История северных народов

ГЛАВА ПЕРВАЯ О Биармии, ее расположении и обычаях

Биармия — это крайне отдаленная северная страна, зенит которой приходится на северный полюс, и горизонт ее, словно круг равноденствия, разделен Зодиаком на две равные части и так происходит, что одна часть года — это день, а вторая часть — ночь, и в целом получается, что там стоят обыкновенные дни, как это и установлено природой. Но когда летом солнце не опускается к горизонту ниже, чем на 23 градуса, тогда стоит там постоянный день, и не бывает ночи. Птолемей[1] считает, что в иных местах бывает и по 18, и даже по 30 градусов, т. е. один зодиакальный знак, склонения. Он говорит, что это все в порядке вещей. Но тут же добавляет, что природа здесь не справедлива и даже вредоносна, потому что свет, этот благостный дар природы, тускнеет от того, что вечный день вызывает плотные облака пара, которые поднимаются от земли, солнечные лучи не проницают их и не в силах очистить от них воздух. А потому здесь не бывает чистого ясного воздуха и светлого дня. Таково его утверждение. И многие стремятся доказать его. Но против них выступают два великих философа: Плиний[2] и Солин[3], которые утверждают, что по причине постоянного солнечного света возникает опасность невыносимой жары. Однако они — как двое этих, так и первый из них, ошибаются. Суждения эти необдуманны и случайны как о леденящем холоде снежной пустыни, так и о нестерпимом зное, и если бы они глубже прозрели замыслы Господа и разумность природы и высказывались более взвешенно, то не впали бы в такую ошибку и не метались бы, словно между Сциллой и Харибдой. Биармия же, по мнению Саксона Зеландца[4], делится на дальнюю и ближнюю. В ближней находятся горы, покрытые вечным нетающим снегом, и потому не испытывающие летнего зноя, а между ними находятся рощи, непроходимые леса, изобильные пастбища и необыкновенные звери, не встречающиеся в других местах, о чем будет рассказано ниже, в книге о животных. Многочисленные реки в пенных водоворотах с оглушительным шумом несутся по скалистым руслам.

А в дальней Биармии живут необыкновенно удивительные народы, однако попасть к ним не просто, потому что на пути встречаются неодолимые опасности, превзойти которые смертному не всегда удается. На большей части пути земля круглый год покрыта необычайно глубоким снегом, и преодолеть его можно лишь с помощью оленей (а их там больше, чем ослов в Италии), которые влекут упряжку с невероятной скоростью и делают это в самый лютый мороз. В своем рассказе Саксон упоминает, что в этих лесных дебрях некогда обитал необычно богатый сатир Мемминг, против которого на домашних оленях пошел походом король Швеции Готер[5] и, захватив богатую добычу, счастливо вернулся назад.

Вероятно долины и поля этих обеих земель могли бы давать хорошие урожаи, если бы обрабатывались и засевались, как надлежит, но они содержатся в небрежении, и причиной тому служат неисчерпаемые запасы рыбы и охота на диких зверей, которых там великое множество, почему хлеба там всегда не имеется в достатке.

Как правило биармские воины меняют мощь своего оружия на искусство чародейства и заклинаниями превращают светлое радостное небо в мрачную пелену мелкой измороси, чтобы отвести глаза противнику. Биармцы или бьярмы — закоренелые идолопоклонники и, подобно скифам, переезжают на повозках с одного места в другое, и при том могут весьма искусно завораживать людей. Взглядом, словами или какими —либо иными колдовскими зловредными действиями они могут так связывать людей, что те утрачивают телесную и умственную свободу, до крайности изнуряются и тощают, и жизнь в них угасает.

О существовании подобного рода магов в Африке упоминает Солин, а Плиний говорит, что такие колдуны есть во Фракии. Если они завидовали владельцу плодоносных деревьев, хорошо возделанного поля, очаровательных детей, отменных лошадей, тучного скота и вообще живущему лучше их, этот человек внезапно умирал, но об их умении отводить глаза и других колдовских приемах рассказ будет ниже.

ГЛАВА ВТОРАЯ О Финмаркии и ее обитателях

Финмаркия находится в северной части Норвегии, хотя из-за своей обширности могла бы даже называться королевством. И хоть располагается она в холодной и суровой части обитаемого мира, там есть могучие и отважные воины, которые мужественно оборонялись от врагов, как можно судить по войнам, которые вела Финмаркия.

Воздух этой и близко к ней прилегающих областей всегда холоден и ясен, однако, для здоровья людей безвреден. Дожди летней порой бывают очень редко, а потому воздух там такой свежий, что совершенно несоленую рыбу высушивают на открытом воздухе, и хранится она целое десятилетие безо всяких признаков гниения.

С 25 марта по 8 сентября там продолжается день, никогда не прерываемый темнотой, и солнце видно в небе с 4 мая по 1 августа без наступления ночи. Вследствие этого, тогда можно плавать, не подвергаясь большой опасности, что было бы крайне опасно во мраке ночи из-за скрытых под водой скал и камней.

Зенит Финмаркии находится между северным полярным кругом и северным полюсом, и горизонт ее пересекается Зодиаком в двух точках, равноудаленных от начала зодиакального знака Рака, и при повороте небесной тверди получается так, что одна из точек пересечения горизонта Зодиаком всегда пребывает над горизонтом, и когда солнце находится в одной из точек пересечения, всегда длится день без ночи, и если эта часть Зодиака будет измеряться одним зодиакальным знаком в 30°, то день будет длиною в один месяц, а если же часть будет длиною в два знака, то и день будет длиться два месяца. И наоборот — если пересечение находится в двух равноудаленных точках от начала знака Козерога, эти точки всегда будут под горизонтом и, следовательно, если солнце будет в одной из этих точек, то и ночь будет соответствующей длительности: короткая или долгая.

Та же часть Зодиака, которая находится у начала Козерога, всегда располагается ниже горизонта, и когда солнце проходит эти две равноудаленные точки, властвует ночь, длинная или короткая, в зависимости от градуса пересечения, но никогда не прерываемая дневным светом.

И знаки Зодиака в Финмаркии следуют друг за другом в порядке, обратном обычному их прохождении. Таким образом, Телец встает прежде Овна, Овен — прежде Рыб, Рыбы — перед Водолеем, а противоположные знаки встают в правильном порядке, а опускаются в противоположном: Скорпион — перед Весами, а весы — перед Девой. Об этих обстоятельствах Плиний говорит: «Причина этих неравномерных изменений кроется в наклонности Зодиака. В каждый момент над и под Землей находятся одинаковые части небосвода, но светила, восходящие по вертикали, продолжают быть видны на небе в течение более длинного участка своего пути, а те, что движутся наклонно, видны на более коротком промежутке времени».

И хоть от северной Финмаркии до южной Гётландии[6] расстояние более 350 готских миль[7], в Линчёпинге и Скарасе во время летнего солнцестояния даже в полночь можно читать и писать без света и считать деньги. А в тех местах, что находятся около 60° к северному полюсу, с начала мая по начало августа на небосводе не видно ни одной звезды, и лишь время от времени появляется в образе неопалимой купины полная луна, вызывая тем самым всеобщий ужас и восхищение.

[Гл. 3 опущена]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О Скрикфиннии

Скрикфинния расположена между Биармией и Финмаркией, протянувшись длинным, похожим на хвост, угловатым выступом на юг, она простирается до Ботнического моря. Название свое страна, вероятно, получила от того, что ее обитатели ее необычайно быстро передвигаются, используя привязанные к ногам деревянные доски, изогнутые впереди наподобие лука, и направляя свой бег посохами, которые держат в руках[8]. Они могут передвигаться вверх, вниз и наискось по снежным холмам, и доски эти сделаны так, что всегда на одной ноге доска короче, чем на второй, зависимости от роста того, кто ими пользуется, но на один фут больше его роста. Так, если мужчина или женщина ростом в восемь футов, то и доска будет на правой ноге той же длины, а на другой — девять футов. Они предусмотрительно покрывают эти доски снизу нежной кожей молодого оленя. Олени тех мест напоминают благородного оленя, но гораздо больше и выше, однако, об их природе расскажу в книге о животных. Тому, что они покрывают нижнюю поверхность своих досок, есть несколько причин: они могут легко и быстро передвигаться по глубокому снегу, искусно миновать расположенные на пути скалы и крутые спуски, а когда поднимаются на гору, то доски не скользят назад, потому что волоски взъерошиваются, словно частокол или иглы ежа, препятствуя тем самым скольжению вниз. С большим искусством и смекалкой они освоили такие приспособления и получили возможность зимой легко передвигаться по высоким горам и глубоким долинам. Летом же это не так просто и легко, потому что снег, хотя и покрывающий землю летом, сразу же проседает под давлением досок. Но нет таких крутых холмов, чтобы обитатели Скрикфинии не могли подняться на вершину, умело отыскав окольные пути. Выбираясь же из глубокой долины, они сначала преодолевают невысокие выступы скал, поворачивая вправо-влево, путь их на склоне горы они бывает очень извилист, так они двигаются, пока не достигнут вершины, и подобные подвиги они совершают по своей охоте, соревнуясь между собой в находчивости и искусстве, как делают бегуны на дорожках ради приза. Как рассказывал Филипп Аркинт, епископ Салуцци и губернатор Святого города, папа Павел III не поверил, что обитатели тех мест обладают таким искусством и умениями, однако позже это было подтверждено.

ГЛАВА ПЯТАЯ Еще о расположении и примечательностях страны Скрикфиннии

А сейчас еще немного о том, какой вклад внесли старинные готские писатели в историю этой страны на крайнем Севере, что они писали о ее природе, созвездиях, жителях, их нравах и обычаях. Иордан[9] в начале своей «Истории» пишет, что на севере живет народ, который в летнее время в течение сорока суток беспрерывно наслаждается дневным светом, а зимою в течение такого же времени солнечного света он не видит. Такая смена мрачного и светлого времени делает людей зависимыми от явлений природы; в светлое время года солнце идет по окружности небосвода и поднимается с востока, зимой же оно идет совсем иным путем: проходит через южные созвездия и вращается за нижним краем земного круга.

Там живут поистине удивительные люди, называемые Эрефенны(хотя лучше бы называть их Скрикфиннами), которые не употребляют в пищу хлебные злаки, а питаются только мясом диких животных и птиц, а на зловонных болотах обитает многочисленное племя, по размножению напоминает зверей, а по образу жизни — людей, им в пищу идет лишь высушенная на солнце и провяленная на воздухе рыба. Павел Диакон[10], историк лангобардов, в книге первой, главе пятой своей «Истории лангобардов» пишет, что на севере обитают Стритобины ( точнее было бы сказать Скрикфинны), которые даже летом живут посреди снегов, питаются сырым мясом диких животных, а из грубошерстных шкур таких зверей мастерят себе одежды. Этих людей называют прыгунами, за их удивительный способ передвижения на деревянных досках, изогнутых дугою спереди, на таких досках они, передвигаясь прыжками по снегу, преследуют диких зверей во время охоты. При этом их сопровождают животные, похожие на благородных оленей, из чьих густошерстных шкур люди изготовляют себе одежду, подобную тунике, покрывающую колени. Это северные олени и о них, а также о чудесныхсвойствах одежды, изготовленной из их шкуры, я расскажу позднее.

Во время летнего солнцестояния там в течение нескольких дней по ночам ярко светит солце, и дни в тех местах гораздо длиннее, чем где бы то ни было, но во время зимнего солнцестояния не видно ни солнца, ни света, и ночи там, соответственно, длиннее, чем в других местах. И чем дальше Земля отстоит от Солнца, тем ниже оно опускается к земному краю, и тени становятся очень длинными. Очень добросовестный германский историк Франциск Иреник[11], присоединяясь к мнению Павла Диакона, в девятой главе пятнадцатой книги своего труда «Описание Германии», пишет, что ночи у тех народов теплее, чем дни в Германии. Аристотель по поводу этой проблемы говорит, что Солнце тогда стоит очень близко к Земле, а поэтому при окончании дня воздух движется более бурно. Гай Юлий Гигин[12] в трактате «Астрономия» пишет, что во время прохождения Солнца от Овна к Скорпиону на севере образуется день длиною в шесть месяцев. А при движении его к Овну для живущих около северного полюса образуется шестимесячная ночь. Удивляться этому не стоит, потому что еще Гомер в «Одиссее» писал, будто в стране лестригонов летом стояли такие короткие ночи, что пастух, выводящий утром стадо на пастбище, встречал другого пастуха, загоняющего свой скот на ночь в стойла — столь короткое время было между днем и ночью. Плиний Старший в главе семдесят седьмой второй книги «Естественной истории» пишет, что в Британии бывают дни длиною в 17 часов, чему нетрудно поверить, потому что во время летнего солнцестояния Солнце возвышается до вершины мира, принося тем самым шестимесячный день, а зимою же — шестимесячную ночь, как это происходит в стране Туле[13], находящейся в шести днях плавания к северу от Британии.

[Гл. 6-8 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О необходимости знаний о ветрах

Итак, в этой главе речь пойдет о ветрах, необходимости изучать и знать их. Поэтому вначале следует привести мнение Исидора, высказанное им об этом предмете в книге XIII: «Ветер есть возбуждение и движение воздуха, движение это свирепо и необузданно, отчего и получило свое название (ventus-ветер, но и стихия, невзгода)». Сила ветра такова, взметает ввысь не только камни и деревья, но сотрясает небо и землю, вздымает волны на море. Ветер называют различными именами, в соответствии со сторонами небосвода. Главными ветрами являются четыре, и первый из них — это Субсолан, дующий с востока, затем идет южный ветер Австр, третий дует с запада и называется Фавоний, и четвертый — северный ветер Септентрион. Каждый из этих ветров имеет еще два сопутствующих ветра, по одному с каждой стороны. Спутниками Субсолана являются: справа — Вултурн, слева — Эвр. Австру справа сопутствует Эвроавстр, а слева — Австроафрик. Фавоний, который также называют Зефиром, имеет справа Африк, а слева — Кор. У Септентриона также два сподвижника: справа — Цирций, слева — Аквилон. Эти двенадцать дуют вокруг всего земного шара и называются по характерным свойствам, присущими каждому из них. Субсолан, ветер из-под солнца, назван так, потому что дует перед восходом солнца, Эвр веет с востока из обиталища Эос — утренней зари. Сопутствующий Субсолану Вултурн появляется из небесных глубин с громовыми ударами. Австр назван так, потому что впитывает и приносит с собой воду (hauriendo aquas), насыщая ею воздух и образуя облака. По-гречески этот ветер называют Нот, потому что Австр с необычайной легкостью и быстротой переносится с места на место, но иногда вмесите с туманами и дождями приносит скверный, зачумленный воздух. Однако, если Австер приносит чуму, то Аквилон легко уносит ее прочь. Ветер, называемый Эвроавстром, поименован так потому, что с одной стороны ему сопутствует Эвр, а с другой — Австр; Австроафрик поименован по соседям с обеих сторон: Австр и Африк. Зефир носит греческое имя, потому что он оживлял и побуждал к росту растения и семена. По той же причине на латыни он именуется Фавоний, так как благоприятствует всем живым существам и растениям (foveo, fovi, fotum,-ere — питать, благоприятствовать). Австр иссушивает цветы, Зефир их оживляет. Африк именуется по месту, откуда берут начало его дуновения. Кор всегда дует теплой летней порой с запада, а называется так потому, что его порывы смыкаются в кольцо, словно в хороводе (chorus —хоровод). Септентрион зарождается далеко на севере, в круге Семизвездной Медведицы, которая, как кажется, запрокинув голову назад, влечет колесницу все дальше от Земли. Кружащийся Цирций назван так, потому что это название связано в Кором.

Аквилон забирает их воздуха воду (aquae) и рассеивает облака. Это сухой и холодный северный ветер. Другое его название — Борей, происходит оттого, что ветер берет начало в северных Гиперборейских горах. Все северные ветры по природе своей сухие и холодные, в то время как южные — напротив — влажные и теплые. Два ветра являются самыми важными из всех: северный Септентрион и южный Австр. Наряду с этими ветрами существуют еще два не ветра, а легких дуновения: Аура на земле и Алтан, морской ветерок. Помимо уже перечисленных ветров, существует и другое их подразделение, например, Витрувий[14] в книге первой называет 24 ветра. И наконец, плавающие по Готскому[15] и Ливонскому[16] морям должны помнить и различать 34 ветра, чтобы вовремя избежать опасности столкновения с островами или скрытыми под водой камнями, которых там великое множество.

[Гл. 10 опущена]

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О силе смерчей и ураганов

В северных странах смерчи и ураганы имеют устрашающую силу и очень опасны, это знает любой, кто посвятил себя изучению тайн природы. Причины их возникновения многочисленны и разнолики.

Смерчи, по утверждению Исидора Севильского[17], — это вихри, возникающие у самой земли, когда зарождающийся ветер вовлекает в свое круговращение ее частицы, по свидетельству Сенеки, смерчи возникают в результате столкновения мнгоих ветров. Столкновение порождает вихрь, который продолжается у земли, вырывая деревья с корнем и сдувая почву с земной поверхности, сдвигая с места здания и целые леса. Обычно смерчи перемещаются с большой скоростью среди окутавших их облаков. Они имеют круглую форму и вращаются, словно поставленные вертикально колонны, опережая любые облака на небе. Их круговращение бепорядочно и непредсказуемо, но сохраняют они свою мощь недолгое время, постепенно слабеют и превращаются в беспорядочно дующие ветры. Но такая буря длится весьма непродолжительное время, никто не может сказать, что наблюдал круговерть смерча целый день. Ведь такие вертящиеся ураганы слабеют сразу же по достижении наибольшей силы, и таким образом, набирая мощь, они готовят свою погибель. Скорость передвижения и кратковременность смерчей вызывает удивление, самые бурные и быстрые смерчи вращаются невысоко над поверхностью земли, от ударов о которую они дробятся и рассеиваются. Бурные вихри зарождаются, когда какой-нибудь ветер сталкивается с облаком и начинает кружиться вокруг него, образуя своего рода обрамление. Смерч усиливается настолько, что прихватывает часть такого облака и кружит его. На море часто вихрь выдувает воду из-под корабля, и тот оказывается высоко в воздухе, то же происходит и на суше, когда с ураганом взлетали животные и камни. Но не только это уносит смерч: он срывает свинцовые крыши с храмов и других зданий, вырывает потолочные мощные балки и уносит на большое расстояние, если только не сталкивается с более сильным ветром, а часто случается и так, что уносит целые ветряные мельницы с тяжелыми каменными жерновами, причем все находящееся внутри этих сооружений не подвергается никакому разрушению.

Бывает, что целые города, поселения и крепости после налета смерча окружены рабросанными по всем окрестностям крышами зданий. О таких смерчах упоминает Винсент из Бове[18] в книгах «Зерцало природное» и «Зерцало историческое». Диодор Сицилийский[19] пишет об удивительной силе ветра в северных странах. В летнее время ветры дуют с запада и с севера столь сильно, что камни, которые невозможно поднять руками, вырывают из земли, а маленькие камни смерч кружит, словно это невесомые песчинки. У всадников ветер сдирает одежду, уносит оружие, а временами путешественник летит, сидя на спине коня. В норвежской Викии случается, что мощный ураган срывает вывешенную для вяления рыбу с сушильных жердей и уносит от богатых рыболовов туда, где живут бедняки, которые принимают это как Божий дар, и по закону эта собственность возвращению не подлежит.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О воздействии грома, молний и зарниц

В северных странах громы, молнии и зарницы обладают грозной силой и ужасным воздействием, особенно, на южные страны, где занимаются земледелием, потому что на севере образуются влажные испарения и поднимаются вверх, к более холодным слоям воздуха, где их материи смешиваются и, в зависимости от степени охлаждения и сгущения, порождают такие скверные явления, как дождь, град, снег и туман. Когда сжатое в облаке тепло пробивает его холодную оболочку, облако раскалывается и происходит мощный удар молнии. Когда же огонь молнии вырывается из облака, слышится оглушительный гром. Зарница есть часть воздуха, который отражает мгновенно исторгнутый из облака огонь. Исидор Севильский считает молнии копьями небесными и само латинское название fulgor или fulmen выводит от глагола ferio — ferire, что значит ударять, поражать. Вергилий[20] характеризует это явление так:

Сенека[21] называет молнии пылающим громом, потому что в месте, куда ударила молния, слышен запах серы. После окончания дождя и грозы, можно собрать ни на что непригодные тонкие, как бычья шкура, пластинки серы. Очень часто в сентябре среди ясного чистого неба в северных странах появляются и беспрестанно сверкают всю ночь зарницы, которые, однако, больше пугают зрителей, чем вредят им. По неизвестным причинам облака, находящиеся близ земной поверхности, почти не содержат ничего, что вызывало бы громовые раскаты. Причин появления таких молний есть несколько. Говорят, что одна из них заключается в том, что свет от густых косяков сельди, наполняющих море, отражается в облаках, блистая и переливаясь. Молния, с громовыми раскатами исторгающаяся из облака, часто причиняет большой ущерб как людям, так и предметам, их окружающим. Особенно страдают обитатели возвышенностей: удары молний часто убивают их, губят домашний скот, а жилища, сторожевые башни и другие здания пожирает негасимое небесное пламя. Удар молнии может расщепить самое высокое дерево от вершины до корня или сломать его ствол.

Замечено, что верующие католики могут уберечь свои поселения и созревшие урожаи от молний при помощи обрядов, во время которых носят восковые свечи, воскуривают ладан и возносят пылкие молитвы, а также звонят колокола, чтобы получить Божье благословение и утолить гнев громовержца. И разумеется, что эти средства действуют лучше, чем развешивание орлиных крыльев, телячьих шкур или и зеленых венков перед родовыми идолами, как это делают одержимые языческими суевериями и заблуждениями. Плиний в последней главе пятнадцатой книги «Естественной истории» рассказывает, что император Тиберий, защищаясь от молний, украшал голову лавровым венком. Сенека повествует о том, как в совершенно ясный день один декурион был поражен молнией в пустыне. Геродот[22] в книге VII трактата «История» говорит, что многие из войск персидского царя Ксеркса погибли от ударов молнии и грома. Плиний считает, что существуют молнии различных видов: одни бывают сухие, не приносят вреда и не обжигают, а лишь вызывают восхищение, другие же бывают влажные, но также не обжигают, а лишь окрашивают предметы в черный цвет, бывают сверкающие молнии, которые своей силой пробивают предметы насквозь. Молнии же третьего вида такие, что по природе своей больше испепеляющие, чем сверкающие.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Об удивительных вещах, творимых молниями

Не оставим без внимания и посмотрим, что пишет Сенека о молниях в книге VI трактата «Исследование о природе». Он рассказывает, что серебро, помещенное в тонкостенный сосуд, может быть полностью расплавлено, нисколько не повредив самого сосуда, или меч, оставаясь в ножнах и не повреждая их, вдруг превращается в жидкость, а железный наконечник копья стекает каплями, оставлял древко неповрежденным, вино же в бочке может вдруг превратиться в лед и оставаться в таком состоянии три дня, но не более. Сенека отмечает также, что все люди и животные, получившие удар молнии, всегда поворачивают головы туда, откуда она исторглась, а деревья после удара напоминают воткнутые в землю копья. Если же молния ударяет в змею или какую-либо иную ядовитую тварь, яд полностью исчезает. Это подтверждается тем, что в теле пораженной твари через некоторое время заводятся черви, а ведь доподлинно известно, что в ядовитом трупе червей никогда не бывает. Подобное воздействие молнии пробуждает скорее удивление, а не желание исследовать его причины. Кто исследовал, почему серебро, помещенное в тонкостенный сосуд, может быть полностью расплавлено, нисколько не повредив самого сосуда, почему меч, оставаясь в ножнах и не повреждая их, вдруг превращается в жидкость, почему железный наконечник копья, стекая каплями, не повреждает древко, а вино от удара молнии в бочку замерзает и многое другое? И в то же время, Сенека в своей книге приводит многие причины таких явлений и указывает, что молнии проникают в предметы по-разному и разрушают те, которые обладают большим сопротивлением и очень редко те, которые легко поддаются, а камни, железо и другие твердые вещи оказывают большое сопротивление, и молния всегда разрушает их, потому что ей непременно нужно найти проход сквозь них, мягкие же вещи и вещи, обладающие разреженным строением, обычно не разрушаются, потому сопротивление их не велико.

В холодных областях случаются сильные землетрясения, но они не причиняют большого вреда и непродолжительны по времени. В Италии подобные явления длятся дольше и причиняют больший вред, примером тому может послужить ужасное землетрясение, которое произошло недавно в Скарпарии поблизости от Флоренции, о чем сообщает глубоко верующий и правдивый историк Сигеберт[23]. Он говорит, что защитой от подобных явлений может быть истовая молитва духовенства и мирян, которую следует повторять многократно: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас!» И к сказанному нечего добавить, утверждает он.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О кругах, появляющихся зимой в небе

Когда глубокие снега еще покрывают землю, в небе северных областей во время весеннего равноденствия обычно появляются разного вида круги, причем самый большой из них бывает белого цвета и простирается до горизонта, а на его поверхности появляются три меньших кольца, которые ближе к востоку отличаются от большого круга шафранным цветом, схожим со светом солнца. Помимо этого, вокруг солнца образуется радужная корона, а рядом с ней возникают пурпурные двойники солнца, и от такого рода солнечных изображений отходят два радужных полукружья, они пересекаются друг с другом, растягиваются и исчезают подобно обычным солнечным лучам.

Около центра большого круга появляется радуга, направленная к нему изгибом, которая просвечивается в легких облаках. Затем возникает другая, изогнутая в противоположном направлении, но уже более темная. Она протягивается на юг и проходит сквозь большой круг, постепенно меняя темный цвет на обычное разноцветье радуги в небе.

Эти круги, или солнечные венцы, обычно не виднеются в небе более двух часов, а может и менее, а следующие за ними события — по причине их собственной природы или по другим неизвестным нам причинам — бывают ужасны: с небес низвергаются молнии, уничтожающие здания и скот, от них страдают как знатные люди, так и простолюдины. Они являются знамением всяческих несчастий: убийств, разбоев, грабежей, разгула пиратства, нападения вражеских флотов и разрушительных пожаров.

С приходом весны, когда таких кругов уже не видно в небесах, начинаются невыносимо зловонные серные дожди, за которыми вскоре следуют ужасные грозы, и всех охватывает дрожь от страха. Реки, переполненные водой от тающих снегов, превращаются в неукротимые потоки, которые затопляют и сметают все на своем пути, о чем будет сказано ниже в рассказе о природе северных рек. Плиний в главе ХХХ книги II утверждает, что внезапно появляющиеся красные круги, ослабляющие блеск солнца — знамения и предвестники великих войн. Если же туманной дымкой окружается какая-либо планета– это предвестье затяжных дождей. О форме, возникновении и значении кругов вокруг солнца Сенека в книге VI «Исследований о природе» пишет: «Равномерно располагающиеся и исчезающие солнечные окружья предвещают мир и спокойствие в атмосфере, но если они разрушены с какой-нибудь стороны, с того направления следует ждать ветра. Моряки всегда готовятся встретить ветер, когда одна сторона круга разрушается. Если исчезает северная сторона — следует ждать северного ветра, если западная — то готовиться к западному ветру. Разрывы колец во многих местах предвещают ураган».

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О внезапно возникающих кругах и воздействии комет

Круги, короны или подобные им фигуры у солнца обычно возникают весенней порой, когда земля еще покрыта глубоким снегом. Тогда в небе возникает огромный светлый круг и, словно легкое белое облако, простирается он у горизонта, а внутри его находится второй круг, плотный и темный. На поверхности этих кругов видны четыре полосы или окружности шафранного цвета, которые особенно красивы в разрывах, причем между кольцами с каждой стороны появляются два тяготеющих к югу круглых облачка, обведенных черным извне и белым изнутри. Нижнее находится ближе к солнцу, и в его центре виднеется солнечный диск, а верхнее разрезает нижнее по центру. Напротив солнца видно подобное радуге полукружье, проходящее через нижнее кольцо и переливающееся разными красками: красноватое по верхнему внешнему краю, пурпурное в середине и зеленое по нижнему краю. Чаще всего все эти окружья и кольца появляются между утренними и полуденными облаками, и зрелище это продолжается не более полутора или двух часов, а происходит это потому, что облака рассеиваются, появляется солнце и становится ужасный холод, хотя иногда облака сгущаются, и солнце не появляется несколько дней. Тогда может случиться обильный снегопад. Все эти перемены приводят к тому, что иногда восходят необычно большие, временами черные, а временами покрытые пестрыми пятнами облака, которые образуются от источников воды и пара. Спустя некоторое время было установлено, что такие случаи не являются незначительной выдумкой. В воздухе действительно возникают и сталкиваются между собой такие странные облака пара, устремляющиеся к северу, постепенно сгущаясь, а между ними появляются хвостатые звезды-кометы, которые, как считал Исидор, предвещают голод, войны и страшные разрушительные бури, поэтому не удивительно, что люди поражаются их необычному виду гораздо больше, чем описанные выше солнечные кольца. И не удивительно, как говорит Сенека в IV книге «Исследований о природе», что мы забываем о повседневно видимых вещах, даже если они достойны восхищения, а всякие редко являющиеся незначительности, притягивают наше внимание, как увлекательные зрелища. Не великолепие созвездий, украшающих вселенную заставляют людей устремлять свои взгляды к небу, а нечто необычное, выпадающее из повседневности. Солнце привлекает зрителей лишь во время затмений. И никто не разглядывает Луну, пока не случается ее затмение. Гораздо более естественно восхищаться чем-то необычным и грандиозным, чем привычным и ежедневным. Так и происходит с кометами. Когда на небосводе появляется редкостная огненная фигура, каждый, забывая обо всем ином, любуется таким зрелищем, даже не думая о том, следует ли им восхищаться или страшиться его. Но всегда оказываются и такие, которые пугают людей, толкуя явление, как предзнаменование скорой погибели. Поэтому феномен этот подвергается тщательному изучению, чтобы установить, не предвещают ли кометы бурную погоду, ураганы, заливные дожди и тому подобное. Людей страшат будущие перемены, а потому и беспокоят их предвестники. Ничего не делается без причины, и мир наш не игрушка простых случайностей. Больше всего людей пугает быть застигнутым врасплох каким-нибудь необычным явлением. Бесснежная зима — это ужасное предзнаменование, равно как и весна без оттепели, холодное лето или осень без дождей. Какой может быть урожай, если земля не согревается летом, какие появятся всходы, если не будет дождей? Этим должны озаботиться те, кто вершит общественные дела, и мудро решить о поступках на будущее, чтобы селяне прошли через все эти невзгоды, чтобы принять во внимание будущий урожай и продать его по сходной цене, однако, заглядывая в будущее и оставляя непроданным зерно для нужд будущего года, и сберегая его для последующих посевов.

[Гл. 16-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О жестоких холодах

Могущество мороза, его леденящую силу, в местах его исконного обитания в северных краях, можно познать на собственном опыте гораздо лучше, чем по описаниям любых авторов. На расстоянии тысячи стадий все живые существа чувствуют его пронзительное действие, вынуждающее дрожать все члены и прерывать дыхание; что же делать тем, кто отдан во власть природы и обитает в стране, где мороз всесилен? Я родился там и много странствовал, достиг 86 северного градуса, а потому полагаю, что могу рассказать об этом как здесь, так и в последующих разделах, гораздо лучше, чем те авторы, которые пишут о об ужасных и жестоких северных морозах, опираясь на свои невразумительные измышления. Оттуда, словно из мирового центра иногда разносится по всему миру его пронизывающее дыхание, действие которого чувствуют все народы. В северных странах зима более холодная, морозная и суровая, чем в других местах, и прежде всего по причине их такого расположения в полушарии, где солнце совершает краткие обороты, находится дальше от земли и полого движется по зимнему небу среди знаков Зодиака, отчего земля и вода — элементы по своей природе холодные — быстро промерзают и леденеют. Вдобавок ко всему, эти страны находятся под созвездиями Медведиц или Колесниц, самыми холодными созвездиями, а к северо-западу и востоку простирается непостижимой глубины Океан. Солнце не может проникнуть туда, и оттого возникает ужасный холод, иначе называемый морозом. Существует множество признаков грядущих жестоких морозов, за ними очень тщательно наблюдают и изучают их свойства, но самый верный признак — это облака, образующие вокруг заходящего солнца огненные окружья или даже колонны, образуя некий призрачный город, или от солнца в небеса вздымаются пылающие пирамидообразные лучи. А когда эти огненно-багровые тона постепенно бледнеют и рассеиваются в ночной тьме, тогда и наступает страшная стужа. Есть и многие другие признаки надвигающегося сильного мороза: звезды дрожат в чистом небе, облака зависают на вершинах гор, из очагов взлетают раскаленные хлопья сажи, над источниками и водоемами поднимается пар, свиньи и поросята зарываются в солому, петухи поют, а гуси гогочут раньше обычного, сороки из лесу устремляются к человеческому жилью, беспрестанно кричат водные птицы, с шумом летают птицы лесные, с громоподобным грохотом трескается лед. Итак, от мороза воспаляются глаза животных и взъерошивается их шерсть; дикие животные в поисках пищи устремляются к человеческому жилью; полярные волки иногда утрачивают способность видеть; волки яростнее обычного нападают на других животных и даже друг на друга; волки для добывания пищи сбиваются в огромные стаи; мех всех животных становится гуще и красивее; рыба сохраняется свежею без соли течение пяти или шести месяцев; рыбы подо льдом задыхаются, если не прорубить отверстие; прожорливость всех животных возрастает; гребни у петухов, а равно носы и перепонки у гусей белеют; зайцы, лисы и горностаи изменяют окраску; трескаются медные, стеклянные и глиняные сосуды; ломаются секиры, плотничные топоры и пилы; на льду устраиваются веселые зрелища и забавы; становятся доступными места, ранее недосягаемые для путешественников и охотников; состязания как конных, так и пеших, становятся более захватывающими; иссохшие и живые дерева раскалываются с громким треском; влажные одежды делаются твердыми, словно железо; губы, пальцы и ноздри, прикоснувшись к железу, оставляют на нем свою кожу; дыханием согревают удила, чтобы не повредить лошади рот; все семена, брошенные в землю, становятся более урожайными; некоторые яблоки и груши дозревают к зимнему солнцестоянию; можно устраивать на льду угощения, ярмарки и состязания; мулы и ослы, приведенные из других мест, быстро умирают; захваченные в плен, или иным образом попавшие сюда, эфиопы живут недолго; гвозди легко извлекаются из стен, дверей и оконных рам; на улице камни, глиняные и стеклянные сосуды покрываются трещинами; башмаки и сапоги из смазной кожи сжимаются и затвердевают; возникают кашель, насморк и другие подобные заболевания; губы, прикоснувшиеся к железу, прилипают к нему, как приклеенные.

О других подобных вещах можно прочитать в дальнейших описаниях забав и состязаний на льду.

[Гл. 20-22 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ О снежных замках для юношей

Народы Севера с большой предусмотрительностью и мудростью научают юношей военному искусству, необходимому для взятия крепостей, и такие упраженния сами по себе привлекают и вдохновляют молодых, однако делается это без кровопролития и опасности для жизни. В зимнее, обильное снегом время, юноши под руководством старейшин, собираюся на каком-либо высоком месте, нагребают огромную гору снега и, кропотливо трудясь, возводят стены снежного замка со всеми передовыми укреплениями, бойницами и воротами, при этом они постоянно поливают возводимое строение водой, чтобы снег затвердел. Оттого стены снежной крепости становятся настолько твердыми, что могут выдержать не только удары палками, но и металлическими ядрами и даже стенобитными орудиями, если таковые будут применяться. Когда все приготовления окончены, юноши разделяются на два отряда: одни будут защищать крепость, другие — брать ее приступом. Белоснежно сверкающие стены крепости окружают черными или темными стягами, или зелеными кустами можжевельника — под этими знаменами юноши будут сражаться, но сражаться не за деньги, а единственно за похвалу старших, причем единственным их оружием будут снежные шары, которые они бросают друг в друга. Если же кто-нибудь завернет в снежный шар камень, кусок железа или дерева, или даже льдинку, того ожидает суровое наказание: погружение обнаженным в ледяную воду. Иногда осаждающие, подобно кроликам, роют под снегом ходы, чтобы проникнуть в крепость и принудить защитников покинуть свои позиции. Рукопашная схватка обычно длится недолго, знамя противника захватывается, и проигравшая сторона сдается, но, если это возможно, сражение возобновляется уже в самой крепости, и тогда проигравшая сторона может даже восторжествовать. В этих снежных играх, показываясвое мастерство публике, юноши действуют еще более упорно, чем если бы они сражались за родину, за обычаи и законы, за родные очаги (как говорится pro aris et focis). Убоявшихся схватки или убежавших с поля сражения ловят и наказывают, заталкивая за воротник большое количество снега. Им не позволяют наслаждаться зрелищем, а прогоняют, выкрикивая вслед оскорбления и насмешки. В следующий раз наказанные таким образом юноши ведут себя, как герои и с честью защищают замок или смело идут на приступ. Некоторых наказывают, капая на голову ледяную воду, которая тут же затвердевает от мороза, и это ужасное зрелище служит хорошим уроком упрямцам и глупцам. Вряд ли стоит описывать и объяснять это смешное и поучительное действо более подробно. А если кто хочет еще посмеяться, пусть послушает о событиях как смешных, так и печальных, а именно рассказ Требеллия[24] о глупых проделках императора Галлиена[25]:

Строительство яблочных замков заносчивым принцепсом можно смело назвать глупостью (если не сказать позором), потому что подобные деяния не прибавляют этому принцепсу ни чести, ни славы. Снежные крепости в сравнении с яблочными — это тяжелое испытание для мальчиков и юношей, которые таким образом героически готовятся к будущим сражениям, укрепляя свое здоровье нелегкими играми на жестоком зимнем морозе, благодаря чему, они смогут преодолевать любые испытания в борьбе с суровым климатом и природными силами. О подобном упоминает Страбон в Х книге, повествуя о законах Ликурга, утверждая:

[Гл. 24-32 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ О тенях для измерения времени

Люди на Севере шесть месяцев живут при постоянном свете, а затем столько же — в полной тьме, о чем я обстоятельно рассказал в первой главе этой книги. Но тогда многие могут удивиться и задаться вопросом, а как там отличают ночь и день, определяют часы труда и часы отдыха? Жители Дальнего Севера, обитающие выше 86-го градуса северной широты, не нуждаются в солнечных часах которые изобрел и первый поставил в Лакедемоне Анаксимен Милетский[27], равно как не нужны им часы с гирями, колесиками и водой, размеченные измерительными линиями. Когда светит солнце, им достаточно бросить взгляд на вершину высокой скалы, созданную природой, или на сваленную человеком гору камней пониже, чтобы по отбрасываемым ими теням безошибочно определить любую пору дня. В зимнюю ночь, при неяркой, затуманенной луне, когда предметы не отбрасывают теней, время определяется с большой точностью по голосам и движениям птиц и четвероногих животных, которых там бесконечное множество, и люди довольствуются такими наблюдениями за скалами, дикими зверями и связанными с ними приметами. Говорят еще и о приметах, которые знают обитатели берегов Ледяного или Скифского моря[28], и которыми они пользуются во время плавания в северных областях. Говорят также и об их привычке работать при лунном свете. Но теперь снова о том, о чем было сказано выше: нисколько не удивительно, что обитатели севера умеют точно определять время по голосам и движениям животных — ведь всем известно, что как домашние, так и дикие животные, повинуясь инстинкту, определенно ведут себя в разное время сообразно своей природе. Подобное отметил Гермес Трисмегист[29], наблюдая, как египетские животные в определенные часы дня и ночи испускаю мочу. Тем самым он мог определить любое время суток. Вдобавок к этому, говорят, что дикий осел онагр 15 марта издает рев 12 раз днем и 12 раз ночью, указывая на время равноденствия.

[Гл. 34-35 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ О готском алфавите

В древнейшие времена, когда северные страны были обитаемы гигантами, задолго до того, как появились латинские буквы, до того как Кармента[30] из Греции достигла устья Тибра и вместе с Эвандром ступила на римскую землю и, потеснив аборигенов, обучила тот грубый невежественный народ хорошему поведению и письму, в северных королевствах уже была своя письменность, о чем свидетельствуют огромных размеров камни, установленные на древних гробницах и в пещерах. Если же кто-либо сомневается, что такое было совершено могучими гигантами в давние времена, пусть отправится туда и сможет увидеть больше потрясающих диковин и чудес, чем описано в любой книге. Мой любимый брат и предшественник на архиепископском престоле Упсалы, Иоанн Магнус, в седьмой главе первой книги своей «Истории» повествует о деяниях и подвигах далеких времен, память о которых запечатлена на этих камнях. С целью выделить свою личность, часто, подобно древним египтянам, употребляли вместо букв изображения различных животных, что делается и по сей день с великой изобретательностью, о чем я расскажу ниже. Подобную резьбу можно увидеть и теперь на древних римских обелисках, где одно изображение означает целое слово, например, волк означает «жадный», лисица — «хитрый», пчела — «король», потому что властитель должен обладать жгучим жалом правосудия, умеряемом медом милосердия. В наши дни люди обычно посылают друг другу письма, написанные на бумаге, тогда как обитатели Севера отправляют послания, вырезанные на древесине, так как дерево там — самый подходящий для письма материал, и делается это даже теперь, особенно, когда сообщения шлют из военных лагерей или осажденных городов. Тогда для писем используют бересту или березовую древесину, вырезая буквы на лучине или царапая на тонкой коре, и пославшие могут быть спокойны за судьбу своего письма: потому что кора такого сорта, как береста, не может испортиться ни от дождя, ни от снега. Петр Мученик[31] в книге VIII упоминает, что халдеи до сих пор пишут на листьях деревьев. Листья для переписки использовали и первооткрыватели Нового Света португальцы, когда были вынуждены обороняться от туземцев или подавлять их бунты. В северных странах можно встретить таких разумных людей, которые никогда не изучали ни готскую, ни латинскую письменность, однако сами придумывают алфавиты, чтобы помочь своей памяти, последовательно выцарапывая изображения различных фигур на коже, бумаге или древесной коре. Секрет этой письменности они не сообщают никому, кроме своих домочадцев, а чернила изготовляют из толченого угля, смешивая его с молоком или с чистой водой. Если бы люди древнего времени писали воспоминания о своих славных подвигах и свершениях с таким же удовольствием, с каким брались за оружие и вели жестокие войны, мы имели бы в своем распоряжении множество поучительных для нашего века литературных образцов. Тем не менее, они передали потомкам рассказы о бурных событиях той грубой эпохи, запечатлев их в ритмических мелодиях и песнопениях, как это делается и в наше время. Парфяне и мидяне вплетали буквы в ткань, предпочитая ее пергаменту и бумаге. Н. Перотто[32] упоминает, что в древности, до открытия букв, люди вместо них применяли гвозди.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сколь ни многочисленны чудеса, таящиеся в водах безбрежного Океана и на его островах к северу от королевства Норвегия, все же описывающие их знаменитые авторы в большинстве своем пользуются чужим, а не своим собственным опытом. Пусть это будет правдивое или весьма правдоподобное описание, однако если не прочувствовать самому неописуемое величие природы, чаще всего описание не будет выглядеть достоверным. Если Господь по неведомой причине бывал благосклонен, то и необъятный Океан, мог показать свои чудеса, морских бестий и чудовищ. Мы не станем отвергать отдельных авторов — они часто приводят сходные примеры, однако не станем и бездумно повторять их, а в меру своих сил постараемся сотворить разумное и достоверное повествование.

[Гл. 1-4 опущены]

ГЛАВА ПЯТАЯ О скале, именуемой Морской Монах

Невдалеке от острова Фарё, некогда находившимся под властью короля Норвегии, из океана вздымается скала, которую мореплаватели называют Монахом. И в самом деле, природа изваяла эту скалу так, что она, особенно в верхней части своей, похожа на монаха в капюшоне. Кроме того, еще одна особенность привлекает мореходов: в страшные бури они ищут убежища и спасение от северных и северо-западных ветров, и горе тем, кто не успеет достигнуть спасительного приюта у Монаха.

В мире существуют горы, названные по их свойству, форме, по событиям, происходившим окрест. Так в Испании есть гора, прозванная Ослиная Челюсть, а другая — гора Любви. А еще порты. Из северных вод вздымается множество скал, создавая безопасные укрытия от бурь и ураганов судов. Но перед входом в спасительный порт всегда имеется немалое количество скрытых под водой камней, о которые даже в слабый ветер разбилось много кораблей. Однако вокруг таких камней всегда бушует пена, и это прекрасно помогает судам избежать крушения. Существуют еще так называемые орлиные и соколиные скалы. Их называют так потому, что орлы и соколы своим полетом указывают на опасность, и мореплаватели не приближаются к опасному месту. Кроме того, скалы — это труднопроходимое препятствие для вражеских войск, особенно если то сильнейшее природное укрепление усилить еще и военным искусством. В Восточной Финляндии, на случай войны с московитами, над тесными проходами в скалах построены такие мощные укрепления, что легче взять приступом горы, чем эти крепости.

[Гл. 6-11 опущены]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О неимоверной глубине у берегов Норвегии

У большинства гористых берегов Норвегии глубина моря такая, что какой бы длины лот не бросали с корабля, дна он не достигает. Такова сила и сущность природы: насколько высоко вздымаются горы к небу, настолько уходят в глубь земли их корни. Подножие этих гор изобилует скрытыми пещерами и ущельями, и как глубоки подобные расселины, тяжело узнать даже с помощью длинной и толстой веревки. Как свидетельствует Плиний в кн. VII, гл. II на берегах Тапробаны[33] существует нечто подобное: местности, изрезанные такими глубокими расщелинами в песке, что обитатели тех мест даже не отваживаются проникать в их глубину. А на острове Борнхольме, принадлежащем датскому королю, есть не очень большие озера, глубину которых до сих пор невозможно установить. В горной Далекарлии среди одной из зеленеющих долин есть круглое озеро, глубину которого измерить не удается. Невдалеке от берегов шведского королевства есть остров, расположенный среди морских скал, а на нем — круглая пропасть, или как ее называют местные жители, круглый провал, и достигнуть дна этой пучины невозможно. Вообще существует множество больших и малых озер, измерить глубину которых не удается. В горах существуют теснины невероятной длины, словно вырезанные или выкопанные при помощи какого-то железного инструмента, темные на всем протяжении, издающие как в хорошую погоду, так и в бурю ужасные звуки, услышав которые, остаешься оглушенным на многие часы.

[Гл. 13-15 опущены]

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О передвижении в темноте

Северные народы придумали довольно хитроумный способ удобного передвижения по лесистой местности как ночью, так и днем, поскольку даже после зимнего солнцестояния в отдаленных полночных областях все еще царит мрак, хоть время уже считается дневным. Однако пользуются они не только гнилой корой, но и кусками гнилых стволов, и грибами, которые зовутся Agaricus ( шампиньон) и растут на подгнивших деревьях, приносящих желуди. Природа и свойство этих грибов таковы, что они ярко светятся в ночной темноте подобно крылатым светящимся червям, которые во множестве летают во время осеннего равноденствия. Но пользы от таких светлячков нет никакой, потому что они погибают с наступлением холодов. Поэтому часто гнилые куски дуба и такие грибы, которые хорошо видны из-за собственного яркого свечения, собирают в лесу не только для путешествий, но и для домашних нужд, как например, для освещения амбаров и помещений, наполненных легко воспламеняющейся материей, такой как сухое сено или зерном зимнего обмолота. Есть также люди, которые прекрасно видят в темноте и могут выполнять почти любую работу. По свидетельству Плиния, на Тапробане таких людей больше, чем в любом другом месте на земле.

[Гл. 17 опущенА]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ О выходящих из берегов водах

Среди чудес, представляемых водоемами северных стран, примечательно одно, не столь редкое, сколь вредоносное для обитателей провинции Медельпад, расположенной в северной части Восточной Швеции. Большинство мужчин там называют гуннами за то, что они сражались против гуннов и одержали победу. В этой провинции протекает большая река, чье течение столь стремительно, что слабые животные переплыть ее не в силах и тонут. Река берет начало высоко в горах, петляет по крутым склонам и со страшным грохотом обрушивается в долину. И хоть путь потоку часто преграждают огромные скалы, он сохраняет свою скорость, и воды его все время бурно вихрятся и брызжут белоснежной пеной. Здесь следует упомянуть ужасное свойство этой реки: каждый год, незадолго до летнего солнцестояния, в трех местах она нагромождает кучи льда и бревен, отчего выходит из берегов, и жители, населяющие ее берега ниже по течению, вынуждены искать спасения, убегая в более высокую местность.

Плиний в книге XIII утверждает, что вода властвует над всеми остальными элементами, потому что поглощает земные пространства и гасит огонь. Вода, подымаясь вверх, стремится завладеть небом, покрывая его облаками, и удушая тем самым жизненный дух воздуха. При этом обязательно возникают молнии — так противоборствуют материи вселенной. Эта река своими разливами представляет большую опасность для всей области, но с другой стороны приносит и большую пользу, так как богата разного рода рыбой

( лососем и другими рыбами), которую вылавливают в больших количествах. Но рыба не является главной пищей тамошних обитателей, потому что ее вывозят на больших кораблях в другие страны. И чем ближе к морю, тем изобильнее уловы. Поэтому местные жители часто позволяют чужеземцам, если они пожелают, рассматривать рыбу.

[Гл. 19-24 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ О княжеских гербах, вырезанных на скалах Гангута

Насколько древние гётские короли и князи заботились о том, чтобы оставить потомкам память о своей воинской славе и чести, свидетельствуют вырезанные на видных местах гербы, оружие, щиты и другие знаки, как это сделано в Восточном и Западном Гёталанде, а также в Южной Финляндии, в прекрасном порту Гангута. Этот настолько приветливый и безопасный порт, что во всем Северном море, а пожалуй, и на просторах всего Океана, равных ему не найдется. Он беспрепятственно принимает в свои объятия корабли, откуда бы они ни пришли, и укрывает их в своей природной гавани не только от бури и ненастья, но и от вражеского флота. Порт этот расположен очень удачно: в долине среди гор, чем напоминает обширное укрепление, а на окружающие его скалах высечены простые гербовые знаки древних свеонских и гётских героев. Эти знаки, прежде всего, напоминают позднейшим поколениям о том, что в древнем Гангуте постоянно находился флот для защиты державы от нападения любого врага, и при необходимости был готов вступить в сражение. И в наши дни правители страны и наместники часто располагают военный флот в этой гавани, потому что в окружающей его местности можно быстро получить все необходимое для обеспечения флота и обратить это во вред врагу, если тот приблизится с намерением напасть на порт. Силами флота и кавалерии король гётов и свеонов Эрик Святой совершил поход против тавастов, карел и ботнийцев, которые ранее упорно отвергали мирные предложения, быстро покорил их и обратил в христианскую веру. Не желающих воспринимать учение варваров привести под иго Христово невозможно ни посулами, ни уговорами, а единственно силой оружия — так велика их любовь и приверженность к традициям отцов, как утверждает в кн. IX, гл. XXXVII Альберт Кранц. Даже обитатели Италии, которые мнят себя самыми образованными и порядочными изо всего рода человеческого, долгое время упрямились и сколько тысяч мучеников они потеряли, прежде чем восприняли веру Христову?

Когда шведские короли, которым наносили тяжкие оскорбления, вынуждены были объявлять войну заморским князьям — особенно рутенам или московитам, они всегда делали это в порту Гангута, где снаряжали флот. В том же порту они выдвигали послам этих князей справедливые мирные условия или сами принимали условия неприятеля. В Гангуте чаще, чем где-либо происходили подобные события потому, что с давних времен среди людей царило почитание заветов предков, которые оставили на скалах свои знаки, чтобы они сквозь многие времена указывали потомкам, что нужно сплоченно, с оружием в руках защищать свою свободу и веру. По этим начертанным знакам и данным здесь объяснениям можно судить, какие гербы, щиты и оружие использовали древние гёты и свеоны дома и за пределами страны. Как у древних гётов, так и у живущих ныне, на гербе изображен увенчанный короной лев, который мощным прыжком преодолевает три серебряных потока на лазоревом поле и оглядывается назад со спокойствием победителя, чтобы мгновенно покончить с неожиданным нападением, если такое вдруг случится. Мефодий однако допускает, что у гётских князей, воюющих в чужеземье или владеющих там землями, на знаменах была изображена медведица. Эти гёты считаются прародителями многих народов, каждый из которых имеет свой, отличный от других, воинский знак: бык у кимвров[34], дракон у склавов[35], лодья у гепидов[36], а бургунды[37], аланы[38] и свевы[39] имели воинским знаком кошку, как об этом говорится у Плутарха. Шведы или свеоны, напротив, исстари имели свой собственный герб: две увенчанные коронами девушки в золотистых одеждах, поддерживая друг друга, идут сквозь зеленый лес, словно богини или нимфы, властвующие в этой местности. Однако нынче гербом властителей Швеции являются три золотые короны на небесно-лазоревом поле, которые говорят о необъятности их владений, о славных военных деяниях и о неисчерпаемых богатствах полезных ископаемых. Гербы благородных людей поразительно отличны друг от друга, равно как гербы городов и провинций, что позволяет в боевых походах сплотить множество вооруженных людей в единое войско и направить к единой цели: защите родины под единым командованием.

[Гл. 26-33 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Повествуя об идолопоклонстве, этом величайшем заблуждении северных народов, по простоте своей введенных в него лукавым дьяволом еще в древние времена, считаю необходимым бросить взгляд на соседние страны и народы, исповедующие подобное лжебожие. Говоря это, я прежде всего имею в виду Литву, которую я указал на своей Готической карте, каверзами сатаны ввергнутую в идолослужение на многие года и, подобно многим другим народам, пребывавшую в таком ужасном заблуждении до тех пор, пока благочестивый польский король не приобщил ее к католической вере, и мы беспрестанно молимся, чтобы она осталась в лоне этой веры навечно. Литву, также называют Великим княжеством, я полагаю потому, что страна эта обширна, изобильна воском, медом, скотом и ценными мехами. Там много лошадей и благородных отважных воинов. Прекрасно, что они одержали победу над татарами, московитами и валахами. Прекрасно и то, что освободившись от служения ложным богам, литовцы обрели большую силу и мощь, храня постоянное согласие с Польшей, в противном же случае они снова впадут в ничтожное состояние. Так и герцогство Финляндское, состоящее в подданстве шведского короля, и исторгнутое им из дьявольских заблуждений, не является незначительной страной: его длина составляет 300 немецких или готских миль, а ширина — 60 миль, причем, южная часть этого герцогства была приобщена к христианской вере четыреста лет назад силой оружия шведских королей и проповедями епископов.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О суеверном невежестве литовских язычников

Альберт Кранц, достойный доверия немецкий историк в 1500 году, а потом поляк Меховита[40] поведали о временах, когда народ Литвы погрязал в языческих заблуждениях и поклонялся трем главным божествам: огню, лесу и змею. Все язычники особенно выделяли огонь, потому что ему приносили все жертвоприношения, а персы в заблуждении своем считали, что огонь сам по себе есть божество. Геродот свидетельствует, что египтяне принимали огонь за ожившее чудовище, которое пожирает все сущее, а поглотив все вещи, умирает и само. Священными считались и леса, потому что египтяне верили, что все обитающие в лесу животные являются богами. Как говорил поэт: «И лес богами был обитаем».

В подобном заблуждении пребывают и многие, они верят, что их вождей и королей ждет божественная судьба, что после кончины они воссядут в небесах в сонме богов, особенно, если предать их сожжению, чтобы они вознеслись, или воспрянут в лесу, превратившись в одно их лесных существ. И люди поклоняются этим ложным богам, восхваляют их и совершают жертвоприношения. Более того, даже змей почитают священными хранителями жилищ, никогда не приносящими вреда их обитателям. Геродот утверждает, что фессалийцы сооружали для таких существ высокие погребальные насыпи.

Даже если кажется, что эти суеверия истреблены и основательно забыты, то это все же неверно, потому что в некоторых местах, затерянных в полночных пустынях королевства Норвегии и Вермланда, это поклонение демонам сохраняется и доныне. Но литовцы в году 1386 от рождества Христова были избавлены и очищены от таких нечестивых заблуждений. Меховита свидетельствует, что в этом году самый могущественный литовский князь Ягелло[41] и его восемь братьев приняли веру Христову, которая сохраняется и укрепляется там до наших дней. Однако, как упоминает тот же историк, на оживленном торговом пути из Литвы в Московию, на границе между этими странами, установлен истукан, называемый на местном языке Злота Баба, то есть Золотая Старуха, и все проезжающие приносят этой Старухе щедрые дары и жертвования — в противном случае их путешествие не будет ни успешным, ни безопасным. Наряду с другими изумительными чудесами, о подобном в своей «Вандалии» упоминает Альберт Кранц.

ГЛАВА ВТОРАЯ Об идолопоклонстве обитателей Севера

Даже обитатели самых отдаленных северных областей, которые по мнению многих совершенно пустынны и не населены, не избежали поклонения бесам и долгое время блюли нечестивую обрядность. Эти лесные люди (как некогда остальные племена рода человеческого, ныне уже цивилизованные) по тем или иным причинам повторяют общие для всех ошибки и обращаются за помощью и защитой к ложным богам. Во время летнего солнцестояния они приносят благодарственные жертвы солнцу за то, что оно дарует им свет и тепло, вознаграждая их за муки, перенесенные в морозной темноте. Но они не ругают и не проклинают невыносимый холод и тьму, как это делают индийцы, а могут лишь сказать в крайнем раздражении: «Мороз этот воистину обезумел, и темнота тоже». Подобным же образом они чтут и луну, потому что та дарует им свет взамен удалившегося солнца. Свет луны они используют все время, разве за исключением времени до новолуния. Поэтому всю дневную работу они спешат сделать под яркими звездами, когда белый снег отражает их и тем самым усиливает освещение.

Эти северные народы впадают в ересь, по неразумности своей введенные в заблуждение нечистым духом, и возносят молитвы, и творят обряды, преклоняясь перед куском красной материи, прикрепленной к копью или даже к простому шесту. Они считают, что красный цвет обладает божественной силой и помогает им охотиться на диких зверей, чью кровь они пьют. Кроме того, они считают, что красный цвет — это цвет торжества над поверженным врагом, и это из древности идущее убеждение подтверждает и Геродот в книге III[42]. В старые времена по заветам пифийских оракулов корабли намазывали красным, чтобы отличать их от вражеских судов. Плиний в книге XXXV. гл VII, рассуждая о классических цветах, говорит, что красный цвет — это цвет бесстрашных бойцов. У гётов пурпур был отличием вождей. Римские триумфаторы облачались в пурпурные одеяния, а эфиопы рядились в пурпурные платья по святым дням.

Некоторые полночные народы целый день до самого заката обожествляют живых существ, которых они узрят первыми на рассвете в небе, воде или на земле, будь то птица, какое-нибудь четвероногое, рыба, даже змеи и черви, причем особым почетом и поклонением пользуется олень, чьими рогами молодежь украшает свои головы, и которого они считают одним из самых благородных четвероногих животных.

Египтяне поклонялись жуку скарабею, который скручивал шарики из навоза. Геродот, Страбон и Плиний свидетельствуют, что египтяне в безумии своем дошли до того, что почитают богами коров, крокодилов, собак, овец, волков, сатиров, рыб, львов, коз, мышей, пауков, кошек и ястребов, всячески ублажая их жертвоприношениями. Греки, персы и римляне поклонялись своим богам, а скорее демонам, о чем знает каждый, кто читал их исторические сочинения. Блаженный Августин утверждает, что не следует стыдиться древней истории, чтобы не погрязнуть в поклонении дьяволу, а проникнуться познанием и любовью к истинному Богу, который сотворил человека по образу и подобию своему.

Северные народы также не желают представать перед своими богами без приношения и жертвуют им кости диких животных, китов и больших рыб, однако сжигают их не летом, когда все наслаждаются солнечным светом и теплом, а в начале ужасной зимы, чествуя тем самым своих богов. Так и веруют эти люди во вздорные вещи. Но, как писал Плиний сыну императора Веспасиана, Титу[43]:

О таких вещах писал и Августин в книге VIII, гл. XXIII.

[Гл. 3-9 опущены]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О девах судьбы и нимфах

В некоторых северных странах имеются храмы, посвященные Диане[44] и Церере[45], нерукотворные святилища, места, где наши предки давали торжественные обеты, возносили молитвы богине судьбы Парке[46] и вопрошали о будущем своих детей. Заглянув внутрь капища, они видели трех или нескольких восседавших там существ женского облика. Одни выглядели детьми, и в своих предсказаниях были благосклонны к людям, другие также предвещали достаток и иные блага, но были и такие, которые пренебрегали дарами и предсказывали, что дети по натуре своей будут злохитростны и склонны к преступлениям.

Девы судьбы определяли будущее не только детей, но и совершенно зрелых мужчин, даже королевского достоинства.

Король Швеции и Дании Готер, будучи на охоте, отбился от своих спутников, заблудился в окутанном туманом лесу и очутился в избушке, где сидели три девы. Они приветствовали его, назвав королевский титул и имя. Пораженный король вопросил, кто они, эти удивительные девы. И те ответили, что они — девы судьбы и определяют исход всех сражений, незримо присутствуя там и помогая своим друзьям. Они поведали удивленному королю, что могут по своему желанию даровать кому угодно военную удачу или наоборот — отвратить ее. Лесные девы призвали Готера накрепко запомнить их совет и никогда не поднимать оружие против Бальдра, который был тайным отпрыском великих богов, — это накличет на него большое несчастье. После этих слов все вдруг исчезло — и девы, и лес, и избушка, а король нашел себя среди чистого поля. Ошеломленный увиденным и услышанным, он долго стоял в раздумье, стараясь уразуметь, что это было — бесовское наваждение или предвестье счастья.

Через несколько лет Готер, утомленный жестокой битвой, забрел в лес, где не ступала нога ни одного смертного, и попал в пещеру к незнакомым девам. А девы оказались теми самыми, что когда-то подарили ему одеяние, делающее его неуязвимым. Король стал сетовать на военные неудачи и другие бедствия, которые преследовали его вопреки их предсказаниям. Девы судьбы возразили, что жаловаться у него нет причин: он потерял меньше воинов, чем неприятель, сам поразил многих, но стоит перед ними целый и невредимый, без единой раны. Они подарили ему пояс, приносящий победу, и предсказали скорую удачу, если тот последует их советам. Тот поступил так, как приказывали ему девы судьбы, на обратном пути встретил своего врага и нанес ему смертельную рану.

[Гл. 11-12 опущены]

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О прорицаниях

Чтобы уразуметь смысл изображения и названия этой главы, нужно вспомнить слова учителя церкви Иоанна Златоуста[47], сказанные им в одной из проповедей о знамениях, исходящих от солнца, луны и звезд и о том, что ни одно сотворенное Господом существо, кроме человека, не стремится прозреть будущее. И задумавшись об этом, можно сказать, что не существует ни отдельных людей, ни целых народов, как цивилизованных, так и диких варваров, которые не пытались бы предвидеть и предугадать будущее с помощью различных примет и знаков. В особенности это касается жителей Севера, на мой взгляд, весьма преуспевших в предсказании и предвидении будущего при помощи наблюдения за полетом птиц, за прыжками рыб и звуками, которые раздаются при этом, за потрескиванием скал, за испарениями, выдыхаемыми горами. Большинство подобных примет они считают верными предвестниками будущих событий, и без выяснения смысла таких явлений, не начинают ни военных походов, ни других важных для общества дел. Применялись не только предсказания гарусписков, гадателей по внутренностям жертвенных животных, но прибегали начальные люди и к гаданиям на игральных костях, аэромантии[48], геомантии[49], пиромантии[50], некромантии[51], толкованию знамений, полученных во сне — ко всему, что могло оказаться важным для предвидения важных для государства событий.

Один предсказал королю Хаддингу, что он будет пленен в начале военных действий против курляндского тирана Йокера, и предсказание это исполнилось в точности. Норвежский король Говар был даровитым предсказателем, мог предвидеть грядущие события так, что находясь в Норвегии, усмотрел, какую ловушку приготовят ему, когда он вторгнется на сотню немецких миль в Саксонию. Горм, по прозвищу Нечестивый, однажды увидел во сне, что его жена произвела на свет двух птиц-близнецов, причем одна была меньше другой. Они взлетели и быстро поднялись в небо, однако вскоре возвратились и уселись ему на руку. Немного отдохнув, они расправили крылья и снова поднялись в воздух, так же произошло и в третий раз. Наконец меньший птенец возвратился без своего товарища, и оперение его было в крови. Сновидение это истолковали так: два его сына будут вести победоносные войны против англов, славян и ирландцев, но старший падет в битве, а младший вернется домой, похитив его окровавленные крылья. О короле Норвегии и Дании Магнусе рассказывают, что во время ночного отдыха перед битвой с славянами, ему явилась некая неясная фигура и предсказала победу над превосходящим по численности врагом, а предзнаменованием победы станет гибель орла. Проснувшись, король поведал об этом удивительном сновидении своему войску, а когда оно двинулась в бой, король увидел того самого орла, которого видел во сне. Вскочив на коня, он бросился за орлом и сразил его меткой стрелой, а войско, воодушевленное увиденным, начало сражение и одержало победу, как и было предсказано.

…………………………………………………………………………………………………………………………….

Подобных историй рассказывают великое множество. Веру северных народов в пророчества, предвидения и знамения можно сравнить лишь с тем, о чем говорят древние римские книги. Римляне, наблюдая, как пророческие куры клюют зерно, решали, начинать ли войну теперь или отложить ее до благоприятного часа. Плиний повествует о таких гаданиях в гл. XXXI книги II. Прокопий[52] в книге III то же самое говорит о случае с вождем гуннов Аттилой: тот увидел, как аист уносит своих птенцов со стены осажденного им города в другое место, и понял, что вскоре он захватит его. В северных странах есть множество прорицателей, искусство которых состоит в толковании примет, являемых полетом птиц, их голосами, поведением встреченных диких животных etc. Предрассудки же, которые передались по наследству от древних ведунов к детям, живы и по сей день, и люди, не отрекшиеся полностью от греховных верований, встречу с монахом или священником считают дурной приметой.

[Гл. 14 опущена]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О колдуньях

Среди северных народов есть много искусных колдуний, что и будет показано ниже на нескольких примерах.

Хагберта, дочь великана Вангоста, была необычайно большого роста, и тело ее поражало своей огромностью. Она могла изменять свое обличье как угодно: из великанши, головой достигающей небосвода, превращалась в маленькую девочку или в сморщенную старуху, которую вот-вот покинут все жизненные силы. Считалось, что она может обрушить небо, взбугрить землю, превратить в лед родники и реки, а горы — в бурлящие потоки, высоко подбрасывать корабли, низвергнуть богов, погасить звезды и спрятать их свет в преисподней. Король Хаддинг ужинал, когда заметил склонившуюся у очага неизвестную женщину с неким удивительным растением в руках и пожелал спросить, где на земле в зимнюю пору растут такие свежие травы. В ответ на это женщина обернула его полами своей накидки, и оба скрылись под землей, а когда король увидел все чудеса подземного мира, они возвратились в мир земной.

Одна норвежская женщина по имени Крака, чтобы обеспечить счастливую судьбу своему сыну Роллеру, приготовила кашу и накапала туда яд трех змей, связанных одной нитью. Однако приемный сын этой женщины Эрик случайно съел приготовленную для Роллера пищу и обрел великий дар мудрости и знания, гораздо больший, чем может вообразить себе человек: благодаря этой чудодейственной пище он получил возможность проникать в сущность природы всех вещей и стал разуметь язык диких и домашних животных и даже читать мысли этих неразумных существ. Помимо прочего, у него обнаружился могучий дар красноречия, и все его слова так воздействовали на умы и чувства, что незамедлительно превращались в пословицы и поговорки. (О подобном случае повествует Плиний в книге XXVI. гл. IIII, говоря о Демокрите).

Следуя его советам, король Фродо смог разгромить войско гуннов, в котором были дружины 170 могущественных вождей. Король гётов Гестилблинд приблизил Эрика и впоследствии сделал его преемником Шведского королевства, и было это уже в годы рождества Христова. Короля Фродо погубила ведьма, которая превратилась в быка и забодала его на морском берегу. Колдунья Гудрун сделала так, что воины короля Ямерика во время битвы внезапно лишились зрения и обратили оружие друг против друга. На картине вверху изображена женщина, опустошающая свой горшок — непременный инструмент всех колдуний. В том горшке они варят зелье из соков, трав, червей и внутренностей животных, чтобы этим чародейным напитком подчинить себе малоразумные существа и возбудить к быстрому движению корабли, лошадей и гонцов-скороходов. Ведьмы часто укрепляют оскаленный лошадиный череп на длинном шесте и выставляют его около вражеского лагеря, возбуждая панику среди неприятельских воинов, выкрикивая при этом заклинания, отчего вражеское войско смешивается и терпит поражение. Каким же могуществом они обладают, если могут затемнять лунный свет, вырывать из земли деревья и кустарники, губить стада и тягловых животных. И все, кто изучали подобные безумства, оставили свои замечания и размышления. Вспомним строки Вергилия:

И когда мы не в силах оценить и уразуметь все подобное, то просто поражаемся деяниям Господа, как о том пишет Августин в пространном рассуждении о царствии Божьем в книге VIII. гл. XIX. и в других местах. С этим связано и свидетельство Лактанция[53] о том, что во время Латинской войны[54] Кастор и Поллукс[55] смывали пот со своих лошадей в источнике Ютурны[56]. Во время Македонской войны они на белых конях опередили Вициниуса, направлявшегося той же ночью в Рим, и сообщили ему, что македонский царь Персей потерпел поражение и пленен, о чем победитель Эмилий Павел сообщил в письме лишь через несколько дней. Кассиодор в книге IX настаивает на том, что колдовство есть преступление, которое не должно оставаться без возмездия:

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О волшбе финнов

Рисунок верху говорит о могуществе тех магов, что своими заклинаниями могут подчинять себе природу, делая ее то более мягкой, то более суровой. Это особенно присуще областям Крайнего Севера — Финляндии и Лаппонии, чьи обитатели еще со времен дремучего язычества унаследовали умения и приемы волшбы, словно сам персидский Зороастр обучал их этому проклятому Богом искусству. Плиний в первой главе ХХХ книги свидетельствует, что многие обитатели берегов Океана, как например британцы, также попали в эту нехитрую ловушки, и этому дьявольскому занятию предаются по всему миру. Помимо прочих колдовских ухищрений, финны чаще всего продают торговцам попутные ветры, и делают это тогда, когда корабли не могут преодолеть противный ветер и отойти от берега. Покупатель платит и получает кожаный ремешок с тремя волшебными узлами. Развязав первый узел, мореход освобождает легкий попутный ветер, по развязывании второго узла ветер становится намного сильнее, а распустив третий узел, владелец ремня вызывает дикую бурю, когда с носа невозможно разглядеть подводные скалы и избежать столкновения с ними, на середине судна нельзя спустить паруса, а кормчий в конце судна не в силах справиться с кормилом. И печален удел тех, кто с презрением отказывается от покупки, не веря, что в этих узлах скрыта такая сила. Ведь и на самом деле: желая проведать будущее и не зная его, человек находится в вечном страхе, мечется между отчаянием и надеждой и в конце концов обращается за советом к прорицателю, чтобы обрести желанное спокойствие. И если предрекается успех в делах, люди предаются радости и веселью, полные пустых надежд. Если же предсказания неблагоприятны — тут же впадают в уныние и тоску. Как жалки смертные, которых простота и доверчивость принуждает бросаться из одной крайности в другую! Как неразумны средства, придуманные нами, чтобы успокоить себя и удовольствовать нашу легковерность! И если бы удалить из человеческого ума подобные суеверия, уже давно можно было бы постичь, насколько они неверны и обманчивы. После обращения в христианскую веру северные народы никогда не применяли в открытую эти запрещенные законом знания, и никто под угрозой смертной казни не смеет обучать других знахарству и волшбе. Плиний (книга XXX. гл. II.) считает, что магия никоим образом не может иметь разумного обоснования, потому что зиждется на обмане и коварстве. Из этих соображений он порицал Нерона за его порочную жизнь и увлечение магией, при помощи которой он надеялся превзойти даже богов. Однако в той же главе он честно пишет о триумфе Нерона, который смог сделать мага Тиридата царем Армении, и принудил его прибыть в Рим, чтобы принять царскую корону из его рук, хоть тому было и нелегко добираться из этой далекой провинции. Морским путем Тиридат не мог поехать, так как однажды он осквернил море плевком, что для мага было непростительным поступком. Поэтому он никак не соглашался взойти на корабль, пусть даже это стоило бы ему царской короны. Швед Сивальд который соперничал с Халданом, добиваясь королевской короны, был славен тем, что имел семерых детей, берсерков, владевших искусством магии. Они часто впадали в ярость, и с ужасным гримасами начинали издавать нечеловеческий рев, грызть щиты, глотать раскаленные угли. Кроме того, они могли выходить из пламени живыми и невредимыми. И успокоить такое безумное буйство можно было лишь связав их или позволив им убить человека для искупительной жертвы. О продаже ветров повествует и Геродот в книге VII. Он утверждает, что военачальники персидского царя Ксеркса за три дня, пока бушевала буря, потеряли 400 кораблей. А когда на четвертый день, чтобы умилостивить ветер, маги принесли ему кровавую жертву, рассмотрели внутренности жертвенного животного и произнесли волшебные заклинания, ветер утих, а после жертвоприношения Фетиде[57] и нереидам буря совершенно прекратилась.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Об ухищрениях колдунов Ботнии

Среди обитателей северной Ботнии в любом месте можно встретить умелых ведунов и чародеев, особенно искусных в отводе глаз и умении изменять собственное обличье, чтобы скрыться под ложной личиной; они могут также изменять и облик других людей. Этим умением обладают не только способные носить оружие мужчины, но и женщины и даже девицы нежного возраста. Они изменяют обличье по своевольному желанию и под призрачным ликом скрывают свое истинное зловредное лицо, придавая ему прельстительную бледность и красоту. Известно, что своими колдовскими песнями и заклинаниями они могут являть совершенно близко находящиеся вдалеке предметы, даже очень прочно закрепленные на месте. Они доказывают это, прибегая к своим приемами и ухищрениями. Если кто-либо желает узнать о положении далеко находящегося друга или врага — пусть даже на расстоянии пятисот или тысячи миль – он обращается за помощью к лаппонскому или финскому ведуну, преподносит ему в подарок льняную одежду или боевой лук и просит узнать, что делает в этот момент его друг или враг. После этого провидец входит в потаенное помещение вместе с женой и одним спутником. Там он начинает особого рода молотом ударять по медной лягушке или змее, находящейся на наковальне, переворачивая ее с боку на бок и выкрикивая заклинания. Так он доводит себя до экстаза, падает наземь и некоторое время лежит, словно мертвый. Между тем, его спутник внимательнейшее следит, чтобы ни одно живое существо вроде блохи, комара или мухи не коснулось упавшего колдуна. Душа его, взбодренная волшебными заклинаниями и направляемая злым духом, в это время похищает у живущего вдалеке человека кольцо или нож, как знак того, что ведун побывал там и выполнил свою задачу. Воспрянув от экстатического сна, он поясняет просителю, что означает это знамение и описывает все связанные с ним обстоятельства.

Могут чародеи наслать на человека тяжелую болезнь. Для того они отливают из свинца небольшую, размером в палец, волшебную стрелу и выстреливают ею в человека, которого хотят наказать или поразить своею местью. Стрела настигает жертву, как бы далеко она ни находилась. На ноге или на руке у несчастного появляются мерзкие язвы, и через три дня он умирает в жестоких мучениях. Волшбой и знахарством занимаются и жители Гельсингланда. Один из гельсингландских вождей по имени Вирольф мог на кого угодно наслать такую слепоту, что пострадавший не мог различать даже большие строения и найти к ним дорогу. Под взглядом знаменитого фехтовальщика Висина затуплялось любое оружие. Однако погиб он от меча шведского великана Старкада. Вероятно тот всегда укрывал свой меч в ножнах из тонкой кожи, что было единственным средством уберечь оружие от затупления волшбой. Но от сильно брошенного камня не может защитить ни ворожба, ни заклинания.

[Гл. 18-22 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

В этой книге речь пойдет о войнах, которые ведут дикие обитатели крайнего Севера, о суровости их нравов, об их достойных удивления делах, о разности их языков, местах обитания, о необычных передвижениях с места на место по крутым скалам, глубоким снегам, по трясинам непроходимых болот, об их умении преодолевать бурные потоки и стремительно двигаться в густых лесах, по необъятным пустынным просторам. А если любознательный читатель желает продолжить обсуждение подобного предмета, я отсылаю его к деяниям Александра, который испытал все это; а именно к одной известной среди прочих его подвигов побед, одержанной им над жалким индийским племенем, изгнанным из своих обиталищ, но избравшим для защиты и убежища непомерной крутизны, почти отвесные скалы, и множество воинов Александра, посланных им на приступ, пали от рук индийцев. И сам он сражался в рядах воинов, которые шли на приступ отвесных скал и утесов, и как никогда был близок к смерти, когда раненный, после гибели нескольких своих военачальников, окруженный врагами, сражался безрассудно и отчаянно, забыв о страхе и осторожности. А если кто пожелает узнать больше о его героических свершениях, пусть обратится к К. Курцию[58], Юстину[59] или Плутарху[60].

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Славнейший датский историк Саксон Грамматик повествует, как король Дании Рагнар, воодушевленный пятилетними успешными набегами на рутенское побережье, решил напасть на соседнюю Биармию и покорить несравненной силой своего оружия обитателей полночных гор и равнин. Как только те узнали о нападении, сразу же воззвали волшебными песнопениями к небу, сгустили тучи так, что они разразились ливнями небывалой силы. Некоторое время бури препятствовали судоплаванию, а королю Рагнару снабжать продовольствием свои войска, когда же они начали голодать, бури внезапно прекратились и сменились испепеляющим зноем. Затем последовал нестерпимый холод, противостоять которому было труднее, чем самой страшной чуме. Таким образом, две эти погодные крайности, это двойное зло, беспрепятственно губили телесную мощь королевских воинов. Но король, введенный в заблуждение ложными пророчествами своих магов, решил, что может повелевать силами воздуха и отомстить биармцам за их оскорбительное высокомерие, повторив снова внезапное нападение. Король Биармии, полагаясь на высокое искусство лучников своего соседа, герцога Финнмаркии, по частям уничтожил все зазимовавшее в Биармии войско короля Рагнара, которое не могло ответить ударом на удар. Финны, как было сказано в первой книге, стремительно скользя на своих изогнутых досках, вплотную приближались к врагам и метали в них дротики так часто и метко, как сами того желали. Обладая способностью быстрого передвижения, они оказывались в нужном месте и, причинив немалый урон врагу, так же быстро исчезали, а затем снова приближались и бросались в бой. И приходится верить, как утверждает Саксон, что этот могущественнейший король, который некогда одолел силой Священную Римскую Империю, с изумлением увидел, что сам он потерпел поражение от презренных, распущенных и своевольных людей, сбитых в беспорядочную толпу. Он, побеждавший могучие имперские войска, предводительствуемые блестящими полководцами, теперь вынужден уступить жалкой кучке селян с их убогим оружием. Он, перед чьей военной славой меркли и склонялись самые сильные и отважные нации, оказался неспособным противостоять ничтожному сборищу простолюдинов презренного племени. Он выступил в поход во главе доблестного войска, побеждавшего самых славных неприятелей, и свою великую военную славу он добыл в открытых сражениях при свете дня, но не обесчестил себя тем, что прибегнул к хитрости, чтобы одолеть воришек и разбойников, населявших эту страну. Можно лишь вспомнить стих:

Позже Арнгрим победил короля Финнмаркии Тенгилда и короля Биармии Эгберта, которые с отменным мужеством и упорством противостояли датскому королю Фроди, и тот отдал ему в жены свою дочь, потому что считал Аргнрима лучшим бойцом Швеции: ведь он победил могучего биармийца Эгберта в поединке. Кроме того, Фроди полагал, что став тестем такого славного воителя, он тем самым укрепит свою славу и распространит ее по всему миру.

Луций Флор[61], говоря об отваге и мужестве римского народа, свидетельствует в описании первой Пунической войны:

ГЛАВА ВТОРАЯ О дикости лесных жителей

Как народы, обитающие в Каспийских горах, прячутся в пещерах, чтобы уберечь свои уши и спасти жизни от ужасающего шума, который раздается при восходе солнца и производится вырывающимся из недр земли паром, так и обитатели берегов Норвежского Океана скрываются в подземных убежищах от срывающего с горных вершин глубокого снега и губительного Цирция (о ветрах я рассказывал в первой книге), питаясь рыбой и мясом диких животных. Этот народ избегает встречи с людьми, которые приплывают из других стран, предполагая в них грабителей и боясь, что те могут захватить их в плен и увезти в неволю. Однако они привечают любого беглеца от жестокости и тирании, дают ему приют и защиту, научают устаивать западни, чтобы останавливать и даже убивать пиратов, если те высадятся на берег. Они могут помочь тем, кто заблудился в море и не знает как добраться до порта, но делают это для того, чтобы оградить себя от опасности. Однако, если чужеземцы или им подобные не появляются, так как море покрыто льдом, холодные ураганные ветры вынуждают их пребывать в тесных подземных убежищах, построенных из ребер и других костей морских чудовищ. Эти склепы кажутся построенными весьма искусно, они подобны кораблю, перевернутому вверх килем, покрыты морскими растениями, исторгнутыми из морских глубин бурями, не менее опасными, чем могучие ветры на земле. Среди этих людей есть и такие, что подобно номадам Каспийского моря, скрывают вход в свои хижины, прикрывая их торфом с кустарниками или горными мхами, чтобы никто со стороны моря не мог заметить их. Вполне вероятно, что они по своей воле терпят суровость этой земли, неблагосклонность небес и пещерную жизнь, чтобы быть свободными от утеснений и невыносимых податей ненасытных тиранов, которым даже безбрежный океан видится маленьким сосудом.

Страбон в книге XII упоминает дикое племя гептакометов[62], которые живут на вершинах деревьев или в башнях и питаются мясом зверей и и древесными плодами. Они часто нападают на проезжих путешественников, спрыгивая на них прямо с ветвей. Они настолько сильны, что оружием и коварством уничтожили три когорты Помпея, когда те проходили по этой горной местности: намешав в сосуды опьяняющего меда, собранного с древесных ветвей, гептакометы оставили их на пути римлян, а когда легионеры упились, легко уничтожили их. Как это похоже на коварство диких людей, которые легко скользя по глубокому снегу засыпали неприятеля дождем стрел и таким образом разгромили его. У Плиния в во второй главе XVI книги есть основательный и захватывающий рассказ о северных племенах, живущих на холмах у приливных берегов бурного океана. Эти несчастные ставят свои хижины на естественных и насыпных горах, чтобы с возвышенности было лучше видна окружающая местность и море, и тем самым они подобны морякам открытом море, когда вокруг расстилается вода, но более похожи на моряков, потерпевших крушение, когда вода уже отступила. Вокруг своих хижин они ловят рыбу, стремящуюся в море вместе отливом, а затем сушат ее, причем больше на ветру, чем на солнце. Наверное они и не изведали рабского ига потому, что нещедрая природа сама уже наказывает их своей скудностью.

[Гл. 3 опущена]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О пяти языках северных королевств

Это разнообразие одежд и оружия говорит нам о той разнице, которая существует между северными землями, языками, продолжительностью жизни и занятиями народов, их населяющими. Земель этих много, они обширны и включают такие страны как Лаппония, Московия, Швеция, Гётия, Вармланд, Бергслаген и Норвегия, и по протяженности в длину и ширину они превосходят Италию, Испанию и Францию вместе взятых, а поэтому Плиний не без причины называл эти неисследованные области Вторым Светом. И не удивительно, что в этих областях говорят на пяти языках: лаппонском или ботническом, московитском или русинском, финском, свеонском, гётском, а также и немецком. Люди, обитающие в этих холодных краях, живут по сто шестьдесят лет и более, как это случается в Англии и Шотландии, где достопочтенный епскоп Давид прожил сто семьдесят лет. Обитатели северных пустынных областей добывают себе пропитание охотой, рыбной ловлей и и меновой торговлей с московитами. Финны (иначе финнинги) занимаются земледелием, рыбной ловлей и рубкой леса, тем же занимаются гёты и свеоны, в то время как германские пришельцы торгуют здесь различными товарами и живут за счет такого занятия, строго соблюдая местные законы и обеспечивая жителей всем, что считается необходимым для приятностей жизни, как то шелковыми тканями, золотыми украшениями разнообразными винами.

Об оружии, которым пользуются обитатели тех земель, частично будет сказано здесь, а частично – немного позже и более подробно, равно как и будут описаны сражения на бескрайних равнинах. Здесь же пока следует сказать, что свеоны самые искусные и опытные стрелки из арбалетов, равно как финны искусны в стрельбе из своих простых луков. Свеоны обычно сражаются простыми или обоюдоострыми боевыми секирами и копьями. Одежда у них по стародавнему обычаю короткая и плотно сидящая, за исключением сапог, которые более просторны. Кроме того, свеоны носят одежды похожие на традиционные германские, в то время как длинные одежды московитов более схожи с греческим платьем, но все эти одежды как нельзя более подходят для жизни на севере. Обитающие в лесах лаппонцы одеваются в драгоценные шкуры диких животных, но делают это не ради украшения, а по необходимости. И совершенно не удивительно, что языки расположенных в таком отдалении друг от друга земель очень рознятся. Еще Страбон в XI книге утверждает (скорее предполагает), что семьдесят или даже триста племен обитают вокруг Каспийского моря и говорят на столь же многих языках, торгуя между собой, и происходит это потому, что все они живут в суровых и труднодоступных областях, причем большинство из них являются сарматами, а все они вместе — обитателями Кавказа. Немного далее он повествует, что некогда между албанцами произошло разделение на двадцать шесть языков, и каждое племя имело своего короля, почитало его и повиновалось ему, а по обличью своему все они были настолько разными, что жители двух разных племен легко отличали своего от чужого. Так же легко они различались по песням, интонациям и способам высказывания, в чем и заключается отличие человека от диких тварей. Но если ребенок начинает говорить ранее установленного природой срока, подобно шестимесячному сыну Крёза, это противоестественно и сулит несчастье всему роду и погибель родителям младенца. А степень зрелости мужа определится с возрастом: кто способен повергнуть врага, тот вряд ли нуждается в няньках.

ГЛАВА ПЯТАЯ О торговле без денег и обмене товарами

При совершении любых сделок мошенничество считается омерзительным и тяжелым преступлением, но еще более неправедно, нагло и жестоко, когда простодушным детям природы пытаются подсунуть порченые или даже фальшивые монеты. Но лаппонцы или ботнийцы, обитающие в диких лесах, живут там спокойно и беззаботно, потому что неизвестны они остальному миру. Они не боятся обмана и фальшивых денег, потому что в товарах разбираются лучше, чем в монетах любого достоинства, а потому и выбирают себе все, что пожелают, совершенно спокойно. И живут они безмятежно, зависть, раздоры и ярость не омрачают их совместное существование, так все добытое делится поровну безо всякого лукавства, и единственное их стремление — это избежать бедности, а не накопить богатство. Жажда наживы неизвестна этим людям, а потому они не прибегают к разным каверзным хитростям во время торговых сделок. Так и живут они без треволнений, стараясь приобрести лишь умеренное состояние, чтобы не нарушить свое безмятежное существование, наживая богатство преступным путем. У них грабеж считается особо тяжким преступлением, никому и в голову не придет завладеть чужим имуществом, прибегнув к обману и мошенничеству.

Но эти народы не настолько обеспечивают сами все свои потребности, чтобы обойтись помощи соседей, а поэтому совершают честный обмен товарами, совершенно не употребляя денег и не восхваляя многословно свой товар, не употребляя слов для отказа или согласия, и происходит это не из-за недостатка разума или варварских обычаев, а потому, что в меновой торговле участвуют многие племена, каждое со своим, никому другому не понятным языком. Ежегодно они устраивают ярмарки где-нибудь на ровном месте в поле или на прочном льду, предлагая всем свои товары, сработанные у себя дома или добытые у соседей. Они не всегда придерживаются одного времени, а устраивают такой обмен товарами, если им что-нибудь надо от чужеземцев. О подобном рассказывает Геродот в IV книге своей «Истории». Племена, живущие у Геракловых Столпов, устраивают торговлю, подавая огнем и дымом сигналы о согласии или несогласии с ценой. Но там платили уже золотом, совершенно неизвестным обитателям северных земель, почему здесь платят дорогими мехами, шерстяными или льняными тканями, солью и рыбой, которую, подобно римлянам, продают не на вес по фунтам, а по длине в локтях. Начальствуют этими людьми Bergchara или «горные люди», называемые иначе биркманами, которые назначаются при согласии всех простых людей. Они отличаются от всех своими красными одеждами, их почитают и вручают им драгоценные меха, рыбу и доброхотные даяния, как налоги королю Швеции. Кроме того, лаппонцы платят налоги королю Норвегии и князю Московии, подданными которых они являются. Они никогда не начинают войн ни с ближними, ни с дальними соседями, если к тому их не принудят нестерпимые обиды. Тогда они, пылая неугасимой ненавистью к обидчикам, пускают в ход не только оружие, но и сильнейшие проклятия и заклинания и поражают ими члены врагов так, что те не в силах удержать мечи в руках и не могут ни нанести удар, ни избежать его, а могут лишь обратиться в бегство. Если же кто пожелает узнать много интересного о меновой торговле на берегах Тапробаны, пусть заглянет в XXII главу VI книги Плиния[63].

[Гл. 6 опущена]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О скреплении брака огнем у лаппонцев

В присутствии друзей и кровных родственников родители скрепляют брак своих детей огнем, высеченным железом из кремня. Жизнь супружеской пары в браке, скрепленном огнем и кремнем, будет более благополучной, чем в браке, освященном каким-либо другим образом, и обычай этот здесь так прочно прижился, словно перенесен был из Греции или Лация. Такое почитание огня встречается не только у этих народов, но подобных обычаев придерживались, как считает Циглер, и древние римляне, славнейшие изо всех народов. Этим обрядом они стремятся показать, что огонь, появившийся из кремня и снова скрывшийся в нем, связывает союз узами доброты и нерушимой любви. Как кремень скрывает в себе огонь, возжигающийся от удара железом, так и в супругах скрыта жизнь, которая после совокупления появляется в виде их потомков. Но и у некоторых более просвещенных христианских народов Севера есть обычай освящать брак огнем. Это сказывается в том, что перед каждой молодой парой, идущей в церковь под благословение священника, несут длинные, искусно вылепленные из мягкого воска разноцветные свечи, украшенные в соответствии с происхождением и знатностью рода, разноцветными шелковыми лентами и кусками ткани. После завершения торжества эти свечи вместе с другими ценными приношениями остаются в церкви, а несшие свечи участники торжества, словно помраченные яростью, начинают делить между собой драгоценные кусочки шелковой ткани. А женщины после рождения ребенка идут в церковь с зажженными свечами, чтобы очиститься и возблагодарить Господа, и на могилы все крещеные народы приносят горящие свечи, и в мир христиане приходят при ярком свете зажигаемых во время крещения свечей.

Что же касается упомянутой лаппонской свадебной церемонии, следует добавить, что после свершения брака и освящения его огнем, новобрачная украшается шкурами горностаев и соболей, родственники усаживают ее в запряженные домашним оленем сани, и в сопровождении блестящей компании друзей, которые следуют за ней в порядке знатности рода и происхождения, она направляется в комнату или палатку невесты сопровождаемая ликующими танцами и песнями с пожеланием ей здоровья и плодовитости. Затем туда входит жених, в одеянии из шкурок рыси и куницы, подобно венецианскому патрицию, и меха эти здесь ценятся больше, чем иные драгоценные камни или золотые нашейные цепочки. Все эти торжественные церемонии и восхваления жениха и невесты, соединившихся в брачной комнате, означают, что они, как и все их племя, не предаются грязной похоти, а вступили в честный брак. Но совсем не так все обстоит у эфиопов и гарамантов, которые, как пишет Солин в XLIII главе, считаются у всех народов за выродившихся, поскольку вследствие мерзкого обычая они вместе с оскверненной чистотой утратили понятие о потомственности. И в наше несчастное время есть такие, которые, позабыв о целомудрии и чести брачного ритуала, нарушают священные узы брака и, прелюбодействуя, порождают бастардов, коим правдами и неправдами оставляют наследства, не принадлежащие им по праву, что порождает многие раздоры и даже убийства.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О плясках и скорби

Эти люди, обитающие в нестерпимо холодном северном климате, где длительные светлые времена сменяются столь же долгими временами тьмы, живут словно в пустыне, но, кажется, не испытывают недостатка в радости, извлекая ее даже из своей скорби. Для этого они устраивают пирушки (пусть даже угощение состоит из самых простых и грубых кушаний), на которые приглашаются музыканты, чтобы веселить гостей и возбуждать их к пляскам под звуки все более быстрой музыки вместе с песнями о древних героях и великанах, об их славных подвигах и деяниях. Но постепенно безудержное веселье все чаще прерывается тяжелыми вздохами и переходит в скорбь со слезами и пронзительными воплями, пока, наконец, не распадается хоровод, а танцоры в изнеможении падают наземь. Многие из присутствующих наблюдают за пляшущими людьми и в знак поддержки повторяют их движения. Наконец и они, подстегнутые музыкой, возвеселяются и начинают петь, но ничего такого, чтобы повергло их в глубокую скорбь. Они печалятся главным образом потому, что они ни малой мере не напоминают своих предков, не совершают, подобно им, славных подвигов, защищая целомудрие дев или выступая против жестокого тирана, а нынче же разными хитростями безбожные преступления скрываются и остаются безнаказанными. Эти народы считают, что умереть гораздо более безопасно, чем жить, а потому рождение младенца встречают воплями скорби, а смерть приветствуют радостными песнями.

[Гл. 9 опущена]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О кораблях, построенных с помощью сухожилий и корней

В отдаленных северных странах и доныне не обнаружены железные, медные и серебряные копи, хотя божий человек Иов и говорит о золоте, привозимом из стран аквилонских[64]. Но в тех краях есть множество обширных водоемов, а следовательно обитатели их неизбежно нуждаются в челнах и судах, построенных с помощью железа, для преодоления таких больших водных пространств. А поскольку они строят челны главным образом для рыбной ловли, то наделав тонких досок из сосен и елей, за неимением железных гвоздей, искусно скрепляют их свежедобытыми тонкими корнями деревьев, причем эти корни не менее прочны, чем пеньковые веревки. Некоторые связывают свои лодки тонкими гибкими прутьями осины или других деревьев, но никогда дубовыми, потому что это дерево растет на удалении двухсот готских или немецких миль от тех мест. Но зато сосны и ели здесь растут такие высокие и стройные, что доски из них пригодны для любых нужд, и желающие нажить состояние продают их заморским купцам. А кроме того, лодки делают, связывая доски высушенными на ветру и солнце истонченными сухожилиями животных (преимущественно оленей) или сплетенными из них нитями. Эти связки на деле являются оческами с более толстых жил, которые истончают для плетения портняжных нитей, и это еще одна польза от оленей, о чем я расскажу в главе о домашних животных. Но каким бы способом ни были построены лодки, все они тщательно обмазываются сосновой смолой, которая там имеется в неистощимом изобилии. А затем, в зависимости от назначения лодок, укрепляются изнутри и снаружи стеблями деревьев. Те ладьи, которые предназначены для путешествий по морским волнам, делаются короткими, с неглубокой осадкой, но такими широкими, чтобы в сильный ветер можно было использовать парус. Так делается потому, что морские волны часто бывают крутыми и вспениваются из-за скрытых под водой скал. А такие ладьи легко переносят удары волн и без труда, будто кожаные мешки, преодолевают подводные скалы, потому что связаны не твердым несгибаемым железом, а гибкими прочными ветвями и жилами. Долгое время такие лодки служат без природных повреждений, потому что все их элементы пропитаны сосновой смолой. Якорями у них служат изогнутые толстые корни деревьев с привязанными для тяжести камнями, якорные же канаты нужной длины сплетаются их прутьев осины, березы или бересты. Паруса делаются из грубой шерстной ткани или коры деревьев, причем только для плавания по внутренним водоемам и в редчайших случаях — по открытому морю. Такие лодки называются шаландами (Scutha). Суда, плавающие по Ботническому морю, а также по внутренним водам, прямоугольные и более длинные называются хаапарами (Haapar) и построены они без употребления железа. Хотя они довольно длинные, но двигаются очень быстро, и даже от легких толчков веслами, кажутся просто летящими по волнам. И только они употребляются для плавании по бурным горным рекам и для рыбной ловли летом. На такой лодке в 1518 году, выполняя данное мне поручение, я совершил поездку по горным рекам, когда пришлось вверить мою душу и тело хрупкому куску дерева. И путешествие это было тем более ужасающим, потому что по берегам виднелись многочисленные знаки в память погибших в водоворотах важных персон.

[Гл. 11 опущена]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О том, как охотятся лаппонцы

В некоторых главах первой книги уже говорилось о жизни и обычаях обитателей Скрифиннии, Биармии и Финнмаркии. К тому повествованию следует добавить рассказ о том, как они, привязав к ногам широкие изогнутые доски, легко и быстро скользят по глубокому снегу, спускаются в долины, поднимаются на вершины высоких холмов и поражают диких зверей стрелами из своих луков. На этой картине изображена метающая стрелы женщина с развевающимися волосами. И это не удивительно: ведь в обширных лесах, окружающих полюс, водится такое множество плодовитых диких зверей, что одни мужчины не справляются, а потому вместе с ними на охоту ходят и женщины, показывающие себя прекрасными охотницами, иногда даже более ловкими, чем мужчины. Тем не менее, согласно обычаю, добычу делят все же мужчины, которые в зависимости от своей щедрости определяют, сколько поджарить на вертеле, сколько отдать слугам или выделить соседям. Ловкость и хитроумие нужны не только во время ловли и преследования зверей, живущих на земле, но не менее хитроумные ухищрения и ловушки нужны также для охоты на птиц, которые в великом множестве водятся в тех необъятных пустынных лесах. Из мягкого пуха этих птиц люди делают мягкие перины на свои ложа, а более твердые перья употребляют вместо жил для сшивания тканей. Мясо этих животных чаще едят поджаренным, чем сваренным. Шкуры зверей, как было сказано ранее, идут на одежды для молодежи, а птичьи шкурки — на головные уборы, почему многие по бездумности своей считают, что тела обитателей севера покрыты волосами и шерстью, как у домашних животных или диких зверей, и происходит это скорее всего от невежества или от удовольствия, с каким люди обычно повествуют о невероятных вещах, которые они сами, будто бы видели, как это делает Павел Иовий[65].

[Гл. 13-14 опущены]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Об истреблении воронов

Название Исландия означает «ледяная страна. Издавна и по сей день она является владением Норвегии. На этом острове существует закон, согласно которому, человек, убивший вредное животное, получает вознаграждение из общественных средств или из королевской казны. Размер такого вознаграждения зависит от жестокости и опасности убитой твари, чью тушу охотник обязан предъявить. Вороны, даже в белой их разновидности, здесь гораздо более свирепы и кровожадны, чем в других странах. Они убивают овец и поросят, камнем падая на жертву и разрывая ее своими когтями, а потому юноши этой страны развивают ловкость и упорство тем, что безжалостно мстят воронам за грабеж, убивая их из луков. А чтобы получить вознаграждение, они должны предъявить властям клювы убитых бестий, для чего обычно нанизывают их на веревку. При этом удачливых охотников чествуют, вручая им столько стрел для луков, сколько было потрачено на хищных птиц. Так же поступают и в других северных странах относительно хищных и вредных животных за исключением больших, особенно белых, медведей, когда нужно предъявлять шкуры, которые затем помещаются в храмах перед святыми алтарями, чтобы священники могли избежать простуды. Как свидетельствует Страбон, подобным же образом испанские племена истребляли мышей, чтобы защитить от их набегов запасы зерна, получая за это вознаграждение, но несмотря на все усилия больших успехов в этой борьбе добиться не удалось. Примерно так же произошло, когда римляне запустили двух кроликов на остров невдалеке от Геркулесовых столпов и Кадиса, где эти зверьки размножились и едва не опустошили остров, но римляне вовремя заметили опасность и после долгой непрерывной охоты полностью истребили их. Я с восхищением наблюдал за блестящими действиями властей Рима, когда городские власти установили награды селянам за уничтожение саранчи, которая в течение нескольких лет опустошала не только поля, но поедала всякую зелень, включая ветви деревьев. Величина вознаграждения зависела от количества и размера уничтоженных насекомых и личинок, и его выплачивали до тех пор, пока число личинок этого вредного насекомого не пошло на убыль.

Здесь будет уместно упомянуть о том, как к царю Киру[66] пришли вестники из подвластной ему Мисии и сказали так: “О царь! В нашей земле появился огромный вепрь, который опустошает наши нивы. При всем старании мы не можем его поймать. Поэтому просим послать твоего сына к нам с отборным отрядом воинов и сворой собак и избавить нашу землю от этой напасти”. Он ответил, что сына послать он никак не может, потому что тот только что женился, но пошлет отборный отряд лидийцев со сворой охотничьих собак и велит им постараться избавить страну мисийцев от страшного зверя. Однако сын царя Кира, не желая прослыть боязливцем, быстро собрался и выступил на охоту с воинами, лошадьми и псами. К великому несчастью он был убит копьем, которое один из охотников метнул в вепря, но промахнулся и попал в царевича.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О почтении к старым людям

Обитатели северных стран испытывают большое почтение к пожилым и старым людям, как к своим родителям, так и к другим обремененным годами старцам. На картине, помещенной в начале этой главы, изображен старик, который съезжает с крутой горы или холма, он усажен в сани на медвежью шкуру, а сын или слуга ведет лошадь вниз с великой осторожностью. Видно также, что шкура повернута задней частью вперед, чтобы медвежья шерсть топорщилась и тем самым замедляла спуск по заснеженному или обледенелому склону. И так, медленно скользя, он вместе со своим грузом благополучно спустится с вершины к подножию. Если же спуститься указанным выше способом нельзя, то почтительные сыновья несут своего престарелого родителя на руках, петляя по обледенелому склону, и таким образом спускают его с горы на ровное место. Если же нужно подыматься вверх по обледенелому склону с тяжелой повозкой, чтобы остановиться и дать передохнуть тягловым животным без сползания вниз, под колеса подкладывают ветви деревьев или двузубую железную заставку. Подобные меры предосторожности весьма полезны в длительных поездках, которые продолжаются два-три дня или даже больше, но особенно они нужны для пересечения больших замерзших болот.

У этих народов существует обычай привечать и почитать старших, уступать им лучшие места, выслушивать их советы и повиноваться им, где бы это ни происходило, о чем будет сказано далее в книге XIV, в которой речь пойдет о том, как происходят суды в лесных дебрях.

Как пример почитания старших будет уместно привести рассказ Геродота из первой книги его «Истории» о двух юношах из Аргива. Их мать должна была ко времени попасть в храм Юноны на праздник, но волов не оказалось на месте. Тогда сыновья сами запряглись в повозку и привезли мать в храм, проехав сорок пять стадий, чем заслужили всеобщее уважение и восхищение. А когда их мать попросила богиню наградить ее сыновей лучшей наградой, какую только мог получить простой смертный, юноши навсегда уснули в храме, оставив тем самым потомкам подтверждение того, что человеку лучше умереть, чем жить, о чем уже говорилось в VIII главе этой книги. Саксон Грамматик в VIII книге рассказывает о том, как напутствовала мудрая мать по имени Гамбарук своих сыновей, когда было решено выселить молодых лангобардов из северной страны, чтобы избежать гибели бесчисленного множества людей от перенаселения:

Так писал Саксон Грамматик.

Даже у зверей есть чувство долга перед родителями. Особенно в этом отношении выделяются аисты, эти предвестники весенних радостей. Когда их родители стареют и более не в силах добывать себе пропитание, молодые аисты согревают стариков, укрывая их своими крыльями и утоляют их голод. Так благородно они расплачиваются с родителями за подаренную им жизнь. Что же остается делать людям, наблюдая такую нежную привязанность к родителям даже у неразумных тварей? У северных народов царит такой обычай: младшие, встретив на пути старшего по возрасту человека, обязаны свернуть и уступить ему дорогу, они должны вставать с места при входе людей, достигших преклонного возраста.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ О крещении детей обитателями лесов

Об идолопоклонниках, живущих на дальнем Севере, об их безбожных обычаях и обрядах уже говорилось немало, как и о надежде на то, что услышав истинное слово Божие, они без промедления присоединятся к сонму верующих во Христа. Однако, хоть проповеди благочестивых католических священников уже обратили многих лесных жителей в христианскую веру, большая их часть все еще пребывает в своих еретических заблуждениях, но велика надежда на то, что и они будут обращены в истинную веру. Причина такого медленного обращения всех кроется в том, что эти люди живут на удалении более двухсот итальянских миль от мест, где имеются христианские церкви, и редко кому удается преодолеть такое огромное расстояние. Но те, что уже обратились в христианскую веру, истово блюдут ее законы и обряды, и сказывается это в том, что несмотря на огромные расстояния они раз или два раза в год посещают храмы и приносят младенцев для совершения таинства крещения и несут их в коробах или корзинах, привязанных к спине, вместе с дорогими мехами и другими дарами, которые они приносят священнику, как надлежащую церковную десятину. Но достойно сожаления и то, что кроме ботнийцев, живущих на далеком Севере, необращенными остаются и обитатели Вермланда на западе, потому что путь туда тяжел и опасен, и редко в этих труднодоступных местах бывают священники, а епископы — никогда.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ О принятии христианской веры Северной и Восточной Финляндией и о великом гостеприимстве ее обитателей

Этот крайне отдаленный уголок Севера, как и соседние с ним страны, издавна закоснел в безбожных языческих суевериях, а его обитатели, следуя по этому порочному пути, проявляли большую жестокость к своим соседям. Но после того, как финны с презрением отвергли предложенный им мир, двое пресветлых и благочестивейших мужей — король Швеции святой Эрик[67] и архиепископ Упсалы достопочтенный Генрих[68] — в 1155 году победоносным оружием и силой слова Божьего привели их в подчинение Шведскому королевству и обратили в истинную веру Христову. После того, как два этих святых мужа донесли до язычников слово Божие, воздвигли церкви и назначили туда священнослужителей, новообращенные преисполнились добродетелей, что особенно проявилось в той щедрости, гостеприимстве и доброжелательности, с каким обитатели этих отдаленных мест обычно встречают прибывших издалека гостей и чужеземцев. Они добры друг к другу, непритязательны в быту и незлобливы, но если их долго раздражать и дразнить, то долготерпение их все же иссякает, и они жестоко мстят за все издевательства и оскорбления. Они живут общинами, и деревни их распределены по приходам. У них прекрасные церкви, и они с воодушевлением возводят новые и выказывают большое уважение к священникам и платят им десятину от всех своих прибылей. А священники наставляют их и с помощью переводчиков призывают с амвонов во всем следовать путем разума и чести, соблюдая все установления Господни, навсегда позабыв о прежних заблуждениях. В этом им подобны и обитатели Западной Ботнии, хотя и не имеющие в достаточном количестве школ закона Божьего, однако по естеству своему отвергающие порок и воспринимающие добродетель. Они уразумели, что благодать снисходит лишь на того, кто живет в благочестии, не обижая ближних, но отвращаясь от пороков и гнушаясь такими преступлениями, как проституция, прелюбодеяние, воровство и убийство. Даже птицы и звери покидали леса, а рыбы – воды, принадлежавшие таким преступникам, и не возвращались, пока священники своими молитвами не успокаивали разгневанного Господа. В XVI книге будет рассказано о том, каким наказаниям подвергаются те, кто попирает законы Церкви и принижает бедных.

[Гл. 19-20 опущены]

[Гл. 1 опущена]

ГЛАВА ВТОРАЯ О разнице между гигантами и другими бойцами

В королевстве Хельсингланд[69], которым ныне владеет шведский король, жил некогда гигант по имени Хартбен. Ростом он был подобен башне высотой девять с половиной локтей. Ему сопутствовали 12 товарищей, знаменитых воинов и кулачных бойцов, которые также были довольно высокими, но едва достигали половины его роста. Был и еще один гигант Старкадер, известный всей Европе своими подвигами, о чем будет рассказано далее. О подобных им Арнгриме и Арвароде, об их удивительных подвигах также будет рассказано ниже. Было бы правильно сказать, что примеры людей невероятной силы берутся не только из глубины старых времен. И в наши дни среди работающих на копях Свеаланда, Гёталанда[70] и других провинций встречаются мужчины, наделенные такой великой мощью, что могут, взяв на спину лошадь или быка, или сосуд весом шестьсот, восемьсот или тысячу фунтов, нести этот груз многие стадии. Следует заметить также, что иногда такое могут проделывать и женщины. В Священном Писании (Второзаконие, гл. 3) также говорится о великанах, подобных только что упомянотому Хартбену. Речь идет о царе Васанском по имени Ог[71], который происходил из расы исполинов, и «одр его, одр железный девять локтей длина его и четыре локтя ширина его, по локтю возмужалого». Не верить такому авторитетному источнику — это непристойно и бесстыдно, тем более, что о том же свидетельствует Святой Августин[72] в книге «О граде Божием», книга XV, глава IX, указывая, что тела людей были тогда гораздо больше, нежели сейчас. Солин также повествует, что сын Евтимена[73] из Саламина к трем годам вырос до четырех с половиной локтей, однако он двигался очень медленно, и разум его был помрачен. Он имел очень сильный голос и рано достиг пубертатного возраста, но вскоре умер от одолевших его недугов. Этот же автор рассказывает, что во время Критской войны[74] вышедшая из берегов река принесла человеческое тело длиной тридцать три локтя, увидев которое легат Луций Флакк и сам консул Метелл были так удивлены, что не поверили рассказам, пока не увидели это чудо своими глазами. А сейчас извлечения из книги «О природе вещей». На западном побережье была найдена девушка со смертельной раной в голову, так и осталось неведомым, из какой части Океана принесли ее бурные волны. Одета она была в пурпурную хламиду, рост ее достигал едва ли не четыре десятка локтей, а ширина плеч была четыре локтя. Плиний в книге VII, гл. II[75], повествует, что в Скифии были люди ростом пятьдесят локтей. Исидор[76] же говорит, что среди долгожителей Индии были мужи ростом двадцать футов. Римский историк Габиний, упоминаемый Страбоном[77] в книге XVII, пишет о могиле Антея, содержавшей его берцовую кость длиною шестьдесят локтей. Даже огромные калиги[78] императора Максимина Гота[79] не подошли бы для такой ноги.

[Гл. 3 опущена]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О доблестях и достоинствах могучего Старкадера

Несомненно, все достоинства и добродетели Старкадера увеличились бы во много раз, если бы он жил после рождения Христа и придерживался бы его учения. Но и без того, он прожил в три раза дольше, чем длится жизнь обычного человека, и остался великолепным бойцом, не изведавшим ни единого поражения, потому что обладал невероятным мужеством и отвагой. Телесной мощью и ростом он превосходил любое человеческое существо. Обычные люди считали его бессмертным и согласно признавали, что он превосходит всех своими доблестями и достоинствами.

Во всех аквилонских королевствах, а равно и соседствующих с ними странах осталась память о его знаменитых деяниях. Первым его деянием было убийство норвежского конунга Викара[80], и подвиг этот он совершил, чтобы умилостивить богов. Затем он совершил несколько пиратских набегов на соседние провинции и опустошил их, пройдя вдоль и впоперек, напал на Руссию, одолел ее короля Флокка[81] и разграбил его казну. Такое славное начало военной деятельности Старкадера вызвало зависть биармских кулачных бойцов, которые до того считались самыми славными и доблестными, и они вызвали его на бой. Превзойдя их бойцовским мужеством и мастерством Старкадер доказал, что пользуется заслуженной славой, после чего отправился в Швецию. После семи лет службы шведскому королю, он направился в Данию, а позже – в Инландию, чтобы познать самые отдаленные уголки населенного мира, где вступил в бой с двумя знаменитыми атлетами и одолел их, выйдя из боя победителем.

Вскорости после этого он в Восточной Руссии выступил против знаменитого разбойникам Визинна. Этот Визинн изводил все соседние области своими набегами и всеми видами злодеяний. Он захватывал жен знатных мужей и принуждал к совокуплению на глазах у супругов. Старкадер, этот второй Геркулес по телесной мощи, пришел в Руссию с намерением избавить ее от злодея. Старкадер вызвал разбойника на поединок и удушил его.

Затем он пошел дальше на восток и прибыл в Византий, где сразился с гигантом по имении Танна, который из-за своей огромности и силы считался непобедимым. Старкадер одержал над ним победу и изгнал его из этих мест, приказав отправиться в неизвестные доселе земли. Поскольку никто в Византии не мог превзойти его в мужестве и силе, Старкадер пошел в Польшу, где в поединке одолел атлета по имени Ваше. Вскоре после боя с польским атлетом он победил саксонского бойца Хама[82] известного своей ловкостью и силой. Вначале Старкадер был сбит с ног ударом кулака, но быстро вскочил на ноги и атаковал противника так стремительно, что тот не успел даже обнажить клинок, и Старкадер разрубил его надвое. После этой победы он привел саксов под власть данов, но те обращались с побежденными очень жестоко, принудив в знак покорности ежегодно платить дань с каждого локтя своего роста. Но это владычество продолжалось недолго.

[Гл. 5-13 опущены]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О деяниях Арнгрима и Арварода

Здесь будет уместно рассказать, как по наущению шведского короля Эрика Красноречивого[83] знаменитый шведский боец Арнгрим победоносно сражался против северных властителей Скрикфиннии и Биармии. Благодаря этим победам он стал зятем датского короля Фродо, который хотел с его помощью расширить свои владения до самых дальних обитаемых людьми мест и распространить свою славу на весь мир. Саксон свидетельствует, что от Осуры у него было 12 сыновей, которых он с юных лет приучал к пиратству, и однажды судьба забросила их всех на одной лодье к острову Самсё[84], у берегов которого стояли два боевых корабля норвежских пиратов Хьяльмара и Арварода. Кормчих на кораблях не было, и братья легко захватили их, перебив всех гребцов. Но ошибка их была в том, что предводителей они не убили. Однако юноши решили, что эта победа бесполезна и неполна — слишком уж легко она им досталась. Братья считали, что в любой битве они могут подвергаться гораздо большему риску, и необязательно с таким счастливым исходом. И действительно, норвежские пираты, один из кораблей которых во время бури повредил кормило, ушли в лес, чтобы вырубить бревно для нового руля. Они свалили дерево и принялись обтесывать его, придавая нужную форму. Затем норвежцы взвалили бревно на плечи и понесли его к берегу, пребывая в совершенном неведении о случившимся с их товарищами несчастье. На берегу они встретились с сыновьями Арнгрима, забрызганными кровью только что убитых жертв. Двое норвежских пиратов получили приказание сразиться с двенадцатью противниками. Действительно, это было неравное число: двенадцать бойцов против двух, однако победа не решается лишь арифметической множественностью рук, и хоть Хьяльмар был убит, но и все его двенадцать противников постигла та же участь, потому что Арварод продолжил сражение не мечом, а ухватил толстое, еще не полностью обработанное бревно для кормила и, размахивая им с необычной силой, с каждым ударом поражал врага и умертвил всех двенадцать.

[Гл. 15-29 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ О знаменитых воительницах

Ничего удивительного или невероятного нет в том, что гётские женщины принимали участие в самых тяжелых сражениях — ведь они с колыбели приучались к строгому поведению и военному делу, им не позволяли изнурять телесную силу разгульной жизнью, неподобающим поведением и распутством. Их приучали в любой момент применить оружие, отказаться от легкостей в жизни, закалять свои тела и укреплять дух в терпении и труде, отвергая присущую женщинам нерешительность и легкомыслие, заменяя женскую мягкость мужской жесткостью. Это особенно касалось тех девушек, которые проявляли силу характера и телесную ловкость. Поскольку они предавали забвению свой прирожденный пол, то отдавали предпочтение не соблазнительности, а суровости, не поцелуям, а схваткам, не объятиям, а звону оружия и, познав вкус крови, предпочитали мечи возлюбленным, а их руки, предназначенные для вязальных спиц, сжимали оружие, глаза служили им не для любования изысканными предметами, а для убийства. Они без колебаний нападали с копьем на того, кого считали возможным одолеть в одиночку. И немалое число женщин отказывались от наслаждений и удовольствий, с готовностью предаваясь воинской службе. Причины, по которым родители позволяли, чтобы произошло так, а не иначе, были довольно вескими: девушки оружием могли защитить свое целомудрие и честь перед высокомерными кулачными бойцами, не боявшимися преступлений и насилия в отношении существ противоположного пола, они не желали, чтобы из-за подобных случаев недоброжелатели позорили их страну, их родителей и других невинных людей. Среди таких женщин мы знаем норвежских дев Стикла[85] и Алвилд[86].

[Гл. 31 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ О самой знаменитой женщине, благороднейшей королеве Амаласунте

Из всех готских женщин-воительниц самая известная и мудрая — Амаласунта[87], дочь Теодориха, остготского короля Италии. Об этой женщине писали многие знаменитые латинские и греческие авторы — такие, как Иордан[88], Прокопий[89] и другие, но больше всех о ней писал Свида[90]: «Амаласунта, мать Аталариха, была справедлива и достоинствами своими не уступала ни одному благородному государственному мужу. За все ее долговременное правление Городом никто из римлян не подвергся телесному наказанию или денежным поборам. Когда же готы захотели разграбить и опустошить Город, она этому безоговорочно воспрепятствовала. Она хотела, чтобы ее сын приобщился к управлению Римом и вел такой же образ жизни, что и она. Для этого она старалась дать ему образование и заставляла заниматься науками. Из всех наиболее выдающихся готских знатных молодых людей она выбрала таких которые уже имели государственный опыт и были строгих правил. Она окружила этими людьми своего сына Аталариха, чтобы тот с детства получал нужные уроки». Другой готский король, Теодад[91], написал об Амаласунте такие слова: «Сама эта женщина — украшение наших королевств, она — цвет и слава нашего родословия, отблески ее великой славы падают не только на нас, родственников, она красит собой весь род человеческий. Кто и какими словами может описать ее благочестие и оценить ее добродетели? Философы, увидев ее, постигали бы новые знания и признали бы, что их трактаты содержат более незначительные вещи по сравнению с взвешенными и мудрыми речами этой женщины. Без сомнения, в том и состоит великая сила властителя, чтобы быстро осмысливать, но не спешить с высказываниями — ведь властителю нельзя говорить то, в чем ему пришлось бы раскаиваться. Благословенна держава, которая может похвастаться правлением властительницы, обладающей такими добродетелями пред лицом Господним». Давая более широкое описание достоинств этой славнейшей из королев, Альберт Кранц[92] превосходит других авторов в ясности и определенности.

[Гл. 33 опущена]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Люди воинственного племени, обитающего в рудных горах Свеаланда и Гёталанда, силою своего духа, телесной мощью и отвагой подобны гигантам и бойцам. Поэтому они заслуживают того, чтобы после гигантов и кулачных бойцов, был описан их образ жизни, какое оружие они употребляют, и какая разница между этими двумя породами людей. Но в какой последовательности делать такое описание будет определено позже, а пока следует сообщить о местах их обитания, то есть о горах, где живет этот народ. Горы те высоки, бесплодны и пустынны и единственно ценное, что содержат — это неисчерпаемые залежи руды, что позволяет обитателям обеспечивать себя всем необходимым для небедной жизни, а в случае противостояний с кем-либо из соседей, решать разногласия себе на пользу, ограничив продажу металла сопернику. При желании они могли бы получать и более, чем необходимо для обеспеченной жизни, объединившись для строгого обережения этих благословенных даров Природы, что они и делают. Этот героический народ не уступит ни дюйма своего как в случае столкновения с врагами, так и в противостоянии с природными бедствиями. О войнах будет сказано в последующих главах. Чужеземный писатель Альберт Кранц[93] свидетельствует, сколь сплоченно и отважно эти люди, именуемые далекарлийцами, выступают против врагов. Он вполне достоверно описывает их борьбу с датскими королями Христианом I и, особенно, Иоанном[94]. И король Христиан II[95] на собственном опыте убедился, с какой силой и яростью сражаются они, когда был изгнан из Свеаланда и Гёталанда, поднявшихся в 1521 году по призыву короля Густава[96], и каких жертв это стоило, потому что король Христиан последовал дурным советам Иоанна. О тех бесчеловечностях и жестокостях[97], которые творились в северных краях, и которые я видел своими глазами, будет рассказано позже.

[Гл. 1-2 опущены]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Об ископании металлов

Рудокопы, добывающие металл, подвергаются большой опасности, но не страшатся ее, а от самого входа внутрь горы они ставят многочисленные подпоры потолка в виде арок, чтобы обеспечить свою безопасность. Поимо этого, не очень надежного способа, рудокопы придумали и другой: они обвязываются веревками, спускаются вниз и там ломают руду или разрабатывают серебряные жилы, а это же устройство используют, чтобы поднимать добытое на поверхность, где все тщательно очищается при помощи огня и воды.

Обычно в верхних слоях добыча руды невелика и вряд ли может служить источником хорошего дохода, поэтому ясно без слов, что копатели стараются углубиться в недра горы, укрепляя своды все новыми более надежными колоннами. Они убеждены, что горные сокровища залегают на большой глубине, у самого подножия скал. Изыскания основываются на знании точных признаков залегания руды и требуют большого внимания и наблюдательности.

Таким образом, металлы, сваренные самой природой, могут добываться в большой массе, особенно медь и серебро. Но, как говорит Страбон в одной из притч[98]: «Много кто желает добывать золото и серебро, ископая не сырую руду, а похищая сразу чистые металлы. И стараются поступать именно так, хотя сокровища скрыты за тысячью замков, и стерегут их хищные грифы или скифские муравьи[99]». Но одно из подходящих к случаю изречений гласит: «Похищенное золото нуждается в охране железом». Наверное поэтому Плиний и говорит, что жизнь свою человек может провести в покое и блаженстве, довольствуясь простыми земными благами, если не возжаждет излишеств и роскошества. Золота и серебра в старые времена было несравненно больше, чем нынче, и тратили их тогда неизмеримо больше, чес сейчас, но на какие же чудовищные уловки и придумки подвигали людей жадность и тщеславие, чтобы удовлетворить пустые страсти. Стали находить забаву в том, чтобы любострастными изображениями украшать кубки и пить из непристойностей. Но такие пороки постепенно лишают человека разума, превращая его в расслабленное создание.

[Гл. 4 опущена]

ГЛАВА ПЯТАЯ О подъемных колесах, устройствах и опасностях для работников

На этой картинке видно огромное колесо, точнее, подъемное устройство, вращаемое людьми или тягловыми животными внутри его. Рядом изображен человек, который спускается вглубь горы, прочно привязанный к веревке, и наполненная рудой или водой бочка, поднимаемая вверх на той же веревке. Здесь, как можно понять, изображен способ, которым рудокопы пользуются при добыче руды. Следует сказать также, что часто колесо по очереди вращают лошади или большие медведи[100], особенно тогда, когда нужно поднять или опустить тяжелый груз, если невозможно сделать это, двигаясь по тоннелям и лестницам.

Рудокопы, постоянно выполняющие трудную и тяжелую работу как под землей, так и на поверхности, все же являются людьми крепкими, и часто по своей воле идут на эту каторгу, совершив какое-либо преступление. Они безопасно живут в этих местах под защитой королевских привилегий[101], в противном случае им нужно было бы покинуть страну. Однако право вернуться в родные места они никогда не заработают. Рудокопы — отчаянное племя, они склонны к возмущениям и беспорядкам, к насилию и дракам, убийствам и тысячам других подобных преступлений, но вынуждены соблюдать установленный порядок — в противном случае их подстерегает множество опасностей и несчастий. Но эти буйные головы не страшатся ни обвалов каменных стен, ни смертельно вредоносных выделений из добываемой руды, ни удушающего воздуха копей, поэтому иногда судьба их бывает ужасна. Это чаще всего происходит, когда рудокопы работают без опаски и слишком поспешливо, чтобы пораньше выполнить урок. Такая работа является причиной обвалов, и работники либо мгновенно гибнут, раздавленные каменными глыбами, либо умирают жестокою смертью от голода и удушья, испытывая эти муки в течение нескольких дней. И если средств вызволить их из-под земли не остается, то обычно устанавливают памятный камень, на котором пишут число погибших рудокопов, будь то 30, 60, 100 или больше. Тем не менее, оставшиеся в живых не теряют своей неукротимости, словно произошедшее на их глазах несчастье нисколько не испугало их. А ведь достаточно одного легкого удара молотка, чтобы обрушить огромные каменные глыбы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Об искусстве и мастерстве кузнецов

Кузнецы, литейщики, токари — все люди, работающие с металлом — пользовались особым почетом во многих полночных королевствах и провинциях, а среди воинственных горцев Далекарлии и обитателей Хельсингланда, бывшего некогда славным королевством, можно встретить таких искусных и опытных кузнецов, равных которым не отыскать во всех северных областях. Искусно располагая движимые водой колеса, они умеют вытягивать сырой бесформенный материал в длину, превращая его в богатую металлом субстанцию. Таким образом, двигая и прилагая в нужном направлении силу такого устройства, можно за короткое время сделать огромную работу, приготовить нужный материал для медной посуды и железных инструментов и смастерить их. Выполняя такую работу, мастера имеют немалый прибыток. Кроме того, они изготовляют железные двери, оконные ставни и запоры, причем все соединяется так плотно, что найти хотя бы маленькую щель невозможно. Наверное, нигде во всей Европе подобной работы не найти.

По приказу папы Юлия III в Риме на виа Фламиниа была построена капелла Св. Андрея, украшенная железными решетками, фасад роскошного дворца, принадлежащего семейству Маттеи[102], также искусно изукрашен изделиями из железа и вызывает восхищение публики, но если бы все это изготовили северные мастера, восторг был бы гораздо больший.

Следует сказать, что такие мастера очень редко или даже никогда не изготовляли пыточные инструменты вроде ручных и ножных кандалов с острыми шипами и т. п. Подобные малопривлекательные товары в королевство, надеясь на прибыль, привозят германские торговцы. Среди этих приспособлений есть одно под название «Дева»[103], при помощи которого сжимают пальцы и дробят, причиняя нестерпимую боль, и хоть название само по себе прекрасно, но предмет этот и его назначение омерзительно. Не моя задача объяснять здесь причины применения «Девы», оставим это хранителям и толкователям законов, жалоб на их на рушение в северных королевствах достаточно, поэтому не стоит ввозить чужеземные пыточные приспособления, чтобы не увеличивать их число.

Но в то же время следует поведать об одной достойной сожаления вещи: властители некоторых лютеранских княжеств[104] на берегах Сарматского моря[105] любят и привечают опытных палачей, умеющих обращаться с железными пыточными приспособлениями, и печалятся, что доселе им были неизвестны эти чудовищные инструменты, причиняющие адскую боль человеческим существам. Душа содрогается при виде этих инструментов, ум человеческий отвращается от описания жестокостей ими причиняемых, и рождается мысль, что все это придумано не людьми, а исчадиями преисподней.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О выплавке металлов

В горах, где имеются богатейшие рудники различных металлов, мастера выплавляют и обрабатывают каждый металл– серебро, медь, железо — своим особым способом, превращая руду в металлическую массу. Для выплавки серебра нужно чистое пламя в сводчатой печи из прочного обожженного кирпича, чтобы превратить руду этого самого драгоценного из добываемых здесь металлов в мягкую текучую массу, которую выпускают по круглому или квадратному стоку, в формы, заданные мастером для изготовления того или иного предмета. Из выплавленного серебра обычно изготавливают столы, четырехугольной формы сиденья или военные щиты, прежде всего с целью показать королевское величие и богатство как обитателям подвластной страны, так и посланцам от других властителей, которым принято дарить серебряные вещи.

А для выплавки меди или бронзы нужна скрепленная металлическими обручами и канатами печь из глины и огарков с большим количеством мехов разных размеров для поддува и поддержания пламени внутри. Выплавленный металл выливается без специальных отводов прямо в формы, вырытые в земле под печью. Плавка производится быстрее и легче, если воздух поддувается снизу, от чего пламя становится более сильным, и находящийся в огне металл приобретает комковатые формы весом сто, двести, шестьсот или тысячу фунтов, а то и более, так что для его перевозки требуются целые корабли и специальные весы для взвешивания больших грузов.

[Гл. 8-9 опущены]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О бесах в рудниках

Как говорилось ранее, жители северных королевств получают большую помощь в работе от бесов и пользуются их услугами в скотных дворах и в рудниках, где они копают руду, дробят камень и, наполняя ведра или бочки, осторожно поднимают добытое на поверхность при помощи канатов и небольших подъемных приспособлений, устроенных ими. Перед людьми они показываются по своему желанию в виде призрачных теней любого облика, притворно ласковыми голосами и дружелюбным смехом они очаровывают людей, проделывая при этом разные бесовские трюки и пускаясь на всяческие хитрости, чтобы увлечь человека к погибели. И вот оказывается, что подпорки, держащие свод рудника, сломаны, падают каменные глыбы, разносится удушающий запах, лопаются канаты, люди падают вниз, ломая себе шеи и богохульствуя при этом, отчего все больше запутываются в смертельных бесовских сетях. Особенно часто такое случается в заброшенных, но богатых серебром копях, где можно добыть огромные сокровища, а в местностях, где находят много металла, существует шесть разновидностей бесов, гораздо более злых и хитрых, чем другие, им подобные, которые своими злобными проделками подвергают рудокопов большой опасности.

Немецкий писатель Мюнстер[106] высказывает свое мнение об этих духах, которые всяческими соблазнами причиняют людям большие убытки, а то и вовсе доводят до гибели: «Известно, что множество бесов устраивают свои логовища в копях и рудниках, причем одни не причиняют рудокопам никакого вреда, они просто бродят по рудничным подземельям, иногда бездельно, а иногда могут помочь рудокопу наломать руды, погрузить ее в бочки поднять на поверхность, и происходит это большей частью в серебряных копях. Другие же, наоборот — весьма зловредны и причиняют большие беды, как это произошло в Анненберге на руднике Розенкранц[107], когда двенадцать рудокопов погибло, а рудник пришлось оставить, несмотря на большое содержание серебра. Об этом мне поведал высокоученый и мудрый философ Георг Агрикола[108]. Некогда римляне посылали приговоренных к смертной казни преступников в рудники, где они погибали от козней подземных бесов».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О молниях в рудных горах

Обитатели рудоносных гор часто наблюдают удивительное влияние, которое оказывает на выделения из руды грозы и молнии: из копей, пещер и каверн поднимается густой плотный пар, покрывающий окрестности, раздается громкий шум и повсюду разносится невыносимое серное зловоние, возникающее одновременно с ударом молнии. Если же кто-нибудь окажется поблизости и вдохнет этот зловонный пар, то непременно заболеет трудноизлечимой болезнью и будет умирать от удушья, которое, однако, излечивается, если заболевший быстро выпьет горячего пива с намешанным туда маслом. Исцелению и противостоянию болезням способствует скорее крепкое здоровье обитающих там людей, а не лекарские снадобья.

Иногда случается, что молния ударяет в скалы и обнажает сверкающие среброносные жилы, которые рано или поздно кто-либо обнаруживает и тем самым весьма приумножает свое состояние. В этих местах часто бушуют яростные грозы, сопровождаемые мощными смерчами, жертвами которых становятся стада на открытых пастбищах, что и не удивительно: подобное воздействие таинственных сил природы можно наблюдать и в других местах. Павел Диакон в кн. V, гл. XV[109] рассказывает, что в 640 году после Р. Х. стояли такие дождливые и грозовые погоды, которых не упомнит ни один человек, и несколько тысяч человек и неразумных тварей тогда погибли от ударов молний, а вот овощи, которые вырастать при таком дожде не могут, взошли в другое время, созрели, дали хороший урожай, который успели собрать. А кто интересуется воздействием молний на металлы и металлические изделия и хочет узнать больше об этом предмете, может обратиться к главе 13 первой книги этого труда.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О чеканке монет

В старые времена северные народы были более счастливы, чем нынче, потому что не знали денег, не жаждали их и жили честным обменом товара на товар. Следует сказать, что в самых отдаленных местностях на севере и доныне живут племена, не знающие денег и ведущие меновую торговлю, как в старину, оценивая вещи не в монетах, а в равнозначности товаров — дурное влияние стяжательства и сребролюбии их не коснулось. Но со временем для облегчения торговли наши праотцы придумали и стали употреблять, как деньги, кусочки кожи, которые в дальнейшем все чаще заменялись кусочками серебра и оценивались по весу, размеру и количеству. В течение многих столетий сокровища королевской казны у гётов и свеев приумножались, их стали хранить в крепостях под строгой охраной. Со временем в северных королевствах по примеру других стран стали ходить монеты не только из чистого серебра, но также из сплава серебра с медью, однако золотых монет не было, месторождения золота были еще не открыты, а Иов[110] говорит, что с севера исходит золото, а в наше время утверждают, будто король Густав[111] открыл золотые копи, и золото там стало цениться очень высоко. Золото начали ввозить в северные королевства во все места, кроме самых отдаленных северных провинций, потому что тамошние правители запретили это, оберегая простодушных обитателей от купеческих плутней, которые вместо золотых монет использовали блестящие кусочки латуни. Павел Диакон в книге III, гл. VI[112] повествует о том, как саксонские торговцы рассчитывались с лангобардами фальшивым золотом, но обман был раскрыт.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О наказаниях фальшивомонетчиков

Среди племен Дальнего Севера не ходят монеты из чистого серебра, а равно из сплава серебра с медью, и причиною тому служит плутовство купцов из Московии, которые в точности уподобляются жадным до денег грекам, считая славным и выгодным делом обмануть соседа, всучив ему монету, сделанную из железа, олова или свинца. Однако подобный обман в этих местах не остается безнаказанным. Известен случай, когда московиты, набрав множество всяких нужных им товаров, рассчитались с простодушными местными продавцами большим количеством железных и свинцовых монет, которые ярко блестели, украшенные королевским ликом и гербом, за что королевские стражники наказали их с невиданной жестокостью. Они собрали все фальшивые монеты в округе, поместили их в раскаленную печь, а когда металл расплавился, бросили туда еще живых мошенников. Были случаи, когда пойманных на таком преступлении плутов топили в котле с кипящей водой или, облепив тело жулика его же фальшивыми монетами, привязывали его к высокому столбу и оставляли умирать мучительной смертью, как это произошло с одним юношей в 1500 году около города Норчёпинга в Восточной Гёталандии, и я видел все своими глазами. Все было проделано в соответствии со старинными законами и достойными похвалы обычаями тех мест, согласно которым право чеканить монету принадлежит королям, князьям и прелатам Святой Церкви, с тем, чтобы деньги содержали одинаковое количество металлов, в одинаковой пропорции и употреблялись для купли и продажи не только в полночных королевствах, но и в приморских германских городах, укрепляя взаимное доверие.

[Гл. 14-16 опущены]

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ О златокузнецах

Ранее уже было сказано о том, что горы Шведского королевства содержат неисчерпаемые запасы серебра, и о том, как его находят и извлекают из недр земли. Поэтому теперь следует рассказать, как используют серебро, как им злоупотребляют и что делают, чтобы этот благородный металл не остался неизвестным для тех, у кого его нет, или для тех, кто им владеет, но не знает, что с ним делать. Если мы обратим взгляд в прошлое, то увидим, какое изобилие золота, серебра и других драгоценных металлов вроде бронзы было тогда, как обильно украшали язычники драгоценными металлами изображения своих богомерзких идолов и безбожные храмы, какими роскошными были пиршественные залы царей и князей, даже детские колыбели и уздечки лошадей блистали золотыми и серебряными украшениями. Золотоносной руды было много, но количество золота стало уменьшаться вследствие больших потрясений: моровая язва, жестокие войны, голод и стихийные бедствия вызывали необычно большую смертность, и поиски новых золотых жил прекратились. У последующих поколений наряду с ненасытной жаждой золота сохранилась лишь память о том, что где-то на далеком Севере есть места, где добывалось много этого вожделенного металла. Я считаю, что в шведской меди находится довольно много золота — нередки случаи, когда медь, извлеченная из-под обломков перевозившего ее корабля снова продавалась и приносила большой доход, если тщательно очищалась на сильном огне. Я полагаю, что в этом искусстве особенно преуспели венгерские мастера, которые старательно обрабатывали медь, доводя ее до густой красноты, затем вковывали из нее тонкие пластины, которые продавали иностранным торговцам, а те перевозили ее по знаменитой реке Вистуле[113] через Польское королевство в принадлежащий прусскому герцогу стапельный город Данциг[114], где и распродавали ее мелкими партиями. Часть меди оставалась у венгерских ювелиров, которые известными только им тайными способами извлекали золото из меди и бронзы. Что же касается серебра, то наверное, ни в одной стране не продается и покупается столько прекрасных серебряных изделий, как в Свеаланде и Гёталанде. Едва ли там найдется хоть одна семья, которая не хранит или не обрабатывает серебро. Немалый доход приносит изготовление образов святых покровителей и хранителей страны, для изготовления дароносиц и ларцов также используется большое количество золота и серебра. То же можно сказать и об украшениях молодых женщин: для них изготовляют прекрасные тиары, которые они носят на головках, ожерелья, подвески, броши и кулоны на грудь, браслеты, цепи и кольца, которые им дарят родители, друзья и подруги. И так делают не без причины: подарок из серебра хранится всю жизнь и даже переходит к потомкам, в отличие от шелковых платьев, которые быстро становятся пищей для моли. В старые времена знатные люди обычно украшали серебром свои пояса, за что и получили прозвище «сребропоясников», одежду же застегивали серебряными пуговицами. Хвосты лошадей украшали маленькими серебряными колокольчиками, чтобы встречные, услышав звон, немедленно уступали дорогу. Кроме того, серебряными изделиями украшались подковы, стремена, уздечки, нагрудники и другие предметы упряжи.

[Гл. 18-19 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О кожевниках и разных кожах

Многие удивляются, как могут жить люди на севере среди ужасных холодов, описанных мною в 19 главе первой книги, и этот вопрос я слышу на протяжении тридцати лет моей жизни в Италии. Особенно поражаются этому жители Эфиопии и Индии, обитающие в таком жарком климате, что даже одежда из пестрых перьев попугая им кажется тяжелой и слишком теплой. Ответ на такой вопрос может быть один: природа — мать всего сущего, и не создает ничего избыточного или недостаточного, и нет никакого сомнения в том, что она же и обеспечивает свои творения всем необходимым. Индийцы пользуются разнопестрыми одеяниями из перьев больше для украшения, чем для надобности, а вот скифы носят мохнатую кожаную одежду для своего удобства. Мы не вольны превосходить те границы, которые установила для нас мудрая мать-природа, наделив южные страны нестерпимой жарой, а страны у арктического полюса — такими же труднопереносимыми холодами, льдами и снежными бурями. Но она же в изобилии даровала обитателям севера деревья — недорогое топливо и шкуры таких животных как барсуки, белки, бобры, волки, выдры, горностаи, зайцы, зубры, козы, косули, куницы, лесные коты, лисы, лоси, овцы, олени, онагры, росомахи, рыси, соболи, телята, тюлени, ягнята. Опытные кожевники умеют так мастерски сшить одежду из шкур разных животных, что она своим видом радует глаза, а ласковой мягкостью и теплом – тело. Но при покупке меховых одежд и изделий из кожи нужно быть очень осторожным, о чем будет сказано в следующей главе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О том, как распознать подделку

Покупая шкурки соболей, куниц, горностаев, бобров рысей и выдр, следует быть очень внимательным и тщательно осматривать товар, потому что иногда покупателю приходится горько сожалеть, когда приобретенные шкурки вдруг изменяют цвет. Существует две породы белок, одни живут в северных горах, они белого или сервато-голубого цвета, схожего с легкой небесной синевой. Их шкурки подделывают, припудривая истолченным мелом другие, более дешевые шкурки. Белки другой породы живут на юге, их шкурки подделывают при помощи того же мела, смешанного с черной сажей. Шкурки соболей и куниц выдерживают в смолистом дыму, чтобы мех стал темнее и гуще. Поэтому и продавать их стараются только в сумерках или при облачной погоде, и никогда при ярком солнечном свете. Таким же образом подделывают шкурки бобров и выдр. Но обнаружить подделку можно легко при помощи куска белого полотна, если потереть им предлагаемую к продаже шкурку — белое полотно почернеет. Посыпанный белым меловым порошком горностай выглядит белее натурального, и если осторожно потереть шкурку куском черной ткани, она побелеет, и подделка обнаружится. В таких случаях покупателю нужен хорошее освещение и зоркий глаз, чтобы распознать подобные хитрые уловки и избежать обмана.

[Гл. 1 опущена]

ГЛАВА ВТОРАЯ О стрелах и другом оружии

Если говорить о схватках и битвах, то всем известно, что гёты превосходят противников мощью своих арбалетов, стрел, копий и мечей, и едва ли найдутся во всем мире боле добротно изготовленные арбалеты и более длинные мечи. Такой меч является предметом вожделения многих воинов, его жаждут получить любым путем — унаследовать или получить в подарок, и ценность его намного превышает ценность серебра, которое все имеют и легко дарят другим людям.

По стоимости серебра ценятся и удивительные самострелы, которые при помощи колесного устройства взводятся необычайно быстро. Стрела-болт с железным наконечником, выпущенная из такого арбалета, летит с огромной скоростью и пронзает панцирь или двойные латы вражеского воина так легко, словно сделанные из мягкого воска. Поэтому воинственные народы применяют это оружие чаще всего. Есть и иные причины, о чем будет сказано далее. На поле боя войску нужны стрелы с железными наконечниками, и военачальники доставляют их тысячами, потому что весят они немного и их легко перевозить, и ни один арбалетный выстрел не пропадает зря, причиняя противникам тяжелые раны. Следует особо упомянуть ядовитые стрелы с трехгранными наконечниками, которые употребляют только против неукротимого и бесчеловечного врага. Отравленные стрелы применяют не всегда, а лишь тогда, когда заранее известно, что пощады от дикого и безжалостного противника не будет. Плиний в кн. XVI, гл. XXVII пишет[115], что стрелы изготавливают из трубчатых стеблей тростника или камыша, но в северных странах тростниковых стрел не делают, потому что здесь по причине холодов не вырастает толще детского пальца. Здесь, как предмет роскоши, ценится единственный вид трубочек из Италии[116], за них дают целого быка или лошадь, а там пробиваются слабые или старые люди. Самострелы с тетивами из жил в северные королевства привозят мастера из Нижней Саксонии, и за них дают быка или лошадь, если нет денег.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О разном оружии

Как известно, природа обеспечила свои творения разными средствами обороны и защиты — одному она даровала зубы, другому — рога, третьему — копыта, у некоторых животных есть странные органы, некоторые используют слюну, колючки, мочу и экскременты. Человек же от рождения — существо слабое, безоружное и беззащитное, он подвергается всякого рода опасностям и вынужден бороться против них любыми средствами. Но вопреки здравому рассудку люди сражаются между собой с более чем звериной жестокостью. Этому сопутствуют нищета, болезни и смерти. О пыточных инструментах, придуманных людьми, и с удовольствием употребляемых жестокими палачами, говорить не хочется, одно лишь воспоминание о них вызывает дрожь.

Однако, оружие, изображенное на верхнем рисунке, обитатели севера считают настоящим сокровищем. Они берегут его и стараются приобрести еще больше, получить в приданое или в наследство. Оружие, будучи фамильной ценностью, остается в роду, переходя от поколения к поколению. Несомненно, железо представляло не меньшее богатство, чем золото или серебро. Кассиодор[117] свидетельствует:

Оружие было в старину и по сей день остается желанным и драгоценным подарком. Такими подарками в знак приязни и дружбы обменивались властители, они с удовольствием принимали такие подарки, гордились ими и берегли. Королем Теодорихом[118] подарок был принят с большим удовольствием, о чем и пишет Кассиодор в начале кн. V. Если же кто желает узнать больше о военном снаряжении, может обратиться к повествованию Исидора[119], который тоже не преминул упомянуть о нем в своем нелегком, но захватывающем труде. Итак, народы севера использовали мечи, копья, кинжалы, сабли и другое оружие. Кимвры, как и готы, использовали трезубцы, оружие известное всему миру. Геродот многословно повествует об оружии персов, ассирийцев, фракийцев, египтян и индийцев, равно как и Плиний в книге VII, и Вегеций[120] в своем труде. Славный датский историк Саксон говорит о некоторых чудесных, однако вполне вероятных случаях затупления или порчи мечей, что само по себе является скорее присущей природе чудесной тайной.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О внезапном призыве народа к оружию

На рисунке вверху изображен несущийся во весь опор всадник с жезлом в руке, один конец которого обожжен, а ко второму привязана веревка. Значение этих символов очень простое: враг угрожает северной стране нападением как с моря, так и в любом месте на земле, поэтому по повелению правителя области следует немедленно снарядиться в поход, о чем уже договорено с опытным в военных делах человеком, готовым принять на себя командование собранным войском, и жезл этот, длиной в три пяди, вручается молодому человеку, который может сломя голову поскакать и доставить его в тот или иной город или селение с сообщением, что жителям надлежит в течение трех, четырех или восьми дней снарядить в поход двух-трех юношей, а то и всех способных носить оружие мужчин, начиная с пятнадцати лет. В случае же неповиновения их дома будут сожжены, о чем напоминает обожженный конец жезла, а сами они — повешены, на что указывает веревка, привязанная к другому концу. Кроме оружия, воины должны имеет запас провизии на десять или двадцать дней и явиться в то или иное место на берегу реки или в долине, или в поле, где правитель края объяснит причину такого скорого внезапного вызова. Объехав все селения, гонец, который двигается быстрее обычного почтового всадника, возвращается назад, зная, что все исполнено надлежащим образом. Затем выезжает второй вестник и, объезжая селение за селением, поясняет, что будет происходить в условленных местах. Таким образом в течение одной недели собирается большое число людей, по своему телесному здоровью и возрасту готовых к сражению, вооруженных и обеспеченных провизией. Даже достигшие почтенного возраста мужи являются на места сбора, чтобы помочь своим разумным советом и поделиться опытом былых сражений. Женщины же в это время собираются на стенах городов или укреплений, чтобы отражать нападение, сбрасывая на атакующих врагов камни или поливая их раствором для кладки стен, о чем будет рассказано далее.

[Гл. 5 опущена]

ГЛАВА ШЕСТАЯ Об указаниях собранному народу

Когда все местные обитатели соберутся вместе, наиболее опытные вожди и военачальники наставляют собравшихся, распределяют людей по конным турмам[121], пешим когортам[122] и легионам[123], указывают, что им надлежит делать во время битвы, распределяют знаменные знаки — вексиллиумы[124], объясняют причины возникновения войны, обещают вознаграждения и добычу победителям, призывают не страшиться урона от врагов, а вести себя смело и мужественно защищать свободу Родины. В кратких словах начальники призывают воинов отомстить за все понесенные обиды и неправды, уверяя, что сделать это они смогут, потому как еще дома у себя научились прекрасно владеть копьями, стрелами, пращами и мечами, иногда пуская их в ход, чтобы расквитаться с личным врагом, убив его или обратив в бегство, научают, как надо вести себя в бою с врагами и как перенимать такое умение от других. Если же они налетят на противника, как наводящая страх могучая буря, то смогут повергнуть его, взять в плен и внести сумятицу во вражеский стан.

Обычно в битве люди беспорядочно перемешиваются с врагом и друг с другом. Но все, лучше других владеющие копьем и более стойкие в рукопашных схватках, объединяются в особые отряды, предназначенные для помощи тем, кто не устоит перед натиском врага и готов обратиться в бегство. Другие же, объединенные в конные турмы, охраняют дороги и заманивают врага в засады или в непроходимую местность, захватывают вражеские припасы и препятствуют их подвозу. Они изнуряют врага постоянными стычками, оттесняют противника в ущелья, где его можно легко уничтожить или взять в плен. Но не менее важно предвидеть расширение войны и создавать новые свежие турмы, способные защитить свои истощенные в битвах войска и отразить вражеский натиск.

[Гл. 7-8 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О наихудшей участи вражеских кораблей

Довольно часто случается так, что при подходе вражеских кораблей к берегу, землю и море окутывает такой густой туман, что никак нельзя ни двигаться вперед, ни рассмотреть даже ближайшие корабли, ни избежать столкновения с подводными скалами, как невозможно и выйти под парусами в открытое море, потому что там бушует ужасной силы буря, обычно сопровождающаяся такими густыми туманами. А когда буря утихает и море успокаивается, становится ясно, что корабли не могут сдвинуться с места. Очень часто такие бури происходят в сопровождении ударов грома и молний, от которых корабли загораются и тонут, о чем свидетельствуют анналы восточных гётов и прибрежные скалы, бывшие причиной такого несчастья. Даже если враг в надежде найти дрова, чтобы согреться и приготовить пищу, высадится на маленький остров, где нет надлежащей защиты, то все равно он не уйдет оттуда в полном здравии, не потерпев никакого урона. При виде такой угрозы жители острова привязывают веревки к кустарникам и листьям деревьев, сгибая их и устанавливая губительные стрелы, которые летят во врага при самом легком прикосновении к веревкам, нанося тяжелые раны или убивая наткнувшегося на такую ловушку. Во многих местах также устраиваются волчьи ямы, попав в которые почти невозможно уцелеть или выбраться хотя бы раненым.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О сигнальных огнях на холмах во время войны

На помещенном вверху рисунке следует обратить внимание на две важные вещи, одна из которых — это поднимающиеся вверх густые облака дыма от разожженных на вершинах гор костров, и назначение их состоит в том, чтобы предупредить о приближении вражеских кораблей и о готовности отразить их; вторая — изображение всадников в узкой горной теснине с тем, чтобы бдительно следить и не допустить высадки врагов на берег.

Жители прибрежных возвышенностей — зоркие дозорные, они подают дымовые сигналы, которые видят обитатели других холмов и гор. Тогда они тоже разжигают костры, извещая живущих далеко от берегов, чтобы все способные носить оружие, не мешкая, а скоро поспешая, приходили защищать побережье, согласно законам отчизны и приказам правителя. Быстрее других прибывают легковооруженные всадники, чтобы воспрепятствовать захвату портов и высадке на берег, в наиболее удобных местах размещают лучников, способных отразить и уничтожить врага, если он попытается напасть. Засевшие в ложбинах и пещерах воины поджидают врага и обращаются в притворное бегство, заманивая его как можно глубже в непроходимые дебри, чтобы на обратном пути враг наткнулся на сильное войско, которое обычно по тревожному зову собирается в неисчислимом количестве.

Нет недостатка в лазутчиках, которых рассылают во всех направлениях, и те доносят, с какой еще стороны угрожают враги, чтобы потом как можно быстрее выслать им навстречу самое большое войско и привести в расстройство, благодаря сообразительности защитников, их героизму, устроенным засадам и местности, а также слабости вражеских позиций и неуверенности в победе, результатом чего бывает поражение, лишение всей добычи и пленение согласно законам войны.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О примерах сигнальных дымов[125] в чужеземье

Сам Цезарь в книгах II и III своих «Комментариев[126]» упоминает, что использовал дымовые сигналы в войне против Помпея, зажигая костры, как это было в обычае ведения войн в старину, при движении своих когорт вдоль берегов, подавая сигналы от укрепления к укреплению. Тогда же у него возникла мысль постоянно и быстро менять способы и методы сражений.

То же можно сказать и о способе, который употребляли те греки, что жили на скалистом мысе Кафарей[127] и занимались мореплаванием даже зимой, они обычно принуждали обитателей скалистого побережья зажигать на вершинах скал яркие огни с тем, чтобы привлекать вражеские корабли, заманивая их на скалы и подводные камни своим блеском. Они устремлялись на блеск этих костров, и, внезапно оказываясь в смертельной опасности, мореплаватели гибли среди грома разбивающихся кораблей и воплей ужаса. Некоторые военачальники считают немудрым зажигать сигнальные костры в начале военного похода, потому что они служат знаком для живущего в отдалении народа, предупреждая его о необходимости защиты своей земли и мести захватчикам. Это вне всякого сомнения правильно, если речь идет о вторжении завоевателя, но ошибочно, когда говорится о защитниках своего отечества. В этом случае чужеземные захватчики терпят больший урон, чем причиняют местным жителям, и зачастую им приходится обращаться в бегство, а не вступать в сражение.

Наемники и сообщники — это ненадежное и беспокойное племя, которое легче собрать, чем удержать в повиновении. При первых же признаках опасности, они более склонны к мятежу и неповиновению, чем к сражению для победы, и обращаются в паническое бегство, даже если им противостоит немногочисленное и плохо вооруженное войско. Саллюстий[128], утверждает, что общеизвестно, как пребывающие в бедности люди жестоко сражаются против богатых, могущественных царей и властителей, и об этом говорят также войны рабов. Находящиеся на возвышенностях городки и виллы стараются не предавать огню, отчасти потому, что они предоставляют убежище дозорным, а отчасти потому, что пламя может быть видно издалека и даже из вражеского лагеря.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О войне в лесных дебрях

В лесах и скалах имеется великое множество удобнейших для обороны мест как созданных природой, так и построенных человеком, и, благодаря удачному расположению, укрепления эти успешно преграждают путь вражескому войску, направляющемуся вглубь страны. Когда же враги приближаются к таким укреплениям, местные жители поражают их или берут в плен с большей легкостью и меньшими жертвами, чем вступая в открытый бой с лучше вооруженным противником. Они считают правильным с помощью природы сокрушать жестоких врагов, свирепостью своей попирающих все человеческие законы и безжалостно уничтожающих все, невзирая на пол, возраст и сословия.

Чтобы наиболее успешно поразить врагов, следующих по лесной дороге, местные жители подпиливают высокие деревья, стоящие вдоль дороги, связывают их вершины веревками, чтобы можно было издалека обрушить тяжелые стволы на головы противника, отчего много всадников и пеших воинов бывает убито на месте. Если же враг идет по узкой и неудобной для движения тропе, на него может быть обрушено множество тяжелых камней, подобных тем, что сбрасывают на врага с высоких крепостных стен. В узких ущельях врага поражают копьями, нападая сзади, или забрасывают стрелами из пещерных укрытий, находящихся у подножия скал. Местные жители, охваченные глубокой горечью от того, что враг оставил им лишь пепелища, желают прежде всего убить предводителя вражеских войск, а некоторых случаях врагов могут запереть в доме и предать огню, о чем будет сказано в соответствующей главе о наказании поджигателей. Несмотря на все старания, никто из врагов не может найти дорогу в подземные укрытия, потому что на пути его встретят глубокие провалы и запутанные тайные ходы. Враг может услышать свист прилетающей стрелы, но никогда не сможет заметить, откуда она выпущена. А утративший осторожность заносчивый враг и без моих поучений узнает, где у гётов находятся такие пещеры.

[Гл. 13 опущены]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О железных стрелах и колючках

Еще один способ увеличить бедствия войны применяют северные народы, когда им не удается разбить врага или хотя бы привести его в расстройство среди скал и в лесу. Обращаясь в притворное бегство, они заманивают неприятеля на открытое место, где встречают приближающихся всадников и пеших воинов стрелами с железными наконечниками, метая их высоко в воздух, и стрелы, стремительно падая вниз, без труда находят цель и наносят вражеским воинам раны или убивают их. Гёты, как уже говорилось ранее, очень искусные и опытные лучники, поэтому, отправляясь в военный поход, они везут с собой в ящиках тысячи различных стрел длиной в полторы пяди, половина которых сделана из твердой еловой древесины, а половина имеет острейшие железные наконечники-ножи. И стрелы эти гёты не выпускают прямо в наступающих всадников, а метают высоко в воздух, и, подобно дождю, стрелы падают вниз под собственной тяжестью, причиняя врагу вред тройственным образом. В одном случае стрела может пробить шлем или панцирь всадника, убив его или лишив способности продолжать бой. В другом случае стрела попадает в голову или спину лошади, отчего та приходит в ярость, ржет, поднимается на дыбы, стараясь сбросить всадника наземь. Кроме того, обломки стрел, уходя глубоко в землю, образуют нечто подобное шипам или колючкам, наступив на которые лошадь повреждает копыто и начинает хромать. Вдобавок ко всему этому, они прибегают и к другой хитрости, чтобы нанести вред наступающим конным войскам, поражая стрелами не всадников, а лошадей, потому что раненные лошади падают наземь вместе с всадником. Но если всадник не гибнет, упав вместе с лошадью, а удерживается в седле, то на этот случай туземцы вооружены палками с четырехрогим железным наконечником (оружие это называется на туземном языке POLYXOR), которой они стаскивают всадника с лошадиной спины, причем готовят это орудие для битвы с такой же тщательностью, как хлебороб готовит свой серп для жатвы.

[Гл. 15-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О заостренных кольях, метательном оружии и ямах-ловушках

Воины и вожди северных народов, подобно многим другим народам, узнав об угрозе нападения, начинают готовиться к отражению врага, используя разные военные хитрости и все возможности, чтобы противостоять вражескому войску, учитывая при этом времена года (зима, весна, лето, осень) и особенности местности, где можно потеснить противника небольшими силами. Если военные действия происходят в зимнее время, то с помощью снега и льда сотня защитников может противостоять целой тысяче. Весною они заманивают врагов в труднопроходимую скалистую местность, с обилием скользких и расколотых морозом камней, где лошади, не имея твердой опоры под ногами, постоянно спотыкаются, падают и большой пользы в битве не приносят. Если же дело происходит летом, то врага встречают глубокие рвы с заостренными кольями или же ямы-ловушки, скрытые под плотно уложенными еловыми ветвями и так же снабженные длинными острыми шипами. Кроме того, неприятеля завлекают в болотные трясины. Осенью обитатели позволяют врагу оттеснить себя в глубокие ущелья с высокими отвесными стенами, и жалкое зрелище представляет запертое там войско, слабеющее от постоянных холодных дождей, когда воины, расставленные по всей длине теснины, не могут подать друг другу никакой помощи. Нет более неподходящих мест для конницы, чем такая теснина, полная волчьих ям, избежать которых всадникам не удастся, если они во весь опор помчатся за своим начальником в стремительную атаку. Тит Ливий, описывая похожее сражение в Кавдорском ущелье[129], рассказывает поразительные вещи. Отступление не спасает, если сзади наседает вражеская конница, а по обе стороны вздымаются скалы, тянутся топкие, заросшие травой болота, а впереди, в глубоких долинах, ждут опасные порожистые речки и непроходимые лесные чащи. И тогда преследуемые начинают понимать, что не помогут ни мечи, ни копья, ни стрелы, что сражаться придется с непроходимой местностью и тяжелыми дорогами, на которые их завлекла безрассудная смелость и необдуманное преследование. Тем, кто становится победителем, очень трудно сдержать свою боевую свирепость, как и в противном случае нелегко удержать от бегства слабых и отчаявшихся воинов, не слушающих призыва взяться за оружие и сражаться, чтобы избежать кратчайшего пути к смерти. Первыми же о бегстве всегда думают болтуны, которые в тавернах или в обществе друзей без конца изрекают высокие слова, а в нужный момент исчезают быстрее морской пены. У таких бездельников отсутствует мужество, и все мысли их направлены на то, чтобы найти убежище в объятиях какой-либо блудницы. Впрочем, эти изменники, которые в каждом дереве видят виселицу, сами знают, чего они заслуживают. Расхитители государственной казны также не должны быть в боевом походе, но если они там и оказываются, то мгновенно обращаются в бегство, потому что сердца их отягощены алчностью и открыты лишь для блеска денег. Те же, что сопряжены законным браком или ведут достойную безблудную жизнь, в бою проворнее и отважнее льва, а потому всегда достигают победы. Таким образом, тактика народа состоит в том, чтобы встретив врага, заманить его вглубь темных лесов, где сначала на них нападают легко вооруженные пешие воины, чтобы дать возможность главным силам обороняющихся собраться в нужном месте, а после в дело вступает конница, хотя велиты[130] более полезны в схватках, происходящих в труднопроходимой местности, а конница — в более открытых и просторных местах.

[Гл. 20 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О наказании вражеских поджигателей

Славный датский писатель Саксон вспоминает, как король данов Свен решил покорить обитателей Свеаланда и Гёталанда силой оружия, и его упорствование в этом и ненависть были таковы, что он не принимал никаких мирных условий, при которых каждому дозволялось бы жить свободно и спокойно, пусть их король и согласился бы на любые предложения. Итак, пользуясь благоприятными зимними условиями, он избрал кратчайшие пути и напал на южную провинцию Гёталанда, которая ранее именовалась Финнией, а ныне это Финнведен[131], предавая все огню и разграблению. Обитатели этой земли обратились к королю с изъявлением покорности и предавались на его милость вместе со всей землей, с тем, чтобы Датчанин прекратил невыносимые бесчинства и жестокости. Более того: не довольствуясь этим, они дошли до такого унижения, что предлагали всевозможное обеспечение и услуги, надеясь своим гостеприимством умилостивить жестоких завоевателей. Однако вскоре они убедились, что все это никоим образом не обеспечивает их покой и безопасность и единодушно решили вершить свой суд с таким же коварством и жестокостью, как поступали и с ними. И случилось так, что некоторые знатные люди, которые творили насилия и грабежи, собрались провести время со своими приятелями в игре и пьянстве. Поздно ночью изрядно упившиеся разбойники возвратились в пустой амбар, где были на постое, местные жители все, как один, собрались, чтобы поджечь его и предать смерти тех, кто лишил их жилья и приюта в во время жестоких холодов. Когда пьяные даны уснули, аборигены крепко заперли дверь снаружи и бросили огонь на крышу. Вскоре большая часть ее загорелась, и занялось все строение, прежде чем одурманенные вином датчане проснулись от нестерпимого жара. Не успев натянуть одежду, подгоняемые пламенем, они бросились к двери, но та была накрепко заперта. Огонь теснил их изнутри, снаружи поджидали враги. Отчаянными усилиями даны выбили дверь и, избежав одной опасности, подверглись другой, предпочитая смерть от вражеских мечей, смерти от неумолимого пламени.

[Гл. 22-23 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

О могущественных древних королях гётов и свеев рассказал в написанной им книге «История» мой возлюбленный брат и предшественник на архиепископском престоле Упсалы Иоанн Магнус Гот. Ныне эта книга напечатана в Риме, и мне остается только немного добавить к этому рассказу, описав, как обычно избирали королей в северных землях и какими чертами характера должны были обладать эти люди. Считается, что здесь сыновья Ноя после сошествия с ковчега начали править и получили титул королей согласно завету своего отца, прежде чем так стало по всему миру, и отсюда их потомки пошли и расселились по всей земле. И, как свидетельствуют многие надежные авторы, отсюда произошли тридцать четыре короля, которые основали могущественные царства по всему миру, что более подробно представлено на моей Готической карте, напечатанной в Венеции в 1539 году. Насколько нелегки и величественны были труды и деяния этих королей описал мой брат в своей крайне достоверной книге «История. И мне следует добавить к этому описанию лишь некоторые пояснения о том, каким образом избирались короли, о наследовании королевской власти в древнейшие времена, о королевских назначенцах и воинском научении.

ГЛАВА ПЕРВАЯ Об избрании короля

Славный закон наших предков, переходивший столетиями от поколения к поколению под названием закона земель, в первом своем уложении гласит: когда жителям Швеции нужно избрать короля, все советники, законоблюстители, начальные люди и выборные от всех земель, общин, округов и городов указанного государства обязаны собраться в Упсале — престольном городе архиепископа. На равнине невдалеке от города находится большой камень, жителями страны испокон веков называемый Мурастен, вокруг которого расположены еще двенадцать камней меньшего размера. В этом месте и собирались все, кому по традиции предстояло избрать короля.

Здесь же старейший из советников произносил речь, говоря о том, как важно для сохранения свободы королевства и всех его обитателей единодушно избрать короля и правителя, который должен взойти на этот камень, знаменующий незыблемость законов и верность заветам предков. Он призывает всех собравшихся показать свою законопослушность и безотлагательно назвать имя того, кому они по доброй воле отдадут свои голоса. И все немедленно следуют этому призыву. Королем будет единодушно провозглашен тот, кто станет заботиться о всеобщем благе и чести державы, о мире и спокойствии в государстве, кто не творил никому обид и несправедливостей, кто победоносен, и беспорочной жизнью своей заслужил всеобщее уважение народа, кто богопослушен и почитает законы.

При этом, однако, преимущество может быть отдано сыну, брату или другому кровному родственнику предыдущего короля, если тот обладает такими добродетелями и достоинствами, но не по праву наследования, а по свободному волеизъявлению выборщиков. Все же нельзя отрицать, что эти люди, чтобы завоевать благосклонность народа, могут со всей страстью пустить в ход обольщение, показывая свое добросердечие, заботливость и раздавая всевозможные обещания. Некоторые пытаются заполучить королевский титул, угрожая вмешательством чужеземных князей, применением насилия и оружия. Но нет более несчастных, чем такие узурпаторы, потому что их царствование, силой взятое противно традициям и желаниям народа, будет недолгим, даже если их троны будут стоять в могучих замках под самыми небесными звездами.

Но в своей разумной предусмотрительности народ обычно призывает на трон того, кого считает наиболее выдающимся по силе духа, отваге как среди своих, так и среди врагов. Первейшей его обязанностью должна стать забота о том, чтобы обеспечить всем обитателям страны разумное правление в соответствии с древними традициями, а значит надежную защиту, продолжительный мир и спокойствие. И если король будет править таким образом, то народ не допустит, чтобы кто-то посягал на королевскую власть и честь.

[Гл. 2 опущена]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О коронации и исполнении королевских обязанностей

Когда королем и выборщиками принесены все взаимные клятвы в приверженности древней вере, о соблюдении старинных законов и традиций, для всех собравшихся устраивается пир в честь новоизбранного короля, после чего все разъезжаются по домам с письмами, в которых содержатся сообщения о свершившемся событии и королевские указы. А когда, наконец, епископ Упсалы в присутствии других католических епископов, всего государственного совета, знатных людей и дворянства, проведет традиционную церемонию коронации и возложит на короля корону, тогда тот, соблюдая достохвальный обычай наших предков, должен совершить объезд подвластных ему земель.

Чтобы все было сделано с надлежащим королю достоинством, а правители и начальные люди этих земель, округов и общин могли принять короля с подобающей ему честью, всюду заранее рассылаются письма, в которых сообщается о прибытии короля, времени и причине его приезда. Подлинным и главным украшением короля в такой поездке служат могучие кони и прекрасное оружие, как свидетельство постоянной готовности сражаться за свою страну.

В этой поездке король не свободен от своих обязанностей, он должен вершить правосудие, в каждом деле проявляя разум и справедливость, тем самым подчеркивая обязанность всех и каждого хранить мир и спокойствие во имя всеобщего блага и предупреждая о наказаниях, которые ждут ослушников и нарушителей закона. Тогда его будут везде встречать неописуемая радость народа и пожелания счастливой жизни. Отсюда проистекает доверие и благорасположение народа, что надежно охраняет королей и правителей от всех противников как внутри страны, так и вне ее. Еще более счастливы будут те короли, по воле которых их друзья не станут творить обид и несправедливостей гражданам страны. Но если новоизбранный король презреет этот обычай и в поездке по стране покажет себя высокомерным и заносчивым гордецом, то народ испытает горечь и неприязнь к нему и будет считать его не выполняющим своего долга нарушителем старинных традиций. И куда бы он ни приехал, уберечься от мести возмущенного народа не сможет, так как люди прекрасно знают, что властелин, начинающий свое царствование с попирания законов и традиций, представляет угрозу для всех обитателей страны. Поэтому его может постигнуть та же судьба, что и царя острова Тапробаны, расположенного невдалеке от Индии, о чем повествует Плиний в 22-й главе шестой книги. Царь совершил злодеяние, за которое был повинен смерти, но его никто не убил, ему просто отказывали в общении, поворачиваясь к нему спиной не промолвив ни слова, и тот погиб на праздничной охоте к великой радости диких зверей. Однако я не считаю диких зверей более жестокими, чем живущие в раздорах и неладах люди, а поэтому новоизбранный король, придя к власти, должен незамедлительно установить согласие в стране, чтобы враг внутренний не причинил больше вреда, чем ожидаемый из чужеземья враг.

[Гл. 4 опущена]

ГЛАВА ПЯТАЯ Об усыновлении знатных мужей по оружию

Могущественный король готов Теодорих[132] соблюдал обычай усыновления славных мужей по оружию[133], как это издревле водилось у вождей Готии. Поэтому я хочу привести здесь письмо, которое он послал королю герулов[134]: «Стать сыном благодаря доблести оружия у всех народов почитается высшей наградой, потому что заслуживает усыновления только тот, кто считается храбрейшим из людей. Мы часто испытываем разочарование в наших детях, но те сыновья, которых мы выбрали по собственному решению, не знают трусости. Ибо они пользуются нашей благоволением не по происхождению, а исключительно по заслугам своим. Они не связаны с нами узами крови, но удерживаются узами души, и в такой связи заключена столь великая сила, что они скорее предпочли бы умереть сами, чем допустить, чтобы какое-нибудь несчастье приключилось с их отцами. Итак, в соответствии с древними обычаями народов и с твоим мужественным поведением, мы настоящим милостивым актом делаем тебя нашим сыном, так что ты, чья воинская доблесть признана, оказываешься надлежащим образом рожденным по оружию, и мы даруем тебе это наше решение, которое является во всех отношениях надежнейшим. Мы дадим тебе коней, мечи, щиты и все необходимое военное снаряжение, но прежде всего, мы даруем тебе наше благорасположение. Ведь ты будешь теперь занимать высочайшее положение среди народов, ибо отмечен выбором Теодориха. Прими же это оружие, которое послужит моей и твоей чести. Служи со всею ревностию тому, кто ценит и защищает тебя. Ты принимаешься в род, перед которым можно испытывать страх. Герулам хорошо известна та сила и надежность, которыми по милости Божьей обладают готы. Итак мы даруем тебе герб, ибо народы уже получили свидетельства твоей доблести. И в соответствии с этим мы посылаем тебе наши добрые пожелания, а наши посланцы перескажут на родном языке все выражения нашего к тебе благоволения, которые содержатся в этом послании».

[Гл. 6 опущена]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О научении военному делу сыновей из благородных и знатных семейств

В соответствии со своими старинными традициями и законами, гёты воспитывали своих сыновей в строгости, тщательно научая их владению оружием и воинскому искусству с тем, чтобы родина их всегда имела достойных защитников, обученных по заветам предков. Этот способ воспитания сохранился и до наших дней. В былые времена, едва мальчики отрывались от материнской груди и покидали колыбель, они сразу же познавали, что такое розги. Прежде всего малышей парили веником в горячей бане так, что кровь выступала на теле, а затем погружали в смертельно ледяную воду, полагая, что это сделает их члены боле крепкими, чем любое спартанское масло[135], при помощи которого спартанцы закаляли своих сыновей и приучали их переносить жару и холод. Спартанцы тоже секли мальчиков розгами на алтаре так, что обильное кровотечение иногда становилось опасным для жизни. Но никогда не случалось, чтобы мальчики издавали стоны или крики боли, потому что с молоком матери они впитали терпение и привычку к тяготам жизни, как разумно учил Ликург[136] в своих законах, по которым долгое время жили спартанцы. Новорожденных мальчиков первым делом подносили к пламени, укрепляли их члены в холодной воде, а в отроческом возрасте учили переносить удары по телу и по лицу, но они выдерживали все, не сморгнув глазом и не проявляя никаких признаков страха. Они не носили мягких пуховых одежд, а заворачивались в грубую ткань. Питание, как и питье, было скудным и случайным. Мягким ложам они предпочитали твердые дощатые скамьи, чтобы тем самым укрепить свои члены и более твердо переносить все грядущие испытания и тяготы. Венгерский король Людовик[137] был избалован изысканными блюдами и часто упрекал за это своих слуг, говоря, что если ему придется бежать с поля битвы и питаться грубой деревенской пищей, то в живых остаться он не сможет, что впоследствии с ним и произошло.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О верховой езде

Юношей, подобно тому, что рассказывает Страбон о воспитании в Персии (кн. XI), так же тщательно обучали верховой езде, метанию копий, стрельбе из лука, и состязания в этих искусствах весьма почиталось при дворах королей. Прочно сидя на коне с тяжелым шлемом на голове и длинным копьем в руках, юноши должны были сохранять осанку: прямую спину и высоко поднятую голову. На спину им вешали щит, чтобы приучить их оглядываться назад и замечать происходящее, уберегая себя от возможных неожиданностей. Это древний обычай гётов, согласно которому знатные и благородные воины были обязаны появляться перед вождем в полном снаряжении: в шлеме, с копьем и щитом, показывая тем самым готовность с оружием в руках защищать свободу, законы и обычаи своей страны. Юношей часто отсылали к дворам чужеземных властителей, чтобы они познавали обычаи и языки тех земель, а также научались их военному искусству. Таким образом, становясь предводителями, они уже не были неопытными и незнающими юнцами. Но случалось и так, что юноша возвращался на родину только для того, чтобы властвовать ею. В древности был обычай, по которому древние вожди срезали волосы у своих воспитанников и таким образом считались их отцами. Тогда только юношам могли воздавать подобающие королям почести. Гёты же не обрезали юношам волосы, а надевали им на голову тесный кожаный или металлический шлем, облачали в стальной панцирь, усаживали на сильного коня и в зимний мороз отправляли в лес нести сторожевую службу с оружием в руках, потому что зимой встречать врага случалось даже чаще, чем летом. Вописк[138] в «Жизнеописании Проба[139]» рассказывает, что все юноши с восемнадцатилетнего возраста привлекались к воинской службе с тем, чтобы не приучались совершать преступления. Если же кто и обвинялся в подобном, то его не приговаривали к смерти, если тот не достиг возраста мужчины или был слаб и немощен, но никогда не получал звание воина.

[Гл. 9-12 опущены]

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О военном снаряжении древних готов

В старые времена готы носили тяжелые, по недостатку умения грубо сработанные шлемы, толстые панцири, сделанные частью из железа, частью — из кожи, и даже войлочные латы, скрепленные льняной или шерстяной тканью, а для защиты рук использовали железные наручи и перчатки. Копья у них были толстые и длинные, и об этом пишет Прокопий в II книге: «Когда готы, наставив свои прочные длинные копья, сплоченной фалангой шли вперед, персы не могли выдержать их удара и обращались в бегство. Тяжеловооруженные готские воины прекрасно умели метать длинные дротики». Этот же автор утверждает, что всадники готов были вооружены как длинными копьями, так и мечами. Это утверждение поддерживает и Йордан[140], рассказывая, как поле смерти Аттилы сошлись в сражении германские племена: «Думаю, что там было зрелище, достойное удивления: можно было видеть и гота, сражающегося копьями, и гепида, безумствующего мечом, и руга, переламывающего дротики в его ране, и свава, отважно действующего дубинкой, а гунна — стрелой, и алана, строящего ряды с тяжелым, а герула — с легким оружием». Геродот[141], в конце I книги, рассказывая о массагетах, чья царица Томирис победила и умертвила персидского царя Кира, пишет: «Массагеты носят одежду, подобную скифской, и ведут похожий образ жизни. Сражаются они на конях и в пешем строю (и так и этак). Есть у них обычно также луки, копья и боевые секиры. Из золота и меди у них все вещи. Но все металлические части копий, стрел и боевых секир они изготовляют из меди, а головные уборы, пояса и перевязи украшают золотом. Так же и коням они надевают медные панцири, как нагрудники. Уздечки же, удила и нащечники инкрустируют золотом. Железа и серебра у них совсем нет в обиходе, так как этих металлов вовсе не встретишь в этой стране. Зато золота и меди там в изобилии». Испокон веков в стране их происхождения, а именно Готии, также употребляли золото, этот дорогой благородный металл, чтобы с неописуемой пышностью украшать построенные в честь их богов святилища. Ныне законом установлено, чтобы медные или серебряные колокольчики крепились к коротко остриженному хвосту лихого непокорного коня, чтобы мирные люди, заслышав их звон, могли избежать опасности. Те же, у кого имеется достаточно серебра, украшают им свои широкие пояса, которые, опускаясь вниз до половины нижней части стана, служат украшением и защитой; помимо этого, имеются и другие украшения, которые придают королевскому двору еще больший блеск.

[Гл. 14-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О воинских упражнениях

Занимаясь военными упражнениями, пешие и конные воины северных стран должны были прежде всего научиться в любых, самых трудных условиях, безоговорочно подчиняться присущей военной профессии железной дисциплине. И первым делом их учили превозмогать безжалостную природу, для чего зимою их отправляли в ночные дозоры, не позволяя покидать свои посты ни в мороз, ни в бурю, словом, от будущих воинов требовалось терпеливо переносить голод, ночной холод и дневной зной. Помимо этого они должны были умело управлять конем в сражении, принуждая его двигаться с разной скоростью, преодолевать рвы, канавы, завалы и другие препятствия, совершая при этом искусные движения копьем. И научения эти продолжалась беспрестанно, особенно в мирное время, не часто бывающее среди воинственных народов. Впоследствии все выученное воинам приходится применять в сражениях за свободу своей родины.

И военный закон при этом неумолим: все научения воинскому делу должны свершаться всегда, чтобы воины не утратили своих навыков, а значит и надежности. Со всем усердием они научаются стремительно вскакивать на спину коня, так же быстро спрыгивать на землю и в полном воинском снаряжении совершать движения, подобные танцам. Воины должны слушать и различать звуки трубы, подающей команды и призывающей не поддаваться слабости во время отдыха и не обращаться в постыдное бегство во время сражения. Праздность – это всегда несчастье, а в военном деле она порочна и с ним несовместима, потому что, как это всеобще известно, она развращает воинов и склоняет их к непослушанию и забвению своего долга и дисциплины, что вызывает разрушения воинских установлений, волнения и даже мятежи. И первыми жертвами таких забывших свой долг воинов, становятся военачальники, своим попустительством позволившие войску пребывать в лени и праздности. Мятежники обычно изменяют таким предводителям или предают их жестокой смерти. И, как достоверно сообщают известные историки, наихудшим тому примером для потомства может послужить Гелиогабал[142], совершивший бесчисленное множество разных безумств и нелепостей и убитый своими же шутами-лицедеями, которые проволокли его по улицам и сточным канавам, а затем бросили в Тибр. Примеров подобных причуд природы можно вспомнить бесчисленное множество, и одним из таких является самый бездумный человек Галлиен[143].

[Гл. 20 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О разных воинах

Вызывает удивление, что среди военных людей есть много таких, которые на войне побывали во всех кровопролитных схватках и битвах, однако вернулись с поля боя невредимыми или с незначительной ранами, хоть находились в первых рядах сражающихся, но последними оставляли его даже при бегстве, подвергая свою жизнь опасности.

Для объяснения этого следует иметь в виду, что существует четыре разряда воинов. К первому относятся воины, сочетающие в себе героизм и известную долю сдержанности. Они отважно бросаются на врага поражают его, считая бесчестьем обращаться в бегство. Обычно это воины с большим опытом, искусно владеющие оружием. В сражениях они мужествуют и способны противостоять любому противнику, но со снисхождением относятся к побежденным. Им очень нравится, когда их чествуют и возвеличивают за совершенные подвиги.

Ко второму разряду относятся воины, которые надеются только на свои духовные силы и телесную мощь, они лишены всякого милосердия и, ведомые в бой жаждой крови и молодым безрассудством, сражаются жестоко и упорно, не считаясь с тем, насколько выучен и опасен враг; ими двигает неукротимое желание увенчать славой свои первые шаги на военном поприще.

К третьему разряду можно отнести тех воинов, которые колеблются между страхом и четью — страх не позволяет им быть в первых рядах, чувство же собственного достоинства и чести удерживает от бегства с поля боя. У них благородное происхождение, но проявляется это лишь в пустой заносчивости и чванстве, и своим присутствием они увеличивают только численность войска, но не его мощь, ибо это не те воины, которые готовы встретить врага подобающим образом, а поэтому причислить их к настоящим воинам нельзя. Они все важные господа, обладающие большими богатствами, но отличаются больше родословной, чем смелостью и отвагой, и прислушиваются к голосу слабости больше, чем к голосу своего благородства и чести, а потому на свершение великих подвигов не способны.

Четвертые же придают войску лишь видимость силы, они последними вступают в сражение и первыми обращаются в бегство. Их слабость видна по отражению страха на лице, они постоянно стараются держаться сзади, в атаку идут неохотно, трусливо скрываясь за спинами сражающихся воинов. Таких воинов хорошо описал Саксон в IV книге.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ О разных военачальниках

А теперь следует сказать и военачальниках, среди которых также есть очень разные: один медлителен и робок, другой отважен и прозорлив; один умен и сведущ в военном искусстве, другой нерешителен, безрассуден и упрям; один благоразумно заботится об обеспечении войска съестными припасами, зорко следит, чтобы его войска не попадали во вражеские ловушки, разумно оценивает силы неприятеля, тщательно выбирает время схватки, проверяет оружие воинов, перед боем обдуманно выстраивает войска в боевой порядок, позаботившись о резервах и подкреплениях. Другой же никак не заботится о построении воинов, рекогносцировки на местности не производит, заботы о резервах и обозах не проявляет, но в бой может послать неловких и нерасторопных бойцов; третий принимает в свое войско необученных и плохо подготовленных бойцов и безрассудно доверяется тем, кого враг может легко окружить и уничтожить.

Из опыта явствует, что для военного успеха имеет огромное значение сила и обученность войск, равно как разум и опыт военачальника вкупе с готовностью к войне. Из-за изменчивости воинского счастья, нетвердости войск и военачальника, с равной долей возможности люди могут оказаться как изгнанниками из страны, так и ее королями, что дает пищу для размышлений о том, как неверна и ненадежна судьба любого человека.

Кроме того, следует иметь в виду, что в неблагоприятных погодных условиях (а таковых в целом никогда не бывает) войско может заболеть дизентерией и от нее погибнуть. Многие безбожники, которые противоборствуют Высшей силе, как свидетельствует Юстин, обычно становятся жертвами сил природы: урагана, града или стужи, которые производят больший вред, чем вражеское оружие. К этому следует добавить такие бедствия как непрерывные дожди, морозы, снег, голод, усталость, недостаток денег и вызванные тем возмущения, которые следует смирять, позаботившись о деньгах и продовольствии, отсутствие умных военачальников, свары между воинами, зловредные склонности к мятежам, чудовищная ложь льстецов, которые постоянно трубят о близкой победе, вместо того, чтобы говорить правду — все это наносит куда больший ущерб и потери, чем вражеские мечи, способствует уничтожению державы и гибели ее повелителя. Горе тем, кто совершает подобные злодеяния!

[Гл. 23-35 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ О причинах постоянной вражды к данам, питаемой свеями и гётами

Самый добросовестный датский историк в своем труде рассказывает о причинах лютой ненависти свеев и гётов к данам и о том, почему они так свирепо и упорно сражаются против них, и его рассказы повергают нас в дрожь от ужаса. Он говорит о насилиях и жестокостях, творимых его народом по отношению к тем, кто подчинялся его власти, о его вероломстве и коварстве к дружески настроенным соседям. Поэтому каждый разумный и осмотрительный человек имеет все причины, чтобы задуматься о будущем и о том, можно ли жить в покое и безопасности, как строить отношения и в какие союзы и связи вступать с этой целью. В первой книге Саксон рассказывает о том, что король Лотер[144] считал благим деянием лишить всех знатных людей имущества и жизни, а также очистить королевство от честных граждан. Во второй книге он рассказывает о короле Хельги, который с такой страстью предавался телесным утехам, что трудно даже решить, чем он был больше одержим — сластолюбием или тираническим самовластьем. Он обесчестил деву по имени Тора, которая впоследствии так жестоко отомстила ему, что Саксон громогласно отвращается от ее деяния. В третьей книге он повествует о том, как Фенге коварно убил своего брата и обесчестил его супругу, усугубив братоубийство кровосмешением. Саксон показывает лживость его слов, которыми он оправдывал убийство своего родственника, стараясь лицемерно утверждать, что злодеяние было сотворено во имя святых устремлений. Он же утверждал, что женщина вступила с ним в связь по своей воле и безо всякого к тому принуждения, так как знала об умышлениях мужа на жизнь короля Фенге. Но тогда эти клеветнические измышления достигли своей цели, так как ручательство властителя исключает возможность лжесвидетельств. В четвертой книге Саксон свидетельствует, что даны не считали постыдным или греховным прибегать ко лжи и обману, как это было в обычае парфян[145]. На страницах пятой книги описываются царившие при дворе датских королей развратные нравы и насилие, варварское непотребство которых приводит в ужас. В шестой книге описывается, как даны, победив саксов, в гордыне своей считали свою власть над ними непоколебимой, а побежденных — рабами и принуждали их ежегодно платить унизительную дань за каждый локоть кожи по всему телу. И продолжалось это до тех пор, пока некий Свертинг, чтобы избавить свой народ от таких унижений, не сжег себя и короля на пиру, который он устроил в честь датчанина. В седьмой книге говорится о том, как Фроде[146] приказал умертвить своего брата, а чтобы скрыть это преступление, тайно предал своих сообщников смерти. Однако в конце концов сыновья убитого им брата, которых он содержал и взращивал наравне с собаками, сожгли его живьем; так братоубийца заплатил за свое злодеяние.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О том же

Среди других королей Саксон подробно описывает короля Ярмерика[147], который с детства и до преклонных лет отличался жестокостью, превосходящей жестокость диких зверей, и читать или слушать о них разумному человеку без содрогания от ужаса невозможно. Неслыханно самоуправный тиран, он часто предавал людей смерти, подвергая своих жертв изощренным пыткам. Во время войны он попал в плен, но королевская чета, захватившая его, предоставила пленнику полную свободу и числила его среди своих самых близких друзей, но он, будучи крайне неблагодарным существом, коварно устроил пожар, в пламени которого погибли его покровители. Сорок плененных тевтонов он приказал повесить, привязав к каждому по голодному волку, но и эта варварская жестокость не утолила его кровожадность. Он приказал схватить несколько своих приближенных из знатных людей, протянуть сквозь икры ног ремни и привязать их к огромным быкам, которых потом стали травить псами, и люди, прежде чем умереть, волочились, ломая члены, по отбросам и грязи — зрелище, способное вызвать слезы на глазах. Когда же он захватывал тевтонских графов, герцогов и принцев, то приказывал разрывать пленников, привязав их к лошадям, которых гнали в разные стороны. Но опустившись в такую бездну зверства, он и не подумал остановиться. Свою супругу, дочь короля гуннов, женщину чистую и целомудренную, он приказал связанную бросить под копыта целого табуна лошадей, где она и нашла свою погибель, а по ее истерзанному телу прогнали еще и стадо скота. Хитростью заманив к себе племянников, сыновей своей сестры, он приказал удушить их. Точно так же он поступил и с их благородными опекунами, которых пригласил на пир.

В той же книге повествуется еще об одном датчанине по имени Хокон, известном такими жестокостями, что считаются самыми ужасными и гнусными среди смертных, и никто в отношениях с ним не мог чувствовать себя в безопасности, особенно побежденные, заключившие с ним мирный договор. В начале девятой книги тот же автор сообщает, что король Харальд, ранее известный своим благочестием и добронравием, помутился разумом, отступился от веры и превратился в отъявленного развратника. В десятой книге повествуется о том, как даны, покорив Самбию[148], истребили все мужское население, а женщин принудили вступить с ними в связь, для чего расторгли все браки у себя на родине, и делалось это для того, чтобы завладеть имуществом новых жен. Далее он повествует, как тот же король Харальд принуждал мужчин привязывать к шее скотское ярмо. Затем говорит о том, что король Норвегии Святой Олаф[149] был убит наемным убийцей, а изменник Блакк погубил короля Святого Кнута[150].

В одиннадцатой книге автор пишет, что король Свен был готов отречься от веры, но не покинуть свою супругу, с которой был в кровосмесительном браке. В двенадцатой книге говорится о том, какой мучительной смертью даны казнили пленных тевтонов. Сначала им связали руки за спиной и привязали к столбам, затем вспороли животы, чтобы стали видны внутренности, которые постепенно вытягивали и наматывали на столбы, и пытка эта продолжалась до тех пор, пока не были извлечены все внутренности, а датчане не насытили свои кровожадные души. Это было ужасное, но вместе с тем и поучительное зрелище для датчан, наблюдавших его, чтобы те не совершали преступлений, достойных таких наказаний. Помимо всех этих жестокостей, описываются и другие, и оттого становится понятно, почему свеи, гёты и другие народы не могут находиться в безопасности, имея таких соседей. В десятой книге Саксон утверждает, что любой, относящийся к такому народу со снисхождением и дружественностью, лишь напрасно творит добро этим неблагодарным существам.

[Гл. 38 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О жестокости короля Кристиана

Датский король Кристиан[151], второй король с таким именем, не вспоминая о советах и призывах своих предшественников к осторожности, сумел в некотором времени овладеть при помощи различных хитростей и уловок государствами свеев и гётов, в чем ему помогали знатные люди этих стран, связанные с датчанами кровными узами и благосклонностями. Среди этих именитых людей был и презренный архиепископ Упсалы Густав Тролле. Король же сразу показал себя жестоким и безжалостным властителем, не уважающим ни данные им обещания, ни подписанные и подтвержденные печатями грамоты, ни клятвы телом Господним. В день 8 ноября 1520 года[152], следуя подлым советам бесчестных людей, он приказал обезглавить 94 человека — магнатов, правителей разных провинций и именитых граждан. Я, вздрагивая от ужаса и отвращения, был очевидцем этого ужасного деяния. Затем король приказал выбросить тела всех казненных на площадь перед ратушей Стокгольма, где они валялись без погребения целых три дня, после чего их вывезли за город и сожгли.

Без сомнения, это ужасное зрелище все же задело душу короля Кристиана, и он вспоминал о нем, когда его постигли тысячи бедствий. Избежать воспоминаний о том, как он по настоянию бессовестных и жестоких советчиков предал ужасной смерти людей, которым он сам вначале являл милость и пригласил на королевский пир, он не смог. И жестокость свою он проявлял необычным образом Так, он приказал распять Магнуса Йоханниса[153], который был самым отважным и стойким защитником своего отечества. Его сначала пригвоздили копьями к земле, потом привязали к столбу, отрезали детородные члены, вырвали сердце и с грязными оскорблениями бросили на лицо несчастного человека. В безумии своем король полагал, что это послужит устрашающим примером на все времена.

Следующей ночью город огласился рыданиями безутешных вдов, обезглавленные тела чьих супругов были выброшены на пожрание бродячим псам, а деньги и имущество бесстыдно разграблены неумолимыми датскими начальниками. Низость и порочность этих людей очевидна, ибо они все злодеяния творили именем короля, запугивая всех насилием, и даже самый невинный не мог избежать унижений и бесчинств. Не менее печальной была участь сирот и их опекунов: они страдали из-за своих родителей и были ограблены дочиста.

Мне следовало бы составить подробное описание ужасов, которые я зрел со слезами на глазах, рассказать о том, как были повергнуто в грязь и прах все человеческое и божественное, как преступались клятвы, презиралась святая вера и предавались забвению Божьи заповеди, царили святотатство, кровопролитие и смерть. Людям приходилось жить под постоянной угрозой гибели о мечей, и нигде не было спасения от безжалостных и жестоких завоевателей. Город охранялся бдительной стражей, убежать из такого огульного заточения не было никакой возможности, чтобы поведать оставшимся на свободе согражданам о творимых жестокостях, и чтобы потом ни одно из сотворенных датчанами злодеяний не осталось бы неотмщенным.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ Еще о жестокости того же короля

Совершив все это, король уразумел, что единственным его спасением будет бегство и возвращение в свое королевство, в Данию, что он и предпринял несколько дней спустя. Но и по дороге он продолжал бесчинствовать: многих казнил колесованием, повешением и другими варварскими способами, например, четвертованием. Особенно бесчеловечными были жестокости, сотворенные в Эстергётии, в городе Святой Бригитты, Вадстене, где в месте, именуемом Нюдала, находился монастырь. В этом монастыре он был принят со всеми почестями, надлежащими такому знатному гостю, но на следующий день, прослушав мессу в церкви Благовещения Пресвятой Девы, он приказал связать аббата и семеро монахов и бросить их в бурный поток невдалеке от монастыря. Когда же обладавший недюжинной силой аббат, порвав путы, выбрался на берег, королевские приспешники убили его.

Такое же бесчинство он учинил и со знатным шведским семейством Риббингов[154] в Вестергётии, приказав умертвить у себя на глазах всех малолетних детей этой фамилии, хотя обычно даже варвары щадили младенцев. Вследствие всего этого, 30000 мужчин присоединились к войскам Густава Эрикссона[155], а Кристиан, хорошо сознавая, каких зол он натворил, вынужден был уходить, быстро двигаясь по труднопроходимым и пустынным местам, больше ночью, чем днем, и вскоре достиг своих датских владений, однако и там не посчитал себя в безопасности, страхи по-прежнему терзали его. Известия о его злодеяниях с неслыханной быстротой разнеслись по пределам Священной Римской империи[156], Батавии[157], Брабанте[158] и другим странам, где до совершения злодейских кровопролитий, Кристиан почитался благородным человеком чести.

Здесь будет уместно напомнить слова славного датского историка Саксона из книги XII о том, что подобные зрелища при всей их ужасности и омерзительности были весьма полезны и поучительны для датчан. Неужели он полагал, что государство можно создать и держать в подчинении только при помощи жесточайших наказаний, пыток и страха, а не милостью, умеренностью, законопочитанием и другими королевскими добродетелями? Вполне понятно, что те злодеяния, которые творил король Кристиан, очень похожи на бесчеловечности и жестокости данов, описанные историком в предыдущих книгах, и что все это вызывает страх, ужас и неуважение к датскому королевству, принося ему и его королям больше несчастий, чем умеренность и справедливость.

Но можно ли им гордятся своими злыми делами, подобно тем мошенникам и лгунам, которые, творя беззакония пред Господом, воображают себя могучими и ненаказуемыми? Кто может чувствовать себя в безопасности, имея дела с народом, который, как пишет Саксон, обман и предательство не считает грехом и позором? Но если слово их будет да, да, а нет, нет[159], и все станут верить им. Пусть же все честные люди не считают, что я упоминаю все эти ужасные деяния от ненависти или злобы к датчанам или от зависти к их древним героическим свершениям. Я намеренно не описал всех жутких злодеяний короля Кристиана, вспоминать и говорить о которых без содрогания нельзя. Однако следует иметь в виду, что датские нобили отправили в Рим, а также разослали по всему миру т. н. XLIV артикула, в которых они оправдывали совершенное ими изгнание короля Кристиана. Так же поступали именитые люди и советники Свеаланда, Гёталанда и Норвегии, оправдывая свои деяния. Я сам присутствовал при том кровавом зрелище, и пишу с болью за постигшее мой народ бедствие. К несчастью теперь там снова царят безбожные законы, а притеснения возросли тысячекратно[160].

ПРЕДИСЛОВИЕ

Многие добромыслящие люди твердо уверены, что увидев ужасные опустошения, бесчисленные бедствия и разрушения, причиняемые войнами между странами и их властителями, народы в один прекрасный день прозреют, смогут прекратить кровавые распри и установить прочный мир. Но с другой стороны имеются многочисленные свидетельства того, насколько сомнительны и безнадежны такие упования, и гибель великого множества людей в продолжающихся войнах — лучшее подтверждение тому, что подобные ожидания могут длиться бесконечно долго. С самого начала существования рода человеческого войны и междоусобицы тянутся и нарастают, и будут тянуться и нарастать до тех пор, пока природа человеческая останется такой, какова она теперь, и только Господь своим вмешательством сможет остановить их. Церковные и мирские летописи, а равно и поэзия, полны описаний и воспеваний войн, они утверждают, что в нашем мире это зло существует испокон веков, а древние и нам современные авторы описывают в целом и в подробностях оружие, применяемое в войнах, механические устройства убийств, места и времена сражений, опасности войны и меры остережений от них. Что же касается полночных королевств, то можно с уверенностью назвать их обиталищем Марса от самого начала времен, потому что здесь людям приходится сражаться с оружием в руках не только против себе подобных, но и против жестоких сил природы. В последующих главах и книгах я опишу какие жаркие сражения происходят в долинах, в горах, в лесах, в полях, на воде и на льду, что наглядно будет показано и на приложенных мною рисунках. Разумный обозреватель, внимательно изучая их, не сочтет их ненужными и пустыми, потому что знакомясь с ними, можно познать все страдания и несчастья, приносимые такими инструментами и деяниями, и убедиться, что только с Божьей помощью можно преодолеть действия этих ужасных машин или установить мир. Истины ради следует признать, что одно только обозрение вооружений пробуждает у врага большой страх, и в его сердце закрадываются сомнения, приведет ли к добру будущее противоборство. А поскольку оружие – непременный атрибут войны, будет небесполезным созерцать его и в мирное время, хотя нужно признать, что оно превращает мирного и слабого человека в самого жестокого и дикого зверя на земле.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О мечах, вращающихся в колесах

Замышляя быстрое продвижение вперед или назад, древние гёты, чтобы расстроить конные или пешие порядки врага, выдвигали перед собой машину с вращающимися в колесах мечами, и хотя в наше время такое устройство используется очень редко, однако его все же применяют в случае крайней необходимости. На рисунке вверху можно видеть устройство такой машины: это прежде всего два больших колеса на одной оси, а между ними посредине находится еще одно колесо с зубами, соединяющими его с вращающейся осью, а на другой, выдвинутой вперед оси, укреплен большой обоюдоострый меч с двумя лезвиями, который при движении начинает вращаться, приводя в беспорядок вражеский строй и нанося ему большой урон[161].

Чтобы враги не могли повредить спицы колес или остановить их, вставляя копья между ними, применяется прикрытие из щитов и небольших брусков. Чем быстрее двигаются большие колеса, тем шире полоса во вражеских порядках от быстро крутящегося меча. Имеются также выдвинутые вперед шесты или багры с заостренными лезвиями, они на три или четыре фута превосходят длину обычных копий, что дает большое преимущество в бою и защищает воинов, движущих такую колесницу, от нападений всадников, кроме того, они защищаются арбалетчиками и бомбардирами. Чтобы колеса двигались как можно более легко и мягко, их оси смазывают тюленьим жиром, вытопленным на огне и тщательно очищенным. Однако торговцы северных стран находят такому жиру более широкое применение, в больших количествах поставляя его морским путем в Нижнюю и Верхнюю Германию. Под ударами таких машин вражеские войска часто ломают свои порядки и обращаются в бегство.

[Гл. 2-3 опущены]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О бронзовых конях, извергающих огонь

Нельзя обойти молчанием то, что говорит Саксон в книге IX[162] об ухищрениях короля Рагнара[163]. По его словам, когда вследствие превратностей военной судьбы погиб король Геллеспонта Диан[164], король Рагнар повел жестокую борьбу против сыновей убитого — Диана и Даксона. Эти сыновья были связаны узами брака с дочерьми короля рутенов, поэтому они попросили военной силы у своего тестя и стали яростно мстить за своего отца. Увидев неисчислимость их ратей, Рагнар усомнился в силе собственных войск и велел соорудить бронзовых коней, которых установили на легкие повозки с небольшими колесами. Затем он приказал двинуть их на неприятельские ряды со всей возможной силой и расстроил тем самым боевые порядки противника. Он посчитал, что победа в большей степени достигнута благодаря этим машинам, а не своим воинам. Вполне возможно, что говоря так о своих бронзовых конях, король Рагнар имел в виду случай с Антиохом Сотером[165], который, по свидетельству Лукиана[166], применил боевых слонов, сражаясь против галатов[167]. Когда военачальники, собравшись на совет, провозгласили царя Антиоха победителем, тот сказал: «Тогда позор нам, как воинам, потому что спасением своим мы обязаны лишь ужасу, который пробудили у галатов эти четырнадцать диких зверей. Но если посмотреть на это дело внимательнее и глубже, то галатов поразила низринутая на них сила богов, а я, хоть и вступил в битву с надлежащей отвагой, звания победителя не заслуживаю. »

[Гл. 5-6 опущены]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О материале для мостов и свойствах бродов

В северных королевствах почти все мосты на дорогах общего пользования построены не из камня, а из деревянных балок, но происходит это вовсе не потому, что там не хватает скал и камней, а потому, что деревянный мост легко сжечь или разрушить, и тем самым воспрепятствовать наступлению внезапно напавшего противника, если обитатели края не готовы к сражению. Тем не менее, в некоторых местностях Восточного Гёталанда можно увидеть мосты из мрамора или других камней, и внешний вид их свидетельствует древности этих сооружений.

Броды же на северных реках встречаются крайне редко, но стараниями местных жителей они делаются непроходимыми для врагов. В воду засыпаются тысячи не очень больших камней, принесенных в корзинах, сплетенных из можжевеловых ветвей и стеблей, а чтобы камни эти не унесли волны стремительных горных потоков, в дно между ними вбиваются острые колья, и все это может нанести противнику немалый вред. В местах со спокойным течением в воду погружают разрубленные напополам ели и сосны с острыми ветвями, привязав к ним тяжелые камни. Такие преграды представляют большую опасность для врагов, потому что, преодолевая их, можно получить тяжелые повреждения. Узкие броды часто засыпают острыми треугольными камнями, соединив их заточенными серпообразными связками, а потом заманивают туда неприятеля.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О бомбардах северных народов

А теперь я постараюсь ответить на наиболее частый вопрос, который мне задают люди, движимые более праздным любопытством, чем здравым смыслом: имеются ли в северных королевствах орудия-бомбарды, как они велики или малы? Могу сказать, что северные народы и племена, живущие в постоянной борьбе и сражениях, не испытывают недостатка в таком мощном оружии, способном причинить большой урон врагам как посягнувшим на их край извне, так и врагам внутренним. Теперь во многих городах и крепостях Свеаланда и Гёталанда имеются бомбарды размером с деревянную бочку, превосходящие по ширине и длине так называемую «римскую бочку[168]». Они заряжаются круглыми ядрами или железными обломками величиной в человеческий кулак и весом до 600 фунтов и даже более, каковые заряды посредством пороха и огня метаются с огромной силой и летят подобно грозовому смерчу, и нет такой силы, которая могла бы остановить его, и орудия эти применяются по мере необходимости не только в сухопутных, но и морских сражениях, а также и в битвах на льду. Имеются орудия среднего размера и более длинные, которые метают круглые железные ядра, а кроме того, есть бомбарды, которые выстреливают камни, и они, падая с большой высоты, также причиняют немалый урон. С применением таких орудий сражения становятся все более ужасными, не только по причине сильного грохота отдельных взрывов, а потому что они следуют один за другим на обстреливаемых позициях, где вздымают клубы дыма и пыли от сокрушаемых стен и других сооружений. Часто происходит так, что благородные и почтенные женщины, напуганные бомбардировкой и грохотом орудий, обращаются к противнику с просьбами прекратить бомбардировку, указывая на то, что они беременны и близится время родов. В ответ на такие обращения враги советуют женщинам избрать безопасное место, куда не падают бомбы, а не быть вместе с ведущими сражение супругами. Однако женщины обычно считают позором и бесчестием покинуть своих супругов и не разделить с ними все, даже смертельные опасности.

[Гл. 9-12 опущены]

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О переносных бомбардах и воинах-щитоносцах

В старые времена гораздо чаще, чем в наши дни, воины пользовались длинными клинообразными щитами для защиты от стрел и снарядов, пущенных из пращей, и щиты эти нисколько не мешали как в боевом строю, так и при штурме крепостей или укрепленных лагерей противника, не стесняя подвижности воинов ни в безрассудно смелой атаке, ни в разумном спокойном отступлении.

С появлением переносных бомбард, количество щитов уменьшилось вдвое, но появилось новое приспособление: деревянная тренога, на которую укладывалось огнестрельное оружие, и таким образом можно было держать врага на прицеле при любом его движении. Такой способ вести сражения применялся на равнинах, где не было больших камней, и на морском берегу без деревьев и кустарников. Самые высокие воины, одетые в панцири и со щитами в руках назывались «живым валом». Охотнее всего полководцы посылали таких воинов в сражения на ледяной равнине, привязав к подошвам обуви треугольные железные шипы. Как явствует из свейских и гётских летописей, такое часто происходило во время войн, которые вели против руссов и московитов Стен Стуре Старший[169] и Сванте Стуре[170], когда многие битвы происходили на замерзших озерах Финляндии. Об этом и этому подобных делах каждый может прочитать в «Истории» моего возлюбленного брата и предшественника[171].

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О подобном в чужеземье

Такие щиты разных форм — длинные и круглые — в древности именовались catheiae[172], как об этом ясно говорится в строке из VII книги Вергилия:

О том же говорит и Сидоний Аполлинарий[173] в ХХ книге:

Эти щиты были необычайно длинными и прикрывали почти всю нижнюю часть тела, сделаны они были из липы или березы, плотно сбиты, прочно стянуты жилами и пропитаны битумом. Помимо этого, существовал и другой старинный способ изготовления щитов. Некоторые народы, обитающие на краю света, изготовляют круглые щиты из китовых костей или из прочных костей больших рыб. Одни народы мастерят щиты из бычьих или буйволовых шкур, другие — из гибких и прочных корней некоторых пород деревьев, третьи — из железных пластин, соединяя их остроконечными шипами с округлыми выступами. Щиты окрашиваются в различные цвета: красный, серый, черный и белый, но белый цвет употребляется крайне редко, потому что враг, увидев такую необычную окраску, начинает действовать с большой осторожностью, или обращается в притворное бегство, чтобы потом со всей яростью обрушиться на преследователя, как это делают наши ближайшие соседи и враги: руссы, ливы и московиты.

Здесь я должен упомянуть обычай кимврских женщин украшать щиты и оружие воинов прядями своих волос, что по их верованиям придавало ему великую силу, как о том повествуют Вегеций[175], Фронтин[176] и некоторые другие авторы. Как утверждают Юлий Капитолин[177] и некоторые другие, подобным же образом Цезарь Максимин[178], гот по рождению, украшал прядями женских волос свое оружие. Римляне даже построили храм Венеры Безвласой, видимо для того, чтобы узаконить такое употребление женских волос. Само собой разумеется, что сарацины и обитатели Африки изготовляют щиты из шкур.

[Гл. 15-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О вещах, необходимых, чтобы выдержать осаду

Замки северных стран прекрасно подготовлены для обороны от любого врага. Эти крепости защищены толстыми стенами с могучими башнями большой и малой высоты, обведены глубокими рвами как искусственного, так и природного происхождения. В них может быть постоянно полно воды, или она заливается туда по мере необходимости. Обычно в наиболее укрепленных и тщательно охраняемых башнях содержатся преступники, совершившие тяжкие злодеяния, или подозреваемые в замышлении преступления. Чтобы не допустить побегов из заключения, или воспрепятствовать учинению неправедного самосуда жаждущими мести, в этих башнях часто ставятся новые дверные запоры и сменяются стражники. О подобном вспоминает Аппиан Александрийский[179], повествуя о Спартаке и его сподвижниках.

Кроме того, большое внимание уделяется обережению труб и каналов, по которым в крепость поступает вода. Эти источники особо охраняются от возможных повреждений и обнаружения их противником. Если же неприятелю удается перерезать эти акведуки, то в крепости как можно быстрее отыскивают новые источники воды, чтобы избежать ее нехватки. При угрозе нападения обычно создают обильные запасы древесного топлива и угля для нужд кузнецов и хлебопеков, и, чтобы избежать разрушения жилых домов и других деревянных сооружений, бревна которых пускают на дрова, что иногда случается. Кроме того, запасаются всевозможными овощами, зерном, копченым, вяленым и соленым мясом, но в особенности соленым салом — все это хорошо удовлетворяет потребности воинов в пище и может быть употреблено даже без хлеба.

Строго следят за тем, чтобы куски льняного полотна или какой-либо иной яркой материи не вывешивались на крышах зданий, стенах и башнях, чтобы не зажигались огни на башнях и в окнах, выходящих в сторону неприятеля. Все это может быть сочтено сигналами для вражеских войск и вызвать подозрения в тайном сношении с неприятелем. Поэтому городская или крепостная стража бдительно следит за подобными вещами и днем, и, особенно, ночью.

Для обороны крепости и обеспечения защитников обычно требуется заготовить немало пороха, ядер, напитков, уксуса, одежды, железа и прочих припасов. Следует также упомянуть, что стены, в которые наиболее часто попадают вражеские стрелы, покрываются изветшалой тканью, старыми коврами, матрасами и подушками, а на брустверах устанавливаются метательные машины, какие только способна создать человеческая изобретательность.

[Гл. 20-35 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ О происхождении и расположении королевской столицы

Стольный город свеонов, королевский Стокгольм, основал самый славный и могучий воитель свеонского королевства Биргер Ярл. Он возвел прочные стены и валы в месте до того удобном и необходимом для неприступности города, что более подходящего местоположения отыскать невозможно. Город со всех сторон защищен бурными потоками

(там даже рыбари редко занимаются своим ремеслом) и расположен между солеными и пресными водами так, что может быть назван воротами для всей Швеции. В прежние времена эсты, московиты, руссы и тавасты незаметно проплывали этими узкими протоками и нападали на беззаботных свеонов, не подозревающих во враждебных намерениях таких гостей, которые устраивали кровопролитную резню и, погрузив награбленную добычу, удалялись в свои пределы; во время одного из таких вторжений они умертвили Иоанна, второго архиепископа Упсалы, в его резиденции Альмерстек, а вместе с ним погубили множество других людей благородного и знатного происхождения.

С возведением Стокгольма все и каждый, наконец, обрели продолжительный мир и спокойствие, так как извечные враги шведов, увидев столь неприступную и грозную крепость, уже страшились совершать свои грабительские набеги. Однако, если кто-либо самонадеянно вознамерится осадить Стокгольм или посчитает возможным взять его приступом, то все такие попытки будут безуспешными, какие бы хитроумные средства он ни применял. Ведь город расположен среди очень глубоких вод и стремительных потоков, к нему проложены лишь два моста: один с северной, а другой с южной стороны, и этими проходами и мостами датский король пытался овладеть более безуспешно, чем десятью большими городами королевства. Чтобы взять Стокгольм в прочную осаду, нужны три очень мощные армии: на островах, на материке и на воде, однако у этих армий не будет времени, чтобы обезопасить себя от стрел собранных по всей земле лучников. Желающий пусть попробует — участь его будет ужасна.

[Гл. 37-44 опущены]

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ О бессердечии короля Домалди, жесточайшем голоде и об исходе лангобардов

Рассказав о деяниях короля Кристофера, я считаю нужным рассказать и о подобной жестокости короля Домалди, шестьдесят третьего урожденного в Швеции властителя, описанного господином архиепископом Упсалы в VII книге его «Истории». Когда королевство постигли тяжелейшие бедствия, его вассалы и сообщники собрались и под предлогом защиты страны и обездоленных объявили себя слугами справедливости и всеобщего блага, хоть на самом деле были они врагами граждан и добродетели. Их лошади пожирали обильные запасы зерна, в то время как несчастные родители, не имели даже куска хлеба для своих погибающих от голода детей. И не за что им было купить хоть толику хлеба, и нечего было продать, чтобы приобрести пищу, ибо так ограбил своих подданных отец правящего короля Висбур, что не оставалось зерна ни для посевов, ни для спасения жизни умирающих детей.

Когда же голод охватил не только Гётеланд, но и обычно обильный съестными припасами Свеаланд, жрец Одина из капища в Упсале объявил, что единственным средством избежать погибели всей земли будет человеческое жертвоприношение богине Церере, чей культ пришел в Упсалу из Греции, и жертвой этой должен быть злейший враг рода человеческого, король Домальди. Его надлежало заковать в цепи и доставить в Упсалу, где и совершить жертвоприношение. И было сделано так, как сказано оракулом богов. Домальди был схвачен возмущенным народом, закован и отвезен в Упсалу для жертвы Церере или ее зятю Плутону. И после того все свершилась, по предсказанию: повсеместно выдались богатые урожаи и наступило всеобщее изобилие. Упомянутый архиепископ в своем сочинении «История» (кн. VIII, гл. XVII) писал, что голод в Свеаланде и Гётеланде случился не из-за бесплодия земли, способной обеспечить всех едой и питьем, а потому, что земледельцы из года в год воевали, сменив орала на мечи. Поэтому великое множество людей, избранных по жребию, покинули родину с тем, чтобы отыскать новые места обитания, вследствие чего и было создано королевство лангобардов в Италии.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ О жесточайшем голоде, постигшем Лангобардию[180] и другие народы Италии и Испании

Следует дополнить рассказанное ранее сообщением миланского епископа Датия, который писал, что несколько лет спустя после событий, описанных в предыдущей главе, в его диоцезе царила такая нужда, что люди, не имея хлеба, поедали мерзкие отбросы, а одна женщина, движимая голодом, пожирала даже мясо собственного сына. Италию в те времена терзали два несчастья: осада Рима, сопровождаемая ужасным голодом, а также постоянные беспорядки и волнения в народе. Распространение голодных бунтов можно было бы пресечь, перекрыв дороги, если бы охраняющие их войска не опустошали по ночам нивы земледельцев, собирая созревшие злаки, а затем продавая хлеб по безмерно высокой цене. Всему этому сопутствовала чума в осажденном Риме, порожденная голодом и отвратительными продуктами питания. Эти несчастья Рим переживал потому, что соблазненный греками[181], он нарушил обещания, данные готам, и следует сказать, что все это настолько истерзало жителей Римской державы, что иногда они предпочитали смерть дальнейшей жизни в условиях бесконечной войны, голода, болезней и других бедствий вкупе с ужасом и позором.

А ведь готы за все время осады Рима не осквернили ни одного храма, не притесняли священнослужителей, а напротив — позволяли им свободно проводить богослужения. О подобном ужасном голоде, свирепствовавшим в Испании во время правления трех готских королей (Фридигерн, Алатей и Сафрак)[182] писал и архиепископ Упсалы в начале XV книги своей «Истории». А в кн. XVI, гл. XXIII он указывает, что многие обитатели Испании тогда были вынуждены покинуть родные места в поисках новых земель. Ливий в кн. I повествует, что во время первой Пунической войны римляне могли победить осажденных в сицилийском Эрике пунийцев, умертвив их худшею среди людей казнью — голодом[183]. А в третьей книге о Пунической войне Ливий повествует о том, как римляне посылали страдающим от голода соотечественникам, осажденным в Казилине, полбу в бочках, пустив их по реке. Обманув бдительность воинов Ганнибала, стороживших реку, римляне водой посылали осажденным орехи, а те старались выловить их большими плетеными корзинами. Но этого было недостаточно, голод усиливался, и они варили ремни и содранную со щитов кожу, ловили мышей и прочих мелких зверьков. Заставить людей гибнуть от холода и голода — самый ужасный способ убийства. Матвей Меховский также повествует о таком свирепом голоде в Польше, что ее обитатели поедали даже трупы злодеев, снимая их с виселиц.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сражения и схватки, происходящие иногда даже по незначительному поводу, на просторных полях, в узких дефиле, в горах, долинах, среди крутых обрывистых скал, в коварных пещерах в болотистых местах, в лесах, где изобилуют опасные хищные звери, всегда вызывают большое кровопролитие и тысячи мучительных смертей, но по жестокости и ярости их нельзя сравнить с морскими сражениями, которые происходят среди бескрайних вод, когда изрыгающее огонь оружие безжалостно расчленяет человеческие тела и корабли. И не найти на земле такого места или народа, где не царило бы это пагубное военное зло, и можно привести бесчисленное множество примеров такого безумия.

Саксон Зеландец, славный датский историк повествует о морских сражениях в жизнеописании короля Фроде, но еще более обширно, описывая жизнь короля Харальда и его не только крайне жестокие, но и неудачные морские сражения с правителем гётов и свеев Рингом. О подобном свидетельствует в своей «Хронике северных королевств» Альберт Кранц, о жестокостях морских войн в северных королевствах также повествует и мой возлюбленный брат и предшественник на архиепископском престоле Упсалы Йоханнес Магнус Гот. Примеры подобного я приведу в последующих главах. Расскажу также о ловкости и силе наших моряков, о мощи наших кораблей и доблести наших солдат — обо всем, что нагоняло ужас на неприятеля, а особенно о стоявших на носу кораблей орудиях, изрыгающих пламя, единственное предназначение которых было сжигать вражеские суда. И печальной была судьба спасшихся от губительного пламени: их ждала мучительная смерть в морских волнах.

[Гл. 1 опущена]

ГЛАВА ВТОРАЯ О форме и использовании кораблей на Севере в старые времена

Войны, происходившие в болотистых северных королевствах, часто принимали такой оборот, что чужеземные войска, высадившись на землю, терпели поражение, потому что их предводители плохо знали местность и вынуждены были отступать по бездорожью или непроходимыми лесными дебрями к месту, где стояли на якорях их корабли. В старые времена стычки между могучими конунгами северных стран происходили постоянно, даже по самым незначительным для обеих сторон причинам, как например похищение невест, о чем упоминает датский историк Саксон, причем, такие стычки часто превращались в кровопролитные войны, но не менее часто набеги заканчивались бесславно и без больших потерь.

Итак, в старые времена корабли строили широкими или длинными, в зависимости от того, было ли расстояние между гребнями волн длинным или коротким. Например, волны Океана у берегов Норвегии подобны волнам Испанского моря: длинные и разложистые, а потому приемлемы длинные и широкие корабли, тогда как в море, омывающем берега Гётии и Свеонии, волны короткие и частые, а потому и корабли, в большинстве своем купеческие, строят недлинными и широкими. В древние времена каждая страна, даже находящаяся вдали от морей, имела обыкновение хранить свои корабли и все необходимое для них снаряжение в безопасных прибрежных портах, а чаще — на берегу в надежном укрытии, как мне довелось видеть это на берегах Норвегии и Швеции. В случае нужды эти корабли быстро снаряжались всеми необходимыми припасами и оружием, воины поднимались на борт, и корабли — большом или малом числе — быстро пускались в путь туда, куда приказывал конунг. Между собой корабли различались по окраске, названиям и флагам, что позволяло предводителю в случае стычки с неприятелем легко и без путаницы производить нужные маневры. Однако случалось так, что внезапный вихрь мог разметать корабли по морю; такой ветер более опасен, чем вражеский флот — это западно-северо-западный ветер, его разрушительность хорошо известна всем живущим восточнее Геллеспонта.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Об иных северных кораблях

Мы не станем рассказывать о кораблях, сходных по форме и строению в разных странах и называемых по-разному на разных языках, а сосредоточимся на кораблях, чьи названия и употребления относительно общеизвестны. Имеются в виду небольшие подвижные челны, грузовые суда, многовесельные быстроходные лодьи, плоскодонные баржи, а также гиппагоги — большие суда для перевозки лошадей из северных стран в Германию. Кроме того, были и военные корабли, самый большой из которых принадлежал королю Швеции Густаву. Корабль был так велик, что вмещал около тысячи вооруженных воинов и триста моряков, которые также были неплохими бойцами. Король Густав был первый, кто в 1540 году стал использовать в водах Гётеланда и Швеции суда с двумя, тремя и даже четырьмя рядами весел — биремы, триремы и квадриремы, построенные руками искусных венецианских мастеров, нанятых королем за щедрую плату. При этом, его главной целью было пленить и наказать разбойных московитов и эстов, которые часто нарушали заключенные перемирия и грабили его земли.

Тогда же финские плотники, которые славились своим мастерством, научились строить триремы по устройству и прочности не хуже, а то и лучше венецианских. В упорстве и быстроте финны превосходили и венецианцев, и генуэзцев: они могли за месяц построить и оснастить 60 кораблей из сырой древесины, поставить на них пушки, погрузить продовольственные припасы и приготовить корабли так, что они в любой момент могли выйти в море и вступить в сражение.

Нечто подобное произошло во время первой Пунической войны, когда римский военачальник Г. Дуилий[184] вывел в море флот, построенный через 60 дней после того, как были срублены дерева для его постройки. Плиний в кн. XVI, гл. 40 утверждает, что свидетельству Луция Пизона[185] в войне против царя Гиерона[186] за сорок пять дней был построен флот из 220 кораблей. Во время второй Пунической войны флот Сципиона[187] вышел в море через сорок дней после того, как топор впервые коснулся дерева для постройки судов. Так можно действовать в тех случаях, когда требуется по велению тревожного времени.

Но как бы ни поразительны были примеры о чужеземцах, правда и то, что северные народы имеют возможности для быстрой постройки кораблей, т. к. все необходимые материалы находятся поблизости от места постройки. Едва ли во всей Европе сыщутся такие благоприятные для этого условия и такое большое число корабельных мастеров. Помимо уже названных типов судов, в северных странах были в ходу разной величины гребные шхерные суда, лодьи — кимбы, пароны-барки, фелюги, миопароны, служившие каперами, челноки и т. п. Часто в северных странах пользуются челнами, выдолбленными из толстого соснового или дубового бревна, которые вмещают по 20-30 человек, а меньшие по размеру лодки используются для рыбной ловли. Перотти[188] в своих «Комментариях», а равно и Плутарх, упоминают о некоем Трифоне, который построил судно с пятьюдесятью скамьями для гребцов длиною в 200 и шириною в 48 локтей, вмещавшее 14000 вооруженных воинов. Однако судно такого размера предназначено больше для показа, чем для практического использования.

[Гл. 4-9 опущены]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О том, как не подпустить к берегу вражеский флот

Чтобы воспрепятствовать вражеским кораблям подойти к берегу, где имеется гавань или глубина позволяет сделать это, обычно общими усилиями строят мощные стены из каменных плит, не употребляя при этом извести, или устраивают длинную линию бастионов из дерева и земляных насыпей, и из таких укрытий лучники поражают высадившихся на берег врагов стрелами или из установленных в укреплениях бомбард. В случае угрозы набега или войны, народ приходит в движение, и тысячи отборных лучников и копейщиков по приказу королевских фогтов приходят на защиту побережья. При появлении вражеского флота тысячи стрел взлетают высоко в небо и частым дождем падают на неприятельские корабли. Из опыта известно, что в таких случаях стрелы рассеиваются в разных направлениях и редко летят мимо цели. Этот густой смертоносный дождь повсеместно причиняет врагам очень большой урон, и найти укрытие от него можно лишь в глубине судна. Когда это происходит, защитники берега спускают на воду челны, которые они приготовили на соседних реках и доставили к морскому берегу на своих плечах, или волоком при помощи тяглового скота. В ладьи садятся вооруженные воины и быстро приближаются к вражеским судам, чтобы перерубить якорные канаты кораблей, после чего те, подхваченные ветром, неизбежно терпят крушение. Чаще всего так делается в архипелагах, где проходы между островами узки и скалисты, на пресноводных озерах и протоках с множеством подводных камней. А бывает, что команды вражеских кораблей охватывает ужасная паника. Тогда они сами обрубают якорные канаты и отдаются на волю жестокого шторма, считая, что от него легче спастись, чем от безжалостных стрел, несущих смерть или причиняющих ужасные раны. Однако вражеские корабли отражают не только дождем стрел, их забрасывают горящими шарами из камнеметов и пылающими стрелами из арбалетов, что наносит врагу втрое больший урон.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О средствах спасения кораблей

Когда воины, находящиеся на корабле начинают подвергаться опасности от многочисленных падающих сверху стрел, моряки обычно устраивают над кораблем что-то вроде пологой кровли из парусов и кусков материи. Ткань обычно растягивают так, чтобы она провисала как можно более свободно, потому что туго натянутая парусина теряет свои защитные свойства и становится бесполезной, так как легко пробивается падающими стрелами, разрывается и никоим образом не препятствует их проникновению внутрь, то есть не предотвращает наносимый ими вред. Выпущенные из метательных машин снаряды, летящие горизонтально, также не смогут нанести кораблю ощутимый вред из-за большого расстояния до цели, кроме того, их действие ослабевается до бесполезности толстыми досками фальшборта. Вражеские корабли, стоящие на якорях, служат целью не только для стрел и камней, их забрасывают также раскаленными металлическими ядрами из бронзовых орудий, но они легко отражаются дополнительными дощатыми щитами у бортов корабля. Если же якорные канаты не выдерживают напора бури, или якоря брошены в неудобном месте, вражеский флот вынужден обратиться в бегство, однако маловероятно, что ему удастся выйти в открытое море без потерь, так как обычно в узких протоках и проливах имеется множество невидимых подводных скал и камней, представляющих большую опасность для несчастных мореплавателей.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О кораблях-поджигателях

Существует и еще один способ, при помощи которого воины северных стран нападают на прибрежные крепости противника, когда многочисленные попытки захватить укрепления оказываются бесплодными: они нагружают корабли всевозможными горючими материалами и ждут ветра, дующего в сторону берега. Тогда корабли, управляемые отважными бойцами, по одному или группой направляются к прибрежным укреплениям. Кормчий в последний момент бросается в воду с кормы пылающего судна. В это же время метательные орудия, находящиеся на берегу, начинают обстрел крепости. Осажденные теряют присутствие духа, так как им приходится бороться против дыма, всепожирающего пламени и нестерпимого жара, спасения для себя они не видят, или оно крайне затруднено, а потому для защиты крепости у них остается очень мало сил и возможностей. Наиболее опасны те корабли-поджигатели, которые опытные воины снаряжают с особым искусством, снабжая их специальными железными крючьями. Иногда вместе с небольшими кораблями-поджигателями посылают и большие грузовые суда, нагруженные горючими материалами, чтобы по мере надобности добавлять их и поддерживать разгоревшийся пожар. Чтобы превзойти коварство коварством, на некоторых судах видны только гребцы, а вооруженные воины прячутся в глубине судна, готовые внезапно напасть и захватить вражеских лазутчиков, буде таковые появятся. Это делается также с целью подойти к берегу и внезапно высадить вооруженных бойцов, готовых мгновенно начать бой в нужном месте. Тем самым, ловким и отважным воинам дается возможность доказать свою сообразительность и силу, показав одновременно, как можно захватить и разрушить вражеское укрепление или лагерь. При помощи подобных уловок некоторым военным кораблям иногда удается захватить отменную добычу: грузовое судно, перевозящее лошадей, оружие и другие припасы. А когда удается захватить купеческий корабль, перевозящий смолу или деготь в бочках, его подводят к вражескому берегу и неожиданно поджигают у стен прибрежного укрепления. Деготь является важным коммерческим товаром для жителей северных стран, которые получают доход, продавая его и березовую бересту. Деготь употребляется для просмолки челнов и кораблей, а береста идет на кровли домов и других строений, о чем будет сказано далее.

[Гл. 13-15 опущены]

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О наказании бунтовщиков

Как у всех государств и народов имеются установленные законы и правила, согласно которым следует вести жизнь честную, справедливую и достойную, так и в мореплавании существует свой законопорядок, установлений которого следует строго придерживаться. Изо всего их бесчисленного множества будет рассказано лишь о нескольких, наиболее важных и общих для всех мореплавателей, что, несомненно, будет интересно для читателей. Того, кто устраивает бунт и нападает, или планирует вооруженное нападение на владельца или шкипера судна, или злоумышленно портит определитель высоты солнца — гномон или магнитную часть компаса, от каковых приборов зависит безопасность мореплавания, или совершает подобное тяжкое преступление на корабле, если не приговаривают к смерти, то приковывают к мачте, пробив руки кинжалом или ножом, и освободится он может, лишь тяжело повредив свои руки. Того же, кто обвиняется в беспорядках или насилии на корабле, обвязывают веревкой, бросают в воду и протягивают под килем судна. Чтобы он не умер, наглотавшись морской воды, его по мере надобности переворачивают то на спину, то на живот. Тех, кто уличен в мятеже, предательстве или других особо тяжких преступлениях (особенно во время войны) живыми бросают в морскую пучину, чтобы предупредить урон, который они могли бы нанести всему флоту своими коварными действиями.

Матросы, совершившие легкие проступки, могут избежать наказания быстро укрывшись на носу судна[189]. Если же кто не успевает добежать до укрытия и попадает в руки товарищей, то его три раза усаживают на палубу или бьют ягодицами о мачту с такой силой, что провинившийся видит звезды небесные среди бела дня. Определения этих и других, а равно и более тяжких наказаний берут свое начало из древнего города Висбю на острове Готланд, издавна принадлежавшего королю Свеаландии и Гётеландии. Некогда этот город был крайне богат и могуч и определял наказания за самые незначительные проступки, например, за разбитое окно, но в наше время он утратил свое высокое положение. Однако морские законы имеют всеобщее употребление — от Арктического океана до Геркулесовых столбов и исполняются, чтобы обеспечить порядок и мирную торговлю.

[Гл. 17-22 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ О плавающих всадниках

Всаднику или пешему воину броситься вплавь через бурную реку в полном снаряжении — поступок не менее отважный и рискованный, чем любое другое предприятие, требующее безрассудной смелости, однако гёты используют любую возможность, чтобы усовершенствовать свое военное искусство и обрести необходимый опыт. Таким образом, они становятся умелыми и сильными пловцами и, смело бросаясь в волны потока, переплывают реку верхом на лошади, не снимая снаряжения, и неприятелю остается только сдаться или обратиться в бегство. Они учили плаванию лошадей не менее прилежно, чем учились сами, как о том свидетельствует Корнелий Тацит, описывая германцев, а Геродиан[190] утверждает, что они были очень умелыми пловцами и бесстрашно бросались в реку, сидя верхом на конях. (кн. VIII).

Нельзя оставить без внимания и свидетельство Саксона, который повествует о знаменитом Бьёрне, норвежском кулачном бойце, чей конь славился прекрасной статью, был неутомим и легко преодолевал ревущие потоки даже тогда, когда обычные кони без сил шли ко дну. Однако, когда отважный боец Фридлеф напал на него в труднопроходимой из-за острых камней местности, Бьёрн в сражении потерял коня и был пленен, благодаря коварству врага и ошибке коня. Похоже, что нет на Земле такого места, где не ступал бы конь Сея[191]. Но правда и то, что лошади гётов были обучены преодолевать бурные и широкие реки. И вряд ли военная судьба была бы благосклонна к восточным и западным готам в схватках с финнами, рутенами или московитами, если бы они не умели преодолевать широкие водные преграды.

[Гл. 24-29 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ О научении юношей искусству плавания

Тот, кто в раннем возрасте обучался плаванию, в момент опасности может спасти себя и принести большую пользу государству, как о том говорят многие историки, приводя пример Юлия Цезаря, который, будучи окружен множеством врагов в Александрии, был вынужден спасаться вплавь. Немало историков, известных достоверностью своих произведений, описывают чудеса силы и отваги, которые показал Серторий[192] в войне с кимврами, когда в одной из схваток под ним убили коня, а его самого тяжело ранили. Не снимая грудного панциря, со щитом и мечом, он переплыл против течения бурную широкую реку Родан[193] и, к великому изумлению неприятеля, счастливо избежав опасности, присоединился к своему войску. Его подвиг воспел римский поэт Силий Италик[194] в восьмой книге поэмы о Пунической войне. И это подтверждает необходимость обучения плаванию молодых бойцов, чтобы они могли не только доблестно исполнять свой воинский долг, но и избегать опасности, благодаря искусству плавания.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ Об умении плавать и пользе этого

Александра удручало и раздражало то, что он ни коей мере не владел искусством плавания, а потому и не имел в нем никакого опыта. Однажды, когда вместе со всей армией ему нужно было переправиться через широкую реку, он послал вперед всадников, чтобы те разведали броды. Когда кони вошли в реку, глубина ее достигала лишь боков, но на средине потока вода подступила к головам коней, отчего воины на берегу оцепенели от страха, и никто, боясь утонуть, не отваживался вступить в реку. Узнав об этом, Александр воскликнул: « Как я несчастен, что не выучился плавать!» Промолвив это, он схватил щит, возлег на него, отважно бросился в реку и переплыл ее. Тогда и все остальные последовали его примеру: кто вплавь, кто уцепившись за своих коней, а кто, высоко вздымая свое снаряжение и опираясь на копья, перешел реку вброд. Так вся огромная армия переправилась, потеряв лишь малое количество припасов. Войско вышло из реки насквозь промокшее и рассеянное вдоль берега. Если бы в тот момент на него напал бы даже равный по силе и числу противник, победа далась бы ему очень легко.

Есть также пример отваги и мужества некоего Сцеволы: когда неисчислимая орда бриттов начала теснить правый фланг римского войска, он с наступлением ночи бросился в море при полном боевом снаряжении и, будучи в нагрудниках и с тяжелым щитом, вплавь добрался до Цезаря, за что был увенчан почетным виноградным венком и из простого легионера возведен в ранг центуриона. У Тита Ливия есть много свидетельств о той пользе умения плавать, которую пловцы принесли во время первой Пунической войны[195]. Таким образом, человек вынужден сам учиться плавать и овладевать этим искусством, что другим живым существам даровано от природы.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В старинных хрониках северных стран находится множество свидетельств о схватках между рутенами (руссами) или московитами с одной стороны и шведами или финнами с другой, причем стычки эти возникали по той или иной, но всегда крайне важной причине и происходили на море, на суше, на льду и в глубоком снегу. Военное счастье всегда изменчиво, а потому то один, то другой уходили с места битвы то победителем, то потерпев ужасное поражение. Причины такой изменчивости зависят от многих обстоятельств и условий: места, времени и командования, которые определяют развитие событий и исход военных действий.

На картине изображены две мощные цитадели, разделенные глубоким стремительным потоком. Одна из этих крепостей принадлежит Великому магистру Ливонии, как обычно именуется правитель это обширной страны, а другая является владением Великого князя Московского. Ближняя называется Нарвой и владеют ею благочестивые христиане Ливонии, а дальняя принадлежит схизматикам-московитам. Московиты, владеющие крепостью всегда считали ее неприступной, так как защищена она самой природой: окружена глубокой водой, в ней содержался сильный гарнизон, который не страшился нападения противника, каким бы сильным он ни был. Но московитам пришлось разочароваться, потому что эта неразумная уверенность подверглась неожиданному, но неизбежному испытанию. Блестящие правители шведов и гётов, Стуре Старший[196] и Сванте Стуре[197], были возмущены беспрестанными предательскими нападениями московитов на эту богатую область и тем разорением, которым они причиняли большие несчастья ее народу. Они собрали пятидесятитысячное войско[198] и напали на крепость московитов, в боевой ярости предавая все огню и мечу. Их поддержали дружественно настроенные ливы, бывшие в крепости. Многие московиты были убиты, многие погибли в огне, остальные же, тяжело раненные, еле спаслись бегством. После захвата крепости в руки предводителей шведов и гётов, а также их воинов, попало неисчислимое множество серебра и драгоценных собольих шкурок. Таким образом, они получили вознаграждение за все свои страдания, когда вели сражения в жару и холод. Домой они возвратились победителями, владельцами немалой добычи и сокровищ.

Но такая богатая добыча причинила побежденным не только невозвратимые потери — московиты были глубоко удручены этим поражением. Все это пробудило у них неугасимую роковую ненависть к вождям победителей с их друзьями и разожгло вражду между двумя странами, что впоследствии обернулось большими несчастьями для обеих держав. Крепость была вырвана из рук врагов военной силой, и победившие шведы предложили ее Великому магистру[199], но тот не принял такого опасного подарка, и крепость предали огню, после чего победоносное войско со своей добычей возвратилось через Финляндию в Свеаланд и Гётеланд. Но это была не вся добыча, потому что в пылающей крепости пришлось оставить большое количество воска, т. к. слишком тяжел был груз, и забрать все было невозможно. Воск всегда приносил огромные доходы восточным купцам, а правителям — немалую прибыль от податей и пошлин. Запасы его были столь велики, что расплавившись от пламени, воск образовал изрядной длины судоходный поток.

ГЛАВА ВТОРАЯ О схватках на льду

Когда москвиты или рутены, охваченные жаждой наживы, нарушают мирный договор и начинают грабить берега Финского залива, свеи и гёты вынуждены вести против них упорные бои как на льду, так и на твердой земле, и происходит это там, где летом кипели морские бои, а зимою разражаются жаркие схватки на льду по всем правилам военного искусства между войсками, снаряженными даже бомбардами. Причем лед тогда такой прочный, что выдерживает конных и пеших воинов, построенных как в редкие, так и в густые порядки.

Многие, особенно итальянцы, считают удивительным и невероятным, что лошади не падают на скользком льду, а могут скакать галопом, не падая при этом, не ломая ноги и не сбрасывая вооруженных всадников. Для того на копытах коней имеются изогнутые железа с острыми шипами, и всадник не боится, что конь упадет, каким бы скользким ни был лед. Когда же всадник обращается в бегство, то подковы крошат лет, и осколки его с такой силой летят назад, что попав в лицо преследователя, могут причинить тяжелую рану, а то и убить до смерти.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О набегах московитов или рутенов

В набеги московиты обычно отправляются, собрав многочисленное войско, намереваясь не столько повоевать, сколько пограбить, причем военная дисциплина у них очень слабая, а то и вовсе не соблюдается, особенно теми, что совершают военные или грабительские набеги на пограничные области Шведского королевства и Великого герцогства Финляндского, как о том говорится в королевских анналах за 1495 год от Р. Х. Тогда в пределы королевства вторглось войско московитов численностью в 60000 человек. Причиной вторжения стало требование уступить три волости: Эгреббе, Яске и Саволакс со всеми реками и водоемами, которые согласно их толкованиям по справедливости должны были принадлежать скорее им, чем Шведскому королевству. На самом же деле вторжение произошло по подстрекательству датского короля Ганса[200], с таким расчетом, что эта самая большая провинция Шведского королевства будет поделена между московитами и датским королем. Через несколько лет, в 1500 году, в первое воскресенье великого поста, послы московитов в Стокгольме напомнили королю Гансу о договоре относительно захвата шведской короны и раздела провинций страны. Договор этот был скреплен торжественным крестоцелованием датского и московского властителей. Однако из этого замысла ничего не вышло, потому что король Ганс был вынужден бежать в Данию, оставив в Швеции свою супругу, королеву Кристину[201], женщину выдающуюся, происходившую из рода Мейсенских герцогов. Войско московитов понесло огромные потери и было изгнано из пределов Шведского королевства в места своего обитания, словно грабитель из богатого дома. Потери московитов были столь велики, что они запомнили этот поход и долгое время не нападали на Шведское королевство ни по наущению датчан, ни по какому иному подстрекательству, ни по собственному почину.

Дания (как свидетельствует Саксон) — это небольшая страна, тесно зажатая границами соседей, бесстрашно старалась приобрести обширные области, отняв их у Свеаланда, Гётеланда или Финляндии, то силой, то хитростью. Поэтому датские властители старались заручиться поддержкой союзников: с востока — московитов или руссов, с запада — скоттов и галлов, с юга — германцев из разных стран. Но даже объединив свои усилия, эти народы находили в Швеции скорее могилу, чем триумф.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Об ужасающих звуках из пещеры Смеллен, называемых в просторечии громом

Ранее уже говорилось о том, что лед обладает такой прочностью, что легко выдерживает отряды вооруженных всадников и пеших воинов. Теперь нам нужно заглянуть в подземную пещеру вблизи приморского города Выборга, расположенного у самой границы с землями московитов. Эта пещера обладает таинственным свойством: если в нее запустить какое-нибудь живое существо, оттуда раздается такой грохот такой силы, что у всех, находящихся поблизости, закладывает уши, и они не могут ни слышать, ни говорить, ни даже стоять на ногах. Силой такого свойства эта пещера в одно мгновенье может погубить или изувечить гораздо больше людей, чем самая мощная бомбарда. И это удивительное чудо природы нет остается без применения. Ели возникает угроза вражеского вторжения, фогт провинции приказывает всем, кому дорога жизнь, плотно залепить уши воском и спрятаться в подвалах и подземельях. Сам же он, защитив себя подобным образом, подводит на веревке к зеву пещеры какое-нибудь животное и загоняет его туда копьем. Тот час раздается такой ужасающей силы звук, что все находящиеся в окрестностях враги, как подкошенные падают наземь и так долго лежат без чувств, что при желании местные жители могут обобрать их до нитки. Но обычно у победителей не возникает желания отомстить врагам, поверженным в прах мощью природы. Враг же, придя в сознание, больше не думает о войне, а обращается в паническое бегство, чтобы не погибнуть от повторного ужасного грома, или не умереть медленной смертью от приключившейся вследствие этого продолжительной смертельной болезни. Происходит так, что воинственные люди, которых нельзя устрашить силой оружия, увядают чисто от страха перед неистово грохочущей природой и очень медленно обретают вновь жизненные силы, а то и не обретают их вовсе.

[Гл. 5 опущена]

ГЛАВА ШЕСТАЯ О сражениях финнов с московитами

Поскольку страна великого князя Московии и Руссии обширна и могущественна и постоянно расширяется, то вместе с владениями расширяется и становится все более пышным титул великого князя, состоящий из названий подвластных ему земель, и в письме папе Клименту VII, писаном рукою некоего Дмитрия, выглядит так: «Великий государь Василий, божией милостью царь и повелитель всея Руссии, а также великий князь Владимирский, Московский, Ноугородский, Псковский, Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вяцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новогорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Волоцкий, Ржевский, Белевский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский и Кондинский и иных. Дано в стольном граде нашем Москве апреля 3 дня, в лето от сотворения мира 7030».

Однако этот столь величественный и пространный титул скорее удивлял, но не поражал страхом соседние народы, особенно финнов, которые, не склоняясь перед могучим его носителем и подвластными ему народами, часто превосходили их в беспрестанных пограничных стычках. Но эти схватки чаще всего происходили не на твердой земле (за исключением особо жестоких зимних холодов), а на водных путях и озерах, и в большинстве случаев обе стороны, как уже было сказано ранее, горели желанием пограбить, а не вступать в настоящие сражения. Однако северные властители не начинали войн по таким ничтожным причинам. В договорах были прописаны преступления, за которые обе стороны жестоко наказывали нарушителей законов, например, таких, как фальшивомонетчиков.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О разбойных набегах московитов

Картина вверху дает некоторое понятие о том ужасном искусстве и хитрости рутенов или московитов при разбое на воде и грабеже на земле. Готовясь к набегу на земли карел или других народов, они прежде всего собираются в отряды, где соблюдаются некоторые заранее оговоренные правила и соглашения. Затем в глухих, необжитых местах они строят из тонких и гладких еловых досок длинные легкие челны, вмещающие по 20 или 25 человек, поделив работу таким образом: одни топорами вытесывают доски для лодок, другие в подземных смолокурнях — чтобы дым был незаметен – выкуривают смолу из сосновых чурок или дранок, третьи закаливают наконечники копий, остальные же готовят луки, тетивы и стрелы. Для этих целей в пустынных местах всегда найдется достаточно материала. Когда же челны готовы, разбойники спускают свой флот на воду, вооружаются надлежащим образом и отправляются в набег. Они нападают на городки, деревни, поместья, небольшие укрепления и на купеческие корабли, стоящие на якоре в Альбо озере[202], в Венедском заливе[203] или Ливонском[204] море. Но они не довольствуются лишь грабежом и разбоем, а по врожденной своей жестокости топят в водоворотах всех, кто попал к ним в руки.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О том же

Опьяненные успехами подробного рода, они становятся такими дерзкими и самонадеянными, что отваживаются нападать даже на большие корабли, если те в безветрии замедляют ход. Московиты стараются пробить доски обшивки судна около самой воды, но если команда корабля начинает сверху метать в них стрелы, они что есть силы гребут прочь. Такие безрассудно смелые нападения редко увенчиваются победой, чаще всего нападающих отгоняют выстрелами из орудий, арбалетов или градом камней. Когда они замечают, что подобные злодеяния не останутся безнаказанными, и безопасно пиратствовать больше нельзя, то взваливают свои челны на плечи и относят их далеко в лесную чащу, где устроены тайные убежища, чтобы переждать некоторое время, а при случае снова использовать их во время других разбойных набегов. Они устраивают и укрепляют свои убежища в самых глухих и потаенных местах лесных дебрей, прячут там награбленную добычу и обороняют такие места силой оружия. Когда же их жестокость и злодейства становятся нестерпимыми, всегда находятся охотники отомстить за все жертвы. Прежде всего искусные и зоркие охотники отыскивают скрытые в лес убежища разбойников. Затем выступают одетые в черное воины с темным оружием, намереваясь истребить грабителей до последнего человека. Победа достигается лишь в кровавой схватке, потому что разбойники, зная свои злодеяния, отчаянно сражаются за свои жизни. В конце концов их сопротивление ломается, и разбойники бегут прятаться в горных пещерах и подземельях, а некоторые карабкаются на деревья, надеясь укрыться среди густых ветвей. Устраивая тайные убежища отдаленных и пустынных местах, разбойники считают себя в безопасности. Но никакие средства и ухищрения не могут спасти от наказания Божьего тех, кто с ужасающей жестокостью уничтожал невинных людей. Всех захваченных разбойников беспощадно сжигают в их же челнах или постройках. Входы в пещеры и подземелья заваливают камнями и бревнами, оставляя укрывшихся там грабителей умирать голодной смертью. А о тех, что укрылись в густых ветвях и считают себя в безопасности, возвещают своим лаем собаки, и, если не удается договориться о выкупе, они падают мертвыми на землю, сраженные меткими стрелами. Для отыскания укрывшихся в лесу разбойников и грабителей нет лучшего средства, чем охотничьи собаки с их нюхом и звонким лаем.

[Гл. 9 опущена]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О том, как московиты принимают послов

Некоторые старинные хроники северных королевств повествуют о том, каким удивительно хитрым образом князья московитов принимали послов от чужеземных королей и князей, что зачастую происходит и поныне. В прошлом (что делается и нынче) для такого случая из простонародья подбирали множество высокорослых седовласых мужчин благообразного облика, с длинными, прекрасного вида, седыми бородами, облачали в роскошные княжеские одежды и садили среди людей благородного звания с тем, чтобы послы, вступая в залу, были ослеплены и подавлены величественным видом такого множества благородных государственных мужей, а потому и не осмеливались бы излагать жесткие требования или возражать единодушному мнению этого блестящего собрания. Но этот внешний блеск скорее унижал, чем возвеличивал державу и не производил желаемого впечатления. Опытные, много повидавшие и путешествовавшие по огромному миру, послы считали его фальшивым и презренным. Кроме того, у татар был обычай, что любой посол, прежде чем предстать перед их повелителем и вручить ему свои грамоты, должен был пройти меж двух огней, так как считалось, что яд, который он мог иметь при себе, чтобы отравить татарского властителя, от огня становится безвредным для него и убивает самого злоумышленника. А послов, явившихся без подарков, к себе не допускали и выслушивать не желали. Посол должен был излагать свое дело коленопреклоненно, воздавая смертному человеку почести, полагающиеся лишь небожителю. Тот же, кто противился такому обычаю, подвергался жестокому наказанию, а то и расставался с жизнью, как о том свидетельствует Винсент из Бове в своем труде «Зерцало историческое». Чтобы показать церемонию приема послов в Московии, я приведу пример с посольством светлейшего короля Польши к великому князю московитов в лето 1551 от рождества Господа нашего. Послом был высокородный дворянин Маттиас Бартоломеевич, князь Гедройтцкий, который прибыл в столицу Московии, город Москву, преодолев расстояние в 200 немецких миль[205] от славного литовского города Вильны[206]. В конце этого длинного пути у въезда в столицу Московии его встретили несколько всадников, которым великий князь приказал встретить посла. Спустя несколько дней пришло повеление великого князя, чтобы посол вручил ему послание своего короля, и для того торжественная процессия, как это было заведено у московитов, направилась в княжеский замок. Посла провели через две залы, где было множество статных мужчин с длинными холеными бородами — в большинстве своем рабского сословия — сидевших на скамьях у стен. Все они были облачены в пышные одежды, принадлежащие их господину великому князю, и присутствовали здесь лишь для того, чтобы показать прибывшим издалека чужестранцам величие и блеск великокняжеского двора.

Наконец посла привели во дворец, где его ожидал великий князь с подвластными ему князьями; все тоже были облачены в роскошные одеяния. Великий князь сидел на троне поодаль от остальных князей, одетый в длинный, до самого полу, бархатный кафтан, отороченный крупным жемчугом и бриллиантами. В руке он держал посох, верхняя часть которого была украшена золотой инкрустацией, а нижняя — отделана чистым серебром. На голове у него была митра — на их языке КАЛПАК — из чернобурой лисы, которая в тех краях ценится дороже всех мехов, превосходя ценою даже соболей. Когда затем посол вошел в тронную залу, все приведшие его для представления великому князю, пали перед ним ниц и три или четыре раза ударились головами о землю, тем самым выказывая великому князю свое глубочайшее почтение, как это принято у московитов. Послу с сопровождавшей его свитой из 12 человек через служителя, который там именуется ПРИСТАВ, было указано оставаться у входа на расстоянии 50 футов от великого князя и не трогаться с места. Там они и оставались, пока посол произносил приветствие великому князю, затем он вручил королевское послание назначенному для того приставу, чтобы тот передал его своему властелину.

Был и другой случай, когда посол великого князя в Польше отказался принять послание от польского короля, потому что великого князя в нем не назвали ЦАРЕМ РУССКИМ, что означает Кесарь Всея Руси, так как титул царя присвоил ему митрополит, а для такого титулования поляки считали это недостаточным, и позже польский король был вынужден отправить в Москву своего собственного посла. Тот посол был также введен приставом с большой свитой, чтобы выставить напоказ все великолепие московского князя. Однако довольно о том, как московиты принимают послов.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О жестоком убийстве итальянского посла

Непревзойденный и достойный всяческого доверия славный германский историк Альберт Кранц в своей книге «Вандалия» повествует о том, как жестоко был наказан один итальянский посол, который, разговаривая с князем московитов, не обнажил голову. А когда в свое оправдание он сослался на обычай свой страны, согласно которому, никакой властитель не оскорбляется тем, что посол разговаривает с ним, не обнажив голову, князь рассвирепел и приказал прибить шляпу гвоздями к голове посла, издевательски заявив, что таким деянием он никоим образом не нарушает подобного обычая, а лишь укрепляет его[207]. Этим жестоким поступком он снискал себе такую жуткую и позорную славу среди властителей всего мира и их послов, что в дальнейшем даже самые могущественные князья московитов, чтобы избежать обвинений в таких варварских преступлениях, ни при каких обстоятельствах не позволяют себе подобных безумств и диких выходок. Однако память об этой неслыханной жестокости все еще пробуждает страх и предположения, что последующий властитель может быть не меньшим чудовищем. В книге говорится и о том, как некий кардинал, слишком усердствуя в распространении христианской веры и ратуя за воссоединение церквей и конкордат с Московией, был казнен самым бесчеловечным образом: с него живого сняли кожу[208].

Каждый умный человек, а в особенности властитель, должен подчинять чужие народы добротой и благоразумием, даже если он не знаком с их обычаями. Это в большой степени относится к северным конунгам: перед тем, как они достигают власти и становятся королями и повелителями, они кажутся такими благовоспитанными, добросердечными и терпимыми. Так и кажется, что рождены они и пришли в эту жизни, чтобы устроить золотой век. Но как только они приобретают силу и власть, то за малым исключением, все становятся заносчивыми, глупыми, жадными и бесчеловечными. И превыми жертвами становятся их бывшие друзья и наперсники, а остальные живут в постоянном страхе смерти. Однако общим благом для всех является то, что их власть и правление всего лишь краткий миг по сравнению с вечностью, не имеющей пределов.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О мудрости московских торговцев

Рисунок вверху как можно более подходит к наименованию этой главы. Повествуя о разбойных набегах московитов, мы уже помещали изображения людей, несущих на плечах свой челн. Но московские купцы действуют совсем иначе: если путь им преграждает озеро или река, они строят новые ладьи, грузят в них свои товары и пересекают водное пространство. Торговые пути в северных странах тянутся по 300 или 400 лиг, и очень часто приходится пересекать непроходимые леса, длинные реки или большие озера. Тогда купцы грузят свои товары на уже готовые ладьи или, по мере надобности, строят новые. И вовсе не считается преступлением, если купцы рубят лес или ловят рыбу в попадающихся по пути водоемах, то есть довольствуются дарами природы. Но если же они без разрешения владельца убивают его скот себе на пропитание, или же без позволения хозяина берут тягловый скот, чтобы перетаскивать по волокам свои ладьи, — это уже считается грабежом. Но на всем протяжении пути они могут свободно добывать мясо диких животных, поражая их стрелами. Предметами же торговли этих купцов являются считающиеся драгоценными меха, то есть шкурки соболей, куниц и белок, о чем мы уже говорили и будем еще говорить.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О том, чем и как бьются финны

Финны и родственные им северные народы чрезвычайно жестоки и необузданны, а потому королевским указом, под угрозой жесточайшего наказания, для разрешения споров и ссор в мирное время им запрещено пускать в ход оружие, предназначенное для употребления в сражениях, то есть копья, стрелы, метательные дротики, мечи и длинные кинжалы. Однако мясницкие, лесорубные и плотничные топоры разрешены к свободному использованию для работ по хозяйству, и этими инструментами они возводят прекрасные строения. Не следует, однако, думать, что они напрочь лишены оборонительного оружия, которым при нужде могли бы защитить себя и свои дома от живущих слишком близко московитов, совершающих разбойничьи набеги. Первые нападения они отражают, метая камни издалека при помощи пращи, привязанной к палке. А если противники сходятся ближе, то они защищаются, метая камни из собственных поясов, связанных в виде пращи. У них очень сильные руки, они искусные метатели, и ни один камень, выпущенный таким бойцом из пращи, не пролетает мимо цели. Кроме того, они имеют довольно длинные, высушенные на солнце еловые шесты, заостренные или удлиненные острыми наконечниками на манер копья. Такими копьями бойцы, стоящие в первых рядах, отражают атаки легковооруженных пеших и конных врагов. Некоторые из них употребляют охотничьи петли, устроенные на подобии аркана, который они набрасывают на неприятеля и тянут к себе как коней, так и людей. Помимо этого, они пользуются оружием, сделанном из веревки и камня в кулак величиной (в том случае, если нет стальных или свинцовых ядер и железных цепей). Камень привязывается к концу веревки длиной не менее четырех пядей, и этим оружием обвивают руки всадников или ноги лошадей, и сильным рывком опрокидывают их. Немалую помощь финнам оказывают огромные злые собаки, которых кони московитов боятся так, как кони персов боятся верблюдов. Эти собаки нападают на лошадей (так они обучены) и вгрызаются в ноздри, отчего кони пугаются, встают на дыбы и сбрасывает всадников наземь, где их убивают или берут в плен.

[Гл. 14 опущена]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О наместниках короля Швеции в северных странах

В Исландии, чье название означает Ледяная Страна, посланные королем Норвегии для свершения правосудия управители могли успешно предотвращать возникающие в портах распри между немецкими купцами. Если между приплывавшими туда торговцами все же возникали вооруженные схватки, управители подвергали их строгому, но справедливому наказанию так, чтобы сами торговцы не теряли законной прибыли, местные жители не оставались без своей выгоды, а королевская казна – без причитающихся ей пошлин, чтобы никоим образом не нарушалась добропорядочность торговли и общества. Точно так же короли Швеции посылали в густонаселенные и богатые области Финляндии своих наместников и управителей, которые обладали мудростью, разумением всего происходящего, деятельностью и терпением, чтобы справедливым и законным судом устранять раздоры и распри как между местными жителями, так и между иноземцами, и тем самым сохранять мир и безопасность в своем крае. Чем более дики, своенравны и упрямы жители этих краев (а таковы они и в самом деле), тем разумнее должны быть управители и наместники, чтобы употребляя законные способы убеждения вместо жестокого принуждения, поборов и пыток, склонить их к повиновению. В таких случаях туземцы не только охотно исполняют определенные им повинности и платят подати, но всегда готовы исполнить и другие приказания, пусть даже связанные с опасностью для жизни. Во времена правления таких мудрых, справедливых и разумных наместников и правителей, северные королевства процветали, а вмести с ними процветали их короли и конунги. Здесь следует упомянуть блаженной памяти Стена Стуре Старшего, который в течение 24 лет нес тяжелейшее бремя управления этим своевольным народом и страной, раскинувшейся на протяжении 2000 итальянских миль. И обратный пример тому являет король Карл[209], который был вынужден провести в изгнании семь лет, потому что его наместники были алчными, грубыми и безнравственными насильниками. Как можно видеть из старинных хроник (если пытливый исследователь пожелает это узнать), многие короли также испытывали огромные несчастья и трудности потому, что их управители и наместники были именно таковы. Имена же Карла Великого[210], Александра Великого[211], Помпея Великого [212]и Константина Великого[213] всегда были глубоко почитаемы, а власть их была прочна, потому что они ставили мудрых наместников и управителей своих земель. Карл Великий, ободряемый мудрыми советами и поддержкой благочестивых верховных понтификов, смог создать мудрые законы и установить мир и благоденствие среди германцев, чем уберег их от множества бед и потрясений. Однако в последнее время спокойствие это нарушается распространением безбожного лжеучения еретика Лютера.

[Гл. 16-20 опущены]

О том, как перевозят бомбарды и ядра, а также о том, как метают стрелы ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

На этом рисунке достаточно ясно показано, как бесстрашно обитатели севера сражаются на земле и на льду с врагом, когда нужно постоять за себя и отомстить за несправедливые обиды. На рисунке видны сани; так называется повозка, которой пользуются зимой для перевозки грузов. Они довольно длинные и узкие, их полозья изогнуты спереди, поэтому они легко двигаются, и управляться с ними нетрудно. Устройство саней столь разумно, что на них, влекомых упряжкой из одной или больше лошадей, можно легко преодолевать встречающиеся на пути поднятия льда или снежные сугробы и перевозить грузы, равные поклаже пяти или шести повозок на колесах.

При движении по льду или по узкой проложенной в глубоком снегу дороге, предпочтительнее использовать в упряжке одну лошадь, а не две и более, чтобы легко разъезжаться со встречными повозками. Законом строго установлено, что в глубоком снегу следует уступать дорогу более тяжело груженым саням, чтобы те не опрокидывались, уступая дорогу более легким встречным саням. При путешествии по льду не встречается больших трудностей, за исключением тех мест, где лед треснул под давлением испарений, поднимающихся из придонного ила; по силе своей это почти равно летней грозе. Я говорю «почти равно летней грозе», потому что треск и грохот, исходящий из-подо льда похож на раскаты грома из густых грозовых туч, при этом на льду, словно от удара молнии, появляются большие трещины в два, три или шесть футов шириной, хотя на самом деле они образуются под напором поднимающегося из глубины пара или воздушного потока.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ О том же и о преодолении трещин

Обычно путники, чтобы преодолевать такие преграждающие путь трещины, топорами и кирками вырубают изо льда глыбы и укладывают их на открытую воду так, как укладывают каменные плиты при строительстве моста. Если в непроницаемой темноте трещина незаметна, и животное проваливается в нее, то его извлекают оттуда с помощью веревок и тонких досок, которые опытный путешественник всегда имеет при себе. Если же под лед проваливаются люди, что происходит довольно часто, их немедленно вытаскивают из воды спутники, о которых спасенные хранят благодарную память. Но пугаться того, что кожа замерзнет при соприкосновении с холодной одеждой, не следует, нужно быстро побегать и тем самым восстановить телесное тепло.

Во время зимних сражений местные жители за известное вознаграждение подвозят в санях по льду, продовольствие, ядра, порох и другие военные припасы. Летом подвоз припасов происходит по водам заливов, рек и озер на кораблях, управляемых опытными корабельщиками, по берегу же припасы доставляют умелые извозчики на своих повозках. Иногда, обороняясь от врага, сани выстраивают в ряд, образуя своего рода бастион или защитный вал. Подобные укрепления из повозок употреблялись в войне против кимвров. Оттуда очень удобно стрелять из бомбард и из луков. Так можно продержаться до заключения мира и уйти по доброму согласию, или быстро отступить по льду, не ожидая, пока он растает, в случае же бессмысленного упрямства, можно пойти ко дну, как свинец, и погибнуть в бурных волнах талой воды.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ О том, как предотвращают замерзание воды

Самые мощные замки, которые летом кажутся неприступными из-за их расположения среди вод, в зимнюю пору окружены льдом и с любой стороны могут подвергнуться нападению или осаде. На картине вверху изображается, как в таких трудных случаях обороняются эти крепости. Если такое укрепленное место, стоящее посреди озера или реки, подвергается нападению как со стороны государства, так и со стороны какой-либо разбойничьей шайки, все обитатели ее дружно берутся за топоры и кирки, чтобы вырубить лед вокруг замка и создать полосу чистой воды шириною в 20 — 30 футов. А вырубленные при этом глыбы льда осажденные собирают и укладывают в кучи около проруби. Осколки льда, смерзаясь, образуют прочный высокий вал. В прорубь же они выливают достаточное количество китового или тюленьего жира, а потом принимаются старательно перемешивать все это с водой, работая шестами и копьями. Таким способом осажденные лишают неприятеля возможности подступиться к крепости по ледяной воде и одержать столь желанную победу. Чаще всего случается так, что неприятель отчаянно кидается на приступ и тонет в глубокой воде раньше, чем осажденные заметят этот приступ. А происходит так потому, что бросающийся в безрассудно героическую атаку враг, попадает в места, где лед ослаблен бегущими с болотистых берегов ручьями, вода которых подмывает ледяной покров снизу.

[Гл. 24-28 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О нападении на замки со льда

Это один из способов ведения войны на льду, имеющий широкое распространение в северных странах. Если в летнее время глубокие воды защищают замок от вражеского нападения, то позже, когда озера и реки скованы толстым льдом, жаждущие отомстить жестокому правителю, очень легко могут устроить свой укрепленный лагерь на прочном льду поблизости от стен замка, окружить его со всех сторон, установить осадные машины и беспрестанно метать снаряды. Чем большее единомыслие и сплоченность царит среди осаждающих тем больше у них шансов на успех, особенно, если это один народ, связанный общими обычаями и обрядами, обязывающими бойцов поддерживать друг друга. И напротив, если войско состоит из разноплеменных воинов, которые по языку и обычаям чужды друг другу, между ними царят разлад, недоверие и взаимные подозрения. По этим причинам атаки чаще всего не удаются, и это приводит к бегству, а то и прямому предательству. Зачастую это происходит и под влиянием мороза на непривычных к нему иноземных воинов, неспособных долгое время выдерживать сильные холода. Поэтому они утрачивают желание вступать в схватки или совершать длительные переходы.

Сражения на льду и в глубоком снегу весьма отличаются от сражений в горах, лесах, долинах или песчаных пустынях. На льду приходится сражаться в войлочной обуви, а не пропитанных жиром кожаных сапогах, которые в сильный мороз становятся сколькими, как лед. Чтобы можно было бежать или твердо стоять на льду, воины прикрепляют к обуви железные крючки или треугольные подметки с тремя острыми шипами. Кроме того, иногда, готовясь к предстоящему сражению или штурму, незаметно посыпают пеплом лед, чтобы можно было твердо держаться на ногах или уверенно продвигаться вперед.

[Гл. 30 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ О наказании неверных слуг ледяной водой

Пытливый исследователь и достоверный историк Павел Иовий, епископ Ночерский, считал слишком жестоким наказанием для воров, грабителей и им подобных злодеев пытку ледяной водой, которую капля за каплей выливали им на затылок, чтобы заставить их признаться в совершенном злодеянии. В сочинении «Сарматия» он пишет: «Воров, убийц и разбойников московиты допрашивают так: на головы им капают с большой высоты ледяную воду, и это невыносимая пытка». Это его слова. На самом же деле, доверчивый прелат или был введен в заблуждение хитрым московским послом, князем Дмитрием, пребывавшим в Риме во времена папы Клемента VII, или не совсем понял этого человека, рассказывающего о нравах и обычаях своей страны, потому что мысли его были направлены на более важные дела.

Наверное рассказ об этой считающейся ужасной пытке мало тронет людей, привыкших к употреблению огня и дыбы: ведь в жестокости своей московитов превзошли свеи и гёты, у которых был обычай ежегодно в первый день января наказывать таким образом непокорных, непослушных и дерзких слуг. Причины для этого были разные: если слуги навещали господ и хозяев в сочельник, но не встречали святое Рождество вместе с ними и не оставались праздновать и сам день Рождества, если в каком-либо частном доме празднование отмечалось ненадлежащим образом, если кто-нибудь говорил мерзкие слова или учинял дебоши и скандалы. И длинная процессия состоявшая из знакомых, свидетелей, обвинителей и судей под звуки труб и бой барабанов сопровождала провинившихся на лед у берега водоема. Там его ставили на колени, низко пригибали голову, обнажали затылок и на голую шею капля за каплей выливали ледяную воду под, а все наблюдавшие эту пытку выражали свое одобрение громкими рукоплесканиями. Если же наказуемый хотел сократить и облегчить свои муки, то обещал исправиться и загладить свою вину, и его миловали: выливали на обнаженную голову сразу всю воду. И только эфиопам не страшно такое наказание, потому что их головы покрыты густейшими волосами. Но эфиопы редко появляются в северных странах, они были здесь только во вспомогательном войске, которое король франков прислал на помощь королю данов, воевавшему против свеев и гётов. И не только холодная вода грозила эфиопам и данам в случае поражения: в плену их ожидало очень жестокое обращение или немедленная гибель.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ О подобных наказаниях

Существует и другой подобный способ наказания в зимнее время, с незапамятных времен употребляемый нашими предками по отношению к непослушным и дерзким нарушителям обычаев и законов. Во льду на расстоянии 20-30 футов, вырубались две проруби, преступника прочно связывали и тянули подо льдом из одной полыньи в другую, привязав веревку к вытянутым вперед рукам. Если проступок был небольшим, и друзья позаботились, чтобы облегчить мучения, то наказуемого быстро протягивали между полыньями, за что он был очень благодарен. Но если преступник совершил тяжкое злодеяние, то его тянули медленно, чтобы мучения длились как можно дольше, потому что злодей заслуживал того. В этом случае за исполнением наказания строго следили специальные надзиратели, и преступника вытаскивали из воды почти задохнувшимся. Считалось, что такое строгое наказание будет хорошим уроком и послужит к исправлению нарушителя закона. Все это на гладком и скользком, словно зеркало, льду, поэтому люди привязывали к ногам крючья и треугольные подковки с шипами, чтобы твердо держаться на ногах. Об этом уже говорилось в предыдущей главе. Московиты же, будучи схизматиками и еретиками, погружение в воду считают деянием священным и крестят своих детей, окуная их в ледяную воду, а если поток подхватывает и уносит ребенка, то они верят, что младенец возносится на небеса.

[Гл. 33-34 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О скачках, о наградах одеждой и другими призами

О чем пойдет речь в этой главе, без излишних объяснений явствует из заглавия и изображения на рисунке вверху. Сани — так называются зимние повозки — полны людей, а в упряжке лишь одна лошадь. Сани мчатся с такой большой скоростью, что все пять или шесть итальянских миль пробега, люди наслаждаются не ездой, а полетом. Лошадь может бежать по льду так быстро, благодаря железным подковам с острыми шипами, прикрепленным к копытам животного. Наградой служит одежда или лошадь из побежденной упряжки, или известное количество соли, или семенного зерна. Если же побежденный не выплачивает проигрыш в течение определенного времени, его никогда больше не будут считать честным человеком.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ О беге онагров, иначе лосей, по заснеженному льду

Дикие ослы, иначе лоси, в также могут бежать с необычайной скоростью по занесенному снегом льду. Их часто используют в Швеции, особенно, севернее королевской столицы Стокгольма. А вот южнее, по огромным поросшим густыми лесами пространствам, использовать их запрещено королевским указом, так как опасаются, что какой-либо злоумышленник, пользуясь преимуществом лося в скорости, может безнаказанно ускакать и предать неприятелю государственные тайны. Это очень выносливое животное, легко переносит голод и жажду, и может без пищи за сутки покрыть расстояние в 200 итальянских миль.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О бегущих по снегу оленях

На севере имеется много других видов животных – это ездовые олени, которые используются не только для гонок и катания, но и для перевозки грузов по снегу в специально для того устроенных санях. Согласно королевском указу, жителям южной части королевства также запрещено употреблять этих животных для каких бы то ни было нужд, потому что они, как и лоси необыкновенно быстры и за короткое время преодолевают огромные расстояния. Влекомые ими сани отличаются своей формой от всех других саней: спереди они похожи на заостренные изогнутые носки сапог, и устроены так, чтобы скользили по снегу подобно кораблю, легко несущемуся по морским волнам.

[Гл. 38-39 опущены]

ГЛАВА СОРОКОВАЯ О разделе добычи

Где бы ни велась война — на суше или на море, на болотах, на льду или в глубоких снегах, о чем уже говорилось в предыдущих главах — в конце концов наступает время распределения самой дорогой военной добычи между воинами, как это установлено военными обычаями и законами. Однако, чтобы все происходило честно и справедливо, каждый воин обязан, стоя перед направленными ему в сердце стрелами из натянутых луков, поклясться жизнью и смертью, мечом и ветром победы, что пришел он с чистой душой, без обмана, и не утаил никакой добычи для себя. Но прежде чем приступить к разделу добычи между всеми воинами, в первую очередь награждались те, кто своей силой и отвагой внес наибольший вклад в дело победы. Больше других, согласно обычаям, получали раненые, командиры, знаменосцы и трубачи. Убежавшие с поля боя не получали ничего. Все военное снаряжение, украшения, одежды, а равно супруги и дочери побежденных королей и военачальников, переходили во владение победивших королей и полководцев. Они были обязаны защищать честь и целомудрие этих женщин, наказывая посягнувших на них насильников смертной казнью и конфискацией всего имущества.

Так, Саксон Датчанин повествует об установленном королем Фродо законе, согласно которому насильник, посягнувший на девичью честь, подвергался кастрации и обязан был выплатить тысячу талеров в виде возмещения за поруганную честь. Если же конунг желал вступить с пленницей в законный и честный брак с целью получения выгоды, что в старые времена считалось предпочтительнее прямого ограбления пленницы, он имел на это полное право. В пример можно привести то, как после захвата Рима королем вестготов Атаульфом[214], была взята в плен дочь от второго брака императора Феодосия Галла Плацидия[215]. Атаульф, очарованный ее красотой, целомудрием и благородством происхождения, вступил с ней в законный брак по римскому обряду на форуме Корнелия[216] и благополучно правил, следуя ее мудрым советам. Следует упомянуть и Тотилу, предшественника только что названного короля[217], который после двухлетней осады овладел Неаполем и под угрозой смертной казни приказал не чинить обид и насилия девицам и замужним женщинам, а равно не трогать тех, кто укрывался в храмах Господних. Об этом эдикте короля готов Тотилы можно прочитать на стр. 425 «Истории», написанной архиепископом Упсалы Йоханнесом Магнусом.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ О перемирии и заключении мира

Ведение войны, а равно и заключение мира — это задачи более, чем кого-либо иного, касаются властителя, потому как такие важные дела разрешить должным образом никто не может, хотя, конечно, делается это с помощью людей, которым властитель доверяет и может поручить выполнение той или иной задачи в связи с заключением мира или перемирия. Если не удается установить прочный мир на долгое время, то за лучшее считается, как можно быстрее, заключить взаимовыгодное перемирие, во время которого можно изгнать подстрекателей и возмутителей спокойствия и повернуть дело так, чтобы между воюющими правителями, их сторонниками и подданными, установились приязненные отношения, может быть даже навсегда. И нет ничего более блистательного и выгодного для мудрых властителей, как это издревле повелось, чем установить прочный мир вместо разжигания войны, похоронить взаимную ненависть вместе с павшими, забыть старые вражды и обиды, отбросить все препятствующее установлению мира, прекратить взаимные оскорбления и дерзости. А когда все подстрекатели и мятежники будут изгнаны и усмирены, тогда и откроется прямой путь к миру и согласию.

В таких условиях взаимного доверия и приязни, исчезновения настороженности и тревоги, это непреложное правило всегда служит к вящей славе и чести властителей, и примеров тому, к нашему большому удовольствию, есть бесчисленное множество в совсем близком прошлом. Здесь имеется в виду то, что произошло между Стеном Стуре Старшим и упсальским архиепископом Якобом[218] более шестидесяти лет назад в Швеции. Хитрые и коварные интриганы сумели разжечь между ними вражду из-за некоторых незначительных разногласий, что привело к горячим схваткам между их сторонниками. Регент Стен Стуре стал во главе мощного войска и взял в в осаду архиепископа, который заперся в неприступной крепости Альмарестак. В крепости был сильный гарнизон, изобилие военных припасов и питания, и само расположение делало ее неприступной. Архиепископ следил за тем, как развиваются события. Он знал, что регент — человек мудрый и готов прислушаться к разумным резонам. Тогда архиепископ велел поднять над стеной шлем в знак того, что желает переговорить с регентом. Тот согласился, и они по очереди изложили свои взгляды и мотивы. В течение часа они смогли договориться и заключить мир, что и подтвердили, обняв друг друга на виду и всех воинов. Кроме того, было установлено, что любой, сказавший хоть слово против этого мирного договора, подвергнется жестокому наказанию. Так, к большому огорчению злоумышленников и великой радости доброжелателей, был установлен мир, который нерушимо царил в течение всей жизни этих великих людей.

И если бы Густав Тролле[219], который стал преемником архиепископа Якоба, в своей распре со Стеном Стуре Младшим был столь же мудр и стремился к миру и спокойствию в стране, то можно было бы избежать бессмысленного кровопролития, и положение в стране, а равно и положение самой церкви, было бы значительно спокойнее и безопаснее, чем оно стало, благодаря его неразумию.

[Гл. 42-46 опущены]

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ О поведении мудрого властителя

Из давних времен к нам пришло знание того, что любая держава лучше всего управляется, если король научен мудро и мирно править. Тогда его подданные искренне уважают властителя и старательно выполняют все его разумные повеления. Однако все и каждый должны разуметь, что все делается по закону, а потому — благоразумно и безопасно. Ибо как можно подчиняться тому, кто не умеет править и не намеревается учиться искусству отдавать разумные и понятные приказания? Повиновение подданных должно прежде всего зиждиться на мудрости и благоразумии повелителя. Предводители, идущие верным путем, никогда не заставят блуждать тех, кто последовал за ними. А вожди, потерявшие дорогу, погибнут в пропасти не только сами, но увлекут за собой и других. Как конный воин должен управляться с конем так, чтобы тот охотно, безо всякого сопротивления выполнял его команды, точно так же и король должен, избегая насилия и принуждения, благоразумием и милостью приводить в послушание своих подданных, которые в ответ на такое обращение будут с большой охотой выполнять повеления властителя, не устраивая мятежей и беспорядков.

Однако, с другой стороны, следует неусыпно следить за тем, чтобы, увидев мягкость и доброту короля, его подданные не закоренели в самовольстве и дерзком неповиновении воле властителя. Если правители, которые вначале были кроткими и милосердными, замечают, что к ним относятся без должного почтения, а неповиновение возрастает, то они становятся более жестокими и начинают поддерживать порядок более суровыми мерами. И если властители видят, что им нужно защищать свою власть от коварных интриг и тайных заговоров, они забывают о доброжелательности, мягкости и милосердии, как это можно видеть на примере Александра Великого и многих других подобных примерах. Следует помнить, что король подобен зрителю в театре, где все добродетели должны быть на виду, а пороки будут освистаны и изгнаны. Славно и почетно лицедействовать перед тем, в чьей руке и награда, и наказание. Это также походит на военные игры и маневры, происходящие перед глазами короля. И всегда предпочтительнее иметь судьею одного короля, а не какое-либо сообщество его подданных, потому что короля невозможно подкупить ни золотом, ни серебром, как невозможно напугать угрозой властительного гнева.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предыдущих одиннадцати главах описывались таинственные явления природы, суетные культы языческих богов, изобилие металлов и шахт, выборы королей, войны на суше, на море, в лесах, на льду, которые рано или поздно заканчивались прочным миром. Теперь же возникла необходимость, следуя порядку вещей, описать как прилежанием и усилиями мастеров восстанавливаются здания, уничтоженные яростным врагом. Природа обеспечивает их, даруя легкодоступный материал, который добывают в многочисленных каменоломнях. В последующей за этим предисловием первой главе будет описано, из чего складываются здания и как они образуют полное целое. Люди способны возводить прекрасные здания, такие, как великолепные дворцы Италии. Здания, которыми восхищаются все, в том числе и архитекторы северных стран, были построены в разных частях обитаемого мира, и их всего семь, названных чудесами света:

1. Храм Артемиды Эфесской.

2. Прекрасный мемориал царя Мавсола.

3. Бронзовая статуя бога Солнца на Родосе.

4. Изображение Зевса Олимпийца.

5. Дворец царя Мидии Кира.

6. Стены Вавилона, которые царица Семирамида возвела из кирпича, обожженного с серой и железом.

7. Пирамиды Египта.

Но вилла и фонтан, возведенные в Риме Верховным понтификом Юлием III во благо и здравие народа, отличаются такой неподражаемой натуральной красотой и великолепием, что могут с полной уверенностью назваться восьмым чудом света. Те древние постройки были созданы в далекие века грубости и невежества, они опережали свое время, а потому в глазах народа выглядели необычными и выдающимися и пользовались почитанием людей тех времен. Нынче же вода и камень, красота и польза сочетаются, что предполагает сохранение на многие века красоту творчества и созидания[220].

ГЛАВА ПЕРВАЯ О каменщиках и о камнях различных форм

Среди сильного духом народа, как и следует ожидать, всегда найдутся люди изобретательные и упорные, а каменщики именно таковы, и, благодаря неограниченным запасам строительных материалов, возводят толстые стены, не столь красивые, сколь мощные, способные выдержать любую атаку, о чем будет сказано ниже. Нет недостатка в искусных мастерах и художниках как местных уроженцев, так и пришельцев из разных стран, привлеченных большими доходами и возможностью приложить свои умения и таланты, чтобы создавать здания сколь мощные, столь же и прекрасные.

Среди бесчисленных скал северных стран имеются каменные глыбы разнообразных форм — квадратные и прямоугольные, вся обработка которых заключается лишь в шлифовке, после чего камень приобретает большую красоту. Свидетельством тому является гора под названием Омберг, расположенная невдалеке от известного монастыря у Вадстены, построенного славной женщиной, святой Бригиттой, первой настоятельницей которого была ее дочь Катарина, нашедшая там и место своего вечного упокоения. Поблизости расположен и другой монастырь святого Бенедикта, называемый также Альвастрой. Из горы Омберг местные жители могут свободно ломать камень разного цвета, но для своих построек добывают преимущественно черные плиты, которые перевозят к месту строительства на кораблях или баржах. Из них они возводят красивые и уютные дома с определенным расстоянием между оконными проемами. Такие плиты используют также и для создания крыш на постройках. И трудно сказать, чего здесь больше — человеческого ли труда или природной красоты.

Я сказал, что камень ломают свободно, то есть никто не платит за него землевладельцу, и даже не обращается к нему за позволением на такие работы. Камень из этой горы беспрепятственно используется как для частных, так и для общественных потребностей. Подплывающему на корабле путешественнику издали эта гора кажется настоящим городом с мощными стенами и возносящимися к облакам башнями. И по сей день в Линчёпинге все еще сохраняются постройки монастыря Альвастры, возведенные из этих камней, хорошо обтесанных и отполированных в древние времена.

Немало скал находится в Восточном Гёталанде на берегу Готского моря, и скалы эти образуют длинный ряд, состоящий из свергающих алмазов и шестиугольных кристаллов, словно кто-то возжаждал создать всем на удивление столь прекрасные стены. В Западном Гёталанде есть гора, именуемая Киндаберг, в окрестностях которой имеется множество мраморных плит, окрашенных природой в различные цвета такой удивительной красоты, что их используют для украшения зданий. А на полярных островах есть магнитные горы, и если около камня из такой горы поместить буковую доску, то через некоторое время она становится прочнее камня и приобретает способность притягивать предметы. На полях также находят камни разных форм и цветов, а потому их употребляют вместе с обожженным кирпичом как для кровли, так и для возведения стен.

ГЛАВА ВТОРАЯ О строительстве домов и разнообразии их форм

Здания в северных странах удивляют многообразием своих форм; они могут быть пирамидальными, клинообразными, сводчатыми, круглыми и прямоугольными. Пирамидальные сооружения — это, скорее всего, шалаши, построенные из деревянных реек, скрепленных вверху, а внизу образуется просторное круглое помещение, которое используется летом для ручной работы, чтобы зной не утомлял работников, чтобы огонь и дым очага не мешали им.

Клинообразные постройки по северному обычаю покрыты высокой крышей с крутыми скатами, чтобы густые и тяжелые массы снега скользили вниз, не причиняя вреда кровле, сделанной из бересты, черепицы, из расщепленных сосновых жердей (употребляемых из-за их высокой смолистости), чем-то подобным из ели, можжевельника или бука, богатые же дома, наподобие церквей, обычно кроют медными или свинцовыми пластинами. Сводчатые здания возводятся, чтобы надежнее защищаться от сильных ветров и снегопадов, их обычно строят из как из камня, так и из дерева, укрепляют и используют в различных целях. В богатых поместьях такие постройки предназначаются для хранения различных хозяйственных принадлежностей и земледельческих орудий.

В круглых постройках свет падает сверху, равномерно освещая помещения, предназначенные для мастеров и ремесленников, работающих там; такие здания на севере очень редки. Более часто встречаются прямоугольные здания, построенные из толстых стволов, мастерски соединенных по углам. Крыша в таких домах обычно высока, чтобы дневной свет мог проникать внутрь и освещать все помещение. Дверные проемы в каменных зданиях делаются в соответствии с его общими размерами, однако окна в них всегда узки, чтобы защищать помещение от проникновения жестоких холодов и снежных метелей. Если бы окна в северных зданиях делались такими же широкими, как в Италии, то зимой снежные бури, которые гоняют снег, словно ураганы песчаную пыль, наметали бы в помещения снежные кучи, и жить в домах было бы невозможно.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Об окнах в крышах

В северных странах окна зданий, особенно домов с очагами, обычно размещаются в скатах крыш, чтобы свет, нисходящий с небес был более ярким и чистым. Для защиты от дождей в окна вставляют стекла или затягивают их просмоленной тканью. В городах же с узкими улицами окна делаются в стенах домов и оборудованы решетками и железными запорами. Жители отдаленных местностей на границах королевств делают двери своих жилищ узкими и низкими, чтобы затруднить врагам и грабителям проникновение внутрь здания, а в стенах проделывают узкие окна-бойницы, чтобы отбиваться от нападения, стреляя из луков. Кроме того, жители пограничья обычно устраивают ямы-ловушки, скрывая их под соломой, листвой или опавшей хвоей, что помогает им в борьбе с врагами.

Что же касается крыш, то их делают из еловых стволов и досок, покрывая сверху двойным слоем осиновой коры и торфа, где высевают овес или ячмень. Делается это с целью защитить кровлю от воспламенения молнией, но главным образом, чтобы во время войны обеспечить пастбищем овец и ягнят. Поэтому крыши еще и поливают водой. Некоторые жители городов по общему согласию и на общие деньги строят бок о бок пять или шесть домов с мощными стальными дверьми, создавая таким образом отдельное укрепления, о которые разбиваются попытки врага захватить их, даже если неприятель и проник в город. Многоопытные мастера-строители умеют находить такие прочные материалы для зданий, что те стоят неповрежденными многие века. Они также стараются избегать употребления деревьев, которые, будучи частями дома, могут причинить женщинам большие мучения при родах и даже вызвать смерть, как о том повествует Плиний в книге XIII, гл. XIX.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О великом лесном изобилии и величине деревьев в северных землях

В лесах северных стран произрастает огромное количество елей, сосен, можжевельника и лиственниц, причем по росту деревья равны очень высоким башням, а поэтому в приморских областях эти деревья используют для изготовления весел и мачт больших судов, особенно сосны, так как они содержат много смолы и долгое время не поддаются гниению под воздействием дождей и влаги. Плоды елей и сосен, здесь не находят такого широкого применения, как в Италии, где из них изготовляют прекрасные лекарства. Сосновые стволы, обтесанные топором и распиленные на доски, употребляются для обшивки судов и палубных покрытий.

Лапландцы и другие обитатели Севера в начале лета собирают нежные верхушки хвойных деревьев — называемые также мозгом — и поедают сладкие сердцевины вместо хлеба, подобно тому, как жители Парфии поедают сердцевины пальм. Из гибких еловых ветвей делают обручи для бочек и плетни вокруг полей, а из более прочных ветвей лиственницы — луки для арбалетов. Очень ценились еловые брусья, так как они были легки, прочны и долговечны, а потому шли на кровлю Божьих храмов. Самые большие ели вырастают на песчаной почве, однако их стволы довольно хрупкие, потому что из песка невозможно получить достаточно питательных веществ. Из стволов обычно сочится густая жидкость, образующая смолу и деготь.

Березы растут на Севере в большом изобилии. Это дерево обладает особыми свойствами: если пробить кору и луб, то из ствола начинает сочиться пригодный для питья сладкий сок, в голодные времена ее почки употребляют для выпечки хлеба, а из бересты можно изготовлять одежду.

Подобно тому, как свидетельствует святой Иов, ягоды и даже корни можжевельника можно употреблять вместо хлеба. У можжевельника необычайно острые иголки, а потому подходить к нему следует очень осторожно. Под опавшими иголками хвойных деревьев огонь от уголька может тлеть целый год и даже превратиться в смертельно опасное пламя лесного пожара, уничтожить возделанные нивы и опустошить всю округу, если люди не погасят огонь вовремя.

ГЛАВА ПЯТАЯ Еще о деревьях на Севере

Под водой дуб не портится, а твердеет, поэтому из его делают каркасы кораблей. С помощью его коры дубят и выделывают шкуры, как будет сказано о том в разделе о постройках на льду. Есть и другие деревья более твердой природы, чем обычно, из которых на верфях делают корабельные реи, изготавливают винные бочки и другие сосуды, покрывая их внутренности смолой, чтобы воспрепятствовать гниению. Кроме того имеется большое количество дикорастущих деревьев, чьи названия просто неизвестны, но они ценятся за твердость, прочность, красивый цвет и высоту стволов, а также за полезность их плодов.

Встречается там и айва, приносящая сладкие плоды, и кустарники бузины. Произрастают также два вида ивы, обгрызая которые, зайцы утоляют голод. Они не приносят плодов, но если срезать их ветви и посадить в землю, то они вырастают снова, подобно тому, как многие деревья, будучи спиленными, дают новые ростки, если корни остаются в земле. Есть много деревьев, выдерживающих сильные ветра и даже удары молний, потому что они очень глубоко пускают корни, и вырвать их из земли нелегко. Есть во множестве и плющ, этот коварный и ласковый гость, который, разрастаясь под снежным покровом разрушает стены и валы, если его не вырывать с корнями.

[Гл. 6 опущена]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О свойствах плодов

Ореховые кустарники произрастают на Севере в таком множестве, что их плодов в каком угодно количестве хватает как местным жителям, так и приезжим иноземцам, а поэтому купцы с большой выгодой вывозят тысячи бочек орехов из северных стран в Германию. Кроме того, гибкие стебли орешника употребляют для увязывания сосудов при перевозке. Яблоки и груши в наши дни встречаются там в большом изобилии как выращенные из ростков, так и привитые.

Имеются такие благородные сорта яблок, которые подобно оливам, не произрастающим на Севере, созревают в жестокие холода. Имеются также и дикие яблони, которым природа отпустила длительное время на развитие и совершенствование, их плоды созревают только в декабре. Плоды эти имеют винный вкус, поэтому из них вжимают сок и получают хмельной напиток. Встречаются такие кислые плоды, что от их сока притупляется лезвие меча, сок этот используется вместо уксуса. Некоторые плоды округлые, как яблоки, другие имеют коническую форму, как груши, третьи — яйцеобразную, каждый плод природа наградила своею особой примечательностью. Яблоки, выращенные в заморских странах, всегда более сладкие и с многой мякотью, но и более дорогие.

Груши и сушеный сливы в северные страны привозятся из-за моря, так как там растут только два вида слив: черные и белые. Вишни там также двух видов: дикие и выращенные в садах, однако они слишком кислые, быстро набивают оскомину и повреждают зубы, а потому чаще всего употребляются вместо уксуса. Такой вкус образуется в тех плодах, что вырастают в затененных местах, но созревшие на солнце плоды имеют приятный сладкий вкус. Произрастают также и деревья, чьи особенности и качества неизвестны. Они не цветут, но плодоносят при выпадении снега, как о том повествует Плиний в книге XIII, гл. V. Фруктовые деревья легко переносят пересадку в другую почву и приносят сладкие плоды. Однако плоды дикорастущих деревьев имеют скверный вкус, и происходит это, наверное, оттого, что стволы этих деревьев покрыты серым лишайником, который препятствует прогреванию их солнцем, в противном случае некоторые деревья могли бы приносить вкусные плоды.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О еловой смоле и о происхождении морской смолы амбры, то есть янтаря

Множество писателей высказывают несхожие между собой мнения о происхождении, природе и свойствах амбры, именуемой также янтарем. Особенно это очевидно у Перотто, который с большим воодушевлением пытался объединить многие, большой разности, мнения о том, как и почему образуется эта тончайшей природы жидкость. Здесь будут изложены мнения обитателей Севера, которые кажутся ближе всего к истине.

Ели или сосны, содержащие природную смолу, вырастают очень высокими на морских или речных берегах, а также на поросших лесом склонах. Наиболее обильно они источают смолу во время созревания плодов, т. е. в июне и июле, когда солнце, проходя через созвездия Рака и Льва, греет сильнее всего. От сильного зноя кора деревьев покрывается трещинами, и капли жидкой смолы одна за другой падают в воду, где постепенно затвердевают. Эти капли, попадая в поток, сталкиваются с каким-либо твердым телом и обволакивают его. Внутри смолистой массы могут оказаться лягушки, мыши, комары, пауки, мухи, зерна и тому подобные предметы. То же самое происходит, если постоянно истекающие капли смолы попадают на песок. Затем дождями они смываются в ручьи и реки и вместе с потоками воды попадают в море. Как затвердевают деревья, долго лежащие в воде, так и смола со временем превращается в каменной твердости субстанцию. Бури, возникающие в Готском, Финском или Ливонском морях, относят янтарь на юг, к берегам Пруссии, где собирать его могут лишь по разрешению властителя работники, принесшие ему специальную клятву.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О пользе и применении янтаря

Янтарь приносит немалый доход, в первую очередь, королю, владеющему побережьем, где ежегодно собирают тысячи бочек янтаря и продают его купцам в необработанном виде. Янтарь очищают, полируют да блеска, придают ему различные формы, а затем по суше и по морю вывозят в дальние страны. Блеск этой отвердевшей жидкости завораживает, за такой дивный и редкий товар всегда дают хорошую цену. В землях, где образуется янтарь, привлекательность и ценность его невелика, так как там он — предмет в повседневности привычный, но в других странах — он желанная редкость, а потому высоко ценится. И это не удивительно, ведь постоянное употребление одного и того же предмета удовольствия не приносит — наоборот наскучивает и даже вызывает отвращение к нему, однако он становится предметом вожделения и торговли там, где является редкостью.

Для удовлетворения суетного тщеславия иноземцев, очарованных удивительным блеском янтаря, искусные мастера изготавливают различные изображения и даже целые столешницы. Стоимость янтаря различна и зависит от обстоятельств и людей, использующих его, но особенно ценны куски янтаря, внутри которых содержатся маленькие предметы, составляющие цветовой контраст с основной массой, насекомые и даже мелкие животные, попавшие в смолу во время ее затвердевания. Все это ценится подобно дереву, окаменевшему и изменившему цвет после долгого пребывания под водой. Поэтому существуют целые сообщества или гильдии мастеров, обрабатывающих янтарь и тем самым зарабатывающих себе на жизнь. Часть таких мастеров живет в Данциге под властью кроля Польши, часть — во владениях герцога Пруссии, и все они платят большие налоги этим властителям и их управителям. Возможно, что ремесленники имели бы еще большие доходы, если бы могли соединять мелкие кусочки янтаря, подогревая их на огне. Неизвестно, имеются ли такие мастера в упомянутых странах, да и вряд ли когда-нибудь удастся расплавлять или ковать янтарь. Поппея, жена императора Нерона, постоянно красила и питала свои волосы янтарем, и другие римские женщины с удовольствием следовали ее примеру.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О том, как устанавливают сваи через лед

Ровный и прочный лед может оказать большую помощь при закладке или укреплении замков, башен и стен. Для этого между брусьями размещают предмет большого веса, который работники поднимают вверх и удерживают там при помощи блоков и канатов. Затем канаты отпускают, и груз с большой скоростью устремляется вниз, при падении забивая в дно сделанные из соответствующих пород сваи с железными наконечниками. Сваи эти тщательно выстаивают в ровные ряды в нужном количестве. Скользкость льда ни в коей мере не препятствует устанавливать тяжелейшие брусья и сваи, потому что к обуви работников привязаны треугольные железные шипы, позволяющие им легко передвигать любые грузы в том или ином, необходимом для выполнения работы, направлении. Благодаря этим шипам на ногах, двое мужчин могут легко перемещать по льду такой груз, какой по твердой земле с трудов везут десять тягловых животных. Величину прилагаемых здесь сил можно подтвердить тем, как легко скользит по воде большой корабль, приводимый в движение небольшими усилиями нескольких человек.

На таких же или подобных сваях покоится Стокгольм — столица шведского королевства. Некогда он был с большими трудами основан на южном побережье глубоких вод, а ныне имеет такие прекрасно оснащенные порты и причалы, что любой величины корабли со всего Океана причаливают, не бросая якорь, а подходя вплотную к пирсу и закрепляясь лишь канатами, чтобы совершить разгрузку или погрузить приобретенные товары.

[Гл. 11-13 опущены]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Об очистке дна в портах

Морские берега и гавани, где бросают якорь корабли и откуда они отправляются в плавание, часто становятся непригодными для судоходства, потому что бурные ветра и реки, впадающие в море, наносят много песка, вследствие чего подходы к порту сужаются, а то и вовсе закрываются наносной массой, что причиняет государству ощутимый урон. Благодаря здравому смыслу и усердию наших предков, подобного ущерба избегали, принимая необходимые меры, которые осуществлялись за государственный счет способом, изображенным на картине вверху, или каким-либо иным путем. Через определенные промежутки времени лица, надзирающие за общественными работами, собирали две или три сотни (иногда больше, иногда меньше) опытных работников, которые производили запланированные работы, получая за это заранее оговоренную плату. Эти работники разделялись на десятки, одни из которых работали на берегу, другие — на воде в соответствии с установленным порядком работ. В работе они употребляли снабженные крючьями и зубьями железные скребки, которые подвешивались между двумя лодками. Затем работники на лодках отгребали прочь от берега и, удалившись на нужное расстояние, освобождали скребки, которые под собственной тяжестью вертикально шли ко дну. Работники на берегу с помощью воротов и прочных канатов тянули полные ила и песка скребки к берегу. Это требовало больших усилий, потому что извлеченная из моря грязь была так тяжела, что увезти ее можно было лишь на повозке, запряженной восемью лошадьми.

[Гл. 15 опущена]

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ О подъеме затонувших кораблей

Картина, помещенная вверху, сама по себе уже не требует объяснений, однако следует, все же, сказать несколько слов о великой изобретательности человека, способного спасти даже утраченную вещь. Иногда корабли, высоко вздымающиеся над водой, тонут под ударами сильной бури; это может произойти даже в порту при тихой погоде. Когда такое случается, затонувший корабль можно поднять при помощи двух или четырех судов, предназначенных для этой цели.

Небольшие кораблики, наполненные водой и соединенные положенными поверх балками, с двух сторон ставят над затонувшим судном, и опытные ныряльщики заводят под него прочные канаты, которые накрепко привязывают к другой балке слева и справа. Когда все сделано надлежащим порядком, воду выкачивают из корабликов, они всплывают и поднимают затонувшее судно. Если же корабль затонул невдалеке от берега, то при помощи канатов, блоков и воротов, которые вращают сильные мужчины (а такие всегда найдутся любом порту), его поднимают и вытаскивают на берег.

Однако затонувшие по той или иной причине военные корабли, нагруженные тяжелыми бронзовыми и железными бомбардами с большим количеством каменных ядер для них, обычно поднять не удается. И вовсе не потому, что у властителя и его народа не хватает денег и умения, чтобы поднять такое судно. Дело в том, что такие корабли чаще всего тонут, наткнувшись на подводную скалу, и покоятся на дне среди скал, образующих подводные ущелья. В северных водах ежегодно происходит немало подобных несчастий, и они напоминают грядущим поколениям, что не следует считать себя защищенными от бурь, кораблекрушений и других тяжелых испытаний подобного рода, ведь такое может приключиться, как наказание Господне, если на судах перевозится что-либо вызывающее Его гнев и отмщение. Такими предметом могут быть бомбарды, вылитые из церковных колоколов, предназначенных вовсе не для того, а для служения Господу в католических храмах и для призыва людей к благочестию и молитве[221]. Любекские летописи повествуют о том, как любекцы в 1526 году, победив Толозу, осквернили ее храмы, завладев церковным имуществом. Однако золото, полученное таким позорным путем, не принесло им никакой выгоды[222].

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ[223] О неистовстве ветров и волн во многих северных портах

Насколько сильны и неукротимы северные ветры, уже говорилось в первой книге, когда речь шла о Цирции, свирепом, словно Тифон[224], ветре. А теперь немного примеров о том, какую пользу или вред обычно приносит этот ветер для укрывающихся в гаванях судов. На западных берегах, являющихся доменами Его императорского величества, где находятся Зеландия, Голландия и обе Фризии[225], есть необычайной высоты песчаные горы и холмы, исторгнутые из глубин Германского моря[226] силой ветра, постоянно с дующего с севера. На этих возвышениях не растут ни травы, ни деревья, ни кустарники, потому что вся растительность на этой бесплодной почве убивается солнцем и непрерывными суровыми ветрами. Уже один взгляд на их величественную высоту может вселить в души готовых погибнуть моряков надежду избежать кораблекрушения и найти укрытие и защиту. Но единственная польза от этих бесплодных гор та, что они видны издалека, и моряки, направляясь к ним, могут найти кратчайший путь в безопасную гавань В крайнем случае измученные моряки могут найти около этих возвышенностей более или менее подходящее место, чтобы бросить якорь. Кроме того, на этих высоких песчаных холмах установлено немалое количество башен, указывающих путь к порту, или других морских знаков, помогающих мореплавателям избежать грозящей опасности.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ О береговых сооружениях, противостоящих морским волнам

Сила ветров у берегов Германии находящейся напротив северных королевств, такова, что вздымаемые ими волны, наступая и отступая, легко разрушают самые высокие и мощные каменные стены и валы, кажущиеся непреодолимой преградой на пути стихий. В бурю вода и ветер увлекают руины за собой, и все сооружения бесследно исчезают в глубине моря. Поэтому смотрители побережья и портов (а в обязанности магистратов прибрежных городов входит содержание в порядке портов, поврежденных непогодами) обычно собирают большое количество бревен, связывая их между собой так, что образуется нечто подобное решетке или плетню, а затем с помощью пустых бочек перемещают такой плот к разрушенному морем месту в волноломе, что требует больших усилий и расходов. Разными судами, но чаще всего баржами, туда подвозится огромное количество камней, чтобы погрузить в воду вместе с бревнами. Сооружение скрепляется мощными железными крюками и связками, и человек просто не силах вообразить, что все это может быть разрушено. Однако люди все время пребывают в тревоге, что ненасытная стихия снова пожрет их труд. Когда канаты связки перерезаются, закрепленные внизу пустые бочки, освобожденные от груза, стремительно взлетают на поверхность, производя громоподобный грохот.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О прибрежных сооружениях, помогающих отыскать путь в гавань

На берегах Германского, Сарматского и Готского морей[227], а равно и в прибрежных городах, осенью и зимой на вершинах многочисленных сторожевых башен зажигаются большие фонари, чтобы мореходы могли найти безопасный путь в желанную гавань, так как во многих местах побережья этих морей нет ни гаваней, ни удобных для стоянки бухт, а лишь подводные скалы и нагнанные бурями песчаные отмели, и спасения там найти невозможно.

Особенно сложно и опасно мореплавание в глубокой темноте, царящей осенью и зимой. Но невзирая на все неблагоприятные обстоятельства, многие купцы пускаются в плавание именно в это время, когда на море не бывает военных кораблей противных стран, и в случае успеха их ждут большие прибыли. По этой причине они дают деньги на содержание огней, горящих на сторожевых башнях и указывающих мореплавателям верный путь к гаваням. Помимо этих опасностей, мореплаватели должны остерегаться пиратов, притаившихся в стороне от обычных морских путей и выискивающих торговые суда по мачтовым и бортовым огням. Но опытные и знающие мореходы всегда могут избежать стычки, отыскивая проходы между отмелями и подводными камнями, чтобы укрыться в ближайшем порту. Кроме того, безопасные пути в порты указывают просмоленные изнутри и снаружи бочки, прикрепленные ко дну цепями или якорями, они прекрасно видны при свете дня и лунной ночи. Равным образом венецианцы используют высокие островерхие морские знаки из дерева или камня. Однако после сильных бурь мореплаватели вынуждены с беспокойством искать новые пути, как это делали римляне или другие моряки в устье Тибра. Они боялись, что устье реки может быть закрыто наносами песка или камней, и путь в порт станет опасным, а сам порт бесполезным. Нечто подобное упоминает Страбон, повествуя о Сирбонийском озере[228].

[Гл. 20-24 опущены]

ГЛАВА ПЕРВАЯ Об утучнении земель

Едва ли в Европе и даже во всем мире есть народ, который возделывал бы землю с таким тщанием и столь прилежно, как обитатели полночных стран. Эти люди прекрасно знают, когда и какое земледельческое орудие употребить, какие применить средства, чтобы достичь наилучшего результата, и одним из таких средств они считают утучнение почвы при вспашке, чтобы увеличить ее плодородность. Они делают это с большим знанием дела и прилежанием, особенно потому, что из-за больших холодов на Севре не произрастает лоза, приносящая винные ягоды, и все вынуждены употреблять напитки, полученные из тех же злаков, из которых они получают хлеб. И если бы народы Италии работали и жили в таких же трудных условиях, они вряд ли были бы столь счастливы.

Когда нужно утучнить обширные поля и для этого развезти по ним большие кучи навоза, тогда в определенные дни — весной ли, осенью ли — обычно собираются соседи с волами, лошадьми и санями, как это изображено на рисунке вверху. Затем смотрят, сколько на какое поле нужно навоза, грузят его на сани и, развозя, равномерно разбрасывают, преодолевая глубокий снег или скользкую глину, причем, поля, покрытые наиболее плотным слоем снега, обещают принести летом хороший урожай. Земледелец по опыту хорошо знает, что на землю нужно пролить много пота и приложить много упорного и прилежного труда, а вместо того, чтобы ждать хорошего урожая от случайного дождя, ниву нужно удобрять и возделывать, и только тогда можно с уверенностью ожидать хорошего урожая — ведь скудно удобренная, плохо возделанная нива приносит и скудный урожай.

ГЛАВА ВТОРАЯ О способе утучнения

Хорошо известно также, какой навоз наиболее подходит песчаной почве, какой — каменистой, какой используется в низких, а какой — в более высоких местах, равно как различают и знают что лучше подходит для пшеницы и ржи, ячменя и овса, гороха и боба, что хорошо для льна и конопли, а что лучше всего годится для репы. Все злаки, за исключением льна и конопли, растут на длинных стеблях и дают тучные колосья. Другие зерновые, кроме перечисленных выше, на Севере не произрастают. Там не созревают спельта[229], сорго, просо, турецкий горох, не растет гречка и фасоль, нету также огурцов, дынь или артишоков — вероятно эта пища предназначена для насыщения более слабых желудков. Удобрение и тщательную обработку полей обычно предпочитают производить во время осеннего, но не весеннего равноденствия, потому что в случае вражеского набега все хорошо сохранится под толстым снегом, а когда настанет теплая весна, уцелевшие в земле семена дадут всходы и принесут урожай. Когда поля обработаны и утучнены, работники получают заслуженную плату и обильное угощение, а усталые члены — просимый отдых. Издавна повелось так, что соседи помогают друг другу в работе, облегчают бремя труда и тем радуют себя и других. Так же делается в тех работах, которые требуют помощи соседей: уборка сена и хлеба с полей, их перевозка на хранение в надежно укрытом месте.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О подготовке пашни

Помещенный вверху рисунок дает некоторое понятие о том, какие орудия используют земледельцы северных стран при обработке земли, но показать все земледельческие орудия на одном рисунке невозможно, потому что они очень разнообразны и предназначены для подготовки разных почв: каменистых, глинистых, низинных болотистых или возвышенных. Общие инструменты и орудия — это плуг, лопата и мотыга, но при обработке разных почв в разные времена года употребляется отдельно предназначенное для этого орудие.

Старые земледельцы внимательно следят за небесными приметами и определяют по ним время посева, такими приметами, например, могут быть облака — редкие и волнистые, напоминающие вспаханное поле. О будущем урожае они судят, внимательно наблюдая, как звездочеты за звездами, за ростом кустов терновника, за проклевыванием листьев и временем их опадания. Тревогу при таких наблюдениях вызывают слишком ранние или слишком поздние всходы, что является также проявлением благосклонности природы, которая не желает разрушать ничего, а только подает советы и дает знать, когда следует позаботиться о вспашке земли, учесть таяние глубоких снегов и заморозки, и когда следует поспешать с посевом.

Озимую рожь высевают во время исчезновения с небосвода Песьей звезды[230] и, спустя без малого год, получают обильный урожай. Яровые высевают не позже окончания времени Тельца[231], а собирают созревший урожай в середине времени Льва[232]. Таким же образом высевают пшеницу, ячмень и овес, как и другие ранее упомянутые полезные растения и злаки. Совершенно иной мощью плодородия обладают целинные поля — нови, на которых вырублены и сожжены деревья и кустарники, где зеленеющие посевы прорастают буйно и густо, а посевы защищают от диких животных длинными жердяными изгородями. А бывает, что простор неогражденного поля вызывает у обычно ленивых людей неодолимое желание устроить травлю дичи, и тогда более ценной добычей, чем хлеба, становится шкура убитого зверя.

[Гл. 4 опущена]

ГЛАВА ПЯТАЯ О лесных пожогах

В старые времена каждый имел участок земли, отмеренный при помощи мерной веревки и определенный для уплаты налогов с этой площади. И никто не мог питать сомнений насчет права владения землей, данной человеку в обмен на его обязательство выплачивать нужные подати. Однако, когда подворачивается случай заполучить более обширные и плодородные поля, не применяя насилия при этом, каждый стремится обрести в собственность больше земли, в соразмерности со своими умениями и силами. Поэтому на ближайших лесных опушках расчищали заросли, перекапывали дерн и предавали лес огню, выжигая даже тончайшие корни и побеги, змеящиеся по земле и повреждающие плодородную почву и тем самым наносящие вред будущему урожаю. После сжигания торфа, порослей и хвороста, на поверхности земли остается слой пепла, который придает земле удивительно плодородие. На такой ниве выращивают рожь, репу, мак, лен или коноплю, не единожды снимая хорошие урожаи.

Однако следует бдительно следить, чтобы при выжиге нивы огонь по сухой траве не перебросился на соседний лес, уничтожая его. Поэтому вокруг подсеки должны быть скалы и вода, которые образуют непреодолимое препятствие на пути огня, и не позволяют пламени распространиться по всей округе. В противном случае из каждого дома на помощь приходят люди, чтобы сражаться с огнем, как с самым жестоким врагом, который грабит, сжигает и уничтожает все на своем пути.

ГЛАВА ШЕСТАЯ О плодородии таких полей

Обычно эти подсечные поля значительно плодороднее других полей и не боятся засухи, потому что в глубине почвы хранится влаги больше обычного. А посеянные на этих полях семена под солнечным теплом бурно идут в рост и, созревая, дают богатый урожай. Но вот зерна, посеянные на полях, возделанных обычным способом, часто влипают в намоченную дождями землю. Если же необычно сильные дожди размывают такие поля, то питательная сила ростков уходит в стебли. А если после дождей посеянные семена прихватывает мороз, это, конечно же, препятствует прорастанию, но способствует большему их укоренению в почву, и чем сильнее препятствие всходам, тем сильнее зерна стремятся дать ростки. Если же будет предотвращено преждевременное появление всходов, то они появятся пусть и не так скоро, однако густо и обильно, обещая обильный урожай. Таково назначение сева озимых.

При нападении врагов бывает и так, что земледельцы бросают зерна в снежный покров на заранее подготовленном поле. Тогда посев не уничтожается птицами, и зерна попадают в землю, когда наступает пора южных ветров. У северных народов пахотные земли повсеместно строго размежеваны. Межевыми знаками служат каменные заборы, межевочные камни, обломки скал, озера, реки, бьющие из-под земли источники, а также никогда не гниющие обугленные липовые пни. Границы и размеры тех земель, которые невозможно размежевать подобным образом, определяются при помощи мерных шестов длиною в несколько локтей, шагами или мерными веревками. Размер земель может определяться и податными единицами. Все соседи и родственники помогают друг другу убирать урожай, а все возникающие разногласия и трудности сглаживаются на радостном пиру в честь окончании работ. Посредством такого согласия можно обработать больше полей и получить большие урожаи. Таким же образом можно и расширять старые и заводить новые поля, расчищая заросли. И тогда от земли поднимается тонкий нежный аромат, как о том повествует Плиний, кн. XVII: V[233].

[Гл. 7 опущена]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О разных способах сбора урожая

Достойно восхищения удивительное разнообразие, с которым устроена природа, что выражается в различных способах обработки земли в разных странах, ведь как известно, на Севере землю возделывают иначе, чем в Эфиопии или в Африке, или на Новых Островах[234]. Что же касается обитателей полночных стран, то очень хорошо известно, что в южных областях Вестерготии ячмень полностью созревает в течение 36 дней после посева, то есть с конца июня до средины августа, а иногда даже и ранее. Созревание неизбежно зависит от свойств почвы, мягкости воздуха, камешков, укрепляющих корни своей влагой и от солнечного тепла, побуждающего злаки к хорошему росту. Растения созревают, выпуская колосья, где зерна размещены в шесть рядов. Будучи по размерам меньше обычных зерен, они, тем не менее, годятся для варки пива.

Все другие злаки высевают в начале мая и собирают урожай в середине августа, причем в сборе урожая земледельцы помогают друг другу не только тяжелым трудом, но и живым стремлением закончить уборку прежде чем наступят холода и уничтожат урожай. Единственной платой за такой поденный труд служит веселый пир, на котором юноши и девушки, трудившиеся на полях, по выбору и согласию расчетливых родителей становятся будущей брачной парой. Но брак этот заключается не с целью легкой жизни или обязательного обогащения хозяйства, но и с целью создания приличной, уважаемой и трудолюбивой семьи. О браках простолюдинов и дворян будет рассказано в гл. 8 следующей книги.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О бережении младенцев от змей во время полевых работ

Когда земледельцы северных стран в середине июля идут на сенокос, а в середине августа — на жатву, они всегда берут с собой грудных младенцев. Матери, начиная работу, пеленают детей и кладут в колыбельки, которые затем привязывают к деревьям, чтобы люлька оказалась на высоте не менее семи или десяти палмов[235] над землей. Главная цель этих действий — уберечь младенца от укусов ядовитых змей и от иных вредоносных червей, которые могут через раскрытый ротик сладко спящего младенца проникнуть внутрь его. А таких рептилий немало в северных странах.

В памяти многих людей до сих пор живут страшные случаи, когда крохотные красноватые или голубые змейки длиной всего в один-два палма, проникали сквозь ротик беспомощного, спящего на земле ребенка так глубоко в его внутренности, что изо рта виднелся только хвост, и очень трудно извлечь рептилию из глотки младенца. Несчастные матери в таких случаях пользуются нагретой мягкой таканью и осторожно трут ею торчащий изо рта хвост до тех пор, пока змея не выбирается из внутренностей спящего младенца, которому мать нисколько не медля дает териак[236]. Некоторое количество такого противоядия, приобретенного у заезжих торговцев, у нее всегда с собой на тот случай, если нужно будет как можно скорее ввести его в глотку или желудок, чтобы обезвредить отраву. Ниже будет сказано о вредоносных и ядовитых змеях, которые водятся в северных странах.

[Гл. 10 опущена]

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О мельницах разных видов

Достойно упоминания и то, какие виды и формы мельниц используют обитатели северных стран: по внешнему виду и устройству своему они очень разнообразны, ибо одни приводятся в движение изменчивой силой ветра, другие же — силой стремительного водного потока, третьи — лошадьми или людьми, вращающими колеса мельниц. Существуют мельницы с топчаковым[237] или ручным приводом, а также, подобно огромным часам, приводимые в движение размерным поднятием и опусканием груза. Мельницы, приводимые в движение ветром, обычно строятся на вершинах холмов, на берегах моря или на равнине между горами, где сильные испарения вызывают постоянный ток воздуха, принуждающий крылья мельниц беспрерывно вращаться. В некоторых местах ветряные мельницы ставят ровными рядами на приморских дамбах, чтобы те приводили в движение устройства, удаляющие воду, которую бури и непогоды нагоняют из моря. Для отвода в море такой вычерпанной воды прорыты специальные каналы.

Подобные мельницы в Голландии, у славного торгового города Амстердама, как нигде в мире, содержат в большом бережении, ибо вместе с дамбами они служат защитой от северозападного ветра Цирция, который, пересекая Океан, с яростной силой преодолевает высокие дамбы, нагоняет воду в прибрежные низины и каналы и даже выбрасывает на берег корабли. Как уже говорилось, воду вычерпывают с помощью мельниц и отводят обратно в море, а остатки разбитых кораблей собирают и увозят, чтобы использовать в других целях. Если бы Амстердам время от времени не сотрясали такие ужасные, подобные потопу наводнения, от которых он защищается дорогостоящими постройками и устройствами, то во всей Европе ему не было бы равных по приветливости обитателей, роскоши и красоте храмов, дворцов и жилых строений. Кроме того, следует сказать, что в этом городе законы соблюдаются настолько строго, что даже самые могущественные властители не осмеливаются нарушать их. И пусть то знают все, кто будет навещать этот многодостойный город.

[Гл. 12-14 опущены]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О разных злаках у западных гётов и их необычайной силе

Гёты, в особенности западные, в пищу потребляют главным образом ячневый хлеб, который испекают прилежные и искусные в том женщины (во всех Северных странах хлеб выпекают только женщины). Питаясь ячневым хлебом, гёты становятся такими сильными, что равных им нет среди северных народов, исключение составляют разве что финнинги, иначе именуемые финнами, которые помимо ячменного хлеба употребляют и хлеб, испеченный из зерен озимой пшеницы. Во многих местах этих стран едят также и хлеб из овсяной муки, а возможно, что там произрастали бы спельта, просо и сорго, если бы занимались их возделыванием.

На картине вверху видно, как около устья печи и дымохода водит хоровод стайка сверчков, изображения которых вырезаны на деревянных досках, потому что обычно в зимнее время они собираются у огня и в нагретых местах, измучивая своими голосами заезжих чужеземцев, хотя местные жители привыкли к их «пению» и не обращают на них никакого внимания. Эти насекомые являются предсказателями погоды: чем больше их собирается около стоящей на столе лампы, тем более вероятно, что вскорости разразится сильная буря или снегопад.

[Гл. 16-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Об иноземных винах, так как виноград на севере не произрастает

Хотя обитающие на севере народы не могут наслаждаться вкусом отечественных вин, что невозможно по причине крайне жестоких холодов, они испытывают удовольствие от разнообразных местных напитков, изготовленных из солода, а равно и от вин, привозимых из таких стран как Испания, Италия, Франция и Германия, которым плодородные земли и благодатный климат позволяют в изобилии производить эти напитки, являющиеся предметом их законной гордости и высоко ценимые в других странах. Естественно, не все вино, произведенное в этих странах, употребляется их обитателями, но в большом количестве вывозится за рубеж, где частично продается, а частично обменивается на нужные им товары, и это является очень выгодной торговлей с другими странами. Поскольку северные страны являются самыми отдаленными изо всех, то прежде чем приступить к описанию свойств и качеств различных местных сортов пива, следует упомянуть о вине, этом благородном госте северных народов, живущих в холодных краях, а потому лишенных самой Природой возможности выращивать чудесную лозу в своих странах.

Поставляемые из Испании вина привозящие их купцы называют Бастард[238], однако их вкус, цвет и аромат, а также необычайная сладость позволяют считать их вполне законнорожденными. Это прозрачное сладкое вино с полным вкусом, густоватое, очень крепкое, с устойчивым ароматом и длительным послевкусием, за что оно особо ценится. Оно укрепляет ослабевшие внутренности, сушит влажные раны, излечивает слабогрудость, и вообще, по качествам своим оно превосходит многие снадобья, смешиваемые опытными местными целителями. Помимо этого, оно может улучшать другие сорта вин, поврежденных молнией или непогодой.

Вина привозимые из Франции называются романейскими, они имеют кисловатый сухой вкус. Рейнские вина привозятся на север из разных немецких земель, и совершая долгий путь по морю, они приносят торговцам немалый доход. Эти вина после уплаты небольшой таможенной пошлины отдают в таверны и продают всем желающим по твердой цене.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О разнообразии привозимых вин

Вина покупают и пьют с большой охотой из-за их тонкого вкуса, стараясь не допустить попадания ни капли воды как в изысканные, так и крепкие вина, чтобы не испортить их вкус и качества. Содержатели винных подвалов внимательно следят за появлением на небосводе Собачьей звезды — Сириуса, так как грозы, разражающиеся при этом, могут ударами молний изменить вкус вина или даже окончательно испортить его. Чтобы уберечь вино от порчи, бочки завертывают в тюленьи шкуры, из которых сами делают себе одежду. Обычно в северные страны привозят три сорта вин: сладкие, терпкие и легкие. Первое из упомянутых вин привозят из Испании, где в древности правили готские короли — их было числом 38, — которые приказали насадить в стране виноградники. Но саженцы испанских сортов винограда дают ягоды, сохраняющие старый вкус, только если они произрастают рядом с материнской лозой.

Так как итальянские вина из-за их чудесного вкуса никогда не вывозятся в другие страны, то многие чужеземцы сами приезжают в Город[239], чтобы насладиться этими винами, и очарованные их вкусом, уже не в силах уехать оттуда. Терпкие или кислые вина привозят из Франции, которые из-за их долгожительства называют романейскими или романскими[240]. Эти вина обычно употребляются священнослужителями при совершении церковных служб и обрядов. Легкие вина называют французским словом Пейта (Пуату)[241]. Эти красные легкие вина не считаются ценными и употребляются главным образом в жаркое время. Но никакое другое вино не ценится так высоко как Бастард из-за его благородного сладкого вкуса. За ним следует рейнское вино, которое пьют больше и чаще всего. Все эти вина облагаются высоким налогом и приносят огромный доход казне, потому что пьются с большим желанием и без воды. Женщины же вина не пьют совсем, или очень редко, да и то крайне мало.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О долгожитии вин

Среди рейнских вин есть отдельные сорта, которые во все времена ценились людьми за свой возраст и вкус их был хорош для любого, как, например, двухсотлетние вина из богатых подвалов имперского города Любека, которыми ратманы города очень гордились и чествовали гостивших в городе принцев. Однако, если верить Плинию (кн. XIV, гл. V)[242], вина эти со временем превращались в горьковатый терпкий мед, и вкус этот бывал настольно силен, что пить их, не добавляя воды, было никак нельзя. Далее, в гл. VI и в других местах этой же книги, Плиний сообщает о том, как подделывают вина и рассказывает много интересного о свойствах и природе различных вин, а также о медовом напитке, который потребляется главным образом в холодных северных странах. Искусственные вина обычно изготавливают из груш, яблок, плодов мушмулы и рябиновых ягод, выжимая из них сок винтовым прессом. Затем туда добавляют перец, имбирь и гвоздику, чтобы облагородить и смягчить грубый вкус. В такие вина добавляют также шалфей, полынь, руту и лаванду, и вино получает свое название по этим добавкам. Эти вина предпочитают другим, т. к. они являются лечебными напитками.

[Гл. 22-25 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О подготовке ячменя и других злаков для варки пива

Среди всех выдающихся исследователей, которые изучали и описывали свойства природы и природные явления — особенно в отношении здорового образа жизни людей — наверное Гиппократ лучше всех понял ценность этого ячменного напитка, как то явствует из написанных им книг. Он высоко ценит ячмень и получаемые из него напитки, названий которых он знает великое множество. Гиппократ уделяет такое внимание ячменю, потому что этот злак более полезен для здоровья, его легче обрабатывать, чем другие зерновые, которые могут быть использованы для изготовления этого прекрасного напитка. Однако его знания в области изготовления пива были невелики, а потому он не смог описать общеизвестные способы пивоварения. Поэтому, для всех, кого интересует этот предмет, здесь будет рассказано, как обитатели Севера варят пиво. Там люди твердо уверены, что подобрав самым тщательным образом ячмень и не менее тщательно подготовив его, они получат наиболее здоровый напиток. Пиво заваривают с учетом его назначения: для большой или малой семьи, для публичного или частного дома[243]. Для подготовки выбирают длинный и широкий настил из досок и высыпают на него 10 руггио[244] ячменя, что равно 30 модиусам[245], а то и больше. Затем зерна увлажняют, опрыскивая водой и время от времени перемешивая, после чего они размягчаются и набухают. В течение суток влажный ячмень переворачивают два или три раза, у зерен проклевываются ростки и всходы, отчего они срастаются и образуют комки. Тогда их рассыпают по настилу тонким слоем и оставляют сушиться в течение трех суток. Когда зерно подсохнет, готовят большую печь, на поверхности которой расстилают редкую ткань, а внутри разводят слабый огонь. По ткани рассыпают подсохшее зерно и досушивают до приобретения им чудесного, похожего на мед вкуса. Зерно грубо измалывают на ручных, водяных или ветряных мельницах, помол этот называется солодом, его, постоянно помешивая, понемногу засыпают в деревянную посуду с горячей водой, где крупинки разбухают и осолаживаются еще больше. Смесь медленно уваривается и превращается в сусло, которое вычерпывают и переливают в другую посуду, процеживая сквозь устройство напоминающее сито или решето. Потом в очищенное сусло добавляют шишки хмеля в количестве трети или четверти от планируемого объема пива — в зависимости от того, насколько горьким или сладким хотят сделать напиток. Вслед за этим сразу же в сусло добавляют некоторую толику старой пивной гущи в качестве дрожжевой закваски, и так слагается полный состав будущего пива. Именно в таком сочетании трех элементов: сладкого солода, горького хмеля и связующей силы пивной гущи, пиво под крышкой доходит до готовности. Человек, страдающий стеснением груди, выздоровеет, выпив этого чудесного напитка. Этот напиток в просторечии гётов именуется буска[246], потому что освобождает человека от гнетущих чувств, будто избавляя его от блуждания по густому кустарнику. Таким же образом готовят напитки из пшеницы или овса и очень редко из ржи, потому что этот злака больше всего употребляют в хлебопечении — из него получается самый вкусный хлеб.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Еще о подготовке злаков для варки пива в разных странах, отдаленных друг от друга

Однако не во всех краях зерно для варки пива готовят одинаково, это делают совершенно по-разному — норвежцы на западе делают это одним способом, гёты на юге — другим, московиты на востоке — по-своему, а финны на севере — по-своему. Последние умеют обрабатывать ячмень наилучшим способом, чтобы получить очень крепкий напиток, испив которого, они становятся такими сильными, что готовы переносить любые трудности и выполнять какую угодно трудную работу.

Одни, чтобы получить более горький и крепкий напиток, при подготовке зерна добавляют в солод полынь, получая таким образом и средство против кишечных червей. Другие же хотят получить сладковатый напиток, и потому варят его намного короче обычного, видимо для того, чтобы расслабить закрепленный молочной пищей живот. Некоторые готовят зерно так, чтобы получить как можно больше уксуса на потребу гарнизонам крепостей или дворов владетельных господ. А еще кое-кто готовит зерно и закладывает пиво в марте-апреле, и оно сохраняет свои целительные свойства в течение 10-20 лет, потому что при этом употребляют талую воду, ее еще называют зимней водой, и хлеб, испеченный на такой воде, никогда не плесневеет, а пиво не скисает. Используя такую воду, около 600 броварников (так называют там пивоваров) города Данцига варят тысячи бочек пива, которое впоследствии за хорошую цену продают в порту иноземным торговцам, а те по морю доставляют благородное и здоровое пиво в такие дальние страны как Португалия и даже Индия. Этот напиток так полезен для здоровья, что пьющий его избавляется от всех вредных жидкостей, которые содержатся в человеческом теле. Поэтому пиво из Данцига высоко ценится везде, куда только попадает, и его охотно покупают как сильнодействующее целительное снадобье, и потому в северных странах его ставят выше других сортов пива. Но вовсе не так обстоит дело с отдельными сортами вина, как об этом свидетельствует Плиний в книге XIV:1, указывая, что одни вина лишают мужчину разума, а женщин делают бездетными, другие же способствуют женской плодовитости. Это никоим образом нельзя отнести к разным сортам пива, скорее наоборот: в Финляндии этот напиток делает женщин настолько плодовитыми, что чаще всего они рожают близнецов. Такой большой прирост населения побудил короля Швеции на учреждение новых провинций, отчего налоговые поступления в казну значительно выросли.

Однако ежегодно огромное число молодых сильных девушек, охваченных каким-то непонятным слепым безумием, отправляется к германским берегам, чтобы там рабски служить чужим людям, вместо того, чтобы оставаться в своей стране. Чтобы понять подобную непредусмотрительность во всей ее полноте, давайте вспомним, что королевским указом запрещается вывозить в чужеземье некоторые ценные породы лошадей, но позволяется покидать страну молодым, готовым к деторождению девицам, чтобы они в недружественных странах рождали новых врагов родного края. Дома же поля превращаются в пустоши, ветшают пустые постройки, в то время как молодежь королевства поселяется в чужих землях и увеличивает им доходы от податей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ О разных способах пивоварения

После того как зерно обработано описанными выше способами, каждый народ варит пиво по-своему: одни — медленно, другие — быстро, кто-то варит пиво в большом количестве, кто-то — в малом, точно так же, как изготавливают вина. В северных странах при этом используют очень большие котлы и бадьи. Достойно упоминания и одно замечательное обстоятельство: во всех северных странах пивоварение и хлебопечение передано исключительно в искусные руки женщин. Исключение представляют лишь княжеские дворы, дома знати и монастыри. Женщины выполняют эту работу столь добросовестно, искусно и чисто, что не возникает даже ни малейшего сомнения в качестве и правильном приготовлении продукта. То же самое можно сказать и о приготовлении женщинами пищи, которая предлагается главе дома не только для питания, но и для сохранения его здоровья. Помимо искусства, женщины обладают большим оптом и знаниями, как следует приготовить ячмень или другое зерно, чтобы получить желаемую крепость и силу действия будущего напитка.

То же самое касается и употребления хмеля: если его проварить и очистить от природной горечи в недостаточной мере, то получится не целебный напиток, а продукт, причиняющий вред желудку и пагубным образом воздействующий на нервы и душевное состояние человека. Чтобы убедиться, что хмель проварен в нужной мере, проводят пробу при помощи пучка соломинок, которые опускают в сосуд, где варится хмель, который именуют также садовым хмелем. Если после извлечения их из котла соломинки сохраняют липкость и горчат, значит хмель сварен хорошо. Это хмелевое варево добавляют также в другие застольные напитки, чтобы уменьшить их приторную сладость.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О разных сортах пива и их целебных свойствах

Чем старше становится ячменное пиво, тем оно становится чище и полезнее для здоровья. И если осажденные в крепости страдают от водянки или камней в почках, этот напиток чудесным образом излечивает такие недуги. В 1520 году[247] я находился в осажденной столице Швеции, королевском городе Стокгольме, где пришлось пить очень старое пиво, после чего однажды утром я обнаружил в ночной посудине вышедшие из меня безо всякой боли и неприятных ощущений камни разной величины: с просяное зернышко, горошинку, перчинку, а один даже с небольшой орешек. После этого я больше никогда не страдал от камней или подобной болезни. Кроме того, пиво прекрасно излечивает кашель, если его пить, взварив с маслом. Смесь пива с имбирем, яйцами и сахаром хорошо помогает при повреждениях грудной клетки. Пиво способствует восстановлению сорванных до мяса ногтей, в чем на своем опыте убедились живущие на севере финны и жители Бреслау, которые употребляют обладающее такими же свойствами пиво из Швидница. Пиво, как я сам могу засвидетельствовать, обладает чудесной способностью излечивать больные внутренности. В Германии есть и другие города, славящиеся своими несравненными напитками из солода, как например, Торгау и Фрайбург. Пиво из Швабаха очень любят жители Нюрнберга, а обитатели Брауншвейга предпочитают свое старое пиво мумме[248] — сорта пива, благодатно влияющие на пищеварение и помогающие закреплению живота, причем свежее мумме до болезненности затрудняет мочеиспускание, а старое — помогает. Кроме того, следует упомянуть и пиво из Айнбека, горьковатое и прозрачное благодаря обилию в нем хмеля. Это пиво прекрасно утоляет жажду в жаркие дни. И наконец нужно рассказать о пшеничном гамбургском пиве, которое само по себе очень питательное и крепит живот. Вообще же существует бесчисленное множество сортов пива, которое изготовляют в разных городах, и дают названия по месту изготовления, по стране, водоему, лесу, как и названия вин, о чем пишет Плиний в XIV книге своей «Естественной истории». Многие из старинных названий в наши дни уже не используются, хотя количество сортов пива нигде не уменьшилось, но благодаря искусству и изобретательности пивоваров что ни день появляются все новые и новые сорта этого напитка. Общее же правило таково, что на юге всем напиткам предпочитают вино, однако по мере продвижения на север предпочтение все больше отдается пиву. И можно с уверенностью сказать, что на просторах всей земли люди больше потребляют пиво, чем вино.

[Гл. 30-34 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О сосудах разных форм

У жителей Севера имеются в достаточном количестве сделанные из бронзы или меди такие сосуды как горшки, кувшины и котлы соответствующих размеров. Эта посуда должна быть очень прочной, потому что необычайно сильные морозы и неосторожное обращение людей способствуют ее быстрой порче, а потому нигде не пользуются тонкими сосудами из хрупкого стекла. Итак, у них есть чаши, медные котлы, небольшие ступки и разных форм сосуды для омовения, кроме того имеется и оловянная посуда, в большинстве чужеземная, привозимая, скажем, из Англии.

Оловянную посуду, благодаря ее природной прочности и блеску, купцы могут выдать за серебряную, если не убоятся разоблачения и наказания за преступный обман. Помимо зимних холодов, имеются и другие причины, почему вся посуда изготавливается из бронзы, меди или железа. Когда нужно уберечь жидкость в сосуде от замерзания, его можно оставить на некоторое время на огне, забрать, а потом снова поставить на огонь. Кроме того, такая долговечная посуда считается хорошим приданым. И, наконец, ее можно передавать как наследство из поколения в поколение, во время войны такую посуду можно спрятать, закопав в землю, она может быть продана, чтобы избежать голода. Такую утварь берегут, особенно, если она сделана из серебра, потому что ею можно умиротворить сильного врага, если невозможно избавиться от него другим путем. Наполненная жидкостью глиняная посуда на морозе лопается и приходит в негодность, а потому в северных странах ее не делают и не используют, за исключением той, что привозят из Германии на продажу, то же можно сказать и о посуде из зеленого стекла, хотя оно прочнее других хрупких материалов. Следует сказать, что обитатели Западной Гётии и Южной Норвегии пользуются каменными горшками, подобными тем, что продаются в Риме на площади Агона[249]. Эти сосуды так долго хранят тепло после изъятия из огня, что создается впечатление, будто они, поставленные на холодный пепел или камень, быстро нагреваются и вскипают. Юты или кимвры спешат покупать такие горшки, чтобы готовить пищу не разводя огня, и жестоко обманываются, хотя сами они весьма искусны в разных плутовских проделках.

Есть также сосуды, напоминающие королевские диадемы или короны. Они изготовляются из извилистых корней деревьев, используются на пирах как питейные чаши. На местных языках такие чаши называются «коса». Кроме того, имеется и другая питейная посуда с позолоченными краями и ножками, изготовляемая из когтей грифа, в нее вмещается немалое количество напитка. Существуют чаши и кубки в форме человеческого черепа, покрытого тонкой позолотой, как о том свидетельствует Павел Диакон, рассказывая о том, что король лангобардов Альбоин[250] на пирах пил из чаши, сделанной из черепа короля гепидов Кунимунда, но потом он был убит своей коварной женой, и вполне возможно, что из его черепа тоже сделали такой кубок.

[Гл. 36 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О питейных обычаях северных народов

Будет не излишним удовлетворить интерес любознатцев, рассматривающих рисунок вверху, рассказав им о питейных обычаях северных народов. Прежде всего, не считалось зазорным выпить стоя в честь в честь богов или властителя, а также устроить между собой состязание и, даже изнемогая, за несколько глотков осушить капитолийскую амфору[251], то есть выпить огромное количество вина. Император Гот Максимин[252], будучи необычно огромным, мог съедать 60 фунтов мяса. Подобно ему другой император, Вителлий[253] также славился невиданным обжорством, Но некий Милон[254] намного превосходил их — он не мог утолить голод даже съев целого быка.

Но оставим их и перенесемся на другие берега широкого моря. Итак, на рисунке вверху изображены увенчанные коронами мужчины, сидящие за столом и пьющие из сосудов, которые могут вызвать восхищение и удивление своей формой у людей, никогда не видевших ничего подобного. Но еще более удивительно увидеть длинный ряд слуг, которые подобно пастырям оленьего стада, следят за всем и непрестанно преподносят гостям до краев наполненные пивом чаши. Если же некоторые захотят показать свою стойкость и неопьяненность, то пускаются в хороводный пляс, держа наполненный сосуд высоко над обнаженной головой. Таким же образом поступают, держа в обеих руках кубки, наполненные вином, пивом, медом или смесью вина и меда. А могут предложить сотрапезнику выпить по кубку в несколько глотков. Если же тот, кто вызвал собутыльника на такое состязание не одерживает верх и не признает себя побежденным, его не прощают и не считают, как говорит Платон[255] в труде «Законы», хорошим, приличным компаньоном. А хорошим компаньоном Платон называет тех, кто в застолье может рассуждать здраво и сдерживаться, а не упиваться до изумления.

[Гл. 38 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О наказании пьяниц

Любой, кто прочитает заглавие и посмотрит на рисунок вверху, сразу поймет, о чем здесь пойдет речь, а потому длительные пояснения не нужны. Платон замечает, что пьяный человек возвращается в детство и снова становится младенцем[256], а пьянство уже само по себе — наказуемое преступление, хотя это и не смертоубийство, однако разве следствием его все же не может быть смерть человека? Никогда не следует напиваться до безумия — ни у кого нет для этого никакой разумной причины, и уж менее всего это допустимо в войске, потому что голова и одурманенный мозг воина, погруженного во мрак опьянения, не подскажут ему, против кого направить оружие — против своего военачальника или врага, который его совсем не убоится. Двух массагетов[257], которые убили человека, посмеявшегося над ними, когда увидел их пьяными, приговорили к редкому наказанию: их посадили на заостренный кол.

Изо всех народов массагеты наиболее склонны к винопитию, а опьянев, приходят в исступление и затевают драки, равно как и парфяне[258], от частого и неумеренного пьянства изо рта у них исходит зловоние. Галлы, упившись, становятся дерзкими и нахальными, германцы — вздорными и драчливыми, гёты — беспокойными и мятежными, а финны — чувствительными и слезливыми. Такие пороки проявляются у любого пьяного человека, и он заслуживает соответствующего наказания за дурное и непристойное поведение. Здесь не пойдет речь о наказании за тяжелые проступки вроде пьянства дозорного, уснувшего пьяным у ворот крепости или на ее стенах, чье преступное небрежение своими обязанностями может привести к поражению властителя или даже к гибели всего государства. Здесь говорится о том, какому наказанию следует подвергать глупцов, бездельников, болтунов и фигляров, которые своими беспрестанными возлияниями превращают день в ночь, а ночь в день, чтобы быстро отучить их предаваться пороку пьянства. Чтобы не желающие спать, а только кутить пьяницы не затевали шумных ссор, не допускали кровопролития или смертоубийства, их предупреждают, что всякий виновный или виновные будут наказаны в соответствии с законом: виновных по очереди сажают на скамью в острейшим клином, и это сиденье с помощью веревок поднимается вверх. Пьянице предлагают осушить огромнейший рог, наполненный пивом, и чем быстрей он сделает это, тем быстрей покинет неудобное острое сиденье, поразмыслив о том, какие последствия может иметь неумеренное пьянство, ставшее причиной нарушения закона. В старые времена это золотое правило было непреложным и строго исполнялось по всему Лацию в отношении обжор и пьяниц.

[Гл. 40 опущена]

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ О самых постыдных проявлениях пьянства

В этом небольшом труде невозможно описать все зло, причиненное людям и миру в пьяном безумии — для того едва ли хватит трудов многих писателей. И это не удивительно: люди, движимые своим ненасытным сладострастием, не удовлетворяются природными свойствами вина, а изменяют их, добавляя жгучие приправы, возбуждающие жажду, утолить которую невозможно: чем больше пьешь такое вино, тем сильнее желание выпить еще больше[259]. Такой недостаток приписывается послам скифов, а Плиний в одном из последних разделов книги XIV говорит о неумеренном пьянстве испанцев, галлов и эфиопов[260], утверждая, что пьянство процветает во всех уголках нашего мира. Повсеместно опьянение оказывает свое гибельное воздействие, изменяя сознание человека и повергая его в безумие, когда тот уже не уважает ни себя, ни кого другого и совершает такие безобразия, которые никогда не позволил бы себе, будучи трезвым.

Однако охваченный пьяным исступлением человек позволяет себе все — в опьянении совершаются тысячи преступлений, задумываются и воплощаются самые мерзкие и развратные деяния. Это проявляется в грубом насилии, язвительных насмешках и издевках. От пьяницы несет трупным запахом, подобно свиньям он валяется в грязи, подобно псам извергает внутренности и по виду своему подобен грязному козлу. Здесь будет уместно привести слова Плиния: «Кто-то пьет столько, сколько выпало очков в азартной игре. И тогда жадные взоры устремляются на замужнюю женщину, выторговывая ее, тогда предают мужа, тогда тайны души выходят наружу: одни громогласно рассказывают о своих завещаниях, другие выбалтывают смертоносные тайны и не могут возвратить слов, которые следовало бы удержать в горле, — сколько людей так погибло! Вот говорят, что истина в вине. Но потому бледны и обвислы щеки, гноятся глаза, руки дрожат и опрокидывают полные чаши — вот оно немедленное наказание! И сон, тревожимый фуриями, бессонница по ночам и, наконец — полная награда за пьянство, — чудовищный разврат и наслаждение злом, а на следующий день все забыто, памяти как не бывало, и так укорачивается жизнь. Мы ежедневно теряем вчерашний день, а они теряют и завтрашний. Пить вино — это тоже искусство, имеющее свои законы, а для того нужно пить вино с разумной умеренность, не напиваясь и не наедаясь так, чтобы потом с глупым бормотанием самому вызывать извержение выпитого и съеденного, и только соблюдая эти правила можно избежать ловушки, расставленной соблазнами винопития.[261]» Подобно этому, Платон в кн. XXXIV подробно описывает безумства и безобразия, творимые пьяницами, а также говорит об исправлении этих пороков[262]. Кроме него, еще много знаменитых людей высказывали мысль, что недостойно человека в погоне за наслаждениями превращаться в грубое неразумное животное. Об искусстве винопития существует труд германца Винцентия Обсопоеуса[263], написанный элегическими стихами.

[Гл. 42 опущена]

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ О разных способах солеварения

Здесь будут описаны разные необычные способы варки соли у северных народов. Когда норвежцы, живущие на берегу Океана, намереваются варить соль, они раскалывают и выдалбливают полости в огромных сосновых или еловых стволах, связывают их прочными веревками наподобие того, как обручами стягивают бочки, привязывают тяжелые камни и погружают в море, чтобы соленая вода сквозь открытый конец этого резервуара проникла внутрь. К этому сооружению прикрепляют трубу, по которой вода из глубины поступает в большие котлы соляной варницы, устроенной на берегу. Под котлами разводится слабый огонь, от которого вода выпаривается, и в котле остается соль. Сваренная зимой соль тверже сваренной летом, потому что летом соль получается мягкая и рассыпчатая, так как легче вываривается из рассола, в то время как зимняя соль получается довольно грубой. В том норвежском королевстве варится столько соли, что хватает как для внутреннего употребления, так и для прибыльной торговли с иноземными купцами, причем, следует сказать, что рыба и мясо в стране столь мало просолены, что половина сгнивает, и происходит это то ли от злого умысла, то ли потому, что погоды и небеса суровы к этому народу, но несмотря на все, ценные продукты там дешевле, чем где-либо в другом месте. Гёты и свеи, или шведы, солеварением не занимаются, но не потому, что невозможно добыть соленой воды из моря — ее там сколько угодно, — но потому, что у этих народов в изобилии имеются другие продукты, и им дешевле привезти соль из-за границы, чем нести ненужные расходы на устройство соляных варниц у своих берегов. По прибытии больших голландских и германских кораблей из испанских, французских и британских гаваней, а особенно из Лиссабона и Брюгге, соль разгружают и продают по доступной цене.

А вот в Польше есть горы, в которых соль залегает очень глубоко, особенно в Величке и Бохне[264], где я побывал 5 января 1528 года и спустился по лестнице на 50 ступенек в глубь земли и видел обнаженных от жары работников, железными инструментами выкапывающих скрытые в этих неистощимых копях соляные сокровища, не менее ценные, чем золото или серебро. Мне довелось встретиться и побеседовать с прекраснейшей и мудрейшей дочерью доброго короля Сигизмунда I[265], Гедвигой[266], девицей более ценной, чем все эти только что увиденные мною сокровища, вполне достойной славы своего королевства. Итак, каждый желает приобрести как можно больше золота, серебра или иных драгоценностей, но все они обесцениваются, если нет соли, потому что только соль придает вкус любой пище, и делает возможным ее употребление человеком.

[Гл. 44 опущена]

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ О великом изобилии масла

Проезжая по северным землям, расположенным между 52 и 84 градусами северной широты, повсеместно можно заметить обилие масла, т. к. везде имеются богатые пастбища, на которых пасутся неисчислимые стада. Правда, следует сказать, что тучность пастбищ не везде одинакова, и не везде одинаковое обеспечение маслом, что происходит от разного количества соли, в одной местности травы больше, в другом — меньше, и это не удивительно: ведь эти провинции расположены на большом расстоянии друг от друга. Там, где стада выпасаются на грубой и малопитательной траве, а масло солится грубой солью, качество его не может сравниться с тем, где стада пасутся на мягкой сочной траве. Однако способ приготовления масла одинаков во всех провинциях, употребляют ли они грубую или тонкую белую соль, и везде производят тысячи больших бочек масла как на продажу заморским купцам, так и для меновой торговли. Но эта торговля может быть остановлена королевским указом в случае военной угрозы или войны. Тогда вывоз масла, равно хлеба, свинины и других важных продуктов питания прекращается с тем, чтобы они не могли быть использованы врагом. Невдалеке от берегов Южного Гётеланда находится остров Эланд[267], где на пастбищах, благодаря здоровому воздуху и плодородной почве, растет нежная сочная трава, поэтому коровы, питаясь такой травой, нагуливают жир и дают столь здоровое молоко, что многие, кому не помогают советы врачей, поправляют здоровье, питаясь здешним маслом и пахтой. Это масло высоко ценится за тонкий вкус и другие достоинства, превосходящие все иные сорта масла.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ О величине и добром качестве сыров

Если Парма, Пьяченца и другие города Ломбардии повсюду славятся изобилием, величиной и вкусом своих сыров, то этим они обязаны странам их происхождения — Скандинавскому полуострову с его северными королевствами, особенно, земле западных гётов. Эти западные гёты славятся среди всех северных народов тем, что никто другой не выдерживает сравнения с ними в искусстве изготовления сыров. А происходит это потому, что у них необычайно тучные пастбища, на которых вырастают быстрые и рослые боевые кони, да пасутся бесчисленные стада крупного скота. Здесь могут готовить сыры такой величины, что двое сильных мужчин еле переносят их на короткое расстояние. Но мужчины при всем своем опыте и умении никогда не варят сыры, это делают только женщины. В летнее время, когда молока особенно много, женщины изо всех окрестных поселений собирают молоко в доме хозяйки, которая хочет сварить сыр. Молоко сливают в большие котлы, варят и добавляют сычужную закваску, затем эту массу прессуют в деревянную форму, чаще всего четырехугольную. Небольшие сыры высушиваются на свежем воздухе под солнцем, затем, искрошив их на мелкие кусочки, высыпают в почти кипящее молоко — точно так мелкие камешки добавляют в раствор, чтобы сделать толстые стены еще более прочными. Ни один мужчина не имеет права участвовать в этой чисто женской работе, даже если бы он просил о том с самыми благими намерениями. У этих сильных женщин есть свои домашние дела, в которые никогда не должен вмешиваться мужчина: прядение, тканьё, выпечка хлеба, варка пива, приготовление пищи, уход за детьми, за одеждой и постельным бельем, а также забота о небольших домашних животных вроде овец и телят.

Мужчины же занимаются более тяжелой работой, они пашут землю, обмолачивают урожай, укрощают коней (правда, этим довольно часто занимаются и женщины), затачивают и готовят оружие, содержат в порядке ограду вокруг своих нив и полей. Восточные гёты также делают сыры, и довольно много, но из козьего и овечьего молока. Эти сыры славятся своим удивительно тонким вкусом. То же самое можно сказать и о жителях Верхнего Свеаланда[268], но это не касается обитателей Хельсингланда[269] и Норвегии, делающих «гнилые» сыры, и обнаружив в них сырных червей, наслаждаются его необычным вкусом, а когда сыр внутри формы съеден, корку, твердую и прочную, словно дубленая кожа, используют наподобие военного щита. Но более всех иных славятся своим вкусом сыры из Финляндии. Финны варят большие сыры из козьего молока, производя тысячи фунтов этого замечательного продукта. Они легко коптят сыры на багульнике, отчего у них появляется столь знаменитый особый вкус. Такие сыры могут храниться многие годы без гнили и червей, что особенно важно, как уже говорилось, в случае войны или осады в крепости. Плиний в своем труде «Естественная история» утверждал, что Заратустра в течение двадцати лет жил в пустыне и питался сыром, изготовленным таким образом, что за это время он не состарился и не стал добычей червей. Среди северных народов сыры западных гётов пользуются большим спросом из-за своего природного тонкого вкуса и аромата, каковые качества сохраняются очень долгое время, а потому этим продуктом предпочитают запасаться моряки, которые питаются им, если в бурю нельзя развести огонь и приготовить горячую пищу.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ Об использовании мер и весов

Как уже говорилось ранее, обитатели Ботнии и Лаппонии незнакомы с деньгами, мерами и весами, однако, несмотря на это, они ведут меновую торговлю бесхитростно и честно. Но здесь пойдет речь о свеях и гётах, которые, чтобы вести безопасную и справедливую торговлю и не быть обманутыми при этом, должны знать все значения мер и весов, потому что живут в соседстве с разными народами вроде данов и германцев, научившихся у южных народов — испанцев, фламандцев, голландцев, именуемых батавами — использованию разных мер и весов с применением всевозможных хитроумных подсчетов. Итак, обычные товары при продаже считают, измеряют и взвешивают, а шкурки ценных мехов при этом считают на десятки, точно так же, как считают вяленую рыбу ценных пород, из торговли сельдью пришли и числа, употребляемые при торговле кирпичом, досками, балками — материалами для возведения зданий. Это vaal — 80, lasti — 12 бочек, cast — 40 и vorda — 10. Мерные сосуды применяются главным образом для зерна, но в городах вводятся особые правила, которые устанавливают для горожан меньшие меры, чтобы взимать с их большего количества больше налога, который пускается на укрепление городских стен. Крестьянам же, напротив, предписано применять большие меры зерна, наполняя их с верхом. Меры веса употребляются при торговле металлами: отечественными серебром, медью, бронзой и железом, или привозными свинцом и оловом. Но в бедственные времена, когда по миру расползается Лютерова ересь, лукавые торговцы начали применять обманные веса, уменьшать вес золота в монетах, особенно в флоринах, о чем уже говорилось в четвертой книге этого труда. Эти деньги чеканятся для извлечения прибыли, но ценность их невелика, а потому при покупке и продаже следует быть очень внимательным в расчетах. Заслуживает внимания то, как тщательно в старину после долгих и глубоких размышлений производили расчеты ценности денег. Кассиодор в кн. I приводит точку зрения готского короля Теодориха: «Итак, если пожелать соединить шесть тысяч денариев[270] в один солид[271], то может образоваться круг с блестящей окоемкой, словно золотое солнце, содержащее внутри себя число, указывающее возраст мира[272]. Число же шесть, именуемое senarius, древними учеными не без основания считавшееся совершенным, было положено в основу унции[273], главной меры веса, которая составляла одну двенадцатую часть римского фунта — либры[274], что очень разумно, так как год состоит из двенадцати месяцев, а слово либра можно перевести как весы и фунт. Тот же, кто меняет вес либры есть жестокий враг и мошенник, заслуживающий соответствующего наказания, так как, фальсифицируя меры и вес, он наносит вред всему обществу». Так писал Касссиодор[275]. Такие замороженные товары как мясо и рыба по доброму согласию между продавцом и покупателем продаются по сходной цене, с вычетом веса льда, который содержится в таких товарах. Считается тяжким преступлением, если мерный сосуд преувеличивает установленную меру, если не точно соблюдается мера веса, или в вес продаваемого товара входит испаряющаяся субстанция.

Нигде и никогда не подобает человеку радоваться злосчастию ближнего своего.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ О ткачах и живописцах

Нити из шерсти и льна для ткачества и шитья одежды готовят сведущие в этом искусстве женщины северных стран, за исключением обитательниц Лаппонии, которые жилами сшивают одежду из выделанных шкур разных животных, потому что в тех далеких краях лен не растет, и овец не разводят. В более теплых северных странах лен выращивают, из него выпрядают нити, которые затем окрашиваются. Материя, сотканная из этих нитей настолько хороша, что ее можно принять за вытканную в Лации. Однажды мне довелось увидеть у северных народов удивительную небесно-голубую ткань в полоску, а позже, когда я попал в Италию и в Рим, то увидел такую же полосатую материю, настолько схожую с виденной мною ранее, что казалась изделием одних и тех же рук. Однако при всей изумительной схожести я увидел и разницу: римские ткачихи, а лучше сказать, ткачи-мужчины — их здесь большинство, — более изобретательны и работа выполняется более тонкая, вероятно потому, что примером им служат картины знаменитых живописцев, в то время как женщины Севера за образцы и формы принимают цветы, радугу, плывущие по воде листья, на которых играют солнечные блики. В искусстве плетения стенных ковров-гобеленов, подобных тем, что часто можно видеть в домах знатных людей Рима, женщины северных стран превосходят всех мастеров мира, потому что там даже благородные дамы, чтобы избежать праздности, с особым рвением предаются этому занятию, создавая тонкие рисунки. Они украшают этими изделиями стены своих домов, и украшения эти предаются по наследству из поколения в поколение. Жилые помещения украшаются такими коврами и гобеленами полностью, до самого потолка, и так поступают все, за исключением самых знатных господ, которые обивают стены своих дворцов шелковыми шпалерами, шелком покрывают стены своих спален, из него же шьют праздничные одежды знатным дамам и свадебные наряды невестам.

[Гл. 49-51 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Не следует удивляться, что на обширных землях Севера, особенно на просторах Скандинавского полуострова (огромности которого не были исследованы, и потому Плиний считал его второй вселенной[276], а Иордан и Павел Диакон — материнским лоном, изготовляющим народы[277]) можно заметить большую разницу во внешности людей, в их одеждах, обычаях и условиях жизни, в общественных отношениях обитателей разных мест, в их отношениях к иноземцам, живущим среди них, в судебных процедурах по разрешению тяжб. Не следует удивляться и тому, что все без исключения говорят о гармонии и миролюбии, царивших между древними народами, в то время как теперь растут распри и, кажется немногие довольны своей судьбой. И ничего в том удивительного — многие настолько погрязли в лукавстве и скверне, что каждый сам губит свою судьбу и душу: внешне наряжаясь в лохмотья, изображая покаяние и законопослушание, на самом деле лицемерят и коварствуют, чем вызывают всеобщее презрение и ненависть.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О разнообразии одеяний

Одежда, которую носили в старину обитатели северных королевств, по своему покрою и внешнему виду резко отличается от современных, и особенно эта разница заметна в верхнем и нижнем одеянии женщин. Здесь говорится именно о верхней одежде, потому что в старые времена знатные дамы носили платья, которые плотно облегали грудь и руки, но юбки их были необычайно широки, и служанки с трудом несли этот чудовищный шлейф за своей хозяйкой. К несчастью этих девушек, они были вынуждены так или иначе подражать одеждам своей госпожи, а потому им приходилось тянуть на себе всю эту гору ткани.

Голову они покрывали тончайшей льняной вуалью, ткань для которой привозили в северные страны иноземные купцы, подвергаясь разным опасностям во время долгого плавания, но и получая большую прибыль. Под вуалью голову женщин — в соответствии со знатностью и богатством — украшали золотые венцы с драгоценными камнями. На талии они носили пояса с золотыми нитями или продольными серебряными полосками в два пальца шириной. В одежде других женщин были такие широкие рукава, что приходилось скреплять их посредине булавками и застегивать серебряными или позолоченными пуговицами. Их клиновидные головные уборы были из красной ткани, и также застегивались серебряными пуговицами. Головы этих женщин украшали позолоченные венцы, покрытые сверху тончайшей выработки тканью. Верхней одеждой знатных дам были узкие и короткие накидки, которые отличалось от простонародных лишь качеством ткани. Горожанки же — напротив — носили длинные и просторные облачения, которые укрывали их с головы до ног и были украшены спереди позолоченными квадратными бляшками. Одежды женщин на рисунке вверху говорят о непорочности их нравов.

ГЛАВА ВТОРАЯ О благопристойности девичьих одеяний

Украшения девиц состояли из драгоценностей или золота, золотого или позолоченного венца на голове, а чтобы оберегать их скромность и благопристойность, спереди и сзади их покрывала длинная — с головы до пят — белая мантия из тонкого шелка или льняной ткани, подобная нынешним облачениям монашеских орденов, указывающих на богопослушание и смирение. Во время движения или беседы они закутывали все члены тела в это одеяние или мантию, являя завидную скромность, порядочность и сдержанность. Вступать же в разговоры с мужчинами или рассматривать их девицы могли только с разрешения родителей. Даже будучи приглашенными в публичные места, они строго оберегали свою скромность и целомудрие и очень редко смотрели на мужчин. И только когда тот делал брачное предложение, девица могла смотреть куда угодно.

В последнее время, когда в мире появилась гнусная, развратная Лютерова ересь, когда исполнилось предсказание, что в Саксонском герцогстве в 1517 году невдалеке от Виттенберга корова произведет на свет чудовищного теленка, узда скромности становится все слабее, и испорченность нравов видна во всем: в похотливых взглядах, фривольных речах и легкомысленности одежды, причем особенно это проявляется у женщин, которые тем самым показывают свою распущенность, назойливость, болтливость и пустомыслие, немногим отличаясь от обитательниц лупанария, где сама хозяйка подает пример порока и распущенности.

Когда-то бледно-зеленый цвет в северных странах считался неприличным, а теперь, в подражание чужеземному суетному тщеславию, он широко распространяется и, вместе с разрезами в одежде, является бесспорным признаком забвения целомудрия и скромности. Все эти ненужные нововведения в одеждах могут происходить только от женщин с дурной репутацией. Скажите, что может принести королеве, герцогине или иной знатной даме такой тщеславный неприличный наряд уличного фигляра, кроме неуважения и презрения? Остается только надеяться, что оплакиваемое старинное целомудрие и каноны вечной красоты снова возродятся.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О бракосочетаниях высокородных и знатных людей

Бракосочетания высокородных и знатных людей происходили в строгом соответствии с древними обычаями. Прежде всего, родители с обеих сторон тщательно изучают репутацию и образ жизни каждого вступающего в брак, иными словами, устанавливается, достаточно ли знатен и высокороден новобрачный, достоин ли он славы своих предков и может ли он быть еще более славным. Выясняется, как жених переносит неудачи, тверд ли в несчастьях и хорошо ли он владеет собой в трудных положениях, есть ли у него воля превозмочь все злополучия. Выясняется также, достаточно ли он научён, так как это стоит дороже золота, потому что, обладая знаниями, мудрый человек может стать еще мудрее. Воин познает, как укрепить свой дух и мужество, властитель же получает научение, как править подвластным ему народом мудро и справедливо. И нет в мире иного способа увеличить свою удачу, не черпая из славных источников знаний. Таким образом научаются высказывать свое мнение, уважать Господа и думать о том, каким будет суд потомства. Это побуждает заботиться о своей чести и почитать других, вести праведную и благочестивую жизнь, быть гостеприимным и сострадательным, чтобы послужить примером добродетели для других людей. Такие же прекрасные свойства хотят видеть и у невесты, потому что две добродетели, сопрягаясь узами брака, подобны двум свечам, которые вместе дают вдвое больше света, и жить они смогут в счастье и взаимопочитании, благодаря полученному доброму воспитанию.

Пифагор свидетельствует, что истинным украшением замужней женщины являются не роскошные одежды, а благочестие и целомудрие. Никогда раньше в северных королевствах не видели, чтобы женщина наряжалась, увешивая уши жемчугами. Это считалось неприличным для женщины, еще более неприличным для воина и уж вовсе неприлично для властителя. Того же, кто украшения ради вешал на уста жемчужины или драгоценные камни, считали неразумным шутом, каковым такой человек и был на самом деле. В своем описании Нового Света Петр Мученик упоминает, что индейские короли и вельможи соперничали друг с другом в украшениях и появлялись перед народом, украсив уста таким образом[278].

[Гл. 4 опущена]

ГЛАВА ПЯТАЯ О королевской брачной церемонии

Хотя северные королевства очень отличаются друг от друга: Дания — от Норвегии, Свеония — от Готии, я не могу отрицать величие, достоинство и великолепие брачных королевских церемоний, которые отмечались торжественными ассамблеями, величественными обрядами и неисчислимыми тратами для знатнейших персон обоего пола как своей страны, таки и для приглашенных из соседних королевств. Обычай же был таков, что король и королева после провозглашения Божьего благословения, должны были венчаться в королевстве каждого новобрачного в присутствии архиепископа и епископов, представлявших Святой Апостольский престол, держа в руках скипетр, державу и меч.

И так было испокон веков, с самого начала святой веры в королевствах, где властвовали католические короли, пока отъявленные еретики-лютеране не убедили людей изменить весь торжественный брачный ритуал в Дании, в чем особенно преуспел Бугенхаген Померанский[279]. И насколько почетно и свято помазание, когда короля, словно репу, пачкают свиным жиром с кухни вместо священного елея? Ведь елеем по велению Господа был помазан на царство Давид, кротчайший из властителей, а также множество отважных и достойнейших мужей, заслуживших вечную славу, подобно мужам Священного Писания, называемым в Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова[280]. Королям же следовало бы проявлять свою мужественность и решимость с большим рвением, чем это делают закоренелые еретики и вероотступники, которые вместе со своими последователями являются малодушными грязными вырожденцами, заслуживающими на этой земле неизбывного позора и всяческого поношения, и посрамление их да пребудет во веки веков[281].

[Гл. 6 опущена]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О золотых рыцарях и рыцарской клятве

Когда церемония коронации заканчивается, король, в согласии со старинными обычаями и законами, пред Богом и людьми дарует новые привилегии людям разных сословий, подтверждает и расширяет старые, некогда дарованные его предками. Затем он посвящает в золотые рыцари[282], щедро даруя посвященным феоды и вручая им рыцарский пояс, меч и щит, после чего приносилась рыцарская клятва перед помогающим в церемонии прелатом: « Я, имярек, молю Господа, Пресвятую Деву и Святого Эрика умножить силы мои и помочь мне в желании всею жизнью моей и всем имением моим защищать католическую веру и Святое Евангелие, поддерживать и защищать Церковь и ее служителей, их права и свободы, восставать против неправедностей, укреплять мир и справедливость, защищать сирых и убогих, вдовиц и малых детей, девиц и бедняков, быть верным моему королю и отечеству и во славу Господню исполнять воинский долг со всеми силами моими. Да поможет мне в этом Господь со всеми Святыми Его. Аминь». Верность этой клятве соблюдали строго и неукоснительно, и, только услышав о войне против врагов веры — особенно против схизматиков-московитов у восточных пределов Шведского и Финляндского королевств[283], или о призыве Верховного понтифика в крестовый поход против турок, опоясанный рыцарь должен был спешно выступить во главе им же вооруженного и снаряженного отряда и сражаться во славу Господа. Многие совершали паломничество в Святую землю, получали рыцарский пояс у гроба Господня и по своей воле вступали в войну с теми же турками за правую веру. В большинстве своем они стремились возвратиться домой славными победителями неверных, или в конце концов получить венец победителя в вечном небесном отечестве. Альберт Кранц в «Германской хронике» повествует о том, как против сарацинов, владевших Святой землей, выступили два сильных войска — одно пеше и конно, а второе на кораблях. В этих войсках преобладали добровольные воины из Дании, Фризии[284], Голландии, Зеландии[285], Франции, Испании и Англии, которые, одержав в жестокой битве великую победу, почти все счастливо возвратились в свои земли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О бракосочетании благородных людей

Бракосочетание между благородными дворянами происходит в соответствии с сословным достоинством, но неукоснительно соблюдаются такие христианские обряды как благословение священника, обмен обручальными кольцами, свадебный подарок невесте, и правило это имеет силу закона, который исполняют все: короли, знать и простолюдины. Заключенный таким образом брак обязывает супругов пребывать вместе «в войне и мире, в достатке и бедности, в горести и радости», причем такой обет дается добровольно пред лицом всей общины и святой церкви, когда при венчании супруги обмениваются кольцами и брачными поцелуями, после чего они начинают совместную жизнь в благочестии и взаимном доверии, показывая тем самым пример своим детям, приумножая свое имущество и укрепляя делами свою добрую славу среди людей. Мужчины много охотились, возводили роскошные здания, учили подвластных им земледельцев, как улучшить плодородность полей и лугов, поддерживали мир между ними и т. д. Женщины же, даже самого высокого сословия, не могли долго предаваться забавам и безделию, а выполняли работу, достойную того, чтобы память о ней сохранилась на века, как об этом говорится в жизнеописании шведского короля Инге в новой «Истории готов», где упоминается о святой Рангхильде, Кристине и Маргарите, а ранее о Гиуте. Они работали над украшением церквей и одежд церковнослужителей, о чем сохранились прекрасные образцы того не только в Северных странах, но и в Германии, и в Польше. В 1528 году мне довелось увидеть в капелле Краковского королевского замка великолепные церковные облачения, сделанные руками королев и дочерьми высшей знати. Изделия эти столь прекрасны и совершенны, что ничем не уступают изделиям славящихся своим искусством и опытом мастеров Лация или Дамаска. Что же касается ведения хозяйства, то женщины столь рассудительны и домовиты, что содержат все в безукоризненном состоянии. У доброй хозяйки, живущей в целомудрии и честности, слуги тоже добры и честны, в противоположность властителю, который внимает льстивой лжи, исходящей из уст жестоких злодеев-служителей.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О бракосочетании простолюдинов

Когда простолюдины Гётеланда или Свеонии желают вступить в брак, они должны придерживаться множества церемониальных обрядов, которые в разных местах совершаются в разное время, в разном порядке и разным образом перед множеством свидетелей и, прежде всего, имеют целью достичь такой прочности брака, чтобы супруги очень долго жили вместе без попыток развода, если даже таковой и разрешается законом. Родители девушки в первую очередь выясняют происхождение и достоинства жениха: насколько хороша или плоха его репутация, честен ли он или бесчестен, насколько он порядочен и трудолюбив и был ли он зачат на брачном ложе законными супругами. Когда установлено, что жених является человеком достойным, отец невесты, в присутствии двух свидетелей со стороны отца и матери, передает ему девушку со словами: «Вручаю тебе свою дочь, честную жену твою, которая будет владеть половиной твоего супружеского ложа, твоими замками и ключами, третиною твоего имущества движимого и недвижимого, как то завещано законом и правом Святого Эрика Уппландского, самим же Святым Эриком и установленным. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Если же после этих слов какой-нибудь другой мужчина посягнет на невесту, то никогда будет ему мира и покоя, он навсегда останется бесчестным и подлым, утратит все свое состояние, если жених не простит его или смерть не освободит его от наказания.

Этой церемонией обручению придается законная сила, после чего начинаются еще более торжественные свадебные обряды. В заранее назначенный день все друзья, близкие и дальние родственники, предводительствуемые мудрыми мужчинами и всеми почитаемыми женщинами, на богато украшенных упряжках съезжаются к приходской церкви. Жених и невеста со свадебным венцом на голове рука об руку шествуют к алтарю, искусно украшенному ярко пылающими факелами, где, отвечая на вопрос священника, дают обет быть вместе в дни радостей и горестей; после обмена обручальными кольцами все предыдущие обряды узакониваются, молодые получают благословение церкви, и брак вступает в законную силу. Следует упомянуть также, что все присутствующие при обмене обручальными кольцами, как бы одобряя и утверждая свершившийся акт, шлепают друг друга по спине, подобно тому, как это происходит во время таинства конфирмации или посвящения в рыцари, когда участники таких церемоний получают символический удар, чтобы память об этом событии сохранилась у них навсегда.

В нескольких словах я расскажу о свадебных обрядах простолюдинов у соседних с северными странами народов: московитов, рутенов, литвы, ливов и куретов, которые заключают брак, умыкнув девицу без надлежащего благословения и заключения помолвки. В то время как по римскому праву и установлениям властителей законным считается брак, который заключается с проведением обручальных и венчальных обрядов, с преподношением свадебных подарков, убеждения и брачные традиции этих народов состоят в том, что брак будет законным и после того, как невесту умыкнут без согласия и ведома родителей или персон, их замещающих; и такое начало семейной жизни не обещает ничего хорошего, хотя в истории Рима известен случай, описанный Ливием[286], когда римляне похитили женщин из соседнего племени, так как своих женщин у них не было, а соседи не давали согласия на межплеменные браки. Когда сын какого-либо сельского жителя хочет жениться, он собирает всех своих близких и дальних родственников, а также соседей, с которыми советуется, и все вместе выясняют, есть ли в деревне та или иная девица на выданье, похитив которую, можно сделать женой этого парня. Когда становится известно о готовности девицы выйти замуж, выясняется ее местонахождение и устраивается засада. Девицу похищают, она призывает на помощь друзей и родственников, умоляя их освободить ее. Если друзья и родные девушки слышат этот призыв, то, вооружившись, спешат на помощь и вступают в схватку с похитителями. Девица достается победителям[287].

[Гл. 10-11 опущены]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О разнице между законными и незаконнорожденными сыновьями

Таинство брака высоко чтится среди людей, вступающих в супружескую жизнь, так как является надежной основой для продолжения рода, и совершается оно по воле Божией и по человеческой доброй воле, а потому у северных народов обставляется множеством торжественных обрядов и ритуалов. И хотя другие народы относятся к таким торжествам с некоторым недоверием и даже пренебрежением, я смею утверждать, что браки у северных народов гораздо прочнее, чем где бы то ни было. Эти народы прекрасно знают, что, состоя в браке, помимо долга продолжать род человеческий, на них лежит и долг бережения семейной чести. Иногда за пренебрежение честью наказание несет сам нарушитель законов морали, но вина за прелюбодеяние матери частично падает и на ее детей, и отсюда проистекают многие их несчастья, они стыдятся себя и расплачиваются за проступок, совершенный не ими. И человеческие законы утверждают, что прелюбодеяние есть грубейшее нарушение морали, отчего на семейство падает презрение со стороны других.

Поэтому для родителей и родственников нет более ненавистного врага, чем мужчина, посягнувший на семейную честь и тем самым положивший несмываемое пятно на безукоризненную репутацию рода и семьи. Чтобы восстановить поруганную честь они непрестанно преследуют прелюбодея как законным путем, так и своей родовой местью до тех пор, пока злодеяние не будет должным образом отмщено, а честь семейства — восстановлена. Законами осуждается всякое преступление, но прежде всего преступления, пятнающие честь рода и семейства, выставляющее их на вечный позор, так как осквернение чести не стирается со временем из памяти потомков.

Людям отвратительна мысль о том, что среди них есть блудники и развратники что им приходится общаться с такими людьми. Но еще большее проклятие лежит на родившемся в блуде потомке, его будут считать позорным ублюдком, пусть даже это будет сын князя или знатного человека. С достижением возраста ему никогда не доверят предводительство войском, не назначат судьей, его свидетельства в суде будут отвергаться, даже если князь и признает его законным сыном в награду за подвиги, совершенные на поле боя. «Нечестивого отца будут укорять дети, потому что за него они терпят бесславие», — говорится в XLI главе Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова[288].

[Гл. 13-14 опущены]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О наказании прелюбодеев

Многие знаменитые города Италии возводят громадные статуи, чтобы увековечить память о выдающихся людях и их славных деяниях: в Вероне поставлен памятник Плинию, в Мантуе — Вергилию, в Риме — Геркулесу. Города Германии и Гётеланда также не замедлили воздвигнуть в публичных местах статуи людей, прославившихся своими героическими деяниями: в Бремене — свой Роланд, а в Шеннинге[289], одном из древнейших городов Эстергётеланда, — стоит довольно живописный памятник Туре Лонгу[290], держащего на плече дубину с привязанными к ней двумя камнями. Такой чести он удостоился потому, что считал почетным наказывать как по закону, так и по своему разумению преследовать, и даже убивать дерзких осквернителей чистоты супружеских отношений, как поступал и другой великан Старкадер, о котором говорится в V книге этого труда. Однако с течением времени лютеране, упиваясь безнаказанностью, разрушили этот памятник, который всем своим видом пробуждал у них страх, напоминая о наказании за нечестивые деяния и мерзкую похоть.

Нигде в северных странах обычай не наказывает преступников так строго, как в этом городе, причем прелюбодеяние — хотя оно случается крайне — считается самым тяжким изо всех преступлений и наказывается самым жестоким образом. Кассиодор в IX книге, упоминая эдикт короля готов Алариха, пишет: «Не могут быть судьи снисходительны к злодеяниям, которые даже по милосердию небес не должны оставаться безнаказанными. Какой же должна быть глупость, чтобы, покинув Творца жизни, последовать за делателем смерти?

Собственность того, кто с намерениям совершить насилие или прелюбодеяние проникнет в супружеские покои, изымается, и половина немедленно передается в казну. Если же по бедности злодея изымать имущество запрещается, он подвергается изгнанию в прилегающую местность, чтобы не необычно дать ему возможность скрыться и избежать заслуженного наказании, но жить в невыносимых для него условиях. Как я уже говорил, благочестивый король издает подобные эдикты, чтобы воспрепятствовать нарушениям законов и попранию нравственности. В случае же прелюбодеяния приговор может быть только один: прелюбодей теряет все свое имущество. Чрезмерная же похоть свободнорожденной женщины, предающейся прелюбодеянию наказывается тем, что все ее дети отдаются в рабство жене, чью супружескую верность она попрала своим поведением. Если же подобному пороку долгое время предается служанка, она может преследоваться почтенной матроной для надлежащего отмщения, кроме мести с пролитием крови.[291]».

[Гл. 16 опущена]

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ О судьях и судах под открытым небом

В самые древние времена обитатели Северных земель, подобно остальным народам, не знавшим ничего о писаных законах, вели беззаботную жизнь, обмениваясь товарами, тогда как мы, одержимые алчностью, наслаждаемся их приобретением даже в наше беспокойное время. С течением времени торговые и другие отношения между партнерами упорядочивались правилами и законами. Однако человеческая алчность и зависть двигали эти отношения в обратном направлении: сильные полагаясь на мощь своего оружия, стали не только защищать свое имущество, но и приумножать его с помощью насилия. И хотя на протяжении тысяч лет люди жили без написанных законов, они, следуя природному здравому смыслу, начали избирать между собой законоговорителей и судей, которые должны были поощрять добронравных людей и определять наказание нечестивцам.

Чтобы заседания суда проходили в порядке и безопасности, выбиралось открытое место на возвышенности среди леса, где собиралось бесчисленное множество людей. Память об этом обычае сохраняется в Северных землях и по сей день. Правосудие вершили королевский наместник и 12 избранных обществом мужей, которые выслушивали тяжущиеся стороны и выносили свой приговор, стремясь, прежде всего, сохранить покой в обществе и соблюсти справедливость и нерушимость королевских законов. Приступая к совершению правосудия, они обязательно приносили клятву: «Просим Божьей помощи, чтобы судить по совести и разумению, которые Господь по милости своей даровал нам с тем, дабы не осудить невиновного, а виновного не оставить без наказания, невзирая на родственные и дружеские узы, страх или благоволение власть имущих и т. д. » И если все 12 мужей или даже семеро из них выносили оправдательный или обвинительный приговор, он по силе был равен королевскому решению и означал потерю руки, головы, имущества или денег, часть которых шла в королевскую казну, часть пострадавшему, а еще одна часть судебным заседателям или обществу.

[Гл. 18 опущена]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О наказаниях благородных мужей и простолюдинов

Рассматривать дела и выносить приговор может только королевский суд, если речь идет о таких тяжких преступлениях как оскорбление величества, посягательство на безопасность короля, государственная измена и тому подобные преступления предателей и вероотступников. За такие злодеяния тела преступников расчленяют на четыре части и помещают на колесо — все или только часть их, если злодей сразу не обезглавливается мечом. Такую милость король может даровать преступнику, принимая во внимание его высокое происхождение и знатность рода, но только в том случае, если злодеяние его не столь ужасно, чтобы строгость закона и обычай не требовали смертной казни через повешение. В противном случае благородного дворянина вешают на серебряной цепи или шелковой веревке, используя как виселицу зеленеющее дерево (если преступник не лишен права на похоронную церемонию), повешение же на подгнившем, изъеденном червями дереве считается особенно позорным. Если же преступник умышлял на жизнь королевской особы или состоял в тайном заговоре против короля, его обезглавливали на плахе, покрытой пурпурной тканью.

Подобное можно наблюдать в Кёльне, когда горожане обращают свой гнев против преступно нерадивых служителей городского магистрата, как об этом сказано в недавно явленных документах[292]. Польского аристократа, уличенного в краже, отправляют на виселицу, облачив его в белоснежную, большого размера рубаху, подобную некоей мантии. Благородного происхождения московитов вешают в синих или небесно-голубых одеждах, а их соседи финны делают это, облачив злодея в красные одеяния. К смертной казни не приговаривают за мошенничество, в таких случаях достаточно применять не жестокие виды смертной казни, а законы и мудрые установления предков. Женщин, приговоренных к смертной казни, никогда не вешают, а хоронят заживо. Колдуний и ведьм, которых в Северных странах великое множество, сжигают на кострах, а за иные преступления — побивают камнями.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О наказании безмысленных судей

Сердца королей и князей всегда в руках Господа, поэтому они не ведают человеческих слабостей, и народу остается единственное средство защитить себя от гнета неправедного правления — это требовать от восходящего на трон властителя честной клятвы и обещания неукоснительно поддерживать и творить справедливое правосудие. Но и подданные тоже должны с чистым сердцем поклясться ему в верности и послушании и в том, что всегда будут верны этой клятве. Те правители, которые не творят жестокостей и несправедливостей, могут не опасаться возмущений и бунта подданных, а бояться лишь Божьего суда и отмщения, избежать которого не удастся. Однако бывают и такие правители, которые в непомерной гордыне своей и высокомерии творят бессмысленные жестокости и более милостивы к диким зверям, чем к своим подданным. Такой властитель может лишить жизни подданного, следуя своему капризу, попирая законы и обычаи, хотя его подданные верны, законопослушны и не дают повода для княжеского гнева. Но движимый своей яростью, он приговаривает подвластных ему людей по первому подозрению или злобному навету.

Таких конунгов и судей было много в Северных странах, наверное, есть они там и теперь. Здесь следует упомянуть об одном или двух таких судьях, которые беспричинно приговаривали к смертной казни совершенно невиновных людей. Смерть таких безмысленных судей может послужить ужасным уроком для потомства. В Вестергётеланде жил знатный господин Ёнс Турессон[293], отец рыцаря Туре Ёнссона. Этот Ёнс Турессон был верховным судьей провинции и однажды вынес приговор намного более жестокий, чем следовало по закону и справедливости. Осужденный, стоя на коленях в ожидании смертельного удара, прокричал судье: «Я умираю невинно осужденным и вызываю тебя в сей же час на суд Божий, потому что ты меня невинного осудил на смерть!» И как только осужденный пал под ударом меча (или топора — в Северных странах казнят и тем, и другим), высокородный неправедный судья замертво рухнул с коня, представ вслед за казненным перед судом Небесным, который воздал ему за несправедливое жестокое судейство. Такие же примеры можно отыскать в Священном Писании и, познав их, человек станет более рассудительным и честным. И каждый честный судья предпочтет умереть сам, чем вынести несправедливый смертный приговор, руководствуясь злобой, алчностью и стяжательством или допустить насилие, нарушая закон. Бесчестные неразумные судьи своими действиями ведут к уничтожению законности и порядка, и в этом они подобны скверным лекарям, которые неумелым лечением убивают больных, доверивших им свои жизни.

Но как воистину дурно и извращенно вершат правосудие дикие московиты, ближайшие соседи северных народов, можно видеть и в наши дни. Когда между двумя московитами возникает распря, они обращаются со своим делом к великому князю или другим судьям этой страны и если бы процесс велся так, как это происходит во всех христианских странах, приговор был бы в пользу одной из сторон. Однако ни судьи, ни великий князь не считают, что вправе вынести окончательный приговор, пусть и произнесенный в соответствии с народными обычаями, пока стороны, убежденные в том, что спор может разрешиться только в поединке, в котором Фортуна по справедливости дарует победу правому и накажет виноватого. Подобным же образом решались споры между латинянами и рутулами с одной стороны и этрусками[294] и троянцами — с другой. Обе стороны были убеждены в том, что Эней и Турн[295], по вине которого возникла распря, должны сойтись в поединке, чтобы таким, единственно верным путем, прекратить раздор и вражду. Точно так же и московиты уверены, что окончательный приговор не может быть вынесен до тех пор, пока противники (или нанятые ими бойцы) не сойдутся в решающем поединке, чтобы испытать судьбу и удачу.

В конце концов дело, из-за которого возникла распря, решается в пользу того, кто одержит победу в смертельном поединке, пусть даже и с помощью нанятых бойцов. При этом первоначальный приговор не считается верным, если он был вынесен в пользу побежденного. Рассказы о таком правосудии ужасны для нашего христианского слуха, хотя московиты твердо убеждены, что только таким путем можно обеспечить порядок и безопасность в государстве.

[Гл. 21-25 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О наказании строптивых детей

Хоть некоторые писатели считают, что дерзость детей не достойна ни похвалы, ни порицания, все же существует твердое убеждение, что существа человеческие в таком возрасте более склонны ко всему дурному, и со временем становятся еще более скверными, если к их порокам относиться слишком снисходительно, ведь недаром считается, что одна из четырех самых трудных вещей — это пройти по следам юности[296]. Следовательно вы должны сделать все возможное, чтобы удержать ребенка как можно дальше от опасных в его возрасте соблазнов, приглядывая за ним подобно земледельцу, который бережет свое поле, искореняя тернии, чертополох и плевелы. Так опытные лекари обычно применяют неприятные средства, чтобы излечить хворь в самом ее начале и не допустить превращения ее в угрозу для жизни. Иногда напрасны все порицания и наказания, однако сострадание и благочестие все же могут победить преступные наклонности человека в раннем детстве, не позволяя им возрастать и усиливаться.

Те же, что поощряют и помогают детской преступности, именуются похитителями и подлежат самому строгому наказанию наряду с лентяями и бездельниками, которых во множестве можно видеть в городах Италии, где они живут безо всякого наказания. Не хватает слов, чтобы описать, сколько зла творится от праздности и легкой жизни за чужой счет.

Законом установлено: если в городах, замках, больших деревнях и сельских поселениях, а особенно на освященных церковью кладбищах, мальчики или юноши играют в карты, кости, или другие азартные игры на деньги, стража должна задерживать их и приковывать цепью к позорному столбу на площади, поставленному для быстрого наказания за расточительство и скверное поведения. Страна, избавленная от таких опасных бездельников, может обеспечить покой себе и дружественным соседям, безопасность паломникам и приезжающим из-за границы путешественникам.

[Гл. 27 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ О добром воспитании мальчиков

Как говорит епископ Гаэты Патриций Сиенский[297], для успешного воспитания юношей полезно хвалить их за труд, порицать за лень и праздность, а также обнадеживать, иногда пугать и развлекать, то есть употреблять все те обманные приемы, которыми пользуются лекари, чтобы подсластить горькие снадобья. Об этом прекрасно сказал Тит Лукреций Кар в своем труде «О природе вещей»:

Используя этот превосходный принцип, мы рассматриваем не только телесное развитие юношей, но и их душу и разум, и когда они превосходят равных себе, вознесенные похвалами наставников, это является великим побуждением к учению и развитию, и если кто-либо бывает побежден в диспуте, то он может вновь вознестись до победы, предаваясь учению с еще большим усердием.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Родители, которые желают познать способности своих детей и направить их природные склонности на общее благо, должны внимательно следить за их воспитанием и развитием. Цицерон в своем труде о благе и несчастии говорит, что разум человеческий легко воспринимает добро — так уж сотворила его природа. Поэтому дети нежного возраста без чьего-либо наущения склонны к добродетели и готовы поделиться с ближними всем, что в изобилии имеют сами. Они с большим вниманием наблюдают за всем происходящем в доме, стараются познать все больше и больше, постепенно изучая окружающий их мир. Дети задают множество вопросов об именах и названиях разных вещей. Одержав победу в состязании с подобными себе, они торжествуют, а потерпев поражение, приходят в замешательство и испытывают чувство стыда. И этот стыд может подвигнуть их на более прилежные занятия с тем, чтобы воспрянуть духом и впоследствии добиться победы. В таких случаях главным признаком добрых наклонностей и качеств является проявление благородной скромности, что предпочтительнее пугливой бледности и удрученности[299].

Поэтому предусмотрительные родители, расспрашивая сыновей, заботливо выясняют их склонность к занятию тем или иным делом или учению, чтобы дети смогли стать достойными гражданами и наилучшим образом применить свои способности и в служении богам превзойти своих родителей и наставников[300]. В северных странах дети с младенчества видят, что их отцы занимаются только войной и земледелием, а потому, подобно своим родителям, они скорее научаются владеть оружием, чем письмом.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О занятиях детей

Чтобы уберечь мальчиков и юношей от бездельного времяпрепровождения в расслабленности и пустых разговорах, чтобы молодые годы детей не были потрачены напрасно, их с самого юного возраста занимают различными упражнениями, особенно тщательно обучая военному делу. В соответствии с силами и возможностями своего возраста, каждый обязан обучаться стрельбе из лука, причем за прилежанием в занятиях следят очень строго, и нерадивый ученик, не поразивший стрелами цель так, как ему показывал наставник, не получал хлеба. О подобном пишет Страбон в III книге, рассказывая о занятиях испанских пращников[301]. Мужчины старшего возраста наказанию не подвергались, потому что в состязаниях каждый старался превзойти соперника, прилагая для этого все силы и весь опыт; ведь прежде всего их главной задачей была защита свободы своей родины, а также оборона от хищных зверей во множестве водившихся в окрестностях и беспрестанно нападавших на людей, для чего нужно было применять все свое воинское искусство.

Иногда встречаются мальчики возрастом менее двенадцати лет, которые, благодаря учению, стали столь искусными в стрельбе из лука, что даже на большом расстоянии могут без промаха поразить маленькую птичку в голову, в грудь или в ногу. То же могут делать и пожилые люди, если у них сохранилась острота зрения.

Историк Саксон Датчанин рассказывает удивительный случай об одном старике, который мог, наложить сразу десять стрел на тетиву своего поразительно упругого лука. Он одновременно выпускал их с такой силой, что наносил врагам столько же ранений. Это повествование побуждает вспомнить о Периклимене[302], сыне пилосского царя Нелея, который, как писал Овидий, мог стрелы

[Гл. 2 опущена]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О поразительных примерах этого искусства

Светоний утверждает, что Домициан был столь искусным стрелком, что иногда он приказывал мальчику стать поодаль и подставить вместо цели правую ладонь, раздвинув пальцы, и стрелы его летели так метко, что пролетали между пальцами, не причиняя мальчику никакого вреда[304]. Не менее искусным стрелком был Астер[305], восхваляемый Солином за то, что выпустив стрелу с городской стены, ранил в правый глаз Филиппа, отца Алексадра Великого. Известен также и человек по имени Аво[306], чье прозвище было Стрелец, потому что он метал стрелы с необычайной быстротой. Увидав, что враг целится в него из лука, он выпускал сразу три стрелы, которые в одно мгновение достигали цели, причем первая стрела срезала верх вражеской тетивы, вторая стрела тут же поражала пальцы противника, а третья сбивала наложенную на тетиву стрелу. В искусстве стрельбы из лука он нисколько не уступал только что помянутому Домициану и направлял стрелы с напряженного лука именно туда, куда хотел. В отдаленной стране около северного полюса жил старик-биарм, который был столь опытен и искусен в стрельбе из лука, что наложив на тетиву десять стрел, мог безошибочно поразить противника или любую другую цель[307]. Немало преувеличенное восхваление Дария содержит эпитафия, рассказывающая потомкам, каким великолепным стрелком и охотником он был[308].

[Гл. 4-5 опущены]

ГЛАВА ШЕСТАЯ О высоко поднятых целях для поражения их стрелами

У обитателей северных стран, как и у их бесчисленных соседей — пусть даже и заморских — был обычай в начале лета по праздникам устраивать состязания метких стрелков. На ровном месте, особо предназначенном для этой цели, собирались самые лучшие стрелки как из городов, так и из сельской местности, чтобы весь народ мог увидеть и оценить их искусство. Каждый из них мог быть вооружен любым оружием: мушкетом, луком или арбалетом, но для всех было обязательным поразить стрелой или пулей установленные на равнине цели. Но самой трудной и целью была мишень в виде попугая, установленная на высоком железном шесте. Цель все время вращалась, и ее нужно было сбить наземь тупой стрелой. Когда это сделано, старший смотритель состязаний радостно приветствует самого искусного стрелка и дарует ему особую привилегию: в дальнейшем он может занимать место и сидеть рядом с самыми уважаемыми людьми. Остальных собирают вместе и щедро награждают каждого по заслугам — в соответствии с показанным мастерством.

Главный же замысел состоит в том, чтобы в случае войны или осады необыкновенные таланты и опыт таких стрелков могут спасти страну от порабощения и разграбления: достаточно одной метко пущенной стрелы, чтобы обезглавить вражеское войско, убив или ранив вождя, как это сделал некий Астер, ранивший в правый глаз царя Филиппа, о чем уже говорилось в предыдущей главе.

Как среди гётов, так и других народов прошлое изобилует примерами, когда во время осады вождя убивали одним выстрелом. Но есть примеры и нового времени, когда предводители умирали, получив ранение в голову, от выстрелов теряли зубы и глаза, из-за чего вождь не мог больше командовать войском. И получается, что даже юноша, имеющий опыт стрельбы из бронзового орудия, может лишить жизни великого властителя, как это недавно случилось в Стокгольме[309] или в Гронингене во Фризии[310].

[Гл. 7 опущена]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О обряде проводов зимы и встречи лета

С начала октября и до конца апреля народы Севера переживают очень суровые зимы, бесконечно долгие ночи, ураганные ветра, свирепые морозы, снегопады, густой мрак, бури, необычные холода и другие, сменяющие друг друга явления суровой природы, но они утешаются тем, что все эти тяготы проходят, а потому с великой радостью и весельем приветствуют появление солнца, сопровождая это особыми обрядами и танцами, своими у каждого народа. Обитатели высокогорных областей устраивают застолья, угощая друг друга и радуясь, что вновь наступает время изобильной охоты и богатой рыбной ловли.

Живущие на юге свеи и гёты, отделенные от северного полюса обширными пространствами, встречают приход весны своими обрядами. В первый день мая, когда солнце проходит через созвездие Тельца, магистраты городов создают две турмы или когорты[311] конников, состоящие из сильных юношей и зрелых мужей, вооруженных и снаряженных словно для упорной битвы. Во главе одной из них стоит избранный по жребию предводитель — герцог Зима. Он облачен в меховые одежды, вооружен кочергой, и, чтобы продлить зимние холода, разбрасывает снежные шарики и куски льда. Он въезжает в город с видом победителя и всячески показывает, что он и вправду непобедим, потому что кое-где еще виднеются ледяные сосульки, свисающие с крыш хорошо обогреваемых домов.

Предводителя второго отряда конников, представляющих Лето, называют граф Флорал[312]. Он облачен в легкий летний наряд из веток с зелеными листьями и цветов, хотя их очень трудно найти в эту пору. Герцог Зима и граф Флорал со своими конниками въезжают в город с разных сторон и в особо отведенном месте начинают сражение, победу в котором одерживает Лето.

[Гл. 9 опущена]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О празднествах зелени[313]

Когда зеленеют и расцветают луга, поля и леса, когда солнце проходит через созвездие Рака, в канун ождества Рождества Рождества Иоанна Крестителя[314] (день, который празднуется исстари по заветам предков) весь народ без различия пола и возраста собирается на площадях городов или на ровных местах в полях, где разжигаются праздничные костры, вокруг которых водят хороводы, исполняют ритуальные танцы, поют и прыгают через огонь. Во время танца движениями изображают, а песнопениями восхваляют деяния героев минувших времен, где бы подвиги не совершались — в родной стране или на чужбине. Восхваляют также и знаменитых женщин, заслуживших вечную славу, соблюдавших во имя любви свое целомудрие. Помимо этого в песнях осуждаются праздные бездельники, трусливые нобили, жестокие тираны и утратившие стыд развратные женщины. Эти песнопения звучат в сопровождении цитры и свирели.

Наученные матерями молодые девушки под звуки струн осуждают пороки женатых мужчин: увлечение игрой в кости, драки в тавернах, роскошь одежд, компании с фиглярами, постоянное пьянство и похмелье. А остроумные юноши поют, рассказывая, насколько ленивы, упрямы, сварливы, тщеславны и неверны вечные сплетницы-женщины. И не следует смеяться только над мужчинами, обвиняя их во всех грехах и пороках — утверждают они.

Во многих песнях в сопровождении музыки осуждаются проделки и поступки лживых горожан, хитрых ремесленников, бродячих торговцев, пьяных матросов, нечестных поселян, коварных предателей, сладкоречивых льстецов, а также алчных и жестоких провинциальных правителей. Прежде всего, главная цель этого состоит в том, чтобы внушить незрелым юношам, сколь важна и прекрасна добродетель, насколько достойно и похвально следовать добрым примерам, избегая грехов и пороков.

[Гл. 11 опущена]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Об игре в кости и шахматы

Нет ничего более трудного, чем понять, какими резонами руководствуются умы и привязанности мужчин или уразуметь, в чем состоит отличие человека, который может управлять своими чувствами от тех, что погрязли в сладострастии или погрузились во мрак печали и скорби. Знатные гёты и свеи, когда готовят к браку своих дочерей, обычно выясняют характер, способности и пристрастия жениха игрою на доске, именуемой шахматами[315]. В этой игре обнажаются такие чувства как гнев, любовь, дерзость, алчность, нерешительность и коварство наряду с безрассудством, изворотливостью ума, удачливостью и другими особенностями человеческого характера. Отец невесты может определить, насколько хорошо воспитан жених: становится ли он заносчивым и хвастливым, одержав победу; стойко ли он переносит невзгоды и умеет ли достойно ответить на оскорбление.

Как показывает опыт, вызнать у пьяницы сердечные тайны, узнать о его телесных изъянах составляет не труд, а одно удовольствие. Выпивающий, как утверждает Платон в своем труде «Законы», вначале становится более бодрым и оживленным, чем ранее. Когда же он выпивает еще и еще, то кажется сам себе более сильным и мощным, он полон благих надежд, а опьянев окончательно, он считает, что силой может добиться их воплощения. Достигнув этой степени, такой человек раздувается от самонадеянности и считает себя свободным от всех ограничений, ему кажется, что он мудр и бесстрашен, своеволие переполняет его, а потому для своего удовольствия он творит что захочет, ничем не смущаясь и ничего не стыдясь[316]. И по этим признакам нетрудно определить, как сложится в будущем его жизнь.

[Гл. 13 опущена]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О разных упражнениях юношей

Праздность и лень не только отвратительны, но и вредны, особенно в делах военных, потому в старые времена (как делают и ныне) предусмотрительно стремились занять юношей и приучить их к воинскому труду, развить ловкость и силу, нагружая различными упражнениями: одни учились владеть копьем, другие метали камни, третьи бегали и прыгали. Вначале они занимались с жердями, чтобы после могли носить прочные и тяжелые боевые копья, которыми пробивают даже двойной вражеский панцирь. Затем — легко или тяжело вооруженные — они выходили в поле с тяжелыми толстыми копьями и учились нападать так, чтобы пробить защищенную двойным панцирем грудь врага, как об этом уже было сказано.

Метать камни юноши учатся для того, чтобы в сражении расчищать себе путь, а носить камни, подняв их на плечи или над головой, чтобы при необходимости выносить с поля боя своих раненых товарищей и как можно скорее доставлять их туда, где им будет оказана помощь. Прыжками же усердно занимаются, чтобы избежать чрезмерной тучности, потому что вздутое пухлое чрево не помогает никому как при наступлении, так и при отходе. Оно мешает тучному всаднику как садиться верхом, так и спешиваться.

Относительно этого, я считаю нужным привести один пример. В королевском городе Стокгольме, в Швеции, жил один уважаемый гражданин по имени Клаус Бойе, уроженец Дитмаршена[317], по происхождению германец из кимвров[318]. В 1520 году по приказу жестокого датского короля Кристиана II его должны были бросить в тюрьму, а позже — казнить. Он был настолько тучен и толст, что протолкнуть его через высокую узенькую дверь темницы не смогли. Его свирепые стражи были очень злы, они спешили на казни и пытки других узников, а потому затолкали его отдельно от всех в какой-то угол, и это спасло ему жизнь. Если же этот гражданин, следуя советам опытных лекарей, захотел бы уменьшить свою тучность и начал бы питаться хлебом с тмином и анисом, в борьбе с природой это ему не очень бы помогло, потому что всю свою юность он провел в презренной праздности и без развивающих силу упражнений.

[Гл. 15 опущена]

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Об упражнениях с мечами

В старину жители северных стран уделяли большое внимание упражнениям, которые развивали у них силу и ловкость, а потому, упражняясь в фехтовании на мечах, они стремились не только уклониться от ударов мечом, но и наносить удары соперникам. Наиболее искусные фехтовальщики умели так безошибочно направить удар, что лишь слегка задевали бровь соперника. А если получивший такой удар в страхе закрывал глаза, то немедленно изгонялся со службы и утрачивал доступ ко двору. Настолько сильно в душе и характере укоренялось умение владеть лицом и чувствами, что воины не отшатывались от сверкающего перед глазами меча, не выказывали ни малейшей растерянности перед любыми ухищрениями противника и вели себя подобно кулачным бойцам-олимпионикам, которые стойко выдерживали самые жестокие удары, не издав ни единого стона. К обитателям Севера никоим образом нельзя отнести такие слова Энния[319]:

ни тем более такие:

Напротив — этим людям был привычен тяжелый труд, для них не было непроходимых путей и непреодолимых препятствий, их не пугала смерть в битве с вооруженным врагом, и даже погибая они улыбались, чтобы показать, насколько они презирают боль и смерть.

[Гл. 17 опущена]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ О поединках и турнирах

Среди властителей северных стран существует древний обычай, которому с необычайным рвением следуют и доныне: во время свадебных празднеств или торжеств по поводу посвящения в рыцари, празднования военной победы или королевского дня рождения, для удовольствия или по какому-либо иному поводу короли, князи и знатные люди всегда устраивают поединки и турниры. Иногда затеваются настоящие баталии в полном вооружении, не с тупыми, а острыми копьями, особенно если речь идет о восстановлении униженной чести или ее упрочении. А иногда, желая завоевать благосклонность благородной девы, а может расположение уважаемой матроны, на поединок выходят без тяжелого вооружения: шлем на голове и легкая кираса на груди, при этом иногда обнажается правая или левая рука, а выше локтя повязывается шелковый платок. Часто в таких случаях на поединок вызывают женихов-соперников. По тем или иным причинам они сражаются — в свое ли удовольствие, одержимые ли жаждой мщения — во всех случаях бойцы обязаны неотступно соблюдать строгие правила вооруженных поединков. Преступать эти правила считается бесчестьем, как и нападать на соперника — вооруженного или безоружного — после турнира. Если во время поединка один из участников падает и ломает конечность, то предъявлять обвинение своему сопернику он не имеет права. Если же при падении один из соперников ломает шею, то его наследники не могут предъявлять обвинение победителю и мстить ему. Часто случается, что незнатные придворные дворяне предлагают победителю значительную сумму золотом или серебром взамен лошади и оружия, которые они теряют, потерпев поражение в поединке, особенно если он состоялся по вызову.

[Гл. 19 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О поединках косых и кривых

Получается славное и занятное зрелище, когда в поединок с копьями в руках желают вступить косоглазые или даже одноглазые рыцари. Кажется, что не смотрят друг на друга, так как лица их повернуты в разные стороны, хоть лошади скачут прямо на противника, а копья нацелены так, что поразить друг друга они не могут. Но лошади сближаются очень быстро, и оказывается, что косоглазым бойцам не так уж и трудно найти друг друга и ударить соперника копьем, особенно, если схватка происходит на открытом пространстве, а поэтому не стоит презирать противника, будь он даже слепым, как о том говорит Цицерон, приводя в пример Аппия Цека[322] и других подобных ему знаменитостей в трактате «Тускуланские беседы»[323].

Правда, в северных королевствах косоглазые и одноглазые встречаются редко, но если таковые и обнаруживаются, они хорошо обучены и умелы. А желая вступить в схватку, они обращаются к сопернику, говоря, что их телесный изъян вполне восполняется доблестью. Если же к придворному с таким телесным изъяном отнесутся более высокомерно и надменно, чем к другим участником турнира, жаждущим победы, то подобные несправедливости разрешаются только поединком, как это установлено рыцарским обычаем. В таких случаях все кончается ужасной смертью одного, а то и обоих участников поединка. В иных случаях проигравший сдается на милость победителя и передает ему свое снаряжение: оружие, доспехи, коней и воинские награды из золота и серебра, которыми он бахвалился во время турнира.

[Гл. 21-27 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ О чудесных музыкантах, играющих на струнных инструментах

А теперь вкратце о том, насколько искушенными были в старину музыканты северных стран, и как почиталось там чудесное искусство музыки. Там было множество мастеров игры на цитре, скрипке, лире, арфе и на других струнных инструментах. Эти музыканты были столь искусны, что своей игрой могли разбудить у слушателей любые чувства. Они знали, как заставить человека радоваться или погрузиться в печаль, вызвать благосклонность или пробудить неприязнь, как наполнить уши и разум слушателей сладострастным покоем или ужасом, и настолько сильным было влияние их струн на слушателей, что те уже не владели собой.

Однажды игру некоего прославленного музыканта, гордившегося своим искусством, захотел послушать король Эрик по прозвищу Великодушный[324]. Королю пришлось прибегнуть сначала к просьбам, затем к угрозам, чтобы вынудить музыканта начать игру. Тот повиновался и его необычно торжественная, печальная музыка повергла присутствующих в меланхолию, затем живые звуки арфы привели слушателей в такое игривое настроение, что веселость свою они начали выражать быстрыми телодвижениями и от печали перешли к восторженным аплодисментам, а следующая мелодия привела всех в бурное исступление, справиться с которым никто не мог. Таково было воздействие различных мелодий на разум и душу человека. И если бы там не появились стражи, которые с трудом смогли остановить это одичание, все закончилось бы весьма печально: охваченные безумной яростью слушатели перебили бы друг друга, завязав между собой беспричинные драки. И сам король, чью и без того немалую телесную мощь увеличило охватившее его безумие, выхватил меч и поразил четырех воинов, которые попробовали удержать его. В конце концов телохранителям с большим трудом удалось усмирить его, похоронив под грудой диванных подушек, чем спасли и его, и присутствующих. И только тогда король пришел в сознание и рассудок вернулся к нему. Чтобы получить прощение за совершенные им убийства, король решить совершить паломничество в Иерусалим, но на Кипре умер, где и погребен в месте со своей супругой, как о том повествует датский историк Саксон Грамматик в XII книге.

[Гл. 29 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ О флейтистах и трубачах

Помимо музыкантов, играющих на лирах и арфах, в тех странах есть также немало музыкантов играющих на флейтах, трубах и других духовых инструментах. Есть также и водяной орган[325], чей звук очарователен, а потому этот инструмент, как утверждает Светоний, очень любил Нерон. Однако наиболее искусными мастерами игры на этих инструментах являются чужеземцы, которые приезжают в северные страны зарабатывать деньги своим ремеслом. Их тепло принимают и щедро платят как простые жители северных стран, так и их властители, которые хотят, чтобы в конных сражениях пронзительные звуки труб возбуждали мужчин и коней к атаке на врага: чтобы для мужчин это было словно грозный голос герольда, призывающего на битву, а в лошадях пробуждался звериный боевой инстинкт, как о том пишет Проперций[326]:

Подобные строки есть и у Вергилия:

Говорят, что этот инструмент изобрели этрусские пираты, когда рассеянные по берегу, они не могли слышать друг друга из-за сильного шума ветра, и к месту грабежа они собирались, услышав пронзительный голос трубы. Позже ее стали употреблять для подачи военных сигналов. Когда голоса глашатаев были не слышны в грохоте битвы, звук боевой трубы все же достигал ушей воинов. Снова пишет Вергилий:

Звуками трубы воинам подаются разные сигналы: когда вступить в битву, когда преследовать бегущих, а когда отступать.

Однако обуздать неумеренный пыл и свирепость разгоряченных пиршеством мужчин очаровательные звуки флейты или струн не способны. Ведь те, кто избирает воинскую службу, проявляют такую строгость и суровость, что испытывают большое удовольствие от служения Марсу, а не Музе. Действительно, часто случается и так, что флейтисты, услаждающие слух отдыхающих от ратных трудов воинов, страдают от неожиданных вспышек грубости и жестокости своих слушателей. Слух таких воинов настолько прочно закрыт для нежных мелодий, что ни одна из них не может проникнуть в глубины их душ. Однако неблагодарность быстро сменится благосклонностью, если вместо сладких мелодий на флейте, музыкант воспроизведет на трубе ужасающие ноты трагических напевов. Кассиодор в кн. Х рассказывает, что писал о трубах в послании всем готам воинственный король Витигес[328]:

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ О лицедеях и шутах

Не следует удивляться, что на страницах этой скромной книги будет рассказ об одном из самых недостойных занятий. Число тех, что занимаются этим постыдным ремеслом неизвестно, однако их повсеместно принимают при дворах властителей и при застольях знатных господ. Одни считают, что в сущности нет в жизни никаких удовольствий, или, может, в самой малой мере, другие же считают только эти недостойные шуты с дурной славой могут усладить их жизнь. В прошлом некоторые сочинители сами лицедействовали в написанных ими мимах, подобно Лаберию[329], который писал их и умер через десять месяцев после смерти Юлия Цезаря. Еще одним таким мимографом был Публий Сириец[330]. Светоний писал об этом, очевидно соотносясь с кн. VIII:7 и с кн. ХVIII:41и49 Исидора, а также с ХХVIII книгой Валтаррена[331] о приживалах и шутах. Лаврентий Валла[332] в жизнеописании короля Фердинанда упоминает о некоем шуте по имени Борра, который занимался своим ремеслом до восьмидесяти четырех лет, заработав состояние в сто тысяч золотых. Плиний же сообщает о некоей блуднице по имени Родопис[333], чье состояние было еще больше. В IX книге, разделы 35 и 51 он рассказывает о лицедеях, их сумасбродстве и расточительности. Требелий также повествует о том. что император Галлиен[334] приходил в неистовый восторг от выходок шутов, приживал и других малодостойных людей, с которыми он даже разделял трапезу. Если верить Светонию, таких комедиантов часто секли розгами и плетьми на виду у публики, а затем с позором изгоняли. И Винсент[335] в XXIX книге, «Зерцала исторического», раздел 41, утверждает, будто французский король Филипп говорил, что давать деньги фиглярам и лицедеям, все равно что жертвовать их дьяволу.

[Гл. 32-34 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О банях, лечебных банках и кровопускании

По всему миру бани создавались в большинстве своем для удовольствия, о чем свидетельствуют развалины роскошных терм как в Риме, так и в Путеолах[336]. Однако как нигде они необходимы в северных королевствах, где имеются как частные, так и публичные бани со всеми необходимыми принадлежностями. Частные бани и купальни обычно принадлежат знатным людям и находятся у проточной воды, окруженные прекрасными садами, а публичные бани в городах и деревнях строятся в соответствии с числом и потребностями их жителей. Но ни в одной из северных бань и купален нет природных источников, содержащих серную воду, и обитатели северных стран не стремятся в европейские страны, чтобы посещать такие купальни для излечения даже самых тяжелых недугов, так как знатоки убедили их, будто серные воды, глубоко проникая в тело, лишь вымывают мозг из костей и не оказывают никакого целительного воздействия на внутренние болезни. Поэтому в своих странах они строят длинные банные дома, объединенные одной крышей, но разделенные дощатой перегородкой, чтобы мужчины и женщины не стыдились друг друга. Здесь все не так, как пишет Поггиус[337] в письме к Леонардо Аретинскому[338] о банях в Верхней Германии, где можно увидеть, как мужчины и женщины встречаются в бане, не испытывая при этом ни малейшего стыда. Он имеет в виду, в частности, жителей Бадена[339], чрезвычайно склонных к безудержному разврату, среди которых есть и женоподобные мужчины, совсем утратившие добрую славу. Они обычно пьют, едят, спят в горячих купальнях и, развлекаясь, творят разные непристойности.

Если бы кто-либо стал вести себя таким образом в бане любой северной страны, его немедленно выбросили бы на улицу. Зимой его закопали бы в глубоком снегу так, что нарушитель приличий мог бы и задохнуться, а летом бросили бы в холодную воду, надолго лишив пищи. Следует сказать, что в северных странах очень часто совершаются свадебные омовения, когда невесту передают жениху. Тогда молодые девицы вместе с почтенными замужними женщинами составляют длинную процессию и неторопливо шествуют, построившись в соответствии с возрастом.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ Еще о ритуале проводов невесты на омовение

А перед всей процессией несут большие сосуды с самым лучшим пивом или вином для того, чтобы женщины, устав от нестерпимой жары и пара, могли придти в себя и восстановить утраченные силы, испив из горшка напитка, куда добавляют корицу, сахар и поджаренный хлеб. Когда женщины выходят после омовения, на головах у них венки, сплетенные из лесных растений. Затем все или, по крайней мере, большинство девушек обедает с невестой и остаются у нее ночевать, словно посвящая свою целомудренность небесам.

Никто из местных женщин не употребляет никаких мазей и благовоний как в бане, так и в других местах, за исключением жен немногих живущих там иностранцев, и чем обильнее они накладывают на лица разные мази, желая показаться более красивыми, тем более над ними смеются, считая таких женщин размалеванными страшилищами.

Как мужчины, так и женщины прибегают к кровопусканию или пользуются банками, чтобы избавиться от струпьев, появляющихся после обмораживания, или от подкожного зуда. Но чаще всего все же прибегают к кровопусканию, которое искусно и безопасно производят в цирюльнях. Помимо этого, полные женщины применяют многие средства, чтобы воспрепятствовать дальнейшему ожирению. Они питаются блюдами с анисов и тмином, а также пьют полынные настойки. Но никогда они не прибегнут к тому средству, что употребляла жена Нерона Поппея. Как пишет Плиний в кн. XI:40, она, чтобы сделать свое тело более гибким, а кожу более гладкой и светлой, принимала ванны из ослиного молока, которое старательно собирали у ослиц, число которых достигало пятисот. Ведь осел на севере — животное очень редкое, ослиц там никогда не видели, как не видели и мулов, потому что эти животные не выдерживают долгого пути и жестоких северных морозов.

Я полагаю, что здесь будет уместно, как предостережение, напомнить, что пишет Павел Диакон в кн. V:30[340] «Истории лангобардов» о кончине короля Гримоальда, погибшего в купальне от кровопускания. У лангобардов, по свидетельству того же автора (гл. 37), в купальнях были и красивые девицы. Таким же образом погиб и король везиготов Торисмунд, когда ему производили кровопускание[341].

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ранее описывались различные виды деятельности северных народов, связанные с жестокими военными схватками, строительством зданий, общественными отношениями и веселыми празднествами, придающими новые силы этим людям, живущим в таких жестких условиях, описывались и то, как они проводят традиционные празднества, которые, подобно другим народам, они отмечают каждый год в соответствии с календарем.

Теперь же следует добавить кое-что более значительное, а именно, как обитатели Севера приобщаются к Церкви после того как шестьсот лет назад они приняли крещение, как с самого детства их тщательно приучают к добродетельной и благопристойной жизни, научают чтению и письму, после чего с самого раннего детства и до преданиях их земле по католическому обряду, они ведут похвальный образ жизни, оставляя потомкам свое честное имя и святые труды.

Господь в то тяжелое время ниспослал им искусных наставников, которые непрестанно стремились искоренить языческие суеверия, постепенно взрастить семена истинной веры и превратить жестокость в благородство, обуздывая и превозмогая грешные устремления и помыслы. Своим рвением и упорством они добились того, что обитатели северных стран стали послушными приверженцами святой Церкви и не предпринимали никаких действий как на море, так и на суше, не вели никаких дел без благословения священников.

Еще будет рассказано о бессмертной славе некоторых властителей, а равно и о проклятии святотатцев, лежащем на них до тех пор пока они не очистятся покаянием, без которого они и их наследники будут противны Господу и людям из-за сотворенных жестокостей.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О школах и обучении юношей

Что же касается великих наставников древности, то все они, особенно Платон во многих книгах своего труда «Законы», говорили о тщательном и заботливом воспитании и образовании детей и юношей. Тот, кто читал эти книги, или хотя бы слушал извлечения из них, не может оценить их в достаточной мере, чтобы полностью следовать им. Сам Платон был человеком в высшей мере одаренным мудростью, а потому заботился о воспитании и образовании молодежи того возраста, склонности и пристрастия которой, как говорил Соломон, очень трудно определить. Он утверждает, какое воспитание получит юноша, таким будет и его служение своей державе.

Это было давно замечено у обитателей Севера, потому что они посылали своих юношей обучаться и заимствовать опыт у гениальных греческих наставников, и народы жили в добром согласии и оказывали друг другу разнообразные услуги. У готов было немало и своих опытных наставников, весьма сведущих как в деле воспитания юношества, так и в делах управления государством. Такими были, например, Зента[342], Дикеней[343] и пифагореец Сальмоксис[344], а также у них были Заробии, Терейи и Пилеаты[345], из которых впоследствии избирались короли и жрецы, подобные Этрнеспанту, Хавалу и Фридигерну[346]. У этих наставников древние готы научились всему лучшему, что и оставили в наследство своим потомкам, дабы те уразумели, что невежество и порождаемое им зло могут быть рассеяны соблюдением правил, установленных праведными философами, если воспринять эти установления, как призыв Господень к добродетельной жизни.

Задача этих философов состоит в том, чтобы люди по их учению познали как дела божественные, так и дела человеческие. Таким образом человек может познать две главные вещи: суть натуры человеческой и путь к добродетели, отрицая зло и невежество. Путь этот происходит из разумного научения и необходимого ограничения своих страстей, и к этому следует стремиться как главной цели для познания и мудрости. Однако иные предпочитают обретать опыт более путем действия, чем дискуссий. Поступая таким образом, они становятся более все более опытными мужами.

[Гл. 2 пропущена]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Об отцовском благословении детей

На рисунке к первой главе этой книги изображен почтенный старец, обучающий маленьких детей, которые стоят перед ним на коленях. Благочестивый читатель правильно поймет смысл этой картины: в Северных странах издавна повелось у мирян и их потомков, что дети — как мальчики, так и девочки — в возрастной очередности — перед отходом ко сну должны прочитать «Отче наш», молитвою восславить Божью Матерь и получить отцовское благословение. И до наших дней сохранился этот священный обычай почитания родителей, пришедший к нам из старых времен, когда святая вера еще только укоренялась среди северных народов.

Самая большая забота родителей — это отвратить детей от дурного общества и тем самым уберечь их от испорченности нравов. Верные добрые друзья не менее родителей должны отвечать, следить и научать, чтобы дети вели себя благопристойно как дома, так и вне его.

Что произносить, благословляя детей, мирян должны научать приходские священнослужители, произнося в проповедях слова из шестого раздела Книги Чисел: «Так благословляйте сынов Израилевых, говоря им: да благословит тебя Господь и сохранит тебя! да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя! да обратит Господь лице Свое на тебя и даст тебе мир! Так пусть призывают имя Мое на сынов Израилевых, и Я благословлю их»[347].

Держась этого священного обряда они не испытают позора, если дети будут послушны и не воспротивятся наставлениям отца, не выказывая неповиновения ни словами, ни делами. Я знаю людей, которые даже в наше время отвергали родительские благословения из-за обиды и неверия. На них обрушивались разные бедствия, и довелось испытать им и бедность, и бесчестье, и многие беды.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О вознаграждении учителей

В северных странах вознаграждение школьным учителям выплачивается не из общественной казны как это делается в Италии, Испании, Франции, Германии — странах, имеющих славные академии, а из церковной десятины и годового дохода епископа, а также из доли по завещанию после кончины ректора или викария. Доля выплачивается по разрешению епископа и капитула в размере от трех до четырех марок серебром, а может и меньше, или равнозначным объемом имущества, смотря по объему наследства. Это считается исполнением долга предков перед потомками.

Будет полезно и поучительно привести здесь письмо короля готов Алариха римскому сенату, приведенное Кассиодором в IX книге: « Нам стало известно, что дела сыновей по закону переданы в руки отцов, то есть именно тех, кто обязан думать о развитии молодых людей и дальнейшем изучении наук римских. Нам кажется невероятным, что вы относитесь к развитию ваших отпрысков с меньшим вниманием, чем к благосостоянию вашего общества. В своей неустанной о вас заботе мы недавно узнали, что учителя римской школы риторики не получают за свой труд положенное им вознаграждение, а помимо этого нам стало известно, что по торговым соображениям некоторых лиц, выделенные школьным учителям средства отняты у них в полном объеме. Совершенно очевидно, что оплата труда учителей поощряет развитие и изучение свободных искусств, а потому мы считаем преступным и осуждаем любое изъятие средств, положенных на обучение молодежи; мы считаем, что будет значительно полезнее поощрять учителей за их ценный труд, увеличивая вознаграждение. Первоначальное обучение грамматики есть прекрасная основа знания языка, такая учеба суть великая матерь элоквенции, ибо кто может похвальным образом упорядочить свои мысли, тот может без ошибки и высказать их. Ошибки в речи недопустимы, как недопустимы преступления для благомысленых людей».[348]

Если отец видит, что его сын обладает большим разумом и большими способностями к учению, то никакие низменные и алчные расчеты не должны удерживать его от самой высокой платы за обучение сына; нужно как можно скорее призвать лучших учителей, способных обучить мальчика вольным искусствам — ведь сама природа сотворила ребенка таким. Нет ничего более желанного для родителей, чем видеть своих сыновей учеными, мудрыми и увенчанными пальмой первенства и всячески восхваляемыми. Цицерон часто обращается к сыну, говоря, что нет для него ничего более желаемого, чтобы сын превзошел отца в искусстве письма. И самое худшее — это мнение некоторых родителей нашего времени, что дети никогда не превзойдут мудростью своих отцов. А более всего отвратительно безудержное потакание родителей сыновьям, от чего те вырастают дряблыми, трусливыми и женоподобными, как о том говорит Платон в своем труде «Горгий»[349]

И как невыносимо тяжело выдержать удары бича, так же тяжело пребывать под властью женоподобного своенравца, воспитанного в неге и распутстве. Какую справедливость может явить он к обиженным, какое милосердие к несчастным, если он вырос в пороке и неизвестно ему сколь труден путь добродетели и благочестия?

ГЛАВА ПЯТАЯ О сходстве искусств

Как музыкант в гармонии с поющим хором производит сладостную мелодию, так и грамматик, выстраивая слова в нужном порядке и с нужным ударением, умеет создавать стихотворения с удобной для декламации метрикой. Грамматика есть магистр словесности, она украшает род человеческий и чтением помогает нам постигнуть красоту древних учений и советов. Короли варваров не пользовались ею, она лишь обслуживала законы тех властителей. Другие племена и народы тоже владели оружием, но элоквенция[350] была подвластна только повелителям Рима. Она была боевой трубой, звучавшей как при противоборстве ораторов и знатоков гражданского права, так и при восхвалении самых благородных аристократов.

«В этой связи, почтенные господа сенаторы, пусть будет вашей заботой, чтобы школьные учителя: грамматики и риторы, не говоря уже о законотолкователях, сполна получали свое вознаграждение. И чтобы невежество не процветало, наставники должны через полгода получить половину договоренного вознаграждения, а по истечении года следует выплачивать остальную часть. Таким образом, они не будут зависеть от чьих-то прихотей, которые ужасающе царят в настоящее время.

Если для увеселения народа мы тратим большие деньги на ненужные зрелища и лицедеев, то не лучше ли было бы истратить их на вознаграждение людей, трудом которых мы познаем добрые обычаи и законы, а обученные ими прекрасные ораторы с большой пользой служат в судах? Что же касается положения таких учителей словесности, то мы приказываем вам, почтенное собрание, объявить им следующее: поскольку воплощается наша забота об их вознаграждении, они обязаны уразуметь, что нужно прилагать все усилия для развития и обучения наших юношей[351]». Король Теодорих в книге II:6 утверждает, что такие хорошо обученные молодые люди, могущие соревноваться в красноречии и знании законов с искусными ораторами, будут весьма полезны как в судах, так и в посольствах. «Это великое искусство противоборствовать с мастерами слова, имея твердость выступать в присутствии людей, наперед знающих, что ты будешь делать и говорить[352]».

Более современные и подробные замечания о пользе обучения в школах можно прочитать в труде известного доктора Брунуса «О еретиках», книга VI, гл. 5.

ГЛАВА ШЕСТАЯ О ритуале Дня Очищения Пресвятой Девы

Помимо всего прочего, для воспитания молодежи в благочестии и богопослушании в северных странах применяют средство, унаследованное от праотцов: когда обитатели этих стран еще коснели в язычестве, они постоянно поддерживали огонь в капищах, где поклонялись своим богомерзким идолам и демонам, а шестьсот лет спустя, отрекшись от языческих заблуждений и приняв христианскую веру, они легко восприняли похожий обряд возжигания восковых свечей в День Очищения Пресвятой Девы Марии[353]. Свечи эти освящались приходским священнослужителем, а затем со смиренными молитвами в честь Пресвятой Богородицы совершался торжественный крестный ход вкруг церквей и церковных кладбищ.

Этот высокопохвальный обычай существует и по сей день, и пребудет вечно, несмотря на дерзость и неразумие некоторых обновителей, чей путь лежит во тьме, покрывающей всю их жизнь и скрывающей от их взора всепобеждающий свет веры, добродетели, пребывающей в сияющем свете лампад и в руках подающих милостыню истинных христиан[354].

Но преуспевают они со своими безбожными намерениями далеко не повсеместно, ибо Христос — этот источник света и откровения для язычников — оберегает добрые обряды и по воле Его они неизменно пребудут в лоне католической Церкви. Сохраняется и этот обряд освящения, и все родившие детей женщины по истечении сорока дней после родов, прежде чем войти в храм, должны пройти очищение, освятив свои горящие свечи у священнослужителя. Поскольку этот давний обычай помогает вести спокойную, не причиняющую никому вреда и обид жизнь, то неудивительно, что люди сурово относятся к тем, кто презирает этот священный ритуал и пренебрегает им.

Почти все обитатели северных стран стремились соблюдать древнюю чистоту нравов и добромыслие, чтобы жизнь их вместо призрачных теней наполнилась настоящими делами и чтобы не исчезли подобно струйке дыма те, кто уже готов принять и вести подобающую истинному христианину жизнь. Примером и уподоблением себе они могли склонить чужеверных людей к добродетели и истинной вере, с осторожностью, не подвергая опасности свою жизнь и не причиняя вреда никому другому.

[Гл. 7-11 опущены]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О гостеприимстве гётов и других северных народов

Сама природа вынуждает смертных помогать друг другу, чтобы сделать жизнь не столь трудной, хоть человек так еще и не уяснил, что она благосклонна к каждому, кому дарованы подобные друг другу фигуры, а поэтому она следит, чтобы человек думал не только о своих собственных делах и нуждах, отказываясь помочь нуждающемуся ближнему, хотя без труда мог бы сделать это. Отвратительно, если вначале приветливо зазывают к себе гостей, а потом угрозами вымогают непомерную плату за гостеприимство. Любой, кто питает такие грязные намерения, желая получить нечестный доход, совершенно не понимает, что совершает разбой и подлежит наказанию.

Истинная добродетель и человеколюбие проявляется в том, что один отнимает у себя и подает другому. Поступающий так никогда не получает выгоды от такого поступка, но вознаграждением ему послужит ответное благодеяние за доброту, а сознание того, что был совершен такой благородный поступок, вселяет в душу покой и умиротворение, и это гораздо больше, чем получать грубые телесные удовольствия. И не может быть никаких сомнений, что Господь не оставит без вознаграждения такие благочестивые деяния.

Помещенный выше рисунок показывает великую благодать Господа, вручившего чудесный дар гостеприимства ранее других обитателей Севера гётам и свеям, которые считают пустым день, когда не удается почтить своим радушием какого-либо странника.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О гостеприимстве свидетельствуют чужестранцы

Альберт Кранц, славный историк и бытописатель народов сказал об этом так: «Хотя все гиперборейские народы славятся своим гостеприимством, однако первенствуют в этом свеи и родственные им гёты. Великим позором у этих народов считается отказать путешественнику в пристанище, и можно сказать, что они соперничают в том, чтобы проявить великодушие и приютить у себя пришельца, окружить его заботой, как того требуют правила гостеприимства, и позволить провести у себя сколь угодно времени, не взимая никакой платы за все хлопоты. А когда гость уходит, они рекомендуют его своим друзьям, чьи жилища могут встретится на пути странника». Так он утверждает.

И действительно, они без колебаний дают спешащему путешественнику своих вьючных или верховых животных на сколь угодно длительное время, и с удовольствием проводят гостя до перепутья, чтобы указать правильную дорогу[355]. Они уговаривают гостя без стеснения пользоваться их гостеприимством и услугами, не помышляя даже о вознаграждении за эти добрые дела, ибо знают, насколько важно быть любезным и дружелюбным с гостями, которые впоследствии поведают о их добродетельности всем далеким и соседям и разнесут их добрую славу среди многих чужеземных народов. Кроме того, от гостей можно услышать много полезного об архитектуре и других вещах, сведения о которых можно с успехом применить и в своем хозяйстве.

Поэтому уезжающих гостей они щедро одаривают дорогими мехами, и серебряной посудой, а гости в свою очередь благодарят хозяев за гостеприимство и обещают при случае оказать им такую же любезную и бескорыстную помощь.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Об опасностях от неблагодарных гостей

Однако естественно и то, что этот народ относится с оправданной строгостью и даже жестокостью к тем, которые пользуясь гостеприимством хозяина, совершают постыдные поступки ( что случается крайне редко) и, охваченные похотливыми желаниями, пытаются удовлетворить их, обесчестив жену хозяина, или его дочь, или служанку. В ответ на это мужчины готовы в любой момент отомстить нечестивцу любым, самым жестоким образом и неутомимо преследуют его, не останавливаясь перед убийством негодяя. Такие поступки они считают смертельным оскорблением, нанесенным им в ответ на бескорыстно сделанное доброе дело.

Недолго будут желанными гости, одежда или вещи которых источают какие-нибудь сильные тяжелые запахи, например, мускуса, так как у женщины, вдыхающей такие ароматы, может случиться выкидыш, и местные жители считают таких путешественников замышляющими нечто злое против их королевства. Такие острые запахи чаще всего сопутствуют руссам, московитам или данам, которые жестоко избивают селян, если те выражают гостям свое неудовольствие.

Гость, который в опьянении забывает о благоразумии и чести, затевает злобную ссору, проявляя свой не столь воинственный, сколь драчливый нрав, воспаленный употребленными напитками, может оказаться на улице даже в самый сильный мороз. И вполне возможно, что вследствие этого он осознает собственную глупость и далее, находясь в чужих домах, будет вести себя более благоразумно и не злоупотреблять гостеприимством хозяев, чтобы избежать повторения подобных уроков. Что же касается тех, кого могут выгнать из дома в летнее время, то большой опасности для них нет, так как летом обычно стоят мягкие теплые погоды. Гораздо большая опасность состоит в том, что о таком госте разносится дурная слава, и нигде больше ему не окажут надлежащего гостеприимства и не примут с честью в добропорядочном обществе.

[Гл. 15-19 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О молении в церквях

Когда обитатели самых отдаленных северных селений отправляются в церковь своего прихода, они не берут с собою никакого другого оружия кроме арбалетов, мечей и топоров. Арбалеты они берут на случай встречи с дикими животными: огромными медведями или волками, которые всегда ненасытны и прожорливы, но как никогда в иное время года, они голодны в эти три месяца: январь, февраль и март.

Прежде чем отправиться в путь, жители Севера приносят обет Господу, обязуясь пожертвовать церкви шкуру зверя, которого им удастся добыть в пути, и шкуру эту постелить у подножия святого алтаря, чтобы священник вступил на нее во время отправления мессы. И обет этот они исполняют с неукоснительной честностью. Такой обычай возник потому, что священнику, совершающему богослужение, в жестокие зимние морозы лучше стоять на медвежьей шкуре. Если же добычей будут волк, рысь, лиса или какое-либо другой дикий зверь, то для церкви закупаются свечи на сумму, равной стоимости этих шкур.

Ранее я говорил, что с собою они берут мечи, и это для того, чтобы попав в засаду, могли ответить силой на силу. Топорами же они, расчищая себе путь, рубят деревья, сваленные на дорогу ужасными зимними бурями, или быстро восстанавливают поврежденные внезапным наводнением мосты. Вместо дорожных посохов они берут с собою копья, чтобы с их помощью перепрыгивать через небольшие ручьи и полные воды канавы. Помимо этого у них есть еще и покрытые руническими знаками календарные жезлы, при помощи которых они изучают, а в сомнительных случаях подтверждают и определяют состояние луны и ее движение, а также определяют как праздники в неизменные дни, так и меняющихся по числам. При помощи этих жезлов они разбирают и толкуют предзнаменования на каждый день, исходя их своего богатого опыта, так безошибочно, словно читают раскрытую книгу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О безопасном хранении оружия в притворе церкви

Прежде чем войти в приходскую церковь, земледельцы северных стран складывают свое оружие перед церковными дверьми или в притворе[356], не допуская даже мысли, что его могут похитить, а по окончании службы они забирают его и отправляются домой. Особенно строго этот обычай соблюдается в мирное время. Застигнутый за кощунственным нарушением этого обычая, по закону предков подвергается строгому наказанию. Человек, виновный в таком страшном преступлении, может быть подвергнут и более жестокому наказанию, потому что кроме всего прочего, он посягнул еще и на свободу, безопасность и привилегии Церкви. Те же, кто из засады нападает на едущего в церковь путника и наносит ему раны, наказываются в соответствии с особым королевским законом, потому что это преступление считается особо тяжким, и наказание за него определяет королевский суд, что подтверждается как священными канонами, так и имперскими установлениями.

В Проблеме 111 о неприкосновенности Плутарх говорит: « В старину жрецы были столь почитаемы, что находясь пред храмом или алтарем, они были олицетворением бога и его священного образа и были доступны для всех нуждающихся и просителей, и любой мог найти убежище у алтаря, и никакими угрозами и устрашениями изгнать его оттуда было нельзя. Поэтому их ложа стояли у самых дверей храма. И тот, кто припадал к ногам жреца, в тот день оказывался в безопасности и немедленно освобождался от цепей и избавлялся от бичевания и других наказаний за совершенные ранее проступки. Цепи же выбрасывались не через дверь, а через крышу[357]»

Достойно сожаления, что в наши дни злобные нечестивцы не закованы в цепи, а сами безжалостно заковывают других, грабят и оскверняют церкви, убивают священнослужителей, смиренно молящих всевышнего о милосердии. Однако следует напомнить о написанном: «Благоволит Господь в людях своих и возвысил Он кротких во спасение, и обоюдоострые мечи в их руках, чтобы совершать отмщение и заковать царей их и вельмож их в оковы железные и совершить суд предписанный. И в том слава всех святых Его.[358]»

[Гл. 22-25 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О мерзких нечестивцах, их бесславной жизни и ужасном конце

Пусть самые смелые святотатцы не заблуждаются, а задумаются, даром ли верховные понтифики устанавливали суровые каноны, а императоры издавали жестокие законы против нечестивых осквернителей могил святых мучеников? Им следовало бы обратиться к древней и новой истории и убедиться, что ни один святотатец не избежал жалкой бесславной смерти. Довольно доказательств того можно найти у Трога Помпея, труд которого кратко изложил Юстин. Вот несколько примеров из этого сочинения, которые могут возбудить у христиан страх перед святотатством, если они узнают, как подобная нечестивая дерзость обернулась несчастьем для идолопоклонников.

Юстин рассказывает, как персидский царь Камбис послал войско захватить храм Аммона, но оно погибло от бурь, занесенное песком[359]. Царь Персии Ксеркс также послал войско захватить и ограбить храм Аполлона в Дельфах, и все оно было уничтожено ливнями и молниями[360]. Затем Филомел, вождь фокейских греков, разграбил храм Аполлона и сам погиб в гуще боя, искупив грех святотатства своей нечестивой кровью[361]. Галльский вождь Бренн, пресытившись награбленной на земле добычей, набросился на храмы, отпуская непристойные шутки. Он утверждал, что богатые боги должны проявить щедрость к бедным людям. А позже, не в силах вытерпеть боль от ран, погиб страшной позорной смертью, заколов себя кинжалом[362]. Сирийский царь Антиох, будучи убежденным, что необходимость уплатить контрибуцию оправдает святотатство, ночью с воинами напал на храм Юпитера в Диндиме. О нападении стало известно местным жителям, которые собрались и убили царя вместе его воинами[363]. После возвращения в Толозу войско Бренна охватило моровое поветрие, и только после того, как все награбленное золото и серебро было брошено в Тулузское озеро, поветрие прекратилось. Спустя много времени его извлек римский консул Цепион, и это кощунственное деяние вскоре стало причиной гибели самого Цепиона и его войска. А римлян в отмщение за присвоение священной собственности, постигла неудачная война с кимврами[364].

[Гл. 27-29 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ Об опасности досаждать родителям и пример раскаяния

Ранее уже говорилось, насколько нечестиво применять насилие к духовным отцам. А теперь, вероятно, следует добавить несколько слов о том, насколько это жестоко досаждать родителям и удручать своим непристойным поведением тех, повиноваться кому понуждает сама природа, ведь наблюдается даже среди тигров и аистов, как они заботятся о престарелых родителях, добывая им пищу и укрывая от холода. Будет уместно привести здесь пример того, как человек может погрешить против этого природного закона, но впоследствии с помощью Творца всей природы вновь исполнять его.

Среди прочих в этом отношении пример благочестия являет король франков Дагоберт[365], некогда вызвавший гнев своего отца короля Лотаря тем, что высек и остриг его советника, поле чего убежал и укрылся в парижской церкви Св. Дионисия, извлечь откуда его было никак нельзя, и он укрывался там долгое время. После смерти отца он унаследовал его трон и возвратился к праведной жизни, о чем свидетельствует его публичное признание своих прежних заблуждений[366].

Если бы гонители святой церкви в соответствующее время хотя бы изобразили подобное покаяние, то возможно, и они сами, и их потомки, и их народы могли бы жить в мире и безопасности, и могли бы они отойти в лучший мир с чистой совестью.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ О примере благочестивого и справедливого возмещения ущерба церкви и ее служителям

«Дагоберт Великий, милостию Божией король франков. Всем дигнитариям его королевства и всем христианам как нынешним, так и имеющим народиться. Мы извещаем вас о кончине своего отца Лотаря, и бремя заботы о царстве отцовском я принимаю на себя, хотя в молодости, движимый легкомыслием, я пренебрегал служением королевству, а наиболее постыдным среди всех моих проступков я считаю разрушение и разорение храмов Господних, и совершал я это, не испытывая страха пред лицом Господа и не боясь осуждения человеческого.

В конце концов, Господь в милосердии своем смирил обуявшую меня гордыню и укротил мое упрямство, карающим посохом исправил беззакония мои и не отказал мне в милостивом прощении. Он вознаградил мое покаяние, даровав надежду на полное прощение, если я воздвигну Божий храм во славу святых апостолов Петра и Павла, чтобы искупить совершенные злодеяния. И тогда, чтобы получить полное прощение наших грехов, мы воздвигли храмы в честь Святой Троицы и Святой Девы Марии, украсив и одарив их со всей королевской щедростью. Дано в монастыре Вайссенбурга, в месяце мае, в лето от рождества Христова 623, в год 23-й нашего царствования[367] Аминь.» Этот монастырь принадлежит ордену бенедиктинцев и находится на берегу Рейна в восьми милях от Аргентората[368].

Далее Сигиберт рассказывает, что в момент смерти Дагоберта некто видел, как его душу повлекли на суд, и многие святые высказали обвинения в том, что он разрушал посвященные им церкви, и демоны уже были готовы унести эту душу в преисподнюю. Но вмешательство святого мученика Дионисия Парижского, которому покойный был всецело предан, спасло душу от адских мук[369]. Кроме того, сын этого Дагоберта, Сигеберт, младенец в возрасте сорока дней, которого крестил святой Аманд, ответил, когда тот умолк: «Аминь»[370].

[Гл. 32 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ О наилучшем способе уничтожить несогласия, ереси, схизму и прочие гнусные непотребства

Несколько лет тому назад проповедники безбожного Лютерового учения вернулись из германского города Виттенберга в северные королевства и, пренебрегая светскими законами, а равно и каноническим правом, начали в присутствии мирян учинять диспуты о вере, искажать истину и вводить верующих в заблуждение. Они подавляли и запугивали не согласных с ними католиков, понуждая их присоединиться к своему лжеучению, доказывая простым людям, что их догмы есть единственно правильные и верить следует только им.

Наилучшим средством восстановить мир и порядок стало бы вмешательство королей и князей с тем, чтобы своей властью и при поддержке всех добронамеренных людей повергнуть в прах всякое отклонение от старинных канонов церковного благочестия.

И чтобы никто — будь то лицо духовного звания или мирянин — не смел обсуждать ни публично, ни приватно дела и установления католической церкви или выражать сомнения в том, что раз и навсегда определено святыми Соборами. В ином случае могут возникнуть новые ереси, воспрянуть давно побежденные лжеучения, что причинит значительный вред государству и святой Церкви. А разумные указы непоколебимо установят подобающий мир и порядок.

Григорий Назианзи?н[371] свидетельствует, что не каждый может публично обсуждать деяния Господа и сущность их, так как Святое Писание постичь пресмыкающейся по земле невежественной толпе маленьких людей не дано, а потому не все и не перед всеми могут вещать о делах Господних. А говорить об этом можно с людьми, которые имеют разум и упорно занимались, отринув плотские удовольствия, которые чисты телом и душою. Да и как может нечистый прикоснуться к чистому? Ведь такие люди начинают судить о святых делах насладившись песнопениями и чревоугодием, а уши их закрыты для истинного слова Божьего, и в диспутах они видят лишь развлекающую их схватку.

Поэтому нужно обеспокоиться тем, чтобы слушатели ваши были добродетельны и восприимчивы к святым словам, так как божественные тайны доступны лишь чистым от скверны преступлений и святотатства.

[Гл. 34-36 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О погребении князей и завещаниях

Когда жизненный путь, каким бы извилистым и длинным он ни был, заканчивается, то остается последнее зрелище, которое в Северных странах обычно имеет отношение к князьям и знатным людям – это древний похоронный обряд, сохранившийся до наших дней. В древности существовал обычай подвешивать тела скончавшихся вождей на густолиственные деревья, причем особенно почитались дубы, считавшиеся священными деревьями богов тех мест, и таким образом вождь после кончины как бы предавался этим богам. Был также и обычай сжигать тела на костре из можжевельника. А иногда покойника с мечом и булавой опускали в могилу, вырытую на высоком холме, который затем окружали огромными каменными глыбами круглой или квадратной формы.

Скксон Грамматик в книге VIII описывает, как после разгрома датского войска, победитель, шведский король Ринг[372] устроил торжественные похороны погибшего в битве короля Харальда. Далее Саксон утверждает, что победитель, воздав почести павшему врагу, завоевал благосклонность и уважение живых.

Однако когда северные страны приняли христианство, там уразумели, что нынче гораздо лучше, чем в давнем язычестве, можно своевременно упорядочить всё, касающееся спасения души, хозяйственных дел, умиротворения подданных и наследников, а также оплаты всех долгов, что очень важно для жизни и спасения души, для прижизненной славы и потомства. И прежде всего, они совершают богатые приношения церкви, с помощью которых они надеются обрести вечную память для себя и своих потомков, чествуя Господа таким образом.

Но беда в том, что в наши горестные времена имущества, которыми во славу Господа издавна владела святая Церковь, отторгаются у нее низменными уловками забывших Бога людей и передаются в светское владение, несмотря на то, что права Церкви в стародавние годы были закреплены клятвами и присяжными записями с печатями. Поэтому те, которые отнимают у Церкви имущество, завещанное ей в дар предками, совершают настоящее кощунство, потому что все, отданное Церкви для служения Господу, является ее достоянием, правами на которое в полной мере обладают священнослужители. Всякий, кто отнимает что-нибудь у Господа и Церкви, грабит, уничтожает или повреждает церковное имущество, является нечестивцем и осквернителем святыни. Об этом говорит и Амвросий[373].

Таких людей Вайсонский собор[374] называет убийцами неимущих и безбожниками, коих следует отлучать от церкви. Агдский собор[375] также осудил настаивающих на возвращении имуществ, некогда переданных или завещанных церквям и монастырям. И все, кто считает возможным отобрать у церкви ими же ранее подаренное имущество, должны приравниваться к убийцам неимущих и изгоняться из общины.

Но самое мерзкое кощунство совершают те, которые посягают на недвижимое имущество, некогда подаренное Церкви благородными католическими князьями. Это злодеяние должно считаться более тяжким, чем если бы такие люди предались еретикам или схизматикам, и потому, в соответствии с каноническим правом, наказанием может быть отлучение от церкви, проклятие, заключение в тюрьму, изгнание и большой денежный штраф.

[Гл. 38 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О ложном толковании законов и Священного Писания

Такому же наказанию должны подвергаться и те, которые ложным толкованием законов искажает их смысл. Преступниками являются и те, кто при переводе с одного языка на другой Священного Писания, церковных канонов или писаний святых Отцов превратно толкует их, своемысленно добавляя или удаляя что-либо. Если наказанию подвергаются те, кто при оглашении искажает коровлевские эдикты, то не большего ли наказания заслуживают те, кто по кощунственному разумению своему извращает и искажает заповеди Господни, записанные от Святого Духа, придерживаться которых должны все истинные христиане? Таким образом, приступающие к словам Священного Писания и заповедей Господних с тем, чтобы развращенным умом своим извратить их истинный дух и смысл, суть еретики и подлежат наказанию наравне с уголовными преступниками.

Так папа Григорий VII написал Богемскому герцогу Владиславу[376] и запретил переводить Священное Писание на простонародный язык этой страны, как того хотел герцог, потому что в связи с трудностями перевода утратится таинственное величие помыслов и слов Господних, слова эти обесценятся, и люди не станут от того больше почитать Бога, а примутся богохульно употреблять их даже распивая пиво в тавернах.

Тем же, кто возводит ложные обвинения на законодателей и честных законоговорителей, полагается особое наказание, в зависимости от тяжести их преступного оговора. А любому клеветнику, возводящим навет на невиновного, полагается наказание, равное тому, которого он добивался, оговаривая честного человека. И делается это для того, чтобы наветчики и лжесвидетели не оставались безнаказанными. Если же князья, особенно в Северных странах, правят мудро и зорко следят за тем, чтобы все наказания совершались строго по законам страны, то у них не будет много врагов, хотя некоторые враждебные правители беспрестанно возмущают население, разрушают церкви и грабят священнослужителей, провоцируя жестокие бунты против короля. А некоторые и сами учиняют грабеж принадлежащего Богу имущества, или смотрят сквозь пальцы на грабежи, оставляя безнаказанными подобные деяния. Но справедливость Божия восторжествует, и такие владетели понесут суровое наказание, тем более суровое потому, что они сами не предвидели всех бедственных последствий от своих указов[377].

[Гл. 40-44 опущены]

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ О надругательстве над телами и осквернении могил

Иногда люди вскрывают могилы из-за ненависти к покойным, иногда надеясь отыскать в могиле сокровище, а иногда для того, чтобы из могильной земли вместе с останками покойника вываривать селитру. Совершая такие дикие и жестокие поступки, они бесчестят свои имена, и слава святотатцев переходит на их потомков.

Если говорить о первом случае, имея в виду вражду и ненависть, то в памяти еще свежи гнусные деяния короля Кристиана, о чьей жестокости рассказывалось в 39 главе восьмой книги. В 1520 году от рождества Христова он с помощью предателей одержал победу над войском благороднейшего регента свеев и гётов Стеном Стуре Младшим, который тогда и погиб в битве. Но движимый злобой, надменностью и гордыней, Кристиан не удовольствовался этой победой и приказал извлечь из могилы останки Стена Стуре и его сына, чтобы обесчестить покойного, но поступок этот своей бесчеловечностью лишь опозорил имя победителя.

Еще более отвратительным было то, что король приказал отрубить обгорелые конечности покойного и разослать их в разные части Швеции, надеясь тем самым посеять страх среди населения и показать, какое жестокое наказание постигнет всех восстающих против его власти. Он мог бы хвастаться победой на сильным врагом и заслужить славу полководца, но вместо этого он заслужил славу вечный позор и славу гнусного палача, приказав сначала бросить в костер труп врага, а затем развести его отрубленные руки и ноги по всей стране.

Таким же образом поступил и Сулла с телом Мария. В безумной жестокости своей, он не удовольствовался издевками над живыми недругами, а приказывал выкапывать из могилы вражеские останки, словно это были собачьи кости, и бросать их в реку. Свое же тело он завещал сжечь, боясь, что враги могут надругаться над ним еще более жестоко.

А вот Александр Великий никогда не поступал таким образом. Насколько ужасен он бывал в сражениях, настолько он был милосерден к побежденным врагам. Увидев убитого своими же слугами Дария, он опечалился и приказал жестоко наказать нанесшего царю удар Бесса. Александр снял с себя плащ, покрыл им тело мертвого Дария, велел по-царски украсить покойника и отвезти его к матери[378].

Ганнибал также приказал украсить тело своего славного врага и предать огню. Прах героя он велел поместить в серебряную урну, которую украсили золотым венком и отправили к сыну погибшего[379].

И Антоний приказал покрыть тело побежденного им Брута своим пурпурным плащом, а прах после огненного погребения, велел отправить матери Брута Сервилии и жене Порции[380].

Царь Агесилай[381] также был милостив к побежденным и воздавал почести павшим в сражении врагам. Таким образом, он и ему подобные прославились не только военными победами, но и милосердием, что не в меньшей мере способствовало их славе.

[Гл. 46-49 опущены]

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ О лекарях и лекарствах

Часто восхваляют честных юристов и адвокатов, которые сумели выиграть трудное и важное дело. Но еще большей хвалы заслуживают те, чье благородное искусство может спасти от смерти, излечить от опасной болезни и восстановить здоровье уже отчаявшегося человека. С помощью этого славного искусства человек все больше познает себя. И в опасности человек прибегает к нему, потому что оно укрепляет немощных, облегчает страдания и вселяет надежду на исцеление от тяжелой болезни. Изо всех средств, дарованных нам Господом для поддержания бренного существования человека, ни одно не может быть столь важным, как медицина. С материнской лаской она помогает людям, попавшим в беду, выступая против боли и других напастей, и излечивает болезни, тогда как ни знатность, ни власть, ни богатство не в состоянии помочь

Здоровье человека — неясная и таинственная вещь, оно напоминает некую смесь несовместимых жидкостей, и как только одна из них превышает нужную пропорцию, сразу же происходят изменения, приводящие к заболеванию. Ослабленное здоровье можно восстановить подходящей пищей. Но все можно превратить в отраву, если употреблять ненадлежащим образом. Исцеление от болезни — это не что-то случайное, не смутное желание, которое помогает мгновенно избавиться от недуга, это строго определенные правила, мудро установленные и испробованные нашими предками. Заболевшему лучше и безопаснее довериться опытному человеку, умеющему определить причины заболевания. Но часто случается так, что к опытному лекарю обращаются только когда смерть уже стоит у изголовья. И бывает, что опытный лекарь берется за лечение вопреки желанию измученного болезнью пациента. И тогда результат получается обратным.

Но есть и еще одна вещь, которая делает несчастными некоторых людей: однажды доверившись неопытному лекарю или невежественному знахарю, они испытывают большое разочарование и впоследствии просто боятся и не верят никому — даже самым умудренным врачам.

В северных странах не очень много лекарей, которые могут с уверенностью произвести хорошее лечение. И это происходит вовсе не от того, что они не надеются излечить болезнь, а от того, что процессы излечения и выздоровления зачастую неуправляемы.

Плиний в кн. XXVII: 119: 144 указывает, что лекарственные травы, произрастающие на севере и подвергающиеся воздействию северо-восточных ветров, имеют большую целебную силу, чем растущие в других областях, но безоговорочно верить этому не следует, потому что разные лекари прописывают больному разные снадобья, зачастую производящие разные и даже противоположные воздействия на здоровье человека. Кроме того, все эти целебные травы и снадобья имеют один, еще более важный недостаток: их долго везут по морю и по суше, прежде чем они попадают в дальние страны. При этом они теряют значительную часть своих лечебных свойств и сил, да и жаждущие наживы нечестные купцы часто портят их, подмешивая что-нибудь для увеличения продажи.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ О разных больных, недугах и лекарствах

Стихии тех стран очень суровы, но суровы также и характеры людей, особенно благородных и знатных, которые легко преодолевают все невзгоды, вызванные жестокими природными условиями, вследствие чего лекари не получают заслуженной признательности и славы, а потому очень немногие там занимаются этим опасным ремеслом, так как, ухаживая за больным, рискуют подвергнуться насмешкам и даже побоям. Такая черная неблагодарность излечиваемых сродни поведению детенышей гадюки, которые, покидая утробу матери, убивают ее[382].

Людей в северных странах чаще всего одолевают такие недуги как кашель, камни в мочевом пузыре, зубная боль, болезни глаз, желудочные боли, горячка, насморк, французская болезнь[383], детские заболевания, а также моровое поветрие, что случается весьма редко, но эта хворь безжалостно умерщвляет людей, особенно ослабленных длительным пьянством.

Существует и военная болезнь, которая поражает как осаждающих, так и осажденных. Она проявляется в том, что члены распухают, мышцы слабеют, под кожей образуется влага, на теле, после прикосновения пальца, остаются вмятины, словно это не человеческое тело, а размягченный воск, зубы расшатываются и выпадают, кожа приобретает бледно-синюшный оттенок, человек ослабевает настолько, что извергает принятые внутрь лекарства и пищу.

На местном наречии она называется Schoerbuch[384] (цинга), а по-гречески Cachexia[385], что означает «плохое самочувствие или истощение», вызываемое, вероятно, образованием подкожной гнили от употребления в пищу трудно перевариваемой соленой пищи и холода, исходящего от каменных стен. Но эта болезнь не будет столь тяжелой, если стены изнутри покрыть досками из любого дерева. Этот недуг можно излечить также, если некоторое время пить отвар полыни горькой.

А камни из почек и мочевого пузыря можно удалить полностью или их большую часть, если пить снадобье, сваренное из старого пива и масла. Более других известны и славны лекари, которые наилучшим образом исцеляют больных, пользуя их простыми лекарствами. Благодарность и приязнь вызывают утверждения врачей, что в браке мужчин преклонного возраста с молодыми девицами сыновей рождается больше, чем дочерей[386]. Утверждения эти основываются на неких физических причинах, известных только этим лекарям.

Добиваются успеха и врачи, которые ласковыми словами могут убедить больного дольше пребывать на природе в окружении зелени, услаждая слух пением птиц и даже голосами лягушек в прудах.

Кроме того, в этих странах имеется множество искусных хирургов и костоправов, так как северные народы без боев и схваток не проводят ни одного дня и даже ни одного часа.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ О тягостях от подагры

Подагра — это бич знатных людей на Севере, непрерывно терзающий их до могилы. Об этом хотелось бы сказать словами Кассиодора, которые он написал во время службы у короля готов Теодахада[387]:

«Этот неизлечимый недуг наполняет муками здоровое тело, связывает его свободу путами страданий, сковывает члены, напрягает жилы и изводит телесную мощь человека, хоть и не увечит его. Члены теряют свой объем, они выглядят уменьшенными, но не исчезнувшими. Хоть жизнь и продолжается, однако еще живое тело бездвижно, перемещения по своему желанию крайне затруднены и даже невозможны без посторонней помощи. Перетерпевшие такие приступы болей наступившее облегчение называют здоровьем или улучшением, хоть и не могут с уверенностью сказать, что навсегда избежали этой напасти. Боли и вправду утихают, но последствия таковы, что больной снова ввергается в жалкое состояние: мучения будто бы и прекратились, однако недуг не оставил человека и продолжает развиваться. Кажется, что удалось освободиться от терзавших ноги оков. Но это лишь горестное заблуждение: если однажды путы подагры свяжут человека, то вызволиться от них не удастся до самой кончины. Болезнь вроде бы и отступает, однако оставляет печальные следы, она подобно варварам, отчаянно защищает некогда захваченное жилище — человеческое тело, — где творила дикое насилие, и не намеревается впускать туда своего извечного врага — здоровье. Такова жестокая судьба всех заболевших, а особенно тех, что прославились своими военными подвигами. Они, не побежденные никакими врагами, теперь изнурены жестокой болезнью, под напором внутреннего злодея их мышцы ослабли, и сопротивляться более нету сил. Такая жизнь для мужественных людей невыносима, ибо не могут они даже умереть достойной смертью[388].

Для смягчения болей обычно пьют воду, а затем выпаривают тело в горячих ваннах. Таким образом принуждают стойкий недуг склониться и отступить, ибо организм человека после употребления многого количества воды очищается изнутри, а исцеляющая сила горячих ванн очищает его снаружи. Таким образом, мучительная хворь оказывается в положении врага, которого атакуют с двух сторон. Благословен будь божественный дар ласковой воды! Для защиты от этого недуга, угнетающего род человеческий, нам дарована благодать купелей, где в течение десятилетий многие спасаются от напасти, пусть и не одолев ее окончательно, но все же вкушая полет в нежных объятиях воды[389]».

Здесь автор имеет в виду благодатное воздействие воды целебных источников Бормио невдалеке от города Тицинума[390].

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ О необычайном средстве укрощения подагры

Здесь уместно будет рассказать о том, что могучий правитель Свеаланда и Гёталанда по имени Сванте[391], непомерно страдавший от подагрических болей, облегчал их всевозможными средствами. Однако ни одно из них не помогало так, как беседы с приближенными к нему людьми, которые были щедры и искренни в служении ему и всем делам государства. Да и сам правитель был великодушен, приветлив и щедр как со своими людьми, так и с теми, кто случайно попадал к нему на службу.

Отправляясь в поход, он, превозмогая мучительный недуг, всегда ехал верхом на коне впереди всего войска, приветствуя и ободряя его. Словами и делами он так воодушевлял своих воинов, что каждый был готов последовать за ним, не боясь ни смерти, ни того, что может быть и хуже смерти — боевого увечья.

Он самоотверженно служил своей стране, ибо рожден был для великих свершений, а потому везде и всегда вел себя благородно, с истинно королевским достоинством. И все придворные также вели себя в соответствии с добрыми обычаями. Будучи человеком строгих правил, он не терпел около себя распущенных и легкомысленных людей — вокруг него были только разумные советники, отважные и мужественные воины, приближенные к нему из дворов других знатных мужей. Говорили даже, что на службе у Сванте не было воина, который бы зажмурился при ударе топором в лицо.

Со своими соратниками он был настолько щедр, что часто дарил им одежду с собственного плеча. Своих воинов он ценил больше, чем самого себя, и часто опустошал государственную казну, чтобы заплатить им. Презирая стяжательство, он брезгливо относился к накоплению неправедных сокровищ, но превыше всего ставил доблесть и честь. Он бы скорее умер от голода, чем стал выжимать из народа подати или грабить церкви и церковные усадьбы. Он совершенно справедливо полагал Швецию настолько богатой страной, что ее правитель может жить зажиточно и безбедно, не предаваясь грабежу и не совершая богомерзких поступков, следствием чего может быть только жалкая, полная бедствий и несчастий жизнь[392]. Особенно жестоко он наказывал клеветников и лжецов. Он был жесток в речах, но в делах своих был воплощением доброты и кротости. Среди владык земных того времени он был первейшим и благочестивейшим защитником славы Господней.

ПРЕДИСЛОВИЕ

По всему миру рассеяно превеликое множество различных животных, и в зависимости от страны обитания они покрыты разногустой шерстью: обитающие в жарких странах слоны, верблюды, леопарды, львы, страусы, тигры и обезьяны имеют тонкий слой шерсти, а то и вовсе ее не имеют, такие же многочисленные обитатели холодных стран как белые медведи, черные буйволы, высокорослые лоси, королевские олени, свирепые волки, прожорливые росомахи, зоркие рыси, коварные выдры, полезные в медицине бобры, пугливые косули, хитроумные лисицы — как чернобурые, так и светлошерстые — и многие другие, даже неизвестные в некоторых странах — все они покрыты густым мехом, помогающим им выживать в долгих суровых зимах. О некоторых из них и будет рассказано в этой и других книгах.

Но главное назначение это книги — рассказать любезному читателю, насколько неутомим и мудр в своей постоянной заботе и любви наш Творец о созданных и расселенных по всей земле существах, особенно о тех, что обитают в северных странах, где царят жесточайшие холода. Хотя земля там покрывается снегом и льдом и пастбища исчезают, животные там выживают, выкармливают детенышей и увеличиваются числом, несмотря на необычайно жестокие природные условия.

Следует, однако, принимать во внимание, что каждое живое существо имеет свои, только ему присущие особенности, а потому животные нигде не живут так хорошо, как в местах, определенных им непреложными законами природы. Говорят, что никакой силой невозможно принудить слонов подняться на борт увозящего их в чужеземье судна, пока владелец не поклянется возвратить их назад. И в том нет ничего удивительного, потому что, как утверждает Плиний[393], слоны очень разумны и понятливы, и ко всеобщему удивлению почитают короля, преклоняя перед ним колени и украшая его венками. Слоны совершают еще много необычайного и удивительного. Святой Амвросий Медиоланский утверждает, что слоны живут по триста лет и служат человеку так, как человек должен служить своему благому Отцу Небесному.

ГЛАВА ПЕРВАЯ Об овнах и агнцах

В Готском море есть остров Готланд, принадлежащий подчиненному Швеции королевству гётов. Название Готланд означает «хорошая земля»[394] — так называют его все, кому пришлось посетить этот остров, ибо изо всех северных островов он наиболее щедро одарен природой, и земля там необычайно плодородна.

На этом острове выращивают овнов, иначе говоря, баранов, которые намного больше и крепче всех других животных такого рода. У каждого такого барана на голове вырастает от четырех до восьми рогов, что делает их совершенно бесстрашными и до того свирепыми, особенно во время спаривания, что они опасны для других животных и набрасываются даже на пастухов, если вовремя не спилить или затупить их рога. Шерсть у них длинная и мягкая, отчего даже в Риме она пользуется большим спросом у ткачей и ремесленников, изготовляющих одежду и головные уборы.

В Северных странах имеется великое множество овнов и овечек, причем довольно часто встречаются также и овцы с рогами, о чем сообщали и Гомер, и Аристотель, а Альберт Великий[395] в трактате «О животных» утверждает, что сам видел чудовищных баранов с четырьмя рогами на голове и двумя длинными, похожими на козлиные, рогами на ногах. Чем ближе к северному полюсу, тем больше местностей, где ни овны, ни овцы, ни быки и ни коровы вовсе не имеют рогов. Свирепость овнов становится намного меньше, если рога изгибаются к ушам, но возрастает, если они растут в противном направлении, так как это мешает поедать полезную для здоровья короткую траву, растущую на сухой почве. Высокая же трава, растущая на болотистых землях менее полезна для здоровья, что в месте с недоеданием приводит к болезням.

От белого овна могут происходить агнцы разной масти. Однако от темношерстых овнов, как пишет Колумелла[396], никогда не бывает белых агнцев. Альберт также утверждает, что от овнов одной породы рождаются агнцы той же породы, окраски и качества шерсти. Иногда овнов в течение двух лет[397] воздерживают от совокупления, что увеличивает вожделение и плодовитость.

Альберт по физическим причинам отвергает утверждение, что в голове у овнов водятся черви. Он также утверждает, что овны очень любят маленьких ягнят. Говорят, что овны полгода спят на одном боку, а полгода — на втором. В кн. XI:37 «Естественной истории» Плиний утверждает, что бараньи рога можно изогнуть в каком угодно направлении при помощи горячего воска.

[Гл. 2-3 опущены]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О быках и другом крупном рогатом скоте

В северных королевствах, особенно в Вермланде и Далекарлии, а также в Вестергётланде, имеется много прекрасных тучных пастбищ, и поэтому количество быков там умножается год от года. Подобные животные выращиваются также в Норвегии, Свеаланде и Финляндии и служат тягловым скотом: их запрягают в повозки и сани и, словно лошади, они влекут орала при вспашке полей. А вот коров никогда не запрягают в повозки и не используют при обработке пашен, никогда не нагружают поклажей, потому что от них ждут одного: хорошего приплода. Телят обычно отнимают у коров и в особенно жестокие зимние морозы выкармливают в теплых помещениях, специально предназначенных для таких целей. Если же зима стоит против обыкновения суровая и долгая, скот приходится кормить вместо сена или соломы дубовыми желудями.

Летом же, когда на севере стоят светлые ночи, скот выгоняют на пастбища под присмотром пастырей, которые оберегают животных от назойливых слепней и их личинок, отпугивая их огнем пылающих сосновых бревен и дымом смоляных факелов. Однако совсем уберечь скот не всегда удается, и когда наступает осень, личинки слепней проникают в шкуру худеющих коров и проводят там всю зиму, а весною выползают, причиняя сильное раздражение скоту. Похоже поступают и черви, поедающие листья деревьев, в почках которых они уютно проводят зиму.

Животных с личинками слепней отделяют от общего стада и откармливают на убой. Шкура такого скота, словно решето, издырявлена вдоль спины червяками, отчего стоимость ее резко падает. Быки и коровы быстро отъедаются на пастбищах, где животные спокойно поедают зеленую траву, где их не донимают укусы подкожных оводов и слепней, делая их беспокойными и усталыми.

Если же год выдается неурожайным, и поля намного дольше обычного покрыты снегом, животные могут питаться старой вяленой рыбой, слегка подсоленной и измельченной. Кроме того, Плиний в кн. XI, ссылаясь на Теофраста[398], говорит, что быки могут поедать и свежую рыбу. Кроме того они жадно пожирают извлеченные из пива остатки хмеля, отчего становятся игривыми и прыгают, как настоящие пьяницы.

Если на неровном льду, каменистой или песчаной дороге бык повреждает копыта, крестьяне смазывают поврежденные места жиром, смолой или дегтем. Быки, как свидетельствует Исидор, проявляют преданность и дружеские чувства к тем, с кем вместе они ходили под игом, обрабатывая пашню, и очень тоскуют, когда их разлучают. Амвросий в церквях говорил: «Если вы поменяете быку напарника, то влачить иго он не сможет»[399].

ГЛАВА ПЯТАЯ О собаках и различных свойствах их натуры

Собаки разных пород с их замечательными свойствами повсеместно известны всем и каждому. Тем не менее, собаки северных королевств, а особенно взращенные в еще более суровом климате под Киносурой[400], более свирепы, чем все другие. Прежде всего следует сказать, что в утешение человеку Господь в милости своей даровал двух вернейших животных: собаку и лошадь. Собака громким лаем возвещает о злодеях и бросается на защиту хозяина. Лошадь также является защитником человека, она бесстрашно и даже радостно несет своего всадника навстречу неприятелю. Собаки и лошади употребляют простую и недорогую пищу, которую очень легко добыть: сухую рыбу, вяленое мясо, испеченный хлеб, древесную губку и прочее. Итак, Господь дал человеку лошадь для помощи в мирных и ратных трудах, а собаку — для сопровождения и защиты.

Собака всегда рядом со своим хозяином и защищает его от грабителей, подосланных убийц, разбойников, засадников, воров и диких зверей, и многие короли были спасены благодаря верным собакам, которые и погибали, защищая своего хозяина. Живым примером тому является царь Масинисса[401], который не отважился доверить людям охрану своей особы, а доверил ее собакам. Благодаря лаю свирепых сторожей он избежал многих тайных засад, которые часто устраивали коварные враги, по лаю собак он определял приближение неприятеля и время нападения, заранее принимал нужные предосторожности и выходил победителем в таких схватках.

Кроме того, если охраняемый собакой человек спит в густой траве, он не никакой подвергается опасности: благодаря чуткому сторожу-собаке змея не может ни укусить человека, ни заползти к нему в рот.

Однако случается, что верные животные приносят и несчастье. Например, человек прячется в лесу или глубоко под снегом от врагов, но собака своим присутствием около укрытия выдает хозяина, которого, благодаря этому, неприятели захватывают в плен или убивают. О собаках северных стран можно написать многое, но описать все — невозможно.

[Гл. 6 опущена]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О памятливости, верности, способностях к научению, чутье и неустрашимости собак

Наверное, ни одно живое существо, сотворенное Создателем, за исключением человека, не имеет такой хорошей памяти как собаки. Собаки могут запомнить какой угодно длинный путь по бездорожью, не говоря уже о еле заметной тропинке, и, подобно людям, долго помнят и мстят за старые обиды. Даже через двадцать лет разлуки они признают и приветствуют старых хозяев.

Во время войны с кимврами собаки отважно сражались вместе со своими хозяевами против войск Гая Мария[402]. Они охраняли тела своих павших хозяев и не давали надругаться над ними, защищая от пожирателей падали — как от диких зверей, так и от хищных птиц. Они упорно охраняли повозки, которые служили домами их погибшим хозяевам. Собаки поочередно исполняли свой долг охранителей, меняясь в установленном ими самими порядке.

Если хозяина убивали в лесу, собака преследовала убийцу и в городе города, с громким лаем кусая и терзая его до тех пор, пока он сам не признавался в содеянном и не приговаривался к смерти. Некий писатель рассказывает о том, как в пути на одного человека напали грабители в то время, когда все слуги намного отстали. Верный пес неустрашимо защищал своего хозяина до тех пор, пока не прибежали привлеченные громким лаем слуги.

Прекрасным примером собачьей преданности служит случай во время погребения Лисимаха, когда пес с визгом и даем на глазах у всех бросился в пламя к телу своего хозяина. По свидетельству Плиния, подобное произошло во время погребения сиракузского тирана Гиерона. А еще один пес после смерти хозяина перестал принимать пищу и умер. В истории Рима известно предание о том, как собака пыталась кормить умершего хозяина, поднося ему мясо ко рту, а потом, когда его тело сбросили в Тибр, она прыгнула в реку, чтобы поддерживать его в воде. Все эти истории описывает Плиний[403].

Способности собак к научению и запоминанию состоят в том, что они узнают хозяина, выделяют его среди других, привязываются к нему и защищают его от врагов. На охоте их рвение очень велико, они издалека улавливают запах зверя и по следам приводят охотника к логову.

Каспийские собаки самые свирепые изо всех, но их злоба и свирепость направлена больше на людей, чем на диких животных. Причина кроется в том, что они с самого рождения вскармливаются человеческими останками.

По словам Плутарха, благородный пес никогда не убивает добычу, пока та не истощит все силы в борьбе с ним[404].

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О распознании достоинств и изъянов в лошадях

В Северных странах выращивают достаточно много лошадей как для собственных нужд, так и для других народов. Однако не все лошади, вскормленные в разных местностях даже одной страны — не говоря уж о разных странах — обладают одинаковыми качествами.

Норвежские лошади не очень высокие, но обладают удивительной силой и сноровкой, преодолевая крутые горные тропы по скалам и перевалам. Свейские и гётские лошади выносливы и без устали преодолевают дневной путь по болотам, лесным дебрям и холмам. Эландские лошадки невелики и пригодны больше для забавы, чем для помощи в работе, однако и среди них попадаются особи весьма пригодные и для тяжелой работы. Очень хороши финские лошади[405]. По мнению некоторых писателей их отличают по достоинствам, которыми должны обладать все лошади. Это

Густая грива и небольшая голова,

Мощная поясница и равноразмерные тестикулы,

Изогнутая, а не прямая, словно у вепря, шея,

Клинообразные, небольшие относительно головы уши, направленные вперед,

Широкая грудь и средних размеров живот,

Крепкие бедра, прочная поясница, не выступающая спинная кость,

Густой, слегка кудрявый хвост,

Прекрасные ноги, равноразмерные колени,

Твердые, не чрезмерно большие копыта,

Видимые сквозь шерсть вены,

Сильное, крепкое тело,

Соответствующая телесной мощи высота,

Продолговатые бока и округлый круп,

Мускулы всего тела упругие, узловатого наполнения,

Сильные прямые ноги от колен до копыт, без узелков, наростов и мягкостей,

Поверхность ног ровная и гладкая, без шероховатостей, копыта равномерно округлые и касаются земли всеми точками, выступающими над подкопытным углублением.

Копыта толстые, не низкие, но и не такие высокие, как двупалые козлиные копыта,

Толщина голени зависит от кости, но не от мышц.

[Гл. 9-12 опущены]

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Об исправлении изъянов у лошадей

Если лошадь буйствует, то и дело встает на дыбы, взбрыкивает или норовит понести, от этого порока ее излечивают, удаляя самые длинные ресницы с век и укорачивая спадающие на лоб волосы. Если же лошадь имеет привычку пятиться и садиться на задние ноги, этот изъян излечивается при помощи грубой веревки, сплетенной из конского волоса. Её особым образом пропускают под хвостом норовистой лошади, и всадник то одной, то другой рукой натягивает ее, словно поводья обыкновенной узды, царапая заднюю часть лошади. Это приспособление так и называется — подхвостовая узда, и пригодна она лишь для избавления от этого порока. Это способствует научению лошади плавать с вооруженным всадником на спине, а равно увеличивает прыть животного в случае атаки или поспешного отступления. Такие приемы в обычае у скифов, которые обитают в прилегающих к Танаису землях, потому что именно так приходится переправляться через многочисленные потоки, образующиеся от талого снега, а потому не имеющие построенных мостов. Об этом пишет Страбон в кн. VIII и XI. Кроме того, в кн. XVII[406] он пишет о том, насколько быстры, проворны скифские лошади, приученные следовать за своими хозяевами, словно верные псы.

Однако не следует увлекаться примерами из чужеземья, если и в Северных странах сильные, пригодные к боевой службе лошади в молодом возрасте проходят обучение, прежде чем их выпускают на ристалище и знакомят с всадником, за которым они потом следуют так же верно и неотступно не только в поводу, но и свободными. Они останавливаются, когда останавливается хозяин, бегут, когда тот бежит. Однако постоянно отпускать лошадь без поводьев нельзя — это может быть опасным для хозяина в случае внезапного появления волков: испуганная лошадь сможет убежать, оставив своего всадника на растерзание жестоким зверям. Нечто подобное может произойти при движении на льду.

[Гл. 14-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О котах

Котов, именуемых по-гречески ?luri, в Северных странах имеется бесчисленное множество. Они довольно велики и имеют преимущественно белый окрас. Эти животные замечательно умны и проворны, а потому легко избавляют от мышей и крыс не только человеческие жилища, но и другие строения – сеновалы и амбары с зерном, а также прилегающие к домам поля. Дикие же коты[407] ловят и пожирают птиц и мелких животных.

Одежды, подбитые шкурами диких котов, служат прекрасной защитой от суровых северных морозов. Однако опытные люди остерегаются соприкасаться во сне лицом с этими шкурами, так как они обладают такими же качествами, что и волчьи шкуры, которые прикасаясь к шерсти барашков и овец, наносят им такой вред, что животные погибают.

Домашних котов не подпускают к детским колыбелям и даже к ложам взрослых людей, так считается, что дыхание этих животных, попадая в рот человека, удаляет из организма жизненные соки, и жизнь уходит вместе с ними. Даже тот, кто осмеливается противостоять коту с обнаженным мечом, не избегает смертельной опасности, единожды схватив ртом кошачьего дыхания, потому что убивать — это врожденный инстинкт котов[408].

Если кот и утка оказываются на берегу одного водоема, то можно наблюдать схватку не на жизнь, а на смерть. Твердая земля — не вполне подходящее место для утки, а вода никоим образом не годится для кота. И вот такие противоречия приводят к тому, что между ними начинается яростная схватка[409].

Каждый, кто знаком с обычаями египтян, знает, насколько глубоко они почитают кошек. Они воздают им особые почести, потому что кошки защищают воинов, на щитах которых натянута кошачья шкура. А еще потому, что кошки при пожаре всегда бросаются в огонь. Египтяне с большими почестями устраивают похороны умершим кошкам и бывают глубоко опечалены потерей своего маленького бога, и в знак скорби сбривают брови, свидетельствуя тем самым о своей преданности и готовности служить душой и телом этому существу[410].

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Об уничтожении мышей и крыс

Всякий, кто слышал о них или имел дело с ними, знает, какими наглыми и бесстыдными гостями в человеческом жилье являются крысы, землеройки и мыши. Причины для раздражения и недовольства ими существовали еще в глубокой древности и остаются таковыми по сей день. В древности же все обстояло гораздо хуже, чем в наши дни: целые города и даже провинции, подвергавшиеся нашествию мелких существ, к которым все относятся с пренебрежением, вроде кроликов, кротов, лягушек, саранчи, змей и скорпионов, приходили в запустение, а их обитателям приходилось спасаться бегством.

Многочисленны предвестники жестоких войн, и некоторые из них состоят в том, что мыши изгрызают щиты, ножные накладки и даже железные изделия[411]. Подобные чудеса происходят и в Северных королевствах.

На рисунке вверху изображен пожилой мужчина, загоняющий мышей в прорубь. И делает это он при помощи особых жестов и заклинаний, которые в наши дни известны далеко не каждому. Знания эти унаследованы из давних времен и способны помочь в случае, если дом и его обитатели страдают от таких животных. Знающих подобные заклинания людей приглашают для того, чтобы очистить дом от вредных бестий. Заклинатель уводит с собой всех вредоносных животных и силой слова принуждает их бросаться в прорубь, где они и находят свой жалкий конец[412]. Такую власть и такие способности, если отбросить мысль о колдовстве и чародействе, можно объяснить лишь благостью, перешедшей от отца к детям и внукам и подобно святому Павлу, они могут без вреда для себя обращаться с змеями и не отравляться аконитом. Страбон в кн. XVII утверждает, что псиллы[413], жившие в Киренаике были прирожденными заклинателями и властителями змей, равно как обитатели Тентиры[414] не подвергались никакой опасности от крокодилов, безбоязненно плавая в реке, полной этих чудовищ, и ни один человек не погиб при этом. Жители Тентиры за деньги даже устраивали зрелища для любопытных, показывая свою неуязвимость[415].

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ О жестокой мести мышей нечестивым безбожникам

Геродот в кн. II повествует[416], как один египетский царь-жрец, утомленный заботой о народном благе и тревогой от предстоящей войны, уснул в храме перед идолами, которым он служил и поклонялся. Сон его был тревожен и беспокоен, и во сне ему было божественное видение, и пообещал ему Бог прислать помощь против безбожного царя ассирийцев и арабов Санахериба, который питал замысел убить этого жреца и уничтожить Египет.

От этого видения жрец воспрянул духом и приказал собрать многочисленное войско из мелких торговцев, ремесленников и праздного рыночного люда, потому что воины не пожелали последовать за ним. И с этим войском, намереваясь встретить жестокого врага, жрец стал лагерем у Пелузия, крепости, которая первой становилась на пути всех чужеземных войск, когда-либо вторгавшихся в Египет. Потом подошла вражеская армия. И тут объявилась обещанная помощь: глубокой ночью полевые мыши в бесчисленном множестве напали на лагерь противника и изгрызли колчаны, луки и держатели щитов. Таким образом, на другой день вражеское войско оказалось безоружным и обратилось в бегство, потеряв при этом много воинов. И поныне, пишет Геродот, в храме Вулкана стоит каменная статуя этого царя с мышью в руках, а надпись на памятнике гласит: «Всяк взирающий на меня да склонится пред Богом!»[417]

О таком, только более жестоком и страшном событии напоминают основания стен Крысиной башни на Рейне: епископ Майнца Гаттон за бессердечное отношение к своим подданным во время голода был сожран крысами[418]. Несчастный прелат не обратил внимания на слова из книги Притчей: «Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ, а на голове подающего — благословение»[419]. Святой Амвросий Медиоланский в кн. III:6-7 говорит, что во время голода ни пилигримы, ни бедняки не должны изгоняться из города.

[Гл. 22-23 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ О свиньях

Внешний вид и черты характера свиней хорошо известны всем и каждому, так как всемилостивый Господь даровал их людям в пищу и все — за исключением египтян и евреев — с благодарностью приемлют этот дар.

В отличие от других животных, которые помогают людям в обработке полей, перевозке грузов, дают молоко и шкуры для одежды или охраняют дома — ничего этого свиньи делать не могут и пригодны лишь для употребления в пищу. Нынче в Северных странах у простонародья существует добрый обычай дарить новобрачной на обзаведение хозяйством свинью, овцу и корову, а ее мужу — несколько жеребят, собаку, кота и гуся. Уважаемый писатель Варрон в кн. II:4 утверждает, что свиньи ниспосланы человеку природой лишь для употребления в пищу[420].

Старинные писатели утверждают, что в начале времен в жертву богам приносились лишь свиньи, и даже при заключении союзных договоров обычно закалывали свинью. Безопасней и почетней было бы и в наши дни при заключении мира приносить в жертву это животное (принимая во внимание добрые христианские обычаи), чем в слепой ненависти губить многие тысячи людей ссоре за какой-либо незначительный клочок земли. В этой связи следует вспомнить слова кесаря Августа, сказанные им то ли в шутку, то ли всерьез, когда еврейский царь Ирод, узнав о рождении сына Божьего, приказал перебить в Сирии всех младенцев в возрасте до двух лет и даже собственного сына: «Уж лучше быть свиньей Ирода, чем его сыном. » Об этом пишет Макробий в своих «Сатурналиях, кн. II:10.

Плиний в кн. VIII:51 пишет, что известны случаи, когда уворованные свиньи, услышав хорошо знакомый голос своего пастуха, сбиваются в кучу на одном борту, отчего корабль тонет, а животные вплавь добираются до берега и бегут в свой хлев[421].

Применяя эти сведения к другим обстоятельствам, можно сказать, что если бы властители по своей доброй воле призывали или принуждали своих подданных к миру, то приносить в жертву свинью при заключении мирного договора не пришлось бы. Однако, если они отвергли бы эти добрые предложения, если бы мятежный дух возобладал над мирным, как над буйными свиньями, то была бы опасность, что утонут они не в воде, а в крови.

[Гл. 25 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О северных оленях

На крайнем севере, в восточной и западной его части, называемой Ботнией, то есть на самом дне обитаемого мира, а также в Великой Лаппонии[422] водится трехрогий зверь, родственный благородным оленям, но гораздо больше, сильнее и быстрее их. У оленя три рога, два из которых намного больше третьего. Рога расположены так же, как и у благородного оленя, однако отростки рогов длиннее и число их доходит до пятнадцати. Третий рог расположен посредине, его отростки значительно короче прочих. Этот рог служит оружием для защиты от нападающих хищников, особенно волков. Помимо этого, он выглядит прекрасным украшением головы и вызывает восхищение и удивление, подобно иным необычайным вещам.

Питаются северные олени ягелем, растущим на скалах, добывая его даже зимой из-под снега. Каким бы глубоким и твердым ни был снег, движимый природным инстинктом олень проделывает копытами отверстия в снежном покрове и находит питательный олений мох. Однако летом олень предпочитает питаться листьями и ветвями деревьев, чем растущей на земле травой, так как наклоненные вперед рога мешают достать ее, и ради этого ему приходится склонять голову, повернув ее набок.

На шее оленя растет такая же, как и у лошади, грива, а копыта, дарованные ему природой, раздвоенные и почти круглые, что позволяет животному легко преодолевать занесенные снегом долины, равнины и холмы.

То, что олень поворачивает голову, поедая низкорастущую траву, нисколько не удивительно, и это давно известно. Так Солин в гл. XLII[423] своей книги пишет, что скот гарамантов, живущих в Эфиопии, так же сворачивает шею, чтобы при поедании травы не упираться рогами в землю.

Топот копыт и шум, производимый бегущим оленем можно услышать гораздо раньше, чем увидеть его. И ни одно дикое животное не может догнать бегущего по снегу северного оленя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О полезности этих животных

Прирученные, эти животные, подобно другому домашнему скоту, приносят большую пользу своему хозяину, который получает от них молоко, шкуры, кости, жилы, копыта, рога, шерсть и вкусное мясо в пищу. Каждый житель северных стран владеет стадом оленей из 10, 15, 30, 70, 100, 300 и даже 500 особей, за которыми присматривают опытные пастухи, на ночь пригоняющие стадо в загон, чтобы уберечь животных от нападения обитающих в горах волков, более кровожадных, чем какие-либо другие хищники.

Когда оленей вывозят в другие страны, особенно за моря, они живут лишь краткое время и погибают от непривычного климата, почвы и необычной пищи, если пастух заранее не приучил их к ней. Известно, что светлейший князь, могущественный регент Швеции Стен Стуре Младший однажды послал голштинскому герцогу Фридриху шесть таких животных и для ухода приставил к ним семейную пару лапландцев. Однако пастухи, вывезенные из своей страны и лишенные привычного спокойного образа жизни, вскоре скончались, не выжили в непривычных условиях и олени. Точно так же, когда в год 1533 от рождества Господа нашего шведский король Густав послал некоторым прусским вельможам десять оленей обоего пола, их решили выпустить в дикие леса, но они там не размножились, и изменений среди обитающих в этих лесах животных замечено не было.

[Гл. 28-30 опущены]

ГЛАВА ПЕРВАЯ О лосях или диких ослах и об их жажде

В предыдущей книге говорилось о домашних и о диких, прирученных человеком животных. А теперь я хочу рассказать о диких животных, обитающих в малонаселенных местностях, и в первую очередь, разговор пойдет о лосях, упомянуть о которых считают нужным все когда-либо посещавшие Северные страны. Помимо этого, следует сказать, что все авторы, писавшие об истории и природе, по разному говорят об их природе, размерах и особенностях жизни и использования человеком. И прежде всего, расхождения касаются места происхождения этих удивительных животных, хотя происходят они из Северных стран, откуда многие тысячи их были вывезены в заморские страны. Цезарь пишет, что они сходны с козлами, Плиний приписывает им сходство с быками, лишь с той разницей, что у лосей более длинные шея и уши. В значительных разногласиях можно убедиться, прочитав творения Франциска Иреника, Юлия Цезаря, Плиния и других. Так Цезарь, в кн. VI утверждает, что они происходят из Герцинского Леса, Солин из Германии, а Ермолао Барбаро — из Трансальпиской Галии.

Тот же Ермолао Барбаро рассказывает, что лось — это нечто среднее между немецким оленем и верблюдом. Немало говорится о лосях у Юлия Капитолина и Павсания. Барбаро утверждает, что эти животные — большая редкость, Плиний также говорит, что в Риме и его окрестностях никогда не встречали подобных животных. Однако он считает, что происходят они с «острова Скандинавия». Далее он говорит, что лоси спят стоя, прислонившись к дереву, а охотники подпиливают его и добывают животное, которое не может подняться с земли.

Солин пишет, что у лосей огромная верхняя губа, и на пастбище они не могут двигаться вперед, а, поедая траву, пятятся назад. Ермолао Барбаро верит, что лоси, благодаря тонкому обонянию, могут почуять охотника на очень большом расстоянии. Заккария Лилио сообщает о пестроте их шкуры и утверждает, что они по размерам больше козлов. Он также пишет, что у них негнущиеся ноги, без суставов, а потому, упав на землю, они не могут встать[424]. Позднейшие и современные писатели единодушно утверждают, что родина лосей — Северные страны.

Детеныши, пойманные искусными охотниками, настолько одомашниваются, что приучаются утолять естественную жажду, осушая самые большие сосуды с пивом, которые им предлагают сидящие за столом гости. И пусть сами ненасытные пьяницы отвечают перед законом за все учиняемое ими.

ГЛАВА ВТОРАЯ О лечебных свойствах лосиной правой ноги и как ловят этих животных

Внешняя доля копыта правой задней ноги лося, отделенная топором или иным инструментом во второй половине августа немедленно избавляет от судорог или эпилептического припадка, если ее приложить к телу больного. Пишут так же, что кожа бегемота, взятая у него с левой стороны лба и помещенная в пах человеку, возбуждает страсть и укрепляет любовную силу.

Лоси, как и олени, стадами бродят по обширным малонаселенным местностям. Искусные охотники часто ставят ловушки с большими луками, с туго натянутой тетивы которых вместо стрелы срывается копье и поражает зверя, или, если охота происходит в гористой местности, своры собак загоняют лося в пещеру, живым откуда он уже не выйдет. Бывает, что на лежащего или отдыхающего стоя лося нападает маленькая ласка, которая впивается ему в шею, и огромное животное, истекая кровью, бессильно падает наземь.

С ненасытной кровожадностью крошечной ласки во всем животном мире не может сравниться ни один зверь. Некоторые охотники запускают это маленькое кровожадное существо в заросли, чтобы разоряя гнезда ласточек, диких голубей и куропаток, наловить их птенцов. Управляемая природным инстинктом ласка терпеливо лежит в засаде и нападает на птиц, из которых столь ненасытно высасывает кровь, что кажется будто бы имеет желудок больше, чем у слона.

В кн. VIII:25 Плиний рассказывает нечто подобное о животном, которое называется ихневмон[425]. По его словам, этот зверек, подобно некоему метательному снаряду, проскальзывает сквозь челюсти в желудок крокодила и выгрызает его. Еж бесстрашно сражается с медведем и убивает небольших змей. А дельфины в Ниле без боязни вступают в схватку со своими извечными врагами — крокодилами, вспарывая им брюхо острыми как нож спинными плавниками, хотя вне реки они вовсе не самые сильные. Все животные в этом отношении весьма искусны, ибо прекрасно знают не только свои преимуществ, но и слабости своих недругов. Так, кожа на брюхе крокодила тонка, поэтому будто бы испуганные дельфины ныряют и вспарывают ее своими острыми спинами.

Врагами крокодилов являются не только эти животные, но и свирепые обитатели Тентиры, хоть они невелики ростом. Как уже говорилось в гл. ХХ предыдущей книги, они бесстрашно сражаются с крокодилами, и чудовища, обращающие в бегство слабых, сами отступают перед теми, кто может смело противостоять им[426].

[Гл. 3-4 опущены]

ГЛАВА ПЯТАЯ О бобрах

Хотя Солин утверждает, что бобры водятся только в Черном море, однако животные этого вида во множестве встречаются на Рейне, на Дунае и в Моравии. Не опровергая это мнение, мы должны считать промыслом Божьим, что наибольшее их количество водится, все, же в озерах и реках Северных стран, где воды более спокойные, чем в Рейне или Дунае, так как там спокойствие и тишина постоянно нарушается движением бесчисленных судов и другой деятельностью людей. На Севере же имеется бесчисленное множество рек и огромное количество деревьев — материала наилучшим образом подходящего для строительства домиков, что эти животные, наученные самой природой, и делают с поразительным искусством.

В лес бобры отправляются, собравшись в стадо. Своими острыми зубами они перегрызают деревья, а потом невероятным образом доставляют их к месту постройки дома. Из своей стаи они выбирают одного, бесполезного в работе то ли из-за немощи, то ли из-за лени или старости, или чужака, отвергнутого своей стаей. Такого они укладывают наземь кверху лапами, между ними помещают бревно и тащат такую повозку к месту постройки дома. Затем снов уходят в лес и снова возвращаются с новым бревном. Так они снуют туда и обратно до тех пор, пока не будет окончено строительство домика. В нем имеется две или три камеры, устроенных таким образом, что тело бобра помещается над водой, в то время как хвост остается в воде.

Хвост бобра и его задние ноги часто употребляют в пищу вместо рыбы. Хвост его, твердый и толстый, с какими-то странными кожистыми узлами, покрыт чешуей, словно рыба. Из него делают самые деликатные блюда, а также лекарства для страдающих болезнью внутренних органов. Искусные повара знают, что наилучшим образом годится в пищу, а что использовать для приготовления лекарственных снадобий.

Бобрам приходится валить деревья у реки для своих домов, поэтому зубы у них острые, как бритва, и если бобер кусает охотящегося за ним человека, то не отпускает, пока не раздастся хруст раздробленной кости[427].

ГЛАВА ШЕСТАЯ О бобрах - мнение Солина[428]

Утверждение Солина, что плененный бобер кастрирует сам себя, чтобы никоим образом не быть полезным для человека, в Северных странах подтверждения не находит, ибо всегда у пойманных бобров тестикулы — в соответствии с величиной зверя большего или меньшего размера — втянуты внутрь и прочно прикреплены к задней части спинного хребта, а поэтому отделить их возможно только умертвив животное, как о том пишет Плиний в кн. XXXII.

Земледельцы размещают и возделывают свои поля в более или менее высоких местах, в зависимости от того, насколько высоки или низки плотины, построенные бобрами, определяя по этой примете, насколько сильны могут быть наводнения.

Женщины в Северных странах излечивают бесплодие бобровой струей, имеющей запах мускатного ореха. Она же, употребленная с пивом, значительно облегчает боли при родовых схватках. Во время эпидемий люди спасаются от чумы, нюхая бобровую струю, потому что она обладает острым запахом, горьким вкусом, легко распыляется и вдыхается, вызывая чиханье. Смешанная с розовым маслом или с водой, она, втертая в голову, вызывает глубокий сон, а потому часто используется для лечения лунатиков и других несчастных, как о том пишет Плиний в той же XXXII книге, приводя сведения и о других удивительных вещах.

Шкура этих животных нежна и легка, как пух, и прекрасно защищает от суровых морозов, а потому ценится очень высоко и используется преимущественно в одеждах сановных и знатных людей.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О росомахах

Среди всех зверей, известных своей ненасытной алчностью, изображенный на рисунке вверху зверь, благодаря своей необычайной прожорливости, заслужил особую славу в Северной Швеции, и на местном наречии зовется Jerff, на языке германцев — Vielefrass, по-славянски — росомаха. Не менее красноречиво и его латинское наименование: Gulo[429]. По величине она сходна с большой собакой, ушами же походит на кота, на ногах у нее большие острые когти. Тело ее покрыто длинной лохматой шерстью бурого цвета, хвост напоминает лисий, но более короткий и мохнатый, а потому из него охотно изготовляют зимние головные уборы, прекрасно защищающие от холода.

Как уже было сказано, этот зверь ненасытен. Наткнувшись на падаль, росомаха столь алчно и неумеренно пожирает ее, что тело раздувается и становится похожим на барабан. Затем она ищет узкое место между двумя деревьями и протискивается между ними, чтобы извергнуть все пожранное столь неумеренно. Истощав таким образом, она возвращается и пожирает все, а потом сразу же ищет новую добычу для насыщения. Вероятно природа создала это животное в укор тем мужчинам и женщинам, которые во время пиршества объедаются до рвоты, а извергнув съеденное, снова возвращаются за стол и продолжают пировать день и ночь. Так об этом говорит Меховита в своей книге о Сарматии[430].

Мясо росомахи совершенно не пригодно в пищу человека, зато ее шкура полезна и ценится очень высоко. Она имеет черно-коричневый окрас, а переливчатые узоры придают ей сходство с дамастом[431]. Обработанная искусными мастерами, она становится еще более красивой и, как уверяют те же мастера, годится для любого вида одежды. Одежду из нее обычно носят правители и знатные люди зимой, так как она защищает от холода и долго сохраняет тепло. Кроме Свеаланда и Гётеланда, эту одежду носят и в Германии, где за нее просят цену выше обычной, потому что в тех краях — это редкий товар, доставляемый из-за моря торговыми судами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О чести, которую воздают гостям, укрывая их покрывалами из росомашьей шкуры

Жителям Северных стран запрещено продавать шкуры росомахи в чужеземье ввиду их ценности и того, что шкурами этими пользуются, чтобы принимая гостей, в ложе укрывать их дорогими покрывалами из росомашьей шкуры, и тем самым оказать гостю особую честь, выше которой быть не может. О гостеприимстве северных народов уже говорилось в кн. XVI:12 этого труда.

Однако я считаю невозможным обойти молчанием и то обстоятельство, что люди, спящие под такими покровами, часто видят сны, связанные с природой и образом жизни этого животного: они до обжорства ненасытны в еде, нападают из засады на других животных или спасаются от них. Плутарх в книге «Вопросы» утверждает, что примерно подобное воздействие оказывают на спящих острые специи вроде имбиря или перца: человеку кажется, что он горит в огне или тонет в воде, если употребил перед сном много сахара. Бросается в глаза и еще одна тайна природы. Человек, облаченный в одежды из шкуры росомахи крайне ненасытен в еде и неумерен в питье.

Музыканты употребляют кишки росомахи для изготовления струн своих инструментов, хриплые звуки которых, смешиваясь с другими мелодиями, дают довольно приятный тон и увеселяют народ. Очень полезны серьги из когтей росомахи, так как они быстро излечивают страдающих головокружением или звоном в ушах.

Охотники готовят себе напиток, смешивая кровь росомахи с теплой водой, а добавляя туда мед, его предлагают на свадебных тожествах, провозглашая заздравные тосты. Жир росомахи, втертый в гнилостную язву, способствует ее быстрому излечению. Заклинатели используют зубы росомахи для защиты от злых духов. Если свежедобытые когти росомахи показать котам или собакам, они сразу же бросаются прочь, как маленькие птички от грифона или глухаря.

[Гл. 9-11 опущены]

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О рысях и их шкурах

Рыси в Северных странах встречаются не столь часто как волки, однако по своей алчности и жажде добычи волкам они не нисколько уступают. Плиний в кн. VIII:XXXVIII утверждает, что из рысьей мочи образуется драгоценный камень называемый lyncurium, который сверкает, словно красный карбункул, и камень этот, лежа зарытым в землю, постепенно превращается в янтарь. В этом весьма мало вероятия, потому что многие животные, будучи недоброжелателями других живых существ, глубоко зарывают свою мочу в песок или в землю, и мелкие животные и насекомые вроде комаров, лягушек, пауков, червей, кузнечиков и муравьев никогда бы не могли быть обнаруженными в янтаре, но тем не менее, они там попадаются и изменяют цвет янтаря, как об этом говорилось ранее в кн. XII:8:9:20 этого труда.

Рысь никогда не прокладывает свои тропинки вдоль ручьев и рек, она обитает в равнинных лесах, а потому неправдоподобно, что lyncurium, из которого получается янтарь, переносится водными потоками в море, а потом тысячи фунтов этого камня жестокие бури выбрасывают на побережье Пруссии.

Рысь никогда не оглядывается, а огромными прыжками безостановочно стремится вперед. Чаще всего рысь охотится на диких котов, подстерегая в засаде около их логовищ[432]. Пятнистый рысий мех мягок и пушист, а потому за него дают высокую цену, особенно за шкуры, добытые в жестокие зимние холода, когда пушистость и цвет достигают наивысшего качества. А летом они стоят намного дешевле, потому что и в самом деле хуже зимних. О подделке шкур пушного зверя уже говорилось в кн. VI:21 этого труда.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ О свирепости волков

Если волки в Африке и Египте невелики и довольно ленивы, то в холодных Северных странах они злы и кровожадны, как о том свидетельствует Плиний в кн. VIII:XXII[433]. Эти свойства их натуры особенно сильно проявляются во время спаривания и в жестокие холода, а потому путешественники должны быть вооружены, чтобы защитить себя и своих упряжных животных. Волки особенно опасны, если среди путников есть готовая родить беременная женщина, так как волки, почуяв ее запах, нападают с необычной свирепостью. Поэтому женщина никогда не должна путешествовать в одиночку, а только в обществе вооруженных спутников, как это показано на рисунке вверху. Чтобы путешественники, в январе едущие на санях в церковь, могли защитить свою жизнь, им надлежит вооружиться так, словно они отправляются в военный поход, то есть луками, копьями и пищалями, потому что оголодавшие волки нападают с двух сторон целыми стаями. Иногда волки, обезумевшие от голода и холода, и подгоняемые природным инстинктом, нападают на человеческое жилье, на домашних животных, которых пожирают на месте или утаскивают в лес.

Однако это не остается безнаказанным, потому что селяне умеют надлежащим образом воздать за причиняемое зло: они скрывают в глубоком снегу железные серпы с привязанными к ним тушами павших животных. И когда волки набегают, чтобы пожрать эту приманку, то расплачиваются за такую легкую добычу порезанными ногами. И тогда их поражают стрелами на месте или, желая позабавиться, загоняют в глубокие ямы-ловушки, где звери погибают от голода. Точно так же и другие хищные животные, о которых говорилось ранее — росомахи и лисицы, — попадают в такие подземные ловушки и, подобно волкам, их настигает голодная смерть как наказание за ту ненасытную алчность, с которой они уничтожали всю живность на своем пути.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ О некоторых причинах изгнания датского короля Кристиана II

Король Кристиан в высокомерии своем никогда не задумывался и никогда не пытался выяснить, почему гёты и свеи всегда вооружены луками, стрелами и могучими арбалетами. Для этого короля словно и не было вокруг множества опасных диких хищников, постоянно нападающих на домашний скот и даже на людей, а потому в начале своего правления — к счастью недолгого — он издал эдикт, запрещающий жителям Северных стран применять это оружие. Согласно этому указу, луки и стрелы под страхом самых строгих наказаний должны были сжигаться, а ослушники объявлялись изменниками и преступниками короны, в связи с чем безжалостно карались. Когда эдикт вступил в силу, тысячи арбалетов по всей земле были брошены в пламя, но многие мужи, настроенные против таких нововведений, спрятали в лесных дебрях немало добрых стрел и луков.

Однако, когда стало очевидно, что дикие звери безнаказанно нападают на людей и домашних животных, ремесленникам стали делать срочные заказы на изготовление арбалетов, отчего цена на них повсеместно возросла, и вскоре оружия стало намного больше прежнего. Луки начали изготовлять не из рогов, а из склеенной лиственничной древесины. А когда королевские управляющие начали наказывать за нарушение указа земледельцев, которые не могли без оружия защитить от диких зверей ни себя, ни свои стада, то сорок тысяч вооруженных крестьян выступили против самого короля и его наместников, с жестокостью выполнявших королевский указ, и те вынуждены были спасаться, блуждая по лесам Смоланда.

Так крестьяне явили пример потомству в том, что королям и князьям следует подчиняться только тогда, когда они сами смогут защитить себя, своих детей и свою домашнюю живность от диких зверей. Если властитель не прислушивается к доносчикам, льстецам и сплетникам, ему не стоит бояться луков и стрел.

Омерзительно жестокий император Нерон настолько доверился доносчикам, что принимал за правду любые клеветы и без колебаний отдавал приказы о невиданно жестоких наказаниях. Самые мелкие проступки он считал тяжелыми преступлениями, и люди под пытками признавались в злодеяниях, которых никогда не совершали. Для того он содержал палачей, готовых пытать всех, невзирая на возраст, богатство и знатность. И если уши повелителя закрыты для призывов к милосердию, для слов защиты и оправданий, то и его самого может постигнуть такая же судьба. Властителю нужно следовать советам мудрых и справедливых мужей.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О множестве разных пород волков

В горах Доврефьелль[434], разделяющих владения Швеции и Норвегии, водятся белые волки, которые стаями бродят по горам и долинам, питаясь такими безобидными животными как мыши, кроты и т. п.

Водятся также и обычные лесные волки, с невиданной дерзостью нападающие на коров, телят, коз, овец и другой домашний скот, принадлежащий обитателям тех мест. Хозяева, терпящие от того большой урон, в назначенный день и час собираются в одном месте и начинают охоту на волков с помощью собак, сетей и других, нужных для этой цели средств. Но главное в этой охоте — изловить не старых волков, а уничтожить подрастающих и молодых, способных к размножению зверей.

Хотя некоторые из пойманных волчат кажутся вполне прирученными, если их держать на цепи, они, все же, никогда не забывают о своем диком происхождении и своей дикой природе, а потому могут нападать на любых домашних животных и птиц. Щенки же, рожденные от прирученного волка и домашней суки, становятся самыми грозными врагами диких волков, нападающих на стада домашнего скота.

Есть волки, именуемые шакалами, тело которых меньше, чем у обычных волков, а ноги — короче, но в движении они быстры и живут охотою, однако для человека безвредны. Они меняют свой облик, но не окрас: зимою на них густая шерсть, выпадающая летом[435].

Павел Диакон рассказывает о волке, который однажды показал дорогу заблудившемуся в лесу путнику, что кажется весьма удивительным[436]. А Винсент утверждает, что в Севеннах[437] обитал волк, превосходивший всех других зверей величиной и свирепостью, пожравший тридцать мужчин и женщин разного возраста. И еще он рассказывает, как бешеные волки отрывали младенцев от материнской груди и разрывали их на куски[438].

[Гл. 16-31 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ О плясках литовских медведей

Описание способов, которыми обучают бессловесных четвероногих животных, птиц или рыб встречаются у многих писателей, особенно пространно об этом пишет Альберт Великий в книге «О животных», однако здесь будут использованы и другие источники. Руссам[439] и литовцам[440], этим смелым воинственным народам, живущим на востоке по соседству с Гёталандией и Свеаландией, доставляет большое удовольствие иметь около себя самых диких животных, но настолько укрощенных и прирученных, что они охотно подчиняются любым причудам своих хозяев. Чтобы скорее достичь такого послушания, пойманных в лесу диких зверей, а особенно медведей, содержат в клетках, или закованными в цепи, и некоторое время морят голодом, чтобы ослабить их дикую силу. Затем к ним посылают одетых в соответствующие шкуры дрессировщиков, которые прикармливают зверей, и те позволяют им есть из одной кормушки, а потом ласкать и играть с ними. Затем медведи настолько приручаются, что их уже освобождают и начинают приучать к сладким звукам свирели, доставляющим зверям большое удовольствие. Одновременно с этим, одетые в медвежьи шкуры укротители начинают мало-помалу научать медведей делать смешные движения и даже танцевать.

Позже, под звуки труб, их приучают поднимать передние лапы, а вскоре и вовсе ходить на задних лапах, протягивая зрителям зажатую в передних лапах шапку, как бы выпрашивая и них плату за показанные ужимки и пляски. А зрителями таковых представлений в большинстве своем бывают почтенные матроны и молодые девицы. Если же публика окажется малоблагодарной, то по знаку хозяина медведь рычит и трясет головой, требуя более щедрого вознаграждения. Особенно это делается, когда подобные представления совершаются для публики, языка которой не знает и сам поводырь, то особыми жестами он показывает зверю, что следует просить большую плату. Не кажется правдоподобным, чтобы эти бродячие фигляры зарабатывали на жизнь лишь такими представлениями. Обычно вместе с медведем была труппа их шести или даже дюжины сильных здоровых мужчин, а потому часто сыновья знатных людей нанимали их для защиты, когда хотели добраться до отдаленных мест, и там, по договоренности с местным правителем снова устраивались медвежьи представления. Однако вскоре такие шайки начали разбойничать на дорогах Германии. Они грабили путников и отдавали их на растерзание своим медведям. Тогда против них были приняты законы, с тем, чтобы преступники понесли строжайшие наказания и чтобы предотвратить проникновение подобных шаек в Германию.

Волатерранус рассказывает, что роксоланы[441] и литовцы и в наши дни охотятся на огромных медведей. После укрощения они становятся любимчиками правителей тех земель. А некий Свидригайло[442] так приучил медведицу, что она приходила из лесу и брала лакомства из его рук. Ранним утром она появлялась у его апартаментов и стучала в дверь до тех пор, пока не получала просимое. И случилось так, что его враги пришли в тот час, когда обычно появлялось животное, постучали в дверь, вошли и убили князя.

[Гл. 33 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ О медведях, вращающих колеса

Чтобы прирученные медведи не поедали корм безо всякой пользы, а лишь выставлялись напоказ для гостей, в хозяйствах многих вельмож они вращают приводные колеса и, с помощью одного, двух или трех своих сородичей, поднимают из глубоких шахт тяжелые грузы и бадьи с водой, специально приспособленные для этой цели. Но медведи помогают не только в этой работе — они таскают тяжелые повозки, так как имеют необычайно мощные передние ноги, когти и чресла. Кроме того, они, ступая на задних лапах, переносят мешки или бревна в указанные места, а также стоят на страже у ворот знатных людей, препятствуя проникновению туда опасных зверей. Маленькие медвежата очень забавны и безвредны, потому часто играют с детьми. Подобные примеры известны и в других странах: ручные львы влекли колесницу Марка Антония во время триумфа после победы в сражении под Фарсалой. Я уже говорил, что тягловыми животными были также благородные и северные олени. Однако в Северных странах, отмечая победу, напоказ выставляют не диких животных, а захваченное у врага оружие.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О свирепых и неукротимых турах

Хоть эти свирепые и неукротимые животные, туры, не водятся в Гёталандии и Свеаландии, считаю нужным рассказать о них, так как на моей Готической карте[443] с описанием Северных стран среди изображений других животных есть и они. Местом их происхождения и обитании я указал Литву.

Итак, тур — это дикое животное, родственное быкам, но столь дикое, мощное и свирепое, что может поднять на рога закованного в броню конного рыцаря бросить его наземь. Туры не боятся ни зверя, ни человека, и нападения их тем более устрашающе, что такое мощное животное двигается необычайно быстро, а рога его направлены вперед, в то время как у обычных быков они округлены в обратную сторону.

Туры водятся в Герцинском, самом большом лесу Германии, простирающемуся вдоль берегов Каспийского моря до Индии. Их рога, как утверждают Исидор и Солин, столь велики и вместительны, что, украшенные золотом и серебром, на королевских пирах используются вместо винных чаш. По вкусу мясо туров не отличатся от мяса обычной говядины, но готовится с прибавлением различных специй и варится долго, отчего совершенно утрачивает свойственную ему жесткость.

Туры бывают разных пород. Одни имеют высокие длинные рога, другие же — короткие, толстые и очень мощные. Быки такой породы водятся в дебрях Герцинского Леса у границ Литвы и Руссии. Мне пришлось видеть несколько таких животных один раз в парке при великолепном дворце Балице светлейшего короля Сигизмунда I в 1528 году, когда еще был жив славный муж Бонер[444]. Эти животные содержались для нужд дворцовой кухни.

Немецкий историк Франциск Иреник описывает туров такими словами: «В Германии водятся буйволы, превосходящие размерами всех известных быков, хотя обликом своим отличаются от них немногим, разве что длинной бородой и довольно короткими рогами по сравнению с их огромной величиной и силой». Цезарь и Солин пишут, что турьи рога служили сосудами для винопития. Вергилий в кн. II «Георгик» говорит: « Дикие буйволы беспрестанно с косулями в играх», а в кн. III: « Коровы священные и несравненные туры на закланье Юноне к вершине влекут колесницы».

[Гл. 36 опущена]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ О лисицах и их хитроумии

В Северных странах водится бесчисленное множество зайцев и лисиц, весьма разнообразных и изменчивых по окрасу шерсти, что может считаться одним из чудесных зрелищ, являемых людям самой Природой. В северных лесах водятся лисицы черные, белые и рыжие, встречаются т. н. крестовые лисицы с изображением креста на спине и лисицы, мех которых отливает голубизной, и всем им присущи отменные хитрость и коварство.

Весьма ценным считается мех крестовых лисиц, у которых на спине самой природой сотворен черного цвета крест, эти шкурки оцениваются также по размерам и внешнему виду. Крест на спине у лисицы появляется лишь по достижению ею зрелого возраста. Однако наиболее ценным считается мех черно-бурых лисиц, и князья московитов облачаются в одежды из такого меха, когда ведут прием иностранных послов, о чем уже говорилось в гл. Х одиннадцатой книги.

Московиты, руссы и татары ведут большую торговлю черно-бурыми мехами, хотя всегда есть подозрение, что такой мех подделывается: шкурки куниц и соболей коптятся в дыму смолистых факелов, как об этом уже говорилось ранее в гл. ХХI шестой книги. Белые и голубоватые меха ценятся гораздо меньше, потому что их много, а также потому, что шерсть легко отделяется от кожи, так как ворсинки прикреплены к ней очень слабо.

Кое-кто, то ли прельстившись новизной, то ли пользы ради пользуется покрывалом из различных мехов, что, несомненно, хорошо защищает от холода и долго держит тепло. Такие покрывала легки и особенно хороши для пожилых людей.

Рыжие лисицы распространены более всех упомянутых нами и водятся повсеместно. Оставляя следы на снегу, они становятся легкой добычей опытных охотников и их собак, точно так же, как по следам охотники находят зайцев, медведей, оленей, волков и рысей. Летом же собаки находят зверей по запаху следов.

[Гл. 39-44 опущены]

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ О свирепости оборотней

В пятнадцатой главе говорилось о множестве разного рода волков, а потому я подумал, что при окончании книги о диких животных следовало бы рассказать и о людях, перекидывающихся в волков, хотя Плиний в кн. VIII:22[445] объявляет все подобные рассказы пустыми легковерными выдумками из области сказок. Однако в странах, простирающихся на север, такое встречается во множестве даже в наши дни. Обитатели Пруссии, Ливонии и Литвы круглый год терпят большой урон от волков, пожирающих домашних животных, особенно оказавшихся в лесу даже невдалеке от стада. Однако они считают, что еще больший урон наносят люди-оборотни.

В ночь перед Рождеством Христовым перекидывающиеся в волков люди собираются большими стаями в условленном месте и с невиданной свирепостью накидываются как на людей, так и на другие нехищные существа, а потому жители, обитающие невдалеке от таких мест, терпят гораздо больший урон, чем от настоящих волков. Хорошо известно, что волколаки нападают на жилища лесных обитателей с невероятной жестокостью, стараясь выломать двери в постройках с тем, чтобы пожрать как людей, так и все живые существа, находящиеся внутри. Они вламываются в погреба и подвалы, где хранятся бочонки с пивом и медовыми напитками, и опустошают их, после чего сваливают пустые сосуды в кучу посреди подвала, водружая их друг на друга, чем в своем поведении они и отличаются от обычных волков[446].

Среди местных жителей бытует поверье, что место, где ночью отдыхал оборотень, приносит несчастье. Если с человеком что-либо случается в таком месте, к примеру, его сани опрокидываются в сугроб, это предвещает несчастному путнику смерть течение года.

На границе Литвы, Самогитии и Куронии есть стена, стоящая на развалинах старинного замка, где в наши дни собираются тысячи таких существ и состязаются в ловкости, перепрыгивая через эту стену. Тот же, кто не сумеет достаточно ловко сделать прыжок и падает, подвергается избиению вожаками стаи.

Вообще же сейчас, с большой уверенностью утверждают, что среди толпы оборотней немало магнатов и высшей аристократии этих земель. О том, как они пали жертвой этой мании, сопротивляться которой в некоторых случаях невозможно, и как происходит такое ужасное превращение, будет рассказано в следующей главе.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ О превращении людей в волков

Вне всякого сомнения, Плиний — первейший среди тех, кто занимался естественной историей и писал о ней. В приведенным выше рассказе я цитирую извлечения из Плиния, где он упоминает известного греческого автора Эванта, который рассказывает, что жители Аркадии, избрав по жребию человека из рода некоего Анта, приводят его к какому-либо озеру, где тот раздевается, вешает одежду на дуб, переплывает озеро, превращается в волка и уходит со стаей в безлюдные места, где пребывает девять лет, а потом возвращается к тому же озеру и вновь становится человеком, но постаревшим на девять лет. Такие метаморфозы не кажутся Плинию правдоподобными, и он считает их лживой выдумкой, хотя в защиту Эванта выступают Агриопа[447] и многие другие авторы, потому в подтверждение здесь будут приведены примеры превращений, происходящих в упомянутых странах и в наши дни.

Иногда человек, будь то германец или уроженец тех стран, вопреки воле Божией вдруг страстно желает нового порядка вещей и хочет попасть в компанию этих проклятых существ. Такое противоестественное превращение может произойти, если человеку, желающему стать волколаком, искусный чародей, произнеся нужное заклинание, преподнесет чашу с пивом, тот выпьет ее, изменит свой облик и вместе со всей стаей станет причинять вред и даже убивать своих бывших собратьев людей и уничтожать их стада. Со временем он может по желанию вернуться в прежнее обличье.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ О примерах превращения людей в волков и наоборот

А теперь мы приведем некоторые примеры. Однажды некий человек благородного звания проезжал по бескрайнему лесу в сопровождении нескольких находящихся в рабском состоянии жителей ливонской деревни, весьма искусных в чародействе, что свойственно многим обитателям этих мест. День клонился к вечеру, но приюта путники так и не нашли, а потому вынуждены были заночевать в лесу. Кроме того, их терзал голод, так как припасов у них было совсем немного.

Тогда один из сопровождающих неожиданно предложил помощь, попросив остальных не беспокоиться, узрев что-либо необычное, а он позаботится о пропитании, так как видел невдалеке пасущееся овечье стадо. Он сказал, что быстро и без труда добудет овцу, и путники смогут приготовить жаркое себе на ужин. После того, он отошел в лес, где никто не мог его видеть, и изменил свой облик, перекинувшись в волка. Такое превращение ничем не отличается от превращения в волка Ликаона[448], хотя тот был превращен в зверя за свое преступление. Овидий пишет в кн. I «Метаморфоз»:

Затем оборотень что есть мочи бросился к овечьему стаду, похитил овцу и, взвалив ее на себя, побежал обратно в лес, но бежал так быстро, что перед каретой хозяина предстал еще в облике волка. Его товарищи с благодарностью приняли злодейскую добычу и спрятали ее в своих повозках. Волк же снова убежал в лес и вернулся к своим спутникам в уже человеческом обличье.

Опять же, несколько лет назад в Ливонии, где людей рабского состояния больше, чем в какой-либо другой стране христианского мира, жена одного человека благородного происхождения поспорила со своим слугой, утверждая, что превращение человека в волка невозможно. В ответ на это слуга заявил, что с ее позволения он немедленно даст свидетельство обратного и бросился в погреб, откуда через краткое время появился уже в облике дикого волка. Когда оборотень бежал через поле к лесу, собаки стали преследовать его. Волколак отчаянно защищался, но все же собаки повредили ему глаз, а потому назавтра слуга предстал перед хозяйкой уже одноглазым.

Упоминаемый Плинием Эвант также подтверждает это, описывая случай, когда человек пробыл волком девять лет и вновь стал человеком, но постаревшим на девять лет. Очевидно и то, что у человека, утратившего какой-либо член в обличье волка, после возвращения в прежний облик не хватает именно того самого члена.

В памяти людей еще свежи воспоминания о том, как герцог Пруссии, не веривший в подобные метаморфозы, попросил одного плененного колдуна показать, может ли человек превратиться в волка, что и произошло. Однако герцог, не желая, чтобы подобное богопротивное деяние осталось безнаказанным, приказал сжечь чародея на костре. Ибо такие мерзости подлежат самому суровому наказанию как по божиим, так и по человеческим законам.

ПРЕДИСЛОВИЕ

В Северных странах водится великое множество птиц: водоплавающих, околоводных, лесных и полевых. Многие из них хорошо известны и другим народам, однако будет неплохо более широко описать некоторые свойства их натуры и образа жизни. Авторы былых времен посвятили этому предмету немало своих трудов. Холод, царящий на земле и на воде, жестокие условия существования – описание всего этого поразит и удивит читателей, но не утомит их, более того — они надолго запомнят прочитанное, потому что многие при чтении паражаются, как могут птицы не только существовать, но и размножаться в странах, где земля покрыта глубоким снегом, вода скована толстым льдом, а холодная ночь длится месяцами.

Когда же речь заходит о чем-либо непознанном, то нельзя судить опрометчиво отрицая одно и порицая другое, как о том говорит Платон в своей книге «Законы». Он утверждает, что природа — это великий творец и художник способна создавать и устраивать все по своим законам. Но полностью постичь и познать эти законы чрезвычайно трудно, поэтому, прежде чем произнести какое-либо суждение, нужно основательно исследовать обсуждаемый предмет, проникнуть в его сущность и оценить его.

Существует много таких вещей, которые человек может лишь созерцать, однако их сущность скрыта от него, она вызывает восхищение и удивление, но остается непознанной. Аристотель, а равным образом и Платон, жалкими считали тех, кто не желали признавать существующим ничего, кроме воспринимаемых их чувствами вещей[450].

С этим вполне соотносятся слова достойного доверия природоведа, географа и писателя Цельтеса[451], который в течение пяти лет совершал исследовательские путешествия по всей Германии: «Серьезные авторы о птицах не могли поведать ничего достоверного и для меня полезного. Из их писаний можно лишь установить, что многие существа, ныне более не живущие, некогда исчезли, а многие, которых не было ранее — вероятно вскоре появятся. Отсюда они делают вывод, будто система небесных тел может измениться и устроиться по-новому, а может ничего нового в мире и не произойдет». Так писал Цельтес. Плиний же в кн. Х глава XV пишет: «Изучающие этрусков говорят о множестве видов птиц, которых никто не видел вот уже многие столетия, и утверждают, что они исчезли, не оставив потомства. Но как ни удивительно, все еще существуют птицы, уничтожаемые алчными людьми. »

ГЛАВА ПЕРВАЯ О множестве видов птиц и разнице между ними

В холодных северных странах, равно как и в теплых южных, водятся различные виды птиц. Одни из них — хищники, питающиеся мясом, как орлы, другие — такие как гуси — травоядные, а кроме них есть и всеядные, как вороны, есть поедающие червей, как курицы, а некоторые, как например ласточки, добывают пищу в полете. В большом количестве водятся ястребы и коршуны разных видов, ведущие единично обособленный образ жизни. В противоположность им, журавли и голуби собираются в большие стаи.

Часть из обитающих на севере птиц — перелетные, как аисты и лебеди, а часть приручается человеком и привязывается к нему, как соколы и галки. Некоторые птицы, например ласточки, устраивают гнезда при человеческих жилищах, а горлицы — напротив: поселяются в стороне от мест обитания человека и сами добывают пропитание, так как очень дорожат своей свободой.

Одни —как сороки — стрекотливы и шумны, другие — черные дрозды, например, — это певчие птицы, а филины издают ухающие звуки. Почти все птицы поют в дневное время; кукушки подают голос лишь летом, а некоторые, подобно воробьям и орлам делают это круглый год. Есть птицы, подражающие человеческим голосам — это попугаи, которых изредка привозят в Северные страны чужеземцы. Эти птицы необычайно забавны, но иногда могут выболтать услышанные семейные тайны.

Некоторые птицы: журавли и пчелы, подвергающиеся опасности со стороны воронов и соколов, являются предметом особой заботы королей. Иные птицы, вроде скворцов, купаются в пепле или песке, чтобы очиститься, а иные, вроде сорок и галок, ухаживают за собой иным образом. Некоторые виды птиц на глаза человеку попадаются довольно редко — это вороны, ястребы, сороки и белые воробьи.

Птицы отличаются друг от друга как голосами, так и особенностями поведения и природных наклонностей. Так орел — хищный разбойник, петух – бесстыдный распутник, павлин постоянно заботится о своем одеянии, голубь — похотлив и сластолюбив, куропатка — коварна и ревнива, а страус — жесток. Правда, в отличие ото других птиц, страусов на Севере никогда не видели, но их природа именно такова. Сороки болтливы, а галки — вороваты.

Птицы отличаются также строением ног и клювов. Одни имеют изогнутые когти, как у орлов и ястребов, другие же — перепончатые лапки, как у гусей, что присуще всем водоплавающим птицам.

Отличаются они и тем, что с возрастом меняют окраску, как дрозды и журавли, а есть такие, у которых изменяется и голос, подобно курам, а кроме того, у некоторых птиц изменяется не только голос, но и окраска, как это происходит у черных дроздов и соловьев. Лебеди поют, предвещая свою кончину.

Одни птицы прекрасно поют летом и отвратительно — зимой, а некоторые, подобно поползню, изменяют голос ежедневно. Горлицы и ласточки зимой умолкают. Некоторые птицы изменяют тональность пения зимой, а некоторые — летом.

[Гл. 2-3 опущены]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ О ястребах и их разновидных породах

На Севере ястреба считают более благородным и сильным, чем в других странах мира, что проистекает от убеждения, что в таких суровых условиях только сильная птица может существовать и обеспечивать себя питанием, во всем превосходя множество других птиц. Ястреб с наслаждением пожирает кровь, сердце и грудки других птиц, а поэтому бесстрашно и с большим желанием охотится на своих пернатых собратьев. Можно сказать, что им, как и человеком, движет гордыня, жажда власти и насилия.

Существуют породы ястребов, которые, разодрав грудь жертвы, поедают только сердце, другие же пожирают только мозг, оставляя нетронутыми остальные части добычи. Те, кто приучает ястребов к охоте, кормят их раками, которых птицы очень любят и в благодарность за любимое лакомство доставляют хозяину нетронутыми добытых птиц. Охотится ястребам тем более легко, что они намного превосходят других птиц в скорости полета, потому что имеют длинные остроконечные крылья, перья которых ежегодно обновляются во время линьки. Если ястреб охотится поздним вечером, он прижимает пойманную птицу к груди, чтобы она согревала его своим теплом всю ночь, а утром он великодушно отпускает добычу и больше никогда на нее не нападает.

Существует много пород ястребов, из которых одни ловят свою добычу у самой земли, другие ловят птиц, летающих между деревьями, третьи — сидящих на вершинах деревьев, а четвертые захватывают добычу, летящую высоко в небе. Всего существует 16 пород ястребов. Среди них — лунь болотный, хромающий на одну ногу, и сарыч, по-латыни называемый Buteo. Мелким ястребом (Aesolon) греки называют такого ястреба, который в отличие от других пород, всегда появляется только в одиночку.

Кроме того, существует и ястреб породы Cymindis, называемый также ночным ястребом, который смело вступает в схватку даже с орлами. Он намертво вцепляется когтями во врага, и оба камнем падают на землю, становясь добычей охотника. Существуют также ястребы, одних из которых называют дикими, других — домашними. Дикие ястребы нападают на прирученных и пожирают их, но опытный птицелов всегда мгновенно приходит на помощь своему ястребу, если тот оказывается в опасности.

ГЛАВА ПЯТАЯ О ястребах и их природных чертах

Прирученный ястреб приносит свою добычу хозяину, тот вынимает сердце и внутренние органы и отдает их на съедение ястребу. Лучше всего птица чувствует себя, устроившись в теплом месте; поедая говядину или свинину ястреб быстро тучнеет, а от мяса молодых кур — тощает, но от мяса старых куриц — полнеет. Перед охотой ястребов держат в удобном, не слишком темном месте, выпуская через день.

Но при этом следует позаботиться о том, чтобы выпущенный на свободу ястреб не причинил вреда маленьким детям. Какими бы прирученными ни были взрослые ястребы, они, подобно обезьянам, опасны для маленьких детей более других животных. Подлетая к колыбели, хищник так глубоко вонзает когти в глаза и нос ребенка, что освободить младенца очень трудно.

Это крупнотелые птицы с большими яркими глазами разного цвета, что придает им вид полного довольства и радости. У них мощные ноги с большими когтями. Едят они с большим аппетитом, бесстрашно нападая на любых птиц за исключением павлинов, которые, по утверждению Блаженного Августина, убивают ястребов[452]. Ястребы нападают на зайцев, кур, лисят, поросят, гусей, журавлей, уток и белых куропаток, особенно в большие холода, когда те, гонимые голодом, летят к человеческому жилью. А там устроены ловушки из тонких нитей, в которых птица запутывается крыльями, ловушка захлопывается — и ястреб пойман, после чего его приручают, продержав долгое время в неволе.

В Северных странах водится и другая порода ястребов, от которых нужно оберегать домашних птиц, а особенно их птенцов: гусят, утят и цыплят. Зимой эти ястребы сидят в хорошо укрытых гнездах и поджидают добычу, бесстрашно нападая на маленьких птиц, но с большой опаской — на больших: ведь ястреб-перепелятник или глухарь обращают его в бегство, обрекая на голодную смерть.

Ястреб-перепелятник — существо прожорливое и ненасытное, это единственная птица, нападающая, подобно человеку, на своих сородичей. Обычно он гнездится и летает в одиночку, поскольку делиться добычей с собратьями он не может. Воробьи и другие малые пташки спасаются от коварного нападения, улетая как можно быстрее в колючие заросли ежевики. Недостаточно проворные становятся добычей хищника, как мне довольно часто приходилось видеть это. Ведь единственное спасение для малых пташек — это укрыться в колючем кустарнике, подобно тому, как в Индии спасаются голуби от змей, взлетая на дерево.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Об орлах, их природных свойствах и породах

Орел — это благородная птица, получившая такое название (aquila), как утверждает Исидор[453], от слова acumen (острый), имея в виду остроту зрения этого хищника. В Северных странах водится множество разнообразных диких животных и птиц, в том числе и орлов, чьи природные черты я хотел бы описать. Но прежде всего, я считаю нужным рассказать о разновидностях орлов, каковых в тех странах насчитывается шесть пород.

Первым следует назвать птицу herodius, которую также называют кречетом или ловчим соколом (girfalcus)[454]. Herodius — это самая благородная изо всех птиц — имеет белое с синим оттенком оперение, исключая небесно-голубые грудь и крылья. Эта птица настолько сильна, что даже соколы и орлы других пород становятся ее добычей, а ее воинственность так велика, что, увидев в воздухе четыре или пять журавлей или стаю иных птиц, смело бросается на них и сражается, пока все эти птицы одна за другой не упадут на землю, где их подбирает обученная собака и отнесет хозяину. Если же хоть одной птице удается спастись бегством, разъяренный кречет, не слушая призыва вернуться, бросается в погоню и возвращается только поймав ускользающую добычу. Эта птица выводит только одного птенца, как о том свидетельствует Альберт[455].

Затем следует назвать вторую по благородству птицу, которая обычно охотится на гусей, лебедей, кроликов и зайцев, особенно, когда те выводят потомство. Этот орел меньше, чем herodius, он имеет более пестрое оперение, так как у него серые перья перемежаются с белыми, а короткий хвост — ослепительно белый[456].

Третьим идет орел, имеющий обыкновение восседать на обрубках деревьев, откуда и происходит его наименование орел-древесник (aquila truncorum)[457]. Оперение этого орла светло-бурое, охотится он на гусей и уток, и уступает ранее описанным породам орлов как в размерах, так и в храбрости.

Орел четвертой породы охотится на рыб. Оперение у него разных оттенков: белое на животе, черное на спине, а зоб с черными пятнами. Одна нога у него подобна гусиной и приспособлена для плавания, а вторая с острыми когтями — для захвата добычи. Обычно он восседает на деревьях у речных потоков и подстерегает рыб, в изобилии населяющих северные водоемы[458].

Пятая порода — это небольшой пестрый орел чрезвычайного ума и хитрости. Когда он хочет добыть костный мозг своей добычи, то взлетает высоко в небо и роняет кость на скалу, отчего она разбивается, обнажая желанное лакомство[459].

Шестая порода — это белые орлы, питающиеся зайцами, кроликами, поросятами, щенками, лисятами и другими подобными животными[460].

Все орлы настолько любят своих детенышей, что защищая птенцов от стрел, словно щитом, прикрывают их своим телом.

[Гл. 7 опущена]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Об утках и их породах

Утки получили свое латинское название anates потому, что все время пребывают на воде и предпочитают плавать (natare), а не ходить по земле. Утки — птицы всем известные и бывают двух видов: дикие и домашние, хотя делить их на породы можно и иным способом. А известны они потому, что на Севере их превеликое множество. Особенно много диких уток, и кажется, что они полностью покрывают северные водоемы.

Птицеловы очень редко охотятся на диких уток, так как мясо водоплавающих птиц — холодное и грубое на вкус, и люди предпочитают ловить лесных птиц, чье мясо гораздо вкуснее.

Хотя существует несколько пород уток, все они подобны друг другу формой широких клювов и ртов, а также перепончатыми ногами, приспособленными для плавания. Дикие утки разных местностей отличаются друг от друга цветом, в то время как почти все домашние особи имеют белый окрас перьев.

Дикие утки все время пребывают только в незамерзающей воде, которая постоянно подогревается теплыми серными парами, поступающими из-под земли. Гонимые природным инстинктом, они все время описывают круги и зигзаги по поверхности воды, предупреждая тем самым ее замерзание. При этом птицы издают громкие крики, слышные на большом расстоянии. Если же очень сильный мороз, все же, сковывает воду, утки улетают к морю, на просторе которого и находят безопасное прибежище.

[Гл. 9 опущена]

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ О гусях

Как диких, так и домашних гусей в Северных королевствах поразительное множество, особенно во время гнездования. Именно тогда, в апреле, дикие гуси возвращаются из южных стран. Дикие гуси бывают серые и черные, с красными клювами и ногами, в то время как почти все домашние гуси белого окраса и превосходят диких собратьев размерами тела.

Дикие гуси отличаются друг величиной, цветом, происхождением и высотой полета. Одни, подобно гусям пепельно-серого цвета, отличаются самыми большими размерами. Другие, серого и черного цвета, летают на большой высоте, а белые гуси с черными перьями на кончиках крыльев летают выше всех. Некоторые же гуси, подобно шотландским уткам, рождаются на деревьях.

Плиний упоминает и еще одну породу гусей, называемую Comagene. Из жира этих птиц изготовляют знаменитую мазь коммаген (commagenum)[461]. Снадобье готовят, смешивая гусиный жир с корицей, после чего эту смесь помещают в бронзовую посуду и долгое время держат под снегом, чтобы она размягчилась и дозрела.

Обитатели Северных стран употребляют жир домашних гусей как приправу вместо масла, а также как лекарство от простуды, судорог и внезапно возникающих болей. Гусиный жир, смешанный с маслом, останавливает кровотечение, лечит огневик, рожистое воспаление, язвочки на губах, на языке и на лице, а также улучшает слух. На Севере люди используют гусиный жир для лечения обмороженных губ и лица. А смешанный с медом гусиный жир исцеляет укушенного бешеной собакой человека.

После летнего солнцестояния обитатели Севера едят соленое и вяленое гусиное мясо, готовят и блюда из свежей гусятины наравне с мясом других животных. А перед зимним солнцестоянием по гусиным костям предугадывают, насколько суровой и длинной будет зима. Происходит это так: если после еды гусиная кость без мяса становится легкой и светлой, то зима будет суровой, а если же остается прочной и темной, то следует ожидать мягкой и многоснежной зимы.

Измученные долгой северной ночью и сильными морозами, проголодавшиеся домашние гуси становятся беспокойными и перед рассветом кричат тревожнее и громче обычного. А голод и холод приводят к тому, что клювы и ноги становятся белыми, и единственное спасение от такой напасти — это подстелить птицам соломы. Так же тревожно и громко кричат гуси, если чуют засаду или разгорающийся пожар. Тому есть известный всем пример с гусями на Капитолии, о чем писали многие авторы, и, в частности, Св. Августин в книге «О Граде Божием[462]».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Об уроках нравственности, которые можно извлечь из поведения гусей

Аристотель, отправляя своего ученика Каллисфена к Александру, наказывал, чтобы тот проявлял сдержанность и говорил как можно меньше, но с приятностью, особенно в присутствии тех, у кого жизнь и смерть говорящего держится на кончике языка.

Многие авторы, тщательно изучавшие поведение животных, утверждают, что некоторые безмысленные твари спасают свою жизнь, соблюдая глубокую тишину. Так поступают гуси, которые с наступлением жары покидают восточные страны и направляются на запад или на север. По пути им приходится пересекать горы Тантаурус[463], где в большом изобилии обитают орлы. Боясь своими криками привлечь внимание грозных хищников, гуси берут в клювы маленькие камни прибрежной гальки и в полном молчании пролетают над вершинами и перевалами этих гор, после чего выплевывают камни и продолжают путь, безо всякой опаски оглашая небо громкими радостными криками.

Человек, обремененный посланнической миссией или чем-либо подобным, должен следовать примеру гусей, храня молчание и разумно решая, кому, когда и какие слова молвить. Ведь в народе говорят, что сказанное слово назад не покличешь. И здесь более предпочтительно поступить как гуси, чем так, как поступил Каллисфен. Некоторое время сохраняя молчание, гуси спасли свои жизни, в то время как он потерял свою, только потому, что не послушался своего мудрого наставника, дал волю языку, забыв о святой мудрости молчания, как о том говорил Пифагор[464]. Ведь лучше вовремя промолчать, чем вовремя высказаться.

Эти птицы имеют и другое достоинство: они привязаны к хозяину, который их кормит, показывая при этом разум и мудрость. Гусь — существо пугливое, обладающее тонким слухом. Так устроила сама природа: чем более животное пугливо, тем более чуткий из него сторож, ибо в этом ремесле страх — самый лучший наставник.

Блаженный Амвросий Медиоланский в книге «Гексамерон» (кн. V, гл. 13) восхваляет эти качества гусиной натуры такими словами: «Кто не удивится тому, как чутко несли бессонную стражу гуси, о чем свидетельствует шум, поднятый ими в ночи? Тем самым они спасли Капитолий Римский от недругов-галлов. Их заслуге ты, о Рим, обязан своею империей! Твои боги спали, а гуси без сна оберегали тебя. И по сей день не Юпитеру, а гусям ты приносишь жертвы. Боги твои уступили свое превосходство твоим гусям, потому что они спасли тебя и самих богов от вражеского плена. »

[Гл. 12 опущена]

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Об аистах

В северных странах Гёталандии и Свеаландии, начиная с 56° и до 90° северной широты в сторону полночного полюса, обитают только аисты с красными клювами и ногами, но встречаются и чернокрылые аисты. Весной эти птицы возвращаются из жарких стран или стран с обширными теплыми болотами, где они проводят зиму. Возвращаясь, они летят по ночам вместе с журавлями. Аисты всегда отыскивают свои старые гнезда и стремятся туда через огромные земные просторы. Движимые инстинктом продолжения рода, они устраивают свои гнезда чаще в болотах, чем вблизи человеческого жилья. Гнезда они устраивают преимущественно у воды, где и добывают себе пищу: червей, лягушек, мышей, змей и других животных, но никогда — королевских жаб.

Аист захватывает добычу своим мощным клювом и отправляет в желудок, где она размягчается и переваривается. При выведении потомства аист извергает размягченную добычу из желудка, чтобы накормить маленьких птенцов.

Эта птица имеет черное оперение и очень мощный клюв. Аист самоотверженно сражается, обороняя свое гнездо и птенцов, и не уступает противнику, даже погибая. Сражаясь, он выставляет вперед одно крыло, прикрывая ногу, словно щитом. Орлы и другие хищные птицы не нападают на аистов во время выведения потомства. Если же аист не в силах справиться с врагом в одиночку, он призывает на помощь своих собратьев, и вместе они побеждают даже очень сильного врага. А победив, они выражают свою радость, часто клацая клювами. Такие же звуки издает аист, когда приближается супруга, когда птенцы хорошо едят. Он щелкает клювом, то вытягивая шею, то запрокидывая голову назад. Если аист пугается чего-либо ночью, он опять-таки призывает на помощь, клацая клювом и издавая шипение.

Обычно аисты выщипывают пух из гнезд, сбрасывая его наземь, а иногда выбрасывают птенца из гнезда, если видят, что тот плохо растет или семейство слишком большое, чтобы прокормить всех детенышей. Простолюдины считают, что таким образом умная птица платит десятину или совершает плату владельцу земли, на которой расположено ее гнездо.

Между тем, аисты — весьма чадолюбивые существа. Когда самки высиживают птенцов, самцы своими перьями всячески утепляют гнезда, делая их более уютными. Затем родители по очереди ухаживают за птенцами, кормят их до тех пор, пока у молодняка не окрепнут крылья, и подросшие птенцы не начнут самостоятельно добывать себе пропитание.

Волатерранус[465] и Элиан[466] рассказывают, будто Александр Великий свидетельствовал[467], что на некоих островах в Океане по велению Божиему аисты превратились в людей, заслужив эту милость прекрасным отношениям к своим ближним. Поэтому повсеместно считается грешным и постыдным причинять вред этим птицам, особенно в Фессалии, где водится огромное множество ядовитых змей, представляющих смертельную опасность для людей. Аисты же, питаясь змеями, спасают обитателей Фессалии от гибельных змеиных укусов. Поэтому именно там, аисты высоко почитаются, и убийство аиста приравнивается к убийству человека. Не подлежит сомнению, что аисты — это пример целомудрия и священности супружеских уз.

[Гл. 14 опущена]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ О лебедях

Как всем известно, лебедь — птица кроткая и нежная. Свое латинское название cygnus он получил от слова «поющий» (canendo[468]) именно потому, что благодаря длинной, изящно изогнутой шее, издаваемые им звуки приобретают необычную силу, нежность и мелодичность. Однако лебеди поют гораздо реже, чем другие птицы: только когда выводят потомство или страдают от сильных морозов. На Севере их пение можно услышать довольно поздно, так как они пребывают на северных водоемах очень долгое время, и только с наступлением жестоких холодов покидают их и улетают в жаркие страны. Лебединый клин, пролетающий над облаками и замерзающими водоемами среди белых снежинок и темных туч, представляет прекрасное зрелище, а его песнь — единственный звук в пустынном холодном небе, и предвещает он обитателям Севера суровую морозную зиму. И чем более суровую зиму предвещает лебединое пение, тем более довольны этой приметой обитатели Севера, так как сильные морозы для них — это еще и некоторая выгода, о чем я скажу позднее. Когда же погода станет более мягкой, лебеди снова возвратятся на свои старые водоемы.

Однако местные жители, высоко ценящие деликатное мясо лебедей и их нежный пух, недолго оставляют прилетевших птиц в покое. Опытные охотники знают, что лебеди легко поддаются очарованию звуков флейты или скрипки. Поэтому они, надев обманные личины быка или лошади, или просто расположившись рядом с настоящими животными, начинают играть на скрипке, и лебеди, плененные нежными мелодиями, приближаются к берегу. Тогда охотник мечет в грудь птицы копье с крючковатым железным наконечником, привязанным к тонкой прочной веревке, и вытаскивает добычу на берег. Другие лебеди, избежавшие смерти, ничуть не обеспокоены тем, что их собрат вылез на берег: они все обычно выходят из воды в поисках пищи. А пойманный лебедь, которого заманили звуками музыки, оповещает собратьев о своей смерти громким пением. Кроме того, состарившийся лебедь поет перед кончиной, прикрыв голову одним крылом, и с пением уходит из жизни.

Платон утверждает, что тогда лебедь поет не от смертной тоски, а от радости, что исполняется предначертанная ему судьба[469].

[Гл. 16-18 опущены]

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ О воронах диких и ручных

В главе XV четвертой книги говорилось о принятом в Исландии законе об уничтожении воронов. Я упоминал, что эти птицы там необычайно свирепы, особенно белые вороны, которые водятся на этой ледяной земле. Как там, так и в других странах Севера водятся белые медведи и другие животные, вроде зайцев и лис, шерсть которых белеет от жестоких холодов.

Но поскольку предметом этой книги являются птицы, то повествование будет касаться свойств, которые присущи только воронам. Достаточно сказать, что как дикие, так и прирученные вороны имеют натуру свирепую, хищную и вороватую. Поэтому люди должны остерегаться везде: на пастбищах, препятствуя хищникам похищать ягнят, у себя во дворе, где вороны могут выцарапать глаза младенцу, лежащему в колыбельке. Оберегать от них следует и кошелек с деньгами: ведь сказал же Цицерон о галках, обращаясь к Валерию. Флакку[470]: «Доверять тебе золото можно столь же мало, сколь и галкам[471]. »

Плиний также говорил о вороватости галок, которые потому и получили латинское название monedula, потому что постоянно воровали блестящие золотые и серебряные деньги, называемые по-латыни moneta. Молодых птиц можно научить говорить человеческим голосом, но от того больше вреда, чем пользы. Особенно большой вред наносят галки полям пшеницы, и изгнать их оттуда можно лишь с помощью установленных там пугал.

Перотто, говоря о белых воронах, приводит пример о том, как британский король однажды послал белоснежного ворона королю Сицилии Альфонсу, а второго белого ворона прислал ему царь Скифии[472]. Это была великолепная ловчая птица, и король Альфонс охотился с нею на фазанов.

Если бы европейские скифы поинтересовались ценой римского ворона, наученного произносить четыре льстивых слова, то узнали бы, что стоит он сорок тысяч флоринов — сумма, которую британские короли и скифские цари за всю свою жизнь могли бы потратить на приобретение собак, воронов и даже соколов. Существует описание подобного случая. Когда Цезарь Август возвращался в Рим на триумфальной колеснице, среди приветствующих его был некий хитроумный актер-мим, научивший своего ворона кричать: «Аве, Цезарь, победитель, император!» И восхищенный триумфатор заплатил за удивительного ворона двадцать тысяч золотых монет. А за другую, принадлежавшую бедному сапожнику птицу, сказавшую Цезарю: «Погибли мои труды и деньги!», он заплатил еще больше[473].

Как бы ни относились к этой общеизвестной поговорке в Лациуме, следует отметить, что ни в одной Северной стране вороны за свои слова и голоса никогда не получали вознаграждения, хотя говорят, что они способны издавать разные звуки числом более 64-х. И наиболее зловещий из них — это «Cras, cras!», означающий «Завтра, завтра!», что присуще всем должникам, дающим пустые обещания, а также предвещающий скорую погибель. Есть и другой выкрик: «Erit, erit!», то есть «Будет, будет!», но ничего никогда не будет.

Никто не платит ни гроша и за другие издаваемые воронами звуки вроде, свиста, кудахтанья, собачьего лая, карканья, горловых звуков или хрипенья, которыми они предвещают ужасные бури, проливные дожди и другие бедствия. В тавернах иногда содержатся прирученные вороны, которые подбираются к опьяневшему от пива посетителю, похищают у него деньги и прячут в потайном месте, а когда приходит время платить за веселье, человек, участвующий в этом обмане, выручает беднягу, получая свою мзду. И если таким образом ворон платит за всех, получается, что выпивка была бесплатной[474].

[Гл. 20-23 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ О лечении соколов и других ловчих птиц обитателями Северных стран

Если сокол сидит и качает головой, закрыв глаза, это значит, что у него болит голова. Тогда следует поочередно давать ему жир, смешанный с перцем и куриное мясо.

Если он открывает клюв и щипает себя за ноги, это значит, что в голове у птицы скопилась вредоносная жидкость. Тогда следует взять серебряное стило и прочистить птице ноздри, чтобы скопившаяся жидкость вытекла наружу, а затем смазать внутренность носа свежим маслом.

Если птица чихает, извергая из ноздрей воду, это значит, что там скопилось слишком много влаги. Тогда следует взять три грана камнеломки с таким же количеством тонко измолотого перца с уксусом и, смочив в этом растворе тонкий пучок шерсти или льняной ткани, ввести его в ноздри птицы.

Если шея птицы опухает, то следует вскрыть ушную вену, чтобы выпустить несколько капель воспалительной жидкости, а затем накормить птицу лягушками и куриным мясом.

Если сокол часто поднимает ноги и щиплет клювом нижнюю часть голени, значит у него судорожное сжатие вен. Тогда следует вскрыть вену между голенью и бедром.

Если у птицы завелись вши, следует смазать голову старым жиром в смеси со ртутью, повторив это несколько раз.

Если у птицы температура, что выражается в воспалении и дрожании ног, то следует периодически давать ей смесь куриного жира с сильным уксусом и алоэ, а затем кормить улитками[475].

Если птица извергает пищу, значит в желудке у нее образовалась вязкость. Тогда следует давать ей мясо воробья, посыпанное измельченной гвоздикой, чередуя это лекарство с мясом молодого голубя, приготовленного таким же образом. Когда эта пища перестает извергаться, значит птица выздоравливает.

Если у птицы случается запор, то в течение трех дней следует кормить ее свиным сердцем с измельченной свиной щетиной, после чего наступит выздоровление.

Если у птицы завелись глисты, то для выздоровления следует в течение трех дней кормить ее свининой, посыпанной мелкой стальной пылью.

Если моль поедает перья птицы, то следует смешать горячее вино с молотым перцем и ввести эту смесь в желудок сокола, удерживая ее там до полного усвоения.

Если птица страдает от подагры, то есть ноги ее опухают без внешних повреждений, то следует приготовить унцию смеси, состоящую в равных долях из оливкового масла, сливочного масла и алоэ, тщательно перемешав все в плотную массу, подобную ливеру. Такое снадобье готовят каждый день, и в течение трех дней смазывают ноги птицы, держа ее на солнце и подкармливая кошачьим мясом.

Ели птица испытывает такой сильный зуд, что чешется и царапает себя, роняя перья, то следует смешать гусиный и овечий помет с сильным уксусом и алоэ, нагревая смесь на солнце или медленном огне в течение трех дней, после чего купать в этом отваре сокола и кормить голубиным мясом, приправленным медом и перцем. При этом необходимо в течение девяти дней держать птицу в темноте. За это время в хвосте птицы должны появиться молодые здоровые перья. После этого, для полного выздоровления следует несколько раз искупать птицу в розовой воде.

При ранах хорошо помогает смесь с большим содержанием яичного белка, оливкового или свежего сливочного масла. Рану следует очищать, промывая не водой, а горячим вином до тех пор, пока не нарастет новая кожица.

[Гл. 25-38 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ О павлинах

Павлины — очень редкая птица в землях Аквилонских, и ценится за красоту своего оперения и полезность. Они откладывают яйца и выводят птенцов один раз в году, но до зрелого возраста доживают лишь немногие, и причиной тому служат жестокие северные холода. Тем не менее, в Восточном и Западном Гёталанде, а равно и в соседней Швеции их разводят в большом количестве. За птенцами ухаживают с величайшей тщательностью: в первые дни их кормят ячменной мукой, скатанной в небольшие пилюли, затем дают свежий, хорошо выжатый творог, так как сыворотка им вредна. А после тридцать пятого дня начинают кормить уже немолотыми ячменными зернами. В конце концов, птиц выпускают на недоступные для хищных лисиц поля и нивы, где они, движимые природным инстинктом, сами добывают себе пропитание.

За павлинами на Севере ухаживают более старательно и лучше, чем за другими птицами, из-за их роскошных перьев, цвета которых копируют художники и ткачи северных стран, воспроизводя их яркие краски в своих произведениях. а произведения великих художников на Севере редки, из-за большой отдаленности и трудности путешествий в эти страны.

Легковерные простолюдины могут подумать, что эти существа в ангельской красоты одеяниях посланы нам с небес, хотя сама Природа опровергает это суеверие, наградив птицу отвратительным скрипучим голосом и змееподобной головой.

Подобное заблуждение неудивительно. Об этом писал и Волатерранус: « Увидев первый раз павлина в Индии, Александр Македонский был в восторге и своим указом запретил убивать этих птиц[476]. Когда же его привезли в Грецию, павлин долгое время приносил доход своему владельцу, потому что сначала за плату его показывали избранным, а затем уже и всем остальным».

Самец ( обычно один на пятерых самок), пылающий неудержимой похотью, старательно отыскивает отложенные самкой яйца, чтобы уничтожить их, а уже появившихся на свет цыплят преследует так жестоко, словно каких-то чужеродных существ до тех пор, пока у них не появятся гребешки, указывающие на общность породы.

Для высиживания курочки павлинов откладывают довольно большие яйца в укромных местах. Во время высиживания яйца довольно часто поворачивают ч тем, чтобы облегчить цыпленку появление на свет. Самка павлина так же внимательно относится и к подложенным под нее утиным яйцам, однако утята сразу начинают плавать в воде и не обращают внимание на зовущую их наседку-паву — родовой инстинкт оказывается сильнее.

Птенцы павлинов очень быстро подрастают и выходят из-под материнской опеки, оставляя давшую им жизнь мать одну, без радости материнства.

[Гл. 40-52 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предыдущей книге говорилось о птицах — водоплавающих и гнездящихся на суше. Теперь же настал черед обратиться к рассказу о животных, плавающих в водах рек и морей, а именно, речь пойдет о существах, которые во множестве водятся в водах Северных стран. Не считая дыхания, у них как в облике, таки в свойствах натуры, мало общего с обитателями, населяющими воды других стран Земли. Северные озера и реки населяют рыбы столь многочисленные и разнообразные по размеру, внешнему виду и повадкам, что лучше всего — это попробовать их на вкус, чем спорить об их породах и названиях.

Я посещал обширный рыбный рынок в Венеции и заметил, что более всего там предлагают лишь четыре или пять видов рыб. Я определил их названия: это щуки, лини, угри, кабалы и скаты. Это не идет ни в какое сравнение с обилием и множеством рыб, названия которых не отыскать в греческом или латинском языках — столь разнообразны и многочисленны их породы в северных водоемах. Но хорошо известно, что эти рыбы имеют тонкий нежный вкус, а потому придумывать им названия на голодный желудок — занятие бесплодное, ведь лучше попробовать прекрасно приготовленное блюдо, а потом уж дать ему название.

И не должно сомневаться в существовании таких рыб, которых вы видели очень редко или не видели вовсе, ведь в книге «О животных» говорилось, что каждому существу природа отвела свое место: львам — в Ливии, а оленям — в Швеции. Причем, все исследователи природы в таком мнении полностью единодушны Это же относится и к рыбам, и к птицам, потому что в природе не бывает ничего лишнего, несмотря на то, что не все можно увидеть своими глазами, но вообразить и уразуметь — можно. Каждый может иметь свое мнение и суждение, но только опыт может подтвердить его правоту.

Следует, однако, принять во внимание утверждение Исидора о том, что названия получили сначала млекопитающие и птицы, ибо человек изучил их раньше, чем обитателей водоемов. А впоследствии существа, обитающие в воде, получили названия по сходству с ранее изученными обитателями суши, соотнося их по некоему подобию и сходству во внешнем виде, свойствах натуры, окраске, пестроте расцветки и способах размножения. Благодаря этому сходству и появились такие названия как рыба-лягушка[477], морской телец[478], морской лев[479]. Названия давались не только по сходству облика, но и по сходству повадок с земными существами. Отсюда появились названия морские собаки, лисицы и волки, так как, подобно своим земным одноименцам, в охоте они свирепы и ненасытны.

По цвету, например, получили свои наименования обычная темная форель и форель золотистая, по пестроте окраса — радужная форель, а по облику — скат и рыба пила.

По способу соития и кормления детей от всех отличаются киты, производящие на свет детенышей и выкармливающие их своим молоком.

О некоторых диковинных существах, в большом изобилии населяющих северные водоемы будет рассказано в XXI книге. Теперь же речь пойдет о рыбах и, в первую очередь, о местах их обитания.

ГЛАВА ПЕРВАЯ О троечастии северной страны Ботнии и о величайшем изобилии рыбы в ней

Ботния — обширная страна, примыкающая к северной части Гётского, иначе Свейского, залива[480]. Эта большая провинция состоит из трех частей: Вестерботнии, Норрботнии и Остроботнии[481] Обитатели Норрботнии живут в основном за счет рыболовства, и вовсе не потому, что земля их бесплодна, а потому, что обилие рыбы в их стране настолько велико, что ее вполне хватает для обмена на все необходимые для жизни вещи.

Так, из Испании и Лузитании[482] они получают прекрасные вина и соль, из Англии и Фландрии — дорогие ткани, из городов Германии — все нужные в хозяйстве товары, украшения и повседневную одежду. В Гёталанде и Свеаланде они покупают и привозят морем пшеницу, рожь, ячмень и все нужные им овощи. Все побережье, каждый остров, каждый залив, любая река и любой ручей круглый год непомерно изобилуют рыбой, а особенно летней порой, когда эта страна наиболее приятна и привлекательна.

У побережья лежат очаровательные острова, особую привлекательность которым придают тенистые деревья и душистые травы. Из ветвей слышится гармоничное пение множества птиц, в воде плескаются мириады рыб, играющих у поверхности, и в любом месте рыбакам достается богатая добыча. В этом море нет хищных вредоносных существ, а на земле почти нет ядовитых гадов и животных, которых следовало бы опасаться. В течение всего лета там не бывает ни ночной тьмы, ни изнурительной жары, стоит приятная теплота, все тихо и спокойно.

Однако — и это, наверное, самое удивительное — в такой вольной и приятной обстановке, среди чудесной природы, не допускаются никакие постыдные и легкомысленные деяния, отношения же между мужчинами и женщинами целомудренны, среди этих людей не бывает преступного кровосмешения, прелюбодеяний и бесстыдного разврата. И так сильно здесь действие первозданного закона Божьего, что многие ученые богословы часто отстают от этих людей.

Из гор Норрботнии течет бурная, но глубокая река, образующая при впадении в море два устья. А между ними, на узкой полоске земли построен город, именуемый Торна[483], что означает «островная башня[484]». город этот расположен на 82° северной широты и 42° восточной долготы[485]. Он стоит в необычайно удобном месте, а потому нигде в приполярной области не бывает такой оживленной торговли, как в этой Торне. Сюда приезжают белые руссы[486], лаппонцы, биармийцы, ботнийцы, финны, тавасты и хельсингландцы. Преодолевая высочайшие горы, бурные реки и обширные пустынные пространства, сюда приезжают люди из Норвегии и Емтланда[487]. Часть пути они проделывают на длинных узких челнах, специально приспособленных для плавания по бурным порожистым рекам, а часть — на прирученных оленях. А через покрытые снегом горы они идут на изогнутых досках, легко скользя по заснеженным склонам. Этот способ передвижения уже описывался в самом начале этой работы.

[Гл. 2-3 опущены]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Об охоте на морских тельцов

Поскольку в Ботническом и Финском заливах морские тельцы, иначе тюленями называемые, водятся в большом изобилии, я считаю нужным вкратце описать их натуру и способы охоты на них, что мне пришлось видеть своими глазами. Морской телец (Vitulus marinus), которого также называют латинским словом helcus, получил такое название, благодаря сходству с обычным земным тельцом. Тело у него твердое и мускулистое, поэтому добыть такое животное можно лишь сильным ударом в висок. Голос его подобен голосу быка, он имеет четыре ноги, но не имеет ушей снаружи, так как всю жизнь он проводит в воде, и если бы уши у него были снаружи, то во время плавания внутрь попадало бы слишком много влаги.

Детеныши тюленей рождаются вполне сформированными особями. Самки рожают детенышей в любое время года, как и люди, но преимущественно тогда, когда у коз появляются первенцы.

Морской телец имеет плотный волосяной покров. Спариваются тюлени наподобие собак, прижимаясь к самке сзади, даже против ее желания. Самка тюленя рожает, как и домашний скот, на земле, обычно производя на свет не более двух детенышей, хотя автор книги «О природных вещах» утверждает, что на свет могут появляться сразу и три детеныша. В море детенышей пускают лишь спустя 12 дней после рождения, постепенно приучая их к воде. Во сне они издают легкое мычание, отчего и получили название тельца. Однако тюлени легко поддаются обучению и, окликнутые по имени, приветствуют человека поклонами и нестройными голосами. Более крепко не спит ни одно животное. Ласты, которыми он пользуется, плавая в море, на земле заменяют ему ноги. Обычно морские тельцы двигаются по суше, переваливаясь наподобие хромого человека.

Рассказывают, что шкура, снятая с его тела, сохраняет чувствительность к морю, и шерсть начинает топорщиться, когда прилив идет на убыль. А правый плавник, положенный под голову, вызывает глубокий сон.

Боящиеся грома и молнии утверждают, что нет более безопасного укрытия, чем под шкурами морского тельца, ибо это единственное животное в море, как и орел в небесах, защищенное от таких ударов. Октавиан Август, сочетая жестокость повелителя и мягкость доброго отца, во время грозы испытывал страх, а поэтому всегда имел шкуру морского тельца, чтобы уберечься от ударов грома и молнии[488].

Альберт Великий, описывая морских тельцов, указывает, что их шкура покрыта густой шерстью с черными и белыми пятнами. Детенышей выкармливают молоком из материнского вымени, выпуская в море лишь на двенадцатый день. Во сне морские тельцы так громко храпят, что издаваемые ими звуки часто принимают за голоса спящих на песке моржей или китов, спящих над водой под прикрытием скал, а также зверей под названием celetus[489]

ГЛАВА ПЯТАЯ О способах охоты и целительных снадобьях, получаемых из этих зверей

Из рисунка к предыдущей главе легко понять, как охотятся на морских тельцов. Одетый в черную шкуру охотник, вооруженный длинным копьем с зазубренным наконечником, лежит на льдине и, издавая мычание, подманивает к себе морского тельца. Вскоре обманутый самец идет на призывные звуки, надеясь обрести новую супругу вместо убитой им же, ибо, как свидетельствует Альберт Великий, среди зверей нет более жестокого убийцы самок, чем тюлень, который убивает супругу, если та делает попытку оборониться от нежелательных притязаний самца.

Однако здесь его ждет не самка, а копье, не наслаждение соитием, а ловушка и гибель. Зазубренный наконечник копья входит в его тело и остается там, пока животное не ослабеет от потери крови, вытекающей из раны, после чего тушу легко вытащить из воды при помощи веревки. Добыть спящего морского тельца легко при помощи того же зазубренного копья, так как этот зверь спит очень глубоко, как, впрочем, и другие рыбы или моржи. Альберт Великий утверждает, что морские тельцы не водятся в пресных водах, но заплывают туда лишь в пылу погони за добычей, подробнее об этом будет сказано ниже, когда будет описание ловли сельди[490].

С возрастом морские тельцы, подобно людям и лошадям, седеют. Молодые особи всегда с почтением относятся к старшим. Замечено, что тюлени, словно рогатый скот, во время отдыха на прибрежных скалах сбиваются в стада по 30 — 40 или даже более особей, причем старшие спят отдельно от младших. Если вожак спускается в воду, никто из стада не остается на берегу или на льдине, разве что лишь самки-роженицы.

Снятая с тюленя шкура сохраняет чувство моря и, где бы она ни находилась, всегда указывает на прилив и отлив тем, что шерсть на ней встает дыбом или приглаживается, как это происходит со всеми морскими животными, покрытыми шерстью. Если на море должно подняться волнение и непогода, шерсть на шкурах морских тельцов начинает топорщиться, или остается гладкой, если ожидается спокойная погода. Таким образом с помощью неживых предметов можно наблюдать за состоянием моря. Мореплаватели Ботнии предугадывают, одеваясь в тюленьи шкуры, что ожидает их в море — спокойное плавание и тихая погода или предстоит опасное путешествие по бурному морю.

Светоний в жизнеописании Тиберия говорит, что этот император носил шкуру морского тельца для защиты от удара молнии, о чем свидетельствует и Волатерранус[491]. А Плиний пишет, что опасающийся укусов бешеной собаки должен смазать лицо жиром морского тельца. Равным образом этот жир помогает при лишаях и проказе. Тюлений сычужёк[492] в смеси с молоком кобылицы пьют страдающие падучей люди. Подобную смесь ведуны дают нюхать при лечении сонной болезни. Тюлений сычужёк обладает такими же целебными свойствами, что и подобное снадобье из бобра — оба они полезны для страдающих эпилепсией. Это же снадобье помогает женщинам, страдающим сужением матки. Лекари утверждают, что настоящий тюлений сычужёк, опущенный в воду, остается неповрежденным, а поддельный быстро растворяется.

[Гл. 6-7 опущены]

ГЛАВА ВОСЬМАЯ О рыбах-волках, иначе щуками называемых

В горах Лаппонии есть пресноводные озера длиной в четыреста и шириной в сто и даже более итальянских миль с таким изобилием щук и других рыб, что их хватает не только для прокормления обитателей четырех обширных королевств Севера, но и для вывоза в Германию, куда соленую и высушенную на ветру рыбу отправляют на торговых судах, навалив грудой, словно дрова. То же самое нужно сказать и об озерах Финляндии.

Итак, щука — это речная рыба с огромным ртом и необычайно острыми зубами, которая пожирает мелких рыбешек, и только окунь, натопорщив жесткую чешую и острые плавники, пытается противостоять ей. Однако это не всегда помогает, и щука, притаившись, ожидает, когда можно напасть на окуня так, чтобы захватить его вдоль чешуи и плавников, сжимая челюсти на голове жертвы, терзая ее и постепенно проглатывая. И никакая, даже вооруженная таким образом, рыба не может уберечься от этого алчного существа.

Эта алчная рыба-волк, называемый щукой, пожирает даже ядовитых существ, таких как жабы, лягушки и им подобные. Тем не менее, лекари рекомендуют эту рыбу больным в качестве здорового питания. Попавшая в рыбачьи сети щука может легко освободиться, если рыболов тянет сеть медленно, но никогда не сможет уйти, если быстро извлечь сеть из воды.

Эту рыбу называют водяным волком, и если в реке достаточно воды и рыбы для пропитания, то щука достигает восьми футов в длину. Она может пожрать рыбу почти такой же величины, как и сама. Ухватив добычу, она сначала откусывает голову, и постепенно съедает все тело, переваривая его кусок за куском. Она не щадит даже своих сородичей и делает это, наверное, по врожденной свирепости, алчности и ненасытности. Щука нападает на своих мальков, как только те из икры превращаются в рыбку. Она не боится ни острых плавников, ни жесткой чешуи. Желудок у нее расположен так близко к глотке, что кажется ее продолжением, и иногда, охваченная неутолимой алчностью, она извергает его наружу, чтобы втянуть вместе с захваченной добычей.

[Гл. 9-29 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ О падающих с неба рыбах, лягушках, мышах, червях и камнях

Поскольку есть возможность объяснить изображенный на рисунке вверху феномен чисто физическими причинами, приобретенными знаниями и опытом, как это часто делают многие писатели, я считаю излишним прибегать к утомительно длинным доказательствам, переходя от одного к другому не менее нудному. Достаточно указать, что подобное происходит в Северных странах гораздо чаще, чем где бы то ни было и становится возможным потому, что климат там более влажный, погоды более сырые, а облака за счет тепла, исходящего из многочисленных серных копей, становятся более кучными и липкими, полными бесплодной влаги.

Что же касается мышей, я уже упоминал ранее о том, что они падают из облаков в бесчисленном множестве, после чего их поедают маленькие зверьки, именуемые горностаями. Таким же образом, очень часто с неба падают лягушки и черви, а так же рыбы и даже зерна полбы, озимой пшеницы и других злаков, которые весной прорастают, превращаясь в лазурного цвета ростки, и приносят неплохой урожай.

В современных хрониках о подобных явлениях упоминают очень редко, отдавая предпочтение старым временам. Не так давно в Нюрнберге была издана книга, полная изображений и описаний всяческих существ и чудес, противных самой природе[493].

Плиний в разделе LVIII книги II пишет о том, как Анаксагор предсказал грекам, что в такой-то день с Солнца упадет скала, что исполнилось с достойной удивления точностью.

В той же главе Плиний пишет, что недавно он сам наблюдал подобное у воконтиев[494]. В предыдущих разделах он говорит о силе молний, однако в главе LVI он пишет об удивительных дождях из молока, крови, мяса, железа, шерсти и кусков кирпича. Прорицатели заранее предупреждали о том, что многие пострадают от падающих с неба стрел, однако на самом деле были убиты только два консула[495].

[Гл. 31-32 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Могучий Океан являет людям изумительное представление, которое постоянно происходит в его бурных водах: то он исторгает из глубин на всеобщее обозрение свои диковинные детища, то поражает нас не столько своей необъятностью и подобием небесным созвездиям, сколько изменчивостью своих грозных форм, тайнами, скрытыми в его глубине и не имеющими подобия как в небесах, так и на земле, ибо ничего подобного нам не увидеть ни в недрах земли, ни на ее поверхности, где мы все обитаем. На бескрайних просторах изменчивого Океана, вмещающего в себе обильно прорастающие семена жизни, которые неустанно засевает великая природа, можно встретить немало разнообразных чудовищ.

Так или иначе они перемещаются, попадают в сети и ловушки, и мы можем видеть, что по великому множеству своих форм земные существа могут быть соотнесены с некоторыми порождениями Океана. Пытливый исследователь может видеть, что море содержит не только обитающих на суше животных, но и совершенно отличных от них, таких как морской виноград[496], меч-рыбу, пилу-рыбу, а внутри мельчайших раковин обнаруживается лошадиная голова. Кроме губок, в море можно встретить морскую крапиву, морских звезд, колдуний, змеев, монахов, коров, волков, шиповатых спондил, мышей, воробьев, воронов, лягушек, свиней, быков, баранов, лошадей, ослов, собак, саранчу, телят, деревья, колеса, кувшины, львов, орлов, драконов, ласточек etc.

Некоторые из этих бестии выбираются на сушу, пожирают корни кустов и уходят обратно. Одни тучнеют на южных ветрах, другие — на северных. Есть в море создания вроде нереид, которые поют жалобные песни, телом же они сходны с человеческими существами. Но есть в море бестии, тела которых абсолютно схожи с человеческими. По ночам они взбираются на корабли, и та сторона судна, где усаживается такой морской человек, уходит под воду, а если он пробудет там долгое время, то и весь корабль может затонуть.

И действительно, судя по свидетельству некоторых достойных доверия норвежских рыбаков, иногда случается и такое, что подобное существо могут изловить, но если тотчас же не освободить его, то поднимается жесточайший шторм, сопровождаемый ужасными воплями таких человекоподобных существ и других морских чудовищ. И кажется, что небо раскалывается и готово обрушиться вниз, и испуганные рыбаки, чтобы спасти свои жизни, с великой поспешностью уплывают прочь, отпустив эту чудовищную добычу. Потому рыбаки неукоснительно придерживаются правила: поймав невиданной формы рыбу, тотчас же отпустить ее, чтобы не подвергать свою жизнь смертельной опасности.

Если читателю недостаточно приведенных здесь примеров, касающихся различных морских чудовищ и рыб, то он может прочитать больше в последней главе кн. XXXII Плиния и в кн. V «Гексамерона» св. Амвросия.

ГЛАВА ПЕРВАЯ Об опасности рыболовства в Норвежском Океане

Следует сказать, что рыболовство в Норвежском Океане — занятие опасное по многим причинам, и одна из них та, что ловят рыбу в открытом море вдали от берегов. Внезапно налетают ужасные бури, во время которых рыбаков мгновенно поглощают волны, их суда могут быть раздавлены огромными глыбами плавающего в море льда, они могут потерять друг друга и разойтись в разные стороны, что особенно опасно, когда один из мореплавателей сражается с китом или каким-либо другим морским чудовищем, и, наконец, самое ужасное — это появление из океанских глубин огромной рыбы или иного морского монстра, от прикосновения к которым руки рыбаков парализуются, и как уже говорилось в предисловии, буря будет свирепствовать, пока они не отпустят пойманное чудовище или не утонут вместе с кораблем. Если же кто-либо из рыбаков опрометчиво вступит в схватку с чудовищем и сможет выбросить его за борт (а тот принимает вид утопленника), то его постоянно будет преследовать вой и рев собратьев сброшенного чудища, а вытащить заброшенные сети и крючки он не сможет, а равно не сможет работать веслами или поднять паруса, чтобы уйти от преследования, и это все будет продолжаться, пока разъяренные чудовища сами не оставят его в покое, только тогда отважный рыбак сможет уйти. Если же в сети неожиданно вместо нужной рыбы попадает такое чудовище, его считают бесполезным уловом и немедленно выбрасывают за борт, чтобы сохранить ранее пойманную рыбу (обычно это треска), которую можно выгодно продать в своем районе или даже в далекой Германии.

Многие тысячи рыбаков обитают по всему королевству в местах, называемых Adanes Trondenes, Duvanes, Gamlavik, Nyavik[497]. В феврале, марте и еще раньше — в январе уроженцы этих мест отправляются на ловы рыбы. Они выходят в море на своих прочных надежных кораблях, удаляясь от берегов на два дня пути. С собою они берут достаточно припасов, необходимых для того, чтобы провести в открытом море двадцать или даже тридцать дней. Место, куда рыбаки выходят на лов чаще всего, располагается между Норвегией и Исландией. Когда разражается даже неистовая буря, эти мореплаватели не становятся на якорь, а продолжают лов, дрейфуя вперед-назад до тех пор, пока их суда не наполнятся рыбой. Чтобы найти путь и добраться до своих берегов, мореплаватели имеют инструменты, помогающие им в этом.

Люди заметили, что появление в море чудовищных рыб львиного облика или рыб с лицом человека предвещает раздоры и войны на земле.

[Гл. 2-4 опущены]

ГЛАВА ПЯТАЯ Об ужасных чудовищах у берегов Норвегии

Как у берегов, так и вдали от них в Норвежском море можно встретить устрашающего вида рыб, носящих странные наименования, хотя обычно их относят к породе китов. Их дикий свирепый облик бросается в глаза и до дрожи устрашает очевидцев, доводя их до оцепенения. Внешний вид их отвратителен и страшен, головы у них квадратные, усеянные острыми шипами и четырьмя длинными рогами, что придает монстру вид дерева, вырванного из почвы и поставленного кверху корнями. Головы чудовищ бывают длиной от десяти до двенадцати локтей. Головы эти — черные, с огромными глазами, зрачки которых подобны необычайной величины — до локтя в поперечнике — огненно-красному яблоку. В темноте рыбаки иногда принимают эти пламенеющие глаза за далекий огонь маяка или фонарь на корабле собрата по ремеслу. Толстые волосы свисающие, словно борода, придают чудовищу некое сходство с опустившим крылья гусем. По сравнению с огромной квадратной головой тело чудовища кажется совсем небольшим – четырнадцать — пятнадцать локтей в длину. Один такой монстр может опрокидывать и даже топить суда с искусной и сильной командой.

Такому невероятному феномену имеется достоверное подтверждение: письмо архиепископа Нидароса[498] Эрика Валькендорфа[499] папе Льву Х, написанное примерно в 1520 году. Вместе с письмом в Рим отправили и устрашающего вида голову какого-то монстра, причем голова эта была сильно просолена для большей сохранности.

Плиний в кн. IX:33 говорит, что морские гребешки и пальчики (дактили) ярко светятся в темноте и даже во рту того, кто их ест, о чем он еще раз упоминает в 61 главе этой самой книги.

Голова же этого чудовища, утыканная рогами по твердой коже, очень тяжелая. Вероятно сама Природа сотворила монстра таким для того, чтобы он быстрее погружался в воду. Нигде более природа не бывала столь причудлива, когда, словно для своей забавы, создавала такие существа, украшая их рогами — грозным оружием всех животных, о чем Плиний упоминает к кн. XI:37, а также Перотус в своей книге под названием «Cornucopiae».

[Гл. 6-10 опущены]

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ О свирепости некоторых морских чудовищ

Прокопий в своем труде «Войны с готами» (кн. III) подробно описывает деяния Тотилы[500], рассказывает о кровопролитной войне в Италии, свидетелем которой он был сам[501]. Мне хотелось бы последовать его примеру и рассказать о тех памятных всем событиях, которые имело место зимой. Случилось так, что в Византии и в других местах происходили частые землетрясения, гораздо более мощные, чем обычно, и все они происходили по ночам, а потому обитатели тех мест были объяты паникой и страхом, справедливо полагая, что в любой момент могут быть похоронены под развалинами домов и строений. Страх этот был так силен, что люди ничего другого больше не боялись.

А в то же время в Египте река Нил вышла из берегов и поднялась на целых 18 локтей выше обычного разлива и затопила всю страну, чего никогда ранее не случалось. Люди были скованы ужасом, погибло неисчислимое множество животных.

Тогда же, самым удивительным образом, было поймано морское чудовище, которое византийцы называли Порфирием. Это существо было настоящим бичом Византии и прилегающей к ней местности на протяжении пятидесяти лет, правда, иногда с большими перерывами. Большое число кораблей оно пустило ко дну с командами и пассажирами, постоянно нападало на корабли, сбивая их с курса и отгоняя далеко от берегов. Император Юстиниан очень хотел поймать это чудовище, но достичь своей цели никак не мог. А сейчас я коротко расскажу о том, как, все же, поймали эту ужасную бестию.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ О поимке чудовищного кита и его размерах

Море в тот день было очень спокойное, и стая большая дельфинов спокойно плавала около устья реки, впадавшей в Понт Евксинский. Внезапно дельфины заметили приближение чудовища и во всем многочислии бросились в единственное место, где можно было спастись — в реку Сагаридис[502]. Но огромное чудовище нагнало их и тут же пожрало довольно большое количество дельфинов. После того, неизвестно почему-то ли движимое голодной ненасытностью, то ли природной свирепой драчливостью, чудище продолжило погоню за дельфинами и незаметно для себя подплыло к береговой отмели, где и застряло в иле и грязи. Хотя оно и стремилось освободиться, совершая отчаянные телодвижения, но только глубже погружалось в прибрежную грязь. Прослышав об этом, жители окрестных мест сбежались отовсюду и набросились на монстра с топорами и со всем, чем только могли. Затем они связали монстра веревками и вытащили на берег. Чудовище было около тридцати локтей в длину и десяти локтей в ширину. Его разрубили на куски и поделили между собой. Одни посолили мясо, а другие тут же его съели на пиру.

Но византийцы, напуганные необычно частыми и сильными землетрясениями, произошедшим в Египте невиданным разливом Нила, а также поимкой необыкновенного монстра, усмотрели в этом лишь дурные предзнаменования на будущее, и каждый толковал эти события на свой лад. Если народ удручен происходящими событиями, он всегда выводит из них некие дурные предзнаменования на будущее. Так, византийцы предполагали, что смерть чудовищного кита может повлечь за собой месть за содеянное.

Страбон в кн. I утверждает, что греки не знали более огромного животного, чем кит, и тем более не знали, какое чудовище может пожрать его.

[Гл. 13-34 опущены]

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ О свирепости одних рыб и дружественности других

На рисунке изображен плавающий в соленых водах человек, на которого внезапно набросилась стая прожорливых рыб из семейства акул. Эти рыбы известны в Италии под названием boloma, а в Норвегии их называют haafisck. Они увлекают человека в глубину не столько зубами, сколько весом стаи, пожирая при этом наиболее деликатные и уязвимые части тела: нос, пальцы рук и ног и гениталии. Затем появляется скат, этот мститель хищникам за их преступления. Он стремительно рассекает воду, благодаря плавникам, которыми его наградила природа. В мгновение ока он разгоняет коварных прожорливых существ, которые влекут человека вниз, а затем побуждает его уплыть прочь как можно скорее. Но и тогда он не оставляет пловца, а сторожит его, даже если тот уже расстался с жизнью, и покидает человека только после того, как морская природа очистит тело, и оно всплывет на поверхность. В кн. XXIV труда «О животных» Альберт утверждает, что дельфины берут на спину брошенного в море человека и доставляют его к берегу целым и невредимым, убедившись по запаху, что тот не употреблял дельфиньего мяса, но если же они убеждаются в обратном, то сами пожрут его.

Такое достойное сожаления зрелище можно увидеть у берегов Норвегии, когда чужеземные моряки, не ведая ничего о подстерегающих их опасностях, легкомысленно кидаются за борт, чтобы искупаться в волнах. Морские собаки, или подобные им рыбы boloma, терпеливо ждавшие в засаде, лежа под стоящим на якоре судном, стремительно набрасываются на человека, движимые своей природной злобой и алчностью.

Однако ныряльщик может избежать такой опасности, если у него будет с собою остро отточенный нож на прочной нити, которым он может отбиваться от морских собак или морских баранов, нанося удары до тех пор, пока злобные бестии не уплывут прочь. Такие беспощадные схватки случаются в воде, когда чудовища набрасываются на человека, кусая его за детородный орган, за пятки и за все белые места на теле.

Шероховатая шкура морских собак, равно как и шкура ската, имеет свойство придавать ровный глянец дереву или кости. Человек употребляет в пишу обе эти рыбы, но мясо ската более твердое. Своим огромным многозубым ртом, достигающим шеи, ужасными глазами и безобразным обликом эта даже пойманная рыба наводит страх на рыбаков. Ее плавники необычайно широки, и вытащенная крючком из воды в лодку, она расправляет их так, что может вытолкнуть рыболова за борт, и спасти его могут подоспевшие на помощь другие рыбаки. А чаще всего он, освободившись от одежды, уплывает прочь от опасности, как о том говорилось ранее.

[Гл. 36-50 опущены]

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предыдущих разделах были описаны разнообразные большие и мелкие существа созданные природой самым непостижимым образом. Природа ничего не делает зря, но все сотворенное ею даже в мельчайших деталях вызывает удивление. Но как были сотворены эти существа, для какой цели и как они живут, я оставляю более знающим авторам, которые изучили природу вещей гораздо глубже меня, как например, Исидор Севильский. В своей «Этимологии», кн. XII, глава VIII он подробно описывает мелких существ, уделяя особое внимание их крыльям. Об этих малых сказал Мудрец[503] в Книге притчей, стих 30: « Вот четыре малых на земле, но они мудрее мудрых: Муравьи — народ не сильный, но летом они заготовляют пищу свою; Горные мыши — народ слабый, но ставят домы свои на скале; У саранчи нет царя, но выступает вся она стройно; Паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах. »

Все эти существа, несмотря на то что имеют крошечное тело, обладают незаурядным врожденным разумом: муравьи подают нам пример прилежания, малый заяц, такой боязливый на суше, подвергнется большей опасности на море, а потому его пример учит нас искать и обретать безопасный приют на скале, имя которой ХРИСТОС. Амвросий в своей книге «Гексамерон»[504] (кн. V, гл. Х) упоминает об этом существе: «Даже малый заяц, существо боязливое на суше и еще более боязливое на море, производит некоторое опустошение, избежать которого очень нелегко. А потому пожелал Создатель, чтобы и ты, человек, не был беспечен ни на суше, ни на море, а всегда остерегался врагов, сиречь скрытых соблазнов, и вооружался щитом веры и искал бы защиты у Господа нашего». Так писал Амвросий.

А саранча являет нам пример равенства и справедливости, ибо даже без царя эти насекомые сохраняют порядок и стройность в полете. а вот человек, даже и под началом не всегда может исполнять свои обязанности надлежащим образом. Паук призывает нас к труду, а муравьи являют образец трудолюбия и примером своим явственно говорят людям, что только отрешившись от праздности и лени можно избежать нужды и бедности. Зайцы, ежи и кролики — ищут убежища среди скал и камней, ибо от природы они существа боязливые.

Саранча часто преодолевает в полете большие расстояния, но может быть отнесена ветром в море, где и погибнет, или будет перебита на земле, когда начнет поедать хлеба и злаки, но в любом случае эти насекомые сохраняют военный порядок. Ящерицы же обнаруживают родственные паукам черты: там, где ничего не могут добиться силой, они достигают хитростью и упорством, проникая даже в королевские дворцы. О многом другом подобном рассказывает Иовий в гл. 12, где он поясняет значение многих знамений и творений, а также цель их сотворения.

[Гл. 1-2 опущены]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ О жуках, шершнях и осах двух пород

Хотя считается, что жук-олень относится к роду скарабеев, однако он по природе своей гораздо чище, более отважен в бою и обладает большими лечебными свойствами[505]. Этого жука называют также лесным скарабеем, потому, что он питается не навозом, а листьями деревьев. На голове у него рога, напоминающие оленьи, однако, в отличие от оленьих рогов, они подвижны. Этими рогами жук может захватывать и прочно удерживать различные предметы, как о том свидетельствует Альберт в кн. XII, трактат III, гл. VII.

Рога этого лесного скарабея очень длинные и напоминают клещи, которые он сжимает, если намеревается укусить. Такие рога вешают на шею маленьких детей как оберег или, сплетая из них венки на головные уборы подростков и юношей, приверженных охоте на рогатых жуков. В холодное время эти насекомые прячутся в дуплах деревьев.

Плиний в кн. XI пишет: ” Нигидий[506] называет их луканскими жуками[507]. Другой род жуков — это скарабеи, которые собирают навоз в крупные шарики и прячут в них свои червеобразные личинки, чтобы защитить их от суровых зимних холодов. Некоторые летают, издавая громкое жужжание и урчание. Иные же устраивают на месте пожарищ или на лугах многочисленные норы, откуда по ночам исходят пронзительные скрипучие звуки, что особенно часто встречается в Северных странах на лошадиных пастбищах[508]».

Водятся на Севере и шершни, которые имеют продолговатое тело и которых Плиний в той же книге называет большими осами. В полете они издают жужжание, неотличимое от издаваемых жуками звуков, но в отличие от них, имеют чрезвычайно опасное жало. Кроме того, имеются два рода ос: большие и меньшие. Меньшие осы ловят червяков и мух, большие охотятся на пауков Все они живут под крышами домов в гнездах, похожих на мешочки, сделанные из коры и покрытые глиной, где хранят запасы воска. Эти существа являются злейшими врагами рыбаков, ибо высасывают из развешенных рыб всю влагу, прежде чем те успеют провялиться и затвердеть в надлежащей степени от солнечного тепла.

Их укусы, причиняя острую боль, вызывают покраснение и опухоль, но ее можно излечить, если прикладывать листья мальвы, а еще лучше, смазывать соком все той же мальвы.

[Гл. 4-6 опущены]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ О пиявках и разных червях

На рисунке вверху изображен человек, который сидит, опустив ноги в воду. К ним присосались многочисленные пиявки. Видно также, что подобным образом и к ногам лошади присосались эти маленькие существа. На этом примере хотелось бы показать, как в Северных странах из тел людей и тягловых животных удаляют излишек крови или же порченую кровь. Однако наравне с этим прибегают и к обычным способам кровопускания при помощи стеклянных банок или нагретых рогов, как это описано выше в кн. XV:35 этого труда, где рассказывается о банях и таких лечебных процедурах.

Истины ради следует опровергнуть мнения тех, кто считает, что не может быть нужное количество таких полезных червей в Северных странах, где земля, а равно и вода промерзает на семь футов вглубь и делается твердой подобно камню. Поэтому здесь я опишу природу некоторых червей, а также объясню, как могут они выживать при таких жестоких холодах. Черви живут повсюду: в земле, в воде, в воздухе, в листьях, в древесине, в одежде, в мясе, в рыбе и в сыре.

Земляные черви сначала сжимают свои кольцеобразные части тела, а потом, поочередно распрямляя их, неуклонно продвигаются вперед по прямой линии. Аристотель в труде «О животных» (кн. VIII:14) сообщает, что зиму они проводят в оцепенении, укрывшись в земляных трещинах или пустотных прожилках, под слоем глубокого снега, который предохраняет землю от глубокого промерзания. Снег позволяет кротам прорывать свои ходы и поедать укрывшихся в земле червей и полевых мышей, которые также двигаются под снегом, прорывая ходы от болотистых мест до подземных каверн, где выкармливают своих детенышей. Доказательством тому служат ясно видимые после таяния снегов ниточки следов мышиного молодняка, похожие на запутанную сеть, их гнезда также становятся видимыми.

К водяным червям относятся также лягушки, существа, которые зимой скрываются в теплых ручьях, а иногда подземных потоках, сохраняющих тепло даже в холодное время года. Весной они снова выбираются на землю. Иногда осенью они, гонимые сильными холодами, забираются в жилища людей, согреваясь в золе очагов, а то заползают и в одежду.

Как известно, осенью лягушки обычно хранят молчание, но если одна из них вдруг издаст призывное кваканье, как ей, словно в брачный сезон, незамедлительно ответят бесчисленные лягушки, которые сидят, укрывшись в болотах. Однако все они быстро умолкают. Затем это повторится не один раз, потом они окончательно умолкают и более ни одна лягушка не поднимет голову над водой, что предвещает необычайно долгую зиму.

[Гл. 8 опущена]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ О пчелах и их питании

В Северных странах имеется великое множество самых разнообразных необходимых вещей, а также предметов роскоши, которых с избытком хватает как для собственного потребления, так и для того, чтобы поделиться с остальным миром. Благодаря милостивому вниманию всевидящей природы, запасы меда здесь весьма изобильны, потому что во все времена и во всяком месте жители Севера тщательно ухаживают за пчелами, всячески способствуя их умножению.

Когда изымают мед из ульев, обычно забирают не все, а оставляют около двух третей для питания молодым пчелам в зимнее время. Чаще всего они всю зиму и часть весеннего времени до того, как зацветут цветы, питаются медом, иногда им дают еще измельченный инжир и изюм, однако эти продукты редки на севере, т. к. их доставляют из заморских стран, а поэтому пчелам, в основном, добавляют мед, которого в крае большие запасы, и его можно приобрести по недорогой цене. В случае крайней необходимости можно вместо меда давать мелко измолотые бобы и горох, смоченную медом муку, испеченные из маковых зерен измельченные лепешки и даже свежее куриное мясо, порезанное на мелкие кусочки.

Плиний в кн. XI:16 говорит, что «Со времени зимнего солнцестояния и до восхода Арктура[509] на протяжении шестидесяти дней пчелы вкушают сон и никакого другого пропитания не имеют. А после восхода Арктура и до весеннего равноденствия, когда стоят более теплые погоды, они бодрствуют, однако все еще укрываются в своих ульях и поедают те запасы съестного, которые отложили на это время[510]».

Аристотель в труде «О животных» (кн. VIII:14,17) утверждает, что муравьи, а также все другие насекомые, а равно мыши, кроты и мелкие животные всю зиму проводят в укрытиях. Пчелы также укрываются в своих ульях и пребывают там все холодное время, не касаясь приготовленных для них запасов пищи, «а если какая-нибудь из них выползет, она кажется прозрачной, и в кишечнике у нее ничего не видно»[511]. Однако в кн. IX:40 автор противоречит сам себе, утверждая, что пчелы пребывают в бездействии от захода Плеяд до весны[512]. На севере, где весна наступает позже, чем в южных странах, наиболее благоприятным временем начала медосбора считается середина мая, когда деревья выпускают листья и зацветают плодовые деревья, а на полях и пастбищах начинается бурный рост трав и цветов. Тогда пчелы собирают мед в самых больших количествах.

Новые рои, имея в каждом своего царя, возникают в июне во время летнего солнцестояния, и для них немедленно подыскивают новые жилища: пчеловоды должны особенно бдительно следить за тем, чтобы рой не улетел прочь. Следует отметить, что во время длительной летней засухи цветы увядают, и пчелы не имеют достаточно меда для пропитания, поэтому их поддерживают, предлагая что-нибудь сладкое, подходящее для кормления пчел.

[Гл. 10-19 опущены]

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ О муравьях

В Северных странах водится много разнообразных видов муравьев как крылатых, так и бескрылых. Большие по размеру крылатые муравьи устраивают свои жилища в дебрях пустынного леса, где собирают мягкие, напоминающие шерсть иглы сосны и пихты, создавая из них кучи, подобные стогам сена.

Иногда медведи, чтобы унять зуд в носу, начинают рыться в муравейнике, но очень быстро убегают прочь, боясь привести муравьев к своему логовищу, из которого те могут изгнать зверя, нагрянув туда в превеликом множестве.

Свои гнезда муравьи устраивают также в высоких церковных башнях или в королевских садах. В некоторых случаях считается, что появление муравьев — это предзнаменование скорого падения властителя, более того, что это падение будет насильственным, и монарх будет изгнан из своего королевства или даже убит бунтующей чернью[513]. Это предзнаменование проявляется в том, что неисчислимые полчища маленьких муравьев, раздраженных насилием со стороны больших собратьев, нападают на них, заползая на деревья (обычно это старые груши), где обитают обидчики, и жестоко мстят за все перенесенные муки. Сражение между этими видами муравьев бывает столь ожесточенным, что многие гибнут, но о прекращении битвы и речи быть не может до тех пор, пока большие муравьи не будут побеждены и изгнаны из своих жилищ.

Подобное предзнаменование сбылось дважды: в Упсале и Стокгольме в 1521 году, когда датский король Кристиан II был изгнан восставшими шведами из королевств Гёталанда и Свеаланда и утратил там свои владения. Эти крошечные существа, разъяренные несправедливой обидой, в мщении своем бывают непобедимы. Скорее всего, муравьи — это провозвестники гнева Божьего, противостоять которому невозможно.

Кроме того, существуют маленькие красные муравьи, чья урина, попадая на кожу человека, вызывает нестерпимое жжение, и потому в Северных странах их называют отравителями, а жилища они устраивают в луговых кочках. Эти муравьи — неутомимые труженики, которые оставляют следы даже на твердом камне. Об этом Плиний в кн. XI:30 сообщает такими словами: «Мы видим твердые камни источенные муравьями, и убеждаемся, какой великий труд совершали эти маленькие существа, прокладывая себе путь в неистощимом трудолюбии своем».

Всякий праздный и ленивый человек, если он не хочет умирать от голода, должен извлечь уроки и пример для себя, чтобы всегда с усердием выполнять свою работу, подобно крошечному трудолюбивому муравью. Недаром же блаженный Амвросий в своем труде «Гексамерон» (кн. VI:4) ставит муравьев в пример ленивцам, утверждая, что только неустанным трудом можно уберечься от холода, голода и нищеты.

[Гл. 21 опущена]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ