История Рунного посоха

Глава первая Последний город

Угрюмые всадники пришпорили боевых коней, поднимаясь по глинистому склону холма и выкашливая из легких густой черный дым, наползавший из долины.

Стоял вечер, и гротескные тени ездоков вытягивались в свете закатного солнца. В сумерках казалось, будто на конях скачут гигантские чудовища со звериными мордами.

Каждый всадник вез с собой потрепанное в битве знамя, на каждом красовался огромный шлем в виде головы животного из украшенного драгоценными камнями металла. На каждом был помятый в бою тяжелый доспех из стали, меди и серебра с эмблемой владельца, а в правой руке каждый всадник сжимал оружие, покрытое запекшейся кровью сотен невинных людей.

Шесть седоков достигли вершины холма, остановили храпящих коней, воткнули в землю знамена, и они затрепетали на жарком ветру из долины, словно крылья хищных птиц.

Шлем-маска в форме волчьей головы развернулась к маске мухи, обезьяна поглядела на козла, а крыса, кажется, с торжеством ухмыльнулась гончей. Твари Темной Империи – военачальники, стоящие во главе тысячных армий, – обратили взор на долину, на море за холмами, потом снова взглянули на пылающий внизу город, откуда доносились стоны замученных и умирающих.

Солнце село, спустилась ночь, и пламя в городе разгорелось ярче, играя на темном металле масок гранбретанских лордов.

– Итак, господа, – проговорил барон Мелиадус, Великий коннетабль ордена Волка и командующий армией завоевателей, и его глубокий, звучный голос зарокотал внутри огромной маски, – итак, мы завоевали всю Европу.

Майгель Хольст, похожий на скелет эрцгерцог Лондры, глава ордена Козла, ветеран битвы при Камарге, из которой он с трудом вышел живым, засмеялся.

– Именно, всю Европу! Не осталось ни дюйма, который не принадлежал бы нам. А теперь и громадные территории на Востоке тоже наши.

Козлиный шлем довольно закивал, рубиновые глаза, в которых отразился свет пожара, зловеще вспыхнули.

– Уже скоро, – радостно прорычал Адаз Промп, мастер ордена Гончей, – совсем скоро мир будет наш. Весь!

Бароны Гранбретани, хозяева континента, тактики и воины исключительной храбрости и мастерства, не боящиеся смерти люди с черной душой и больным разумом, которые ненавидели всё, что не подвержено гниению, обладая силой, лишенной морали и справедливости, угрюмо радовались, наблюдая, как последний город Европы, оказавший им сопротивление, превращается в руины и умирает. Это был древний город. Когда-то он назывался Афинами.

– Весь, – сказал Джерек Нанкенсин, военачальник ордена Мухи, – кроме сокрытого Камарга…

И тогда барон Мелиадус утратил всю свою веселость и едва не замахнулся на товарища, такого же полководца, как и он сам.

Украшенная драгоценностями маска Джерека Нанкенсина чуть развернулась: он взглянул на Мелиадуса, и голос, зазвучавший из-под маски, был полон ехидства:

– Разве недостаточно того, что ты прогнал их прочь, господин барон?

– Нет, – прорычал Волк, предводитель Волков. – Недостаточно.

– Они никак нам не угрожают, – буркнул барон Бренал Фарну из-под крысиной маски. – Наши ученые установили, что они существуют в некоем измерении за пределами Земли, в каком-то ином времени и пространстве. Мы не можем добраться до них, а они не могут добраться до нас. Так будем же праздновать победу, не портя себе настроение мыслями о Хоукмуне и графе Брассе…

– Не могу!

– Или ты не можешь позабыть иное имя, мой брат барон? – насмешничал Джерек Нанкенсин над человеком, который не раз становился его соперником в любовных похождениях в Лондре. – Имя прелестницы Иссельды? Неужели это любовь движет тобой, мой господин? Это сладкое чувство?

Мгновение Волк ничего не отвечал, лишь рука сильнее сжала меч, словно в гневе. Затем раздался звучный, мелодичный голос, вновь обретший сдержанность и едва ли не легкомысленный:

– Месть, барон Джерек Нанкенсин, вот что мною движет…

– Как ты предан своему делу, барон… – сухо проговорил Джерек Нанкенсин.

Мелиадус вдруг убрал меч в ножны и, протянув руку к знамени, выдернул его из земли.

– Они нанесли оскорбление нашему королю-императору, нашей земле… и мне лично. С девчонкой я поступлю по своему усмотрению, но милости она от меня не дождется, мною движут вовсе не нежные чувства…

– Ну разумеется, – пробормотал Джерек Нанкенсин несколько покровительственным тоном.

– …что до остальных, с ними я тоже поступлю по своему усмотрению – в подземельях Лондры. Дориан Хоукмун, граф Брасс, философ Боженталь, Оладан, недочеловек из Булгарских гор, и этот предатель Гюйам Д’Аверк – все они будут мучиться не один год. Я поклялся Рунным посохом!

Позади раздался какой-то шум. Всадники обернулись, вглядываясь, и в мерцающем свете пожара увидели закрытый паланкин, который тащила на холм дюжина афинских рабов, прикованных цепями к шестам. В паланкине раскинулся чуждый условностям Шенегар Тротт, граф Сассекский. Граф Шенегар пренебрегал даже ношением традиционной маски-шлема, а если все-таки надевал, то лишь серебряную, которая напоминала карикатурное изображение его собственного лица и ненамного превышала размеры головы.

Граф не принадлежал ни к одному из орденов, и король-император, и все придворные терпели Шенегара из-за его несметных богатств и почти нечеловеческой храбрости в бою – однако внешне, в изукрашенном драгоценными камнями платье и со своими вальяжными манерами, Шенегар производил впечатление полного идиота. Он пользовался безоговорочным доверием короля-императора Хуона, даже большим, чем сам барон Мелиадус (так уж вышло), потому что его советы всегда были великолепны. Шенегар Тротт успел услышать обрывок разговора и теперь произнес благодушно:

– Какая опасная клятва, господин барон. Одна из тех, что обязательно аукнется тому, кто ее произнес…

– Я клялся, понимая это, – ответил Мелиадус. – И я найду их, граф Шенегар, не беспокойся.

– Господа, я пришел напомнить вам, – продолжал Шенегар Тротт, – что наш король-император сгорает от нетерпения увидеть нас и услышать доклад о том, что вся Европа теперь его собственность.

– Я немедленно отправляюсь в Лондру, – сказал Мелиадус. – Там я посоветуюсь с магами-учеными и найду способ добраться до своих врагов. Прощайте, господа.

Он взялся за поводья, развернул коня и помчался галопом вниз с холма, провожаемый взглядами товарищей.

Звериные шлемы сошлись в кружок в свете пожара.

– Такая узость мысли может погубить всех нас, – прошептал один шлем.

– Подумаешь, – хихикнул Шенегар Тротт. – В нас и без того всё уже погублено…

В ответ ему из-под украшенных каменьями масок раздался раскатистый хохот. То был смех безумцев, в котором слышалась ненависть не только ко всему миру, но даже к самим себе.

Ибо в том и заключалась сила лордов Темной Империи – они не ценили ничего на земле, ни единого человеческого качества, ничего ни в себе, ни помимо себя. Завоевывать и сеять разрушение, страх, муку – вот их главная забава, способ скоротать время, пока крутится веретено жизни. Для них война была всего лишь лучшим средством от томления духа…

Глава вторая Танец фламинго

На заре, когда стаи алых фламинго поднимались со своих гнезд среди камыша и взмывали в небо в причудливом ритуальном танце, граф Брасс обычно стоял на краю болота и глядел на темные заводи странной формы и на желтоватые островки, казавшиеся ему иероглифами какого-то примитивного языка.

Онтологические откровения, возможно, таившиеся в этих узорах, неизменно занимали его разум, и в последнее время он изучал птиц, камыши и лагуны, силясь подобрать ключ к этому зашифрованному ландшафту.

Ландшафт, как он считал, был закодирован. В нем могли найтись решения дилемм, которые он и сам с трудом формулировал, например, ему бы вдруг открылось всё, что необходимо знать о нарастающей угрозе, которая, как он предчувствовал, вот-вот настигнет его и физически, и психически.

Солнце встало, заиграв на воде бледным светом, граф Брасс услышал какой-то шум, обернулся и увидел свою дочь Иссельду, златовласую мадонну лагун, почти нереальную в струящемся голубом одеянии. Она скакала на белой рогатой камаргской лошади без седла, загадочно улыбаясь, как будто тоже знала тайну, какую он не в силах был даже представить себе до конца.

Граф Брасс решил избежать встречи и спешно отступил от берега, но Иссельда была уже близко и махала ему.

– Отец, как ты рано! И уже не в первый раз.

Граф Брасс кивнул и снова отвернулся, чтобы созерцать воды и камыши; он резко поднял взгляд на танцующих птиц, как будто надеясь застать их врасплох или же интуитивно разгадать секрет их странного, почти безумного круженья.

Иссельда спешилась и уже стояла рядом с ним.

– Это не наши фламинго, – сказала она. – Но все равно так похожи. Что ты видишь?

Граф Брасс пожал плечами и улыбнулся дочери.

– Ничего. Где Хоукмун?

– В замке. Он все еще спит.

Граф Брасс буркнул что-то, сложил вместе крупные ладони, словно в безнадежной молитве, все еще прислушиваясь к хлопанью огромных крыльев над головой. Затем успокоился, взял дочь за руку и повел по берегу лагуны.

– Как красиво, – едва слышно проговорила она. – Восход…

Граф Брасс нетерпеливо махнул рукой.

– Ты не понимаешь… – начал он, но осекся.

Он знал, что она не видит этот ландшафт таким, каким видит он. Как-то раз он попытался ей описать, но она быстро утратила интерес и даже не постаралась вникнуть в смысл узоров, которые он наблюдал повсеместно: в воде, камышах и деревьях, в жизни животного мира, такого же разнообразного в нынешнем Камарге, как и в Камарге из прошлого.

Для графа в этом заключалась квинтэссенция порядка, а для Иссельды всего лишь приятное глазу зрелище, нечто «красивое», побуждающее любоваться «дикой жизнью».

Только Боженталь, поэт и философ, его старинный друг, примерно представлял себе, о чем толкует граф, но даже Боженталь был уверен, что это отражает не природу окружающего ландшафта, а удивительную природу разума самого графа Брасса.

– Ты измучен, сбит с толку, – обычно говорил Боженталь. – Механизм, упорядочивающий восприятие мира мозгом, работает с перегрузом, и потому ты видишь закономерность в окружающей действительности, но это проистекает лишь из твоей собственной усталости и тревоги…

Граф Брасс хмуро отмахивался от его доводов, облачался в медный доспех и снова уезжал кататься в одиночестве, расстраивая родных и друзей. Он много времени проводил, изучая этот новый Камарг, который был так похож на его собственный – не считая отсутствия признаков существования здесь прежде людей.

– Он человек действия, как и я, – говорил в таких случаях Дориан Хоукмун, муж Иссельды. – Боюсь, его разум обращен внутрь себя, потому что силится отыскать задачу, которую можно было бы потом решать.

– Подлинные задачи кажутся неразрешимыми, – отзывался Боженталь, и на этом разговор угасал, потому что Хоукмун тоже погружался в себя, опустив руку на эфес меча.

Напряженная атмосфера ощущалась в замке Брасс и даже в деревне внизу, потому что народ беспокоился: хотя все радовались избавлению от ужасов Темной Империи, никто не знал, навсегда ли они пришли в эти земли, так сильно похожие на те, которые оставили. Поначалу, сразу после перемещения, эти края казались некой вариацией Камарга, окрашенного во все цвета радуги, но постепенно краски изменились, став более естественными, как будто воспоминания людей повлияли на ландшафт, и теперь отличий почти не осталось. Здесь бродили табуны рогатых коней и стада белых быков, которых можно было приручать, летали алые фламинго, которых можно было дрессировать, превращая в ездовых птиц, однако в глубине души у крестьян затаился страх, что Темная Империя каким-то образом отыщет способ добраться до них.

Хоукмуна и графа Брасса – наверное, даже Д’Аверка, Боженталя и Оладана – эта мысль не особенно пугала. Бывали моменты, когда им даже хотелось нападения из оставленного ими мира.

Но если граф Брасс изучал пейзаж и силился разгадать его тайны, то Дориан Хоукмун во весь опор скакал по тропинкам вдоль лагуны в поисках врага, распугивая по дороге стада быков и лошадей, заставляя фламинго с шумом взмывать в небо.

Однажды днем, когда он возвращался на взмыленной лошади из очередной вылазки на берег фиалкового моря (морю и земле, кажется, не было конца и краю), он увидел, как фламинго кружат в небе, поднимаясь по спирали вместе с воздушными потоками, а затем снова снижаясь. День стоял в разгаре, а фламинго обычно танцуют на рассвете. Кажется, что-то потревожило гигантских птиц, и Хоукмун решил выяснить причину.

Он погнал лошадь по извилистой тропинке через болота, пока не оказался прямо под птичьей стаей, и увидел, что фламинго кружат над маленьким островком, скрытым высокими камышами. Он напряженно всматривался в островок, и ему казалось, что в камышах мелькает что-то красное, похожее на человеческую одежду.

Сначала Хоукмун подумал, что кто-то из крестьян охотится на уток, но понял, что, будь это так, крестьянин обязательно крикнул бы ему – хотя бы махнул рукой, чтобы он не спугнул дичь.

Озадаченный, Хоукмун заставил лошадь шагнуть в воду, они доплыли до островка и выбрались на топкую почву. Лошадь на ходу раздвинула камыш мощным корпусом, и Хоукмун снова увидел промельк чего-то красного, уверенный теперь, что там человек.

– Стой! – крикнул он. – Кто ты?

Ответа он не получил. Вместо этого камыши заволновались, как будто человек пустился наутек.

– Ты кто такой? – прокричал Хоукмун, и тут его осенило, что Темная Империя наконец-то прорвалась, что в камышах затаились солдаты, готовые атаковать замок Брасс.

Он рванулся через заросли, преследуя беглеца в красной куртке, которого теперь отчетливо видел – тот бросился в лагуну и поплыл к берегу.

– Стой! – крикнул Хоукмун, но тот удалялся.

Лошадь Хоукмуна снова вошла в воду и поплыла, взбивая белую пену. Беглец уже выбирался на противоположный берег, он бросил взгляд назад, увидел, что Хоукмун почти нагнал его, и тогда он развернулся и выхватил блестящий тонкий меч удивительной длины.

Но Хоукмуна поразил вовсе не меч – ему показалось, что у этого человека нет лица! Голова с длинными светлыми волосами, покрытыми грязью, была лишена черт. Хоукмун охнул, выдергивая из ножен клинок. Может, это какой-то диковинный обитатель здешнего мира?

Пока лошадь выбиралась на берег, Хоукмун выпрыгнул из седла, держа меч наготове, встал, широко расставив ноги, и развернулся к странному противнику, а потом вдруг рассмеялся, поняв, в чем дело. На человеке была маска из тонкой кожи, с такими узкими отверстиями для рта и глаз, что рассмотреть их издалека не представлялось возможным.

– Ты чего смеешься? – спросил человек в маске резким голосом, выставив перед собой меч. – Нечего тебе смеяться, приятель, ведь ты вот-вот умрешь.

– Ты кто такой? – спросил Хоукмун. – Пока что я знаю только, что передо мной хвастун.

– Я владею мечом лучше тебя, – заявил незнакомец. – У тебя лучший противник из возможных.

– Сожалею, но не могу без доказательств принять на веру твои слова, – с улыбкой отозвался Хоукмун. – Между прочим, как так получилось, что такой виртуоз клинка так плохо одет?

Кончиком меча он указал на залатанную красную куртку противника, брюки и сапоги из растрескавшейся кожи. Даже блестящий меч у него не имел ножен, а висел на веревочной петле, привязанной к поясу, где так же болтался пухлый кошель. Пальцы чужака унизывали кольца со стекляшками вместо настоящих камней, а кожа на теле выглядела серой и нездоровой. Сам он был высок, но тощ: судя по виду, страдал от недоедания.

– Наверное, ты нищий, – насмехался Хоукмун. – Где ты украл меч, нищий?

Он удивленно ахнул, когда чужак сделал стремительный выпад, а затем отдернул клинок. Движение было невероятно быстрым, и Хоукмун ощутил укол на щеке, поднес руку к лицу и понял, что из ранки идет кровь.

– Мне что, проткнуть тебя насквозь? – фыркнул незнакомец. – Положи меч и признай себя моим пленником!

Хоукмун захохотал, по-настоящему довольный.

– Господи! Наконец-то достойный противник. Ты не представляешь, как я рад встрече, друг. Я уже вечность не слышал звона клинков! – И с этими словами он бросился на чужака в маске.

Его противник ловко парировал удар, каким-то образом успев перейти в нападение, и Хоукмуну едва удалось прикрыться. Ноги накрепко увязли в болотистой почве, и никто из соперников ни на дюйм не сдвинулся с места, оба фехтовали умело и хладнокровно, и каждый признавал в другом истинного мастера клинка.

Они сражались час, совершенно на равных, ни один не нанес и не получил ран, и Хоукмун решил переменить тактику, постепенно отступая по берегу к воде.

Решив, что Хоукмун слабеет, человек в маске, кажется, преисполнился самоуверенности, и его меч замелькал еще быстрее, так что Хоукмуну пришлось собрать все силы, чтобы отражать удары.

Затем Хоукмун сделал вид, что поскользнулся в грязи, и упал на одно колено. Противник прыгнул вперед, чтобы нанести удар, Хоукмун проворно развернул клинок и плашмя ударил чужака по запястью. Тот вскрикнул, и меч выпал из его руки. Хоукмун быстро вскочил, наступил на меч незнакомца, приставив свой клинок к его горлу.

– Такой прием недостоин подлинного мечника, – пробурчал человек в маске.

– Меня быстро одолевает скука, – пояснил Хоукмун. – Мне надоела эта игра.

– Ну, и что дальше?

– Как тебя зовут? – потребовал ответа Хоукмун. – Сначала я узнаю это, потом рассмотрю твое лицо, затем выясню, что ты здесь делаешь, а уж после – и это самое главное – спрошу, как ты пробрался сюда.

– Мое имя ты должен знать, – сказал человек с неприкрытой гордостью. – Я Элвереца Тоцер.

– Действительно, знаю! – с удивлением воскликнул герцог Кёльнский.

Глава третья Элвереца Тоцер

Уж Элверецу Тоцера Хоукмун никак не ожидал увидеть. Сказал бы ему кто-нибудь, что его ждет встреча с величайшим драматургом Гранбретани, писателем, чьими произведениями восхищаются по всей Европе даже те, кто в целом ненавидит Гранбретань! Об авторе «Короля Сталина», «Трагедии Катины и Карны», «Последнего из Блардуров», «Анналы», «Чершилы и Адульфа», «Комедии стали» и многих других пьес в последнее время было почти не слышно, но Хоукмун решил, что это из-за войны. Он-то думал, что Тоцер должен носить богатое платье, быть уверенным в себе, полным достоинства и благоразумия. Вместо этого он наблюдал человека, который лучше владел мечом, чем словом, человека тщеславного, какого-то дурня и задаваку, наряженного в обноски.

Подгоняя Тоцера мечом по болотным тропкам в сторону замка Брасс, Хоукмун размышлял об очевидном парадоксе. Не солгал ли этот тип? А если так, то почему из всех имен он выбрал имя знаменитого драматурга?

Тоцер шагал вперед, явно нисколько не смущенный таким поворотом судьбы, и даже что-то весело насвистывал.

Хоукмун притормозил.

– Подожди-ка минутку, – сказал он, подбирая поводья лошади, которая шла за ним.

Тоцер обернулся. Он все еще был в маске. Хоукмун так изумился, услышав его имя, что позабыл приказать Тоцеру открыть лицо.

– Что ж, – заметил Тоцер, оглядываясь по сторонам. – Чудесное место, хоть и безлюдное, насколько я могу судить.

– Угу, – отозвался Хоукмун невозмутимо. – Точно… – Он указал на лошадь. – Думаю, мы сейчас прокатимся. В одном седле, мастер Тоцер.

Тоцер вскочил верхом, и Хоукмун последовал его примеру, взяв поводья и пустив лошадь в легкий галоп.

Они ехали так, пока не оказались у городских ворот, миновали их и медленно двинулись по извилистым улицам, а потом вверх по крутой дороге, к стенам замка Брасс.

Спешившись во дворе, Хоукмун передал лошадь конюху и указал спутнику на дверь, которая вела в главный зал замка.

– Сюда, пожалуйста, – сказал он Тоцеру.

Чуть пожав плечами, Тоцер неторопливо вошел и поклонился двум мужчинам, стоявшим у огромного камина, пламя которого играло на стенах зала. Хоукмун кивнул им.

– Доброе утро, сэр Боженталь… Д’Аверк. Я захватил пленника…

– Это я вижу, – сказал Д’Аверк, его худощавое, красивое лицо оживилось, на нем отразилось любопытство. – Неужели солдаты Гранбретани снова у наших ворот?

– Только он один, насколько я могу судить, – ответил Хоукмун. – Он утверждает, что он Элвереца Тоцер…

– В самом деле? – В обычно спокойном взгляде Боженталя отразился интерес. – Автор «Чершилы и Адульфа»? Верится с трудом.

Тонкая рука Тоцера потянулась к маске, он дернул за удерживавшие ее шнурки.

– Я знаю вас, сэр, – сказал он. – Мы встречались лет десять назад, когда я приезжал со своей пьесой в Малагу.

– Помню тот раз. Мы обсуждали ваши только что опубликованные стихи, которые вызывали мое восхищение. – Боженталь покачал головой. – Вы действительно Элвереца Тоцер, но…

Маска опустилась, явив взглядам изможденное, нервное лицо; жидкая борода не скрывала безвольного, скошенного подбородка. Самой выдающейся чертой физиономии Тоцера оказался длинный, тонкий нос. Кожа у него была нездоровая, со следами оспы.

– И это лицо я помню, хотя тогда оно было несколько круглее. Умоляю вас, расскажите, – что с вами случилось, сэр? – тихим голосом попросил Боженталь. – Вы беженец, который спасается от соотечественников?

– Ах, – вздохнул Тоцер, бросая на Боженталя оценивающий взгляд. – Возможно. Не пропустить ли нам по стаканчику вина, сэр? Боюсь, после поединка с вашим задиристым другом меня мучает жажда.

– Что? – воскликнул Д’Аверк. – Так вы сражались?

– Дрались насмерть, – угрюмо подтвердил Хоукмун. – У меня ощущение, что мастер Тоцер явился к нам в Камарг не по ошибке. Я обнаружил его, когда он прятался в камышах на южной оконечности лагуны. Думаю, он шпион.

– Но с чего бы Элвереце Тоцеру, величайшему в мире драматургу, становиться шпионом? – Тоцер произнес эту фразу надменным тоном, но прозвучала она как-то неубедительно.

Боженталь закусил губу и позвонил в колокольчик, вызывая прислугу.

– Это уж вы нам скажите, сэр, – проговорил Гюйам Д’Аверк с насмешкой. Он нарочито закашлялся. – Прошу прощения – кажется, небольшая простуда. В замке полно сквозняков…

– Вот бы и меня просквозило, – сказал Тоцер, – чтобы пропустить глоточек горячительного. – Он выжидающе смотрел на них. – Горячительное, чтобы позабыть о сквозняке, если вы меня понимаете. Глоточек…

– Да-да, – торопливо проговорил Боженталь и повернулся к вошедшему слуге. – Кувшин вина для нашего гостя, – потребовал он. – Что будете есть, мастер Тоцер?

– Вкусил бы хлеба Бабела и мяса Марахана… – мечтательно произнес Тоцер. – Ведь те плоды, что запасают дурни, всего лишь…

– Вам сыру мы предложим в этот час, – саркастически перебил Д’Аверк.

– «Аннала», акт четвертый, сцена пятая, – сообщил Тоцер. – А вы помните всю сцену?

– Помню, – кивнул Д’Аверк. – Мне всегда казалось, что этот отрывок слабее всего остального.

– Тоньше, – небрежно отмахнулся Тоцер. – Тоньше.

Слуга вернулся с вином, и Тоцер налил себе в кубок щедрую порцию.

– Проблемы литературы, – сказал он, – не всегда очевидны толпе обывателей. Пройдет лет сто, и люди будут считать последний акт «Анналы» всего лишь, как утверждают недалекие критики, написанным поспешно, продуманным слабо, тогда как на самом деле вся конструкция…

– Я тоже считаю себя в какой-то мере писателем, – сказал Боженталь, – но, должен признаться, я не вижу тут утонченности… Может быть, вы объясните.

– В другой раз, – сказал им Тоцер, беззаботно взмахнув рукой. Он выпил вино и снова налил себе полный кубок.

– Между прочим, – твердо произнес Хоукмун, – может, объясните свое присутствие в Камарге. Все-таки мы считали себя надежно защищенными, но теперь…

– Вы по-прежнему надежно защищены, не бойтесь, – сказал Тоцер. – Впрочем, не от меня. Силой своего разума я сумел проникнуть сюда.

Д’Аверк скептически потер подбородок.

– Силой вашего… разума? Как это?

– Древнее учение, которое мне преподавал мастер-философ, обитающий в тайной долине Йеля… – Тоцер рыгнул и налил еще вина.

– Йель – это ведь юго-западная провинция Гранбретани? – уточнил Боженталь.

– Да. Далекая, почти необитаемая местность, населенная немногочисленными варварами с темной кожей, которые живут в ямах. После того как моя пьеса «Чершила и Адульф» вызвала неудовольствие определенных кругов при дворе, я рассудил, что будет разумно удалиться туда на время, оставив врагам свои пожитки, сбережения и любовниц, которых я не взял с собой. Что я смыслю в грязной политике? Откуда мне было знать, что в некоторых эпизодах пьесы увидят изображение интриг, ведущихся в тот момент во дворце?

– Так вы впали в немилость? – уточнил Хоукмун, пристально глядя на Тоцера. Эта история могла оказаться частью большого обмана.

– Хуже того – едва не лишился жизни. Но и сельский быт едва не прикончил меня…

– Вы встретили философа, который научил вас путешествовать по другим измерениям? И отправились сюда в поисках убежища? – Хоукмун внимательно следил за реакцией Тоцера на эти вопросы.

– Нет… ах, да… – ответил драматург. – Скажем так, я не вполне точно знал, куда отправляюсь…

– Подозреваю, вас отправил сюда король-император Хуон, чтобы уничтожить нас, – сказал Хоукмун. – Я думаю, мастер Тоцер, что вы лжете нам.

– Лгу? Да что есть ложь? Что есть правда? – Тоцер пьяно улыбнулся Хоукмуну, а потом икнул.

– Правда, – многозначительно проговорил Хоукмун, – это грубая петля на вашей шее. Полагаю, придется вас повесить.

Он указал на тусклый черный камень у себя во лбу.

– Я не понаслышке знаком с фокусами Темной Империи. Слишком часто я становился ее жертвой, чтобы снова купиться на обман. – Он обвел взглядом остальных. – Мое мнение: следует повесить его немедленно.

– Но откуда нам знать, что он не единственный, кто может сюда попасть? – рассудительно спросил Д’Аверк. – Не стоит слишком спешить, Хоукмун.

– Я единственный такой, клянусь! – Тоцер теперь занервничал. – Признаю, добрый сэр, что меня вынудили отправиться сюда. Выбор был такой: либо сюда, либо сгнить в катакомбах под Великим Дворцом. Овладев секретами старика философа, я вернулся в Лондру, решив, что моего влияния хватит, чтобы договориться с теми придворными, которые меня невзлюбили. Я всего-то и хотел вернуть себе прежнее положение и знать, что у меня есть публика, для которой снова можно писать. Однако, когда я рассказал о своем новоприобретенном умении, мне немедленно пригрозили, что убьют, если я не отправлюсь сюда и не разведаю, каким способом вы попали в это измерение… и вот я отправился, и даже с радостью, признаю, – лишь бы спастись от них. Мне не особенно хотелось рисковать жизнью, оскорбляя вас, добрые люди…

– И гранбретанцы никак не обеспечили полного повиновения с вашей стороны? – поинтересовался Хоукмун. – Это странно.

– Сказать по правде, – произнес Тоцер, опуская глаза, – мне кажется, они вообще не поверили в мои возможности. Думаю, они просто хотели проверить, смогу ли я. И когда я согласился и ушел в тот же миг, они, наверное, обалдели.

– Лордам Темной Империи не свойственна подобная непредусмотрительность, – задумчиво проговорил Д’Аверк, морща орлиный нос. – И все же, если вы не завоевали нашего доверия, с чего бы вам завоевать их? Как бы то ни было, я не уверен до конца, что вы говорите правду.

– Вы рассказали им о том старике? – спросил Боженталь. – Значит, они смогут и сами овладеть его секретами!

– Не совсем так, – усмехнулся Тоцер. – Я сказал им, что обрел силу самостоятельно, за месяцы одиноких скитаний.

– Неудивительно, что вас не восприняли всерьез! – улыбнулся Д’Аверк.

Тоцер поглядел оскорбленно и выпил еще вина.

– Мне трудно поверить, что вы проникли сюда одним лишь усилием воли, – признался Боженталь. – Вы уверены, что не прибегали к иным средствам?

– Ни к одному.

– Мне совсем это не нравится, – мрачно сообщил Хоукмун. – Даже если он говорит правду, лорды Гранбретани заинтересуются, откуда у него такие способности, они выяснят, где он побывал, наверняка отыщут того старика, и тогда у них будет способ прийти сюда с войском, и мы будем обречены!

– Воистину тяжелые времена, – проговорил Тоцер, снова наполняя кубок. – Напоминает «Короля Сталина», акт четвертый, сцена вторая. «Суровы дни, суровы люди, и гарь войны разносится по миру!» Ого! У меня было озарение, а я и не понял!

Теперь он окончательно захмелел.

Хоукмун недобро глядел на пьяницу с безвольным подбородком, все еще не в силах поверить, что перед ним великий драматург Тоцер.

– Вижу, вы недоумеваете, почему я в таком плачевном положении, – выговорил Тоцер заплетающимся языком. – Всего лишь эффект от пары строк из «Чершилы и Адульфа», как я уже говорил. О, злобная судьба! Всего пара строк, написанных от души, и вот где я теперь – мне угрожает петля. Вы ведь, без сомнения, помните ту сцену и те строки? «Двор и король, погрязшие в разврате»? Акт первый, сцена первая? Сжальтесь надо мной, господа, не вешайте меня. Великий артист уничтожен собственным могучим гением.

– А тот старик, – заговорил Боженталь. – Как он выглядел? И где именно он жил?

– Тот старик… – Тоцер с усилием глотнул еще вина. – Старик напомнил мне моего Иони из «Комедии стали». Акт второй, сцена шестая…

– Какой он был? – нетерпеливо спросил Хоукмун.

– «Машиной пожранный, свои года он отдал механизму и не заметил, как состарился, служа моторам». Он жил только ради своей науки, видите ли. Он делал кольца… – Тоцер зажал рот рукой.

– Кольца? Что за кольца? – быстро спросил Д’Аверк.

– Боюсь, вам придется меня извинить, – проговорил Тоцер, поднимаясь с деланым достоинством, – однако вино оказалось слишком терпким для моего пустого желудка. Сожалею, но с вашего позволения…

Лицо Тоцера и впрямь позеленело.

– Хорошо, – устало отозвался Боженталь. – Я вас провожу.

– Прежде чем он уйдет, – раздался от двери новый голос, – спросите его о кольце, которое надето у него на среднем пальце левой руки. – Голос звучал немного глуховато и саркастично. Хоукмун сразу его узнал и обернулся.

Тоцер разинул рот, прикрыв кольцо ладонью.

– Что вы об этом знаете? – спросил он. – Кто вы такой?

– Герцог Дориан, присутствующий здесь, – проговорил новый гость, указывая на Хоукмуна, – зовет меня Воином из гагата-и-золота.

Выше любого из присутствующих, полностью скрытый черным с золотом доспехом и шлемом, таинственный воин поднял руку и нацелил закованный в металл палец на Тоцера.

– Отдай это кольцо ему.

– Это простая стекляшка, ничего больше. Оно ничего не стоит…

Д’Аверк сказал:

– Вы упоминали кольца. Так, значит, на самом деле вас перенесло сюда кольцо?

Тоцер все еще колебался, его лицо стало глупым от вина и испуга.

– Говорю же, это простая стекляшка, не имеющая ценности…

– Именем Рунного посоха, повелеваю тебе! – пророкотал воин жутким голосом.

Элвереца Тоцер нервно стянул кольцо с пальца и швырнул его на плитки пола. Д’Аверк наклонился и поднял кольцо, внимательно рассмотрел.

– Это кристалл, – сказал он, – а не стекло. И очень знакомый кристалл…

– Оно вырезано из того же материала, что и прибор, который доставил вас сюда, – пояснил им Воин из гагата-и-золота. Он показал им руку в латной перчатке, и у него на среднем пальце оказалось такое же точно кольцо. – И оно обладает теми же свойствами – способно перемещать человека в иные измерения.

– Так я и думал, – сказал Хоукмун. – Тебя привели сюда вовсе не умственные способности, а кусок кристалла. Вот теперь я точно тебя вздерну! Откуда ты взял кольцо?

– У того человека… у Майгана из Лландара. Клянусь, это правда. У него есть еще кольца, он может сделать новые! – закричал Тоцер. – Умоляю, не вешайте меня. Я расскажу вам, где найти того старика.

– Нам необходимо это выяснить, – задумчиво произнес Боженталь, – потому что мы должны отыскать его раньше, чем это сделают лорды Гранбретани. Мы должны заполучить его со всеми его тайнами – ради нашей безопасности.

– Что? Нам придется отправиться в Гранбретань? – с легким изумлением спросил Д’Аверк.

– Похоже, это необходимо, – ответил ему Хоукмун.

Глава четвертая Флана Микошевар

Флана Микошевар, графиня Кэнберийская, слушая концерт, поправила маску из золотых нитей и рассеянно поглядела по сторонам – остальной зал представлялся ей всего лишь массой разноцветных пятен. Оркестр, выстроившийся в центре, исполнял неистовую замысловатую мелодию, одно из финальных творений последнего великого композитора Гранбретани, Лондена Джона, умершего двумя столетиями раньше.

Маска графини изображала голову пестрой цапли с глазами-многогранниками, фрагменты которых были собраны из редких драгоценных камней. Тяжелое платье из переливчатой парчи меняло оттенки при малейшей смене освещения.

Графиня была вдовой Асровака Микошевара, погибшего от клинка Дориана Хоукмуна в первую битву за Камарг. Флана Кэнберийская не носила траур по московитскому перебежчику, сформировавшему Легион Стервятника для вторжения вглубь Европы под девизом «Жизни – смерть!», и не держала зла на его убийцу. В конце концов, Микошевар приходился ей двенадцатым мужем, и этот кровожадный безумец достаточно долго тешил ее, прежде чем отправиться на войну в Камарг. С того времени она сменила нескольких любовников, и ее воспоминания об Асроваке Микошеваре сделались такими же призрачными, как и воспоминания обо всех прочих мужчинах, потому что Флана обладала нездоровым разумом и с трудом отличала одного человека от другого.

Со временем у нее развилась привычка уничтожать мужей и любовников, когда те переставали устраивать ее. Но инстинкт, а не доводы разума удерживал ее от убийства самых могущественных. Это не означало неспособности к любви – любить она умела страстно, полностью отдаваясь предмету своих чувств, просто не могла долго выдерживать накал страстей. Ненависть была ей неведома, как и верность. Существо по большей части безразличное, она напоминала кому-то кошку, кому-то паучиху, пусть и нисколько не походила на последнюю внешне, отличаясь грацией и красотой. Находилось немало тех, кто ненавидел ее, замышлял месть либо за украденного мужа, либо за отравленного брата, и месть осуществилась бы, не будь она графиней Кэнберийской и кузиной короля-императора Хуона, бессмертного монарха, навеки заключенного в похожую на утробу Тронную Сферу, которая находилась в громадном тронном зале дворца.

Флана привлекала к себе внимание и иного рода, поскольку была единственной уцелевшей кровной родственницей монарха, и некоторые при дворе принимали во внимание тот факт, что в случае гибели Хуона она может сделаться королевой-императрицей и послужить их интересам.

Не подозревая о плетущихся вокруг нее интригах, Флана Кэнберийская нисколько не взволновалась бы, услышь она о них, поскольку ее вовсе не интересовали дела других живых существ она стремилась лишь к удовлетворению собственных темных желаний, чтобы развеять странную сосущую тоску в душе, названия которой она не знала. Многие интересовались ею, искали ее расположения с единственной целью – снять с нее маску и увидеть лицо. Однако это белое красивое лицо с легким румянцем на щеках, с большими золотистыми глазами, смотревшими отстраненно и загадочно, скрывало гораздо больше, чем может скрыть любая золотая маска.

Музыка умолкла, публика зашевелилась, заиграли все оттенки цветов, когда заколыхались ткани и маски принялись разворачиваться и кивать. Изящные маски дам окружали боевые шлемы недавно вернувшихся с войны капитанов великих армий Гранбретани.

Графиня встала, но не двинулась в их сторону. Она смутно узнавала некоторые из этих шлемов, в особенности шлем-маску Мелиадуса из ордена Волка, который состоял с ней в браке пятью годами раньше, но успел вовремя развестись (она едва заметила это). Еще был Шенегар Тротт, возлежавший на горе подушек, ему прислуживали обнаженные рабыни, а его серебряная маска являла собой пародию на человеческое лицо. Кроме того она заметила маску герцога Лакасдехского, Пра Фленна: перед этим восемнадцатилетним юнцом в маске-шлеме ухмыляющегося дракона пали десять великих городов.

Были и другие, казавшиеся ей знакомыми, и она сознавала, что все они влиятельные военачальники, вернувшиеся праздновать победу, делить между собой завоеванные земли и принимать поздравления от императора. Все они много смеялись, гордо расправляли плечи, когда дамы принимались им льстить, – все, кроме ее бывшего мужа Мелиадуса, который кажется, избегал женского общества, вместо этого беседуя со своим зятем Тарагормом, мастером Дворца Времени, и бароном Каланом Витальским в змеиной маске, Великим коннетаблем ордена Змеи и старшим ученым короля-императора. Флана нахмурилась под своей маской, смутно припомнив, что обычно Мелиадус избегал Тарагорма…

Глава пятая Тарагорм

– Как же ты поживал всё это время, брат Тарагорм? – спрашивал Мелиадус с наигранной сердечностью.

Муж его сестры ответил коротко:

– Хорошо.

Он недоумевал, с чего вдруг Мелиадус подошел к нему, когда всем известно, что тот жутко ревнует и недолюбливает Тарагорма, сумевшего завоевать сердце его сестры. Огромная маска мастера времени надменно кивнула. Она представляла собой чудовищные позолоченные часы, инкрустированные эмалью, украшенные бесчисленными чешуйками перламутра, со стрелками из филигранного серебра и с гигантским маятником, который выходил из корпуса часов, свешиваясь на широкую грудь Тарагорма. Корпус был сделан из какого-то прозрачного материала, похожего на синеватое стекло, и сквозь него виднелся золотой маятник, который ходил из стороны в сторону. К самим часам прилагался сложный механизм, подстраивавшийся под любое движение Тарагорма. Часы отбивали час, полчаса и четверти, а в полдень и в полночь исполняли первые восемь тактов «Антипатии к миру» Шеневена.

– А как, – продолжал вопрошать Мелиадус в той же не свойственной ему заискивающей манере, – поживают дворцовые часы? Всё тики тикают, а таки такают?

Тарагорму понадобилось несколько мгновений, чтобы понять: его шурин на самом деле пытается пошутить. Он ничего не ответил.

Мелиадус кашлянул, прочищая горло.

Калан в змеиной маске произнес:

– Я слышал, ты экспериментируешь с некой машиной, способной путешествовать через время, лорд Тарагорм. Так случилось, что я и сам провожу опыты… с одной машиной…

– Я хотел расспросить тебя о твоих экспериментах, брат, – сказал Мелиадус Тарагорму. – Далеко ли ты продвинулся?

– Достаточно далеко, брат.

– Ты уже путешествовал через время?

– Не лично я.

– А моя машина, – неумолимо продолжал барон Калан, – способна перемещать корабли на огромные расстояния и на невероятной скорости. Мы ведь сможем вторгнуться на любую территорию, на каком бы расстоянии от нас она ни находилась…

– Когда же наступит момент, – спрашивал Мелиадус, придвигаясь ближе к Тарагорму, – чтобы человек смог отправиться в прошлое или будущее?

Барон Калан пожал плечами и отвернулся.

– Мне пора возвращаться к своим занятиям, – объявил он. – Король-император поручил мне как можно скорее закончить работу. Хорошего дня, господа.

– Хорошего дня, – рассеянно отозвался Мелиадус. – Послушай, брат, ты непременно должен рассказать мне о своей работе. Может, даже продемонстрируешь мне, каких успехов ты добился?

– Я должен? – насмешливо переспросил Тарагорм. – Моя работа засекречена, брат. Я не могу взять тебя во Дворец Времени без личного дозволения самого короля Хуона. Сначала получи разрешение.

– Разве мне обязательно получать разрешение?

– Никто не велик настолько, чтобы действовать без одобрения нашего короля-императора.

– Но дело исключительной важности, брат, – сказал Мелиадус едва ли не с отчаянием, едва ли не умоляя. – От нас сбежали наши враги, возможно, отправились в другую эпоху жизни Земли. Они угрожают безопасности Гранбретани!

– Ты говоришь о кучке бунтовщиков, которых не сумел победить в битве за Камарг?

– Они почти уже были завоеваны, лишь наука или же магия спасли их от нашего возмездия. Никто не упрекает меня за неудачу…

– А ты? Ты тоже себя не упрекаешь?

– Нет, я ни в чем не виноват. Я обязательно довел бы дело до конца. Я избавил бы империю от врагов. Где же тут моя вина?

– До меня доходили слухи, что ты вел битву скорее ради себя, а не ради общего дела, что ты пошел на глупейшие уступки и напал на жителей Камарга из личной мести.

– Это всего лишь досужие домыслы, брат, – сказал Мелиадус, с трудом скрывая досаду. – Меня беспокоит одно только благополучие империи.

– Тогда сообщи о своем беспокойстве королю Хуону, и он, возможно, позволит тебе посетить мой дворец.

Тарагорм отвернулся. В этот момент его маска начала отбивать время. Вести беседу дальше стало невозможно. Мелиадус двинулся было вслед за Тарагормом, но потом передумал и, кипя от негодования, вышел из зала.

Окруженная теперь молодыми лордами, каждый из которых стремился завоевать ее смертельно опасное внимание, графиня Флана Микошевар наблюдала, как удаляется барон Мелиадус.

По его дерганой походке она заключила, что он раздосадован. Потом она забыла о нем, сосредоточившись на льстивых речах ухажеров, вслушиваясь не в слова (все они были ей знакомы), но в голоса, похожие на старинные, любимые инструменты.

Тарагорм теперь беседовал с Шенегаром Троттом.

– Утром я предстану перед королем-императором, – говорил Тротт мастеру из Дворца Времени. – Вероятно, какое-то поручение, в данный момент ведомое только ему одному. Нет нам ни сна, ни отдыха, лорд Тарагорм.

– Воистину так, граф Шенегар, но иначе все мы начнем маяться скукой.

Глава шестая Аудиенция

На следующее утро Мелиадус нетерпеливо дожидался перед дверью тронного зала короля-императора. Накануне вечером он просил об аудиенции, и ему велели явиться к одиннадцати часам. Уже пробило двенадцать, однако двери пока не открывались, чтобы впустить его. Створки, уходившие в сумеречные высоты под гигантской крышей, были инкрустированы драгоценными камнями, которые складывались в мозаичные изображения древних символов. Двери охраняли пятьдесят застывших в карауле стражников в шлемах-масках богомолов, угрожающе выставивших перед собой огненные копья. Мелиадус метался взад и вперед перед строем, а у него за спиной сверкали золотом коридоры вызывающего галлюцинации дворца короля-императора.

Мелиадус силился подавить раздражение, вызванное тем, что король-император не даровал ему немедленной аудиенции. В конце концов, разве не он самый блистательный военачальник Европы? Разве не под его командованием армии Гранбретани завоевали весь континент? Разве не он повел эти самые армии на Ближний Восток и еще больше расширил владения Темной Империи? Так почему же король-император пытается оскорбить его подобным образом? У Мелиадуса, первого из воинов Гранбретани, должно быть преимущество перед прочими смертными. Он подозревал, что против него зреет заговор. Из слов Тарагорма и некоторых других знакомых следует, что они считают его утратившим былую хватку. Они просто дураки, если не сознают, какую угрозу представляют Хоукмун, граф Брасс и Гюйам Д’Аверк. Стоит позволить им избежать заслуженной кары, и это подстрекнет к бунту других, замедлит темпы завоевания. Но ведь король Хуон не станет слушать тех, кто наговаривает на него? Король-император мудр, король-император беспристрастен. Если бы это не соответствовало действительности, он был бы недостоин править…

Мелиадус в ужасе прогнал от себя эту мысль.

Наконец украшенные драгоценностями двери пришли в движение и приоткрылись настолько, чтобы пропустить одного-единственного человека – через эту щель протиснулся жизнерадостный толстяк.

– Шенегар Тротт! – воскликнул Мелиадус. – Так это ты заставил меня так долго ждать!

Серебряная маска блеснула в свете дворцового коридора.

– Мои извинения, барон Мелиадус. Мои глубочайшие извинения. Нужно было обсудить так много деталей. Но я уже закончил. Задание, дражайший барон, у меня задание! И какое задание, ха-ха-ха!

И, прежде чем Мелиадус успел расспросить его подробнее, он унесся прочь.

Из тронного зала зазвучал теперь молодой, сочный голос, голос самого короля-императора:

– Теперь можешь войти, барон Мелиадус.

Воины-богомолы разомкнули ряды и позволили барону пройти в тронный зал.

В неимоверных размеров зал, заполненный ослепительным светом, где висели яркие знамена пятисот благородных семейств Гранбретани, где по всему периметру стояла тысяча стражников-богомолов, застывших, словно статуи, вошел барон Мелиадус Кройденский и преклонил колени.

Украшенные галереи тянулись одна над другой, уходя под немыслимо высокий потолок. Доспехи солдат ордена Богомола переливались черным, зеленым и золотым блеском, а вдалеке барон Мелиадус, поднявшись с колен, увидел Тронную Сферу короля-императора: белый проблеск на фоне зеленых и пурпурных стен.

Мелиадус вышагивал медленно, и минуло двадцать минут, прежде чем он дошел до сферы и снова упал на колени. Сфера была заполнена апатично переливающейся молочно-белой жидкостью, пронизанной кое-где светящимися жилками кроваво-красного и синего цвета. Посреди этой жидкости циркулировал сам король Хуон – сморщенное, древнее, бессмертное существо, свернувшееся в позе зародыша, живыми выглядели только его глаза, черные, пронзительные и недобрые.

– Барон Мелиадус. – Этот золотой голос был вырван из горла прекрасного юноши, чтобы украсить речь короля Хуона.

– Великий правитель, – пробормотал Мелиадус. – Благодарю за милостивое дозволение аудиенции.

– Но по какой причине ты пожелал аудиенции, барон? – Тон был издевательский и слегка нетерпеливый. – Неужели хочешь еще раз услышать от нас похвалы за свои труды в Европе?

– Мне достаточно того, что они завершены, сир. Я лишь хочу предостеречь об опасности, которая до сих пор угрожает нам в Европе…

– Что? Разве континент не принадлежит нам целиком и полностью?

– Вам известно, что принадлежит, великий император, от края и до края, до самых границ Московии и дальше. Лишь немногие, оставшиеся в живых, не стали нашими рабами. Но я говорю о тех, кто сумел бежать от нас…

– Хоукмун и его друзья?

– Именно так, могучий король.

– Ты изгнал их. Они не представляют угрозы.

– Пока они живы, они угроза для нас, благородный сир, ведь их побег дает другим надежду, а именно надежду мы должны убить во всех завоеванных, если не хотим подавлять потом восстания.

– Тебе уже доводилось подавлять восстания. Ты давно привык. Нам кажется, барон Мелиадус, что ты ставишь свои личные интересы выше интересов своего короля-императора…

– Мои личные интересы – ваши интересы, великий король, ваши интересы – мои личные интересы, они просто неразделимы. Разве я не самый верный из ваших слуг?

– Наверное, сам ты действительно в это веришь, барон Мелиадус…

– О чем вы говорите, могущественный монарх?

– Мы говорим о том, что этот германец Хоукмун и кучка негодяев, которые считаются его друзьями, вовсе не входят в число наших интересов. Они не вернутся, а если посмеют вернуться – что ж, тогда мы с ними и разберемся. Мы опасаемся, что тобою движет всего лишь жажда мести, но ты оправдываешь эту жажду мести, уверяя, что вся Темная Империя под угрозой из-за тех, на кого у тебя зуб.

– Нет! Нет, правитель мира! Клянусь, это не так!

– Оставь их там, где они есть, Мелиадус. Займешься ими только в том случае, если они вернутся.

– Великий король, они являются потенциальной угрозой империи. Ведь какие-то силы помогли им – иначе как они смогли заполучить машину, унесшую их прочь, когда мы уже готовились уничтожить их? Сейчас я не могу предоставить убедительные доказательства, но если бы мне позволили поработать с Тарагормом, использовать его знания, чтобы выяснить всё о Хоукмуне и его компании, то я достал бы доказательства, и вы бы поверили мне!

– Нас терзают сомнения, Мелиадус! – В музыкальном голосе зазвучали теперь мрачные нотки. – Однако, если это не помешает исполнению твоих обязанностей при дворе, мы готовы дать позволение: можешь посетить дворец лорда Тарагорма и заручиться его поддержкой в поисках твоих врагов…

– Наших врагов, великий правитель…

– Посмотрим, барон, посмотрим.

– Благодарю вас за веру в меня, ваше величество. Я…

– Аудиенция еще не окончена, барон Мелиадус, ибо мы еще не сообщили тебе об упомянутых выше обязанностях.

– Большая честь для меня исполнять их, благородный правитель.

– Ты говорил, что нашей безопасности угрожает Камарг. Однако мы считаем, что угрозы могут исходить и из других областей. Если точнее, нас тревожит Восток, он может превратиться в нового врага, такого же могущественного, как сама Темная Империя. Так вот, возможно, дело как-то связано с твоими подозрениями относительно Хоукмуна и его предполагаемых союзников, и вполне вероятно, что прямо сейчас у нас при дворе гостят эти самые союзники…

– Король-император, если бы это было так…

– Позволь мне договорить, барон Мелиадус!

– Прошу прощения, благородный сир.

– Вчера ночью у ворот Лондры появились два чужестранца, они объявили себя эмиссарами империи Коммуназии. Появление их было таинственным, они дали понять, что обладают средствами передвижения, неведомыми нам, поскольку, как они сказали, свою столицу они покинули двумя часами раньше. Мы считаем, что они явились сюда с той же целью, с какой мы посещаем те территории, которые вызывают наш интерес, – оценить нашу силу. Мы же, со своей стороны, должны попытаться оценить их могущество, потому что может настать день – пусть даже и не скоро, – когда мы вступим с ними в конфликт.

Несомненно, они узнали о нашем завоевании Ближнего и Среднего Востока, и они забеспокоились. Мы обязаны разузнать о них всё, что только возможно, попытаться убедить их, что не желаем им зла, внушить им мысль, что было бы неплохо отправить наших послов в их земли. Если они согласятся, мы бы хотели, чтобы ты, Мелиадус, стал одним из наших послов, поскольку у тебя большой опыт в дипломатии подобного рода – больше, чем у других моих слуг.

– Это тревожная новость, великий император.

– Да, однако мы должны воспользоваться преимуществом, какое можно извлечь из происходящего. Ты станешь их гидом, окажешь им любезный прием, попытаешься выудить из них сведения, разговоришь их на тему их силы и площади их территорий, численности войска их монарха, мощи их оружия и вместимости транспортных средств. Их визит, барон Мелиадус, как ты понимаешь, несет куда большую потенциальную угрозу, чем исчезнувший замок графа Брасса.

– Но, может быть, благородный правитель…

– Нет, никаких «может быть», барон Мелиадус! – Цепкий язык стремительно высунулся из сморщенного рта. – Это самая главная твоя задача. Если у тебя будет свободное время, можешь посвятить его планам мести Дориану Хоукмуну и остальным.

– Но, могучий король…

– В точности следуй нашим указаниям, Мелиадус. Не разочаруй нас.

Тон стал угрожающим. Язык коснулся крошечного драгоценного камешка, проплывавшего мимо головы, и сфера начала меркнуть, пока не превратилась в непроницаемый черный шар.

Глава седьмая Эмиссары

Барон Мелиадус так и не смог отделаться от ощущения, что король-император утратил к нему доверие, что король Хуон намеренно выискивает предлог помешать его поискам обитателей замка Брасс. Правда, король высказал убедительный довод, поручив Мелиадусу позаботиться о странных послах Коммуназии, и даже польстил, намекнув, что никто, кроме Мелиадуса, не сможет разрешить проблему, и, если позже представится такая возможность, Мелиадус будет считаться не только Первым Воином Европы, но еще и Главным Военачальником Коммуназии. Однако Коммуназия интересовала Мелиадуса не так сильно, как замок Брасс, – он нутром чуял, что вот-вот сможет доказать, что замок Брасс несет значительную угрозу Темной Империи, тогда как у его монарха не было никаких поводов считать, что Коммуназия опасна Гранбретани.

Облаченный в самые дорогие одеяния, в лучшей маске, Мелиадус прошел по сияющим коридорам дворца в зал, где накануне встречался со своим зятем Тарагормом. Теперь в зале был устроен новый прием: торжественная встреча гостей с Востока, со всеми положенными церемониями.

Будучи сейчас представителем короля-императора, барон Мелиадус должен был гордиться оказанной ему честью – ведь он стал вторым лицом после короля Хуона, но даже это не помогло ему отбросить мысли о мести.

Он ступил в зал под звуки фанфар с галереи, тянувшейся вдоль стен. Здесь собрались все благородные гранбретанцы, и от роскошных одеяний рябило в глазах. О прибытии эмиссаров Коммуназии пока не объявляли. Барон Мелиадус подошел к возвышению, на котором стояло три золотых трона, поднялся по ступенькам и уселся на трон в середине. Людское море заколыхалось перед ним, опускаясь в поклоне, и в зале наступила полная предвкушения тишина. Мелиадус и сам еще не видел послов. До сих пор их повсюду сопровождал капитан Виель Фонг из ордена Богомола.

Мелиадус окинул взглядом зал, отметив, что здесь Тарагорм, Флана, графиня Кэнберийская, Адаз Промп и Майгель Хольст, Джерек Нанкенсин и Бренал Фарну. Он на миг задумался, понимая, что что-то не так. Потом он понял, что из всех великих полководцев не хватает только Шенегара Тротта. Он вспомнил, что толстый граф толковал о каком-то задании. Неужели он уже отбыл выполнять его? Почему же ему, Мелиадусу, не доложили об экспедиции Тротта? Разве от него держат что-то в секрете? Он что, действительно утратил доверие короля-императора? Ощущая сумбур в мыслях, Мелиадус обернулся, когда снова затрубили фанфары и двери зала распахнулись, чтобы впустить двух человек в невероятных одеяниях.

Мелиадус автоматически поднялся им навстречу, ошеломленный их видом, потому что они были гротескными дикарями: великаны семи футов в высоту, шагающие на негнущихся ногах, словно автоматы. Он невольно задался вопросом: а люди ли они на самом деле? Ему раньше как-то не приходило в голову, что они могут оказаться кем-то еще. Может, это какие-нибудь чудовищные порождения Трагического Тысячелетия? Вдруг обитатели Коммуназии не человеческие существа?

Как и жители Гранбретани, они носили маски (он заключил, что конструкции у них на плечах – маски), поэтому не представлялось возможным определить, человеческие ли у них лица. Маски были вытянутые и бесформенные, из раскрашенной кожи с синими, зелеными, желтыми и красными узорами, которые причудливо переплетались, время от времени складываясь в дьявольские картинки: горящие огнем глаза и полные зубов пасти. Тяжелые меховые Шубы спадали до пола; кроме того послы облачились в кожу с нарисованными на ней человеческими конечностями и органами, напомнившими Мелиадусу цветные картинки, которые он как-то видел в медицинском атласе.

Герольд объявил гостей:

– Лорд-коминсар Каов Шаланг Гатт, наследный представитель Президента-Императора Коммуназии Джонг Манг Шена и принц-избранник Солнечной орды.

Первый из эмиссаров выступил вперед, чуть приспустил меховое одеяние и продемонстрировал плечи шириной не меньше четырех футов, а также рукава из плотного разноцветного шелка. В правой руке он сжимал отделанный драгоценными камнями золотой посох, который вполне мог бы оказаться самим Рунным посохом, судя по тому почтению, с каким его держал эмиссар.

– Лорд-коминсар Оркей Хеонг Фун, наследный представитель Президента-Императора Коммуназии Джонг Манг Шена и принц-избранник Солнечной орды.

Второй человек (если это был человек) выступил вперед, одетый точно так же, но без посоха.

– Приветствую благородных послов Президента-Императора Джонг Манг Шена, вся Гранбретань к их услугам, они вольны делать всё, что угодно. – Мелиадус широко раскинул руки.

Человек с посохом остановился перед возвышением и заговорил со странным мелодичным акцентом, как будто язык Гранбретани, язык всей Европы и Ближнего Востока, не был ему родным:

– Мы горячо благодарим вас за оказанным прием, и нам не терпится узнать, что за могущественный властитель приветствует нас.

– Я барон Мелиадус Кройденский, Великий коннетабль ордена Волка, Главный военачальник Европы, представитель бессмертного короля-императора Хуона Восемнадцатого, правителя Гранбретани, Европы и всех царств Среднеморья, Великого коннетабля ордена Богомола, Вершителя судеб, Творца истории, могучего и ужасного Повелителя Всего. Я приветствую вас, как он приветствовал бы вас сам, говорю от его имени, действую согласно его пожеланиям, ибо он, да будет вам известно, будучи бессмертным, не может покидать таинственную Тронную Сферу, хранящую его и оберегаемую день и ночь тысячей гвардейцев. – Мелиадусу показалось, что стоит подчеркнуть неуязвимость короля-императора, произвести впечатление на визитеров, донести до них мысль о том, что любая попытка покушения на жизнь короля Хуона просто немыслима. Мелиадус указал на два одинаковых трона по бокам от своего. – Прошу вас, присаживайтесь, нас ждет развлечение.

Два гротескных персонажа поднялись по ступенькам и не без труда устроились в раззолоченных креслах. Пиршества не предполагалось – народ Гранбретани считает любой прием пищи делом интимным, ведь для этого необходимо снимать маски и – о ужас! – демонстрировать голые лица. Всего три раза в год они публично скидывали маски, заодно с одеждами, под защитой стен тронного зала, где пред жадным взглядом короля Хуона устраивалась недельная оргия с омерзительными, кровавыми церемониями, названия для которых существовали лишь в тайных языках орденов и не произносились никогда, за исключением этих трех раз в году.

Барон Мелиадус хлопнул в ладоши, давая знак к началу представления, придворные расступились, словно занавес, заняв свои места вдоль стен зала, после чего на передний план вышли акробаты и фигляры, Арлекины, Пьеро и Коломбины, а с галереи сверху понеслась дикая музыка.

Пирамиды из людей росли, наклонялись, неожиданно рассыпались, чтобы снова собраться в еще более сложные конструкции, клоуны скакали, проделывая друг с другом опасные трюки, которых от них и ждали, а акробаты рядом с ними бешено вращались, ходили по натянутым между галереями проволокам и раскачивались на трапециях, подвешенных высоко над головами публики.

Флана Кэнберийская не смотрела на акробатов и не замечала смешных ужимок клоунов. Вместо этого клюв ее маски был нацелен на чужестранцев, она разглядывала их с необычным для себя любопытством, смутно сознавая, что неплохо бы узнать их получше, ведь они, вероятно, могли бы предложить ей уникальный опыт, в особенности если они, как она подозревала, не вполне люди.

Мелиадус, который так и не мог отделаться от ощущения, что его оговорили перед королем и что его товарищи-дворяне плетут против него интриги, с большим усилием оказывал гостям радушный прием. Когда он того хотел, он умел произвести впечатление на незнакомцев (как это было однажды с графом Брассом) своим достоинством, своими разумом и мужественностью, однако в этот вечер ему приходилось прилагать усилия, и он опасался, что это заметно по его тону.

– Нравится ли вам представление, лорды Коммуназии? – спрашивал он и видел, как громадные головы едва заметно склоняются. – Разве клоуны не забавны? – и получал в ответ взмах руки Каова Шаланга Гатта, того, кто был с золотым посохом.

Мелиадус говорил:

– Какое мастерство! Этих фокусников мы привезли с наших территорий в Италии, а вон те акробаты когда-то принадлежали герцогу Крахова, впрочем, при императорском дворе имеются равные им по мастерству…

На что второй, по имени Оркей Хеонг Фун, лишь ерзал в кресле, как будто ему было неудобно сидеть. В конце концов все это лишь усилило раздражение барона Мелиадуса и вызвало ощущение, что эти странные создания каким-то образом ставят себя выше него либо же его попытки проявить любезность вызывают у них скуку, и ему становилось все труднее и труднее вести светскую беседу – единственно возможную беседу, когда гремит музыка.

В итоге он поднялся и хлопнул в ладоши.

– Довольно. Пусть акробаты уходят. Перейдем к более экзотическому представлению.

И он чуть расслабился, когда в зал вошли сексуальные гимнасты и началось представление вполне в извращенном вкусе Темной Империи. Он хихикал, узнавая некоторых артистов и указывая на них гостям.

– Вон тот был когда-то принцем Мадьярии, те две близняшки – сестры короля Туркии. Ту блондинку я лично взял в плен – и того жеребца заодно – на конюшне в Булгарии. Многих из них я сам обучал.

Но хотя представление успокоило напряженные нервы барона Мелиадуса Кройденского, эмиссары Президента-Императора Джонг Манг Шена сидели такие же бесстрастные и молчаливые, как и прежде.

Наконец представление завершилось, и артисты ретировались (как показалось, к облегчению эмиссаров). Заметно приободрившийся барон Мелиадус гадал, точно ли эти существа из плоти и крови, подавая знак к началу бала.

– А теперь, господа, – сказал он, поднимаясь с трона, – не прогуляться ли нам по залу, чтобы вы могли познакомиться с теми, кто собрался здесь почтить вас и получить от вас знаки внимания.

Эмиссары Коммуназии на негнущихся ногах последовали за бароном Мелиадусом, на голову возвышаясь над всеми самыми высокими гостями в зале.

– Не хотите ли потанцевать? – спросил барон.

– Сожалею, мы не танцуем, – без всякого выражения проговорил Каов Шаланг Гатт, и, поскольку этикет требовал, чтобы гости начали танцевать первыми, танцы так и не состоялись. Мелиадус дымился от негодования. Чего же король Хуон ожидал от него? Как ему иметь дело с этими автоматами?

– Разве в Коммуназии нет танцев? – спросил он, и голос его подрагивал от подавленного гнева.

– Боюсь, это не те танцы, которые нравятся вам, – отозвался Оркей Хеонг Фун, и, хотя его голос был лишен всяких интонаций, барон Мелиадус снова решил, что подобного рода развлечение высшие классы Коммуназии считают ниже своего достоинства. Он с досадой подумал, что ему всё труднее и труднее оставаться вежливым с этими высокомерными чужестранцами. Мелиадус не привык скрывать свои чувства перед какими-то презренными чужаками, и он мысленно пообещал, что не откажет себе в удовольствии лично разобраться с этими двумя, если ему выпадет честь возглавить армию, идущую на Дальний Восток.

Барон Мелиадус остановился перед Адазом Промпом, который поклонился гостям.

– Разрешите представить одного из наших могущественнейших военачальников, графа Адаза Промпа, Великого коннетабля ордена Гончей, принца Пари и протектора Мунхейна, командующего Десятью Тысячами.

Узорчатая собачья маска снова склонилась.

– Граф Адаз возглавлял войско, которое помогло нам завоевать все земли Европы за два года, хотя там можно было бы потратить все двадцать лет, – сказал Мелиадус. – Его Гончие непобедимы.

– Барон мне льстит, – сказал Адаз Промп. – Я уверен, господа, что у вас в Коммуназии имеются легионы помощнее.

– Возможно, но я не знаю точно. Похоже, ваши армии так же свирепы, как наши псы-драконы, – ответил Каов Шаланг Гатт.

– Псы-драконы? А кто они такие? – спросил Мелиадус, вспомнив наконец, чего хотел от него король.

– Разве у вас в Гранбретани нет таких?

– Возможно, мы просто называем их иначе. Не могли бы вы их описать?

Каов Шаланг Гатт махнул посохом.

– Они в два раза больше человека – нашего человека, у них по семьдесят острых, как бритвы, зубов. Еще они очень шерстистые, а когти у них кошачьи. Мы охотимся с ними на тех рептилий, которых еще не приспособили для военных нужд.

– Ясно, – пробормотал Мелиадус, размышляя о том, что для победы над подобными боевыми зверями потребуется особая тактика. – И сколько же у вас таких обученных псов-драконов?

– Изрядное количество, – ответил гость.

Они двинулись дальше, знакомиться с прочими благородными господами и их дамами, и каждый, как и Адаз Промп, задавал свой заготовленный вопрос, давая Мелиадусу возможность выудить из эмиссаров какие-нибудь сведения. Но стало совершенно ясно, что, хотя они охотно говорят о мощи своего оружия и войск, они слишком осторожны, чтобы распространяться в подробностях об их численности и возможностях. Мелиадус сообразил, что для сбора такой информации потребуется больше одного вечера, и у него зародилось подозрение, что собрать ее будет вовсе не просто.

– Должно быть, у вас весьма искушенные ученые мужи, – заметил он, пробираясь через толпу. – Возможно, более продвинутые, чем наши?

– Возможно, – отозвался Оркей Хеонг Фун, – но мне слишком мало известно о вашей науке. Было бы любопытно сравнить.

– В самом деле, любопытно, – согласился Мелиадус. – К примеру, я слышал, что ваши летучие машины переносят вас на несколько тысяч миль за весьма короткий промежуток времени.

– Это не летучие машины, – сказал Оркей Хеонг Фун.

– Нет? Но как же тогда…

– Мы называем это Колесницей Земли, она проносится сквозь землю…

– Как же она движется? Куда девается почва с ее пути?

– Ну, сами мы не ученые, – вставил Каов Шаланг Гатт. – Мы даже не делаем вид, будто понимаем принцип действия наших машин. Подобные вещи мы предоставляем низшим сословиям.

Барон Мелиадус, снова ощутив себя уязвленным, остановился перед прекрасной маской цапли, скрывавшей графиню Флану Микошевар. Он представил ее, и она опустилась в реверансе.

– Вы очень высокие, – проговорила она грудным голосом. – Да, чрезвычайно высокие.

Барон Мелиадус сделал попытку двинуться дальше – графиня смутила его, чего он почти ожидал. Он подошел к ней только потому, что после последней фразы гостя повисла неловкая пауза. Но Флана протянула руку и тронула Оркея Хеонга Фуна за плечо.

– А плечи у вас такие широкие, – продолжала она.

Эмиссар ничего не ответил, но застыл как вкопанный. Мелиадус подумал: а вдруг она его оскорбила? Если так, он ощутил бы хоть какое-то удовлетворение. Он сомневался, что жители Коммуназии станут жаловаться, ведь в их интересах, понял он, сохранить добрые отношения с гранбретанской знатью, точно так же как Гранбретани на данном этапе важно сохранить добрые отношения с ними.

– Может быть, я смогу чем-нибудь вас развлечь? – спросила Флана, неопределенно взмахнув рукой.

– Благодарю, но в данный момент мне ничего не приходит на ум, – ответил гость, и они двинулись дальше.

Ошеломленная, Флана смотрела, как они удаляются. Никогда еще ее вот так не отвергали, и она была заинтригована. Она решила, что выяснит причину такого отношения, как только улучит подходящий момент. Какие же они странные, эти немногословные существа с такими резкими движениями. Они словно люди из стали, решила она. Найдется ли хоть что-то, думала она, способное вызвать в них человеческие чувства?

Их громадные маски из раскрашенной кожи возвышались над головами толпы, пока Мелиадус представлял их Джереку Нанкенсину и его супруге, герцогине Фалмоливе Нанкенсин, которая в юности выезжала на поле боя вместе с мужем.

И когда обход был завершен, барон Мелиадус вернулся к своему золоченому трону, гадая со всё возрастающим возмущением, куда запропастился его соперник, Шенегар Тротт, и почему это король Хуон не доверил ему информацию о передвижениях Тротта. Ему не терпелось отделаться от своих подопечных и мчаться в лаборатории Тарагорма, чтобы узнать, каких успехов добился мастер Дворца Времени, и возможно ли обнаружить во времени или пространстве местоположение ненавистного замка Брасс.

Глава восьмая Мелиадус во Дворце Времени

На следующий день, ранним утром, после скверно проведенной ночи, когда сон бежал от него, а найти удовольствие не получилось, барон Мелиадус отправился с визитом к Тарагорму во Дворец Времени.

В Лондре почти не было открытых улиц. Все дома, дворцы, склады и казармы соединялись между собой крытыми пассажами, яркими, со стенами из витражного стекла в богатых кварталах или из темного маслянистого камня – в бедных.

Мелиадуса пронесли по этим пассажам в паланкине с задернутыми шторами двенадцать девушек-рабынь, обнаженных, с раскрашенными телами (только женщинам Мелиадус позволял прислуживать себе). Он хотел навестить Тарагорма до того, как проснутся эти неотесанные болваны из Коммуназии. Конечно, не исключено, что они действительно как-то связаны с теми, кто помог исчезнуть Хоукмуну и остальным, но доказательств пока никаких. Если оправдаются его надежды на исследования Тарагорма, он, вероятно, получит необходимые доказательства, представит их королю Хуону, оправдается в его глазах и, возможно, избавится от хлопотного задания принимать эмиссаров.

Пассажи начали расширяться, и в воздухе возник странный звук: приглушенный гул и размеренное механическое щелканье. Мелиадус знал, что слышит часы Тарагорма.

Когда он приблизился к входу во Дворец Времени, шум сделался оглушительным, потому что тысяча гигантских маятников качались каждый в своем ритме, колесики жужжали, поворачиваясь, молоточки ударяли по колокольчикам, гонгам и цимбалам, механические птицы свистели, а механические голоса говорили. От всего этого голова шла кругом, потому что, хотя дворец содержал в себе несколько тысяч часов разных размеров, он и сам был гигантскими часами, главным регулятором для всех остальных. И над всеми прочими звуками царило неторопливое, громкое, отдающееся эхом тиканье массивного механизма, идущее откуда-то из-под крыши, и еще шелест чудовищного маятника, который разрезал воздух в Зале Маятника, где Тарагорм проводил большинство своих экспериментов.

Паланкин Мелиадуса наконец поднесли к ряду относительно небольших бронзовых дверей, путь тут же преградили выскочившие навстречу механические люди, а механический голос, перекрывая тиканье всех часов, вопросил:

– Кто явился к лорду Тарагорму во Дворец Времени?

– Барон Мелиадус, его шурин, с разрешением от короля-императора, – отвечал барон, вынужденно перейдя на крик.

Двери не открывались гораздо дольше, чем обычно, решил Мелиадус, но затем они медленно отворились, впуская паланкин.

Теперь Мелиадус оказался в зале с закругленными металлическими стенами, словно попал в корпус часов, и шум еще больше усилился. Зал был полон «тик-таков», «бим-бомов», цоканья и клацанья, и если бы не волчий шлем, барон зажал бы уши руками. Он подумал, что еще немного, и вообще оглохнет.

Его пронесли через этот зал в следующий, увешанный гобеленами (на всех без исключения были строгие изображения сотен разнообразных хронометров), которые приглушали самые сильные звуки. Здесь девушки-рабыни опустили паланкин, барон Мелиадус отдернул занавески руками в латных перчатках и вышел, чтобы дождаться появления зятя.

И снова ему показалось, что прошло слишком много времени, прежде чем его родственник степенно вышел из дверей в дальнем конце зала и кивнул своей громадной маской-часами.

– Ты рано, брат, – сказал Тарагорм. – Сожалею, что заставил тебя ждать, но я еще даже не завтракал.

Мелиадус вспомнил, что Тарагорм никогда не относился с должным вниманием к придворному этикету, и произнес резко:

– Мои извинения, брат, но мне не терпится увидеть твою работу.

– Я польщен. Прошу сюда, брат.

Тарагорм развернулся и вышел в ту же дверь, через которую вошел. Мелиадус не отставал от него ни на шаг.

Они шли через многочисленные коридоры, увешанные гобеленами, пока наконец Тарагорм не навалился всем телом на засов, запиравший гигантскую дверь. Дверь отворилась, и воздух внезапно наполнился свистом сильного ветра: то шумел гигантский барабан, вращавшийся мучительно медленно.

Мелиадус автоматически поднял глаза к потолку и увидел, как в воздухе над ним качается маятник – его гиря, пятьдесят тонн меди, была отлита в виде яркого солнца с лучами, и от ее движения поднимался такой сквозняк, что трепетали все гобелены за спиной, а плащ Мелиадуса взметался, словно тяжелые шелковые крылья. Маятник порождал ветер, а спрятанный где-то внутри анкер рождал звук, подобный бою барабана. Через весь просторный Зал Маятника протянулись ряды машин на разной стадии готовности и столы с лабораторным оборудованием, с инструментами из меди, бронзы и серебра, с облаками тончайшей золотой проволоки, паутинами нитей с нанизанными драгоценными камнями и инструментами для измерения времени.

То были приборы с водяными механизмами, с маятниковым движением, с анкерным и шариковым движением, наручные часы, хронометры, механические модели планетной системы, астролябии, часы с закрытыми циферблатами, часы с выставленными напоказ механизмами, настольные часы, солнечные часы. И над всем этим трудились рабы Тарагорма, ученые и инженеры, взятые в плен в десятках разных стран, и многие из них были лучшими у себя на родине.

Пока Мелиадус смотрел на всё это, в одной части зала вспыхивал пурпурный огонь, в другой сыпались каскады зеленых искр, откуда-то еще валил багровый дым. Он увидел, как какая-то черная машина рассыпалась в прах, человек, управлявший ею, закашлялся, оступился, повалившись в пыль, и исчез.

– И что это было? – лаконично поинтересовался кто-то рядом. Мелиадус обернулся и увидел Калана Витальского, главного ученого короля-императора, который тоже зашел к Тарагорму.

– Эксперимент по ускорению времени, – пояснил Тарагорм – Мы умеем запускать процесс, однако мы не умеем им управлять. Пока что ничего не работает. Обратите внимание… – Он указал на машину в форме яйца, сделанную из непонятной желтой субстанции, похожей на стекло. – Вот эта машина создает противоположный эффект, однако и этот процесс мы, к сожалению, пока не можем контролировать. Человек, который стоит рядом, – он махнул на фигуру, которую Мелиадус принял за статую в полный рост, за механическую фигуру из часов, которую принесли на ремонт, – уже несколько недель как окаменел!

– А что насчет путешествия во времени? – спросил Мелиадус.

– Это там, – ответил Тарагорм. – Видишь вон те серебряные коробки? В каждой лежит созданный нами инструмент, способный перебросить предмет сквозь время, либо назад, либо вперед, но мы не уверены насчет расстояния. Однако живые существа сильно страдают, когда совершают подобное перемещение. Лишь немногие из рабов и животных, на которых мы проводили опыты, выжили, и все без исключения испытали страшные боли и деформации тела.

– Если бы мы поверили Тоцеру, – сказал Калан, – может, тогда мы бы овладели умением путешествовать через время. Не стоило нам так над ним потешаться, но я действительно был не в силах поверить, что этот жалкий писака может владеть тайным знанием!

– Что ты говоришь? Что? – Мелиадус ничего не слышал о случае с Тоцером. – Тоцер ведь драматург. Я думал, он умер! Что он знает о путешествиях во времени?

– Он снова появился при дворе, пытался вернуть милость короля-императора, рассказывая о том, что научился путешествовать во времени у какого-то старика с Запада – что-то умозрительное, так он сказал. Мы притащили его сюда, смеялись, требовали доказать, подтвердить, что он умеет путешествовать во времени. После чего, барон Мелиадус, он исчез!

– И вы… вы даже не попытались его задержать?

– Поверить ему было невозможно, – вставил Тарагорм. – Ты сам поверил бы?

– Я проявил бы большую осмотрительность, испытывая его.

– Мы подумали, что в его интересах вернуться обратно. Кроме того, брат, мы не цепляемся за соломинку.

– Что ты имеешь в виду, брат? – резко спросил Мелиадус.

– Я говорю о том, что мы проводим чисто научные исследования, тогда как ты требуешь немедленных результатов, чтобы продолжить свой поход на замок Брасс с целью мести.

– Я воин, брат, человек действия. И мне не к лицу прохлаждаться, играя в игрушки или корпя над книжками. – Защитив таким образом свою честь, барон Мелиадус вернулся к вопросу о Тоцере. – Так вы говорите, драматург узнал секрет от какого-то старика с Запада?

– Так он сказал, – отозвался Калан. – Но я думаю, он солгал. Он уверял, что тут важна только сила мысли, но мы сомневаемся, что он способен овладеть подобным учением. Однако факт остается фактом: он растаял и исчез на наших глазах.

– Почему мне ничего об этом не рассказали? – в отчаянии простонал Мелиадус.

– Когда это случилось, ты всё еще был на континенте, – заметил Тарагорм. – Кроме того, мы и подумать не могли, что подобное происшествие может заинтересовать такого человека действия, как ты.

– Но ведь его знания могли упростить вам работу, – сказал Мелиадус. – А ты так легко рассказываешь об упущенной возможности.

Тарагорм пожал плечами.

– Теперь-то уже ничего не поделаешь. Мы понемногу продвигаемся… – где-то что-то громыхнуло, закричал человек, розово-оранжевое пламя осветило зал, – и уже скоро мы приручим время, как приручили пространство.

– Да, лет через тысячу! – фыркнул Мелиадус. – А Запад… как же этот старик с Запада? Мы должны его найти. Как его зовут?

– Тоцер сказал лишь, что его имя Майган и он мудрый чародей. Но, как я уже говорил, он, скорее всего, солгал. В конце концов, что есть на Западе, кроме запустения? Там никто не живет, за исключением разных уродливых созданий, оставшихся от Трагического Тысячелетия.

– Мы должны отправиться туда, – сказал Мелиадус. – Не оставить там камня на камне, осмотреть все углы…

– Я не собираюсь ехать в эти холодные горы, искать неизвестно кого, – отвечал Калан, передернувшись. – У меня здесь работа, я довожу до ума машины, которые помогут нам завоевать оставшийся кусок мира так же быстро, как мы завоевали Европу. Кроме того, как мне кажется, и у тебя, барон Мелиадус, имеются дома дела – твои гости…

– К черту гостей! Они отнимают у меня драгоценное время.

– Уже скоро я дам тебе всё время, какое пожелаешь, брат, – пообещал Тарагорм. – Только немного потерпи…

– Ба! Я ничего в этом не понимаю. Твои машины, которые рассыпаются в прах и взрываются, выглядят впечатляюще, однако мне от них никакого проку. Играй в свои игры, брат, если тебе так угодно. Желаю тебе удачного утра!

Ощутив облегчение от того, что ему больше нет нужды быть вежливым со своим родственником, Мелиадус развернулся и вышел из Зала Маятника, зашагал по завешенным гобеленами коридорам и залам обратно к своему паланкину.

Уселся в него и буркнул девушкам, чтобы несли обратно.

Пока его доставляли в собственный дворец, Мелиадус обдумывал полученную информацию.

При первой же возможности он избавится от навязанных ему эмиссаров и рванет на Запад, выяснит, возможно ли повторить путь Тоцера и отыскать старика, владеющего не только тайнами времени, но и средствами, благодаря которым он наконец-то окончательно разделается с замком Брасс.

Глава девятая Интерлюдия в замке Брасс

Во дворе замка Брасс сам граф Брасс и Оладан из Булгарских гор вскочили на рогатых коней и понеслись через городок с крытыми красной черепицей домами в сторону болот, что они по обыкновению проделывали каждое утро.

Угрюмое настроение графа Брасса немного рассеялось, и впервые с визита Воина из гагата-и-золота он начал ценить компанию.

Плененный Элвереца Тоцер был заточен в нескольких комнатах одной из башен; кажется, он даже обрадовался, когда Боженталь снабдил его бумагой, перьями и чернилами, велев отрабатывать свое содержание сочинением новой пьесы и пообещав пусть небольшую, но зато понимающую аудиторию.

– Интересно, как там дела у Хоукмуна, – проговорил граф Брасс, пока они скакали, наслаждаясь обществом друг друга. – Как жаль, что не я вытянул короткую соломинку и не смог отправиться с ним.

– И мне жаль, – сказал Оладан. – Д’Аверку повезло. Печально, что у нас оказалось всего два кольца, Тоцера и Воина. Если они вернутся с остальными, тогда все мы сможем воевать с Темной Империей…

– Преопасная идея, друг Оладан, отправить их, как предложил Воин, прямо в Гранбретань, чтобы искать там в Йеле Майгана из Лландара.

– Я слышал поговорку, что зачастую не так опасно жить в логове льва, как за его пределами, – заметил Оладан.

– Еще безопаснее жить там, где вообще не водятся львы, – возразил граф Брасс, насмешливо скривив губы.

– Ладно, понадеемся, что львы не сожрут их, только это нам и остается, граф, – нахмурившись, произнес Оладан. – Может, я полный глупец, но все равно завидую выпавшей им возможности.

– У меня предчувствие, что нам недолго осталось пребывать здесь в бездействии, – сказал граф Брасс, направляя лошадь на узкую тропу в зарослях камыша. – Сдается мне, что нашей безопасности угрожают не с одной стороны, но со множества…

– Лично меня тревожит не столько это, – сказал Оладан, – я больше опасаюсь за Иссельду, Боженталя и простых горожан, ведь они не находят отдохновения в тех занятиях, какие так нравятся нам.

Они скакали в сторону моря, наслаждаясь одиночеством и в то же время мечтая о шумной и яростной битве.

Граф Брасс иногда задавался вопросом, не лучше ли разбить машину с кристаллом, обеспечившую им безопасную жизнь, и не вернуть ли замок Брасс в тот мир, который они покинули, не вступить ли в сражение за него, пусть даже у них нет ни малейшего шанса одолеть орды Темной Империи.

Глава десятая Виды Лондры

Крылья орнитоптера завибрировали в воздухе, когда летучая машина зависла над шпилями Лондры.

Машина была большая, рассчитанная на четыре или пять человек, ее металлический корпус поблескивал орнаментами и затейливыми узорами.

Мелиадус перегнулся над бортом и указал вниз. Его гости тоже подались вперед, но явно только из вежливости. Казалось, их высокие, тяжелые маски свалятся с плеч, если они нагнутся чуть сильнее.

– Перед вами дворец короля Хуона, в котором вы остановились, – сказал Мелиадус, указывая на безумную громаду, где обитал его король-император. Дворец возвышался над прочими постройками, стоя в отдалении от них, в самом центре города. В отличие от большинства прочих зданий, туда было невозможно попасть по крытым коридорам. Его четыре башни, светящиеся глубоким золотистым светом, даже сейчас парили где-то над головами, хотя Мелиадус и его гости сидели в орнитоптере, вознесшись высоко над остальными домами.

Карнизы сплошь покрывали барельефы, отображающие все темные дела, столь любимые Империей. На углах парапетов стояли гигантские вычурные статуи, которые, как казалось, запросто могут рухнуть во двор, оставшийся далеко-далеко внизу. Дворец был выкрашен во все мыслимые цвета, и все эти цвета перемешались так, что в глазах начинало рябить за считаные секунды.

– Дворец Времени, – говорил Мелиадус, указывая на превосходно отделанное строение, бывшее заодно и гигантскими часами, а затем: – Мой личный дворец. – Угрюмое черное здание с серебристым фасадом. – Река, которую вы видите, разумеется, река Тейм.

На реке не было видно воды из-за плотного движения. По кроваво-красным волнам скользили бронзовые баржи и корабли из эбенового и тикового дерева, украшенные драгоценными металлами и полудрагоценными камнями, с огромными парусами, которые покрывали вышитые или напечатанные узоры.

– Поодаль слева, – продолжал барон Мелиадус, глубоко уязвленный необходимостью проводить эту глупейшую экскурсию, – наша Висячая Башня. Как вы видите, она кажется свисающей с неба, словно на земле у нее вовсе нет основания. Она появилась в результате эксперимента одного нашего мага, которому удалось поднять башню на несколько футов, однако не выше. После чего выяснилось, что он не в состоянии опустить ее обратно на землю – вот так она с тех пор и висит.

Он показал им набережные, где стояли огромные блестящие военные корабли Гранбретани, выгружавшие награбленное добро; квартал Сорванных Масок, где обитали городские подонки; купол громадного театра, где когда-то ставили пьесы Тоцера; Храм Волка, штаб-квартиру его ордена с монструозной и гротескной каменной волчьей головой, водруженной на конек крыши, а также прочие многочисленные храмы, украшенные такими же гротескными звериными головами из камня, весившими десятки тонн.

На протяжении скучного дня, когда они летали над городом, останавливаясь лишь для того, чтобы заправить орнитоптер и сменить пилотов, раздражение Мелиадуса с каждым часом нарастало. Он показал все чудеса, которыми был напичкан этот древний и недружелюбный город, пытаясь понять, как велел король-император, что произведет на гостей Темной Империи самое сильное впечатление.

Когда наступил вечер и заходящее солнце населило город уродливыми тенями, барон Мелиадус с облегчением выдохнул и велел пилоту сажать орнитоптер на площадку на крыше дворца.

Они спустились под бешеное колыханье металлических крыльев, под клацанье и жужжанье, и оба эмиссара выбрались из машины на негнущихся ногах – сами лишь подобие настоящей жизни.

Они шагнули под навес над входом во дворец и принялись спускаться по винтовой лестнице, пока наконец не оказались снова в коридорах, полных неровного света, где их встретил почетный эскорт – шесть высокопоставленных членов ордена Богомола, в масках, отражавших яркие краски стен, – и проводил в отведенные им покои, где они могли отдохнуть и перекусить.

Покинув их перед дверью в апартаменты, барон Мелиадус поклонился и поспешил прочь, пообещав, что завтра они непременно обсудят научные вопросы и сравнят достижения Коммуназии с открытиями Гранбретани.

Стремительно шагая по вызывающим галлюцинации коридорам, он едва не сбил с ног родственницу короля-императора, Флану, графиню Кэнберийскую.

– Мой господин!

Он притормозил, дал ей дорогу, остановился.

– Моя госпожа, приношу свои извинения.

– А ты торопишься, мой господин!

– Так и есть, Флана.

– Похоже, нервы у тебя расшалились.

– Нервы ни к черту.

– Не хочешь ли утешиться?

– У меня неотложные дела…

– Дела необходимо вести с холодной головой, мой господин.

– Наверное.

– Если хочешь утихомирить свои страсти…

Он зашагал было дальше, затем снова остановился. В прошлом он не отказывался от утешения, какое обещала Флана. Наверное, она права. Наверное, она действительно ему нужна. С другой стороны, необходимо подготовить всё для похода на Запад, в который он отправится, как только отделается от послов. Но они все равно задержатся здесь еще на несколько дней. Кроме того, прошлая ночь не принесла отдохновения, и он совсем пал духом. По крайней мере, с Фланой он докажет себе, что годится на что-то в постели.

– Наверное… – сказал он снова, на этот раз задумчиво.

– В таком случае, поспешим в мои покои, мой господин, – ответила она с легким нетерпением.

Мелиадус со всё нарастающим интересом взял ее за руку.

– Ах, Флана, – пробормотал он. – Ах, Флана…

Глава одиннадцатая Размышления графини Фланы

Флана искала общества Мелиадуса по нескольким причинам, но интересовал ее главным образом не барон, а его подопечные, два восточных великана с плохо гнущимися конечностями.

Она спросила о них, когда они с бароном, потные, лежали на ее огромной кровати, и тогда он пожаловался на свое тяжелое положение, на то, как ему ненавистно поручение короля, ненавистны эти эмиссары, рассказал о своих истинных устремлениях, о желании отомстить врагам, убившим ее мужа, обитателям замка Брасс. Рассказал о своем открытии, что Тоцер познакомился с неким стариком с Запада, из забытой провинции Йель, который, вероятно, владеет секретом, как добраться до его противников.

И он заговорил о своих опасениях, что теряет былое могущество, свое положение (хотя и знал, что из всех женщин на свете Флана последняя, перед кем стоит озвучивать подобные мысли), что король-император теперь больше доверяет другим, например Шенегару Тротту, и делится с ним тем, чем раньше делился с одним лишь Мелиадусом.

– Эх, Флана, – сказал он перед тем, как провалиться в тревожный сон, – вот была бы ты королевой, вместе мы бы осуществили судьбу нашей могущественной империи.

Однако Флана едва слушала его, почти не думала, она просто лежала, время от времени потягиваясь всем пышным телом, потому что Мелиадус не сумел снять боль с ее души, он лишь кое-как притушил жар ее чресел, и ее мысли были сосредоточены на послах, которые спали сейчас всего двумя этажами выше.

Спустя какое-то время она поднялась с постели, оставив Мелиадуса стонать и храпеть во сне, снова надела платье и маску, выскользнула из спальни и поплыла по коридорам и вверх по лестницам, пока не дошла до дверей последних комнат, которые охраняли воины-богомолы. Маски насекомых вопросительно повернулись в ее сторону.

– Вам известно, кто я, – сказала она.

Им было известно, и они отступили от дверей. Она выбрала одну из комнат и открыла дверь, входя в будоражащую темноту апартаментов послов.

Глава двенадцатая Разоблачение

Одна лишь луна освещала комнату, заливая кровать, на которой зашевелился человек – по брошенным рядом доспехам, украшениям и маске Флана поняла, который из послов здесь спит.

Она подошла ближе.

– Мой господин? – позвала она шепотом.

Внезапно человек вскочил с постели, Флана увидела его перепуганное лицо, увидела, как руки взметнулись, закрывая голову, и ахнула, узнавая его.

– Я тебя знаю!

– Кто ты? – Обнаженный, он выскочил из-под шелковых простыней, подбежал к ней в лунном свете, чтобы схватить. – Женщина!

– Да-да… – промурлыкала она. – А ты мужчина. – Она мелодично рассмеялась. – Вовсе не великан, хотя и приличного роста. Эта маска и доспех делают тебя выше на целый фут.

– Чего тебе надо?

– Я хотела развлечь тебя, сэр… хотела развлечься сама. Но теперь я разочарована, ведь я была уверена, что ты не совсем человек. Теперь-то мне ясно, что ты тот, кого я видела в тронном зале два года назад, – человек, которого Мелиадус приводил к королю-императору.

– Значит, ты была там тогда.

Его хватка усилилась, рука поднялась, чтобы сорвать с нее маску и зажать ей рот. Она принялась покусывать ему пальцы, поглаживая другую руку. Ладонь, зажимавшая ей рот, опустилась.

– Кто ты? – прошептал он. – Остальные знают?

– Я Флана Микошевар, графиня Кэнберийская. Никто не подозревает тебя, дерзкий германец. И я не стану звать стражу, если это тебя тревожит, потому что меня не интересует политика и я не питаю симпатии к Мелиадусу. На самом деле я признательна тебе, потому что ты избавил меня от надоедливого супруга.

– Значит, ты вдова Микошевара?

– Да. А тебя я сразу же узнала по черному камню во лбу, который ты пытался прикрыть, когда я вошла. Ты, герцог Дориан Хоукмун фон Кёльн, наверняка явился сюда, чтобы разузнать секреты своих врагов.

– Боюсь, мне придется убить тебя, госпожа.

– Я не собираюсь тебя выдавать, герцог Дориан. По крайней мере, не сразу. Я пришла предложить себя для твоего удовольствия, вот и всё. Ты уже сорвал с меня маску. – Она подняла на него золотистые глаза, всматриваясь в его красивое лицо. – Теперь можешь избавить меня и от остальной одежды…

– Сударыня, – проговорил он сипло. – Я не могу. Я женатый человек. Она засмеялась.

– И я замужняя дама… была замужем несчетное количество раз.

У него на лбу проступила испарина, когда он посмотрел ей в глаза, и мышцы его напряглись.

– Сударыня… я… я не могу…

Послышался шорох, и они оба обернулись.

Дверь смежной комнаты открылась, и вошел поджарый, красивый мужчина, который несколько театрально закашлялся, а затем поклонился. Он тоже был совершенно гол.

– Сударыня, – начал Гюйам Д’Аверк, – мой друг придерживается устаревших моральных принципов. Однако если я чем-нибудь могу посодействовать…

Она подошла к нему, окинула взглядом с головы до пят.

– А ты, похоже, здоровяк, – сказала она.

Он отвел взгляд.

– Ах, сударыня, как ты любезна. Увы, это не так, я человек нездоровый. С другой стороны, – он протянул руку и взял ее за плечо, увлекая в свою комнату, – я сделаю всё, что в моих силах, чтобы порадовать тебя, пока мое усталое сердце еще служит мне…

Дверь закрылась, и дрожащий Хоукмун остался один.

Он присел на край кровати, проклиная себя за то, что не лег спать в своем громоздком наряде, но изнурительная дневная экскурсия заставила его пренебречь подобной предосторожностью. Когда Воин из гагата-и-золота изложил им план, он показался всем неоправданно рискованным. Однако логика была вполне понятна: прежде чем отправляться в западную часть Гранбретани на поиски старика из Йеля, они должны выяснить, не нашли ли его уже гранбретанцы. Но теперь казалось, что их шансы узнать это равны нулю.

Стражники, должно быть, видели, как входила графиня. И если ее убить или взять в заложницы, стражники что-нибудь заподозрят. Хоукмун и Д’Аверк находились в городе, желавшем во что бы то ни стало уничтожить их. У них не было союзников, не было даже надежды спастись бегством, если их подлинные личности будут раскрыты.

Хоукмун ломал голову, пытаясь придумать план, который позволил бы им хотя бы удрать из города раньше, чем поднимется тревога, но все казалось ему безнадежным.

Он принялся стаскивать в кучу тяжелые одеяния и доспехи. Единственным его оружием была золотая дубинка, выданная ему Воином. Он взвесил ее на руке, мечтая, чтобы на ее месте оказался меч или какое-нибудь другое оружие, но кроме дубинки имелось только кольцо с кристаллом.

Хоукмун метался по комнате, пытаясь придумать какой-нибудь действенный план побега, но ничего не приходило на ум.

Он все еще мучился, когда наступил рассвет и Гюйам Д’Аверк просунул в дверь голову, широко улыбаясь.

– Доброе утро, Хоукмун. Что, даже глаз не сомкнул? Сочувствую. Я, кстати, тоже. Графиня – волшебное создание. Однако я рад видеть, что ты уже собрался в дорогу. Нам надо поторапливаться.

– О чем ты говоришь, Д’Аверк? Всю ночь я пытался придумать какой-нибудь план, но так ничего и не решил…

– Я расспросил Флану Кэнберийскую, и она рассказала нам всё, что мы хотели узнать, поскольку Мелиадус, кажется, очень ей доверяет. И еще она согласилась помочь нам сбежать.

– Как это?

– На ее личном орнитоптере. Он в нашем распоряжении.

– Ей можно верить?

– Придется. Послушай, у Мелиадуса пока не было времени на поиски Майгана из Лландара. По счастливой случайности, наше прибытие вынудило его задержаться в городе. Но он знает о старике – по крайней мере, знает, что Тоцер научился путешествовать во времени у старика с Запада, – и твердо намерен его разыскать. У нас все шансы первыми найти Майгана. Мы сможем проделать часть пути на орнитоптере Фланы, ведь я умею им управлять, а затем пойдем пешком.

– Но мы безоружны, у нас нет подходящей одежды!

– Оружие и одежду достанем через Флану, и маски заодно. В ее покоях хранятся тысячи трофеев с прошлых кампаний.

– Но для начала надо попасть в ее покои!

– Нет. Для начала надо лишь дождаться, когда она вернется сюда.

– Зачем?

– Затем, друг мой, что Мелиадус, возможно, все еще спит в ее постели. Наберись терпения. Нам здорово повезло. Молись, чтобы так было и впредь!

Довольно скоро Флана вернулась, сняла маску и поцеловала Д’Аверка едва ли не со смущением, как целует любовника молодая девушка. Черты ее лица как будто смягчились, взгляд уже не был таким тревожным, словно, занимаясь любовью с Д’Аверком, она действительно испытала неведомые до сих пор ощущения – может быть, проявление нежности, не входившее в число достоинств мужчин Гранбретани.

– Он ушел, – сказал она. – Как бы мне хотелось, Гюйам, задержать тебя здесь, оставить себе. Столько лет во мне жило невыразимое желание, которое никто не мог удовлетворить. И ты был так близок к тому, чтобы сделать это…

Д’Аверк наклонился и легонько поцеловал ее в губы, и голос его звучал вполне искренне, когда он сказал:

– Флана, ты тоже подарила мне кое-что… – Он неловко выпрямился, облаченный в свой тяжелый, громоздкий доспех. Водрузил на голову высокую маску. – Идем, нужно поторапливаться, пока дворец не проснулся.

Хоукмун последовал примеру Д’Аверка, тоже нахлобучил шлем, и вот уже снова явились два странных, не вполне похожих на людей эмиссара Коммуназии.

Флана первая вышла за дверь, прошествовала мимо стражников-богомолов, которые затопали следом по извилистым сияющим коридорам, проводив их до самых покоев графини. Здесь стражникам приказали оставаться за дверью.

– Они доложат, что проводили нас сюда, – сказал Д’Аверк. – На тебя падет подозрение, Флана!

Она сбросила маску цапли и улыбнулась.

– Нет, – сказала она, идя по пушистому ковру к полированному сундуку, украшенному алмазами. Она подняла крышку и вынула оттуда длинную трубку, на конце которой была мягкая груша. – Внутри груши ядовитая жидкость, – пояснила она. – Стоит вдохнуть брызги, и жертва сходит с ума, начинает беситься и бежать куда глаза глядят, пока не умрет. Стражники пробегут через много коридоров, прежде чем погибнут. Я уже пользовалась этим средством. Оно всегда работает.

Она говорила об убийстве так непринужденно, что Хоукмун невольно содрогнулся.

– Смотрите, всё, что нужно сделать, – продолжала она, – вставить трубку в замочную скважину и нажать на грушу.

Она положила прибор на крышку сундука и повела их через анфиладу великолепно и экзотично убранных комнат в зал с огромными окнами, выходившими на широкий балкон. Там, на балконе, аккуратно сложив крылья, стоял орнитоптер Фланы, похожий на прекрасную, алую с серебром, цаплю.

Она торопливо прошла в другую часть комнаты и отодвинула занавеску. За ней оказалась огромная куча трофеев: одежда, маски и оружие всех ее любовников и мужей, получивших отставку.

– Берите всё, что вам нужно, – промурлыкала она, – и поторопитесь.

Хоукмун выбрал дублет из синего бархата, узкие штаны из оленей кожи, вышитую золотом перевязь, на которой висели длинный, отлично сбалансированный меч и кинжал. Маску он взял из тех, что раньше принадлежали уничтоженному им лично врагу, Асроваку Микошевару: сверкающую маску, изображавшую стервятника.

Д’Аверк облачился в темно-желтый костюм и блестящий синий плащ, сапоги из оленьей кожи, подобрал себе клинок, похожий на клинок Хоукмуна. Он тоже выбрал маску стервятника, рассудив, что двум членам одного ордена вполне логично путешествовать вместе. Теперь они оба выглядели как истинные благородные мужи Гранбретани.

Флана открыла окно, и они вышли в прохладное, туманное утро.

– Прощайте, – прошептала Флана. – Мне надо вернуться к стражникам. Прощай, Гюйам Д’Аверк. Надеюсь, мы еще встретимся.

– Я тоже надеюсь на это, Флана, – ответил Д’Аверк с неожиданной нежностью в голосе. – Прощай.

Он забрался в кабину орнитоптера и завел мотор. Хоукмун спешно уселся у него за спиной.

Крылья машины захлопали по воздуху, и она, издавая металлическое клацанье, поднялась в угрюмое небо над Лондрой, беря курс на запад.

Глава тринадцатая Король Хуон недоволен

Противоречивые чувства раздирали барона Мелиадуса, когда он вошел в тронный зал короля-императора, низко поклонился и пустился в долгий путь до Тронной Сферы.

Белая жидкость внутри шара клубилась энергичнее обычного, что встревожило барона. Он злился из-за исчезновения эмиссаров, опасался гнева монарха, сгорал от желания отправиться на поиски старика, который может дать ему средство добраться до замка Брасс. А еще он боялся, как бы не утратить свое влияние и высокое положение и не оказаться изгнанным (известно, что король проделывал такое раньше) в квартал Сорванных Масок. Он нервно поглаживал волчий шлем, и шаг становился все более неровным по мере того, как Мелиадус приближался к Тронной Сфере и с опаской поглядывал на монарха, похожего по форме на зародыш.

– Великий король-император, слуга империи, барон Мелиадус, явился. Он упал на колени и склонился до земли.

– Слуга? Не очень-то хорошо ты нам услужил, Мелиадус!

– Прошу прощения, ваше благородное величество, но…

– Но?

– Но я понятия не имел, что они решат уехать прошлой ночью, вернувшись тем же путем, каким пришли…

– Твой задачей и было предчувствовать их решения, Мелиадус.

– Предчувствовать? Предчувствовать решения, могущественный монарх?

– Интуиция подводит тебя, Мелиадус. Когда-то она была безупречна, и ты действовал, подчиняясь ей. Теперь же твой разум полон глупых планов мести, ты глух и слеп ко всему остальному. Мелиадус, эти эмиссары уничтожили шестерых моих лучших гвардейцев. Я не знаю, как они убили их – возможно, каким-то заклинанием, но убили, неведомым путем покинули дворец и вернулись к неизвестной машине, принесшей их сюда. Они многое узнали о нас, а вот мы, Мелиадус, не узнали о них буквально ничего.

– Нам кое-что известно об их военной экипировке…

– В самом деле? Знаешь, Мелиадус, людям свойственно лгать. Мы недовольны тобой. Мы поручили тебе задание, но ты выполнил его лишь частично и отнесся без должного внимания. Ты терял время во дворце Тарагорма, предоставив эмиссаров самим себе, когда должен был уделять внимание им. Ты глупец, Мелиадус. Глупец!

– Мессир, я…

– Это всё твоя нелепая одержимость горсткой бунтарей из замка Брасс. Ты хочешь заполучить девушку? Поэтому ты так упорно преследуешь их?

– Боюсь, они угрожают нашей империи, благородный мессир…

– Так ведь и Коммуназия угрожает нашей империи, барон Мелиадус, – настоящими мечами, настоящими армиями, настоящими кораблями, которые могут двигаться и по суше. Барон, ты должен забыть о своей глупой вендетте и замке Брасс, или же – и мы предостерегаем тебя! – берегись нашего недовольства.

– Но, мессир…

– Мы предупредили тебя, барон Мелиадус. Выбрось замок Брасс из головы. Вместо этого попытайся узнать всё, что только возможно, об эмиссарах, выясни, где ждала их машина, как им удалось выбраться из города. Оправдай себя в наших глазах, барон Мелиадус, восстанови былую репутацию…

– Да, мессир, – проговорил барон Мелиадус, скрежеща зубами, чтобы сдержать гнев и горечь.

– Аудиенция окончена, Мелиадус.

– Благодарю вас, – сказал Мелиадус, чувствуя, как кровь бросилась в голову, – мессир.

Он попятился от Тронной Сферы.

Развернулся на каблуках и помчался по вытянутому залу.

Он достиг украшенных драгоценными камнями дверей, промчался мимо стражников и зашагал по сияющим коридорам, полным мерцающего света.

Мелиадус всё шагал и шагал, торопливо переставляя ноги, но движения его были автоматическими, рука, крепко сжимавшая рукоять меча, побелела от напряжения.

Он шел, пока не оказался в огромной приемной дворца, где благородные господа дожидались аудиенции короля-императора, спустился по ступеням, которые вели к воротам, открывающимся во внешний мир, сделал знак носильщицам подавать паланкин, забрался в него и, тяжело откинувшись на подушки, позволил нести себя обратно в черный с серебром дворец.

Теперь он ненавидел короля-императора. Он питал отвращение к существу, которое так унизило его, сорвало его планы, так его оскорбило. Король Хуон дурак, если не понимает потенциальной угрозы, которая исходит от замка Брасс. Такой дурак не годится на роль правителя, не достоин командовать рабами, не говоря уже о бароне Мелиадусе, Великом коннетабле ордена Волка.

Мелиадус не станет слушаться глупых приказов короля Хуона, он будет делать то, что считает правильным, а если король-император возражает – к черту короля-императора.

Чуть позже Мелиадус выехал из дворца верхом. Он выступал во главе отряда из двадцати человек. Двадцати тщательно отобранных человек, которые, как он знал, последуют за ним куда угодно – даже в Йель.

Глава четырнадцатая Пустоши Йеля

Орнитоптер графини Фланы приближался к земле, его брюхо задевало верхушки сосен, крылья едва не путались в ветвях берез, пока наконец из-за леса не показалась вересковая пустошь.

День стоял холодный, пронизывающий ветер свистел на пустоши, забираясь под тонкую одежду.

Дрожа от холода, путешественники выбрались из летучей машины и устало огляделись по сторонам. Рядом никого не было.

Д’Аверк сунул руку под куртку и вынул кусок тонкой кожи, на котором была нарисована карта.

Он указал точку на ней.

– Мы движемся сюда. Теперь надо загнать орнитоптер в лес и спрятать его.

– Почему просто не бросить здесь? Его вряд ли кто-нибудь найдет в ближайшие пару дней, – сказал Хоукмун.

Но Д’Аверк был серьезен.

– Хоукмун, я не хочу, чтобы у графини Фланы были какие-нибудь неприятности. Если машину найдут, ей не поздоровится. Пошли.

И они принялись катить и толкать металлическую машину, пока не загнали ее под сосны и не накрыли толстым слоем валежника. Эта птица несла их, пока не закончилось топливо. Они и не ожидали проделать на ней весь путь до Йеля.

Теперь предстояло идти пешком.

Четыре дня они шли по лесам и вересковым пустошам, почва понемногу становилась всё беднее по мере того, как они приближались к границам Йеля.

Затем, в один из дней, Хоукмун остановился и указал на что-то:

– Смотри, Д’Аверк, – Йельские горы.

И действительно, вдали показались горы, их пурпурные вершины скрывались в облаках, а основания были из коричнево-желтой породы, так же как и долины вокруг.

Пейзаж выглядел диким и прекрасным, ничего подобного Хоукмун до сих пор не встречал.

Он вздохнул.

– Значит, в Гранбретани все-таки остались места, не оскорбляющие взора.

– Да, красиво, – согласился Д’Аверк. – Но и страшновато. Нам придется найти где-то здесь Майгана. Судя по карте, до Лландара еще много миль по этим горам.

– В таком случае поднажмем. – Хоукмун поправил перевязь меча. – У нас имеется небольшое преимущество во времени перед Мелиадусом, но вполне вероятно, что уже сейчас он торопится в Йель, чтобы отыскать Майгана.

Д’Аверк стоял на одной ноге, энергично растирая ступню другой.

– Верно, но, боюсь, эти сапоги долго не протянут. Я выбрал их из тщеславия, очень уж красивые, но непрактичные. Учусь на собственных ошибках.

Хоукмун хлопнул его по плечу.

– Я слышал, где-то здесь обитают дикие пони. Моли, чтобы нам удалось поймать и приручить парочку.

Однако никаких диких пони им не попалось, желтоватая почва под ногами была твердой и каменистой, а небо над головой переливалось живым светом. Хоукмун с Д’Аверком начали понимать, почему жители Гранбретани испытывают перед этой местностью суеверный ужас – действительно, и в небе, и в земле ощущалось что-то неестественное.

Наконец они вплотную подошли к горам.

С близкого расстояния они оказались такими же желтыми, хотя и с вкраплениями темно-красной и зеленоватой породы, очень гладкими и угрюмыми. Странного вида животные бросались врассыпную при появлении чужаков, пока они преодолевали зубчатые скалы. А из укромных пещер за ними наблюдали диковинные, похожие на людей создания ростом меньше фута, с волосатым телами и совершенно лысыми головами.

– Когда-то они явно были людьми, – заметил Д’Аверк. – Их предки обитали в этих краях. Однако Трагическое Тысячелетие оставило здесь заметный след.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Хоукмун.

– Я читал книжки. Из всей Гранбретани именно в Йеле последствия Трагического Тысячелетия проявились заметнее всего. Потому-то это место такое заброшенное, люди просто не хотят больше здесь жить.

– Кроме Тоцера и еще этого старика, Майгана из Лландара.

– Ну да… если Тоцер сказал правду. Мы по-прежнему идем наобум, Хоукмун.

– Но Мелиадус слышал ту же историю.

– Может, Тоцер любит повторять одну и ту же ложь?

Дело шло уже к ночи, когда горные жители повыскакивали из своих пещер наверху и напали на Хоукмуна и Д’Аверка.

Они обросли маслянистым мехом, у них были птичьи носы, кошачьи когти и огромные горящие глаза, они разевали клювы, полные зубов, издавая жуткое шипенье. Насколько сумели разглядеть в сумерках Хоукмун и Д’Аверк, в толпе находились как три особи женского пола, так и примерно шесть самцов.

Хоукмун выхватил меч, поправил маску стервятника, как поправил бы обычный шлем, и прижался спиной к скале.

Д’Аверк занял позицию рядом с ним. А в следующий миг их атаковали.

Хоукмун ударил первого противника, оставив у него на груди длинный кровоточащий порез. Существо с воплем отступило.

Второго принял Д’Аверк, пронзив ему сердце. Хоукмун аккуратно перерезал горло третьему, но четвертый успел вцепиться ему когтями в левую руку. Хоукмун боролся, напрягая мышцы, и старался развернуть кинжал лезвием вверх, чтобы ткнуть противника в запястье. Мимоходом полоснул еще одного, который попытался зайти с другой стороны.

Хоукмун кашлял, чувствуя тошноту, потому что воняли эти твари немилосердно. Наконец ему удалось развернуть руку и уколоть острием кинжала предплечье противника. Тот охнул и выпустил его.

Хоукмун мгновенно всадил кинжал в таращившийся на него единственный глаз и оставил клинок там, развернувшись, чтобы прикончить следующую тварь.

Уже стемнело, и было трудно понять, сколько еще врагов осталось. Д’Аверк держался молодцом, осыпая тварей грязными ругательствами, пока его клинок стремительно разил во все стороны.

Хоукмун поскользнулся в луже крови, оступился, но успел упереться спиной в скальный выступ. И тут же на него с шипеньем бросилась тварь с птичьим клювом, сграбастала в медвежьи объятия, прижав к скале, и клюв защелкал перед самым лицом, вцепляясь в клюв маски стервятника.

Хоукмун обливался потом, пытаясь ослабить хватку противника, он высвободил голову из шлема-маски, оставив его в клюве горной твари, развел в стороны руки врага и с силой ударил его в грудь. Тварь пошатнулась, застигнутая врасплох, не понимающая, что маска стервятника вовсе не часть тела Хоукмуна.

Хоукмун быстро вонзил меч в сердце противника и обернулся к Д’Аверку, на которого наседали сразу двое.

Одному из них Хоукмун начисто снес голову и собирался взяться за второго, но тот выпустил Д’Аверка и с воплями скрылся в темноте, успев вырвать клок из его куртки.

Они расправились со всеми омерзительными тварями, кроме последнего беглеца.

Д’Аверк тяжело дышал, легко раненный в грудь там, где когти выхватили кусок куртки. Хоукмун оторвал полоску ткани от своего плаща и прикрыл рану.

– Пустяки, царапина, – сказал Д’Аверк. Он сорвал с себя помятый шлем и отшвырнул в сторону. – Хотя они неплохо нам послужили, мне нет смысла носить маску, когда ты остался без своей. Этот камень у тебя во лбу узнается настолько безошибочно, что мне просто глупо маскироваться! – Он широко улыбнулся. – Говорил же я тебе, что Трагическое Тысячелетие породило омерзительных тварей, друг Хоукмун.

– Верю, – улыбнулся в ответ Хоукмун. – Пошли, нам надо найти укрытие, чтобы пережить эту ночь. Тоцер отметил на карте места, где можно безопасно отдохнуть. Звездного света хватит, чтобы рассмотреть карту.

Д’Аверк потянулся за пазуху, но в следующий миг его рот широко раскрылся от ужаса.

– О Хоукмун! Как же нам не повезло!

– Что случилось, друг?

– Та тварь вырвала кусок куртки вместе с карманом, где лежала карта Тоцера. Мы заблудимся, Хоукмун!

Хоукмун выругался, убрал меч в ножны и задумался.

– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Придется пойти по следу того существа. Оно было слегка ранено, возможно, остались следы крови. Может, выронит карту по пути к своему логову. Если же нет, нам придется проделать весь путь до его берлоги и каким-то образом вернуть карту!

Д’Аверк нахмурился.

– А дело того стоит? Может, сами сумеем вспомнить, куда идти?

– Вряд ли. Идем, Д’Аверк.

Хоукмун принялся карабкаться на острые скалы, за которыми скрылась из виду горная тварь, и Д’Аверк неохотно последовал за ним.

По счастью, небо было ясное, луна светила ярко, и Хоукмун в итоге заметил на камнях блестящие пятна – наверняка кровь. Чуть поодаль виднелись еще пятна.

– Нам туда, Д’Аверк, – позвал он.

Его друг вздохнул, пожал плечами и пошел следом.

Поиски продолжались до самого рассвета, когда Хоукмун наконец потерял след и покачал головой. Они забрались высоко по склону, откуда открывался отличный вид на две долины внизу. Он провел рукой по светлым волосам и вздохнул.

– Ни малейшего следа той твари. Но я все равно уверен…

– Теперь мы совсем заплутали, – рассеянно произнес Д’Аверк, потирая сонные глаза. – Карты нет, и даже того пути, по которому мы шли, тоже нет…

– Прости, Д’Аверк. Мне казалось, что это удачная идея. – Плечи Хоукмуна обмякли. Но затем он вдруг приободрился и махнул рукой. – Вон там! Что-то движется. Быстрее. – И он побежал по выступу скалы и скрылся из виду.

Д’Аверк услышал изумленный возглас, после чего наступила тишина.

Француз вынул меч из ножен и последовал за товарищем, гадая, что же тот увидел.

А потом он тоже разглядел то, что так изумило Хоукмуна. Далеко внизу, в долине, стоял город из металла, поверхности домов сверкали красным, золотым, оранжевым, синим и зеленым, повсюду вились металлические дороги и вздымались острые металлические башни. Даже с такого расстояния было заметно, что город заброшен, он рассыпается в прах, его стены и архитектурные излишества ржавеют.

Хоукмун стоял, глядя на город. Потом указал на что-то рукой. Ночной противник, уцелевший в битве, был там, скатывался по скалистому склону горы к городу.

– Должно быть, здесь он и живет, – сказал Хоукмун.

– Я бы не стал спускаться туда за ним, – пробурчал Д’Аверк. – Воздух может быть отравлен, от такого воздуха кожа с лица облезает, потом тебя начинает рвать, а потом ты умираешь…

– Д’Аверк, отравленного воздуха больше нет, и ты сам это знаешь. Он держится недолго, затем рассеивается. Я уверен, что отравленного воздуха тут не было уже несколько сотен лет. – Он начал спускаться с горы по следам врага, который до сих пор не выпускал из рук кусок куртки с карманом, где лежала карта Тоцера.

– Ну ладно, – проворчал Д’Аверк. – Если что, примем смерть вместе! – И снова он двинулся вслед за товарищем. – Что ты за нетерпеливый, взбалмошный господин, герцог фон Кёльн!

Камни, сыпавшиеся из-под их ног, заставили горную тварь прибавить ходу – их противник несся к городу во весь опор, Хоукмун с Д’Аверком поспевали, как могли, поскольку они были непривычны к горной местности, кроме того, сапоги Д’Аверка превратились в опорки.

Они видели, как их враг вошел в тень металлического города и исчез.

Спустя несколько минут они тоже достигли города и с некоторым внутренним трепетом задрали головы к громадным металлическим конструкциям, устремленным в небо, которые оставляли на земле лишь зловещие тени.

Хоукмун заметил новые пятна крови и принялся пробираться между строениями, с трудом высматривая следы в мутном свете.

А потом вдруг что-то щелкнуло, зашипело, раздалось приглушенное ворчанье… и горная тварь набросилась на него, впиваясь когтями в горло, запуская их все глубже и глубже. Он ощутил один укол, затем второй. Хоукмун вскинул руки и попытался оторвать от себя когтистые пальцы, почувствовал, как клюв щелкнул у самой шеи.

Раздался пронзительный крик, вопль, и когти отпустили его горло.

Хоукмун, пошатнувшись, развернулся и увидел Д’Аверка, который с мечом в руке рассматривал мертвое тело клювастого противника.

– У этой мерзкой твари совсем нет мозгов, – небрежно заметил Д’Аверк. – Каким же дураком надо быть, чтобы напасть на тебя, оставив меня за спиной. – Он протянул руку и осторожно поднял обрывок материи, выпавший из мертвой лапы врага. – А вот и наша карта, целая и невредимая!

Хоукмун стер с шеи кровь. Когти пронзили кожу не слишком глубоко.

– Несчастное создание, – сказал он.

– Не размякай, Хоукмун! Ты ведь знаешь, как меня пугают подобные речи в твоих устах. Вспомни – эти уроды сами на нас напали.

– Хотел бы я знать с чего. В горах явно нет недостатка дичи, там полным-полно разных съедобных животных. С чего они решили сожрать нас?

– Либо мы оказались ближе любой другой добычи, – предположил Д’Аверк, озираясь по сторонам и рассматривая металлические сооружения, – либо же их выучили ненавидеть людей.

Д’Аверк снова размашистым движением убрал меч в ножны и двинулся через лес металлических опор, поддерживавших башни и улицы города у них над головами. Запустение царило повсеместно, здесь же валялись останки мертвых животных, требуха, какие-то гниющие ошметки, не поддающиеся определению.

– Давай осмотрим город, раз уж попали сюда, – предложил Д’Аверк, поднимаясь по какой-то решетке. – Здесь можно поспать.

Хоукмун сверился с картой.

– Это место отмечено, – сказал он. – Называется Халапандур. Чуть восточнее пещеры нашего таинственного философа.

– Насколько восточнее?

– По горам примерно день пути.

– Давай сегодня передохнем, а завтра ускоримся, – сказал Д’Аверк.

Хоукмун на миг нахмурился. Затем пожал плечами.

– Хорошо.

Он тоже полез вверх по перекладинам, пока оба они не оказались на странно изогнутых металлических улицах.

– Давай-ка заберемся повыше, – предложил Д’Аверк.

Они поднялись по наклонному скату к башне, сиявшей в солнечном свете бирюзовыми и огненно-алыми красками.

Глава пятнадцатая Заброшенная пещера

У основания башни оказалась небольшая дверца, открывавшаяся внутрь – словно отверстие, пробитое кулаком великана. Протиснувшись туда, Хоукмун с Д’Аверком попытались рассмотреть в полумраке интерьер башни.

– Вон там, – сказал Хоукмун. – Лестница или что-то очень на нее похожее.

Преодолев завал из мусора, они обнаружили, что это не лестница, ведущая на верхние ярусы башни, а пандус вроде тех, что соединяли друг с другом все строения в городе.

– Из того, что я читал, следует, что это место появилось незадолго до Трагического Тысячелетия, – сказал Хоукмуну Д’Аверк, пока они поднимались по пандусу. – Этот город был полностью отдан ученым – Город Исследователей, вроде бы так его называли. Сюда съезжались служители науки со всех концов света, занятые самыми разными темами. Кажется, они проводили какие-то новые исследования по скрещиванию видов. Если я ничего не путаю, легенды говорят, что здесь изобрели множество удивительных вещей, хотя большинство из них на данный момент утрачено.

Они поднимались, пока наклонный скат не вывел на широкую платформу, со всех сторон закрытую стеклянными окнами. Многие стекла треснули и даже полностью отсутствовали, зато отсюда можно было рассмотреть город.

– Я почти уверен, что с этой платформы наблюдали за делами, творившимися в Халапандуре, – сказал Хоукмун. Он огляделся. Повсюду лежали останки инструментов, о предназначении которых он даже не догадывался. Они казались доисторическими в скучных, простых футлярах, нисколько не похожие на вычурно украшенные предметы новых времен. На металле были выгравированы строгие буквы и цифры, совершенно не напоминающие современные скругленные символы.

– Какая-то комната управления всеми функциями остального Халапандура.

Д’Аверк поджал губы и указал на что-то.

– Ага, и сейчас польза от нее особенно очевидна. Смотри, Хоукмун.

На некотором расстоянии от города, со стороны, противоположной той, откуда они пришли, двигался отряд всадников в шлемах и доспехах солдат Темной Империи. С такой высоты подробностей было не рассмотреть.

– Думаю, их возглавляет сам Мелиадус, – сказал Хоукмун, поглаживая меч. – Пусть он не знает, где именно искать Майгана, но он, вероятно, знает, что Тоцер бывал в этом городе, у него в отряде наверняка есть следопыты, которые скоро узнают, где находится пещера Майгана. Д’Аверк, теперь мы не сможем здесь отдохнуть. Нам придется уходить немедленно.

Д’Аверк кивнул.

– Жаль.

Они бегом спустились по пандусу к выходу из башни. Рискуя быть обнаруженными воинами Темной Империи, беглецы во весь опор пронеслись по широким внешним пандусам, затем снова спустились по перекладинам и скрылись из виду.

– Думаю, нас не заметили, – сказал Д’Аверк. – Пошли, берлога Майгана где-то в той стороне.

Они резво поднимались по склону горы, оступаясь и соскальзывая, мечтая добраться до престарелого мага раньше Мелиадуса.

Опустилась ночь, но они все равно шли дальше.

Путников терзал голод, потому что они почти ничего не ели с тех пор, как вошли в долину Лландара, и силы начали их покидать.

Однако они не сдавались и перед самым рассветом достигли долины, отмеченной на карте. Долины, где, как было сказано, обитал чародей Майган.

Хоукмун заулыбался.

– Те всадники Темной Империи наверняка сделают на ночь привал в городе. У нас будет время, чтобы найти Майгана, взять его кристаллы и уйти раньше, чем они подъедут!

– Будем надеяться, – согласился Д’Аверк, подумав про себя, что Хоукмуну необходимо отдохнуть, потому что глаза у него совсем покраснели. Однако герцог шел вслед за ним в долину, сверяясь с картой. – Вон туда, наверх, – сказал Д’Аверк. – Там должна находится пещера Майгана, но лично я ничего не вижу.

– Судя по карте, это примерно на середине высоты вон того утеса, – отозвался Хоукмун. – Поднимемся повыше и посмотрим.

Они пересекли дно долины, перепрыгнув через небольшой прозрачный ручей, выбивавшийся из расселины в камнях и текущий через всю долину. Действительно, здесь были заметны следы пребывания человека, потому что вдоль потока вилась тропинка, здесь же стояла деревянная конструкция, которую явно использовали, чтобы черпать воду из ручья.

Они шли по тропинке вдоль склона горы. В скальную породу были вбиты старые, отполированные руками скобы. Их явно сделали не вчера – судя по их виду, они прослужили здесь много веков до того, как родился Майган.

Друзья начали подниматься.

Подъем был трудным, но в конце концов они добрались до каменного уступа, на котором стоял огромный валун, и там, за валуном, скрывался темный вход в пещеру.

Хоукмун шагнул вперед, ему не терпелось войти, однако Д’Аверк предостерегающе положил руку ему на плечо.

– Лучше проявить осторожность, – сказал он, обнажая меч.

– Старик не причинит нам вреда, – возразил Хоукмун.

– Друг мой, ты устал, ты истощен, иначе сам бы понял, что старик такой силы, какую описывал Тоцер, уж точно обладает оружием, способным причинить нам вред. Со слов Тоцера, он не особенно любит людей, и у него нет никаких причин видеть в нас союзников.

Хоукмун кивнул, тоже вынул клинок, и они двинулись вперед.

В пещере было темно и, кажется, пусто, однако откуда-то из глубины разливался свет. Приближаясь к источнику света, они поняли, что пещера делает резкий поворот.

Когда они миновали поворот, оказалось, что первая пещера ведет во вторую, гораздо просторнее. Вот здесь уже было полным-полно разных предметов: инструменты, похожие на те, что они видели в Халапандуре, пара коек, кухонная утварь, алхимическое оборудование и многое другое. Свет исходил из шара в центре пещеры.

– Майган! – прокричал Д’Аверк, но ответа не получил.

Они осмотрели пещеру, подумав, что, возможно, у нее есть еще продолжение, однако ничего не нашли.

– Он ушел отсюда! – в отчаянии воскликнул Хоукмун, нервно потирая пальцами черный камень во лбу. – Ушел, Д’Аверк, и неизвестно куда. Может, когда Тоцер покинул его, он решил, что оставаться здесь дальше небезопасно, и переехал.

– Я так не думаю, – сказал Д’Аверк. – Он взял бы с собой какие-то вещи, разве нет? – Он окинул взглядом пещеру. – И эта кровать выглядит так, словно на ней недавно спали. И пыли нигде не лежит. Майган, вероятно, отправился в какой-то ближний поход и скоро вернется. Мы должны дождаться его.

– А что же Мелиадус… если мы вместо того дождемся Мелиадуса?

– Понадеемся, что он продвигается медленно, отыскивая следы, и путь до пещеры займет какое-то время.

– Если он так сгорает от нетерпения, как рассказывала тебе Флана, то он уже дышит нам в затылок, – заметил Хоукмун.

Он подошел к скамье, на которой стояли разнообразные блюда с мясом, овощами и травами, и жадно набросился на еду. Д’Аверк последовал его примеру.

– Отдохнем здесь и подождем, – сказал Д’Аверк. – Это всё, что мы можем сделать в данный момент, друг.

Прошел день, за ним – ночь, Хоукмун с каждым часом все больше терял терпение, а старик не возвращался.

– А вдруг его схватили, – сказал он Д’Аверку. – Вдруг Мелиадус увидел, как он бродит по горам.

– Если и так, Мелиадус непременно привезет его сюда, и мы заслужим благодарность чародея, освободив его из плена, – ответил Д’Аверк с наигранной бодростью.

– Мы с тобой видели двадцать человек, вооруженных, если не ошибаюсь, огненными копьями. Мы не справимся с двадцатью, Д’Аверк.

– Ты просто не в духе, Хоукмун. Справлялись же мы раньше с двадцатью – да и больше бывало!

– Угу, – согласился Хоукмун, но было ясно, что путешествие слишком вымотало его. А может быть, пребывание при дворе короля Хуона далось ему труднее, чем Д’Аверку, ведь Д’Аверк, кажется, привык к обману подобного рода.

В конце концов Хоукмун вышел во внешнюю пещеру, а оттуда на каменный карниз. Его гнал как будто какой-то инстинкт – посмотрев в долину, он увидел всадников.

Теперь они были достаточно близко, чтобы не осталось сомнений.

Отряд действительно возглавлял барон Мелиадус. Его украшенная волчья маска зловеще сверкнула, когда он поднял голову и увидел Хоукмуна – в то самое мгновенье, когда Хоукмун посмотрел вниз.

Мощный, рокочущий голос эхом разнесся по горам. В этом голосе звучали и ярость, и торжество, то был голос волка, почуявшего добычу.

– Хоукмун! – прозвенел крик. – Хоукмун!

Мелиадус выскочил из седла и начал карабкаться по склону.

– Хоукмун!

У него за спиной топали двадцать хорошо вооруженных солдат, и Хоукмун понимал, что шансы победить их всех невелики. Он крикнул, обернувшись к пещере:

– Д’Аверк, Мелиадус уже здесь! Скорее, или они загонят нас в угол в этих пещерах. Нам надо попасть на вершину горы.

Д’Аверк выбежал из пещеры, затягивая перевязь меча, поглядел вниз, секунду подумал и кивнул. Хоукмун бежал по склону, высматривая на шершавой каменной поверхности скобы для рук и подтягиваясь все выше.

Может быть, на вершине горы они смогут найти место и принять бой, но пока что он обязан беречь свою жизнь и жизнь Д’Аверка, потому что от этого зависит спасение замка Брасс.

– Хо-ук-му-у-ун! – донесся подхваченный эхом крик мстительного Мелиадуса. – Хо-ук-му-у-ун!

Хоукмун карабкался дальше, обдирая руки о поверхность скалы, поранил ногу, но не замедлил ход. Отчаянно рискуя, он поднимался все выше, и Д’Аверк не отставал от него.

Наконец они оказались на вершине и увидели простирающееся к горизонту плато. Если они ступят на него, их испепелят огненные копья.

– Ну вот, – мрачно произнес Хоукмун, вытаскивая меч, – здесь и примем бой.

Д’Аверк усмехнулся.

– Наконец-то. Я уж думал, ты совсем размяк, дружище.

Они перегнулись через край скалы и увидели, что барон Мелиадус добрался до каменного карниза перед пещерой Майгана, он метнулся внутрь, отправив солдат преследовать двух своих заклятых врагов. Без сомнений, он надеялся увидеть в пещере и остальных: Оладана, графа Брасса, даже, наверное, Иссельду, в которую, как было известно Хоукмуну, барон влюблен, пусть и отказывается признаться в этом даже себе самому.

Скоро первый солдат из отряда добрался до вершины утеса, и Хоукмун как следует наподдал ногой по волчьему шлему. Однако солдат не упал, а вскинул руку и вцепился в ступню Хоукмуна, то ли пытаясь удержать равновесие, то ли сбросить Хоукмуна с утеса вместе с собой.

Д’Аверк пружиной метнулся вперед, уколов солдата мечом в плечо. Тот застонал, выпустил ногу Хоукмуна, попытался зацепиться за выступ скалы на краю утеса, промахнулся и завалился назад, замахал руками, испустив пронзительный крик, который затих лишь на дне долины, далеко-далеко внизу.

Но другие солдаты уже перелезали через край. Д’Аверк взял на себя одного, а Хоукмун внезапно обнаружил, что у него целых два противника.

Они сражались, пританцовывая вдоль края утеса, над долиной в сотнях футов внизу.

Хоукмун ударил одного солдата в горло, между шлемом и нагрудником, второму ловко попал в живот чуть ниже доспеха, однако на место этих тут же встали двое других.

Так они сражались час, не давая гранбретанцам подняться на вершину горы, вступая в поединок с очередными противниками, которых все-таки не удалось переубедить.

А потом их окружили, и вражеские мечи нацелились на них, словно зубы гигантской акулы, их глоткам угрожал целый частокол клинков, и откуда-то донесся злорадный голос Мелиадуса:

– Сдавайтесь, господа, а не то вас изрубят на куски, обещаю.

Хоукмун с Д’Аверком опустили оружие, беспомощно поглядев друг на друга.

Оба знали, что Мелиадус ненавидит их жуткой, всепоглощающей ненавистью. И теперь они пленники на территории его государства. Ни малейшей возможности бежать.

Мелиадус, по-видимому, тоже это сознавал, он склонил набок голову в волчьей маске и хмыкнул.

– Понятия не имею, как вы проникли в Гранбретань, зато точно знаю, что вы просто два идиота! Вы тоже ищете старика? Зачем, хотел бы я знать? У вас и так уже имеется то же, что и у него.

– Может, у него есть что-нибудь еще, – сказал Хоукмун, намеренно нагоняя туману, ведь чем меньше Мелиадус понимает, тем больше шансов его провести.

– Что-нибудь еще? Ты хочешь сказать, у него имеются и другие изобретения, полезные империи? Спасибо, что сообщил, Хоукмун. Этот старик, несомненно, прелюбопытный тип.

– Старик ушел, Мелиадус, – спокойно сообщил Д’Аверк. – Мы предупредили его, что ты заявишься.

– Ушел, в самом деле? Если так, значит, ты, сэр Гюйам, знаешь, куда он ушел.

– Нет, я не знаю, – сказал Д’Аверк, раздраженно косясь на солдат, которые связали его и Хоукмуна вместе, пропустив под мышками веревочную петлю.

– Посмотрим. – Мелиадус снова хмыкнул. – Я рад, что ты даешь мне повод устроить небольшую пытку прямо сейчас. Капелька мести, не откладывая в долгий ящик. По полной программе мы выложимся у меня во дворце. К тому времени я, наверное, и разыщу старика, и узнаю его секрет перемещения между измерениями…

Мысленно Мелиадус сказал себе, что таким образом он восстановит свою репутацию в глазах короля-императора и получит прощение Хуона за то, что самовольно покинул город.

Он едва ли не любовно ударил Хоукмуна по лицу рукой в латной перчатке.

– Да, Хоукмун, скоро тебя ждет наказание, скоро…

Все тело Хоукмуна содрогнулось от удара, а потом он от души плюнул в оскаленную волчью маску.

Мелиадус отшатнулся, рука потянулась к маске, он стер плевок и ударил Хоукмуна в челюсть. И зарычал от бешенства.

– За это, Хоукмун, тебя ждет лишняя минута мучений, и минута эта, обещаю тебе, покажется вечностью!

Хоукмун отвернулся, испытывая боль и омерзение, его грубо толкнули и сбросили, вместе с сэром Гюйамом Д’Аверком, с края утеса.

Веревка, которой были обвязаны их тела, не дала улететь далеко, их поспешно спустили на каменный карниз, и вскоре туда сошел Мелиадус.

– Мне все-таки нужно разыскать старика, – сказал барон. – Думаю, он прячется где-то неподалеку. Пока что вы полежите в пещере, я оставлю на входе двух стражников на тот случай, если вы каким-то образом избавитесь от веревок, а сам отправлюсь за ним. На этот раз тебе не сбежать, Хоукмун, и тебе тоже, Д’Аверк. Наконец-то вы оба мои! Тащите их внутрь. Свяжите всеми веревками, какие только найдутся. И помните: охранять как следует, потому что они предназначены для потехи Мелиадуса!

Он посмотрел, как их связывают и затаскивают в переднюю часть пещеры. Мелиадус поставил у входа стражников и, радостный, торопливо вышел на каменный карниз.

Еще немного, пообещал он себе, и все его враги окажутся в его власти, все их тайны будут выпытаны, и вот тогда король-император поймет, что барон все это время говорил правду.

А если король-император думает о нем плохо, что ж – у Мелиадуса есть план, как исправить и эту ошибку.

Глава шестнадцатая Майган из Лландара

За порогом пещеры спустилась ночь, Хоукмун с Д’Аверком лежали в тени каменного выступа, освещенного шаром из второй пещеры.

Широкие спины стражников закрывали выход, а многочисленные веревки, которыми связали пленников, были затянуты туго.

Хоукмун попытался сдвинуться с места, однако его попытки не увенчались успехом: он мог лишь шевелить губами, моргать и немного поворачивать шею. Д’Аверк находился в точно таком же положении.

– Да, друг мой, мы повели себя слишком беспечно, – сказал Д’Аверк как можно более небрежным тоном.

– Точно, – согласился Хоукмун. – Усталость и недоедание превращают в дураков даже мудрейших из мудрых. Нам некого винить, кроме самих себя…

– Мы заслужили страдания, – сказал Д’Аверк с некоторым сомнением. – Но заслужили ли их наши друзья? Хоукмун, мы должны думать о побеге, пусть даже он и представляется совсем безнадежным.

Хоукмун вздохнул.

– Да, если Мелиадусу удастся попасть в замок Брасс…

Он содрогнулся.

После короткой встречи с гранбретанским вельможей Хоукмуну показалось, что Мелиадус не в себе сильнее обычного. Может, на нем сказалась череда поражений, которые он потерпел от Хоукмуна и обитателей замка Брасс? Может, дело в сорвавшейся победе, которая была так близко, когда замок Брасс просто исчез у него из-под носа? Хоукмун не знал. Он знал лишь то, что его старинный враг владеет собой гораздо хуже, чем прежде. Невозможно предсказать, на что он способен в неуравновешенном состоянии.

Хоукмун повернул голову и нахмурился – ему показалось, что из дальнего конца доносится шорох. С того места, где они лежали, была видна небольшая часть освещенной пещеры.

Он вытянул шею, снова услышав шум. Д’Аверк проговорил тихо, не привлекая внимания стражников:

– Клянусь, там кто-то есть…

А в следующий миг на них упала чья-то тень, и они увидели перед собой лицо рослого старика, крупное, морщинистое, словно высеченное из камня, и гриву седых волос, придававшую ему сходство со львом.

Старик нахмурился, окидывая взглядом двух связанных незнакомцев. Он поджал губы и внимательно посмотрел на спины застывших на посту стражников, снова перевел взгляд на Хоукмуна и Д’Аверка. Ничего не сказал, только скрестил руки на груди. Хоукмун увидел, что его пальцы унизаны кольцами с кристаллами – все, кроме мизинца на левой руке, даже на больших пальцах были кольца. Должно быть, это и есть Майган из Лландара! Но как же он попал в пещеру?

Хоукмун смотрел на него отчаянным взглядом, губы беззвучно молили о помощи.

Великан улыбнулся и склонился ниже, чтобы разобрать слова Хоукмуна.

– Умоляю, сударь, если ты Майган Лландарский, знай, что мы твои друзья и пленники твоих врагов.

– Откуда мне знать, правду ли ты говоришь? – так же шепотом поинтересовался Майган.

Один из часовых шевельнулся, начал оборачиваться, явно почуяв что-то. Майган скрылся во второй пещере. Стражник заворчал:

– О чем это вы там шушукаетесь? Гадаете, что сделает с вами барон? Ха, Хоукмун, да тебе и не снилось, какие развлечения с твоим участием уже подготовлены.

Хоукмун ничего не ответил.

Когда стражник со смехом отвернулся, Майган снова подошел.

– Так ты Хоукмун?

– А ты слышал обо мне?

– Так, кое-что. Если ты Хоукмун, тогда ты, вероятно, говоришь правду, ибо, пусть сам я и гранбретанец, я не в восторге от правителей Лондры. Но откуда тебе знать, кто мои враги?

– Барон Мелиадус Кройденский узнал о секрете, которым ты поделился с Тоцером, гостившим у тебя не так давно…

– Этот шпион! Он подольстился ко мне, украл одно из моих колец, пока я спал, и сбежал с его помощью. Хотел снискать расположение своих хозяев из Лондры, как я теперь понимаю…

– Ты прав. Тоцер рассказал им о своем умении, похваляясь, что это достигается исключительно силой мысли, и, продемонстрировав свою силу, оказался в Камарге…

– Несомненно, случайно. Он понятия не имеет, как именно управлять кольцом.

– Мы так и подумали.

– Я верю тебе, Хоукмун, и я боюсь этого Мелиадуса.

– Так ты освободишь нас? Мы можем попробовать бежать. И защитить тебя от него.

– Сомневаюсь, нужна ли мне ваша защита.

Майган исчез из поля зрения Хоукмуна.

– Хотел бы я знать, что он задумал, – сказал Д’Аверк, который до сих пор сознательно не встревал в разговор.

Хоукмун лишь покачал головой.

Майган появился снова, с длинным ножом в руке. Он наклонился и принялся перерезать веревки Хоукмуна, пока наконец герцог фон Кёльн не высвободился из пут, настороженно поглядывая на стражников у входа в пещеру.

– Позволь мне твой нож, – шепотом попросил он, забирая нож из руки Майгана. Он начал резать веревки, опутавшие Д’Аверка.

Снаружи послышались голоса.

– Барон Мелиадус возвращается, – произнес один из часовых. – Похоже, он здорово зол.

Хоукмун бросил на Д’Аверка выразительный взгляд, и они вскочили на ноги.

Встревоженный шумом движения, один из часовых обернулся и вскрикнул от изумления.

Хоукмун с Д’Аверком бросились вперед. Рука Хоукмуна помешала часовому выхватить меч. Руки Д’Аверка сомкнулись на горле еще одного стражника, и он вырвал у гранбретанца оружие. Меч взметнулся и попал в цель раньше, чем стражник успел закричать.

Пока Хоукмун боролся с противником, Д’Аверк занялся оставшимся часовым. Звон мечей разносился в воздухе, и они услышали изумленный возглас Мелиадуса.

Хоукмун опрокинул врага на землю и, нажав коленом ему на живот, выхватил кинжал, который до сих пор был у него на поясе, откинул маску гранбретанца и перерезал ему горло.

Между тем Д’Аверк разделался со своим противником и, тяжело дыша, стоял над телом.

Майган окликнул их из глубины пещеры:

– Я вижу, у вас такие же кольца, как у меня. Вы знаете, как ими управлять?

– Мы знаем только, как вернуться в Камарг! Повернуть налево…

– Да. Ясно. Я помогу тебе, Хоукмун. Сначала поверни кольцо направо, затем налево. Повтори движение шесть раз, и тогда…

Огромный силуэт Мелиадуса закрыл собой выход из пещеры.

– А! Хоукмун! Опять ты выводишь меня из себя. И старик! Взять его!

Уцелевшие солдаты Мелиадуса бросились в пещеру. Д’Аверк с Хоукмуном отступали, отчаянно сражаясь.

Старик прокричал в гневе:

– Незваные гости! Прочь! – И ринулся на солдат со своим длинным ножом.

– Нет! – выкрикнул Хоукмун. – Майган, предоставь это нам. Держись подальше. Тебе не выстоять против них!

Однако Майган и не думал отступать. Хоукмун попытался пробиться к нему и увидел, как старик упал от удара гранбретанского меча. Хоукмун убил того, кто сразил Майгана.

В передней пещере царила неразбериха, и друзья продолжали отступать во внутреннюю пещеру. Звон мечей отдавался эхом, его то и дело прорезали яростные вопли Мелиадуса.

Хоукмун затащил раненого Майгана во вторую пещеру, отбивая удары, сыпавшиеся на них обоих.

И вот перед герцогом уже замелькал поющий клинок самого Мелиадуса, сжимавшего меч двумя руками.

Хоукмун ощутил леденящий удар по левому плечу, почувствовал, как кровь начала пропитывать рукав. Следующий выпад он парировал, затем ударил сам, ранив Мелиадуса в руку.

Барон застонал и оступился.

– Давай, Д’Аверк! – прокричал Хоукмун. – Вперед, Майган! Поворачиваем кольца! Это наша единственная надежда на спасение!

Он повернул кристалл в своем кольце сначала вправо, затем влево, потом повторил движения шесть раз. Мелиадус зарычал, снова бросаясь на него. Хоукмун вскинул меч, чтобы отбить удар.

А потом Мелиадус исчез.

Так же, как и пещера, так же, как и его товарищи.

Он стоял один посреди раскинувшейся во все стороны равнины. Был полдень, потому что громадное солнце висело в зените. Равнину покрывал невысокий дерн, от которого исходил свежий запах, напомнивший Хоукмуну о весне.

Где это он? Неужели Майган его обманул? И где все остальные?

Затем рядом с ним начала материализовываться фигура Майгана, старик лежал на траве, зажимая самую глубокую рану. Он был покрыт дюжиной порезов от меча, его благородное лицо побледнело и исказилось от боли. Хоукмун сунул меч в ножны и кинулся к нему.

– Майган…

– Ох, Хоукмун, боюсь, я умираю. Но я хотя бы помог свершиться твоей судьбе. Рунный посох…

– Моей судьбе? О чем ты говоришь? И при чем тут Рунный посох? Я то и дело слышу об этом волшебном орудии, и до сих пор никто не удосужился объяснить мне, какое он имеет отношение…

– Ты сам узнаешь, когда придет время. А пока что…

Внезапно появился Д’Аверк и принялся с изумлением озираться по сторонам.

– Эти штуковины работают! Слава Рунному посоху! Я уж думал, нас точно покрошат в капусту.

– Тебе… тебе надо отыскать… – Майган закашлялся. Изо рта у него выплеснулась струйка крови и потекла по подбородку.

Хоукмун поддержал ему голову.

– Ничего не говори, Майган. Ты серьезно ранен. Нам надо найти помощь. Может быть, если вернуться в замок Брасс…

Майган качнул головой.

– Ты не сможешь.

– Не смогу вернуться? Но почему? Кольца ведь перенесли нас сюда. Повернуть налево…

– Нет. После перемещения подобного рода кольца необходимо заново настроить.

– И как мы можем их настроить?

– Этого я не скажу!

– Но почему? Ты не можешь сказать?

– Нет. Я с самого начала хотел перенести вас через пространство в эти земли, здесь тебе предстоит воплотить этап своей судьбы. Ты должен отыскать… а-а-а… Какая боль!

– Так ты одурачил нас, старик, – сказал Д’Аверк. – Ты хочешь, чтобы мы сыграли какую-то роль в твоих собственных интригах. Но ты ведь умираешь. Мы не можем тебе помочь. Скажи, как нам вернуться в замок Брасс, и там мы найдем для тебя целителя.

– Я перенес вас сюда вовсе не из эгоистичной прихоти. Я знаю историю. Благодаря кольцам я путешествовал по многим землям, посещал самые разные эпохи. Я много знаю. Я знаю, чему ты служишь, Хоукмун, и я знаю, что тебе пришло время попасть сюда.

– Куда «сюда»? – с отчаянием спросил Хоукмун. – В какое время ты закинул нас? Как называется это место? Кажется, здесь нет ничего, кроме этой равнины!

Но Майган снова закашлялся кровью, было ясно, что конец его близок.

– Возьмите мои кольца, – проговорил он, с трудом дыша. – Они могут вам пригодиться. Но прежде всего ищите Нарлин и Меч Рассвета – идите отсюда на юг. Потом, когда сделаете дело, отправитесь на север, в город Днарк… там Рунный посох.

Он снова закашлялся, затем по его телу прошла сильная дрожь, и жизнь покинула его.

Хоукмун поднял глаза на Д’Аверка.

– Рунный посох? Неужели мы в Коммуназии, где, как говорят, хранится этот предмет?

– Вот было бы смешно, учитывая наш недавний маскарад, – сказал Д’Аверк, промокнув платком рану на ноге. – Может, и в Коммуназии. Мне плевать. Мы отделались от этого бесноватого Мелиадуса и его кровожадных волчков. Солнышко греет. Если не считать ран, мы сейчас в гораздо лучшем положении, чем могли бы быть.

Оглянувшись по сторонам, Хоукмун вздохнул.

– Я бы так не сказал. Если опыты Тарагорма принесут плоды, он сможет отыскать путь в наш Камарг. Я предпочел бы быть там, а не тут. – Он тронул пальцем кольцо. – Интересно…

Д’Аверк вскинул руку.

– Не надо, Хоукмун. Не играй с этим. Я склонен верить старику. Кроме того, он явно был к тебе благосклонен. Видимо, желал тебе добра. Вероятно, он собирался объяснить тебе, куда идти, подробнее сообщил бы, как попасть в эти места – если, конечно, это места. Если мы попытаемся повернуть кольца сейчас, кто знает, где мы окажемся, вдруг вернемся в ту же самую неприятную компанию, которая осталась в пещере Майгана!

Хоукмун кивнул.

– Думаю, ты прав, Д’Аверк. Но что нам делать теперь?

– Прежде всего сделаем, как велел Майган, и заберем его кольца. Потом пойдем на юг, в это место… как он его назвал?

– Нарлин. Но это может быть и человек. Или какой-то предмет.

– В любом случае двигаем на юг, выясняем, что такое этот Нарлин: место, человек или вещь. Приступим.

Он склонился над телом Майгана из Лландара и принялся снимать кольца с его рук.

– Судя по тем предметам, какие я видел в его пещере, он наверняка нашел эти кольца в Халапандуре. Все его инструменты были оттуда. Наверное, кольца изготовили ученые перед наступлением Трагического Тысячелетия…

Однако Хоукмун почти не слушал его. Вместо ответа он указал на что-то посреди равнины.

– Смотри!

Поднимался ветер.

Вдалеке катилось нечто громадное и багрово-пурпурное, плюющееся молниями.

Глава первая Женак-Тэнг

Хоукмун с Д’Аверком немного понаблюдали, как странная сфера приближается к ним, а потом устало вынули из ножен мечи.

Одежда на них была изорвана, тела окровавлены, лица побелели от усталости. А в глазах почти не осталось надежды.

– Эх, мне бы сейчас силу амулета, – сказал Хоукмун, имея в виду Красный Амулет, который он, последовав совету Воина, оставил в замке Брасс.

Д’Аверк вяло улыбнулся.

– Да мне сейчас хотя бы обычную человеческую силу, – сказал он. – Но в любом случае нам придется сделать всё, на что мы способны, герцог Дориан. – Он расправил плечи.

Сверкающая молниями сфера, подскакивая на траве, приблизилась – громадная, наполненная сверкающими красками. И было ясно, что мечами с ней сражаться бесполезно.

Она подкатилась с затихающим шумом и остановилась рядом, возвышаясь над путешественниками.

Затем она загудела, в центре появилась трещина и начала расширяться, пока сфера не распалась надвое. Изнутри повалил белый изящный дымок, сбившийся в облако над землей.

Облако начало рассеиваться, и появилась высокая красивая человеческая фигура с длинными светлыми волосами, перехваченными серебряным обручем, на бронзовом от загара теле красовался короткий килт в светло-коричневых тонах. Похоже, оружия при человеке не было.

Хоукмун с подозрением посмотрел на незнакомца.

– Кто ты? – спросил он. – Чего ты хочешь?

Обитатель сферы улыбнулся.

– Это я должен задавать такие вопросы, – произнес он со странным акцентом. – Я вижу, вы побывали в битве, и один из вас пал. Кажется, он староват для сражений.

– Кто ты такой? – повторил Хоукмун.

– Какой ты упрямый, воин. Я Женак-Тэнг из рода Тэнгов. Скажи, с кем вы сражались здесь? Это были чарки?

– Это название ни о чем нам не говорит. Здесь мы ни с кем не сражались, – встрял Д’Аверк. – Мы путники. А те, с кем мы сражались, остались очень далеко отсюда. Мы попали сюда, спасаясь бегством…

– Однако ваши раны выглядят свежими. Поедете со мной в Тэнг-Кампп?

– Это твой город?

– У нас нет городов. Едем. Мы сможем вам помочь: обработаем вам раны, возможно, приведем в чувство вашего друга.

– Невозможно. Он умер.

– Чаще всего нам удается оживить мертвецов, – беззаботно заявил красавец. – Так вы поедете со мной?

Хоукмун пожал плечами.

– Почему бы и нет?

Они с Д’Аверком подхватили тело Майгана и двинулись к сфере, Женак-Тэнг шагал впереди.

Они увидели, что внутри находится комната, где могут удобно разместиться несколько человек. Без сомнений, эта штуковина была самым распространенным видом транспорта в здешних краях, потому что Женак-Тэнг даже не стал давать гостям никаких указаний, предоставив самим выбирать себе места и устраиваться на сиденьях.

Он провел рукой над приборной панелью, и сфера начала закрываться. После чего они тронулись с места и на фантастической скорости покатились над поверхностью земли, с трудом различая размытый пейзаж за окном.

Равнина тянулась и тянулась. На глаза ни разу не попалось ни дерева, ни скалы, ни холмика, ни реки. Хоукмун склонялся к мысли, что это либо рукотворный ландшафт, либо эту землю мастерски выровняли когда-то очень давно.

Женак-Тэнг смотрел в какой-то прибор, который, вероятно, помогал ему прокладывать путь. Руки его покоились на рычагах, соединенных с колесом, которое он время от времени поворачивал в разные стороны, несомненно, управляя странным экипажем.

Один раз они увидели вдалеке группу каких-то движущихся объектов, не успев рассмотреть их сквозь вращающиеся стены сферической комнаты. Хоукмун указал на них.

– Чарки, – пояснил Женак-Тэнг. – Если повезет, они не нападут.

Эти чарки были серыми, в цвет камня, у них имелось много ног и колышущиеся отростки по всему телу. Хоукмун так и не понял, живые это существа или машины, а может быть, ни то и ни другое.

Прошел час, и наконец сфера начала замедлять движение.

– Приближаемся к Тэнг-Камппу, – объявил Женак-Тэнг.

Чуть погодя сфера остановилась, и бронзовый возница откинулся на спинку кресла, облегченно выдохнув.

– Отлично, – сказал он. – Я узнал то, ради чего ездил. Этот отряд чарок кормится на юго-западе и не станет приближаться к Тэнг-Камппу.

– Что такое эти чарки? – спросил Д’Аверк и охнул, поднявшись с места, потому что все его раны сразу заболели снова.

– Чарки – наши враги, созданные для того, чтобы истребить людей, – ответил Женак-Тэнг. – Они кормятся над землей, высасывая энергию из спрятанных камппов нашего народа.

Он тронул один рычаг, и сфера, вздрогнув, начала погружаться.

Земля как будто поглотила их, а потом оказалась над головой. Шар продолжал спускаться еще несколько мгновений, затем остановился. Внезапно вспыхнул яркий свет, и Хоукмун с Д’Аверком увидели, что оказались в небольшой подземной комнате, места в которой едва хватало для сферы.

– Тэнг-Кампп, – лаконично сообщил Женак-Тэнг, коснувшись выступа на приборной панели, отчего сфера снова раскрылась.

Они ступили на пол комнаты, неся Майгана, прошли под арку и оказались в другом помещении, откуда им навстречу торопливо вышли люди, одетые точно так же, как Женак-Тэнг, и отправились приводить в порядок прибывшую сферу.

– Сюда, – сказал их рослый знакомец, заводя их внутрь какого-то куба, который начал медленно вращаться.

Друзья привалились к стенам куба, ощущая головокружение, но наконец всё закончилось, и Женак-Тэнг пригласил их в устланную ковром комнату, обставленную простой, но удобной с виду мебелью.

– Это мои апартаменты, – пояснил он. – Сейчас я пошлю за докторами из моей семьи, которые, вероятно, помогут вашему другу. Прошу меня извинить.

Он скрылся в соседнем помещении.

Чуть позже он вернулся, улыбаясь им.

– Мои братья скоро будут здесь.

– Надеюсь, – недовольно буркнул Д’Аверк. – Никогда не любил общество покойников…

– Это ненадолго. Идемте, расположимся в другой комнате, где вас ждет угощение.

Они оставили тело Майгана и вошли в зал, где в воздухе, без всякой видимой поддержки, над горами мягких подушек парили подносы с едой и напитками.

Последовав примеру Женак-Тэнга, гости уселись на подушки и принялись за еду. Всё было так вкусно, что они сами удивились своим аппетитам.

Пока они подкреплялись, в комнату вошли два человека, очень похожие на Женак-Тэнга.

– Слишком поздно, – сказал один из них Женак-Тэнгу. – Прошу прощения, брат, но мы не сможем оживить старика. Раны глубокие, да и времени прошло…

Женак-Тэнг бросил на Д’Аверка и Хоукмуна извиняющийся взгляд.

– Боюсь, вы навсегда потеряли своего товарища.

– Тогда, может быть, вы сможете организовать для него подобающее погребение, – произнес Д’Аверк едва ли не с облегчением.

– Разумеется. Мы сделаем всё, что необходимо.

Те двое удалились на полчаса, затем вернулись как раз тогда, когда Хоукмун с Д’Аверком заканчивали обед. Один человек представился Бралан-Тэнгом, второй назвался Полад-Тэнгом. Оба они были братьями Женак-Тэнга и целителями. Они осмотрели раны Хоукмуна и Д’Аверка, наложили повязки. Очень скоро оба воина почувствовали себя гораздо лучше.

– А теперь вы должны рассказать мне, как оказались на территории наших камппов, – сказал Женак-Тэнг. – У нас на равнине нечасто бывают чужестранцы – из-за чарок. Непременно расскажите мне, что происходит в других частях мира…

– Я не уверен, что ты поймешь ответ на свой первый вопрос, – сказал ему Хоукмун, – и что тебе будут интересны новости нашего мира.

И он, как мог, объяснил, каким образом они оказались в этих землях и где находится их мир. Женак-Тэнг слушал с настороженным вниманием.

– Да, – согласился он, – ты совершенно прав. Я с трудом понимаю то, что ты мне рассказываешь. Никогда не слышал таких названий, как Европа и Гранбретань, а изобретение, которое ты описываешь, неизвестно нашей науке. Но я тебе верю. Иначе как еще ты мог бы ни с того ни с сего оказаться на землях камппов?

– Что такое камппы? – спросил Д’Аверк. – Ты ведь сказал, что городов у вас нет.

– Так их и нет. Камппы – это дома семей, входящих в один клан. В нашем случае это подземный дом, принадлежащий роду Тэнгов. Наши ближайшие соседи Охны, Сэки и Нэнги. Много лет назад было больше, гораздо больше соседей, но чарки отыскали их и уничтожили…

– И кто же такие эти чарки? – вставил Хоукмун.

– Чарки – наши заклятые враги. Их создали те, кто некогда вознамерился истребить дома на равнине. Наши враги в итоге уничтожили сами себя, экспериментируя с какими-то взрывчатыми веществами, однако их порождения – чарки – продолжают скитаться по равнине. Они обладают гнуснейшими средствами для уничтожения наших людей и умеют кормиться нашей жизненной энергией.

Женак-Тэнг содрогнулся.

– Они пожирают вашу жизненную энергию? – нахмурился Д’Аверк. – А что это?

– То, что дает нам жизнь, – чем бы это ни было, они забирают это, оставляя нас иссушенными, бесполезными, медленно умирающими, не в силах сдвинуться с места…

Хоукмун хотел задать очередной вопрос, но передумал. Очевидно, эта тема была болезненной для Женак-Тэнга. Вместо этого он спросил:

– А что это за равнина? Мне показалось, она не природного происхождения.

– Так и есть. Здесь находилась посадочная площадка для наших кораблей, ибо мы, Сотня Родов, некогда были могущественными и процветающими – пока не явился тот, кто создал чарок. Он пожелал забрать себе наши изобретения и нашу силу. Звали его Женадар-фрон-Кенсей, он привел с собой чарок с Востока с единственным стремлением уничтожить наши семейства. И они уничтожили, за исключением той сотни, которая жива до сих пор. Однако постепенно, столетие за столетием, чарки вынюхивают нас…

– Ты говоришь так, словно у вас нет никакой надежды, – произнес Д’Аверк почти обвиняющим тоном.

– Мы просто реалисты, – отвечал Женак-Тэнг, нисколько не обидевшись.

– Завтра нам придется отправиться в путь, – сказал Хоукмун. – Есть ли у вас карты – то, что поможет нам попасть в Нарлин?

– У меня есть карта, хотя и весьма приблизительная. Нарлин когда-то являлся крупным торговым городом на побережье. Но это было несколько столетий назад. Я не знаю, что там может обнаружиться сегодня.

Женак-Тэнг поднялся с места.

– Я провожу вас в приготовленную для вас комнату. Вы переночуете у нас, а утром отправитесь в путь.

Глава вторая Чарки

Хоукмун проснулся от шума битвы.

На мгновенье ему показалось, что он спал и ему все приснилось, на самом деле он в пещере и Д’Аверк все еще сражается с бароном Мелиадусом. Он выскочил из постели и схватил меч, лежавший на ближайшем стуле вместе с потрепанной одеждой. Он был в той же комнате, где накануне вечером их оставил Женак-Тэнг, и на другой кровати сидел проснувшийся Д’Аверк с встревоженным лицом.

Хоукмун принялся натягивать одежду. Из-за двери доносились пронзительные крики, звон мечей, странное хныканье и стоны. Одевшись, герцог быстро подошел к двери и чуть приоткрыл ее.

Он был ошеломлен. Бронзовые от загара, красивые мужчины Тэнг-Камппа ожесточенно пытались уничтожить друг друга, но звяканье издавали все-таки не мечи, а большие поварские ножи, железные прутья и странный набор кухонной утвари и лабораторных инструментов, использовавшихся в качестве оружия. Все лица исказили пугающие животные оскалы, с губ падала пена, глаза горели безумием. Одно и то же наваждение овладело всеми!

По коридору начал расползаться темно-синий дым, и Хоукмун ощутил какую-то вонь, источника которой не сумел определить, послышался звон разбитого стекла и треск разрубленного металла.

– Во имя Рунного посоха! – прокричал Хоукмун. – Д’Аверк, они, кажется, одержимы!

Толпа бойцов вдруг навалилась на дверь, толкнула ее, и Хоукмун внезапно оказался посреди побоища. Он отшвырнул от себя безумцев, отскочил в сторону. Никто не нападал ни на него, ни на Д’Аверка. Хозяева дома продолжали изничтожать друг друга, как будто не замечая гостей.

– Сюда, – сказал Хоукмун и выскочил из комнаты с мечом в руке. Он закашлялся, когда синий дым заполз в легкие и защипал глаза. Всё вокруг было разворочено. В коридоре громоздились горы мертвых тел.

Вместе с Д’Аверком они пробивались по галерее, пока не очутились перед апартаментами Женак-Тэнга. Дверь оказалась запертой. Хоукмун бешено заколотил в нее рукоятью меча.

– Женак-Тэнг, это Хоукмун и Д’Аверк! Ты у себя?

За дверью послышалось движение, затем она резко распахнулась, и Женак-Тэнг с дикими от страха глазами жестом пригласил их войти, затем торопливо закрыл и запер дверь.

– Чарки, – сказал он. – Должно быть, еще одна шайка бродила неподалеку. Я подвел семью. Они захватили нас врасплох. Мы обречены.

– Никаких монстров я не видел, – сказал Д’Аверк. – Твои сородичи сами себя убивают.

– Да, именно так чарки нас и уничтожают. Они испускают волны – в некоторых источниках они называются мысленными импульсами, – и мы сходим с ума, начинаем видеть врагов в ближайших друзьях и братьях. А пока мы сражаемся друг с другом, они входят в наш кампп. Скоро они будут здесь!

– Ну а как же синий дым? – спросил Д’Аверк.

– Не имеет к чаркам никакого отношения. Он валит из разбитых генераторов. Теперь у нас нет силы, даже если бы мы сумели объединиться.

Откуда-то сверху послышались ужасные удары и треск, от которых комната содрогнулась.

– Чарки, – пробормотал Женак-Тэнг. – Скоро их импульсы доберутся и до меня, даже до меня…

– Почему же они до сих пор не добрались до тебя? – спросил Хоукмун.

– Некоторые из нас более устойчивы к их лучам. Вот вы явно вовсе не страдаете от них. Остальные поддались быстрее.

– Но разве нельзя бежать? – Хоукмун оглядел комнату. – Та сфера, в которой мы приехали…

– Слишком поздно, слишком поздно…

Д’Аверк схватил Женак-Тэнга за плечо.

– Идем, приятель, мы сможем спастись, если поторопимся. Ты умеешь управлять сферой!

– Я должен умереть вместе со своим родом, родом, который я помог уничтожить. – Женак-Тэнг едва ли напоминал того сдержанного, цивилизованного человека, который говорил с ними днем раньше. Он совсем пал духом. Его глаза лихорадочно блестели, и Хоукмуну показалось, что он вот-вот поддастся власти странных чар этих чарок.

Герцог принял решение, поднял меч и нанес быстрый удар. Рукоять меча угодила Женак-Тэнгу по темени, и тот упал без сознания.

– Вперед, Д’Аверк, – угрюмо произнес Хоукмун. – Отнесем его в сферу. Быстрее!

Кашляя, потому что синий дым валил всё гуще, они кое-как выбрались из комнаты в коридор, волоча с собой бесчувственное тело Женак-Тэнга. Хоукмун помнил путь до того места, где осталась сфера, и он подсказывал Д’Аверку, куда идти.

Теперь весь коридор опасно содрогался, и в конце концов им пришлось прилагать усилия, чтобы просто сохранить равновесие. А потом…

– Стена! Она рушится! – прокричал Д’Аверк, отшатываясь назад. – Быстрее, Хоукмун, в другую сторону!

– Нам необходимо попасть в сферу! – крикнул в ответ Хоукмун. – Нам надо туда!

Посыпались фрагменты потолка, и в пролом протиснулась одна из серых, похожих на камень тварей. У нее было что-то вроде присоски осьминога, которая причмокивала, словно рот, жаждавший их поцеловать.

Хоукмун содрогнулся от ужаса и ткнул в тварь мечом. Та съежилась, немного надулась, словно слегка обиженная его жестом – ведь она так хотела подружиться, а потом снова перешла в наступление.

На этот раз Хоукмун ударил мечом по-настоящему, и с другой стороны комнаты послышалось ворчанье и пронзительное шипенье. Тварь, кажется, удивилась тому, что кто-то оказывает ей сопротивление. Перебросив Женак-Тэнга через плечо, Хоукмун нанес по присоске еще один удар, потом перепрыгнул через нее и помчался по рушащемуся коридору.

– Давай, Д’Аверк! К сфере!

Д’Аверк увернулся от раненой присоски и кинулся следом. Теперь стена совсем развалилась, и из-за нее показалась масса размахивающих рук, пульсирующая голова и лицо с пародией на человеческие черты, сияющее радостной, идиотской улыбкой.

– Оно хочет, чтобы мы его приручили! – мрачно пошутил Д’Аверк, спасаясь от ищущей их присоски. – За что ты так оскорбил его чувства, Хоукмун?

Хоукмун был занят, он открывал дверь, ведущую в помещение, где осталась сфера. Женак-Тэнг, лежавший на полу у его ног, начал стонать, хватаясь за голову.

Хоукмун сумел открыть дверь, снова перебросил Женак-Тэнга через плечо и протиснулся в комнату, где стояла сфера.

Теперь сфера не издавала ни звука, цвета ее потускнели, однако она была открыта, и друзья смогли войти. Хоукмун поднялся по лесенке и опустил Женак-Тэнга в кресло перед приборной панелью, Д’Аверк поднялся вслед за ним.

– Заставь эту штуковину двигаться, – сказал он Женак-Тэнгу, – или нас сожрет эта чарка, которую мы видим перед собой… – Он указал мечом на громадное существо, которое силилось пробиться в комнату со сферой.

Несколько щупальцев потянулись за ними, поднимаясь по стенкам сферы. Одно легко коснулось плеча Женак-Тэнга, и он застонал. Хоукмун вскрикнул и отрубил щупальце. Оно рухнуло на пол. Зато остальные уже колыхались вокруг него, присасываясь к бронзовому человеку, который воспринимал их прикосновение с полным безразличием. Хоукмун с Д’Аверком кричали, чтобы он приводил сферу в движение, а сами отчаянно рубили извивающиеся конечности.

Хоукмун протянул левую руку и схватил Женак-Тэнга за шею.

– Закрывай сферу, Женак-Тэнг! Закрывай сферу!

Женак-Тэнг, дернувшись, подчинился, он нажал на рычаг, отчего сфера загудела и начала светиться разноцветными красками.

Щупальца пытались сопротивляться размеренному движению стен, когда половинки сферы начали смыкаться. Три щупальца прорвались мимо Д’Аверка и крепко присосались к Женак-Тэнгу, который застонал и обмяк. Хоукмун снова рубанул по присоскам, когда сфера наконец-то закрылась и начала подниматься.

Одно за другим щупальца отклеивались и скрывались из виду по мере того, как сфера отрывалась от земли, и Хоукмун облегченно выдохнул. Он повернулся к бронзовому человеку.

– Мы свободны!

Однако Женак-Тэнг только таращился перед собой тусклыми глазами, руки безвольно висели по бокам.

– Ничего хорошего, – проговорил он медленно. – Он забрал мою жизнь… – И завалился набок, упав на пол.

Хоукмун склонился над Женак-Тэнгом, прижал руку к его груди, чтобы понять, бьется ли сердце. И содрогнулся от ужаса.

– Д’Аверк, он холодный, невероятно холодный!

– Но он жив? – спросил француз.

Хоукмун покачал головой.

– Он мертвее мертвого.

Сфера по-прежнему стремительно поднималась, и Хоукмун бросился к панели управления, в отчаянии окинул ее взглядом, не понимая, для чего нужны все эти рычажки, не осмеливаясь коснуться какого-нибудь из них из опасения, что они снова приземлятся туда, где чарки кормятся жизненной энергией народа Тэнг-Камппа.

Внезапно они оказались на открытом воздухе и понеслись, не касаясь земли. Хоукмун устроился перед приборной панелью и взялся за рычаг, которым накануне управлял Женак-Тэнг. Он опасливо перевел его в сторону и с радостью понял, что сфера начала поворачиваться в эту же сторону.

– Кажется, я смогу ею управлять, – сказал он товарищу. – Но я понятия не имею, как она останавливается и как открывается!

– Пока мы удаляемся от этих монстров, меня это не слишком расстраивает, – с улыбкой отозвался Д’Аверк. – Разворачивай эту штуковину на юг, Хоукмун. Мы хотя бы будем двигаться в том направлении, которое нам нужно.

Хоукмун последовал совету Д’Аверка, и несколько часов они неслись над гладкой равниной, пока наконец впереди не показался лес.

– А вот интересно, – сказал Д’Аверк, когда Хоукмун указал ему на деревья, – как эта сфера будет двигаться по лесу. Она явно не создана для полета над таким ландшафтом.

Глава третья Река Сейю

Сфера врезалась в лес под грохот сломанных деревьев и треск распоротого металла.

Д’Аверка с Хоукмуном отбросило к дальней стене комнаты, где они составили компанию неприятно холодному телу Женак-Тэнга.

В следующий миг их подбросило вверх, потом швырнуло вбок, и если бы стены сферы не были обиты чем-то мягким, они переломали бы себе все кости.

Наконец сфера остановилась, несколько секунд покачалась из стороны в сторону, а затем неожиданно раскрылась, выбросив Хоукмуна и Д’Аверка на землю.

Д’Аверк застонал.

– Совершенно лишнее для такого ослабленного болезнями человека, как я.

Хоукмун улыбнулся, радуясь не только шутке друга, но и благополучному исходу.

– Что ж, – сказал он, – мы отделались легче, чем я смел надеяться. Вставай, Д’Аверк, нам надо двигаться – юг нас ждет!

– Я думал, нас ждет отдых, – сказал Д’Аверк, потягиваясь и глядя в зеленые кроны деревьев.

За ними сквозило солнце, наполняя лес изумрудно-золотым сиянием. Свежий запах сосны смешивался с землистым запахом березы, с ветки над головой наблюдала белка, ее блестящие черные глазки насмешливо поблескивали. За спиной у незадачливых путешественников среди перепутанных корней и веток лежала разбитая сфера. Несколько маленьких деревьев были вырваны с корнем, другие поломаны. Хоукмун понял, что им действительно повезло уцелеть. Теперь, в качестве запоздалой реакции, его начала бить дрожь, и он сообразил, что в словах Д’Аверка есть здравый смысл. Он присел на травянистый холмик, отвернувшись от обломков сферы и мертвого тела Женак-Тэнга, валявшегося тут же.

Д’Аверк улегся рядом и перекатился на спину. Из драной куртки он вытащил плотно свернутый лоскут пергамента – карту, которую Женак-Тэнг дал им незадолго до ночной катастрофы.

Д’Аверк развернул пергамент и принялся изучать его. Равнина изображалась на карте с мельчайшими подробностями, там были отмечены камппы народа Женак-Тэнга и охотничьи тропы чарок. Большую часть подземных обиталищ перечеркнули, вероятно, так обозначались поселения, уничтоженные чарками.

Он указал на точку в углу карты.

– Вот, – сказал он. – Это наш лес, а чуть севернее этого места обозначена река… Сейю. Стрелка указывает на юг, к Нарлину. Из этого я делаю вывод, что река выведет нас к городу.

Хоукмун кивнул.

– В таком случае, когда отдохнем, двинемся к реке. Чем скорее доберемся до Нарлина, тем лучше – там мы, по крайней мере, сможем узнать, в какой точке времени и пространства оказались. Как же не повезло, что чарки напали именно сейчас. Если бы удалось расспросить Женак-Тэнга подробнее, мы бы выяснили у него, где находимся.

Они поспали часок под мирным пологом леса, затем встали на ноги, поправили свои потрепанные доспехи и драную одежду и двинулись на север, к реке.

Чем дальше они шли, тем плотнее становился подлесок, тем гуще стояли деревья, а холмики, на которых они росли, делались всё круче и круче, так что к вечеру путники здорово устали, настроение было паршивое, и они едва разговаривали друг с другом.

Хоукмун покопался в кошеле на поясе и среди немногочисленных предметов нашел изящно украшенную коробочку с трутом. Они прошагали еще с полчаса, пока не вышли к ручью, впадавшему в озеро, с трех сторон защищенное высокими берегами. Поблизости обнаружилась небольшая полянка, и Хоукмун сказал:

– Переночуем здесь, Д’Аверк, потому что я больше не могу.

Д’Аверк кивнул, торопливо спустился к берегу водоема и принялся жадно пить свежую воду.

– Похоже, глубокое, – сказал он про озеро, поднимаясь и утирая губы.

Хоукмун разводил костер, поэтому не ответил.

Уже скоро запылало уверенное яркое пламя.

– Наверное, надо бы отправиться на охоту, – лениво произнес Д’Аверк. – Есть хочется. Хоукмун, ты что-нибудь знаешь о лесных зверюшках?

– Кое-что знаю, – ответил Хоукмун, – только я не голоден, Д’Аверк.

И с этими словами он улегся и заснул.

Было темно и холодно, когда Хоукмун внезапно проснулся от жуткого возгласа своего друга.

Он мгновенно сел и посмотрел в ту сторону, куда указывал Д’Аверк, – меч словно сам выскочил из ножен ему в руку. А потом Хоукмун ахнул от ужаса.

Из вод озера поднималась гигантская рептилия, вода стекала с ее необъятных боков, глаза горели, чешуя блестела, черная, словно ночь. Только в широко разинутой пасти сверкали белоснежные острые зубы. Звучно шлепая по воде, чудовище двигалось в их сторону.

Хоукмун отпрянул, почувствовав себя карликом рядом с этим существом. Голова чудовища наклонилась, шея вытянулась вперед, челюсти щелкнули в дюйме от лица, и Хоукмун едва не задохнулся от зловонного дыхания.

– Бежим, Хоукмун, бежим! – прокричал Д’Аверк, и они оба кинулись обратно к лесу.

Однако чудовище уже выбралось из воды и бросилось в погоню. Из его горла вырвался жуткий хрип, который, как показалось, разнесся по всему лесу. Хоукмун с Д’Аверком схватились за руки, чтобы не потеряться среди подлеска, потому что под деревьями было темно, хоть глаз выколи.

Снова раздался хрип монстра, и на этот раз в воздухе просвистел длинный, гибкий язык, обвившийся вокруг пояса Д’Аверка.

Д’Аверк закричал и ударил по языку клинком. Хоукмун с воплем ринулся вперед, со всей силы уколол мечом черную тварь, не выпуская при этом руки Д’Аверка и стараясь устоять на ногах.

Язык неумолимо подтягивал их всё ближе и ближе к пасти водного монстра. Хоукмун понял, что спасать Д’Аверка таким способом безнадежно. Тогда он выпустил его руку и отпрыгнул в сторону, полоснув по толстому, черному языку чудища.

Затем он взял меч двумя руками, поднял над головой и рубанул изо всех сил.

Тварь снова захрипела, и земля под ногами покачнулась, но язык медленно развалился надвое, и хлынула омерзительная кровь. Затем раздался кошмарный крик, деревья начали расступаться и с треском падать на землю, потому что водный монстр двинулся к своей добыче. Хоукмун схватил Д’Аверка за руку, дернул, поднимая на ноги и отпихивая в сторону липкий кусок отрезанного языка.

– Спасибо, – выдохнул Д’Аверк на бегу. – Хоукмун, что-то мне всё меньше нравится это место, похоже, тут еще опаснее, чем у нас!

Озерный житель, хрипя, вопя и с треском ломая ветки в приступе неистовой ярости, гнался за ними.

– Он снова тут! – выкрикнул Хоукмун. – Нам не сбежать!

Они развернулись, вглядываясь в темноту. Теперь они видели только два горящих черных глаза твари. Хоукмун удобнее взял меч и приготовился нанести удар.

– Есть только один способ, – прокричал он, полоснув мечом по зловещим глазным яблокам.

Раздался очередной хриплый вопль, треск разнесся по всему лесу, а потом горящие глаза исчезли, и друзья услышали, как чудовище удирает обратно в озеро.

Хоукмун облегченно выдохнул.

– Я его не убил, но он точно решил, что мы не такая легкая добыча, какой показались с первого взгляда. Пошли, Д’Аверк, давай как можно быстрее доберемся до реки. Мне хочется поскорее уйти из этого леса!

– А с чего ты решил, что река менее опасна? – насмешливо поинтересовался Д’Аверк, когда они снова двинулись через лес, определяя направление по мху на деревьях.

Спустя два дня они выбрались из леса и остановились на склоне холма, который круто спускался в долину, где текла широкая река. Это, без сомнения, и была Сейю.

Они перепачкались, заросли щетиной, одежда окончательно превратилась в негодные лохмотья. У Хоукмуна из оружия остался только кинжал, а Д’Аверк, наконец избавившийся от остатков куртки, был гол до пояса.

Хоукмун и Д’Аверк сбежали по склону холма, спотыкаясь о корни, стукаясь о ветки, но не обращая внимания на подобные мелочи в стремлении добраться до реки.

Они понятия не имели, куда приведет их река. Хотели только оказаться подальше от леса с его опасностями. Хотя больше им не встречалось ничего похожего на жуткую тварь из озера, издалека они видели других монстров, а также множество их следов.

Они бросились в воду и принялись смывать с тел грязь и пот, широко улыбаясь друг другу.

– Ах, какая водичка! – радовался Д’Аверк. – Ты течешь туда, где люди, города, цивилизация. Мне плевать, что предложит нам цивилизация, – всё равно это будет куда привычнее и приятнее того, чем нас потчует эта грязная природа!

Хоукмун улыбался, не до конца разделяя чувства Д’Аверка, но полностью их понимая.

– Мы построим плот, – объявил он. – Нам повезло – река течет на юг. Нам только и нужно, Д’Аверк, отдаться на волю течения, которое доставит нас в нужное место!

– А ты, Хоукмун, сможешь ловить рыбу, и у нас будет вкусная еда. Я как-то не привык к подножному корму, которым мы питались последние два дня, сплошные ягоды и корешки – тьфу!

– Я и тебя, Д’Аверк, научу рыбачить. Тебе пригодится подобное умение, если в будущем попадешь в похожую ситуацию!

И Хоукмун захохотал, хлопнув друга по спине.

Глава четвертая Вальон из Старвела

Спустя четыре дня плот унес их на много миль вниз по течению большой реки. Лесов по берегам больше не попадалось, их сменили холмы с мягкими очертаниями и поля дикой пшеницы.

Хоукмун с Д’Аверком питались жирной рыбой, выловленной из реки, собирали по берегам колосья и фрукты и всё больше успокаивались по мере того, как плот приближался к Нарлину.

В обносках и с бородами, которые становились гуще день ото дня, они походили на потерпевших кораблекрушение матросов, зато во взглядах больше не сквозили голод и тоска, настроение у них было бодрое, как никогда прежде.

Под конец четвертого дня они увидели, что их нагоняет какой-то корабль, вскочили на ноги и замахали, привлекая внимание.

– Вдруг это корабль из Нарлина! – воскликнул Хоукмун. – Может, они довезут нас до города в обмен на работу?

Корабль был высоконосый, из раскрашенной в разные цвета древесины. На красном фоне по бортам располагались золотые, желтые и синие завитушки. При оснащении, как у двухмачтовой шхуны, имелись и весла, на которых корабль шел в данный момент, нагоняя плот. Над палубой развевалась сотня ярких, многоцветных флажков, и команда щеголяла в таких же пестрых одеждах.

Гребцы налегли на весла, и корабль поравнялся с плотом. С борта на друзей уставилась чья-то бородатая физиономия.

– Вы кто такие?

– Путешественники, чужестранцы. Не возьмете нас с собой до Нарлина? Мы отработаем проезд, – попросил Д’Аверк.

Бородатый засмеялся.

– Да, это можно. Поднимайтесь на борт, джентльмены.

Им сбросили веревочную лестницу, и Хоукмун с Д’Аверком, обрадованные, полезли на палубу расписного корабля.

– Это «Речной ветер», – сообщил им бородатый. – Слышали о таком?

– Говорим же: мы чужестранцы, – сказал Хоукмун.

– А, ну да… Так вот, это корабль Вальона из Старвела, уж о нем-то вы точно слышали!

– Нет, – признался Д’Аверк. – Но мы благодарны ему за то, что его корабль идет в ту же сторону, куда и мы, – улыбнулся он. – Так что ты там говорил, друг, о возможности отработать проезд до Нарлина?

– Ну, если денег у вас нет…

– Ни гроша…

– Тогда спросим у самого Вальона, какой работы он потребует от вас. Бородатый подвел их к капитанскому мостику, где стоял худой, бледный человек в черных одеждах, он был мрачен и не смотрел на них.

– Лорд Вальон? – позвал бородатый.

– В чем дело, Ганак?

– Вот люди, которых мы взяли на борт. У них нет денег, хотят отработать проезд, так они говорят.

– Ну, так пусть отрабатывают, Ганак, раз уж сами захотели. – Вальон вяло улыбнулся.

Он не смотрел ни на Хоукмуна, ни на Д’Аверка, его меланхоличный взгляд по-прежнему был устремлен на воду. Он отпустил их, махнув рукой.

Хоукмун почувствовал себя неуютно и принялся озираться по сторонам. Все матросы глазели на них молча и едва заметно улыбались.

– Что смешного?

– Смешного? – повторил Ганак. – Да ничего. Итак, джентльмены, беритесь за весла и отрабатывайте проезд до Нарлина!

– Но за это вы довезете нас до города? – с некоторым сомнением уточнил Д’Аверк.

– Работа, кажется, не из легких, – сказал Хоукмун. – Но до Нарлина недалеко, если карта нас не обманывает. Покажи нам наши весла, друг Ганак.

Ганак повел их по палубе до узкого настила, который тянулся над банками для гребцов. Хоукмун поразился виду этих гребцов. Все были грязные и изможденные, как будто умирали от голода.

– Не понимаю… – начал он.

Ганак засмеялся.

– Ничего, скоро поймешь.

– Кто эти люди? – в смятении спросил Д’Аверк.

– Это рабы, джентльмены… как и вы теперь. Мы не берем на борт «Речного ветра» невыгодных пассажиров, а поскольку денег у вас нет и вряд ли кто-то заплатит за вас выкуп, то вы станете рабами и будете работать на веслах. Садитесь!

Д’Аверк выхватил меч, Хоукмун – кинжал, однако Ганак отскочил назад и крикнул своим матросам:

– Ребята, сюда. Научите-ка их уму-разуму, а то, похоже, они не знают, что должны делать рабы!

По помосту за спиной у Д’Аверка с Хоукмуном поднималась толпа матросов, все с блестящими клинками в руках, точно такая же толпа валила им навстречу с носа корабля.

Друзья приготовились умереть под натиском превосходящего противника, но в следующую секунду над ними пролетел кто-то, держась за свисающую с мачты веревку, ударил их по головам тяжелой дубинкой, опрокидывая с настила вниз, на весла.

Затем он приземлился на настил, широко улыбаясь и убирая дубинку. Ганак захохотал и хлопнул парня по плечу.

– Отличная работа, Ориндо. Всегда действует безотказно и спасает от лишнего кровопролития.

Кто-то из матросов спрыгнул вниз, чтобы забрать у оглушенных товарищей оружие и привязать их руки к веслам.

Когда Хоукмун очнулся, они с Д’Аверком сидели бок о бок на жесткой банке, а Ориндо болтал ногами, устроившись на помосте над ними. Он оказался юнцом лет шестнадцати с наглой ухмылкой, словно приклеенной к лицу.

Он крикнул кому-то сзади, кого они не видели:

– Они очухались. Можно двигать обратно в Нарлин!

Он подмигнул Хоукмуну и Д’Аверку.

– Приступайте, джентльмены, – сказал он. – Беритесь, пожалуйста, за весла. – Он как будто имитировал чей-то чужой голос. – Вам повезло, – прибавил он. – Мы идем вниз по течению. Ваша первая работа будет нетрудной.

Хоукмун насмешливо поклонился из-за своего весла.

– Благодарю тебя, о юноша. Мы оценили твою заботу.

– Время от времени я буду давать вам советы, уж такой я добрый, – заявил Ориндо, вскакивая на ноги, набрасывая на плечи красно-синюю накидку и удаляясь по узкому настилу.

В следующую секунду вниз свесилась рожа Ганака. Он ткнул Хоукмуна в плечо острым багром.

– Старайся, дружок, а не то эта штука окажется у тебя в кишках. – С этими словами Ганак скрылся из виду. Остальные гребцы приступили к работе, и Хоукмуну с Д’Аверком пришлось последовать их примеру.

Добрую часть дня они налегали на весла, ощущая вонь немытых тел, исходившую от соседей и от них самих, а в полдень всем выдали по миске баланды. От гребли ломило все тело – можно ли представить, каково идти на веслах против течения, если другие рабы то и дело благодарили судьбу за столь легкую работу!

Ночью они лежали на своих банках, не в силах съесть вторую за день порцию тошнотворной мешанины, которая показалась еще омерзительнее предыдущей.

Хоукмун и Д’Аверк так обессилели, что не могли даже говорить, однако они попытались избавиться от своих пут. Оказалось, это невозможно, они слишком ослабли, чтобы разорвать тугие веревки.

На следующее утро их разбудил голос Ганака:

– Готовь весла. Пошевеливайтесь, дармоеды! Вас, джентльмены, это тоже касается! Навались! Впереди добыча, и если мы ее упустим, вы узнаете, что такое гнев лорда Вальона!

Изможденные тела других гребцов немедленно пришли в движение от этой угрозы, и Хоукмун с Д’Аверком навалились на весла вместе с ними, разворачивая огромный корабль против течения.

Сверху доносился топот ног – матросы готовили корабль к сражению. Голос Ганака громыхал с капитанского мостика, когда он отдавал приказы от имени своего хозяина, лорда Вальона.

Хоукмуну показалось, он умрет за своим веслом: сердце бешено колотилось, мышцы скрежетали от боли и изнеможения. Хоть он и не был слаб, напряжение испытывал невиданное, никогда в жизни он не прилагал таких усилий. Он покрылся потом с головы до ног, волосы липли к голове, рот не закрывался, хватая воздух.

– Ох, Хоукмун… – выдохнул Д’Аверк. – Не – для – того – я - был – рожден…

Однако Хоукмун не мог ответить из-за боли в груди и руках.

Раздался пронзительный треск, когда их корабль врезался в другой, и Ганак завопил:

– Гребцы, суши весла!

Хоукмун моментально послушался вместе с остальными, рухнув на свое весло, пока над головами бушевало сражение. Слышались звон мечей, крики раненых, предсмертные хрипы, но Хоукмуну все это казалось далеким сном. Его охватило предчувствие, что если он и дальше будет грести на галере лорда Вальона, то скоро погибнет.

Вдруг прямо у него над головой раздался гортанный крик, и что-то тяжелое рухнуло ему на голову, закопошилось, сползая, и упало ему под ноги. Это оказался сурового вида моряк, чье тело было сплошь покрыто рыжими волосами. Из живота у него торчала большая сабля. Он охнул, задрожал и умер, и из руки у него выпал нож.

Хоукмун смотрел на мертвое тело бессмысленным взглядом, но потом разум его заработал. Он выпрямил ноги и понял, что может дотянуться до выпавшего ножа. Понемногу, с частыми остановками, он подтащил оружие к себе и спрятал под банку. Обессиленный, он снова упал на весло.

Между тем звуки битвы затихли, и Хоукмун вернулся в реальность, ощутив запах горящего дерева; он испуганно заозирался по сторонам, но потом понял, в чем дело.

– Это второй корабль горит, – пояснил Д’Аверк. – Мы на борту пиратского судна, друг Хоукмун. – Он насмешливо улыбнулся. – Что за недостойное занятие, а у меня ведь такое слабое здоровье…

Хоукмун задумался над его словами и решил, что Д’Аверк, кажется, гораздо лучше него справляется со сложившейся ситуацией.

Он сделал глубокий вдох и постарался расправить плечи.

– У меня нож… – шепотом начал он. Однако Д’Аверк лишь быстро закивал.

– Знаю. Я видел. Все-таки ты не так уж плох.

Хоукмун сказал:

– Ночью отдыхаем до рассвета. А потом бежим.

– Ага, – согласился Д’Аверк. – Постараемся сберечь все силы, какие только возможно. Не вешай нос, Хоукмун, – скоро мы снова станем свободными!

Остаток дня они стремительно неслись по течению реки, остановившись только в полдень на миску баланды. Ганак подошел и уселся на корточки на помосте, ткнул Хоукмуна в плечо своим багром.

– Еще день, и ты достигнешь места назначения. Завтра будем в доках Старвела.

– Что такое Старвел? – хрипло спросил Хоукмун.

Ганак посмотрел на него с оторопью.

– Должно быть, вы и впрямь издалека, что не слыхали о Старвеле. Это район города Нарлина, самая богатая его часть. Город в городе, где селятся великие властители реки, из которых лорд Вальон первый.

– Они все пираты? – удивился Д’Аверк.

– Полегче, чужестранец, – нахмурившись, сказал Ганак. – Мы по праву забираем себе всё, что плывет по реке. Река принадлежит лорду Вальону и его товарищам.

Он поднялся на ноги и затопал прочь. Они гребли до наступления темноты, а затем, по приказу Ганака, остановились. Хоукмуну показалось, что работать веслом стало легче, мышцы начали привыкать к движению, но он все равно ужасно устал.

– Будем спать по очереди, – прошептал он Д’Аверку, когда они покончили со своей похлебкой. – Сначала ты, потом я.

Д’Аверк кивнул и почти мгновенно отключился.

Ночью похолодало, и Хоукмун с трудом удерживался от того, чтобы не провалиться в сон. Он слышал, как сменилась первая вахта, затем вторая. Он с облегчением принялся тормошить Д’Аверка, пока тот не очнулся.

Д’Аверк застонал, а Хоукмун моментально уснул, вспомнив слова самого Д’Аверка. На заре, если им улыбнется удача, они будут свободны. Потом их ждет самое сложное – незаметно убраться с корабля.

Он проснулся, ощущая в теле странную легкость, и понял, еще больше приободрившись, что его руки уже не привязаны к веслу. Должно быть, Д’Аверк поработал ночью. Рассвет был уже близко.

Он обернулся к другу, который широко улыбнулся ему и подмигнул.

– Готов? – вполголоса поинтересовался Д’Аверк.

– Ага… – отозвался Хоукмун, испустив тяжкий вздох. Он с завистью посмотрел на длинный нож в руке Д’Аверка. – Если бы у меня было оружие, – сказал он, – я бы заставил Ганака заплатить за неучтивость…

– Сейчас не время, – заметил Д’Аверк. – Нам необходимо исчезнуть как можно незаметнее.

Они осторожно поднялись со своих банок и высунули головы над помостом. В дальнем конце стоял на часах матрос; на капитанском мостике над ним возвышался лорд Вальон, он казался погруженным в мрачные раздумья и отстраненным, бледное лицо было обращено в сторону черной ночной реки.

Вахтенный стоял, повернувшись к ним спиной. Вальон вроде бы не собирался оборачиваться. Товарищи ступили на узкий настил и беззвучно двинулись в носовую часть корабля.

А в следующий миг загробный голос Вальона пророкотал:

– В чем дело? Два раба убегают?

Хоукмун содрогнулся. Интуиция этого человека была невероятной, ведь он явно не видел их, но каким-то образом почувствовал движение. Его голос, глубокий и ровный, почему-то разнесся по всему кораблю. Матрос на вахте развернулся и закричал. Лорд Вальон тоже обратил к ним мертвенно-бледное лицо.

Из-под палубы выскочили несколько матросов и перекрыли путь к борту. Два товарища развернулись, и Хоукмун решил взбежать на мостик к лорду Вальону. Вахтенный выхватил саблю, замахнулся, однако Хоукмуном двигало отчаяние, и его было невозможно остановить. Он увернулся от удара, схватил матроса за запястье, вздернул его вверх и швырнул на палубу, где тот и остался лежать без сознания. Хоукмун подобрал тяжелый клинок и отсек ему голову. А затем обернулся к лорду Вальону.

Капитана пиратов, кажется, не тревожила близкая опасность. Он продолжал таращиться на Хоукмуна блеклыми, унылыми глазами.

– Ты дурак, – медленно проговорил он. – Ибо я лорд Вальон.

– А я Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский! Я сражался с Темными Лордами Гранбретани и побеждал их. Я устоял перед самой страшной их магией, чему доказательством камень у меня во лбу. Я не боюсь тебя, лорд Вальон, презренный пират!

– Так бойся их, – буркнул Вальон, ткнув костистым пальцем куда-то за спину Хоукмуна.

Хоукмун крутанулся на каблуках и увидел, что на них с Д’Аверком надвигается настоящая толпа. Д’Аверк был вооружен одним лишь ножом.

Хоукмун бросил ему саблю.

– Не пускай их, Д’Аверк!

А сам он кинулся к мостику, схватился за ограждение, перепрыгнул и оказался рядом с лордом Вальоном – тот попятился на пару шагов, и на его лице было написано легкое изумление.

Хоукмун наступал на него, широко раскинув руки. Вальон выхватил из-под своего просторного балахона узкий клинок и нацелил на Хоукмуна: он не пытался атаковать, а лишь продолжал пятиться.

– Раб, – бормотал лорд Вальон, и его угрюмая физиономия выражала оторопь. – Раб.

– Я не раб, и ты скоро поймешь это. – Хоукмун нырнул под клинок и попытался схватить странного капитана пиратов. Вальон проворно отступил в сторону, по-прежнему держа перед собой длинный меч.

Очевидно, нападение Хоукмуна было чем-то неслыханным, потому что Вальон не понимал, что ему делать. Он очнулся от своего мрачного забытья и смотрел на Хоукмуна так, словно не верил собственным глазам.

Хоукмун снова бросился на него, увернувшись от выставленного оружия. И снова Вальон отступил вбок.

Д’Аверк внизу, развернувшись спиной к капитанскому мостику, с трудом сдерживал натиск матросов, которые наступали по узкому помосту. Он крикнул Хоукмуну:

– Поторопись там, дружище, а то меня насадят на дюжину вертелов разом!

Хоукмун ударил Вальона в лицо, ощутил, как кулак соприкоснулся с холодной, сухой плотью, увидел, как запрокинулась назад голова капитана и меч выпал из его руки. Хоукмун подхватил оружие, восхитившись его качеством, дернул лишившегося сознания Вальона, поднимая на ноги, и приставил меч к его груди.

– Назад, болваны, или ваш хозяин умрет!

Ошеломленные матросы начали медленно пятиться, лишь три мертвеца остались лежать у ног Д’Аверка. Вперед торопливо выскочил Ганак. Он был в одном килте и с абордажной саблей в руках. Увидев Хоукмуна, он разинул рот.

– Д’Аверк, не сочти за труд подняться ко мне, – позвал Хоукмун почти весело.

Д’Аверк обогнул мостик и поднялся по трапу. Широко улыбнулся Хоукмуну.

– Отличная работа, дружище.

– Ждем до рассвета! – прокричал Хоукмун. – А потом вы поведете корабль к берегу. Когда мы благополучно сойдем с корабля, я, возможно, пощажу вашего капитана.

Ганак нахмурился.

– Ты дурак, что так обошелся с лордом Вальоном. Да будет тебе известно, что он самый влиятельный властитель реки в Старвеле.

– Я ничего не знаю ни про какой Старвел, но мне хватило мужества пойти наперекор Гранбретани, поразить Темную Империю в самое сердце, и я сомневаюсь, что вы опаснее их. Я редко испытываю страх, Ганак. И заруби себе на носу: я тебе отомщу. Твои дни сочтены.

Ганак захохотал.

– Ты опьянен собственной удачей, раб! Мстить – право лорда Вальона!

Заря уже разливалась по горизонту. Хоукмун пропустил болтовню Ганака мимо ушей.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем солнце наконец поднялось и позолотило деревья на далеком берегу. Они бросили якорь недалеко от левого берега реки, у входа в небольшую бухту.

– Ганак, пусть гребцы берутся за весла! – прокричал Хоукмун. – Держать к левому берегу.

Ганак скорчил рожу и даже не попытался выполнить приказ.

Рука Хоукмуна стиснула горло Вальона. Тот заморгал, приходя в себя. Хоукмун приставил меч к его животу.

– Ганак! Я знаю, как сделать, чтобы Вальон умирал долго!

Ни с того ни с сего из горла пиратского капитана вырвался гадкий смешок.

– Умирал долго… – проговорил он. – Умирал долго…

Хоукмун удивленно взглянул на него.

– Именно так, я знаю, куда бить, чтобы агония растянулась надолго и была особенно болезненной.

Больше Вальон не издал ни звука, просто безучастно стоял, а Хоукмун по-прежнему сжимал ему горло.

– Ну же, Ганак! Отдавай приказ! – крикнул Д’Аверк.

Ганак набрал в грудь воздуха.

– Гребцы! – прокричал он, а потом принялся отдавать приказы.

Весла заскрипели, спины гребцов согнулись, и корабль начал медленно подвигаться к левому берегу широкой реки Сейю.

Хоукмун внимательно наблюдал за Ганаком, опасаясь, что тот выкинет какой-нибудь фокус, однако Ганак даже не тронулся с места, просто стоял и хмурился.

Берег придвигался все ближе и ближе, Хоукмун начал успокаиваться. Они почти свободны. На суше они оторвутся от преследователей, да матросы и не захотят покидать корабль.

А потом он услышал возглас Д’Аверка и увидел, как тот показывает куда-то наверх. Он поднял голову – на него, держась за веревку, летел по воздуху человек.

Это снова был мальчишка Ориндо с тяжелой дубинкой в руке и с широкой ухмылкой на губах.

Хоукмун выпустил Вальона и поднял руки, защищая голову: он оказался не в силах сделать самое очевидное и попросту полоснуть Ориндо клинком, когда тот пролетал мимо. Дубинка тяжело ударила его по руке, и он пошатнулся. Д’Аверк кинулся вперед, обхватил Ориндо за пояс, не давая снова замахнуться.

Вальон, вдруг оживший, метнулся вниз по трапу, испуская странный бессловесный крик.

Д’Аверк спихнул Ориндо с мостика вслед за ним, напутствовав проклятьем.

– Хоукмун, два раза попасться на одну и ту же удочку. Мы заслуживаем смерти за это!

Матросы, возглавляемые Ганаком, уже поднимались по трапу на мостик. Хоукмун замахнулся на Ганака, но бородатый пират парировал удар и сам замахнулся, целя по ногам Хоукмуна. Хоукмуну пришлось отскочить, Ганак прорвался на мостик и бросился к нему, насмешливо кривя губы.

– Что, раб, сейчас увидим, как ты сражаешься со свободным человеком! – прорычал Ганак.

– Человека я тут не вижу, – отозвался Хоукмун. – Лишь какую-то непонятную тварь.

Он засмеялся, когда Ганак снова двинулся на него. Отнятый у Вальона чудесный меч так и замелькал.

Они сражались, носясь по капитанскому мостику, пока Д’Аверк умудрялся как-то сдерживать остальных. Ганак оказался опытным фехтовальщиком, однако его сабля не шла ни в какое сравнение с мечом капитана пиратов.

Хоукмун уколол его в плечо, отступил назад, когда сабля ударила по рукояти его меча; он едва не выронил оружие, но снова собрался и перешел в наступление, ранив Ганака в левую руку.

Бородач взвыл, словно зверь, и яростно ринулся на Хоукмуна.

Хоукмун снова ударил, на этот раз пронзив правую руку Ганака. Кровь стекала по загорелым рукам пирата, а сам Хоукмун не получил ни царапины. Ганак снова бросился на Хоукмуна, теперь охваченный скорее паникой.

Следующий удар Хоукмуна был нацелен в сердце, и он избавил Ганака от дальнейших страданий. Острие клинка прорезало плоть, уперлось в кость, и жизнь покинула Ганака.

Но к этому моменту матросы уже сумели оттеснить Д’Аверка, его окружили, он отчаянно рубил своей саблей. Хоукмун бросил тело Ганака и прыгнул вперед, ударив одного матроса по горлу, другого – по ребрам, прежде чем они заметили его присутствие.

Хоукмун с Д’Аверком, встав спина к спине, сдерживали натиск пиратов, но казалось, что долго они не протянут, потому что на помощь к их противникам бежали всё новые и новые.

Скоро капитанский мостик оказался завален мертвыми телами, а Хоукмун с Д’Аверком были покрыты дюжиной ранений, и их тела кровоточили. Но они все-таки сражались. Хоукмун мельком заметил лорда Вальона, тот стоял у грот-мачты и наблюдал за происходящим глубоко посаженными глазами, неотрывно смотрел, словно желал запечатлеть лицо Хоукмуна в памяти на всю оставшуюся жизнь.

Хоукмун содрогнулся, а затем сосредоточил внимание на атакующих матросах. Чья-то сабля плашмя ударила его по голове, он покачнулся и упал на Д’Аверка, сбив товарища с ног. Они вместе рухнули на палубу, постарались подняться, продолжая парировать удары. Хоукмун поразил одного нападающего в живот, ударил другого по лицу кулаком, поднялся на колени.

А потом моряки внезапно отступили назад, уставившись куда-то на левый борт. Хоукмун вскочил на ноги, Д’Аверк вслед за ним.

Моряки с тревогой наблюдали, как из бухты выходит еще один корабль: его белые паруса надувал свежий ветер с юга, у него был темно-синий корпус, роскошно украшенный золотом, и весь он как будто светился в раннем утреннем солнце, а по бортам у него выстроились вооруженные матросы.

– Наверняка такие же пираты, – бросил Д’Аверк и, воспользовавшись замешательством, ударил ближайшего к нему матроса, а потом бросился к ограждению на мостике. Хоукмун последовал его примеру, и они, прижавшись к лееру, продолжили сражение, хотя половина их противников уже бежала с мостика, чтобы выполнять приказы лорда Вальона.

Чей-то голос разносился над водой, но слишком далеко, чтобы разобрать слова.

Несмотря на суматоху, Хоукмун почему-то расслышал звучный, хотя и смертельно усталый голос Вальона, который прокричал одно-единственное слово, вложив в него всё омерзение.

Это слово было «Бьюхард!».

В следующий миг пираты снова надвинулись на них, и Хоукмун почувствовал, как сабля порезала щеку. Он перевел яростный взгляд на нападавшего, взмахнул мечом и попал ему прямо в рот, загнав клинок в мозг, услышал долгий и страшный крик умирающего.

Хоукмун не испытывал ни малейшего сострадания, он выдернул меч и поразил очередного врага в сердце.

Долю секунды Хоукмун гадал, друг или враг новый корабль. А потом у него не осталось времени на размышления, потому что охваченные жаждой мести пираты навалились и их тяжелые сабли так и замелькали по воздуху.

Глава пятая Пал Бьюхард

Когда борт темно-синего корабля ударился в их борт, Хоукмун услышал, как Вальон прокричал:

– Бросайте рабов! К черту их! Отражаем атаку псов Бьюхарда!

Уцелевшие пираты устало отступили от Хоукмуна и Д’Аверка, которые стояли, тяжело дыша. Хоукмун замахнулся на них, и они попятились еще быстрее, однако в данный момент у него не осталось сил, чтобы преследовать их.

Они с Д’Аверком смотрели, как матросы Бьюхарда, одетые в куртки и чулки в цвета корабля, перелетают на веревках на палубу «Речного ветра». Они были вооружены тяжелыми боевыми топорами и саблями и сражались с умением, превосходящим навыки пиратов, хотя те изо всех сил старались противостоять.

Хоукмун поискал взглядом лорда Вальона, однако лорд исчез – возможно, где-то под палубой.

Хоукмун повернулся к Д’Аверку.

– Что ж, друг мой, мы внесли свою лепту в сегодняшнее кровопролитие. Может, займемся чем-нибудь не столь разрушительным и освободим тех несчастных на веслах? – С этими словами он перепрыгнул через леерное ограждение на узкий помост, свесился вниз и принялся рубить веревки, которыми рабы были привязаны к веслам.

Гребцы с изумлением смотрели на Хоукмуна с Д’Аверком, и большинство просто не понимало, что те для них делают.

– Вы свободны, – сказал им Хоукмун.

– Свободны, – повторил Д’Аверк. – Последуйте нашему совету – убирайтесь с этого корабля, пока можете, потому что никому неизвестно, каков будет исход битвы.

Гребцы вставали с банок, разминали затекшие конечности, затем, один за другим, перелезали через борт и прыгали в воду.

Д’Аверк с улыбкой наблюдал за ними.

– Жаль, что мы не можем помочь тем, кто на другой стороне, – посетовал он.

– Почему же не можем? – спросил Хоукмун, указывая на крышку люка под помостом. – Если не ошибаюсь, он ведет в трюм.

Он уперся спиной в борт корабля и ударил ногой по засову. Несколько пинков, и задвижка отлетела. Они нырнули в темноту и на ощупь двинулись под палубой, слыша звуки сражения, бушевавшего прямо у них над головами.

Д’Аверк остановился и полоснул по одному тюку зазубренной саблей. Из тюка посыпались драгоценности.

– Их добыча, – сказал он.

– Сейчас на это нет времени, – предупредил Хоукмун, но Д’Аверк лишь улыбнулся.

– Я и не собирался брать себе, – сказал он товарищу, – но мне не хотелось бы, чтобы Вальон ускользнул со всем добром, если вдруг выиграет сражение. Слушай… – Он указал на что-то большое и круглое в днище корабля. – Мне кажется, если это убрать, в трюм можно напустить речной воды!

Хоукмун кивнул.

– Пока ты занимаешься этим, я быстро освобожу остальных рабов.

Он оставил Д’Аверка в трюме, а сам добрался до другого люка и быстро вырвал удерживавшие его гвозди.

Люк открывался внутрь, и в него немедленно провалились двое матросов. Один в униформе напавшего корабля, другой – пират. Хоукмун одним быстрым движением убил пирата. Матрос другого корабля с удивлением поднял на него глаза.

– Ты один из тех, кого мы видели на мостике!

Хоукмун кивнул.

– Что у вас за корабль?

– Корабль Бьюхарда, – ответил матрос, утирая пот. Он говорил так, словно одно это имя все объясняло.

– А кто такой Бьюхард?

Матрос засмеялся.

– Ну как же, он заклятый враг Вальона, если ты спрашиваешь об этом. Он видел, как вы деретесь. И высоко оценил твои навыки владения мечом.

– Не мог не оценить, – усмехнулся Хоукмун, – сегодня я дрался как никогда в жизни. И ничего удивительного. Я сражался за свою жизнь!

– Да, в такой ситуации все становятся прекрасными воинами, – согласился незнакомец. – Я Кулард и твой друг, если ты враг Вальона.

– В таком случае, друг, предупреди своих товарищей, – сказал Хоукмун. – Мы хотим затопить корабль – вот, смотри. – Он указал вглубь темного трюма, где Д’Аверк возился с круглой заглушкой.

Кулард быстро закивал и выскочил на настил над гребными банками.

– Увидимся, когда всё это закончится, друг, – прокричал он, убегая. – Если уцелеем!

Хоукмун вышел вслед за ним, протиснулся между банками, перерезая путы рабов.

У него над головой люди Бьюхарда, кажется, теснили пиратов Вальона. Хоукмун ощутил, что корабль вдруг сдвинулся с места, увидел, как из люка спешно выбирается Д’Аверк.

– Думаю, нам пора на берег, – с улыбкой сказал француз, указывая на рабов, которые исчезали за бортом. – Последуем примеру наших товарищей.

Хоукмун кивнул.

– Я предупредил людей Бьюхарда о том, что мы затеяли. Думаю, мы сполна отплатили Вальону. – Он сунул под мышку меч Вальона. – Постараюсь не потерять этот клинок – лучший из всех, что я видел. С таким мечом любой превратится в исключительного бойца!

Он забрался на борт и увидел, что матросы Бьюхарда, загнавшие пиратов на другой конец палубы, теперь отступают.

Кулард, судя по всему, передал новость.

Вода забулькала в люке. Корабль не долго продержится на плаву. Хоукмун обернулся и поглядел назад. Пространство, разделявшее два корабля, было ничтожно. Лучший способ спастись – просто перешагнуть на борт шхуны Бьюхарда.

Он рассказал Д’Аверку о новом плане. Его товарищ кивнул, и они, пройдя по леерному ограждению, прыгнули и приземлились на палубу другого корабля.

Никаких гребцов на палубе не было, и Хоукмун понял, что на корабле Бьюхарда на веслах сидят свободные люди, которые в данный момент заняты сражением. И это показалось ему куда более разумным и менее расточительным, чем использовать рабов. И еще это дало ему повод задержаться, когда кто-то окликнул его с «Речного ветра»:

– Эй, друг! Да, ты, с черным камнем во лбу. Ты и мой корабль решил потопить?

Хоукмун обернулся и увидел приятного молодого человека, одетого с головы до ног в черную кожу, на плечи у него был наброшен синий плащ с высоким воротником, теперь запачканный кровью, в одной руке он сжимал меч, в другой – топор. Он отсалютовал Хоукмуну мечом, стоя на леере обреченной галеры.

– Нет, мы просто уходим, – крикнул в ответ Хоукмун. – Твой корабль в полной безопасности…

– Ну, подождите минутку! – Человек в черной коже подпрыгнул, чтобы удержаться на леере «Речного ветра». – Я же хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали половину нашей работы.

Хоукмун с неохотой дождался, когда молодой человек перепрыгнет на палубу своего корабля и подойдет к ним.

– Я Пал Бьюхард, и это мой корабль, – сказал он. – Мы много недель поджидали «Речной ветер», и, может, у нас ничего бы не получилось, если бы вы не взяли на себя добрую часть команды, дав мне возможность выйти из бухты…

– Да, – сказал Хоукмун. – Что ж, больше я не хочу участвовать в пиратских разборках…

– Ты совершенно неверно оценил меня, сударь, – с живостью отозвался Бьюхард. – Потому что я как раз поклялся очистить реку от пиратских капитанов Старвела. Я их злейший враг.

Матросы Бьюхарда возвращались на свой корабль, рубя абордажные канаты. «Речной ветер» закружило на стремнине, корма уже погрузилась в воду ниже ватерлинии. Некоторые пираты прыгали за борт, однако Вальона нигде не было видно.

– Куда же подевался их вожак? – воскликнул Д’Аверк, всматриваясь в палубу.

– Да он как крыса, – отозвался Бьюхард. – Наверняка смылся, как только понял, что сегодня не его день. Вы очень сильно помогли мне, джентльмены, ибо Вальон – худший из пиратов. Я признателен вам.

И Д’Аверк, который никогда не терялся, если дело касалось политеса или его собственной выгоды, ответил:

– А мы благодарны тебе, капитан Бьюхард, – если бы ты не подоспел так вовремя, нам пришлось бы туго. Долг платежом красен. – Он учтиво улыбнулся.

Бьюхард наклонил голову.

– Спасибо. Однако, если вы позволите мне откровенно высказать свое мнение, вам требуется медицинская помощь. Вы оба ранены, одежда на вас явно не та, какую вы выбрали бы сами… Короче говоря, я почел бы за честь, если бы вы погостили на моем корабле, а потом, когда мы прибудем в порт, и в моем доме.

Хоукмун задумчиво нахмурился. Ему понравился молодой капитан.

– А в какой порт мы направляемся, сэр?

– В Нарлин, – отвечал Бьюхард. – Там я живу.

– На самом деле мы тоже направлялись в Нарлин, когда попали в плен к Вальону, – начал Хоукмун.

– Тогда тем более вам стоит отправиться со мной. Если я чем-то смогу помочь…

– Благодарю, капитан Бьюхард, – сказал Хоукмун. – Нам пригодилась бы твоя помощь на пути в Нарлин. И, возможно, по дороге ты объяснишь нам то, чего мы не знаем.

– Охотно. – Бьюхард указал на дверь под капитанским мостиком. – Прошу в мою каюту, джентльмены.

Глава шестая Нарлин

В иллюминаторы в каюте капитана Бьюхарда они видели, как их корабль, идущий вниз по реке на полных парусах, взбивает водяные брызги.

– Если нам попадется еще одно пиратское судно, – пояснил им Бьюхард, – наши шансы на успех невелики. Потому-то мы и идем на такой скорости.

Кок принес в каюту очередные блюда и расставил на столе. Здесь было несколько видов мяса, рыба и овощи, фрукты и вино. Хоукмун старался есть помедленнее, не в силах противиться многочисленным искушениям, выставленным перед ним, – он понимал, что желудок может оказаться не готовым к такой питательной пище.

– Это праздничный пир, – жизнерадостно сообщил им Бьюхард, – ведь я много месяцев выслеживал Вальона.

– Кто такой этот Вальон? – спросил Хоукмун между глотками. – Он показался мне странным существом.

– Не похож ни на одного пирата, каких мне доводилось встречать до сих пор, – подтвердил Д’Аверк.

– Он стал пиратом по традиции, – пояснил Бьюхард. – Его предки всегда были пиратами, много столетий охотились на речные суда. Долгое время купцы платили громадные отступные капитанам из Старвела, но несколько лет назад начали противиться, и тогда Вальон снова занялся разбоем. Нас оказалось несколько человек, которые решили строить боевые корабли, похожие на пиратские, и атаковать их на воде. Я командую этим судном. Вообще-то я купец, но пришлось овладеть военными искусствами, чтобы освободить Нарлин от Вальона и ему подобных.

– И каковы ваши успехи? – поинтересовался Хоукмун.

– Трудно сказать. Вальон и прочие капитаны пиратов по-прежнему неуязвимы у себя за стеной. Старвел – это город в городе на территории Нарлина, пока что мы лишь немного сократили масштаб их бесчинств. Однако до сих пор еще не случалось глобального противостояния.

– Ты говоришь, Вальон – пират по традиции… – начал Д’Аверк.

– Ну да, его предки прибыли в Нарлин много сотен лет назад. Они обладали властью, а мы были относительно слабы. Рассказывают легенды, что предок Вальона, Ватах Герандиун, владел магией. Пираты построили стену вокруг Старвела, городского квартала, где они поселились, с тех пор там и живут.

– И чем же отвечает Вальон, когда вы нападаете на его корабли вот так, как сегодня? – Хоукмун сделал большой глоток вина.

– Он отвечает всем, чем только может, однако теперь он ходит по реке с большей оглядкой, чем прежде. Предстоит еще немало потрудиться. Я уничтожил бы Вальона физически, если бы смог. Это подорвало бы авторитет всего пиратского сообщества, я уверен, только он вечно ускользает. Он нутром чует опасность, ему всегда удается уйти раньше, чем угроза проявится в полной мере.

– Желаю тебе удачи в его поисках, – сказал Хоукмун. – Капитан Бьюхард, а не знаешь ли ты что-нибудь о клинке, который называется Меч Рассвета? Нам говорили, что его нужно искать в Нарлине.

Бьюхард явно удивился.

– Ну да, я слышал о таком. Он связан с легендами, о которых я только что упоминал, с историями о предке Вальона, Батахе Герандиуне. Считалось, что магическая сила Батаха заключена в этом клинке. Батах за века успел превратиться в бога – пираты его обожествили и молятся ему в храме, названном в его честь, храме Батаха Герандиуна. Вообще пираты невероятно суеверны. Люди практического склада, купцы вроде меня, зачастую не в силах понять их рассуждения и поступки.

– Но где сейчас этот клинок? – спросил Д’Аверк.

– Так это тот самый меч, которому пираты поклоняются в храме. Для них он олицетворяет их собственную силу, а также силу Батаха. Неужели вы, джентльмены, хотите присвоить меч?

– Я не… – начал Хоукмун, однако Д’Аверк тут же его перебил:

– Так и есть, капитан. Один наш родственник, очень мудрый ученый с севера, прослышал о клинке и захотел его изучить. Он отправил нас выяснить, нельзя ли выкупить меч…

Бьюхард от души рассмеялся.

– Его можно выкупить, друзья мои, кровью полумиллиона воинов. Пираты будут биться до последнего, чтобы сберечь Меч Рассвета. Они ценят его превыше всего на свете.

Хоукмун пал духом. Неужели Майган, умирая, отправил их выполнять невыполнимое задание?

– Что ж, – философски протянул Д’Аверк. – Тогда будем надеяться, что в конце концов вы победите Вальона и остальных и их имущество продадут с аукциона.

Бьюхард улыбнулся.

– На моем веку этот день вряд ли придет. Потребуется много лет, чтобы окончательно победить Вальона. – Он поднялся из-за стола. – Прошу прощения, я отлучусь на несколько минут, чтобы проверить, как обстоят дела на палубе.

Он вышел из каюты, отвесив короткий вежливый поклон.

Когда он вышел, Хоукмун нахмурился.

– Что же дальше, Д’Аверк? Мы застряли в этом странном мире, не в силах добраться до предмета своих поисков. – Он вытряхнул из кошеля кольца Майгана и подбросил на ладони. Теперь их было одиннадцать, потому что они с Д’Аверком сняли и положили в кошель свои. – Повезло, что у нас есть хотя бы это. Может, удастся использовать их? Будем скакать по измерениям как придется в надежде отыскать дорогу обратно в Камарг.

Д’Аверк хмыкнул.

– И нечаянно окажемся при дворе короля Хуона или попадем прямо в пасть какого-нибудь чудовища. Нет, мы отправимся в Нарлин, поживем там, выясним, насколько сложно завладеть пиратским мечом.

Пал: Бьюхард вернулся в каюту. Он улыбался.

– Чуть меньше часа, друзья, и мы вдохнем воздух Нарлина, – объявил он. – Думаю, вам понравится наш город. – И он добавил с широкой улыбкой: – Во всяком случае, та его часть, где не живут капитаны пиратов.

Хоукмун и Д’Аверк стояли на палубе корабля Бьюхарда, наблюдая, как он умело заводит судно в гавань. В ясном голубом небе жарко светило солнце, заливая город сиянием. Дома по большей части были невысокие, лишь единицы доходили до четырех этажей, зато их стены украшали замысловатые росписи, с виду весьма древние. Краски потускнели, выцвели, но все равно прекрасно сохранились. При постройке домов использовалось в основном дерево – колонны, балконы и фронтоны сплошь делались из резной древесины, – но у некоторых домов имелись металлические перила и даже металлические двери.

Набережная была заставлена бесчисленными ящиками и тюками, ожидавшими погрузки или доставленными на берег с десятков кораблей, заполнивших гавань. Грузчики, голые до пояса, обливаясь потом на жаре, крутили лебедки, опуская товары в люки трюмов или на набережную, волокли тюки и ящики по сходням.

Повсюду царили шум и суета, и Бьюхард, сводя Хоукмуна с Д’Аверком по трапу, явно наслаждался этой атмосферой, смешиваясь с собравшейся толпой.

Бьюхарда приветствовали со всех сторон.

– Как дела, капитан?

– Нашел Вальона?

– Много народу потерял?

Наконец Бьюхард остановился, добродушно рассмеявшись.

– Дорогие сограждане, жители Нарлина, – прокричал он. – Вижу, придется вам всё рассказать, чтобы вы нас пропустили. Во-первых, мы потопили корабль Вальона…

Толпа ахнула, а потом наступила тишина. Бьюхард запрыгнул на какой-то ящик и вскинул руки.

– Мы пустили ко дну корабль Вальона, «Речной ветер», однако он благополучно спасся бы, если бы не два моих товарища, которых вы видите перед собой.

Д’Аверк смущенно покосился на Хоукмуна. Горожане рассматривали их обоих с изумлением, словно не в силах поверить, что эти два изможденных оборванца не какие-нибудь презренные рабы.

– Это они герои, а не я, – продолжал Бьюхард. – Вдвоем они сражались со всей командой пиратов, убили Ганака, главного помощника Вальона, и сделали корабль легкой добычей для нас. Это они затопили «Речной ветер»!

Теперь толпа разразилась радостными криками.

– Узнайте же их имена, о граждане Нарлина. Запомните их как друзей нашего города и ни в чем им не отказывайте. Это Дориан Хоукмун, он же Черный Камень, и Гюйам Д’Аверк. Свет не видывал воинов храбрее и благороднее!

Хоукмуна действительно смутило всё происходящее, он нахмурился и попытался жестами показать Бьюхарду, что пора закругляться.

– А что с Вальоном? – спросил кто-то из собравшихся. – Он умер?

– Он сбежал от нас, – с сожалением отвечал Бьюхард. – Сбежал, как крыса. Но настанет день, когда мы привезем его голову.

– Или он – твою, Бьюхард! – Это сказал богато одетый господин, протиснувшийся вперед. – Ты только и добился того, что разозлил его! Столько лет я платил людям Вальона, и они позволяли мне без опаски ходить по реке. А теперь ты и тебе подобные говорите «Хватит платить!», и я не плачу, но и не знаю покоя, не могу глаз сомкнуть от страха, что сделает со мной Вальон. Вальон будет мстить. И месть его коснется не одного тебя! Что будет со всеми остальными, с теми, кто хочет спокойствия, а не славы? Ты ставишь под удар всех нас!

Бьюхард засмеялся.

– Если не ошибаюсь, именно ты, Верониг, первым начал жаловаться на пиратов, говорил, что не в силах отдавать такие суммы, которые они требуют, поддерживал нас, когда мы сформировали отряд для борьбы с Вальоном. Так вот, Верониг, мы боремся с ним, это нелегко, но мы обязательно победим, можешь не сомневаться!

Толпа снова разразилась радостными возгласами, но на этот раз гул был не таким единодушным, и народ начал понемногу расходиться.

– Вальон обязательно отомстит, Бьюхард, – повторил Верониг. – Твои дни сочтены. Ходят слухи, что капитаны пиратов объединяют силы, что до сих пор они лишь играли с нами. Они могут сровнять Нарлин с землей, если захотят!

– И уничтожить источник своих доходов? Это было бы очень глупо с их стороны! – Бьюхард пожал плечами, словно отпуская купца.

– Глупо? Может, и глупо, но не глупее твоих действий, – взвился Верониг. – Из-за тебя они лишь сильнее нас ненавидят, а ненависть может заставить позабыть о том, что их кормит!

Бьюхард улыбнулся и покачал головой.

– Тебе пора на покой, Верониг. Тяготы торговой жизни тебе не по силам.

К этому моменту толпа почти полностью рассеялась, и на тех самых лицах, на которых еще недавно была написана радость от встречи с героями, теперь читалась тревога.

Бьюхард спрыгнул с ящика и обнял товарищей за плечи.

– Идемте, друзья, хватит слушать несчастного Веронига. В его устах любая победа покажется поражением. Пойдемте ко мне, посмотрим, не найдется ли дома одежды, более приличествующей джентльменам, а уж завтра прогуляемся по городу и прикупим вам обновок!

Он повел их по многолюдным улицам Нарлина, узким улицам, которые изгибались, кажется, не подчиняясь никакой логике, и источали сотни разнообразных ароматов; рядом шагали моряки и мечники, купцы и портовые грузчики, старухи, хорошенькие девушки, разносчики со своими товарами и всадники, вынужденные двигаться здесь пешком. Они шли по булыжным мостовым и в итоге поднялись на холм, где оказалась площадь, открытая с одной стороны. Там виднелось море.

Бьюхард на минуту остановился полюбоваться стихией. Морские воды искрились в солнечном свете.

Д’Аверк махнул рукой:

– А за море ты ходишь?

Бьюхард снял тяжелый плащ и перебросил через руку. Расстегнул ворот рубашки и, улыбнувшись, покачал головой.

– Никто не знает, что там, за морем, – может, и нет ничего. Мы торгуем только по побережью, ходим в обе стороны на двести-триста миль. На берегу много богатых городов, которые не сильно пострадали от последствий Трагического Тысячелетия.

– Ясно. А как вы называете свой континент? Это, как мы подозреваем, Коммуназия?

Бьюхард нахмурился.

– Никогда не слышал, чтобы он так назывался, впрочем, я не ученый. Я знаю, что его называют Яршей, Амарех и Ниште. – Он пожал плечами. – Я сомневаюсь, что он имеет какое-то отношение к легендарному континенту, который, как говорят, до сих пор где-то существует.

– Амарех! – воскликнул Хоукмун. – Но я всегда считал, что это легендарная родина сверхлюдей…

– А я считал, что Рунный посох находится в Коммуназии! – засмеялся Д’Аверк. – Не стоит, дружище Хоукмун, так безоговорочно доверять легендам! В конце концов, Рунного посоха может и вовсе не быть на свете.

Хоукмун кивнул.

– Может.

Бьюхард хмурился, размышляя.

– Рунный посох… легенды… о чем вы толкуете, джентльмены?

– Да просто об этом упоминал наш ученый родственник, о котором мы рассказывали, – поспешно пояснил Д’Аверк. – Слишком скучно объяснять.

Бьюхард пожал плечами.

– Ненавижу скуку, друзья мои, – произнес он из вежливости и повел их дальше по улицам.

Они теперь миновали торговые кварталы города и поднялись на холм, где дома были гораздо богаче, а людей на улицах – гораздо меньше. За высокими оградами росли сады, полные цветущих деревьев и фонтанов.

Наконец Бьюхард остановился перед воротами одного из таких домов.

– Добро пожаловать, друзья. – И он постучал в ворота.

Открылось зарешеченное окно, и на них уставились чьи-то глаза. Затем ворота широко распахнулись, и слуга согнулся перед Бьюхардом в поклоне.

– Добро пожаловать домой, хозяин. Удачно ли прошло путешествие? Вас дожидается ваша сестра.

– Все очень удачно, Пэр! Ага, значит, Желеана приехала, чтобы встретить нас. Вам понравится Желеана, друзья!

Глава седьмая Пожар

Желеана оказалась красивой юной девушкой с черными, как вороново крыло, волосами и с живыми манерами, что мгновенно подкупило Д’Аверка. За ужином в тот вечер он вовсю флиртовал с ней, приходя в восторг от того, как непосредственно она реагирует.

Бьюхард улыбался, наблюдая за этой игрой, зато Хоукмуну было больно смотреть в их сторону, потому что эта девушка сильно напоминала ему Иссельду, его жену, которая дожидалась его в тысяче миль за морем, а может быть, и в сотне лет во времени. Ведь откуда ему знать: только ли через пространство перенесли их хрустальные кольца?

Бьюхард, вероятно, заметил меланхолическое выражение лица Хоукмуна и попытался подбодрить его шутками и анекдотами, переведя разговор на более легкие и забавные темы, чем стычки с пиратами Старвела.

Хоукмун бодро отвечал, но все равно никак не мог прогнать от себя мысли о возлюбленной, дочери графа Брасса, и о том, как ей живется сейчас.

Удалось ли Тарагорму довести до совершенства свои машины для путешествий во времени? Нашел ли Мелиадус иное средство, чтобы добраться до замка Брасс?

По мере того как длился вечер, Хоукмуну становилось все труднее и труднее поддерживать непринужденный разговор. В конце концов он поднялся и вежливо поклонился.

– Приношу свои извинения, капитан Бьюхард, – пробормотал он, – но я ужасно устал. Эти дни, проведенные на галере, сегодняшнее сражение…

Желеана Бьюхард и Гюйам Д’Аверк даже не заметили, как он поднялся, потому что были полностью поглощены друг другом.

Бьюхард быстро встал из-за стола, и на его красивом лице отразилась озабоченность.

– Конечно. Я прошу прощения, мастер Хоукмун, за свое легкомыслие… Хоукмун слабо улыбнулся.

– Ты вовсе не легкомысленный, капитан. Твое гостеприимство не знает равных. Однако…

Рука Бьюхарда уже потянулась к колокольчику, но не успел он вызвать слугу, как внезапно раздался стук в дверь.

– Войдите! – приказал Бьюхард.

Слуга, впустивший их в сад сегодня днем, остановился в дверном проеме, тяжело дыша.

– Капитан Бьюхард! На набережной пожар, корабль горит.

– Корабль? Какой корабль?

– Ваш корабль, капитан, на котором вы пришли сегодня!

Бьюхард стремительно бросился к двери, Хоукмун и Д’Аверк спешно последовали за ним, Желеана побежала следом.

– Экипаж, Пэр, – приказал Бьюхард. – И побыстрее!

Спустя несколько секунд крытый экипаж, запряженный четырьмя лошадьми, выехал из-за угла дома, Бьюхард сел, нетерпеливо дожидаясь, пока заберутся Хоукмун с Д’Аверком. Желеана тоже хотела с ними, но брат покачал головой.

– Нет, Желеана. Мы не знаем, что там творится на набережной. Жди здесь!

И они на опасной скорости рванули с места, подскакивая на булыжниках, и понеслись в сторону доков.

Узкие улицы были залиты светом факелов, вставленных в держатели на домах, и черная тень экипажа неслась по стенам, пока он с грохотом катил по мостовым.

Наконец друзья доехали до набережной, освещенной не только факелами, – в гавани полыхала шхуна. Повсюду царило смятение, съехавшиеся в порт владельцы кораблей гнали матросов на собственные суда, чтобы те отвели их подальше от шхуны Бьюхарда, опасаясь, как бы огонь не перекинулся на них.

Бьюхард выскочил из экипажа, Хоукмун с Д’Аверком бежали за ним по пятам. Он пронесся по набережной, расталкивая локтями толпу, но у кромки воды остановился и печально повесил голову.

– Безнадежно, – в отчаянии прошептал он. – Корабль погиб. Это точно дело рук Вальона…

Из толпы вырвался Верониг, лицо его было потным и красным в отсветах пожара.

– Видишь, Бьюхард, – Вальон уже начал мстить! Я тебя предупреждал!

Они обернулись на громкий топот копыт, увидели, как всадник осадил коня рядом с ними.

– Бьюхард! – прокричал он. – Пал Бьюхард, который заявляет, что это он потопил «Речной ветер»!

Бьюхард поднял голову.

– Я Бьюхард. А ты кто такой?

Всадник был одет в невероятно причудливый костюм, в левой руке он сжимал какой-то свиток.

– Я посланник Вальона, его гонец! – Он бросил свиток Бьюхарду, но Бьюхард не прикоснулся к нему, оставив лежать на земле.

– Что это? – спросил Бьюхард сквозь стиснутые зубы.

– Это счет, Бьюхард. Счет за пятьдесят матросов и сорок рабов, за корабль с полной оснасткой, плюс двадцать пять тысяч смейгаров в компенсацию потерянных сокровищ. Вальон тоже умеет играть в купеческие игры!

Бьюхард сверкнул на гонца глазами. В свете горящего корабля на лице у него играли мрачные тени. Он поддел свиток носком сапога и сбросил в грязную портовую воду.

– Вижу, ты собирался нагнать на меня страху этим представлением! – проговорил он твердо. – Так вот, передай Вальону, я не собираюсь платить по его счетам, и меня не запугать. Скажи ему, если уж он хочет «играть в купеческие игры», что его алчные предки задолжали жителям Нарлина куда большую сумму, чем значится на этой бумажке. И я не откажусь от идеи взыскать с него долг.

Всадник раскрыл рот, чтобы заговорить, потом передумал, плюнул на булыжники мостовой и, развернув коня, ускакал в темноту.

– Теперь он тебя убьет, Бьюхард, – почти торжествующим тоном заявил Верониг. – Он убьет тебя. Надеюсь, он понимает, что не все из нас такие дураки, как ты!

– А я надеюсь, что мы не такие дураки, как ты, Верониг, – с презрением ответил Бьюхард. – Если Вальон мне угрожает, значит, я добился успеха – пусть частично – и вывел его из себя!

Он подошел к экипажу, остановился в сторонке, дожидаясь, пока сядут Хоукмун и Д’Аверк. Потом сел сам, захлопнул дверцу и стукнул в крышу рукоятью меча, подавая вознице знак возвращаться домой.

– Ты уверен, что Вальон настолько слаб, как ты предполагаешь? – с сомнением спросил Хоукмун.

Бьюхард угрюмо улыбнулся ему.

– Я уверен, что он сильнее, чем я предполагаю, сильнее даже, чем думает Верониг. Лично я считаю, что Вальон до сих пор изумляется, как нам хватило безрассудства напасть сегодня утром на его корабль, и он пока не продемонстрировал всей своей силы. Только зачем же сообщать об этом Веронигу, дружище?

Хоукмун посмотрел на Бьюхарда с восхищением.

– А ты настоящий храбрец, капитан.

– Скорее, мною движет отчаяние, друг Хоукмун.

Хоукмун кивнул.

– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь.

Остаток пути до дома они проделали в задумчивом молчании.

Садовые ворота стояли открытыми нараспашку, и они сразу подъехали к дому. У парадного входа их дожидалась бледная Желеана.

– Ты не ранен, Пал? – спросила она, как только брат вышел из экипажа.

– Всё хорошо, – ответил Бьюхард. – Кажется, ты слишком сильно напугана, Желеана.

Она развернулась и пошла обратно в дом, в гостиную, где на столе до сих пор стояли остатки ужина.

– Это… это не пожар на корабле меня напугал, – сказала она дрожащим голосом. Она посмотрела на брата, затем на Д’Аверка, под конец на Хоукмуна широко распахнутыми глазами. – Пока тебя не было, сюда приезжал один визитер.

– Визитер? Кто такой? – спросил Бьюхард, обнимая ее за дрожащие плечи.

– Он… он приехал один… – начала она.

– Что же такого необычного в одиноком посетителе? И где он сейчас?

– Это был Вальон, Пал, сам лорд Вальон из Старвела. Он… – Она коснулась своей щеки. – Он погладил меня по лицу и посмотрел на меня своими блеклыми, нечеловеческими глазами, и он говорил со мной таким голосом…

– И что же он сказал? – вдруг спросил Хоукмун угрюмо. – Чего он хотел, леди Желеана?

Она снова окинула взглядом всех по очереди, а потом посмотрела на Хоукмуна.

– Он сказал, что просто играл с Палом, что он слишком важный человек, чтобы тратить свое время и силы на вендетту, и потому Пал должен завтра на площади перед всем городом объявить, что больше не будет докучать капитанам пиратов, иначе Пал будет наказан сообразно тяжести своего проступка. Он сказал, что ожидает от тебя публичного покаяния завтра в полдень.

Бьюхард нахмурился.

– Он явился сюда, в мой дом, выразить мне свое презрение, насколько я понимаю. Пожар на корабле был просто демонстрацией силы – и еще отвлекающим маневром, чтобы я уехал из дома. Он говорил с тобой, Желеана, желая показать, что в его силах добраться до самых близких и любимых моих людей. – Бьюхард вздохнул. – Теперь нет никаких сомнений, что он угрожает не только моей жизни, но и жизням тех, кто находится рядом со мной. Я должен был предвидеть подобный поворот, да в глубине души и предвидел…

Он взглянул на Хоукмуна, и в его глазах вдруг отразилась усталость.

– Возможно, я все-таки остался в дураках, мастер Хоукмун. Может быть, Верониг прав. Я не могу противостоять Вальону – во всяком случае, пока он наносит удары, отсиживаясь за стенами Старвела. У меня нет такого оружия, какое он применяет против меня!

– Я не вправе давать тебе советы, – негромко начал Хоукмун. – Но я могу предложить тебе свою помощь – и Д’Аверк тоже – в борьбе, если только ты захочешь продолжить ее.

Бьюхард посмотрел Хоукмуну в глаза, а потом рассмеялся, расправляя плечи.

– Ты не дал мне совета, Дориан Хоукмун Черный Камень, зато подсказал, кем я стану в собственных глазах, если откажусь от помощи таких бойцов, как вы. Да, я продолжу борьбу. Именно так, а завтрашний день я проведу в полном спокойствии, наплевав на предостережения Вальона. Ты, Желеана, останешься здесь под охраной. Я отправлю весточку отцу и попрошу его прислать сюда стражу для твоей защиты. А мы, Хоукмун, Д’Аверк и я… да мы просто отправимся за покупками! – Он указал на костюмы, которые подобрали его товарищам. – Я ведь обещал вам новую одежду, и еще, как мне кажется, мастеру Хоукмуну нужна хорошая перевязь для трофейного меча, для меча Вальона. Завтра мы будем вести себя как ни в чем не бывало. Мы покажем Вальону – и, что гораздо важнее, жителям города, – что нам не страшны его угрозы.

Д’Аверк серьезно кивнул.

– Полагаю, это единственный способ поддержать в твоих согражданах боевой дух, – сказал он. – И тогда, даже если ты погибнешь, ты умрешь героем и вдохновишь тех, кто последует за тобой.

– Надеюсь, я пока еще не умру, – улыбнулся Бьюхард, – уж очень я люблю жизнь. Но поживем – увидим, друзья.

Глава восьмая Стены Старвела

Утро следующего дня было таким же жарким, как накануне, и Пал Бьюхард отправился на прогулку с друзьями.

Пока они шли по улицам Нарлина, стало ясно, что многие уже знают об ультиматуме Вальона и всем интересно, что будет делать Бьюхард. Бьюхард ничего не делал. Он лишь улыбался, целовал дамам ручки, перекинулся парой слов с несколькими знакомыми и привел Хоукмуна и Д’Аверка в центр города, где порекомендовал им хорошего торговца одеждой.

Лавка этого купца находилась на расстоянии броска камня от стены Старвела, что как раз согласовывалось с планами Бьюхарда.

– После полудня, – сказал он, – мы обязательно зайдем в лавку. Но прежде мы отобедаем в таверне, за которую я могу поручиться. Она недалеко от центральной площади, и там любят выпивать наши уважаемые горожане. Пусть видят, что мы спокойно отдыхаем. Будем болтать о пустяках, вообще не упоминая Вальона с его угрозами, как бы окружающие ни пытались повернуть разговор на эту тему.

– Ты затеваешь большое дело, капитан Бьюхард, – заметил Д’Аверк.

– Вероятно, так и есть, – ответил Бьюхард. – У меня такое ощущение, что от событий сегодняшнего дня зависит очень многое, больше, чем я сам понимаю сейчас. И я делаю ставку на эти события, возможно, этот день принесет мне победу или поражение.

Хоукмун кивнул, но ничего не сказал. Он тоже чувствовал что-то в атмосфере и не стал подвергать сомнениям интуицию Бьюхарда.

Они побывали в таверне, перекусили, выпили вина, притворяясь, что не замечают того, как сделались центром всеобщего внимания, старательно избегая всех попыток расспросить их о том, что они ответят на ультиматум Вальона.

Настал полдень, миновал, а Бьюхард сидел и болтал с товарищами еще час, после чего встал, поставил свой бокал с вином и сказал:

– А теперь, джентльмены, к торговцу одеждой, о котором я говорил…

Когда они непринужденно зашагали по улице, народу было совсем мало, и тем меньше, чем ближе к центру города. Зато когда они проходили, занавески на окнах то и дело отдергивались, лица прижимались к стеклу, и Бьюхард усмехался, словно радуясь происходящему.

– Друзья, сегодня мы единственные актеры на сцене, – сказал он. – Мы обязаны хорошо сыграть свою роль.

Потом Хоукмун наконец увидел впереди стены Старвела. Они поднимались выше крыш окрестных домов, белые, гордые и загадочные, судя по всему, лишенные ворот.

– Есть несколько небольших ворот, – сказал Хоукмуну Бьюхард, – но ими редко пользуются. Их заменяют огромные подземные водоводы и доки. Они, разумеется, выходят прямо в реку.

Бьюхард завел товарищей на боковую улицу и показал на вывеску примерно посередине.

– Нам сюда, друзья, там наш торговец.

Они вошли в магазинчик, набитый рулонами тканей, горами плащей, курток и штанов, мечами и кинжалами самых разных форм и размеров, прекрасной упряжью, шлемами, шляпами, сапогами, ремнями и всем остальным, что только может понадобиться мужчине. Когда они вошли, торговец обслуживал другого клиента. Хозяин оказался человеком средних лет, крепкого телосложения, радушным с виду, с красным лицом и совершенно седыми волосами. Он улыбнулся Бьюхарду, и его клиент, молодой человек, обернулся и широко раскрыл глаза, увидев тех, кто остановился в дверях лавки. Молодой человек пробормотал что-то и попытался уйти.

– Разве ты не хочешь покупать этот меч, мастер? – с удивлением спросил торговец. – Я уступлю полсмейгара, но не больше.

– В другой раз, Пейар, в другой раз, – поспешно ответил юноша, быстро поклонился Бьюхарду и выскочил из лавки.

– Кто это был? – с улыбкой поинтересовался Хоукмун.

– Сын Веронига, если я ничего не путаю, – ответил Бьюхард. А потом засмеялся. – Он унаследовал трусость своего отца!

Пейар подошел к ним.

– Добрый день, капитан Бьюхард. Не ожидал увидеть тебя здесь сегодня. Ты не делал никаких заявлений?

– Нет, Пейар, не делал.

Пейар улыбнулся.

– Я так и думал, что ты не станешь, капитан. Однако теперь ты в большой опасности. Вальон ведь обязательно станет тебе мстить, правда?

– Пусть попробует, Пейар.

– Он очень скоро попробует, капитан. Не станет терять времени даром. Ты уверен, что тебе стоит находиться так близко к стенам Старвела?

– Я обязан показать, что не боюсь Вальона, – сказал Бьюхард. – Кроме того, с чего бы мне менять из-за него свои планы? Я обещал друзьям, что они смогут купить лучшую одежду в Нарлине, а я не из тех, кто забывает свои обещания!

Пейар улыбнулся и взмахнул рукой.

– Желаю удачи, капитан. А теперь, господа, – нравится ли вам что-нибудь из моих товаров?

Хоукмун взял плащ насыщенного алого цвета, пробежался пальцами по золотой застежке.

– Мне многое нравится. У тебя замечательный магазин, мастер Пейар.

Пока Бьюхард болтал с хозяином, Хоукмун и Д’Аверк принялись неторопливо прохаживаться по лавке, выбирая то рубашку, то пару сапог. Миновало два часа, прежде чем они определились с покупками.

– Может быть, пройдете в примерочные? – предложил Пейар. – Мне кажется, вы сделали отличный выбор, джентльмены.

Хоукмун с Д’Аверком скрылись в примерочных. Хоукмун выбрал шелковую рубашку густого цвета лаванды, куртку из мягкой светлой кожи, фиолетовый шарф и удивительные блестящие брюки, тоже шелковые и подходящие по цвету к шарфу, который он тут же обмотал вокруг шеи. На ноги он натянул сапоги из такой же мягкой кожи, что и куртка, которую решил носить нараспашку. Застегнул на талии широкий кожаный ремень, а потом набросил на плечи темно-синий плащ.

Д’Аверк подыскал себе алую рубаху и такие же брюки, куртку из блестящей черной кожи и черные кожаные сапоги высотой до колена. Ко всему этому великолепию он добавил плащ из плотного шелка глубокого пурпурного оттенка. Он как раз потянулся за перевязью для меча, когда в лавке кто-то закричал.

Хоукмун раздвинул занавески примерочной.

Магазинчик вдруг наполнился народом – явно пиратами из Старвела. Они окружили Бьюхарда, у которого просто не было времени достать оружие.

Хоукмун развернулся и выхватил меч из ближайшей кучи вещей, кинулся в лавку и тут же столкнулся с Пейаром. Тот пятился назад, и из его горла толчками выплескивалась кровь.

Пираты уже выходили из лавки, но Бьюхарда не было видно.

Хоукмун ударил одного пирата прямо по горлу, закрылся от выпада другого.

– Не пытайся сражаться с нами, – прорычал пират, нападавший на него, – нам нужен только Бьюхард!

– Тогда тебе придется сначала убить нас, – выкрикнул Д’Аверк, присоединившийся к Хоукмуну.

– Бьюхард понесет наказание за то, что оскорбил нашего лорда Вальона, – сказал пират, замахиваясь на него.

Д’Аверк отскочил назад, поднял свой меч и неуловимо быстрым движением выбил у пирата оружие. Тот зарычал и схватился за кинжал, но Д’Аверк выбил и его, сделав выпад, чтобы поразить противника в горло.

Теперь примерно половина пиратов отделилась от товарищей и двинулась на Хоукмуна и Д’Аверка, прижав их к стене лавки.

– Они уходят вместе с Бьюхардом, – в отчаянии проговорил Хоукмун. – Мы должны ему помочь.

Он яростно набросился на противников, пытаясь пробить себе дорогу и спасти Бьюхарда, а в следующий миг он услышал за спиной возглас Д’Аверка:

– У них подкрепление, идут через заднюю дверь!

То были последние слова, услышанные Хоукмуном, – в следующий миг рукоять меча опустилась ему на голову, и он повалился на кучу рубах.

Он очнулся, с трудом дыша, перекатился на спину. Внутри лавки стемнело, и теперь было непривычно тихо.

Хоукмун с трудом поднялся на ноги, всё еще сжимая в руке меч. Первое, что бросилось ему в глаза, – тело Пейара, лежавшее ничком рядом с примерочной.

Затем он увидел Д’Аверка, тот лежал, раскинувшись на рулоне оранжевой материи, с залитым кровью лицом.

Хоукмун кинулся к другу, сунул руку ему под куртку и с облегчением понял, что сердце бьется. По-видимому, Д’Аверка только оглушили, как и его самого. Пираты, без сомнения, намеренно оставили их в живых, чтобы кто-то рассказал жителям Нарлина, какая участь ждет тех, кто, подобно Палу Бьюхарду, нанесет оскорбление лорду Вальону.

Хоукмун доковылял до задней части лавки и нашел там кувшин с водой. Он взял его с собой и поднес к губам Д’Аверка, потом оторвал кусок оранжевой ткани и вымыл ему лицо. Кровь текла из широкого, но неглубокого пореза на виске.

Д’Аверк зашевелился, открыл глаза и посмотрел прямо на Хоукмуна.

– Бьюхард, – проговорил он. – Хоукмун, мы обязаны его спасти.

Хоукмун слабо кивнул.

– Да, но он теперь в Старвеле.

– Об этом никто не знает, кроме нас, – сказал Д’Аверк, неловко принимая сидячее положение. – Если нам удастся спасти его и вернуть, представляешь, как рассказанная им история поднимет боевой дух горожан?

– Отлично, – сказал Хоукмун. – Мы проникнем в Старвел… и будем молиться, чтобы Бьюхард был еще жив. – Он убрал меч в ножны. – Д’Аверк, нам каким-то образом придется перелезть через эти стены. Потребуется снаряжение.

– Несомненно, всё необходимое найдется в этой лавке, – отозвался Д’Аверк. – Давай-ка поторопимся. Ночь уже близко.

Хоукмун коснулся черного камня во лбу. Его мысли снова были с Иссельдой, графом Брассом, Оладаном и Боженталем – его волновала их судьба. Ему очень хотелось забыть о Бьюхарде, наплевать на указания Майгана, на легендарный Меч Рассвета и не менее легендарный Рунный посох, угнать какой-нибудь из кораблей в гавани и махнуть через море на поиски своей любимой. Но в следующий миг он вздохнул и расправил плечи. Они не могут бросить Бьюхарда на произвол судьбы. Они должны спасти его или погибнуть.

Он подумал о стенах Старвела, которые поднимались так близко. Возможно, никто не пытался до сих пор взять их штурмом, если они такие высокие и, несомненно, хорошо защищенные. Но, может быть, это все-таки возможно? Пожалуй, стоит попробовать.

Глава девятая Храм Батаха Герандиуна

Насовав за пояса по двадцать кинжалов, Хоукмун с Д’Аверком начали карабкаться на стену вокруг Старвела.

Хоукмун поднимался первым: обмотав рукоять кинжала тканью, он выискивал зазор в каменной кладке, куда можно вонзить лезвие, аккуратно вбивал его, молясь про себя, чтобы никто не услышал стука и чтобы кинжал выдержал.

Они медленно поднимались на стену, проверяя кинжалы на прочность. Один раз Хоукмун ощутил, как кинжал под ногой шевельнулся, он схватил за другой кинжал, который успел вбить над головой, но тот тоже зашатался. Улица осталась в сотне ярдов внизу. Он в отчаянии выхватил из-за пояса очередной кинжал, высматривая трещины в камне, нашел одну и воткнул клинок. Тот засел крепко, а нижний, на который опиралась его нога, выпал. Хоукмун услышал тоненькое звяканье, когда оружие приземлилось на мостовую. Теперь он висел, не в состоянии двинуться ни вверх, ни вниз, пока Д’Аверк пытался забить в трещину очередной кинжал. Наконец у него получилось, и Хоукмун облегченно выдохнул. Они были уже на самом верху стены. Оставалось всего несколько футов – и ни единой мысли, что ждет их на стене или за ней.

Вдруг все их усилия напрасны? Вдруг Бьюхард уже мертв? Но сейчас не было смысла думать об этом.

Приближаясь к верхнему краю стены, Хоукмун двигался всё осторожнее. Он слышал шаги над головой и понимал, что это ходит часовой. Он прервал работу. Всего один кинжал – и он смог бы запрыгнуть на стену. Он поглядел вниз, увидел в свете луны угрюмую физиономию Д’Аверка. Шаги затихли, и он продолжил забивать клинок.

В следующий миг, когда он начал подтягиваться наверх, шаги зазвучали снова, на этот раз торопливые. Хоукмун поднял голову и посмотрел прямо в лицо ошеломленного пирата.

Хоукмун мгновенно спас положение: схватившись за верх стены, когда пират уже доставал клинок, он подтянулся и с силой ударил пирата по ногам.

Тот ахнул, попытался сохранить равновесие, а затем беззвучно упал.

Тяжело дыша, Хоукмун протянул руку и помог Д’Аверку забраться на стену. Вдоль нее к ним уже бежали два пирата, стоявшие на часах.

Хоукмун распрямился, выхватил меч и приготовился к встрече.

Металл зазвенел о металл, когда Д’Аверк с Хоукмуном вступили в схватку с пиратами. Стычка вышла короткой, потому что у двух друзей было мало времени и ими двигало отчаяние. Почти одновременно их клинки пронзили сердца обоих часовых, вошли в плоть и тут же вышли. Почти одновременно часовые пиратов упали и замерли.

Хоукмун и Д’Аверк оглядели стену. Вроде бы остальные пираты их пока не заметили. Хоукмун указал на лестницу, ведущую вниз. Д’Аверк кивнул, и они кинулись туда, спустились бесшумно, но быстро, надеясь, что никто не бросится навстречу.

Внизу было тихо. Казалось, город вымер. Где-то далеко, в центре Старвела, мигал маяк, но в целом здесь царила темнота, если не считать небольших огоньков за ставнями окон и приоткрытыми дверями.

Чем ближе к земле спускались друзья, тем слышнее становились звуки, доносящиеся из домов, в основном сиплый смех и шум попойки. Одна из дверей распахнулась, за ней оказалась комната, набитая пьяным народом, на улицу вывалился какой-то пират, покачнулся, изрыгнул проклятье и шмякнулся на камни мостовой. Дверь захлопнулась, пират даже не шевельнулся.

Архитектура Старвела выглядела проще, чем по другую сторону стены. Здесь не было богато украшенных зданий, как принято в Нарлине, и если бы Хоукмун не знал наверняка, то подумал бы, что Старвел беднее Нарлина. Однако Бьюхард рассказывал им, что пираты демонстрируют зажиточность только своими кораблями, нарядами и загадочным храмом Батаха Герандиуна, где, по слухам, хранится Меч Рассвета.

Смельчаки крались по улицам, держа наготове клинки. Даже веря, что Бьюхард еще жив, они понятия не имели, где пираты могут содержать пленника, но что-то подсказывало им двигаться в центр города, на свет маяка.

Позже, когда они оказались рядом с источником света, где-то в городе вдруг раздался звучный гул, эхом раскатившийся по темным, пустым улицам. В следующую секунду они услышали топот ног и близкое цоканье копыт.

– Что это? – прошипел Д’Аверк. Он опасливо заглянул за угол дома, а потом быстро убрал голову. – Они идут прямо на нас, – сказал он. – Назад!

Замерцали факелы, и улицу впереди запрудили огромные тени. Хоукмун с Д’Аверком отступили в темноту, наблюдая за ползущей мимо процессией.

Ее возглавлял сам Вальон – бледный, с окаменевшим лицом, глядя прямо перед собой невидящими глазами, он ехал на черном коне в сторону площади, на которой сверкал маяк. За ним шли барабанщики, выбивая неспешный, монотонный ритм, за барабанщиками ехала группа вооруженных всадников, все в богатых нарядах. Должно быть, остальные лорды Старвела. Их лица казались такими же окаменевшими, они сидели верхом неподвижно, словно статуи. Однако внимание наблюдателей привлекло то, что они увидели за спинами пиратских капитанов.

Там находился Бьюхард.

Его руки и ноги были растянуты на огромной раме из китовой кости, рама установлена на колесную платформу, которую везли шесть лошадей, лошадей вели в поводу пираты в ливреях. Бьюхард выглядел бледным, его обнаженное тело блестело от пота. Он явно страдал от сильной боли, но плотно сжимал губы. На его груди нарисовали странный символ, такие же символы виднелись на щеках. Мышцы едва не рвались от напряжения, потому что он силился вывернуться из веревочных пут, впивавшихся в лодыжки и запястья, но они держали надежно.

Д’Аверк сделал движение, чтобы броситься вперед, но Хоукмун удержал его.

– Нет, – прошептал он. – Идем за ними. Наверняка нам представится шанс его спасти.

Они дождались, пока процессия пройдет, а затем двинулись следом. Медленно добрели до широкой площади, освещенной огромным маяком, который сиял над входом в высокое сооружение странной, асимметричной формы, кажется, не построенное, а возникшее естественным путем внутри какого-то блестящего вулканического образования. Зловещая конструкция.

– Наверняка это и есть храм Батаха Герандиуна, – пробормотал Хоукмун. – Хотел бы я знать: зачем они привезли его сюда?

– Сейчас узнаем, – сказал Д’Аверк, когда процессия начала вливаться в храм.

Они быстро метнулись через площадь и затаились в тени перед входом. Возле приоткрытой двери не было и намека на охрану. Наверное, пираты верили, что никто не посмеет заявиться в подобное место, не имея на это прав.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ними никто не следит, Хоукмун осторожно подкрался к двери и медленно открыл ее пошире. Он оказался в темном коридоре. Из-за угла сюда доносилось монотонное пение и падали красные отсветы. Д’Аверк следовал за Хоукмуном по пятам, когда тот двинулся по коридору.

Перед поворотом Хоукмун остановился. В ноздри ударил странный запах, отчетливо различимый, знакомый и чуждый одновременно. Герцог передернулся и отступил на шаг. Лицо Д’Аверка сморщилось от омерзения.

– Тьфу… это что?

Хоукмун покачал головой.

– Что-то такое… запах крови, наверное. Но не просто крови…

Глаза Д’Аверка широко раскрылись, когда он взглянул на Хоукмуна. Казалось, он вот-вот предложит никуда больше не ходить, но затем он расправил плечи и покрепче взялся за меч. Снял шарф с шеи и обмотал себе рот и нос театральным жестом, таким характерным для прежнего Д’Аверка. Хоукмун даже усмехнулся, но потом последовал примеру товарища и сам завязал лицо шарфом.

Затем они снова двинулись вперед и завернули за угол коридора.

Красноватое свечение, несколько напоминавшее цвет свежей крови, сделалось ярче. Оно разливалось из двери в дальнем конце коридора и, кажется, пульсировало в ритме пения, которое теперь слышалось громче и приобрело какое-то зловещее звучанье. Запах тоже становился тем сильнее, чем ближе они подходили.

Один раз кто-то промелькнул в проеме двери, из-за которой долетали алые отблески. Хоукмун с Д’Аверком застыли на месте, но их не заметили. Силуэт исчез, и они продолжили свой путь.

Чем сильнее бил в нос омерзительный запах, тем оглушительнее становилось пение. Начисто лишенное музыкальности, оно било прямо по нервам. Друзьям, почти ослепленным алым свечением, казалось, что все их чувства разом атакованы. Но все-таки они продолжали двигаться вперед, пока не остановились в паре футов от входа.

Они смотрели во все глаза, содрогаясь от увиденного.

Зал представлял собой неровный круг, высота свода над ним сильно варьировала. И это соответствовало тому, что они видели снаружи, – строение, не столько рукотворное, сколько природное, было неровным на всем протяжении, насколько сумел рассмотреть Хоукмун. И в блестящих стенах этой пещеры отражался красный свет, отчего казалось, что всё вокруг залито кровью.

Свет падал сверху, и Хоукмун, морщась, задрал голову.

Он сразу же узнал предмет, подвешенный под сводом пещеры и царивший над всем залом. Это, без сомнения, была та вещь, о которой им на последнем издыхании говорил Майган, на поиски которой он их отправил.

– Меч Рассвета, – шепотом проговорил Д’Аверк. – Эта мерзкая штуковина уж точно никак не может быть связана с нашей судьбой!

Лицо Хоукмуна помрачнело. Он пожал плечами.

– Мы сюда пришли не за этим. Мы пришли сюда за ним… – Он взмахнул рукой.

Под мечом, на рамах из китовой кости, расставленных полукругом, были растянуты двенадцать человек. Не все мужчины и женщины на рамах уже погибли, но большинство точно умирало.

Д’Аверк отвернулся от этого зрелища, на его лице читался неприкрытый ужас, но он заставил себя посмотреть еще раз.

– Во имя Рунного посоха! – выдохнул он. – Это же настоящее варварство!

У обнаженных людей были перерезаны вены, и жизнь медленно вытекала из них.

Несчастных на рамах обескровливали до смерти. У тех, кто еще дышал, лица были искажены страданием, их попытки освободиться слабели по мере того, как вытекала кровь, капая в яму под ними, высеченную в обсидиановой скале.

И в этой яме копошились какие-то существа, поднимаясь на поверхность, чтобы подхватить свежую каплю крови, а затем скрываясь в глубине. Темные силуэты купались в яме, полной крови.

Какой глубины эта яма? Сколько тысяч человек умерли, чтобы наполнить ее? Как она устроена, что кровь не сворачивается?

Вокруг кровавого озера стояли капитаны пиратов Старвела, раскачиваясь в такт и исполняя свой речитатив, их лица были обращены к Мечу Рассвета. Прямо под мечом висел на раме Бьюхард.

В руке Вальона был нож, и он, без сомнения, собирался пустить его в ход. Бьюхард посмотрел на него с ненавистью и сказал что-то, но Хоукмун, конечно, не услышал. Нож блеснул, как будто уже испачканный кровью, пение сделалось громче, но гулкий голос Вальона перекрывал его:

– Меч Рассвета, в котором обитает душа нашего бога и предка, Меч Рассвета, делавший неуязвимым Батаха Герандиуна и давший нам всё, что у нас есть, Меч Рассвета, который оживляет мертвых, помогает живым оставаться живыми, получает свой свет из крови людей, Меч Рассвета, прими эту новую жертву и знай, что тебе будут поклоняться всегда, пока ты в храме Батаха Герандиуна, а значит, Старвел никогда не падет! Прими этот дар, нашего врага, этого самонадеянного выскочку, прими Пала Бьюхарда из касты, величающей себя купцами!

Бьюхард снова что-то сказал, его губы двигались, однако слов не было слышно из-за истерических завываний пиратов.

Нож приблизился к телу Бьюхарда, и Хоукмун не смог сдержаться. Боевой клич его предков вам вырвался из груди: он издал заливистую птичью трель и принялся выкрикивать:

– Хоукмун! Хоукмун!

После чего ринулся вперед, на сборище этих упырей, к зловонной яме с ее жуткими обитателями, к рамам, на которых были распяты мертвые и умирающие под этим зловещим, сверкающим мечом.

– Хоукмун! Хоукмун!

Капитаны пиратов обернулись, их пение оборвалось. Глаза Вальона широко раскрылись от ярости, он откинул полу балахона, под которым оказался меч, точная копия того, что отобрал у него Хоукмун. Вальон швырнул нож в яму с кровью и схватился за меч.

– Дурак! Это ведь правда, что ни один чужак, вошедший в храм Батаха, не выйдет отсюда, пока из его тела не вытечет последняя капля крови!

– Сегодня твое тело лишится крови, Вальон! – выкрикнул Хоукмун, бросаясь на врага. Но вдруг путь ему преградили сразу двадцать человек, двадцать клинков против его единственного.

Он бешено набросился на них, горло сжималось от кошмарной вони, глаза слезились от света меча, он видел, как бьется в своих путах Бьюхард, силясь освободиться. Хоукмун сделал выпад, и один противник рухнул, Хоукмун замахнулся, и второй оступился и упал в кровавое озеро, обитатели которого, кто бы они ни были, мгновенно увлекли его на дно, Хоукмун рубанул, и еще один пират лишился руки. Д’Аверк тоже сражался неплохо, и вместе они сдерживали натиск пиратов.

В какой-то миг показалось, что пылающая в них ярость поможет изрубить всех пиратов и добраться до Бьюхарда, чтобы спасти его. Хоукмун пробил себе путь сквозь толпу и сумел достичь края чудовищной ямы, он старался перерезать веревки Бьюхарда и в то же время отбивался от наседающих пиратов. Но затем он поскользнулся на краю ямы и погрузился в нее по щиколотку. Он почувствовал, как его ноги коснулось что-то омерзительное, похожее на змею. Он стремительно отпрянул, но тут пираты схватили его за руки.

Герцог повернул голову и прокричал:

– Прости меня, Бьюхард… я слишком поторопился, но времени не было, не было!

– Зачем вы пошли за мной! – в отчаянии выкрикнул Бьюхард. – Теперь вы тоже разделите мою участь и пойдете на корм монстрам из ямы! Зачем же вы пошли за мной, Хоукмун!

Глава десятая Друг из темноты

– Боюсь, друг Бьюхард, ты напрасно расточал на нас свою щедрость!

Даже обреченный, Д’Аверк не мог отказать себе в удовольствии поиронизировать.

Их с Хоукмуном растянули на рамах по другую сторону от Бьюхарда. Двоих принесенных в жертву, успевших умереть, сняли с рам, и на их место привязали Хоукмуна с Д’Аверком. Под ними, в кровавом озере, неутомимо поднимались к поверхности и ныряли обратно черные твари. Меч Рассвета заливал весь зал сверху алым сиянием, бросая отблески на обращенные к своду пещеры лица пиратов, замерших в ожидании, и на лицо Вальона, пока тот задумчиво, но и с неким торжеством рассматривал привязанные к рамам тела чужеземцев, на которых, как и у Бьюхарда, были теперь нарисованы странные символы.

Снизу доносилось неприятное чавканье – это твари, плавающие в яме, полной крови, без сомнения, предвкушали, когда к ним упадут свежие капли. Хоукмун содрогался, едва удерживаясь от рвоты. Голова болела, в конечностях ощущались слабость и невыносимая боль. Он думал об Иссельде, о доме и своих попытках противостоять Темной Империи. Теперь он уже никогда не увидит жену, никогда не вдохнет воздух Камарга, не приблизит крах Гранбретани, если такое время вообще когда-нибудь придет. И он лишил себя всех этих возможностей в тщетной попытке спасти чужого человека, которого он едва знал, чья борьба казалась далекой и не имеющей значения по сравнению с его войной против Темной Империи.

Теперь было уже слишком поздно размышлять обо всем этом, ведь он скоро умрет. Погибнет ужасной смертью, истечет кровью, словно зарезанная свинья, чувствуя, как силы утекают из него с каждым новым ударом сердца.

Вальон улыбался.

– Что, раб, больше не издаешь свой боевой клич? Какой ты теперь молчаливый. Неужели не хочешь попросить меня о чем-нибудь? Не станешь умолять сохранить тебе жизнь, не уговоришь меня снова сделать тебя рабом? И не извинишься за то, что потопил мой корабль, перебил моих людей и нанес мне оскорбление?

Хоукмун плюнул в него.

Вальон едва заметно пожал плечами.

– Я жду, когда принесут новый нож. Как только он будет должным образом освящен, я перережу тебе вены здесь и здесь, чтобы ты умирал очень медленно, и ты будешь смотреть, как те, кто живет внизу, кормятся твоей кровью. А ваши обескровленные тела я отправлю мэру Нарлина – дядюшке Бьюхарда, если не ошибаюсь, – в доказательство того, что мы, в Старвеле, не потерпим неповиновения.

Через зал прошел пират и, опустившись перед Вальоном на колени, протянул ему длинный, острый нож. Вальон взял его, и пират удалился.

Вальон забормотал над ножом невнятные слова, часто поднимая взгляд на Меч Рассвета, затем взял нож в правую руку лезвием вверх, едва не упершись острием в мошонку Хоукмуна.

– Теперь мы начнем с начала, – сказал Вальон и медленно начал распевать ту самую литанию, которую Хоукмун уже слышал раньше.

Хоукмун ощутил во рту вкус желчи и снова попытался освободиться от удерживавших его веревок. Слова распева лились, громкость нарастала, поднимаясь до истерического визга.

– … Меч Рассвета, который оживляет мертвых, помогает живым оставаться живыми…

Острие ножа впилось Хоукмуну в бедро.

– …получает свой свет из крови людей…

Хоукмун рассеянно подумал: неужели этот алый меч каким-то непостижимым образом вытягивает свой свет из крови? Нож коснулся его колена, он снова содрогнулся, проклиная Вальона и бешено вырываясь из своих пут.

– …тебе будут поклоняться всегда…

Вальон вдруг оборвал свой речитатив и охнул, поглядев мимо Хоукмуна на что-то у него над головой. Хоукмун запрокинул голову и тоже охнул.

Из-под свода пещеры спускался Меч Рассвета!

Он снижался медленно, а потом Хоукмун увидел, что он висит в подобии паутины из металлических нитей и в этой паутине есть что-то еще – человеческий силуэт.

На человеке красовался вытянутый шлем, скрывавший лицо. Его доспех и одежда были черными с золотом, а на поясе висел громадный двуручный меч.

Хоукмун не верил своим глазам. Он узнал человека – если то был человек.

– Воин из гагата-и-золота! – воскликнул он.

– К твоим услугам, – громыхнул насмешливый голос из-под шлема.

Вальон яростно зарычал и метнул нож в Воина из гагата-и-золота. Нож стукнулся о доспех и упал в кровавое озеро.

Воин держался рукой в латной перчатке за рукоять Меча Рассвета, свободной рукой аккуратно перерезая путы на запястьях Хоукмуна.

– Ты оскверняешь наш святой символ, – не веря себе, произнес Вальон. – Почему ты еще жив? Наш бог, Ватах Герандиун, отомстит тебе. Это его меч, он вместилище его духа!

– Я лучше знаю, – сказал Воин. – Это меч Хоукмуна. Рунный посох счел нужным когда-то использовать твоего предка, Батаха Герандиуна, для своих целей, дав ему силу через этот алый клинок, однако теперь ты потерял его силу, и она принадлежит Хоукмуну!

– Я не понимаю тебя, – в замешательстве проговорил Вальон. – Да кто ты вообще такой? Откуда взялся? Неужели ты – не может этого быть! – сам Ватах Герандиун?

– Я мог им быть, – негромко отозвался Воин. – Я мог быть многим и многими.

Хоукмун мысленно умолял, чтобы Воин вовремя покончил с веревками. Вальон не будет вечно мешкать в недоумении. Он схватился за свою раму, как только руки освободились, забрал у Воина нож и принялся энергично перепиливать веревки на лодыжках.

Вальон мотнул головой.

– Это невозможно. Какой-то абсурд. – Он развернулся к своим товарищам, пиратам. – Вы тоже видите это – человека, который свисает с потолка, держась за наш меч?

Они тупо закивали. Один из них сорвался с места и побежал к выходу из зала.

– Я приведу людей. Они помогут нам…

И тут Хоукмун прыгнул – прыгнул на ближайшего капитана пиратов и вцепился ему в горло. Тот закричал, попытался оторвать от себя руки Хоукмуна, однако Хоукмун продолжал сжимать его шею, пока не раздался хруст, и тогда он быстро выхватил меч из ножен убитого и выпустил мертвое тело.

Герцог стоял обнаженный в свете легендарного меча, пока Воин из гагата-и-золота перерезал веревки на его товарищах.

Вальон попятился, глядя неверящими глазами.

– Этого не может быть. Не может быть…

Освобожденный Д’Аверк спрыгнул с рамы и встал рядом с Хоукмуном, в следующую секунду за ним последовал Бьюхард. Оба были голые и без оружия.

Обескураженные нерешительностью своего вожака, остальные пираты не трогались с места. Позади голой троицы на легендарном мече раскачивался Воин из гагата-и-золота, понемногу приближаясь к полу.

Вальон завизжал и кинулся к священному клинку, выдирая его из металлической паутины.

– Он мой! Он мой по праву!

Воин из гагата-и-золота покачал головой.

– По праву он принадлежит Хоукмуну!

Вальон вцепился в меч.

– Он его не получит! Уничтожить их!

В зал ворвалась толпа пиратов с горящими факелами, а их капитаны схватились за оружие, начав наступать на четверых стоявших у кровавого озера. Воин из гагата-и-золота взялся за свой огромный меч и взмахнул им перед собой, словно косой, убив сразу нескольких пиратов, а прочих заставив отшатнуться.

– Берите их оружие, – велел он Бьюхарду и Д’Аверку. – Вот теперь пора сразиться.

Бьюхард и Д’Аверк сделали так, как приказал Воин, и, следуя за ним, принялись пробиваться вперед.

Но теперь казалось, что в зал набились тысячи пиратов. Глаза у них блестели – все жаждали крови.

– Хоукмун, тебе придется забрать меч у Вальона, – прокричал Воин, перекрывая грохот битвы. – Забери его – или нас всех перебьют!

Друзей снова оттеснили к кровавому озеру, у них за спиной послышалось влажное чавканье. Хоукмун бросил на яму быстрый взгляд и в ужасе закричал:

– Они вылезают!

Твари из ямы подплывали к краю, и Хоукмун увидел, что они похожи на то чудовище со щупальцами, которое встретилось в лесном озере, только поменьше размером. Они явно принадлежали к той же породе, их завезли сюда много столетий назад предки Вальона и понемногу приучили жить не в воде, а в человеческой крови!

Хоукмун ощутил, как щупальце коснулось обнаженного тела, и содрогнулся от леденящего ужаса. Опасность, поджидавшая за спиной, придала ему сил, и он со всей яростью обрушился на пиратов, стремясь добраться до Вальона, который стоял неподалеку, сжимая в руке Меч Рассвета, заливавший его диковинным красным свечением.

Завидев приближающуюся опасность, Вальон сжал рукоять меча, произнес какие-то слова и принялся терпеливо ждать. Однако то, чего он ждал, не случилось, он изумленно вскрикнул и кинулся на Хоукмуна, высоко подняв меч.

Хоукмун сделал шаг в сторону, парировал удар и покачнулся, почти ослепленный светом меча. Вальон пронзительно завопил и снова вскинул алый клинок. Хоукмун пригнулся, уходя от удара, и сам сделал выпад, ранив Вальона в плечо. Вальон с громким, обиженным возгласом снова замахнулся, но его обнаженный противник и на этот раз увернулся от удара.

Вальон остановился, глядя прямо на Хоукмуна, на его лице отразился ужас, смешанный с крайним изумлением.

– Как такое возможно? – забормотал он. – Как это может быть?

Тут Хоукмун засмеялся.

– Меня не спрашивай, Вальон, для меня всё это такая же загадка, как и для тебя. Но мне было приказано забрать у тебя меч, и я его заберу!

С этими словами он нанес еще один удар, от которого капитан пиратов уклонился, взмахнув Мечом Рассвета.

Теперь Вальон стоял спиной к яме, и Хоукмун видел, что твари, по чешуйчатым бокам которых стекала кровь, начали выбираться из нее. Хоукмун всё сильнее теснил капитана пиратов, вынуждая отступать ближе к кошмарным созданиям. Он увидел, как одно щупальце вытянулось и присосалось к ноге Вальона, услышал, как пират вскрикнул от ужаса и попытался отсечь щупальце мечом.

Тогда Хоукмун сделал шаг вперед, ударил Вальона в лицо кулаком, а свободной рукой вырвал легендарный меч из его хватки.

Потом он с мрачным удовлетворением наблюдал, как щупальца медленно подтягивают Вальона к краю ямы.

Вальон протянул к Хоукмуну руки.

– Спаси меня, умоляю, спаси меня, Хоукмун!

Однако взгляд Хоукмуна был равнодушен, он ничего не сделал, просто стоял, опустив руки на Меч Рассвета, пока Вальона подтаскивали всё ближе и ближе к яме.

Больше Вальон ничего не сказал, он лишь закрыл лицо руками, когда одна его нога, а затем и другая оказались в кровавом озере.

По залу разнесся долгий, отчаянный крик, и Вальон скрылся в глубине.

Хоукмун отвернулся, взвешивая в ладони тяжелый меч и изумляясь сияющему в нем свету. Он взял его двумя руками и обернулся посмотреть, как дела у его друзей. Они стояли тесной группой, отбиваясь от десятков врагов, и было ясно, что они не выстоят.

Но в этот момент кровавое озеро начало извергать в зал своих обитателей.

Воин из гагата-и-золота увидел, что Хоукмун заполучил волшебный клинок, он прокричал что-то, но герцог не расслышал. Ему пришлось пустить Меч Рассвета в дело, чтобы защититься от наступавших пиратов, отогнать их назад и проложить себе путь сквозь их ряды, чтобы прорваться к друзьям.

Твари из кровавого озера уже столпились у самого края, выползая на пол, и Хоукмун понял, что положение безнадежно: их компания оказалась буквально зажатой между толпой вооруженных мечами людей и чудовищами из ямы.

Воин из гагата-и-золота снова что-то прокричал, однако Хоукмун и на этот раз не расслышал его слов. Он сражался, отчаянно стараясь добраться до Воина, отсекая головы и руки, всё сильнее сокращая расстояние, отделявшее его от таинственного союзника.

Воин снова возвысил голос, и вот теперь Хоукмун услышал.

– Зови их! – рокотал Воин. – Зови Легион Рассвета, Хоукмун, или мы пропали!

Хоукмун нахмурился.

– О чем ты говоришь?

– Ты вправе командовать Легионом. Призови их. Ради Рунного посоха, зови же скорее!

Хоукмун парировал чей-то удар, рассек пополам того, кто атаковал его. Свет клинка как будто потускнел, но, возможно, так показалось из-за десятков факелов, горевших в зале.

– Зови своих воинов, Хоукмун! – в отчаянии выкрикнул Воин из гагата-и-золота.

Хоукмун пожал плечами и выкрикнул, сам не веря своим словам:

– Призываю Легион Рассвета!

Ничего не произошло. Хоукмун ничего и не ожидал. Он не верил в легенды, как уже не раз говорил.

Однако тут он заметил, что пираты закричали и какие-то новые люди возникли из ниоткуда: странные фигуры, светившиеся алым светом, которые вступили в яростный бой, кроша пиратов в капусту.

Хоукмун судорожно вздохнул, изумляясь зрелищу.

Вновь пришедшие были облачены в узорчатые доспехи, напоминавшие амуницию прежних веков. Они сжимали копья, украшенные пучками крашеных волос, громадные зазубренные дубины с резными рукоятками, а еще они завывали, орали и убивали с невероятной жестокостью, за секунды очистив зал от пиратов.

Тела у них были коричневые, лица раскрашенные, огромные черные глаза сверкали, а из глоток рвалось странное, тоскливое песнопение.

Пираты отчаянно сопротивлялись, убивая сияющих воинов. Но стоило одному умереть, как его тело исчезало и тут же из ниоткуда возникал новый. Хоукмун пытался понять, откуда они берутся, но так и не смог – стоило повернуть голову, и новый боец уже стоял здесь.

Хоукмун, тяжело дыша, пробрался к товарищам. На обнаженных телах Бьюхарда и Д’Аверка были десятки порезов, но ничего серьезного. Друзья стояли и смотрели, как Легион Рассвета истребляет пиратов.

– Это и есть солдаты, которые служат мечу, – пояснил Воин из гагата-и-золота. – Благодаря им, ибо тогда это согласовывалось с планами Рунного посоха, предок Вальона и сумел приобрести власть над всем Нарлином и окрестностями. Но теперь меч обратился против людей Вальона и забирает у них то, что дал!

Хоукмун ощутил чье-то прикосновение к лодыжке, обернулся и закричал от ужаса.

– Твари из ямы! Я совсем о них забыл!

Он рубанул по щупальцу.

В тот же миг между ним и чудовищами встала дюжина сияющих воинов. Украшенные пучками волос копья взметнулись и опустились, дубинки ударили, и чудовища попытались броситься наутек. Однако Легион Рассвета не позволил им уйти. Бойцы окружили монстров и принялись колоть и рубить, пока на полу зала не осталась лишь черная бесформенная масса.

– Дело сделано, – не веря себе, произнес Бьюхард. – Мы победили. Власть Старвела наконец-то кончилась. – Он подошел к стене и снял факел. – Идем, друг Хоукмун, веди свой призрачный легион в город. Уничтожим всех, кто еще остался. Сожжем их.

– Да… – начал Хоукмун, однако Воин из гагата-и-золота отрицательно качнул головой.

– Нет, твой Легион, Хоукмун, не для того, чтобы истреблять пиратов. Он дан тебе, чтобы ты исполнил волю Рунного посоха.

Хоукмун заколебался.

Воин опустил руку на плечо Бьюхарда.

– Теперь, когда пираты по большей части уничтожены и Вальон погиб, ничто не помешает тебе и твоим единомышленникам вернуться в Старвел, чтобы завершить дело, начатое сегодня здесь. Однако Хоукмун и его клинок нужны для иных, более значительных целей. Скоро ему предстоит уйти.

Тут Хоукмун ощутил приступ гнева.

– Я благодарен тебе, Воин из гагата-и-золота, за всё, что ты сделал, чтобы помочь мне. Однако я вынужден напомнить, что я вовсе не оказался бы здесь, если бы не твои интриги, твои и еще покойного Майгана из Лландара. Мне необходимо вернуться домой, в замок Брасс, к моей возлюбленной. Я сам по себе, Воин. Я сам решаю свою судьбу.

Тут Воин из гагата-и-золота от души расхохотался.

– Какой же ты еще наивный, Дориан Хоукмун. Ты – слуга Рунного посоха, уж поверь мне. Ты думал, что идешь в этот храм только для того, чтобы помочь другу, который нуждался в тебе. Но именно так и действует Рунный посох! Ты не посмел бы бросить вызов капитанам пиратов, просто пытаясь заполучить Меч Рассвета, в легенду о котором ты даже не верил, зато ты осмелился прийти сюда, чтобы спасти Бьюхарда. Паутина, которую сплетает Рунный посох, очень замысловатая. Люди не в силах понять цели своих поступков, если задействован Рунный посох. А теперь тебе пора приступать ко второй части миссии в Амарехе. Ты должен отправиться на север – можешь пойти вдоль побережья, я уверен, что Бьюхард даст тебе корабль, – там найдешь Днарк, город Великих и Добрых, которые нуждаются в твоей помощи. Там тебя ждет доказательство существования Рунного посоха.

– Меня не интересуют тайны, Воин. Я желаю знать, что с моей женой и друзьями. Скажи мне: мы остались в той же эпохе?

– Да, – сказал Воин. – Время здесь течет так же, как и в Европе. Но, как тебе известно, замок Брасс существует на всех уровнях бытия…

– Это я знаю. – Хоукмун задумчиво нахмурился. – Что ж, Воин, наверное, я соглашусь взять корабль Бьюхарда и отправиться в Днарк. Возможно…

Воин кивнул.

– Идемте, – сказал он, – пора покинуть это нечистое место и вернуться в Нарлин. Там мы обсудим с Бьюхардом будущее путешествие.

Бьюхард улыбнулся.

– Хоукмун, всё мое – твое, ведь ты столько сделал для меня и моего города. Ты спас мне жизнь, благодаря тебе уничтожены заклятые враги Нарлина – да ты получишь два десятка кораблей, если только пожелаешь!

Хоукмун всерьез задумался. У него мелькнула мысль, не обмануть ли ему Воина из гагата-и-золота.

Глава одиннадцатая Расставание

На следующий день, в полдень, Бьюхард проводил их на набережную. Горожане праздновали вовсю. Отряд солдат накануне вошел в Старвел и истребил всех пиратов до единого.

Бьюхард положил руку на плечо Хоукмуна.

– Хотел бы я, чтобы ты остался, друг Хоукмун. Нас ждет неделя торжеств, и вы с друзьями должны присутствовать на них по праву. Мне будет грустно праздновать без вас, ведь это вы истинные герои Нарлина, а не я.

– Нам повезло, капитан Бьюхард. Наши пути пересеклись благодаря счастливой судьбе. Ты избавился от своих врагов, а мы обрели то, что искали. – Хоукмун улыбнулся. – Теперь нам надо двигаться дальше.

Бьюхард кивнул.

– Если надо, значит, надо. – Он посмотрел Хоукмуну прямо в глаза и улыбнулся. – Надеюсь, ты не думаешь, что я поверил в вашу историю об «ученом родственнике», который мечтал изучить меч, висящий сейчас у тебя на бедре?

Хоукмун засмеялся.

– Нет, но, с другой стороны, капитан, я не могу предложить тебе ничего лучше. Я понятия не имею, чего ради мне пришлось искать этот меч… – Он похлопал по ножнам, где теперь покоился Меч Рассвета. – Воин из гагата-и-золота утверждает, что всё это – часть какой-то великой судьбы. Только я не желаю быть бессловесным рабом этой судьбы. Я всего-то хотел немного любви, немного мира и еще отомстить тем, кто уничтожил мой родной дом. И где я в итоге оказался? На другом континенте, в тысяче миль от того места, где хотел быть, в поисках очередного легендарного предмета, который мне не слишком-то и нужен. Наверное, со временем мы поймем, к чему всё это было.

Бьюхард посмотрел на него серьезно.

– Я считаю, что ты служишь великому делу, Хоукмун. Я уверен, что твоя судьба в высшей степени благородна.

Хоукмун засмеялся.

– И все равно я не желаю себе этой благородной судьбы – всего лишь спокойной.

– Что ж, – отозвался Бьюхард. – Друг мой, мой лучший корабль ждет тебя, он загружен всем необходимым. Лучшие моряки Нарлина умоляли позволить им пойти с тобой, теперь они на борту. Удачи тебе в поисках, Хоукмун, и тебе, Д’Аверк.

Д’Аверк кашлянул в кулак.

– Если уж Хоукмун не рвется быть слугой «великой судьбы», что же тогда говорить обо мне? Я просто дурак. У меня слабое здоровье, я постоянно ощущаю недомогание, но все равно позволяю таскать себя по всему миру, служа таинственному Рунному посоху. И подозреваю, что это напрасная трата времени.

Посмеиваясь, Хоукмун развернулся, а затем едва ли не с трепетом поднялся по трапу на корабль. Воин из гагата-и-золота нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– В Днарк, Хоукмун, – сказал он. – В Днарке тебе предстоит отыскать сам Рунный посох.

– Да, – отозвался Хоукмун. – Я услышал тебя, Воин.

– Мечу Рассвета необходимо попасть в Днарк, – продолжал Воин из гагата-и-золота, – а тебе необходимо поработать им.

– Значит, я сделаю так, как ты желаешь, Воин, – беспечно отозвался Хоукмун. – Ты отправишься с нами?

– В моих услугах нуждаются другие хозяева.

– Но мы, несомненно, еще встретимся.

– Несомненно.

Д’Аверк кашлянул и вскинул руку.

– В таком случае, прощай, Воин. Спасибо за помощь.

– И вам спасибо, – каким-то загадочным тоном отвечал Воин.

Хоукмун отдал приказ убирать сходни и готовить весла.

Скоро корабль уже выходил из залива, направляясь в открытое море. Хоукмун смотрел, как фигуры Бьюхарда и Воина из гагата-и-золота становятся всё меньше и меньше, а потом он обернулся к Д’Аверку и улыбнулся.

– Что, Д’Аверк, знаешь, куда мы направляемся?

– В Днарк, насколько я понял, – наивным тоном ответил Д’Аверк.

– В Европу, Д’Аверк. Мне наплевать на судьбу. Я хочу снова увидеть жену. Стоит пересечь это море, Д’Аверк, и мы в Европе. Там можно будет использовать кольца, чтобы вернуться в замок Брасс. Я желаю увидеть Иссельду.

Д’Аверк ничего не ответил, он лишь поднял голову и посмотрел на белые паруса, которые наполнялись воздухом, придавая кораблю скорости.

– Что скажешь на это, Д’Аверк? – с улыбкой поинтересовался Хоукмун, хлопнув друга по спине.

Д’Аверк пожал плечами.

– Я бы сказал, что не против немного отдохнуть в замке Брасс.

– Что-то в твоем голосе, друг, смущает меня. Какой-то сардонический тон… – Хоукмун нахмурился. – В чем дело?

Д’Аверк поглядел на него искоса, что вполне соответствовало тону.

– Наверное, Хоукмун, я не вполне уверен, что этот корабль попадет в Европу. Должно быть, я питаю большее уважение к Рунному посоху.

– Ты веришь в подобные легенды? Слушай, Амарех считался страной, где люди подобны богам. Но это оказалось далеко от действительности, верно?

– Мне кажется, ты слишком часто отрицаешь существование Рунного посоха. Наверное, твое горячее желание увидеть Иссельду сильно влияет на тебя.

– Возможно.

Д’Аверк смотрел на море.

– Время покажет, насколько силен Рунный посох.

Хоукмун поглядел на него с недоумением, а потом пожал плечами и прошелся по палубе.

Д’Аверк улыбнулся и покачал головой, глядя на друга.

Затем он сосредоточил внимание на парусах, гадая про себя, увидит ли когда-нибудь снова замок Брасс.

Конец третьей книги