. С громким кличем Хоукмун ударил зверя мечом в пах, тот зашипел и отшвырнул добычу. Оладан, то ли оглушенный, то ли вовсе мертвый, камнем упал в угол у двери.

Хоукмун пятился, а зверь наступал. Затем человек неожиданно сменил тактику, пригнулся и нырнул между ногами опешившего монстра. Когда тот начал разворачиваться, Хоукмун перебежал в обратную сторону.

Металлический страж зафыркал от возмущения, заклацал когтями. Он взметнулся в воздух и, опустившись с оглушительным грохотом, помчался по галерее к Хоукмуну, который втиснулся между двумя машинами, используя их как прикрытие.

С безумной яростью монстр принялся раскидывать приборы по сторонам в поисках врага, в то время как тот полз по направлению к кристаллам, за которыми они пришли. У механизма с раструбом в форме колокола Хоукмун задержался. На другом конце у прибора была рукоять, и в целом он походил на какое-то оружие. Не успев подумать, Хоукмун нажал на рукоять – механизм издал какой-то слабый звук, но больше ничего не случилось – и приготовился снова отражать удар, потому что зверь был уже совсем рядом. Райнал предупреждал, что убить стража, как убивают кого-то из плоти и крови, невозможно, но можно попытаться ослепить, и Хоукмун намеревался повредить монстру глаз: фасеточные глаза представлялись наиболее уязвимым местом на теле чудовища.

Теперь механический зверь стоял прямо напротив машины с раструбом, пошатывался и ворчал. Вероятно, какие-то невидимые лучи попали в него и, возможно, как-то повредили сложный механизм. Страж даже покачнулся, и Хоукмун на мгновение ощутил торжество, решив, что противник побежден. Однако чудовище встряхнулось всем телом и снова перешло в наступление, двигаясь медленно и тяжело.

Зверь быстро восстанавливал силы, и Хоукмун, осознав, что другого шанса может и не представиться, подбежал к механическому стражу. Тот медленно повернул голову, но Хоукмун запрыгнул на толстую шею и уселся, держась за чешуйки, ему на плечи. Механическая тварь, рыча, подняла переднюю лапу, чтобы сбросить человека; он, уже на грани отчаяния, нагнулся вперед и ударил рукоятью меча сначала по одному глазу, а потом по другому.

С пронзительным звоном оба глаза разлетелись на осколки.

Зверь завизжал и потянулся лапами, но не к Хоукмуну, а к своим разбитым глазам, дав герцогу время соскочить с его спины и, вытаскивая из-за пояса припасенный мешок, подбежать к двум коробкам, за которыми они сюда пришли.

Механический монстр метался из стороны в сторону, металлический грохот раздавался при каждом прыжке. Пусть зверь ослеп, но ни капли силы он не лишился.

Старательно огибая визжащего зверя, Хоукмун подбежал к Оладану, перебросил его через плечо, словно сверток, и рванул к выходу.

У него за спиной зверь уловил звук шагов и бросился в погоню. Хоукмун прибавил ходу; казалось, сердце от напряжения вот-вот вырвется из грудной клетки. Он мчался по коридорам, пока не оказался в квадратной пещере с узкой щелью, за которой лежал внешний мир. Металлический монстр ведь не сможет пролезть вслед за ним через такое узкое отверстие?

Выбравшись и полной грудью вдохнув ночной воздух, он позволил себе немного расслабиться. Положив Оладана на землю, он внимательно всмотрелся в его лицо. Маленький горец дышал нормально, никаких серьезных повреждений заметно не было. Только яркий синяк на лбу вызывал некоторые опасения и заодно объяснял, почему тот до сих пор без сознания. Пока Хоукмун осматривал товарища на предмет ранений, веки коротышки затрепетали, а с губ сорвался негромкий стон.

– Оладан, как ты? – с тревогой спросил Хоукмун.

– Ох… голова прямо горит, – простонал Оладан. – Где мы?

– В безопасности. Постарайся подняться. Скоро рассвет, мы должны вернуться в Сориандум до наступления утра, иначе люди Д’Аверка нас заметят.

Оладан, кряхтя от боли, встал на ноги. Из пещеры донеслись яростное завывание и грохот – механический зверь пытался добраться до них.

– В безопасности? – переспросил Оладан, указывая на холм за спиной Хоукмуна. – Пока что да, вопрос – надолго ли?

Молодой герцог обернулся. На поверхности утеса появилась трещина: тварь силилась выбраться наружу, чтобы и дальше преследовать врагов.

– Надо поторапливаться, – сказал Хоукмун, подхватывая мешок и направляясь в сторону Сориандума.

Они не успели пройти и полмили, когда у них за спиной раздался оглушительный грохот. Обернувшись, они увидели, что поверхность утеса треснула и металлический зверь вырвался, его вой эхом разносился над холмами, едва не достигая Сориандума.

– Зверь ослеп, – пояснил Хоукмун, – поэтому не сразу найдет нас. Может быть, если успеем добраться до города, он будет нам уже не опасен.

Они прибавили шагу и скоро достигли окраины Сориандума.

Чуть позже, когда занялся рассвет, они уже пробирались по улицам, отыскивая дом, где обитал призрачный народ.

Глава пятая Машина

Райнал с двумя соплеменниками встретил их возле дома. Хоукмуна и Оладана спешно подняли на второй этаж. Солнце уже встало, в окна лился свет, отчего призрачный народ сделался еще эфемернее, чем прежде; Райнал торопливо вынул механизмы из мешка.

– В точности такие, как я помню, – приговаривал он, поднимаясь в воздух, чтобы получше рассмотреть добычу. Его призрачные руки гладили восьмигранник на ониксовом постаменте. – Теперь мы можем не бояться чужестранцев в масках. Мы можем сбежать от них, куда пожелаем…

– Но я так понял, что вы не можете покинуть город, – заметил Одадан.

– Это верно, зато с помощью этих машин мы заберем весь город с собой, если повезет.

Хоукмун хотел было спросить Райнала, как такое возможно, но услышал на улице какой-то шум и боком, не позволяя себя заметить снаружи, подошел к окну. Внизу он увидел Д’Аверка, двух его звероподобных заместителей и пару десятков солдат. Один из них как раз указывал на окно.

– Нас заметили. – Хоукмун повернулся к Райналу. – Нам всем пора уходить. Сражаться с такой толпой мы не можем.

Тот нахмурился.

– Уйти мы не можем тоже. Если мы запустим машину, вы останетесь в руках Д’Аверка. Трудный выбор.

– Запускай свою машину. А с Д’Аверком мы разберемся сами.

– Мы не можем бросить вас на верную гибель! Тем более, вы столько для нас сделали.

– Запускай машину!

Но Райнал все еще сомневался.

С улицы донеслись какие-то новые звуки, и Хоукмун осторожно выглянул в окно.

– Они притащили лестницы. Хотят штурмовать. Включай свою машину, Райнал.

Одна из женщин призрачного народа подхватила негромко:

– Запускай машину, Райнал. Если то, что мы слышали, правда, то наш друг вряд ли пострадает от рук Д’Аверка. Во всяком случае, сегодня.

– О чем это ты? – удивился Хоукмун. – Откуда ты знаешь?

– У нас есть один друг не из нашего народа, – пояснила она, – иногда он нас навещает, рассказывает о том, что происходит во внешнем мире. Он тоже служит Рунному посоху…

– Это воин в доспехах из гагата и золота? – перебил Хоукмун.

– Да, и он рассказал нам, что ты…

– Герцог Дориан! – прокричал Оладан, указывая на оконный проем, в котором появилась первая кабанья маска.

Хоукмун одним прыжком оказался у окна и вонзил клинок солдату в горло прямо под латный воротник. Враг завалился назад и упал с булькающим стоном, а молодой герцог схватил лестницу и попытался оттолкнуть, но ее держали крепко. В окне показался еще один солдат – Оладан ударил его по голове, безуспешно пытаясь сбить вниз, а Хоукмун, выпустив лестницу, рубанул мечом по пальцам в латной перчатке. Солдат, взвыв, отпустил перекладину и с грохотом рухнул наземь.

– Машина, – в отчаянии выкрикнул Хоукмун, занося меч для нового удара: гранбретанцы и не думали отступать. – Запускай, Райнал. Мы не сможем сдерживать их вечно.

У него за спиной раздалось мелодичное треньканье, и у Хоукмуна слегка закружилась голова. Потом все вокруг подернулось мелкой рябью, стены дома окрасились в ярко-красный. Солдаты в кабаньих масках завопили внизу – не от удивления, а от страха, хотя было неясно, что их так напугало.

Весь город залило пульсирующим красным светом, и, казалось, каждое здание задрожало в одном ритме с тренькающей машиной, словно собираясь рассыпаться в пыль. А потом и треньканье, и город просто исчезли, а Хоукмун плавно опустился на землю.

– У тебя осталась вторая машина, – донесся до него слабый, тающий голос Райнала. – Это наш подарок, который поможет тебе справиться с врагами. Машина способна сдвигать целые области Земли в иное измерение времени и пространства. Теперь нашим врагам не взять Сориандум…

Обретя под ногами землю, Хоукмун и Оладан огляделись: от города не осталось и следа. Лишь взрытая почва, как будто только что поднятая плугом. Гранбретанцы тоже оказались неподалеку, и теперь Хоукмун понял, почему солдаты вопят от ужаса.

Механический зверь наконец-то добрался до города. Повсюду валялись покалеченные, истекающие кровью тела гранбретанцев. Понукаемый Д’Аверком, который сам выхватил меч и вел солдат в бой, поредевший отряд пытался разрушить монстра.

Металлические шипы стража пещеры щетинились от ярости, металлические зубы клацали, металлические когти рвали и доспехи, и плоть.

– Этот зверь позаботится о них, – сказал своему спутнику молодой герцог. – Смотри-ка – наши кони.

В трех сотнях ярдов от них стояли два испуганных, но признавших седоков жеребца, и вскоре Хоукмун с Оладаном уже скакали прочь от пустынного места, где еще совсем недавно высился древний Сориандум, и от кровавой бойни, устроенной Кабанам Д’Аверка механическим монстром.

Два искателя приключений, старательно упаковав удивительный подарок призрачного народа в седельную сумку Хоукмуна, продолжали свой путь к побережью.

Лошади легко бежали по грубому дерну, довольно быстро миновав холмы и спустившись в просторную долину Евфрата. У самой реки Хоукмун с Оладаном разбили лагерь. Завтра им предстояло как-то попасть на другой берег, но течение здесь было сильное, а ближайший брод, судя по карте, находился в нескольких милях к югу.

Глядя на воду, по которой заходящее солнце рассыпало алые маки, Хоукмун задумался и невольно испустил долгий, почти неслышный вздох. Оладан, лежавший у костра, с удивлением взглянул на своего друга.

– Что тебя тревожит, герцог Дориан? Казалось бы, надо радоваться, мы ведь сбежали.

– Меня тревожит будущее, Оладан. Если Д’Аверк говорил правду и граф Брасс лежит раненый, фон Виллах убит, а Камарг со всех сторон осажден, боюсь, к нашему возвращению там останется только пепелище, как когда-то и обещал барон Мелиадус.

– Давай сначала доберемся до места, – предложил тот с деланой бодростью, – ведь Д’Аверк просто хотел, чтобы ты пал духом. Твой Камарг наверняка до сих пор стоит. После всего, что ты рассказывал о надежной защите и великой доблести провинции, я не сомневаюсь, что она выстоит даже против Темной Империи. Ты увидишь…

– Увижу ли? – Хоукмун перевел взгляд на темнеющую землю. – Увижу ли, Оладан? Д’Аверк наверняка говорил правду о других завоеваниях Гранбретани. Если Сицилия в их руках, значит, они взяли части Италии и Эспании. Неужели ты не понимаешь, что это значит?

– Я слабо знаю географию за пределами Булгарских гор, – смущенно признался полукровка.

– Это значит, что все пути в Камарг – и сухопутные, и морские – перекрыты ордами Темной Империи. Даже если мы доберемся до моря и найдем подходящий корабль, каковы наши шансы, что мы целыми и невредимыми пересечем Сицилийский канал? Воды там наверняка кишат судами Темной Империи.

– А нам обязательно добираться этим путем? Может, вернуться той же дорогой, какой ты попал на Восток?

Хоукмун нахмурился.

– Почти весь путь я проделал по воздуху, на дорогу по земле уйдет в два раза больше времени. К тому же гранбретанцы и там успели что-то завоевать.

– Так ведь захваченные ими земли можно обойти. Во всяком случае, на суше у нас есть хоть какой-то шанс, тогда как на море, судя по твоим же словам, шансов нет вообще.

– Верно, – задумчиво протянул Хоукмун. – Правда, придется пересекать Туркию, это путь в несколько недель. Хотя, с другой стороны, там Черное море, которое до сих пор почти свободно от кораблей Темной Империи. – Он сверился с картой. – Ага, Черным морем мы доберемся до берегов Романии, но чем ближе к Франции, тем опаснее. Но ты все равно прав, на этом пути у нас есть хоть какие-то шансы. Может, мы даже прикончим пару гранбретанцев и скроемся под их масками. У масок есть один большой недостаток – непонятно, кто под ними, друг или враг. Если бы не тайные языки всех этих орденов, мы могли бы путешествовать без всякого риска.

– В таком случае меняем маршрут.

– Меняем. Утром поедем на север.

Несколько долгих дней они двигались на север вдоль Евфрата, пересекли границу между Сирией и Турцией и наконец добрались до тихого белокаменного городка Бирачека, где Евфрат именовался рекой Фират.

В Бирачеке усталый хозяин постоялого двора, заподозрив в них слуг Темной Империи, сначала заявил, что мест нет, но тогда Хоукмун указал на Черный Камень у себя во лбу и представился:

– Меня зовут Дориан, бывший герцог Кёльнский, заклятый враг Гранбретани.

Даже в этом отдаленном городке хозяин гостинцы слышал о нем и беспрепятственно пустил их на постой.

Тем же вечером они сидели в общей комнате постоялого двора, попивая сладкое вино и беседуя с торговцами, чей караван прибыл в Бирачек незадолго до них.

Купцы были смуглыми, с иссиня-черными волосами и такими же бородами, блестевшими от масла. Все в кожаных колетах и ярких коротких килтах из шерстяной ткани. Также у каждого из них был теплый плащ в бордовых, красных и желтых цветах с вытканными геометрическими орнаментами – знак принадлежности к торговому дому Йенахана, торговца из Анкары, как было объяснено путникам. Даже в общей зале трактира караванщики не расставались с оружием – их сабли поражали богато украшенными рукоятями и тонкостью узоров на клинке. Было видно, что эти купцы сражаться привыкли не меньше, чем торговать.

Их старший, Салим, человек с орлиным носом и пронзительными голубыми глазами, подался через стол к герцогу Кёльнскому и его спутнику.

– Вы слышали, что посланники Темной Империи оказывают всяческие знаки внимания калифу Стамбула, – неспешно проговорил он, – они подкупили этого транжиру и он позволил разбить лагерь огромному войску солдат в бычьих масках прямо в городских стенах?

Хоукмун покачал головой.

– До меня почти не доходили последние вести. Но я тебе верю. Гранбретанцы берут то, что им нужно, не только силой, но и с помощью золота. Только если золото не помогает, они выставляют вооруженные армии.

Салим кивнул.

– Я так и подумал. Так вы считаете, значит, что эти западные волки угрожают Туркии?

– Их амбиции угрожают всем, даже Амареху. Они мечтают о захвате земель, которых, может быть, не существует вовсе, разве что в легендах. Они намерены захватить Коммуназию, хотя ее сначала нужно найти. Восток и Аравия просто плацдармы для их войск.

– Но неужели у них хватит сил? – изумился Салим.

– Сил у них хватит. И еще ими движет безумие, которое делает их неистовыми, хитрыми и изобретательными. Я был в Лондре, столице Гранбретани. Ее чудовищную архитектуру мог породить лишь ночной кошмар. Я видел и самого короля-императора, этого сморщенного бессмертного в его Тронной Сфере, заполненной молочной жидкостью. Я слышал его юношеский голос. Я помню лаборатории ученых чародеев – бесчисленные ряды диковинных машин, свойства которых не всегда до конца известны и самим гранбретанцам. И я разговаривал с их знатью, понял, в чем их намерения, знаю, что они еще безумнее, чем может вообразить нормальный человек, такой как ты. В них нет ничего человеческого. Они не испытывают почти никаких чувств друг к другу и никаких вовсе – к тем, кого считают низшими видами, а это все, кто не принадлежит Гранбретани. Они распинают мужчин, женщин, детей и даже домашних животных, обозначая этими распятиями дороги к завоеванным землям…

Салим отодвинулся, махнув рукой.

– Да ну, брось, герцог Дориан, ты преувеличиваешь…

Хоукмун с нажимом проговорил, глядя Салиму в глаза:

– Вот что я тебе скажу, торговец из Туркии: зло Гранбретани преувеличить невозможно!

Тот помрачнел и вздрогнул.

– Я… я тебе верю. Но хотел бы не верить. Ведь как маленький народ Туркии сможет противостоять такой мощи и такой жестокости?

Хоукмун вздохнул.

– Этого я не знаю. Я мог бы сказать, что вам нужно держаться вместе, не давать ослабить себя с помощью золота, не позволять понемногу вторгаться в ваши земли, но я знаю, что мои слова пропадут втуне – люди алчны и не видят правды, когда глазам им слепит блеск монет. Сопротивляйтесь, сказал бы я, с честью и храбростью, мудро и помня об идеалах. Но те, кто сопротивляется, проигрывают и гибнут под пытками, их жен насилуют и разрывают на куски у них на глазах, их дети становятся забавой для солдатни и сгорают на кострах, способных осветить целые города. Но если вы не станете сопротивляться, если избегнете смерти в бою, все это случится и с вами. Или же вы и ваши дети ради собственного спасения будете раболепствовать перед нелюдями, способными на любую низость, любое злодейство. Я говорю искренне, и искренность не позволяет мне толкать тебя на благородную битву и смерть в бою. Я ищу способ их уничтожить, я их заклятый враг, у меня имеются великие союзники, и удача на моей стороне, но даже я понимаю, что не смогу ускользать от них вечно, пусть мне и удавалось это несколько раз. Тем, кто готов противиться приспешникам короля Хуона, я могу посоветовать одно – используйте хитрость. Будьте хитрыми, друг мой. Это единственное наше оружие в борьбе с Темной Империей.

– Ты хочешь сказать, нужно притвориться, будто служишь им? – задумчиво проговорил Салим.

– Именно. Я потому и жив до сих пор и в некоторой степени свободен.

– Я запомню твои слова, воин с Запада.

– Запомни их все. Когда делаешь вид, что согласен на компромисс, обман зачастую становится реальностью. И случается это задолго до того, как удается произошедшее осознать.

Салим поскреб бороду.

– Я понимаю. – Он окинул комнату взглядом. От теней, мечущихся в свете факелов, как будто повеяло опасностью. – Но сколько еще это протянется, хотел бы я знать… Уже столько земель Европы под их властью.

– Ты ничего не слышал о провинции под названием Камарг?

– Камарг? Земля, населенная рогатыми оборотнями, полулюдьми, обладающими невероятной силой, которые каким-то образом устояли перед Темной Империей? И возглавляет их великан из меди, граф Брасс…

Хоукмун улыбнулся.

– Все это в основном легенда. Граф Брасс – человек из плоти и крови, да и чудовищ в Камарге почти не водится. А с рогами там только болотные быки и лошади. Неужели они все еще сопротивляются Темной Империи? Ты слышал какие-нибудь новости о графе, о его полководце фон Виллахе, о дочери графа Брасса, Иссельде?

– Слышал, что граф Брасс мертв, его полководец тоже. О девушке я ничего не знаю, а Камарг, насколько мне известно, стоит до сих пор.

Хоукмун потер Черный Камень.

– Не верю, что Камарг до сих пор стоит, если граф Брасс погиб. Если пал граф, то пала и провинция.

– Что ж, я лишь пересказываю слухи и сплетни, – сказал Салим. – Мы, купцы, уверены только в том, что происходит рядом, а с Запада доходят обрывки новостей да домыслы. Так ты, значит, из Камарга?

– Там моя вторая родина, – признался Хоукмун. – Если она еще существует.

Оладан похлопал Хоукмуна по плечу.

– Не поддавайся унынию, герцог Дориан. Ты же сам сказал, что сведения купца Салима вряд ли верны. Подожди, пока мы доберемся до места, прежде чем отчаиваться.

Хоукмун попытался взбодриться, потребовал еще вина и вареной баранины с горячей пресной лепешкой. Но хотя внешне он и мог показаться веселым, внутри у него все сжималось от страха: вдруг все, кого он любит, действительно погибли, а дикая красота камаргских болот обратилась в дымящуюся золу.

Глава шестая Корабль Безумного бога

Доехав с Салимом и его караваном до Анкары, а оттуда до порта Зонгулдак, что на Черном море, Хоукмун с Оладаном, показав бумагу, которую дал им хозяин Салима, взошли на борт «Улыбчивой девчонки», единственного корабля, готового доставить их в Симферополь на побережье страны, называемой Крымом. «Улыбчивая девчонка», паршивое судно, счастливой не казалась. Капитан и команда были грязными оборванцами, палубы внизу источали тысячу оттенков вони. Однако путешественникам пришлось хорошенько заплатить за честь оказаться на борту этой лоханки, а в их каюте воняло лишь немногим меньше, чем в трюме. Капитан Музо, человек с длинными засаленными усами и бегающими глазками, не добавлял уверенности, как и бутылка крепкого вина, которую старший помощник, кажется, ни на миг не выпускал из волосатой лапы.

Хоукмун философски заключил, что этот корабль хотя бы не заслуживает внимания пиратов – и Темной Империи тоже, – и вместе с Оладаном поднялся на борт перед самым отплытием.

«Улыбчивая девчонка» отчалила от набережной с утренним приливом. Как только ее залатанные паруса поймали ветер, все в ней застонало и заскрежетало, и она неторопливо взяла курс норд-норд-ост под потемневшим от дождевых туч небом. Утро было холодное и серое, подернутое странной дымкой, которая заглушала все звуки и не давала ничего рассмотреть.

Кутаясь в плащ, Хоукмун стоял на баке, глядя, как Зонгулдак исчезает вдали.

Когда порт скрылся из виду, по вспученным доскам палубы застучали крупные капли дождя, а из каюты поднялся Оладан.

– Я там прибрался как смог, герцог Дориан, хотя от корабельного запаха спасения нет, да и тех жирных крыс, которых я видел, вряд ли удастся прогнать.

– Мы это переживем, – стоически пожал плечами Хоукмун. – Мы переживали и не такое, а путь займет всего два дня. – Он бросил взгляд на старпома, который выкатывался из рулевой рубки. – Хотя мне было бы легче, если бы корабельные офицеры и команда казались хотя бы чуточку опытными. Если старший помощник выпьет еще, – Хоукмун улыбнулся, – а капитан подольше проваляется в каюте, мы в итоге окажемся с командой один на один!

Вместо того чтобы пойти вниз, они остались стоять под дождем, глядя на север и гадая, что может ждать их на долгом пути в Камарг.

Паршивая посудина тащилась сквозь паршивый день. Изменчивый ветер гнал ее через суровое море, то и дело угрожая перерасти в шторм, но каждый раз останавливаясь на грани. Капитан время от времени выбирался на мостик, орал на команду, проклинал матросов, пинками отправляя их подтягивать там или отпускать здесь. Хоукмуну и Оладану эти приказы казались совершенно сумбурными.

Ближе к вечеру Хоукмун поднялся на мостик к капитану. Музо взглянул на него и отвел взгляд.

– Добрый вечер, – поздоровался он, шмыгая длинным носом и утираясь рукавом. – Надеюсь, вы довольны путешествием.

– Вполне, благодарю. Мы хорошо идем или нет?

– Неплохо, сэр, – ответил капитан, отворачиваясь, чтобы не смотреть Хоукмуну прямо в лицо. – Довольно неплохо. Сказать на камбузе, чтобы приготовили вам какой-нибудь ужин?

– Да.

Мимо мостика, что-то напевая себе под нос, прошел старший помощник – в стельку пьяный.

Вдруг в борт корабля ударил шквалистый ветер, судно опасно накренилось, и Хоукмун вцепился в леер[2], чувствуя, что тот в любой момент может развалиться под рукой. Капитан как будто и не подозревал об опасности, а старший помощник упал на палубу лицом вниз, бутылка выкатилась у него из руки, а тело все ближе и ближе съезжало к борту.

– Ему бы помочь, – заметил Хоукмун.

Музо засмеялся.

– С ним все в порядке, у пьяных свой ангел-хранитель.

Однако тело помощника подкатилось вплотную к правому борту, голова и левое плечо свесились за борт. Хоукмун одним прыжком спустился по трапу, схватил моряка и оттащил, когда корабль снова качнуло, на этот раз в другую сторону, и соленые волны захлестнули палубу.

Герцог Кёльнский посмотрел на человека, которого только что спас. Старший помощник лежал на спине, глаза его были закрыты, а губы шевелились, повторяя слова песни, которую он постоянно напевал.

Хоукмун засмеялся, покачал головой и крикнул капитану:

– Ты прав, у пьяных свой ангел-хранитель.

В следующий миг, повернув голову в сторону оставленного порта, он, кажется, что-то увидел в воде. Дневной свет быстро угасал, но он был уверен, что заметил неподалеку какую-то лодку.

– Капитан, что там? – спросил он, подходя к лееру и всматриваясь в массу колышущейся воды.

– Похоже на плот, – крикнул в ответ Музо.

Вскоре, когда волна качнула этот предмет, подгоняя ближе, Хоукмун рассмотрел его. Это был плот, и за него цеплялись три человека.

– Судя по всему, жертвы кораблекрушения, – прокричал Музо будничным тоном. – Вот бедолаги. – Он пожал плечами. – Впрочем, это не наше дело…

– Капитан, мы должны их спасти.

– У нас ничего не получится в таких сумерках. Кроме того, мы даром потеряем время. У меня всего груза – вы двое, и я должен вовремя быть в Симферополе, чтобы загрузиться раньше, чем это сделает кто-то другой.

– Мы должны их спасти, – твердо повторил Хоукмун. – Оладан, веревку!

Коротышка из Булгарских гор нашел в рубке моток толстого шнура и спешно принес его. Плот еще не скрылся из виду, его пассажиры лежали лицом вниз, из последних сил цепляясь за жизнь. Время от времени их заслоняли водяные горы, расстояние увеличивалось с каждой секундой, и Хоукмун понимал, что времени очень мало – скоро плот окажется слишком далеко. Привязав один конец веревки к лееру, а второй обмотав вокруг пояса, он скинул плащ и меч и нырнул в пенное море.

Хоукмун тут же понял, в какой опасности оказался. По громадным волнам было почти невозможно плыть, в любую секунду его могло ударить о борт корабля, оглушить, отправить на дно. Но он боролся со стихией, стараясь держать глаза и рот над водой и высматривая плот.

Вот же он! И теперь его пассажиры увидели корабль – вскочили на ноги, замахали и закричали. Человека, который к ним плыл, они не заметили.

Хоукмун тоже рассмотреть их как следует не мог. Двое, как ему показалось, боролись с волнами, тогда как третий вроде бы просто сидел, наблюдая.

– Держитесь! – прокричал Хоукмун сквозь грохот волн и стоны ветра. Напрягая все силы, он поплыл еще быстрее и уже скоро был рядом с плотом, который бешено плясал на черно-белых волнах.

Когда потерпевшие кораблекрушение оказались в пределах видимости, стало понятно, что, действительно, только двое сражаются со стихией, не жалея сил. И еще стали видны их вытянутые шлемы-маски ордена Кабана.

Несколько мгновений герцог Кёльнский преодолевал искушение бросить их на произвол судьбы. Но если он пойдет на это, то будет не лучше их… Он должен спасти гранбретанцев, а уж потом станет видно, что делать с ними дальше.

Хоукмун закричал, но непохоже было, чтобы люди на плоту слышали его. Они рычали и бранились, поглощенные схваткой со стихией, и Хоукмун поневоле задумался, не помешались ли они от пережитых испытаний.

Он попытался вскарабкаться на плот, но веревка вокруг пояса и намокшая одежда тянули его вниз. В этот момент третий пассажир плота поднял голову и кивнул ему почти будничным жестом.

– Помоги мне, – прохрипел Хоукмун, – иначе я не смогу помочь тебе.

Тот поднялся, перешел на другой край плота, встал вплотную к двум сражавшимся со стихией солдатам. Пожав плечами, он схватил их за шеи, дождался мига, когда плот нырнет на волне, и столкнул их в воду.

– Хоукмун, дорогой друг! – прозвучал голос из-под кабаньей маски. – Как же я рад тебя видеть. Вот – я тебе помог. Облегчил груз.

Герцог Кёльнский успел схватить одного из тонувших солдат, барахтавшихся в воде, но не смог удержать. В своих тяжелых масках и доспехах они были обречены. Он, словно завороженный, смотрел, как маски постепенно скрываются под водой.

Потом перевел вспыхнувший гневом взгляд на оставшегося гранбретанца, который как раз наклонился, протягивая ему руку.

– Ты убил своих друзей, Д’Аверк! Мне очень хочется отправить тебя вслед за ними.

– Друзей? Дражайший Хоукмун, не бывает такого. Слуги – да, но друзья? – Д’Аверк вцепился в плот, когда очередная волна качнула его, едва не заставив Хоукмуна разжать руки. – Они были довольно верными, но ужасно скучными. К тому же выставили себя дураками. Этого я не потерплю. Давай я помогу тебе подняться на борт моего суденышка. Оно невелико, но всё же…

Хоукмун позволил Д’Аверку втащить себя на плот, затем обернулся в сторону едва заметного в темноте корабля и помахал. Почти сразу же веревка натянулась: Оладан начал вытаскивать ее.

– Повезло, что вы проходили мимо, – невозмутимо проговорил Д’Аверк, пока их медленно подтягивали к кораблю. – Я уже считал, что утонул и что все мои блистательные перспективы в прошлом, но тут явился благородный герцог Кёльнский на великолепном корабле. Судьба снова свела нас вместе.

– Именно, вот только я вышвырну тебя, как ты вышвырнул своих товарищей, если ты сейчас же не прикусишь язык и не поможешь мне держать веревку, – рявкнул Хоукмун.

Плот, вспахивая волны, наконец стукнулся о полусгнивший борт «Улыбчивой девчонки». Сверху скинули веревочную лестницу, и молодой герцог перевалился через борт на палубу, хватая ртом воздух.

Как только голова спасенного появилась над бортом, Оладан выругался и схватился за меч.

– Он наш пленник, – остановил его Хоукмун, – и нужен нам живым, ведь он отличная разменная монета на случай, если придется торговаться.

– Умно! – с восхищением воскликнул Д’Аверк, а затем закашлялся. – Прошу прощения, боюсь, пережитые тяготы ослабили меня. Сменить одежду, глотнуть горячего грога, хорошенько выспаться – и я снова стану собой.

– Тебе повезет, если мы позволим сгнить тебе в трюме, – бросил Хоукмун. – Оладан, тащи его в нашу каюту.

Сгорбившись в крошечной каюте, которую тускло освещал маленький фонарь, подвешенный под потолком, Хоукмун с Оладаном смотрели, как Д’Аверк сдирает с себя маску, доспехи и промокшую одежду.

– Как ты оказался на плоту? – спросил Хоукмун, пока тот торопливо вытирался. Четко очерченные рельефные мышцы наглядно опровергали жалобы француза на слабость и нездоровье.

Молодой герцог был впечатлен способностью этого типа сохранять внешнюю невозмутимость и даже подозревал в себе некоторую симпатию к пленнику. Должно быть, дело заключалось в том, с какой прямотой Д’Аверк признавался в своих желаниях и с какой неохотой оправдывал свои поступки, включая недавнее убийство.

– Это длинная история, дорогой друг. Мы втроем, Экардо, Питер и я, оставили остальных разбираться со слепым чудовищем, которое ты натравил на нас, а сами укрылись в холмах. Чуть позже прибыл орнитоптер, вызванный для вас, и принялся кружить, явно не понимая, куда подевался целый город, – впрочем, признаюсь, мы недоумевали не меньше, ты мне потом объясни, как это произошло. Так вот, мы подали пилоту знак, и он спустился. К тому времени мы уже поняли, что оказались в несколько затруднительном положении… – Д’Аверк помолчал. – Еды какой-нибудь не найдется?

– Капитан обещал, что с камбуза принесут ужин, – ответил Оладан. – Рассказывай дальше.

– Нас было трое – без лошадей, посреди пустыни. Кроме того, захватив вас, мы не смогли вас удержать, и пилот был единственным из оставшихся живых, кто знал об этом…

– Вы убили пилота? – спросил Хоукмун.

– Именно так. Это была необходимость. Затем мы погрузились в машину, намереваясь добраться до ближайшей базы.

– И что было дальше? Ты вообще умеешь управлять орнитоптером?

Д’Аверк улыбнулся.

– Твоя догадка верна. Мои умения скромны. Нам удалось поднять машину в воздух, а затем проклятая штуковина отказалась слушаться руля. Прежде чем мы это поняли, она уже несла нас Рунный посох знает куда. Должен признать, я испугался за свою безопасность. Монстр вел себя все более и более странно и в конце концов начал падать. Мне удалось направить орнитоптер на мягкий речной берег, и мы почти не ушиблись. Экардо с Питером ударились в истерику, перессорились и в целом вели себя несносно и сделались неуправляемы. Однако нам каким-то чудом удалось построить плот, с тем чтобы спуститься по реке к ближайшему городу…

– Этот самый плот? – уточнил Хоукмун.

– Ага, этот самый.

– Но как же ты попал в море?

– Это всё приливы, друг мой. – Д’Аверк легкомысленно взмахнул рукой. – Течения. Я и не знал, что мы так близко к устью. Нас несло вперед на весьма приличной скорости и утащило далеко от суши. На том плоту – том проклятом плоту – мы провели несколько дней, Питер с Экардо все время ныли, обвиняли друг друга в своем плачевном положении, хотя упрекать следовало меня. Невыразимо ужасное испытание, герцог Дориан.

– Ты заслуживаешь худшего.

В дверь каюты постучали. Оладан открыл: оказалось, что оборванный юнга принес поднос с тремя мисками, наполненными каким-то серым варевом.

Хоукмун забрал поднос и протянул одну миску с ложкой Д’Аверку. Тот мгновение колебался, а потом попробовал немного и принялся за еду, явно заставляя себя не спешить.

– Вкусно, – сказал он, поставив пустую миску обратно на поднос. – Для корабельной стряпни вообще шедевр.

Хоукмун, которого от вида предполагаемого ужина слегка замутило, протянул Д’Аверку свою миску, а Оладан предложил свою.

– Благодарю, – отказался француз. – Я верю в умеренность. Достаточно – это все равно что пир.

Хоукмун чуть улыбнулся, в очередной раз восхитившись его хладнокровием. Вероятно, вкус ужина показался их пленнику отвратительным, однако тот съел, даже не поморщившись.

– А-а-а, – зевнул Д’Аверк и потянулся. – Прошу прощения, господа, но я – спать. У меня выдались такие утомительные дни.

– Ложись на мое место, – предложил Хоукмун, указывая на смятую постель. Он не стал упоминать целую цивилизацию вшей, оккупировавшую простыни. – Спрошу у капитана гамак.

– Я благодарен тебе, – произнес Д’Аверк, и его тон был настолько необычно серьезен, что Хоукмун обернулся в двери.

– За что?

Д’Аверк театрально закашлялся, потом поднял глаза и произнес тягучим, насмешливым голосом:

– Ну как же, дорогой герцог, за спасение моей жизни, разумеется.

К утру шторм прошел, и хотя море еще волновалось, оно было гораздо спокойнее, чем накануне.

Хоукмун встретил Д’Аверка на палубе. Тот был в штанах зеленого бархата, в плаще, но без доспехов. Завидев своего спасителя, француз поклонился.

– Как спалось? – спросил герцог Кёльнский.

– Великолепно. – В глазах Д’Аверка играли смешинки, и Хоукмун понял, что того хорошенько искусали за ночь.

– К вечеру мы будем в порту. И ты будешь моим пленником. Заложником, если тебе так больше нравится.

– Заложником? Неужели ты думаешь, что Темной Империи не плевать, жив я или умер, если уж я сделался бесполезным?

– Посмотрим, – отозвался Хоукмун, касаясь камня во лбу. – Попытаешься сбежать – я убью тебя. Так же хладнокровно, как ты убил своих.

Д’Аверк кашлянул в платок, который держал в руке.

– Я обязан тебе жизнью. Так что ты вправе забрать ее, если пожелаешь.

Хоукмун нахмурился. Уж слишком Д’Аверк изворотлив, его трудно понять. Он уже начал сожалеть о своем решении. Может статься, что от француза будет больше хлопот, чем пользы.

Его размышления прервал Оладан, разыскавший их на палубе.

– Герцог Дориан, – выдохнул он, указывая вперед. – Парус! И он движется прямо на нас.

– Нам вряд ли грозит опасность, – улыбнулся Хоукмун. – Пиратам мы неинтересны.

Однако в следующий момент он заметил на лицах матросов смятение и, когда капитан проковылял мимо, схватил его за рукав:

– Капитан Музо, что происходит?

– Беда, сэр, – просипел морской волк. – Большая беда. Разве ты не разглядел парус?

Хоукмун всмотрелся: вдали виднелся корабль под одиноким черным парусом с каким-то невнятным символом на нем.

– Они наверняка не заинтересуются нами. Зачем им рисковать и драться за такую посудину, к тому же ты говорил, что груза у тебя нет.

– Да им плевать – есть груз, нет груза. Они нападают на любое судно в океане, какое только попадется на пути. Они как акулы-людоеды, герцог Дориан, их счастье не в грабеже, а в убийстве!

– Кто они такие? Судя по виду, корабль не гранбретанский, – заметил Д’Аверк, тоже вглядываясь вдаль.

– Даже гранбретанцы не стали бы нападать на нас, – заикаясь, проговорил капитан. – Нет, команда этого корабля из культа Безумного бога. Они из Укрании и уже несколько месяцев бесчинствуют в этих водах.

– Они явно намерены атаковать, – радостно согласился Д’Аверк. – С твоего разрешения, герцог Дориан, я спущусь в каюту за доспехами и мечом.

– Я тоже возьму оружие, – сказал Оладан. – И принесу твой клинок.

– Сражаться бессмысленно! – прокричал старпом, размахивая своей бутылкой. – Лучше прямо сейчас броситься в море.

– Точно, – кивнул капитан Музо, глядя вслед Д’Аверку и Оладану, которые отправились за оружием. – Он прав. Они сильно превосходят числом, нас порвут на куски. А если нас схватят, то будут пытать несколько дней.

Хоукмун собирался было возразить, но осекся и обернулся на резкий всплеск воды за бортом. Старший помощник исчез – последовал собственному совету.

– Не пытайся ему помочь, лучше последуй за ним, – посоветовал капитан Хоукмуну, который подбежал к борту, – он из нас самый мудрый.

Теперь вражеский корабль был уже близко. На черном парусе красовались огромные красные крылья, а в центре – гигантское звероподобное лицо, оскаленное, словно в приступе безумного смеха. На палубе теснились десятки голых людей, облаченных лишь в портупеи с мечами и металлические ошейники. Над волнами разносился странный звук, который Хоукмун сначала не распознал. Затем он еще раз бросил взгляд на парус и понял: это был дикий, яростный хохот, словно проклятые души из ада устроили веселье.

– Корабль Безумного бога, – сказал капитан Музо, и его глаза наполнились слезами. – Мы обречены.

Глава седьмая Колечко на пальце

Хоукмун, Оладан и Д’Аверк стояли на палубе плечом к плечу. Команда «Улыбчивой девчонки» сбилась в кучу вокруг капитана, отступив как можно дальше от борта. Странный корабль все приближался.

Уже можно было без труда рассмотреть закатившиеся глаза и покрытые пеной рты их врагов, с корабля Безумного бога полетели лини с абордажными крючьями, впиваясь в мягкую древесину «Улыбчивой девчонки». Все трое принялись рубить абордажные канаты.

– Отправляй людей на мачты, – прокричал Хоукмун капитану, – разворачивайте корабль! – Однако скованные ужасом матросы не шевельнулись. – На мачтах безопаснее! – добавил он.

Теперь его вроде бы услышали, но все равно не двинулись с места.

Тем временем борт вражеского корабля навис над ними, команда безумцев с саблями наголо теснилась, готовясь к абордажу. Их хохот звенел в воздухе, а на искаженных гримасами лицах читалась жажда крови.

На палубу «Девчонки» посыпались враги; блестели голые тела, сверкали обнаженные сабли. Клинок Хоукмуна тоже блеснул, встречая кого-то из нападающих. Удар, поворот меча – и мертвое тело полетело в узкую щель между кораблями, но на место погибшего уже лезли его товарищи. Обнаженные безумцы с диким хохотом перескакивали через борт, не замечая потерь. Втроем Хоукмун, Оладан и Д’Аверк отбили первую волну атаки – вокруг них всё окрасилось в кроваво-красный, – но понемногу их оттеснили от борта. Безумцы текли на палубу сплошным потоком, сражаясь неумело, но с полным пренебрежением к себе, отчего мурашки шли по спине.

Хоукмуна в ходе боя все же оттеснили от товарищей. Дикие люди наседали на него, но, взяв меч обеими руками и размахивая им по широкой дуге, он оградил себя защитным кругом из сверкающей стали. Герцог был залит кровью с головы до ног, но в голубых глазах, блестевших сквозь прорези шлема, читалось спокойствие.

Разумеется, Хоукмун понимал, что усталость постепенно одолеет его. Уже сейчас меч казался слишком тяжелым, а колени дрожали. Привалившись спиной к переборке, молодой герцог рубил и колол, а слуги Безумного бога хохотали – хохотали даже в тот момент, когда их головы слетали с плеч, а конечности отделялись от тела.

Вот Хоукмун обезглавил одного, вот лишил рук другого, однако каждый удар уносил частицу его сил. Когда ему пришлось парировать атаку сразу двух мечей, ноги у него подкосились, и герцог Кёльнский упал на одно колено. Хохот сразу же стал громче, теперь в нем звучало торжество.

В отчаянии Хоукмун ударил снизу и схватил одного из врагов за запястье, выдернув меч из его руки. Парируя удары клинком безумца и нанося удары своим, он сумел подняться на ноги и, отпихнув сапогом очередного одержимого, вырваться из круга. По трапу он взбежал на мостик и развернулся, собираясь сражаться дальше, но теперь имея преимущество перед завывающими безумцами, толпившимися на палубе. Заодно отметил, что Д’Аверк с Оладаном, стремясь сдержать напор толпы, поднялись на реи.

Корабль Безумного бога был надежно притянут к борту «Улыбчивой девчонки» линями, но на палубе никого не осталось. Судя по всему, в абордаже участвовала вся команда – это открытие подарило Хоукмуну новую мысль. Он развернулся, отбежал от нападавших и, взлетев на рею, схватился за свисавшую с нее веревку. Проносясь по воздуху над головами безумцев, он молил, чтобы веревка оказалась достаточно длинной, а затем отпустил ее и, как могло показаться со стороны, нырнул за борт корабля. Падая, он едва успел вцепиться в леер вражеского судна. Перебравшись на палубу, Хоукмун принялся рубить абордажные лини.

– Оладан! Д’Аверк! Быстрее – за мной!

Товарищи, стоявшие на реях, увидели его и, пока толпа психов карабкалась за ними, поспешили подняться выше. Они прошли, опасно балансируя, по нок-рее грот-мачты – корабль Безумного бога уже был готов отчалить, расстояние между ним и «Улыбчивой девчонкой» стремительно увеличивалось. Д’Аверк, схватившись одной рукой за веревку, прыгнул первым и перелетел на корабль под черным парусом. В какой-то миг его развернуло, он едва не сорвался.

Оладан последовал за ним. Перерубив канат, он перелетел разделяющее корабли расстояние, соскользнул с каната и шлепнулся на палубу, распростершись лицом вниз.

Несколько безумцев попытались последовать за ними, и несколько человек действительно вернулись на свой корабль. По-прежнему хохоча, они наступали на Хоукмуна всей толпой, наверняка решив, что Оладан погиб.

Хоукмуну приходилось туго. Один клинок полоснул его по руке, другой угодил по лицу пониже забрала. Вдруг откуда-то сверху на шайку одержимых упал человек и начал рубить их налево и направо, почти такой же безумный, как они.

Это был Д’Аверк в своем кабаньем шлеме-маске, залитый кровью тех, кого уже успел уничтожить. В следующий миг в тыл к врагам с неистовым боевым кличем зашел пришедший в себя после падения Оладан.

Вскоре все до единого безумцы, сумевшие вернуться на свой корабль, были мертвы. Остальные прыгали с палубы «Улыбчивой девчонки» в воду, все еще заходясь хохотом и пытаясь догнать судно вплавь.

Д’Аверк кинулся к штурвалу, перерезал закреплявшие его лини и развернул корабль, уводя его прочь. Обернувшись на «Девчонку», Хоукмун понял, что основная часть команды каким-то чудом уцелела – должно быть, в последнюю минуту они успели подняться на бизань-мачту.

– Что ж, – выдохнул Оладан, убирая меч в ножны и рассматривая свои раны, – кажется, мы легко отделались, еще и заполучили неплохой корабль.

– Если повезет, встретим «Улыбчивую девчонку» в порту, – усмехнулся Хоукмун. – Надеюсь, она по-прежнему идет в Крым, ведь на борту остались все наши пожитки.

Д’Аверк умело развернул корабль, взяв курс на север. Одинокий парус хлопнул, подхватывая ветер, и судно оставило плывущих безумцев за кормой. А те продолжали хохотать, даже погружаясь на дно.

Хоукмун с Оладаном помогли Д’Аверку снова закрепить штурвал, чтобы корабль сам держал курс, и начали осматривать трофеи. Судно было набито сокровищами, явно украденными с десятков других кораблей, но имелось здесь и множество бесполезного хлама – сломанное оружие, неработающие судовые приборы, кучи тряпья, – а время от времени попадались и гниющие трупы, лишенные рук и ног тела, и все это вперемешку лежало среди богатств.

Прежде всего было решено избавиться от покойников: заворачивая тела в тряпки и складывая в мешки останки, их спихивали за борт. Работа была отвратительная и заняла много времени. Вдруг Оладан прервался и неохотно поднял отрубленную человеческую руку, мумифицировавшуюся от времени. На иссохшем мизинце блестело кольцо.

– Герцог Дориан…

– Что там? Да плюнь ты на это кольцо. Просто выкинь, и всё.

– Нет, дело именно в кольце. Посмотри, какой необычный узор…

Хоукмун нетерпеливо пересек полутемный трюм, вгляделся и ахнул.

– Нет! Не может быть!

Это было кольцо Иссельды. Кольцо, которое граф Брасс надел ей на палец, скрепляя помолвку с Дорианом Хоукмуном.

Оцепенев от ужаса, герцог Кёльнский взял иссохшую мертвую руку, затем на его лице проступило непонимание.

– Что это? – прошептал Оладан. – Почему ты так испугался?

– Это ее кольцо. Иссельды.

– Разве девушка могла оказаться посреди океана, за много сотен миль от Камарга? Это невозможно, герцог Дориан.

– Это ее кольцо. – Хоукмун не сводил глаз с мертвой руки, жадно ее рассматривая, как его вдруг осенило. – Но рука-то не ее. Гляди, кольцо едва налезло на мизинец. А граф Брасс надел ей кольцо на средний палец, да и то оно было великовато. Это рука какого-то вора. – Он сдернул драгоценное кольцо с пальца и отшвырнул руку. – Кто-то побывавший в Камарге, наверное, украл кольцо… – Он покачал головой. – Невозможно. Но как еще это объяснить?

– Может, она отправилась в путь, чтобы найти тебя, – предположил Оладан.

– Это была бы огромная глупость. Едва ли такое возможно. С другой стороны, если это так, где же Иссельда сейчас?

Оладан хотел было поделиться каким-то своим предположением, но тут сверху послышался низкий, наводящий жуть хохот.

Над трюмным люком, ухмыляясь, стоял один из одержимых, каким-то образом сумевший доплыть и зацепиться за корпус корабля. Хоукмун едва успел обнажить оружие, а тот уже спрыгнул вниз и атаковал. Металл зазвенел о металл.

Оладан тоже выхватил меч, к ним спустился и Д’Аверк.

– Брать живьем! – прокричал Хоукмун, атакуя противника. – Он нужен нам живым!

Д’Аверк с Оладаном убрали клинки в ножны и, подобравшись к сумасшедшему со спины, постарались его скрутить. Он дважды отбрасывал их, но потом все-таки упал, отбрыкиваясь, пока они накидывали на него один виток каната за другим. Лишившись возможности действовать, он притих и только тихо хихикал, пуская пену изо рта и уставившись в никуда пустым взглядом.

– Какая от него польза живого? – спросил Д’Аверк с вежливым любопытством. – Почему бы не перерезать ему глотку и не забыть о нем?

– Вот. – Хоукмун поднял кольцо, давая французу возможность его рассмотреть. – Я только что его нашел. Это кольцо Иссельды, дочери графа Брасса. Я хочу знать, как оно попало к ним.

– Странно. – Д’Аверк нахмурился. – Я уверен, что девушка в Камарге, выхаживает отца.

– Значит, граф Брасс ранен?

Д’Аверк улыбнулся.

– Ну да. Но Камарг стоит. Я просто дразнил тебя, герцог Дориан. Не знаю, насколько серьезно ранен граф Брасс, но он точно жив. А этот его мудрец, Боженталь, помогает ему командовать войском. Насколько я слышал, противостояние между Темной Империей и Камаргом пока не сдвинулось с мертвой точки.

– И ты ничего не слышал об Иссельде? О том, что она покинула Камарг?

– Нет. – Д’Аверк, снова нахмурившись, покачал головой. – Но, кажется, я припоминаю… Да-да, один человек, служивший в армии графа Брасса… Он был из числа приближенных, насколько я понял, и его уговорили похитить девушку, но попытка не увенчалась успехом.

– Откуда ты знаешь?

– Хуан Жинага, так его звали, исчез. Вероятно, граф Брасс догадался о предательстве и прикончил его.

– Мне трудно поверить, чтобы Жинага предал графа. Я мало его знал, но он был капитаном кавалерии.

– И был захвачен нами в плен во второй битве за Камарг. – Д’Аверк улыбнулся. – Насколько я понимаю, он германец, и кое-кто из его семьи находится у нас. В безопасности.

– Так вы его шантажировали!

– Его шантажировали, но я тут ни при чем. Я всего лишь слышал о таком плане в Лондре, на общем совете командиров, который созвал король Хуон, желая узнать, как продвигаются его европейские кампании.

Хоукмун нахмурил брови.

– Ну, предположим, что у Жинаги получилось, но он почему-то не смог доставить Иссельду в Гранбретань, и по дороге его перехватили слуги Безумного бога…

Д’Аверк покачал головой.

– Они не смогли бы забраться так далеко на юг от Франции. Мы бы узнали, если бы такое случилось.

– Тогда чем это объяснить?

– Давайте расспросим этого господина, – предложил Д’Аверк, толкнув безумца, который теперь хихикал все тише, иногда замолкая вовсе.

– Понадеемся, что он сможет рассказать что-нибудь внятное, – с сомнением протянул Оладан.

– А боль не развяжет ему язык, как по-вашему? – поинтересовался Д’Аверк.

– Сомневаюсь, – ответил Хоукмун. – Страх им неведом. Нам нужен другой способ. – Он с омерзением посмотрел на пленника. – Оставим его здесь, пусть немного очухается.

Они поднялись на палубу, захлопнув люк трюма. Солнце шло к закату, впереди уже можно было различить крымский берег – черные скалы четко вырисовывались на фоне багрового неба. Море было спокойное, пестрое от заходящего солнца, ровный северный ветер наполнял паруса.

– Надо бы подправить курс, – предложил Д’Аверк. – Мне кажется, мы забрали слишком далеко на север. – Он прошел по палубе, развязал штурвал и повернул на несколько румбов южнее.

Хоукмун рассеянно покивал, глядя на Д’Аверка, который, сдвинув на затылок кабанью маску, умело выправлял курс корабля.

– Сегодня стоит бросить якорь где-нибудь здесь, – заметил Оладан, – а путь продолжить завтра утром.

Хоукмун ничего не ответил. В голове у него роились вопросы без ответов. События последних суток обессилили его, а страх грозил свести с ума, уподобив тому помешанному, который сейчас сидел у них в трюме.

Поздно вечером, в свете ламп, подвешенных под потолком, они рассматривали лицо спящего человека, взятого в плен. Лампы покачивались в ритме стоявшего на якоре корабля, тени скользили по стенам трюма и по огромным кучам наваленных всюду трофеев. Где-то запищала крыса, но люди не обратили на нее внимания. Все они уже немного поспали и чуть-чуть успокоились.

Хоукмун опустился на колени рядом со связанным пленником и коснулся его лица. В тот же миг тот открыл глаза – мутные, но уже не безумные. В них даже сквозило изумление.

– Как тебя зовут? – спросил Хоукмун.

– Кориантум из Керчи, а вы кто такие? И где я?

– Сам должен знать, – сказал Оладан. – На борту своего корабля. Неужели не помнишь? Ты со своими товарищами напал на наше судно. Был бой. Мы сбежали от вас, а ты плыл за нами и пытался нас убить.

– Помню, как ставил парус, – сказал Кориантум с недоумением, – но больше ничего. – Он попытался подняться. – Почему я связан?

– Потому что ты опасен, – просто пояснил Д’Аверк. – Ты сумасшедший.

Кориантум засмеялся самым обычным, нормальным смехом.

– Я? Сумасшедший? Глупость какая!

Трое переглянулись, сбитые с толку. Действительно, в этом человеке сейчас не было и намека на безумие.

На лице Хоукмуна отразилось понимание.

– Твое последнее воспоминание?

– Капитан произнес речь.

– И что он сказал?

– Что мы примем участие в церемонии, будем пить особенный напиток… Больше ничего. – Кориантум нахмурился. – Мы выпили тот напиток…

– Опиши ваш парус.

– Наш парус? Зачем?

– Было в нем что-нибудь необычное?

– Не припоминаю. Сам парус темно-синий. Больше ничего.

– Значит, ты купец? – уточнил Хоукмун.

– Да.

– И ты впервые на этом корабле?

– Да.

– Когда вы отчалили?

На лице Кориантума отразилось нетерпение.

– Вчера вечером, приятель. В день лошади, по керченскому исчислению.

– А по общему календарю?

Пленник наморщил лоб.

– Э… одиннадцатого числа третьего месяца.

– Три месяца назад, – подытожил Д’Аверк.

– Что? – Кориантум уставился на француза сквозь полумрак. – Три месяца? О чем ты?

– Вас чем-то опоили, – пояснил Хоукмун. – Опоили, а затем использовали, чтобы вы совершали ужасные преступления, неслыханные за всю историю пиратства. Ты знаешь что-нибудь о культе Безумного бога?

– Немного. Слышал, что это где-то в Укрании и что его адепты в последнее время странствуют по миру, забираясь даже в далекие моря.

– А ты знаешь, что сейчас на парусе вашего корабля символ Безумного бога? Что несколько часов назад ты ревел и хохотал в приступе кровожадного помешательства? Посмотри на свое тело… – Хоукмун наклонился, чтобы перерезать стягивающую пленника веревку. – Потрогай шею.

Кориантум из Керчи медленно поднялся, удивляясь своей наготе, медленно провел пальцами по шее, нащупал ошейник.

– Я… я ничего не понимаю. Это какой-то розыгрыш?

– Зловещий розыгрыш, и придуман он не нами, – сказал Оладан. – Вас опоили чем-то, а потом приказали убивать и забирать всю добычу, какая попадется. Несомненно, ваш так называемый капитан единственный знал, что происходит, и его-то уж точно нет сейчас на корабле. Ты ничего не помнишь? Какие-нибудь указания, куда вы направлялись?

– Ничего.

– Наверняка этот капитан собирался потом снова сесть на корабль и направить его в выбранный порт, – рассудил Д’Аверк. – Может, есть какой-нибудь корабль, который поддерживает постоянную связь между остальными, если они так же полны дураков, как и этот.

– Где-то на борту должен быть большой запас этого пойла, – предположил Оладан. – Они наверняка глотали его регулярно. Если бы мы не связали этого типа, он мог бы снова его хлебнуть.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Хоукмун купца.

– Слабость во всем теле, из меня как будто утекла вся жизнь и все чувства.

– Неудивительно, – хмыкнул Оладан. – Наверняка этот наркотик в конце концов убивает. Какой чудовищный план! Взять ни в чем не повинных людей, одурманить их, превратив в безумцев, использовать их, заставляя убивать и грабить, а потом просто забирать трофеи. Никогда еще о таком не слышал. Я-то думал, что Безумному богу поклоняются настоящие сумасшедшие. Но за всем этим стоит холодный расчет.

– Во всяком случае, на море, – уточнил Хоукмун. – Однако мне бы очень хотелось найти того, кто в ответе за все это. Только он может знать, где сейчас Иссельда.

– Во-первых, предлагаю спустить парус, – перешел к насущным вопросам Д’Аверк. – Мы понемногу дрейфуем к гавани. И если там увидят такой парус, прием нам окажут не самый теплый. Кроме того, можно извлечь пользу из этих сокровищ. Народ, мы же теперь богачи!

– Ты все еще мой пленник, – напомнил ему Хоукмун. – Но это правда, можно потратить часть сокровищ на себя, ведь те несчастные, которым они принадлежали, мертвы. Остальное отдать на сохранение какому-нибудь честному человеку, чтобы затем помочь семьям всех, кто пал от рук безумных моряков.

– И что потом? – спросил Оладан.

– Потом мы снова поднимем парус и подождем, пока корабль не отыщет хозяин.

– Откуда нам знать, появится ли он? Вдруг он узнает о нашем приходе в Симферополь.

Хоукмун мрачно усмехнулся.

– Тогда он, без сомнения, захочет нас найти.

Глава восьмая Слуга Безумного бога

В Симферополе они сумели продать то, что было награблено одурманенными наркотиком людьми, кое-что из вырученных денег сразу потратили на провизию, лошадей и снаряжение, готовясь к долгой дороге. А остальное отдали на сохранение купцу, которого все называли самым честным человеком во всем Крыму. «Улыбчивая девчонка» тоже вскоре пришла в порт, и Хоукмун тут же купил молчание капитана, чтобы скрыть происхождение корабля с черными парусами. Забрав из каюты свои пожитки, среди которых была и седельная сумка с подарком Райнала, герцог Кёльнский вместе с Оладаном и Д’Аверком снова погрузились на корабль. Их безымянное судно покинуло порт с вечерним приливом. Кориантума они оставили выздоравливать в доме крымского купца.

Волны лениво качали черный корабль уже больше недели. Стоял штиль, ветер почти затих. Хоукмун предполагал, что они дрейфуют где-то рядом с каналом, отделявшим Черное море от Азовского, недалеко от Керчи, где Кориантум так неудачно сел на корабль.

Д’Аверк валялся в гамаке, подвесив его посреди корабля, и время от времени театрально кашлял и жаловался на скуку. Оладан то и дело поднимался в «воронье гнездо» и оглядывал водную гладь, а Хоукмун мерил шагами палубу, уже не зная, имеет ли его план хоть какое-нибудь здравое зерно, кроме желания узнать судьбу Иссельды. Он даже начал сомневаться, ей ли принадлежит найденное кольцо, ведь за долгие годы в Камарге могли сделать несколько подобных колец.

Но однажды утром на северо-западе появился парус. Оладан первым увидел его и позвал Хоукмуна.

– Вниз, – приказал тот, присмотревшись. – Все вниз.

Оладан спустился по вантам, а Д’Аверк, внезапно взбодрившийся, выпрыгнул из своего гамака и подошел к трапу, ведшему под палубу. Они затаились в темноте главного трюма и принялись ждать.

Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем послышался стук дерева о дерево, обозначивший, что с ними борт в борт встал какой-то другой корабль. Разумеется, оставалась также вероятность, что это какой-то посторонний корабль, команда которого заинтересовалась судном, дрейфующим по волнам без единой живой души.

Прошло немного времени, и Хоукмун услышал, как по палубе наверху затопали сапоги: неторопливые, ровные шаги измерили палубу из конца в конец. Затем наступила тишина: человек зашел в каюту или поднялся на мостик.

Напряжение нарастало. Шаги вскоре снова зазвучали: противник направился ко входу в трюм. Хлопнула крышка люка.

В светлом проеме Хоукмун увидел наверху силуэт – человек всматривался в темноту. Еще немного помешкал и начал спускаться, и, пока сходил по трапу, Хоукмун незаметно прокрался вперед.

Когда незнакомец спустился, Хоукмун прыгнул, обхватив его сзади за шею. Тот был настоящим великаном – под два метра ростом, с кустистой черной бородой и с волосами, заплетенными в косы. Поверх рубашки из черного шелка на противнике был медный нагрудник. Незваный гость заворчал от удивления и развернулся, увлекая за собой Хоукмуна. Великан был поразительно силен: вцепившись огромными пальцами в руку Хоукмуна, он принялся отрывать ее от себя.

– Быстрее, на помощь! – прокричал Хоукмун, и его товарищи, набросившись на великана, повалили его на пол.

Д’Аверк вынул меч и аккуратно приставил острие к горлу нового пленника. В своей кабаньей маске и металлических гранбретанских доспехах француз выглядел опасным и страшным.

– Как тебя зовут? – спросил Д’Аверк, и его голос прозвучал гулко, усиленный маской.

– Капитан Шагаров. Где моя команда?

Чернобородый великан сверкнул на них глазами, нисколько не смущенный пленением.

– Где моя команда?

– Ты говоришь о безумцах, которых отправил убивать людей? – уточнил Оладан. – Они утонули, все, кроме одного, и он рассказал нам о твоей подлости.

– Дураки! – выругался Шагаров. – Вас всего трое. Думаете, что поймали меня, когда у меня на другом корабле целая команда?

– Если ты не понял, одну команду мы уже отправили на дно, – хмыкнул Д’Аверк. – И теперь, когда у нас уже есть опыт, мы наверняка справимся и со второй.

На мгновение в глазах Шагарова промелькнул страх, но затем его лицо закаменело.

– Я вам не верю. Те, кто был на этом корабле, жили только для того, чтобы убивать. Как же вы смогли…

– А вот так, смогли, – подтвердил Д’Аверк и повернул голову, совершенно скрытую огромным шлемом, к Хоукмуну. – Поднимемся на палубу и доведем наш план до конца?

– Еще секунду, – Хоукмун наклонился над Шагаровым. – Хочу задать ему вопрос. Шагаров, твои люди брали в плен какую-нибудь девушку?

– У них приказ женщин не убивать, а приводить прямо ко мне.

– Зачем?

– Не знаю, мне лично приказано отправлять девушек к нему, я и отправляю. – Шагаров засмеялся. – Между прочим, вы не сможете держать меня здесь долго. Через час мои люди что-нибудь заподозрят, и вы все трое станете покойниками.

– А почему ты не взял никого из них на этот корабль? Может, потому что они нормальные и даже они пришли бы в ужас от того, что здесь было?

Шагаров пожал плечами.

– Придут, как только я позову.

– Может быть, – сказал Д’Аверк. – Вставай, пошли.

– А те девушки, – продолжал Хоукмун. – Куда ты их отправлял, к кому?

– Вглубь острова, к хозяину, разумеется. К Безумному богу.

– Так ты действительно служишь Безумному богу? И твои пираты тоже его прислужники?

– Ну да, я служу ему, хотя я не член культа. Его доверенные лица хорошо мне платят, чтобы я грабил на море и присылал им добычу.

– Но зачем так сложно?

Шагаров фыркнул.

– У них нет мореходов. И кто-то придумал схему, чтобы заработать деньжат, хотя я не знаю, зачем им вся эта добыча. – Он поднялся на ноги, возвышаясь над ними. – Ладно, пошли наверх. Мне интересно, что вы будете делать дальше.

Д’Аверк кивнул остальным. Они ненадолго исчезли в темноте трюма и вернулись, неся длинные незажженные факелы, по штуке на каждого. Д’Аверк подтолкнул Шагарова, чтобы он поднимался по трапу вслед за Оладаном.

Они медленно вышли на палубу под лучи дневного солнца. Борт о борт рядом с их судном стоял большой красивый трехмачтовик. Моряки Шагарова, конечно, сразу поняли, что случилось, и хотели ринуться к ним, однако Хоукмун приставил меч к груди их капитана и прокричал:

– Ни шагу дальше, или мы его убьем.

– Убейте меня, и они убьют вас, – проворчал Шагаров. – И кому от этого польза?

– Молчать. Оладан, зажигай факелы.

Оладан чиркнул огнивом над первым факелом. Тот сразу вспыхнул.

– Слушайте, – сказал Хоукмун, пока полукровка зажигал и раздавал товарищам остальные факелы. – Этот корабль пропитан маслом. Одна искра – и он вспыхнет целиком, а заодно загорится и ваш. Потому мой вам совет: не пытайтесь спасать капитана.

– Значит, мы все сгорим, – заключил Шагаров. – Вы такие же психи, как и те, кого вы убили.

Хоукмун покачал головой.

– Оладан, готовь ялик.

Тот перешел на корму, к самому дальнему люку, над которым торчала лебедка, откинул крышку люка и скрылся внизу, таща за собой канат.

Хоукмун заметил, что матросы на другом корабле зашевелились, и угрожающе взмахнул факелом. От жаркого огня его лицо сделалось темно-красным, отражение пламени заиграло в глазах.

Оладан вынырнул из люка и принялся одной рукой крутить ворот лебедки, не выпуская из другой факела. Из проема начал медленно подниматься какой-то груз – настолько большой, что едва проходил в отверстие. Шагаров охнул от удивления, обнаружив, что это вместительный ялик, в котором стояли три оседланные лошади, напуганные и ошеломленные тем, как их сначала подняли над палубой, а потом и над морем.

Закончив свою работу, полукровка привалился к вороту, тяжело дыша и утирая пот, – однако даже усталость не мешала ему внимательно следить за тем, чтобы факел не коснулся палубы.

Шагаров сердито фыркнул.

– Хороший план, но вас все равно только трое. Что дальше-то?

– Повесим тебя, – сообщил Хоукмун. – На глазах у команды. У меня имелось две причины, чтобы заманить тебя в ловушку. Первая – мне нужны были сведения. Вторая – я хотел для тебя правосудия.

– Какого еще правосудия? – взревел Шагаров, но в глазах его мелькнул страх. – Зачем совать нос в чужие дела? Мы не сделали тебе ничего плохого. О каком правосудии ты говоришь?

– О правосудии Хоукмуна, – ответил герцог фон Кёльн. Черный Камень в его бледном лбу вспыхнул на солнце и как будто ожил.

– Матросы! – прокричал Шагаров. – Матросы, спасайте меня! В атаку!

Но тут заговорил Д’Аверк:

– Если двинетесь, мы убьем его на месте и подожжем корабль. Вы ничего не получите. Хотите сохранить свой корабль и свои жизни – можете благополучно отчалить отсюда. У нас счет только к вашему капитану.

Как они и ожидали, команда этого пирата была не особенно предана ему, и, когда речь зашла о спасении собственной шкуры, никто не поспешил капитану на помощь. Матросы так и не бросили абордажные крюки, а просто стояли и, столпившись у борта, смотрели, что будет дальше.

Хоукмун влез на мачту. Добравшись до реи, он перебросил конец заранее подготовленной веревки через край и надежно закрепил. Петля качнулась над водой.

Стояла гробовая тишина. До Шагарова медленно доходило, что помощи от своей команды он не дождется. На корме едва заметно покачивался на лебедке груженый ялик, шлюпбалки поскрипывали. Факелы пылали.

Шагаров закричал и попытался вырваться, но его остановили три меча, нацеленные в горло, в грудь, в живот.

– Вы не посмеете… – Голос Шагарова сорвался, когда он увидел решимость, написанную на лицах его врагов.

Оладан подцепил мечом удавку, повесил на леер. Д’Аверк подтолкнул капитана поближе к ней, а Хоукмун немного растянул петлю, чтобы голова пролезла без помех. В следующий миг, когда петля уже легла ему на шею, Шагаров взревел и ударил Оладана, отшвырнув его на леер. Вскрикнув от неожиданности, маленький горец перелетел через борт и шлепнулся в воду. Хоукмун ахнул и бросился посмотреть, как там Оладан, а Шагаров развернулся и выбил факел из руки Д’Аверка. Впрочем, француз лишь отступил на шаг и коснулся груди пленника острием меча.

Пиратский капитан попытался плюнуть ему в лицо, затем вскочил на ограждение, пнул Хоукмуна, попытавшегося его перехватить, и прыгнул.

Петля затянулась, рея дрогнула, а тело Шагарова сначала бешено заплясало в удавке, а потом замерло неподвижно. Д’Аверк, совершенно не интересуясь более его судьбой, кинулся к упавшему факелу, но поздно – промасленные доски занялись. Француз принялся затаптывать огонь.

Герцог Кёльнский тем временем поспешил бросить веревку Оладану, и тот, нисколько не пострадавший от этого купания, вскарабкался на палубу.

Команда другого корабля заволновалась, но Хоукмун недоумевал, почему они не отчаливают.

– Прочь! – прокричал он, когда Оладан оказался на палубе. – Капитана уже не спасти, вы можете сгореть!

Но они не отчаливали.

– Пожар начинается, глупцы! – Оладан указал на пламя, словно можно было не заметить, как оно облизывает мачту и другие надпалубные сооружения.

– Грузимся в лодку, – засмеялся Д’Аверк, отступая на корму.

– Но почему они не отходят? – Хоукмун кинул свой факел в разгорающийся огонь и принялся помогать французу с яликом.

Под испуганное фырканье лошадей, почуявших огонь, они спустили его на воду.

– Из-за сокровищ, – пояснил Д’Аверк. – Они думают, что сокровища еще на борту.

Ялик закачался на волнах, они спустились в него и на веслах отошли от своего черного корабля, стремительно превращавшегося в стену огня и маслянистого дыма. На фоне пожара покачивалось тело Шагарова, поворачиваясь то одним боком, то другим, словно спасаясь от адского жара.

Охваченное огнем судно осталось позади. Парус пиратского корабля, на который попали искры, тоже уже дымился, и кто-то из команды спешно спускал его, а остальные с большой неохотой убирали абордажные крючья. Но риск загореться самим был уже слишком велик.

Скоро ялик, подгоняемый легким бризом, отошел так далеко, что путешественники, как ни вглядывались, так и не сумели различить, спасся ли пиратский корабль. Зато впереди уже показалась земля. Берег Крыма и где-то за ним – Украния.

А где-то в Укрании им предстояло отыскать Безумного бога, его последователей и, может быть, Иссельду…

Глава первая Встреча на берегу

Когда они приблизились к голым скалам на берегу, Хоукмун с любопытством взглянул на Д’Аверка, который сдвинул на затылок свой шлем-маску и смотрел на море, чуть заметно улыбаясь. Д’Аверк, кажется, почувствовал взгляд Хоукмуна и повернулся к нему.

– Ты в замешательстве, граф Дориан, – заметил он. – Разве ты не рад хоть немного тому, как осуществляется наш план?

– Рад, – кивнул Хоукмун. – Но я хочу спросить тебя кое о чем, Д’Аверк. Ты оказался с нами случайно и в результате ничего не выигрываешь. Я уверен, что тебе не особенно хотелось воздавать Шагарову по заслугам, и ты уж точно не испытываешь отчаянного желания узнать о судьбе Иссельды. Но при этом ты, насколько я вижу, не пытаешься сбежать.

Д’Аверк заулыбался чуть шире.

– А зачем? Моей жизни ты не угрожаешь. Более того, ты спас меня. В данный момент моя судьба, как мне кажется, связана с твоей теснее, чем с судьбой Темной Империи.

– Но ты ведь предан не мне и не моему делу.

– Как я уже объяснял, мой дорогой герцог, я предан главным образом своим интересам. Должен признаться, я изменил свое мнение насчет безнадежности твоей затеи – тебе сопутствует такая невероятная удача, что я иногда склоняюсь к мысли, что ты можешь победить Темную Империю. Если это возможно, я бы присоединился к тебе, и весьма охотно.

– А вдруг ты просто выжидаешь в надежде, что наши роли снова переменятся и ты отвезешь меня своим хозяевам?

– Отрицая это, я не смогу тебя убедить, – вновь улыбнулся Д’Аверк, – поэтому я промолчу.

Загадочный ответ снова заставил Хоукмуна нахмуриться.

Словно желая сменить тему, Д’Аверк вдруг перегнулся пополам в приступе кашля и, тяжело дыша, опустился на дно лодки.

Оладан, сидевший на носу, прокричал:

– Герцог Дориан! Смотри – на берегу!

Тот пригляделся. На полоске морской гальки под нависшими скальными уступами стоял всадник; неподвижный, он смотрел в их сторону, как будто поджидая с каким-то поручением.

Киль ялика заскреб по гальке, и Хоукмун наконец узнал того, кто дожидался их в тени утеса.

Всадник, закованный в полный пластинчатый доспех, сидел в седле, опустив голову так, словно он был погружен в печальные мысли.

– Ты знал, что я окажусь здесь? – спросил Хоукмун, подойдя к нему.

– Была вероятность, что ты можешь причалить к этому берегу, – ответил Воин из гагата-и-золота. – Поэтому я ждал.

– Ясно. – Хоукмун посмотрел на него, не зная, что сделать или сказать. – Ясно…

Д’Аверк с Оладаном подошли к ним, хрустя галькой.

– Ты знаешь этого господина? – жизнерадостно поинтересовался Д’Аверк.

– Старый знакомый.

– А ты, сэр Гюйам Д’Аверк, – звучно проговорил Воин из гагата-и-золота, – вижу, все еще носишь доспехи Гранбретани.

– Они в моем вкусе, – ответил Д’Аверк. – Но я не расслышал твое имя.

Воин из гагата-и-золота пропустил его вопрос мимо ушей.

– Я должен говорить с ним. – Он поднял руку в тяжелой латной перчатке, указывая на Хоукмуна. – Ты ищешь свою нареченную Иссельду, герцог Дориан, и твоя цель – Безумный бог.

– Неужели Иссельда в плену у Безумного бога?

– В некотором смысле да. Но найти Безумного бога ты должен по другой причине.

– Иссельда жива? Она жива?

– Она жива.

Воин из гагата-и-золота шевельнулся в седле.

– Но ты должен уничтожить Безумного бога до того, как она снова станет твоей. Ты должен уничтожить Безумного бога и сорвать у него с шеи Красный Амулет, ибо Красный Амулет принадлежит тебе по праву. Безумный бог украл две вещи, и обе они твои.

– Иссельда моя, это верно, но об амулете я ничего не знаю. У меня никогда ничего такого не было.

– Это Красный Амулет, и он твой. Безумный бог не имеет права носить его, потому-то он и обезумел.

Хоукмун улыбнулся.

– Если таково свойство Красного Амулета, они с Безумным богом созданы друг для друга.

– Это не предмет для шуток, герцог Дориан. Красный Амулет свел с ума Безумного бога, потому что тот украл его у слуги Рунного посоха. Но когда его носит слуга Рунного посоха, то обретает великую силу. С ума сходит лишь тот, кто не имеет права на амулет, и забрать его у незаконного владельца может только тот, кто имеет право. Вот потому я не могу забрать амулет, как не может никто, кроме Дориана фон Кёльна, слуги Рунного посоха.

– Ты снова называешь меня слугой Рунного посоха, но мне неизвестно о моих обязанностях, я не знаю даже, не бред ли все это, и не безумен ли ты сам.

– Думай как тебе угодно. Однако ведь нет сомнений, что ты ищешь Безумного бога и твое самое большое желание – найти его?

– Чтобы отыскать Иссельду, его пленницу…

– Пусть так. Что ж, в таком случае мне нет нужды уговаривать тебя.

Хоукмун нахмурился.

– С тех пор как я выехал из Хамадана, началась целая цепь странных совпадений. Почти невероятных.

– Когда дело касается Рунного посоха, совпадений не бывает. Иногда схему видно, иногда нет. – Воин из гагата-и-золота развернулся в седле и указал на извилистую тропинку, тянувшуюся по склону утеса. – Можно подняться здесь. Разобьем лагерь и отдохнем наверху. А с утра отправимся к замку Безумного бога.

– Ты знаешь, где он? – с жаром спросил Хоукмун, позабыв о своих сомнениях.

– Да.

Тут Хоукмуна посетила еще одна мысль.

– Но это же не ты… ты не способствовал пленению Иссельды? Чтобы заставить меня искать Безумного бога?

– Иссельду схватил предатель из армии ее отца, Хуан Жинага, он собирался отвезти ее в Гранбретань. Но ему помешали солдаты Темной Империи, которые захотели приписать себе ее похищение. Пока они сражались, Иссельде удалось сбежать, спустя некоторое время она присоединилась к каравану беженцев, который шел через Италию, а позже попала на корабль, шедший по Адриатическому морю, как ее заверили, в Прованс. Но это было невольничье судно, оно перевозило девушек в Аравию и в заливе Сидра подверглось нападению пиратского корабля с Карпатоса.

– Трудно поверить в эту историю. Что было потом?

– Потом пираты с Карпатоса решили взять за девушку выкуп, не зная, что Камарг в осаде. Позже они поняли, что получить оттуда деньги попросту невозможно, решили отвезти ее в Стамбул и продать, но, прибыв туда, увидели, что гавань полна кораблей Гранбретани. Испугавшись, они вышли в Черное море и там были захвачены другими пиратами, чье судно вы недавно сожгли.

– Остальное я знаю. Рука, которую я нашел, наверное, принадлежала грабителю, укравшему кольцо Иссельды. Послушай, Воин, эта дикая история не слишком похожа на правду. Совпадения…

– Говорю тебе, не бывает совпадений, когда задействован Рунный посох. По временам узор судьбы просто кажется более-менее понятным.

Хоукмун вздохнул.

– Она не пострадала?

– Можно и так сказать.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты всё поймешь, когда доберешься до замка Безумного бога.

Хоукмун пытался и дальше расспрашивать Воина из гагата-и-золота, однако таинственный рыцарь хранил молчание. Он сидел на своем коне, явно погруженный в глубокие размышления, и Хоукмун отошел, чтобы помочь Д’Аверку и Оладану вывести из ялика перепуганных лошадей и выгрузить оставшуюся провизию. Увидев, что его седельная сумка цела, он даже удивился, как сумел сохранить ее во всех передрягах.

Когда все были готовы, Воин из гагата-и-золота молча развернул коня и повел их к крутой горной тропе.

Подъем оказался непростым. Всем троим пришлось спешиться. И люди, и лошади не раз спотыкались, а камни сыпались из-под ног, с грохотом падая на пляж, оставшийся далеко внизу. Наконец путники достигли вершины утеса и окинули взглядом холмистую равнину, которая простиралась, как им показалось, в бесконечность.

Воин из гагата-и-золота указал на запад.

– Утром пойдем туда, к Поющему мосту. По другую сторону от него Украния, и до замка Безумного бога много дней пути. Будьте осторожны, вокруг рыщут войска Темной Империи.

В молчании он наблюдал за тем, как они разбивают лагерь.

– Не хочешь ли отужинать с нами, сэр? – почти сардонически поинтересовался Д’Аверк.

Однако голова в шлеме так и осталась склоненной: всадник и его конь застыли неподвижно, словно статуя, и простояли так всю ночь, как будто охраняя товарищей. Или же просто присматривая за ними.

Хоукмун лежал в палатке, глядя на силуэт Воина из гагата-и-золота и гадая, человек ли это вообще. Было неясно, испытывает ли рыцарь к нему, Хоукмуну, дружеские или же враждебные чувства. Он вздохнул. Ему хотелось только найти Иссельду, спасти ее, отвезти обратно в Камарг, увидеть своими глазами, что провинция до сих пор держится. Но его жизнь осложняла странная тайна Рунного посоха, какая-то судьба, которую он должен исполнить, чтобы вписаться в «узор». Но ведь Рунный посох – это предмет, а не разум. Или все-таки разум? Это величайшая сила, к которой можно воззвать, когда даешь клятву. Некоторые верили, что он направляет всю историю человечества. Но в таком случае, подумал герцог Кёльнский, неужели сила нуждается в «слугах», если ей и так, по сути, служат все люди?

Хотя, может быть, не все? Может быть, время от времени появляются силы – например, Темная Империя, – которые мешают Рунному посоху чертить узор человеческой судьбы. Вот тогда, возможно, ему и требуются слуги.

Хоукмун совсем запутался. В эти дни ему было не до глубокомысленных умозаключений подобного рода, не до отвлеченных философствований. Вскоре он уже спал.

Глава вторая Дворец Безумного бога

Они скакали два дня, прежде чем доехали до Поющего моста, переброшенного над полосой моря между двумя высокими утесами, отстоявшими друг от друга на несколько миль.

Поющий мост был ошеломительным зрелищем: казалось, он сделан вовсе не из материальной субстанции, а из огромного множества лучей разноцветного света, которые кому-то удалось переплести. Здесь были золото и сверкающая синева, яркий, пламенеющий красный, зеленый и ослепительный желтый. Мост вибрировал, словно живой орган, а под ним в острых скалах пенился прибой.

– Что это такое? – заинтересовался Хоукмун. – Уж точно не природное явление.

– Артефакт из глубины времен, – ответил Воин из гагата-и-золота, – созданный позабытой наукой позабытого народа, жившего между падением Смертельного Дождя и подъемом Княжеств. Мы не знаем, кто были те люди, как они появились и как умерли.

– Ну, ты-то наверняка знаешь, – бодро заявил Д’Аверк. – Не разочаровывай меня. Ты же всезнайка.

Тот ничего не ответил. Свет, исходивший от Поющего моста, играл на лицах и доспехах всадников всевозможными оттенками. Чем ближе они подходили к огромному мосту из света, тем сильнее волновались животные.

Лошадь Хоукмуна поднялась на дыбы и всхрапнула; он натянул поводья, заставляя ее двигаться вперед, но успокоилась она, лишь когда копыта коснулись настила, сотканного из вибрирующего света. Переправа казалась надежной.

Воин из гагата-и-золота ехал первым, и со стороны это выглядело так, словно все его тело оделось многокрасочной аурой. Последовав за ним на мост, Хоукмун с интересом наблюдал, как удивительный свет обволакивает и его коня, и его самого странным свечением. Обернувшись, он увидел, что Оладан и Д’Аверк, медленно ступившие на мост, тоже сияют, словно существа, явившиеся с неведомой звезды.

Внизу, едва видное из-за перекрещивающихся лучей, колыхалось серое море, вспениваясь у скал. В ушах Хоукмуна нарастало какое-то жужжание, довольно музыкальное и приятное, от которого, кажется, все его существо мелко вибрировало в одном ритме с полосами осязаемого света.

Когда переправа осталась позади, Хоукмун ощутил в себе новые силы, как будто отдыхал несколько дней.

– Да, – подтвердил Воин из гагата-и-золота, с которым он поделился своим наблюдением, – это еще одно свойство Поющего моста, мне о нем говорили.

На третий день пути закапал дождь, мелкая морось, от которой они продрогли и несколько пали духом. Лошади брели по бескрайним, пропитанным водой равнинам Укрании, и казалось, этому серому миру нет конца и края.

На шестой день пути Воин из гагата-и-золота вскинул голову и остановил своего коня, жестом велев встать и остальным. Он вроде бы прислушивался.

Скоро и Хоукмун сумел различить приближающийся конский топот. Вскоре на небольшом холме слева появился отряд всадников в папахах и бурках. Люди были вооружены длинными копьями и саблями, но настолько напуганы, что, не обратив внимания на четверых путников, бешено пронеслись мимо, нахлестывая крупы коней до кровавых брызг.

– Что случилось? – успел прокричать Хоукмун. – От чего вы бежите?

Один из всадников обернулся, не замедляя хода:

– Армия Темной Империи! – крикнул он, уносясь.

Хоукмун нахмурился.

– Стоит ли ехать дальше по этой дороге? – спросил он рыцаря. – Может, поискать другой путь?

– Безопасных путей нет, – ответил тот. – Этот нисколько не хуже других.

Через полчаса езды они увидели вдалеке дым. Густой маслянистый дым, стелившийся над землей и источавший вонь. Хоукмун знал, что это означает, но ничего не сказал. Позже они въехали в сожженный город и увидели на площади огромную пирамиду из мертвых голых тел – мужчин, женщин, детей, животных, – как попало сваленных друг на друга и подожженных.

От этого погребального костра и тянуло зловонным дымом. Хоукмун знал только один народ, способный на подобные деяния. Тот всадник сказал правду. Где-то поблизости находились солдаты Темной Империи: судя по всему, город был взят и разграблен целым батальоном.

Они обогнули город, потому что делать там было нечего, и, еще больше пав духом, продолжали свой путь, ожидая в любой миг увидеть гранбретанцев.

Оладан, которому до сих пор не доводилось наблюдать злодеяния Темной Империи, был поражен до глубины души недавним зрелищем.

– Но ведь, – не выдержал он, – обычные смертные не смогли бы… не могут…

– А они не считают себя обычными смертными, – ответил Д’Аверк. – Они считают себя полубогами, а своих правителей – богами.

– Так они оправдывают свои мерзости в собственных глазах, – добавил Хоукмун. – Кроме того, им нравится сеять разрушение и страх, нравится пытать и убивать. Бывают животные, например росомахи, у которых жажда убийства пересиливает даже жажду жизни, вот и у Темной Империи так же. На острове выросла раса безумцев, чьи мысли и поступки враждебны каждому, кто не родился гранбретанцем.

Противная морось продолжала сыпать, когда они оставили город с горящим курганом позади.

– До замка Безумного бога уже недалеко, – сказал Воин из гагата-и-золота.

На следующее утро они подъехали к широкой плоской долине с озерцом, над которым колыхался серый туман. За озером, на дальнем берегу, они увидели угрюмый черный силуэт замка, сложенного из грубо отесанного камня.

Примерно на полпути к нему, на берегу, стояла кучка полусгнивших лачуг, рядом с ними лежало несколько лодок. Болтались вывешенные на просушку сети, однако рыбаков, которым они могли бы принадлежать, не было видно.

День стоял сумрачный, холодный, угрюмый, зловещая атмосфера окутывала и озеро, и деревню, и замок. Трое всадников неохотно последовали за Воином из гагата-и-золота, когда он повел их по берегу к замку.

– И что это за культ Безумного бога? – шепотом спросил Оладан. – Сколько у него народу? Они такие же чокнутые, как те, что были на корабле? А вдруг Воин недооценил их силу или же переоценил нашу?

Хоукмун пожал плечами – он думал только об Иссельде. Глядя на черную громаду замка, он старался угадать, где ее держат.

Подойдя к рыбацкой деревне поближе, они поняли, почему она такая безлюдная. Все до единого жители были изрублены мечами и топорами. Несколько клинков даже торчало из тел.

– Темная Империя! – воскликнул Хоукмун.

Однако Воин из гагата-и-золота покачал головой.

– Не их работа. Не их оружие. Не их стиль.

– Тогда… кто? – пробормотал Оладан, вздрогнув. – Этот культ?

Воин ничего не ответил. Вместо этого он остановил коня, спешился и, тяжело ступая, подошел к ближайшему телу. Остальные последовали его примеру. Туман от озера клубился над ними, словно некая злобная сила, желающая их пленить.

Воин указал на мертвеца.

– Все они были членами культа. Некоторые служили, ловя рыбу для замка. Некоторые даже жили в замке. И кое-кто здесь из числа замковых слуг.

– Они что, передрались между собой? – предположил Д’Аверк.

– В некотором смысле да, – отозвался воин.

– Ты хочешь сказать… – начал было Хоукмун, но осекся и резко развернулся: из-за лачуг донесся леденящий кровь вопль. Все выхватили оружие и встали кругом, готовясь отражать атаку с любой стороны.

Но, когда враги появились, пораженный Хоукмун на миг опустил клинок.

Они бежали между домами, воздев мечи и топоры. Они были в нагрудниках и кожаных килтах, а в глазах горел безумный огонек. Рты были раззявлены в зверином рыке. Белые зубы блестели, пена капала с губ.

Но поразило Хоукмуна и его товарищей не это. Они никак не ожидали, что все эти дико вопящие воины, стремящиеся изрубить их на куски, окажутся женщинами исключительной красоты.

Медленно приходя в себя и возвращаясь в боевую стойку, Хоукмун отчаянно высматривал в толпе Иссельду и облегченно выдохнул, не увидев ее.

– Так вот зачем Безумный бог требовал всех женщин к себе, – изумленно произнес Д’Аверк. – Но к чему это?

– Да он просто извращенец, – сказал Воин из гагата-и-золота, поднимая меч, чтобы парировать удар первой воительницы.

Хотя они отчаянно защищались под градом ударов, Хоукмун понял, что не способен нанести ответный удар; каждый раз, когда наступал подходящий момент, он сдерживался. И то же самое происходило с его товарищами. В короткий миг передышки он огляделся по сторонам, и ему в голову пришла одна мысль.

– Медленно отступаем, – сказал он друзьям. – Все за мной. Я знаю, как нам одержать победу, причем бескровную.

Понемногу все четверо отступали, пока не остановились у шестов, на которых висели крепкие рыболовные сети. Хоукмун зашел за крайний шест и схватил конец одной сети, продолжая парировать удары. Оладан, мгновенно догадавшись, взялся за ту же сеть с другой стороны, Хоукмун крикнул: «Давай!» – и они набросили рыболовную снасть на головы своим противницам.

Сеть покрыла почти всех, и, пытаясь побыстрее освободиться, они только сильнее запутались. Лишь единицы сумели избежать подобной участи и были полны решимости продолжать бой.

Но путешественники уже знали, как нужно действовать. Д’Аверк и Воин из гагата-и-золота тоже схватили сеть и набросили на тех, которым удалось увернуться, а Хоукмун с Оладаном подхватили третью сеть и покрыли ею группу, плененную раньше. Постепенно женщины окончательно запутались в ячейках крепких сетей, и путники с опаской приблизились к ним, чтобы забрать оружие.

Хоукмун, тяжело дыша, поднял один меч и забросил в озеро.

– Может, этот Безумный бог не так уж и безумен. Обучи женщин военному делу – и у них будет изначальное преимущество перед солдатами-мужчинами. Вероятно, это часть какого-то большого плана…

– Ты хочешь сказать, что, зарабатывая пиратством, он тратился на захватническую армию из женщин? – уточнил Оладан, помогая выбрасывать оружие в воду, пока у них за спиной копошились пленницы.

– Похоже на то, – согласился Д’Аверк, наблюдая за их работой. – Но с чего бы женщинам рваться в бой?

– Это мы, возможно, узнаем, когда доберемся до замка, – сказал Воин из гагата-и-золота. – Нам… – Он не договорил, потому что какая-то из сетей лопнула и на них понеслась, завывая, одна из воительниц, выставив перед собой скрюченные, как когти, пальцы. Д’Аверк перехватил ее, стиснул сильными руками за талию, но она брыкалась и визжала. Оладан подошел и ударил женщину по голове рукоятью меча.

– Хотя это и противоречит всем моим понятиям о галантности, – сказал Д’Аверк, опуская обмякшую девушку на землю, – кажется, Оладан, ты нашел наилучший способ общения с этими прелестными сумасшедшими. – И, подойдя к сетям, он принялся размеренно и не спеша оглушать барахтавшихся воительниц. – По крайней мере, – заметил он, – мы не перебили их, а они не перебили нас. Идеальный баланс.

– Интересно, есть ли еще такие, – задумчиво протянул Хоукмун.

– Ты думаешь об Иссельде? – спросил Оладан.

– Да, я думаю об Иссельде. Пошли. – Хоукмун вскочил в седло. – Идем в замок Безумного бога. – Он галопом помчался по берегу к огромному черному строению. Остальные без большой спешки последовали за ним. Первым двинулся с места Оладан, потом Воин из гагата-и-золота, и последним тронул коня ленивой рысью Д’Аверк, глядевший вокруг так, словно он беззаботный юнец, выехавший на утреннюю прогулку.

Замок приблизился вплотную, и Хоукмун придержал коня у подъемного моста.

Внутри было тихо, вокруг башен клубился легкий туман. На опущенном мосту лежали мертвые тела стражников.

Где-то на вершине одной из высоких башен каркнул ворон и шумно захлопал крыльями, пролетая над озером.

Ни единого луча солнца не пробивалось сквозь серые облака. Казалось, что солнце вовсе никогда не светило здесь и никогда уже светить не будет. Они как будто выехали из настоящего мира в чистилище, где вечно правят безнадежность и смерть.

Арка, ведущая во двор замка, распахнула перед Хоукмуном свой темный зев.

Туман клубился, образуя причудливые силуэты, повсюду царило тяжкое молчание. Хоукмун глубоко вдохнул прохладный сырой воздух, обнажил меч и двинул лошадь вперед прямо в логово Безумного бога.

Глава третья Дилемма Хоукмуна

Просторный двор замка был усеян мертвыми телами. Были здесь и женщины-воительницы, но большинство принадлежало мужчинам, отмеченным ошейниками, знаком Безумного бога. На булыжниках запеклась кровь. Лошадь зафыркала от испуга, когда вонь от гниющих трупов ударила в ноздри; Хоукмун спешился и принялся переворачивать окоченевшие тела женщин, хотя и боялся увидеть Иссельду среди погибших.

Во двор въехал Воин из гагата-и-золота, за ним – Оладан и Д’Аверк.

– Ее здесь нет, – сказал рыцарь. – Она в замке, живая.

Хоукмун с мрачным видом повернулся к нему. Руки у него дрожали, когда он подхватывал лошадь за уздечку.

– Что… что он с ней сделал, Воин?

– Это ты должен увидеть своими глазами, Поборник. – Воин из гагата-и-золота указал на главный вход в замок. – За этими дверями двор Безумного бога. Короткий коридор ведет в тронный зал, он сидит там, дожидаясь тебя.

– Он знает обо мне?

– Он знает, что однажды явится законный владелец Красного Амулета и потребует свое.

– Мне не нужен никакой амулет, только Иссельда. Где она, Воин?

– Внутри. Она в замке. Иди и забери свою женщину и свой амулет. И то и другое важно для замыслов Рунного посоха.

Хоукмун развернулся, подбежал к дверям и скрылся в темноте.

В замке оказалось невероятно холодно. Ледяная вода сочилась с потолка коридора, на стенах рос мох. Сжимая меч, Хоукмун крался по коридору, в любой миг ожидая нападения, но вокруг было тихо и безлюдно. Дойдя до массивной деревянной двери, поднимавшейся на двадцать футов в высоту, он остановился.

Странный рокот донесся до него, гортанное бормотанье, словно заполнявшее зал за дверью. Хоукмун осторожно толкнул дверь, и она подалась. Он заглянул в образовавшуюся щель, и перед ним предстало странное зрелище.

Зал имел причудливо искаженные пропорции. В некоторых местах потолок был совсем низкий, зато в других взмывал на пятьдесят футов. Свет давали только факелы, беспорядочно торчавшие из глухих стен.

В центре зала, где тоже валялось несколько мертвых тел, возвышался величественный трон черного дерева, украшенный медными пластинами. Перед ним, свисая с потолка, который в этом месте был относительно низок, покачивалась клетка, похожая на птичью, только гораздо, гораздо больше. В ней, съежившись, сидел человек.

Если не считать обитателя клетки, зал был совершенно пуст; Хоукмун вошел и осторожно приблизился к узилищу.

То самое тоскливое, мучительное бормотанье исходило именно отсюда, хоть это и казалось невозможным. Должно быть, акустика странного зала настолько усиливала его.

Подойдя к клетке, Хоукмун увидел лишь силуэт человека – слишком уж тусклым был свет.

– Кто ты? – позвал он. – Пленник Безумного бога?

Стоны замерли, человек закопошился. Прозвучал глубокий и гулкий печальный голос:

– Да, можно сказать и так. Самый несчастный пленник на свете.

Теперь Хоукмун смог его разглядеть получше. У обитателя клетки была длинная, напряженно вытянутая шея, очень худое тело. Копна седых, свалявшихся от грязи волос топорщилась на голове, с подбородка на целый фут свисала жидкая и не менее грязная борода, над которой нависал крупный крючковатый нос. В глубоко посаженных глазах светилось тихое безумие.

– Но тебя можно спасти? – спросил Хоукмун. – Может, мне разжать прутья?

Человек пожал плечами.

– Дверь клетки не заперта. Меня удерживают не прутья. Я заперт внутри своей несчастной головы. О, бедный я, бедный!

– Кто ты?

– Когда-то я был известен как Стальников из прославленного рода Стальниковых.

– И тебя поработил Безумный бог?

– Да. Поработил. Именно так. – Узник в незапертой клетке повернул к Хоукмуну огромную голову с тоскливыми глазами. – А ты кто такой?

– Я Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский.

– Германец?

– Когда-то Кёльн был частью страны, именовавшейся Германия.

– Я боюсь германцев. – Стальников забился в дальний конец клетки, подальше от Хоукмуна.

– Не нужно меня бояться.

– Не нужно? – Стальников хихикнул, и безумный смешок заполнил весь зал. – Не нужно? – Он сунул руку под одежду и вынул что-то, прикрепленное к цепочке у него на шее. Вещица засветилась глубоким красным светом, словно огромный рубин, подсвеченный изнутри, и Хоукмун увидел на ней символ Рунного посоха. – Не нужно? Значит, ты не тот германец, который пришел, чтобы отнять у меня силу?

Хоукмун ахнул.

– Красный Амулет! Откуда он у тебя?

– Как же, – проговорил Стальников, поднимаясь на ноги и жутко улыбаясь, – я снял его тридцать лет назад с тела воина, которого выследили и убили мои приближенные. – Он погладил амулет, и тот вспыхнул так, что едва не ослепил Хоукмуна. – Вот он, Безумный бог. Вот источник моего безумия и моей силы. Вот он и держит меня в плену!

– Так это ты Безумный бог! Где моя Иссельда?

– Иссельда? Девчонка? Эта новенькая со светлыми волосами и нежной белой кожей? А зачем тебе?

– Она моя.

– И тебе не нужен амулет?

– Мне нужна Иссельда.

Безумный бог захохотал, и его смех заполнил весь зал, задрожал во всех уголках кривого дворца.

– Так забирай ее, германец!

Он захлопал своими клешнями, все его тело задергалось, словно марионетка, и клетка бешено затряслась.

– Иссельда, девочка моя! Иссельда, послужи своему хозяину!

Из недр зала, из того места, где потолок почти касался пола, выбралась девушка. Хоукмун видел ее силуэт, но в полумраке не мог с уверенностью сказать, действительно ли это его возлюбленная. Он убрал меч в ножны и шагнул к девушке, всматриваясь в ее черты. Да, движения, осанка… это Иссельда.

Хоукмун протянул руки, чтобы обнять ее, улыбка уже коснулась его губ, но в этот миг раздался дикий звериный рык. Девушка бросилась на него, стремясь дотянуться металлическими когтями, которыми сейчас заканчивались ее пальцы, до его лица. Нежное лицо искажала жажда крови, и все ее тело было затянуто в какой-то костюм, топорщившийся острыми шипами.

– Убей его, красотка Иссельда! – захихикал Безумный бог. – Убей его, мой цветочек, и мы наградим тебя его потрошками.

Хоукмун вскинул руки, чтобы отвести от себя стальные когти, но один из них все-таки его зацепил. Он спешно отскочил назад.

– Иссельда, нет! Это же я, Дориан, твой жених…

Однако в безумных глазах не было узнавания, а рот оказался изломан страшной гримасой. Девушка снова замахнулась когтями – Хоукмун отшатнулся, взглядом умоляя, чтобы она узнала его.

– Иссельда…

Безумный бог хихикал, держась за прутья клетки и с жадностью наблюдая за происходящим.

– Убей его, цыпочка моя. Вырви ему глотку.

Хоукмун едва не плакал, уворачиваясь от сверкающих когтей.

– Что за сила заставила ее забыть свою любовь ко мне?

– Сила Безумного бога, она подчиняется ей, как и я, – ответил Стальников. – Красный Амулет всех делает своими рабами!

– Только в руках злодея… – Хоукмун снова отшатнулся, но недостаточно быстро, чтобы совсем избегнуть когтей. И бросился к клетке.

– Амулет превращает в злодеев всех, кто его носит. – Иссельда вцепилась Хоукмуну в рукав, и Стальников захихикал. – Всех…

– Всех, кроме слуги Рунного посоха!

Голос, прозвучавший гулко и весомо, раздался от дверей тронного зала, и принадлежал он Воину из гагата-и-золота.

– Помоги мне, – попросил Хоукмун.

– Не могу, – ответил Воин из гагата-и-золота, не трогаясь с места: он поставил на пол свой огромный меч и опустил на рукоять руки в латных перчатках.

Оступившись, герцог Кёльнский почувствовал, как когти впиваются ему в спину, и вскинул руки, чтобы перехватить запястья Иссельды. Вскрикнул от боли – в ладони вонзились шипы, которыми были усеяны рукава ее одежды, – но все же сумел высвободиться и, отбросив девушку в сторону, подскочил к клетке, где заходился восторженным смехом Безумный бог.

Хоукмун прыгнул и подтянулся на прутьях, сбив Стальникова с ног – тот отскочил к дальней стенке, и теперь его взгляд был полон ужаса. Иссельда приплясывала внизу, пытаясь достать жениха когтями, а когда ему удалось, распахнув клетку, протиснуться внутрь, завыла от неудовлетворенной жажды крови. В свете амулета ее глаза сияли алым.

При взгляде на любимую женщину герцог Кёльнский не мог сдержать слез, но затем он повернулся к Безумному богу, и в глазах его вспыхнула ненависть.

– Прочь, смертный. – Зычный голос Стальникова, все такой же скорбный, разнесся по залу. – Подчинись мне, подчинись амулету…

Безумец погладил свой амулет, направляя луч света в глаза Хоукмуну.

Тот заморгал, ощутив, как стремительно иссякают силы, и замер, не в силах отвести взгляда от сверкающего камня. Исходящая от амулета сила захлестнула его.

– Вот так, – сказал Стальников. – А теперь ты пойдешь и отдашься в руки своей убийце.

Хоукмун собрался с силами и шагнул вперед. Безумный бог изумленно разинул рот, потом попытался вновь:

– Повелеваю тебе именем Красного Амулета…

От дверей зала донесся звучный голос Воина из гагата-и-золота:

– Он тот, кто не подчиняется Красному Амулету. Тот самый, единственный. Законный обладатель.

Стальников задрожал и попятился вдоль зарешеченной стенки. Хоукмун, преодолевая слабость, решительно шагнул к нему.

– Назад! – завизжал тот. – Прочь из клетки!

Иссельда между тем уже зацепилась металлическими когтями за прутья клетки и начала подтягиваться выше; кровожадный взгляд ее был нацелен на горло Хоукмуна.

– Назад! – На этот раз голос Стальникова лишился части своей силы и уверенности. Он добрался до двери клетки и пинком распахнул ее.

Иссельда с искаженным безумием прекрасным лицом рывком поднялась наверх и, скаля белые зубы, вцепилась в прутья клетки снаружи. Безумный бог стоял к ней спиной, все еще направляя свет Красного Амулета в глаза Хоукмуну, и девушка взмахнула рукой, полоснув колдуна когтями по затылку. Стальников взвизгнул и свалился на пол, а Иссельда снова увидела Хоукмуна и шагнула к двери клетки.

Герцог Кёльнский понимал, что сейчас не время взывать к обезумевшей возлюбленной. Он собрался с силами, увернулся от когтей и спрыгнул вниз, ударившись о неровные плитки пола и ненадолго потеряв ясность мысли.

Превозмогая боль, он перевернулся, и в этот же момент Иссельда тоже слетела вниз.

Безумный бог успел добраться до высокого трона напротив клетки, вскарабкался на спинку и замер там в неподвижности. Красный Амулет по-прежнему болтался у него на шее, бросая на лицо Хоукмуна странные отсветы. По плечам герцога из ран, оставленных когтями Иссельды, сочилась кровь.

Когда Хоукмун подошел к трону и запрыгнул на подлокотник, Стальников в ужасе залепетал:

– Умоляю, оставь меня в покое… Я не причиню тебе зла.

– Ты уже причинил мне немало зла, – угрюмо отозвался Хоукмун, обнажая меч. – Немало зла. Достаточно, чтобы месть была очень сладка, Безумный бог…

Стальников вскарабкался на самый верх спинки.

– Иссельда, – прокричал он, – стой! Стань прежней. Повелеваю тебе властью Красного Амулета!

Хоукмун обернулся и увидел, что Иссельда остановилась, а взгляд ее наполнился сначала недоумением, а затем – ужасом при виде странных штуковин на руках и металлических шипов, покрывавших тело.

– Что случилось? Что со мной сделали?

– Тебя зачаровал этот монстр. – Хоукмун ткнул мечом в сторону съежившегося на верхушке трона Стальникова. – Но я отомщу за все зло, какое он тебе причинил.

– Нет! – взвизгнул Стальников. – Это несправедливо! Иссельда разрыдалась.

– Где же мои слуги? – Безумный бог озирался по сторонам. – Где мои воины?

– Ты из прихоти заставил их поубивать друг друга, – сообщил ему Хоукмун. – Тех, кто уцелел, мы взяли в плен.

– Моя армия женщин! Я хотел, чтобы красавицы завоевали Укранию. Вернули владения Стальниковых, положенные мне по закону!..

– По закону тебе положено это. – Хоукмун снова поднял меч. Стальников спрыгнул со спинки трона и рванулся к двери, но отскочил в сторону, увидев, что выход перекрыт Воином из гагата-и-золота.

Тогда он побежал куда-то в темноту зала и скрылся в одном из углов.

Хоукмун спустился с трона и подошел к Иссельде, которая без сил лежала на полу, рыдая. Он осторожно снял окровавленные когти с ее хрупких, нежных пальцев.

– Дориан… – Девушка подняла на него полный смятения взгляд. – Как ты меня нашел? Любовь моя…

– Благодарите Рунный посох, – прозвучал голос Воина из гагата-и-золота.

Рассмеявшись, Хоукмун обернулся.

– Как ты настойчив, Воин.

Воин из гагата-и-золота ничего не ответил, а так и стоял в дверях, словно статуя, высокая, с лишенным черт лицом.

Хоукмун нашел застежки чудовищного шипастого костюма и принялся освобождать из него девушку.

– Отыщи Безумного бога, – напомнил рыцарь. – Не забывай, Красный Амулет – твой. Он даст тебе силу.

Хоукмун нахмурился.

– И заодно сведет с ума?

– Нет же, глупец, он твой по праву.

Хоукмун замешкался, пораженный тоном воина. Иссельда коснулась его руки.

– Дальше я справлюсь сама, – сказала она.

Хоукмун поднял меч и всмотрелся в темноту, где скрылся Безумный бог.

– Стальников!

Где-то в самом дальнем углу зала блеснула крошечная красная искра. Хоукмун, пригнувшись, вошел в альков и услышал какое-то всхлипывание. Оно заполняло собою весь зал.

Все ближе и ближе он подходил к источнику света. Все громче и громче становился странный рыдающий звук. Наконец красная искра засияла особенно ярко, и Хоукмун увидел Безумного бога, который стоял, вжавшись спиной в стену из грубых камней и стиснув в руке меч.

– Тридцать лет я ждал тебя, германец, – вдруг совершенно спокойно сказал колдун. – Я знал, что ты должен явиться, чтобы разбить мои планы, растоптать мои мечты, разрушить всё, что я создал. Но я надеялся, что смогу отвести угрозу. Возможно, я всё еще могу.

Он поднял меч и с оглушительным воплем замахнулся на Хоукмуна.

Тот с легкостью парировал удар, выбив оружие из его руки, и нацелил клинок прямо в сердце Безумного бога.

Краткое мгновение Хоукмун задумчиво и мрачно смотрел на испуганного до смерти безумца. Стальников кашлянул, словно собираясь молить о пощаде, но в следующий миг плечи его обмякли. Амулет заливал их обоих алым светом.

Хоукмун одним ударом вогнал острие меча в сердце Безумного бога. А потом развернулся на каблуках и вышел, оставив и мертвое тело, и Красный Амулет лежать там, где они упали.

Глава четвертая Сила амулета

Хоукмун набросил плащ на обнаженные плечи Иссельды. Девушка дрожала от холода и слез, но не скрывала радости от его возвращения. Рядом, все такой же неподвижный, стоял Воин из гагата-и-золота.

Когда Хоукмун обнял Иссельду, воин пошевелился, а затем прошел через зал и скрылся в темноте, где лежало тело Стальникова, Безумного бога.

– О, Дориан, не могу даже описать те ужасы, какие мне пришлось пережить за последние месяцы. Побывала в плену, проехала сотни миль. Я даже не понимаю, где находится это проклятое место. Я не помню последних дней, если не считать смутного воспоминания о каком-то кошмаре, в котором я боролась сама с собой, противясь желанию тебя убить…

Хоукмун прижал ее к себе.

– Все это и было кошмаром. Пойдем, нам пора. Вернемся в Камарг, в безопасное место. Расскажи мне, что с твоим отцом и остальными.

Глаза ее широко распахнулись.

– Разве ты не знаешь? Я думала, ты побывал там, прежде чем искать меня.

– До меня доходили только слухи. Как там Боженталь, фон Виллах, граф Брасс…

Она опустила глаза.

– Фон Виллах был убит из огненного копья в сражении с войсками Темной Империи на северных рубежах. Граф Брасс…

– Что с ним?

– Когда я видела отца в последний раз, он лежал в постели больной, и всех целительских способностей Боженталя, кажется, было недостаточно, чтобы вернуть ему здоровье. Он словно не хотел больше жить.

Он сказал, что Камарг должен вскоре пасть, а тебя, когда ты не вернулся до назначенного срока, счел мертвым.

Глаза Хоукмуна загорелись.

– Я должен попасть в Камарг хотя бы для того, чтобы вернуть графу Брассу желание жить. Оставшись без тебя, он, наверное, совсем обессилел.

– Если он вообще еще жив, – проговорила она едва слышно, не желая признавать такую возможность.

– Он должен жить. Если Камарг до сих пор стоит, значит, граф Брасс жив.

Из коридора за пределами зала послышались торопливые шаги. Хоукмун закрыл собой Иссельду и снова обнажил клинок.

Дверь распахнулась, за ней оказался запыхавшийся Оладан, у него за спиной стоял Д’Аверк.

– Солдаты Темной Империи, – сообщил Оладан. – Их больше, чем мы сможем одолеть. Должно быть, сейчас они осматривают замок и окрестности в поисках выживших и трофеев.

Д’Аверк протиснулся мимо коротышки:

– Я пытался с ними договориться, сказал, что имею право отдавать им приказы, поскольку выше по званию, чем их командир, однако… – Он пожал плечами. – Похоже, у Д’Аверка больше нет звания в легионах Гранбретани. Чертов пилот орнитоптера протянул достаточно долго и успел рассказать поисковому отряду, как я оплошал, упустив тебя. Так что теперь я такой же изгой, как и ты…

Хоукмун нахмурился.

– Заходите, вы оба, и задвиньте засов на двери. Это ненадолго задержит их наступление.

– Это единственный выход? – спросил Д’Аверк, закрывая дверь.

– Вероятно, да, – сказал Хоукмун, – но об этом мы подумаем позже.

Из тени вышел Воин из гагата-и-золота. В латной перчатке он сжимал испятнанный кровью шнурок с Красным Амулетом.

Воин держал его с опаской, не касаясь самого камня. Пока Д’Аверк с Оладаном возились с дверью, задвигая засов, он протянул камень Хоукмуну:

– Возьми. Это твое.

Хоукмун отпрянул.

– Не хочу, не возьму его. Это воплощенное зло. Сколько людей погибло из-за него, а сколько сошло с ума! Даже этот Стальников стал его жертвой. Оставь себе. Найди другого дурака, который захочет его носить!

– Ты должен надеть его, – прозвучал голос из-под шлема. – Только ты имеешь на него право.

– Я не стану! – Хоукмун указал на Иссельду. – Эта штуковина превратила благородную деву в пресмыкающуюся, жаждущую крови тварь. Все, кого мы видели в рыбацкой деревне, – всех их убила сила Красного Амулета. Все, кто сражался с нами, сошли от него с ума. Все, кто лежит мертвый во дворе, были убиты Красным Амулетом. – Он выбил амулет из руки воина. – Я не надену его. Если Рунный посох порождает такое, не желаю иметь с ним ничего общего!

– Это люди – дураки вроде тебя – сделали всё, чтобы влияние амулета было пагубным, – сказал Воин из гагата-и-золота все тем же серьезным и бесстрастным тоном. – И твой долг – ибо Рунный посох выбрал себе слугу – принять дар. Тебе амулет не причинит вреда. Тебе он даст одну лишь силу.

– Силу, чтобы уничтожать и сводить с ума!

– Силу, чтобы творить добро. Силу, чтобы сражаться с ордами Темной Империи!

Хоукмун фыркнул. И сразу же раздался мощный удар по двери: солдаты Гранбретани обнаружили их убежище.

– Мы сильно уступаем в числе, – проговорил молодой герцог. – Красный Амулет даст нам силы, чтобы бежать, когда у нас только один выход – через эту дверь?

– Он поможет тебе, – сказал Воин из гагата-и-золота, наклоняясь, чтобы поднять упавший амулет и снова держа его только за шнурок.

Дверь трещала под градом ударов, сыпавшихся на нее с другой стороны.

– Если Красный Амулет способен сотворить столько добра, почему же ты не касаешься его?

– Я не имею права. Со мной он может сделать то же, что сделал с несчастным Стальниковым. Вот, бери. Ради него ты приехал сюда.

– Я приехал сюда ради Иссельды. Ради того, чтобы спасти ее.

– Потому-то она и оказалась здесь.

– Так это была уловка, чтобы заманить меня…

– Нет. Это часть узора судьбы. Но ты утверждаешь, будто приехал спасти ее, а сам при этом отказываешься от средства, которое поможет вывести ее из этого замка. Если солдаты прорвутся – там два десятка свирепых бойцов, они перебьют всех. И судьба Иссельды может оказаться куда хуже твоей…

От двери уже отлетали щепки. Оладан с Д’Аверком, сжимая мечи, стояли наготове, и в их глазах читалась спокойная обреченность.

– Еще минута, и они будут здесь, – сказал француз. – Прощай, Оладан, и ты, Хоукмун, тоже прощай. С вами было не так скучно, как с остальными…

Хоукмун смотрел на амулет.

– Не знаю…

– Поверь мне на слово, – посоветовал Воин из гагата-и-золота. – Я уже спасал тебя раньше. Неужели только ради того, чтобы убить теперь?

– Убить – нет, но отдать меня какой-то злобной силе. Откуда мне знать, что ты посланец Рунного посоха? У меня ведь есть только твое слово, что я служу ему, а не неведомой темной цели.

– Дверь поддается! – выкрикнул Оладан. – Герцог Дориан, нам нужна твоя помощь! Пусть Воин уходит с девушкой, если может!

– Быстрее, – сказал Воин, снова протягивая амулет Хоукмуну. – Возьми и спаси хотя бы Иссельду.

Еще мгновение Хоукмун колебался, а потом принял амулет. Тот лег ему в руку, словно домашняя зверушка в руку хозяина, – правда, исключительно сильная зверушка. Исходивший от него свет делался все ярче, пока не залил весь огромный зал, и Хоукмун почувствовал, как в него ровным потоком вливается сила, стирая усталость и горечь последних дней, наполняя тело легкостью, как после хорошего отдыха, а сердце, впервые за долгое время, – радостью.

Он улыбнулся, надел запятнанный кровью шнурок на шею и наклонился поцеловать Иссельду. В следующий миг он с мечом в руке уже развернулся к огромной двери, которую враги почти доломали.

Через мгновение створки под яростным напором рухнули на пол, а в дверном проеме показались, тяжело переводя дыхание, звери Гранбретани: тигриные маски, сверкающие металлом и полудрагоценными камнями, и блестящая, хорошо отточенная сталь. Даже на самый беглый взгляд их было многовато – если говорить об истреблении тех, кто поджидал их в этом зале.

Командир выступил вперед, оглядывая четырех воинов и укрывшуюся за их спинами девушку.

– Столько сил потрачено на такое ничтожество. Братья, пусть они заплатят нам за старанья!

И началась резня.

Глава пятая Бойня в тронном зале

– Во имя Рунного посоха, – пробормотал себе под нос Хоукмун, – сколько силы!

Он стремительно прыгнул вперед. Большой меч коротко свистнул и вонзился в защищенную металлическим воротником шею командира; следующим же движением Хоукмун сплеча полоснул по солдату слева и, не успел тот упасть, развернулся к солдату справа, проламывая доспех и всаживая клинок в грудь.

Кровь и искореженный металл были повсюду. Свет амулета бросал красные отблески на звериные маски солдат, когда Хоукмун повел свой крошечный отряд в наступление – последнее, чего гранбретанцы ожидали здесь и сейчас.

Свет амулета слепил их, несмотря на маски. Они неловко – из-за неудобных доспехов – пытались прикрыть руками глаза и больше оборонялись, поражаясь той скорости, с какой Хоукмун, Оладан и Д’Аверк надвигались на них. Широкий двуручный меч Воина из гагата-и-золота также со свистом описал смертоносный круг, выдавая немалую сноровку рыцаря: движения давались ему без малейших усилий.

Шум яростного боя и крики солдат гулко раскатывались по залу, пока четверка воинов, постоянно прикрывая Иссельду, гоняла гранбретанцев от стены до стены.

На Хоукмуна насело сразу шестеро. Изрыгая проклятия, вооруженные топорами вояки попытались прижать его к стене и блокировать движение его смертоносного меча, однако герцог Кёльнский одного ударил ногой, другого – локтем, а третьему вонзил отточенную сталь прямо под шлем-маску, проткнув и шлем, и голову, так что мозги полезли из раны, когда он выдернул клинок. От такой работы меч быстро затупился, и сейчас им приходилось скорее рубить, как топором. Хоукмун мимоходом выдернул оружие у одного из противников, но и свое не бросил, находя работу для обоих клинков.

– Ого, – прошептал Хоукмун. – А Красный Амулет – стоящая вещь. – Амулет раскачивался у него на шее, превращая потное, горящее жаждой мести лицо в алую демоническую маску.

Уцелевшие солдаты уже пытались прорваться обратно к двери, однако Воин из гагата-и-золота и Д’Аверк преградили им путь, и гранбретанцы остались лежать там, где пытались выйти.

В какой-то момент Хоукмун заметил Иссельду. Она закрывала лицо руками, не желая видеть бойню, устроенную в зале.

– Как же радостно избавиться от этой падали, – проговорил Хоукмун. – Иссельда, мы победили!

Однако девушка так и не отняла ладоней от лица.

Повсюду на полу громоздились тела убитых. Хоукмун тяжело дышал, выискивая взглядом оставшихся в живых врагов, но истреблять было уже некого. Наконец он выронил чужой клинок, убрал в ножны свой, и боевой запал совершенно покинул его. Хмурясь, он посмотрел на Красный Амулет, поднял повыше, чтобы лучше рассмотреть, и увидел простое изображение покрытого рунами посоха.

– Понятно, – пробормотал он. – Твоя главная помощь заключается в том, чтобы у меня лучше получалось убивать. Я признателен за это, но все-таки до сих пор не уверен, что ты добро, а не зло… – Свет от амулета замигал и начал тускнеть. Хоукмун посмотрел на Воина из гагата-и-золота. – Амулет потух, что это значит?

– Ничего, – ответил тот. – Он передает силу через огромное расстояние и не может питать ею постоянно. Позже он снова разгорится. – Воин умолк, наклонил голову, прислушиваясь к звукам из коридора. – Я слышу еще шаги, эти солдаты были не последним отрядом.

– В таком случае встретим остальных, – сказал Д’Аверк, низко кланяясь и жестом предлагая Хоукмуну идти вперед. – После тебя, друг мой. Похоже, ты лучше всех подготовлен, чтобы идти первым.

– Нет, – сказал Воин. – Пойду я. Сила амулета на время иссякла. Вперед.

Они осторожно прошли мимо разбитой двери, Хоукмун с Иссельдой замыкали отряд. Она подняла на него глаза, и взгляд ее был спокоен.

– Я рада, что вы их убили, – сказала она, – хотя мне невыносимо наблюдать столь немилосердную смерть.

– Эти люди живут без милосердия, – негромко проговорил Хоукмун, – и заслуживают немилосердной смерти. Это единственный способ обуздать тех, кто служит Темной Империи. Сейчас нам снова предстоит встретиться с ними. Будь отважна, любовь моя, мы в огромной опасности.

Воин из гагата-и-золота уже встретился со свежими силами гранбретанцев. Он надвигался на них всей своей закованной в металл громадой, а они пятились по узкому коридору, стремительно теряя боевой запал еще и потому, что ни на одном из их противников не было ни царапины, зато двадцать пять их товарищей, войдя в тронный зал, судя по всему, приняли смерть.

Солдаты Темной Империи отступили в усеянный мертвыми телами двор замка, бранясь и пытаясь сохранить хоть какой-то боевой порядок. Четверо их противников, залитые свежей еще кровью едва ли не с головы до ног, при свете дня являли собой жуткое зрелище.

Серый дождик моросил по-прежнему, воздух был влажным, и это освежало, а недавняя победа помогла ощутить себя неуязвимыми. Хоукмун, Д’Аверк и Оладан по-волчьи ухмылялись своим врагам – ухмылялись так бесшабашно, что солдаты Темной Империи засомневались, не решаясь атаковать, хотя значительно превосходили их числом. Воин из гагата-и-золота указал гранбретанцам на подъемный мост.

– Ступайте прочь, – предложил он глубоким суровым голосом, – или мы уничтожим вас, как уничтожили ваших собратьев.

Хоукмун не знал, это военная хитрость или же загадочный рыцарь искренне верит, что они смогут перебить целый отряд и без помощи Красного Амулета.

Но не успел он прийти к какому-либо выводу, как на мосту появился еще один отряд. Воины на бегу выдергивали оружие из рук мертвецов, клокоча от ярости.

Воительницы Безумного бога все-таки вырвались из сетей.

– Покажи им амулет, – шепотом посоветовал Воин из гагата-и-золота Хоукмуну. – Они привыкли повиноваться ему. Ведь это он околдовал их, а вовсе не Безумный бог.

– Но ведь он не светится.

– Неважно. Покажи им амулет.

Хоукмун сдернул амулет с шеи и поднял повыше, показывая разъяренным амазонкам.

– Стоять! Именем Красного Амулета, приказываю вам атаковать не нас – а их… – Он указал на опешивших солдат Темной Империи. – За мной, я поведу вас!

Хоукмун прыгнул вперед, вскидывая свой затупившийся меч, и убил ближайшего к нему солдата одним ударом – раньше, чем сам успел это осознать.

Женский отряд значительно превосходил солдат Темной Империи, воительницы с жаром принялись за дело, и оно пошло так хорошо, что Д’Аверк крикнул:

– Пусть сами заканчивают, мы можем уйти!

Хоукмун пожал плечами.

– Это наверняка всего лишь одна из гончих стай Темной Империи. В окрестностях должны быть еще, они не отходят далеко от основных сил.

– Идите за мной, – велел Воин из гагата-и-золота. – Думаю, самое время выпустить на волю зверей Безумного бога…

Глава шестая Звери Безумного бога

Воин из гагата-и-золота повел их в ту часть двора, где в булыжники был вделан большой железный люк с двустворчатой крышкой. Им пришлось растаскивать в стороны мертвецов, прежде чем удалось взяться за огромные медные кольца и открыть дверцы. Железо громыхнуло о камни, открылась длинная каменная лестница, уводящая в сумрак. Изнутри поднимался теплый запах, показавшийся Хоукмуну каким-то знакомым и чуждым одновременно, отчего он остановился в нерешительности на верхней ступеньке, уверенный, что этот запах означает опасность.

– Не бойся, – спокойно сказал воин. – Иди вперед. Там находится то, что поможет спастись из этого места.

Хоукмун начал медленно спускаться, остальные последовали за ним.

В свете, едва сочащемся со двора, он увидел вытянутое помещение с каким-то большим предметом у дальней стены. Хоукмун так и не понял, что это такое, и уже хотел было подойти ближе, но Воин из гагата-и-золота произнес у него за спиной:

– Не сейчас. Сначала звери. Они в стойлах.

Вытянутое помещение действительно больше всего походило на конюшню со стойлами по обеим сторонам. Из некоторых отсеков доносились шорох и животное ворчанье, и вдруг одна дверь содрогнулась от удара чьего-то массивного тела.

– Это не лошади, – сказал Оладан. – И не быки. Сдается мне, герцог Дориан, что здесь пахнет кошками.

– Да, точно, – кивнул Хоукмун, трогая рукоять меча. – Кошки, именно их запах. И как же кошки помогут нам спастись?

Д’Аверк снял со стены факел и зачиркал огнивом. Факел быстро зажегся, и стало видно, что предмет у дальней стены – большая колесница, способная запросто вместить гораздо больше, чем пять человек. В двойных оглоблях было место для четырех скакунов.

– Открывайте стойла, – приказал Воин из гагата-и-золота, – и впрягайте кошек.

Хоукмун развернулся к нему.

– Впрягать кошек в колесницу? Вот уж забава, достойная Безумного бога… Мы-то не боги, и с головой у нас все в порядке, Воин. Кроме того, это дикие кошки, судя по их прыжкам. Если мы откроем стойла, они обязательно набросятся на нас.

Словно в подтверждение его слов, из одного стойла раздалось громкое мяуканье, которое подхватили остальные звери, звук отдался эхом от стен, и в итоге вокруг стало так шумно, что они не слышали слов друг друга.

Когда гомон начал затихать, Хоукмун пожал плечами и сделал шаг к лестнице.

– Найдем наверху лошадей, с привычными скакунами у нас будет больше шансов.

– Неужели ты так и не научился доверять мне? – удивился рыцарь. – Разве я говорил тебе неправду о Красном Амулете и обо всем остальном?

– Все это нужно проверить еще раз.

– Те сумасшедшие женщины повиновались амулету, разве не так?

– Так, – признал Хоукмун.

– И звери Безумного бога, как и все остальные, обучены повиноваться тому, кто владеет Красным Амулетом. Скажи, Дориан Хоукмун, какая мне выгода лгать тебе?

Тот пожал плечами.

– Я стал подозрительным с тех пор, как впервые столкнулся с Темной Империей. Откуда мне знать, есть тебе выгода или нет? Впрочем… – Он подошел к ближайшему стойлу и положил руки на тяжелый засов. – Мне надоело препираться. Сейчас проверим, прав ли ты.

Он отодвинул засов, и дверь стойла распахнулась, поддетая изнутри крупной лапой. Появилась голова, крупнее головы вола и злее тигра: оскаленная кошачья голова с горящими желтыми глазами и длинными желтыми клыками. Животное, издавая низкое утробное ворчание, вышло и оценивающе посмотрело на стоящих тут же людей. Сейчас стало заметно, что от загривка и до самого хвоста вдоль всего хребта тянется ряд длинных шипов, цветом и видом похожих на клыки, а хвост украшен пучком колючек.

– Ожившая легенда, – ахнул в изумлении Д’Аверк, на мгновение позабыв о своей сдержанности. – Боевой ягуар-мутант из Коммуназии. Я видел рисунки в старинном бестиарии, но там говорилось, что если подобные звери и существовали, то это было тысячу лет назад, ибо они появились в результате каких-то изуверских биологических экспериментов и не способны размножаться…

– Они и не способны, – подтвердил Воин из гагата-и-золота, – просто они живут почти бесконечно долго.

Теперь громадная голова развернулась к Хоукмуну, хвост с колючками на конце хлестал по воздуху, взгляд был прикован к амулету.

– Прикажи ему лечь, – посоветовал рыцарь.

– Лежать! – приказал Хоукмун, и зверь почти тотчас же развалился на полу. Недобрый огонек в желтых глазах немного потускнел.

Молодой герцог улыбнулся.

– Прошу прощения, Воин. Прекрасно, выпустим еще трех. Оладан, Д’Аверк…

Они пошли отодвигать засовы на оставшихся стойлах, а Хоукмун обнял Иссельду за плечи.

– Эта колесница, – сказал он, – отвезет нас домой, любовь моя. – Но тут он кое-что вспомнил. – Воин, мои седельные сумки, они до сих пор на лошади, если те псы не украли их!

– Ждите здесь. – Тот шагнул к лестнице. – Я все выясню.

– Я сам посмотрю, – сказал Хоукмун. – Я знаю…

– Нет, – возразил рыцарь. – Пойду я.

У Хоукмуна зародилось смутное подозрение.

– Почему?

– Потому что только ты, с амулетом, в состоянии приказывать зверям Безумного бога. Если уйдешь, они набросятся на остальных.

Хоукмун неохотно отступил от лестницы, глядя, как Воин из гагата-и-золота тяжело и уверенно поднимается по ступенькам и скрывается за краем люка.

Из стойл вышли еще три шипастые кошки, такие же, как и первая.

Оладан нервно кашлянул.

– Лучше бы ты им напомнил, что они подчиняются тебе.

– Лежать! – приказал Хоукмун, и звери неспешно выполнили приказ.

Он подошел к ближайшему и погладил толстую шею, ощутив под пальцами жесткую, упругую шерсть и твердые мышцы под ней. Ягуары были размером с лошадь, но гораздо мощнее и явно смертоноснее. Очевидно, их выводили не для того, чтобы таскать колесницы.

– Подкатите колесницу, попробуем запрячь.

Д’Аверк с Оладаном пододвинули колесницу поближе. Она была из черненой меди и зеленоватого золота, от всего ее облика веяло стариной. Разве что постромки на оглоблях выглядели относительно новыми.

Пока они надевали на зверей упряжь, ягуары-мутанты почти не двигались, только прижимали уши, если люди слишком сильно затягивали ремни.

Когда все было готово, Хоукмун жестом предложил Иссельде подняться на колесницу.

– Дождемся Воина. И сразу же отбываем.

– А куда он пошел? – спросил Д’Аверк.

– За моими вещами.

Д’Аверк пожал плечами, опуская на лицо свой массивный шлем.

– Что-то он долго. Я был бы очень рад покинуть это место. Здесь воняет смертью и злодейством.

Оладан указал на люк, в то же время вытаскивая меч:

– Не это ли ты почуял, Д’Аверк?

Наверху, у люка, стояло человек шесть или семь солдат Темной Империи в масках ордена Ласки, и их длинные рыла, кажется, прямо-таки дрожали в предвкушении кровопролития.

– Все на колесницу, скорее, – приказал Хоукмун, когда Ласки начали спускаться.

В передней части колесницы было возвышение для возницы, а рядом, в сетке для метательных копий, торчал длинный хлыст. Хоукмун запрыгнул на возвышение, схватил хлыст и щелкнул им над головами зверей.

– Подъем, красавицы! Подъем!

Кошки вскочили на лапы.

– А теперь – вперед!

Колесница дернулась, срываясь с места, когда могучие животные потащили ее по ступенькам наверх. Солдаты завопили, осознав, что на них несутся гигантские шипастые кошки. Кто-то успел спрыгнуть вбок, но большинство замешкалось и с криками попадало вниз, сокрушенное когтистыми лапами и железными ободьями колес.

Диковинная повозка вырвалась на серый дневной свет, расшвыривая очередных Ласок, привлеченных открытыми дверцами люка.

– Где же Воин? – ревел Хоукмун, перекрикивая вопли раненых. – Где мои сумки?

Однако рыцаря нигде не было видно, как и лошади Хоукмуна.

Солдаты Темной Империи надвигались на колесницу, и герцог Кёльнский хлестал их кнутом, пока Оладан с Д’Аверком отбивались мечами.

– Правь к воротам! – прокричал Д’Аверк. – Скорее – они вот-вот опрокинут нас!

– Где же Воин? – Хоукмун бешено озирался по сторонам.

– Он наверняка ждет за воротами! – в отчаянии выкрикнул Д’Аверк. – Едем, герцог Дориан, а не то нам конец!

Бросив взгляд поверх голов гранбретанцев, Хоукмун вдруг заметил свою лошадь. Седельных сумок на ней не было, и он понятия не имел, кто их забрал.

– Где Воин из гагата-и-золота? – прокричал он в панике. – Я должен его найти. В сумках спасение или смерть Камарга!

Оладан схватил его за плечо:

– Если ты не вывезешь нас отсюда – нам точно смерть, а Иссельде и что-нибудь похуже!

На мгновение Хоукмун застыл в нерешительности, но затем слова Оладана дошли до его сознания, он испустил оглушительный крик и направил ягуаров к воротам и подъемному мосту. Они галопом пронеслись по берегу озера, преследуемые, казалось, всеми ордами Гранбретани.

Звери Безумного бога, которые были гораздо быстрее любых лошадей, волокли подскакивавшую колесницу прочь от черного замка и подернутого туманом озера, прочь от рыбацких хижин и покойников, через холмы за озером, по грязной дороге, проложенной между угрюмыми утесами, а потом и дальше, на дикие равнины. Здесь дорога исчезала, но ягуары-мутанты мчались по мягкой земле без малейших усилий.

– Если и есть на что пожаловаться, – заметил Д’Аверк, изо всех сил цепляясь за борт бешено прыгавшей колесницы, – так только на то, что едем мы слишком быстро…

Оладан попытался улыбнуться, не разжимая стиснутых зубов. Он съежился на дне повозки, держа Иссельду и стараясь защитить ее от особенно чувствительных толчков.

Хоукмун хранил молчание. Он крепко сжимал поводья, не снижая скорости колесницы. Лицо его было бледно, глаза метали молнии. Он был уверен: его одурачил тот, кто называл себя его главным союзником в борьбе против Темной Империи. Одурачил якобы безупречный Воин из гагата-и-золота.

Глава седьмая Встреча в таверне

– Хоукмун, остановись! Во имя Рунного посоха! Остановись! Ты спятил! – Д’Аверк, растерявший все свое обычное хладнокровие, дергал Хоукмуна за рукав, а тот нахлестывал тяжело дышавших зверей. Колесница ехала уже несколько часов, не замедляя хода, преодолела две реки и теперь, когда спустилась ночь, неслась по лесу. В любой момент они могли врезаться в дерево и разбиться. Даже могучие шипастые кошки устали, но возница продолжал безжалостно нахлестывать их.

– Хоукмун! Ты обезумел!

– Меня предали! Предали! В тех сумках было спасение Камарга, а Воин из гагата-и-золота украл их. Он провел меня. Сунул мне безделушку с ограниченной силой в обмен на машину, возможности которой безграничны. Вперед, зверье, вперед!

– Дориан, послушай друзей! Ты убьешь всех нас! – со слезами взмолилась Иссельда. – И убьешь себя – как ты тогда поможешь графу Брассу и Камаргу?

Колесница с грохотом подпрыгнула на очередном ухабе, и ее пассажиров сотрясло до костей. Ни один обычный экипаж не пережил бы такого удара.

– Дориан! Ты сошел с ума. Воин не предавал нас. Он нам помогал. Может быть, его окружили гранбретанцы. Может быть, у него отняли сумки!

– Нет, я почуял предательство, когда он только уходил из конюшни. Он пропал, и подарок Райнала пропал вместе с ним.

Впрочем, гнев и запал Хоукмуна начали проходить, он уже не хлестал по бокам измученных кошек.

Постепенно колесница замедлила ход: звери, которых больше не подгонял хлыст, хотели отдохнуть.

Д’Аверк забрал поводья из рук Хоукмуна, и молодой герцог не стал сопротивляться, просто сел на дно колесницы и закрыл лицо руками.

Француз остановил повозку, и звери тотчас же упали на землю, шумно дыша.

Иссельда погладила Хоукмуна по голове.

– Дориан, Камаргу для спасения нужен ты. Я не знаю, что было в сумках, но я уверена, что нам это не нужно. И у тебя есть Красный Амулет. Он наверняка поможет.

Была уже ночь, лунный свет пробивался сквозь кружево ветвей. Д’Аверк с Оладаном сошли с колесницы, растирая покрытые синяками тела, и отправились за дровами.

Хоукмун поднял голову. Лунный свет упал на его бледное лицо, блеснул черный камень во лбу. Он печально глядел на девушку, хотя и пытался улыбнуться.

– Спасибо тебе, Иссельда, что веришь в меня, но, боюсь, одного только Дориана Хоукмуна мало, чтобы воевать с Гранбретанью, а вероломство Воина заставило меня желать большего…

– Нет никаких доказательств вероломства, дорогой.

– Нет, я почувствовал, что он хочет бросить нас и забрать с собой машину. И он знал, что я это знаю. Он наверняка уже где-то далеко и даже не обязательно взял машину с какой-то недостойной целью. Возможно, его дела важнее моих, но я не нахожу ему оправдания. Он обманул меня. Он меня предал.

– Если он и раньше служил Рунному посоху, он, наверное, знает больше тебя. Он, быть может, хочет оставить эту вещь себе или считает, что для тебя она опасна.

– У меня нет доказательств, что он служит Рунному посоху. Он с тем же успехом может быть слугой Темной Империи. А я всего лишь его орудие!

– Ты слишком подозрителен, любимый.

– Меня сделали таким, – вздохнул Хоукмун. – И я останусь таким, пока не падет Гранбретань или я сам не погибну. – Он крепко обнял Иссельду, опустив усталую голову ей на грудь, и не заметил, как уснул, проспав так всю ночь.

Утреннее солнце светило ярко, хотя воздух был прохладным. Мрачные настроения Хоукмуна улетучились вместе со сном, и вся их компания как будто приободрилась. Все проголодались, в том числе и звери, которые то и дело облизывались, и в глазах у них горел алчный огонек.

Оладан с легкостью соорудил себе лук и стрелы и отправился куда-то в дебри поискать дичь.

Д’Аверк театрально кашлял, начищая огромную кабанью маску куском тряпки, которую он нашел в колеснице.

– Западный воздух неполезен моим слабым легким, – заявил он. – Мне бы обратно на Восток, может, даже в Коммуназию – я слышал, там у них благородная цивилизация. Может, такая цивилизация по достоинству оценит мои таланты, подыщет мне высокую должность…

– Значит, ты уже не надеешься на награду от короля-императора? – усмехнулся Хоукмун.

– Я получу от него ту же награду, что приготовлена для тебя, – помрачнел Д’Аверк. – Если бы тот проклятый пилот не выжил… если бы меня не видели в замке вместе с тобой… Нет, друг Хоукмун, боюсь, мои амбиции по завоеванию мира на стороне Гранбретани теперь несколько несбыточны.

Вернулся Оладан, сгибаясь под тяжестью двух оленей, взваленных на плечи. Все вскочили, чтобы ему помочь.

– Двух двумя выстрелами, – с гордостью сообщил он. – Хотя стрелы сделаны кое-как.

– Да мы и одного не съедим, куда уж два, – заметил Д’Аверк.

– А звери? – сказал Оладан. – Их нужно кормить, а не то, с Красным Амулетом или без него, они сожрут нас еще до заката.

Они разрубили оленя покрупнее на четыре части и бросили кошкам-мутантам, которые быстро расправились с мясом, негромко урча. Затем люди соорудили над огнем вертел для второй туши.

Когда все наконец принялись за еду, Хоукмун вздохнул и улыбнулся.

– Говорят, что добрая еда лечит все тревоги, но я не верил в это до сегодняшнего дня. Я чувствую себя заново родившимся. Первая приличная трапеза за несколько месяцев. Свежее мясо, да еще и пожаренное прямо в лесу, – просто наслаждение!

Д’Аверк, умявший огромный кусок – с соблюдением, впрочем, всех правил этикета, – тщательно вытирал пальцы:

– Восхищаюсь таким здоровьем, как у тебя, Хоукмун. Мне бы такой аппетит.

– А мне бы такой, как у тебя, – засмеялся Оладан. – Ты наелся на неделю вперед.

Д’Аверк посмотрел на него с укором.

Иссельда, которая все время куталась в плащ Хоукмуна, задрожала и отложила косточку с остатками мяса.

– Хорошо бы, – сказала она, – побыстрее доехать до какого-нибудь города. Мне необходимо кое-что купить…

Хоукмун, кажется, смутился.

– Да, Иссельда, конечно, моя дорогая, хотя это будет непросто… Если в этих краях полно солдат Темной Империи, нам бы лучше забраться подальше на юго-запад, в сторону Камарга. Может, подходящий город найдется в Карпатии. Мы, наверное, уже рядом с границей.

Д’Аверк указал большим пальцем на колесницу и зверей.

– Если мы заявимся в город на таких скакунах, нас вряд ли встретят с распростертыми объятиями. Может, кому-нибудь из нас просто отправиться в ближайшее поселенье пешком? И, кстати, что мы предложим в качестве платы?

– У меня есть Красный Амулет, – усмехнулся Хоукмун. – Его можно продать…

– Дурак. – Д’Аверк внезапно посерьезнел и сердито сверкнул на него глазами. – В этом амулете твоя жизнь – и наши тоже. Он наша единственная защита, единственное средство, чтобы управлять этими зверями. Мне кажется, ты ненавидишь не амулет, а ответственность, какую он предполагает.

Хоукмун пожал плечами.

– Возможно. Наверное, я действительно дурак, что предложил продать его. И все равно мне эта штуковина не нравится. Я видел то, чего ты не видел, я видел, что амулет сотворил с человеком, носившим его тридцать лет.

Оладан перебил его:

– Нет нужды спорить, друзья, я предвидел подобное затруднение и, пока вы с большой доблестью приканчивали врагов в тронном зале Безумного бога, успел выковырнуть несколько глаз у солдат Темной Империи…

– Глаз?! – с отвращением переспросил Хоукмун, но потом успокоился и засмеялся, когда Оладан протянул горсть драгоценных камней, вынутых из шлемов-масок гранбретанцев.

– Отлично, – заключил Д’Аверк, – мы отчаянно нуждаемся в провизии, а леди Иссельде необходима одежда. Кто из нас привлечет меньше всего внимания в городе, когда мы доедем до Карпатии?

Хоукмун насмешливо покосился на него.

– Ну конечно же, ты, сэр Гюйам, только без доспехов Темной Империи. Я-то, как ты, наверное, заметил, бросаюсь в глаза из-за этого чертового камня, а у Оладана все лицо в шерсти. Но ты по-прежнему мой пленник…

– Я огорчен, герцог Дориан. Я думал, мы союзники, нас объединяет общий враг, мы вместе проливали кровь, спасая жизни друг другу…

– Ты мою не спасал, насколько я помню.

– Ну, может, не напрямую. Но всё же…

– Я не собираюсь отпускать тебя, снабдив пригоршней драгоценных камней, – продолжал Хоукмун, прибавив еще мрачнее: – К тому же я сегодня недоверчив.

– Но я дам тебе слово, герцог Дориан, – легкомысленно пообещал Д’Аверк, хотя взгляд его потяжелел.

Хоукмун нахмурился.

– Он в нескольких битвах доказал нам свою дружбу, – негромко проговорил Оладан.

Хоукмун вздохнул.

– Прости меня, Д’Аверк. Ладно, мы доберемся до Карпатии, и ты купишь все, что нам нужно.

Д’Аверк закашлялся.

– Проклятый здешний воздух. Он меня прикончит.

Они поехали дальше. Шипастые кошки скакали мягче, чем накануне, но все равно неслись гораздо быстрее, чем лошади. К середине дня колесница выбралась из большого леса, а к вечеру они увидели вдалеке горы Карпатии, и в тот же миг Иссельда указала рукой на север, на крошечные фигурки всадников, направлявшихся к ним.

– Нас заметили, – сказал Оладан, – хотят перехватить.

Хоукмун хлестнул по бокам гигантских кошек.

– Быстрее! – прокричал он, и почти тотчас колесница набрала скорость.

Чуть позже Д’Аверк прокричал, перекрывая грохот и дребезжанье колес:

– Это солдаты Темной Империи, никаких сомнений. Если не ошибаюсь, орден Моржа.

– Должно быть, король-император задумал полномасштабное вторжение в Укранию, – откликнулся Хоукмун. – Иначе здесь не было бы такого количества солдат. Значит, он наверняка продвинулся еще дальше на запад и на юг.

– Но без Камарга, надеюсь, – добавила Иссельда.

Скачка продолжалась; всадники понемногу приближались, двигаясь наперерез.

Хоукмун мрачно улыбнулся – пусть они думают, что нагоняют их.

– Оладан, готовь лук. Будет возможность поупражняться.

Когда всадники в гротескных масках ухмыляющихся моржей из эбенового дерева и слоновой кости приблизились, Оладан положил стрелу на тетиву и выстрелил. Один всадник повалился на землю, и несколько дротиков было тотчас выпущено в сторону колесницы, но все они упали, не долетев. Еще трое из ордена Моржа погибли от стрел Оладана, прежде чем колесница вырвалась вперед и ягуары унесли свою ношу к подножьям Карпатских гор.

Три дня они преодолевали скалистую местность и наконец пришли к решению, что здесь придется избавиться и от кошек, и от колесницы. Дальше предстояло идти пешком.

Почва становилась все неудобнее для лап ягуаров, а преодолеть горы на большой колеснице было просто невозможно. На попытки отыскать перевал они потратили два дня, так и не добившись успеха. Кроме того, приходилось учитывать, что гранбретанцы уже должны быть где-то неподалеку, а в том, что их преследуют, никто не сомневался: в Хоукмуне наверняка узнали человека, которого король-император Хуон поклялся уничтожить. Кроме того, солдаты Темной Империи мечтали обелить себя в глазах своего правителя и заслужить награду и никогда не бросили бы поиски.

Путники освободили ягуаров от упряжи и начали подниматься в горы, спотыкаясь на крутых склонах.

Когда они взобрались к уступу, который, казалось, огибал гору, обещая сравнительно легкий путь, то услышали громыханье оружия и копыт и увидели, что солдаты-Моржи, преследовавшие их на равнине, подъезжают к скалам внизу.

– Их дротики достанут нас с такого расстояния, – мрачно заметил Д’Аверк. – А укрыться здесь негде.

– У нас все еще имеется одно средство, – улыбнулся Хоукмун и прокричал: – Взять их, киски мои, убить их! Выполняйте, именем амулета!

Ягуары уставились недобрыми глазами на чужаков, которые так обрадовались при виде добычи, что даже не заметили шипастых кошек. Командир приготовился метнуть дротик.

Кошки прыгнули.

Иссельда не оглядывалась, когда воздух звенел от испуганных воплей и кровожадного рычания, которые эхом разносились по тихим горам, пока звери Безумного бога сначала убивали, а затем кормились.

К следующему дню путники перевалили через горы и спустились в зеленую долину, где стоял очень мирный на вид городок под красными крышами.

Д’Аверк оглядел город и протянул Оладану руку.

– Что ж, друг Оладан, давай камешки, если ты не против. Клянусь Рунным посохом, я чувствую себя голым в одной рубахе и штанах! – Он взял драгоценные камни, взвесил их на руке, подмигнул Хоукмуну и направился к городу.

Остальные лежали в траве и глядели, как он, насвистывая, спускается и ступает на мостовую. Затем француз скрылся из вида.

Они прождали четыре часа. Лицо Хоукмуна все больше омрачалось, он с негодованием посмотрел на Оладана, но тот лишь надул губы и развел рукам.

А потом Д’Аверк появился, но пришел не один. Потрясенный Хоукмун увидел, что его сопровождают солдаты Темной Империи. Люди из страшного ордена Волка, подручные самого барона Мелиадуса. Неужели они узнали Д’Аверка и схватили его? Но нет, Д’Аверк, кажется, дружески болтал с ними, пока не распрощался и не пошел вверх по склону, неся на спине большой узел. Хоукмун ничего не понимал: волчьи маски вернулись обратно в селение, оставив Д’Аверка на свободе.

– А Д’Аверк умеет зубы заговаривать, – улыбнулся Оладан. – Должно быть, убедил их, что он просто путник. По-видимому, Темная Империя завоевывает Карпатию мягкой силой.

– Возможно, – неохотно согласился Хоукмун, не вполне убежденный.

Подойдя к ним, Д’Аверк опустил узел на землю и извлек из него несколько рубах и штаны, а также множество съестного: сыры, хлеба, колбасы, холодное мясо и прочее. Он вернул Оладану почти все его драгоценности.

– Купил всё довольно дешево, – сказал он и нахмурился, увидев выражение лица Хоукмуна. – Что еще, герцог Дориан? Недоволен? Да, боюсь, достать для леди Иссельды платье не удалось, но штаны и рубашка прекрасно ей подойдут.

– Солдаты Темной Империи. Ты держался с ними вполне по-дружески.

– Должен признать, я было забеспокоился, – кивнул Д’Аверк, – но им, похоже, запретили бесчинствовать. Они в Карпатии для того, чтобы убедить местных жителей, как прекрасно правление Темной Империи. Похоже, король Карпатии принимает кого-то из гранбретанских шишек. Обычные приемы: золото прежде насилия. Они задали мне несколько вопросов, но ничего не заподозрили. Сказали, воюют в Шекии, почти подчинили страну за исключением пары крупных городов.

– А о нас ты ничего не сказал?

– Нет, конечно.

Немного успокоенный, Хоукмун расслабился.

Д’Аверк поднял и встряхнул ткань, в которую были увязаны покупки.

– Смотрите, четыре плаща с капюшонами. Они прекрасно скрывают лица, в таких здесь ходят монахи. А примерно в дне пути, на юге, есть город побольше, и там продают лошадей. Можем пойти туда завтра и купить. Разве не прекрасная мысль?

Хоукмун медленно кивнул.

– Верно. Лошади нам нужны.

Город назывался Зорванеми, и здесь было полным-полно народу, собравшегося на торги. Прямо за главными воротами располагалась площадь, где продавались самые разные лошади, от породистых скакунов до крестьянских кляч.

Путники поздновато добрались до города – наступил вечер, торговля закончилась – и потому отправились на постоялый двор на краю города, поближе к рыночной площади, чтобы рано утром купить то, что нужно, и сразу уехать. Повсюду им попадались солдаты Темной Империи, однако те не обращали никакого внимания на монахов: здесь хватало посланцев от самых разных монастырей, и люди в рясах никого не интересовали.

Оказавшись в натопленном общем зале постоялого двора, они заказали вина и еды и сверились с купленной картой, обсуждая вполголоса свой дальнейший путь на юг Франции.

Чуть позже дверь таверны рывком распахнулась, впустив холодный ночной воздух. За звуками разговоров и взрывами смеха они услышали, как сиплый мужской голос потребовал вина для себя и товарищей, заявив хозяину, что всем им нужны еще и женщины.

Хоукмун поднял глаза на вошедших и тут же насторожился. Эти солдаты относились к ордену Кабана, к которому когда-то принадлежал и Д’Аверк. Приземистые, в тяжелых доспехах и шлемах-масках, в полумраке таверны они выглядели точь-в-точь как животные, которых они изображали: как будто толпа свиней выучилась болтать и ходить на задних ногах.

Хозяин таверны явно разнервничался и несколько раз откашлялся перед тем, как спросить, какого вина им угодно.

– Покрепче и побольше, – рявкнул командир Кабанов. – И то же самое касается женщин. Где ваши бабы? Надеюсь, они красивее, чем ваши клячи. Пошевеливайся, старик. Мы весь день скупали коней, помогая городу, – теперь очередь города оказать нам любезность.

Кабаны явно явились сюда, чтобы приобрести лошадей для нужд армии Темной Империи – может быть, для завоевания Шекии, граница с которой проходила совсем близко.

Хоукмун, Иссельда, Оладан и Д’Аверк пониже опустили капюшоны и пили вино, не поднимая головы.

Посетителей таверны обслуживали три девушки, двое мужчин и сам хозяин. Когда одна из девушек проходила мимо командира Кабанов, он схватил ее и прижался к ее щеке рылом своей маски.

– Ну же, девочка, подари поцелуй старому хряку!

Девушка попыталась высвободиться, но гранбретанец держал крепко. В таверне повисло напряженное молчание.

– Пошли со мной, – продолжал тот. – Я сегодня веселый.

– Нет, пожалуйста, отпусти, – взмолилась девушка. – Я выхожу замуж на следующей неделе.

– Замуж? – загоготал солдат. – Отлично, я научу тебя паре трюков, а ты потом научишь мужа.

Девушка завизжала, продолжая, отбиваться. Никто в таверне не двинулся с места.

– Пошли, – сипло приказал солдат. – На улицу…

– Нет, – плакала девушка. – Не пойду, только с мужем.

– Всего-то? – захохотал Кабан. – Ну так что ж, я женюсь на тебе, если ты так хочешь. – Он вдруг развернулся и поглядел на четверых сидевших в темном углу. – Вы, что ли, святые отцы? Пусть один из вас нас поженит. – И не успел Хоукмун понять, что происходит, как тот уже схватил Иссельду, сидевшую на краю скамьи, и рывком поставил на ноги. – Жени нас, святой отец, или… клянусь Рунным посохом! Да что ты за монах?

От резкого движения капюшон Иссельды упал, открыв всем взглядам ее прекрасные волосы.

Хоукмун вскочил, обнажая меч, до того укрытый под рясой. Ничего не оставалось – придется драться. Оладан с Д’Аверком тоже поднялись.

Солдат был пьян и застигнут врасплох, как и его товарищи, – в этом и состояло единственное преимущество отряда Хоукмуна. Клинок, скользнув между нагрудником и оплечьем, убил командира Кабанов раньше, чем тот успел обнажить меч. Оладан полоснул одного из солдат по плохо защищенным ногам, уронив его на пол. Д’Аверку удалось отсечь еще одному, успевшему снять латные перчатки, кисть руки.

Теперь они сражались, мечась по всей общей зале, а остальные посетители спешно кинулись к лестницам и дверям. Многие столпились вверху, на галерее, наблюдая за боем.

Оладан, которому было неудобно сражаться мечом в узкой комнате, запрыгнул на спину крупному противнику и попытался ткнуть его кинжалом в глазницу маски, пока тот неуклюже силился стряхнуть его, сражаясь почти вслепую.

Д’Аверк схватился с довольно умелым мечником, который упорно теснил его к лестнице, а Хоукмун вступил в отчаянный поединок с солдатом, вооруженным громадным топором, и тот, каждый раз промахиваясь по противнику, откалывал щепки от мебели.

Герцогу Кёльнскому сильно мешал плащ, но избавиться от него, одновременно уворачиваясь от топора, никак не удавалось. Он шагнул в сторону, все-таки запутался в складках плаща и не удержался на ногах. Солдат снисходительно ухмыльнулся и вскинул оружие для последнего удара.

Хоукмун откатился как раз вовремя: топор резко опустился, отрезав кусок плаща и глубоко войдя в плотную древесину пола. Пока гранбретанец высвобождал оружие, молодой герцог вскочил и, хорошо размахнувшись, ударил противника сзади по шлему. Солдат застонал и упал на колени, оглушенный. Хоукмун пинком поднял забрало шлема, под которым оказалось перекошенное багровое лицо, и ткнул мечом в разинутый рот. Клинок вспорол горло и яремную вену, брызнула кровь.

Оладан рядом с ним боролся, чтобы удержаться на своем противнике, который успел перехватить его за руку и теперь стягивал с шеи. Хоукмун подскочил к ним и с размаху вонзил солдату меч в живот, проткнув разом доспех, кожаный колет и плоть. Кабан завизжал и рухнул на пол, содрогаясь в конвульсиях.

Хоукмун с Оладаном вместе зашли противнику Д’Аверка в тыл, рубанули в два клинка, и тот тоже упал замертво.

Оставалось всего лишь добить солдата, лишившегося руки, который валялся под скамейкой, рыдая и пытаясь приладить кисть на место.

Хоукмун, тяжело дыша, оглядел разгромленную таверну.

– Неплохо для святых отцов.

Д’Аверк задумчиво осмотрелся.

– Может быть, – проговорил он негромко, – пора уже сменить наряды на более удобные.

– Ты о чем?

– Доспехов хватит на всех нас, тем более что свой я сохранил. Я знаю тайный язык ордена Кабана. Если повезет, то дальше мы поедем, прикинувшись теми, кого опасаемся больше всего, – солдатами Темной Империи. Мы же не смогли придумать, как безопасно миновать завоеванные страны. Так вот оно – решение.

Хоукмун напряженно размышлял. Предложение Д’Аверка отдавало безумием, но шансы были довольно велики: француз прекрасно знал правила своего бывшего ордена.

– Ладно. Наверное, ты прав. Мы сможем свободно пройти там, где полно войск Темной Империи, и быстрее добраться до Камарга. Да, так и поступим.

Они принялись сдирать доспехи с мертвых тел.

– В молчании хозяина таверны и горожан мы можем не сомневаться, – добавил Д’Аверк. – Они же не хотят, чтобы все узнали, как здесь погибли шесть воинов Темной Империи.

Оладан наблюдал за их работой, баюкая вывихнутую руку.

– Какая жалость, – произнес он со вздохом. – Этот подвиг достоин внесения в летописи.

Глава восьмая В лагере Темной Империи

– Клянусь племенем горных великанов! Да я задохнусь насмерть, не пройдя и мили! – Придушенный голос Оладана доносился из-под гротескного шлема, который он дергал так и сяк, пытаясь освободиться от его немалого веса. Все четверо сидели в отведенной им комнате, примеряя захваченные доспехи.

Хоукмуну они тоже показались душными и неудобными. Мало того что они плохо подходили, так еще и заставляли чувствовать себя в ловушке. Ему уже доводилось носить нечто похожее – тогда он скрывался под волчьими доспехами ордена барона Мелиадуса, – однако кабанья амуниция оказалась еще тяжелее и гораздо неудобнее. А Иссельде, должно быть, еще хуже. Только Д’Аверк, привычный к такому доспеху, уже облачился в него и теперь веселился, наблюдая, как остальные знакомятся с униформой его ордена.

– Неудивительно, что ты жалуешься на слабое здоровье, – проворчал Хоукмун. – Трудно найти что-нибудь более нездоровое. Мне уже хочется отказаться от нашего плана.

– Когда поедем верхом, ты понемногу привыкнешь, – заверил его Д’Аверк. – Немного трет, немного душновато, а потом ты уже кажешься себе голым без доспехов.

– Лучше уж голым, – заявил Оладан, наконец сбросив зловеще ухмылявшуюся маску. Она с грохотом упала на пол.

– Ты поосторожнее. – Д’Аверк погрозил пальцем. – Хватит уже разрушений.

Оладан дал шлему пинка.

Спустя сутки они уже ехали по Шекии. Не было никаких сомнений, что Темная Империя завоевала провинцию: все города и села лежали в руинах, распятые тела торчали вдоль всех дорог, в воздухе было полно падальщиков, но еще больше – на земле, где они кормились. Ночь стояла светлая, освещенная погребальными кострами ферм, деревень, сел, городов, городков и городишек. И черные отряды островитян из Гранбретани с горящими факелами и мечами наголо носились по дорогам, словно демоны, выпущенные из ада, вопя и улюлюкая над изуродованной землей.

Уцелевшие жители прятались, спасаясь в том числе и от переодетой четверки, скакавшей по этому кошмарному миру во весь опор, чтобы никто не успел их заподозрить. Они казались всего лишь мелкой бандой убийц и мародеров среди множества таких же, и ни друзья, ни враги не догадывались об их истинной сущности.

Наступило утро. Утро, подернутое черным дымом, согретое далекими пожарами. Утро, полное засыпанных пеплом полей и истоптанного урожая, сломанных цветов и окровавленных тел. Утро, похожее на рассветы всех прочих земель, оказавшихся под пятой Гранбретани.

По изрытой грязными колеями дороге им навстречу двигалась кавалькада всадников в просторных холщовых плащах, скрывавших не только тела, но и головы в шлемах-масках. Они ехали на сильных черных лошадях, сгорбившись в седлах так, словно скакали уже много дней.

Когда они были уже близко, Д’Аверк пробормотал:

– Это точно люди Темной Империи, и, похоже, они заинтересовались нами.

Командир отряда откинул холщовый капюшон, под которым оказалась огромная кабанья маска, еще больше и богаче украшенная, чем у Д’Аверка. Он натянул поводья крупного черного жеребца, и остальные всадники придержали коней вслед за ним.

– Вы трое молчите, – негромко велел Д’Аверк. – Говорить буду я.

Два отряда сблизились для разговора, и командир Кабанов принялся издавать странное фырканье, сопенье и визг – вот это и есть, подумал Хоукмун, тайный язык ордена.

Затем он с удивлением услышал, как точно такие же звуки полились изо рта Д’Аверка. Разговор какое-то время продолжался, затем француз махнул рукой на дорогу, командир Кабанов кивнул в противоположную сторону. Затем тронул коня, и их отряд промчался мимо, продолжая свой путь.

– Чего ему было надо? – спросил Хоукмун.

– Хотел узнать, не попадался ли нам по дороге скот. Они вроде отряд фуражиров, ищут провизию для лагеря впереди.

– Что за лагерь?

– Большой, он сказал, примерно в четырех милях отсюда. Они готовятся к наступлению на один из оставшихся крупных городов, который пока еще не сдается, – Брадихла. Мне знаком этот город. Там была прекрасная архитектура.

– Значит, мы близко к Остерланду, – заключила Иссельда, – за Остерландом уже Италия, а за Италией – Прованс… дом.

– Именно так, – подтвердил Д’Аверк. – Ты прекрасно разбираешься в географии. Но мы пока не дома, и нам предстоит самая опасная часть пути.

– Как быть с этим лагерем, – поинтересовался Оладан, – обогнем или поедем через него?

– Лагерь очень большой. Лучше всего будет проехать насквозь, может, даже переночевать там и попытаться разузнать что-нибудь о планах Темной Империи. Хотя бы понять, ищут ли нас.

– Мне кажется, это чересчур опасно, – с сомнением проговорил Хоукмун. Голос его из-под шлема звучал приглушенно. – Но если мы попытаемся обогнуть лагерь, это может вызвать подозрения. Поедем насквозь.

– А нам не придется снимать эти маски, Дориан? – спросила Иссельда.

– На этот счет не волнуйтесь, – ответил за него француз. – Настоящие гранбретанцы зачастую даже спят в масках, они ненавидят открывать лицо.

Хоукмун слышал усталость в голосе Иссельды и понимал, что им как можно скорее необходим привал – что ж, придется сделать его в лагере гранбретанцев.

Они ожидали увидеть большой лагерь, но все-таки не настолько. Вдалеке за лагерем поднимались городские стены Брадихлы, шпили и фасады зданий были видны даже отсюда.

– Поразительная красота, – со вздохом произнес Д’Аверк. Он покачал головой. – Какая жалость, что завтра от нее ничего не останется. Глупо сопротивляться такой армии.

– Армия невероятных размеров, – отметил Оладан. – Чтобы взять такой город, она явно не нужна.

– Темная Империя стремится завоевывать как можно быстрее, – пояснил Хоукмун. – Я видел, как армии и побольше этой осаждали совсем маленькие города. Однако лагерь растянут на большое расстояние, и дисциплина в нем будет не особенно строгая. Наверное, нам удастся затеряться.

Тут и там виднелись навесы, палатки, даже шалаши. Костры, на которых готовилась самая разная еда. Загоны для скота. Рабы тянули по грязи огромные военные машины, подгоняемые надсмотрщиками из ордена Муравья. Знамена трепетали на ветру, в землю были воткнуты десятки штандартов разных боевых орденов. Издалека могло показаться, что это какой-то первобытный карнавал: шеренга Волков маршировала по истоптанному полю, толпа Кротов (один из инженерных орденов) сидела у лагерного костра, повсюду сновали Осы, Вороны, Хорьки, Крысы, Лисы, Тигры, Кабаны, Гончие, Барсуки, Козлы, Росомахи, Выдры… Хоукмун заметил даже нескольких Богомолов – элитную гвардию, возглавлял которую сам король-император.

Хоукмун узнал несколько знамен: знамя Адаза Промпа, толстяка, стоявшего во главе ордена Гончей; узорчатый флаг Бренала Фарну, означавший, что он барон Гранбретани и глава ордена Крысы; трепещущий штандарт Шенегара Тротта, графа Сассекского. Хоукмун догадался, что этот город, должно быть, остался последним непобежденным, потому и армия такая огромная, и столько высокопоставленных военачальников собралось здесь. Он узнал и самого Шенегара Тротта, которого подвезли к его палатке: одежда, украшенная драгоценными камнями, светлая маска из серебра, пародирующая человеческое лицо.

Шенегар Тротт производил впечатление мягкотелого туповатого аристократа, развращенного богатством, однако Хоукмун видел, как Шенегар Тротт сражался у брода Визна на Рейне, наблюдал, как он полностью скрылся под водой вместе с лошадью, прошел по речному дну и выбрался на вражеский берег. И это была поразительная черта всех аристократов Темной Империи. Они казались изнеженными, ленивыми, самолюбивыми, но при этом они были такими же сильными, как звери, которых они изображали, и зачастую более храбрыми. Шенегар Тротт был еще и тем человеком, который отсек руку у живого ребенка и откусил кусок, заставив смотреть на все это мать.

– Ладно, – сказал Хоукмун, делая глубокий вдох, – давайте попробуем доехать до другого конца лагеря. Надеюсь, утром сможем ускользнуть.

Они медленно двинулись через лагерь. Время от времени их приветствовал какой-нибудь Кабан, Д’Аверк отвечал. Наконец они оказались на дальнем конце лагеря и спешились. У них были с собой вещмешки солдат, убитых в таверне, и теперь они принялись ставить палатки, не вызывая никаких подозрений, поскольку на вещах не было опознавательных знаков. Д’Аверк смотрел, как работают остальные. Он заранее предупредил, что командиры его ранга никогда не помогают солдатам.

Через лагерь топал отряд из ордена Барсука с телегой запасных топоров, мечей, наконечников стрел и копий и прочих тому подобных мелочей. Еще Барсуки везли с собой точильную машинку.

– Есть для нас работа, братья Кабаны? – прокричали они, притормозив у их маленького бивака.

Хоукмун вынул затупленный меч.

– Вот, поточить бы.

– А я потерял колчан со стрелами и лук, – пожаловался Оладан, заметив связку луков на дне телеги.

– А ваш товарищ? – спросил один солдат, указывая на Иссельду. – У него вообще нет меча.

– Так дай ему меч, болван, – рявкнул Д’Аверк своим самым высокомерным тоном, и Барсук поспешно выполнил приказ.

Когда они получили обратно только что заточенное оружие, Хоукмун ощутил, как к нему возвращается уверенность. Он был доволен тем, с каким хладнокровием разыграл фарс.

Только Иссельда казалась подавленной. Она подняла длинный меч, который ей пришлось пристегнуть к поясу.

– Еще немного металла, – сказала девушка, – и я просто упаду.

– Лучше иди в палатку, – посоветовал Хоукмун, – там ты, по крайней мере, сможешь снять часть амуниции.

Д’Аверк не находил себе места, глядя, как Хоукмун с Оладаном разводят костер.

– Что тебя гложет, Д’Аверк? – спросил Хоукмун, подняв голову и всматриваясь в товарища сквозь глазницы шлема. – Присядь. Скоро будет ужин.

– Я чую что-то не то, – пробурчал Д’Аверк. – Меня не радует даже, что мы вне опасности.

– Почему? Думаешь, Барсуки что-нибудь заподозрили?

– Вовсе нет. – Д’Аверк оглядывал лагерь. Вечернее небо темнело, солдаты устраивались на ночлег, движение везде успокаивалось. На стенах города вдалеке солдаты встали цепью, готовые сопротивляться армии, которой никто не мог дать отпор, кроме Камарга. – Вовсе нет, – повторил Д’Аверк в основном для себя, – но мне было бы легче, если бы…

– Если бы что?

– Надо бы мне пройтись по лагерю, послушать, о чем болтают.

– Разумно ли это? К тому же, если к нам подойдут другие Кабаны, мы не сможем ответить на языке ордена.

– Я недолго. А вы поскорее расходитесь по палаткам.

Хоукмун хотел остановить Д’Аверка, но не знал, как это сделать, не привлекая ненужного внимания. Он смотрел, как Д’Аверк шагает по лагерю.

И тут за спиной у него раздался чей-то голос:

– Какая вкусная у вас колбаса, братья.

Хоукмун обернулся. Перед ним стоял солдат в маске ордена Волка.

– Ага, – тотчас отозвался Оладан. – Еще какая вкусная, хочешь кусочек… брат? – Он отрезал кусок колбасы и протянул солдату. Тот обернулся, приподнял маску, сунул еду в рот и тут же снова скрыл лицо.

– Спасибо. Я несколько дней провел в седле почти впроголодь. Наш командир все гнал нас вперед, только что приехали. Неслись быстрее Летучего Француза. – Он засмеялся. – От самого Прованса без остановки.

– От Прованса? – невольно переспросил Хоукмун.

– Ага. Бывал там?

– Раза два. Мы уже взяли Камарг?

– Почти. Командир говорит, это вопрос нескольких дней. Они там остались без вожаков, провизия заканчивается. Оружие, которым они владеют, убило целый миллион наших, но, когда мы пойдем в атаку в следующий раз, они уже не успеют убить много.

– А что случилось с их военачальником, графом Брассом?

– Я слышал, он умер или вот-вот умрет. Они с каждым днем все больше падают духом. Когда мы вернемся туда, все уже будет кончено. И я буду рад. Несколько месяцев там проторчал. Первый раз за все время хоть какая-то перемена с начала проклятой кампании. Спасибо за угощение, братья. Удачи завтра!

Хоукмун проводил взглядом Волка, ушедшего в ночь, теперь освещенную тысячью лагерных костров. Он вздохнул и заглянул в палатку.

– Ты слышала? – спросил он Иссельду.

– Слышала. – Она сняла шлем и поножи и сейчас расчесывала волосы. – Похоже, отец пока жив. – Она говорила как-то особенно сдержанно, но Хоукмун даже в темноте палатки увидел слезы у нее на глазах.

Он обхватил ее лицо ладонями.

– Не бойся. Еще несколько дней – и мы будем рядом с ним.

– Если он доживет…

– Он ждет нас. Он доживет.

Позже Хоукмун вышел из палатки. Оладан сидел у угасавшего костра, обхватив руками колени.

– Д’Аверка что-то давно нет, – сказал полукровка.

– Да, – отстраненно согласился Хоукмун, глядя на городские стены вдали. – Интересно, он замыслил что-то нехорошее?

– Скорее, просто бросил нас… – Оладан умолк, потому что из тени выступило несколько человек.

У Хоукмуна упало сердце, когда он увидел, что это солдаты в кабаньих масках.

– В палатку, быстрее, – велел он Оладану.

Но было уже поздно. Один из солдат-Кабанов уже заговорил с Хоукмуном, обратившись к нему на фыркающем тайном языке. Тот кивнул и вскинул руку в знак приветствия, надеясь, что этого окажется достаточно, однако тон Кабана сделался более настойчивым. Хоукмун попытался войти в палатку, однако его перехватила чужая рука.

Кабан снова заговорил. Хоукмун закашлялся, прикидываясь больным, указал на горло. Но тогда Кабан произнес:

– Я спросил тебя, брат, не выпьешь ли с нами. Сними маску!

Хоукмун знал, что ни один член ордена не имеет права требовать от другого снять маску – только если заподозрит, что тот носит ее незаконно. Он шагнул назад и обнажил меч.

– Сожалею, но я не хочу пить с вами, брат. Зато я охотно сражусь с вами.

Оладан подскочил к нему с мечом наготове.

– Вы кто такие? – прорычал Кабан. – Почему в доспехах чужого ордена? Что здесь вообще творится?

Герцог Кёльнский сдвинул маску на затылок, открыв бледное лицо со сверкающим во лбу черным камнем.

– Я Хоукмун, – сказал он просто и бросился на ошеломленных солдат.

Вдвоем с Оладаном они забрали жизни пятерых солдат Темной Империи, прежде чем шум битвы заставил сбежаться остальных. Подъехали всадники. Со всех сторон до Хоукмуна доносились крики и взволнованные голоса. Он рубил и колол вслепую, в темноте, но скоро его схватила дюжина разных рук, древко копья ударило по затылку, и он упал на грязное поле.

Все еще оглушенный, он поднялся и встал перед рослым всадником в черных доспехах, который остановил коня в стороне от основной толпы. Сдвинув маску на затылок, Хоукмун внимательно рассматривал всадника.

– О, какая радость, герцог Кёльнский, – раздался из-под шлема глубокий музыкальный голос, сочившийся злобой и насмешкой. Голос, который Хоукмун узнал, но не сразу поверил собственным ушам. – Долгая дорога была не напрасна, – продолжал всадник, развернувшись к своему спутнику.

– Я рад, мой господин, – ответил тот. – Надеюсь, теперь я оправдан в глазах короля-императора?

Хоукмун вздрогнул, уставившись на второго всадника. Глаза его загорелись, когда он узнал шлем-маску Д’Аверка.

Осипшим голосом Хоукмун прокричал:

– Так ты предал нас? И ты тоже! Неужели все вокруг предают дело Хоукмуна? – Он силился вырваться, вцепиться в Д’Аверка, но солдаты держали его крепко.

Д’Аверк засмеялся.

– Как же ты наивен, герцог Дориан… – Он слабо закашлялся.

– Вы схватили остальных? – спросил всадник в черном. – Девушку и волосатого коротышку?

– Да, ваше сиятельство, – ответил один из солдат.

– Так ведите их в мой лагерь. Хочу внимательно их рассмотреть. Сегодня у меня на редкость удачный день.

Глава девятая Путь на юг

Пока Хоукмуна, Оладана и Иссельду конвоировали по жидкой грязи мимо солдат, провожавших их любопытными взглядами, над лагерем собиралась гроза.

Внезапно небо перечеркнула извилистая молния, зарычал и грохнул гром. Засверкали новые молнии, освещая лагерь и реющий на ветру штандарт. Хоукмун ахнул, рассмотрев знамя, и попытался было сказать что-то своим товарищам по несчастью, но тут их втолкнули в большой шатер, где на резном троне восседал человек в маске ордена Волка, перед ним стоял Д’Аверк. Знамя над походным лагерем сообщало, что здесь находится расположение главы ордена, одного из благороднейших гранбретанцев. Это был главнокомандующий армий Темной Империи короля-императора Хуона и барон Кройдена – человек, которого Хоукмун полагал мертвым, уверенный, что убил его собственными руками.

– Барон Мелиадус! – прорычал он. – Так ты не умер под Хамаданом.

– Нет, я не умер, Хоукмун, хотя ты серьезно ранил меня. Я спасся с поля боя.

Хоукмун неприятно улыбнулся в ответ.

– Немногим из ваших это удалось. Мы вас разбили наголову.

Мелиадус повернул голову в узорчатой волчьей маске к стоявшему рядом капитану.

– Принесите цепи. Принесите много цепей, крепких и тяжелых. Наденьте их на этих псов и заклепайте. Чтобы не было никаких замков, которые можно вскрыть. Я хочу быть уверен, что на этот раз они попадут в Гранбретань.

Он встал со своего трона и спустился, всматриваясь сквозь прорези маски в лицо Хоукмуна.

– О тебе часто говорили при дворе короля Хуона, подбирая тебе особенное, изысканное, великолепное наказание, предатель. Твоя смерть займет год или даже два, и каждый миг разум, душа и тело будут корчиться от боли. Все наши изобретатели, Хоукмун, трудились ради тебя одного.

Он шагнул назад и протянул руку в латной перчатке, чтобы взять за подбородок Иссельду, лицо которой было искажено от ненависти.

– А что касается тебя – я ведь предлагал тебе честь стать моей женой. Теперь никакой чести не будет, но я буду тебе мужем, пока ты не наскучишь мне или пока твое тело не сломается. – Волчья голова медленно повернулась к Оладану. – Что до этого существа, недочеловека, выучившегося ходить на двух ногах, то он пусть ходит на четвереньках и рычит, как ему и положено, пусть его научат вести себя так, как подобает животному…

Оладан плюнул на украшенную каменьями маску.

– Буду брать пример с тебя, – сказал он.

Мелиадус развернулся, взмахнув плащом, и тяжело опустился на трон.

– Подождем, пока вы все не предстанете перед Тронной Сферой, – сказал он чуть дрогнувшим голосом. – Я буду терпелив, я подожду еще несколько дней. С первым светом отправимся в Гранбретань. Однако мы сделаем небольшой крюк, чтобы вы смогли своими глазами увидеть падение Камарга. Я пробыл там месяц, я видел, как каждый день гибнут его жители, как рушатся башни одна за другой. Осталось не так уж много. Я велел повременить с последней атакой до моего возвращения. Думаю, вам будет интересно увидеть, как вашу родину… насилуют. – Он засмеялся, склонив свою гротескную голову в маске набок, чтобы снова взглянуть на пленников. – Ага! Вот и цепи.

Вошли солдаты ордена Барсука, неся огромные железные цепи, жаровню, молотки и заклепки.

Хоукмун, Иссельда и Оладан сопротивлялись, когда Барсуки связывали их, но скоро им пришлось сесть на пол под тяжестью железных звеньев.

Затем раскаленные докрасна заклепки встали на места, и Хоукмун понял, что ни одно человеческое существо не сможет освободиться из таких оков.

Когда работа была окончена, барон подошел, чтобы взглянуть на них сверху вниз.

– Мы отправимся в земли Камарга, а оттуда в Бордо, где нас будет ждать корабль. Жаль, не могу предложить вам летучую машину: большинство из них заняты. Ровняют Камарг с землей.

Хоукмун закрыл глаза – единственный жест, каким он мог выразить презрение своему врагу.

На следующее утро их погрузили на открытую повозку, не удосужившись накормить, и, окруженный со всех сторон охраной, обоз барона Мелиадуса тронулся в путь. Время от времени Хоукмун замечал своего врага – тот ехал во главе колонны бок о бок с сэром Гюйамом Д’Аверком.

Погода стояла по-прежнему дождливая и угрюмая, несколько тяжелых капель дождя упали Хоукмуну на лицо и глаза. Он был так обмотан цепями, что едва мог шевельнуть головой, чтобы стряхнуть воду.

Повозка дергалась и подпрыгивала, удаляясь от лагеря, войска Темной Империи маршировали к городу вдалеке.

Хоукмуну казалось, что он предан со всех сторон. Он доверился Воину из гагата-и-золота, и его седельные сумки были украдены; он поверил Д’Аверку – и оказался в лапах барона Мелиадуса. Теперь он вздыхал, размышляя, что и Оладан предал бы его, представься такая возможность…

Он понял, что с готовностью возвращается в то состояние, в каком пребывал несколько месяцев назад, после поражения и пленения в битве за Кёльн. Лицо его окаменело, взгляд потускнел, и он вообще перестал думать.

Иногда Иссельда заговаривала с ним, и он с усилием отвечал, не произнося слов утешения, потому что знал – нет таких слов, способных успокоить ее. Время от времени Оладан пытался бросить какое-нибудь оптимистичное замечание, но никто не отвечал ему, и он в итоге тоже погрузился в молчание. Лишь изредка, когда в рот им заталкивали пищу, пленники подавали какие-то признаки жизни.

Дни тянулись один за другим. Отряд повернул на юг, в сторону Камарга.

Все они много месяцев предвкушали возвращение домой, но теперь ожидали его без всякой радости. Хоукмун знал, что провалил возложенную на него миссию, не сумел спасти Камарг, и был полон презрения к себе.

Скоро они проехали Италию, и как-то вечером барон Мелиадус сказал:

– До Камарга осталось всего два ночных перехода. Мы только что пересекли границу Франции!

И засмеялся.

Глава десятая Падение Камарга

– Посадите их, – велел барон Мелиадус, – пусть они видят.

Он наклонился в седле, чтобы заглянуть в повозку.

– Посадите их прямо, – приказал он обливавшимся потом солдатам, которые пытались сдвинуть три тела, до сих пор облаченные в доспехи и сделавшиеся еще тяжелее от веса огромных цепей, намотанных на них. – Выглядят они так себе, – прибавил он. – А я-то думал, они сильны духом!

Француз, который тоже подъехал поближе, закашлялся, согнувшись в седле.

– Да и ты тоже в плохом состоянии, Д’Аверк. Разве мой аптекарь не приготовил тебе лекарство, которое ты просил?

– Приготовил, господин барон, – слабо отозвался тот, – но оно не особенно мне помогает.

– Смесь трав, о которой ты говорил, должна помочь. – Мелиадус снова сосредоточился на трех пленниках. – Итак, мы остановились на этом холме, чтобы вам был как следует виден ваш дом.

Хоукмун заморгал на полуденном солнце, узнавая болотистые земли любимого Камарга, распростершиеся до самого горизонта.

Неподалеку он увидел огромные и угрюмые сторожевые башни – мощь Камарга, заключенную в странном оружии невиданной силы, тайну которого знал один лишь граф Брасс. А на подступах к башням – черную массу людей, подобную миллиону муравьев: таковы были объединенные войска Темной Империи.

– Боже! – всхлипнула Иссельда. – Они ни за что не выстоят перед такой толпой!

– Разумное замечание, моя дорогая, – сказал барон Мелиадус. – Ты совершенно права!

Они остановились на склоне холма, который плавно понижался, спускаясь в долину, где собирались войска Гранбретани: пехота, кавалерия, инженерные отряды. Шеренги строились за шеренгами. Отсюда Хоукмуну были видны военные машины невероятных размеров и гигантские огненные пушки. Орнитоптеров, хлопавших крыльями в небе, было столько, что они заслоняли солнце. Все существующие виды металлов оказались брошены на мирный Камарг: медь и железо, бронза и сталь, тугоплавкие сплавы, устойчивые к укусам огненных копий, золото и серебро, платина и свинец. Стервятники маршировали рядом с Лягушками, Кони рядом с Кротами, были здесь Волки и Кабаны, Олени и Дикие Кошки, Орлы и Вороны, Барсуки и Ласки. Шелковые знамена колыхались во влажном теплом воздухе, играя яркими цветами нескольких десятков военачальников из разных уголков Гранбретани. Здесь были желтый и пурпурный, черный и красный, синий, зеленый и пронзительно-розовый. Солнце сверкало на драгоценных камнях, закрывавших глазницы тысяч масок, делая их живыми, мрачными и зловещими.

– Да, – засмеялся барон Мелиадус. – Это моя армия. Если бы граф Брасс не отказался помочь нам тогда, сейчас вы были бы почетными союзниками Темной Империи. Но вы сопротивлялись нам и будете наказаны за это. Вы думали, что вашего оружия, ваших башен и храбрых солдат достаточно, чтобы выстоять против мощи Гранбретани? Недостаточно, Дориан Хоукмун, недостаточно! Смотри – вот моя армия, поднятая по моему приказу, чтобы совершить мою месть. Смотри, Хоукмун, и знай, какие вы все глупцы! – Он запрокинул голову и разразился долгим смехом. – Трепещи, Хоукмун, и ты тоже, Иссельда, – трепещите, как трепещут сейчас ваши соплеменники на башнях, ибо они знают, что башни должны пасть, знают, что Камарг превратится в пепел и грязь еще до завтрашнего заката. Я уничтожу Камарг, даже если для этого мне придется пожертвовать всей армией!

И Хоукмун с Иссельдой трепетали – пусть не от страха, но от горя, веря в скорую гибель Камарга, обещанную бароном Мелиадусом.

– Граф Брасс мертв, – провозгласил барон Мелиадус, разворачивая лошадь, чтобы встать во главе своего войска, – теперь очередь за Камаргом! – Он взмахнул рукой. – Вперед! Пусть они видят его гибель!

Повозка снова пришла в движение и запрыгала по камням, скатываясь в долину.

Д’Аверк продолжал ехать рядом с повозкой, кашляя напоказ.

– Лекарство барона недурно, – проговорил он спустя какое-то время. – Оно должно исцелить хвори всех его людей. – И с этим загадочным утверждением он пустил лошадь в галоп, уносясь к голове колонны, чтобы быть рядом со своим командиром.

Хоукмун увидел, как диковинные лучи засверкали на башнях Камарга и ударили в ряды объединенной армии, наступавшей на них, оставляя на земле лишь дымящиеся раны там, где только что стояли люди. Он увидел, как пришла в движение конница Камарга, занимая позиции: неплотная цепь потрепанных в боях стражников верхом на рогатых лошадях, с огненными копьями на плечах. Он увидел простых людей из окрестных селений с мечами и топорами, выстроившихся позади кавалерии. Но он нигде не увидел ни графа Брасса, ни фон Виллаха, ни философа Боженталя. Жители Камарга отправлялись на последнюю битву без командиров.

Он услышал их слабые боевые крики, тут же перекрытые криками и ревом атакующих, грохотом пушек и визгом огненных копий; до него донесся звон клинков и доспехов, скрежет металла. А потом герцог Кёльнский увидел, как черные орды остановились, перед ними поднялась стена огня. Как взмыли в небо алые фламинго, а их всадники нацелили на пощелкивавшие орнитоптеры огненные копья.

Хоукмуну до боли хотелось освободиться – ощутить в руке тяжесть меча, конскую спину под седлом. Вести за собой людей Камарга, которые, даже лишившись командира, все равно сопротивлялись Темной Империи, пусть даже их войско вместе с ополчением составляло лишь малую толику от армии врага. Он извивался в цепях и сыпал проклятиями от ярости и бессилия.

Наступил вечер, а битва продолжалась. Хоукмун видел, как старинная черная башня вспыхнула миллионом огней, вылетевших из пушек Темной Империи, как она вздулась, накренилась и упала, внезапно обратившись в гору камней. Слышал ликование черной орды.

Наступила ночь, а битва продолжалась. Жар от нее достигал повозки, заставляя пленников обливаться потом. Вокруг них сидели, болтая и смеясь, часовые-Болки, уверенные в победе. Их командир ускакал в самую гущу сражения, чтобы лучше видеть, как продвигаются войска, а солдаты достали мех с вином, в который были вставлены длинные соломинки, чтобы можно было пить, не снимая масок. Ночные часы шли, смех и разговоры понемногу стихали, и в конце концов, как ни странно, часовые заснули.

– Бдительные Волки не должны вот так спать, – заметил Оладан. – Они, наверное, нисколько не сомневаются в победе.

Хоукмун вздохнул.

– Да, но нам-то какая польза? Эти проклятые цепи заклепаны намертво, надежды бежать никакой.

– Что такое? – Голос принадлежал Д’Аверку. – Хоукмун растерял весь свой оптимизм? Не могу поверить!

– Ступай прочь, Д’Аверк, – бросил Хоукмун, когда француз вышел из темноты и остановился у повозки. – Возвращайся лизать сапоги своему господину.

– Я тут принес кое-что, – протянул Д’Аверк притворно обиженным тоном. – Хотел узнать, не пригодится ли тебе. – Он покачал на руке что-то громоздкое. – В конце концов, это мое лекарство усыпило часовых.

– Что это?

– Редкая штуковина, нашел ее на поле боя. Наверное, принадлежала кому-то из командиров, в наше время таких уже не сыщешь. Это разновидность огненного копья, но очень маленькая, можно держать одной рукой.

– Я слышал о таких, – кивнул Хоукмун. – Но мне-то от него какая польза? Я, как видишь, в цепях.

– Ага, я заметил. Но если ты согласишься рискнуть, возможно, мне удастся тебя освободить.

– Что, Д’Аверк, это новая ловушка, которую вы подготовили вместе с Мелиадусом?

– Хоукмун, я оскорблен. Откуда такое подозрение?

– Оттуда, что ты передал нас в руки Мелиадуса. Должно быть, ты подготовил ловушку заранее, когда говорил с теми Волками в карпатской деревне. Ты отправил их на поиски своего хозяина и договорился заманить нас в лагерь, чтобы нас было проще схватить.

– Что ж, звучит правдоподобно, – согласился Д’Аверк. – Хотя можно посмотреть и с другой стороны: те солдаты узнали меня и проследили за нами. В лагере я услышал, что Мелиадус отправил на твои поиски отряд, и решил сказать ему, что заманил тебя в ловушку, чтобы хоть кто-то из нас остался на свободе. – Д’Аверк помолчал. – Ну, как звучит?

– Чушь.

– Что ж, согласен, чушь. Ладно, Хоукмун, времени мало. Так как, посмотрим, смогу ли я сжечь цепи, не испепелив при этом вас, или же предпочитаете сидеть на месте и следить за ходом сражения?

– Сожги цепи. Тогда у меня хотя бы будут свободны руки, и я смогу придушить тебя, если ты солгал!

Д’Аверк поднял маленькое огненное копье и направил под углом на закованные руки Хоукмуна. Затем он коснулся переключателя, и луч жаркого огня ударил из сопла. Хоукмун ощутил, как боль пронизывает руку, но только стиснул зубы. Боль все усиливалась, и он уже думал, что вот-вот закричит, но в следующий миг раздался звон, и одно из звеньев цепи упало на дно повозки, а следом – и часть его тяжкого груза. Рука была свободна, правая рука! Он потер ее и едва не вскрикнул, коснувшись того места, где был начисто выжжен доспех.

– Быстрее, – бросил ему Д’Аверк. – Вот, держи цепь. Теперь дело пойдет веселей.

Разобравшись с его оковами, они освободили Иссельду и Оладана. Под конец Д’Аверк уже заметно нервничал.

– У меня ваши мечи, новые маски и лошади для вас. Идите за мной. И побыстрее, пока не вернулся Мелиадус. Сказать по правде, я думал, что он появится раньше.

Они прокрались в темноте к тому месту, где стояли стреноженные лошади, надели маски, затянули перевязи с мечами, сели верхом.

Тут они услышали топот копыт – кто-то несся галопом вверх по холму в их сторону, звучали испуганные голоса, затем раздался гневный рык, какой мог издать только Мелиадус.

– Быстрее! – прошипел Д’Аверк. – Мы должны ехать сражаться за Камарг!

Они пустили лошадей в бешеный галоп, спускаясь по холму туда, где шло основное сражение.

– Дорогу! – выкрикивал Д’Аверк. – Дорогу! Войско идет. Подкрепление для фронта!

Люди бросались врассыпную от их несшихся через лагерь коней, осыпая проклятиями четверку бесшабашных всадников.

– Дорогу! – ревел Д’Аверк. – Сообщение для главнокомандующего! – Он успел повернуть голову к Хоукмуну и крикнуть: – Скучно повторять одну и ту же ложь! – И снова принялся вопить: – Дорогу! Лекарство для зачумленных!

За спиной они слышали других лошадей: Мелиадус со своими солдатами кинулся в погоню.

Они видели, что бой впереди еще продолжается, но уже не такой напряженный.

– Дорогу! – ревел Д’Аверк. – Дорогу барону Мелиадусу!

Лошади перепрыгивали упавших людей, огибали военные машины, галопом проносились по лужам огня, подбираясь все ближе и ближе к башням Камарга, а за спиной у них звучали крики барона.

Они пересекли линию, за которой лошадям пришлось идти прямо по трупам; основные силы Темной Империи остались у них за спиной.

– Снимаем маски, – крикнул Д’Аверк. – Это наш единственный шанс. Если камаргцы вовремя узнают тебя и Иссельду, они перестанут стрелять. Если же нет…

Из темноты вылетел яркий луч огненного копья, едва не угодивший в Д’Аверка. Другие огненные копья попали в цель у них за спиной, без сомнения, убив кого-то из солдат Мелиадуса. Хоукмун дергал ремни шлема-маски и наконец сумел распустить их и отшвырнул шлем за спину.

– Стойте! – До них донесся голос барона Мелиадуса. – Вас испепелят свои же! Дураки!

Со стороны Камарга снова замелькали вспышки огненных копий, освещая ночь рубиновым заревом. Лошади скакали прямо по мертвецам, не успевая перепрыгивать их. Д’Аверк прижался к шее своего коня, Иссельда с Оладаном тоже пригнулись пониже, один только Хоукмун выхватил меч и прокричал:

– Народ Камарга! Я – Хоукмун! Хоукмун вернулся!

Копья не перестали плевать огнем, однако кони уже были под самой башней Камарга. Д’Аверк тоже выпрямился в седле.

– Камаргцы! Я привел вам Хоукмуна, и он… – Его захлестнуло огнем. Он закричал, всплеснув руками, и начал заваливаться в седле. Хоукмун спешно подъехал, подхватив его. Доспех раскалился докрасна, местами оплавился, но Д’Аверк, кажется, был еще жив. Слабый смешок сорвался с обожженных до волдырей губ. – Как я ошибся, связав свою судьбу с твоей, Хоукмун…

Оладан с Иссельдой тоже остановились, их кони испуганно затоптались на месте. А барон со своими солдатами приближался.

– Оладан, возьми поводья его лошади. Я поддержу его в седле, и мы попробуем доехать до башни.

Пламя снова сверкнуло, на этот раз со стороны Гранбретани.

– Стой, Хоукмун!

Тот пропустил команду мимо ушей, медленно выбирая дорогу между грязными лужами и мертвецами и стараясь не уронить Д’Аверка.

Когда с башни полыхнуло ярким огнем, Хоукмун прокричал:

– Люди Камарга! Здесь Хоукмун и Иссельда, дочь графа Брасса.

Свет погас. Лошади отряда Мелиадуса были совсем близко. Иссельда уже едва не падала из седла от усталости. Хоукмун приготовился к схватке с Волками.

Но тут вниз от башни на белых рогатых конях Камарга с топотом спустился отряд стражников в доспехах, окружив измотанную четверку.

Один из стражников внимательно всмотрелся в лицо Хоукмуна, и глаза его засветились от радости.

– Это мой господин Хоукмун! И Иссельда! Да, теперь удача на нашей стороне!

Увидев воинов Камарга, Мелиадус со своим отрядом остановился в отдалении. Затем гранбретанцы развернулись и скрылись в темноте.

Путники добрались до замка Брасс к рассвету когда блеклый солнечный свет упал на заводи, осветив диких быков на водопое, которые поднимали головы и глядели им вслед. Ветер колыхал камыш, отчего тот вздымался, словно море, а на холме напротив города дозревали виноград и другие плоды. На вершине холма стоял замок Брасс, надежный, старинный, как будто не тронутый войной, бушевавшей на границах провинции.

Они поднялись по спиральной белой дороге, въехали во двор, где радостные конюшие кинулись принимать лошадей, и вскоре вошли в главный зал, полный трофеев графа Брасса. В зале было непривычно холодно и тихо, у огромного камина их дожидался одинокий человек. Хотя он улыбался, в глазах его читался страх, а лицо казалось гораздо старше того, что запомнил Хоукмун, – это был мудрый сэр Боженталь, философ и поэт.

Боженталь обнял Иссельду, затем кинулся пожимать руку Хоукмуна.

– Как граф Брасс? – спросил герцог Кёльнский.

– Почти здоров, но совершенно лишился желания жить. – Боженталь сделал знак слугам, чтобы помогли Д’Аверку. – Отведите его в северную башню, в лазарет. Я сразу же его осмотрю. Располагайтесь, – сказал он остальным. – Вы же дома…

Оладан отправился вместе с Д’Аверком, а остальные поднялись по старинной каменной лестнице к покоям графа Брасса. Боженталь открыл дверь, и они вошли в спальню.

Здесь стояла по-солдатски строгая кровать, большая и квадратная, с белыми простынями и простыми подушками. Человек, чья голова сейчас покоилась на подушках, по-прежнему казался отлитым из металла. Пусть рыжие волосы немного подернулись сединой, а медная кожа чуть поблекла, но рыжие усы остались прежними. И кустистые брови, нависавшие, словно выступы скал над пещерами, над глубоко посаженными золотисто-карими глазами, тоже не изменились. Только вот глаза смотрели в потолок, не мигая, и губы не двигались, сжатые в узкую линию.

– Граф Брасс, – позвал Боженталь. – Смотри!

Но безучастный взгляд оставался неподвижен. Хоукмуну пришлось подойти и взглянуть графу прямо в лицо, и Иссельда сделала то же самое.

– Граф Брасс, твоя дочь Иссельда вернулась. И Дориан Хоукмун тоже.

Тот разомкнул губы, хрипло пробормотав:

– Опять видения. А я думал, лихорадка прошла, Боженталь.

– Так и есть, мой господин, и они не призраки.

Наконец взгляд графа сосредоточился на них.

– Наверное, я умер и воссоединился с вами, дети мои?

– Ты пока на Земле, граф Брасс! – ответил Хоукмун.

Иссельда опустилась на колени и поцеловала отца в губы.

– Вот, самый земной поцелуй.

Понемногу жесткая линия рта начала смягчаться, губы растянулись в улыбке – шире, шире. Тело под покрывалами шевельнулось, вскоре граф Брасс уже сидел на постели.

– Боже! Так это правда! А я уже потерял надежду. Какой же я дурак, что потерял надежду! – Он рассмеялся, вдруг снова полный жизни.

Боженталь был ошеломлен.

– Граф Брасс, я думал, ты уже стоишь одной ногой в могиле!

– Так и было, Боженталь, но я отдернул ногу, как видишь. Отступил далеко. Как протекает осада, Хоукмун?

– Скверно для нас, граф Брасс, но, думаю, все станет лучше теперь, когда мы снова вместе!

– Именно. Боженталь, пусть принесут мои доспехи. И где мой меч?

– Граф Брасс, ты, должно быть, слаб…

– Так скажи принести мне еды, побольше еды, я подкреплюсь, пока мы беседуем. – И граф Брасс выпрыгнул из постели, чтобы обнять дочь и ее жениха.

Пока они ели в главном зале, Хоукмун пересказал графу Брассу все, что с ним случилось с того момента, как он покинул замок несколько месяцев назад. Граф Брасс, в свою очередь, рассказал о своих злоключениях, связанных с тем, что, кажется, вся мощь Темной Империи обрушилась на Камарг. Он рассказал о последней битве фон Виллаха, о том, как доблестно пал старый боец, захватив с собой два десятка вражеских жизней, как сам граф был ранен, как узнал об исчезновении Иссельды и лишился желания жить.

Спустился Оладан, и его представили графу. Заодно полукровка сказал, что Д’Аверк ранен серьезно, но Боженталь уверен, что француз выкарабкается.

В целом это была радостная встреча, хотя и омраченная осознанием, что солдаты на границе сражаются, защищая Камарг, и это почти наверняка их последний бой.

Графа Брасса уже облачили в его медный доспех, он застегнул пояс со своим широким мечом и поднялся, возвышаясь над остальными.

– Хоукмун, Оладан, идемте. Мы должны вернуться на поле боя и повести наших людей к победе.

Боженталь вздохнул.

– Два часа назад я думал, что ты уже умер, а сейчас ты рвешься в бой. Ты еще нездоров, друг.

– Мое нездоровье было душевным, а не плотским, и теперь я исцелился, – прорычал граф Брасс. – Седлать лошадей! Прикажи, чтобы подавали лошадей, сэр Боженталь!

Несмотря на усталость, Хоукмун и сам ощутил свежий прилив сил, шагая за стариком через замок. Он послал Иссельде воздушный поцелуй, и они вышли во двор, где их уже ждали оседланные лошади.

Втроем они стремительно скакали по тайным тропам через болота, и огромные стаи гигантских фламинго взлетали над их головами, а стада диких рогатых лошадей галопом убегали от них. Граф Брасс взмахнул рукой в латной перчатке:

– Эта земля стоит того, чтобы ее защищали всеми силами. Этот мир достоин спасения.

Вскоре они услышали звуки битвы. Доехав до места, где Темная Империя осаждала сторожевые башни, они разом натянули поводья, пораженные открывшейся им картиной.

– Невозможно, – потрясенно прошептал граф Брасс.

Но так оно и было.

Башни пали. Все до единой. Они превратились в руины, в горы дымящихся камней. Защитников уже сейчас заметно теснили, хотя они сражались храбро.

– Это падение Камарга, – проговорил граф Брасс старческим, надтреснутым голосом.

Глава одиннадцатая Возвращение Воина из гагата-и-золота

Один из капитанов заметил графа Брасса и Хоукмуна и поскакал к ним. Доспехи на нем были помяты, меч сломан, однако на лице читалась радость.

– Граф Брасс! Наконец-то! Теперь, сэр, мы обязаны отбросить их, прогнать прочь псов Темной Империи!

Хоукмун видел, что граф Брасс заставил себя улыбнуться и обнажил широкий меч.

– Да, капитан. Найди-ка пару герольдов, пусть все узнают, что граф Брасс вернулся!

Радостный гомон поднялся над рядами жестоко теснимых камаргцев, когда появились граф Брасс с Хоукмуном, и бойцы не только устояли на месте, но на некоторых участках даже сумели отбросить гранбретанцев. Граф Брасс с Хоукмуном и Оладаном, скакавшим следом, врубался в самую гущу схватки, снова вдруг превратившись в неуязвимого рыцаря из меди.

– В сторонку, ребята! – кричал он. – Расступись, я иду на врага!

Выхватив собственный потрепанный штандарт у ближайшего всадника и зажав его сгибом локтя, граф Брасс взмахнул мечом и понесся на толпу звериных масок впереди.

Хоукмун скакал рядом, и они являли собой жутковатое, почти нереальное зрелище: один в пламенеющем медью доспехе, второй – с черным камнем во лбу. Их мечи взлетали и падали на головы гранбретанских пехотинцев, зажатых в плотных рядах. А когда к ним присоединился третий воин, с лицом, полностью поросшим шерстью, и сверкающая сабля разила тут и там, словно молния, они показались троицей, явившейся из легенд, и у солдат Гранбретани сдали нервы – они отшатнулись назад.

Хоукмун высматривал Мелиадуса, обещая, что на этот раз непременно убьет его, но пока что барона нигде не было видно.

Руки в латных перчатках пытались сдернуть его с лошади, но его меч вонзался в глазницы масок, разрубал шлемы, сносил головы с плеч.

День разгорался, а битва продолжалась без передышки. Хоукмун уже покачивался в седле, устав от рубки, одурев от боли, вызванной десятком мелких ран и бесчисленными синяками. Лошадь под ним убили, однако его так подпирали со всех сторон, что он сражался еще полчаса, прежде чем понял, что лошадь погибла. Тогда он выпрыгнул из седла и продолжил биться пешим.

Он понимал, что, сколько бы народу он и остальные ни положили, враг все равно превосходит их и числом, и вооружением. Понемногу их начали оттеснять назад.

– Эх, – пробормотал он себе под нос, – нам бы несколько сотен свежих солдат, и день был бы наш. Во имя Рунного посоха, нам необходима помощь!

И вдруг какой-то странный электрический заряд прошел по его телу. Он охнул, понимая, что невольно позвал на выручку Рунный посох. Красный Амулет уже засверкал на шее, затапливая алым светом доспехи его врагов, вливая силу в его тело. Хоукмун засмеялся и продолжил рубиться с неистовой энергией, отшвырнув назад воинов, наседавших со всех сторон. Меч переломился, но он выхватил у всадника, несшегося на него, длинное копье, выдернув самого противника из седла, и, размахивая копьем как мечом, запрыгнул на лошадь, возобновляя наступление.

– Хоукмун! Хоукмун! – издал он древний боевой клич своих предков. – Эй, Оладан… граф Брасс! – Он прокладывал себе дорогу через ряды солдат в звериных масках, отделявших его от друзей. Штандарт графа Брасса до сих пор был зажат в руке самого графа. – Гоним их отсюда! прокричал герцог Кёльнский. – Гоним обратно к границе!

А потом Хоукмун был везде и сразу, обратившись в смертоносный вихрь. Он прорывался через ряды гранбретанцев, и везде, где он проходил, оставались только мертвые тела. Мощный ропот поднялся над рядами врагов, и они дрогнули.

Вскоре они уже отступали, а некоторые даже просто бежали прочь. Барон Мелиадус, также появившийся на поле боя, кричал, что они должны развернуться и сражаться дальше.

– Назад! – орал он. – Их всего жалкая кучка! – Однако отступление уже катилось лавиной, и сам он был ею подхвачен, унесен назад бегущими солдатами.

Они бежали от ужаса перед рыцарем с бледным лицом, перед его разящим мечом. Черный камень сверкал у него во лбу, амулет алого пламени пылал на шее. Его неистовая лошадь вставала на дыбы над головами врагов и била копытами.

Они слышали, как он выкрикивает имя мертвеца… Нет, он и есть этот самый мертвец – Дориан Хоукмун, который сражался с ними под Кёльном и почти победил их. Который бросил вызов самому королю-императору. Который едва не уничтожил барона Мелиадуса и уже не раз побеждал его.

Хоукмун! Только этого имени и боялась Темная Империя.

– Хоукмун! Хоукмун! – Рыцарь поднял меч над головой, а его лошадь снова поднялась на дыбы. – Хоукмун!

Подхваченный силой Красного Амулета, Хоукмун гнал разбегающуюся армию и дико хохотал, торжествуя, словно безумец. За ним скакал граф Брасс – ужасный и величественный в своем медном с золотым отливом доспехе, и его широкий меч был покрыт кровью врагов. Несся с ухмылкой на волосатой физиономии Оладан, и глаза его ярко блестели, а сабля сделалась липкой от запекшейся крови. А вслед за ними двигалась ликующая армия Камарга – горстка воинов, глумившаяся над могучей армией, обращенной ими в бегство.

Сила амулета начала уже покидать Хоукмуна. Он чувствовал, как возвращается боль, и снова ощущал усталость, но теперь это было уже неважно, ведь они уже стояли на границе, обозначенной руинами башен, и смотрели, как разбегаются их враги.

Оладан засмеялся.

– Победа наша, Хоукмун!

Граф Брасс помрачнел.

– Да, только удержать ее мы не сможем. Нам придется отступить, перегруппироваться, найти безопасное место, чтобы держать оборону. Ведь не можем же мы биться с ними в чистом поле.

– Ты прав, – кивнул Хоукмун. – Теперь, когда башни рухнули, придется найти другое хорошо укрепленное место, и мне на ум приходит только одно… – Он поднял глаза на графа.

– Да, замок Брасс, – подтвердил старик. – Надо послать гонцов во все города и деревни Камарга с известием, чтобы люди шли со всем своим добром в Эг-Морт, под защиту крепостных стен…

– И мы сможем прокормить такую толпу во время долгой осады? – удивился Хоукмун.

– Посмотрим, – отозвался граф Брасс, глядя, как армия вдалеке начинает перегруппировываться. – Но у людей хотя бы будет защита, когда войска Темной Империи захлестнут Камарг.

И не скрывая навернувшихся на глаза слез, он развернул лошадь и поскакал обратно к замку.

С балкона своей комнаты в восточной башне Хоукмун смотрел, как крестьяне загоняют скотину за спасительные стены старинной крепости Эг-Морт. Большую часть животных отправили в стойла под амфитеатром в дальнем конце крепости. Солдаты вносили припасы, помогали крестьянам загонять груженые телеги. К вечеру все, за редким исключением, были уже за крепостными стенами, набившись в дома или разбив лагерь прямо на улицах. Хоукмун молился, чтобы никакая зараза или паника не охватили людей, потому что подобную толпу невозможно сдержать.

Оладан вышел к нему на балкон и указал на северо-восток.

– Смотри. Летучие машины.

Зловещие очертания орнитоптеров Темной Империи, которые махали крыльями на горизонте, были верным знаком, что армия Гранбретани готова прийти в движение.

С наступлением ночи они увидели огни лагерных костров ближайших к ним отрядов.

– Завтра, – сказал Хоукмун, – наверное, наша последняя битва.

Они спустились в главный зал, где Боженталь беседовал с графом Брассом. Ужин был готов, такой же обильный, как и всегда. Боженталь с графом обернулись к вошедшим.

– Как там Д’Аверк? – спросил Хоукмун.

– Уже лучше, – отозвался Боженталь. – У него отменное здоровье. Сказал, что хотел бы спуститься сегодня к ужину. Я разрешил ему.

С улицы вошла Иссельда.

– Я говорила с женщинами, они уверяют, что все уже в крепости. Провизии у нас хватит на год, если зарезать скотину…

Граф Брасс печально улыбнулся.

– Эта битва продлится меньше года. А как настроение в городе?

– Бодрое. Все уже знают о сегодняшней победе и о том, что вы оба живы.

– Хорошо, – мрачно проговорил граф Брасс, – они не знают, что завтра умрут. А если не завтра, то через день. Мы не сможем долго держаться против такого количества солдат, милая моя. Почти все наши фламинго погибли, а из людей, способных держать оружие, остались в основном необученные.

Боженталь вздохнул.

– А мы-то думали, что Камарг никогда не падет…

– Что-то вы слишком уверены в его гибели, – проговорил кто-то с лестницы. Это пришел Д’Аверк, бледный, одетый в свободный коричневый балахон, спадавший до самого пола. – При таком настрое вы обречены на поражение. Надо хотя бы попытаться говорить о победе.

– Ты прав, сэр Гюйам. – Граф Брасс усилием воли переломил свое настроение. – И можно еще подкрепиться этой доброй пищей, чтобы у нас были силы сражаться завтра.

– Как ты себя чувствуешь, Д’Аверк? – спросил Хоукмун, когда все уселись за стол.

– Довольно неплохо, – бодро отозвался Д’Аверк. – Наверное, смогу проглотить кусочек чего-нибудь укрепляющего. – И с этими словами он принялся наполнять свою тарелку мясом.

Почти весь ужин они провели в молчании, наслаждаясь трапезой, которая могла оказаться последней в их жизни.

Когда утром Хоукмун выглянул в окно, то болота внизу были сплошь заняты людьми. Ночью Темная Империя подкралась к самым стенам и теперь готовилась к осаде.

Хоукмун быстро оделся, затянул на себе доспехи и спустился в зал, где застал Д’Аверка, уже облаченного в его потрепанную броню, Оладана, начищающего клинок, и графа Брасса, который обсуждал детали предстоящего сражения с двумя капитанами, уцелевшими в прошлых боях.

Атмосфера в зале была напряженная, мужчины переговаривались друг с другом вполголоса.

Выглянула Иссельда и негромко позвала:

– Хоукмун…

Он развернулся, взбежал по ступенькам на площадку, где она стояла, и обнял девушку, нежно прижимая к себе и целуя в лоб.

– Дориан, – сказала она, – давай поженимся до того…

– Хорошо, – негромко согласился он. – Надо найти Боженталя.

Философа они отыскали в его комнатах, он читал. Когда они вошли, он поднял глаза и улыбнулся им. Они объяснили, чего хотят, и он отложил книгу.

– Я надеялся на пышную церемонию, – вздохнул поэт, – но я всё понимаю.

Он велел им взяться за руки и опуститься на колени, а сам произнес речь собственного сочинения, которую произносил, совершая этот обряд, с тех самых пор, как прибыл со своим другом в замок Брасс.

Когда недолгая церемония была окончена, Хоукмун поднялся и снова поцеловал возлюбленную.

– Береги ее, Боженталь, – попросил он и вышел из комнаты.

Когда они садились на коней на замковом дворе, огромная тень упала на брусчатку, а сверху зазвучали клацанье и скрежет, которые мог издавать только орнитоптер Темной Империи. Пламенный поток ударил из машины, растекся по булыжникам, едва не задев Хоукмуна и заставив его лошадь встать на дыбы.

Граф Брасс выхватил огненное копье, которым уже успел вооружиться, нажал на рычаг, и красный всплеск жара рванулся вверх, к летучей машине. Пилот закричал, механические крылья вздрогнули и перестали работать, и машина куда-то спикировала, исчезая из поля зрения. Должно быть, упала на склоне холма.

– Я должен расставить солдат с огненными копьями на башнях, – сказал граф Брасс. – Оттуда будет удобно бить в хвост орнитоптерам. Идемте, джентльмены, пора в бой.

Выйдя за пределы замковых стен, они поскакали по городу, видя, что громадная приливная волна врагов уже омывает городские укрепления, на которых отчаянно сражаются солдаты Камарга, пытаясь развернуть ее вспять.

Орнитоптеры, гротескные металлические птицы, вились над городом, выплевывая пламя на улицы. В воздухе стояли крики горожан, рев огненных копий, грохот металла о металл. Черный дым клубился над Эг-Мортом, в нескольких местах уже горели дома.

Хоукмун повел солдат в нижнюю часть города, проталкиваясь между испуганными женщинами и детьми. Оттуда они добрались до стены и вступили в бой. А граф Брасс, Д’Аверк и Оладан успевали повсюду, помогая отражать атаки там, где это было наиболее необходимо.

Из одной части города донесся многоголосый отчаянный крик, которому вторили вопли радости, и Хоукмун, двинувшись в том направлении, увидел, что в обороне пробита брешь и солдаты Темной Империи в масках волков и медведей уже пытаются попасть через нее в город.

Он встретил их – и гранбретанцы тут же отхлынули, помня предыдущую встречу. Да, сверхъестественная сила больше не наполняла его, но, воспользовавшись замешательством врага, он прокричал старинный клич своего рода: «Хоукмун!» – и ринулся в бой, рубя мечом по металлу, по плоти, по костям, вынуждая отступить.

Они дрались весь день, удерживая город, хотя число защитников стремительно уменьшалось. С наступлением ночи войска Темной Империи отошли на отдых, разойдясь по своим лагерям, но Хоукмун знал, как знали и все остальные, что следующее утро принесет защитникам Камарга гибель.

Измученный Хоукмун, граф Брасс и остальные вели своих коней назад в замок по спиральной дороге, и у каждого на душе тяжким камнем лежала мысль обо всех невинных, убитых сегодня, и обо всех, кто будет убит завтра, – если им еще повезет вовремя умереть.

Услышав за спиной перестук копыт идущей галопом лошади, они обернулись, держа наготове мечи, и увидели странный силуэт незнакомого всадника, который поднимался по холму к замку. Вытянутый глухой шлем почти полностью скрывал лицо незнакомца, доспехи блестели – гагатом и золотом.

Хоукмун поморщился.

– Чего надо этому вору и предателю? – проворчал он.

Воин из гагата-и-золота подъехал ближе и придержал коня. Из-под шлема зазвучал глубокий, зычный голос:

– Приветствую вас, защитники Камарга. Вижу, день у вас выдался нелегкий. Завтра барон Мелиадус разобьет вас.

Хоукмун потер лоб.

– Нет нужды сообщать очевидное, Воин. Что ты хочешь украсть на этот раз?

– Ничего. Я привез вам кое-что. – Тот протянул руку за спину и вручил Хоукмуну его потрепанные седельные сумки.

Молодой герцог, воспряв духом, торопливо проверил их содержимое. В одной из них среди прочих вещей, бережно завернутый в ткань, лежал предмет, который ему вечность назад подарил Райнал. Подарок вернулся, и кристалл, как поторопился удостовериться Хоукмун, тоже уцелел.

– Но зачем же ты его забрал?

– Давайте вернемся в замок Брасс, и я все вам объясню, – предложил рыцарь.

В главном зале Воин остановился у большого камина, а остальные расселись вокруг, собираясь слушать.

– В замке Безумного бога, – начал рыцарь, – я вас покинул, поскольку знал, что с помощью зверей Безумного бога вы благополучно выберетесь оттуда. Но я также знал, что впереди вас ждут другие испытания, и подозревал, что вас могут схватить. Поэтому я решил забрать предмет, подаренный тебе Байкалом, и сберечь его до вашего возвращения в Камарг.

– А я думал, что ты вор! – повинился Хоукмун. – Прости меня.

– Но что это за предмет? – спросил граф Брасс.

– Одна старинная машина, – ответил рыцарь, – построенная одними из самых мудрых ученых, какие только существовали на Земле.

– Оружие?

– Нет. Это изобретение способно сворачивать целые пласты времени и пространства, перенося их в другие измерения. Пока существует машина, эффект длится, но если по какой-то несчастной случайности она будет повреждена, то свернутый пласт тотчас же вернется на прежнее место.

– А как она работает? – Хоукмун вдруг осознал, что не имеет ни малейшего понятия о том, как пользоваться этим подарком.

– Объяснить это трудно, вы просто не знаете слов, какие мне пришлось бы произнести, – покачал головой Воин из гагата-и-золота. – Однако Райнал в числе прочего научил меня управлять ею, и я смогу ее запустить.

– Но чего ради? – удивился Д’Аверк. – Отправить надоедливого барона и его солдат в какое-нибудь небытие, чтобы они больше не докучали нам?

– Нет. Я объясню…

Двери с грохотом распахнулись, в зал ввалился запыхавшийся солдат.

– Правитель, – прокричал он, адресуя свои вести графу Брассу, – барон Мелиадус пришел под белым флагом. Он просит переговоров у городской стены.

– Мне нечего ему сказать, – отрезал граф Брасс.

– Он говорит, что намерен атаковать ночью. Что уже через час снесет городские стены, ему прибыло пополнение. И еще говорит, если ты добровольно сдашься ему вместе с дочерью, Хоукмуном и Д’Аверком, он проявит милосердие к оставшимся.

Лорд-хранитель Камарга на мгновение задумался, но тут вмешался Хоукмун:

– Нет смысла даже размышлять о подобном соглашении, граф. Мы оба знаем о предательской сущности барона. Он лишь ищет способ облегчить себе победу.

Граф Брасс вздохнул.

– Но если он сказал правду, то я не сомневаюсь, что укрепления действительно не задержат его надолго, и все мы погибнем.

– По крайней мере, с честью, – заметил Д’Аверк.

– Да, – подтвердил граф Брасс с сардонической улыбкой. – По крайней мере, с честью. – Он обернулся к гонцу. – Передай барону Мелиадусу, что мы все равно не хотим с ним говорить.

Гонец поклонился.

– Передам, мой господин. – Он вышел из зала.

– Нам лучше вернуться на стены. – Граф Брасс устало поднялся из своего кресла, и в этот момент вошла Иссельда.

– О, папа, Дориан, вы живы!

Хоукмун обнял ее.

– Но сейчас нам придется вернуться на стены, – проговорил он мягко. – Мелиадус готовит новую атаку.

– Подождите, – попросил Воин из гагата-и-золота. – Я ведь еще не изложил вам свой план.

Глава двенадцатая Уход в никуда

Барон Мелиадус усмехнулся, выслушав ответ.

– Прекрасно, – сказал он своим заместителям, – значит, сровняем город с землей и захватим живыми как можно больше жителей, чтобы как следует повеселиться в день победы. – Он развернул лошадь в ту сторону, где его дожидались свежие войска. – В атаку, – приказал он.

Он видел огонь на городских стенах, силуэты нескольких солдат, замерших в ожидании атаки. Он ласкал взглядом изящный абрис замка, который еще недавно так хорошо защищал город внизу, и смеялся. В сердце разливалось тепло: об этой победе он мечтал с того часа, как его изгнали отсюда два года назад.

И вот теперь его войска почти достигли стен замка… барон уже собирался подъехать ближе, чтобы не упустить ни единой подробности предстоящего сражения, но внезапно нахмурился. Что-то шло не так. Как будто перед глазами на миг мелькнула какая-то пелена, искажая и без того неверный свет: очертания города и замка заметно заколыхались, вызывая тревогу.

Он сдвинул маску и потер глаза, потом посмотрел еще раз.

Силуэт замка Брасс и крепости Эг-Морт, кажется, засветился – сначала розовым, затем светло-красным с переходом в багровый, и у барона Мелиадуса зашумело в голове. Он облизнул пересохшие губы, испугавшись за свое умственное здоровье.

Наступавшее войско замерло, солдаты бормотали что-то себе под нос, пятясь от своей цели. Целый город, холм и крепость озарились новым, теперь уже синим огнем, который начал блекнуть и вскоре исчез совсем, а вместе с ним – и замок Брасс, и крепость Эг-Морт. Налетел дикий ветер, качнувший барона Мелиадуса в седле.

– Стража! Что случилось?

– Город… п-просто исчез, милорд, – прозвучал испуганный голос.

– Исчез! Невозможно. Как это целый город с холмом могли исчезнуть? Они всё еще здесь. Должно быть, какой-то экран подняли вокруг крепости.

Барон Мелиадус бешено понесся туда, где были городские стены, ожидая наткнуться на преграду, но ничто не мешало ему, и лошадь лишь месила грязную землю, которую как будто недавно вспахали.

– Они сбежали от меня! – взвыл гранбретанец. – Но как? Что за наука им помогла? Как они могут владеть силой большей, чем есть у меня?

Войска начали возвращаться, некоторые солдаты явно раздумывали о побеге. Но барон Мелиадус, напротив, сошел с лошади и раскинул руки, силясь нащупать стены исчезнувшего города. Он визжал от ярости и рыдал от бессильной злобы, пока наконец не упал в грязь на колени и принялся потрясать кулаками, грозя тому месту, где недавно стоял замок Брасс.

– Я найду тебя, Хоукмун, тебя и твоих друзей! Я брошу все силы Гранбретани на поиски. И я последую за тобой, если придется, в любое место, куда бы ты ни сбежал, будь то на Земле или за ее пределами, и ты познаешь мою месть. Клянусь Рунным посохом, я сделаю это!

Тут он поднял голову, заслышав топот лошадей, пронесшихся мимо, и в этот миг ему померещился всадник в доспехе из гагата и золота, в воздухе разлился язвительный призрачный смех, а потом исчез и он.

Барон Мелиадус поднялся с колен и огляделся, высматривая свою лошадь.

– Ну, Хоукмун, – скрежетал он сквозь стиснутые зубы. – Ну, Хоукмун, тебе не скрыться!

Он снова поклялся Рунным посохом, как и тем роковым утром два года назад. Тогда клятва начертила новый узор в истории. Второй зарок закрепил этот узор, во благо то ли самому Мелиадусу, то ли Хоукмуну, и сделал судьбы всех чуть более определенными.

Барон нашел свою лошадь и вернулся в лагерь. Завтра он отправится в Гранбретань, в лабиринты лабораторий ордена Змеи. Рано или поздно он непременно отыщет дорогу в исчезнувший замок Брасс.

Иссельда с изумлением глядела в окно, лицо ее светилось радостью. Хоукмун улыбался ей, прижимая к себе.

У них за спиной граф Брасс кашлянул и произнес:

– Сказать правду, дети мои, я немного беспокоюсь из-за всей этой… науки. Где, по словам того человека, мы оказались?

– В другом Камарге, – повторила Иссельда.

Вид за окном был подернут туманом. Хотя город и холм остались вполне материальными, все прочее – нет. За пределами холма все словно пронизывало синее свечение, повсюду виднелись блестящие заводи и колышущийся камыш, но краски несколько изменились: это были уже не просто зеленый или желтый, а все цвета радуги, лишенные материальности самого замка.

– Он сказал, можно изучать местность вокруг, – заметил Хоукмун. – Так что, наверное, она более осязаема, чем кажется.

Д’Аверк кашлянул.

– Я уж лучше останусь здесь или в городе. Что скажешь, Оладан?

Тот усмехнулся.

– И я тоже. Во всяком случае, пока не привыкну немного.

– Ага, и я. – Граф Брасс засмеялся. – Значит, спасены? И наш народ тоже. Есть за что благодарить.

– Да, – задумчиво протянул Боженталь. – Но нельзя недооценивать научный прогресс Гранбретани. Если есть способ последовать за нами сюда, они отыщут его, уж не сомневайтесь.

Хоукмун кивнул.

– Ты прав, Боженталь. – Он указал на подарок Райнала, лежавший посреди пустого обеденного стола и испускавший то же самое бледно-синее свечение, какое они видели за окном. – Мы должны хранить его в самом надежном месте. Помните, что сказал Воин из гагата-и-золота – если кристалл сломать, мы снова окажемся в своем времени и пространстве.

Боженталь подошел к машине и осторожно поднял ее.

– Я позабочусь о его безопасности.

Когда он вышел, Хоукмун снова повернулся к окну, поглаживая Красный Амулет.

– Воин обещал, что вернется с сообщением и с заданием для меня. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что действительно служу Рунному посоху, и, когда Воин вернется, мне придется покинуть замок Брасс, оставить эту безопасную гавань и вернуться в мир. Иссельда, прошу тебя, будь к этому готова.

– Давай пока не будем об этом, – покачала головой она, – лучше отпразднуем нашу свадьбу.

– Да, действительно, – улыбнулся он.

Дориан Хоукмун не мог совершенно избавиться от осознания, что где-то там, отделенный от них непрочной преградой иного времени, продолжает существовать мир, которому по-прежнему угрожает Темная Империя. Молодой герцог был признателен судьбе за эту передышку, за время, которое он проведет со своей возлюбленной, но знал, что скоро ему предстоит вернуться и снова вступить в схватку с Темной Империей, каким бы неравным ни казался этот бой.

Но сейчас… сейчас он был счастлив.

Конец второй книги