История средневековой арабо-исламской философии

1. Язычество. Ислам (Коран) как новая реальность

Фундаментальной идейной базой, на которой возникла арабо-мусульманская философия, был ислам. Он был духовным ядром, вокруг которого и с помощью которого складывалась новая социальная общность. Но в качестве такового ислам ставил перед обращенными в эту веру новые для них вопросы, предлагал новые основания для осмысления мира и жизни.

Рассмотрим ислам как новую по сравнению с язычеством форму знания, новую рациональность прежде всего через анализ исходного для ислама материала, исходного текста, а именно Корана – что нового внес Коран в понимание отношения человека к миру, обществу, к самому человеку.

Ислам сам определяет себя относительно предшествующей языческой культуры как знание в противоположность язычеству как незнанию, неведению, невежеству (джахилийя) – незнанию Писания. Надо сказать, что через Коран уже вводится различие двух типов веры, двух ее пониманий, отраженных в двух ее названиях: «ислам»: – подчинение, покорность, т.е. чисто внешняя вера, и «иман» – вера, определяемая убеждением, знанием. Различие внутренней и внешней веры было серьезным достижением вероучения Мухаммада.

Что это за знание, которое приходит с исламом?

Мир языческий, известный нам через бедуинский эпос и поэзию, достаточно конкретен, частен. Абстрактные представления, такие как честь, героизм, связаны в основном с нравственностью и с вопросами, относящимися к пониманию жизни и смерти, вернее, даже смерти, ибо жизнь тоже рисуется через вполне конкретные образы, события, переживания, в ее бытовой повседневной насыщенности. Смерть вызывает больше раздумий, но и она воспринимается как вполне определенное, печальное событие, хранящее тайну. Представления о загробной жизни, которая не просто воспроизводит жизнь здешнюю, а составляет особую фазу существования человека, являющуюся следствием этой жизни, воздаянием за прожитое, не было. Ислам приносит такое новое представление о бессмертии, а вместе с ним и представление о тварном, бренном мире и мире вечном, божественном и об ответственности человека за свое поведение на грешной земле – т.е. ставятся новые вопросы, которые требуют философского осмысления.

Я попытаюсь осветить некоторые из этих поставленных Кораном вопросов, которые стимулировали развитие философской мысли – среди них есть вопросы, не являющиеся для философии кардинальными, но тем не менее представляющие для нее косвенный интерес, есть также и чрезвычайно существенные для ее развития.

Победа ислама в борьбе с родо-племенной идеологией, языческой религией в Аравии и установление господства на огромной территории (от границ Индии и Китая до Испании) принесли, как уже говорилось, новую форму организации общественной жизни, знаменовавшую замену родовых связей феодальными отношениями. Монотеистическая религия ислама стала идеологией этого объединения. Исламская культура впитала в себя многое из того, чем обладали жившие здесь народы и что придало своеобразные черты ее облику. Довольно скоро это выразилось в появлении многочисленных сект внутри ислама.

Разные формы протеста против религии, навязанной силой, во многом выливались в идейные течения. В них сказалось влияние древнеиранской религии зороастризма (I тысячелетие до н.э.), гностицизма, мистического учения, появившегося на Ближнем Востоке в I в. н.э., и распространившегося в III в. религиозно-философского учения манихейства, вобравшего в себя, в свою очередь, идеи зороастризма, буддизма и христианства. И наконец, огромное влияние на развитие исламской теологии оказала античная мысль.

Возникновение ислама внесло в жизнь народов Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки серьезные изменения. Для аравийцев, в среде которых он появился, это был совершенно новый тип сознания, принесший на место язычества, ориентированного на замкнутые внутриродовые интересы, сознание надродовое, надэтническое.

В отличие от христианства ислам возник как религия, имеющая очень сильную социально-политическую направленность, которая только в самом начале была протестом против угнетения бедноты богатыми купцами, богатой родовой верхушкой. Довольно быстро став религией властвующих сил, ислам приобрел черты идеологии, оформляющей, обосновывающей господствующее положение ее приверженцев и формулирующей принципы устройства новой общности, общности государственной.

Одна из проблем, отраженная в Коране и обосновывающая новый тип новой общности – «уммы», религиозной общины, – это проблема происхождения человека.

Ислам принес учение о едином (хотя и разделенном невежеством) человечестве, о едином его корне.

Бедуинская словесность не содержит образа общего для всех первочеловека, подобного Адаму[3]. Анализ антропогонической, объясняющей происхождение человека мифологии, как отмечает П.А. Грязневич, выявляет наличие этнонимов (названий племен), связанных с землей, скалой, камнем (бану сахр, бану джадал, бану габра и др.), растительностью (бану шаджара. бану сумама), животными и птицами (бану асад, бану наср и др.).

Подобный взгляд на происхождение человека содержится и в Ветхом Завете: «Послушайте Меня, стремящиеся к правде, ищущие Господа! Взгляните на скалу, из которой вы иссечены…» (Кн. Исайи, 51), «Создал Господь Бог человека из праха земного» (Кн. Бытия, 2), «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты и в прах возвратишься» (Кн. Бытия, 3).

В исламе тоже сохранились элементы такого объяснения, о чем напоминает Кааба с ее реликвией – черным камнем. Это древнейший пласт антропогонической и этнографической мифологии семитских кочевых пастушеских племен, населявших плоскогорья и каменистые степи.

Предание о сотворении человека из пыли – праха изложено в Коране как одна из двух главных версий происхождения людей: «Поистине Иса перед Аллахом подобен Адаму: Он создал его из праха, потом сказал ему: „Будь!“ – и он стал» (3:52); «Сказал ему его товарищ, говоря с ним: „Разве ты не веруешь в Того, Кто создал тебя из праха, а затем из капли, а потом выровнял тебя человеком“ (8:35); „…ведь Мы создали вас из праха, потом из капли, потом из сгустка крови, потом из куска мяса… И помещаем в утробах… до определенного срока, потом выводим вас младенцем“ (22:5); „Он создал вас из праха, а потом, когда вы – уже люди, вы распространяетесь“ (30:19; см. также 35:12; 11:69).

В Коране есть еще и представление о создании человека из глины (чего нет в бедуинской поэзии): здесь сказывается влияние арамейско-сирийско-христианской традиции. «Мы создали человека из эссенции глины, потом поместили Мы его каплей в надежном месте, потом создали из капли сгусток крови, и создали из сгустка крови кусок мяса, создали из этого куска кости и облекли кости мясом, потом Мы вырастили его в другом творении…» (23/12–14; см. также 6:12; 7:11; 17:63; 23:12; 32:6; 37:11; 38:71; 77). Но в Коране появляется и другое важное утверждение, выводящее миф о происхождении человека в новую плоскость. Провозглашается идея единого прародителя человечества – Адама: он является тем первоначалом людей, которое Аллах сотворил из «глины», из «праха», из «ничего». Разве не вспомнит человек, что Мы сотворили его раньше, а был он ничем?» (19:68).

В поэзии и этнонимах аравийских племен отсутствует собственно аравийский миф о происхождении людей и мира в целом. Обычным было представление о существовании многих единичных предков – родоначальников автономных родовых групп. Идеология родового общества Аравии не выработала ни представление об общем предке всех аравийских племен, ни общего этнического самосознания. Мир людей распадался на генеалогические группы, был изначально разобщен[4].

Все это имело два последствия: теоретическое и практическо-политическое.

1. Нет общего предка – нет и общего, «объективного», независимого от данного рода-племени прошлого, нет общей истории, общего исторического времени.

Коран вводит представление о первочеловеке – об общем предке всех родоначальников всех племен и родов. Открыв «тайну» происхождения человека (первочеловек Адам сотворен Богом из земли, а люди после него из «сгустка крови» или «капли семени») и определив таким образом начальную точку порождений, Мухаммад создал новую структуру представлений о прошлом – оно стало единым для всего человеческого рода, а не мозаикой бесчисленных форм «прошлого» родовых групп. Возникло представление об общем историческом времени.

2. Четкое, резкое разделение племен и родов на «свои» и «чужие». Все нравственные запреты, все обычаи, охраняющие род и племя, относились только к «своим». В отношении «чужих» все было позволено. «Чужой» – враг. В плане учения Корана о едином предке человечества на смену этой установки приходит следующая: существует единое человечество, разделенное верованиями. Наиболее далеки друг от друга люди Писания (мусульмане, христиане, иудеи), с одной стороны, и язычники (буддисты, зороастрийцы, язычники-арабы) – с другой. Мусульмане и христиане ближе друг другу, чем арабы-мусульмане и арабы-язычники. Самые жесткие слова направляет Мухаммад против язычников. Так ко времени выхода его из Мекки (622 г.) и первого сражения с мекканцами при Бадре (624 г.) относятся стихи: «А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то – удар мечом по шее: а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы» (47:4). Христиане и иудеи – люди пророческих религий (6:157). Муса и Иса (Моисей и Иисус) – пророки, идущие вслед за Авраамом. Но они были раньше Мухаммада и их учения не такие совершенные как ислам. «Мы низвели Тору, в которой руководство и свет…» (5:48). «И отправили Мы по следам их Ису, сына Марьям, с подтверждением истинности того, что ниспослано до него в Торе, и даровали Мы ему Евангелие, в котором руководство и свет» (5:50).

«Всякому из вас Мы построили дорогу и путь» (9:52). И лучший путь для христиан и иудеев – пойти за Мухаммадом, принять его учение. «А если бы пожелал Аллах, то Он сделал бы вас единым народом. Старайтесь же опередить друг друга в добрых делах» (5:53).

Теперь понятия «свой» и «чужой» работают в этой плоскости. «Свой» – это член «уммы», мусульманской общины, единоверец.

В политической практике такой взгляд выражается в объявлении войны язычникам, если они упорствуют в неверии. И здесь в бытующее понимание концепции «войны за веру» («джихад») нужно внести коррективы. Ислам часто ложно представляют как агрессивную в отношении иноверцев религию. Это далеко не так. Более того, ислам как доктрина весьма миролюбив и терпим к инакомыслию. Сама концепция «джихада» включает много оговорок, в силу которых война за веру рассматривается как крайнее средство, используемое тогда, когда неэффективны другие, «мирные» средства. Исходный принцип Корана при обращении «чужих» в ислам – принцип убеждения, проповедь. «А если кто-нибудь из многобожников просил у тебя убежища, то приюти его, пока он не услышит слова Аллаха. Потом доставь в безопасное для него место. Это – потому, что они – люди, которые не знают» (9:6). «Если они обратились и выполнили молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах прощающий, милосердный!» (9:5). «И пока они прямы по отношению к вам, будьте и вы прямы к ним…» (9:7).

Еще более терпеливыми должны быть мусульмане в отношении людей Писания. Основной политической установкой являлось не обращение в веру, а подчинение власти «уммы». Здесь сомкнулись религиозная идея и политико-экономические интересы. Дело в том, что взимание налогов с иноверцев и пополнение за счет них государственной казны было предпочтительнее превращению их в иноверцев. «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха… пока они не дадут откупа…» (9:29). Размеры откупа устанавливались договором; женщины и дети, а также старики, с которыми нельзя сражаться, освобождались от уплаты; рабы и бедные монахи – тоже.

Благодаря такой политике халифата на его территории жили люди разных религий. Более того, на Ближнем Востоке нашли прибежище христианские секты, которые подвергались гонениям в Византии; они сыграли значительную роль в истории арабской культуры, в распространении античной мудрости. Известны имена многих христиан и иудеев, которые находились на службе у мусульманских правителей.

В Коране, правда, содержится немало воинственных проповедей, направленных не только против язычников, но и против христиан и иудеев. Но они опять же объясняются не «агрессивным» характером исламской доктрины, а сугубо ситуационными политическими задачами. Дело не только в том, что христиане – непоследовательные, с точки зрения ислама, единобожники, поскольку провозглашают триединство Бога. Помимо этого были и практические соображения – политические ситуации требовали тактики то союза с христианами против иудеев, то наоборот, а то и конфронтации с теми и другими одновременно. Изгнанный сородичами из Мекки Мухаммад обосновался в Медине; образовав здесь мусульманскую общину, он вступил в союз с богатыми иудеями, чтобы совместно обратиться против Мекки. Именно в это время, как считают исследователи[5], Муххамад получил возможность ознакомиться с Ветхим заветом, что нашло отражение в относящихся к этому периоду стихах Корана. Но вскоре между иудеями и мусульманской общиной начались трения, закончившиеся разрывом.

«Ты, конечно, найдешь, что более всех людей сильны ненавистью к уверовавшим иудеи и многобожники, и ты, конечно, найдешь, что самые близкие по любви к уверовавшим те, которые говорили: „Мы – христиане“ » (5:85).

Такой же политический смысл имеют и наставления Мухаммада, подобные следующим: «… если же (здесь и далее курсив мой – Е.Ф.) они отвратятся, то схватывайте их и убивайте, где бы не нашли их» (4:91). «И если они не отойдут от вас и не предложат вам мира, и не удержат своих рук, то берите их и избивайте…» (4:93). Но как видно даже из этих призывов, в них присутствуют оговорки, свидетельствующие о том, что «джихад» – мера вынужденная и применяемая там и тогда, где и когда конфликт нельзя решить мирно, да и относится она лишь к взрослому мужскому населению. Таковы, например, призывы: «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте…» (2:186; 2:245). «И убивайте их, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас. И не сражайтесь с ними… пока они не станут сражаться с вами…» (2:187). «А если они отойдут от вас, не сражаясь с вами, и предложат вам мир, то Аллах не дает вам никакого пути против них» (4:32). «Когда отправляетесь по пути Аллаха, то различайте и не говорите тому, кто предложит вам мир: „Ты не верующий…“» (4:96).

Таковы основные черты отношения учения Мухаммада к иноверцам, к путям обращения их в истинную веру, ислам.

Я постаралась выявить некоторую логику, структуру, цельность этой доктрины. Но такая цельность не безусловна. В зависимости от задач в ней ставились разные акценты (ср. некоторые современные идеологические и политические концепции, проповедующие религиозную нетерпимость от имени ислама, Корана).

Надо заметить, что ислам – в силу того, что он представляет собой не только религиозное, но и политическое учение – зафиксировал в Коране свою принципиальную прагматическую подвижность, что нашло соответствующую формулу: «Всякий раз как Мы отменяем стих или заставляем его забыть, Мы приводим лучший, чем он, или похожий на него» (2:100). Этим объясняется известная противоречивость Корана, наличие в нем противоположных изречений.

Ислам вносит в языческую культуру арабов еще одно важное измерение человека – его индивидуализацию. В чем это выразилось в проповедях Мухаммада?

Прежде всего в изменении смысла жизни и смерти, отношения к ним.

Языческое сознание бедуинов воспринимало смерть как печальный конец юдоли, а также и как таинственное продолжение жизни со всеми ее физическими атрибутами (о чем свидетельствует обряд захоронения) в мире ином. Однако это иное существование никак не связывалось с личными заслугами, поведением человека. Стимулировало человека только отношение родовой общины, но никак не мысли о посмертном воздаянии. За границей жизни и смерти – мрак. Правда, в исконной культуре других народов, принявших ислам, идея посмертного вознаграждения или наказания уже была. Например, в зороастризме доброе деяние поощрялось уже в земной жизни:

Но все добродеяния и злодеяния учитываются и при определении судьбы души после кончины человека. Когда вершится смертный суд над душой, на весах, которые держит божество порядка и справедливости, взвешиваются все благие мысли, слова и дела покойного. Но чтобы возникли подобные представления, требовалось введение в культуру идеи потустороннего существования и нравственного суда при вступлении в иной мир.

Именно это измерение вносит ислам в сознание аравийца (и других народов), делая воздаяние, в отличие от приверженцев религии Заратустры, полностью прерогативой Бога, предъявляющего счет умершему и назначающего ему райские блаженства или адские мучения. Таким образом всеведущий, справедливый Аллах в идеале освобождает человека из-под власти мирской общины, от людского суда – ведь люди могут ошибиться в своих оценках, – и человек ставится перед лицом всевышнего судьи, отвечая за свое поведение перед ним. «Раб божий» – слуга Аллаха, но не мирского владыки, он выполняет повеления Господа, но свободен перед остальными. Образ даруемой Богом вечности – гораздо более значителен для верующего человека, чем образ краткой земной жизни. И лучше готовить себя к вечным радостям, заслуженным за добродетельность в этом мире. Если же кто-то пренебрегает заветами Аллаха, то он сам выбирает свое будущее, сам обрекает себя на божественную кару.

Так понятие загробного воздаяния создает в арабской культуре основу для становления идеи индивидуализации, индивидуального сознания, личности, и это нашло выражение в некоторых аспектах учения суфиев, исламских мистиков. Конечно, здесь идет речь о внутренней свободе[8], но именно обладание ею является основанием, на котором развивается самосознание и конструируется личность.

Следующим измерением темы человека, представленной в Коране, является уже затронутый выше, но выделенный особо, как имеющий свою специфику, вопрос об ответственности человека за свое поведение. Дело в том, что Коран – и это отмечалось многочисленными комментаторами – достаточно противоречив в данном отношении: одни стихи (аяты) провозглашают абсолютную божественную предопределенность, другие же выражают требование от человека сознательного выбора пути служения богу.

Чтобы лучше понять значение коранического учения о предопределении и свободе воли, обратимся опять к сознанию язычника-бедуина. Бедуин знал, что над всем, что происходит в жизни, господствует рок – никто не может противостоять судьбе. Вот как это выражено в доисламской поэзии:

Следы такого сознания, и следы весьма значительные, содержатся и в Коране: «Где бы вы ни были, захватит вас смерть, если бы вы были даже в воздвигнутых башнях. И если постигнет их хорошее, они говорят: „Это – от Аллаха“, а когда постигнет их дурное, они говорят: „Это – от тебя“. Скажи: „Все – от Аллаха“» (4:80); «… положись на Аллаха» (4:83); «Аллах над всякой вещью мощен!» (4:87); «Ведь если кого Аллах сбил, для того не найдешь дороги!» (4:90); «А если бы Аллах хотел, Он дал бы им власть над вами» (4:92); «Аллаху принадлежит то, что на небесах, и то, что на земле» (4:125).

Нередко могущество Аллаха выглядит как произвол: «Он прощает, кому пожелает, и наказывает, кого пожелает» (5:21); «Он творит то, что желает, ведь Аллах над всякой вещью властен!» (5:20). Предопределены не только общие, основные зависимости, но и мельчайшие события, изменения: «Знает Он, что на суше и на море; лист падает только с Его ведома, и нет во мраке земли, нет свежего или сухого, чего не было бы в книге ясной» (6:59)[10]

Однако не менее многочисленны аяты, предполагающие наличие свободной воли: 4:21, 59, 60, 67, 69, 78, 80 и т.д.; 5:18, 39, 53, 75 и т.д.; 7:21, 22 и т.д.

Мне представляется, что образ не просто всемогущего, но и всезнающего (абсолютно всезнающего), следящего за мельчайшими проступками человека и ведущего полный учет его добрых и греховных дел, был создан Мухаммадом для людей «неразумных», не желающих постичь истину веры, для тех, кого можно было обратить в веру только угрозой и удержать страхом перед неминуемым грядущим наказанием за неповиновение. Для людей же разумных в Коране явлен Бог мудрый, знающий и направляющий, конечно, судящий, карающий, но уже в соответствии с наличием у человека свободой выбора им пути. Абсолютная предопределенность несовместима с налаганием наказания. Наказан может быть лишь тот, кто сам отходит от «прямого» пути, кто свободен в выборе – только тогда существует ответственность. И это в Коране зафиксировано. Впоследствии это учение о предопределенности всего и свободе человеческого выбора станет предметом споров и раздумий теологов и философов и даст толчок разработке разных концепций.

Из данной идеи Мухаммада следует утверждение роли разума и знания, важной для веры, а значит, и для всей жизни. Ответственность связывается с разумением, со знанием закона. Только разумный, знающий Закон ответствен (4:2; 4:33). Прегрешение, рожденное незнанием, совершенное по неведению, простительно: «Ведь у Аллаха обращение к тем, которые совершают зло по неведению» (4:21). Но от нормального, зрелого человека Бог вправе ожидать разумного отношения к религиозному учению и ответственности за действия. «Поистине, тех, которые не веровали в наши знамения, Мы сожжем на огне!» «А тех, кто уверовали и творили благое, Мы введем в сады, где внизу текут реки…» (4:59, 60). «А когда они сделают какую-нибудь мерзость, то говорят: „…Аллах приказал нам это“. Скажи: „Поистине, Аллах не приказывает мерзости!“» (7:27).

Итак, знание провозглашается одним из центральных понятий религии. Но вернемся снова к доисламской эпохе.

Некоторые исследователи склоняются к тому, что научный уровень арабов, жителей Аравийского полуострова был в эпоху язычества во многом аналогичен уровню науки других соседних народов. Они обладали соответствующим набором сведений в области земледелия, астрономии, навигации, инженерного искусства, медицины. Но это были, как правило, знания прикладные, накопленные в течение веков и зафиксированные в кратких изречениях наблюдения.

Определенных знаний требовали и религиозные верования. В книге английского исследователя Франца Роузентала «Торжество знания» илм (знание) этимологически объясняется как знак, веха[11]. Хадис: «Тот, кто идет по стезе в поисках знания…» как бы воспроизводит стилистически поиск бедуином дорожных вех. В то же время некоторые факты, например, то, что до ислама слово илм имело только единственное число, наводит на мысль, что оно значило нечто большее, чем вехи, – какую-то или какие-то сокровенные для племени вещи, «носителей» его сущности, возможно, принадлежности его ритуалов, предметы, включенные в ритуал гадания, прорицания. Хранимые жрецами, вехи как родо-племенные знаки могли обозначать границы кочевья племени, направление его движения, и они также были принадлежностью племени. Поэтому нередко говорится о «скрытости» знания, как в хадисе: «Тот, кого спрашивают о знании, но кто держит его скрытым» или: «Я пошел к племени Бану Лихб в поисках у них al-ilm, поскольку ilm тех, кто умеет гадать, отдано им»[12].

О соединении реального знания и знания ритуального свидетельствует распространенная в то время практика лечения. Лечение представляло собой обряд, во время которого жрец обращался с заклинаниями к одному из божеств, а рядом с жрецом находились два его помощника, один из которых держал книгу заклинаний, а второй – ящик с медицинскими снадобьями. Один, изгоняющий из больного нечистую силу, символизировал один путь знания, второй, дающий больному простые лекарства или разного сорта питье, – другой путь.

Изучая бедуинскую поэзию, петербургский ученый П.А. Грязневич заметил, во-первых, что историческое сознание арабов в эту эпоху, по сути дела, еще не выделяло деятельность человека, его поступки в качестве самостоятельной ценности, имела смысл только их этико-правовая сторона, только она сохранялась в памяти рода как пример для подражания или осуждения[13]. В качестве особенности этого знания Грязневич отмечает его этногенеалогическую ориентированность: слушателю сообщалось – и это прежде всего имело для него значение – к какой кровнородственной группе принадлежат участники события. Т.е. само по себе событие опять-таки не имело для них смысла[14]. Во-вторых, поскольку в событиях участвовал весь род и все его члены являлись, таким образом, носителями практически всей исторической информации, «родовое общество не нуждалось в особой профессии историка»[15]. В-третьих, основной формой хранения такого рода знаний была память: «зикр» – память об отдаленных событиях, и «анба» или «хабар» – память о событиях недавнего прошлого[16]. В-четвертых, П.А. Грязневич отмечает, что «дошедшие до нас стихи поэтов VI в. не затрагивают вопросов происхождения мира и человека…, сведения космологического содержания не зафиксированы в составе знания, подлежавшего передаче из поколения к поколению и необходимого для объяснения окружающего мира»[17]. Социальное и философское осмысление процесса жизни, пишет автор исследования, «происходило бессознательно-стихийно». Своеобразие его определяли рационально-прагматическое восприятие своего бытия и целостное воспроизведение биологического и социального аспектов человеческого существования.

Говоря о наличии некоего рода знания в период джахилии (язычества), историки, средневековые и современные, отмечают, что у арабов этого времени имелся привилегированный класс мудрецов, хранителей опыта. Понятие «мудрость» прилагалось к «умственному видению», простому, черпающему знание вещей из непосредственного жизненного опыта.

«Мудрецы» составляли среди аравийцев наиболее умственно развитую группу. Исследователь XV в. аль-Макаризи полагал даже, что арабы джахилии имели уже философов. Однако какой-либо систематизации знания не было, оно оставалось в большой степени стихийным.

Выдающийся арабский мыслитель XV в. Ибн Халдун давал этому знанию достаточно резкую негативную характеристику, отмечая, что при появлении ислама арабы не имели познания в науках, развившихся позже, – в силу кочевой жизни они были наивны, у них отсутствовала какая бы то ни была форма записи имевшихся знаний. Но многие нелестные характеристики аравийцев, состояния их знания, их ментальности, частично хотя и справедливые, все же слишком общи, чтобы быть верными. Ведь помимо кочевников-бедуинов Аравию населяли оседлые жители процветавших городов и земледельцы оазисов, культура которых мало чем отличалась от культуры других народов.

Понимание ранних этапов зарождения мысли у арабов имеет значение для выявления интеллектуальной базы, на которой возникло новое вероучение, поскольку верования арабов эпохи джахилии образуют один из элементов коранического учения и проливают свет на начало пути, на источник возникновения философской мысли в исламе.

В несколько иной «эпистемологической» ситуации находились соседние неарабские народы, вошедшие потом в состав арабского халифата и создавшие сложный комплекс мусульманской культуры. Сирийцы, персы и другие народы уже до ислама имели свою развитую культуру и внесли значительные ее элементы в новую арабо-мусульманскую цивилизацию. Конечно, и в культуре аравийцев, о чем свидетельствует бедуинская поэзия, и в культуре соседних народов, поскольку в них существовали и верования и определенные формы знания, имел место также и определенный тип взаимоотношения между ними: культовое знание и знание практически-хозяйственное. Но это взаимоотношение было еще теоретически неразвито, оно еще не было осознано и сформулировано в виде проблемы.

Иная ситуация складывалась с утверждением ислама, развитой монотеистической религии, имеющей систему догматики, создавшей богословское учение, которое затрагивало мировоззренческие вопросы, разработавшей этическую доктрину и, естественно, соприкасающейся с обширной системой философии и даже использующей рассуждения и концепции последней.

Возникновение ислама, создание религии уже само по себе было введением нового типа знания, новой рациональности, которая противостояла прежнему типу знания, в большой мере включенному в систему магических языческих верований.

Ислам возникает как противовес тирании язычества, языческих жрецов, хранящих древние культы и жестокий обычай, как противостояние произволу многочисленных идолов (Хубала, Латы, Уззы и др.), вершивших судьбу араба, власти предсказателей и гадалок. Предания рассказывают о спасении отца Мухаммада – Абдаллаха. Абд аль-Муталиб, отец Абдаллаха и дед Мухаммада, должен был принести сына в жертву божеству Хубалу. Испросили мнения гадалки Ясриба. Гадалка истолковала волю каменного изваяния как желание получить в жертву вместо юноши двадцать верблюдов. Отец с радостью согласился. Но оказалось, что гадалка ошиблась, и кровожадное божество успокоилось только при обещании жертвы в сто верблюдов.

Расширяющаяся торговля аравийских городов, усложнение общественных связей, строящихся на купле, продаже и выгоде требовали регламентации жизни, обеспечения торговых сделок, требовали урегулирования отношений между богатыми купцами и мелкими торговцами, между кредиторами и должниками.

Мекка превращалась в центр торговли, к которому тянулись караванные пути и стекались купцы из глубин Азии, Африки, из северных земель. Чтобы сделать эту жизнь устойчивой, чтобы ее не подрывали внутренние волнения, недовольства бедняков и рабов, чтобы она не страдала от ущерба, наносимого ей кочевниками, грабившими караваны, чтобы оградить собственность купцов от «жертвенных» поборов языческих жрецов, надо было создать общее для всех племен законодательство, которое поднялось бы над местническими племенными интересами, защитило бы собственность, упорядочило экономические отношения, с одной стороны, и избавило общество от социальных эксцессов – с другой, введя ограничения в практику угнетения неимущих, порабощения и превращения их в предмет торговли и тем самым несколько успокоив их. Такую роль должен был сыграть ислам, идеологически, теоретически освятивший сложную систему отношений племен, слоев населения, народностей. Ислам принес новый тип знания – знания политического, экономического, правового, выраженного на языке религии и сочетающего установку на разумность, рациональность с авторитарным требованием слепого подчинения носителю более высокого знания, с верой в верховное провидение.

О том, какое значение придавал знанию пророк Мухаммад, свидетельствует уже словарь Корана. Подсчитано, что корень «алама» (знать) во всех производных от него словах, в том числе и «илм» (знание, наука), встречается около 750 раз, т.е. необычайно часто, составляя около 1% словаря. Чаще этого корня встречаются в Коране только корень «кауна» (быть) – около 1300 раз, «кала» (сказать) – около 1700 раз, Аллах – около 2800 раз, «рабб» (Господь) – около 950 раз. Несколько чаще, чем «алама», встречается также глагол «амина» (верить). Глагол «акала» (рассуждать, понимать) встречается в Коране около 50 раз и 13 раз рефрен: «Неужели вы не образумитесь?»

«Разве сравняются те, которые знают, и те, которые не знают?» (39:12); «Возвышает Аллах тех из вас, которые уверовали, и тех, кому дано знание, на разные степени» (58:12), и делается это в пользу людей знающих. Цель Пророка – «вбить» излагаемые им истины в головы слушателей. Поэтому эти истины варьируются, повторяются. Использование одного и того же слова, корня было надежным способом прочно запечатлеть услышанное в памяти. Значит, частотность «алама» неслучайна.

Хадисы передают отношение Пророка к знанию, поиски которого он считал религиозным долгом каждого мусульманина: «Ищи знания, даже если они так далеко, как Китай». Знание – основная сила новой религии. Поиски знания, учил Мухаммад, открывают дорогу в рай. Пророк наставлял своих последователей, что следует завидовать людям, которым Бог дал способность и умеющим распоряжаться ею мудро, а также тем, кому Господь дал мудрость, которая позволяет выносить решения и учить других. Халиф Омар рекомендовал претендующему на руководство человеку прежде приобрести знания. Ученые предстают в хадисах как наследники пророков. «Знание» составляло тему вводной части всех хадисоведческих трудов. О знании писались специальные труды. «Стремление к знанию – обязанность каждого мусульманина и мусульманки» – гласила надпись на медресе в Бухаре времен Улугбека. Много аятов Корана возвещают о роли разума в приобретении веры.

При рассмотрении нашей темы мы отметим два основных аспекта в выражении отношения к знанию в Коране. Первый состоит в различении знания Аллаха и знания человека. Знание Аллаха – это всезнание, всеведение. Приведем несколько стихов, хотя бы из 4-й суры: «Аллаху принадлежит то, что в небесах, и то, что на земле; и Аллах всякую вещь объемлет» (125); «Чтобы вы ни сделали хорошего, – ведь Аллах знает об этом» (126); «Поистине, Аллах всякую вещь подсчитывает!» (88); «А если вы скривите и уклонитесь, то Аллах сведущ в том, что вы делаете!» (134); «А Аллах о всякой вещи знающ!» (175); «И не скроют они от Аллаха никакого события!» (45); «Поистине, Аллах – над вами надсмотрщик!» (1). «Бог знает все предметы знания», ничто не ускользает от его внимания, – излагает одну из основных идей ислама виднейший средневековый теолог аль-Газалих[18].

Человек, его разум не может сравниться с универсальностью, абсолютностью знания, которым обладает Бог. Человеческий разум несравним с разумом божественным – все равно что разум еще несмышленого ребенка по сравнению с умом и знанием взрослого; им нужно руководить, он должен подчиняться мудрости. Какого же рода предполагается знание людей и на что оно должно быть направлено? Обратимся опять к 4-й суре: «Аллах хочет разъяснить вам и вести вас по обычаям…» (31); «Уверуйте в то, что Мы ниспослали для подтверждения истинности того, что с вами…» (50); «Почему же эти люди никак не могут понять рассказа?» (80); «О люди! К вам пришел посланник с истиной от вашего Господа, уверуйте же!» (168); «Разъясняет вам Аллах, чтобы вы не заблудились» (175); «К вам пришло доказательство от вашего господа, и низвели Мы вам ясный свет» (174); «Поистине, тех, которые не веровали в Наши знамения, Мы сожжем в огне!» (59).

Если не вдаваться в дополнительные характеристики «знания», представленного в этих аятах, то основное, что обнаруживается, – это неполноценность его: люди или не знают, или не понимают, или не хотят понимать. Правда, в этих стихах содержится и высокая оценка человеческого разума, на которую в последующем будут опираться интерпретаторы и реформаторы учения, подчеркивается его многомерность. Устами Пророка Бог разъясняет человеку, как он должен вести себя: увещевает его и угрожает ему карой, а человек все же сам решает, самостоятельно делает выбор.

Здесь мы переходим ко второму аспекту концепции знания, выраженной в Священной книге.

Ученик известного имама Малика (ум. в 795 г.) Ибн Вахба цитирует высказывание учителя: «Знание и мудрость суть свет, при помощи которого Бог ведет тех, кто пожелает»[19]. О необходимости учения говорит в суре «Пещеры» Коран. Муса (Моисей) обращается к рабу Господа, получившему от него знание: «Последовать ли мне за тобой, чтобы ты научил меня тому, что сообщено тебе о прямом пути?» (18:65). О необходимости изучения Корана говорит хадис: «Господи, научи его Книге». Хадисовед IX в. ат-Тирмизи определяет знание как науку о хадисах[20]. Один из крупнейших факихов аш-Шафии (ум. в 820 г.)[21] рассматривает знание как установление принципов закона – как четыре источника права, на которых основывается фикх, теория мусульманского права.

Аль-Газали определял «знание», утверждаемое Кораном, как «знание обязательных действий»[22]. Пророк учил: «Прибавь себе разума, и прибавится близость твоя к Аллаху». Смысл этих слов Газали толковал как: «Избегай запретного у Всевышнего, выполняй предписания Аллаха, хвала Ему, и ты будешь разумным»[23]. Хадис передает: спросили как-то у Пророка о том, кто самый знающий и разумный, и Пророк ответил: «Разумен тот, кто благочестив». И другой хадис, приводимый аль-Газали, передает слова Пророка: «Разумен тот, кто уверовал в Аллаха, поверил Его посланникам и поступил в покорности Ему»[24].

Мыслящий человек, достигший зрелого возраста, учил в связи с этим аль-Газали, должен «понять смысл речения „Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха“. Он не обязан открыть это для себя с помощью рассмотрения, изучения и приведения доказательств. Достаточно, чтобы он поверил в него, убедился в нем решительно… „что может произойти лишь с помощью подражания и слушания“[25]. Верующий должен «понять», т.е. заставить себя поверить, настроить себя на веру в то, о чем говорит Пророк и знающие, ученые люди, довериться им. Помимо этого он должен знать обрядовую сторону веры и выполнять ее, знать некоторые предписания шариата, такие, как очищение, молитва и пост в рамадан. Верующий обязан знать, что «закят»[26] ему нужно совершать не ранее чем по прошествии года после принятия ислама и т.д. К тому же он должен знать, что ему вменено в «обязанность», а что он будет и может делать сверх требований.

Таким образом, всеведение Аллаха выступает в отношениях с людьми как знание и оценка их поступков по отношению к нему же. И отношения людей с ним такие же – это принятие верного пути, пути благочестия и покорности. Разумение, требующееся от человека в пределах его обязанностей, а не из того, что «сверх них», – простое признание Аллаха и соблюдение правил отношения с ним.

«Ля иляха иля-ллах ва мухаммаду расулу-ллах» (Нет божества кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник Аллаха) – формула, которая выражает один из главных догматов ислама – догмат единобожия. Она входит почти во все молитвы и является ритуальной формулой, троекратное произнесение которой перед официальным лицом означает принятие ислама.

И хотя есть аяты и хадисы, выводящие человека из узких рамок формального богоугодного поведения, хотя в послании Аллаха, переданном Мухаммадом через речь, именно в силу многоплановости и символизма языка, позволяющего усложнять первоначальное содержание мысли, наполнять ее новым смыслом, заложена возможность интерпретаций – не это, особенно на первых порах существования ислама, определяло его характер, и только позже стало использоваться и выдвигаться рационалистически настроенными теологами и отчасти философами на первый план. В первоначальном виде «знание», утверждаемое Пророком, – это знание «веровательное», оно неотделимо в самом простом смысле от веры, оно – придаток веры, ее инструмент.

И даже приводимые в Коране «рациональные» доказательства всемогущества Аллаха (чудеса творения, представленные движением небесных тел, светил, атмосферными явлениями, разнообразием животных и растений, так чудесно приспособленных к нуждам людей) – все эти «знамения» (аяты) ориентированы на ум, достаточно примитивный, доверчивый, увлекаемый с помощью этих «доказательств» в самую неразвитую форму веры – послушание. В IX в. один из крупнейших исламских теологов аль-Ашари ввел в употребление знаменитый тезис – «била кайфа» («не спрашивать, как»). Мусульманин должен верить, что Бог, например, имеет руки, лицо, восседает на небесном престоле и т.д., но не спрашивать, как, почему: вера должна обходиться без разума. Имам Малик говорил о восседании Бога на престоле: «Как это происходит, нельзя понять разумом, восседание несомненно, вера в это обязательна, спрашивать об этом – ересь»[27].

О том, что знание и вера в первые века существования ислама представляли не теоретическую проблему, а только практическую, свидетельствует и характер ранней хадисоведческой религиозной литературы. Проблема эта встает несколько позже, уже в каламе (спекулятивной, рационалистической теологии) и фикхе.

Итак, ислам выдвинул знание на почетное место, открыв тем самым возможности создания разработанной его концепции, притом не только религиозной, но и – что произойдет несколько позже – философской и научной. Однако кораническая концепция знания подчиняла его вере, ее целям, и потому знание еще имеет усеченное содержание, это не столько знание, направленное на постижение мира, сколько «верознание».

Эта последняя оговорка относится, пожалуй, и ко всей характеристике коранического учения как новой рациональности. Оно действительно означало радикальный сдвиг в мировосприятии и мирообъяснении по сравнению с язычеством, но опять же оставляло это сознание в пределах, продиктованных задачами религии, с самого начала вводя принципиальные ограничения в объяснении волнующих человека проблем. Коран отвечал самым простым запросам, в нем нет теоретической глубины, а есть скорее житейская мудрость. По языку и идеям он соответствовал сознанию неискушенных в умозрении людей. Создаваясь на протяжении многих лет и отражая разные ситуации, Коран не избежал разноречивых формулировок. И когда он был канонизирован в качестве священной книги, утверждавшей новое вероучение, встала проблема разъяснения его содержания, толкования и согласования разноречий, дополнения его установлений новыми, рождаемыми жизнью. Рядом с Кораном и хадисами создавалось как продолжение мусульманское богословие.

Дальнейшая история исламской культуры была закреплением и совершенствованием коранической мысли, а также попытками, и весьма плодотворными, выйти за рамки, развиваться если не независимо от нее, то все же рядом с ней, наряду с ней и даже в противовес ей.

Аят – отрывок коранического текста, фраза или часть фразы, на которые разбит Коран.

Гностицизм (греч. «гносис» – познание, знание) – совокупность наиболее ранних религиозно-философских течений поздней античности и средневековья. Возник в I в. н.э. в районе Ближнего Востока и Александрии как синтез восточных верований (зороастризма, вавилонских и египетских религий, иудаизма), христианства и греческой философии, наряду с провозглашением идеи единого мирового начала, эманирующего в мир, существовала концепция дуальности Бога и мира, представление о мире как антиподе Бога. Человек рассматривался гностиками в качестве средоточия мирового процесса, как соединение божественной по сущности души и тварного, «темного» тела. Гносис, познание человеком своего «Я», позволяет ему преодолеть дуализм его природы и восстановить гармонию.

Джахилия – доисламский период в жизни народов; язычество, время неведения, незнания (ислама).

Джихад – война за веру.

Зороастризм – основанная Заратустрой (Зороастром) в VI в. до н.э. древнеиранская религия. Почитание доброго духа Ахура-Мазды, борющегося с влиянием злого духа Анхра-Манью. Задачу человека зороастризм видит в том, чтобы он споспешествовал Ахура-Мазде в истреблении зла и умножении добра, чему помогают еще 6 божеств, персонифицирующих нравственные добродетели, – шесть «Бессмертных святых», которые были сотворены Святым духом Ахура-Мазды. За почитание огня зороастрийцев называли также огнепоклонниками.

Кааба – главная святыня ислама. Здание в центре Заповедной мечети (масджид аль-харам) в Мекке. В кладку здания вмурован «черный камень», якобы посланный Аллахом с неба. В молитве мусульманин обращается лицом в сторону Каабы.

Коран – священная книга мусульман, главный источник мусульманского вероучения. Представляет собой «божественные откровения», ниспосланные пророку Мухаммаду. Коран делится на 114 сур (глав), а каждая сура на аяты, которые называют также «стихами», поскольку каждая часть Корана представляет рифмованную прозу. При Мухаммаде Коран существовал в устной форме (письменность тогда была мало распространена). После смерти Мухаммада «откровения» были собраны и записаны (кстати, запись Корана способствовала бурному развитию и распространению письменности). При третьем «праведном» халифе Османе (убит в 656 г.) был составлен единый и окончательный текст Корана.

Манихейство – основанное в III в. на Ближнем Востоке персом Мани религиозно-философское учение, впитавшее в себя идеи христианства, буддизма и зороастризма. Характеризуется дуализмом принципов добра и зла, света и тьмы, востока и запада, севера и юга. Существовавшие в «первое время» раздельно во «второе время» эти принципы смешались в первочеловеке. В борьбе с «сынами мрака» благодаря Духу живому он одерживает победу, и образуется космос. В «третьем времени» Свет очищается полностью от материи, которая гибнет во вселенском пожаре – добро торжествует над злом.

Умма – мусульманская община.

Хадис – рассказ о поступках и высказываниях Мухаммада и его сподвижников; один из основных источников исламского вероучения.

Халифат – институт власти, характеризующийся соединением светской и духовной власти в общине в руках халифа, преемника, заместителя пророка. Халифатом также называют государство, возглавляемое халифом. Возникший после мусульманских завоеваний в VII в. Арабский халифат просуществовал, постепенно распадаясь на самостоятельные государства-халифаты, до XIII в. – до монгольских завоеваний.

Аль-Газали, Абу Хамид (1058–1111) – крупнейший мусульманский теолог, религиозный философ. Преподавал в Багдаде фикх в основанной им медресе «Низамийа». Представитель калама (теоретическое богословие) ашаритского толка (аль-Ашари – известный мусульманский богослов). Способствовал узакониванию в исламе мистического способа постижения бога (суфизм). Понимал этот способ как интеллектуальную интуицию и видел в суфизме учение о нравственном совершенствовании. Критиковал современных ему богословов за прагматизацию веры, а офилософовп – за неспособность разрешить противоречия между рациональным знанием, логикой и буквой священных текстов. Развивал концепцию свободы выбора между дурными и хорошими поступками и ответственности за этот выбор. Оказал огромное влияние на развитие религиозной и философской мысли мусульманского средневековья, а также на средневековую европейскую мысль.

Мухаммад (570–632 гг.) – основатель ислама, «посланник Аллаха». Выходец из небогатой семьи рода хашим влиятельной в мекке родо-племенной группы курайш. Уже в юные годы много ездил с торговыми караванами и познакомился с миром разных религий, в том числе христианским и иудейским, встречался с христианскими монахами, но искал собственный «истинный» путь к Богу. Напряженные религиозные размышления со временем вылились в «чтение» людям открывшегося ему божественного слова (Коран – букв. чтение). Пропаганда новой религии сопровождалась столкновениями с традиционными языческими настроениями мекканцев. Отвергнутый своим племенем, Мухаммад в 622 г. вынужден был покинуть Мекку и переселился в Медину (Ясриб). Здесь Мухаммад вместе со своими сподвижниками образовал «умму», мусульманскую общину, которая вокруг себя и в себе объединила людей разных этнических принадлежностей и положила начало новой социальности. Укрепление общины, ее военные успехи и сила ислама как религии помогла распространению его на большой территории Азии, Африки, Европы.

Еремеев Д.Е. Ислам. Образ жизни и стиль мышления. М., 1982. С. 75–215.

Ислам. Энциклопедический словарь. М., 1991. Коран. Пер. И.Ю.Крачковского. М., 1963.

Массэ А. Ислам. Изд. 3. М., 1981. Очерки арабо-мусульманской культуры V–XV вв. М., 1982. С. 75–215.

Панова В.Ф., Вахтин Ю.Б. Жизнь Мухаммада. М., 1990.

Роузентал Ф. Торжество знания. Пер. с англ.

М., 1978. С. 3–56. Фролова Е.А. Проблемы веры и знания в арабской философии. М., 1983. С. 11–29.

Бартольд В.В. Культура мусульманства. Пг., 1918.

Беляев Е.А. Арабы, ислам и арабский халифат в раннее средневековье. М., 1965.

Грюнебаум Г.Э. Классический ислам. М., 1988.

Ислам. Религия, общество, государство. М., 1984.

Крымский А.Е. История арабов и арабской культуры. Ч. 1–2. М., 1911–1912.

Мец А. Мусульманский ренессанс. М., 1973.

Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М., 1991.

Фильштинский К.М., Шидфар Б.Я. Очерк арабо-мусульманской культуры. М., 1971.